Глава 1

Сон

Тусклые отблески праздничных огоньков слабо высвечивали во тьме хлопкового, склада две фигуры: высокого худощавого мужчину в темной вечерней паре и молодую женщину в пышном желтом шелковом платье. Их силуэты сплелись в объятии. Стенание ветра и шуршание листвы вековых дубов заглушали слова любви, срывающиеся с их губ.

Это уединенное место стало уже привычным для их встреч теплыми летними ночами. Склад находился в деревянной пристройке невысокой башни, стоящей почти у самого леса, особняком от остальных хозяйственных помещений. Иногда они забирались на чердак, откуда были видны окрестности.

Правда, в эту ночь все было совсем по-другому. Множество гостей прогуливалось по садовым дорожкам, то скрываясь в густой зелени, то снова появляясь в пятнах света. Даже сюда доносилась музыка из дома. Так что их уединение было весьма относительным, да и не могли они сегодня его себе позволить: их длительное отсутствие сразу заметили бы. Ведь праздник, бал, гости, иллюминация — все это было в их честь. Анне исполнилось девятнадцать, и они с Сэзом наконец-то объявили о своей помолвке. Бросать гостей надолго в такой день было по меньшей мере неприлично. Но пока Анна и Сэз просто сидели и целовались. Еще раз. И еще.

— Спасибо тебе за браслет, Сэз, — прошептала девушка. — Это самый лучший подарок сегодня.

Сэз наклонился еще ближе:

— Значит, я делаю вывод, что он тебе понравился?

— М-м-м, — протянула Анна, делая вид, что раздумывает.

Сэз тихо и счастливо засмеялся:

— «М-м-м» — это «да»?

— «М-м-м» — это «да»! — Она снова поцеловала Сэза. — Этот браслет просто восхитителен.

— Ну хорошо. — Он поправил ей выбившийся из прически локон. — Знаешь, у меня есть еще один подарок — медальон. Но ты получишь его только в день свадьбы.

Она запустила тонкие пальцы ему в волосы.

— Мне кажется, это уже излишество, ты слишком заботишься обо мне.

— Этот медальон в форме сердца, — продолжал Сэз, как будто не слыша.

— Да? Ну тогда ладно, так уж и быть. — Анна притворно вздохнула. — Если он в форме сердца, то я согласна.

Он снова поцеловал ее в губы.

— Золотой медальон как символ нашей вечной любви…

— Честно говоря, я не люблю золота.

— Но на нем уже есть гравировка! — возмутился Сэз.

— Да? — Анна бросила на него хитрый взгляд. — И что там написано?

Его дыхание коснулось девичьей шеи.

— Ты должна знать об этом, — прошептал Сэз трагическим шепотом. — Там выгравирован хранящийся в тайне рецепт персикового бренди тетушки Камелии.

— Обманщик!

— Ты узнаешь его сразу после того, как мы поженимся.

Она почувствовала его горячее дыхание на своей щеке. Анна глубоко вздохнула.

— Ты прав. Я уже полна желания иметь такой медальон. Может быть, ты мне его покажешь?

— Я его спрятал и ни за что не покажу раньше срока. — Сэз тихо засмеялся. — Ты сможешь надеть его в нашу первую брачную ночь.

Анна улыбнулась:

— Знаешь, я вовсе не собиралась в эту ночь спать одетой.

Сэз придвинул губы к ее уху:

— Наверное, нам пора к гостям. Нехорошо сбегать от людей, которые пришли нас поздравить.

— Сейчас. Еще минуточку. — Анна поцеловала Сэза.

— Ага. Еще минуточку. Или две…

Они были так заняты друг другом, что, кажется, забыли обо всем. Никто из них не обратил внимания на явственно различимый запах керосина. Опомнились они лишь тогда, когда яркое пламя уже охватило тюки хлопка, лежащие возле двери.

Анна сразу начала задыхаться в густом дыму. Биение сердца тяжелыми ударами отдавалось в висках. Сильным рывком Сэзу удалось выдернуть ее из огненного кольца, но следовало еще отыскать лазейку в сплошной стене удушливого дыма… Старый сухой хлопок горел быстрее, чем они могли двигаться. Языки пламени преграждали путь к выходу. Сэз развернулся и сильно толкнул Анну вперед, к задней стене склада.

В мозгу Анны бешено колотилась только одна мысль — погибнуть в такой день вместе с любимым человеком! Сгореть заживо! Господи!

Сэз ногой с размаху ударил по стене, отрезающей путь к свободе. Отвратительный вязкий дым поднимался вверх и, казалось, обнимал их за плечи, кружась в каком-то невероятном танце. Анна закашлялась. Огненные языки плясали совсем близко от ее лица. Дышать было уже почти нечем.

— Это невозможно! Ты не пробьешь стену ногой, Сэз! — отчаянно крикнула Анна.

Нагнувшись, Сэз ринулся вперед и снова изо всех сил пнул деревянные доски.

— Мы сделаем это, — прохрипел он сквозь стиснутые зубы, — должны.

Отчаяние превратило его такое родное лицо в незнакомую Анне маску. Сэз еще раз с разбегу врезался в стену. И еще раз. И еще.

Анна слышала его тяжелое дыхание и громкие глухие удары, хотела взглянуть, но не смогла: дым разъедал глаза, и сердце, казалось, в такт его ударам пытается пробить ребра и вырваться наружу. Иногда мелькала надежда, что еще чуть-чуть, и поток свежего воздуха коснется ее легких, но нет — кругом был только дым, ничего кроме дыма.

Заглушая шум крови в ушах, раздался громкий треск. Едва уловимое движение воздуха разорвало плотную завесу дыма, и, еще не смея поверить в случившееся, Анна сквозь огонь увидела пролом. Невероятно, но в стене остались лишь две доски!

Он сделал невозможное!

Сэз больно сжал ее руку и, рванув Анну вперед, буквально вытолкнул ее туда, где темнела ночь и воздух отдавал благодатной прохладой. Никогда она не вдыхала более чудесного аромата — аромата обычной летней ночи. Никогда она не думала, что ее так обрадуют знакомые очертания деревьев. Еще не придя в себя, задыхаясь и кашляя, Анна упала на грудь Сэза.

Когда чистый воздух привел ее в чувство и Сэз помог ей подняться, оранжевый столб огня, бьющегося в феерическом танце, все еще отражался в темной воде заболоченного рукава протекающей неподалеку реки. Анна в изнеможении прижалась к Сэзу. Только сейчас до нее дошло, насколько реальна была опасность, которой они избежали. От огня шел жар, но Анна стучала зубами, как на морозе.

— Ты в порядке? — заботливо спросил Сэз.

Анна выдавила из себя некое подобие улыбки:

— Хотелось бы думать, что да.

Сэз провел рукой по ее щеке, и на белой коже четко отпечатались четыре черные полосы, затем он бережно поцеловал ее. Анна держалась за Сэза, стараясь не упасть. При взгляде на огонь ее сердце снова начинало бешено колотиться. Сквозь завывание ветра и потрескивание огня послышался пронзительный звериный крик. Это был вопль души, терзаемой в аду, это было отчаяние оживших демонов.

Темная фигура, издававшая леденящие душу крики, выскочила из огня. Анна почувствовала, что ее все сильнее колотит в ознобе. Она крепче прижалась к Сэзу. Смятение охватило ее.

— Моди? — только и смогла произнести Анна. — Моди, это ты? Что ты здесь делаешь?

Моди, возникшая из огня, казалось, парила перед ними в облаках отвратительного серо-голубого дыма. Отблески языков пламени лизали ее лицо, призрачно переливаясь, придавая Моди вид ожившего покойника.

— Ты! — прорычала она Анне. — Отойди от него! — Один глаз Моди был наполовину прикрыт, другой судорожно подергивался. — Он мой! Он принадлежит мне!

Анна посмотрела в глаза своей кузины и ужаснулась. В них не было ничего человеческого, по крайней мере ничего от того человека, с которым Анна в течение всей жизни была по-дружески близка, с которым делилась своими девичьими тайнами. Друзья в последние годы остерегали ее, но Анна отметала их опасения и всегда бросалась защищать кузину, иногда даже жертвуя приятельскими отношениями…

— Она же способна на подлость, Анна. Она использует тебя, неужели ты не видишь этого, девочка?

— Помнишь, как ее отхлестал кнутом собственный отец? И как он упал с лестницы и сломал себе шею на следующий же день после этого?

— Она бы зарезала и собственную мать, если бы бедная женщина не была так ослеплена любовью к дочери…

— А я вам точно говорю, что это Моди была на чердаке вместе с Мартином, когда его нашли с перерезанным горлом! Ну да, в том доме, который снесло паводком прошлой весной.

Над головой ударил гром, и Анна вздрогнула. Разговоры про Моди Анна считала злыми сплетнями местных ревнивиц. Во-первых, еще с раннего детства Моди слыла первой красавицей округи, во-вторых, Анна знала, что некоторые недоброжелатели, никогда не видевшие ее, передавали сплетни друг другу просто от скуки.

Анна еще сильнее сжала руку Сэза.

— О чем ты, Моди? — Она пыталась говорить спокойно. — Ты же знаешь о моих отношениях с Сэзом. Он мне почти муж. Разве ты не слышала, что отец объявил о нашей помолвке сегодня в полночь?

— Нет! — Сжатый кулак Моди тяжело рассек воздух. — Нет, ты не можешь выйти за него замуж! Он мой! — Ее рука взметнулась вверх. Это произошло так молниеносно, что Анна даже не сразу заметила старый револьвер отца Моди, смотрящий ей прямо в лицо. — Ты не имеешь на него права, — выдохнула кузина.

Анна изумленно взглянула в черное отверстие ствола.

После того как они с Сэзом выбрались из огня, ее не переставала бить дрожь. А сейчас ей показалось, что все ветры мира пронеслись над ее головой, закружились, завыли и с размаху ударили в спину. Палец Моди плясал на спусковом крючке, как плясали вокруг них неистовые языки пламени.

Пистолет в руках Моди дернулся. Закричавший Сэз оттолкнул Анну куда-то в сторону. Моди мгновенно растворилась в ночи. Анна тяжело рухнула на землю, совершенно ошеломленная, ничего не соображающая, так и не успевшая понять, что же произошло. Она лишь слышала торжествующий, сводящий с ума вопль Моди. Этот звук был тем единственным, что еще воспринял ее воспаленный мозг. Анна поднялась на колени и медленно повернулась туда, где, по ее расчетам, должен был находиться Сэз.

Он неподвижно лежал на спине, широко раскинув руки. Прошло, может быть, еще несколько мгновений, пока Анна поняла, что за темная дорожка протянулась по земле, почему в огненных бликах она выглядит такой ярко-алой и почему один конец этой страшной дорожки идет от левого виска Сэза.

— Сэз! — Наверное, со стороны крик Анны был еще ужаснее, чем тот, который они услышали, выбравшись из огня. — Сэз, нет!.. Не умирай, не надо, Сэз! Ты не можешь умереть! Я люблю тебя, ты слышишь меня, Сэз? Ты не можешь умереть. Я же тебя люблю!

Анна зажала уши, чтобы не слышать собственного голоса. Казалось, истерика не прекратится никогда. Ее громкие отчаянные вопли резали уши ей самой. Ноги подкосились, и Анна рухнула куда-то вниз, туда, где в тусклых отблесках пламени лежал Сэз, ее единственный и любимый Сэз.

— Сэз, не покидай меня, пожалуйста, не покидай!

Подсознательно она понимала, что ведет себя как-то не так, что уже слишком поздно и ничего нельзя изменить. Анна повернула искаженное лицо в ту сторону, куда исчезла кузина.

— Моди! Ты же убила его! Он умер!

Она скорее почувствовала, чем увидела мрачный взгляд. Казалось, перед Анной были одни глаза, одни лишь безумные глаза.

— Не-е-ет! Нет! Это не я! Это сделала ты! Это твоя вина! Если бы не ты, Сэз женился бы на мне еще прошлым летом. — Сумасшедшая подняла оружие и направила его на Анну.

Почти не обращая внимания на Моди, Анна с ужасом смотрела на мертвого Сэза. Вид убитого вызывал в ней большее содрогание, чем ствол револьвера, дрожащий рядом с ней. «Не может быть, чтобы Сэз умер, это просто страшный сон!» — пронеслось у нее в голове.

Глаза Моди сузились, что придало ей сходство с разъяренным тигром. Курок лязгнул в темноте, но ничего не произошло. Барабан револьвера был пуст. Так окончательно и не придя в себя, Анна перевела бессмысленный взгляд на то место, откуда раздался сухой щелчок. «Что, я еще жива? Ну а дальше? Какой смысл жить без Сэза?»

Крыша горящего склада проломилась и с грохотом рухнула на землю. С пронзительным визгом Моди отбросила от себя револьвер. Сноп искр, гигантским фейерверком прорезав темноту ночи, начал подниматься над кронами двух огромных дубов. В их неверном свете, высоко подпрыгивая, танцевала Моди.

Эта дикая картина немного привела Анну в чувство, но не успела она опомниться окончательно, как Моди, возникшая рядом, толкнула ее назад к огню. Ненужный револьвер полетел в сторону, и Моди снова сунула руку в карман. В бликах огня длинное острое лезвие сверкало то красно-оранжевым, то золотым. Анна увидела нож и ощутила где-то в животе тошнотворное чувство страха.

Это был нож старого негра Сола, которым тот резал свиней. Из-за разговоров о восстаниях рабов мистер Леонард, надсмотрщик, убрал с глаз долой все, что хотя бы отдаленно напоминало оружие. Две недели назад обнаружилась пропажа ножа, и Леонард поклялся, что найдет его во что бы то ни стало в самое ближайшее время.

Но нож так и не нашелся, и все понемногу забыли о нем. Анна вспомнила, с каким страхом смотрела она на старого Сола — окровавленного, потерявшего сознание под ударами кнута. Рядом с ней тогда стояла Моди со странной и одновременно вызывающей ужас улыбкой на губах.

А теперь лезвие ножа плясало перед ее глазами, и озноб снова начал бить ее. А Моди явно не шутила, во всяком случае, вид у нее был самый решительный.

Наконец с каким-то звериным рычанием Моди бросилась на Анну. Бездумно, подчиняясь только защитному рефлексу, Анна кинулась на землю, успев схватить Моди за обе руки. Они молча боролись, мобилизовав все свои силы, и каждая из сторон имела свои преимущества. В тишине звучало лишь прерывистое дыхание обеих. Анна стиснула зубы, слезы капали из ее глаз, мускулы начало сводить, в груди, казалось, горел огонь…

Моди наступала. Анна споткнулась о ногу Сэза и упала навзничь. Лезвие передвинулось еще ближе к ее груди. Моди снова зарычала.

Сначала Анна ощутила только укол острия, но затем обжигающая боль поглотила все вокруг. Она еще успела увидеть губы Моди, скривившиеся в торжествующей ухмылке. Потом на Анну навалилась темнота.

Десятилетняя Дженнифер Франклин проснулась и с криком схватилась за грудь. Ее словно жгло огнем. Дженни упала обратно в теплую кровать и начала кататься по простыне, пытаясь унять боль, сотрясавшую все ее маленькое тело.

Девочка дрожала и плакала.

Раздался скрип открывающейся двери, и над головой зажегся свет.

Теплая ласковая рука погладила ее по голове:

— Дженни?

Услышав родной голос, Дженни повернула к матери заплаканное лицо.

Мама, в таком знакомом халате, склонилась над кроватью и еще раз погладила Дженни по голове, убирая с лица растрепанные волосы.

— Все в порядке, моя маленькая. Это просто нехороший сон. Успокойся и не плачь, сон может только напугать, и ничего больше.

Дженни снова зарыдала, как будто бы не слыша успокаивающих слов:

— Она убила меня, мамочка! Кузина Моди убила меня! Сначала она застрелила Сэза, а потом зарезала меня!

Рука на голове Дженни на мгновение застыла.

— Что за глупости ты говоришь, маленькая? У тебя нет кузины Моди.

— Нет! — Дженни вскочила и села на кровати, глядя на мать. — Это не сон! Я не могу чувствовать боль во сне. Она сделала мне больно! Вот посмотри! — Она задрала пижаму и показала место, которое болело.

Мать перевела взгляд туда, куда указывала дочь. Потом она закричала: на бледной детской коже между ребер виднелась кровоточащая рана. Женщина попыталась взять себя в руки, чтобы не напугать ребенка еще сильнее.

— Все в порядке, Дженни, не волнуйся, ты просто расчесала себе грудь во сне. — Она обняла плачущую дочь. — А все остальное тебе приснилось.

Но страх душной волной окутал Дженни. Она знала лучше. Это не сон. Все это было правдой.

Глава 2

Двадцать лет спустя

Огромный новый «корвет» серебристого цвета, на заднем стекле которого все еще торчал картонный талон продажи, занял место Дженни на стоянке возле дома. Проклиная нахального владельца автомобиля, она приткнула своего старичка «монте-карло» по соседству. Дженни взяла сумочку, кейс и две коробки с дискетами, мысленно приготовилась нырнуть в удушающую жару, подстерегающую ее в промежутке между двумя кондиционерами: в машине и дома.

«Корвет»! Этого только не хватало. Дженни покачала головой. По-видимому, автомобиль принадлежит кому-нибудь из гостей: она знала машины всех проживающих в апартаментах жилого комплекса «Ривер-Хэвен». Его жильцы принадлежали исключительно к среднему классу, поэтому «корвет» сразу выделялся из массы пикапов-грузовичков, четырехдверных седанов и маленьких автомобильчиков, хозяева которых заботились прежде всего об экономном расходе топлива. Ее старый добрый монстр «монте-карло» неплохо вписывался в эту компанию.

Дженни вышла из машины и сразу почувствовала, как жаркое небо Нового Орлеана придавило ее к земле. По дороге к дому она остановилась на ступеньках у почтового ящика, как всегда наполненного многочисленными бумажками.

Так… Рекламная афишка, еще одна, каталог новых компьютерных программ, дисконтная карта на моторное масло от Уолл-Марта. Руки мелькали, перебирая содержимое. Долгожданное письмо от родителей из Оклахомы. Дженни запихнула почту в сумочку и поднялась по ступеням. Дверь в квартиру на первом этаже была приоткрыта.

Сквозь дверной проем виднелась какая-то мебель и ящики, громоздившиеся посередине прихожей.

Так, очевидно, новый сосед. И вызывающе роскошный «корвет» скорее всего принадлежит ему.

Дженни почувствовала нездоровое желание просунуть голову в дверь и взглянуть на владельца автомобиля. Конечно же, она этого не сделает. По крайней мере сейчас. Этим можно заняться и позже, а заодно объяснить новичку местные правила парковки.

Дженни продолжала свой путь наверх. Господи, как жарко! Она судорожно шарила в сумочке, пытаясь найти ключи. Кейс отчаянно мешал Дженни и колотил по бедрам. Какого черта она ищет ключи, которые у нее в руке?!

На полдороге Дженни качнулась, потеряв равновесие, и чуть не упала. Она отчаянно изогнулась и уперлась носом в чью-то голую бронзовую грудь, спасшую ее от дальнейшего падения.

— Стоим, а?

— Роб! — облегченно выдохнула она.

Он обхватил ее обеими руками и легко поставил на ступеньки.

— Ты, как всегда, пребываешь в другом мире! Точнее, ты — в этом, а голова — в другом.

— Просто мне хотелось добраться до кондиционера еще до того, как я зажарюсь, — объяснила Дженни.

— Тогда лучше спуститься ко мне. У меня неплохой кондиционер, и есть шанс замерзнуть.

— Может быть, попозже, — с долей сомнения предположила Дженни. — Мне нужно успеть закончить одно дело.

Гигант Роб затряс белокурой гривой и страшно завращал глазами. Огорчился.

— Ну да, конечно: работа, работа и еще раз работа. По-моему, это все, что тебя интересует.

— Но, Роб, работа доставляет мне удовольствие.

— Что? И никакой личной жизни? Я давно перестал верить этим сказкам.

Дженни показала ему язык.

— Ну пока! Увидимся позже!

— Может быть, тебе помочь? — крикнул Роб вдогонку, кивая на кейс и дискеты.

— Спасибо, не беспокойся, дотащу сама.

Роб еще раз тряхнул головой, теперь уже вполне натурально. Почему это, черт возьми, она пошла к себе так скоро? Решила поиздеваться над ним? Их дружеские отношения позволяли ему обижаться на столь явно выраженное пренебрежение.

Она перехватила его взгляд:

— Объяснений не дождешься.

— Эй! Если ты хочешь остаться в живых, давай спускайся вниз, пока не поздно, — крикнул он.

— Ну-ну, — усмехнулась Дженни.

Роб понял, что последняя острота не удалась.

Обиженный, он устремился к своей квартире. Дженни убедилась, что Роб благополучно достиг конечного пункта, не снеся собственную дверь.

Он был ее самым ближайшим соседом и другом. Кроме того, она еще не встречала мужчины красивее Роба.

Широкоплечий блондин с узкой талией и длинными сильными ногами. Секс был его стихией. Дженнифер подозревала, что так будет до гробовой доски. Хотя справедливости ради надо сказать, что и вида одной голой ноги Роба было достаточно, чтобы толпы местных красавиц, преимущественно чернокожих, бежали за ним мили и мили. Если же они обнаруживали его в более интимном виде, например, в плавках, то последствия были непредсказуемы.

Она еще раз взглянула на дверь, за которой исчез ее буйный сосед. Семья Дженни почему-то была уверена, что милый Роб — предел ее мечтаний в этой жизни. Правда, родителей не устраивало образование Роба, отец называл его «простым, как трехдолларовая реклама».

«Ну что ж, каждому — свое», — резюмировала Дженни.

Она вошла в квартиру и несколько раз с наслаждением вдохнула прохладный кондиционированный воздух. Дженни прислушалась. Снаружи было тихо. Она бросила кейс, коробку с дискетами и опостылевшую сумочку на кушетку, запихнула туфли под кофейный столик, небрежно скинула юбку с блузкой и выдернула телефонный шнур из розетки.

Дженни вздохнула еще раз и с наслаждением откинулась на спинку стула, стоящего перед рабочим столом.

Так, теперь можно заняться чтением.

Пятница, планов на уик-энд никаких. Да и какие тут развлечения, когда ей предстоит дочитать «Безумную ярость».

Вообще-то она не любила и никогда не покупала бестселлеров, особенно с такими названиями. Как правило, ее кидало в сон уже от краткой аннотации на последнем листе. Однако книги Бретта Мак-Кормика отличались от остальной книжной дребедени. Все бестселлеры Бретта, которые Дженни смогла найти, захватывали ее без остатка. Цена для нее не имела значения.

Сейчас у Дженни складывалось странное впечатление, что когда-то давно она уже читала эту вещь, хотя роман вышел лишь месяц назад. Но иногда она просто знала, что произойдет дальше. Это ощущение сопровождало ее и когда она читала диалоги главных героев, и при описании событий. Все происходившее в книге было ей настолько близким, что временами казалось: это про нее.

Молодой южанин и его невеста… Странные, далекие и до боли знакомые образы проплывали перед ней. Дженни, пожалуй, даже завидовала.

Страстная любовь двух главных героев захватывала и одновременно удивляла Дженни. Она весьма сомневалась, что такое сильное чувство могло бы существовать сейчас. Конечно, описать можно все, что угодно, но описать так, как это сделал Бретт… Для этого нужно было любить самому.

Абсурд, но чувство зависти все больше завладевало Дженни. Да, она завидовала вымышленным, никогда не существовавшим людям! Да, она завидовала их сумасшедшей любви! Кроме того, ей всегда нравился размеренно-патриархальный стиль существования коренных южан прошлого века. Она была бы счастлива встретить человека, который так же, как тот далекий и незнакомый Сэз, медленно и нежно строил бы с ней доверительные отношения, не пытаясь затащить в постель после первой же чашки кофе. Никогда Дженни не встречала такого мужчину.

Дженни выплыла из сладкого тумана своих грез и постаралась собраться. С тех пор как она открыла роман в первый раз, она могла читать его в любой обстановке, без остановок и отдыха.

До конца оставалось не более сотни страниц.

Наконец Дженни дошла до последней главы. Темнота уже заползала в комнату, и она включила лампу. Она не замечала требований, которые вот уже битый час предъявлял ей пустой желудок. Наверное, пожар, потоп, землетрясение вряд ли смогли бы оторвать ее от истории жизни молоденькой и наивной дочери рабовладельца-южанина, ее жениха с соседней плантации и сумасшедшей, преследующей их кузины.

Дженни устроилась поудобнее, потянулась и продолжила.

«Тусклые отблески праздничных огоньков слабо высвечивали во тьме хлопкового склада две фигуры: высокого худощавого мужчину в темной вечерней паре и молодую женщину в пышном желтом шелковом платье. Их силуэты сплелись в объятии».

Рука, придерживающая книгу, вздрогнула.

«Так что их уединение было весьма относительным, да и не могли они сегодня его себе позволить: их длительное отсутствие сразу заметили бы. Ведь праздник, бал, гости, иллюминация — все это было в их честь».

Дженни почувствовала странное возбуждение. Ей казалось, что она проваливается в бездонную яму.

« — Это невозможно! Ты не пробьешь стену ногой, Сэз! — отчаянно крикнула Анна.

Нагнувшись, Сэз ринулся вперед и снова изо всех сил пнул деревянные доски.

— Мы сделаем это, — прохрипел он сквозь стиснутые зубы, — должны.

Отчаяние превратило его такое родное лицо в незнакомую Анне маску. Сэз еще раз с разбегу врезался в стену. И еще раз. И еще».

Она с трудом переворачивала неожиданно потяжелевшие страницы. Горло сжималось, и Дженни, жадно глотая воздух, оторвалась от книги и судорожно сцепила пальцы.

Этого не может быть! Это невозможно, чушь какая-то!

Воспоминание о забытом ночном кошмаре двадцатилетней давности потрясло ее.

Бред!

Тщетно пытаясь побороть страх, Дженни с усилием раскрыла книгу. Слезы потекли по щекам, мешая видеть буквы, в горле стоял горький комок, мозг отказывался воспринимать происходящее. Теперь ей нужно было прикладывать значительные усилия, чтобы продолжать.

« — Сэз, нет!.. Не умирай, не надо, Сэз! Ты не можешь умереть! Я люблю тебя, ты слышишь меня, Сэз? Ты не можешь умереть. Я же тебя люблю!»

Дженни снова оторвалась от книги и подождала, пока сердце перестанет так отчаянно колотиться. Да, догадка перешла в уверенность — это ее детский сон. Совершенно незнакомый человек описал ее ночной кошмар с абсолютной точностью. В книге фигурировали те же, что и во сне, имена, которые Дженни за двадцать прошедших с той ночи лет успела забыть.

Дженни не верила в переселение душ, считая подобные рассуждения полной чушью. Но и объяснить происходящее она не умела. Она решила взять себя в руки: зачем забивать голову всякой ерундой? Конечно, существуют люди, уверенные в том, что они уже жили раньше в другом воплощении, но Дженни к ним не относилась. Ведь если принять ее сон за реальность, то выходило, что когда-то она и была той самой Анной. Дженни потерла виски.

Красная метка на груди никогда особо не беспокоила Дженни. Обыкновенное родимое пятно. По крайней мере она всегда так думала. А теперь получается, что это безобидное пятно — следствие общения с чокнутой родственницей. Ей неожиданно показалось, что Сэз пожар, Моди — все это было вчера. Перед ней отчетливо предстала картина: Анна-Дженни (Дженни — Анна?) стоит перед горящим складом и, обезумев от горя, смотрит на труп любимого…

Разговорчивый продавец из книжного магазина однажды пытался убедить ее в том, что опытному гипнотизеру ничего не стоит поднять хладный труп и заставить его продефилировать перед удивленной публикой. Дженни слабо разбиралась в подобных вещах, однако ей совершенно не хотелось бы дважды пережить смерть любимого человека, а заодно и свою собственную. Господи! Покажи мне того, кто бы этого желал!

Дженни снова уставилась в книгу. Даже зная, чем все закончится, она решила дочитать до конца. Руки Дженни были холодны.

«Глаза Моди сузились, что придало ей сходство с разъяренным тигром. Курок лязгнул в темноте, но ничего не произошло. Барабан револьвера был пуст. Словно находясь под гипнозом, Анна безучастно наблюдала, как Моди дрожащими от нетерпения руками перезаряжала револьвер…»

Дженни будто наткнулась на стену. Перезаряжала револьвер? Но это неправильно!

«Веко на правом глазу Моди задрожало и начало медленно опускаться. Она подняла револьвер, по-звериному оскалясь:

— Теперь умри!»

Такого не было во сне! Книга врала!

«Анна отчетливо видела дрожащий палец на спусковом крючке. Что-то жаркое тяжело ударило ее в грудь и опрокинуло на землю. Падая, она еще успела заметить, как кровь мощным потоком хлынула на ее светло-голубое платье».

Голубое? Но… Но платье должно быть желтым!

«Уже упав, Анна нашла в себе силы повернуть голову в сторону Сэза, но силы оставили ее, и наступила темнота.

Дикий смех сумасшедшей снова зазвучал во мраке, рикошетом отскочил от речной глади, блестевшей сквозь черные деревья, и затих, словно споткнувшись об умирающий огонь. Моди отпихнула Анну от Сэза и опустилась на колени.

— Он мой! — закричала она. — Мой! И никто не сможет забрать его у меня! Он мой! Отныне и навсегда!»

Безумные звуки смешались с запахом горького дыма и крови. Кожа покрылась противными мурашками. Дженни вздохнула и резко подняла голову, почти уверенная, что увидит перед собой Моди.

Тени. Почему так много теней прячется в углах ее комнаты?

«Успокойся. Возьми себя в руки», — приказала она себе.

Сердце колотилось, как когда-то давно после того сна, пальцы дрожали и не слушались, не хватало воздуха.

Только не потерять сознания! Но это стоило ей громадных усилий. Стараясь дышать ритмично, она обошла все темные углы комнаты. Сполохи огня, шуршание платья, отблеск ножа, истерический победный вопль — конечно же, все это существовало только в ее голове. Она просто стояла в темноте собственной, такой знакомой квартиры. Ее окружала привычная уютная мебель. Засыхающая бегония на подоконнике, рядом — пачка старых газет, ожидающая своей участи. Ни смеха, ни дыма, ни крови, которые еще несколько минут назад заполняли все вокруг.

— Успокойся, — сказала Дженни себе еще раз. Дышать ей уже стало заметно легче. Воздух все еще казался тяжелым, но уже не пах горящим хлопком.

Дженни вернулась к столу, резко захлопнула книгу и швырнула куда-то на пол. Руки все еще дрожали. Внезапный приступ тошноты заставил ее вскочить и ринуться в ванную. Слава Богу, она успела вовремя.

Дженни беспокойно металась в кровати всю ночь. Перед ней, смешиваясь, проносились сон, явь, книга, последняя глава. Заснуть было невозможно. Ей казалось, что, как только она закроет глаза, все снова оживет, задышит и задвигается. Дженни чудилось, что где-то притаилась реальная опасность. Здесь или там — она не знала.

Однажды в какой-то книге она нашла, что подсознание не умеет делать различия между тем, что хранится в его глубинах, и реальной действительностью. Теперь Дженни пришлось столкнуться с этим самой. Не было пожара, не было ножа, не было револьвера, не было безумной, черт ее побери, кузинушки, она сама это знала. Но подсознание… Подсознание настойчиво продолжало посылать короткие тревожные сигналы, от которых пробирал озноб. Как будто весь этот ужасный книжный эпизод пережила она, Дженни Франклин. И причем только что. Нет… раньше. Дженни почти физически ощущала, как нечто ищет ее здесь, в темноте, тихо подкрадывается, и…

Да чтоб вам!

Она рывком выскочила из постели, чувствуя себя последней идиоткой. Переселение душ, перевоплощения — с ума сойти можно! Был сон. Была книга. Ну и что?

Дженни вышла на кухню. К ее радости, в холодильнике обнаружилось мороженое. Если она так и не смогла заснуть, то хотя бы часть ночи пройдет с пользой.

Быстро положив себе огромную кучу разноцветных холодных шариков, Дженни смело вернулась в комнату, на всякий случай включив полный свет.

Первое, что она увидела, была книга, лежавшая на полу, почти в самом центре комнаты. Дженни обошла ее стороной, как будто бы там, мирно свернувшись в кольцо, отдыхал небольших размеров удав, и снова обругала себя. Это всего-навсего обыкновенная книжка, а она обходит ее стороной!

Теперь Дженни занимал другой вопрос. Почему Мак-Кормик, всегда аккуратно и одновременно занимательно излагающий свои мысли, абсолютно точно, до мелочей, описал ее сон, включая не только характеры, но даже имена героев, а в самом конце книги понес какую-то отсебятину? И откуда, черт побери, этот Мак-Кормик вообще мог что-либо знать об этом?

Чтение последней главы повлияло на ее чувства так, словно… Как бы выразиться поточнее? Словно кто-то прошелся по ее могиле. Дженни сама до конца не поняла своих ощущений. Пока еще нет.

Покончив с мороженым, она снова нырнула в постель, оставив свет включенным.

Утром Дженни проснулась совершенно измотанной. Она посмотрела в зеркало и ужаснулась. Огромные темные круги под глазами, забытая заколка, нелепо запутавшаяся в волосах, — все это было результатом весело проведенной ночки. Дженни, постанывая от усталости и от отвращения к собственной физиономии, шатаясь, побрела на кухню. Ей казалось, что без глотка крепкого кофе она умрет в самое ближайшее время.

Отбросив в сторону ночные кошмары, Дженни прицелилась и не без труда вставила фильтр в кофеварку, на ощупь нашла нужную кнопку и без сил рухнула на стул в нетерпеливом ожидании.

Мысли об этой чертовой книжке продолжали сверлить и без того гудящую голову. Даже при дневном свете ей временами казалось, что вокруг что-то ползает. Каким же образом все-таки абсолютно незнакомый ей человек воспроизвел ее сон двадцатилетней давности? Правда, с измененным финалом.

Дженни налила в чашку темной горькой жидкости. Отвлечься — вот что сейчас нужно. Допив кофе, она снова вошла в комнату. Первое, что ей бросилось в глаза, была книга, лежащая на том же самом месте, куда она швырнула ее ночью. Дженни подняла ее с пола, кинула на телевизор и не смогла удержаться от искушения ударить по ней кулаком. За дело.

Включить телевизор? Дженни не прельщало смотреть очередные головоломные приключения отважных мультгероев или учебную программу из серии «Как демонтировать старую ванну без ущерба для дома». Она прочитала письмо от родителей, но бесконечные проблемы многочисленных родственников не смогли отвлечь ее от того главного, от чего она, может быть, обманывая себя, пыталась убежать. Ее мысли снова и снова возвращались к книге.

Дженни повернулась спиной к телевизору и попыталась сосредоточиться на содержании вчерашней газеты. Политики, как всегда, обвинялись в коррупции. Чертовы газетчики! Звонари! Когда-то наивная Дженни думала, что они прежде всего нужны для того, чтобы сообщать последние новости. Свежую «новость» о том, что любой политик удавится за лишние десять центов, она услышала несколько лет назад, приехав в Новый Орлеан. Следующее сообщение было о пожарах в Луизиане. Этим и исчерпывалось то, что называлось новостями.

Она пробежала глазами рубрику рекламы фирм, предлагающих всевозможные виды отдыха на уик-энд, и лишний раз убедилась в своей правоте: даже в этом разделе было больше нового, чем в «новостях». Дальше. Топливная компания снова вылила в болото какую-то горючую гадость. Чеснок хорошо излечивает некоторые виды опухолей.

Дженни не смогла удержаться от сарказма:

— А как же насчет вампиров? Говорят, чеснок неплохо их разгоняет. Мир хочет об этом знать, а журналисты — ни гу-гу!

Прочие материалы газеты были приблизительно на том же уровне. Преступность упала, значит, скоро следует ожидать ее роста. С окончанием очередного школьного семестра подпрыгнет вверх кривая изнасилований.

Дженни была младшей дочерью в семье. У ее сестры и троих братьев никогда не водилось лишних денег, жизнь протекала в режиме строжайшей экономии и казалась серой и безрадостной. Нет худа без добра — она привыкла к такой жизни за двенадцать лет учебы в школе. После ее окончания Дженни смогла войти в реальный мир, не питая излишних иллюзий в отличие от многих своих сверстников.

Их небольшой городок — Чандлера — стоял посередине бескрайних пшеничных полей Оклахомы. Во время школьных каникул она всегда работала. Откладывая цент за центом год за годом и скопив небольшую сумму, по окончании школы Дженни отправилась в Оклахома-Сити, сняла небольшую квартирку и устроилась на скромную должность служащей в электрическую компанию.

Более подходящее место нашлось через три месяца, но и там она не удержалась долго. Однообразная работа в офисе, занятия одним и тем же быстро надоедали ей. Как только Дженни понимала, что каждодневная рутина начинает ее засасывать, она бросалась на поиски новой работы. И так много раз.

Набравшись печального опыта, Дженни решилась в одночасье начать кардинально новую жизнь. Неожиданно она вспомнила, что в свое время была очарована Новым Орлеаном! Ей казалось, что этот город, где говорили лениво и двигались медленно, лучшее место старого Юга. Новый Орлеан словно манил ее к себе издалека. Дженни смутно ощущала, что именно там она найдет свое счастье.

В Новом Орлеане решительности у Дженни несколько поубавилось. Ее подход к работе не изменился. Она меняла места с поразительной легкостью. Ей казалось, что в каждом офисе, где она служила, царили повсеместная тупость и неспособность к свободному творческому мышлению.

Отец-фермер с раннего детства приучал ее к строгому учету всего, что только можно было учесть, — сил, средств, времени, денег. Длинную вереницу ее постоянно сменяющихся шефов волновали исключительно доход и эффективность производства. В своем роде это, конечно, тоже был учет, но он напрочь лишал Дженни возможности думать самостоятельно. Она оправдывала это своим возрастом, так как была, как правило, значительно моложе остальных сотрудников. Ну а они смотрели на нее всегда как на новичка — подняться на более высокую ступеньку она просто никогда не успевала.

Наконец ей показалось, что она нашла для себя кое-что подходящее. В редких промежутках между очередными поисками работы Дженни очень часто приходилось иметь дело с новыми компьютерными программами. Она с удовольствием окончила вечерние курсы программистов и приступила к работе в коммерческой фирме, специализирующейся на разработке новых компьютерных программ.

Первая серьезная заявка поступила от владельца бакалейного магазина. Он захотел объединить свой офис и магазин единой компьютерной сетью. Про компьютер он мог сказать только, что это коробка с телевизором, а уж о первичных навыках работы на нем и говорить не приходилось. Дженни глубоко вздохнула, мысленно выругалась и с милой улыбкой пообещала превратить его офис в центр передовых программный технологий.

В полдень следующего дня Дженни принесла новый компьютер в бакалейный магазин и показала, как он работает. Менеджер велел попытаться обучить бакалейщика, как запускать «эту чертову штуку». Трудно сказать, получилось ли у нее последнее, но клиент остался доволен, и дело пошло на лад. Ее мастерство и опыт программиста быстро росли, и теперь, через пять лет, Дженни была достаточно опытным, авторитетным и прочно стоящим на ногах консультантом по программам. Однако жизнь продолжала дорожать, и Дженни, не желавшей покидать центр города, тот настоящий Новый Орлеан, сохранивший неповторимую атмосферу старого Юга, пришлось расширить сеть клиентуры и высчитывать каждый цент.

Когда клиентов не было, Дженни работала на дому, создавая собственные прикладные программы (Роб называл их игрушками), заодно создавая базу для дальнейшего развития собственного бизнеса.

Так и текло время. Если вдруг на рынке появлялась более мощная версия программы, Дженни приходилось начинать все сначала. Живя в таком ритме, она просто не могла выкроить время на то, чтобы подумать о личной жизни. Кроме того, не так легко было найти мужчину, который бы согласился целыми днями (а иногда и ночами) смотреть на жену, сидящую за монитором.

Дженни перевернула газетный лист и перешла к разделу юмора. Наконец-то она более или менее отвлеклась. Продажные политики, чудодейственный чеснок, книга, сон — все это понемногу ушло на задний план.

Но ненадолго.

Она перевернула страницу назад, к разделу, в котором писалось об уик-эндах. В правом нижнем углу полосы красовались репродукция знакомой обложки и объявление, что Бретт Мак-Кормик раздает автографы сегодня в книжном магазине Уолдена в два часа дня.

Дженни колебалась не больше мгновения. Итак, она встретится с человеком, проникшим в ее старый кошмар. Она посмотрит ему в глаза, может быть, сумеет поговорить с ним, может быть, даже решится расспросить… Да! Она его спросит: «Скажите, мистер Мак-Кормик, откуда вы вообще взяли эту историю? Придумали сами? От кого-то услышали?»

Совпадение. Да, опять совпадение: она и не подозревала, что ее любимый автор живет в Новом Орлеане. Она представила, как Питер Дженнингс, популярный телевизионный комментатор, расскажет эту невероятную историю с голубого экрана, как сама Барбара Уолтере возьмет у нее интервью, чтобы донести все детали до ошеломленных зрителей.

— Так ты, Джен, — или мне называть тебя Анной? — уже однажды пережила свою смерть?

— Да, Барбара, это было ужасно, я видела убийцу, видела, как она убивает меня!

Дженни усмехнулась и мысленно увидела свою улыбающуюся физиономию на тысячах рождественских сувенирных футболок.

Она совершенно успокоилась и вышла на раскаленную улицу. «Корвет» стоял на том же месте. Вздохнув, она пошла к своей машине, и снова ей показалось, что горячий воздух буквально давит на ее плечи.

Мотор ровно загудел, и Дженни покатила вперед по набережной Миссисипи, к магазину Уолдена.

Она ехала, чтобы найти ответ.

Как и каждую субботу, город был переполнен туристами. Одни желали посетить знаменитый новоорлеанский океанариум, другие просто хотели проехаться вдоль Миссисипи, чтобы через шестьдесят миль езды по шоссе, тянущемуся вдоль широкой реки, встретиться с голубыми просторами Атлантики.

Но для Дженни это была не просто суббота. Она чувствовала, что выяснит сегодня что-то очень важное для себя, что-то такое, что, возможно, в корне изменит всю ее дальнейшую жизнь.

К ее удивлению, народу у дверей магазина было больше, чем она думала: пожалуй, несколько сотен. Каждый из присутствующих, впрочем, не нарушая рамок приличия, пытался протиснуться поближе к дверям, что создавало незаметную со стороны толкотню. У дверей, грозя обвалиться на публику, возвышались два ярких рекламных щита.

Народ заволновался, расступился в разные стороны, и из магазина, улыбаясь, вышел человек, который знал то, чего не знала Дженни. Теперь она лихорадочно соображала, каким образом ей пробиться через плотную толщу людей, обратить на себя внимание знаменитого автора, заговорить с ним и задать тот самый главный вопрос. Стоило ей приехать на пару минут позже, она бы уж точно не смогла этого сделать. Стоящие впереди уже раскрыли свои экземпляры «Безумной ярости», надеясь получить автограф.

Минут через пятнадцать Дженни отчетливо поняла, что мысли в голове сбились в беспорядочную кучу. Она старалась хотя бы приблизительно сформулировать то, что ей было необходимо сказать Мак-Кормику.

«Извините, пожалуйста, почему вы описали в своей книге мой собственный сон?» Хорошенькое дело! После такого заявления она бы имела неплохой шанс пройти бесплатное психиатрическое освидетельствование за счет федерального бюджета.

В это время управляющий магазином вежливо и решительно выпроваживал за линию охранников тех, кто не держал в руках экземпляра книги с чеком магазина. Все они в мгновение ока оказывались за «линией общения».

— Но тогда мы не сможем получить автограф, — энергично запротестовала женщина, стоящая впереди Дженни.

Управляющий улыбнулся дежурной улыбкой:

— Мистер Мак-Кормик подписывает только книги, купленные у меня, причем сегодня. Если он узнает, что я нарушаю договор, он очень рассердится.

Толпа недовольно заворчала, но Дженни было не до того. В следующий момент Мак-Кормик поднял голову, они встретились взглядом и застыли, глядя друг на друга. Как будто что-то острое кольнуло Дженни. Она стояла не двигаясь. Он — тоже. Хотя она была уверена, что никогда не видела его раньше.

У него было смуглое скуластое лицо и классический античный нос. Блестящие черные волосы, ниспадающие на воротник рубашки, напоминали шелк. А еще у него были темно-голубые глаза, поражающие своей глубиной. Эти глаза смотрели на Дженни, а она буквально тонула в них. Первый раз в жизни Дженни находилась в состоянии настоящего шока.

За долю мгновения она прочла в его глазах и желание помочь, и доброжелательность, и облегчение, и еще очень-очень многое, что невозможно было передать словами. Дженни первая нарушила это телепатическое общение, отведя взгляд в сторону. Неожиданно во рту возник вкус мокрых опилок, и в груди появилась ноющая боль.

Беллетрист двинулся дальше, и теперь, как Дженни ни вытягивала шею, она видела только рослую привлекательную блондинку, как будто сошедшую с обложки журнала «Вог». Она шла вслед за писателем странной журавлиной походкой. Поравнявшись с Дженни, блондинка пристально посмотрела на нее.

Время уходило, и Дженни решилась.

Грейс Уорен, литературный агент и друг Бретта, неплохо заработала на его новом бестселлере. Как всегда, сопровождая его на подобных мероприятиях, она сразу выделила из толпы женщину, смотрящую на Бретта. Смотрящую, черт возьми! Это был не взгляд, а какой-то гипнотический транс. Да и сам Бретт, только что уверенно лавировавший меж своих многочисленных почитателей, как будто споткнулся.

Она прекрасно знала его обычный, предназначенный публике бегло-профессиональный взгляд и соответствующую таким случаям улыбку.

Грейс нахмурилась. Долгое знакомство с Бреттом позволяло ей делать определенные выводы. Нельзя сказать, что он не любил женщин, но дефицит времени накладывал определенный отпечаток на общение с ними. Бретт, как правило, общался с девушками спокойными, нашедшими свое место в жизни и имеющими до противности точно выработанный жизненный план. Самое главное, что эта категория женщин никогда не вмешивалась в его работу. А для Бретта это действительно было главным. Все они имели одно свойство, которое особенно импонировало Грейс, — редкие из них задерживались у Бретта дольше одной ночи.

А рядом с Грейс Бретт шел в гору не по дням, а по часам. Вот и сейчас ей предстояло утрясти все издательские проблемы и ринуться на телевидение в Нью-Йорк. Конечно, вместе с Бреттом.

Бретт продолжал пробираться среди толпы, каждый хотел поговорить с ним или хотя бы пожать его руку. Девушка с большими серыми глазами, которая на общем фоне, по мнению Грейс, выглядела сумасшедшей, судорожно полезла в сумочку, вынула оттуда лист бумаги, ручку, что-то быстро написала и передала Мак-Кормику.

Секундой позже Грейс вспомнила свои обязанности. Она сжала руку Бретта, задерживая его продвижение вперед, и громко сказала:

— Дамы и господа! Наша презентация нового бестселлера подошла к концу. К сожалению, мы крайне заняты, так как мистеру Мак-Кормику предстоят съемки на телевидении: в программах «Шоу сегодня» в понедельник, «С добрым утром, Америка» во вторник, а также в утренних новостях Си-би-эс в среду.

Они с Бреттом прощально взглянули куда-то в центр толпы, затем Грейс взяла его под руку и повела к дверям магазина. Бретт оглянулся, на его лице появилась улыбка, причем Грейс была уверена, что улыбка предназначалась той самой девушке, и последовал за своим агентом. Грейс обернулась, и ее беглый взгляд красноречиво сказал: «Очнись, милая. Здесь твои шансы равны нулю».

Глава 3

Всю дорогу до аэропорта Грейс и Бретт не проронили ни слова. Мысли Бретта были заняты девушкой с серыми глазами и волосами цвета липового меда. С тех пор как он встретился с ее внимательно-изучающим взглядом, она больше не выходила у него из головы. Прочитать записку при Грейс он посчитал неудобным, тем более что записки, переданные таким образом, обычно содержали одно и то же, за исключением имени и телефона.

Да, записки от поклонниц Мак-Кормик получал довольно часто. Правда, если девушка с серыми глазами рассчитывала поближе с ним познакомиться, у нее было на полшанса больше, чем у остальных. А пока он сидел в машине рядом с Грейс и гадал, что этой девушке было нужно.

На собственном опыте Бретт убедился, что в конечном счете женщинам всегда от него что-нибудь требовалось. Всегда и без исключения, рано или поздно, но это всплывало наружу. Бретт был для них своеобразным символом, целью, к которой надо идти, иногда по головам поверженных соперниц.

Бретт криво усмехнулся, вспомнив, что паломничество к нему началось еще во время учебы в колледже.

Его родной затрапезный городишко Форт-Уэйн, штат Индиана, отнюдь не считался центром мироздания, в который бы собиралась молодежь со всей округи. На втором курсе Бретт почувствовал тягу к спорту и решил всерьез заняться футболом. Команда его колледжа не блистала по этой части особыми талантами и за четыре года сумела выиграть целых три игры. Вскоре Бретт понял, что свободное время можно проводить не только обливаясь потом на футбольной площадке. Вежливо пожелав команде дальнейших успехов, он, чтобы не терять спортивную форму, переключился на женщин и за оставшееся время обучения постарался максимально преуспеть на этой стезе.

Он рассматривал встречи с ними приблизительно как посещение театра. Но театральный репертуар оказался однообразен, актерские роли расписаны, будто под копирку, и уже очень скоро Бретту все это донельзя надоело. Бретт вспомнил одну девушку из колледжа, которая, сидя за рулем «бьюика» (естественно, не своего, а папаши), битый час рассказывала ему, что предпочитает трахаться с мужиками, обладающими спортивным торсом, и именно поэтому выбрала Бретта. И, черт побери, очень сомнительно, чтобы остальные пассии Бретта рассуждали иначе.

В один прекрасный день герой-любовник понял, что если так будет продолжаться, то он останется без денег не только на учебу в колледже, но и на жизнь.

Но наконец колледж был окончен, и Бретт получил место преподавателя истории. Теперь девушки и молодые женщины, по-прежнему продолжавшие атаковать его, сменили цель и недвусмысленно намекали на свои «серьезные намерения».

Когда «Нью-Йорк таймс» анонсировал его первый небольшой роман, неожиданно ставший бестселлером, в бой вступили новые бойцы, напоминавшие по своей цепкости бульдогов. Теперь женщины хотели его славы, респектабельности и денег.

Сидя в машине, Бретт старался понять, почему же сегодня он выделил из общей массы почитательниц именно эту девушку. Он вспомнил ее глаза. Они притянули его как магнитом… Что же выражал этот взгляд?..

Когда Грейс остановила машину под надписью «Америкэн Эйрлайнз», Бретт все еще сидел, задумчиво уставясь в стекло и пытаясь воспроизвести в памяти ту девушку. Черт возьми, он, писатель, человек, обязанный четко формулировать свои впечатления, так и не смог найти нужных слов для того, чтобы описать ее глаза, глядевшие на него всего лишь сорок минут назад.

— …стоит изменить мои планы. Бретт?

— Прости, что?

— Ты слушаешь меня?

— Конечно, Грейс, внимательно слушаю.

— Да? Я спросила, уверен ли ты, что мне стоит лететь с тобой в Нью-Йорк. Повторяю это в третий раз. — Грейс начала раздражаться.

Бретт очень ценил Грейс как делового партнера Она всегда чувствовала его настроение и улавливала те моменты, когда ему нужно было остаться одному и собраться с мыслями. О ее профессиональных качествах Бретт также был самого высокого мнения: он никогда не встречал человека с такими организаторскими способностями. Их деловое содружество развивалось, крепло, постепенно с годами перерастая в дружбу.

— Ладно, Грейс. Я полечу один, — вздохнув, сказал Бретт. Он приоткрыл дверь. — Я дам эти три маленьких интервью и сразу вернусь домой.

— Маленьких? — Грейс насмешливо приподняла бровь. — Прошу прощения, я, видимо, не расслышала. Ты думаешь, что отделаешься маленькими интервью в трех главных программах страны?

Бретт закрыл дверь и снова уселся.

— Обещаю, что позвоню тебе, как только вернусь.

— Нет уж, хороший мой. Ты будешь звонить мне сразу после каждого интервью по утрам и давать подробный отчет.

— Слушаюсь, мамочка.

Коридорный услужливо распахнул дверь гостиничного номера и бесшумно закрыл ее за Бреттом. Единственное, что ему сейчас хотелось, так это добраться до постели и завалиться спать. Утренняя работа за компьютером, встреча с читателями днем, перелет из Нового Орлеана в Нью-Йорк вечером окончательно вымотали его. От одного вида кровати челюсти свело зевком.

Нет. Еще не все. Он забыл позвонить Кэй. Он обреченно вздохнул и, все еще поглядывая на кровать, набрал ее номер. Кэй великолепно справлялась с обязанностями личного секретаря Бретта, требуя взамен лишь учтивости, уважения и регулярной выплаты жалованья. Втроем они представляли собой маленькую и дружную ассоциацию. Работы было более чем достаточно, но без лишних людей делалась она быстро и споро, гораздо быстрее, чем у его знакомых писателей, содержащих громоздкий аппарат бездельников.

Но Кэй Олсен была не просто секретарем. Она была также его главным помощником, правой рукой, полномочным представителем и редактором. Она помогала ему вычитывать верстку, корректировала ее, исправляла ошибки, следила за соответствием оригиналу и делала еще многое-многое другое… Теперь, после нескольких лет совместной работы, Бретт, пожалуй, уже не смог бы обойтись без ее помощи.

— Мадам секретарь, — обратился он к Кэй, услышав ответ на другом конце линии, — вы, очевидно, догадались забрать дискеты, которые я оставил на столе перед отъездом?

— Очевидно, догадалась, — ответила Кэй, как всегда, мягко и мелодично звучащим голосом. — Как там Нью-Йорк? Ты, надеюсь, уже на месте?

Они поговорили еще немного.

— Я хочу успеть закончить работу над последними главами к твоему приезду, — сообщила Кэй. — Вычитать и распечатать.

— Не надо торопиться, — ответил Бретт. — Я планирую еще поработать с ними, когда вернусь.

Разговор начал увядать, и они пожелали друг другу спокойной ночи.

Кэй задержала руку на телефоне, пытаясь хотя бы таким образом продлить невидимую связь с Бреттом, с человеком, голос которого заставлял трепетать ее сердце. Наконец она убрала руку с трубки. О ее чувствах не догадывался никто. В сущности, Бретт был всего лишь одиноким холостяком, даже не подозревавшим, насколько круто может изменить его жизнь любимая женщина, способная отдать ему всю себя без остатка.

Кэй тяжело вздохнула и повернулась к компьютеру. Еще час работы, и вперед, на тренажер, стоящий в спальне. Чуть больше двадцати фунтов отделяли ее от того момента, когда ей станет впору пятидесятый размep. И тогда, может быть, Бретт начнет видеть в ней не только секретаря, но и женщину. Ее пальцы привычно бегали по клавишам компьютера, исправляя ошибки и оттачивая стиль. Кэй чувствовала себя ювелиром, полирующим алмаз и каждым движением заставляющим сверкать камень все ярче, К тому времени, когда Бретт закончит книгу…

Чуть больше двадцати фунтов отделяло ее от мечты. И она сбросит их к окончанию работы над этой рукописью. Обязательно сбросит и тогда, не стесняясь, расскажет Бретту все.

Осталось совсем недолго.

Кинув телефонную трубку, Бретт начал быстро раздеваться. Он даже не сразу понял, что это зашуршало в его кармане. Ах, черт! Как же он мог забыть? Он развернул записку, заранее зная, что в ней окажется имя девушки и ее телефон.

«Мистер Мак-Кормик!

Испытывая чувство глубокого уважения к Вам и к Вашим книгам, не могу не обратить Вашего внимания на то, что в последней главе «Безумной ярости» есть, очевидно, техническая ошибка.

Во-первых, платье Моди было синим, а не зеленым. У Анны же платье было желтым. Во-вторых, Моди не застрелила Анну. Она ее зарезала ножом, который украла двумя неделями раньше.

Если Вас интересуют еще какие-нибудь детали, звоните 555-4671».

Бретт перечитал записку снова и сел на кровать. Далекий образ мелькнул перед ним, через мгновение исчезнув. Что это? Шаровая молния? Откуда девушка с серыми глазами могла это знать? Где незнакомка прочитала первый вариант книги?

Должно быть, это шутка. Кто-то захотел невинно поразвлечься. «Кем-то» могла быть только Кэй. Она единственная держала в руках оригинальную версию романа, не считая Фрэнка, нью-йоркского редактора. Кстати, Фрэнк обожал давать ему советы по поводу отдельных деталей будущей книги. Бретту невероятно трудно было поверить в то, что девушка с серыми глазами знает Фрэнка. А вот ее знакомство с Кэй вполне возможно.

— Черт бы тебя побрал, Кэй! — в сердцах выругался Бретт. Она же знала его железное правило — до издания книги посторонние люди не должны видеть ни одной строчки. — Ну, попадись мне только!

Стиснув зубы и мысленно прощаясь с надеждой на скорый отдых, Бретт кинулся к аппарату и снова набрал номер Кэй. Из трубки зазвучали короткие гудки. Бретт глубоко вздохнул и повторил набор. Он знал Кэй, никогда она раньше не позволяла себе подобных идиотских выходок. Если Бретт не ошибся и Кэй действительно приложила руку к этой записке, все их деловые и дружеские отношения полетят к черту!

Да нет, конечно, нет! Не стоит перегибать палку и делать скоропалительные выводы. Надо сначала разобраться. Почему он, не первый год зная Кэй, должен был сразу подозревать ее в предательстве из-за идиотского клочка бумаги?

В следующий момент он уже набирал 555-4671.

— Алло!

— Это Бре…

— Это Дженни Франклин.

— Да. Я…

— Я сожалею, что не могу подойти к телефону в настоящее время…

Бретт почувствовал себя ослом.

— …но после сигнала вы можете оставить сообщение или имя и номер телефона. При первой возможности я обязательно перезвоню вам. Спасибо.

В трубке послышался короткий гудок автоответчика, и Бретт мысленно плюнул.

— Это Бретт Мак-Кормик. Я звоню по поводу вашей записки. Мне хотелось бы поговорить с вами, но неудобно делать это по телефону из Нью-Йорка. Я перезвоню, когда вернусь домой. Кстати, сколько времени вы знакомы с Кэй?

Бретт положил трубку.

— Я вернусь и первым делом убью тебя, Кэй!

Голос незнакомой Дженни Франклин оказался совсем не таким, каким представлял его себе Бретт. Он был тихим, мягким и, он бы даже сказал, волнующим. Словно прохладный мед в жаркий день. Бретт рассчитывал возвратиться домой в воскресенье. Хорошо, вот в воскресенье он и наберет этот номер еще раз и разберется во всем до конца.

Бретт рухнул в постель, стараясь больше ни о чем не думать. Размышления о сероглазой девушке слишком увлекли его, а в ближайшие дни ему предстояли три важных интервью, встречи со своим агентом, редактором, художественным оформителем и руководством нью-йоркского издательства. На десерт его ожидали выступления перед группами читателей в нескольких крупных библиотеках.

Бретт провалился в сон.

Сэз неторопливо спешился прямо у ворот конюшни и бросил поводья Джошуа.

— Добрый день, масса Сэз. — Старый негр расплылся в белозубой улыбке. — Все уже собрались перед домом и не хотят начинать пикник без вас.

— Ты хочешь сказать, чтобы я поторапливался? — улыбнулся Сэз.

Он мигом покинул площадку и быстрым шагом, почти бегом, припустил к большому белому дому, стоящему посреди зеленой лужайки. Дойдя до угла, он замедлил шаги. Наверное, Анна уже ходит под руку с отцом по лужайке, здоровается с гостями, может быть, ищет его глазами среди гостей.

