10

— Послушаем слово Господне. Сегодня мы прочитаем из Евангелия от Матфея главу 28, стихи с первого по седьмой.

— Хвала слову Господа!

— По прошествии же субботы, на рассвете первого дня недели, пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб.

И вот сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем; вид его был, как молния, и одежда его бела, как снег; устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали, как мертвые.

Ангел же, обратив речь к женщинам, сказал: не бойтесь, ибо я знаю, что вы ищете Иисуса распятого; Его нет здесь — Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь, и пойдите скорее, скажите ученикам Его, что Он воскрес из мертвых и предваряет вас в Галилее; там Его увидите. Вот, я сказал вам. Этим заканчивается урок.

«Славься» зазвучало в полную силу, едва не приподнимая крышу церкви, и в это же самое мгновение вера в вечную жизнь, обещанную христианским Богом, могла бы сдвинуть сияющую стену между этим миром и силами тьмы.

Однако мгновение то было мимолетным.

— Назад. Посторонитесь, дайте пройти.

Двух мужчин в застегнутых за спиной наручниках вывели из-за полицейского ограждения на улицу. Любопытные соседи ринулись было вперед, но затем отхлынули, как живая волна, натолкнувшаяся на волнорез из синих мундиров. Ни один из братьев не заметил зевак. Роджер, от которого несло рвотой, все время отрыгивал, а из-под закрытых век Уильяма безостановочно текли слезы. Под дружное щелканье полудюжины фотокамер их без всяких церемоний запихнули в одну из патрульных машин.

Не обращая внимания на репортеров, выкрикивавших вопросы, двое констеблей забрались в машину и, включив икнувшую сирену, обогнули толпу, собравшуюся на соседней улице. Двое других полицейских примкнули к живой стене, блокировавшей вход во двор. «С газетчиками не разговаривать», — приказал им старший следователь тоном, не оставлявшим места для возражения.

Следующим на улице появилось тело на каталке, жутковато подпрыгивавшее, как живое, внутри пластикового мешка. Раздался дружный выдох, снова защелкали затворы фотоаппаратов, забубнил в микрофон телевизионный журналист, ведущий репортаж с места события. Запах антисептика от снаряжения санитаров оставил во влажном утреннем воздухе почти видимый след.

— Я видела ее перед тем, как копы засунули тело в мешок, — поведала какая-то женщина, явно соседка убитой, жадно внимающей аудитории. Она помолчала, наслаждаясь ощущением всеобщего внимания, и потуже подпоясала демисезонное пальтецо, накинутое поверх клетчатой фланелевой ночной рубашки. — Лицо разбито всмятку, а ноги разведены в стороны. — Женщина многозначительно качнула головой, добавив: — Сами понимаете, что это значит.

Слушатели закивали в ответ.

Когда фургон коронерской службы отъехал, полицейский кордон разомкнулся на отдельных мужчин и женщин, поспешивших убраться с дороги Майка Селуччи и его напарника, выходивших в этот момент со двора.

— Запишите показания всех, кто видел что-то или считает, что видел, — приказал Селуччи. В любое другое время его бы позабавила реакция толпы — половина людей приосанилась, а вторая половина потихонечку смылась, — но в это утро ему было не до смеха. Бессмысленность последнего убийства вызвала в нем такой холодный гнев, что он сомневался, сумеет ли когда-нибудь оттаять.

Репортеры, для которых история была реальнее истинного происшествия, рванули вперед, требуя от полиции хоть какого-то заявления. Оба следователя отдела убийств молча протискивались между ними, пока не добрались до своей машины; репортеры, подчиняясь остаткам инстинкта самосохранения, не решились преградить им путь.

Когда Селуччи открыл дверцу машины, Дэйв наклонился к нему и пробормотал:

— Мы должны хоть что-то сказать, Майк, иначе они напишут невесть что. — Селуччи ответил напарнику хмурым взглядом, но Дэйв не отступал от своего: — Я сам это сделаю, если ты не хочешь.

— Нет, уж лучше я скажу. — Он злобно взглянул на стаю шакалов. — Эта женщина, Аника Хендл, мертва из-за тех глупых историй о вампирах, что вы настрочили в своих газетенках. Вы в ее смерти виновны не меньше тех двоих кретинов, которых мы увезли. Вот вам новая история. Надеюсь, она пришлась вам по вкусу.

От ошеломленной группы отделился, держа наготове микрофон, один-единственный репортер, но Дэйв Грэм покачал головой.

