Глава 2

— Доктор Брайт? Это по поводу номера семь...

— Ну что там такое? — Зажав трубку подбородком, Дженис Брайт размашисто поставила свою подпись под очередной служебной запиской и швырнула ее в корзину для исходящих документов. Хотя Марджори Нельсон была мертва всего лишь пару часов, рутинная канцелярская работа уже начала выходить из-под контроля. Если повезет, руководство университета пробудится от своей перманентной спячки и выделит ей временного секретаря, прежде чем она окажется погребена под грудой бумаг.

— Я думаю, вы захотите увидеть это своими глазами.

— Ради Бога, Кэтрин, у меня сейчас нет времени выслушивать твои туманные высказывания. — Для пущей выразительности она закатила глаза. Уж эти мне аспиранты! — Мы что, теряем его?

— Да, доктор.

— Сейчас приду.

— Проклятье! — Хирургическая перчатка ударилась о мусорную корзину с такой силой, что та закачалась из стороны в сторону. — Ткань снова разлагается. Точно так же, как у других. — Вторая перчатка последовала за первой, и доктор Брайт обернулась, чтобы с досадой взглянуть на тело пожилого мужчины, лежавшее на столе из нержавеющей стали, с раскрытой грудной полостью и отпиленной крышкой черепа, покоящейся возле уха. — Протянул даже меньше, чем номер шесть.

— Ну, он был старше, доктор. И отнюдь не в лучшей физической форме.

Доктор Брайт раздраженно фыркнула.

— Должна с тобой согласиться. Я даже удивлялась, что он протянул так долго. — Она вздохнула. Молодая женщина, стоявшая в головах трупа, выглядела совершенно подавленной. — Ради Бога, не переживай так, Кэтрин. Ты, как всегда, проделала все превосходно и ни в коей мере не несешь ответственности за достойные сожаления скверные привычки этого субъекта, которые он приобрел при жизни. Учитывая сказанное, удостоверься, что все бактерии погибли, и начинай обычные процедуры по ликвидации.

— Медицинская школа...

— Ну, разумеется. Вряд ли мы будем упаковывать труп в мешок с камнями и сбрасывать в озеро Онтарио, хотя, должна признать, что простота, присущая такой процедуре, кажется весьма привлекательной и составила бы меньший объем дополнительных работ. Дай мне знать, когда все будет готово, я должна провести у себя в кабинете еще пару часов. — Дотронувшись до дверной ручки, доктор Брайт остановилась. — Что означает этот чудовищный шум?

Кэтрин подняла широко раскрытые бледно-голубые, почти бесцветные глаза, продолжая исследовать содержимое черепной коробки старика.

— О, это номер девять. Думаю, ему не нравится находиться в боксе.

— Ему ничто не может нравиться, Кэтрин. Это труп.

Девушка строптиво повела плечами; воспринимая поправку, она явно не желала с ней мириться.

— Он стучит все время.

— Хорошо. Когда закончишь с седьмым номером, снова уменьши мощность. Нам совершенно не нужно ускоренное разложение тканей, вызванное его несанкционированными движениями.

— Да, доктор. — Кэтрин осторожно поместила извлеченный из черепной коробки мозг на пластмассовый поднос. Свет люминесцентной лампы, установленной над столом, украсил его серо-зеленоватую массу золотистыми бликами. — Было бы превосходно, если бы мы могли проводить окончательные работы на субъекте, который подвергся предварительной подготовке... Я хочу сказать, что задержка, вызванная необходимостью индивидуального подбора бактерий, может сказаться на них отрицательно.

— Похоже, что нет, — саркастически заметила доктор Брайт, сопровождая свои слова укоризненным пожатием плеч по поводу стука, доносившегося из герметичного бокса с номером девять, и проследовала к выходу из лаборатории.

Стук продолжался.

— Куда вас доставить, леди?

Вики открыла рот, но вдруг поняла, что не имеет ни малейшего представления, куда нужно ехать.

— Королевский университет, пожалуйста. Биологический факультет. — Тело ее матери уже, должно быть, увезли в морг. Конечно, кто-нибудь сможет сказать ей, как добраться...

— Королевский университет — это целый студенческий городок. — Таксист развернулся со стоянки у вокзала и повернул на Тейлор Кидд Бульвар. — Вы знаете точный адрес?