Несколько месяцев назад Сэз вдруг перестал смотреть на младшую сестру своего лучшего друга и соседа Рэнделла как на маленькую девочку. Он словно проснулся в одночасье, почувствовав на себе ее взгляд. Теперь, даже проезжая стороной их поместье, он придерживал лошадь в надежде хотя бы издалека увидеть Анну. Стоило только Сэзу вспомнить ее глаза, искрящиеся смехом, представить ее руку в своей, как его сердце начинало учащенно биться. Почему-то у него сразу появилась уверенность, что он обязательно женится на Анне. Кстати, кто-кто, а Рэнделл уж точно был бы не против породниться с ним. Сэз поборол минутное смущение и двинулся вперед.

— Вот ты где, Сэз, дорогой!

Сэз скрипнул зубами, и улыбка мгновенно слетела с его лица. Кто-то цепко схватил его за рукав.

— Привет, Моди.

— А я уже решила, что ты больше никогда не приедешь к нам, так давно я тебя не видела. Я считала часы, Сэз.

Сэз, сдерживаясь, втянул в себя воздух сквозь зубы. Моди, кузину Анны и Рэнделла, даже последний чернокожий невольник за глаза называл самой злобной тварью в округе, и Сэз подозревал, что это был еще не самый нелестный отзыв. Даже мысль о том, что Моди и Анну связывают родственные отношения, казалась ему кощунственной.

Сэз был знаком с ними многие годы, и всегда он испытывал симпатию к Анне, а Моди словно не замечал и старался обходить стороной. Если это не получалось, он сразу же избавлялся от ее навязчивого общества. Потом он услышал, что Моди за спиной Анны распускает про нее грязные сплетни. Зная Анну — она была единственной, кто умудрялся сохранять с Моди дружеские отношения и с негодованием отвергать все, что о ней рассказывали, — Сэз посчитал излишним еще раз тратить время зря, но про себя решил дать Моди отпор при первом удобном случае.

Не взглянув на Моди, он вырвал у нее руку и, повернув за угол, зашагал навстречу Анне. Сзади послышался зловещий голос, достаточно громкий, чтобы его слышал Сэз, и достаточно тихий, чтобы его не слышали остальные.

— Ты никогда не получишь ее, слышишь? Никогда! Ты мой, Сэз, мой!

Сэз не обратил на ее слова ни малейшего внимания. Он, широко улыбаясь, шел по лужайке к Анне.

Бретт проснулся от отвратительного писка будильника, стоящего на ночном столике. Половина четвертого! Господи, как он ненавидел утренние шоу на телевидении! Неужели так трудно снимать их в более приемлемое для нормального человека время, если в эфир их все равно пускают в записи! Бретт зевнул и сел.

Нет, не «Шоу сегодня», а что-то другое сверлило ему голову, будто тупая игла. Труднообъяснимое спросонья тревожное ощущение нависло над ним черной тучей. Случилось что-то такое, что резко изменило его жизнь… Что-то важное. Бретт напрягся, пытаясь привести свои мысли в порядок, и наконец понял: сон. Точно! Ему опять приснился этот чертов сон.

С жалкой улыбкой, тряся головой и постанывая, Бретт выбрался из постели и, шатаясь, отправился под душ. Этот сон снился ему уже не первый раз, всегда повторяясь с абсолютной точностью. Бретт считал это подарком судьбы, потому что именно это сновидение и легло в основу последнего романа.

И вот теперь, понемногу приходя в себя под струями прохладной воды, он понял причину своего беспокойства. Сон начал меняться. Не по сути, а в маленьких, незначительных деталях. Бретт еще раз напрягся, пытаясь вспомнить, что же именно изменилось. Стоп! Вот оно! Бретт облегченно рассмеялся. В последнем сне он, как всегда, шел к Анне, гулявшей среди гостей на лужайке. Ни гости, ни лужайка, ни сам Бретт не изменились, не изменилась и Анна. Она была все так же весела и приветлива. Ее джинсы и сделанная в Новом Орлеане рождественская майка великолепно облегали стройную фигуру.

Глава 4

Новоорлеанское кафе «Дю Монд» располагалось в начале французского квартала Вье Каре. Хотя это кафе являлось островком спокойствия в окружающей суете, оно почему-то напоминало Дженни оклахомскую ярмарку. Дело было вовсе не в оформлении интерьера. Здесь стоял свой, неповторимый и ничем не объяснимый запах. Стоило Дженни закрыть глаза, как под влиянием этого запаха она видела себя шестилетней девочкой, прыгающей на одной ножке и с наслаждением вдыхающей пряный аромат от жарящихся оладий. Эти оладьи не имели ничего общего с оладьями, продающимися сейчас на каждом углу вместе с индейскими поджаренными хлебцами и пончиками. Может быть, именно поэтому она питала к ним необъяснимую слабость. Они имели кисловатый домашний привкус, при жарке брызгались горячим маслом, затем посыпались сахарной пудрой… Такие продавались только здесь. Очевидно, рано или поздно эта привычка заставит ее сдаться на милость дантиста, но Дженни ничего не могла с собой поделать.

Теперь она сидела за маленьким столиком у входа и предавалась сразу двум удовольствиям. Во-первых, она поглощала оладьи, во-вторых, рассуждала на вольную тему: «Когда же я успела чокнуться». По ее мнению, это произошло в тот момент, когда она передала записку Мак-Кормику около книжного магазина. Трудно было представить себе более идиотский поступок.

Тот факт, что Мак-Кормик воспринял ее как малость тронутую почитательницу, не вызывал у Дженни никакого сомнения. Во-первых, беллетрист был красив. Дженни не сомневалась, что толпы восторженных фанаток, бомбардирующие его знаками внимания, видят в нем не только писателя, но и мужчину. Во-вторых, быть писателем — это тоже немало. В-третьих, Мак-Кормик был не просто писателем. Он уже мог претендовать на мировую известность и, следовательно, обладал денежными средствами. Конечно, в определенной степени. Бросив писательскую деятельность, он вполне мог превратиться в банкрота. Но в том, что женщины всего континента преследовали его, Дженни была уверена. Она могла поспорить на свой новый CD-ROM, что была отнюдь на первой женщиной, всучившей знаменитости свой телефон.

Господи, какой же идиоткой она себя чувствовала! Если бы у нее была хоть капля ума, она бы еще тогда, когда Бретт позвонил ей, вернувшись из Нью-Йорка, сказала ему, что вся эта история с запиской не более чем кретинская выходка, извинилась и положила трубку. А вместо этого она назначает ему встречу во французском квартале и теперь ждет его в «Дю Монд».

Дура! Сегодня воскресенье. Восемь часов вечера. Она сейчас должна сидеть не здесь, а дома и адаптировать свой винчестер под последнюю версию Windows. Так нет! Неймется! Понесла ее нелегкая во Вье Каре обозревать обалдевших туристов, стройными рядами плетущихся со стороны площади президента Джексона и ждать Мак-Кормика. Туристы жаждали окунуться в мир джаза и вдохнуть аромат настоящего французского кофе.

Мир джаза был представлен саксофонистом на другой стороне улицы.

— Я — идиотка!

— Вы что-то сказали, мисс?

«Мисс» было произнесено с легким французским акцентом. Дженни наградила улыбкой проходящего мимо официанта:

— Просто разговариваю сама с собой.

— Я так и понял. Ваш джентльмен запаздывает?

— Нет! Джентльмен уже здесь.

Дженни подпрыгнула на стуле. Сидя в кафе, она испытывала одновременно два чувства: томительного ожидания и страха перед предстоящей встречей. Так как напротив нее уже сидел Мак-Кормик, первое чувство исчезло само собой. Второе продолжало царить в ее сознании.

— Привет!

От этого глубокого мелодичного голоса у Дженни пересохло во рту. Она смогла ответить лишь вежливым кивком. Сейчас перед ней был незнакомец.

Тогда, у магазина, ей показался знакомым его взгляд. Но сейчас он смотрел иначе, и Дженни также взглянула на него другими глазами. И вдруг она снова ощутила какую-то тайную внутреннюю связь между ними. Это было что-то стихийное и волнующее. Неведомое раньше чувство ворвалось откуда-то снаружи, волной прокатилось по всему ее телу и напомнило Дженни о ее женском начале. Синева его глаз тем временем становилась все темнее и глубже.

Дженни не выдержала и, неожиданно смутившись, отвела взгляд в сторону, на щеках проступил румянец. Ей почудилось, что эти глаза читают все то, что происходит в ее сердце.

Официант с будто приклеенной к лицу улыбкой вырос около столика:

— Желаете натуральный, с цикорием, смесь?

Бретт жестом показал, что право выбора предоставляет даме.

— Лучше смесь, — решила Дженни. Она не любила слишком крепкий кофе и уже предвкушала, как терпкий, чуть пахнущий цикорием напиток наливается в наполовину заполненную сливками чашку.

Не долго думая, Бретт заказал то же.

Когда официант отбыл, выражение лица Мак-Кормика резко изменилось, теперь оно стало чужим и суровым, будто невидимая стена выросла между ними. Дженни прекрасно понимала, что ее нынешний визави не придет к ней с цветами, но все равно не ожидала столь явной враждебности. От Бретта повеяло холодом. Дженни поежилась. Все правильно, сама виновата, позволила себе немного забыться. Кто она ему? Свисток от чайника, взявший на себя смелость послать дурацкую записку и, оторвав от важных дел, выдернуть в воскресную толкотню Вье Каре.

Ну и что? Вот он, перед тобой! Добилась своего, идиотка?

— Итак, — Бретт скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула, устраиваясь поудобнее, — у меня к вам только один вопрос. Как долго вы знакомь: с Кэй?

Дженни не сразу поняла, о чем ее спрашивают. Она и не предполагала, что речь пойдет о какой-то женщине, — С Кэй? С какой Кэй?

— С той самой, которая надоумила вас написать эту записку, маловразумительную как по форме, так и по содержанию.

— Надоумила… Меня?.. — Дженни наморщила лоб, соображая. — Боюсь, я не совсем понимаю, о чем вы говорите. Во-первых, написать записку — это моя идея, а во-вторых, я не знаю женщины с таким именем.

Бретт помолчал, пока официант, демонстрируя титанические усилия, медленно ставил две белые керамические чашки на стол. Во время вынужденного перерыва в беседе Бретт внимательно изучал свою собеседницу.. Конечно, рано было делать какие-то выводы, но на первый взгляд казалось, что девушка говорит правду. Когда профессиональная улыбка официанта снова исчезла из поля зрения, Бретт продолжил:

— Так значит, вы не знаете Кэй?

Дженни в который раз за сегодняшний вечер поняла, насколько глупо выглядит.

— Нет. Повторяю еще раз. Я не знаю Кэй.

Бретт опять почувствовал, что готов ей поверить, хотя встречал в своей жизни актрис и получше. Па большому счету он начал разговор не с того. Кто мешает ему расспросить на эту тему саму Кэй? Что он и сделает. Завтра. Когда поедет к ней домой за дискетами, с правкой. И вернется он оттуда только будучи твердо уверенным в виновности или невиновности своей секретарши.

Похоже, вопрос о Кэй поставил мисс Франклин в тупик. Но если она действительно не лжет, ответ на его следующий вопрос должен все разъяснить.

— Мисс Франклин, объясните мне, пожалуйста, поподробнее, как следует понимать содержание вашей записки.

Рука, подносящая чашку ко рту, остановилась, дрогнула, и Дженни, наткнувшись на отнюдь не ласковый взгляд, была вынуждена поставить кофе обратно на стол.

— Я не думаю, что это требует дополнительных разъяснений, — ответила она, секунду помедлив. — Моди застрелила Сэза, так как у нее был только один патрон. Следовательно, она не могла перезарядить револьвер и выстрелить в Анну. Поэтому Моди ее зарезала.

— Уточните чем.

Дженни отпила глоток кофе и ответила:

— Чем? Ножом, которым резал скот старый Сол.

Бретт устало вздохнул. Вот все и прояснилось.

— Итак, вы все-таки знакомы с Кэй, — произнес он утвердительно.

— Повторяю еще раз: не имею чести знать эту особу! — раздраженно отрезала Дженни. — Кстати, если уж я должна быть с ней знакома, кто она такая?

— Моя секретарша, если хотите знать.

— Простите, но какого черта вы решили, что я знакома с вашей секретаршей?

Бретт проигнорировал вопрос Дженни.

— Предположим, я действительно в первом варианте написал иначе. Но откуда у вас-то такая уверенность в том, что это был последний патрон, что невозможно было перезарядить револьвер и что Анна погибла не от пули?

— Потому что на самом деле было именно так.

Дженни сама не поняла, что сказала. Она бы с радостью взяла свои слова назад. Бретт не сводил с нее испытующего взгляда.

— Забудьте глупость, которую я сейчас сболтнула! — быстро произнесла Дженни. — Я… О черт! В общем, забудьте. Считайте, что я представила себе конец вашей книги именно так, а не иначе, вот и все. Послушайте, немедленно прекратите на меня так смотреть. Я вовсе не сумасшедшая, как вам наверняка кажется, по крайней мере не больше, чем все те, кто сидит вокруг нас. Я представила конец вашей книги так, как мне больше нравится. Вот и все.

Да, актриса из нее была так себе. Даже еще хуже. Она явно врала, но с какой целью, Бретт не мог себе представить.

— А где вы взяли этот сюжет? — невинно поинтересовалась Дженни.

Может быть, она просто обычная журналистка, пытающаяся таким идиотским способом взять у него интервью?

— Высосал из пальца, мисс.

— Ой ли? — подмигнула Дженни.

Нет. Журналист не станет вести себя так непрофессионально. Будь она репортером, была бы осторожнее, не «раскручивала» бы так явно. Однако все равно нужно быть предельно внимательным. Он был заинтригован, хотя ему самому это не нравилось. Но с другой стороны, Бретт часто совершал нелогичные поступки.

Дженни прекрасно выглядела, даже более чем прекрасно. Бретт не мог оторвать взгляда от ее вьющихся локонов, свободно падающих на плечи. На маленьком упрямом подбородке Дженни виднелась маленькая ямочка, свидетельствующая о сильном характере и ничуть не портящая ее красивого лица. Мысленно Бретт поздравил себя с тем, что знает ее телефон. Но было в этой девушке еще что-то, чему он пока не мог найти четкого определения. Черт, он и так уже совершенно выбился из намеченного графика работы! Но глаза Дженни заставляли его забыть о работе. Эти чистые серые глаза напоминали ему зимний туман над Понтчертским озером.

— Может быть, поужинаем вместе? — неожиданно предложил Бретт.

— Извините, что сделаем? — не поняла Дженни.

— Поужинаем. Например, завтра вечером. — Он сам не понимал того, что говорит. Каждая свободная минута была у Бретта на учете. Он должен был закончить книгу к концу месяца и с каждым днем все явственнее понимал, что не успевает. Потеря целого вечера, несомненно, означала цейтнот, из которого ему было уже не выбраться. Кроме того, жизнь научила его не верить женщинам в принципе, ни одна случайная знакомая не знала его телефона. — В семь часов.

Дженни переваривала услышанное секунд пять. Она и представить себе не могла, что их встреча закончится столь неожиданным предложением. Спору нет, ее тянуло к этому человеку, разбудившему в ней неведомые доселе чувства, но в голове уже загорелась красная лампочка с надписью «Стоп!». Шестое чувство предупреждало ее об опасности, о чем-то темном, пахнущем кровью.

— Благодарю вас, но… нет.

— Видите ли, в прошлую субботу у магазина я заметил в вашем взгляде что-то напоминающее ужас. Почему? Давайте все-таки поужинаем, и, может быть, вы расскажете мне немного больше, чем сегодня?

Что она могла ответить на его «почему»? «Извините, сэр, вы нарвались на истеричку»? Дженни решительно поставила на стол пустую чашку.

— Послушайте, произошла досадная ошибка, в которой виновата только я одна. Я очень сожалею, что оторвала вас от важных дел. Еще раз извините, спокойной ночи!

На ее лице отразилась целая гамма чувств. Это были и смущение, и колебание, и раздражение от чего-то, и легкая досада. Через секунду Бретт уже наблюдал, как ее юбка мелькает, удаляясь вдоль по улице, но вот ее заслонила набитая туристами раскрашенная конная повозка, и Дженни исчезла из его поля зрения.

Бретт допил свой кофе. Если в этом кафе не перестанут класть столько сахара в чашку, то скоро оно опустеет по той причине, что ни один постоянный клиент не пролезет в двери.

Почему же все-таки Дженни убежала? Не он затащил ее сюда, а она его. И если ей ничего от него не нужно (редчайший случай!), то для чего она вообще писала эту записку?

Бретт думал, что забудет Дженни Франклин на следующий день. Вечером в пятницу он начал подозревать, что ошибается. Ее образ постоянно стоял у него перед глазами: волосы светло-медового цвета, упрямое выражение лица, серые глаза, полные загадки. Где бы он ни был, чем бы ни занимался, перед ним стояла Дженни. Дженни Франклин, написавшая эту чертову записку.

Оказалось, что она говорила правду. Бретт пристрастно допросил Олсен на следующий день и прочел в ее глазах такое же недоумение, как и у Дженни. Поверив им обеим, Бретт окончательно запутался.

Он сидел, тупо уставясь на мерцающий курсор, видел перед собой глаза Дженни и был заранее уверен, что не напишет ни строчки. Какая, к черту, работа, если он не может сосредоточиться? Литературные обозреватели единодушно признали «Безумную ярость» лучшей книгой Бретта. Это пугало его: значит, теперь он просто обязан выдать на-гора еще более сильное произведение. В противном случае критика поднимет вой об иссякающем таланте автора.

Такое влияние литературных критиков на творчество сильно утомляло, их суждение висело дамокловым мечом как над ним, так и над любым другим писателем. Но таковы были правила игры, и никуда от них не денешься. «Ярость» могла быть лучшим его произведением или худшим — не важно. Сейчас больше всего на свете он хотел только одного — сосредоточиться. Новый роман шел тяжело. В любовной истории, которую он, мучась, выжимал из себя, не хватало какого-то свежего поворота сюжета, фабула была плоской и затасканной. И еще в нем не было настоящей любви.

Он пытался как мог поглубже влезть в придуманную им историю, вылепить новые, яркие характеры, подарить героям истинную, глубокую любовь. Все было тщетно. Если бы он сам хорошо знал тот предмет, о котором писал! Но слова его шли не от сердца, а из головы. Бретт, никогда не испытавший любви, бился как рыба об лед, понимая, что его новый роман разваливается на глазах, превращаясь в пустую картонную декорацию.

Бретта не покидало омерзительное ощущение, что он взялся не за свое дело. Он прекрасно понимал, что останавливаться уже поздно, но так же точно знал, что ничего хорошего из задуманного уже не выйдет. Кто он такой, какое он имел право, однажды сорвав аплодисменты, начать писать второй роман про любовь? Ноль. Пустышка. Когда он начинал чувствовать раскаяние, он давил его в самом зародыше. Если маячащий перед ним образ Дженни подсказывал, что пора посмотреть правде в глаза, он отворачивался. Только сейчас Бретт понял, что, взявшись за этот роман, он не учел одну небольшую деталь: он ни черта не знал о любви и еще меньше знал о женщинах.

И никогда раньше не желал знать. Его вполне устраивало существующее положение вещей. И теперь он все равно не напишет ничего путного, даже если все люди на земле начнут рассказывать ему, что такое настоящая любовь. На пальцах или в стихах, не имело никакого значения. Невозможно писать о любви, какой бы то ни было, никогда не испытав этого чувства.

Но, черт побери, Бретт же писал детективные романы, описывал леденящие душу убийства, хотя в жизни никогда не сталкивался ни с чем подобным.

Но любовь? Все его сведения об этом предмете были почерпнуты из таких же книжек или из случайных разговоров. Почему же он теперь не может выдать ни строчки, в то время как другие писали про любовь легко и свободно? Может быть, это особенность психики? Стоило в его присутствии завести речь о серьезных отношениях между мужчиной и женщиной, как Бретт сразу отделялся от собеседника легкой стеной иронии. Он не хотел ни убивать, ни влюбляться, он хотел только писать про это и ничего больше.

Бретт почувствовал потребность в свежем воздухе. Или в банке холодного пива. Он расстегнул взмокшую рубашку и, не вставая, отодвинулся от компьютера, Бретт оборудовал свое рабочее место прямо в спальне, благо места хватало, не то что в его прежней квартире. Раньше он жил в старом доме, где приходилось экономить каждый свободный дюйм не только пола, но и стен. Еще чуть-чуть, и Бретт начал бы всерьез подумывать о рациональном использовании потолка.

Бретт захватил с кухни пару банок пива и вышел во внутренний дворик размером чуть больше почтовой марки. Нависший над ним балкон занимал половину свободного небесного пространства. Если бы Бретту требовалось спрятаться от дождя или жаркого солнца, это обстоятельство его весьма бы порадовало. Но сейчас солнце уже село, и дождь тоже не намечался, поэтому крыши над головой не требовалось.

Бретт вышел из-под балкона и задрал голову вверх, пытаясь разглядеть звезды на маленьком прямоугольнике вечернего неба. Не так уж хорошо их можно было рассмотреть: огни Нового Орлеана затмевали собой даже звезды. Совсем иначе небо выглядело над рекой, над старым домом, где он жил раньше. Там звезды светили весело и ярко. Тяжелый, нагретый за день воздух доносил аромат дикого меда и свежескошенной травы.

На новой квартире Бретту по ночам оставалось лишь вслушиваться в гул автомобилей, перемежающийся с писком комаров, стрекотом сверчков и цикад, и наблюдать великолепный синеватый туман, насквозь пропитанный запахом бензина. Едва уловимое движение воздуха, которое язык не поворачивался назвать бризом, чуть заметно колыхало огромные пятифутовые листья бананового дерева, растущего в углу двора. Он с Удовольствием слушал звуки живой природы: они успокаивали. Если бы не автомобильный гул, можно было бы и вовсе отключиться от повседневной суеты.

Он услышал звук открывающейся балконной двери. Кто-то над ним вздохнул и облокотился на перила. Раздался странный звук, и Бретт понял, что это всхлипнула женщина. Хотя он и считал себя воспитанным человеком и не желал мешать, но все же выступил из тени и посмотрел наверх. Женщина в белой ночной рубашке с короткими рукавами стояла, облокотившись на перила, и напоминала обмякшую тряпичную куклу. Плач сотрясал ее, он шел из глубины души, из самого сердца, и Бретт просто не смог не шагнуть вперед и не задать абсолютно глупый вопрос:

— Эй, с вами все в порядке?

Было совершенно ясно, что с ней не все в порядке, человек, с которым все в порядке, не мог плакать так горько. Однако отскакивать назад в темноту было уже поздно. Женщина подняла заплаканное лицо от перил и, как показалось Бретту, вздрогнула. Сначала Бретт не поверил своим глазам. Она была его соседкой? Она?..

— Дженни? — Это слово было единственным, которое он смог выговорить.

Дженни, возвышающаяся над ним, выглядела совершенно ошеломленной.

— Сэз?

Холодок пробежал по спине Бретта.

— Это я, Бретт. Бретт Мак-Кормик. — Он не знал, что еще сказать. Но его глупость дала о себе знать, потому что следующий вопрос был: — Так с вами все в порядке?

Не обращая на Бретта никакого внимания, Дженни развернулась и скрылась в своей квартире. Бретт размышлял не более чем полсекунды. Он подпрыгнул и, сбив столик, подтянулся и вскарабкался на балкон. Стеклянная дверь была открыта, и Бретт проскользнул в комнату, совершенно не представляя, что будет делать дальше и готовый к любым неожиданностям. Он понимал, что ведет себя совершенно невообразимо, но Бретт ничего не мог с собой поделать. Дверь, судя по всему, вела прямо в спальню Дженни. Бретт обнаружил ее стоящей на коленях на кровати. Заплаканное лицо напоминало смятый лист бумаги. Казалось, Дженни пребывала в глубоком трансе: она стонала, плакала, что-то бормотала, раскачиваясь из стороны в сторону. Бретт прислушался.

— Сэз, нет! Не умирай, Сэз, ты слышишь? Не покидай меня!

Опять холодок побежал по его спине. Она, стоя на коленях, цитировала его роман. Точнее, конец романа.

— Дженни? — Может быть, она спит и не слышит его? — Дженни, это я, Бретт Мак-Кормик. — Он с опаской положил руку на ее плечо. Ее кожа была холодна как лед. Никакой реакции. — Ты в порядке, Дженни? — в третий раз спросил Бретт, уже устав удивляться собственной тупости.

Она, не переставая плакать, вяло сбросила его руку и поднялась.

— Ты жив!

Еще не осознав ее восклицания, он понял, что ее пальцы судорожно ощупывают его грудь, руки, шею, лицо…

— Спасибо тебе, Господи, спасибо тебе, — бессвязно повторяла Дженни. — Я считала тебя мертвым, а ты снова жив! Ты… — Она моргнула и испуганно вздрогнула. — Бретт?

— Да, Бретт. Вы уже проснулись? — Он сжал ее руки в своих. Они все еще оставались ледяными. — Похоже, вас мучил ночной кошмар.

Дженни обвела комнату затуманенным взглядом. Было в нем что-то дьявольское, как у кошки, загнанной в угол и готовой к атаке. Стоя неподвижно, она снова уставилась на Бретта.

— Ты же весь в крови.

— Что? Где?

Она взглянула вниз на свои руки. Бретт проследил за ее взглядом, на секунду поверив.

— Твои руки и твоя шея. Твое лицо.

И тут Бретт действительно увидел кровь. На груди и животе Дженни.

— Да это же не моя! Боже милостивый, ты вся в крови! Что здесь произошло, отвечай немедленно!

Она посмотрела на свою окровавленную рубашку и начала медленно падать на кровать. Судорога тяжелой волной пробежала по ее телу.

— Ничего не случилось, — с трудом произнесла Дженни.

— Ничего? Ничего, черт тебя побери? Ты же истекаешь кровью, тебе нужна помощь. Ложись в постель немедленно! — заорал Бретт.

С минуту поколебавшись, Дженни легла и посмотрела на Бретта.

Последнее, что она помнила: ей снова приснился сон. Тот самый, который выплыл из ее подсознания две недели назад из-за этой книги. Только теперь сон был страшнее и намного реальнее, чем тогда. Дженни не могла остановить слезы. Когда несколько минут назад Бретт вернул ее к действительности, она как раз увидела, что Сэз…

«Ну что, Дженни, — подумала она, — кажется, приехали. В самый раз бронировать место в спокойном доме с желтыми стенами и ласковым персоналом в белых халатах». Никогда во сне она не видела крови. За исключением одного раза, того самого. Она слышала, как кто-то ворвался в ее комнату через балкон и начал будить, но не смогла раскрыть глаза и остановить течение сна.

И вот рядом с ней на кровати сидит бледный от волнения Бретт.

— Все хорошо, Дженни. — Его голос звучал откуда-то извне. — Я просто хочу привести тебя в порядок. Скажи мне, что произошло?

Дженни поняла, что лежит перед Бреттом на кровати с идиотской улыбкой на лице, всхлипывая и еще не отойдя от сна. «Ничего особенного, Бретт. Меня только что укокошили. В смысле, зарезали. Но это только сон, ты же видишь, а кровь на рубашке — это галлюцинация. И мне, и тебе только кажется, что она есть, а ее нет. Шутка».

— Я очень сожалею, Бретт. — Мускулы ее живота напряглись, когда она почувствовала, что он сидит рядом на кровати. Что-то жаркое и необузданно дикое волной захлестнуло ее тело.

— Это похоже… — Он глубоко вздохнул, раздумывая. — Это выглядит так, будто ты очень сильно расцарапала себя во сне. Признаться, смотрится очень странно.

— Странно?

— Ага. От одной маленькой царапины, как правило, не бывает столько крови.

— Да, похоже, ты прав. — Дженни нащупала маленькую трехдюймовую отметинку между ребрами и, приподняв за край рубашку, показала ее Бретту.

— Плохой сон, верно?

Она жалобно вздохнула:

— Скверный.

Стараясь не причинить боли, он задумчиво опустил рубашку назад, вытер, как умел, кровь с ее рук, вспоминая футбольную молодость, наложил повязку на рану и почти насильно заставил ее встать с постели:

— Слушай, почему бы тебе не сменить рубашку?

Бретт вышел в ванную и осмотрелся. Там царили бесконечные флаконы, аэрозоли и баночки с косметикой, парфюмерией, гелями, лаком для волос и еще целой кучей такого, о чем Бретт не имел ни малейшего представления. Женская дребедень.

Он был абсолютно чужим в этом мирке. Бретт чувствовал себя инородным телом, но его влекло сюда. А почему, собственно говоря, его не могло тянуть к красивой женщине?

Он прополоскал половую тряпку и повесил ее на штангу занавеси. Образ Дженни преследовал его. Он вернулся в комнату. Вытянув шею, незаметно, краем глаза Бретт наблюдал, как постепенно высыхают слезинки, оставившие мокрые дорожки на ее нежной коже. Дженни дотрагивалась до него мокрой рукой, и в ее взгляде читался и незаданный вопрос, и мольба о чем-то…

Она смотрела на него так, словно Бретт был для нее центром мироздания, словно она любила его больше собственной жизни.

Господи, никогда ни у одной девушки Бретта не было таких глаз. Она не просто смотрела, она смотрела и видела, знала и понимала его, Бретта Мак-Кормика, проникая взглядом в самую глубину, в самую его суть. Зеркало отразило его глупо-счастливую улыбку. Ты спишь, Мак-Кормик, спишь.

Теперь на Дженни была надета белая футболка. На Щеках все еще виднелись следы недавних слез, а длинные золотистые ноги были покрыты «гусиной кожей», хотя в комнате было тепло. Она выглядела разбитой вдребезги.

— Ну что ж, — улыбнулся Бретт, — тебе нужно лечь и согреться.

— Как ты вообще сюда попал? — наконец поинтересовалась Дженни. — Что ты здесь делаешь?

Он расправил сбившуюся простыню и заботливо, но решительно уложил ее на кровать.

— Вообще-то я здесь живу — этажом ниже, прямо под твоим балконом.

— Что, прямо здесь, в этом доме? — вскинула на него удивленные глаза Дженни.

Бретт ответил не сразу. Он медленно взял ее за руку, словно пытаясь разглядеть на ней следы смытой крови и гадая, оставит Дженни руку в его руке или возмущенно отдернет.

Нет, Дженни не отдернула своей руки, она смотрела на него тем самым взглядом, который он поймал несколько минут назад.

— Да, — наконец произнес Бретт. — Я переехал сюда две недели назад, как раз накануне того дня, когда раздавал автографы на набережной. Слушай, я думал, такие совпадения бывают только в кино.

Дженни ничего не отвечала, продолжая неподвижно смотреть Бретту в глаза.

— Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь, Дженни? — сказал он, чтобы хоть как-то сгладить неловкость.

Она закрыла глаза и кивнула.

— Наверное, тебе нужно немного вздремнуть.

— Благодарю, я уже выспалась, — криво усмехнулась Дженни.

— Ты не хочешь поговорить со мной об этом? Я понимаю, что твой рассказ будет казаться неправдоподобным, но, поверь мне, я хороший слушатель. Может быть, если мы поговорим, я смогу тебе чем-нибудь помочь.

Дженни попробовала улыбнуться, но безуспешно.

— Со мной все в порядке, Бретт, действительно все в порядке. — Ее дрожащий голос выдавал обратное.

— Иди сюда, ты совсем замерзла. — Он ласково погладил ее по голове и прилег рядом, крепко прижав к себе.

Ему показалось, что он лежал бесконечно долго, боясь пошевелиться, боясь побеспокоить ее и напомнить, что он здесь, рядом. Бретт никогда не испытывал желания вот так просто лежать неподвижно, прижав к себе женщину, чувствовать ее дыхание и прислушиваться к частому биению собственного сердца. Непонятное ощущение своей вины перед этой девушкой тревожило его, и он снова и снова вспоминал то мгновение, когда он услышал, как Дженни бормочет слова из его романа. Слова, автором которых был он, Бретт Мак-Кормик. То обстоятельство, что они оказались соседями, Бретт воспринял как подарок судьбы, какой выпадает не чаще одного раза в жизни. После того как Дженни убежала из кафе «Дю Монд», Бретт решил, что эта девушка не желает иметь с ним ничего общего, поэтому, вспоминая ее, думая о ней постоянно, он все равно никогда не решился бы снова набрать ее номер. Всю неделю он только тем и занимался, что пытался убедить себя: случившееся — просто эпизод в его жизни, не более, и этот эпизод не стоит того, чтобы думать о нем постоянно. И вот теперь он лежал рядом с ней, обнимал ее, чувствовал ее постепенно согревающееся тело через тонкую ткань футболки. Дыхание Дженни становилось все ровнее, и Бретт решил, что она заснула.

«Неужели она до такой степени доверяет мне, что может спокойно заснуть рядом? Ведь она меня едва знает?» — пронеслось в голове Бретта. Дженни не производила впечатления наивной простушки или безоговорочно всему верящей дурочки. Честно говоря, при других обстоятельствах Бретт и сам никогда бы не лег в постель к почти незнакомой девушке. Он крепко обнимал Дженни и понимал, что все равно не сможет заснуть. Бретт представил, как горит свет в его квартире, мерцает курсор на пустом экране монитора и открытая балконная дверь продолжает гостеприимно впускать в спальню очередные комариные полчища.

Дженни спала спокойно, расслабившись после пережитого ночного кошмара, и Бретт все равно не решился бы нарушить ее сон среди ночи. Более того, ему вообще не хотелось покидать спящую Дженни не только этой ночью, но и завтра, и послезавтра. Никогда.

Глава 5

Дженни проснулась и ощутила восхитительное тепло, ласково окутывающее ее тело. Она медленно открыла глаза и не поверила им: тепло исходило от обнимавшего ее, спящего рядом мужчины. Бретт Мак-Кормик.

Что, черт возьми, произошло этой ночью? Она смутно припоминала, что ей во второй раз в жизни приснился один и тот же кошмар. Но почему рядом Бретт? Дженни залилась краской стыда. Последнее, что она помнила, был мертвый Сэз, холодеющую руку которого она держала. А что потом? Сэз превратился в Бретта? Он словно вышел к ней из ее сна. Он, умерший на ее руках, а потом возникший снова, успокаивающий и заботливо вытирающий слезы с ее лица. Неожиданно ей пришло в голову, что кусок утреннего неба, видный в открытую дверь балкона, очень далек от нее, а мирно спящий Бретт — совсем рядом. Тем не менее небо представлялось ей вполне реальным, а Бретт, которого можно было потрогать руками, казался фантомом, возникшим из ниоткуда и способным каждую минуту исчезнуть. Его дыхание было теплым и каким-то уютно-домашним, оно приятно щекотало кожу на ее виске. Одной рукой он прижимал Дженни к себе и, казалось, убаюкивал. Другая лежала поверх ее тела, как бы защищая, от нее исходили ласковые волны тепла и покоя. И… это казалось совершенно естественным. Естественно то, что Бретт находится рядом, что она лежит в его объятиях и слушает его мерное дыхание.

Привыкнув мыслить и поступать логично, Дженни понимала, что она должна сначала ущипнуть Бретта, а когда он проснется, выпихнуть его из своей постели. В случае же малейшей попытки сопротивления действовать еще более решительно. При всей благодарности к Бретту, который появился здесь именно в тот момент, когда она больше всего в нем нуждалась, Дженни считала, что ночевать в ее; комнате, а тем более на ее кровати, это уж чересчур. Но… Но что-то сидящее внутри, в такой глубине души, что туда было страшно заглянуть, удерживало Дженни от этого поступка, руша все ее привычные представления о жизни. Бретт вовсе не казался ей незнакомым и далеким. Боясь пошевелиться, она долго рассматривала его лицо, словно пытаясь увидеть в нем, как в зеркале, свое собственное отражение. Но как ни странно, она знала о нем больше, чем о любом другом мужчине, когда-либо появлявшемся в ее жизни.

Осторожно, чтобы не разбудить Бретта, она провела пальцами по бархатистой коже его груди и почувствовала манящую упругость мускулов. Он чуть пошевелился, и его рука оказалась напротив бедра Дженни. Она перевела взгляд обратно и вздрогнула, обнаружив, что темно-синие глаза Бретта ласкают ее своим взглядом.

— Никогда еще не спал с женщиной, — прошептал Бретт.

— Я так и думала, что ты еще невинный мальчик, верно? — ответила Дженни не без доли сарказма.

— Я сказал «спал», а не трахался. Это совершенно разные вещи, — улыбнулся Бретт. — Кажется, я знаю, что ты думаешь на этот счет.

Она снова провела пальцем по темным волоскам на его груди:

— Ну и что же, по-твоему, я думаю?

— То же, что и я.

— И от чего, позвольте спросить, такая уверенность?

— Вот от этого. — Его губы мягко, почти невесомо, как лепесток розы, падающий в траву, дотронулись до нее.

Они не торопились. Дженни и Бретт просто брали свое, благодаря судьбу, связавшую их, постигая друг друга медленно и понимая, что им некуда спешить и что вспыхнувшая в одночасье любовь принадлежит только им двоим. Это чувство было создано для них, и ни для кого больше, они это знали, и эта уверенность выплывала откуда-то из глубин каждого из них, сливаясь в единое целое.

Какой-то внутренний голос подсказывал Дженни, что она всегда знала Бретта, что они еще раз нашли друг друга, пусть в другом месте и в другом времени, но нашли, чтобы снова обрести потерянное счастье. Сама судьба дала им еще один шанс. И то, что происходило между ними сейчас, было чем-то очень важным, до самого основания изменившим все то, что происходило с ними до сих пор.

Если бы Бретту вдруг предложили резко изменить свою жизнь, он ни за что бы не согласился, но с Дженни он это сделал бы, не колеблясь ни доли мгновения. Он нежно поцеловал Дженни в губы. Она была его неотъемлемой частью. Это ощущение будоражило Бретта, зажигая в его душе незнакомый огонь настоящей, ни с чем не сравнимой любви, тысячами игл пробегая по натянутым струнам нервов. Они чувствовали, как наперегонки бьются их сердца, вздрагивают тела под прикосновением ласковых рук, смотрели в глаза друг друга, не в силах разорвать нить этого взгляда и понимая без слов все, что хотели бы прошептать их губы.

Будто яркая шаровая молния пронеслась в голове Бретта, Когда он вошел в нее и почувствовал то единение, к которому так стремились они оба. Дженни улыбалась Бретту, и слезы долгожданного счастья жемчужными капельками стекали по ее щекам. Он целовал ее в горячие губы, и его твердая плоть ласково и одновременно страстно все дальше и дальше проникала в тело Дженни, и все это сводило Бретта с ума.

Они были вместе навечно. Или им так казалось. А потом Земля сошла со своей орбиты, и горячий взрыв внезапного блаженства ожег изнутри их обоих.

— Хочешь верь, хочешь нет, — сказала Дженни несколькими минутами позже, — но, наверное, я все-таки сумасшедшая. Обычно я не занимаюсь такими вещами.

— Да? — Бретт погладил ее ногу. — И как часто развратные мужчины залезают к тебе через балкон в спальню по ночам?

— Я счастлива, Мак-Кормик, действительно счастлива.

— Я тоже.

— В таком случае я сейчас отдохну немного, а затем начнем снова.

Не открывая глаз, Бретт улыбнулся:

— Я уже напуган до смерти, мисс Франклин.

— Ха! Ты еще не представляешь, как я тебя напугаю. — Дженни притворно вздохнула.

— Догадываюсь. Я же совершенно беспомощен против комариных укусов мстительной женщины.

— Ах, мстительной? — Кажется, Дженни уже отдохнула. — Я тебе покажу, мстительной!

Она приподнялась и принялась щекотать его за левым ухом. Бретт, вскрикнув от неожиданности, пере, хватил ее руку и, изловчившись, куснул за шею до того, как она успела увернуться.

— Я, пожалуй, смогу уделить тебе еще немного своего драгоценного внимания, — продолжала она, все еще улыбаясь, и неожиданно осеклась.

Казалось, ее попытка пощекотать Бретта рывком выдернула его из состояния умиротворенной усталости. Он уже не улыбался, а совершенно серьезно смотрел на Дженни внимательным, изучающим взглядом. Откуда она знала о самом чувствительном месте на его теле?

— Кто ты, Дженни?

Такая резкая перемена в Бретте, только что безмятежно улыбающемся и вдруг заговорившем если не холодным, то деловым тоном, смутила и обидела ее. Стараясь не показывать этого, Дженни спросила:

— Слушай, принимая во внимание обстоятельства, в которых мы находимся, тебе не кажется, что об этом можно поговорить и после? — Она присела на краю кровати, немного отодвинувшись от Бретта.

— Нет, серьезно, кто ты? — В его голосе послышались требовательные нотки. — И откуда ты знаешь то, о чем не можешь знать? — Последнюю фразу Бретт произнес опять улыбаясь, но уже через силу.

— О чем ты, Бретт?

— О том самом месте, до которого ты дотронулась.

— Что с тобой, я не понимаю? — Изумленная Дженни привстала с кровати. — Про какое такое место ты говоришь? Ну хорошо, считай, что я просто догадалась.

— А моя книга?

— Что твоя книга?

— Про то, что должно происходить в конце, ты тоже догадалась?

Ей показалось, что температура в комнате упала градусов на двадцать.

— Что ты сказал?

— Я сказал: хватит со мной играть! — зло выкрикнул Бретт. Его рука больно сжала запястье Дженни. — Тебе придется сказать мне правду! Ты знаешь Кэй?

— Знаю! Ее фамилия Кэнфилд, живет в Чандлере, штат Оклахома, и я проглочу свои колготки, если вдруг окажется, что она нанялась к тебе секретаршей! Ты доволен? — Дженни не на шутку разозлилась.

Несколько мгновений назад она все еще надеялась, что Бретт ее просто поддразнивает, оставаясь все таким же мягким и любящим. Теперь будто пелена спала с глаз Дженни. «Боже праведный, и я занималась любовью с этим незнакомцем!» Одна эта нехитрая мысль, сознание того, что она так безрассудно отдалась человеку с чужими глазами, который сейчас так сурово допрашивал ее, показались ей безмерно унизительными.

Черт побери, она просто трахнулась с мужчиной, ненароком забравшимся к ней в постель! Как продажная шлюха! Как последняя тварь! Без лишних вопросов отдала свое тело соседу, даже не поинтересовавшись, не врежет ли он после этого ей по голове топором!

— Сейчас же отпусти мою руку! Слышишь, ты!

Бретт продолжал внимательно смотреть на нее, хотя теперь в его взгляде мелькнуло неподдельное удивление. Он несколько ослабил хватку, но руки ее не выпустил.

— Ответь мне. Откуда ты узнала про книгу?

Тогда, воскресным вечером в кафе «Дю Монд», Дженни бросила фразу: «На самом деле было именно так». Честно говоря, она и не думала, что все расскажет ему вот так сразу. А сейчас она была уверена, что не расскажет ему этого уже никогда.

Дженни высвободила руку и натянула на себя футболку.

— Хорошо, я тебе сейчас объясню. Я посчитала, что такая концовка книги более интересна. Естественно, я не знала и не хочу знать, что там у тебя было в первом варианте. Мне просто показалось, что пустой револьвер в руках Моди и затем появляющийся у нее острый нож придадут твоему роману больше остроты. Прости за каламбур.

— Продолжай.

— Продолжаю. Ты, конечно, очень подробно описал в романе, как эта чертова Моди стащила револьвер у своего дядюшки и как применила его той ночью. Оба раза появление на сцене оружия просто изобиловало нужными и ненужными деталями. Но ты хоть бы раз упомянул, где она достала патроны! Ну что? У тебя еще есть ко мне вопросы?

Дженни не могла себя заставить взглянуть на Бретта после всего случившегося, чувство унижения просто раздавило ее. Господи, угораздило же ее! Проститутки с Бурбон-стрит ведут себя более осмотрительно! Разум Дженни, избавившись от любовного угара, уже хладнокровно просчитывал последствия, и Дженни с удовлетворением отметила, что в эти дни презерватив ей был не нужен.

Она поднялась с кровати:

— Если вопросов нет, то будь добр, сделай так, чтобы, вернувшись из ванной, я оказалась в полном одиночестве. Выйти можешь по своему усмотрению либо через дверь, либо через балкон — этот путь тебе более знаком.

— Послушай, Дженни, какого черта…

— Всегда предполагала, что писатели хорошо понимают родной язык. Ты что, исключение? — И она оглушительно захлопнула дверь ванной перед его носом.

Дженни злилась прежде всего на самое себя, а не на Бретта. Никогда в жизни она не вела себя столь безответственно и теперь испытывала к себе тошнотворное отвращение. Дженни впустила Бретта в свой сон, в свое подсознание и никогда снова не повторит этой ошибки.

А в том, что произошедшее ночью было ошибкой, она не сомневалась. Может быть, самой большой ошибкой в ее жизни. Она стояла посреди ванной комнаты, рассматривая свое отражение в зеркале. Дженни до сих пор не могла поверить, что занималась любовью с абсолютно чужим для нее человеком. С чужим!

— Спускайся вниз через сорок пять минут, — раздался голос Бретта из-за двери. — Я накормлю тебя завтраком.

Дженни не могла сейчас даже слышать его голос, не говоря уж о том, чтобы видеть его лицо. Так получилось, что Дженни не имела близких отношений с мужчинами больше двух лет, и теперь ей казалось, что она вообще не сможет больше общаться с ними, за исключением, может быть, Роба. Интересно, что думает сейчас Бретт? «Господи, за кого же он меня принимает!»

— Нет, спасибо за предложение.

— Я сказал, что накормлю тебя завтраком!

— А я сказала: «Нет, спасибо»!

— Сорок пять минут, Дженни, или я снова залезу к тебе через балкон.

Бретт сам не знал, почему проявляет такую настойчивость. Может быть, потому, что в Дженни, даже после всего произошедшего между ними, ему по-прежнему чудилась какая-то манящая загадка. Бретт стоял. тупо уставясь на разделяющую их дверь ванной. Кто она для него? Почему всю неделю он не мог выбросить ее из головы? Зачем проснулся в ее постели сегодня утром? И почему их близость показалась ему абсолютно закономерной? Ведь секс, особенно такой — безрассудный случайный, никогда не был для него самоцелью, более того, напрочь выпадал из его жизненного стиля. Так почему же, проснувшись утром вместе с Дженни, он не почувствовал досады, наоборот, Бретту показалось, что он действовал совершенно правильно, зная, что именно так и должно быть? Правда, любое действие преследует какую-то цель, а Бретт вовсе не представлял, какова она в данном случае.

Но тогда вместе с Дженни он не думал об этом, каждое их движение, каждый взгляд казались естественными и исполненными смысла. Может быть, это и называется судьбой? Возможно. Но все равно продолжали оставаться вопросы, на которые Дженни не захотела или не смогла найти ответа. Ее записка… Бретт был уверен, что Дженни что-то от него скрывает.

Чтобы попасть в свою квартиру, Бретт решил воспользоваться проторенной дорогой. Он совершенно не помнил, куда засунул ключи от двери, перед тем как решил поиграть в Тарзана, взбираясь на соседский балкон.

Через несколько секунд он уже выключал горящий по всей квартире свет.

Итак, он окончательно запутался. Дженни что-то хотела от него, как и все остальные женщины. Они всегда что-нибудь от него хотели. Именно поэтому Бретт никогда не верил женщинам и сейчас не имел никаких оснований верить своей новой соседке.

Кроме того, она явно что-то скрывала. И Бретт намеревался непременно узнать, что именно.

Глава 6

Через три четверти часа после объявления Бреттом ультиматума они вдвоем сидели в его «корвете». Признаться, Бретт был приятно удивлен, увидев Дженни, сбегающую вниз по ступенькам. Хотя, когда он пришел домой, у него возникла, как ему показалось, не самая глупая мысль: послать все к черту и завалиться спать. Кроме того, Бретт был голоден, а завтрак в приличном ресторане означал обильную еду, следовательно, подобное мероприятие могло закончиться расстройством желудка. Последствиями обжорства, другими словами.

— Итак, — Дженни прикрыла дверь и накинула ремень безопасности; лицо ее напоминало Бретту лицо человека, только что откусившего здоровенный кусок незрелой хурмы, — похоже, ты здесь такой единственный.

— Какой — такой? — не понял Бретт.

— Который за неделю не освоил порядок парковки машин на этой стоянке.

— Надеюсь, ты разъяснишь мне этот сложный процесс?

— Запросто. — Она выпятила вперед подбородок. — С того самого дня, как ты здесь появился, ты ставишь свою машину на мое место. Повторяю: это место мое — вот и весь сложный процесс. Объяснить еще раз или не стоит?

— Не стоит.

Он посмотрел на Дженни, нервно и резко нажал на стартер, но двигатель, пару раз чихнув, замолк. Дженни сидела, опустив голову и прищурившись, и молчала. Бретт снова нажал на кнопку.

«Посмотрите-ка, — подумала Дженни, — он заводит свой драндулет с таким выражением лица, словно сдает сложнейший экзамен! Какого черта я вообще сижу в его машине?» Сначала она легла в постель с незнакомым человеком, затем трахнулась с ним, а теперь еще едет с ним завтракать!

Она просто дура, полная идиотка, ей же больше ничего не надо от Бретта… Ей же ничего не надо! Но где-то в потаенном уголке ее сознания, таком далеком, что она силилась его не замечать, занозой сидела уверенность, что так и должно быть.

Бретт наконец завел машину и, не торопясь, покинул законное место Дженни. Наконец добрались до небольшого ресторанчика, который Мак-Кормик иногда любил посещать. Бретт подумал, что это конец. Конец карьере писателя, заключившего контракт и обязанного до конца месяца сдать рукопись. И все из-за какой-то соседки, с которой он неосторожно переспал сегодня утром. Бретт тщетно убеждал себя, что их отношения с Дженни сводятся лишь к сексу. Пусть это было пре. красно и дало обоим полное удовлетворение, но ничего иного за этим не стояло.

— Скажи мне, пожалуйста, — неожиданно спросил Бретт, — как ты предохраняешься?

— Некоторым образом, о котором тебе вовсе не обязательно знать, — ответила Дженни, внимательно рассматривая дворники на лобовом стекле.

— Точно?

В голосе Дженни послышались отзвуки еле сдерживаемого рычания:

— Точно!

Бретт завел машину на стоянку перед рестораном:

— Несколько месяцев назад в городе проходила широкая кампания по проблемам СПИДа. Рекомендовалось пройти тест на ВИЧ. Кстати, у меня отрицательный результат. Это я для того, чтобы ты спала спокойно.

— Чтобы ты тоже не ворочался по ночам, могу обрадовать: и я сдавала кровь. Правда, это было перед прошлым Рождеством.

— Что? Девять месяцев назад? А после этого ты жила в монастыре?

— После этого у меня не было ни одного мужика! — Дженни снова начала злиться.

Бретт заглушил двигатель и улыбнулся:

— У меня тоже. В смысле, женщины. Честное слово.

Они покинули машину и через зеркальные двери зашли в ресторан. Со стороны Бретт и Дженни выглядели весьма необычной парой. Оба с темными кругами под глазами и мрачными лицами, они молча промаршировали к столику и, взяв меню, принялись его внимательно изучать, украдкой кидая друг на друга недоуменные взгляды. Неловкое молчание начинало затягиваться.

— Почему ты согласилась приехать со мной сюда? — задал Бретт, как ему показалось, не самый умный вопрос.

— Я, как воспитанная девушка, никогда не отказываюсь от вежливых приглашений. Особенно если они делаются таким тоном.

Бретт отложил меню в сторону. Что ж, каков вопрос, таков и ответ. Во всяком случае, обижаться ему не на что.

Перед столиком появилась официантка, выражением лица напоминающая обиженного бассетхаунда.

— Ваш заказ?

— Пожалуйста, апельсиновый сок и тосты.

Бретт, проживший первые двадцать лет своей жизни в сельском городишке, всегда считал завтрак немаловажной деталью дня и не понимал такого, как он считал, безответственного к нему отношения.

— Это что, все?

Дженни положила руки на стол и взглянула на Бретта:

— Этого вполне достаточно, я не голодна.

По ее покрасневшим от усталости глазам, измученному лицу, нервному подрагиванию рук было видно: ей действительно не до еды. Взгляд Бретта остановился на ее кистях. Женственных и грациозных. Даже короткие ногти без маникюра не портили ее тонких изящных пальцев. Эти пальцы, которые так нежно ласкали его сегодня, поглаживали его грудь, которые… Тьфу, черт! Опять он думает не о том! Если не заставить ее поесть, она грохнется в обморок прямо за столиком, на свои тосты с соком.

— Принесите, пожалуйста, кофе и два завтрака на ваше усмотрение.

— Два завтрака?

— Два.

— Один, — поправила Дженни.

— Нет, два.

Официантка переводила ошалелый взгляд с Бретта на Дженни. Было видно, что перепалка вывела ее из обычного летаргического состояния, и теперь она озадаченно прислушивалась к тому, что просыпается у нее внутри, пытаясь понять, нравится ей это или нет.

— Простите, сэр! Я думаю, мне лучше пока подать сок и кофе, а остальное вы закажете, когда договоритесь.

Бретт посмотрел вслед удаляющейся официантке.

— Она права. Мы оба выглядим так, словно не знаем, чего хотим.

— А ты что, знаешь? Тогда поделись своим знанием со мной.

— Ну, во-первых, наверное, ты хочешь мне сказать, что я несу полную ответственность за то, что произошло между нами сегодня утром.

Дженни вспыхнула, и Бретту показалось, что ее взгляд сейчас разрежет его пополам.

— Ошибаешься. Я как раз хочу сказать, что не привыкла обсуждать свои личные проблемы в общественных местах. Что и тебе рекомендую.

— Прошу прощения, ты права. Займемся этим позже, когда уедем отсюда.

Дженни мысленно послала Бретта ко всем чертям. Она не собиралась больше не только что-либо обсуждать, но и вообще иметь с ним дело.

— Есть предложение самим сходить к буфетной стойке и взять что-нибудь оттуда. Пошли?

— Я уже сказала, что не голодна. Мне достаточно тостов и сока.

Бретт понял, что таким образом ничего не добьется. Но было просто необходимо заставить ее поесть, хотя бы и через силу.

— Ну тогда посиди здесь, я скоро.

Бретт отошел к стойке и, мало заботясь о содержании холестерина, водрузил на тарелку огромную, плохо прожаренную яичницу, целую цепь сосисок, здоровенный кусок бекона и гору золотистой от жира жареной картошки. В этом ресторане никогда не было тарелок, размер которых устраивал бы Бретта. Вся процедура заняла у него не больше двух минут.

Наконец он вернулся назад, к столику. Там его ожидали уже начинающий остывать кофе и Дженни, склонившаяся над своим соком и тостом страшноватого вида. Он поставил тарелку на стол и уселся. Дженни с ужасом обозревала принесенное.

Один-единственный взгляд на Дженни снова вернул Бретта к не дающим ему покоя мыслям. Он глубоко вздохнул, предвидя ее реакцию, но придется идти до конца.

— Дженни, послушай. Что тебе все-таки нужно от меня, скажи прямо?

— О чем ты снова, Бретт?

— О том, что пытался выяснить уже не раз. И каждый раз ты уходила от ответа. Или, прошу прощения, просто врала, кстати, весьма неумело. Так зачем же ты все-таки написала мне записку?

— Ты знаешь, я тоже задаю себе этот вопрос. — Она взяла с тарелки Бретта кусок бекона и принялась жевать с задумчивым видом. — Хотя я могу задать тебе аналогичный. Почему ты написал эту чертову книгу?

Бретт удивленно вскинул на нее взгляд:

— Что значит «почему»? Я этим занимаюсь. Это моя работа, мое призвание, наконец.

Дженни положила недоеденный кусок бекона к себе на тарелку.

— Ты меня не совсем понял. Хорошо, спрошу по-другому. Откуда ты взял эту историю? Что послужило основой сюжета? Только не говори, как в прошлый раз, что высосал ее из пальца, — это уже будет не оригинально.

— Спроси любого писателя, откуда берутся идеи для его книг, и, конечно, если он честный человек, он никогда не станет утверждать, что придумал все сам, от начала и до конца.

— Но как?.. Я понимаю, что писатель может взять сюжет из подсмотренной реальной жизненной сцены, может — из услышанной где-нибудь истории, может быть, ну, я не знаю, из… собственного сна?

Бретт вздрогнул, но ответил спокойно и уверенно:

— Конечно. Все, что ты перечислила, может послужить таким источником.

— И что же конкретно было таким источником в данном случае?

Бретт проглотил огромный кусок сосиски.

— А почему тебя это так интересует?

— Считай, что это простое любопытство. Или любознательность, если тебе так больше нравится. — Как же ей трудно казаться спокойной! У Дженни было такое чувство, будто от ответа Бретта зависит вся ее дальнейшая жизнь.

— Хорошо, я удовлетворю твою любознательность. Историю, легшую в основу моего романа, я увидел во сне.

Горячая волна ударила ее по лицу и, прокатившись по всему телу, исчезла. Во сне, Господи, да что же это?

— В ка… — Голос «дал петуха», и она закашлялась. — В каком именно сне? Это был кошмар или что-нибудь в этом роде?

— Ты имеешь в виду такой, как приснился тебе этой ночью? — уточнил Бретт с самым серьезным видом и, поскольку Дженни молчала, продолжил: — Нет, совсем другое… Помнишь сцену, когда Сэз стоял и любовался Анной, которая стала совсем взрослой?

— Да, конечно. Это было на пикнике.

— Так вот эта сцена и послужила отправным пунктом для всей истории.

Теперь Бретт заметил, что Дженни и в самом деле ошеломлена.

Действительно, она ожидала всего чего угодно, но только не этого. Он тоже видел сон, но это был совсем другой кусок жизни Анны и Сэза!..

— Скажи, Бретт, а конец своего романа ты тоже увидел во сне?

— Нет! — Ответ был однозначен и лег, как кирпич.

Ощущение неизбежности накатило на Дженни. Выходило, что два незнакомых человека видели во сне жизнь двух других, тесно связанных между собой людей, к тому же никогда не существовавших. Что это? Какая невидимая цепочка связывает ее с Бреттом? Кем являются далекие Сэз и Анна в этой цепи?

— А когда ты увидел этот сон?

— Когда? — улыбнулся Бретт. — Когда спал.

— Безусловно. — Дженни даже не заметила шутки. — Но я спрашиваю, сколько лет назад это было, давно или недавно, один раз или несколько?

— …изменяется он или всегда один и тот же, — подхватил Бретт тем же тоном.

— Конечно, нет, — опешила Дженни.

Только сейчас до нее дошло, как много вопросов она задала. Для удовлетворения любознательности явный перебор. Дженни дотошно выспрашивала почти незнакомого человека, которого где-то в самой глубине она почему-то воспринимала как часть себя. Перед тем как Бретт первый раз дотронулся до нее, она уже знала нежность его пальцев; до того как первый раз поцеловал — вкус его губ. Его улыбка, прямой взгляд, голос — все казалось Дженни родным и знакомым, словно когда-то давно она его уже знала.

Бретт с интересом вглядывался, как меняется выражение ее глаз. Было видно, что Дженни вспоминает сегодняшнее утро, проведенное с ним. Это было заметно по ее полуоткрытым губам, трепетанию ноздрей, неровному дыханию и взгляду. Господи, Бретт сходил с ума от ее серых глаз! И она еще хотела разговаривать с ним о каких-то снах?

Да только одно воспоминание о сегодняшнем утре казалось ему самым лучшим сном, который он когда-либо видел в своей жизни! Его тело помнило, как Дженни ему принадлежала, как они оба поняли, насколько им не хватало друг друга долгие годы.

Но это же не сон, черт побери! Они действительно проснулись сегодня вместе, они занимались любовью и будут заниматься еще. Бретт с трудом оторвал от Дженни взгляд.

Сон! Она расспрашивала его про сон!

Бретт не видел необходимости продолжать эту тему. Наверное, он и так уже сболтнул лишнее. О чем еще он мог поведать Дженни? О своем доме? О том, как длинные тени ложатся там на зеленую лужайку в час заката?