— Я бы не стал, — тихо посоветовал он.

Так и не опустив микрофон, репортер замер, и вся братия молча наблюдала, как оба следователя уезжают. Неестественная тишина продолжалась, пока машина не свернула в конце улицы, а затем раздавшийся за спинами голос вернул их всех к действию.

— Я видела бедняжку перед тем, как копы засунули тело в мешок.

— Ты все еще водишься со своей подружкой из таблоида?

— Селуччи? — Вики откинулась в кресле, опустив телефонный аппарат на колени. — Что ты такое несешь?

— Я о той женщине, Феллоуз, что пишет для какой-то желтой газетенки. Ты с ней встречаешься?

Вики нахмурилась.

— Нельзя сказать, что я с ней встречаюсь...

— Ради Бога, Вики, сейчас не время для игры в слова! Я ведь не спрашиваю, спите ли вы вместе. Так ты еще водишь с ней дружбу?

— Да. — Вики действительно собиралась позвонить ей и узнать, нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы развеять страхи Генри о толпах простолюдинов, вооруженных кольями и чесноком. По какому странному совпадению Селуччи вдруг вспомнил об Энн Феллоуз в тот же самый день? Эти двое встречались только один раз и не нашли общего языка, весь вечер ходя кругами, как два настороженных пса, готовых при первой возможности вцепиться друг другу в глотку. — А что?

— Возьми ручку, бумагу и запиши то, что ты должна ей передать.

Его тон заставил Вики лихорадочно порыться в боковом кармане кресла, и к тому времени, как Майк начал диктовать, она уже вынула шариковую ручку и телефонный блокнот, испещренный кофейными кляксами. Когда Селуччи закончил, она тихо выругалась.

— Думаю, твое начальство не осведомлено о том, что ты разглашаешь эти сведения? — В трубке послышался усталый вздох, и Вики поспешила продолжить, не давая ему возможности ответить: — Ладно, забудь. Идиотский вопрос.

— Я не хочу, чтобы такое повторилось, Вики. Газеты раздули этот пожар, пусть теперь сами его и погасят.

Вики взглянула на записанные ею на трех листах подробности жизни и смерти Аники Хендл, и поняла причину гнева и подавленности Майка. По ее спине пробежал холодок.

— Сделаю, что смогу.

— Остается надеяться, что этого будет достаточно.

По тону Селуччи она поняла, что тот собирается повесить трубку, и отчаянно завопила: «Майк!» Секунды, которые ей пришлось ждать, прежде чем в трубке снова послышался его голос, показались ей невероятно длинными.

— Что? — прозвучал грозный рык.

— Сегодня вечером я буду дома.

Вики слышала, как он дышит, — значит, все еще был на линии.

— Принял к сведению, — наконец буркнул Селуччи, и щелчок, когда он повесил трубку, показался ей почти нежным.

Со своего места у стены Вики видела дверь, а также большую часть Блуар и Йонг через огромные окна кафе. Ей удалось уговорить Энн встретиться здесь за ланчем, вместо того чтобы рассказывать все по телефону — разговор предстоял слишком важный, не допускающий даже малейшего недопонимания. А так, лицом к лицу, у Вики было больше шансов убедить журналистку, что долг прессы теперь позаботиться о том, чтобы история Аники Хендл не повторилась.

Вики сидела и терзала картонный краешек стаканчика с кофе. Фицрой тоже хотел, чтобы в прессе прекратились статьи о «ситуации с вампиром», и Вики была готова ему помочь. Ей бы следовало раньше сообразить, что не одному Генри грозит опасность. Одноразовый стаканчик треснул, и она выругалась, когда горячий кофе брызнул ей на руку.

— Тоже мне, детектив. Я могла бы проломить тебе башку в двухметровой каморке, а ты бы даже меня не заметила.

— Откуда?..

— Я вошла через маленькую боковую дверцу, о моя пытливая подруга. — Энн Феллоуз уселась напротив Вики и высыпала первый из четырех пакетиков с сахаром в свой кофе. — Итак, что у тебя такого важного, что ты вытащила меня из дома в дождь?

Прокалывая кусочек маринованного огурца палочкой от канапе, Вики раздумывала, с чего начать.

— Сегодня утром убили женщину...

— Не хотелось бы перебивать твой дивный лепет, дорогуша, но женщин убивают каждое утро. Что такого уж особенного в этой новости, что ты решила поделиться ею со мной?