Она знала адрес. Ее мать с гордостью водила ее вокруг нового здания университета сразу после того, как оно было построено два года назад.

— Это на Арч-стрит.

— Вниз, по направлению к старой больнице, не так ли? Прекрасно. — Шофер добродушно улыбнулся ей в зеркало заднего вида. — За пятнадцать лет работы не было случая, чтобы я заблудился. Сегодня хороший денек. Похоже на то, что весна все-таки решила сменить гнев на милость.

Вики бросила взгляд из окна машины. Солнце сияло. Так же солнечно было и в Торонто? Она не смогла вспомнить.

— Знаете, зима — более удобное время для нашего бизнеса. Мало кому захочется прогуляться, когда слякоть доходит доколесных колпаков автомобиля, верно ведь? И все же апрель не так уж плох, хотя у нас здесь выпадает масса дождей. Пусть будет дождь, вот что я говорю. Как долго вы намерены оставаться в Кингстоне?

— Еще не знаю.

— Приехали навестить родственников?

— Да.

«Мою мать. Она умерла».

Тон ее кратких, односложных ответов привел таксиста к выводу, что клиентка не в настроении вести беседу, и дальнейшие вопросы задавать не стоит. Тихо насвистывая, он оставил ее в относительной тишине наедине со своими невеселыми мыслями.

Попытка объединить бетонное покрытие перед новым зданием комплекса биологических исследований с более старыми плитами известняка оказалась, на ее взгляд, не слишком удачной. Таксист, похоже, придерживался схожего мнения.

— Прогресс, — отважился ввернуть он, когда Вики открыла заднюю дверцу; щедрые чаевые снова развязали шоферу язык. — Однако в наше время ребята нуждаются не только в паре горелок Бунзена и элементарном наборе реактивов, чтобы проводить серьезные исследования, не так ли? В газете писали, что какой-то аспирант получил патент на новый вид бактерий.

Вики, протянувшая ему двадцатку, потому что это была первая банкнота, которую она вытащила из бумажника, не обратила внимания на замечание таксиста.

Тот покачал головой, наблюдая, как она устремилась вперед с нервно напряженной спиной, с огромной сумкой в руках, которую она держала, словно оружие, и предположил, что дамочке этой предстоит нелегкий день.

— Миссис Шоу? Я — Вики Нельсон...

Миниатюрная женщина за письменным столом вскочила, протягивая к ней обе руки.

— О да, конечно, я вас узнала. Ах, бедняжка, вам пришлось добираться сюда из Торонто?

Вики отступила назад, однако не смогла уклониться от крепкого рукопожатия. Прежде чем она смогла выговорить хоть слово, миссис Шоу прямо-таки набросилась на нее.

— Ну конечно, так оно и должно быть. Я хотела сказать, что вы были в Торонто, когда я позвонила, а теперь вы здесь. — Она улыбнулась, несколько смущенная, и выпустила ее руку. — Простите. Это просто... видите ли, ваша мать и я... мы дружили, мы работали вместе почти пять лет, и когда она... Я хотела сказать, когда... это было просто... такое жуткое потрясение.

Слезы, хлынувшие из глаз пожилой женщины, ужасно смутили Вики, которая, к ужасу своему, осознала, что не имеет ни малейшего представления, что ей следовало бы сейчас сказать. Все слова утешения, которые она произносила за эти годы, чтобы облегчить тысячи разнообразных видов скорби, вся ее подготовка весь жизненный и профессиональный опыт — все это в один момент куда-то испарилось...

— Простите меня. — Миссис Шоу поискала в рукаве и извлекла мокрую скомканную салфетку. — Каждый раз, когда я думаю об этом... Не могу справиться с собой.

— Именно поэтому я не перестаю повторять, что вам следует отправиться домой.

Вики с благодарностью обернулась лицом к женщине, произнесшей эти слова, спокойный, размеренный тон которых подействовал благотворно, как бальзам, на ее натянутые нервы. Даме, стоявшей в дверях кабинета, было за сорок. Невысокая, крепко скроенная, она была одета в практичный костюм — серые фланелевые брюки и белую, отделанную кружевом блузку под белым же рабочим халатом. Рыжевато-каштановые волосы коротко подстрижены в соответствии с модой; очки в массивной оправе прочно держатся на носу, густо усыпанном веснушками. Почти осязаемо чувствовалась ее уверенность. Внезапно Вики с удивлением осознала, что присутствие этой женщины удивительным образом ее успокоило.