Этот дом, обшитый старыми досками, он нашел сам, без рекомендаций и советов. Несмотря на то, что строение, мягко говоря, нуждалось в реставрации, Бретт влюбился в него сразу. С первого взгляда Мак-Кормик как бы растворился в его старинном очаровании и понял, что не успокоится, пока дом не станет его собственностью. Первой и самой главной помехой на пути Бретта было то, что дом не продавался. Это, конечно, не остановило его. Выслеживание старой леди, хозяйки, напоминало детективный роман. До сих пор Бретт дивился своему красноречию, которое в нем проснулось, когда пришлось убеждать строптивую старушку.

Теперь дом был полностью его: каждый сорняк во дворе, плесень на стенах, каждая покоробленная временем доска, каждая паутинка — все принадлежало только Бретту. При первой возможности он приезжал туда и, задумчиво глядя то на потолок, то на пол, пытался предположить, что случится раньше: провалятся гнилые доски под ногами или упадет на голову сорвавшееся стропило. Но при этом он был счастлив.

В свое время Бретт уже совершил ошибку, поддавшись на уговоры пройдохи-риэлтера, и приобрел выстроенный в стиле маленького ранчо домик в пригороде, который был ему совершенно не нужен. Прожив немного в этом реликтовом жилище постройки 1857 года, он решил перебраться в парковый район Нового Орлеана, подобрав себе дом без излишеств.

— Итак? — Дженни вопросительно смотрела на Бретта, продолжая жевать его бекон.

«Господи, — подумал Бретт, — сначала я уламывал ее съесть хоть что-нибудь, кроме этих чертовых тостов, а теперь боюсь, что она откусит себе язык!»

— Итак, — ответил Бретт, — впервые я увидел этот сон года три тому назад. — «Как раз сразу после того, как купил старый дом», — добавил он про себя, наблюдая, как очередной кусок бекона исчезает во рту у Дженни. — По-моему, я ответил на все твои вопросы. А теперь…

— Зачем ты изменил последнюю главу? — перебила Дженни.

— Слушай, а почему тебя волнует именно последняя глава?

— Ты же сам сказал, что содержание моей записки совпадает с твоим первоначальным вариантом. Поэтому меня и интересует, что тебя побудило его изменить.

Бретт запустил пальцы в волосы, собираясь с мыслями.

— Мой редактор посчитал, что добавление ножа в эту сцену — абсолютно ненужное усложнение сюжета. Ему хотелось, чтобы конец книги был более динамичен и носил более взрывной характер, что ли. А вот откуда ты знаешь о ноже? Только не рассказывай мне больше баек о патронах и прочей ерунде.

Дженни проигнорировала вопрос.

— Послушай, Бретт, а зачем ты изменил цвет платья у Моди?

«Кэй. Ее работа. И нож, и платье», — подумал Бретт.

— А почему ты считаешь, что я менял цвет платья?

— Ты не ответил на мой вопрос, Бретт.

— А ты — на мой!

Дженни не могла рассказать Бретту. Просто не могла, что-то удерживало ее. Да, конечно, теперь он знал про ее ночной кошмар, но не более того. Думай, Дженни, думай, выпутывайся. Надо найти логическое объяснение, которое бы удовлетворило Бретта. Оп! Кажется, есть!

— Понимаешь, мне просто показалось, что в предыдущих сценах романа Моди была одета в платье другого цвета. В платье из темно-синего шелка. Я, конечно, могла перепутать такие детали…

— Черт, ненавижу, когда она это делает!

— Прости, когда кто и что делает? — не поняла Дженни.

— Мой редактор. В данном случае ей показалось, что Моди смотрелась бы лучше в зеленом платье. Когда я заканчиваю книгу, то уже не обращаю внимания на такие мелочи, вот она и вносит свои дурацкие правки.

Бретт все-таки успел перехватить у Дженни последний кусок бекона. Она не заметила этой неучтивости. Дженни смотрела на него и со страхом понимала, что с каждой минутой хочет его все сильнее и сильнее. Кровь волной пробегала по жилам, и внизу живота разливалось приятное, волнующее тепло. Ни один мужчина никогда не вызывал у нее таких ощущений.

Бретт встал из-за стола, чтобы минутой позже снова вернуться с полной тарелкой. Кажется, Дженни заразилась его утренним аппетитом. Апофеозом очередной порции был кусок бекона дюйма в два толщиной.

— Я, кажется, поняла, зачем ты привел меня сюда. Никогда не думала, что можно умирать от голода прямо с утра.

— А я и вправду умираю. Понимаешь, хотел позавтракать, а кто-то слопал весь мой бекон.

Дженни бросила взгляд на свои руки. Они были сальные и пахли копченой свининой. Бретт обреченно смотрел, как Дженни пододвинула тарелку поближе к себе…

Выйдя из ресторана, Дженни почувствовала себя верблюдом, который дорвался до оазиса в жаркой пустыне, упился по уши водой и теперь знает, что в ближайшую неделю ему не о чем беспокоиться.

Бретт как ни в чем не бывало довел «корвет» до «Ривер Хэвен» и выругался: теперь место Дженни оккупировал чей-то черный, как катафалк, пикап. Беспрестанно ворча, он отыскал свободное пространство с другой стороны комплекса.

Дженни наградила его долгим взглядом. Бретт безуспешно пытался разгадать его значение и выглядел озадаченно. Выслушав слова благодарности за прекрасный завтрак, он наблюдал, как Дженни поднимается по лестнице. Бретт догнал ее у самых дверей, без слов схватил за руку, втащил в квартиру и быстро захлопнул дверь.

— Что это ты делаешь? — Дженни попыталась выглядеть возмущенной.

— Что я делаю? Знаешь, мы неплохо подкрепились, но, по-моему, забыли про десерт.

— Десерт? Это теперь так называется?

— Не помню точно, как это теперь называется, но уверен, что в завтраке не хватает одного блюда. Так что мы еще не закончили.

Дженни нервно сглотнула и задышала чуть глубже.

— Не закончили?

— Ага. Мне кажется, между нами кое-что произошло.

— Ну да. Как в старой песенке: «Не надо сопротивляться, бэби. Это больше, чем я, это больше, чем ты». Что-то такое я уже когда-то слышала. В детстве.

Бретт нежно дотронулся до нее, и Дженни задрожала.

— Неплохая песенка. И с какого возраста ты начала ее петь?

Ответа не было и не могло быть. Они стояли и одновременно падали. Волшебное чувство, вспыхнувшее этим утром, снова нахлынуло на них обоих. Дженни и Бретт просто плыли вдоль по течению, и оно ласково несло их куда-то, а они медленно растворялись в его горячих потоках. Утренняя ссора казалась далекой и беспричинно глупой. Как часто бывает на высоте, заложило уши. В пульсирующей тишине сильные руки Бретта обнимали ее податливое тело…

Каждый его толчок, любое движение отражались в Дженни вспышкой яркого разноцветного фейерверка. Нежность. Сила. И взрыв. Она принимала его каждой клеточкой своей плоти и разума. Дженни не сразу поняла, что в сияющем море серебряного света слышит свой крик. Нет, не только свой. Их крик.

И это… было правильно.

Глава 7

Большую часть уик-энда Дженни и Бретт провели вместе. Лежа в его постели. Такой способ отдыха был для нее в новинку. Самоанализ, осмотрительность, правила приличия — все было отброшено в сторону без колебаний. Сердце и разум противостояли друг другу, как боксеры на ринге, причем, похоже, разум находился как минимум в нокдауне. Дженни не желала слушать его брюзжащий голос, искавший логику в развитии их отношений с Бреттом. Она просто валялась с ним в постели и наслаждалась, не думая ни о чем.

Бретт был внимательным и заботливым любовником. По крайней мере Дженни никогда не получала такого удовлетворения в своей не очень богатой сексуальной жизни. Бретт был с Дженни то быстр и жесток, то горяч и медлителен, никогда не повторяясь и прекрасно чувствуя ее желания. Они просто любили, просто улыбались друг другу, расслабившись и отдыхая, и сердце Дженни переполнялось от этих нехитрых неземных радостей.

В субботу днем они заказали пиццу. Естественно, по телефону, не вылезая из-под одеяла. Перед этим состоялся небольшой спор о гастрономических пристрастиях каждого. Дженни пыталась внушить Бретту отвращение к анчоусам. Бретт рассуждал, насколько эротично было бы попробовать блюдо «Сыр на Дженни», используя ее живот в качестве стола. За неимением сыра, решил он, сойдет кусок пиццы.

Звонок Грейс выдернул его из-под одеяла. Она требовала разъяснений по поводу некоторых деталей новой книги.

— Грейс, на твое усмотрение. Ты же у меня эксперт. — Бретт пересел на софу, и когда Дженни сделала попытку перебраться на кухню, чтобы не мешать, он насильно удержал ее, схватив за запястье, и негромко назвал по имени. — Извини. Кто отвлекается? Я? Обещаю разговаривать только с тобой. Нет, Грейс, эту сцену я не выброшу из романа. Ага! До понедельника! — Бретт попрощался и положил трубку. Рука еще не дотянулась до аппарата, а губы уже целовали Дженни, растворяясь в огне ответной ласки.

Несколько позже голодный Бретт нашел пакетик поп-корна. С синхронным чувством отвращения к этим солоноватым хлопьям они признались друг другу, что, плюнув на боязнь холестерина, слопали бы сейчас по куску хлеба с маслом. Да, с тем самым маслом, жирным и калорийным, в котором содержатся холестерин и прочие страшно действующие яды. Дженни принялась размазывать масло по хлебу, не заметив подошедшего сзади Бретта. Он слизнул масло с ее руки, проведя языком между пальцами. Через несколько минут Дженни узнала, что существует множество способов поедания бутербродов, о которых она даже не подозревала.

Утром в воскресенье Дженни заявила Бретту, что позавтракает сахарными хлопьями. При этом она вынула откуда-то случайно завалявшуюся упаковку, чем повергла Бретта в ужас:

— Как ты можешь совать в рот такую гадость? Хотя бы налила себе молока.

— Думаю, что разолью его, не успев отпить и глотка. А вообще-то сейчас я готова проглотить и кошачьего супа с костями.

Воскресенье, полдень. Уставшие, они лежали и разгадывали кроссворд.

Вечер. Дженни и Бретт вышли во внутренний дворик. Небо уже начинало темнеть, и они стояли, задрав головы вверх, и смотрели на облака, проплывающие над их головами.

Ночь. Дженни, свернувшись калачиком на кровати, разговаривала с Бреттом о работе на компьютере.

— Хочешь, я сделаю программу, которая будет тебе помогать?

— Я и так использую компьютер на всю катушку.

— Ну и что? А я доработаю программу под тебя. Цвет, звук, функциональность клавишей и все такое. Мне это совсем не трудно.

Работа Дженни, писательская деятельность Бретта и еще многое другое. В окно мягко постукивал дождь, и утренний туман потихоньку начинал стелиться над остывающей землей.

Скованность улетучивалась с каждым мгновением. Дженни была счастлива, ее больше не пугал омут любви, в который она нырнула. Бретт казался близким и родным, она знала его наизусть.

— Что ты делал до того; как начал писать?

— Преподавал историю.

— Ну конечно, — улыбнулась Дженни. — Историк пишет истории. И как семья относится к твоим успехам на этом поприще?

— Никак. Мать никогда ничего не говорила об этом. — Голос Бретта напрягся. — С тех пор, как я с братом покинул ферму.

Дженни отчего-то ждала, что прежде всего он упомянет отца. И почему они с братом ушли из родного Дома? Чтобы отвлечь Бретта от неприятной для него темы, она заметила:

— А я тоже не всегда жила в городе. Наша ферма в Оклахоме. А твоя?

— Я вырос в Индиане, неподалеку от Форт-Уэйна.

По его тону, по тому, как он сжал руки, она поняла что коснулась не слишком приятного периода жизни Бретта, и решила закрыть эту тему. Дженни так и не поняла, почему воспоминания о семейной ферме вызывают у него такую реакцию, а спросить напрямую не решалась, хотя и чувствовала непреодолимую тягу узнать о Бретте Мак-Кормике все. Ей казалось, что все его неприятности, его боль должны мучить и ее. Желание близости снова переполнило Дженни, и она поцеловала его. Бретт ответил. Его руки обвились вокруг Дженни, и она опять ощутила, как что-то горячей волной прокатилось по всему телу.

Волшебный уик-энд заканчивался, неотвратимо накатывал серый понедельник. Он выдернул Дженни из теплой постели, вернул в реальный мир и потребовал снова начать работать.

— Это тебе действительно необходимо, ты уверена? — поинтересовался Бретт из-под одеяла.

Господи, Дженни до сих пор не верилось, что она возбуждается от одного звука его голоса и не может ответить сразу, без дрожи и заикания. И это результат только одного уик-энда!

— Неужели тебе нужно уходить так рано? — томно протянул Бретт. — Ведь еще только половина девятого!

Напоминание о времени еще больше расстроило Дженни, она обреченно вздохнула:

— Мне до клиентов добираться по городу больше часа.

Она подошла к Бретту и коснулась его груди кончиками пальцев. Ах, если бы он знал, как Дженни нравилось вот так гладить его!

— А ты сам случайно не собираешься поработать над книгой?

— Делу время — потехе час? — проворчал Бретт.

— По-моему, ты просто лентяй. — Дженни снова поцеловала Бретта. — Обыкновенный медлительный лентяй.

— Рад услышать честное мнение.

Он привлек ее к себе. Поцелуй был короток. Нет, совсем не потому, что Дженни торопилась. Просто до того запертая входная дверь громко стукнула, и раздался звук чьих-то уверенных шагов. Дженни сбросила его руку и испуганно отскочила. Сам Бретт рывком выпрыгнул из кровати и инстинктивно заслонил собой Дженни. В комнате появилась женщина с ключами в руках. Дженни почувствовала, что напрягшийся было Бретт так же быстро расслабился.

— Тьфу! Ты хоть бы стучалась, Кэй!

Кэй стояла, открыв рот, и смотрела то на Бретта, то на высовывавшуюся из-за него голову Дженни. Наконец до нее дошла пикантность сложившейся ситуации, и она залилась краской смущения.

— Ой! Бретт… Я… Это… Твоей машины не было на обычном месте… И я подумала… Я сожалею, что так вышло!

Бретт, обретя способность думать, покраснел не меньше Кэй. Дженни, чувствуя своим голым животом спину Бретта, инстинктивно сжала его руку.

Так! Прекрасно! Перед голым Бреттом стоит женщина, причем имеющая ключи от его квартиры, а ему хоть бы хны!

Ее заколотила яростная дрожь, которую можно было принять за озноб. Итак, вот она — Кэй! Если бы Бретт не назвал ее по имени, Дженни и так бы догадалась, кто почтил его квартиру своим присутствием. На огромном красном брелоке, прицепленном к четырехдюймовому, не меньше, кольцу, было выгравировано: «КЭЙ». Такое можно прочитать, не напрягаясь, даже на расстоянии. И у нее есть свой ключ от квартиры Бретта!

Конечно, Дженни не имела права обвинять его в этом. Она просто рассматривала эту удивительно красивую женщину, застывшую перед ней в некотором ступоре, хотя в ее взгляде уже можно было прочитать боль.

Кэй была рослой, не меньше пяти футов и десяти дюймов. Очень подходящий рост для шести и двух у Бретта. Ей, конечно, не мешало бы сбросить с десяток-другой фунтов, но, по мнению Дженни, даже учитывая излишний вес, она была сложена исключительно пропорционально. По крайней мере все изгибы и выпуклости находились на своем месте. А лицо! Стоило посмотреть на лицо Кэй, и мысли о нескольких фунтах отходили на задний план. С исключительно правильными чертами, безупречно оливковой кожей, немного глубоко посаженными глазами… А вьющиеся волосы, столь глянцево-черные, что временами казалось, они отдают синевой?.. Дженни представила себя рядом с Кэй и почувствовала что-то вроде укола самой банальной зависти. Но было еще кое-что, дававшее понять, что секретарша вне конкуренции — собственный ключ от квартиры Бретта Мак-Кормика!

Все правильно! Какие, собственно говоря, права может она предъявлять на Бретта, на основании чего? Совместных фантазий про мифическую прошлую жизнь, возвращение давно потерянной любви и рассуждений про перст судьбы или чего-нибудь в этом роде?

Перст судьбы? Что она может знать про это, наивная идиотка? Она же намеренно игнорировала тот факт, что спит с человеком, которого знает всего лишь третий день! Больше, чем игнорировала! Влюбилась.

Дверь, скрипнув, приветливо приоткрылась, и наспех одетая Дженни вылетела из квартиры, пробормотав на ходу что-то вроде извинений и не обращая внимания на преграждающего ей дорогу Бретта.

После ночного дождя было скользко и грязно. Дженни взбежала к своим дверям, стараясь не поскользнуться. К дверям той самой квартиры, где позапрошлым утром она проснулась рядом с Бреттом, к дверям той квартиры, где он больше никогда не появится. Может быть, в родных стенах горечь утраты утихнет и боль перестанет быть такой острой?..

Привычный компьютер, разбросанные дискеты, бесконечные компьютерные журналы, засохшая бегония на кухонной полке — она надеялась, что знакомый интерьер успокоит ее. Наоборот! Ей казалось, что она все еще касается гладкой кожи, слышит его пьянящий голос, что он все еще присутствует здесь.

Дженни неожиданно разрыдалась. Почему? Почему она оказалась такой кретинкой? Неужели она действительно поверила в возрожденную из пепла любовь? Она же прекрасно знала, должна была знать, что очень скоро будет раскаиваться в своем легкомысленном, эксцентричном и безответственном поведении.

Любовник из прошлой жизни. Звучит? Такого и от буйных психов не услышишь! Бретт застал ее врасплох, а она приняла его с распростертыми объятиями, отдав инициативу в его руки. И он взял. И инициативу, и еще кое-что. Дженни захотелось опуститься на колени перед кроватью и спрятать голову под подушку, но она отказала себе в такой роскоши. Все, что с ней произошло, от начала и до конца было ее личной ошибкой. Дженни всегда считала себя человеком с аналитическим складом ума, логиком до мозга костей, обдумывающим все последствия перед тем, как что-нибудь предпринять. Без этих качеств и думать было бы нечего о маломальской возможности успеха в компьютерном бизнесе. Но взглянув в синие глаза Бретта, она послала к черту логику и отдалась на волю эмоций.

— Получила, Дженни-девочка? — сказала она себе. — Это все было ошибкой. Может быть, самой крупной из тех, что ты совершала.

Любовник из прошлой жизни! Тьфу!

Прикусив зубами губу, что помогало сдерживать рыдания, она пнула кухонную дверь, ведущую к заветной кофеварке. На полдороге ее остановил стук в дверь.

Бретт извинился перед Кэй, что вместе с одеванием заняло не так уж много времени, и, оставив ее застывшей на середине комнаты, пулей вылетел из квартиры. Черт, Дженни! У ее дверей стоял мужчина, выглядевший большим любителем бодибилдинга.

— Дженни, — орал он, — давай сразу договоримся: я знаю, что ты дома! Поэтому я буду стоять и молотить в дверь до тех пор, пока ты мне не откроешь! Хоть всю неделю!

Бретт застыл на месте. В голове промелькнула мысль, что Дженни удрала от него несколько минут назад именно из-за этого белокурого красавца. Как бы в подтверждение этому дверь открылась и впустила соперника вовнутрь. Бретт понял, что его предали, и это чувство обожгло его.

А что он в действительности знал о Дженни Франклин? Кроме того, что его тянет к ней с непреодолимой и загадочной силой? Кроме того, что он еще никогда ни одной женщины не любил так сильно? Кроме того, что, возможно, Дженни — та самая, которую он искал всю жизнь? Он не спрашивал ее об отношениях с другими мужчинами, считал это лишним и несвоевременным. Пока.

Через приоткрытую дверь квартиры Дженни доносился громоподобный голос:

— Ну хорошо! Теперь я по крайней мере убедился, что ты жива! Где тебя черти носили весь уик-энд?! Когда я не обнаружил тебя дома в субботу днем, я и так уже чуть не спятил! Какое состояние, мать твою, ты думаешь, у меня было вечером в воскресенье?! Я же всю ночь психовал!

Бретт не слышал, что отвечала Дженни, может быть, потому, что кровь шумела у него в ушах. Нет, он не мог на нее сердиться: Дженни была отвратительной актрисой. Нельзя, конечно, сказать, что он знал ее как свои пять пальцев после двух дней, проведенных вместе в постели, но в том, что Дженни не могла путаться с этим бронзовотелым качком, он был уверен.

Вспомнив, каким было лицо Дженни, когда Кэй их застукала, Бретт нахмурился. Что это, интересно, она придумала? Что он и Кэй… Мысль показалась настолько нелепой, что Бретт улыбнулся. Тем не менее чем еще можно объяснить столь панический побег?

Если Дженни пришла к такому ошибочному заключению, то нужно, не дожидаясь дальнейшего развития этого недоразумения, что-то предпринимать. Еще толком не представляя, что делать дальше, Бретт вошел.

— Бретт!

Выпятив нижнюю челюсть и положив руки на бедра, что, по расчетам Бретта, должно было сразу деморализовать противника, он остановился перед незнакомцем:

— Это кто же такой, черт возьми?

Роб Эванс вытаращился на незваного гостя. Откуда он взялся, такой сердитый? Очень уж он грозный, прямо жуть берет и поджилки ходуном ходят. Высокого роста, с широкой грудью и крепкой шеей, густые черные волосы, видать, расчесаны пятерней, темная тень дневной щетины, пытается выглядеть величественно. Видали и покруче. Бросив быстрый взгляд на Дженни, Роб снова насмешливо уставился на Бретта. Ужасно быть в лучших друзьях у такой сногсшибательной женщины — все мужчины, с которыми она знакомится, считают своим долгом немедленно биться с ним на дуэли. И этот, очевидно, тоже. Роб заметил, как покраснели щеки Дженни и как она бросила быстрый взгляд на пришельца, манеры которого что-то не очень понравились Робу.

— Послушай, может, мне его вышвырнуть отсюда?

Бретт оглядел Роба с головы до ног:

— Разрешаю попробовать, малыш.

— Прекратите немедленно! Роб живет в соседней квартире! Бретт — наш сосед с нижнего этажа! — закричала Дженни, вертя головой то в одну, то в другую сторону. — И ваши петушиные наскоки никто не оценит. И перед тем, как я уйду отсюда, мне хотелось бы убедиться, что вы отсюда уже ушли! Оба! И побыстрее!

— Ты уверена, что оба? — переспросил Роб.

— Уверена! Да, Роб, я прошу прощения за субботу. — Она обещала поиграть с ним в волейбол на площадке перед комплексом, о чем, конечно, вспомнила только сейчас. — Надеюсь, я не испортила тебе выходной?

Роб посмотрел на нее чуть дольше, чем следовало, и улыбнулся:

— Да все в порядке, Джен! — Он наклонился и поцеловал ее на прощание.

Не в первый раз Дженни позволяла Робу целовать себя. Поводом для этого служило более чем двухлетнее знакомство и статус самого близкого друга. Однако сейчас поцелуй Роба отличался от обычного дежурного чмоканья в щечку. В его глазах промелькнул дьявольский огонек, и он поцеловал Дженни по-настоящему, так, как мужчина целует женщину. Слегка ошалев от неожиданности, она резко отпрянула. Глаза Дженни широко раскрылись от удивления, и она уставилась на его радостно улыбающуюся физиономию.

— О'кэй, бэби. Если я тебе понадоблюсь, просто стукни в стену погромче, и я вернусь.

Бретт проводил уходящего Роба не очень ласковым взглядом. Когда дверь закрылась, он повернулся к Дженни.

— Интересно было бы знать, сколько подобных юношей имеют доступ к твоим маленьким пальчикам?

— Мне это не столь интересно, но все же: сколько особ женского пола таскают в своих сумочках ключи от твоей квартиры?

— Ни одной! За исключением моего личного секретаря Кэй Олсен! Она пришла вернуть мне дискету с четырьмя первыми главами моей книги. Кэй не увидела «корвета» на привычном месте и решила, что я куда-то уехал, не предупредив ее. Она хотела положить дискету на стол и тотчас уйти. Мы с ней друзья и деловые партнеры, но не больше!

Дженни смотрела на Бретта. Если бы этот страстный монолог произнес кто-нибудь другой, она бы не поверила ни единому слову. Но Бретт… По его глазам было видно, что он говорит правду.

— Ты хочешь знать еще что-нибудь? — Бретт перевел дыхание.

— Да. Я хочу знать, сколько раз ты с ней спал?

— С Кэй?! — В его голосе прозвучало столь неподдельное изумление, что Дженни уже не сомневалась в правдивости Бретта. Он вытаращил на нее глаза и заулыбался. — Боже, Дженни, как ты ошибаешься! Я же тебе сказал…

— Я просто обратила внимание на ее глаза, когда она увидела, что мы… Короче, когда она вошла к тебе в квартиру.

— Еще раз повторяю: все это глупости! Кэй — друг, надежный товарищ, прекрасный работник. Но ничего больше! Я тебе уже говорил: у меня никого нет!

Следовало ли последнюю фразу понимать так: «У меня нет никого, кроме тебя»? Нет, Дженни не хотела слышать такого! Отношения, возникшие между ними за последние два дня, попахивали сумасшествием.

— Ты не веришь мне, — огорченно заметил Бретт.

Боль промелькнула в его глазах так быстро, что Дженни подумала — ей это только показалось. Когда она смотрела на него, все мысли путались, поэтому она отвела взгляд в сторону.

— Это не так важно, как ты думаешь, — произнесла она с кажущимся спокойствием.

— Ну, если эта не блещущая интеллектом гора мускулов больше соответствует твоему типу мужчины, чем я…

Дженни язвительно скопировала интонации Бретта.

— Роб друг и надежный товарищ, про работника пардон, сказать ничего не могу, — да уж, про мужские достоинства Роба она просто-напросто ничего не знала.

— И, похоже, друг и надежный товарищ не заходит к тебе через балкон? Для этого, как я видел, имеется дверь, — заметил Бретт.

На лице Дженни появилось выражение нескрываемого любопытства.

— Слушай, а зачем ты тогда вообще ко мне забрался?

— Потому что, черт возьми, мне показалось, что тебе очень плохо!

— А зачем ты остался?

— Повторяю, потому что тебе было плохо!

— И утром мне тоже было плохо? Тогда почему ты…

— Потому что ты тоже!

Дженни на секунду запнулась.

— Ну, я тогда думала, что ты был… Короче, что у нас с тобой не получится все так быстро.

Голос Бретта звучал все более отрывисто:

— А вот чем объяснить скорость, с которой ты сегодня удрала? Тем, что мой секретарь имеет ключ от моей квартиры?

— Я… Я сама не могу объяснить это сейчас более или менее внятно.

— Дженни, мы провели вместе весь уик-энд. Я знаю, что все между нами произошло действительно слишком стремительно, но это произошло! И ты не жалeeшь ни об одной минуте, когда мы были вместе. Два дня назад ты приняла меня как долгожданного любовника. Сразу и бесповоротно. Сейчас ты воспринимаешь меня как национальное бедствие.

Долгожданного? Ну что ж! Звучит значительно лучше, чем «из прошлой жизни»! Если бы Бретт знал! Дженни была уверена, что, расскажи она ему все от начала и до конца, начиная со своего кошмара двадцатилетней давности, Бретт первый отправил бы ее в ближайший дурдом.

— Дай мне немного времени. Я все равно сейчас не скажу тебе ничего больше.

Он сжал кулаки. Бретт начинал терять уверенность, что нужен этой женщине. Ей нужно время! Черт, меньше чем час назад он лежал с Дженни в постели и обнимал ее!

Бретт был готов сбежать домой, оставив ее в одиночестве. Но невзирая ни на что, ему нужна была Дженни.

А ей было нужно время!

— Ладно, Дженни, всего тебе доброго! Ты знаешь, где меня найти, если тебе опять захочется… Ну, сама понимаешь.

Дженни вздрогнула, как от удара. Слова Бретта вонзились в нее острием ножа. Не шевелясь она смотрела на медленно закрывающуюся за ним дверь.

Кэй Олсен вела машину, сжав руль с такой силой, что, казалось, еще чуть-чуть, и он разлетится на куски. Костяшки ее пальцев побелели. Она не хотела верить увиденному. Если бы вдруг это оказалось миражем! Иногда она отнимала одну руку от руля, чтобы утереть рукавом мешавшие вести машину слезы, и то и дело, как заведенная, повторяла вслух одну и ту же фразу:

— Я не отступлюсь. Я не отступлюсь! Я не отступлюсь!!!

Бретт даже не догадывался, насколько безумно она любила его, как до умопомрачения была одержима одной лишь своей любовью. Боль, сидящая внутри Кэй, была невыносимой. Увидеть женщину в квартире Бретта, знать, что она только что вылезла из его постели, — это было больше, чем Кэй могла вынести.

— Ладно, — пробормотала Кэй, немного успокоившись. — Я обязана это перетерпеть! У меня нет выбора!

Она подъехала к дому и бросилась к своему беговому тренажеру. Кэй бежала по бесконечной дорожке и шептала сквозь зубы:

— Еще несколько фунтов! И он заметит меня! Ему не будет нужна другая женщина! Ни одна женщина, кроме меня!

Глава 8

В течение следующей недели Дженни каждый вечер подъезжала к автомобильной стоянке и подолгу сидела в салоне, не выходя из машины и слушая ровно гудящий мотор. Первые два дня она лгала самой себе, говоря, что сидит в машине из-за усталости, что просто собирается с силами для рывка по лестнице — мимо почтового ящика и выше.

Дженни действительно очень устала. За всю неделю она ни разу толком не выспалась. Ночной кошмар возвратился и упорно преследовал ее, снова и снова мучая Ужасами той далекой ночи. Дженни чувствовала себя настолько ослабевшей, что к концу рабочего дня ноги ее просто подкашивались. Постоянные переезды по городу, заключение договоров, разговоры, работа за компьютером и без того выжимали ее как лимон.

На третий день Дженни притормозила у комплекса и задумалась. Нужно было найти силы сказать себе правду о том, что ежевечерние сидения в салоне автомобиля были вызваны отнюдь не усталостью, точнее, не только ею. Каждый раз она надеялась, что хотя бы издалека увидит Бретта. Пусть мимолетно, на мгновение, но это все, что ей было нужно. Правильнее — все что она считала возможным. Дженни чувствовала, что уже не может жить без его улыбки, не видеть глаз цвета морской волны в солнечный день. А его бархатный, глубоко проникающий в душу голос, теплая, вздрагивающая под прикосновением ее пальцев кожа… Мужчина, которого она едва знала! Или, может быть, знала всегда? Почему ей так необходимо увидеть его снова, услышать его?

Дженни понуро вышла из машины и взглянула на то место, где всю неделю стоял знакомый «корвет». Значит, Бретт дома. Но не могла же она вот так неожиданно вломиться к нему? Все что Дженни могла себе позволить — это сидеть в машине и тоскливо разглядывать то слепые окна его квартиры, то автомобиль, стоящий рядом. Бретт не заходил к ней, не звал к себе.

И чем больше Дженни хотелось его видеть, быть с ним, тем в большем сомнении она пребывала, не зная, как ей поступить. Временами в ней опять просыпался рассудок, принимавшийся нашептывать о необходимости быть осторожной и избегать Мак-Кормика ради собственного спокойствия.

Итак, всю неделю каждый вечер она тупо сидела в машине, сама не ведая, чего конкретно хочет, но заранее зная, что никогда не решится поднять руку для того, чтобы толкнуть его дверь. Более нелепого поведения Дженни не могла себе и представить: сначала переспать с незнакомцем, потом провести с ним два счастливых дня, затем сбежать и, наконец, мечтать увидеть его снова.

Дженни пошла вверх по ступенькам, заранее страшась наступления ночи, уверенная, что кошмар придет опять.

Гарри Пилански исполнял обязанности менеджера комплекса «Ривер-Хэвен» уже больше четырех лет. Перед этим он служил управляющим маленького мотеля в восточном Техасе до тех пор, пока его бывшая жена не сбежала вместе с местным электриком, не забыв прихватить с собой выручку за последний месяц.

Многолетнее общение с постояльцами приучило Гарри к контактам с самыми разными людьми. У него даже появилось хобби: сбор анекдотов и прочих историй, которые с ними происходили.

В субботу днем прозвенел колокольчик, предупреждающий, что в его офис зашел посетитель. Пилански со вздохом отложил свежий номер «Джеральдо» в сторону и посмотрел на вошедшую женщину.

Да, пожалуй, пять футов девять дюймов, а может быть, и больше! Сам он имел не больше пяти и пяти, так что пришлось смотреть на потенциальную клиентку, задрав голову вверх. Всю жизнь Гарри питал уважение к высоким женщинам. Вошедшая была красивой блондинкой с ясным взглядом и такими вызывающе сочными губами, что казалось: попадись ей что-нибудь мало-мальски удобоваримое, и она заглотнет его, не задумываясь. Гарри повнимательнее присмотрелся к блондинке: нет, слава Богу, не наркоманка. Хотя что-то в ее внешности настораживало. Что именно, он сказать не мог. Пилански с удовольствием продолжал созерцать ее крепкую грудь (ну, здесь тебе не на что надеяться, парень), выпирающую из-под красного свитера, и крепкие, но хорошей формы руки.

— Могу я вам чем-нибудь помочь, мэм? — Гарри был бы рад помочь, еще бы! Например, помочь ей снять свитер.

— Можете. Я хочу снять апартаменты в вашем комплексе. Меблированные.

Гарри улыбнулся, временно переведя свой взгляд с обозрения ее прелестей на пачку наличных. Он очень любил съемщиков меблированных комнат. Простая квартира стоила не так дорого, но за обстановку Гарри брал отдельную плату, про которую совсем не обязательно было знать налоговому инспектору. Именно такой вид аренды приносил дополнительные доходы. может быть, не такие крупные, как хотелось бы, но на пиво хватало.

— Мэм! — Лицо Гарри растянулось в широченной улыбке. — Уверен, что у меня есть именно то, что вы ищете! Вам стоит только посмотреть! Прекрасно обставленная небольшая квартирка с чудесным видом на Миссисипи. — Он уже был уверен, что вошедшая захочет сохранить инкогнито. Все-таки это был Новый Орлеан, и ему не впервые приходилось сталкиваться с подобными вещами.

Будущая арендаторша терпеливо ожидала, пока Пилански неторопливо доставал ручку, но затем все-таки уселась на стул, стоящий напротив Гарри, и глубоко вздохнула, предоставив Пилански еще раз полюбоваться ее грудью.

— Я надеюсь, квартира с балконом? Мне бы хотелось, чтобы он выходил на север и имел хороший обзор. — Блондинка усмехнулась.

Гарри с удовлетворением потер руки и изобразил что-то вроде ликования.

— Да-да, конечно! Я уверен, что могу предложить именно то, что вам нужно. — Маленький Пилански почти уперся в грудь дамы носом. Вот бы задрать ей свитер! Как бы, интересно знать, она отреагировала?

Дама взяла у Гарри ручку и… Первая графа регистрационного бланка. Имя. Конечно, ей нужно написать имя. Она как-то не задумывалась об этом раньше.

Имя… Какое же ей выбрать? Все многообразие имен пронеслось у нее в голове, она напряглась, пытаясь вспомнить наиболее подходящее.

Имя. Имя.

Мэри? Милли? Мари?

Нет, не подходит.

Она застыла, пытаясь сконцентрировать разбегающиеся мысли. И вдруг как будто пришло озарение — она нашла простой и почему-то очень близкий ей вариант: Моди. Ее должны звать Моди.

В пятницу вечером Бретт почувствовал, что упрямство Дженни начало его задевать. Каждый день он стоял у полуприкрытых окон своей квартиры и наблюдал ее томительное сидение в стареньком «монте-карло». Бретт каждый раз чувствовал, что она готова войти в его дверь, и его сердце сжималось от томительного ожидания.

Но каждый раз Дженни выходила из машины и независимой походкой направлялась к себе. Бретт задавался только одним вопросом: когда же она постучит в его дверь? А Дженни, как всегда, подходила к почтовому ящику, вытряхивала его содержимое, и каблучки ее звонко цокали вверх по лестнице.

Бретт посмотрел на часы и нахмурился. Пять сорок пять. Сегодня Дженни запаздывала. На этой неделе она возвращалась домой ровно в семнадцать тридцать каждый день. Каждая минута после этого казалась ему вечностью. Он посмотрел на часы снова. Черт! Прошло меньше двух минут! Бретт обратил внимание, что чертыхается каждый раз, когда думает о Дженни Франклин, а так как думал он о ней постоянно, то можно было сказать, что его лексика стала довольно однообразной. Но с другой стороны, что еще оставалось делать человеку, подсматривающему из-за занавески за любимой женщиной, которая вовсе не собирается постучать в его дверь?

С того самого момента, когда Бретт ушел от Дженни в понедельник утром, все его мысли были сосредоточены на ней. Бретт знал, что погорячился, но не решался сделать первый шаг. Черт побери, если он не мог ее забыть уже после мимолетной встречи в «Дю Монд», что было надеяться на это сейчас, после всего того, что между ними произошло? Бретт никогда не приглашал женщин к себе домой, никогда не проводил с ними целиком весь уик-энд, но теперь ему хотелось нарушать свои правила и в дальнейшем.

Иногда случившееся казалось ему не более чем удовлетворением неожиданно возникшего желания.

Семнадцать пятьдесят две.

Та, кто называла себя Моди, стояла у себя в апартаментах перед полузашторенным балконом и глядела в огромный бинокль. Лучшего обзора она и желать не могла.

Гарри Пилански приготовил ей маленький сюрприз. В наличии у него были и другие свободные квартиры, лучше обставленные и выглядящие поновее, но Моди выбрала себе именно то, что ей требовалось. С этого балкона она могла свободно обозревать и автомобильную стоянку около плавательного бассейна, и дверь в квартиру номер сто три, где он жил, и дверь этой девки, и лестницу. Отсюда было видно все, что ее интересовало. Ай да Гарри!

Моди плотнее прижала бинокль к глазам. Да, она умела смотреть, и еще она умела ждать.

Старый «монте-карло» припарковался рядом с машиной Бретта. Некоторое время он постоял с работающим двигателем, а затем, словно нехотя, из него вышла небольшого роста женщина с волосами цвета липового меда. Это была она.

Руки Моди еще сильнее сжали бинокль, казалось, ее сильные пальцы сейчас раздавят хрупкие стеклышки линз.

— Шлюха!

Дженни обреченно вздохнула и поправила сбившиеся волосы. Она наконец решилась сделать это. Дженни не стала обращать внимания на такие мелочи, как холодок в груди, скакавший галопом пульс, неожиданно вспотевшие ладони. Она все-таки первая подойдет к его двери и постучится! И если он ответит… Дженни сама не знала, что будет дальше. Может быть, она отвесит ему звонкую пощечину за то утро, а может…

Точно она знала только одно — ничего хорошего от этой встречи ждать не следует, как, впрочем, и от всего того, что было между ними неделю назад, начиная с того момента, когда Бретт поцеловал ее в первый раз. Надо ли во всем обвинять себя или сильнее ее оказался зов той давно потерянной любви? Кто мог ответить на это?

Нет, скорее всего это было продолжением того самого безумия, которое охватило Дженни во время их первой встречи и с которым она безуспешно боролась все последующие дни. Образ Бретта постоянно стоял перед ее глазами, вызывая боль и отчаяние.

Дженни остановилась. Если она повернет налево, то, поднявшись вверх по лестнице и пройдя мимо почтового ящика (ей показалось, что этот ящик вскоре тоже станет элементом ее ночных кошмаров), попадет в свою квартиру.

Рассудочный скептик проснулся и начал подталкивать ее именно туда. Если она пойдет прямо, то окажется перед дверью с номером сто три. Беспокойство, охватившее Дженни, медленно, но верно перерастало в панику. Последние искры рассудка вспыхнули и погасли, и чувство, сродни безумию, все стремительнее несло Дженни вперед.

Она была в двух шагах от квартиры, когда дверь открылась сама. Ноги уже независимо от сознания понесли ее дальше. Горячая волна обожгла ее, словно Дженни плыла по горячему мареву пустыни, а впереди нее был оазис с прохладной водой, и этим оазисом был Бретт.

Рукава его белой рубашки с расстегнутым воротом были закатаны до локтей. Вкупе со старыми потертыми Джинсами это составляло рабочую одежду Бретта. Дженни взглянула на него, и ее лицо вытянулось. Как же он изменился за неделю! Глаза оставались все такими же голубыми и живыми, но вокруг них появилась сетка морщинок. Морщины поглубже залегли вокруг рта.

— Ты сказала, что тебе нужно время. — Бретт скрестил руки на груди и прислонился к дверному косяку. — Его прошло более чем достаточно, я думаю, пора все-таки представиться друг другу.

Это было сказано таким тоном, что беспокойство, охватившее Дженни, показалось ей оправданным. Бретт смотрел на нее настолько серьезно, что напряжение, возникшее между ними, возрастало с каждым мгновением. Она медленно подошла к Бретту, ощущая прилипший к небу язык.

— Привет! Меня зовут Дженни Франклин.

— Я совсем не об этом, и ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Прежде всего ты не Дженни Франклин, а женщина, которой удалось свести меня с ума в первый день нашего знакомства.

Он отошел чуть в сторону, словно давая ей последний шанс выйти. Но Дженни казалось, что она не сможет этого сделать, даже если сильно захочет. Она прошептала его имя, и их губы встретились. Сердце Бреста забилось еще сильнее: так дорог был ее дрожащий тихий голос.

Бретт прижал Дженни к себе раньше, чем успел подумать, что делает. Он целовал ее губы долго и крепко, чувствуя их вкус и понимая, что это единственное, что сейчас нужно.

Бретт хотел только одного — закрыть дверь и отгородиться от всего мира. Чтобы праздник любви был так полон радостью, как никогда не было ни в одной его мечте. Неожиданно он представил, как ворочается ключ в замке и на пороге возникает Кэй. Он не желал, чтобы Дженни думала об этом. Бретт нехотя оторвался от Дженни и посмотрел в ее такие родные серые глаза, светящиеся любовью и счастьем.

— Ты пришла пригласить меня к себе или хочешь остаться здесь?

Дженни все еще переводила дыхание: поцелуй Бретта вырвал ее из этого мира, и она не сразу пришла в себя.

— А ты правда хочешь подняться ко мне?

— Более чем, — улыбнулся Бретт.

Сколько нежности было в его голосе!

— Ты предпочитаешь войти через дверь или воспользуешься обычной дорогой?

— Всегда был уверен в вашей вежливости и любезности. Но дверь почему-то мне нравится больше. Только подожди немножко.

Меньше чем через минуту он вернулся назад, неся в руке ключи и бумажник.

— Ну, пошли?

Они взлетели вверх по лестнице, руки Дженни дрожали, ключ не попадал в замочную скважину. Всю неделю без Бретта ее постоянными спутниками были боль и отчаяние. Теперь Дженни казалось, что мир снова обрел свое разноцветье, Бретт стоял рядом, она могла слышать его голос, дотронуться до него. Зайдя в квартиру и закрыв дверь, он внимательно взглянул на Дженни.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты плохо выглядишь? Ты нормально спала?

Дженни вздрогнула и, швырнув кейс на столик, повернулась к Бретту.

— Совсем ненормально, Бретт.

Он протянул к ней руки и крепко обнял.

— Тебя снова мучают кошмары, — произнес он убежденно.

Дженни неожиданно разразилась приступом нервного смеха, скорее даже не смеха, а какого-то хихиканья, граничащего с истерикой.

— Я еще ни разу не спала без них с прошлого уикэнда.

— Хорошенькое дело!

Смех Дженни оборвался так же резко, как и начался.

— Послушай, Бретт, мне нужно переодеться, потом я приготовлю что-нибудь на ужин.

— Ну и переодевайся. А насчет ужина я придумаю что-нибудь сам. Видишь ли, я пришел сюда не для того, чтобы заставлять тебя торчать на кухне. Кроме того, ты выглядишь до того усталой, что, по-моему, можешь упасть по дороге.

Дженни хитро взглянула на Бретта и спросила:

— А для чего же ты пришел?

— Я пришел потому, что скучал по тебе, — чистосердечно ответил Бретт. — Потому, что что-то происходит, когда мы вместе. Что-то, дающее мне энергию. Я не могу объяснить это словами, но уйти сейчас выше моих сил. Переодевайся, Джен. Я пошел обыскивать твою кухню.

Результатом обыска стал великолепно приготовленный рис, какого Дженни не пробовала даже в китайских ресторанах.

— Считай, что ты преподнес мне сюрприз, — восхищенно сказала Дженни, принюхиваясь.

— Какой именно? То, что я умею готовить?

— Видишь ли, ты же, как и я, вырос на ферме. Так вот, мои братья, поверь мне, могли умереть голодной смертью, но сами ни за что бы не прикоснулись к стряпне.

— Из этого следует только то, что они были лентяями.

— Вовсе они не были лентяями, но свято верили в то, что мужчина не должен заходить на кухню.

— Должен сказать, мисс Франклин, от вашей последней сентенции попахивает шовинизмом.

— А мать три раза в день семь дней в неделю готовила еду на всю семью. Много еды.

— И что?

— Что? Просто готова поспорить, что и ты, и твои братья, и отец сами себе готовили сандвичи.

При слове «отец» Бретт подавился.

— Я не права? — продолжала Дженни, улыбаясь.

Он сжал вилку так, что казалось, она согнется. Словом «отец» Дженни невольно потревожила черных демонов его памяти. Она не заметила реакции Бретта и, продолжая улыбаться, глядела на него, ожидая ответа.

— Думаю, права, — ответил Бретт через силу.

— И еще я уверена, что ты не умел готовить по-настоящему, пока не выбрался со своей фермы и не начал жить самостоятельно.

— Второй раз ты тоже выиграла. Не было необходимости учиться готовить дома. Но потом, если бы я продолжал жить на сандвичах, то имел бы неплохой шанс заработать язву желудка.

— Ну, мои братья пошли более простым путем, — Неужели тоже научились готовить?

— Хуже. Они женились. Когда они уезжали с фермы, каждый из них посадил в машину по жене, поэтому проблема приготовления ужина решилась у них сама собой.

— Похоже, ты смеешься над ними.

— Точно. Знаешь, когда я была помоложе, всегда считала своим главным достоинством то, что по возможности живу самостоятельно, ни от кого не завися. Может быть, это было не совсем верно, но пока я жила в семье, пока все мои три брата были рядом, мне это казалось правильным.

Дженни, гремя тарелками, пошла к посудомоечной машине. Бретт смотрел на ее плавные движения, стройную фигуру и чувствовал, как начинает дрожать. Старые облегающие шорты только подчеркивали ее стройность. Он не помнил ни одной женщины, которая возбуждала бы его только тем, что прошлась перед ним с ворохом грязной посуды. Нет, не так. Он не помнил ни одной женщины, которая бы полностью завладела его сознанием, лишив возможности спокойно жить и работать.

Дженни, казалось, просто поселилась в нем, стала с Бреттом единым целым и заняла все его мысли. Какую боль он испытывал меньше двух часов назад, стоя возле окна! И сразу после того, как они встретились, Бретт стал испытывать острое желание увидеть ее в простом домашнем наряде, без этого проклятого делового костюма. Но даже и в деловом костюме Дженни была для Бретта самой привлекательной женщиной в мире.

В ее усталости тоже было неповторимое очарование. Бретт с удовольствием вспоминал, как готовил ужин, принес его в комнату. А затем она упомянула о его отце…

Нет! Он не станет окунаться в прошлое! Не сейчас, не здесь, когда рядом Дженни. Он слишком ценил это время и не хотел ничем его омрачить. Сейчас Бретт не просто желал Дженни, черт возьми, он ее жаждал! И Бретт знал, что ничего не сможет с этим поделать.

Он сходил с ума от ее улыбки, мягкого мелодичного смеха, золотого света, исходившего от ее волос. Дженни была не просто изящна, она была потрясающе грациозна. В ее движениях отсутствовали суета и торопливость но все они были точны и пластичны. Ничего лишнего!

Бретта тянуло к Дженни все больше, причем секс стоял здесь далеко не на первом месте, но он бы солгал самому себе, если бы сказал, что не хочет как можно быстрее ощутить ее тепло каждым дюймом своего тела.

Наконец Дженни закончила засовывать тарелки в посудомоечную машину и включила ее. Затем медленно подошла к Бретту, глубоко вздохнула раз, другой, еще и, полуприкрыв глаза, подняла к нему лицо.

Он почувствовал резкий скачок пульса, ощутил, как его тело уже отвечает на безмолвный вопрос, застывший в ее глазах. Им не нужно было ни единого слова для того, чтобы понять друг друга. Он хотел ее; она хотела Бретта. Элементарно! Такая простота и одновременно сложность их отношений потрясали Бретта одним лишь фактом своего существования.

Дженни взяла Бретта за руки и, не сводя с его лица взгляда, повела через небольшой холл в спальню. Впервые Бретт заметил в этом взгляде то, чего не замечал раньше. В ее взгляде появилось нечто… Он не знал, как это называется. Что-то очень трогательное. В нем были и нежность, и просьба, и какая-то невысказанная боль.

— Спасибо тебе, — неожиданно сказал Бретт.

— За что?

— За все. За то, что сейчас я нахожусь здесь, с тобой.

— Ты думаешь, что могло быть иначе?

Бретт взял ее руку, провел по тонким пальцам, ощущая, как эти касания посылают электрические импульсы во все точки ее тела, медленно и крепко прижал к себе.

— Без тебя эта неделя показалась мне бесконечно длинной, Джен.

— Да, она была просто ужасной.

Они почувствовали, как пол уходит из-под ног, как они оседают куда-то вниз. Мир закружился и исчез.

— Господи, никогда не думал, что со мной может случиться такое! — Бретт прижался к Дженни горячими ласковыми губами, и опять она ощутила, что уже не лежит с ним вместе, а куда-то плывет, парит высоко в небе, с наслаждением вдыхая прохладный воздух.

Что-то изменилось, Бретт уловил это сразу. Раньше они просто взрывались в приступах наслаждения, играли, как два подростка, случайно оказавшихся на пустынном пляже. Сейчас все было по-другому. Их любовь переросла в необходимость постоянно ощущать рядом друг друга. Ни Бретт, ни Дженни уже не могли и представить себе, как проживут следующий день порознь. Дженни стала неотъемлемой частью Бретта, растворилась в его крови, разжигая в нем вечный огонь желания и лишая его какой-либо возможности контролировать свои мысли и чувства.

Скомканная одежда полетела в сторону, и Дженни задохнулась от жара, исходящего от их слившихся воедино тел. Его голод был столь очевиден, что через мгновение Дженни в полной мере ощутила такой же приступ всепоглощающей первобытной жадности. Бретт погрузился в ее страждущую плоть, и счастье обладания друг другом накрыло их своим сумасшедшим покрывалом. Дженни не сразу поняла, что это она, а не кто-то другой, стоящий рядом, кричит его имя. Бретт видел, как с каждым его движением ее глаза становились еще темнее и загадочнее. Мысли Бретта начинали путаться, и только та, что теперь они всегда должны быть вместе, продолжала обжигать его разум.

Но и она скоро исчезла.

Разве возможно, чтобы мужчина и женщина могли о чем-нибудь думать, когда их захлестывает волна беспредельного счастья?

Бретт еще не успел перевести дыхания, когда понял, что снова хочет быть с Дженни, оказаться внутри родного тела. Она посмотрела на него с некоторым удивлением. Бретт собрался пошутить по этому поводу, но не смог.

— Черт меня побери, Дженни, если я когда-нибудь испытывал такое, если даже подозревал, что такое возможно. Я очень надеюсь, что смог дать тебе кое-что.

Дженни молча прижалась к Бретту, и через секунду огонь, пробежавший по жилам, снова подбросил ее куда-то ввысь.

Обычно субботнее утро Дженни проводила, валяясь в постели. В эту субботу ей, как назло, нужно было немного поработать с клиентом. Но как Дженни не хотелось покидать теплого кольца рук Бретта! Неожиданно до нее дошло, что в первый раз за всю неделю она смогла выспаться. Факт оставался фактом — она проснулась бодрой и энергичной. Она была и есть Дженни Франклин, он — Бреттом Мак-Кормиком, они жили в двадцатом веке, и если вдруг они действительно получили второй шанс, то остается только быть благодарными. Кому? Дженни не знала и не хотела знать. Просто ее сердце всегда хранило память о том счастливом, безвозвратно ушедшем времени. Тогда что же в этом страшного?

Она еще плотнее прижалась к спящему Бретту и случайно взглянула на часы. В панике она бросилась к телефону и с виноватым видом набрала номер.

— Прости, ради Бога, Джой. Самое позднее через час я буду у тебя.

Проснувшийся Бретт с интересом наблюдал за судорожно одевающейся Дженни.

— Что-нибудь ужасное?

— Ужасней не придумаешь: работа в субботу.

Она не стала распространяться о том, что незнакомый Бретту Джой ждал ее к восьми утра.

Через двадцать минут, прижимая к себе кейс, Дженни скатилась вниз по лестнице. Бретт, едва поспевавший следом, внимательно следил, чтобы руки и ноги Дженни по возможности не пострадали. День выдался теплым и солнечным, даже бриз с океана не шевелил листвы деревьев. Запах цветущих магнолий приятно щекотал ноздри, и Дженни не смогла не остановиться хотя бы на секунду и не вдохнуть их чуть пьянящий аромат и порадоваться продолжающейся вокруг жизни.

Через несколько мгновений она уже стояла около своей машины и внимательно ее разглядывала, словно не веря своим глазам и ощущая откуда-то подкатившее противное чувство страха. Дженни обошла вокруг «монте-карло», считая спущенные колеса. Одно. Два, Три. Четыре. Все.

Стоявший сзади Бретт присел на корточки и зло выругался.

— Только они не проколоты, Дженни. Посмотри: они разрублены.

— Что?!

— Разрублены. Кто-то методично долбил по твоим колесам топором или чем-то в этом роде.

Дженни посмотрела на соседние автомобили: нет, все в порядке. Колеса соседей не пострадали.

— За что же меня? Почему среди всех машин выбрали именно мою рухлядь?

Та, которую теперь звали Моди, стояла на балконе с биноклем в руках и улыбалась. Приступы головной боли, мучившие ее всю ночь, ослабли и наконец совсем прекратились. Она глядела на женщину, ходившую вокруг своего автомобиля.

— Получи свое, маленькая дрянь! За каждую минуту, проведенную с ним, ты будешь платить! Потом ты, грязная шлюха, получишь последнее предупреждение. Ну а если и тогда не оставишь Мак-Кормика в покое, пеняй на себя!

Удовлетворение, полученное за последние пять минут, быстро улетучилось. В бинокль было хорошо видно, как Бретт достает из кармана ключи от своей новой машины. Мерзавка поцеловала его, дьявол ее раздери, потом чмокнула еще раз и уселась в «корвет». Бретт уже сидел за рулем, и машина, мягко урча, выползла со стоянки.

Головная боль снова стиснула голову Моди железным обручем.

— Перебьешься без последнего предупреждения, гнусная тварь!

Глава 9

Следующую ночь Бретт и Дженни провели в его квартире. Ее снова мучили кошмарные видения, и Бретт часто просыпался, пытаясь успокоить любимую.

Нынешним утром он практически насильно посадил ее в свою машину и отвез к жаждущему встречи Джою. Дженни была до такой степени потрясена и рассержена происшедшим, что Бретт заочно пожалел нетерпеливого клиента.

Доставив ее к Джою, Бретт вызвал полицию и еще раз убедился, что «та формальность не приносит ничего, кроме лишнего раздражения и хлопот. Работа профи шла по накатанной дорожке: нет свидетелей, нет мотивов, другие машины не пострадали, сделаем все возможное, очень сожалеем, всего вам доброго. На стандартный вопрос офицера о врагах Дженни Бретт не смог ответить ничего определенного. Единственным полезным делом, которое он сделал, оказался запрос о возмещении ущерба в страховое агентство, поэтому, когда Дженни вернулась назад, ее старичок уже обзавелся четырьмя новыми покрышками.

Бретт улыбнулся, лежа в темноте. Он вспомнил, как она довольно сдержанно поблагодарила его за причиненные неудобства, а после ему стоило некоторых усилий убедить расстроенную Дженни остаться у него. Сейчас она ворочалась во сне и тихо всхлипывала. Снова плохой сон! Это чрезвычайно беспокоило Бретта. Он наконец понял, что ее истерика на балконе неделю назад не была простой случайностью. Черт побери, неужели его последняя книжонка смогла так повлиять на психически вполне здорового человека! Бретт тщетно просил Господа послать Дженни нормальный сон.

Он даже не знал, что лучше: разбудить ее или, оставив все как есть, продолжать слушать ее жалобное постанывание. Несколько минут назад Бретту удалось ненадолго успокоить Дженни, гладя ее и говоря ласковые слова, но сейчас опять все началось заново.

— Джен? — наконец решился он.

Она продолжала стонать. Сбросив с себя одеяло, Дженни неожиданно замолотила руками направо и налево. Бретту показалось, что еще совсем немного, и она свалится на пол.

— Джен! Проснись, Джен!

Ее руки дотронулись до лица Бретта, и он ощутил знакомый лед ее пальцев.

— Джен?

Снова и снова она водила руками по его лицу. Стон, как будто бы вызванный очень сильной болью, казалось, шел из самого ее нутра. Бретту стало совсем не по себе.

— Дженни, просыпайся.

— Нет! — закричала она. — О Господи, Сэз, нет!

Сэз? Бретт почувствовал, что мышцы его живота свело и заклинило. Снова это? Опять?

— Дженни!!!

— Не умирай, Сэз, пожалуйста, не умирай!

— Дженни!!! — Он уже грубо тряс ее за плечо.

Она чуть приподнялась над подушкой и прижала к своей груди голову Бретта.

— Ты не можешь умереть. Я люблю тебя! Ты слышишь меня, Сэз?

Чертова книга! Дернуло его написать то, что никогда не должно было выплыть наружу! И будь проклят его собственный сон, который тоже снился ему снова и снова, как только он написал первые строчки!

— Послушай, Дженни…

— Я люблю тебя! Не покидай меня, Сэз!

Его слова, именно не ее, а его, поскольку он был автором упорно цитируемого романа, мучили Дженни, а значит, мучили и Бретта.

— Да пропади оно все пропадом! Дженни, слышишь меня, малышка? Ну пожалуйста, очнись, просыпайся!

— Ты же убила его, Моди! — взревела Дженни не своим голосом.

Видя, что все его усилия тщетны, Бретт уже совершенно перестал понимать, что делать дальше. Он просто-напросто растерялся.

— Это же только сон, — обреченно произнес он, — только сон…

Внезапно Дженни поднялась, и Бретт еле успел защититься от ее холодных и безжалостно атакующих рук. Отблеск света из окна упал на ее лицо, и Бретт с ужасом заметил, что ее глаза открыты. Страх противным холодком пробежал по спине. Сейчас Дженни выглядела незнакомым и страшным демоном. Незнакомым? Проснись, Бретт! Это же порождение романа, плод твоей собственной фантазии, перенесенной на бумагу!

— Что ты сделала с этим ножом? — прорычала Дженни.

Бретт уже не сомневался, что она видит во сне окончание его книги — не опубликованный вариант, а именно первоначальную версию. Но в обоих случаях роман заканчивался смертью героини. Собравшись с духом, Бретт приступил к очередной попытке вывести Дженни из транса.

— Нет никакого ножа. Слышишь меня, проснись! Это только сон!

Глаза Дженни внезапно закрылись, и она, застонав, словно от невыносимой боли, схватилась за грудь.

— Дженни! Господи, сделай так, чтобы она проснулась! — Бретт в исступлении затряс ее. — Просыпайся, черт побери, очнись!

Из ее горла вылетел булькающий звук, постепенно перешедший в пронзительный визг, грудь начала взды. маться, как у марафонца перед финишем, судорожное дыхание становилось все чаще и чаще. Оторопевший Бретт почувствовал, с какой неожиданной силой Дженни вцепилась в его руку, он окончательно растерялся и только лишь смотрел на нее.

— Дженни?

Она вздрогнула и изумленно уставилась на Бретта.

— Б-Б-Бретт?..

— Это я, Джен.