— Тут другое. Ты сегодня разговаривала с кем-нибудь из своей редакции? Быть может, слушала радио?

Энн закатила глаза, вгрызаясь в сэндвич с отварной говядиной.

— Не наседай, Вики. Сегодня пасхальное воскресенье, у меня, между прочим, выходной. Хватит того, что я барахтаюсь в этом дерьме всю неделю.

— Тогда позволь мне рассказать тебе об Анике Хендл — Вики взглянула на свои записи, больше для того, чтобы упорядочить мысли, чем вспомнить детали. — Все началось с газетных статей о вампирах...

— И ты туда же! Не поверишь, сколько шизиков обрывают телефон редакции последние две недели. — Энн глотнула кофе, нахмурилась и высыпала в стаканчик еще один пакетик сахара. — Только не говори, что мирные обыватели Торонто смертельно напуганы и ты ждешь от меня опровержения насчет вампиров.

Вики подумала о Генри, который прятался от дневного света всего в двух кварталах от кафе, а потом о молодой женщине, проткнутой насквозь заостренной хоккейной клюшкой, причем с такой силой, что она оказалась пригвожденной к земле, как бабочка, насаженная на булавку.

— Ты права. Именно этого я от тебя и жду, — сказала она сквозь стиснутые зубы и выложила все жуткие подробности об Анике так, словно стояла на свидетельском месте в суде, — голосом, лишенным каких-либо эмоций. Иначе ей не удалось бы продолжать без истерического крика и битья посуды.

Энн отложила сэндвич в самом начале рассказа и больше к нему не притронулась.

— Газеты подняли шумиху, — завершила рассказ Вики. — Теперь им нужно с ней покончить.

— Но почему ты позвонила мне? На месте преступления ведь были репортеры.

— Помнишь, ты как-то раз мне сказала, что разница между журналистом, ведущим колонку, и репортером в том, что первый не только задает вопросы, но и пытается на них ответить.

Энн вскинула брови.

— И ты запомнила?

— Я мало что забываю.

Обе женщины взглянули на записи, и Энн Феллоуз негромко хмыкнула.

— Везунчик. — Она собрала листки и, заручившись кивком Вики, сунула их в свой рюкзак. — Сделаю, что смогу, но ничего не обещаю. В городе полно ненормальных, и не все из них читают мою писанину. Наверное, бесполезно спрашивать, откуда у тебя эта информация? — В записках содержалось много деталей из тех, что обычно не предоставляются прессе. — Ладно, проехали. — Энн поднялась. — Я смогу обойти этот вопрос, не упоминая имени Селуччи. Надеюсь, ты понимаешь, что испортила мне воскресенье?

Вики кивнула и раздавила пустой стаканчик.

— С Пасхой тебя.

— Генри Фицрой сейчас не может подойти к телефону, но если после звукового сигнала вы оставите свое имя, номер и назовете причину, по которой обращаетесь к нему, он немедленно вам перезвонит. Благодарю. Если это ты, Бренда, то я успею к сроку. Можешь не волноваться.

Когда прозвучал звуковой сигнал, Вики еще соображала, кто такая Бренда и что именно он успеет. Затем она вспомнила капитана-мачо и полногрудую девицу. Мысль о вампире с автоответчиком по-прежнему казалась ей забавной, хотя она признавала, что в этом есть рациональное зерно. Создание ночи, добро пожаловать в двадцатый век.

— Генри, это Вики. Слушай, мне не имеет смысла приходить к тебе сегодня. Ничего нового мы не узнали, а в твоей засаде я тебе не помощник. Если что-то случится — позвони. Если нет, тогда я позвоню тебе завтра. — Она нахмурилась, вешая трубку. Почему-то всегда, когда она общалась с автоответчиками, ее голос начинал звучать, как у Джека Уэбба, читающего текст за кадром в старых сериях «Драгнет»[11].

Схватив куртку и сумку, она пошла к двери. После работы Селуччи отправится к бабушке, чтобы провести пасхальное воскресенье с многочисленными тетушками, дядюшками, кузенами и их чадами. Это случалось каждый праздник, и не было ни одной весомой причины выцарапать его оттуда, если только Майк не выезжал на дело. Если он не сможет получить от них то, что ему сейчас необходимо, а, учитывая все случившееся с Аникой Хендл, наверняка так и будет (семья у него, конечно, любящая и готова поддержать Майка во всем, но им никогда не понять ни его гнева, ни подавленности), то он придет не раньше восьми. У нее оставалось время ознакомиться со сводками по крайней мере одного отделения.