Миссис Шоу шмыгнула носом и снова засунула салфетку в рукав.

— Но я же объяснила вам, доктор Брайт, что мне не хочется уходить домой, где я проведу остаток дня в одиночестве, тогда как здесь, в окружении людей, я, возможно, смогу даже сделать что-нибудь полезное. — Вики почувствовала, как тонкие пальчики миссис Шоу сомкнулись у нее на запястье. — Доктор Брайт, это дочь Марджори, Виктория.

Ладонь руководителя биологического факультета, обменявшейся с Вики коротким энергичным рукопожатием, оказалась теплой и сухой.

— Мы с вами встречались несколько лет тому назад, мисс Нельсон, сразу после вашей первой награды, мне помнится. Я с сожалением узнала о вашей болезни сетчатки. Должно быть, нелегко вам было оставить работу, которой вы отдавали всю свою душу. А теперь... — Она развела руками. — Примите мои искренние соболезнования по поводу кончины вашей матери.

— Благодарю вас. — Казалось, говорить больше было не о чем.

— Лечащий врач вашей матери, доктор Фридман, если вы пожелаете увидеться с ней, ведет прием в собственном кабинете. Что же касается тела, я распорядилась, чтобы его забрали в морг нашей больницы. Поскольку мы не знали точно, когда вы появитесь и какие дадите распоряжения по поводу обряда похорон, нам показалось, так будет лучше всего. Миссис Шоу позвонила, чтобы сообщить вам об этом, но, должно быть, вы к тому времени уже вышли из дому.

Такое обилие информации не произвело на Вики ощутимого эмоционального воздействия. Внезапно она обнаружила, что черпает силы из источника личности своей собеседницы, поддерживающей ее.

— Могу ли я воспользоваться одним из ваших телефонов, чтобы позвонить доктору Фридман?

— Разумеется. — Доктор Брайт кивнула, указывая на письменный стол. — А теперь, если позволите... — Повернувшись, чтобы уйти, она остановилась в дверях. — Да, мисс Нельсон, дайте нам знать, когда начнется заупокойная служба. Мы хотели бы... — ее жест включил миссис Шоу... — присутствовать на ней.

— На службе?

— Как известно, именно таковы обычаи во время похорон.

Вики едва ли уловила легкий сарказм этих слов, она расслышала только последнее слово. «Похорон...»

— Как странно. Она совсем не выглядит уснувшей. — В глаза бросалась лишь восковая, сероватая бледность, да еще, пожалуй, полное отсутствие каких-либо признаков личности, бесспорное свидетельство смерти. Вики безошибочно узнала то, что впервые увидела в лаборатории на кафедре судебной медицины. Мертвые переставали быть живыми. Это звучало достаточно несерьезно, но, пока она всматривалась в невероятно изменившееся лицо матери, она не могла думать ни о чем другом.

Доктор Фридман, снова накрывшая простыней лицо Марджори Нельсон, явно испытывала легкое недоумение, но решила придержать язык. Она почувствовала атмосферу сдержанности, которой окружила себя Вики, но не знала эту молодую женщину достаточно хорошо и не представляла, сумеет ли та достойно справиться с горем.

— Не вижу необходимости производить вскрытие, — пояснила она Вики, подавая санитару морга знак, что он может забрать тело. — У вашей матери в течение некоторого времени наблюдались нарушения сердечного ритма, и доктор Брайт оказалась практически рядом с ней, когда это случилось. Она утверждает, что налицо были все признаки обширного инфаркта.

— Обширный инфаркт? — Вики следила за тем, как захлопнулась дверь за удалявшимся ложем на салазках, и усилием воли заставила себя унять дрожь от струи холода, вырвавшейся из дверей морга. — Ей было всего пятьдесят шесть.

Доктор печально покачала головой.

— Такое случается.

— Она никогда не говорила мне об этом.

— По-видимому, не хотела вас беспокоить.

«Возможно, и говорила, но я предпочитала ее не слышать». Маленькая смотровая комнатка внезапно показалась удушающе тесной. Вики направилась к выходу.

Доктор Фридман, недоумевая, поспешила за ней.

— Судебный эксперт удовлетворен осмотром, но если вы считаете...