— Ох, Бретт. — Она зарыдала, не в силах что-либо выговорить.

Он ласково и успокаивающе прижал ее к себе, отчаянно соображая, что нужно говорить в таких случаях. Ее сердце колотилось, как у загнанного кролика.

— Ну все, все. Все в порядке. Ты лежишь в моей постели, все хорошо. Плохой сон уже закончился.

Господи, всю жизнь он считал своим долгом помогать другим людям, делать им приятное. Его приход в литературу тоже был отчасти продиктован этими соображениями. Бретт считал, что пишет книги прежде всего для удовольствия читателей, а уже потом для всего остального.

Сейчас он видел то «удовольствие», которое Дженни получила от его последнего романа, и проклинал себя за то, что вообще знает грамоту.

Бретту показалось, что он сидит на кровати, прижав к себе Дженни, уже не меньше часа. Ее дыхание успокоилось, и сердце стало биться тише.

— Тебе лучше? — ласково спросил он.

Дженни поудобнее пристроилась на его груди.

— Все в порядке. Не считая того, что я устроила тебе веселую ночку.

— Ты не должна так говорить! Никто не может себя контролировать во сне!

Дженни испытующе посмотрела на Бретта и провела рукой по его груди.

— А ты знаешь, какой сон я видела?

Бретт криво усмехнулся в темноте:

— Ты рассказывала об этом довольно подробно, пока не проснулась.

Она прикрыла глаза, и Бретт поцеловал ее мягкие, еще чуть солоноватые от слез губы.

— Мне очень неприятно, Дженни. Я так виноват перед тобой…

Глаза Дженни резко распахнулись:

— Это не твоя вина, Бретт! Ты здесь совершенно ни при чем!

— Как это ни при чем? А твои ночные кошмары? Разве не с моей книги все началось? Да если бы я только мог догадываться, к чему это приведет, не написал бы ни строчки!

— Бретт, нет.

Он попытался понять ее взгляд, но это было не так просто. В нем смешались сразу и печаль, и смятение, и подчинение неизбежному, и еще много такого, что Бретт не мог себе объяснить.

— А тебе не кажется, что, если бы ты не написал эту книгу, мы никогда бы не встретились? Меня охватывает ужас от одной мысли, что я так бы и продолжала жить дальше, не подозревая, что на свете существуешь ты.

— Думаю, мы бы и так когда-нибудь встретились, Без этого идиотского романа. Второй раз я вижу, как тебя мучит этот сон, и проклинаю тот день, когда решил его написать.

— Нет! Никогда! — В ее голосе снова зазвучали истерические нотки. — Никогда не говори так!

— Ладно, ладно, все в порядке! Ш-ш-ш. Ш-ш-ш. — Бретт начал укачивать Дженни. — Не будем больше об этом. Книга уже написана, она породила сон, и не стоит больше переливать из пустого в порожнее.

— Нет! — Дженни открыла глаза. — Совсем не все в порядке. Я…

— Что, ты опять про свою страшилку?

— Только не смотри на меня так!

— Что случилось? — Бретт удивленно уставился на Дженни.

— Я… — Она снова замолчала, не находя нужных слов. — Я должна рассказать тебе еще кое-что.

Серьезность ее тона заставила Бретта отвлечься от мыслей, как успокоить Дженни любым способом. Она выскользнула из его объятий и выпрямилась.

— Ну, и?.. — поторопил Бретт, почувствовав, как изменился ее настрой — от истерически-безумного до абсолютно рационального, почти делового.

— Бретт, я не могу обвинить тебя или, если хочешь, твою книгу в том, что практически каждую ночь меня изматывают страшные кошмары.

— Естественно. Но я сам виню себя за это независимо от твоего мнения. Ты считаешь, что я не мог знать о возможных последствиях, а я, увидев твой отрешенный взгляд сегодня ночью, думаю, что этого можно было бы избежать. Не будь меня или, если хочешь, моей книги, говоря твоими словами.

— Ты меня не понял. Твоя книга вообще не играет никакой роли!

— Да, конечно. Особенно если учесть, что вот уже второй раз при мне ты цитируешь ее дословно.

— Это неудивительно. — Она опять сжала губы и задумалась, пытаясь четче сформулировать мысль. По крайней мере она уже была уверена, что поступает правильно. Если дальше продолжать молчать о главном, то нервный срыв не заставит себя ждать в самое ближайшее время, может быть, даже этой ночью.

— Так что же ты хочешь мне сказать, Дженни? — прервал Бретт затянувшуюся паузу.

Она зажмурилась, вдохнула в себя теплый ночной воздух и выпалила скороговоркой:

— Твоя книга не играет никакой роли потому, что этот сон я видела значительно раньше, чем был опубликован роман.

Вопреки ожиданиям Дженни Бретт даже не пошевелился. Он только моргнул несколько раз и ответил:

— Это невозможно.

— Я знаю, но тем не менее это правда.

— Ну, может быть, ты слышала где-нибудь предварительное анонсирование? Помнится, там вкратце пере. сказывался основной сюжет, и…

— Нет! — Голос Дженни прозвучал неожиданно жестко. — Нет, Бретт. Я сказала — не раньше, а значительно раньше. Еще не прочитав твоей книги и не слыша этого твоего дурацкого анонсирования! Я знала и про цвет платья, и про Анну…

— Дженни, боюсь, мы опять начнем с самого начала…

— Не перебивай, а слушай! Впервые этот сон я увидела, когда мне было десять лет!

Бретт, собирающийся продолжать дальше, почувствовал, что язык прилип к небу. Он притянул к себе Дженни и сказал:

— Дженни, послушай, малышка. Только спокойно, без эмоций! Я понимаю, что эта книга, пропади она пропадом, так прочно вошла в твою жизнь, что…

Она вырвалась из его рук.

— Забудь про книгу, я сказала! Я прекрасно понимаю, как трудно в это поверить, но клянусь, я говорю чистую правду! Впервые я увидела сон про Анну и Сэза, когда мне было десять!

— Дженни…

— Помню, была середина ночи. Я, наверное, сильно визжала, потому что мать сразу вбежала в комнату и включила свет. А я плакала, почти задыхалась от ужаса, ожидая увидеть посреди комнаты Моди, набрасывающуюся на меня с ножом. — Бретт молчал, не в силах произнести ни слова. — Я помню, мама спросила у меня, что случилось, а я ответила, что моя кузина Моди только что зарезала меня. На груди между ребрами что-то горело огнем, причем боль была внутри меня. Мать подняла мне пижаму и увидела красную метку, которой раньше никогда не было.

Бретт мрачно перевел взгляд на то место, куда указывала Дженни, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте. Да, это было родимое пятно, но тогда, на балконе, оно было кровавым. Он помнил, что, когда оттер с него кровь, пятно казалось просто расцарапанной ссадиной, и он давно забыл о нем.

Теперь он ясно видел, что метка осталась на месте, напоминая простую родинку, может быть, несколько необычной формы.

— Мама сказала, что я сильно расчесалась во сне, — продолжала Дженни, — но и тогда, маленькой девочкой, я знала лучше, я была уверена, что это не так. Видишь? Вот оно, это пятно.

— Только тогда из него шла кровь, — задумчиво сказал Бретт, словно размышляя вслух. Он не хотел подгонять Дженни, давая ей возможность выговориться и самой подойти к главной мысли.

— И конечно, это было очень… — Она на мгновение запнулась и, не найдя нужного определения, продолжила: — …очень странным. — Дженни усмехнулась затертости этого слова. — Появившаяся родинка больше никогда меня не беспокоила, и со временем я вовсе забыла про этот необычный случай. И не помнила до того момента, когда ты увидел меня на балконе. Я посмотрела на тебя и…

— И ты, — он невольно остановился, понимая, что, поверив ей, может смело считать себя клиентом психиатра, — ты решила, что я — это Сэз.

— Да!

Не зная, как вести себя дальше, Бретт включил ночник и взглянул в глаза Дженни. «Боже мой, а ведь я действительно готов поверить ее рассказу от начала и до конца!» — пронеслось в голове.

— Бретт, все, что было в моем сне…

— Нет, не просто во сне. Ты ведь думаешь, великий Боже, ты думаешь, что я — это он. В смысле Сэз!

Дженни затрясла головой.

— Ты опять ничего не понял. Я совершенно нормальна и прекрасно знаю, что ты не Сэз, а Бретт Мак-Кормик.

— И эта уверенность не покидала тебя даже на протяжении последней недели? Когда ты называешь меня с балкона Сэзом? И несколько минут назад ты тоже знала?

— Но я при этом спала!

— Ну хорошо! Пусть маленькой девочкой ты увидела сон. Пусть тебе приснились эти Анна и Сэз, причем в ситуации, которая абсолютно или почти абсолютно совпадает с концовкой моей книги. Но, Дженни, ради бога, при всем, что я чувствую к тебе, ты хочешь меня убедить, что через двадцать лет увидела во сне то же самое? Дженни, какого черта?

«И правда, какого черта?» — подумала Дженни и, вздохнув, подчинилась неизбежности. Ее следующий вопрос заставил Бретта подпрыгнуть.

— Ты веришь в переселение душ? — спросила она напрямик.

— Что?!

— Я спросила…

— Да нет, я слышал, что ты спросила. — Бретт уже стоял перед ней, и мягкий свет ночника золотил его кожу. — Отвечу. Не просто «нет», а «нет, черт побери, мать твою так»! Я не верил и никогда не поверю в такую чушь!

Дженни не понравилась его презрительная улыбка, но особенно тот глубочайший скептицизм, с которым Бретт это произнес, не дававший ни малейшего шанса, что он сможет в это когда-нибудь поверить.

Тем не менее она продолжала:

— А почему?

— Потому что не верю во всякий бред и сказки для наивных придурков! — Бретт снова плюхнулся на кровать рядом с Дженни. Что-то похожее на любопытство промелькнуло в его взгляде.

— По-твоему, так плохо снова воскреснуть после собственной смерти, только в ином обличье?

— Плохо! Все это мешок дерьма! Если ты умер, значит, умер, и все тут!

— Миллионы людей думают иначе.

Неожиданно Бретт сел на кровати и всплеснул руками.

— Постой-постой. А почему ты, собственно, начала говорить на эту тему? Ты что, хочешь меня уверить… Господи, Дженни, ты ли это? Как я не догадался с самого начала?

Бретта бросило в озноб. Кто она? Сумасшедшая, маньячка или кто-нибудь еще похуже? Она послала записку, содержание которой гарантировало ей внимание с его стороны. Дальше. Встретилась с ним во французском квартале, где после не слишком долгой беседы изобразила драматический исход. После этого она уже была уверена, что Бретт ею заинтересуется всерьез. Затем в нужный момент вышла на балкон и, использовав ситуацию, заманила его в постель, где и…

— Тьфу! — Бретт потряс головой. Так можно далеко зайти. Откуда она взяла сюжет, родившийся в его собственной голове? Он сам себе выбрал жилье в комплексе, где она уже давно жила. И не могла же Дженни предугадать, что Бретт именно в ту ночь выйдет подышать воздухом под ее балкон!

В голове неожиданно, словно вспышкой, высветилась картинка, кольнуло где-то у левого уха, потянуло болью. Гроб, убранный цветами. Чьи-то заплаканные лица. Внезапная тошнота комом подкатила к горлу. Бретт явно услышал жалобный плач, доносящийся будто бы откуда-то из темных уголков его сознания. Плач животного, страдающего от невыносимой боли. Тихое бормотание. Что-то похожее на пение псалмов… Дерьмо!

— Думаешь, я в это поверю? — Он очнулся от звука собственного голоса, открыл глаза и моргнул, не сразу сообразив, что рядом находится Дженни, что он в своей квартире в Новом Орлеане. — Вернее, как ты сама можешь верить в такое?

— Что же мне прикажешь думать, когда, сидя в своей комнате и читая книгу, написанную тобой в последние год или два, тобой, человеком, которого я никогда не встречала, я узнаю в ней свой собственный сон, виденный мной двадцать лет назад и описанный слово в слово? А потом, когда я увидела тебя на презентации… Ты что, ничего тогда не почувствовал? Просто так шел, шел и вдруг стал глазеть на незнакомую женщину? Тебе напомнить, что было потом?

Бретт и сам помнил, как резко остановился, сразу выделив ее взгляд в толпе. Да, тогда ему показалось, что он узнал в ней кого-то очень близкого, но давно потерянного. Черт! Может быть, он такой же чокнутый, как и сама Дженни?

— Ничего не было.

— Может быть. Для тебя, — мягко уточнила Дженни. — А для меня было, когда я проснулась в прошлую субботу и обнаружила тебя в своей постели. Ты смотрел на меня, и мне казалось, что ты свалился с неба.

— Послушай, я же не отрицаю, что нас чертовски сильно тянет друг к другу. Я не смог бы это отрицать, даже если бы сильно захотел. Почему бы не считать, что наши отношения возникли именно из-за этого? Зачем ты стараешься выжать что-то большее из того, что есть на самом деле?

— Ты думаешь, это что-то большее, Бретт? Если мы оба чувствуем, что когда-то знали и любили друг друга в прошлом, зачем заниматься самообманом? И это прошлое все, что мы имеем, это то… — Она зажмурилась и замолчала.

— Это то, что?

— Ничего. Это не важно.

— Если ты начала об этом говорить, значит, для тебя это важно.

— Но не для тебя! Ты же не поверил ни единому моему слову.

— Дженни! Эта поганая книжка — сказка! Я ее написал, понимаешь? Я! Эти люди никогда не жили на свете. Даже если бы я и верил в существование этого чертова переселения душ, то все равно никогда бы не поверил в возможность второй жизни вымышленных персонажей!

— Если ты так настаиваешь, что сам выдумал эту книгу, объясни мне, пожалуйста, как я узнала ее конец.

— Ну и вопрос, а? Черт! Ну бывают же на свете самые невероятные совпадения!

— То, что ты видел сон о тех же самых людях, что и я, правда, когда мне было десять, я так понимаю, тоже совпадение?

Бретт пошевелил губами, не зная что ответить.

— Ладно, Бретт. Забудем это. Просто забудь все, что я говорила.

— Давно бы так, — проворчал Бретт значительно миролюбивее. — Нет никакой прошлой жизни, и все это полная чушь! Смерть есть смерть, и этим все сказано. — Он немного помолчал и добавил совсем другим тоном: — Умерший человек не может вернуться назад.

Дженни сосредоточилась на интонации Бретта, с которой он произнес последнюю фразу. Создавалось впечатление, что он сам пытается убедить себя в сказанном.

— Ты кого-то имеешь в виду, Бретт?

— Что? — вздрогнул тот.

— Кто умер и не может вернуться назад?

От его глаз повеяло холодом, и взгляд сделался невероятно жестким.

— Я не понимаю, о чем ты. — Такая невысказанная боль промелькнула в его интонации, что Дженни почувствовала себя сейчас лишней.

— Мне очень жаль, Бретт, но я… пойду. — Дженни начала отодвигаться к краю кровати.

Внезапно паника охватила Бретта. Он никогда не мог даже думать об этом без содрогания со времени смерти отца, но значительно страшнее будет, если Дженни сейчас покинет его.

— Почему ты уходишь? — спросил он. — Потому что я не верю в прошлую жизнь?

Дженни повернула к нему удивленное лицо.

— Конечно, нет. Если для тебя не важно, что я в это верю, то отчего для меня должно быть важно, что ты в это не веришь?

— Тогда почему же ты собралась уходить? Ты делаешь неправильные выводы, Дженни. Да, действительно я не верю, что человек живет множество жизней. Но я верю в другое. Я верю в случающееся между нами каждый раз, когда мы вместе. Это вполне реально. Тебе не достаточно?

Видимо, для Дженни этого было достаточно, потому что она придвинулась назад к Бретту, и их губы встретились. Если он не верит — пусть так и будет. Она-то знала правду. Она знала и помнила Бретта сердцем. Сердцем, а не головой, и эта память была значительно прочнее и глубже. Может быть, когда-нибудь она избавит его от боли, мелькающей в родных глазах. А сейчас… Сейчас Дженни просто любила его.

Глава 10

Бретт не видел особой нужды разубеждать Дженни. В конце концов, если ей так хотелось быть сторонницей этой идеи — пожалуйста, это ее дело.

На следующее утро он проснулся оттого, что кто-то колотил в его дверь.

— Вот и оживший дядюшка с того света приехал, — пробормотал он.

Бретт со стоном повернулся, раздраженный назойливым стуком. Они слишком мало спали этой ночью, занятые то кошмарами Дженни, то обсуждениями того, что из этих кошмаров следовало.

Звук повторился. Похоже, в дверь уже не стучались, а ломились. Проснулась Дженни и, что-то пробормотав, попыталась подняться.

— Ложись, не вставай. Я пойду посмотрю, кто ходит в гости по утрам. — Он натянул джинсы, помня конфуз с Кэй. Убедившись, что молния находится в нужном положении, он открыл дверь и с удивлением обнаружил за ней великолепного Роба (или как там его зовут?). Друга, и ничего больше, как говорила Дженни, Но Бретт вовсе не собирался записывать его в число и своих немногочисленных друзей.

— Ну, и?.. — не слишком приветливо спросил Бретт осипшим после сна голосом.

— Прошу прощения у обоих, — ухмыльнулся Роб, — но я уже был у Дженни, и там никто не отвечал. Мне нужны ключи от ее квартиры.

— Ты уверен, что тебе не станет плохо, парень?

— Уверен, что нет. — Улыбка Роба стала еще приветливее.

— Тогда, может быть, ты объяснишь, какого черта тебе понадобилось в ее квартире?

— Конечно, объясню. Дженни. Тем более что я слышал ее голос.

— Роб? — Заспанная Дженни появилась возле дверей.

Бретт без особого удовольствия отметил, что на ней была надета рубашка и ничего больше.

— Привет, крошка. Я так и знал, что ты здесь, — сказал Роб, поглядывая на Бретта.

Дженни проследила его взгляд и обняла Бретта за талию.

— Ты меня ищешь?

— Я методично дубасил в твою дверь в течение последнего часа.

— И я не отвечала? — улыбнулась Дженни.

— Я думал, что, может быть, ты меня не слышишь. — Он взглянул на Бретта. — В этой квартире мне открыли дверь значительно быстрее.

— Так что случилось?

— Случилось то, что твой душ хлещет не переставая с самого утра. В том смысле, что я слышу этот звук с того самого момента, как вернулся домой. — Он ухмыльнулся, очевидно, вспомнив бурно проведенную ночку. — Здесь феноменально тонкие стены. — Роб кивнул на Бретта. — Должно быть, он чертовски потрясающий парень, если ты бежишь к нему с такой скоростью, что не успеваешь повернуть кран.

Какой-то комок в горле помешал Дженни ответить сразу.

— Бретт действительно потрясающий парень. Но дело в том, что последний раз я была дома вчера днем. И еще: я не пользовалась душем.

Подождав, пока к одежде Дженни добавится еще что-нибудь, они втроем взбежали вверх по лестнице. Она первой вошла в квартиру и почувствовала, как волоски на руках встают дыбом, словно наэлектризованные. Нет, внешне все было в порядке, но что-то присутствовало в воздухе, что-то чужое и злобное. Она ощущала это почти физически. И еще Дженни слышала шум льющейся из душа воды. Из душа, которым она никогда не пользовалась.

Ничего не понимая, она метнулась к ванной комнате.

Бретт рванул Дженни за руку:

— Позволь мне первым, мало ли что…

— Мало ли что? Что там, по-твоему, может быть?

— Тем более, какая разница?

— Там никого нет, — уверенно сказала Дженни, и подумав, добавила: — По крайней мере сейчас.

Бретт, Дженни и появившийся из холла Роб гуськом зашли в ее маленькую ванную. Холодная вода била из душа мощной струей, обдавая присутствующих прохладной влажной пылью.

— Могу сказать одно совершенно точно, — твердо сказала Дженни, — я этого не делала.

— Подтверждаю, — отозвался Бретт, закручивая воду.

Роб, так и не закрыв рта, ошалело крутил головой из стороны в сторону.

— Я вернулся приблизительно без четверти четыре и сразу же завалился спать. Уже засыпая, я это хорошо помню, я заметил, что к гудению кондиционера добавился шум воды. Абсолютно точно могу сказать, что до этого его не было. Похоже, Дженни, к тебе заходил ночной гость.

Ее передернуло.

— Ты уверена, — продолжал Роб, — что не забредала сюда среди ночи и…

— И, как лунатик, сама того не помня, решила освежиться? — закончила за него Дженни.

Роб обиженно поджал губы:

— Если ты хочешь сказать…

— Великолепно! — Дженни заняла боевую позицию. — Ты же знаешь, что я ненавижу душ и всегда пользуюсь только ванной!

Бретт поморщился. Он знал эту особенность Дженни, но не подозревал о подобной осведомленности Роба. Ему очень хотелось принять участие в их оживленной беседе, но он не знал, с чего начать.

— Может быть, вызвать полицию? — наконец нашелся он.

— Ага. И попросить их подтереть пол, а заодно и подвезти новую стиральную машину. Мерси, не стоит. Полиции здесь делать нечего.

— Послушай, куколка, — вмешался Роб, — если тебе нужна новая стиральная машина, для начала научись закрывать за собой кран. — Он взглянул на часы. — Ого! Прошу прощения, но я обещал своей мамочке позавтракать вместе с ней. Увидимся, сладкая! — Он поцеловал Дженни в щеку.

С ворчанием бультерьера, у которого потянули из пасти сахарную кость, Бретт выдвинулся вперед и сжал кулаки.

— Потише, потише, Геркулес, — повернулся к нему Роб. — Слушай, она действительно восхитительна, но, поскольку ты такой огромный и страшный, я убегаю. — Он повернулся к дверям и, показав Бретту поджарый зад, добавил через плечо: — Приятно чувствовать себя сосунком возле такого крутого парня.

Дженни взглянула на Бретта, стоящего с вытянутым лицом, и прыснула.

— Ладно, ладно, — проворчал он вслед Робу, — повторишь мне это наедине.

Они привели себя в порядок и, уже одетые, сидели в комнате Бретта. Дженни не была расположена обсуждать происшедшее, так же как и обращаться в полицию. Чтобы разогнать тучи на ее челе, Бретт предложил съездить куда-нибудь прогуляться.

— Парковый район, — ответила Дженни. — Давай проедемся по авеню Святого Чарльза до самого конца.

Езда на машине всегда доставляла Бретту удовольствие, и он не раздумывая согласился. Меньше чем через час они уже катили по направлению к центральной Кэнэл-стрит.

— Господи, как я давно не ездила просто так, — вздохнула Дженни.

Напряжение ночи начало спадать. Они проехали деловое Сити, площади Ли и Джексона и въехали в парковый район.

— Ну что, — улыбнулся Бретт и притормозил машину, — поиграем в туристов?

— Сейчас большая часть играющих в туристов не вылезает из своих автомобилей, — вздохнула Дженни. — А я просто очень люблю эту часть города. Если бы это было возможно, я бы поселилась здесь.

Красивые старые домики прятались в изобилии зелени, старые деревья, склоняя ветви и причудливо переплетая их, образовывали живые изумрудные своды, даря улицам прохладу. Ковер сочной травы всех оттенков зеленого начинался от фундамента каждого домика и сливался с радужными пятнами цветочных клумб. Машины, двигающиеся по авеню Чарльза, подъезжая к парку, сразу скрывались за зелеными стенами.

— Я знаю, о чем ты думаешь.

— О чем?

— Ты думаешь, что на земле больше нет такого места, как парковый район Нового Орлеана.

— А что? Разве плохо жить в одном из этих игрушечных домиков? Я бы с удовольствием.

Бретт улыбнулся и направил машину в сторону Эудьюбонского парка.

Был волшебный полдень. Воздух, теплый и тяжеловатый, насыщенный запахом магнолий, ласково обдувал их лица. Дженни казалось, что с каждым часом она любит Бретта Мак-Кормика все с большей силой. Он тоже не оставался равнодушным к магии солнечного дня и был весьма доволен, что наконец-то сумел выбраться на волю.

На обратном пути он специально свернул на Вашингтон-авеню, идущую параллельно авеню Святого Чарльза. Двигаясь по этой дороге, можно было разглядеть его владение.

Рассказать ей о доме сейчас, показать его? Дать возможность полюбоваться его полуотреставрированной собственностью? Ведь ей достаточно бросить один взгляд, чтобы по заслугам оценить его усилия. И Дженни тоже полюбит этот дом, Бретт был в этом уверен.

Но он промолчал. Старая добрая песенка «она-что-то-от-меня-хочет» некстати выползла наружу, хотя Бретт прекрасно знал, что это не так. И все же что-то удержало его. Этот дом являлся его собственностью самым дорогим, что у него было. После ночного разговора у Бретта осталось странное впечатление, будто между ним и Дженни существует какая-то потусторонняя связь. Именно такое чувство Бретт испытал и когда впервые увидел этот старый дом. Конечно, все это было достаточно глупо, но все-таки он предпочел промолчать и проехать мимо. Если бы он снова начал разговор про переселение душ и прочие подобные штуки, то только причинил бы Дженни боль, лишний раз посмеявшись над ней.

Итак, рассказ про свою драгоценную собственность в парковом районе он предпочел временно отложить.

Весь понедельник Бретт провел в дебатах с самим собой, раздумывая, рассказать Дженни про дом или подождать.

После прогулки они проехали по Мэгэзин-стрит и, не доезжая центральной Кэнэл, свернули во французский квартал чего-нибудь перекусить. Они без удовольствия пожевали соленые сырые устрицы и вернулись назад, в квартиру Бретта.

Сейчас Дженни опять уехала к клиенту, и Бретт остался наедине с чашкой кофе. Когда раздался стук в дверь, Бретт почувствовал, что не имеет ни малейшего желания открывать. Да пусть хоть весь мир начнет к нему ломиться! Он прокрался к телефону и отключил его. После вчерашнего визита Роба стук в дверь начал его раздражать. Ему осточертел поток странных событий последнего времени, мешавших ему работать над романом, и так история с душем не вылезала из головы.

С того момента, когда они решили поехать на прогулку в парковый район, Дженни, так же как и Бретт, ни разу не заговаривала об этом. Он же не видел смысла расстраивать Дженни и начинать разговор первым. Когда она поцеловала его час назад перед отъездом, Бретт заметил тень тревоги, притаившуюся в уголках ее глаз. Он был уверен, что теперь Дженни ни за что не останется в своей квартире ночью одна.

Честно говоря, Бретт был обеспокоен не меньше. Он и так и сяк обдумывал ночное происшествие, но разумного объяснения в голову не приходило, и чем дальше уводили его мысли на этот счет, тем дальше отодвигалась перспектива окончания книги. Как Бретт ни старался, он никак не мог сосредоточиться. Едва он вспоминал Дженни, как все остальное мгновенно переставало существовать. Мысли Бретта сразу полностью переключались на нее, упорно крутились вокруг преследующего его милого образа, и Бретт ничего не мог с собой поделать. Он не поверил во все эти глупости ни на мгновение, глубоко презирая рассказы о прошлой жизни, возрождении, карме и прочей чуши. Может быть, он немного верил только в то, что существует судьба, фатальная неизбежность всего происходящего.

Очередной стук был им снова проигнорирован.

Мак-Кормик чувствовал, что, когда Дженни находилась вместе с ним, возникало ощущение единого цело. го, никогда не испытываемое им раньше. Без всяких объяснений и теорий. Оно просто появлялось, и все. И ему хотелось жить с этим чувством и дальше.

Стук превратился в мерные громовые раскаты.

— Черт вас всех побери! — заорал он и, резко отодвинув в сторону клавиатуру компьютера, подскочил к двери.

— Не прошло и полугода, — недовольно заметила Грейс, проходя в комнату. — Я уже часом решила, что пора вызвать полицию, чтобы дать ее представителям возможность полюбоваться твоим хладным телом. Скажи честно, тебе было очень тяжело поднять телефонную трубку и сообщить, где тебя будет носить весь уик-энд?

— Трам-пам-пам-пам… — пробормотал Бретт.

Пока он закрывал дверь, гостья по-хозяйски уселась на край кушетки, закинув ногу на ногу. Надо сказать, ноги у нее были весьма неплохие. Краешек розовой юбки задрался, демонстрируя округлые колени. Одной рукой Грейс облокотилась на кушетку, другую положила на бедро и, надо отдать должное, выглядела весьма призывно и соблазнительно.

Внезапно она чуть приподняла голову и хищно повела ноздрями. Одна ее бровь удивленно и одновременно надменно приподнялась.

— Так-так… Не удивляюсь, что ты мне не позвонил.

— Что ты имеешь в виду? — на всякий случай переспросил Бретт, впрочем, не сомневаясь в ее проницательности.

— Бретт, дорогой, я не думаю, что после бритья ты стал использовать женскую туалетную воду вместо одеколона.

Бретт действительно воспользовался флакончиком Дженни, но обратил на это внимание только сейчас. Аромат был очень слаб и тонок, но Грейс вычислила новый запах с безошибочностью гончей.

— Почти все выходные провозился с починкой машины, — на всякий случай соврал он. — У тебя ко мне дело?

Бровь Грейс приподнялась еще выше.

— Так что за женщина провела с тобой весь уикэнд? На тебя это не похоже, Бретт. Или я не права?

— Может быть, оставим в покое мою личную жизнь? Или я не прав?

На один миг, такой короткий, что со стороны это было практически не видно, взгляд Грейс стал злым и колючим. Если бы Бретт это заметил, то, наверное, сильно бы удивился ряду волшебных изменений знакомого лица.

Но Грейс уже одарила Бретта восхитительной улыбкой:

— Прошу прощения за бестактность. Можешь мне не напоминать, чтобы я не совала нос не в свое дело. Просто не люблю, когда женщины тебя используют. Предпочитаю, чтобы ты тратил свою энергию на написание книги, а не на назойливых почитательниц.

С точки зрения профессионала, Грейс, конечно же, была права. Бретту очень хотелось ответить, что женщина, использующая парфюмерию, которую она учуяла своим великолепным носом, значит для него гораздо больше, чем просто почитательница, но предпочел промолчать. Грейс всегда ревностно выполняла обязанности негласного надзирателя Бретта, но такое поведение диктовали интересы ее бизнеса. И, само собой, Грейс была заинтересована в издании нового романа. Порой Бретту казалось, что она была бы довольна, если бы он не ел, не пил, не спал, а только писал. И сейчас она сразу ощутила, что Бретт послал ко всем чертям свою работу и устроил себе праздник жизни.

Грейс обладала не только проницательностью, но и весьма цепким умом, что вполне устраивало Бретта. За все время их совместной работы он ни разу не мог пожаловаться на недостаток профессионализма Грейс, поэтому обязательно прислушался бы к ее последнему замечанию, если бы речь шла о любой женщине, но только не о Дженни.

Черт возьми, да он бы и сам никогда не позволил себе до такой степени распуститься! Бретт, конечно, мог провести одну-две ночи с понравившейся ему женщиной, но не больше того. Неоконченный роман быстро вернул бы его в строй.

— Итак, что же тебе понадобилось? Полагаю, нечто очень важное заставило тебя тащиться сюда через весь город.

«Бушующая страсть». Господи, как он возненавидел это название! Грейс настаивала, чтобы это было продолжением «Безумной ярости», и Бретт называл про себя этот роман «Безумным продолжением». Но «Бушующая страсть» никуда не годилась по сравнению с первой частью.

— Так о чем ты собиралась со мной поговорить? — снова спросил он.

— Просто хочу поставить тебя в известность, что запланирована серия выступлений по национальному телевидению в Нью-Йорке и Чикаго во второй неделе ноября.

— Нет проблем, — кивнул Бретт и улыбнулся, подумав, что, может быть, Дженни сможет поехать вместе с ним.

— Что происходит? — удивилась Грейс. — Обычно, когда я говорю, что тебе придется отправиться в поездку, ты выглядишь как кот, которому тычут в нос зажженной сигаретой.

— Я и сейчас не в восторге от этой идеи.

— Рассказывай! Хотя подожди, до меня дошло. Ведь эта твоя пассия была здесь не только в последний уик-энд?

— Почему ты так решила?

— Прежде у тебя никогда не было женщины, с которой бы ты общался в течение целой недели. Обычно они задерживались не больше чем на ночь. Но за такое время этот запах не успел бы пропитать все вокруг.

Бретту захотелось поинтересоваться, откуда у Грейс такая уверенность в его привычках, но он вовремя вспомнил, что сам делился с ней впечатлениями о своих сексуальных похождениях, может быть, даже порой выбалтывая лишнее.

— Скоро ты начнешь брюзжать на этот счет, как моя мамочка, — проворчал он, стараясь придать голосу оттенок доброжелательности.

— Не напрягайся, дорогой, — улыбнулась Грейс. — Мое брюзжание носит чисто деловой характер. Просто ты должен четко представлять себе возможные последствия. Мы занимаемся бизнесом, который имеет вполне конкретную конечную цель — продать твою очередную книгу. Если ты начнешь тащить на буксире женщину, у всех нас возникнет масса проблем, особенно у Кэй, подписавшей прошлой весной конвенцию американских распространителей книг. Если ты не сможешь оплатить очередной взнос, твой секретарь может попасть в крайне неприятную ситуацию.

Когда под вечер Дженни подъехала к комплексу, она обнаружила Бретта прогуливающимся перед домом в компании очаровательной блондинки. Они улыбались друг другу, причем блондинка довольно фамильярно держала Бретта под руку. Дженни сразу узнала в ней женщину, сопровождавшую Бретта на презентации.

Что-то кольнуло ее под ребра, поколебав былую уверенность. Решив для себя раз и навсегда, что они получили от судьбы второй шанс и возродились лишь с одной целью — найти друг друга, она тем не менее не желала, чтобы он слепо подчинялся заведомо предначертанному свыше плану. Дженни совсем не хотелось чтобы Бретт любил ее только потому, что так уже когда-то было в другой жизни. Ей было нужно, чтобы Бретт Мак-Кормик любил Дженни Франклин. Она через силу заставляла себя не сравнивать их обоих с Сэзом и Анной. Даже если это и было на самом деле, нельзя бездумно переносить прошлое в настоящее, достаточно только помнить об этом. Поэтому невозможно насильно заставить Бретта выбрать то, что ему не по душе.

В настоящее время он, судя по всему, выбрал руку великолепной блондинки, и это причиняло Дженни боль.

Бретт, подняв глаза и увидев ее выходящей из машины, мгновенно изменился и стал серьезным. В данном случае такая серьезность была добрым знаком. Сейчас, глядя на Бретта, никак нельзя было сказать, что он влюблен в другую женщину, и у Дженни отлегло от сердца.

Слегка замешкавшийся Бретт взял себя в руки и решительно повел блондинку навстречу Дженни. Даже со стороны было заметно, что он сам себе хочет что-то доказать. Подойдя, он отстранился от спутницы и, обняв Дженни за талию, сказал:

— Хочу познакомить тебя с моим литературным агентом Грейс Уорен. Грейс, это Дженни Франклин.

Дженни охотно пожала руку Грейс, которая, благосклонно улыбаясь, ответила. Впрочем, глаза мисс Уорен остались холодными.

— Рада познакомиться с вами.

— Взаимно, Дженни. Кажется, вижу вас не впервые.

Дженни восхитилась ее выдержкой и уравновешенностью. Грейс еще раз улыбнулась и, сев за руль сияющего спортивного авто, нажала на газ, может быть, чуть резче, чем следовало. Дженни успела заметить брошенный в ее сторону взгляд, скрытый темными стеклами очков, и задумчиво посмотрела вслед выезжающей на улицу машине.

— Она очень красива, — произнесла Дженни.

— Согласен. Ты тоже.

Она с любопытством покосилась на Бретта:

— Сравниваешь?

— Она моя сотрудница, Джен. Мы работаем вместе долгое время и успели подружиться. Но это все, что между нами было и будет впредь. Я ответил на твой вопрос? — Его голос звучал мягко, а в уголках глаз затаились искорки смеха.

Трудно было представить себе мужчину, который видел в такой сногсшибательной женщине, какой была Грейс Уорен, только лишь коллегу, но Дженни заранее знала, что если не примет объяснения Бретта сразу и бесповоротно, то сойдет с ума. Тем более, что он сразу же отошел от Грейс и обнял ее, причем сделал это явно демонстративно.

— Вполне. — К Дженни вернулась беззаботная улыбка.

Бретт тоже улыбнулся и прижался губами к ее щеке.

— Вот и здорово. — Он опять поцеловал Дженни, и она, ощутив его горячее дыхание возле своего уха, почувствовала внезапно нахлынувшую дрожь от макушки до самых пяток. Бретт шутливо застонал: — Только не смотри на меня таким взглядом посреди тротуара.

Дженни уже забыла и о прекрасной блондинке, и вообще обо всем. Она знала только одно: он, Бретт Мак-Кормик, хочет ее, Дженни Франклин.

— А какой у меня взгляд?

— Приблизительно так умирающий с голоду смотрит на гамбургер.

— Кстати, об обеде, — вспомнила Дженни и пошла назад, к своему «монте-карло».

Бретт посмотрел ей вслед. На заднем сиденье виднелись пакеты внушительных размеров.

— Это что?

— Ужин, — невинно ответила Дженни. — Я собираюсь приготовить ужин. Интересно?

Брови Бретта поднялись.

— Более чем. Особенно результат сего процесса.

— В таком случае что ты скажешь о спагетти как основной составляющей?

Бретт стоял у открытой двери машины и изумленно обозревал две огромные упаковки макарон.

— Послушай, ты ведь не собираешься устроить званый ужин для всего комплекса?

— Только для тебя. Здесь еще французский хлеб, готовый салат и мороженое.

— Я уже чувствую волчий аппетит.

— То есть ты хочешь сказать, что писал свой роман так вдохновенно, что забыл пообедать?

— Пообедать я действительно забыл, лихорадочно соображая, о чем писать вообще.

— Весьма патетично. Слезы наворачиваются на глаза огромными каплями.

Они поднялись наверх. Пока Дженни переодевалась, Бретт отправился на кухню разбираться с пакетами. Он хотел сразу же рассказать Дженни о возможной поездке в Нью-Йорк и Чикаго, но удержался, сам не зная почему.

Не зная? Бретт задумался. Черта с два не зная! Его сдерживал элементарный страх. Предложив Дженни поехать вместе, он программировал туманно-далекое будущее и связывал себя на довольно большой отрезок времени по рукам и ногам. Предложить это означало бы признаться: он хочет, чтобы Дженни вошла в его жизнь не менее чем на два месяца.

И чтобы он, проводивший с одной и той же женщиной не более двух ночей, сумел выдержать такой срок? Бретт просто не мог в это поверить. И чем больше он пугался этой мысли, тем сильнее хотел, чтобы Дженни пробыла с ним хотя бы до ноября.

Соус, приготовленный Дженни для спагетти, был замечательным. Он распространял аромат по всей квартире, щекотал нос, возбуждал необузданный аппетит… Создавалось впечатление, что Бретт не ел целую неделю. Когда зазвонил телефон, он с виноватой улыбкой тянулся за очередной порцией. Дженни подошла, чтобы ответить, и Бретт, пользуясь случаем, набил рот до отказа.

Он быстро прожевал спагетти и блаженно уставился на вернувшуюся через несколько минут Дженни:

— Хорошие новости?

— Да! В деловом Сити появился новый клиент. По рекомендации. Мне придется поработать с ним завтра вечером.

— Что? Прямо в Сити и вечером?

Дженни мягким движением стерла с его руки капельку соуса.

— Ты что, не знаешь, что даже Сити небезопасен поздними вечерами, особенно для одиноких женщин?

— Слышала, папочка!

— Нет, не думай, что я против. Просто я хочу, чтобы ты была осторожна, вот и все. Хотя, честно говоря, мне не по душе твоя вечерняя работа вдали от дома.

— Мне тоже, но ведь я буду всю дорогу находиться в закрытой машине. Не думаю, что это опасно. Положить тебе еще спагетти?

— Обещай мне, что будешь осторожна.

— Я всегда осторожна, когда накладываю макароны.

— О'кэй, я уже заткнулся. — Он поднял руки вверх, но через секунду снова стал серьезным. — Но если ты не вернешься до наступления темноты, мне придется ехать разыскивать тебя по всему Сити.

Дженни яростно погрузила вилку прямо в горшок со спагетти и начала наматывать их на ее зубцы. Бретт завороженно наблюдал за ее манипуляциями. Раздался «чавк», и пучок макарон безвольно повис на стенке холодильника.

— Нет, — твердо сказала Дженни, опустив голову вниз и рассматривая макаронину, свалившуюся на пол. — Это абсолютно лишнее. Не надо меня разыскивать по всему Сити. Кстати, тебя не учили в детстве, что нужно делать, если макароны падают на пол?

— Учили, но в нашем доме они никогда не висели на стенах.

Дженни со вздохом подобрала спагетти.

— Может быть, ты объяснишь, что сей стон означает?

— Ничего, кроме того, что мне не нравится, когда макароны, вместо того чтобы лежать на тарелке, разбегаются по полу и стенам.

— Да, некоторая антисанитария имеет место.

— Не беспокойся, — утешила его Дженни, — я же не заставляю тебя это съесть.

— Итак, — спросила Дженни, когда с макаронами было покончено, — ты готов к десерту?

Бретт остановился и долго смотрел ей в глаза:

— Об этом ты могла бы меня не спрашивать. Как насчет того, чтобы перебраться ко мне?

— Ты хочешь сказать, Мак-Кормик, что мороженое, которое я подразумевала под десертом, останется здесь, а мы спустимся к тебе?

— Я хочу сказать, Франклин, что мороженое мы уничтожим у тебя, а настоящий десерт будет этажом ниже.

— Что же нам мешает остаться здесь? Мороженое неплохо пойдет и в постели.

После истории с душем Бретту не хотелось оставаться у Дженни. Ему казалось, что какое-нибудь случайное напоминание об этом странном случае может все испортить.

— Моя кровать больше, — отшутился он, — и комната просторней.

— Резон есть, но звучит неубедительно. Ты ничего не хочешь добавить?

— Конечно. У меня есть коробка отвратительных сахарных хлопьев на завтрак.

— Боже, — скривилась Дженни, — ты не мог найти более подходящего аргумента?

Двадцатью минутами позже та, которую звали Моди, навела бинокль на мужчину и женщину. Их нетрудно было рассмотреть под сияющими фонарями. Они, обнявшись, скрылись за дверью с номером сто три.

— Ну что ж, получи удовольствие, шлюха, еще раз, — глухо произнесла она в темноту, — в последний раз.

Она опустила бинокль и положила руку на ремешок, стягивающий талию. В это же время завтра эта стерва Франклин будет уже воспоминанием.

Моди всегда умела располагать к себе людей. Правда, обаяние сразу гасло, если речь шла о выплате ей старых долгов. И именно такой долг она потребовала сегодня вечером. Человек, задолжавший ей, имел черту, вполне устраивавшую Моди: он был крайне жаден и готов на все ради денег.

Она улыбнулась и мечтательно прикрыла глаза.

Глава 11

Дженни провела рукой по шевелюре, пытаясь пригладить растрепавшиеся волосы. Проблема ее нового клиента Терри Рива оказалась гораздо серьезнее, чем она думала вначале. Возня с обновленными версиями системных программ в компьютере заняла значительно больше времени, чем она предполагала, а значит, возвращение домой затемно было ей гарантировано.

— Неужели все так плохо? — поинтересовался мистер Рив жалобно.

Дженни устало улыбнулась:

— Не фонтан. Ваши старые программы никуда не годятся. Толку от них, кроме лишних проблем, скажем прямо, маловато. Еще, я боюсь, вы где-то подхватили вирус, который уничтожит некоторые из ваших файлов. Не исключено, что к следующему понедельнику он сотрет информацию со всего винчестера.

— Как со всего винчестера? И этот процесс невозможно остановить?

— Думаю, можно. Но это займет не один час работы.

— Это не важно! — рявкнул Терри. — Без компьютера я как без рук. Я заплачу вам ту сумму, которую вы сами назовете, но, пожалуйста, сделайте все возможное.

Дженни тоскливо взглянула в окно. Оранжевый шар солнца уже задевал верхушки зданий и медленно подкатывался к линии горизонта.

— Хорошо. Я останусь и постараюсь вам помочь.

Предлагая Кэй очередную чашку кофе, Бретт задержал взгляд на часах.

— Спасибо, Бретт, не откажусь, если, конечно, ты никуда не торопишься.

— Нет-нет. — Он снова взглянул на часы и потер запястье. — Просто она задерживается, и я начинаю волноваться.

— Ты договаривался с ней на конкретное время?

— Да нет же! — Он подошел к столику и налил Кэй очередную чашку. — Кстати, ты ее знаешь.

— Ох! — только и сумела произнести вспыхнувшая Кэй, поняв намек.

Они одновременно вспомнили то утро, когда Кэй неожиданно появилась у Бретта, открыв дверь своим ключом. Только сейчас Бретт обратил внимание, насколько внешне изменилась Кэй за последнее время. Ее короткая стрижка стала просто шикарна, лицо преобразил тщательно наложенный макияж. Никогда раньше Бретт не замечал, чтобы она так следила за собой. Обычно уверенно держащаяся Кэй смотрела на него непривычно робко и застенчиво, как бы спрашивая, заметил ли Бретт произошедшие с ней перемены.

— Ты беспокоишься, что она застанет меня здесь? — поинтересовалась Кэй изменившимся голосом.

— Господи, конечно же, нет! — «Черт, почему она это спросила?» Бретт пододвинул к ней чашку, присел напротив и посмотрел на пустующее место на автомобильной стоянке.

Было уже больше десяти часов, когда Дженни, закончив работу, вышла из офиса Рива. Дженни взглянула на довольного Терри, с явной неохотой предложившего проводить ее до стоянки.

— Благодарю вас, мистер Рив, — не без сарказма произнесла Дженни, — думаю, не стоит вам так себя утруждать. Я уверена, что доберусь до машины без приключений. Короткими перебежками.

Дженни получила честно заработанные деньги, приведя систему в полный порядок. Вирус был локализован и успешно обезврежен.

Она спустилась вниз и направилась к машине. Дженни предстояло пройти всего несколько кварталов. Не очень большой путь. По крайней мере на такое расстояние охранный эскорт ей не потребуется.

Предостережения Бретта о необходимости быть осторожной вспомнились совсем некстати, и она покрепче сжала одной рукой ремешок сумочки и кейс с дискетами — другой.

Она предполагала, что найти место на стоянке в центральном районе в рабочий день трудно, практически невозможно, что все гаражи и паркинги будут переполнены автомобилями и ей придется бросить машину на улице. И это ее не испугало. Но если бы она знала, что ей предстоит подобная прогулка по темному району, то не задумываясь взяла бы такси. Хотя, с другой стороны, ехать на такси от дома до центра и назад было ей просто не по карману. Дженни поежилась и ускорила шаг.

Все спокойно, ничего страшного… Освещение достаточно яркое, и навстречу довольно часто попадались прохожие.

В самом конце улицы ей пришлось свернуть направо, чтобы пройти вверх еще три квартала. На этом отрезке пути стало совсем малолюдно, и воспрянувшая было духом Дженни снова поникла. Шум транспорта, доносящийся из-за домов, гулким эхом отражался от нагромождения стекла, кирпичей и бетона. Все машины предпочитали удобную федеральную Дорогу, и Дженни заметила, что идет по совершенно пустынному уличному коридору. Слышен был только стук ее каблуков.

Неожиданно ей показалось, что к звуку ее собственных шагов добавилось еще что-то. Машинально Дженни переложила свои вещи в одну руку и, подойдя к краю тротуара, вынула ключи от машины. Ей вовсе не хоте. лось возиться с ними, стоя спиной к улице. Пройдя еще один квартал, Дженни окончательно убедилась, что слышит позади себя топот башмаков. Она совершенно точно знала, что ее автомобиль находится кварталом дальше, и перешла на еще более быстрый шаг.

Ошибки быть не могло — шаги сзади тоже участились. Внезапно ощущение собственной уязвимости и беззащитности захлестнуло Дженни. На углу она оглянулась назад, чтобы лишний раз убедиться в существовании преследователя.

Вот оно! Что это за тень стремглав бросилась в арку? Или показалось?

Дженни, соберись!

В жизни тени так запросто не бросаются в арки, как в плохом кино. Дженни одиноко стояла посреди улицы, тем не менее убежденная, что она здесь отнюдь не одна. В нескольких кварталах от нее, на перекрестке, потоком шли машины и сновали люди. Дженни постояла, озираясь, на освещенном тротуаре и двинулась дальше. Шаги сзади мгновенно возобновились.

Дженни резко обернулась и снова заметила, как тень скрылась в углублении дома. Ладони Дженни вспотели. Если бы это был просто пешеход, следующий по своим делам, то, очевидно, он не стал бы играть с ней в прятки и отскакивать пинг-понговым мячиком, как только она оглянется. До машины оставалось совсем немного. Теперь главное — не паниковать. Человек, преследовавший ее, находился на расстоянии в полдома. Дженли снова ускорила шаг и убедилась, что шаги сзади тоже зачастили. Сердце подпрыгнуло, во рту было сухо, словно она только что проглотила пригоршню старой кукурузной шелухи, воздух стал неожиданно вязким и тяжелым. Дженни представилось, как из ниши высовывается длиннющая рука и хватает ее за плечо.

В тот момент, когда она поняла, что преследователь совсем рядом, Дженни пронзительно взвизгнула и красивой широкой дугой запустила тяжелый кейс в голову нападавшему. Мужчина ростом не менее шести футов и коренастый, как борец, издал немузыкально-хрюкающий звук. Пошатнувшись, он одной рукой схватился за голову, а другой перехватил руку Дженни, больно сжав ее. Что-то угрожающе прорычав, он снова сделал шаг вперед. В руке Дженни все еще держала связку ключей, причем один из них был очень кстати зажат в кулаке. Как армейский нож. Именно этот ключ она намеревалась через несколько секунд вставить в замок зажигания старичка «монте». С размаху, не раздумывая, она вставила его в другое место. В глаз преследователя, еще не до конца пришедшего в себя после первого удара.

Незнакомец взвыл от боли, сразу отпустил плечо Дженни и схватился обеими руками за поврежденный глаз.

Не теряя ни секунды, Дженни побежала прочь. Она стрелой летела по улице к своему спасительному автомобилю. Потрясение было настолько велико, что попасть ключом в замок двери оказалось целой проблемой. Ей чудилось, что каждая потерянная секунда ведет к неминуемой гибели, что дыхание преследователя обжигает затылок…

Дженни впрыгнула в машину, заблокировала двери и только после этого позволила себе оглянуться. Преследователь стоял на том же месте, раскачивался из стороны в сторону, все еще продолжая держаться за глаз.

Используя те слова, которые она слышала от братьев, когда они общались между собой, уверенные, что их не слышат женщины, она повернула ключ в замке зажигания. Ничего не произошло. Абсолютно ничего. Мотор даже не попытался заработать. С нарастающим ужасом она наблюдала в окно, как страшный незнакомец медленно движется в ее сторону.

— Заводись, — заорала она чужим голосом, — заводись, мать твою!

Тишина под капотом казалась оглушительной. Коренастый был уже совсем рядом.

Не сводя взгляда с бредущего в ее сторону силуэта, Дженни в полной панике крутанула ключ еще раз. Человек, только что стоящий перед ее глазами, неожиданно исчез. Исчез? О Господи, где же он?

Тень у окна машины, неожиданно заслонившая свет, была ей ответом. Дженни снова завизжала, захлебываясь криком, оглушая сама себя и разрывая барабанные перепонки.

Что-то тяжелое и острое пробило стекло с первого удара.

Крик Дженни оборвался.

Глава 12

Бретт все так же сидел перед окном, тупо уставясь на пустующее место на стоянке. Кэй покинула его, кажется, около девяти. Бретт был так занят своими мыслями о Дженни, что не обратил внимания на точное время ее ухода. Сегодня Кэй, принесшая, как обычно, выправленные дискеты, не ушла сразу, а осталась выпить кофе. Такое случилось с ней впервые, и Бретт обратил на это внимание.

Бретт побарабанил пальцами по подоконнику. В последнее время ему казалось, что жизнь, выбившаяся из привычной колеи, скользит все быстрее и быстрее, не поддаваясь управлению и контролю. Его секретарь ведет себя странно, Грейс шипит, как рассерженная кошка, а сам он, забыв о работе, занимается любовью с Дженни Франклин, которая, кстати говоря, вот уже больше чем час назад должна быть дома.

Где она? Почему хотя бы не позвонила и не предупредила, что задерживается?

Раздались нетерпеливые удары в дверь. Кого там еще?..

Стоянка была по-прежнему пуста, следовательно учитывая позднее время и громкость ударов, скорее всего это был их великолепный сосед.

— Эй, Мак-Кормик!

Бретт открыл дверь и получил сомнительное удовольствие лицезреть Роба, который, не обладая, как известно, излишними комплексами, стоял на пороге в одних протертых до дыр джинсах.

— Что случилось? — спросил он, не дожидаясь, пока Бретт откроет рот.

— А что случилось? — не понял Бретт.

— Где Дженни?

— А, ты про это. Я сам уже устал дожидаться ее. Как ты думаешь, что могло ее задержать?

Роб поддел пояс джинсов большими пальцами и окинул Бретта не слишком дружелюбным взглядом.

— Я понимаю, что это звучит не очень правдоподобно, попробуй только засмейся, но иногда у меня бывают… — он запнулся, подыскивая подходящее определение, — предчувствия, что ли. Это как удар. Так вот, несколько минут назад я ощутил нечто подобное и немедленно подумал о Дженни. Я почти убежден, что что-то произошло.

Холодная рука страха схватила Бретта за горло и начала медленно сдавливать.

— Мэ-эм?

Парализованная ужасом Дженни заледенела, услышав рокочущий мужской бас. Сердце остановилось и снова затрепыхалось с удвоенным отчаянием. Мужчина, стоящий перед ее машиной, был одет в форму новоорлеанской полиции. Наверное, если бы сейчас перед Дженни возник ее собственный отец, она была бы рада значительно меньше.

— О Господи! — пульс понемногу начинал приходить в норму.

— У вас все хорошо, мэ-эм?

Дженни опустила стекло и посмотрела на полицейского снизу верх.

— Нет, — произнесла она, с трудом ворочая пересохшим языком. — Совсем нет. Здесь был один мужчина. — Она бросила быстрый взгляд вдоль улицы.

— Мужчина? — переспросил коп, также взглянув на пустынные тротуары.

— Он, видимо, убежал. Он преследовал меня несколько кварталов и, когда я подошла к тому углу, — она подбородком кивнула на перекресток, — попытался напасть на меня. Я успела добежать до своей машины, но она почему-то отказывается заводиться.

Полисмен, дородный мужчина в летах, с необъятной грудью, лохматыми, выгоревшими до белизны бровями и акцентом, выдающим уроженца Бронкса, снова внимательно осмотрел улицу.

— Похоже, ваш преследователь смылся. Вы в состоянии описать его?

Дженни была уверена, что образ нападавшего запечатлелся в ее сознании до мельчайшей черточки, что он навечно выгравировался в ее памяти. Она открыла было рот, но поняла, что не сможет выразить это словами, Картинка, стоящая перед глазами, мгновенно поблекла, — Боюсь, офицер, я была в тот момент не слишком внимательна. Могу сказать совершенно точно, что в нем не меньше пяти футов, десяти дюймов, и он сложен, как борец-профессионал. Да, еще в глазу у него дырка от ключа.

— Дырка, мисс?

Дженни пояснила.

— Вы вели себя молодцом, мисс, и действовали совершенно правильно, — одобрил ее полисмен. — Как вы думаете, сможете узнать его, если где-нибудь увидите снова?

— Не знаю, сэр. Возможно, да, но поручиться не могу.

— В таком случае хочу вам предложить дойти со мной до участка, где вы сделаете официальное заявление о происшедшем.

Дженни не хотела в участок. Она хотела домой, к Бретту.

— Понимаю, сэр, это мой гражданский долг, но смогу ли я быть вам чем-нибудь полезна, если не могу даже описать преступника?

Полицейский подумал и неохотно согласился в бесперспективности посещения участка.

— Хорошо, мисс. Но если вы вдруг вспомните его внешность, немедленно сообщите мне. — Он протянул ей карточку с номером. — Теперь о вашей машине. Не заводится, вы говорите? Давайте попробуем еще раз.

Дженни попробовала еще раз. Безрезультатно. Офицер приподнял капот и посветил внутрь фонариком. Неприятный холодок пробежал по спине, когда она услышала, что проводок аккумулятора был аккуратно отсоединен.

— Должен заметить, мисс, что это придает делу совершенно другой оборот.

Дженни судорожно попыталась сглотнуть, но из-за сухости во рту у нее ничего не вышло. Черт! Другой оборот!

— Конечно, — продолжал полисмен, — это может быть и простым совпадением…

— Но вы так не думаете, — закончила за него Дженни.

— Да, мэ-эм, я так не думаю. Такие совпадения встречаются только в романах. Таким образом, человек, преследовавший вас, увидел, как вы паркуете машину, подождал, пока вы уйдете, отсоединил кабель и стал дожидаться вашего возвращения, или…

— Или?

— Или, что наиболее вероятно, он знал вас, мисс. Знал, куда и в какое время вы направляетесь, знал, когда вы пойдете назад к машине. С профессиональной точки зрения полицейского, все это выглядит, как заранее спланированный акт.

В конце концов Дженни согласилась пройти в участок и сделать заявление. Она безуспешно просмотрела книгу с фотографиями полуночных маньяков. Мысль о том, что Бретт, наверное, сходит с ума, занимала ее сейчас значительно больше, чем беглый обзор чьих-то поросячьих профилей и анфасов. Вся ее жизнь до приезда в Новый Орлеан проходила под сенью неослабевающей опеки отца и братьев. Только здесь, в городе, она почувствовала себя самостоятельной и независимой. И вот опять появился человек, чью заботу она начала ощущать на себе в полной мере. Это немного пугало.

А может быть, и не немного. Бретт Мак-Кормик проявлял о ней такую заботу, что, казалось, она уже не сможет без него обойтись никогда, что было и приятно, и страшно одновременно.

Первое, что она увидела, припарковав машину и заглушив двигатель, было болезненно бледное лицо Бретта. Дженни вывалилась из машины к нему в объятия.

Та, которую звали Моди, с перекошенным лицом наблюдала, как Дженни Франклин выходила из своей машины.

— Черт побери! Да что же это? Может кто-нибудь что-нибудь когда-нибудь сделать в этом мире так, как надо?

Она поняла, что потеряла большие деньги, которые, по ее расчетам, должны были гарантировать, что этой ночью Дженни, эта маленькая мерзавка, уже не сможет переспать с Бреттом Мак-Кормиком. А она висит себе как ни в чем не бывало на шее у Бретта, прямо около открытой нараспашку двери своего чертова драндулета, и вид у сладкой парочки такой, словно они расстались не сегодня, а минимум несколько месяцев назад.

Моди почувствовала, как желчь разливается по всему ее дрожащему от ярости телу: Бретт взял проклятую девку на руки и понес ее в свою квартиру.

— Черт бы вас побрал! Обоих! Он мой!!! — Побелевшие пальцы с силой сжались на бинокле. — В следующий раз, грязная шлюха, в следующий раз.

— В следующий раз либо ты закончишь свои дела засветло, либо тебе придется чувствовать мое дыхание на своем затылке на протяжении всего своего трудового дня.

Дженни прижималась к Бретту, и его крепкие, все еще дрожавшие от пережитого волнения руки обнимали ее. Как только она ощутила Бретта рядом с собой, остатки страха удивительным образом полностью улетучились.

— Ты даришь мне счастье, но, черт побери, Дженни, то, что случилось с тобой этой ночью, то, что могло случиться, пугает меня.

— Поверь, меня тоже. Я обещаю тебе, что никогда больше не отправлюсь работать в город на ночь глядя.

— Очень рад это слышать.

Он еще сильнее прижал ее к своей груди, и Дженни лишний раз убедилась, насколько его движения точны, последовательны и ласковы одновременно, как они зажигают в ней огонь желания, заставляют сильней колотиться сердце.

Около Бретта Дженни чувствовала себя абсолютно защищенной от любых невзгод.