Когда она закрывала дверь, начал звонить телефон. Вики замерла, уставившись в квартиру сквозь шестидюймовую щель. Это не мог быть Генри. И Селуччи тоже. Эйлин все еще не было в городе. Скорее всего, это ее мать. Вики закрыла дверь. И совесть не слишком ее мучила.

«...А также кабели, электронная панель и улавливатель пыли. В общем, вся система». Вики постучала карандашом по сводке. То, что она знала о компьютерах, можно было с легкостью разместить на булавочной головке, и там все еще осталось бы место, но даже ей было понятно, что по сравнению с системой, украденной из запертого и охраняемого компьютерного магазина, тот, что стоит у нее в квартире, можно считать просто бухгалтерскими счетами.

— У, да это же сама Крылатая Победа.

Вики оскалила зубы, потом приподняла на миллиметр уголки губ, изображая улыбку.

— Штаб-сержант Гоуэн, какое неожиданное удовольствие.

Даже не пытаясь как-то замаскировать собственный оскал, Гоуэн схватил со стола сводки и развернулся всей тушей к дежурному сержанту.

— Какого дьявола здесь делает это гражданское лицо? — Он потряс в воздухе стопкой бумаг. — И у кого она получила разрешение читать эти документы?

— Э-э-э, я... — начал дежурный сержант.

Гоуэн перебил его.

— Да ты, твою мать, кто такой? Это мой участок, и здесь я решаю, кому позволено заходить за барьер, а кому нет. — Сержант мотнул пузом в сторону Вики, и та поспешно поднялась из-за стола, пока он его не задвинул, придавив ее к стене. — Эта гражданка не имеет никакого, блин, права даже близко подходить к этому зданию, хотя когда-то она и наводила здесь понты как крутой следователь.

— Смотрите, не доведите себя до инфаркта, штаб-сержант. — Вики влезла в куртку и повесила на плечо сумку. — Я уже ухожу.

— Чертовски правильно делаете, Нельсон, и запомните, назад лучше не возвращайтесь. — Вены на шее Гоуэна напряглись, а белесые глаза метали молнии. — Мне наплевать, кого вы там ублажили, чтобы получить свое звание, но теперь вы его лишились. Об этом тоже не забывайте!

Вики почувствовала, как у нее задергался желвак на скуле от усилия сдержаться. Карандаш, зажатый в правой руке, раскололся пополам, и громкий щелчок прозвучал в тихом караульном помещении как выстрел. Телефонистка подпрыгнула, но ни она, ни дежурный сержант не издали ни звука. Казалось, они даже перестали дышать. Вики с нарочитой аккуратностью выбросила обломки карандаша в корзину для бумаг и сделала шаг вперед. Весь мир сосредоточился для нее в двух голубовато-водянистых кружках, излучавших ненависть из-под седых бровей. Она сделала еще один шаг, так крепко сжав зубы, что заломило в висках.

— Действуй, — презрительно процедил он. — Пальни в меня. Я надену на тебя наручники так быстро, что твоя задница окажется в кутузке, прежде чем до башки дойдет, что произошло.

Вики сдерживалась из последних сил. Вырвавшись наружу, ее гнев ни к чему бы не привел, к тому же Гоуэн был прав, хотя ей и ненавистно было это сознавать. Ее звание больше не защищало ни от него, ни от системы. Двигаясь сквозь красную дымку собственной ярости, она кое-как вышла из участка.

Стоя на ступенях, она начала дрожать так, что даже пришлось прислониться к кирпичной стене. А позади раздавался громогласный голос Гоуэна. Дежурному сержанту придется отдуваться, приняв на себя всю силу начальственного гнева, и Вики бесило, что и тут ничего нельзя поделать. Знай она раньше, что штаб-сержант заглянет в полицейский участок в свой выходной, ее калачом бы сюда не заманили.

Гоуэн всю жизнь отчаянно стремился стать детективом, но так и не сумел избавиться от полицейской формы. Во многом именно штаб-сержанты руководили полицейскими силами, но Гоуэну было все равно — ему во что бы то ни стало хотелось стать инспектором. Уже дважды его обходили с повышением по службе, и он понимал, что мечте не суждено теперь сбыться. Он вдвойне ненавидел Вики — и за то, что она женщина, обыгравшая мужчину на собственном поле, а самое главное, за то, что именно из-за нее он получил взыскание по службе, когда она случайно увидела, как сержант мордует мальчишку в камере для заключенных.