— Нет, не надо никакого вскрытия. — Ее мать пережила слишком многое, чтобы еще раз подвергнуть ее, вернее, то, что осталось от нее, подобному испытанию.

— Ваша мать заранее оплатила погребальные расходы похоронному бюро Хатчинсона на Джонсон-стрит, сразу же за поворотом на Портсмут-авеню. Хорошо, если бы вы связались с ними как можно скорее. Есть ли у вас кто-нибудь, кто мог бы проводить вас?

Брови Вики сошлись к переносице.

— Я не нуждаюсь в сопровождающем, — буркнула она.

— Согласно распоряжению вашей матери, мисс Нельсон, Вики... — Сотрудник похоронного бюро слегка побледнел, увидев выражение лица клиента, заставившее его вернуться к форме официального обращения исключительно по фамилии, однако он справился с собой и продолжал: — Она хотела, чтобы тело при церемонии прощания не было выставлено в открытом гробу.

— Понятно.

— Но она хотела быть забальзамированной, поэтому... вы не возражаете против послезавтрашнего дня? В этом случае у вас бы была возможность поместить сообщение в местной газете.

— Вы хотите сказать, что послезавтра — самый ближний срок?

Мистер Хатчинсон-младший нервно сглотнул. Он находил весьма затруднительным оставаться невозмутимым под столь вызывающим взглядом.

— Видите ли, это не совсем так, но мы постараемся сделать все возможное, чтобы подготовить процедуру послезавтра, ко второй половине дня...

— Тогда так и поступите.

Это было произнесено тоном, который невозможно было оспорить. Возможность дискуссии отрицалась начисто.

— В два часа вас устроит?

— Вполне.

— Что касается гроба...

— Мистер Хатчинсон, я поняла, что моя мать предусмотрела все.

— Да, это так...

— В таком случае, — Вики встала и перекинула сумку через плечо, — мы будем делать все в точности так, как пожелала моя мать.

— Мисс Нельсон... — Представитель похоронного бюро встал вслед за ней и повысил голос так мягко, как только смог. — Без сообщения в газете вы должны будете лично пригласить людей на похороны.

Плечи женщины слегка ссутулились, а пальцы, взявшиеся за дверную, ручку, дрогнули.

— Я знаю, — сказала она.

И вышла.

Мистер Хатчинсон-младший снова опустился в кресло и потер пальцами виски.

— Осознание, что ничем не можешь помочь, — проговорил он, со вздохом обращаясь к стоящей в углу кабинета пальме в кадке, — самое тяжелое в нашем бизнесе.

Все, что окружало ее в детстве, показалось ей сейчас неправдоподобно маленьким. Огромный двор позади углового здания на пересечении Дивижн и Квебек-стрит, где она росла, словно сжался до размеров чайного блюдца. На месте магазинчика, работавшего допоздна, на углу Дивижн и Пайн, была теперь цветочная лавка, а рынок напротив него, где она в двенадцать впервые устроилась на неполный рабочий день, вообще исчез. Аптека на Йорк-стрит все еще стояла, но если когда-то Вики казалось, что та находится на внушительном отдалении, то ныне складывалось впечатление, будто стоит только протянуть руку, чтобы до нее дотронуться. Дальше, по Квебек-стрит, никакого следа не осталось на месте старого клена, затенявшего дом Томпсонов, и даже лучи весеннего солнечного света не могли скрыть убогий, нежилой вид всего этого района в целом.

Стоя перед автостоянкой их многоквартирного дома, в который они переселились, когда в связи с уходом отца лишились дома в Коллинз Бэй, Вики впервые осознала, когда именно это произошло. За последние четырнадцать лет она приезжала сюда неоднократно; сравнительно недавно побывала здесь снова, но никогда не замечала столь радикальных перемен.

«Быть может, потому, что один фактор, всякий раз, когда я приезжала сюда, оставался неизменным...»

Она не могла больше откладывать это.

Железная входная дверь в подъезде была открыта. «Как ни усиливай дверь, она ни от чего тебя не защитит, пока ее не замкнешь. Если бы я сказала ей... сказала ей... хоть однажды сказала ей...» Армированное стекло задрожало, когда она с силой захлопнула дверь и, спотыкаясь, спустилась на половину лестничного пролета, ведущего вниз, в квартиру матери.

— Вики? Хм, мне следовало сразу догадаться, что это именно ты хлопаешь дверьми.