Она уже заснула, а Бретт лежал с закрытыми глазами, и перед глазами его стояла картина. Темная улица нижнего города, Дженни, бредущая по тротуару, этот ублюдок с ключом в глазу. Да, у Бретта было немало шансов потерять ее этой славненькой ночкой!

На следующее утро Бретт по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке. Происшедшее с Дженни будоражило его воображение и не давало ни на минуту отвлечься. Так было и на следующий день, и еще на следующий. В середине недели он был вынужден признаться самому себе, что боязнь за безопасность Дженни так глубоко укоренилась в нем, что вышла за рамки обычного страха за близких.

Он никогда не испытывал такого всепоглощающего беспокойства за других женщин, с которыми когда-либо имел отношения. Пока Дженни работала с клиентами, все мысли Бретта были сосредоточены только на том, когда она вернется назад. Он прислушивался к своим эмоциям, страху за Дженни, любви и нежности к ней и переносил это на бумагу. Пробегая глазами продолжение романа, он все больше убеждался, что получается неплохо.

Черт побери, он никогда не думал, что сможет так писать! Причем это не требовало от него никаких усилий, мысли сами рождались и так же легко ложились на бумагу. Работа шла, как ему казалось, почти без его участия. Бретт не раздумывал о целесообразности введения той или иной сцены, не напрягал фантазию — пальцы, бегающие по клавишам компьютера, существовали автономно.

Через некоторое время он устало откинулся на спинку стула. Неужели его любовь к Дженни породила такое озарение?

Черт, конечно, это здорово, но, Бог свидетель, ему не хотелось писать под влиянием женщины, тем более такой, которая верит в реинкарнацию. Что, если этот небольшой заскок возобладает над ее прочими чувствами и наконец поглотит их полностью? Кого Дженни видит в нем прежде всего — Бретта или Сэза?

Мак-Кормику внезапно стало не по себе от этой мысли. Лучше уж жить без любви, чем делить ее с вымышленными персонажами.

Глава 13

Трехчасовая работа над романом в среду днем потребовала от Бретта предельной собранности. Он блаженно потянулся на стуле, прикидывая, сколько баночек пива можно себе за это позволить. Затем он совершил грубую ошибку, подойдя к телефону. Результатом разговора стало то, что Грейс уже мчалась к нему, чтобы уточнить некоторые детали предстоящей поездки. Бретт убеждал себя в том, что, даже если бы он и не поднял трубку, Грейс скорее всего приехала бы без предупреждения. Она всегда вцеплялась в рекламные турне, как бульдог в кость, причем Бретту показалось, что в этот раз ее хватка даже несколько сильнее, чем обычно. Нужно отдать должное: Грейс умела организовать дело. Не успел он выступить в трех главных программах страны, и вот опять, пожалуйста, — Нью-Йорк и Чикаго. Поездка планировалась через семь недель, и Бретт пока ничего не говорил Дженни. Но ему ужасно хотелось, чтобы они поехали вместе.

Грейс не заставила себя долго ждать. Обсуждение предстоящего турне заняло больше времени, чем планировал Бретт: слишком уж оно было насыщенным. Поездка предполагала участие в телевизионном шоу и выступления на радио, интервью для газет и журналов и встречи с распространителями.

— Ты не считаешь, что мы будем повторяться? — уточнил Бретт. — Я же вернулся из Нью-Йорка всего несколько недель назад.

Лицо Грейс озарилось улыбкой триумфатора.

— Америка, мой мальчик, тобой заинтересовалась и хочет, чтобы ты снова приехал в Нью-Йорк. Все твои выступления не прошли даром и были замечены. Кстати, говорят, что телефоны телевизионных агентств разрываются от звонков молодых и красивых женщин, желающих еще раз увидеть по телевизору твою дьявольски обаятельную улыбку.

Бретт залился краской смущения, но сделал вид, что не заметил последнюю фразу Грейс. Ему представился Нью-Йорк и жадные, напоминающие длинных змей, руки женщин, тянущиеся к нему со всех сторон.

— Им просто понравились мои книги, Грейс.

— Естественно, не без этого. Им нравятся и книги, и твое холостое положение тоже.

Бретт и без нее прекрасно знал, что это правда.

После их недавней дискуссии о женщинах у Бретта не поворачивался язык сообщить Грейс, что Дженни наверное, тоже поедет вместе с ним. Своими последними словами Уорен довольно прозрачно дала понять, сколь пагубно отразится длительная любовная связь на его успехе у почитательниц.

Грейс провела у Мак-Кормика уже больше полутора часов. Когда он открыл рот, чтобы сказать все, что думает о молодых и красивых, трезвонящих на телевидение, она перебила:

— Ладно, Бретт, мне, пожалуй, пора. У меня и так дел по горло, да тут еще и компьютер, похоже, забарахлил.

— А что с ним? — Бретт задал вопрос скорее из вежливости. Его мысли бродили в совершенно другом направлении.

— Ты знаешь, что я слабо в этом разбираюсь, — ответила Грейс, уже стоя около дверей. — Может быть, что-то с программным обеспечением или само «железо» подвело. Знаю совершенно точно одно — компьютер не хочет даже загружаться.

— Дженни может помочь тебе, если хочешь.

— Дженни?

— Ну да. Та самая, запах которой ты учуяла в прошлый раз.

Грейс приподняла бровь и недоверчиво улыбнулась:

— Она в самом деле разбирается в этом?

— Вполне. Она профессиональный консультант по работе с компьютерами. У нее масса клиентов по всему городу. Советую тебе позвонить сегодня вечером и обо всем с ней договориться.

— Прости, а куда мне позвонить сегодня вечером? — вкрадчиво уточнила Грейс.

— Сюда. В любое время после шести.

Она порылась в сумочке, выискивая ключи от машины.

— Спасибо за совет, думаю, что позвоню. Ты мне очень помог, поскольку, честно говоря, я даже не представляла, к кому обратиться.

Она позвонила Дженни в тот же вечер и договорилась о встрече в своем офисе через пару дней.

Чуть позже Бретт напрямую спросил, не желает ли Дженни сопровождать его в поездке Нью-Йорк — Чикаго, планируемой на ноябрь.

— Ты уверен, что хочешь этого? — уточнила Дженни с сияющими глазами.

— Нет, просто так сказал. Конечно, хочу, иначе и не предлагал бы!

— Мне нравится эта идея. Хотя подожди: мы вернемся назад ко Дню благодарения?

— Почему ты спрашиваешь?

Дженни перебралась на софу, поближе к Бретту, и положила голову ему на плечо.

— Так вернемся?

— Вернемся. Хочешь съездить домой в Оклахому?

— Я каждый год бываю дома и на День благодарения, и на Рождество, на День матери, на День отца, — увлеченно перечисляла Дженни, — вообще стараюсь проводить праздники в семье.

При словах «День отца» Бретта передернуло.

— Прости, кажется, я опять промахнулась, — мягко заметила Дженни и печально, не задавая вопросов, посмотрела на Бретта.

Нежный поцелуй был ей ответом.

Третий день жара изнуряла город. Температура воздуха не опускалась ниже тридцати градусов, и то, что кондиционер в «монте-карло» вдруг перестал работать, сильно огорчило Дженни.

— Если жара не спадет, я задохнусь в собственной машине.

Бретт, продолжающий вдохновенно трудиться над книгой, отвлекся ненадолго и сказал, что не видит особых причин для беспокойства. Пока она может просто сменить машину.

— Другими словами, ты хочешь сказать, что предлагаешь мне воспользоваться твоим «корветом»? — недоверчиво покосилась на него Дженни.

— Почему бы нет? Я могу надеяться, что в случае поломки ты не бросишь его посреди дороги?

— Да, сэр! — отсалютовала она. — Не брошу, сэр! Ни за что, сэр. Лично дотолкаю до стоянки!

— Можете пользоваться, мисс. Тем более что я все равно работаю.

— Отлично. Если я не вернусь через недельку-другую…

Бретт взял подушку с софы и аккуратно положил ей на голову.

— Ты можешь ездить на ней по клиентам и вообще куда угодно. Только маленькая просьба: по дороге забрось Кэй дискеты.

— Без проблем. Моя знакомая Кэй из Оклахомы будет крайне удивлена, когда я явлюсь на такой шикарной тачке. Если учесть, что до нее полтора дня дороги, то…

Очередная подушка полетела в Дженни.

В полночь та, которую звали Моди, освещенная неверным светом уличных фонарей, стояла на кухне и ожесточенно чистила ногти маленькой щеточкой.

— Проклятие, даже если я с головы до ног вымажусь этим чертовым маслом, это не должно отразиться на маникюре.

Итак, маленькая мисс Дженни Франклин сядет завтра в свою машину и отправится в офис к Грейс. И, конечно, выберет федеральную автостраду. Там-то для маленькой мерзавки все и закончится. Встреча с прочным алюминиевым заграждением гарантирует быстрый и надежный результат.

Моди улыбнулась, продолжая вычищать маслянистую грязь, прочно засевшую под ногти. Что ж! Она неплохо поработала. На сей раз Дженни навсегда уйдет из жизни Мак-Кормика!

— И он будет моим! Только моим!

Появившаяся на ее лице безумная гримаса должна была обозначать улыбку. В целом мире не раздавалось ни звука. Одинокий таракан пробежал по краю освещенного стола и скрылся в щели.

На следующее утро серебристый «корвет» Бретта вырулил со стоянки. Дженни с удовольствием чувствовала, как мощный автомобиль реагирует на каждое ее движение. Управляя такой машиной, можно было в полной мере ощутить свободу. Господи! Да после такой поездки ее очередной ночной кошмар будет называться «Дженни за рулем „монте-карло“. Теперь она и врагу не пожелает сесть за баранку своего старичка.

Следуя указаниям Бретта, она довольно быстро нашла жилище Кэй в таком же жилом комплексе среднего класса, как и ее собственный. Она искренне пожалела, что к Кэй неудобно добираться по автостраде. Машиной такого класса, как «корвет», стоило ехать не меньше сорока миль в час, и Дженни очень хотелось это попробовать. Ничего! К Грейс она поедет по федеральной дороге, а пока потерпит. Она впервые ощутила желание управлять машиной, получая при этом ни с чем не сравнимое удовольствие.

С непонятно откуда появившейся робостью она подъехала к дому и, взяв дискеты, постучала в дверь Кэй Олсен.

Кэй открыла дверь с широкой улыбкой, которая медленно сползла с ее лица, когда она увидела перед собой Дженни. Было не совсем понятно, узнала ли она ее, но, ясное дело, она явно ожидала увидеть кого-то другого.

— Привет! — как могла непринужденно произнесла Дженни, сомневаясь, что эта непринужденность хорошо ей удалась. — Прошу прощения за беспокойство, но Бретт просил меня завезти вам эти дискеты. — Она чуть подумала и добавила: — Меня зовут Дженни Франклин.

Не стоило особого труда заметить, что Кэй напряженно борется с собой, наконец она через силу улыбнулась и деланно-безразлично поинтересовалась:

— А сам он не зайдет?

— Бретт дома, он просто дал мне на день свою машину.

Потрясение Кэй выглядело почти комично.

— Он дал вам… Простите, просто я увидела машину Бретта и подумала, что вы вместе.

— Произошло маленькое недоразумение, не так ли?

Взгляд Олсен все еще выражал недоумение, и Дженни, тоже почувствовав себя неловко, сочла своим Долгом пояснить:

— Видите ли, в моей машине сломался кондиционер, и мистер Мак-Кормик оказался настолько любезен, что одолжил мне свою.

Пришедшая в себя Кэй наконец забрала у Дженни дискеты.

— Ой, простите! Я очень благодарна, что вы их завезли. Передайте ему… передайте Бретту, что я верну дискеты в самое ближайшее время.

Через минуту Дженни уже выводила «корвет» на трассу и, с ходу набрав шестьдесят миль в час, помчалась к офису Грейс Уорен. Удовольствие от езды на хорошей скорости постепенно затмевало неприятный осадок, оставшийся после беседы с Кэй. Мысли Дженни автоматически переключились на Грейс. «Сдался тебе консультант, как моей ноге футбольные бутсы, как… — Дженни с неудовольствием заметила, что стала несколько брюзглива. Нет, серьезно, из разговора с Грейс Дженни вынесла, что та сама неплохо разбирается и в компьютерах, и в программах к ним. — …как Новому Орлеану повышенная влажность в летний день!» — не удержалась Дженни от того, чтобы не закончить начатую мысль.

С ее точки зрения, у Грейс был только один резон видеть ее в своем офисе, о чем Бретт не преминул предупредить Дженни. Он просто достаточно иронично прокомментировал их последние беседы с Грейс, ее замечания о репутации Бретта, закоренелого холостяка, о женщинах, обрывающих телефоны, а также о других женщинах, пагубно влияющих на его творчество. Поэтому Дженни была вполне готова к возможным рассказам мисс Уорен про отношения Бретта с противоположным полом, но не собиралась им верить. Да и почему она должна доверять словам малознакомой женщины, когда она каждый день может лично убедиться, как к ней относится Бретт?

Кроме того, если он считает Грейс своим другом и деловым партнером, это совсем не значит, что сама Грейс придерживается такого же мнения. В общем, нужно быть начеку. Дженни, продолжая размышлять, припарковала автомобиль.

Ладно, то, что Кэй по уши влюблена в своего шефа, было видно невооруженным глазом. Только такой наивный человек, как Бретт, мог этого не замечать.

Но Грейс… С виду, по крайней мере так казалось Дженни, она действительно была Бретту только другом. Но в ее поведении присутствовало еще что-то, чего Дженни не могла пока объяснить словами, что не имело точного названия.

Нет, конечно, она не собиралась делиться своими мыслями на этот счет с Бреттом. Дженни знала, точнее, очень хотела надеяться, что он действительно любит ее. Просто он еще не созрел, чтобы сказать об этом. Но и еще одно она знала совершенно точно: на свете существуют женщины, которым это все может чертовски не нравиться.

Когда Дженни вернулась назад, ее старичка на стоянке не было. Очевидно, Бретт решил съездить в магазин за новым кондиционером, а заодно тряхнуть стариной и вспомнить, что на свете еще существуют такие драндулеты, как старенькие «монте-карло».

Через полчаса в дверь постучали, и Дженни, надеясь, что вернулся Бретт, открыла. Появление Роба обрадовало ее почти так же, Дженни действительно была рада его видеть.

— Должно быть, это любовь, — пропел он с порога.

— Ты это о чем? — насторожилась Дженни.

— Ну как же, крошка. Ты шикарно выглядела, усаживаясь в машину своего хахаля. Скажу честно, если мужчина доверяет женщине новый «корвет», он либо втюрился в нее без памяти, либо идиот. Кстати, он не похож на идиота.

Дженни подумала и согласилась. Конечно, не с той чепухой, которую, как обычно молол Роб, а с тем, что, может быть, может быть — не больше, Бретт действительно ее любит.

— Расслабься, куколка. Надевай купальник, есть предложение прошвырнуться до бассейна. Тебе не помешает капелька прохлады плюс такая же капелька тепла. Контрастный душ, а? Представляешь, как взбеленится Мак-Кормик, обнаружив тебя в бикини, загорающей со мной на парапете? Он же прямо в бассейн от ревности заедет на твоем драндулете!

— Не знаю, кто куда и кому заедет, но немного поплавать не откажусь. Думаю, это приятнее, чем сидеть перед монитором.

— Вот и славненько! Тогда встретимся через десять минут.

Натянуть купальник было делом одной минуты, и Дженни пришлось еще подождать Роба у бассейна.

— Чудо, а не жизнь, Роб! — восхищенно сказала Дженни, когда, после недолгого купания, они вылезли под ярко светившее солнце. — Молодец, что вытащил меня сюда.

— Еще бы! Тем более, что приезд твоего ухажера значительно легче заметить отсюда, чем из его окон.

Та, которую звали Моди, наблюдала, как маленькая мерзавка направилась к бассейну. Через несколько минут к ней присоединился здоровенный загорелый дебил.

Моди сходила с ума от беспокойства.

— Где он? Где же он, черт побери?

Во всем была виновата эта вредоносная пигалица! Почему сегодня утром она нагло оккупировала чужую машину? Что это? Случайность? Или она теперь всегда будет ездить не на своей трехгрошовой развалюхе, а в новом «корвете»? Куда Бретт отправился в ее машине? И почему именно сегодня?

Неужели Сэз погибнет вместо этой шлюхи Анны?

Что-то кольнуло Моди в сердце. Какого дьявола? Сэа? Анна? Ладно, это не важно. Сейчас важно другое, чтобы с Бреттом было все в порядке. С ним ничего не Должно случиться!

Но ведь он едет в ее машине!

Солнце все еще так же пекло, а воздух оставался сырым и тяжелым. Она уже почти дремала, когда легкий тычок под ребра привел ее в чувство. Дженни с усилием раскрыла слипающиеся глаза, заслонив их рукой от слепящего солнца.

— Роб?

Она посмотрела на его лицо сквозь пальцы, и оно ей не понравилось. Года два тому назад Роб признался Дженни, что чувствует ноющую боль в груди, если случается что-нибудь плохое. Естественно, Дженни тогда посмеялась над Робом. Но после того как он пришел к ней и сказал, что, кажется, у нее не все в порядке дома, а через два часа ей сообщили, что у отца случился инфаркт, она больше никогда не смеялась над странным свойством своего приятеля.

Сейчас Роб выглядел приблизительно так же, как тогда.

— Что случилось? — в ее голосе послышалась тревога.

— Ты же знаешь, что мне не дано этого знать. Но мне кажется, что что-то случилось.

— Но ты же обычно чувствуешь, с кем.

— Дженни, я просто чувствую, как будто что-то не так. Поверь, и все.

— Слушай, хватит меня пугать! Ты никогда не говоришь про это просто так.

Обычно нагловато-самоуверенный Роб и сам выглядел немного испуганно, хотя и старательно пытался это скрыть.

— Роберт, чтоб тебя! Отвечай! Что-нибудь дома? С Бреттом? — Она вскочила, порывисто схватила полотенце и обреченно произнесла: — Значит, что-то с Бреттом.

— Не мельтеши, куколка, — раздраженно сказал Роб. — Присядь, сделай вдох-выдох и успокойся. Мы не можем знать, что и с кем случилось.

— Да, не можем, — эхом отозвалась Дженни, но так и не села. Отсюда было хорошо видно, как бело-голубой автомобиль тяжело выруливает на стоянку. За рулем сидел мужчина в форме полиции штата, а рядом — пассажир с забинтованной головой. Но даже издалека, несмотря на белую повязку, Дженни узнала в нем Мак-Кормика.

Жаркое небо будто взорвалось с оглушительным грохотом. Но Дженни не заметила этого, она уже мчалась к полицейской машине, к Бретту, перепрыгивая через кусты и топча зеленую траву на газонах. Перед глазами маячила только белая повязка, и Дженни летела к ней, как бегун к финишной ленточке.

— Бретт! Бретт, что произошло? — Теперь она разглядела костыли, на которые он опирался.

Сзади пыхтел Роб, который, конечно, не мог остаться в стороне.

— Ну что, куколка, похоже, твой гроб «монте» отправился прогуляться без хозяйки, — ворчал он, недовольный тем, что ему пришлось побегать. — Эй! В повязке! У тебя появилось бельмо на глазу!

— Заткнись! — прошипела Дженни. Она уже добралась до цели и, задыхаясь, тормошила Бретта. — Что? Что? Ты сильно разбился?

Бретт неуклюже обнял ее и успокаивающе произнес:

— Я в порядке. В порядке. Но вот твоя машина…

— Да черт с ней, с моей машиной! — заорала Дженни и, не выдержав, заревела во весь голос: — Ты в порядке, да? А повязка? А костыли?

— Дженни, царапина на голове и небольшой вывих коленного сустава совсем не повод для истерики. Честно, больше у меня ничего страшного. Успокойся.

Дженни уже поняла, что Бретт и в самом деле пострадал не так сильно, как ей показалось вначале, но тем не менее продолжала громко рыдать, возбуждая любопытство начинающих появляться в окнах зрителей. Она не могла остановиться, и слезы текли по ее щекам широким полноводным ручьем.

— Дженни, давай не будем собирать народ. Нам лучше пойти домой.

Действительно, несколько любопытных уже торчали возле бассейна, разглядывая повязку и костыли Мак-Кормика. Если постоять здесь еще немного, то ее зареванная физиономия непременно появится в следующем выпуске «Тайме-Пикана».

Дженни была удивлена тем, что обычно необщительный Бретт пригласил зайти в свою квартиру не только полицейского, но и Роба. Офицера звали Майк Морган, Бретт представил его Дженни, но она, занятая исключительно состоянием Мак-Кормика, мало обращала внимания на окружающих. Во всяком случае, Бретту пришлось несколько раз напомнить ей, что неплохо было бы набросить что-нибудь на купальник.

— Так как же это все-таки произошло? — спросила она, понемногу приходя в себя.

Бретт улегся на софу, бережно приподняв поврежденное колено.

— Боюсь, я просто не справился с управлением твоего мощного автомобиля. Это все, без комментариев.

— Ну а все же?..

Морган и Бретт коротко переглянулись.

— У твоей машины, Дженни, полностью отказали тормоза. Педаль ушла в пол со свистом.

— О Господи! — Дженни прикинула, что если бы такое случилось на «корвете»… — Ты же мог погибнуть! Бретт, я… — она поперхнулась, — …клянусь, месяц назад я проверяла машину, и механик сказал, что там все в порядке.

Бретт поиграл желваками и снова взглянул на копа.

— Вероятно, так оно и было.

— Тогда какого…

— Дженни, — сказал Бретт, — кто-то перерезал шланг.

— Я с тобой серьезно разговариваю, — взорвалась Дженни и осеклась, оставшись стоять с открытым ртом. Ее лицо посерело. — Это что, шутка такая?

— Боюсь, не шутка, мэ-эм, — ответил за Бретта Морган, — Так оно и было. Я уже побеседовал с мистером Мак-Кормиком после аварии. Теперь мне бы хотелось задать вам несколько вопросов.

Руки Дженни похолодели. Полицейский был настроен очень решительно.

— Каких еще вопросов? Убеждена, что вы ошибаетесь насчет тормозов. Это очень старая машина…

— Была, — вставил Роб.

— Дженни, — вмешался Бретт, — я уже сказал, что шланг был перерезан. Я уверен, что на стоянке целая лужа тормозной жидкости. Кто-то умышленно повредил твою машину.

— Потише, Мак-Кормик! — предупредил Морган.

— Потише, как же! Кто-то хочет ее убить, — он кивнул в сторону Дженни, — причем не в первый раз. Вот что я хочу знать, Морган: что полиция собирается делать дальше?

— Все, что в наших силах, мы сделаем, на этот счет вы можете быть спокойны. Именно поэтому я здесь и нахожусь.

Бретт прикрыл глаза, подавляя приступ внезапно нахлынувшей ярости. Кто-то пытается убить Джен. Мотивы и цели совершенно непонятны. Ему очень хотелось встретиться с этим человеком и медленно сдавить руками его горло. Бретт вспомнил, как, будто в кошмарном сне, педаль тормоза свободно вдавливается в пол, а «монте-карло» продолжает по-прежнему нестись навстречу препятствию. Что было бы с Джен, окажись она за рулем в это время? Он ехал со скоростью не менее пятидесяти миль в час, когда деревянный столб (слава Богу — деревянный) встал точно посередине капота.

Смогла бы Дженни мгновенно среагировать на провал педали? Вряд ли.

Он отвлекся от этих мыслей и прислушался к перепалке между Дженни и Майком Морганом.

— Фамилия вашего последнего клиента?

— Уверена, вы не знакомы с Терри Ривом. Или у вас есть на него что-нибудь?

— Мисс, мы должны проверить любую версию. Кто еще знал о том, что вы собираетесь до позднего вечера работать в Сити?

— Проклятие, — выругался Бретт.

— Мистер Мак-Кормик? Вы что-то хотели сказать? — осведомился Морган.

— Я просто вспомнил про колеса.

— Колеса, сэр?

— Да. Незадолго до того кто-то повредил все четыре колеса на машине Дженни. Причем они были разрублены, это было сделано чем-то вроде топора.

Морган деловито перевернул страницу в блокноте:

— Когда это случилось?

После того как Дженни и Бретт детально описали происшествие с шинами страдальца «монте», в разговор вмешался до этого скромно молчащий Роб и напомнил про инцидент с душем.

В голове Бретта складывалась стройная и логичная цепь всех событий последних дней, и его ужас все возрастал. Случайности ложились в одну лунку, как бильярдные шары. И перед Бреттом вставал вполне закономерный вопрос: «Кому это может быть нужно?»

— Ну хорошо, мисс Франклин, — голос Моргана опять перебил его размышления. — Завтра к вам заглянет наш детектив. Пожалуйста, не раздражайтесь так сильно, если он снова задаст все те вопросы, с которыми я вам, наверное, уже порядочно надоел. И еще, я бы не рекомендовал вам выходить из дома без крайней необходимости.

— На этот счет можете быть спокойны, — сказал Бретт, — с этой минуты я не спущу с нее глаз.

Глава 14

Дженни закрыла дверь за Робом и Морганом и вернулась назад, к Бретту. Он попытался обнять ее. Хотя было видно, что подобные движения даются ему с трудом. Дженни снова представила Бретта, мчащегося в «монте-карло» и отчаянно пытающегося затормозить.

— Господи, ты же мог разбиться насмерть!

— Если бы за рулем сидела ты, то, наверное, я бы тоже сейчас говорил эту фразу, — мрачно ответил Бретт.

Дженни подкатила к софе кофейный столик и аккуратно переместила его больную ногу на более жесткую поверхность.

— Тем не менее за рулем меня не было. А ты выглядишь так, будто попал под поезд и, судя по всему, вместо меня.

Бретт притянул ее поближе к себе. Она прислонилась к Бретту и жалобно всхлипнула:

— Бретт, мне страшно!

— Знаю, малышка, знаю. Только успокойся, — он ласково обнял Дженни, — полиция же обещала поймать этого придурка.

— Я слабо верю в подобные обещания. — Она положила голову Бретту на грудь и, закрыв глаза, прислушалась к стуку его сердца. Он почувствовал, что Дженни дрожит мелкой дрожью и никак не остановится. — Я не верю, что полиция сможет чем-то помочь, — повторила она. — Господи, — возвратилась Дженни к своим мыслям, — ты же мог погибнуть!

— Дженни, посмотри на меня. — Бретт приподнял ее голову и заглянул ей в глаза. — Я в полном порядке, слышишь? И охота, если таковая существует, идет за тобой, а не за мной!

— Но…

— Никаких но! События последних дней убедили меня в этом. Поэтому сейчас тебе нужно думать не о всякой ерунде, а прежде всего о собственной безопасности.

— А ты? — Дженни взглянула на Бретта. — Ты полагаешь, что сам находишься в абсолютной безопасности? — Она очень осторожно, чтобы не задеть повязку, погладила его лицо. — После сегодняшнего дня я лично совсем в этом не уверена.

Бретт поцеловал гладившую его ладонь.

— А я уверен. Достаточно просто немного подумать. И я не хочу, чтобы мы говорили о какой-то ерунде в то время, как нужно думать о твоей безопасности!

— А я… — Глаза Дженни подозрительно увлажнились, и она снова начала всхлипывать. По лицу покатились первые капли.

— Ну хорошо, хорошо, — сдался Бретт. — Только, пожалуйста, не нужно больше плакать.

Бретт попытался поцеловать ее в щеку, но Дженни быстро повернулась и подставила ему губы. Она хотела лишний раз ощутить, что Бретт находится здесь, рядом с ней, живой и такой же любящий. Неожиданно для себя Дженни поняла, что секс, стоящий для нее всегда на самом последнем месте, вдруг стал выбираться с дальних позиций. Ее желание слиться с Бреттом гармонично и прочно сочеталось с остальными чувствами, которые Дженни к нему испытывала. Она резким движением дернула рубашку Бретта и сразу же ощутила, как подрагивают под ее руками упругие мускулы его груди. Дженни поцеловала Бретта в шею, и его пульс, дав перебой, словно споткнувшись, резко участился.

— Джен?

Она приподняла голову с его груди. Дыхание Бретта стало неровным. Губы Дженни, мягкие и влажные, коснулись его, она просила близости, полузакрытые глаза, подернутые серой дымкой, мерцали рядом, и он отвечал на ее любовь всем своим дрожащим от возбуждения сильным телом.

Дженни была очень осторожна, стараясь не задеть его больное колено. Ее хрупкое и горячее тело прижалось к Бретту, и она опять почувствовала себя птицей вспорхнувшей из его рук и летящей куда-то в небо Рубашка Бретта приземлилась на стуле, стоящем посреди комнаты, следом полетело бикини Дженни.

Чуть позже по молчаливому обоюдному согласию они перебрались в удобную постель Бретта. Остаток дня и почти всю ночь Дженни и Бретт снова и снова занимались любовью с тем нежным безрассудством, от которого никто из них не мог отказаться. Однако усталость взяла свое, и наконец они, оба счастливые, заснули.

И в эти минуты покоя и расслабленности Дженни снова увидела сон. Свой сон. Он опять начался с мгновений удивительной любви Анны и Сэза, со дня помолвки, и привычно перешел в кошмар, шедший по пятам за Дженни вот уже двадцать лет. Она вздрогнула и проснулась, глотая воздух, чувствуя боль в ребрах. Безумным взглядом Дженни окинула комнату, ожидая в каждом темном углу увидеть по Моди, сжимающей рукоятку ножа.

В ее знакомом наизусть сне, идущем словно по накатанному сценарию, произошел какой-то непонятный сбой, что-то изменилось в его привычном течении. Да, там были и Сэз, и пожар, и Моди, но в память Анны вклинилось что-то новое. В ней занозой сидело воспоминание о каких-то небольших происшествиях, случившихся с ней чуть раньше. Прежде, Дженни была абсолютно уверена, в сознании Анны это отсутствовало. Точно! Как будто бы сон чуть сдвинулся назад, и в кадр таким образом попало внезапно сломавшееся колесо ее экипажа и порвавшаяся вскоре за этим подпруга седла. В результате последнего события она чуть было не сломала себе шею. Дженни могла бы даже предположить, что эти происшествия с Анной были частью ее предыдущих снов, просто забывались при свете дня. А после нынешней ночи Дженни уже была посвящена и в этот отрезок жизни своей предшественницы. Складывалось впечатление, что колесо жизни прокручивает уже однажды произошедшие события заново: порубленные шины и умышленная поломка тормозов были тому подтверждением.

В этом не было ни логики, ни смысла. С какой стати непонятная сила зла преследует ее и Бретта?

Моди!

Простая мысль озарила все вокруг яркой вспышкой. Второй шанс Анны и Сэза! А Моди? Второй шанс в таком случае должен быть и у нее. Это имя неслышной змеей проползло в комнату и притаилось где-то в темноте. Страх снова начал подбираться к оцепеневшей от неожиданности Дженни расплывающимся дымчатым фантомом.

Тот факт, что Моди снова стояла между ней и Бреттом, показался ей совершенно неоспоримым. И хотя все это носило следы безумия, такому объяснению нельзя было отказать в некоторой закономерности и логике Итак, Моди вернулась, она присутствовала в реальной жизни и несла смертельную угрозу им обоим.

Дженни взглянула на Бретта. В первый раз за все время он не проснулся, когда она металась по кровати в своем кошмаре.

Бретт! Боже! Ведь это она должна была находиться тогда в машине! Аналогия с лопнувшей подпругой была слишком очевидна. Если поверить тому, что история повторяется, он должен погибнуть, как Сэз, только защищая ее, а не Анну! Дженни почувствовала, что неудержимо впадает в панику.

Хлопок. Кипы хлопка. Склад.

Нет!

Господи, что же делать?

Дженни отчаянно захотелось разбудить мирно сопящего Бретта и забраться в теплое кольцо его надежно защищающих рук.

Но она прекрасно знала, что не сделает этого. Бретт никогда не поверит. Их первая и последняя дискуссия о прошлой жизни давала ей основания считать, что следующая попытка заговорить с Бреттом на эту тему закончится вызовом «скорой психиатрической помощи», причем из самых лучших побуждений. Как надвигающаяся гроза чувствуется в воздухе при ярком солнце и чистом небе, так и Дженни почти физически ощущала зловещее присутствие Моди в комнате Бретта.

Нет, ему ничего говорить нельзя — это совершенно ясно.

Но она обязана защитить его! А для этого существовал только один надежный способ. Способ, дающий стопроцентную гарантию его безопасности. Она должна покинуть Бретта, и в этом случае месть Моди не обрушится на его голову.

Боже, но как же тяжело это сделать! Слишком сильно Дженни успела полюбить. Она не представляла себе, как дальше жить без Бретта, не видясь с ним, не слыша его голоса, от которого всегда начинало так сильно стучать ее сердце. Остаться с ним и дать погибнуть, как Сэзу? Немыслимо! Цена за короткое счастье была бы слишком высока.

Значит, следовало найти подходящие аргументы, чтобы хоть как-то объяснить Бретту необходимость расстаться. Если она выложит все напрямую, он все равно никогда не поверит и не поймет.

Дженни ни разу не говорила Бретту, что любит его, а теперь он уже никогда этого и не узнает.

Ему очень не понравилось, что он проснулся в одиночестве.

Бретт успел уже так привыкнуть к Дженни, что, по-видимому, неожиданное ее отсутствие и разбудило его рано утром. Где, черт побери, она может находиться? После вчерашнего случая он и подумать не мог о том, что Дженни способна уехать куда-нибудь, не предупредив его об этом.

— Джен? — Тишина. Бретт вскочил с кровати и ринулся в обход по квартире: в ванную, на кухню, в гостиную… Ее не было нигде.

Бретт недоуменно взглянул на часы и убедился, что сейчас только четверть восьмого. Обычно она не уезжала на работу так рано. Кроме того, у Джен больше не было машины, и он был уверен, что она не получала заказов от клиентов на сегодня.

Бретт рванулся к телефону и набрал ее номер. Знакомое: «Это Дженни Франклин, я сожалею, что не могу подойти к телефону в настоящее время» — было ему ответом. Возможно, она решила переодеться и сейчас принимает ванну. Он быстро приготовил завтрак и немного подождал.

Дженни не было, она не звонила, и через час Бретт уже начал волноваться всерьез. Он взбежал наверх, громко постучал в дверь, потом опять позвонил по телефону. Безрезультатно! Бретт терялся в догадках. Что ему оставалось думать? Что Дженни пала жертвой маньяка-преследователя или еще что-нибудь подобное?

Сейчас Бретт просто хотел знать, что случилось.

Дженни выложила непомерную, даже больше чем непомерную для нее сумму за прокат автомобиля. Сначала она заехала в полицейский участок, где получила рекомендации по буксировке остатков «монте-карло» и получению страховки.

В десять тридцать Дженни отправилась к мадам Ля Рю, одной из своих клиенток, желающей поставить обловленную систему на компьютер. В свое время мадам снискала себе славу предсказательницы и оракула местного масштаба, и, хотя большую часть ее обширной клиентуры составляли неудавшиеся художники, туристы, ищущие приключений в улочках французского квартала, и просто люди, жаждущие узнать о своей судьбе по картам Таро, это занятие позволило ей скопить средства на «ягуар» и изредка баловаться покупкой бриллиантов. Некоторые называли мадам просто шарлатанкой, кто-то — талантливой актрисой, другие считали, что она обладает даром прорицания. В конце концов, не так важно, что думают люди о семидесятилетней гадалке, верят они ей или нет, но Дженни знала, что, несмотря на все разговоры, база данных, содержащая информацию о ее постоянных посетителях, уже не умещалась на винчестере в два мегабайта. Такому количеству клиентов могли бы позавидовать многие из модных врачей и адвокатов.

Она зашла в знакомое полутемное помещение магазина мадам, до отказа забитое какими-то шариками, бусинами, игральными костями, разноцветными стекляшками и камешками, колодами карт и другими вещами не совсем понятного предназначения. В магазине негромко играла довольно примитивная музыка, которая по замыслу хозяйки должна была придавать ее заведению неповторимый мистический колорит.

Дженни пришла к мадам, намереваясь тотчас начать работу, однако седовласая прорицательница сразу обратила на нее внимание.

— Вы знаете, что ваша аура несколько изменилась? — спросила она своим низким грудным голосом.

По горлу мадам косой полосой проходил шрам, как бы подрагивающий при разговоре, что создавало крайне неприятное впечатление. Поговаривали, что она заработала это украшение от клиента, переусердствовавшего в приеме наркотиков. Другие уверяли, что Ля Рю много лет назад пыталась свести счеты с жизнью в яростном приступе благородной ревности.

Мадам улыбнулась своей загадочной улыбкой.

— Вы чувствуете себя в опасности, n'est-ce pas?

Ошеломленная Дженни тоже выдавила из себя подобие жалкой улыбки.

— Отчего же?

— Мне просто видно некоторые вещи, милая. С тех пор как вы начали у меня работать, я взяла вас под свою защиту. — Ее черные глаза, казалось, пытливо заглядывающие в самую душу Дженни, лихорадочно блестели. — Под сильную и эффективную защиту.

Ля Рю пожевала губами. Дженни пожалела, что ввязалась в этот разговор. Она не нуждалась в магической защите и желала только побыстрее оказаться на рабочем месте у компьютера в задней комнате. Обладала ли мадам сверхъестественными способностями или нет, Дженни вовсе не волновало: вряд ли та смогла бы ей помочь в сложившейся ситуации.

Инсталляция новых программ заняла не очень много времени. Менее чем через три часа система запускалась, программы были загружены и, самое главное, расширена база данных. Дженни устало откинулась на спинку кресла и подумала о Бретте. Она вспомнила о том, как покинула его среди ночи. Это было и решительно, и трусливо одновременно. Одним словом, бессовестно. Что, интересно, Бретт подумал о ней? Обиделся? Расстроился? Рассердился?

Дженни автоматически переменила дискету в системном блоке. Окажись она сама в такой ситуации — проснуться в собственной постели и обнаружить, что Бретт исчез, — она бы почувствовала себя очень и очень неуютно.

— Рана. Колотая рана.

Низкий голос мадам донесся до Дженни. Она резко обернулась и обнаружила Ля Рю, сидящую в кресле позади нее. Белоснежные волосы были собраны в аккуратный пучок. По контрасту с черным ниспадающим халатом и полумраком комнаты ее голова сияла луной в ночном небе. В ушах переливались красно-золотыми бликами длинные серьги, на шее сверкало великолепное ожерелье. Впотьмах Дженни не смогла разглядеть, чем украсила себя мадам Ля Рю, да и разглядев не поняла бы — она не была знатоком драгоценных камней. В любом случае мадам не носила стеклянных подделок. Ее руки небрежно тасовали колоду карт Таро. Дженни не смогла удержаться от скептической ухмылки.

— Мадам, не стоит тратить времени, я не верю картам. Извините.

Черные антрациты глаз прорицательницы гипнотически блеснули в темноте.

— Зато, милая, карты, похоже, верят вам. Может же старая женщина позволить себе поразвлечься? Тем более что это не займет много времени, которое вам так дорого. Не раздумывая выберите три карты и положите перед собой.

Дженни всегда с юмором относилась к таким вещам, особенно когда дело касалось наиболее богатых и щедро платящих клиентов, однако, протянув руку к картам, она ощутила странное волнение, словно кто-то окатил ее холодной водой. Дженни быстро отдернула руку и с нервной улыбкой взглянула на Ля Рю, все еще протягивающую ей колоду.

— La Roue de Fortune — пробормотала гадалка, — и, посмотрев на Дженни, перевела: — Колесо судьбы…

— Кажется, так называется популярное телешоу? — произнесла Дженни с кислой улыбкой. Мадам снисходительно покачала головой.

— Колесо судьбы представляет собой циклически замкнутую линию жизни от рождения до смерти и снова, и так до бесконечности. В этом нет ничего принципиально нового. Все, что когда-либо происходило во всем множестве наших предыдущих жизней, повторяется снова и снова, и этот процесс невозможно остановить. Колесо крутится, не имея ни конца, ни начала, как и сама жизнь. Все события происходят в строго определенной последовательности, не меняясь местами и не теряя своей первоначально заложенной сущности. L' infinite.

Ля Рю выложила колоду в центр стола, и Дженни снова ощутила неприятное покалывание в кончиках пальцев. Сердце на мгновение остановилось, будто заледенев, и, встрепенувшись, спотыкаясь и торопясь, застучало дальше.

На первой открывшейся карте были изображение страшноватого вида скелета в боевых доспехах и единственное слово — «СМЕРТЬ».

— Вот вам подтверждение того, что вы в опасности, — уверенно произнесла мадам. — Это не карты говорят, милая, это голос того самого прошлого предупреждает вас. Посмотрите, что на следующей карте, не стесняйтесь, посмотрите.

Дженни вытянула следующую карту.

— Искренне надеюсь, мадам, что эта карта обозначает любовь.

— Верно, только мне вы могли бы этого и не говорить. То, что любовь присутствует в вашей жизни, написано в ваших глазах, а отнюдь не на карте.

— Присутствовала, — поправила ее Дженни, улыбаясь горькой улыбкой, — присутствовала любовь.

— М-м-м, — ответила Ля Рю не без сомнения в голосе, и третья карта легла на стол. — Луна. Это тайна. Может быть, ложь.

Дженни искоса взглянула на карту, не сомневаясь, что тайна и ложь — это Моди. Она протянула руку, чтобы рассмотреть ее получше, но неожиданно еще одна карта вылетела из колоды и упала на пол вверх рубашкой. Мадам вздрогнула, посмотрела вниз и подняла карту.

— Дьявол. Но это не ваша карта.

— Почему вы так думаете?

— А ответьте, какая мысль промелькнула в вашем сознании, когда эта карта выпала из колоды?

— По-моему, никакая, — на всякий случай соврала Дженни.

Ля Рю нахмурила серебряно-седые брови.

— Ну хорошо. Дело в том, что «дьявол» в Таро обозначает знак маниакально-навязчивой любви. Но я-то вижу, милая, что ваша любовь имеет другое, значительно более высокое качество, она чиста и не несет в себе ничего дурного. Карта выпала рубашкой вверх, поэтому она не ваша. Примите мой совет: будьте осторожны и осмотрительны, этот «дьявол» еще даст о себе знать!

Глава 15

Возвращаясь домой, Дженни никак не могла выбросить из головы мадам и карты Таро. Ее рассказ о колесе фортуны частично совпадал с размышлениями на эту тему самой Дженни. Даже если мадам и блефовала, Дженни все равно оставалась при своем мнении: повтор прошлой жизни существует. Невеселые мысли о покинутом среди ночи Бретте снова овладели ею. Дженни считала, что поступила непростительно трусливо, и ей необходимо что-нибудь предпринять, чтобы исправить эту ошибку. Но что?

В три часа дня она припарковалась у дома, умирая от голода. Руки были холодны, как лед, и дрожали, не желая отпускать руль. Очевидно, во взятой напрокат машине был очень мощный кондиционер, по крайней мере так решила Дженни. Она не сомневалась, что в ближайшее время ей предстоит, мягко говоря, неприятный разговор с Мак-Кормиком. Но что она ему скажет? Был, конечно, и такой вариант: выбежать из машины и, перепрыгивая через три ступеньки, промчаться к себе, надеясь, что Бретт не успеет ее засечь. Дженни прикинула, как это будет выглядеть со стороны, особенно если Бретт стоит у окна, и немедленно отказалась от этой мысли. Тем более лучше не откладывать разговор на потом, Бретт все равно не отступится от нее просто так, без объяснений.

Неожиданно перед глазами встал скелет с первой карты, и Дженни зло выругалась. Она взглянула на полузашторенные окна Бретта и убедилась, что все равно не увидит, смотрит ли он на стоянку. Обреченно вздохнув, Дженни вышла из машины и, опустив голову, направилась к лестнице, ведущей в ее квартиру. Казалось, что взгляд Бретта сверлит ей спину, и каждый шаг, ступенька за ступенькой, давался ей с большим трудом.

Бретт, с нетерпением ожидающий прибытия Дженни, стоял, как часовой, около окна, пренебрегая чертовыми костылями и стараясь больше опираться на здоровую ногу. Он прекрасно видел, как незнакомая машина, судя по виду, арендная, заняла ее место на стоянке. Дженни бросила быстрый взгляд на его окна, тут же отвела глаза в сторону и пошла, почти побежала вверх по лестнице, к своей квартире. Наверное, Дженни просто хочет переодеться и через несколько минут, улыбаясь, постучит в его дверь, чтобы сразу объяснить, что же такое произошло сегодня ночью и почему она убежала, даже не разбудив его. Черт, он заметил, что рассуждает о Дженни, как о своей личной собственности, обязанной давать ему отчет во всех своих действиях. Но дело в том, что ночной уход Дженни слишком походил на бегство. Было похоже на то, что она его бросила, покинула навсегда.

Бретт опять посмотрел в окно. Покинула, черт возьми. Это не делается просто так, молча, сразу и без объяснений. Может быть, Дженни, как и другие женщины, получила от него все, что хотела, и теперь пришло время ласково сказать: «Бай-бай, малыш, мне было хорошо с тобой»? Если с другими его это, может быть, и устраивало, то с Дженни этот номер не пройдет. Тем более, что и сама она, выйдя из машины, выглядела весьма неважно. В ее взгляде и походке проглядывали одиночество, грусть и потерянность.

«Чем же я мог обидеть ее до такой степени?» — подумал Бретт. Он же был таким ласковым, любящим, беспокоящимся о ней и готовым кинуться на ее защиту по первому зову. Даже теперь, зная Дженни намного лучше, помня каждую клеточку нежного, пьяняще ласкового тела, он хотел ее значительно сильнее, чем раньше. Ему необходимо видеть улыбку Дженни и слышать ее смех. Ему необходимо знать, что она находится в безопасности, под его надежной защитой.

Ему необходимо… Черт, ему было необходимо сразу все. Бретт был абсолютно уверен, что и Дженни настроена так же.

Проклятие, ни звука. Недоумение Бретта переросло в уверенность, и он, быстро натянув футболку и тяжело опираясь на костыли, вышел из своей квартиры.

Он почти удивился, когда Дженни без колебаний открыла, не задавая вопросов и не томя его ожиданием. Бретт взглянул ей в глаза и, не дожидаясь приглашения, вошел в квартиру, аккуратно прикрыв за собой дверь. Его ходьбу на костылях нельзя было назвать образцом изящества, и Дженни не смогла скрыть сострадания.

— Ты почему сбежала, Джен?

Ее губы упрямо сжались, как будто бы она принимала для себя какое-то ответственное решение.

— Не совсем понимаю, о чем ты, — ответила она с деланным безразличием.

— А тебе самой не кажется, что ты должна мне кое-что объяснить?

Она наморщила лоб, словно раздумывая или пытаясь понять суть его вопроса.

— А тебе кажется?

Бретт доковылял на костылях до столика с отошедшей в мир иной бегонией. Бедное растение тихо шуршало сухими листьями.

— Ага. Кажется. И я к этому отношусь, видимо, более серьезно, чем, насколько я вижу, относишься ты.

— Бретт…

— Да, у тебя все в порядке. Тебя не касается, что, проснувшись сегодня утром, я обнаруживаю твое отсутствие. Тебя не касается, что я весь день схожу с ума, не зная, что с тобой и где ты находишься. Затем ты приезжаешь и идешь домой, не заходя ко мне, даже не позволив по телефону, сидишь так тихо, словно покончила жизнь самоубийством. Это, насколько я понимаю, тоже не твоя проблема. — Бретт говорил тоном раздраженного, обиженного ребенка. Затем он окинул Дженни негодующим взглядом и сделал шаг к двери. — Мне очень жаль. — У самого выхода он обернулся. — Я никогда не встречал прежде такой, как ты. Считай, что, исчезнув сегодня ночью, ты преподнесла мне небольшой сюрприз. Не беспокойся больше на этот счет. Только вот полиция вряд ли сможет постоянно охранять тебя. Это тебя тоже не заботит?

Бретт оперся на костыли и протянул руку к дверной ручке, и Дженни поняла, что, если промолчит, на этом все и кончится. Тянущая боль появилась в груди и поползла вниз, к животу. Господи, Бретт не видел ее всего лишь полдня, а выглядел злым, как сто чертей! Он поправил повязку, венчающую его лоб. Теперь Дженни разглядела, что Бретт с утра небрит, что он осунулся и похудел. Щетина оттеняла его и без того бледные щеки. Еще ни один человек не занимал так много места в ее жизни. А теперь она нанесла ему обиду, он, не стерпев, ответил, и все это получалось чертовски глупо и несправедливо.

Бретт, стукнув костылями, остановился в дверном проеме, и Дженни с тоненьким противным хныканьем рванулась следом. Он оглянулся, но сквозь слезы его лицо выглядело размытым пятном, и Дженни не смогла разобраться, какие чувства сейчас испытывает Бретт.

— Бретт, я…

Она расслышала приглушенное ругательство и глухой звук удара брошенных перед порогом костылей. Через мгновение руки Бретта уже обнимали Дженни.

— Ну что произошло, маленькая? Расскажи, что случилось.

Дженни затрепетала от его голоса и крепко прижалась к его щеке. Кольцо рук Бретта было теплым и надежным.

— Я очень боюсь, — прошептала она.

— Мне тоже неспокойно, Дженни. — Бретт подошел к софе и посадил ее на здоровое колено. — Кто же может быть спокойным, зная, что за ним идет охота?

— Мне страшно не за себя, а за тебя.

— За меня? С какой стати ты опасаешься за меня?

Она привстала с его колена и обеими руками погладила небритые щеки.

— Ну и?..

— Без ну. В последнюю ночь я снова видела сон.

Он положил руки ей на плечи и мягко сказал:

— Как мне на это реагировать? Я пока не уловил связи, но мне очень жаль, если это событие смогло каким-то образом повлиять на наши отношения.

— Видимо, смогло. Бретт, вчера ты чуть было не погиб вместо меня.

— Насколько я понимаю, ты тоже подвергалась подобному риску.

— Да, но вчера не я сидела за рулем.

— Если бы не кондиционер, то сидела бы. Значит, мы оба рискуем, следовательно, каждый из нас должен быть предельно осторожен.

— Ты специально делаешь вид, что не понимаешь? Охота идет за мной. Только за мной. И я не могу допустить, чтобы ты разделял со мной опасность, — крикнула Дженни.

— Джен, я…

— Все повторяется, — добавила она более настойчиво.

Бретт повернул лицо к Дженни и бросил на нее удивленный взгляд.

— Не понял? О чем это ты?

Отвечала Дженни медленно, подбирая каждое слово и четко проговаривая букву за буквой:

— Не может быть, чтобы ты не понимал. Ты же чувствуешь, что все происходит снова так же, как раньше, не так ли?

— Ничего не понимаю!

— Врешь! Ты просто боишься признаться в этом самому себе. Происходят те же события, которые уже происходили с нами в прошлой жизни. Моди прилагает все усилия, чтобы убить Анну, но Сэз встает на ее пути. И он погибнет, защищая ее.

Бретт толкнул Дженни на софу и встал посреди комнаты.

— Ты опять решила пощекотать мне нервы беседой про переселение душ? — Он судорожно взъерошил и без того растрепанные волосы. — Господи, если ты меня слышишь! — Его голос сорвался на почти истерический крик. — Теперь ты мне расскажешь, мать твою что я — это Сэз, ты — это Анна, а Моди… он на секунду запнулся. — Кто, по-твоему, Моди? Грейс? Кэй? Моя бабушка? Хватит!

Дженни всплеснула руками.

— А что? Вполне может быть любая из вышеперечисленных, за исключением бабушки. И у той, и у дру. гой есть вполне конкретные интересы, и мне очень жаль, что ты этого не замечаешь. Не правда ли, трудновато представить себе кого-нибудь из них с топором, крушащим поздно ночью мою машину?

— Послушай, я уже устал тебе повторять, что моя книга — фантазия. Ее придумал я, я создал героев, научил их говорить, думать и двигаться!

— Может быть, не ты, а та часть сознания, которая их помнит?

— Все, что ты говоришь — дерьмо! И ты знаешь об этом! — Голос Бретта опять сорвался на крик. — Ни один мертвец еще никогда не возвращался с того света! Нет, — поправился он, — в сказках, конечно, может быть! Ты любишь читать эти чертовы сказочки? Если ты умерла…

— …то я умерла. Спасибо, я в курсе.

— Тьфу, проклятие! Дженни, назад не возвращаются! Никто!

— Кто не возвращается?

— Тот, кто умер.

— Так кто, Бретт? — Голос Дженни превратился из обычно мягкого в требовательно-повелительный, хотя она была почти уверена, что знает правильный ответ. — Отец? Твой отец?

Бретт сделал шаг назад и засунул сжатые кулаки в карман джинсов. Обычно этот жест выдавал его сильнейшее волнение.

— Что мой отец? — вкрадчиво спросил он. — Что ты знаешь о нем?

Дженни встала с софы и крепко сжала запястье Бретта.

— Пока — ничего. Но я надеюсь, что ты расскажешь мне.

Он отдернул руку:

— Не о чем рассказывать.

Дженни точно знала, что рассказать очень даже есть о чем. В противном случае Бретт не стал бы нервно передергивать плечами и впадать в истерику.

— Тогда извини, может быть, я ошиблась. Не хочу лезть не в свое дело, вернее, я-то хочу, это ты не хочешь мне ничего рассказать.

— Он умер, понимаешь? — резко ответил Бретт и через секунду добавил значительно мягче: — Он умер и ушел навсегда. Отец никогда не возвращался назад, если ты имеешь в виду это. Как, впрочем, и любой другой, когда-либо живший в этом мире.

В его голосе послышалась невысказанная боль, и Дженни поняла, что он мог бы сказать и больше. Это было настолько личным, что Бретт не хотел об этом говорить дальше.

— А как он умер? — Дженни словно слышала со стороны собственный голос.

Бретт прикрыл глаза и опустил голову, раздумывая, Тяжело и решительно вздохнув, он бросил взгляд на книжный шкаф у дальней стены, снова набрал побольше воздуха и выпалил:

— Его убили. Это сделал я.

Потрясенная Дженни не смогла вымолвить ни слова в ответ.

— Я не верю, что ты убил собственного отца, — твердо заявила она.

— Тем не менее тебе придется поверить. Лично я с трудом верю в другое — в то, что решился сказать тебе об этом. — Бретт, забыв о костылях и прихрамывая, снова подошел к двери.

Вера Дженни в нравственные качества Мак-Кормика была абсолютной, и сейчас она не сомневалась, что он не несет ответственности за смерть отца. Нужно было выяснить все до конца. Она не могла допустить, чтобы Бретт вот так просто ушел. Дженни стрелой бросилась следом:

— Нет! — Она изо всех сил схватила Бретта обеими руками.

Он же стоял на одной ноге, отчаянно балансируя и пытаясь сохранить равновесие.

— Ну какого еще черта ты хочешь знать?

— Пока ты не расскажешь мне все от начала и до конца, ты не сделаешь отсюда ни шагу! Я знаю тебя значительно лучше, чем тебе кажется, поэтому никогда не поверю в то, что ты мне сейчас наговорил.

Челюсти Бретта сжались, и он поиграл желваками.

— Ты просто не в курсе всех обстоятельств. Ты правильно сделала, убежав сегодня ночью.

— Я… Почему ты считаешь, что я сделала правильно?

Напряжение Бретта оставило его так же внезапно, как и появилось. Он тупо уставился на дверь и медленно произнес:

— Потому что я идиот.

— Нет, не надо так говорить! — Она прижалась к Бретту и почувствовала, что он холоден как лед. Сейчас ей хотелось только одного: чтобы Бретт не уходил. — Пойдем.

Он не возражал, когда Дженни подвела его к кушетке.

— Подожди здесь, — шепнула она.

По дороге к кухне она оглядывалась три раза, чтобы убедиться: Бретт на месте, он никуда не исчез. Дженни бросилась к нижнему выдвижному ящику холодильника. Прошлым летом старший брат вместе с женой собирался немного погостить у нее в Новом Орлеане. Тогда Дженни купила бутылку «Царственного Рыцаря», но поездка отложилась в последнюю минуту, и бутылка так и осталась зимовать в холодильнике. Дженни казалось, что настал подходящий момент. Она терпеть не могла, когда мужчины употребляли при ней крепкие напитки, но на Бретта это не распространялось.

Она готовила скотч, ее руки дрожали, и янтарные капли проливались мимо. Дженни вернулась назад, неся в руках высокие стаканы с позвякивающими кубиками льда. Все, происходившее здесь всего несколько минут назад, было забыто. Она смотрела в глаза Бретта и больше не думала ни о чем, ожидая, когда он сделает первый глоток. Неожиданно резким движением он залпом опрокинул в рот содержимое стакана.

— Господи, это же почти чистое виски!

— Хочешь еще?

Он благодарно взглянул и кивнул в знак согласия. Дженни наполнила его стакан, и Бретт на этот раз наполовину опорожнил его. Солнце уже почти совсем село, и сумерки наполнили комнату длинными тенями. Из спальни струился мягкий свет ночника, создавая уютный полумрак. Затянувшееся молчание начало действовать на нервы обоим, и Дженни снова попросила:

— Расскажи мне, Бретт. Расскажи все, как было.

С болезненной улыбкой он задержал наполовину пустой стакан, уже почти поднесенный ко рту.

— Она говорит: «Расскажи»! — обратился Бретт неизвестно к кому. — Она просит меня рассказать, как я убил собственного отца!

— Ну почему ты так говоришь? — Голос Дженни звучал подавленно.

— А каким еще тоном мне говорить тебе правду? — Он допил содержимое стакана.

— Может быть, ты еще скажешь, что взял ружье, приставил его к голове отца и спустил курок? Попробуй, вдруг я поверю.

Бретт тяжело закрыл глаза и уронил голову на подушку.

— Нет, это произошло значительно проще, чище и быстрее.

Столько обреченной уверенности было в его голосе, что Дженни поднесла ладонь ко рту, сдерживая испуганный крик, но крик, пусть сдавленный, все равно прорвался наружу.

Бретт приоткрыл глаза:

— Знаешь, я сам не верю в то, что решился тебе про это рассказать.

Что-то похожее на гнев захлестнуло Дженни, и как она ни старалась сдержать это чувство, оно все равно росло в ней, как надуваемый воздушный шар.

— До сих пор ты пока еще ничего не рассказал, кроме загадочных намеков, которые только раздражают своей неопределенностью. И пока я не верю во все это.

— Поверишь, детка. — Он приподнялся и взглянул в стакан, где не было ничего, кроме одинокого кубика льда. — Пуля в его голове была бы слишком милосердным исходом по сравнению с тем, что сделал его пятнадцатилетний сын. Он просто однажды не закрыл чертовы ворота в загоне и забыл сказать об этом отцу. Ты знаешь, что такое разъяренный бык весом в две тысячи фунтов?

Сколько муки и боли было в его голосе! Дженни ничего не могла ответить, язык прилип к небу.

— О Господи, Бретт! — Звук получился шипящий, с присвистом.

— Господи? А… А это здесь ни при чем. Что — Господи? Думаешь, это Господь положил моего отца в кому на полгода, перед тем как он умер? Не-е-е-т! — Его начало понемногу развозить после скотча. — Я не верю в Бога, девочка. Ни в Бога, ни в жизнь после смерти. Рай — это прекрасная мечта и сон, а ад — он здесь, на грешной земле.

Никогда Дженни не думала, что все это так серьезно и доставляет Бретту такую боль. Как же он переживал все случившееся тогда, если даже по прошествии многих лет, говоря об этом, выглядит таким раздавленным и потрясенным! Она пыталась представить себя на месте Бретта. Нет, нести груз ответственности за гибель собственного отца, постоянно жить с этой мыслью было Дженни не по плечу. И хотя отец Бретта погиб в результате несчастного случая, Дженни прекрасно понимала, что сын думает иначе и винит во всем только себя.

— Бретт… Мне очень жаль.

— Что жаль? — Он рассмеялся скрипучим смехом.

— То, что я заставила тебя вспоминать эту ужасную трагедию, что упрекала за недомолвки и… И что до сих пор ты несешь в себе эту боль.

Бретт снова положил голову на подушку. Бесцветно-блеклая улыбка, в которой были и горе, и печаль, промелькнула на его губах.

— Мне тоже жаль. Старая история, и уже ничего нельзя изменить. Очень не хотелось вытаскивать ее на свет Божий.

— И только поэтому ты ничего не говорил раньше? Я ни на секунду не сомневаюсь, что твой отец погиб в результате трагической и нелепой случайности. Я абсолютно уверена, что никто не может тебя упрекнуть в случившемся. И еще: я не понимаю, каким образом то, что произошло, связано с твоим отвращением к возможности перевоплощения в новой жизни. Неужели бы тебе не хотелось, чтобы твой отец возродился в другом образе в каком-то ином месте?

— Уверенность подобного рода разрушает личность.

Дженни хотела возразить, но так и не найдя ответа, застыла с открытым ртом.

— Я говорю о моей матери. Она была абсолютно не подготовлена к смерти отца. Когда он лежал в коме — в течение шести месяцев или чуть больше, — мать каждый день была уверена, что еще чуть-чуть и он откроет глаза, поднимется, придет домой, и все будет так же, как раньше. Никто не мог ее в этом разубедить. И когда отца не стало, она тоже как будто бы умерла.

Невыразимое горе звучало в голосе Бретта, хотя он и старался замаскировать его нарочито грубым тоном. Дженни судорожно искала, чем она может хоть немного ослабить его страдания.

— Следующие пятнадцать лет она потратила, подсчитывая каждый цент. Мать не пропускала ни одного пройдохи, который, естественно не задаром, обещал ей устроить свидание с душой умершего отца. Великий Боже, они проделывали свои шарлатанские фокусы прямо у нас в доме! И каждый раз мать была уверена, что уж теперь-то все наконец получится.

— А тебе тогда было пятнадцать, и с того времени ты несешь груз вины за его смерть!

— Да. Всего лишь за несколько недель я возненавидел этих добрых посредников, их побитые молью атласные тюрбаны и магические кристаллы из пузырчатого стекла. Когда мой старший брат окончил колледж и вернулся домой, то почти все заработанные нами деньги мать тратила на подобные фокусы всяких горе-медиумов, которых она бесконечно таскала в дом.

Ошеломленная Дженни молча гладила Бретта по голове. Она не хотела прерывать его рассказ: слишком долго Бретт носил в себе все это, а теперь, когда оно прорвалось наружу, должен непременно закончить свое печальное повествование. Каждое слово, сказанное Бреттом, доставляло ему почти физическое мучение. Она убрала руку с его шевелюры, но Бретт повернул голову и заставил пальцы Дженни снова коснуться его. Ее прикосновения, казалось, снимали сердечную боль.

— Заунывными голосами эти люди сначала готовили клиента, рассказывая, как трудно поверить в то, что отец сейчас начнет разговаривать с ней, и все благодаря их неповторимому таланту. Но нужно было знать мою мать. Она почти сразу верила этой ораве шарлатанов. «Скажи Бретту, что это не его вина. Скажи Бретту, чтобы он прекратил винить себя в моей смерти», — прогнусавил Бретт, передразнивая. — Они говорили только то, что хотела слышать мать!

Дженни улыбнулась:

— В последнем я и не сомневалась. Хотелось бы знать, что же было дальше.

Бретт тоже улыбнулся в ответ, но улыбка быстро погасла и превратилась в кривую ухмылку.

— Дальше? Дальше им надоело играть в эти игры, и они убедили мать в том, что отец пережил реинкарнацию и теперь, снова возродившись, уже не может вступать с ними в контакт. Место и время рождения они, конечно, назвать не смогли. Короче говоря, после таких сеансов мать, похоже, окончательно тронулась. После того как ее уверили в том, что она не сможет найти отца в своей следующей жизни, поскольку он уже родился снова, мать не придумала ничего лучше, чем обратиться в Ассоциацию исследований и просвещения.

— То есть в группу, изучающую физические феномены, — уточнила Дженни, продолжая гладить его.

Бретт приоткрыл глаза и кивнул:

— Да, в свое время о ней много говорили.

— Дальше?

— Почти ничего. В ассоциации она потребовала проверить всех детей, родившихся после ее «последнего контакта», на предмет соответствия кармы ребенка карме моего умершего отца, поскольку пребывала в полной уверенности, что отец должен вернуться снова, пусть даже в образе ребенка. Там ей, естественно, отказали, — в голосе послышался сарказм, — очевидно, слишком много детей родилось с того времени. То есть они просто объяснили, что не могут стучаться в каждую дверь во всей Индиане, не будучи уверенными в том, что отец родился где-то поблизости и что он родился вообще. Ты могла предположить существование такого дерьма? Ни один из них не взял на себя труд убедить ее, что отец спокойно лежит в могиле.

Он взглянул на Дженни, но она, закусив губы, предпочла воздержаться от комментариев. В его голосе было столько горечи, что Дженни уже не могла спокойно слушать.

— Я все это говорю прежде всего для того, чтобы лишний раз убедить тебя: подобные идеи рано или поздно доводят человека до безумия. Так и только так я себе это представляю.

Дженни могла возразить, но пока она, потрясенная рассказом, обдумывала, как это лучше сделать, в дверь постучали. Она нахмурилась и поднялась с кушетки. Бретт, забыв о больной ноге, прыгнул следом и преградил ей путь.

— Ты что? За тобой идет откровенная охота, а ты вот так вот запросто идешь открывать? Не смей!

Глава 16

Дженни совершенно неожиданно для себя поняла, что Бретт совершенно прав. Ей не следовало бездумно бросаться к двери и открывать ее, даже не поинтересовавшись, кто за ней стоит.

— Кто там? — спросил за нее Бретт.

— Детектив Джульен, полиция Нового Орлеана.

Они переглянулись. Дженни, казалось, решила покорно подчиниться неизбежности, гримаса открывавшего дверь Бретта могла обозначать все что угодно.

Детектив Пол Джульен мог бы стать рекордсменом по своей незаметности. Среднего роста, среднего возраста и с совершенно не запоминающимся лицом. Описать Пола не представлялось возможным по той простой причине, что нечего было описывать. Все его черты ничем не выделяли его из прочих лиц, даже волосы и глаза были какого-то среднего цвета. Может быть, только выговор слишком явно выдавал уроженца юга.

— Итак, — начал он, приступая к делу, — я прощу вас описать мне все, что произошло с вами в последнее время, не упуская мельчайших подробностей, даже если они кажутся вам ординарными и незначительными.

В течение нескольких часов Дженни рассказывала Джульену все, что могла рассказать: о своей жизни, друзьях, клиентах, обо всем, что случилось с ней за последнюю неделю. И когда ей казалось, что больше уже говорить не о чем, Пол заставлял ее повторить все заново.

— Скажите хотя бы вы, что ей не следует оставаться одной, — попросил Бретт детектива.

— Вполне разумная мысль, — заметил тот.

— Дело в том, что она приплетает ко всему этому одну теорию…

— Теорию какого рода? — встрепенулся Джульен.

— Бретт… — начала Дженни. Ей совсем не хотелось выступать перед детективом в роли верящей во всякую чушь идиотки.

— Ну, в общем, она уверена, что все неприятности происходят из-за того, что она встречается со мной.

— Вы действительно так считаете, мисс Франклин? — уточнил Пол, открывая блокнот. Его южный выговор, казалось, усилился.

Дженни тяжело вздохнула.

— Да, сэр. Именно так я и считаю.

— И у вас есть конкретные соображения на этот счет?

— Только одно. — Дженни пошла на кухню, где на угловом столике обычно лежала свежая почта, и вернулась назад с белым конвертом в руках. Конверт был пронесен мимо носа недоумевающего Бретта и передан детективу для изучения.

— И откуда пришла эта чертова бумага? — не без злости поинтересовался Мак-Кормик.

— Я вынула ее из почтового ящика, возвращаясь домой.

— Ну и что там? — К злости добавилось еще и нетерпение.

Джульен вынул из конверта листок бумаги и повертел перед собой, с неподдельным интересом разглядывая. Он специально держал его так, чтобы содержание послания мог разглядеть и Бретт. Впрочем, оно было крайне лаконичным: «ОТСТАНЬ ОТ БРЕТТА МАК-КОРМИКА» — и это все.

— Почему ты не сказала мне сразу? — прошипел Бретт.

— Не было возможности, — ядовито ответила Дженни, отчасти забавляясь его бурной реакцией.

— И откуда оно пришло, хотя бы из какого района? — покосился на конверт Мак-Кормик.

— Марки нет, штемпеля тоже. Значит, корреспондент сам опустил его в ваш ящик, — ответил Пол, но не Бретту, а Дженни. — Или сама.

— Так вот, Джен считает, что если последует совету автора письма, то наступающий ей на пятки преследователь соответственно отстанет и от нее.

— По крайней мере ты не окажешься на моем месте. Я имею в виду случай с тормозами.

Джульен бросил взгляд на повязку Бретта.

— Мистер Мак-Кормик, как вы считаете, есть ли среди ваших знакомых женщин такие, у которых появление в вашей жизни ми-исс Франклин может вызвать столь неадекватную реакцию?

Бретт задумчиво почесал кончик носа.

— Этот же вопрос я задаю себе второй день. — Последняя фраза заставила Дженни удивленно приподнять брови, поскольку Бретт ничего ей не говорил на этот счет. — По крайней мере мне об этом ничего не известно.

— А вы общаетесь, простите, общались со многими особами? Поймите меня правильно, в данном случае меня интересует период вашей первой… м-м-м… встречи с ми-исс Франклин.

— Да бросьте! Пожалуй, постоянно я поддерживаю отношения только с моим литературным агентом и секретарем. А с Дженни я впервые пообедал в этом месяце.

— А вы, ми-исс?

— Простите, что — я?

— Ну… Ведь это может быть человек, которого не устраивает ваше знакомство с мистером Мак-Кормиком, так сказать, с другой стороны… Я имею в виду, что этот человек знал вас раньше, до того, как вы повстречали Мак-Кормика.

Дженни отрицательно затрясла головой:

— Нет! — Ей не понравился развязный тон детектива.

— Послушайте, вы, — вмешался Бретт, — если вы еще раз посмеете задать вопрос подобного рода…

— Конечно, конечно. Просто я хочу уяснить для себя, знакома ли интересующая нас персона с каждым из вас. Пока мы знаем только то, — продолжал Джульен, жестом останавливая открывшего было рот Бретта, — что эта персона знает, где вы ставите ваш автомобиль и где вы живете. Далее. Эта особа прекрасно осведомлена о том, когда вас нет дома и даже когда вы работаете. Последнее подтверждается инцидентом в Сити. Для дальнейшей работы мне необходим от вас обоих список всех ваших знакомых, проживающих в комплексе, а от вас, ми-исс, еще дополнительно список тех, кто знает ваш адрес. Попрошу вас постараться вспомнить всех.

С этими словами он вручил Дженни и Бретту по визитной карточке. Рука Дженни, протянутая за визиткой, дрожала, как у алкоголика поутру, а вообще она чувствовала себя страусом, спрятавшим голову в песок.

На все вопросы детектива она ответила сполна, стараясь не упускать мелочей. Но составлять список своих друзей и знакомых? Ей не очень нравилась эта идея.

— Позвоните мне завтра в течение дня, — добавил мистер Джульен на прощание, — я заберу списки. И, пожалуйста, будьте внимательны при их составлении: список должен быть самым полным. Не забудьте никого: от почтальона до лучшего друга.

— Ну, спасибо тебе! — сказала Дженни Бретту, как только детектив вышел за порог.

— Это за что? — не понял он.

— За то, что не представил меня дурой, верящей в переселение душ.

— Верить или не верить — твое личное дело.

— Конечно, но ты в это не веришь и никогда не поверишь, как я поняла.

— Умница, — ответил Бретт. — Не поверю, и ты знаешь почему. Все, что мы имеем, подчиняется строгим законам разных наук, скажем, биологии или там, ну я не знаю, химии.

— Может быть, и так, — согласилась Дженни. — А может быть, то, что ты называешь химией, это просто души, нашедшие или не нашедшие друг друга в этом мире?

— Извини, я убежденный материалист. — Бретт обнял Дженни за плечи и притянул к себе. — Слушай, ну в конце концов, тебе не все равно, что это: химия, любовь, Бог, черт, дьявол? Мы сейчас здесь, и мы вместе. Неужели тебе нужно что-то еще?

Она ощущала мягкое, но властное давление его рук, слышала голос, в котором постепенно исчезало напряжение. Дженни склонила голову, прижавшись щекой к сильному и теплому плечу. Что можно было возразить на последние слова Бретта?

— Да, — прошептала она прерывающимся шепотом, — мы вместе!

— Тогда обещай, что никогда больше не покинешь меня вот так, молча и без объяснений. — Она подняла голову, и Бретт прочел ответ в глазах Дженни. — И тогда, — продолжал он, — я всегда буду уверен, что с тобой все в порядке. Будем считать, что мы заключили договор по охране друг друга.

— А когда меня не будет рядом, я буду беспокоиться о тебе.

— Конечно, я тоже.

— Я первый раз вижу тебя таким, Бретт. Ты и родной, и какой-то незнакомый. И самое странное, что меня это не удивляет. Кажется, что так и должно быть.

Бретт положил ее голову к себе на плечо и погладил ее мягкие волосы:

— Я думаю, нам не стоит больше говорить на эту тему.

— Конечно, ты этого не хочешь. — Она тоже обняла его, пока он не успел отстраниться. — Ты не веришь в то, о чем я тебе рассказывала…

— Я не верю в то, что считаю мифом. — Бретт, как и ожидала Дженни, отстранился. — Я не могу в это верить. Дженни, черт побери, неужели ты полагаешь, что два человека, жившие сто тридцать лет назад, повстречались снова в Новом Орлеане? Причем один из них родом из Оклахомы, другой — из Индианы? Но даже если считать твои рассуждения логичными, в них есть один существенный прокол: ни Сэз, ни Анна никогда не жили реально!

— Вот здесь ты как раз ошибаешься. Твой роман не фантазия и не совпадение. Воспоминания о прошлой жизни прочно сидят в подсознании каждого человека, это не раз доказывали гипнотизеры, подтверждали и врачи, и ученые, и исследователи в области психологии!

— Все! Хватит! — Голос Бретта вдруг оборвался и он невнятно пробормотал: — Пощади меня!

— Черта с два, я еще не закончила! Я говорю о твоей собственной жизни! О нашей жизни! Так вот, все упомянутые мной специалисты всегда считали, что душа людей, любивших друг друга, в каждой жизни опять и опять стремятся к тому, чтобы найти свое потерянное счастье. И я глубоко убеждена в том, что наша встреча не совпадение, а закономерность.

— То есть мы, ведомые подсознанием, пошли погулять в один и тот же день и вдруг столкнулись на улице нос к носу?

Дженни опять покоробил его сарказм.

— Я пошла погулять совершенно сознательно. Мне хотелось увидеть человека, описавшего мой личный сон. Если ты сможешь мне это объяснить, обещаю больше никогда не надоедать тебе подобными разговорами. Только не надо опять говорить про совпадения. Это слишком просто и поэтому неубедительно. — Прежде чем Бретт ответил, Дженни продолжила, время от времени срываясь на крик: — Ты что, думаешь, мне просто так, от нечего делать пришел в голову вариант с переселением душ? Думаешь, очень приятно снова и снова видеть по ночам одно и то же? Тот самый кошмар, впервые напугавший до смерти еще в детстве? По-твоему, выходит, что мне очень хочется стать Анной и каждую ночь обнимать Сэза, а потом ждать, когда же их наконец обоих убьют? Да, в этой жизни нет ни Анны, ни Сэза, ни Моди, зато есть Дженни, Бретт и кто-то третий, кого мы пока не в силах вычислить. И это последнее пугает меня больше всего. Мне очень жаль, Бретт, что ты так ничего и не понял!

— А ты думаешь, меня это не пугает! — ринулся Бретт в ответную атаку. — Меня, конечно, оставило равнодушным твое ночное приключение в Сити! Думаешь, я не холодел при мысли, что в тот день, когда я попал в аварию, за рулем могла оказаться ты, а не я? И какая, к черту, разница, кто из нас во что верит, если неизвестно, кто пытается тебя убить, и наша первая задача — уберечь тебя? Меня не волнует, кто этим занимается! Найти его — прерогатива полиции! Я хочу только одного: быть уверенным, что ты в безопасности и что с тобой ничего не случится!

Глубина его чувства выплеснулась на Дженни всей своей мощью. Она слушала Бретта, не в силах пошевелиться, не в силах вздохнуть. Самое страшное заключалось в том, что Бретт был прав, и это заставило ее всхлипнуть, а затем всхлипывание перешло в горький плач.

— Дженни, пожалуйста, не плачь, ну не надо, пожалуйста. — Он начал целовать ее в щеки, в губы, в шею, пытаясь успокоить. Больше всего на свете Бретт боялся потерять Дженни. Была ли это настоящая любовь? Он не знал, но очень хотел, чтобы было именно так.

— Отнеси меня в постель, Бретт, — прошептала она ему в ухо. — Я хочу тебя.

— О Господи! Про это ты могла бы и не напоминать!

Глава 17

Пока Дженни налаживала компьютер очередному клиенту, Бретт терпеливо ожидал, когда она закончит работу. Клиент оказался дантистом, и Бретт сидел в его приемной. В ногах у него стоял кейс с ворохом бумаг, принесенных Кэй днем раньше. Он пытался прочитать хоть что-нибудь, но из кабинета доносился противный звук включенной бормашины, перемежающийся с жалобными постанываниями пациента.

Бретт безнадежно положил непрочитанные письма себе на колени, понимая, что сосредоточиться все равно не удастся. Мысли кружились только вокруг Дженни.

Со времени визита инспектора Джульена прошло несколько дней, и напряжение, в котором они пребывали тогда, немного спало. Теперь Бретт не отпускал Дженни от себя ни на шаг. Она не возражала и с очаровательной непосредственностью просила подвезти ее к клиенту и немного подождать. Бретт готов был поклясться, что, кроме него и клиентов, с Дженни не контактирует ни один человек. Он был счастлив уже тем, что теперь может видеть ее каждый день почти непрерывно, хотя и не знал, заслуживает ли такого счастья. Он совсем не был в этом уверен.

Бретт вынул следующее письмо из конверта, тщетно стараясь не обращать внимания на визг бормашины. Предыдущие три письма можно было выбросить, не читая. Он бегло пробежал глазами текст, и вдруг имя, фигурирующее в письме, заставило его задержать взгляд и прочитать более внимательно.

«Уважаемый мистер Мак-Кормик!

Я со своей женой недавно приобрел несколько сотен акров земли в округе Западная Фелициана. Представьте наше удивление, когда, расчищая наиболее удаленный участок, мы обнаружили заброшенный дом, о существовании которого не подозревал даже предыдущий хозяин. В течение двадцати пяти лет владения этой недвижимостью он не удосужился ни разу побывать в том отдаленном уголке.

Не стану больше задерживать Ваше внимание на деталях и перехожу к главному. Обследуя заброшенный дом, мы нашли целую коллекцию старых дневников. Один из них был написан некой молодой женщиной по имени Моди Гэмптон. Эта женщина имеет замечательное сходство с героиней вашего романа «Безумная ярость».

Я уверен, что Вы не занимаетесь плагиатом, но хотелось бы, чтобы Вы сами убедились, что содержание дневника и Вашего романа во многом совпадают. Моя уверенность, в частности, базируется на том, что дневник был найден мной всего лишь несколько месяцев назад и находился у меня все это время.

Так или иначе, я думаю, все это должно представлять для Вас определенный интерес. Моя жена Сью и я решили использовать купленный участок для создания собственного бизнеса. Нам пришла в голову идея открыть пансионат «Дупло дуба», и мы надеемся, что он будет пользоваться популярностью среди любителей отдыха на природе. Первый заезд предполагается в конце следующей недели. На этот же уик-энд намечены прием и торжественное открытие пансионата.

Без излишних дифирамбов хочу сказать, что и я, и моя супруга являемся большими поклонниками Вашего творчества. Мы были бы счастливы видеть Вас на открытии нашего пансионата. Кстати, Вы бы смогли ознакомиться с найденным дневником.

Гарантируем Вам радушную встречу и предоставление всех необходимых удобств.

С глубоким уважением,

Джон Джэйкоб Темплтон,

плантация «Дупло дуба».

Рассудок Бретта отказался воспринять прочитанное, и он попробовал еще раз пробежать глазами текст. Что это? Еще одно «совпадение»? В тот исторический период имя Моди не входило в разряд редких и почти все девушки обязательно вели дневники.

Но само письмо было крайне интригующим, особенно если учесть, что Бретт неплохо знал те места и не раз проезжал их на машине. Иногда он и сам задумывался о покупке недвижимости в районе «Дупла дуба».

Идея выезда за город на денек-другой очень привлекла его. Конечно, вместе с Дженни. Помимо знакомства с дневником, Бретт рассчитывал, что в случае их отъезда тайный преследователь Дженни забеспокоится и предпримет какие-нибудь шаги, что может дать полиции лишний шанс.

Только Дженни, наверное, не захочет туда ехать. Бретт уже не раз предлагал ей выбраться вдвоем куда-нибудь за город, но Дженни неизменно отвечала, что невозможно бросить клиентов с их чертовыми компьютерами, что это, несомненно, повлечет за собой финансовые потери и прочее, и прочее. Даже предложение навестить ее родителей не вызвало у нее никакого энтузиазма. Но дневник Моди… Это для нее достаточно сильный аргумент. Он услышал, как Дженни прощается с клиентом, быстро засунул письмо назад в конверт и решил отложить разговор до приезда домой.

— Что это? — поинтересовалась Дженни, снимая туфли и глядя на Бретта, который демонстративно крутил перед ее носом какую-то бумажку.

— А ты прочти.

— Что-то у тебя в глазах блеск нехороший. Как у лисы перед прыжком на кролика.

Бретт улыбнулся в ответ:

— Это ты, как лиса. Просто прочти письмо, а потом скажи, не хочешь ли ты съездить за город на несколько дней.

— Опять делаешь попытки распугать всю мою клиентуру?

— Сначала прочитай!

Дженни взяла листок.

— Еще раз повторяю, что никуда не поеду. У меня работа, — говорила она, тем временем пробегая письмо глазами. — В этом есть свой резон… Ой! Бретт! Ты это читал?!

Они выехали в «Дупло дуба» двумя днями позже после полудня. С клиентами удалось кое-как договориться, возвратив им заранее уплаченные деньги.

День выдался солнечный, без единого облачка. Дувший с утра ветер неожиданно прекратился, и заметно потеплело. «Корвет» вырулил на трассу, забитую дешевыми маломощными автомобильчиками, мешающими Бретту в полной мере продемонстрировать все преимущества своей машины. Магнитола мягко нашептывала что-то под нежные переливы джаза, и через незаметно промелькнувшие полтора часа они добрались до Батон-Ружа.

Когда город остался позади, Бретт свернул на шоссе номер шестьдесят один, к небольшому городку Сант-Франсинвиль, расположенному в двадцати пяти милях северо-западнее Батон-Ружа.

Они миновали два перекрестка, и по обеим сторонам шоссе показались хлопковые плантации. Дженни почувствовала необъяснимое волнение. Вопрос, правильно ли она сделала, согласившись на поездку в «Дупло дуба», начал волновать ее, хотя раньше она об этом не задумывалась. Вдруг найденный дневник поможет ответить на те вопросы, которые так мучили ее в последнее время, и, может быть, Бретт наконец-то поверит в ее фантастическую теорию? Дневник должен был восстановить истинную реальность стотридцатилетней давности. Кроме того, неизвестный маньяк-охотник потеряет их след, так что она и Бретт могут считать себя в безопасности. Но вскоре энтузиазм Дженни, охвативший ее при виде старых плантаций, непонятным образом испарился, и мысль о предстоящем им визите начала приводить ее в трепет. Дженни немного поразмышляла на эту тему и решила, что это следствие ее ночного кошмара. Возможно, это связано с тем, что в прошлой жизни она была убита на плантации? Что ж! В этом тоже не было ничего иррационального и сверхъестественного.

Если они заблудятся и не найдут в ближайшее время дом Темплтонов, придется подумать о ночлеге. Искать «Дупло» в вечерние часы было бессмысленно: поиски могли затянуться до ночи. В конце концов, должен же быть хотя бы один мотель в городишке с населением в две тысячи человек! Дженни повела носом и скривилась: где-то неподалеку коптил какой-то химический заводик.

— Что-то ты притихла, — прокомментировал ситуацию Бретт.

Задумавшаяся Дженни вздрогнула и повернулась к нему:

— Что ты сказал?

Бретт протянул руку и коснулся ее пальцев.

— Что-то случилось? Ты так подпрыгнула сейчас, и руки у тебя как ледышки.

— Извини, задумалась.

— Какая-то ты нервная. Такое впечатление, что ты боишься заглянуть в этот дневник и сказать: «Я так и думала».

Дженни прекрасно понимала, что Бретт просто провоцирует ее, сам ни минуты не сомневаясь в том, что найдет в старых записях. Да, если дневниковые записи будут соответствовать сюжетным поворотам романа, это уже не объяснишь простым совпадением.

— А что, если дневник… — Она выдержала паузу. — Нет, не то! Ведь это единственная вещь, которая сможет доказать тебе мою правоту, заставить поверить. Ты согласен?

— Тебе известно, что я думаю на этот счет. Мы найдем или что-то отдаленно напоминающее книгу, или… Или у Темплтонов просто не окажется ничего. — Он подумал и добавил: — Повторяю, что-то отдаленное, не больше.

Дженни, отвернувшись, разглядывала пейзаж, медленно проплывающий мимо. Бретт взглянул на карту и убедился, что они не сбились с пути. Он вывернул руль в сторону, и «корвет» покатился по дороге из красного кирпича.

Волнение Дженни усилилось, казалось, мир закружился вокруг нее разноцветным вихрем, с каждым мгновением все быстрее и быстрее. Дорогу обрамляли многолетние дубы, образуя своими кронами плотный, почти не пропускающий света живой тоннель. Взгляд Дженни сосредоточился в одной точке, она не сводила с нее расширившихся глаз.

Дом.

Он вырос в конце красной нити дороги, белый и величественный, построенный в античном стиле, весьма популярном в свое время среди плантаторов. Вдоль каждого из двух этажей тянулись просторные галереи, фронтон поддерживался восемью колоннами. Изящно обрамленные окна, не прикрытые ставнями, казались золотистыми в лучах заходящего солнца. Прямо перед домом росли нежно-зеленые папоротники, а между ними проглядывали рубиновые гроздья гераней, белые, розовые и пурпурные полевые барвинки, создавая неповторимый и неповторяющийся узор.

Дженни казалось, что дом манит к себе, протягивая ей теплые дружеские руки. Странное чувство заполнило ее, перехватывая дыхание и заставляя сердце биться чаще. Наконец мир перестал кружиться вокруг Дженни бешеным хороводом, и она вновь обрела способность связно говорить и думать.

Ничего не заметивший Бретт медленно проехал еще около четверти мили по красному кирпичу. Быстрая езда по дороге такого типа вызывала ощутимую тряску, а Бретт предпочитал комфорт.

Итак, дом был стар, при этом элегантен, и от него веяло историей. Бретт обратил внимание, что лужайка, на которую вывела дорога, сильно напоминала ему то самое место, где когда-то, сто тридцать лет назад, проходил пикник. Только вот шуршание шин по кирпичной дороге не вписывалось в эту картину.

«Корвет» затормозил недалеко от входа, и Бретт заглушил двигатель, не желая нарушать загородной тишины. Они не сразу вышли из машины, не решаясь окунуться в эту тишину, стать частью этой картины и прислушиваясь к собственным мыслям.

Одна половинка двери открылась, и из нее вышел среднего роста, уже начинающий лысеть человек. Он остановился и вопросительно взглянул на гостей. Но замешательство его длилось недолго. На Джоне Темплтоне были мятые слаксы, нуждающиеся как минимум в хорошей стирке, но зато — накрахмаленная белая рубашка. Этот причудливый наряд был дополнен засаленными желтыми подтяжками. Из-за спины хозяина с любопытством выглядывал небольшой мальчик. Дженни догадалась, что это, очевидно, Джефф. Папа Темплтон выглядел старше Бретта лет на пятнадцать — двадцать.

— Добро пожаловать в «Дупло дуба», — голос Джона звучал гостеприимно и тепло. — Пока мы не открыты официально, но будем считать, что вы — наши первые гости. Прошу вас, заходите, заходите.

Он сразу узнал Бретта и после небольшой церемонии представления Дженни широким жестом распахнул вторую створку и ввел их в просторный холл, освещенный огромной стеклянной люстрой в виде кристалла. В доме пахло мятой и чуть-чуть лимонным маслом, натертый паркет блестел как зеркало и сиял отраженным светом. С правой стороны располагались двухстворчатые дубовые двери, ведущие, очевидно, в гостиную, по левую руку виднелась большая, но уютная столовая, а у задней стены, обшитой панелями из красного дерева, стояла мягкая кожаная мебель.

— Как здесь прекрасно! — только и смогла вымолвить Дженни.

— Спасибо, — улыбнулся Темплтон и кивнул на столовую, — а здесь будет небольшой ресторан.

Он хотел добавить еще что-то, но «топ-топ-топ», раздавшееся сзади, заставило его оглянуться и закрыть рот. Джефф, до сих пор с любопытством разглядывавший незнакомцев издали, решил наконец приблизиться.

— Ну что, Джефф? У нас гости.

— У-а-у! — отозвался тот. Он не сводил глаз с них обоих, словно с утренних рождественских подарков, найденных под елкой, и неожиданно обнял Бретта за ноги, тем самым выражая свой восторг.

Дженни не смогла не рассмеяться, глядя на изумленное лицо Бретта, явно ошарашенного таким оборотом дела. Невооруженным взглядом было видно, что он не имеет ни малейшего представления о том, как обращаться с детьми, хотя в принципе он был вполне доволен такой встречей. Кажется, Дженни уже успела полюбить мальчика за его детскую непосредственность.

— Джефф! — остановил его отец. — Что нужно сделать в первую очередь?

Темплтон-младший нехотя отступил на шаг назад и доложил, захлебываясь:

— Привет! Я знал, что вы приедете! Я все ждал, ждал, но я знал, что вы будете здесь обязательно! — И радостно добавил: — И вот вы наконец здесь!

Джон засунул его руку в свой карман, ограничив Джеффа таким образом в свободе передвижения. Его сын не был застенчивым и робким ребенком, но обычно с незнакомыми людьми вел себя сдержаннее. «Интересно, — подумал Темплтон, — очень интересно!»

— Сынок, мистер Мак-Кормик и мисс Франклин, наверное, устали после длинной дороги и нуждаются в отдыхе. Поэтому иди-ка ты лучше в свою комнату и не надоедай гостям или…

— Знаю, — ответил Джефф драматическим шепотом, поглядывая то на Дженни, то на Бретта. Он заискивающе улыбнулся и, тяжело вздохнув, пояснил: — Или я останусь без тэппиокового пудинга на десерт.

— Тапиокового, — машинально поправил отец.

— Я то же самое и сказал!

— Молодой человек! — начал Темплтон, повысив голос.

— Все, все. Я уже иду. — Джефф быстро ретировался, уловив в голосе отца недовольство.

— Извините, — обратился Джон к гостям, — шестилетний ребенок — это всегда проблемы, никогда не знаешь, что он выкинет в следующую минуту. Но сколько можно стоять в холле? Проходите в гостиную, а я пойду найду Сьюзен, которая еще и не догадывается, что вы здесь.

Когда хозяин ушел, Дженни прошлась по просторной комнате, снова ощущая головокружение, но не теряя при этом ясности мысли. Неожиданно перед ней явилось размытое видение, такое размытое, что невозможно было разобрать его детально.

— Джен?

Она вздрогнула, как от удара, и очнулась.

— Джен, — снова позвал Бретт, дергая ее за руку. — Что с тобой?

Но странное выпадение из реальности уже закончилось. Она огляделась, желая убедиться, что ничего не изменилось, что все в порядке.

— Ничего, — улыбнулась она Бретту.

Он озабоченно посмотрел на Дженни, скривив губы в недоверчивой усмешке.

— Ты уверена? Слушай, ты белая как бумага, тебе лучше присесть.

— Я прекрасно себя чувствую. Наверное, просто устала — работа, дорога…

Бретт открыл было рот, чтобы ответить, но звук шагов заставил его передумать.

Если Джон Темплтон выглядел старше, чем обычно выглядит отец шестилетнего ребенка, то этого отнюдь нельзя было сказать про его жену.

— Вот они, — представил он Бретта и Дженни супруге.

Несмотря на полноту, ее фигура казалась грациозной и пропорциональной. Каштановые волосы, дружелюбные карие глаза и веснушчатый нос делали ее весьма привлекательной. В общем, самый привередливый критик не дал бы ей больше тридцати пяти.

— Дженни Франклин, Бретт Мак-Кормик, моя жена Сьюзен, — представил их друг другу Джон.

— Здравствуйте! — приветствовала их Сьюзен. — Добро пожаловать в «Дупло». Я слышала, что с Джеффом вы уже познакомились.

— Да уж, — улыбнулся Бретт.

А Дженни добавила:

— Он восхитителен.

— Он ужасный непоседа, и в основном от него только хлопоты и беспорядок. Но мы все равно его любим. Пойдемте, я покажу вам вашу комнату. Знаете, — говорила она, поднимаясь по лестнице, — я возлагаю большие надежды на этот вид бизнеса и не могу дождаться следующего уик-энда. Но наверняка в самый последний момент окажется, что не все готово к приему гостей. Я собираюсь устроить гостевые комнаты не только в новых коттеджах, но и в старых хижинах. Если стилизовать их интерьер под прошлый век, думаю, они тоже будут пользоваться успехом. Даже гараж я хочу переоборудовать для экипажей. Конечно, я еще не все успела…

— А что, неужели хижины сохранились?

— Да, они были построены на удивление добротно. Конечно, крышу и пол придется менять, но стенам нужен только легкий ремонт. Если вас это действительно интересует, то позже вы можете осмотреть все подробно.

— Интересует? — воскликнула Дженни. — Да я умру, если не осмотрю все полностью!

Бретт, следующий по лестнице за оживленно беседующими дамами, тем временем прислушивался к ощущениям своего больного колена. Вчера он отдал костыли назад в больницу, надеясь, что сможет теперь обходиться без них, и с удовлетворением чувствовал, что все в порядке. Ни боли, ни даже просто дискомфорта!

Когда Бретт был совсем маленьким, разбивал себе колени, мать целовала его и говорила, что сейчас все пройдет. И вот сегодня, когда его обнял совсем незнакомый ребенок, Бретту показалось, что легкая боль в ноге совсем испарилась. Он до сих пор ощущал тепло детских рук, улыбку Джеффа и его радость.

Тапиоковый пудинг…

Он старался заглушить память о прошлом, но она снова и снова давала о себе знать.

Джон с трудом ковылял сзади под грузом гостевого багажа. По его лицу было видно, что он предвкушает тот момент, когда Бретт уже распакует чемоданы, а Сьюзен приготовит стол с напитками и закуской для обоих гостей.

Глава 18

«Это была моя комната».

Мысли о прошлом и настоящем несли Дженни в своем потоке, как течение, не позволяя вынырнуть из этой стремнины.

Дженни окинула помещение удивленным взглядом. Может ли существовать хоть малый шанс, что эта комната когда-то принадлежала Анне? Или то, что все здесь кажется знакомым, просто совпадение? А еще совпадение романа Бретта и найденного дневника Моди. Не много ли совпадений?

Дженни в изнеможении потрясла головой, отгоняя нахлынувшие мысли. На все эти вопросы не было ответов — они находились за пределами постижимого. Принадлежала ли когда-нибудь эта старая, очень большая комната с громадной кроватью Анне?

— Неужели этот балдахин настоящей хеппелуайтской работы? — не удержалась Дженни, в восхищении рассматривая произведение искусства над кроватью.

— Шератон, — пробормотал Бретт.

— Что?

— Я говорю, что эта работа нехарактерна для Хеплелуайта. Обычно такую мебель делали в Шератоне.

— Откуда ты знаешь такие тонкости? — Дженни удивили его познания в этой области.

Как только они вошли в комнату, Бретт стал молчалив и задумчив, и Дженни старалась расшевелить его.

— Просто я специально изучал эти вопросы, когда решил написать книгу о том историческом периоде. Хотелось не выглядеть дилетантом и избежать всевозможных неточностей.

— Ну и как ты определил, что это именно Шератон?

(Ну давай, Бретт, поговори со мной! Почему ты так печален?)

— По роликам на ножках.

— По роликам? Как это?

— Очень просто. Хеппелуайтская мебель была популярна приблизительно с 1785 по 1800 год. Стиль Шератона вошел в моду несколько позже, приблизительно в период с 1800 по 1820 год, причем на мебели появились колесики.

— Считай, что ты произвел на меня потрясающее впечатление своей глубокой эрудицией.

— Это одно из необходимых качеств, если хочешь написать добротное, читаемое произведение.

— В любом случае эта кровать восхитительна. — Дженни обвела комнату внимательным взглядом, не пропуская ни единой детали обстановки. Платяной шкаф, масляная лампа, розовая скатерть на столе. Кровать и канапе покрыты белыми вязаными покрывалами. Около стены — обитый бархатом диван. Сама Дженни не смогла бы даже приблизительно определить, к какому времени относится вся эта старинная роскошь: ее познания в антиквариате не шли дальше черепахового гребня для волос.

Пребывание в этой комнате, в самом доме, казалось, отбрасывают ее назад во времени. Даже воздух здесь был пропитан стариной, стены хранили свои тайны о событиях, происходивших изо дня в день, из года в год.

Бретт выглядел таким печальным, что Дженни отказалась от мысли разговорить его. Он стоял спиной, но Дженни видела лицо Бретта, отраженное в зеркале шкафа, и его выражение напоминало ей Джеффа Темпл-тона в тот момент, когда он был послан отцом в свою комнату.

— Бретт… Что-нибудь случилось?

Он отвернулся от зеркала и посмотрел отсутствующим взглядом в окно — на старую магнолию, растущую на заднем дворе.

— Во всем этом есть одна маленькая деталь.

— Ты о чем? — Дженни проследила за его взглядом и тоже уставилась на цветущее дерево.

— Тапиока.

— Тапиока? — Она обеспокоенно посмотрела на Бретта, не понимая, о чем он говорит.

— Бретт?

— Он часто дразнил меня этой тапиокой. — Бретт говорил очень медленно, почти без выражения, словно пребывая в трансе, взгляд его застыл на одной точке. — Мой отец. Он знал, что я ее ненавижу. Я всегда говорил, что ни за что не буду есть эту гадость, напоминающую застывшие бусинки. — Бретт вздрогнул и удивленно огляделся, будто только что проснувшись, затем натянуто улыбнулся.

— Бретт?

Он, очевидно, уловил тревожные нотки в голосе Дженни и успокаивающе погладил ее по руке, такой изящной, нежной и возбуждающей, такой умелой и быстрой на клавишах компьютера.

— Прошу прощения. — Он обнял Дженни и прижал к себе. — Не знаю, почему я вспомнил про отца. Ничего страшного, забудь, я в порядке. — Бретт прижал ее еще крепче, пытаясь заглушить в себе боль, которая всегда вспыхивала, когда он вспоминал об отце.

Центральное отопление, электричество, три ванные комнаты, кондиционеры и великолепно оборудованная кухня ничуть не портили атмосферу старого дома. Из пяти его спален две имели собственную гостиную, большая часть помещений была стилизована под начало прошлого столетия. Нетронутой оставалась только комната Джеффа. В ней расположившиеся на полу вооруженные до зубов трехдюймовые пластмассовые человечки были вполне готовы к бою с двухфутовым пушистым динозавром, мирно дремавшим в углу. На стене висели плакат университета штата Луизиана с изображением гигантской птицы.

Все комнаты в доме были просторными, с высокими потолками. Гостиная, в которой Бретт и Дженни познакомились с Сью, в сущности, представляла собой целый зал и соединялась со следующим, таким же, широкими двустворчатыми дверями. В каждом из залов находился камин.

Столовая, в которой впоследствии должен был разместиться ресторан для отдыхающих, находилась по другую сторону холла. Больше двадцати человек могли пообедать за огромным старинным столом, не мешая друг другу. Дальняя дверь вела в кухню и кладовую. Кладовая не уступала по размерам комнате Дженни в Новом Орлеане. Еще одна дверь вела в угловую комнату с двумя окнами, выходящими на восток. Ее с раннего утра заполняло солнце. Изящная стеклянная дверь во французском стиле выходила прямо на веранду.

С каждым шагом Дженни казалось, что неясные образы прошлого все тесней обступают ее. Ей слышались смех и приглушенные рыдания, чьи-то спорящие голоса и одобрительные восклицания, она чувствовала обволакивающее тепло, излучаемое всем тем, что находилось вокруг. Неожиданно для себя она обнаружила, что веранда имеет еще одни стеклянные двери — вход в библиотеку, по стенам которой тянулись бесконечные полки с пыльными томами.

Размышления Дженни были прерваны Сью Темпл-тон, вошедшей в комнату с темнокожей женщиной лет сорока. Ее звали Хестер.

— Добрый день. Рада познакомиться, добро пожаловать к нам в гости. — Она с достоинством кивнула каждому в отдельности.

Хестер Филдинг совмещала в «Дупле дуба» обязанности поварихи и домоправительницы. Всю жизнь она и ее муж Арнольд прожили в Западной Фелициане.

— Она собирается на несколько дней к тетке в Новый Орлеан, — пожаловалась Сью. — Нам так повезло с Хестер, и мы не представляем себе, как будем управляться со всем хозяйством без нее.

— Думаю, вы прекрасно справитесь, миссис Темплтон, — утешила ее домоправительница. — Вы сами знаете, что справитесь. — Она посмотрела на Бретта. — А вы, значит, тот самый человек, который написал роман об этих местах?

— О каком именно романе вы говорите? — уточнил Бретт.

— Конечно, о «Безумной ярости», о чем же еще?

— Миссис Филдинг, это действительно моя книга, но я не задавался целью писать именно об этих местах. Там был просто юг, а конкретное место — обычная выдумка автора.

Брови негритянки недоверчиво приподнялись:

— Выдумка. Я понимаю.

То, что она осталась при своем мнении, было совершенно очевидно.

Бретт резко отвернулся, и Дженни не рискнула вмешаться. Она взглянула на Хестер повнимательнее и ощутила в ней что-то притягательное и загадочное. Дженни почувствовала в ней… знание.

— А где Джефф? — поинтересовалась Сьюзен у Хестер.

Выражение лица темнокожей служанки сразу изменилось. Было видно, что разговор о Джеффе доставляет ей удовольствие.

— Молодой хозяин помогает Арнольду наводить порядок в хижинах. По крайней мере он крутился сейчас именно там.

— Уверена, что Арнольд не в восторге от такой помощи, — вздохнул Джон.

— Да что вы! Они прекрасно нашли общий язык с моим мужем: понимают друг друга с полуслова.

— Арнольд у нас главный специалист по всему, что связано с землей, — пояснила Сью Дженни и Бретту.

— Стало быть, вам повезло не только с Хестер, но и с Арнольдом. Представляю, сколько труда потребовалось, чтобы содержать усадьбу в таком порядке!

Перебивая друг друга, Темплтоны сразу заговорили об усадьбе, цветах, снова вспомнили о ресторане. «Да, — подумала Дженни, — у них дело должно пойти».

Вечерело. Дженни сидела на веранде, и успевший остыть воздух приятно холодил кожу. Закат был прекрасен. Малиновое солнце золотило верхушки вековых дубов. Как много семей, должно быть, сейчас так же наблюдают за величественным заходом светила, забыв о городской суете, не думая о тех заботах, которые снова захлестнут их на следующий день! Дорога из кирпича оранжевой нитью вилась между деревьями и исчезала вдали.

Голос призывающей к ужину домоправительницы прервал мысли Дженни. Несмотря на то что Хестер прожила всю свою жизнь в сельской местности, манеры ее были безупречны. Вообще гости постоянно ощущали искреннее гостеприимство и чуткую заботу о себе.

Поужинав, Джон пригласил Бретта пройти в библиотеку.

— Посмотрите, вот тот дневник, о котором я вам писал. Очень надеюсь, что вас это заинтересует.

Бретт взглянул на протянутый дневник, как на змею.

— Мы нашли на чердаке большой сундук, — пояснил Темплтон. — Именно в нем и обнаружились эти старые записи. Кстати, они очень неплохо сохранились, только бумага пожелтела, а сама обложка почти как новая. Именно из-за сундука ни одна мышка до них не добралась, — улыбнулся Джон.

— Благодарю вас.

Бретт все-таки нашел в себе силы взять в руки тетрадь. Ничего не произошло, стены не дали трещину, потолок не обрушился на голову.

— Я думаю, нам будет о чем поговорить после того, как вы прочтете эти записи, — сказал Джон.

Бретт покрутил дневник в руках. Дженни помогала Сью и Хестер убирать со стола, поэтому он мог ознакомиться с его содержанием в одиночестве. Бретт включил лампу и уселся на стул девятнадцатого века, величиной и громоздкостью напоминающий инвалидную коляску. Такие стулья он встречал только в библиотеке имени Джексона в Новом Орлеане.

Дрожащими руками Бретт открыл старый дневник.

«Мой дневник.

Моди Гэмптон.

1 января, 1857 г.

Сегодня, в первый день нового года, я приняла окончательное решение избавиться от своей кузины. Брат этой мерзавки, Рэнделл, кажется, говорил с Сэзом об их женитьбе. Я Никогда Не Допущу Этого!

Мой дорогой Сэз никогда не женится на этой стерве! Его женой буду я, только я и никто другой.

Я ненавижу ее.

22 февраля, 1857 г.

Сегодня моя маленькая бедная кузина чуть было не отдала Богу душу. Как же неудачно получилось, что ее горничная вошла в комнату в тот самый момент, когда Анна уже протянула руку к ящику стола и, умышленно или неумышленно, отвлекла ее каким-то пустяком. Вечно сующаяся не в свои дела негритянка испортила все дело.

Знала ли она? Может быть, случайно видела, как я засунула в ящик змею? Дельях достаточно умна, чтобы представить себе, что я с ней сделаю, если она обо всем расскажет в открытую. Высеку? Покалечу? Да я просто убью ее, не раздумывая! Конечно, под строжайшим секретом она может сболтнуть что-нибудь своему деду — старому Солу. Но, во-первых, старик слишком глуп, во-вторых, он, если и поверит в услышанное, заставит Дельях молчать.

Теперь мне придется придумывать что-нибудь новенькое. Сэз влюблен по уши. В последний раз на пикнике он даже не стал со мной разговаривать.

Ладно, еще не поздно…»

Бретт, успевший отвыкнуть от рукописных строчек, временами с трудом ориентировался в витиеватом старинном почерке. Но сами чернила не так уж сильно выцвели, и разбирать записи оказалось значительно проще, чем Бретт рассчитывал.

Он проглатывал страницу за страницей, не замечая хода времени и не находя объяснения происходящему. Он читал свое собственное произведение, это был его роман, но события, порожденные его фантазией, описало другое лицо — Моди Гэмптон.

В «Безумной ярости» рассказчик постоянно менялся: это были и Моди, и Рэнделл, и Гэмптоны — родители Анны. Но чаще всего Анна или Сэз.

Дневник имел только одного автора. И черт побери Бретта, если он понимал, как такое могло случиться. Он закрыл глаза и снова и снова повторял себе, что это — совпадение, и только совпадение.

Бретт не убеждал себя, а просто таким образом старался заглушить другой, внутренний голос, утверждающий совсем иное.

Уже за полночь Бретт пришел в спальню.

Дженни сначала тоже хотела пойти с ним в библиотеку, но потом передумала. Она слишком хорошо изучила реакцию Бретта на все, что касалось переселения душ, прошлой жизни и ее взаимосвязи с настоящей.

Тем не менее посещение «Дупла дуба» было его идеей. Писатели всегда отличались профессиональным любопытством, и Бретт не был исключением. Пускай он вздрагивал при слове «реинкарнация», но отказать себе в возможности заглянуть в дневник Моди Гэмптон, естественно, не смог.

С Дженни успело семь потов сойти, пока она ждала Бретта из библиотеки. Она не знала, что он может найти в записях, а стало быть, его дальнейшие действия были непредсказуемы. Может быть, после всего Бретт поверит в то, что в предыдущей жизни она действительно была Анной?

Итак, она намеренно не пошла вместе с ним в библиотеку, предполагая, что Бретт пробудет там не больше часа. Но время шло, а его все не было и не было. Волнение Дженни достигло предела. Она задрожала, как от озноба, когда дверь в спальню наконец открылась.

В комнате горел ночник, Дженни специально не включила его, чтобы Бретт не подумал, что она уже спит. Его улыбка была кривой и неестественной. Он рывком сбросил с себя одежду и без слов юркнул под простыню. Дженни ощутила, насколько Бретт напряжен и скован.

— Бретт?

Ей хотелось обнять его, и Дженни придвинулась, но он не смог пошевелиться. Ему казалось, что грязь, ненависть и злоба, с которыми он столкнулся при чтении дневника, въелись в кожу и покрывают все его тело шершавой коркой. Змеиный яд струился с каждой страницы и оставлял свой след на его руках.

Как только Бретт открыл дневник и прочел имя Моди Гэмптон, ему показалось, что его будто кто-то толкнул. Волна ненависти, направленная на Анну, оглушила его своей мощью.

— Извини, Дженни, мне необходимо принять душ.

Бретт рванулся в ванную и бросился к кранам. Поющие трубы были, конечно, не полуторавековой давности, но явно нуждались в замене.

Горячая вода, почти кипяток, хлынула ему на голову и плечи, и Бретт долго стоял под очищающими струями, яростно скребя свое тело, пока кожа совсем не потеряла чувствительность. Он закрутил кран и окатил себя ледяной водой. Нет, этот род грязи, прилипшей к душе, не оттирался ни мочалкой, ни мылом — легче Бретту не стало.

Дженни, неплохо изучившая Мак-Кормика, поняла, что с ним творится что-то необычное. Он выбежал из ванной, не одеваясь, и затих под простыней, прислушиваясь сам к себе.

— Бретт? — снова позвала его Дженни шепотом.

Он продолжал хранить молчание, пытаясь выиграть время, чтобы собраться с мыслями.

В этот момент Дженни сделала то, к чему Бретт был готов меньше всего: она просто дотронулась до его плеча. И это легкое прикосновение теплых и нежных пальцев свершило то, о чем Бретт уже перестал и мечтать. Эффект был совершенно неожиданным и труднообъяснимым, почти неправдоподобным. Бретт снова почувствовал себя нормальным человеком, с душой, не запятнанной дневником Моди Гэмптон.

Наверное, это и называлось самой обыкновенной настоящей любовью. Бретт подвинулся и повернулся к Дженни лицом. Он был безмерно благодарен за то, что она не стала задавать лишних и несвоевременных вопросов, вероятно, чувствуя его состояние. Сейчас Бретту была нужна только она, и ничего больше. Дискуссии можно было отложить и на завтра.

Дженни поцеловала его в плечо, чуть пахнущее мылом. Она знала, что сейчас ровное дыхание Бретта собьется с ритма, а сердце начнет стучать сильнее. Господи, как это было хорошо! Чертовски хорошо!

— Джен! — только и смог произнести Бретт.

— Да!

Мир засиял всеми цветами радуги.

На следующее утро Бретт заметил, одеваясь:

— Ты ничего не спросила меня вчера о дневнике.

Дженни в это время зашнуровывала кроссовки.

— Да, не спросила, — подтвердила она, стараясь не встречаться с Бреттом глазами.

Он уселся на ручку кресла и с явным интересом принялся наблюдать за манипуляциями Дженни со шнурками.

— И из каких же соображений?

«Теперь нужно быть крайне осторожной», — подумала Дженни. В голосе Бретта слышались саркастические нотки.

— Я полагала, что ты сам расскажешь мне все, что сочтешь нужным.

— А я полагал, что ты более любопытна.

— Ты правильно полагал. — Дженни занялась вторым шнурком. — Но, судя по всему, там не нашлось ничего интересного?

— Ты так думаешь?

— А на самом деле? Значит, что-то интересное есть?

— Да! — Бретт пересел с подлокотника в само кресло и, откинувшись на спинку, прикрыл глаза. — И даже больше.

— Так, значит, ты поверил в то, что…

— Ни в коем случае. — Его глаза все еще были закрыты, но голос стал жестким. — Просто… Не спрашивай ни о чем, ладно? Возьми и прочитай дневник сама.

Дженни почувствовала горькую обиду. Она так надеялась, что Бретт наконец-то поверит и поймет.

— Дженни, мне очень жаль. — Он встал с кресла и обнял ее. — Очень. Может быть, тебе вообще не стоит читать дневник Моди?

Дженни вырвалась из его рук:

— А это еще почему?

— Видишь ли, — начал Бретт осторожно, — в моем романе Моди была просто сумасшедшей. У не был только один порок — болезнь. Психопатия.

— И?

— Не «и». Но. Реальная Моди Гэмптон тоже имеет недостаток. Правда, она абсолютно нормальна. Настоящая Моди — просто дьявол. Мне нечего больше добавить, это единственное подходящее слово, которое я могу подыскать по отношению к ней. Когда я читал ее записки, мне казалось, что я ползу по горам смердящих трупов.

— Фу!

— Ага! Прошу прощения. Но это именно то, что я хотел сказать.

Дженни, кажется, начала понимать состояние Бретта сегодня ночью и то, почему он бросился под душ и почему после этого лежал, накрывшись простыней, дрожал и боялся пошевелиться. А вот Бретт не понимал и не желал понять всего того, что связывало их с Моди Гэмптон. В неправдоподобную историю с переселением душ по ходу действия спектакля вводились новые действующие лица. Моди тоже существовала в этой жизни, здесь, в Новом Орлеане. И она поджидала Дженни. Именно Моди, кем бы она ни была сейчас, начала свою охоту.

Глава 19

«Ну вот и все, — подумал Бретт, — можно отправляться домой». Он просмотрел весь этот чертов дневник. Такого нагромождения совпадений ему еще никогда не доводилось встречать, и вряд ли оно вообще могло существовать. Имена героев. События. Все сходилось.

Бред. В жизни такого не бывает. Остается только поверить, что в Новом Орлеане живет современный прототип Моди Гэмптон, которому суждено преследовать Дженни и покушаться на ее жизнь и дальше.

Сью и Джон и слышать не хотели об их отъезде. После завтрака они в один голос заявили, что просят их побыть здесь хотя бы еще в течение нескольких дней. А почему бы в конце концов действительно не остаться? Что им может помешать? Хотя, честно говоря, тошнотворное ощущение, которое возникло при чтении дневника Моди, по ассоциации перенеслось и на «Дупло дуба».

— А открыть ваше заведение вы, значит, собираетесь в этот уик-энд? — уточнила Дженни.

— Собирались, — помрачнела Сью. — Батон-ружская газета разместила нашу рекламу только в воскресенье.

— Но ведь сегодня понедельник. Разве ее не успеют прочитать?

— Деловые люди редко читают воскресные выпуски.

— Кроме того, на этот уик-энд в Батон-Руже намечено открытие приюта для боснийских беженцев. Губернатор уже выступал по телевидению, — добавил Джон. — Ожидается большой праздничный салют, и, боюсь, наши потенциальные клиенты предпочтут этот праздник нашему скромному приему.

Дженни обратила внимание, что Бретт о чем-то усиленно размышляет.

— Ты что такой задумчивый? — поинтересовалась она.

— Клин вышибают клином.

— То есть?

— Ваш прием, по-моему, стоит несколько видоизменить. Что, если провести его в виде костюмированного бала? Старый юг? А?

— Бал? — пробормотала Сью.

Такой вариант ей явно не приходил в голову.

— В какой именно день губернатор собирается открывать приют?

— В субботу днем. А что?

— Видите ли, в моем литературном агенте живет дух соперничества. Если она возьмется за рекламу, то, будьте спокойны, губернатор останется с носом. Где у вас телефон?

Уже через двадцать минут все ожесточенно обсуждали, как лучше реализовать новую идею.

Бретт вышел на веранду и неожиданно почувствовал на своих плечах руки Дженни.

— Ты прекрасный человек, Мак-Кормик.

— Спасибо, ты мне тоже очень нравишься, — улыбнулся он в ответ.

Нравишься. Не люблю, а нравишься. Это мгновенно укололо ее. Мгновенно, но глубоко. Она отвернулась, чтобы Бретт не увидел ее огорченного лица.

— Я рада, что ты взялся помочь Сью и Джону. Только неужели Грейс сумеет за такой короткий срок организовать рекламную кампанию костюмированного бала?

— Если не сможет она, не сможет никто.

— Просто объем работы слишком велик.

— Верь, я знаю, что говорю. Еще ни разу у нее не было ни единого прокола в том, что относится к рекламе. Она раскрутила мой ноябрьский тур. Она обеспечила рекламу всех написанных мною книг, а также еще не написанной. Только с ее помощью их популярность достигла такого уровня. И если она займется презентацией «Дупла», то сделает все как нужно. Будь у нее в конкурентах хоть губернатор, хоть черт, хоть дьявол. Я уверен, что от гостей не будет отбоя. Тем более всего за десять баксов.

— Как, всего за десять?

— Зачем же быть грабителем?

— Что ж, для рекламной кампании вполне разумно.

— Я тоже так думаю.

— Бретт, посмотри, какая красота! — Она показала на сад.

Вчера из окна машины он выглядел совсем иначе. Дорожка из красного кирпича вилась между хижинами. Клумб с цветами оказалось значительно больше, чем им показалось вчера. Они были красными, розовыми, желтыми, белыми — с бегониями, розами, геранями и другими цветами, которым Дженни просто не знала названия.

Чуть поодаль от этого великолепия, уже почти у самого леса, словно королева над своей свитой, состоящей из длинного ряда новеньких коттеджей, возвышалась высокая постройка, похожая на башню, с изящной решеткой наверху.

— Ты только взгляни! — снова воскликнула Дженни.

Перед башней, прямо посреди клумб, стояли скамейки, за ними тянулась дорожка, по обеим сторонам которой двумя ровными рядами расположились гостевые коттеджи. Среди буйного разноцветья окружающей природы сама башня напоминала пожарную каланчу.

Дженни восторженно, но при этом с необъяснимой грустью смотрела на раскинувшийся перед ней пейзаж. Она никак не ожидала, что этот вид подействует на нее таким образом. Взгляд Бретта, который Дженни успела перехватить, тоже был печален. Вид старой башни действовал на них обоих угнетающе: и во сне, и в книге Анна и Сэз встречались именно там, на первом этаже, где когда-то располагался склад. И в последнюю свою ночь они тоже были на складе. Бретт почувствовал, что настроение Дженни резко упало, и ободряюще улыбнулся:

— Ну что? Подойдем поближе, посмотрим?

— Нет! — Дженни попыталась улыбнуться, но вместо этого губы свело будто судорогой. — Нет! Не сегодня. Я не думаю… Не сегодня.

Он понимающе кивнул, взял Дженни за руку и, минуя башню, даже отвернувшись от нее, они завернули за дом. Сразу за углом, на огромном камне, рядом с задней дверью восседала Хестер. Перед ней стояли ведра, наполненные землей, в которые она аккуратно высаживала зеленые бобы.

— Господи, как я ненавидела это делать в детстве! — засмеялась Дженни.

Хестер ответила вежливой улыбкой:

— Меня такая работа, наоборот, успокаивает.

— Да, мне бы, наверное, тоже сейчас не помешало что-нибудь успокаивающее. Но когда человеку восемь лет, неподвижно сидеть перед ведрами кажется невыносимым.

Дженни пропустила Бретта вперед и хотела уже вслед за ним пройти в дверь, но тут ближайшие кусты зашевелились. Она оглянулась, Бретт, тоже заметивший, что в кустах кто-то прячется, остановился и стал пристально вглядываться в стену зелени. Хестер на секунду оторвалась от своего занятия, затем тряхнула головой, блеснула лукавым взглядом, улыбнулась и продолжила высадку бобов.

Блестящая, словно покрытая глянцем, зелень кустов снова зашуршала.

— Стоять на месте и никому не шевелиться!

Джефф Темплтон вылез из засады. Указательный палец правой руки был грозно вытянут в сторону пришельцев. Другую руку он прижимал к перепачканной футболке, что, очевидно, должно было означать ранение. Спотыкаясь, он взобрался на веранду.

— Вы-ы я-янки-и или южа-а-ане? — судя по произношению, было похоже, что Джефф находится на стороне южан.

— Ка-ак я понима-а-аю, было бы совершенно глупо предполагать, что молодой джентльмен сегодня воюет за янки? — поинтересовалась Хестер.

— Все правильно! — с достоинством произнес Джефф.

— Так, а кто же мы сегодня?

— Я — Джонни Реб, и меня подстрелили грязные янки. — Джефф жалобно застонал.

— А ты знаешь, что грязные янки вытащили моих предков из рабства?

— О! — Забыв обо всем, Джефф сел и с любопытством уставился на Хестер. — А кто такие переедки?

— Предки. Это, ну как тебе сказать, это моя семья.

— Я, кажется, понял. — Джефф подумал и снова начал стонать. — Честные и добрые янки застрелили меня в бою, — доверительно сообщил он. — Теперь я застрелен полностью и иду умирать.

— Иди, но не забудь, что лучше тебе не попадаться по дороге на глаза матери. Если она увидит твою футболку, то упадет в обморок, — добавил появившийся в дверях Джон.

— Так это же кровь, а не грязь, — весело пояснил Джефф, тыча пальцами в засохшую глину.

— Ну, для тех, кто будет стирать твою футболку, это, пожалуй, все-таки грязь.

— Это кровь! — упрямо возразил Джефф и, разочарованно взглянув на всех окружающих, нахмурился. — У, взрослые!

Он спрыгнул с веранды и снова скрылся в кустах, затем через секунду появился, издал победный вопль и убежал, раскидывая дротики направо и налево.

Дженни не выдержала и рассмеялась, вскоре к ней присоединился и Бретт.

Лицо Джона быстро стало серьезным, было видно, что он подошел по делу. Темплтон посмотрел на Бретта и спросил:

— Послушайте, мы можем с вами поговорить по поводу дневника?

Бретт лишь тяжело вздохнул в ответ. Ему очень хотелось избежать этого разговора, но он не мог отказать людям, так гостеприимно распахнувшим перед ним двери своего дома. Бретт кивнул. Дженни хотела что-то сказать, но он сжал ее руку, предупреждая, что будет говорить сам.

Они втроем прошли в комнату. Старая мебель, аромат цветов и золотистый солнечный свет повсюду делали помещение во флигеле удобным и уютным.

— Итак, вы прочитали, — сказал Джон утвердительно.

— Да. Прочитал.

— И?

— Что «и»?

Джон подался вперед, его пальцы сжались на подлокотниках кресла.

— Я хотел бы знать ваше мнение о его подлинности.

— То есть вы хотите, чтобы я подтвердил, что дневник не фальшивка, а действительно старый документ?

Джон кивнул.

— А зачем вам это нужно?

— С тех пор как я сопоставил ваш роман и дневник Гэмптон, мне стало казаться, что это в первую очередь нужно не мне, а вам. Вы можете как-то объяснить определенное сходство?

— В своем письме вы сами написали, что у меня не было никакой возможности ознакомиться с содержанием дневника до приезда сюда, тем более снять с него копию.

— Безусловно, — подтвердил Темплтон. — О плагиате не может быть и речи. Но согласитесь, что совпадений такого рода в жизни не бывает.

Бретт начал хмуриться.

— Джон, я сказал вам все, что мог. У меня нет оснований не верить тому, что дневник настоящий. И свой роман я тоже написал сам. Его придумал я, понимаете? Все, что написано в моей книге, есть результат моей фантазии, не больше.

— Вы так в этом уверены?

— Абсолютно.

— Простите, а сами вы верите в то, о чем говорите?

Бретт взглянул на Дженни и увидел, как она напряглась, ожидая его ответа.

— Что вы имеете в виду?

— Я не просто так начал этот разговор. До прошлого года я был практикующим парапсихологом.

Руки Бретта непроизвольно сжались в кулаки. Он не хотел разговаривать на эту тему в таком ключе. Особенно если сейчас Джон начнет рассказывать про прошлую жизнь и возможное переселение душ. Бретт ничего подобного слушать не желал.

— Прошу прощения, если удивил вас таким поворотом разговора, — продолжал Джон, — может быть, мне следовало предупредить вас в письме.

— Предупредить о чем? — Бретт понимал, что при всем своем желании встать и уйти он ничего подобного не сделает. Он будет сидеть и слушать Джона Темплтона хотя бы потому, что слишком много совпадений и случайностей повстречалось на его пути в последнее время. И объяснения не было. — Что вы хотите услышать от меня? Только конкретно!

— Я ничего от вас не хочу, — сказал Джон доверительно, — но любопытство, оказывается, сильнее меня.

— Любопытство по поводу сходства?

— Нет, скорее по поводу того, как вы писали эту книгу.

— Как писал? Сидел и выдумывал!

— А у вас не было впечатления, что вы ее не выдумывали, а просто вспоминали?

Бретт уселся поудобнее:

— Вы случайно рекламой не пробовали заниматься? Согласитесь, звучало бы неплохо: «Приезжайте отдохнуть в „Дупло дуба“. Здесь вы встретитесь с теми, с кем уже когда-то встречались в прошлой жизни!»

— А почему вы говорите во множественном числе?

— Прежде всего это моя идея! — вмешалась Дженни.

— Простите, не понимаю.

— И не поймете, но я верю в это!

— Верите во что?

— Подожди, — прервал Дженни Бретт. — У меня тоже есть вопрос к Джону. Вы кому-нибудь рассказывали про дневник?

— Нет, — уверенно ответил Темплтон. — Правда, я попытался расспросить Хестер, все-таки ее предки жили именно здесь. У меня нет цели непременно установить вашу связь с «Дуплом».

Бретт встал и начал прохаживаться, он явно нервничал. Хотя вечер был теплым, его взгляд красноречиво говорил о том, что он бы не отказался сейчас погреться у горящего камина.

— Видите ли, Темплтон, я как-то сомневаюсь, что вами движет обычное любопытство. Более того, я уверен, что это не так.

— Возможно, вы правы. Когда Джеффу было около четырех, он начал выдумывать всякие невероятные истории. Естественно, ни Сью, ни я не придали этому особенного значения. Все дети в таком возрасте любят фантазировать. Однако истории становились все более сложными и запутанными, и стало уже невозможно пропускать их мимо ушей. Джефф постоянно рассказывал про жизнь рабов на старых хлопковых плантациях. Но дети такого возраста просто не обладают достаточной информацией для того, чтобы придумывать то, что придумывал Джефф.

Джон прервался на мгновение, тряхнул головой, собираясь с мыслями, и продолжил, чуть улыбнувшись, как будто посмеиваясь над собственной глупостью:

— Я понимаю, насколько нелепо это все выглядит, но тем не менее факт остается фактом. Изучение предыдущих жизней и перевоплощений в новой — часть моей профессии. Профессии доктора парапсихологии. У меня, поверьте, достаточно большая практика, в том числе и экспериментальная, и, следовательно, я имею некоторый опыт в этой области. Я заинтересовался случаем с собственным сыном, но потерпел неудачу.

— Вы хотите сказать, что ваш сын помнит свою прежнюю жизнь? — спросил Бретт с нескрываемым любопытством.

— Сейчас уже не настолько. Эта память слабеет со временем.

— Но… Это невероятно.

— Значительно вероятнее, чем вы думаете. В той или иной степени память о прошлом воплощении преследует человека в течение всей жизни. Вы что, даже не слышали о проявлениях такого свойства?

— Например, под гипнозом? — уточнила Дженни.

— Хотя бы. И я рискнул загипнотизировать Джеффа, когда ему было лет пять. — Его глаза затуманились и стали мечтательными. Вообще, когда разговор заходил о Джеффе, Джон сразу менялся. Было видно, что он без ума от своего сына. Он помолчал и продолжил, казалось, без всякой связи: — Джефф — наш главный «связной» с «Дуплом дуба». Кстати, впоследствии характер его игр изменился.

Бретт снова почувствовал озноб. Желание закутаться во что-нибудь теплое усилилось.

— Так что обнаружилось под гипнозом? Я имею в виду связь Джеффа с вашим поместьем.

— Ну не знаю, что вы обо мне подумаете, но… Короче говоря, — Джон набрал побольше воздуха и выпалил, — он был Рэнделлом Гэмптоном.

Бретт ощутил себя так, словно на него вылился ушат холодной воды.

— Ваш сын?

— Да, сэр. Мой шестилетний сын. Все детали, найденные мной в дневнике Моди, подтвердили это полностью. Под гипнозом всплыло все, что он знал, начиная от описания местности и заканчивая всеми историями, рассказанными им в четырехлетнем возрасте. Я могу, если вы не верите мне на слово, привести кучу доказательств на этот счет.

— А… А он не упоминал… Не упоминал что-нибудь о своей… Тьфу, черт! Короче, о сестре Рэнделла? Или о своем близком друге?

— Вы имеете в виду Сэза и Анну, — уточнил Джон, поглядев на Дженни.

Дженни кивнула. Как только Бретт замечал, что Дженни хочет перевести разговор с Джоном на обсуждение своих ночных кошмаров, его дыхание становилось прерывистым.

— Черт вас всех побери, — пробормотал Бретт, — если я поверю во всю эту чушь. Особенно в то, что мы оба, — он кивнул на Дженни, — были знакомы где-то там, что вы называете прошлой жизнью или как там еще, по-вашему.

— А вы, значит, и слышать ничего не хотите о перевоплощениях, возможности реинкарнации в принципе и так далее?

— Ну я…

— Я бы сказал, что, потерпев фиаско в предыдущей жизни, вы приобрели второй шанс. И вы обязаны использовать свой опыт, накопленный раньше.

— Какой, к черту, опыт? Опыт того, что какая-то Моди Гэмптон убила свою кузину? — Бретт повернулся к Дженни. — Дженни, вокруг тебя крутится много двоюродных сестричек?

— Бретт!

— В том, что вы сказали, нет никакого смысла. — Он снова обратился к Джону, но поскольку ему не хотелось упускать из виду и Дженни, Бретту пришлось крутить головой в обе стороны. — Но даже если считать, что вы правы, что нам это дает? Мы все равно не сможем вычислить этого или эту… Короче, ту, кого вы называете Моди.

— Зато если Дженни права, вы с точностью можете определить, кто не может быть Моди.

— Знаю, знаю, — нетерпеливо перебил Бретт. — Дженни уверена, что преследователем должен быть кто-то такой, с кем мы знакомы и кому доверяем. Но, проводя аналогию, можно заметить, что если Анна и доверяла Моди, то Сэз и Рэнделл терпеть ее не могли. — Он тряхнул головой и продолжил: — Таким образом, ваша теория все равно не дает нам ничего конкретного.

— И это все, что вы почерпнули из чтения дневника? Вам даже не пришла в голову мысль, что все события, описанные в романе, произошли здесь, в «Дупле дуба»? Тогда я вам советую посетить фамильное кладбище Гэмптонов. Это недалеко — сразу за домиком для экипажей.

— О Господи! — вырвалось у Дженни.

— Прошу прощения, — взглянул на нее Джон, — не хотел вас расстроить.

Бретт, не говоря больше ни слова, взбешенный донельзя, выскочил из флигеля, хлопнув дверью. Ему вдруг очень захотелось вдохнуть свежего воздуха, постоять под солнечными лучами и успокоиться. Руки Бретта судорожно сжимались и разжимались. Если бы сейчас ему попался топор, он бы с удовольствием врезал им по перилам.

— Ну как, хотите прислушаться к совету профессионала? — поинтересовался Джон у Дженни, которая было метнулась вслед за Бреттом. — Оставьте его ненадолго. Почему бы вам не предоставить ему возможность подумать в одиночестве?

Дженни, тяжело вздохнув, остановилась.

— Вы правы. Вряд ли мое присутствие поможет ему сейчас. Хотя, я уверена, вы его все равно не переубедили.

— А что, вы считаете, мне еще нужно сделать?

— Как что? Попробовать поговорить еще раз.

— Ну, — улыбнулся Джон, — я думаю, пока хватит и одного раза. А вы, я вижу, заинтересованы этим значительно больше, чем Бретт.

— Я? Кому же этим интересоваться, как не мне? Все, что описал Мак-Кормик, я видела во сне, когда была немного старше Джеффа.

— А больше вам это никогда не снилось? — приподнял брови Джон.

— Господи, да в последнее время очень часто. Причем с каждым разом, мне кажется, сон становится все более реальным.

— Хорошо. А сами вы можете это как-нибудь объяснить?

Она не видела в этом ничего хорошего. Дженни потопталась перед камином, где совсем недавно стоял Бретт, и поежилась.

— Нет, не могу. Но меня преследует чувство возрастающей опасности.

— Вы имеете в виду во сне?

— Боюсь, что наяву. Каким бы страшным ни был сон, он не может мне повредить. Но вот когда я просыпаюсь… — Дженни замолчала.

— То вам кажется, что вы все еще там, в прежней жизни? Или вам хочется вернуться туда? Что ж, в этом нет ничего необычного…

— Нет-нет. Меня вполне устраивает то, что у меня есть сейчас. Но я хочу, чтобы этот чертов сон больше не возвращался, чтобы меня покинул страх за себя и за Бретта.

— А Бретт, по-вашему, тоже подвергается опасности?

— Не так давно он пострадал, сидя за рулем моей машины, в которой были испорчены тормоза. Умышленно испорчены. В ней должна была находиться я, — Дженни всхлипнула, — он чуть было не погиб.

— Вы хотите сказать, что он чуть было не погиб от руки неизвестного нам лица так, как в свое время погиб Сэз, защищая Анну?

— Вы очень проницательны. Именно так.

— Дженни, вы сами читали дневник Моди Гэмптон?

— Нет. И, кажется, у меня пропало желание делать это.

— Я понимаю и не упрекаю вас. Даже я, человек посторонний, пришел в ужас от всей душевной низости Моди. Но если вы правы, и персона, преследующая вас, уже однажды убивала, вам необходимо знать про нее… или него как можно больше. Из соображений личной безопасности.

Бретт присел на низкую скамейку неподалеку от дома. Он прекрасно понимал, что повел себя как первоклассный осел. Не нужно было показывать свое раздражение и уж тем более убегать, но он не смог сдержаться. Бретт не желал вступать в дискуссию. Он был уверен в своей правоте и не собирался спорить с кем бы то ни было на этот счет. Хотя, с точки зрения нормального человека, он сморозил порядочную глупость, ведя себя таким образом. Его реакция была просто неприличной. Бретт еще немного подумал и пришел к выводу, что лучшее, что можно сделать сейчас, это вернуться в дом и посмотреть в лицо Дженни, а потом извиниться перед ней и перед доктором парапсихологии Джоном Темплтоном.

Он встал со скамейки, но направился почему-то совсем в другую сторону, все дальше и дальше углубляясь в лес, пока последние следы цивилизации совсем не исчезли из виду. Воздух был чист и наполнен ароматом сосновых иголок. Бретт с наслаждением сел под кипарис, неизвестно как затесавшийся в сосновую поросль. Он покрутил головой во все стороны, убеждаясь, что находится совсем один в этом бору.

Вопросы, мучающие Бретта в последнее время, рвались наружу и не давали ему покоя даже здесь. Он не мог захлопнуть дверь своей души и перестать обращать внимание на то, что сдавливало ему сердце снова и снова. Открыв ее лишь однажды, когда рассказал Дженни про своего отца, он, казалось, сломал эту дверку, и больше она не закрывалась.

Словно ребенок, играющий в прятки и осторожно подглядывающий сквозь пальцы, Бретт старался заглянуть в самого себя. Он прижал ладонь к груди, чтобы унять вспыхнувшую боль, и опять попытался взять себя в руки. На самом делеон не мог согласиться с Дженни потому, что не мог и не хотел простить своей матери тех самых проклятых спиритических сеансов, разрушивших в конце концов ее собственную душу. Прежде всего из-за этого он столь страстно отрицал любой факт жизни после смерти, выдвигаемый и Дженни, и Темплтоном.

Если это правда, если спириты могут установить контакт с душами умерших людей, если эти души могут возродиться в новой жизни, то Бретт никогда не сможет встретиться где-нибудь после смерти с отцом и попросить у него прощения. Тогда ведь душа отца будет уже где-нибудь в другом месте, а может быть, и времени. Отец Бретта всегда был и будет оставаться для него примером того, как нужно жить в этой жизни. Господи, как глубоко сидела в нем боль, каким нестерпимым было чувство вины даже по прошествии стольких лет! И теперь вдруг выясняется, что его последняя надежда рушится…

Но только если все, что говорит Дженни, правда. Правда, которая отнимает последнюю, пусть бесконечно малую надежду.

Легкое дуновение ветерка потревожило сухой кипарис, и кусочки старой коры посыпались на грудь и колени, прерывая невеселые мысли. Легкая паутинка прилипла к щеке, и когда Бретт начал ее стряхивать, он понял, что его щеки мокры от слез. Боль в сердце снова взорвалась, и в ушах зашумело.

Дженни прочла дневник Моди Гэмптон. Итак, она действительно существовала. Но сейчас Дженни больше интересовал Бретт. Ей нужно было увидеть его, потрогать руками и убедиться, что с ним все в порядке.

Но ей казалось, что это вовсе не так. Это стало очевидным, когда он не появился к ленчу. Обеспокоенные его отсутствием хозяева отправили Арнольда в лес, но Дженни решила, что не пойдет вместе с ним. Если бы Бретт нуждался в ее обществе, то не ушел бы в одиночку. Дженни села на веранде и просто начала ждать. Послеполуденное солнце заливало ярким светом все, что было вокруг: и двор, и сад, и западную часть леса, куда отправился Арнольд. О чем, интересно, Бретт сейчас думает? Откуда-то из глубины леса послышался непонятный звук — это было что-то вроде крика смертельно раненного зверя. Дженни, выросшая на ферме, хорошо знала все звуки, которые рождаются в лесных глубинах и эхом разносятся по зеленым опушкам. Но сколько муки, боли и страдания было в этом крике! Дженни вскочила со стула и, облокотившись на перила веранды, стала пристально всматриваться в изумрудную лесную пену.

— Бретт, — прошептала она, — где ты?

Он не знал, как долго пролежал под кипарисом. Последнее, что запечатлело его сознание, была летящая сверху кипарисовая пыль…

О Господи! В голове прояснилось, но сердечная боль снова схватила его мертвой хваткой.

Но на этот раз его мысли начали работать в другом направлении, Бретт словно воспрянул после долгого сна. Мысль о проведенных в душевных терзаниях годах с того момента, как погиб отец, его зацикленность на своей вине… Впервые, кажется, он не стал гнать от себя эти мысли. Неужели это новое в нем родилось тогда когда он без сознания лежал под кипарисом? Ведь все его бзики только мешали нормальному развитию отношений с Дженни, не давали спокойно войти в ее жизнь. Дженни должна связать свою жизнь с человеком, у которого честные глаза, у которого от нее не будет тайн даже в самой глубине сердца.

Дженни.

Она же полюбила и поверила ему без оглядки, как когда-то давно, сто тридцать лет назад, Анна Гэмптон полюбила Сэза Тэйлора. Они сумели убедить его в этом. Бретт почувствовал себя человеком, который, полностью одетым попал на нудистский пляж. Да, прав был Джон, тысячу раз прав! Ведь если быть честным, то ему надоело объяснять все события обыкновенными совпадениями, он сам перестал верить в них. Слишком уж много было таких совпадений!

В нескольких ярдах от Бретта стоял огромный пень, в углублении которого, будто в чаше, скопилась дождевая вода. Бретт понюхал ее, проверяя свежесть, и с удовольствием отпил несколько глотков лесной прохладной влаги. Неожиданно набежавший порыв ветра повеял на Бретта запахом старой гнилой грибницы. Он приподнялся с коленей и утер рукавом мокрые губы.

Миллионы людей в этом мире верили в перевоплощение после смерти. Кто скажет, правы ли они?

Он разглядел еще один небольшой пенек, а чуть поодаль, посередине поляны, — небольшие аккуратные столбики. Похоже, они когда-то означали границу между «Дуплом дуба» и соседней плантацией. Бретт вступил на поляну, снова почувствовав тепло припекающего солнца. После прохлады леса это было приятно. Он с удовольствием вдохнул теплый воздух, который, казалось, невольно расслаблял его усталые мышцы. Пора было идти домой, Дженни, наверное, уже сходила с ума.

Он вышел на опушку и оказался прямо около башни, но со стороны, противоположной дому. Новый порыв ветра был значительно сильнее предыдущего. Высокая трава пошла волнами, и листья дубов тревожно зашумели. Через секунду ему показалось, что земля заколебалась под ногами.

Невозможно! В штате Луизиана не бывает землетрясений! Это то же самое, что наводнение в Сахаре!

Словно привидение, серая линия замерцала перед ним тусклым светом, отрезая дорогу. Страшный рев ударил по барабанным перепонкам, и в лицо пахнуло чем-то жарким. Как будто бы перед ним был раскаленный горн. Или горящее здание. Или ворота ада… Левый висок обожгло невыносимой болью.

Все исчезло настолько быстро, что Бретт не успел опомниться. И боль, и горящее здание перед глазами. Остался лишь холод, невыносимый холод, пробирающий до костей, хотя солнце продолжало светить над поляной.

Итак, это было оно, то самое место. То место, о котором еще совсем недавно он не хотел ни знать, ни слышать.

Дженни. Он хотел быть рядом с Дженни. Сейчас.

Бретт, поминутно оглядываясь назад, побрел в сторону дома. Что он надеялся увидеть за своей спиной? Анну? Сэза? Их обоих, тех двух людей, которых он повстречал однажды во сне и которые с тех пор больше не покидали его?

Ни за какие земные блага Бретт бы не согласился показать это место Дженни.

Глава 20

Стоя на веранде, Дженни увидела, как Бретт появился из-за угла старой конюшни. Сначала она хотела демонстративно сесть и подождать, пока Бретт не подойдет к ней сам. Но когда он приблизился к веранде и стало видно выражение его лица, Дженни, поняв, что сейчас не время выяснять отношения, стремительно выбежала ему навстречу. Бретт так сильно стиснул ее, что вопрос, готовый сорваться с губ, превратился во вздох.

— Что с тобой? — Это было первое, что она спросила, вглядевшись в его заострившиеся черты. — Что случилось?

Бретт, не отвечая, жадно и крепко поцеловал Дженни. Она набрала воздуха и закричала:

— Ты пугаешь меня! Отвечай немедленно!

— Я прошу прощения. — Он поймал ее взгляд. — Сам не знал, что так получится. Просто… — Он снова прижал Дженни к себе. — Короче, мне не нужно было убегать от вас сегодня.

— Что «просто»? Что «просто»? Думаешь, я не вижу по твоим глазам, что что-то произошло? Отвечай, слышишь?

Бретт потерся щекой о ее заплаканное лицо.

— В самом деле ничего. Ходил по лесу и рассуждал, каким ослом я вам кажусь. Вот и все. Пойдем в дом?

— Сейчас? Днем?

— А ты что-то имеешь против?

— Против я имею только то, — проворчала Дженни, успокаиваясь, — что потом, к ужину, все равно придется вылезать из постели.

— Ну и чего же мы тогда ждем? — улыбнулся Бретт.

Они зашли в дом через флигель, повстречав по дороге Хестер.

— Я как раз из вашей комнаты, — сообщила она. — Никак не могу окончательно выветрить запах старой плесени в этом доме, но с той комнатой я, кажется, справилась. Если вам вдруг что-то не понравится, обязательно скажите мне.

— Я уверена, что, если за дело взялись вы, все будет прекрасно, — ответила Дженни, улыбаясь.

Они вошли в комнату. Дженни, шедшая первой, остановилась около дверей и замерла на месте. На полу перед кроватью лежал небольшой коврик с красивым цветочным узором коричневатого оттенка. Ковер уже во многих местах потерся от старости, но Дженни сразу узнала его, слишком уж знаком ей был этот орнамент. «Цветочный сад любимой бабушки»! При первом же взгляде на него у нее перехватило дыхание. Присев на корточки, она погладила старый коврик, вздрогнула и вдруг заревела.

Бретт со страхом взглянул на Дженни:

— Джен? Что?

По лестнице забухали шаги Хестер, которая, услышав плач Дженни, сочла своим долгом прибежать наверх. Она вопросительно уставилась на Бретта, который стоял посередине комнаты и прижимал Дженни к себе, качая ее, как маленького ребенка.

— Я сам еще не понял, — ответил Бретт Хестер. — Джен, маленькая, не плачь. Ну что случилось, черт возьми?! — не выдержал он.

Ее огромные глаза были полны слез.

— Я… И сама… Не зна-а-аю. П-п-просто посмотрела на кове-е-ер…

— О Господи, ну и ну, — только и смогла произнести Хестер.

— Что здесь происходит? — в комнату вбежала Сью.

— Все в порядке, Сьюзен, — пробормотала Дженни. — Боже, как мне неудобно!

— Я думаю, миссис Темплтон, будет лучше, если вы покажете ей и другой дневник, — сказала Хестер.

Дженни мгновенно перестала всхлипывать, а Бретт, круто развернувшись, посмотрел на обеих женщин.

— Какой дневник? — вопросы Бретта и Дженни прозвучали одновременно.

«6 июня 1857 г.

Великий Боже на Небесах, помоги мне!

Сегодня состоялись похороны нашей дорогой Анны и Сэза Тейлора. Они погибли в огне, неожиданно охватившем наш хлопковый склад, находившийся в башне. Я все еще прихожу в ужас от мысли, что отпустила их одних в тот злосчастный вечер. Но потерять их в суматохе ночного бала, особенно когда Рэндолф начал произносить очередной тост за предстоящее счастье молодых, было очень просто.

В определенный момент что-то будто подтолкнуло меня и еще нескольких гостей выйти на верхний ярус галереи. Мы увидели языки пламени: горел хлопковый склад. Пламя было настолько сильное, что деревья, стоящие вокруг, освещались как днем.

Эта ужасная трагедия, случившаяся на наших глазах, привела к гибели двух молодых людей — наших любимых Анны и Сэза. Я не знаю, смогу ли это пережить.

Пожар случился три дня назад, когда Анне исполнилось девятнадцать. Рэндолф сказал, что это очень жестоко: Господь призвал к себе его дочь прямо в день ее рождения. Он обратился ко мне этим утром: «Мэри, я не могу смириться с мыслью, что наша дочь навсегда ушла от нас». Мне очень хотелось согласиться с ним, но я посчитала лучшим сдержать слезы и, сделав строгое лицо, ответить, что наш долг — претерпеть утрату, так как другого выхода у нас просто нет.

Господи, если бы они знали, какую боль я при этом испытывала!

Рэнделл! Бедный мой мальчик! Но я должна помнить, что ему уже двадцать шесть и он не мой мальчик, а прежде всего — мужчина! Три дня назад Рэнделл потерял не только сестру, но и лучшего друга. Думаю, его нужно будет постараться настроить на женитьбу, чтобы хоть как-нибудь отвлечь и смягчить горечь утраты.

Сейчас я отдыхаю от работы, которую мы начали вместе с Анной. Этот небольшой коврик мы вышивали по ткани, сохранившейся от платья моей матери. Анна в шутку назвала его «Цветочным садом любимой бабушки». Возможно, эта вышивка будет напоминать мне об умелых руках моей дочери. Не знаю почему, но мне кажется, что цветы, вышитые руками моей Анны, должны всегда находиться рядом со мной.

Великий Боже, прими моего драгоценного Ангела под сень своей благодати!»

Рядом с Дженни, сидящей на софе и читающей эти строки, стояли Сью и Хестер. Из-за них выглядывали Джон и Бретт. Наконец Дженни захлопнула дневник Мэри Гэмптон и посмотрела вокруг широко раскрытыми глазами. Связь между старым ковриком и приступом необъяснимого плача стала для нее совершенно очевидной.

— Я не могу поверить в это! Смерть Анны и Сэза не была случайной! Они же были убиты!

Хестер внимательно посмотрела на Дженни и спросила без обиняков:

— Кто ты? — И ответила самой себе совершенно уверенно: — Ты Анна. Дочь Мэри.

Сью ошарашенно заморгала, но промолчала.

— Вы когда-нибудь рассказывали ему этот эпизод? — Хестер кивнула на Бретта. — Он знал про этот чертов коврик?

Ироничная улыбка появилась на лице Дженни:

— Нет. Никогда. Я и сама не подозревала о нем. Бретт может подтвердить.

— О Боже, грехи наши тяжкие! Не Бретт, а Сэз!

Бретт встал, подошел к Дженни и обнял ее за плечи.

— Миссис Хестер, меня зовут Бретт Мак-Кормик, и никак иначе! А вот кто вы?

— Я? Вы считаете, это так важно?

— Ну, достаточно! — В разговор вмешался Джон. — Наша дорогая Хестер просто слишком близко к сердцу приняла роман Бретта!

— Не совсем так, доктор Темплтон! — Голос Хестер прозвучал неожиданно жестко. — Миссис Сьюзен не раз говорила вам, что я прожила всю свою жизнь в этих местах, и это правда. И не только я. И моя мать, и бабка, и прабабка, и так далее, доходя до первого из моих предков, жившего в этих местах, некоего Сола. Этот самый Сол, уроженец Вирджинии, был вывезен оттуда для строительства вот этого самого Гэмптон-Хауса. Так назывался этот дом давным-давно, еще перед войной между Севером и Югом. Строительство дома было закончено приблизительно в 1835 году. Тогда же родилась Дельях — внучка Сола. Она была первым ребенком, родившимся в поместье Гэмптонов. Тремя годами позже на свет появилась Анна.

— Кстати, — сказала Сью, — Хестер была одной из тех, кто помог нам найти этот участок, а вообще об этих местах мы узнали от находившегося под гипнозом Джефа. Услышав то, что он рассказывал, Хестер сразу поняла, что речь идет о Гэмптон-Хаусе.

— Более того, Хестер сама добавила много интересных деталей к историям нашего сына, — сказал Джон. — Она знала про всех людей, которые фигурировали в рассказах Джеффа.

— А как же иначе, — Хестер пригладила подол юбки рукой. — Эти истории передаются в нашей семье из поколения в поколение.

— Фактически она знала об этих местах значительно больше, чем Джефф. И именно она рассказала нам об Анне, Сэзе и Моди. Это случилось за полгода до того, как мы нашли дневники, и за год до публикации вашего романа, Бретт.

Бретт стоял, закрыв лицо руками. Дженни, Джефф, Джон, Хестер, дневники — все это напрочь ломало его представление о жизни на грешной земле!

— Хестер, ну а вы-то, вы! Ваши предки надрывались, работая здесь на плантациях. Они были рабами. Рабами! Вас какого черта влекут эти места?

Миссис Филдинг грустно улыбнулась и взглянула на Бретта своими черными маслянистыми глазами:

— А по-вашему, я должна ненавидеть этот дом?

— Именно так!

— Мистер Мак-Кормик, я уважаю историю, даже если некоторые ее моменты неприятны для меня лично. Да, мои далекие предки были рабами, но я не вижу в этом ничего для себя постыдного!

— Хестер, я не хотел вас обидеть.

— Я в этом не сомневаюсь. Мои предки работали здесь, и я горда этим! И хотя этот дом принадлежал белым хозяевам, его строил мой прапрапрадед Сол и такие же черные невольники, как и он сам. Сто шестьдесят лет назад они, обливаясь потом и кровью, возводили этот особняк! Все строители давно умерли, а дом все стоит и простоит еще не один десяток лет! Да, они были рабами, но я свободная женщина. Темплтоны позаботились об этом доме, и я счастлива, что он снова вернулся к жизни.

— Ну, хватит об этом, — проворчал польщенный Джон.

— Поверьте, самое главное для меня совсем не в том, что вы платите мне деньги за работу…

— Хестер, не будем это обсуждать, — мягко прервал ее Темплтон. — Лучше расскажите Дженни, как Моди не удалось выйти сухой из воды в этой истории.

Хестер задумалась. Она могла рассказать Дженни очень о многом. Даже Джон знал далеко не все. Но как объяснить Дженни, что расплата пришла к злодейке намного позже?

— Через некоторое время Мэри Гэмптон записала в дневнике, что она подозревает Моди в смерти Анны и Сэза, но не знает, как это доказать. Отношения между Мэри и Моди заметно ухудшились.

— И как это произошло? — спросила Дженни срывающимся шепотом.

— Подробности, к сожалению, не известны. Дневники Мэри и Моди заканчиваются приблизительно в одно и то же время.

«Но история-то продолжается», — подумала Хестер про себя. Ей не хотелось пугать Дженни еще сильнее, рассказав, что существует и третий дневник. Еще один дневник, принадлежащий Моди Гэмптон. В нем было изложено, как она заставила навсегда замолчать Мэри, которая уже была готова поделиться своими подозрениями с мужем и сыном.

Это произошло в 1863 году, когда началась война. Солдаты Штатов освобождали невольников Юга, и рабы разбегались кто куда. Отряды северян еще не подошли к Гэмптон-Хаусу, а среди чернокожих уже начались разговоры о предстоящей свободе. Приблизительно через две недели после смерти Мэри в комнату Моди пробралась ее тогдашняя горничная Дельях и выкрала дневник своей хозяйки. Конечно, Дельях не знала грамоты, но сообразительная негритянка довольно четко представляла, что может содержаться в украденном документе.

Моди не нужно было долго думать, чтобы догадаться, кто украл ее дневник. Дельях собиралась шантажировать свою хозяйку, заставить подписать бумагу, предоставлявшую свободу ей и ее семье. Моди наотрез отказалась, и дело дошло до драки, закончившейся самым неожиданным образом. Моди споткнулась, с размаху ударилась головой об острый угол камина и умерла на месте. Старому Солу ничего не оставалось сделать, как помочь Дельях той же ночью закопать безжизненное тело Моди Гэмптон в укромном уголке усадьбы.

Эта семейная тайна никогда никому не открывалась, и сейчас Хестер также не собиралась рассказывать об этом Дженни Франклин. Достаточно ей было знать, что Сэз и Анна не единственные жертвы Моди.

— Итак, — продолжила Хестер, — вскоре Моди, видимо, оступилась на прогулке и упала, разбив себе голову о камень. Это случилось на берегу заболоченного рукава реки, где она, очевидно, и утонула. По крайней мере больше ее никто не видел.

Заболоченный рукав! Как раз рядом с башней. Это же то самое место, где нашли свою смерть Анна и Сэз, где и Бретт, и Дженни явно ощущали присутствие смерти. А теперь оказывается, что и Моди погибла в том же месте!

— Такова поэзия жизни, — тихо пробормотал Бретт.

Тем не менее Дженни услышала его шепот.

— Да, именно поэзия, — прошептала она в ответ.

— По сравнению с тем, что я узнал за последние два дня, всякое продолжение романа кажется бредом.

— А вы пишете продолжение? — оживился Джон.

— И что же происходит с Моди? — поинтересовалась Хестер. — Что дальше?

— Когда Рэнделл вычислил Моди, она просто-напросто сбежала из Гэмптон-Хауса, умело запутав следы. По крайней мере так я себе это представлял.

— А Рэнделл? — встрепенулась Дженни. — Что с ним произошло в действительности?

— Он погиб. Сына Мэри Гэмптон убили на войне, — ответила Сью вместо Хестер.

— Ты видишь? — воскликнул Бретт, глядя то на Дженни, то на Сью. — Значит, я был прав! Так я и написал в продолжении!

— Боюсь, судьба Рэнделла не слишком оригинальна, — насмешливо заметила Хестер.

— Черта с два! — завелся Бретт. — Я, сидя за компьютером и, прошу прощения у дам, ковыряя в носу, придумал, что Рэнделл пошел на войну и отдал свою жизнь в бою с северянами! Никто не разубедит меня в том, что это была не моя собственная идея, пусть она даже и совпадает с действительностью.

Сарказм Хестер еще усилился:

— Вы так уверены? А может быть, какая-то часть вашего подсознания просто помнила об этом? Даже кошка имеет девять жизней, не так ли? Вы презрительно улыбаетесь, мистер Мак-Кормик, но ваше сердце знает все значительно лучше вашей головы. Попытайтесь подумать о памяти своего сердца, и оно подскажет вам, в чем правда.

Переполненная различными чувствами после чтения дневника Мэри Гэмптон и откровений Хестер, Дженни совсем забыла о коврике, с которого все началось.

Ровные шестиугольники по краям и шестиугольник в центре — побольше. Танец разноцветных букетов. «Цветочный сад любимой бабушки». Ручная вышивка по старой фабричной ткани. Стежок к стежку. Утомительный труд. Наперсток, надетый на палец, толкает быстро мелькающую иглу.

— Дженни! — Голос Бретта вывел ее из задумчивости. — Тебе понравился этот коврик?

Она вздрогнула и прогнала от себя стоящую перед глазами картину.

— Да, очень тонкая работа. Я просто задумалась, рассматривая его.

Дженни подошла к окну и выглянула наружу.

— Посмотри, какая прекрасная сегодня погода!

— Это именно то, что ты хочешь мне сказать? Тебя интересует погода?

— Нет. Меня интересует, когда она вернется.

— Кто? — Бретт тоже подошел к окну.

— Моди. Моди Гэмптон. Ты прочел дневник, поэтому теперь наверняка знаешь правду.

Бретт посмотрел на небо, а потом в глаза Дженни. Абсолютная чистота. Только небо было синим и успокаивающим, а в серых глазах Дженни мелькали тревога и беспокойство.

— Да, — ответил Бретт. — Теперь я знаю.

Как Дженни надеялась, что хоть ненадолго увезла Бретта от преследующей их опасности!.. О Господи! Но как это ей не пришло в голову раньше? Если она вернется в Новый Орлеан одна… Тогда их преследователь обязательно на нее выйдет! Полиция будет наготове, а Бретт — в безопасности.

— Почему ты на меня так смотришь? — спросил Бретт.

— А что, я смотрю на тебя как-то необычно?

— Твой взгляд мне не нравится. Словно ты задумала что-то нехорошее.

Дженни отвернулась к окну, чтобы Бретт, раз он стал таким проницательным, не мог видеть ее глаз.

Она вздохнула, приводя в порядок дыхание, чтобы дрожащий голос не выдал ее.

— Тебе и в самом деле может не понравиться то, о чем я сейчас подумала.

— Что, еще один сюрприз?

— Ничего ужасного, обещаю тебе. — Она мягко, но настойчиво взяла его за руку и повела на веранду. Там она заняла свое любимое место, откуда открывался вид на сад и гостевые коттеджи.

— Просто я хотела тебе напомнить, что сначала мы собирались приехать сюда дня на два, не больше. Теперь, я так понимаю, мы решили остаться здесь до конца уик-энда. — Дженни постаралась, чтобы голос ее звучал достаточно жалобно. — Бретт, я не могу оставлять своих клиентов так надолго. Я обещала им, что приеду через несколько дней. Послушай, мне действительно необходимо съездить в Новый Орлеан.

Бретт открыл рот, чтобы выразить решительный протест, но Дженни перебила его, не дав даже начать:

— Думаю, тебе следует остаться здесь до окончания бала. Здесь будет Грейс, и я надеюсь, что вы устроите все как нужно. Бал состоится в ночь с субботы на воскресенье и…

— Нет.

— Но мы будем в разлуке только несколько дней.

— Ты не сделаешь без меня ни шагу!

— Надеюсь, ты не собираешься диктовать мне, как я должна вести свои дела? — поинтересовалась Дженни довольно холодно.

— Послушай, это ведь не только дела!

— Что ты имеешь в виду?

— Ты и сама прекрасно понимаешь, о чем я говорю! Если ты поедешь в Новый Орлеан, я обязательно отправлюсь вместе с тобой независимо от того, хочешь ты этого или нет, — отрезал Бретт.

— Ты что, с ума сошел? После того, как ты пообещал Темплтонам помощь? Не думаешь ли ты, что Грейс будет работать здесь в одиночку? Ты просто обязан остаться до воскресного утра у Сью и Джона!

— А зачем я Грейс? Если тебе очень хочется увидеть результат ее деятельности, мы можем без помех подъехать сюда в субботу. В любом случае одна ты отсюда не уедешь. Конечно, если ты не собираешься украсть мою машину.

— Думаю, что при желании могу обойтись и без твоей машины!

— Не считай меня идиотом! Неужели, по-твоему, я не понимаю, что ты хочешь удрать отсюда, чтобы поиграть в живую приманку для нашего новоорлеанского друга? Джен, успокойся и послушай меня! Может быть, я ошибаюсь в своих суждениях о некоторых вещах. Черт меня подери, я даже допускаю, что вся цепь этих идиотских событий вокруг нас не просто серия случайных совпадений!

— И то хлеб, — насмешливо отозвалась Дженни. — Неужели допускаешь?

— Да! — Он прикрыл глаза и произнес с видимым усилием. — Я уже сказал, что не исключаю вероятность некоторой закономерности.

— Бретт…

— Но! Маньяк в Новом Орлеане — это объективная реальность. Меня совершенно не волнует, кем ты была в предыдущей жизни — Анной Гэмптон или Сарой Бернар. Что я знаю совершенно точно и что меня заботит больше всего, так это то, что на твою жизнь покушались как минимум два раза. Поэтому я повторяю: если ты собралась домой, то поедешь только вместе со мной.

— Это твое твердое решение? А как же Темплтоны?

— Придется выбирать! Или черт с ними, с этими Темплтонами, пусть Грейс сама разбирается, или мы оба остаемся здесь!

— Хорошо! Но только что ты сказал, что готов согласиться: все случившееся с нами не только цепь простых совпадений.

— Ну, честно говоря, мне просто ничего больше не остается делать. Я чувствую, что здесь нечисто. Черт, ну, может быть, этот дом на меня так действует. Эта историческая атмосфера и все такое… Что, скажешь, я не прав? Ты же тоже ощущаешь в этом доме какую-то необъяснимо притягательную силу.

— Все, хватит! — Дженни устала постоянно подталкивать его к одной и той же мысли. Она просто не хотела, чтобы разные взгляды на одну проблему повлияли на их отношения!

Дженни повернулась к Бретту и с улыбкой поинтересовалась, резко переведя разговор на другую тему:

— Бретт, как, по-твоему, называется то, что мы испытываем друг к другу?

Бретт, еще не успев окончательно выпустить пар, чуть было не поперхнулся, но быстро нашел ответ:

— А почему бы нам не подняться и… Там мы и поговорим об этом.

Дженни обняла его за шею. Он почувствовал, как ее гибкое тело крепко прижалось к нему, чуть-чуть дрожа.

— А если я уже не хочу тратить время на разговоры? — произнесла Дженни, с трудом сдерживая стон.

— Это даже еще лучше. Кажется, перед тем как встретить Хестер, мы как раз собирались…

— Я… — Дженни уже не смогла продолжать, потому что трепещущий язык Бретта коснулся уголка ее губ.

Вечером, за ужином, Джон заметил Бретту:

— Не знаю, каковы способности вашего рекламного агента, но я уже на всякий случай приготовил приглашения на бал с просьбой к гостям RSVP.

— А что это такое? — Любопытный нос Джеффа просунулся между ними и уткнулся в свежеотпечатанные карточки.

— Это по-французски, — объяснила Сью. — «Reponde, s'il vou plait». Здесь написано, чтобы гости, получив наши приглашения, ответили нам заранее.

— А-а-а! — Джефф сразу успокоился. — Я знал, но просто забыл.

— Жуйте ваши бобы, мистер Джонни Реб! Сегодня, судя по состоянию футболки, вас тяжело ранили, и вам необходимо подкрепиться!

Сью выразительно округлила глаза:

— И тогда ты можешь попросить Хестер, чтобы она тебя похвалила.

— Конечно, Хестер его похвалит, — проворчала негритянка. — Она занималась тем, что клала Бретту добавку. Весь вид ее выражал недовольство и укоризну, словно она догадывалась о причине столь сильно разыгравшегося аппетита. — Сэр, вы ужинаете так, будто весь день занимались тяжелым физическим трудом. Вы случайно не кололи дрова, гуляя сегодня по лесу?

Дженни с интересом прислушивалась, украдкой поглядывая на Бретта.

— Хорошо все-таки, когда человек набирается опыта в предыдущей жизни. Например, можно избежать некоторых ошибок, — невозмутимо продолжала Хестер. Она явно задирала Бретта. — Правда, существует некоторая категория упрямцев. Они не желают учитывать своих прежних ошибок и с завидным упорством повторяют их снова и снова.

Бретт, не отвечая, задумчиво смотрел в тарелку, обдумывая последнюю реплику домоправительницы. Та, впрочем, и не ожидала ответа. Она собрала грязную посуду и, гремя тарелками, удалилась на кухню, независимо покачивая необъятными бедрами.

Идея, высказанная Хестер, не была нова для Бретта. Это было то же самое, что все время пыталась доказать ему Дженни, только выраженное другими словами. Он был согласен, что с ним и вокруг него происходило нечто странное. Но морально он еще не был готов принять их теорию. Она не укладывалась у него в голове, ломая весь его привычный образ мыслей. Как можно безоговорочно принять тот факт, что он жил сто тридцать лет тому назад? Что когда-то его звали Сэзом и он любил некую женщину по имени Анна Гэмптон? Сознание Бретта настойчиво придерживалось другого: он — Бретт Мак-Кормик, который любит Дженни Франклин.

А может быть, он просто привык слышать ее голос, смотреть в ее глаза, видеть улыбку и ощущать ее постоянное присутствие рядом с собой? Нет! Это уже не было привычкой, это была настоящая любовь!

Внезапно Бретт понял, что не уверен, сможет ли пережить потерю Дженни в своей нынешней, настоящей жизни.

Глава 21

Темплтоны начали готовиться к предстоящему балу прямо с утра во вторник. Благодаря Грейс, которая, не выходя из офиса, взяла дело в свои руки, дом Джона и Сью превратился в какой-то сумасшедший муравейник. Со стороны это напоминало конференцию поставщиков-коммивояжеров, музыкантов, цветоводов, дизайнеров и представителей других совершенно непонятных профессий. Телефон трезвонил без перерыва.

Двери между залами были распахнуты настежь, превращая таким образом первый этаж дома, за исключением столовой, в одно огромное помещение. Темплтоны в изумлении наблюдали, как мебель расставляется вдоль стен, ковры скатываются в рулоны и исчезают где-то в недрах второго этажа. За считанные секунды дубовые двери первого этажа были отполированы до зеркального блеска.

— Где вы намереваетесь разместить костюмерную, миссис Темплтон? — Впервые этот вопрос один из дизайнеров задал уже в среду.

При слове «костюмерная» Сью охнула. Буквально через несколько минут семья Темплтонов, Дженни и Бретт уже сидели в машине Джона, мчащейся в Батон-Руж. Хестер осталась в доме за главного распорядителя и командира.

Слава Богу, поиски костюмов не заняли много времени.

Довольные Дженни и Сью крутились в одной из комнат, ставшей теперь костюмерной, выбирая себе наряд по вкусу.

— Ма-а-а? Можно мне посмотреть? — В дверной щелке показался глаз Джеффа.

— Нет! Ты разболтаешь раньше времени!

— Честное слово, ничего никому не скажу!

— Да, конечно! А то я тебя не знаю, — усмехнулась Сью.

— Па-а! — заорал Джефф, оскорбленный в лучших чувствах. — Мама не разрешает мне войти в комнату.

Сью помогла Дженни стянуть платье:

— Ну что я тебе говорила? Они заслали к нам этого юного шпиона!

После поездки в Батон-Руж все были настолько заняты, что впервые собрались впятером только за ленчем. Дом, казалось, был перевернут вверх дном. Джон, Хестер и Сью постоянно носились сверху вниз и обратно, проверяя, не забыто ли еще что-нибудь. Бретт пытался делать одновременно кучу дел, впрочем, не доводя до конца ни одного из них. Даже Дженни, не желая слоняться без дела, залезла в компьютер Джона…

Перед ленчем Бретту позвонила взволнованная Кэй. Номер телефона Темплтонов она получила от Грейс и теперь интересовалась, что делать с очередной порцией выправленных глав новой книги. Вот черт! Всего лишь месяц назад Бретт, привыкший работать в жестком графике, планировал завершить новый роман до ноября. А теперь? До конца книги было еще весьма далеко, и он даже не мог предположить, на сколько ему придется отодвинуть срок предстоящей сдачи рукописи.

Бретт дал себе слово, что ни за что не свяжется со своим редактором до тех пор, пока не решит это сам для себя.

— Давай сделаем так, — сказал он Кэй, — если возникнут проблемы, звони или посылай факс. Я переработаю план написания своего романа, а если будут какие-нибудь сложности с издателем, Грейс всегда поможет.

Насчет помощи Грейс Бретт несколько преувеличил. Насколько он знал, она собиралась приехать к Темплтонам уже в четверг.

— Ну что? — радостно поинтересовался Бретт у Сью. Закончив разговор с Кэй, он опять почувствовал прилив энергии. — Освободившегося пространства хватит для вальса?

— Надеюсь, еще и останется. Раз-два-три, раз-два-три, — ответил Джон вместо жены и начал вальсировать по пустому залу. Миссис Темплтон присоединилась к мужу, и они закружились по натертому зеркальному паркету.

И снова Бретту вдруг показалось, что пол уходит из-под ног и, вибрируя, снова возвращается обратно. Что это? Опять землетрясение? Опять земля ходит ходуном в штате Луизиана? Так же, как и тогда в лесу, на поляне, невдалеке от заболоченного рукава реки. Бретт почувствовал себя беззащитным жуком, ползущим вниз по качающейся, открытой всем ветрам травинке. Головокружение, ощущение ирреальности происходящего и легкое подташнивание. Словно он медленно опускался на дно водоема, а его желудок тем временем, наоборот, поднимался вверх, к горлу. Цветные непонятные картинки, временами превращающиеся в конкретные, но совершенно незнакомые образы. Бретт видел их, при этом совершенно ясно понимая, что эти видения удалены от него, разведены с ним не в пространстве, а именно во временных измерениях.

Снова шуршание шелка… Приглушенные, как через вату доносящиеся, голоса и музыка. Незабываемое возбуждение от предвкушения любви. Вот в этой самой ярко освещенной канделябрами зале с ним вальсирует молодая девушка с волосами цвета липового меда и смотрит на него с нескрываемым восхищением.

— А что вы сейчас делаете? — голос Джеффа вернул его к действительности.

Действительность? А где он был до этого?

Абсурд! Однако угасающие звуки старого вальса все еще звучали в воспаленном мозгу. Вальс с любимой женщиной! Это было слишком прекрасно, чтобы быть правдой… А может быть, это было правдой, но безвозвратно ушло.

— Мы с твоей матерью танцуем, — пояснил Джон, останавливаясь.

Бретт помотал головой, отгоняя от себя остатки наваждения. «Ну и богатое же у меня воображение!» — подумал он. Но тут необъяснимая сила вытолкнула его из зала. Бретт пулей вылетел из зала и, чувствуя острую необходимость видеть Дженни, с грохотом пронесся по столовой на кухню.

Она стояла спиной к дверям и, держа в руках стакан с каким-то напитком, смотрела в окно на угасающий день. Бокал дрожал, и издалека было заметно, что ее нервы тоже натянуты как струны. Дженни казалось, что она балансирует на краю пропасти, и это чувство преследовало ее весь день без всяких причин и объяснений. Ожидание чего-то ужасного родилось в ней и больше не покидало ни на секунду.

Может быть, Бретт был прав, говоря о своеобразном влиянии стен этого дома, а может быть, это было результатом ее знакомства с дневником Моди. Короче, независимо от причины страх сковывал ее железным обручем.

Неясная связь между ночными кошмарами и предстоящим балом чудилась ей и тревожила ее, и без того взвинченную до предела. Наверное, потому, что трагедия Анны и Сэза произошла также во время бала, хотя сама картина праздника в ее сне отсутствовала.

Ощущение того, что что-то должно произойти, постепенно превратилось в уверенность.

Занятая своими мыслями, она вскрикнула от неожиданности, когда дверь на кухню резко распахнулась, по помещению заструился прохладный воздух, и в дверном проеме показался всклокоченный Бретт. Стакан выскользнул из ее рук и с прощальным звоном разлетелся вдребезги.

— Дженни, с тобой все в порядке? — выдохнул запыхавшийся Бретт.

— Ты что, с ума сошел? Ты чего так врываешься?

Бретт, не отвечая, смотрел на Дженни.

— С чего ты взял, что что-то произошло?

— Я слышал, как ты вскрикнула, — нашелся он после некоторой паузы.

— А ты думал, что, если за моей спиной кто-то сносит дверной косяк, я буду молчать? Похоже, это у тебя возникли какие-то проблемы.

— У меня? Да нет! С чего бы это? Просто мне вдруг захотелось видеть тебя, вот и все.

Ох и врал Бретт! Дженни прекрасно чувствовала напряжение, волнами исходившее от его тела.

— Ну тогда, может быть, уйдем из кухни и прогуляемся немного?

Дженни собрала с пола осколки бокала. Рука об руку они вышли в сад, под лучи заходящего солнца. Миновав гостевые коттеджи и конюшню, из которой раздавались удары молотка, они подошли к опушке леса. Даже отсюда было слышно, как Арнольд что-то старательно приколачивает к старым стенам. Здесь, под кронами деревьев, было значительно прохладнее, чем на открытом солнце. Стройные кипарисы, высокие сосны и раскидистые дубы отбрасывали длинные тени на изумрудную зелень травы. Воздух был наполнен ароматом хвои и неповторимым запахом ранней луизианской осени. Совсем неподалеку находился заболоченный рукав реки и рядом — то самое место около башни. Отсюда хорошо просматривалась заросшая поляна с аккуратными ровными рядами темных камней. Вот оно, старое семейное кладбище Гэмптонов!

Дженни замедлила шаг, колеблясь: стоит ли туда идти? Бретт тоже не торопился, но какая-то невидимая сила будто подталкивала его вперед, словно провоцируя лично убедиться, что описанные в романе события имели место и в реальной жизни. Чувство, возникающее каждый раз при входе в Гэмптон-Хаус. Дневник Моди. Дневник Мэри. История Хестер. Ночной кошмар Дженни.

— Бретт? Мы идем дальше? — спросила Дженни неуверенно, остановившись на краю поляны.

Надгробий на кладбище было несколько больше, чем им показалось издалека. Не меньше двадцати. Трава около могил была аккуратно подстрижена, а вокруг тянулись вверх, к солнцу, ухоженные садовые цветы. Это удивило Бретта. Он не предполагал, что новые хозяева поместья проявляют такую заботу о старом кладбище. Мраморные и гранитные ангелы украшали каждую могилу. То тут, то там камни пересекали трещины, из которых пробивался грязно-зеленый мох. Ветер и солнце делали свое дело, постепенно разрушая то, что возводилось на века. Бретт повнимательнее вгляделся в первый ряд надгробий и пришел к выводу, что последнее захоронение здесь производилось в 1910 году.

Ноги, казалось, сами понесли Бретта к последнему ряду.

— Иисус, — только и смог вымолвить он. Здесь находились все. Рэндолф и Мэри Гэмптоны лежали рядом под двойным гранитным камнем. Поодаль от отца находилась могила сына. Затаенная боль зашевелилась в сердце Бретта у надгробия Рэнделла. Друг Сэза Тэйлора! Надежный товарищ везде и во всем! Молодость Сэз и Рэнделл провели плечом к плечу — они делили между собой все: и первый бокал виски, и первую выкуренную трубку, и даже первую женщину. Фактически они были братьями.

Бретт шел и шел, читая имена и даты. Рэндолф погиб на войне через год, Рэнделл — через два.

Так, дальше. Дальше была ее могила. Могила Анны, а рядом — могила Сэза. Дата смерти у обоих одинакова — 3 июня 1857 года. День ее девятнадцатилетия.

Дженни не хотела идти за Бреттом. Ее сердце и так рассказало ей обо всем, что она могла увидеть на этом кладбище. Но могила Анны! Ее собственная могила! Дженни должна была посмотреть. Она неслышно прошла между надгробиями и встала позади Бретта, глядя на последний земной приют той, чьей частицей она являлась, чья душа теперь жила в ее теле.

Он оглянулся, нежно взял ее за руку и сказал:

— Видишь? Анна и Сэз давным-давно умерли, а Дженни и Бретт продолжают жить в этом мире.

— Угу. Я думаю, что нам необходимо отпраздновать этот факт.

— Вот как? — улыбнулся Бретт. — Интересно узнать, что ты опять задумала.

— Ну-у-у, — протянула Дженни, тоже улыбнувшись, — я уверена, что, когда мы вернемся в нашу комнату, мы сможем поговорить об этом поподробней.

Круто развернувшись, они не оглядываясь пошли подальше от этого печального места — домой.

Бретт обнял Дженни за плечи.

— Сейчас мы поднимемся наверх… — начал он, поворачивая за угол дома, и осекся.

На пороге стояли Грейс Уорен и Кэй Олсен.

Первое, на что обратила внимание Дженни, это то, как изменилась Кэй. Она сильно похудела и это в сочетании с короткой модной стрижкой делало ее чрезвычайно привлекательной. Настоящей красавицей. Кэй пронзила Дженни холодным, откровенно враждебным взглядом, которому последняя не сильно удивилась. Чувства Кэй к Бретту были слишком очевидны. Только такой растяпа, как Мак-Кормик, мог этого не замечать.

Что касается Грейс, то она, как всегда, великолепно владела собой и была, как обычно, приветлива, вежлива и переполнена жаждой деятельности.

Кэй сейчас же перехватила Бретта и утащила его в библиотеку, объясняя по дороге, что не может справиться в одиночку. Грейс тоже не стояла без дела. Уже через несколько минут она, Сью и Джон обсуждали какие-то детали предстоящего праздника в кабинете Темплтона.

Дженни ошиблась, думая, что Бретт не замечает перемены во внешности Кэй. Он поставил на стол портативный компьютер, который предусмотрительно захватил с собой из Нового Орлеана, и приступил к работе, одновременно прислушиваясь к замечаниям своего секретаря.

Работа продолжалась до самого ужина, и Бретт облегченно вздохнул, почувствовав, что дела с романом не так уж плохи, как ему казалось. Войдя в столовую, он умышленно поцеловал Дженни на виду у всех, чтобы у Кэй не возникало никаких сомнений на этот счет. Что касается Грейс, то она, не замечая ничего вокруг, продолжала развлекать Темплтонов последними городскими сплетнями.

Ужин закончился, и Бретт снова отправился в библиотеку. Все было точно так же, как днем, но Кэй выглядела теперь несколько усталой. Работа не клеилась. Бретт дождаться не мог того момента, когда последний файл на дискете будет вычитан.

Господи! Как ему хотелось поскорее все закончить и отправиться наверх, к Дженни!

Та, которую теперь звали Моди, лежала на кровати во мраке ночи, пытаясь разглядеть потолок. Боль пульсировала во всем ее теле, в глазах мелькали красные вспышки.

Что же, пришло время закончить комедию. Отношения между Сэзом и этой маленькой мерзавкой… Нет, что это я? Не Сэзом, а Бреттом. Бреттом Мак-Кормиком. А мерзавку зовут… Ее зовут Дженни Франклин. И она должна умереть как можно скорее.

Только теперь не стоит заниматься всякими заумными глупостями — слишком мало времени. Франклин не должна уйти живой из дома этих кретинов Темплтонов.

Единственно правильный путь. Только в этом случае Бретт поймет, что, кроме Дженни, на свете есть и другая женщина, которая его любит.

А эта может считать себя покойницей. В самом ближайшем времени.

Глава 22

На следующее утро Бретт проснулся и, приоткрыв один глаз, проводил взглядом Дженни, тихонько выскользнувшую из спальни. Необходимость привести в порядок собственные мысли разбудила его, слишком уж много впечатлений накопилось, будоража сознание и не давая расслабиться. Прогулка по кладбищу Гэмптонов окончательно доконала его, и только изматывающая работа с Кэй помогла отвлечься от мыслей, неотвязно бродивших в и без того тяжелой от постоянного напряжения голове.

Бретт отчаянно убеждал себя, что Дженни пребывает в относительной безопасности, пока находится рядом с ним. Именно поэтому он настаивал на том, чтобы она поехала вместе с ним к Темплтонам, именно поэтому он ни за что не отпустил бы ее в Новый Орлеан одну. А вот сегодня с утра он почувствовал острое желание забрать Дженни отсюда как можно быстрее, увезти подальше от этих мест, от всего того, что тревожило и пугало ее. В конце концов, Дженни была для него значительно дороже, чем Джон и Сью с их праздником.

Но вот сама Дженни… Она же уверена, что Бретт тоже находится в опасности, и даже была готова заманить преследователя в ловушку, подставив себя в качестве живой приманки. Правда, Бретт быстро раскусил ее хитрость, но ведь Дженни может выдумать что-нибудь еще.

Бретт откинул одеяло, рывком выпрыгнул из постели и направился в душ, откуда как раз вышла Дженни.

— Ну что, я схожу вниз за кофе? — спросил Бретт.

— Что вы, сэр! Никак нельзя затруднять вас в столь ранний час.

За то время, Что они пребывали у Темплтонов, сложилась определенная традиция: Дженни каждое утро вставала чуть раньше Бретта, спускалась на кухню и возвращалась назад с подносом. Они выходили на верхнюю веранду прямо из комнаты, пили ароматный кофе и смотрели на рождение нового дня. Дженни любила глядеть на лучи уже взошедшего, но еще не набравшего дневного жара солнца.

Бретт вылетел из душа уже через несколько секунд — после того как услышал ее отчаянный визг.

Как всегда, Дженни спустилась на кухню, наполненную аппетитными запахами готовящегося завтрака.

Хестер встретила ее с одобрительной улыбкой:

— Вы очень аккуратны, мисс Франклин. Вот уже несколько дней вы приходите утром на кухню минута в минуту. Не хотите взять что-нибудь к кофе? Я думаю, что несколько лишних фунтов не испортят вашу фигуру.

— Моя мать говорила мне то же самое, хотя и очень следила за моим рационом. Конечно, я не смогу удержаться, чтобы не съесть пару ваших булочек. Ни я, ни Бретт никогда не пробовали ничего подобного.

Дженни поставила на поднос две кружки с горячим, почти кипящим кофе и графин с соком. В другую руку она взяла корзинку. В нее Хестер положила салфетки, тарелки, свежие булочки, тосты с медом, а также баночку черносмородинового джема.

Выйдя из кухни, Дженни прошла через столовую и начала подниматься наверх. Стоило ей сделать по лестнице второй шаг, как она неожиданно зацепилась за ковер, споткнулась и, отчаянно балансируя руками, занятыми корзинкой и подносом, ударилась головой о перила. Тут Дженни, окончательно потеряв равновесие, упала навзничь. Поднос и корзинка полетели в разные стороны. Именно в этот момент Бретт услышал ее душераздирающий крик.

Дженни так сильно ударилась головой и спиной, что из щелок между деревянными ступенями полетела пыль. Она все катилась и катилась вниз по лестнице, инстинктивно прикрывая голову руками. Затем раздался страшный грохот, знаменующий приземление. Несколько мгновении она лежала на полу, не шевелясь и пытаясь понять, что у нее осталось цело. Бретт прибежал так стремительно, что она даже не успела подняться. Ей казалось, что в глазах Бретта она должна сейчас выглядеть неуклюжей дурой.

— Джен! — Бретт был напуган до крайности. — Ты сильно ударилась?

Дженни попыталась подняться, но он почти насильно заставил ее остаться лежать.

— Может быть, у тебя переломы, не двигайся.

— Я не чувствую боли. Кажется, я счастливо отделалась.

— Так что произошло? — нервная дрожь продолжала сотрясать Бретта.

— Упала.

— Почему? Откуда?

— Естественно, сверху. — Она нашла в себе силы улыбнуться. — Я в порядке. Просто больно ударилась.

— Дженни! — К ней подбежали перепуганные Сью и Джон.

— Что случилось?

— Да вот решила вылить вам немного кофе на новый ковер, — невесело пошутила Дженни.

— Надеюсь, ничего страшного?

— По-моему, нет. — Дженни села с помощью Бретта и покрутила головой. — Только спина побаливает. — Она с видимым усилием поднялась на ноги и огляделась. — Ух ты! Ну и беспорядок я вам здесь устроила!

Содержимое подноса и корзинки равномерно распределилось по ковру и стенам. Фарфор превратился в груду осколков. Графин, как ни странно, остался целым, но стал абсолютно пуст. Ядовито-яркие капли сока живописно стекали по стенке.

— Господи, какой кошмар! Я очень сожалею, что так произошло. Поднималась по лестнице и поскользнулась.

— Насчет беспорядка не беспокойся, с ним Хестер прекрасно справится. Дженни, тебе точно не нужна медицинская помощь? Ты же падала с высоты второго этажа. Так и шею можно запросто сломать.

— Спасибо, Сью! Я нормально себя чувствую.

Дженни поднялась и внимательно посмотрела на то место, где споткнулась.

— Сью, взгляни. Ковер разрезан ножом.

— Это невозможно, Джен!

Но Дженни уже знала, что теперь возможно все. Ее преследователь находился здесь, в «Дупле дуба» или около него. Количество людей, снующих по дому в последние два дня, превосходило все разумные ожидания. Начиная от плотников и поставщиков и заканчивая кучей девиц совершенно непонятного для Дженни профессионального назначения. Любой из этих людей мог незаметно провести острым ножом по ковру. Наконец, здесь находились Кэй и Грейс, которые, по мнению Дженни, были бы совсем не против стереть ее с лица земли.

По крайней мере одна из них.

А Бретт… Ведь он собирался спуститься на кухню за кофе сам. Дженни передернуло, когда она представила его лежащим у подножия лестницы в луже крови и кофе. Она прикинула разницу между собственным весом и весом Бретта. Да, если бы на ее месте оказался Мак-Кормик, дело не ограничилось бы синяками. У нее вырвался стон — опять! Опять Бретт чуть было не расстался с жизнью!

— О Боже, снова, — прошептала она дрожащим голосом.

Черт побери! Здесь что-то не так! Откуда Грейс или Кэй, приехавшим только вчера, знать, что она первая проходит с утра по этим ступенькам? Даже Сью и Джон, встающие позже, были не в курсе ежедневных походов Дженни за утренним кофе. Кто? Кто это знал? Получалась какая-то ерунда. В курсе были только двое — Бретт и Хестер…

«Она собирается на несколько дней к тетке в Новый Орлеан. Нам очень повезло с Хестер, и мы не представляем себе, как будем управляться со всем хозяйством в ее отсутствие». Дженни вспомнила, что с этими словами Сью представляла ей негритянку.

О Господи! Хестер… Хестер?

В задумчивости она вышла через веранду во двор, не замечая никого вокруг и обхватив себя за плечи, чтобы хоть как-то унять противную дрожь во всем теле. «Думай! Давай думай!» — приказывала она себе.

Дженни обошла двор по кругу и завернула за угол дома, к саду. В голове смутно брезжило что-то похожее на версию. Итак, в доме постоянно находились шесть взрослых и один ребенок. Каждый из них имел теоретическую возможность незаметно надрезать ковер на верхней площадке.

Ее размышления были прерваны послышавшимся сзади топотом. Прерывистое дыхание Бретта говорило о том, что он потратил немало времени, пока не догадался заглянуть в сад.

— Ты успокоился? — спросила она с вымученной улыбкой.

— Вполне. — Он ободряюще подмигнул Дженни.

Не сговариваясь, словно подчиняясь единому внутреннему сигналу, они взялись за руки и пошли дальше, в глубину сада, туда, где почти у самой кромки леса возвышалась башня. За конюшней они увидели Джеффа, стоящего на четвереньках и как всегда перемазанного.

— Эй, малыш! — окликнул Бретт.

Джефф поднялся с колен и радостно улыбнулся. Грязные разводы на его лице были доказательством того, что он гуляет здесь с раннего утра.

— Привет! Здравствуйте, мистер Мак-Кормик, здравствуйте, мисс Франклин!

— И кто же ты сегодня? — поинтересовалась Дженни.

— Сегодня? Сегодня я просто Джефф, — с готовностью объяснил он.

— Разве не Джонни Реб?

— Ребом я был вчера. А сегодня я сам за себя.

Из-за конюшни появилась рассерженная Сьюзен:

— Вот ты где, маленький грязный негодник! О! — Она удивленно приподняла брови. — Вы тоже здесь? — И снова повернула голову к сыну. — Быстро домой! Ты же с утра еще ничего не ел!

— Кстати, мы тоже, — шепнула Дженни Бретту.

— Подожди немного, сейчас пойдем. — Он задержал ее руку. Бретт подождал, пока Сью не удалилась, ведя Джеффа за руку.

— Ну и что?

— Ничего, просто хочу поцеловать тебя без свидетелей.

Поцелуй был долгим и нежным. Утреннее происшествие, раздумья в саду, встреча с Джеффом — все это мгновенно вылетело из ее головы.

— Ты испытываешь мое терпение? — Она показала ему язык. — Не дождешься. Мне это нравилось, нравится и будет нравиться всегда.

— Ничего я не испытываю, — пробормотал Бретт смущенно. — Просто мне с утра хотелось поцеловать тебя и никак не удавалось.

— Мне тоже хотелось этого, — прошептала Дженни, обнимая Бретта и чувствуя жар его мускулистого тела.

Он погладил ее по ушибленной спине:

— Очень больно?

— С утра немного болело, а сейчас я уже забыла про это. Когда ты рядом со мной, боль уходит. Честное слово. Мне иногда кажется, что все хорошее и плохое мы делим поровну.

— Может быть, так и должно быть?

Синие глаза Дженни наполнились слезами:

— Я не знаю, как должно быть, но я счастлива, Бретт. По-настоящему счастлива.

Это произошло на утро следующего дня.

Одна из девушек, помогающая в подготовке к празднику, шла через верхнюю веранду мимо дверей, ведущих в комнату Дженни и Бретта. Она залюбовалась видом, открывающимся оттуда, и замедлила шаги. Девушка остановилась прямо около небольшого столика, на котором все еще стояли пустые чашки из-под кофе Дженни и Бретта. Она облокотилась на перила, которые через мгновение с треском подломились. До земли было футов двадцать, не больше. Но даже за это короткое время ее предсмертный крик, казалось, пронзил все вокруг острой иглой холодного ужаса.

Решительнее всех оказался Джон. Пока все, не в силах пошевелиться, в ужасе смотрели на бездыханное тело, Джон уже бежал к телефону — вызывать шерифа округа.

Дженни стояла, застыв, как глыба льда. Перила подломились именно в том месте, где они так часто стояли вместе с Бреттом по утрам.

Та, которую звали Моди, находилась рядом с ней и тревожно переводила взгляд с Дженни на погибшую девушку, безмолвно кипя от разрывающей ее на части бессильной злобы.

Все! Теперь неудачи позади. Ее следующая и последняя попытка должна быть успешной! Она просто не может закончиться провалом. Моди еле слышно застонала от боли, сдавившей ей голову железным обручем.

В пятницу в воздухе запахло сыростью, и на небе собрались первые предвестники дождя — тучи. Даже беззаботный Джефф предпочел сидеть дома и расстреливать своего динозавра стеклянными шариками.

Два падения с высоты за два дня — это слишком много для того, чтобы считать их случайными. И Бретт, и Дженни прекрасно это понимали.

До бала оставались всего лишь одни сутки, и первые три коттеджа пансионата «Дупло дуба» уже приняли приехавших в полдень постояльцев.

Гости слонялись по всей усадьбе, толпились на веранде, осматривали конюшню и старый двор для экипажей, мешая всем остальным, занятым последними штрихами предпраздничной подготовки, и создавая полную неразбериху и путаницу.

Темплтонов окончательно добило то, что значительная часть «экскурсантов» оказалась выпускниками исправительного дома, расположенного в нескольких милях от пансионата. Веселая компания забрела в усадьбу по ошибке и заинтересовалась суетой, творящейся в доме. Джону потребовалось немало усилий, чтобы убедить их убраться подобру-поздорову.

Дженни побежала на кухню с ворохом свежих фартуков для обслуживающего персонала: она не могла слоняться без дела, видя, как надрываются Темплтоны. Бдительный Бретт направился следом и неожиданно наткнулся на Грейс, преградившую ему дорогу.

— Ты куда-то идешь, Бретт?

— А что, по мне не видно?

— Если ты на улицу, то не советую.

— Это еще какого черта? — взорвался Бретт.

— Я просто хочу поставить тебя в известность, что некая Таня Бейкер поселилась в коттедже номер четыре. — Она ухмыльнулась. — Случайно не помнишь такую?

Бретт вздрогнул. Только этого еще не хватало! Уорен, хитро улыбаясь, смотрела на него, изящно положив руку на бедро.

— Так неужели не помнишь? Таню с камерой, микрофоном и огромным серым блокнотом? Из «Пипл»?

— Да, Грейс, — Бретт покраснел и судорожно сглотнул. — Я помню Бейкер.

Мисс Уорен, пожалуй, никогда не ошибалась. Если Таня здесь, то Бретту действительно не стоило попадаться ей на глаза.

— Когда она случайно узнала, что ты будешь присутствовать на балу, она рванула сюда, поднимая столбы придорожной пыли. Не буду же я лгать, что ты в последний момент отказался.

— Да, мамочка! — прошептал Бретт.

Статьи Бейкер о Бретте всегда были переполнены восторженными фразами со множеством восклицательных знаков в конце каждой. Меньше всего, однако, ему сейчас хотелось давать интервью кому бы то ни было. Особенно сегодня. Бретт благодарно улыбнулся Грейс и пошел на кухню другим путем.

Время до ужина летело как на крыльях. Ночь неслышно подкралась и накрыла своим пологом уставший Гэмптон-Хаус. Бретт поймал Дженни, поднимающуюся вверх по лестнице:

— Ну что, малыш? Сильно устала?

Дженни даже не взглянула на свои часы, и без них зная, что уже давно за десять. Она весь день провела на ногах, ни разу не присев, и все ее мечты сводились сейчас только к тому, чтобы добраться до постели и сразу же заснуть крепким сном. Дженни мельком взглянула на Бретта, но и этого было достаточно, чтобы сразу сказать:

— Рассказывай, что ты задумал.

— Ну ничего такого ужасного. Просто пойду посмотрю, как себя чувствует «корвет». Что-то я по нему соскучился.

— Что? Сейчас? В темноте?

— Ага!

— А как же твоя репортерша, из-за которой ты полдня просидел в комнате, как кот в клетке? Вдруг она тоже склонна к прогулкам при луне? Тогда пойдем вместе! Думаю, мне не составит особого труда ее отшить.

Бретт с любопытством посмотрел на Дженни, как бы оценивая ее талант.

— Ну что же, тогда вперед! Это было бы интересно.

Вечер выдался прохладным, но до полной темноты было еще далеко. Оформители неплохо поработали, и повсюду вокруг дома светились лампочки, соединенные в разноцветные гирлянды. Но даже электрический свет не смог затмить по-осеннему крупные южные звезды на лилово-бархатном небе. Над остывающей землей уже начинал клубиться липкий туман, приглушая случайные звуки. Поднимающийся ветер разносил его рваными клочьями, которые постепенно таяли.

— Ты сегодня выглядишь слишком уж серьезной и озабоченной, — шутливо заметил Бретт.

— Да, — кивнула Дженни и снова замолчала.

Она ощущала своего преследователя совсем рядом, словно он дышал ей в затылок. Или преследовательницу. Завтра Бретт окажется во власти Тани Бейкер: улыбки, пожатия рук, автографы, несколько фотографий и интервью. Нет, ему положительно необходимо сегодня отдохнуть и хорошо выспаться!

Бретт остановился перед отцветающей магнолией:

— Дженни, о чем ты сейчас думаешь?

— Я думаю о том, что самое время посетить твоего знакомого репортера из коттеджа номер четыре, — ответила она ехидно.

Бретт прижался ртом к ее лбу, но Дженни подставила ему губы. Поцелуй показался Бретту глотком прохладной воды в невыносимо знойный полдень. Это ощущение волной прокатилось по его телу. «Господи, — подумалось Бретту, — как же пуста и бесцветна была моя жизнь раньше, пока судьба не свела меня с этой изумительной женщиной!»

Он закрыл глаза, и снова перед ним поплыли картинки. Старый надгробный камень на кладбище, разбитый «монте-карло» и Дженни, идущая по пустынной улице нижнего Сити. Крупным планом — резаный край ковра на лестнице и обломки перил на веранде.

Мысль о том, что потерять Дженни так просто, потрясла Бретта своей очевидностью.

Он прижал Дженни к себе и ощутил ее дрожь и услышал прерывистое, неровное дыхание. Острое желание любви смешалось с пьянящим запахом магнолий и окутало их своим волшебным облаком. Только мирное стрекотание цикад в тишине наступающей ночи нарушало тишину сада, уже утратившего свое дневное много-цветие.

Даже через рубашку Бретт чувствовал каждый изгиб ее тела под тонкой блузкой.

— Да, Бретт, да, — прошептала Дженни, и они, слившись в едином порыве ничем не укротимого желания, опустились в мягкую траву. Лежа на спине, он видел любимое лицо на фоне сияющих звезд. Он воспринимал сейчас только Дженни, ее близость и ничего больше.

Сейчас Бретт не думал ни о чем, и лишь приятная прохлада, пробежавшая по обнаженному телу, заставила его вспомнить, где он находится. В голове звучала фантастическая музыка, он чувствовал ласкающие движения языка Дженни на своей груди.

Она со стоном помогла Бретту войти в нее, сознавая, что может сойти с ума от секундного промедления. Ее движения были такими сильными и жадными, что Бретт вскрикнул, ощутив прилив всепоглощающего счастья.

…Они не помнили, сколько времени прошло. Казалось, оно то останавливается, то поворачивает вспять, возвращая их к самому началу…

— Господи, не верится, что мы делали это прямо здесь, — прошептала Дженни, — но я никогда не подозревала, насколько это прекрасно. Мы же катались по траве, как молодые котята. — Дженни упала на спину и с удовольствием вдохнула свежий ночной воздух. — Я и не думала, что можно заниматься любовью прямо под деревьями.

Бретт прижал ее к себе:

— Ты права. Это, наверное, было самым лучшим, что мне когда-нибудь приходилось испытывать в жизни.

Он нежно взял Дженни за руку, помогая подняться, с видимым удовольствием помог одеться и снова страстно поцеловал ее в полуоткрытые губы.

Шорох неторопливых шагов заставил их отпрянуть друг от друга.

— Черт возьми, — прошептал Бретт, — Бейкер!

— Ух ты! — Таня удивленно застыла на дорожке. — Прости, Мак-Кормик, не ожидала. Никогда раньше не встречала тебя с женщиной.

— Привет, Бейкер, — отозвался Бретт не очень приветливо, искоса поглядывая на камеру. Он знал, что Таня не гнушается выполнением профессиональных обязанностей ни днем, ни ночью.

— Я — Таня Бейкер, — представилась она Дженни, — а вы…

— Дженни, молчи, — улыбнулся Бретт. — Или через пару дней все читатели «Пипл» прочтут скандальную статью о связях известного писателя Бретта Мак-Кормика.

— Ну, у каждого свой бизнес, — отозвалась Дженни.

Бретт смущенно опустил глаза. Таня… Девочка из Форт-Уэйна, всегда хотевшая переспать с ним как с восходящей звездой футбольной команды, девушка, которая хотела того же самого от выпускника-историка, наконец, женщина, желавшая его уже в качестве писателя-романиста. Хищница. Захватчица. Всегда идущая до конца. Дженни по своей сути была совершенно другой, такой стиль общения с мужчинами был для нее абсолютно неприемлем.

То ли выражение лица Бретта было действительно необычным, то ли Дженни это просто показалось, но она была уверена, что сейчас в нем идет какая-то внутренняя борьба. Дженни вопросительно взглянула на Бретта, но не могла спросить, что с ним происходит, в присутствии навострившей уши Бейкер.

Журналистка! Не хватало только, чтобы она сейчас перестроила свою крутую камеру на режим ночной съемки и приступила к интервью! «Благодарю тебя, Господи, что судьба еще ни разу не сталкивала меня с пишущей братией!» — пронеслось у нее в голове.

— Итак, — настаивала Таня, — можно мне узнать ваше имя?

— Думаю, это не так важно, как вам кажется, — ответила Дженни, пытаясь держаться в рамках приличия.

— Бейкер! — голос Бретта прозвучал суховато. — Я хочу тебе кое-что объяснить. То, что сказала моя девушка, совершенно верно. Для тебя абсолютно не важно, кто она и откуда. Но она занимает в моей жизни так много места, что это очень важно для меня. Поэтому я советую тебе не становиться мне нынче поперек дороги.

Вот так! Дженни отвернулась и ехидно улыбнулась в темноту. Оказывается, Бретт умеет говорить и таким тоном, подумать только!

— Вот дьявол! — Казалось, Бейкер не заметила последних слов Бретта. — По-моему, я где-то оставила свой диктофон!

— Если ты его вдруг найдешь, — тихо пробормотал Бретт в сторону, — разбей его о собственную голову, и жизнь покажется тебе намного привлекательнее.

— Не могу поверить, — продолжала Бейкер, не поведя и бровью. — Когда убежденный холостяк произносит такой великолепный экспромт, это следует записать на пленку. Но диктофона все-таки нет, и мое горе безутешно.

Бретт демонстративно поцеловал Дженни.

— Пойдем, — прошептал он. — Нам пора.

— А как же Бейкер? — Она кивнула на Таню, доставшую из пакета фонарик и небольшой блокнот.

— …занимает в моей жизни так много места. Кажется, так ты сказал?

— Бейкер, когда-нибудь тебя возьмут в «Нью-Йорк таймс». Может быть, — проскрежетал Бретт, уводя Дженни по направлению к дому.

Поднявшись в спальню, он включил ночник, в свете которого волосы Дженни казались золотыми.

— Ты знаешь, мне подумалось сейчас, что Бейкер кое в чем права. — Он нервно сжал пальцы.

— В чем именно? — прижалась к нему Дженни. — В том, что убежденный холостяк заговорил книжными экспромтами?

— И в этом тоже. — Он ухмыльнулся. — Ах Бейкер, Бейкер. Все-таки ей удалось меня смутить. Я хотел сказать, что… — Он задумался, пытаясь сформулировать, в чем же, по его мнению, права Таня, но не успел.

— Бретт! — резко прервала его Дженни, отталкивая от себя. — Когда мы последний раз были в комнате, ты закрывал дверь в ванную? Ты не помнишь?

Он обернулся и посмотрел на приоткрытую дверь.

— Не помню, — ответил он с тревогой.

Дженни метнулась к ванной. Ее глаза засветились яростным огнем.

— Нет! Дженни, стой!

Его предостерегающий вопль прозвучал слишком поздно. Дженни толкнула приоткрытую стеклянную дверь, и темнота ванной засосала ее вовнутрь. В неярком свете ночника Бретт еще успел заметить фигуру, одетую во что-то темное. Лицо прикрывала трикотажная лыжная шапочка с прорезями для глаз, натянутая до самого подбородка. Как при замедленной съемке, рука в перчатке, сжимавшая огромные ножницы, поднялась вверх. Словно туго скрученная пружина развернула Бретта и бросила вперед. Он зацепился за столик с ночником, тот закачался и с грохотом рухнул на пол. Бретт растянулся рядом. В абсолютном мраке раздался душераздирающий крик Дженни. За короткие мгновения Бретту успела прийти в голову ужасающая мысль: его жизнь без Дженни станет такой же непроглядной тьмой. Он набрал в грудь воздуха и закричал:

— Джен!!!

Господи, он же так и не успел сказать ей, что любит ее!

Бретту, еще не успевшему подняться на ноги, казалось, что он до сих пор видит перед глазами тускло блестящий хром ножниц. Но как еще далеко до дверей в ванную! Как чертовски далеко! В темноте послышался звук падающего тела.

Кто-то вихрем пронесся мимо, задев его краем одежды, и дверь, ведущая на веранду, гулко хлопнула. Даже не подумав метнуться следом, Бретт сбил по дороге еще что-то, со звоном упавшее на пол. Его рука находилась в дюйме от выключателя, когда Дженни вскрикнула еще раз, значительно слабее, чем в первый.

Она лежала в дверях между ванной и холлом. Бретт вдруг осознал, что не может вздохнуть. Он опустился на колени, делая судорожные попытки набрать в легкие воздуха. В голове шумело, и золотисто-красные круги плыли перед глазами.

Дженни перевела взгляд с потолка на лицо Бретта и сделала попытку улыбнуться.

— Мне жаль, — произнесла она свистящим шепотом. — Боже мой! — Бретт обрел способность дышать. — Это же была Кэй! — Дженни задыхалась.

Он не обратил внимания на топот трех пар ног позади.

— Кто-нибудь! Вызовите «скорую помощь». И полицию.

Сью и Джон стояли, не в силах пошевелиться.

Глава 23

Рассветало. Наконец Бретт почувствовал в себе достаточно сил, чтобы очень аккуратно присесть на постель Дженни. Ему ужасно хотелось лечь рядом с ней, обнять и затихнуть, отрешившись от всего земного. Или просто заснуть, заранее зная, что его разбудит запах кофе, принесенного Дженни снизу. Сердце раздирала отчаянная режущая боль, и Бретт не был уверен, что эта боль теперь когда-нибудь пройдет.

Кэй! Черт возьми! Ему и в голову не могло прийти, что робкая и застенчивая Кэй способна на такое. Слава Богу, ее надежно охраняли, и Дженни находилась теперь в полной безопасности, больше ей ничего не угрожало. Только бы все закончилось хорошо! Ночные кошмары прекратятся! Больше ее не будут мучить сны о Моди! Только бы рана оказалась не слишком опасной!

Полиция и «скорая помощь» приехали почти одновременно, с разницей не более чем в полминуты. К тому времени, когда Кэй в наручниках слушала полицейского, который монотонным голосом сообщал ей о ее правах, врач уже осматривал Дженни.

— Большая потеря крови, — констатировал доктор. — Если вы сможете обеспечить ей полный покой, думаю, можно обойтись без госпитализации. Но только при гарантии полного покоя в течение нескольких дней, — еще раз подчеркнул он.

— Мы сделаем все, что в наших силах, — заверил Джон и посмотрел на Бретта.

Тот, глупо улыбаясь, кивнул.

Бретт сидел у ее постели, рассматривая заострившиеся черты любимого лица.

Что он чувствовал по отношению к Кэй? Ярость… Бешенство… Нет, не так. Невозможно было найти слова, которые он был готов высказать ей. Кроме того, его беспрестанно грызла совесть, он обвинял во всем случившемся только себя. Это чувство собственной вины буквально разрывало его на части, не давая ни минуты покоя. Болван! Безмозглый кретин! Даже Грейс обратила внимание на странное поведение Олсен в последнее время.

Разве стал бы он прислушиваться к чьим-либо советам на этот счет, он, всезнающий мистер Бретт Мак-Кормик? Черта с два! Он бы и внимания не обратил на подобные предупреждения. И за эту небрежность Дженни чуть было не расплатилась собственной жизнью!

Эй, Мак-Кормик! А ведь твоя небрежность убивает не в первый раз, не так ли?

— Неправда, Бретт!

Он вздрогнул, увидев, что Дженни уже очнулась после введенного ей болеутоляющего.

— Что неправда? — спросил он, еще не веря в то, что слышит ее родной слабый голос.

— Ты обвиняешь себя в том, что сделала Кэй.

— Дженни, ты начала читать мысли?

— Очень может быть. — Слабое подобие улыбки промелькнуло на ее измученном лице. — Но скорее всего я прочла это на твоем лице. Видишь, оказывается, история не всегда повторяется. — Она устала говорить, но, чуть подождав, продолжила: — Я, как видишь, жива, а Кэй арестована.

— Дженни, если бы не я, этого никогда бы не произошло… — Он удержал ее от попытки приподняться. — Послушай, тот док сказал, что самое главное для тебя сейчас — отдых и покой.

Он наклонился к ней и очень осторожно поцеловал.

— Хорошо. Я прилягу, как только ты посмотришь мне в глаза и скажешь, что не чувствуешь за собой ни капли вины за то, что случилось.

— Дженни, не трать сил на бесполезные разговоры. В последние восемь часов…

— Ну, что я сказала, — перебила она Бретта. — Наклонись ко мне. Так, так, еще ближе. А теперь повторяй за мной. — Дженни закашлялась, но быстро справилась с собой. — Итак, начинай. — Я, Бретт Мак-Кормик, признаю себя совершенно непричастным к тому, что сделала Кэй. Ну, что же ты?

Дженни неожиданно сильно и зло ущипнула его за плечо.

— Джен! Ой! — подпрыгнул он.

— Я сказала: повторяй. — Она не могла кричать, но ее голос был властным, ясно было, что она не потерпит никаких возражений. — Повторяй, или я ущипну тебя еще сильнее.

— Хорошо. — Бретт глубоко вздохнул и обреченной скороговоркой повторил слова Дженни. — Я, Бретт Мак-Кормик, признаю себя совершенно непричастным к тому, что сделала Кэй. Ну что, ты довольна?

— Очень хорошо. Осталось только сказать это таким тоном, чтобы я поверила в твою искренность.

— Ты будешь наконец отдыхать или нет? — взорвался потерявший терпение Бретт.

Дженни с трудом повернула голову и взглянула на него:

— Я уже назвала свое условие. Месть разъяренной женщины — жуткая штука, и не тебе обвинять себя в том, что Кэй, ослепленная любовью, решила убрать соперницу таким страшным способом. А вот я могла бы предвидеть поведение Кэй, поставив себя на ее место. Что бы, например, сделала я, если бы ты начал обращать внимание на какую-нибудь другую женщину? — Она хитро прищурилась.

— На какую еще другую?

— Бретт, хоть ты и писатель, но тупой. Я говорю чисто гипотетически.

Он захлопал глазами:

— Ну и что? Все равно у меня нет никакой другой женщины.

Дженни не выдержала и засмеялась, но черные круги тут же поплыли перед глазами, и ее лицо исказила гримаса боли.

— Знаю. Просто я хочу, чтобы ты перестал винить себя во всех неприятностях, случающихся со мной в последнее время.

Вот чертовщина! Бретт готов был поверить, что Дженни научилась читать его мысли.

— Ты знаешь, я постараюсь, но это будет непросто. — Он заметил, как легкая улыбка тронула ее губы. — Эта ночь подвела меня к одной мысли. Увидев, как над тобой взметнулись ножницы, я понял, что жизнь потеряет для меня всякий смысл, если тебя не будет рядом. И я очень надеюсь, что ты и есть та самая единственная женщина, которую я смог полюбить. Мне никто не нужен, кроме тебя. Ни одна женщина на свете. К сожалению, я понял это слишком поздно и не могу себе простить этой ошибки.

Дженни посмотрела в его темно-синие глаза. Какими словами объяснить Бретту, что эти глаза она полюбила раз и навсегда, очень давно, больше сотни лет назад?

— Бретт, ничего не поздно. У нас все будет хорошо, мой любимый.

Она устало закрыла глаза и уже через мгновение спала глубоким спокойным сном и во сне улыбалась. Бретт почувствовал, что он расслабляется и, кажется, даже начинает хотеть спать. Впервые за полтора месяца он обрел покой. Безопасность Дженни, лежащей здесь, рядом с ним, была столь очевидна, что только сейчас Бретт понял, насколько он устал в последнее время, и утомленно прилег рядом.

Ему показалось, что он закрыл глаза лишь на секунду, однако, проснувшись и взглянув на часы, Бретт убедился, что уже за полдень. Дженни безмятежно посапывала около него.

Ее разбудил сумасшедший аромат. Даже не открывая глаз, Дженни поняла, что вдыхает чудесный запах свежих роз. Она повернула голову туда, где должен был находиться Бретт, но ничего не увидела из-за огромного красного букета.

Бретт. Она осторожно провела тонкими пальцами по бархатистым нежным лепесткам. Господи, как же она любит его! Боль в груди, тяжело давящая повязка… Но они с Бреттом оба живы, и это главное. Может быть, в прошлом веке мир был добрей и спокойней, но и в нынешнем не так уж плохо.

Дженни пошевелилась, и Бретт сразу заметил ее пробуждение:

— С добрым утром! — приветствовал он.

— Я думаю, точнее — с добрым днем, — поправила она, поглядывая на часы.

— Для тебя сейчас утро. — Он показал ей стоящий на столике поднос. — А вот и завтрак в постель.

По ее голодному взгляду Бретт понял, что попал в самую точку.

— О Боже! Бекон, яйца и… сахарные хлопья? Слушай, я теперь точно знаю, что ты любишь меня, раз специально ездил в город за хлопьями. По-моему, на кухне Темплтонов не держат этой гадости.

— Привет, мисс Франклин! — послышался детский голос из-за полуоткрытой двери. Никогда еще Бретт не слышал, чтобы голос Джеффа звучал так тихо.

— Привет! — Дженни повернула голову в его сторону. — Ты кого-нибудь ищешь?

— Я… Вот. — Он, ничего больше не объясняя, вынул из-за спины потрепанный букет полевых цветов.

— Ой, Джефф! Какие красивые! — воскликнула Дженни.

— Да, мэ-эм. Я собирал их сам. Мама сказала, что, если я принесу эти цветы, это может помочь вам поскорее выздороветь.

— Конечно, дорогой, — улыбнулась Дженни. — Твои цветы мне обязательно помогут.

Мальчик очень осторожно обошел кровать с другой стороны и протянул букет:

— Это… Это вам от меня. — Он поднес цветы совсем близко к лицу Дженни, чтобы она могла почувствовать их пряный запах. — Только я боюсь толкнуть вашу кровать.

Бретт помог Джеффу положить цветы около Дженни. Он обратил внимание на его поцарапанные и, как всегда, грязные руки.

— Спасибо, малыш, — искренне поблагодарил он мальчика.

— Ну, я пойду? Мама сказала, что я не должен здесь долго находиться. До свидания, мисс Франклин.

— Пока, Джефф. Твой букет замечателен.

— Хестер обещала надавать мне подзатыльников, если я опять опоздаю к ленчу, — доверительно сообщил он, пятясь к дверям.

Было слышно, как он быстро топает по ступенькам.

Где-то внизу зазвонил телефон. Звонок едва доносился до их комнаты наверху. Бретт подошел к двери со странным выражением лица — смесью надежды и страха. Дженни отставила поднос в сторону и внимательно посмотрела на Бретта.

— Бретт?

— Послушай, ты когда-нибудь задумывалась о том, что такое ребенок в семье? Или даже два? Какова их роль в судьбе родителей?

— Какого черта спрашивать об этом? Или ты опять вспомнил о своем отце? Хватит, Бретт! Пора закончить казнить себя за тот… За несчастный случай.

— Дженни, я никогда не смогу избавиться от чувства вины. Несколько раз я пытался переубедить себя, но ничего не вышло. Я думаю, что всегда буду жить с этим. — Он грустно усмехнулся. — Ничего не поделаешь, Джен. И если мой ребенок когда-нибудь спросит меня о судьбе своего деда… Нет, никогда!

Дженни посмотрела на Бретта с любовью и нежностью.

— Нет, Бретт. Ты не прав. Что же, мне так и твердить тебе, что ты не виновен в гибели отца, до тех пор, пока ты не поверишь?

— Это было бы бесполезной тратой времени, не надо меня ни в чем убеждать. — Он опустил голову и тяжело вздохнул.

Голос Дженни зазвучал жестче:

— Договорились. Можешь думать все что хочешь. Я не буду вмешиваться. Держи свою боль в себе, живи с ней, черт с тобой! Пусть она грызет тебя! Бретт! Ты же не виноват, совсем не виноват!

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что чувствую твою полную непричастность. Посмотри мне в глаза! Ну! Вспоминай, давай же!

Бретт окунулся во всепоглощающую глубину ее потрясающих глаз, переливающихся как два драгоценных камня, и словно поплыл в них. Его несло назад во времени, в даль прошлого. Картинка из далекого детства встала у него перед глазами. И на первом плане этой картинки были его собственные руки, запирающие на щеколду калитку в загоне.

— Боже правый! — прошептал он. — Что это?

— Вспоминай! — голос Дженни стал еще требовательнее.

— Я… Я уже… Вспомнил. Вспомнил, как запер калитку…

— Повтори это еще раз!

— Что? — Бретт вздрогнул и пришел в себя.

— Я сказала, чтобы ты повторил свою последнюю фразу еще раз, черт тебя побери!

— Я не убивал своего отца, — произнес Бретт так, словно впервые научился разговаривать.

Он никогда не видел Дженни по-настоящему рассерженной, и сейчас казалось, что она готова схватить с подноса вилку и ткнуть его под ребра.

— Э-э! Потише. Не хватало еще подраться перед свадьбой!

Теперь она посмотрела на него как на сумасшедшего:

— Какой свадьбой?

— Нашей, конечно!

— Пардон, не поняла?

— Послушай, я же не просто так начал разговор о детях. Посмотрев на сына Темплтонов, я подумал, что ведь можно иметь вот такого же собственного Джеффа… И… Я подумал, почему бы нам с тобой не пожениться?

Сердце Дженни подпрыгнуло и заколотилось. Что это? Неужели мечты и грезы сбываются так просто?

— Бретт? Ты уверен, что действительно хочешь этого? — прошептала она.

— Мне совершенно все равно, сколько мы с тобой знакомы, Джен. Несколько недель? Больше месяца? Когда ты рядом со мной, я не ощущаю течения времени. Я просто знаю, что люблю тебя и не смогу жить, если тебя со мной не будет. Мне нужно, чтобы каждую ночь ты спала на моем плече, чтобы, проснувшись, я говорил тебе: «С добрым утром!». И еще я хочу иметь детей. От тебя. Я хочу быть твоим мужем. Джен?

По ее щекам текли слезы, а губы дрожали.

— Да. Господи, конечно — да!

Погода начала стремительно портиться. По быстро темнеющему вечернему небу проплывали рваные клочья лиловых облаков, подгоняемые неожиданно поднявшимся сильным ветром. Но даже это не омрачило праздничного настроения гостей «Грандиозного открытия пансионата „Дупло дуба“ с костюмированным балом». Именно такое название всему происходящему придумала Грейс.

С каждой минутой оживление, царящее внизу, все возрастало.

Когда Дженни встала с кровати и попросила Бретта принесли ей бальное платье, он недоуменно спросил:

— Это еще зачем? Не хочешь ли ты сказать, что встанешь с постели и примешь участие в празднестве?

— Прошу прощения, а ты думал, что я буду валяться в кровати, так и не посмотрев на бал?

— Дженни, будь благоразумна! Док сказал, что тебе необходимо полежать хотя бы несколько дней, чтобы прийти в норму.

— Мое благоразумие подсказывает совсем обратное, — возразила она.

— Вот оно, началось, — пробормотал Бретт в сторону. — Джен, надеюсь, ты не хочешь сказать, что будешь танцевать и все такое?

— Так далеко я не зайду, можешь не беспокоиться. Но я ни за что не пропущу праздник.

— Ну хорошо, хорошо. Поговорим об этом после. Не хочу получить скалкой по голове еще до женитьбы!

Проходившая мимо Сью всунула голову в приоткрытую дверь:

— Это кто же, интересно, тут женится?

— Мы, — улыбнулся он в ответ, а Дженни, хитро стрельнув глазами в сторону Бретта, добавила:

— Может быть.

— Джен! — жалобно заныл Бретт.

— Нет, серьезно? Вы не шутите?

— Она сказала мне «да», — торжественно заверил он Сью. — Кстати, я ей тоже.

Через секунду Сью уже бежала по коридору, крича на весь дом:

— Джон! Хестер! Идите сюда! Бретт и Дженни решили пожениться.

— Пожениться? Что, кто женится? — Хестер, Джон и Грейс появились в дверях.

Дженни открыла было рот, чтобы ответить, но Бретт опередил ее.

— Вот так номер! — воскликнул Джон. — Так давайте прямо на бале и объявим о вашей помолвке. Представляете, как это будет здорово?

— Объявим о чем? — не поняла стоявшая поодаль Грейс.

— Грейс, я должен с тобой кое о чем поговорить, если ты выкроишь для меня пару минут. — Бретт повернулся к Дженни и шепнул ей на ухо: — Извини, это не займет много времени. Через пару минут я буду опять с тобой.

Дженни не собиралась спать, поскольку Бретт обещал вернуться очень скоро. Она просто прилегла на постель, чтобы доказать и себе, и Бретту, что готова появиться на балу в полном порядке…

…Проснувшись от собственного крика, она с ужасом убедилась, что зовет Сэза. Тень Моди стояла над ней и злобно ухмылялась.

— О дьявол! Нет! Не надо снова! — Дженни была близка к панике, она даже не заметила, что проспала больше часа.

Почему? Почему опять?

Эйфория от предложения Бретта и сознания, что Кэй находится под стражей, бесследно улетучилась. Чертов сон вернулся! И это сейчас, когда она была так счастлива! Ощущение безмятежности ушло, и вместо него снова возник привычный страх, так ненадолго оставивший ее в покое.

События прошедшей ночи вдруг перестали казаться завершением преследующих ее кошмаров. Перед мысленным взором Дженни вставала знакомая картина горящего склада, отблески всепожирающего пламени, удушливый дым от горящего хлопка. И Моди. Улыбающаяся, бессмертная Моди — все то, что, казалось, должно было уйти навсегда…

Зыбкое счастье улетучилось, унося с собой пьянящую радость освобождения. Что произошло? Почему подсознание не выпускало ее из цепкого плена мрачных воспоминаний? Страх и недоумение, горечь, обиду принесло Дженни знакомое видение.

Зачем к ней вернулся уже закончившийся ужас? Настроение Дженни напоминало небо, чистое и безмятежно голубое с утра и наполнившееся рваными тяжелыми тучами ближе к праздничной ночи.

Глава 24

Плавные и чарующе чистые звуки вальса Штрауса доносились снизу, проникая в комнату даже через закрытые двери. Дженни снова прилегла, не понимая, почему так долго не идет Бретт.

Ни один мужчина еще никогда не делал ей предложения. Мысль о том, что он сейчас вальсирует внизу с кем-нибудь, скажем, с Грейс, Дженни сразу же с негодованием отбросила.

Она все еще находилась под впечатлением вернувшегося сна, когда в дверях появился Бретт.

— Ну и как Грейс восприняла твое сообщение? — был ее первый вопрос.

— Выглядела она так, словно предпочитала видеть меня кастрированным, но отнюдь не женатым.

— Что, прямо так она и сказала?

— Конечно, нет! Все время, пока я находился с Грейс, ее больше всего занимал вопрос: как лучше с точки зрения рекламы преподнести гостям сообщение о нашей предстоящей свадьбе. Кажется, ей очень хочется представить наше решение как чуть ли не собственную заслугу.

Дженни скривилась и, подумав немного, поинтересовалась самым невинным тоном:

— Послушай, мне хочется выяснить вот что. Как ты относишься к идее побега влюбленных под покровом ночи? Теоретически?

— Ты имеешь в виду именно эту ночь?

Дженни почесала кончик носа и приблизилась к Бретту:

— Иногда мне кажется, что она действительно тебя кастрирует. А что? Кругом бальная суета, твой журнал привлекает к себе внимание окружающих ротозеев, Темплтоны, одуревшие от толп гостей и до сих пор не верящие, что смогли организовать такой праздник… Даже сам губернатор собирается пожаловать. Кто заметит в этой суматохе, что ты остался без яиц? Придется мне неусыпно следить за их сохранностью.

— Джен, даже не думай выбираться из постели, я настаиваю, слышишь? — встревоженно сказал Бретт, не принимая шутки.

— А что, доктор запретил мне вставать?

— Доктор запретил тебе активно двигаться, поэтому лучше лежи и как можно меньше думай о костюмированном бале.

— Я тебе уже объяснила, что я вовсе не собираюсь активно двигаться!

— Дженни, крошка, тебе лучше остаться.

Как она ненавидела, когда ее называли крошкой!

— Посмотри на себя в зеркало, — продолжал Бретт. — Ты же бледная как бумага, тебя заносит на каждом повороте! Пожалуйста, не капризничай.

— Значит, ты собираешься веселиться всю ночь, оставив меня одну? — В ее голосе зазвучала обида.

— Веселиться? Джен, я спущусь вниз поздороваться с гостями, дать интервью и пару раз сфотографироваться для прессы. Ладно, мы спустимся вместе. Затем мы возвратимся назад, и ты немного отдохнешь. Когда начнется банкет, мы опять присоединимся к гостям. Как тебе нравится такой план?

— Он отвратителен. Бретт, ты разговариваешь со мной, как с двухлетним ребенком!

Дженни уже решила для себя, что если уступит ему сейчас, то всю жизнь будет проклинать себя за бесхребетность. Ее мнение тоже должно что-то значить в их будущей семье! Кроме того, несмотря на беспокойный сон, она не чувствовала себя усталой, наоборот. Дженни пришла в голову мысль, что ее рассудок, привыкший к ночному кошмару, просто не смог сразу освободиться из его цепкого и ужасного плена. Это взбодрило Дженни, чувство безмятежной радости стало постепенно возвращаться назад.

Ее движения еще были немного замедленными, но если бы не периодически возникающая боль, Дженни могла бы сказать, что чувствует себя весьма сносно. Она отвернулась от Бретта, чтобы скрыть торжествующую улыбку: ей удалось его обмануть! Она будет танцевать с ним сегодня на балу, и пусть только он попробует отказаться!

Дженни встала перед зеркалом, косясь на Бретта, который, всем своим видом выражая неодобрение, смотрел, как она осторожно натягивает на себя желтое шелковое бальное платье. К счастью, его фасон позволял не снимать повязки, которую док категорически запретил трогать еще пару дней, не меньше.

— Ну ладно, — вздохнул Бретт. — Я подчиняюсь грубой силе, и мне ничего не остается делать, как идти переодеваться. Встретимся внизу. — Он поцеловал Дженни и вышел, изо всех сил сохраняя сердитый вид под его насмешливым взглядом.

Причесав вьющиеся локоны и еще раз критически осмотрев себя в зеркало, Дженни пришла к выводу, что выглядит несколько лучше, чем можно было предположить. Итак, все было в порядке, за одним маленьким исключением. Ей показалось, что шея на фоне блестящего шелка смотрится слишком уж голой. Как бы чудесно выглядело сейчас на ней какое-нибудь колье… Нет! Лучше — медальон.

« — Ну хорошо. — Он поправил ей выбившийся из прически локон. — Знаешь, у меня есть еще один подарок — медальон. Но ты получишь его только в день свадьбы.

Она запустила тонкие пальцы ему в волосы.

— Мне кажется, это уже излишество, ты слишком заботишься обо мне.

— Этот медальон в форме сердца, — продолжал Сэз, как будто не слыша.

— Да? Ну тогда — ладно, так уж и быть. — Анна притворно вздохнула. — Если он в форме сердца, то я согласна.

Он снова поцеловал ее в губы.

— Золотой медальон как символ нашей вечной любви…»

Дженни тряхнула головой, отгоняя наваждение. Бедные Анна и Сэз! Он так и не успел сделать ей свадебный подарок.

Колесо судьбы, о котором ей поведала Ля Рю, гадая на картах Таро, завершало свой очередной оборот. Совсем немного оставалось до той точки, после которой жизнь должна пойти по другой дороге. Трагическая история Анны уходила в небытие, уступая место новой линии судьбы. Неожиданно она поняла, что ее бальный наряд — точная копия платья Анны. Как же ей раньше не пришло это в голову? Еще один каприз колеса судьбы?

Дженни остановились на полдороге, пораженная зрелищем, открывшимся перед ней. Два зала, объединенных в один, были полны народа. Люди смеялись, разговаривали, танцевали, все, за редким исключением, в костюмах той далекой эпохи. На балюстраде одного из залов располагался оркестр. Дирижер, очевидно, признавал только вальсы Штрауса, и они звучали беспрестанно, один за другим. Столовая, временно превращенная в буфет, была полна гостей. Несколько молодых девушек обслуживали их, и, хотя самой Хестер не было видно, везде чувствовалась ее железная рука.

Несмотря на обилие людей, Дженни сразу нашла взглядом Бретта в окружении почитателей, желающих сфотографироваться с известным романистом. На Бретте был обычный темный костюм, но, черт побери, как он был красив! Представительница «Пипл», увешанная разнообразной фотоаппаратурой, о точном назначении которой знала, очевидно, только она сама, естественно, крутилась рядом. Бретт, стоя спиной к Бейкер и не обращая на нее ни малейшего внимания, увлеченно беседовал с губернатором.

Успех! «Дупло дуба» можно было поздравить с открытием. Дженни искренне порадовалась за Джона и Сью.

Дирижер наконец решился изменить любимому композитору. По залу пронеслись первые звуки вихревого «Вирджинского рила». Джон, Сью и еще несколько смелых пар вышли в центр зала и показали, на что способны коренные жители южных штатов. Энтузиазм танцоров не оставил ни одного равнодушного в зале. Сам губернатор увлеченно хлопал в такт музыке, восхищенно глядя на замысловатые коленца разошедшихся Темплтонов.

— Вот это настоящая работа! — Запыхавшийся Джон подошел к Дженни, когда музыка закончилась. — Что вы можете сказать обо всем этом, ми-и-сс?

— Могу сказать, что не видела в жизни ничего подобного. Кстати, это относится и ко всему приему. Взгляните: губернатор в восторге.

Бретт и губернатор стояли рядом у противоположной стены, бешено аплодируя Джону и раскрасневшейся Сью.

— Я так счастлива, Дженни! — Сью подбежала к мужу и порывисто обняла его. — Джен, ты и Бретт всегда будете желанными гостями в нашем доме. Кстати, он знает, что ты здесь?

— Не думаю, — улыбнулась Дженни. — Он слишком увлекся губернатором. Что же! — вздохнула она. — Буду здесь стоять и ждать, когда Бретт обратит на меня внимание.

— Мисс Франклин? — молодой человек, одетый в костюм слуги, неслышно подошел сзади.

— Да?

— Мистер Мак-Кормик поручил передать вам, что хотел бы встретиться с вами около старой башни. Он сказал, что давно вас заметил, но здесь его все равно не оставят в покое всю ночь.

Дженни, улыбаясь, кивком поблагодарила служащего.

Все то время, что они здесь находились, Дженни намеренно избегала старой башни, хотя она и манила ее памятью прошлого. Ведь Анна и Сэз тоже встречались именно там!

— Ну вот, — она снова обернулась к Сью, — оказывается, Бретт знает, что я нахожусь в зале.

Она зашла в буфетную и, выпив бокал пунша, направилась к задней двери. Дождь совсем прошел, и сырая темнота октябрьской ночи цепко приняла ее в свои прохладные объятия.

— Куда она пропала?

— Кто? — Сью непонимающе уставилась на Бретта.

— Вы же прекрасно знаете кто! Дженни, конечно. Сразу после вашего замечательного танца Джон подошел к ней. Всего несколько минут назад. Может быть, она поднялась наверх? Вы не обратили внимания?

Сью пожала плечами:

— Как только Джен получила ваше приглашение, она сразу туда и направилась.

— Что за приглашение? Куда, черт вас всех подери вместе с балом?! — крикнул Бретт. На него начали оборачиваться.

— К башне, конечно. — Голос Сью был умиротворенным и удивленным одновременно. — Ну и романтик же вы, Бретт. Вот Джон уже давно не назначал мне свиданий, да еще ночью около леса. — Она завистливо вздохнула. — Извините, Бретт, дела. Хестер говорит, что Джефф нацепил на себя отцовские ботинки и рвется принять участие в бале.

Занятая своими мыслями, она не заметила, как исказилось лицо Бретта, застывшего на месте. Приглашение на свидание? Сейчас? Он бросился к дверям, расталкивая гостей и наступая им на ноги.

Казалось, что борьба между теплым воздухом Атлантики и более холодным, пришедшим откуда-то со стороны Лабрадора, происходит прямо над «Дуплом дуба». Все усиливающийся ветер раскачивал деревья, которые тревожно шуршали листвой и отбрасывали причудливые тени, переплетаясь с пятнами света от разноцветных электрических гирлянд.

Пройдя сквозь сад, Дженни свернула с главной дороги туда, где даже на фоне черного, покрытого облаками неба выделялся силуэт старой башни. Здесь, ближе к лесу, воздух был еще прохладней, и Дженни подумала, что зря не накинула на плечи что-нибудь теплое. По обеим сторонам дорожки стояли гостевые коттеджи, из которых только один был освещен. Все гости были на открытии, и Дженни удивилась, что еще кто-то, наверное, самый ленивый, остался в стороне.

Она шла все дальше и дальше от дома, придерживая руками подол непривычно длинного платья, развевающийся под порывами ветра. Бессознательно она ненавидела все то, что могло препятствовать встрече с Бреттом, поэтому даже ветер вызывал у нее глупое раздражение. Как ей хотелось побыть с ним наедине этой праздничной ночью хотя бы недолго! Дженни еще раз порадовалась тому, что успела отдохнуть за день и поэтому чувствовала себя бодрой и полной сил, несмотря на поздний час. Ей пришла в голову мысль остановиться здесь, перед коттеджами, чтобы прийти в башню вдвоем с Бреттом, но, взглянув на подозрительно темное небо, она отбросила эту идею. Не хватало еще прийти на свидание с любимым мокрой как мышь!

Проклиная мешающий быстрой ходьбе подол, она продолжила свой путь к башне. Здесь, на дорожке с коттеджами, ветер был не так силен.

У открытых дверей одного из коттеджей стояли, что-то оживленно обсуждая и смеясь, мужчина и женщина в костюмах, взятых Темплтонами напрокат в Батон-Руже. «Коттедж номер два», — автоматически отметила Дженни.

Они заметили проходящую мимо Дженни и замолчали, обнявшись и улыбаясь друг другу. Скорее всего молодожены, причем в медовый месяц. По крайней мере Дженни показалось, что это именно так.

Молодожены… Дженни мечтательно улыбнулась. Скоро она и Бретт тоже смогут называть себя молодоженами. Правда, когда именно это произойдет, Дженни не знала — разговор о точной дате свадьбы еще не заходил, но сейчас ей вполне хватало того, что это случится очень скоро. Днем раньше, днем позже — какая разница? Разве важны эти мелочи, когда так велика ее любовь к Бретту.

Неожиданно прямо над головой Дженни ударил гром, заставив ее подпрыгнуть и перейти с быстрого шага на бег.

Оставалось надеяться, что Бретт тоже поторопится.

Дверь коттеджа закрылась с мягким щелчком — парочка предпочла удалиться восвояси, подальше от надвигающейся грозы. Башня, кажущаяся такой невысокой издали, вынырнула из темноты огромным черным силуэтом. Вот она, деревянная пристройка внизу. Интересно, как скоро после пожара Гэмптоны построили новую? А может быть, это сделали уже и не Гэмптоны? В темноте было невозможно определить возраст пристройки хотя бы приблизительно. Хлопковый склад! Сколько же хлопка могло поместиться на первом этаже?

Ее размышления прервали приближающиеся торопливые шаги, которые до этого, видимо, заглушали шум ветра и громовые раскаты.

— Эй! Я здесь! — закричала она. — Я уже решила, что… Грейс? Ой, простите, пожалуйста. Я думала…

— Я знаю, что ты думала! — прервала ее Грейс чужим, изменившимся голосом.

Что-то в ней очень не понравилось Дженни, и она осеклась на полуслове. Где обычный вежливо-деловой тон, изящные манеры? Сейчас в голосе Уорен сквозила смертельная ярость.

— Грейс?

Ветер трепал ее распущенные волосы и раздувал платье. Грейс откинула голову назад и засмеялась. Засмеялась? Нет! Это был не смех. Звук напоминал клекот, вырывающийся из готового в любую секунду взорваться парового котла.

Дженни могла поклясться, что слышала такой смех неоднократно: так смеялась Моди. И дело было даже не в страшном смехе, и не в том, что на Грейс было платье из голубого шелка, нет. Глаза. Их невозможно было не узнать. Светящиеся в темноте ледяной ненавистью глаза.

Гром прогремел над головой коротким взрывом, и Грейс опять засмеялась.

— Неужели ты действительно думала, что я тебе его отдам? Он мой! Слышишь, гнусная тварь? Мой! Тебе лишь случайно удалось спастись раньше!

— Раньше? — Кажется, Дженни начинала понимать.

— Если бы ты, гадина, не впихнула Бретта в свой долбаный «монте-карло» полторы недели назад, тебя бы уже сейчас жрали черви!

— Так это… Ты… Нет! А Кэй? Прошлой ночью… Не может быть! Это же Кэй, и ты знаешь это!

— Кэй! — Грейс захохотала дьявольским смехом. — Влюбленная овца с жирной задницей и вареными макаронами вместо нервов — вот и вся Кэй. Максимум, на что хватило мозгов этой истерички — кинуть тебе дурацкое предупреждение в почтовый ящик! Я это видела лично, не сомневайся!

А насчет прошлой ночи я согласна: такой счастливой случайности даже я не просчитала. Но ты можешь не волноваться за ее судьбу, после первого же допроса, я думаю, нашу бедняжку отправят в ближайший дурдом.

Так ты, — Грейс с интересом покосилась на застывшую в ужасе Дженни, — действительно подумала, что покрышки твоей вонючей машины изрубила Олсен? Что это она испортила тебе тормоза и подослала этого кретина на улице? А ковер? А перила? Что — все это Кэй? Боже, кого предпочел мой бедный Бретт! Ты недалеко ушла по проницательности от Олсен, милочка. Ха! Она, видите ли, любила Бретта! — Грейс снова вспомнила о Кэй. — Сколько? Сколько, я тебя спрашиваю? — Голос Грейс зазвенел, и она ткнула пальцем в Дженни. — Год? Два? Это я любила его, только я, больше сотни лет, слышишь меня, мерзавка? И он принадлежит мне!

Только сейчас Дженни заметила, что в другой руке Уорен поблескивает вороненый ствол пистолета.

— Грейс!

— Пришло время исправлять ошибки, милая. В прошлый раз он был здесь с тобой. Теперь все будет так, как и должно было случиться раньше, тогда. Верно, тварь?

— Ты не понимаешь, что делаешь, — прошептала Дженни, пятясь назад, к шершавой стене.

— Да нет, моя стройная козочка, боюсь, что именно сейчас я слишком хорошо понимаю все, что делаю, — криво усмехнулась в ответ Уорен, поднимая оружие.

— Нет! — Бретт вынырнул из темноты.

— Стой там, где стоишь. Ближе подходить не советую, — голос Грейс звучал почти деловито.

— Немедленно отпусти ее, слышишь? А еще лучше — брось пистолет!

— Уже бросаю! Бретт, мне наплевать, как она смогла отобрать у меня твою любовь! Но она встала между нами и тогда, и теперь. Ты увидишь, как она умрет, Мак-Кормик, и после этого мне не с кем будет тебя делить. Ты будешь только мой! Мой, целиком и полностью!

Бретт сделал очень маленький, почти незаметный шаг вперед.

— Нет! — закричала Дженни. — Бретт, стой на месте, пожалуйста.

Он знал, Господи, он знал, что сейчас на уме у Дженни.

Стой на месте и останешься жив. Вспомни то, что уже было однажды!

— Черта с два! — зарычал он.

Вспышка молнии расколола ночную мглу, на долю мгновения стало светло как днем. Бретту показалось, что Дженни похожа на привидение. Их глаза встретились, временной барьер рухнул и бесследно растаял. Фантомная память безвозвратно ушедшего прошлого взорвалась внутри Бретта — каждое слово, каждое прикосновение, каждый поцелуй — все, что было когда-то между ним и Анной.

У него еще оставалось время, чтобы подумать: «Господи, как все, оказывается, просто! Я — это Сэз Тэйлор, Дженни — это Анна, Грейс…»

В воздухе распространился сильнейший запах озона. Молния ослепила их и исчезла, оставив их в еще более кромешной темноте.

Прыжок Бретта был так стремителен, что Дженни показалось: просто еще одна молния мелькнула у нее перед глазами, только почему-то черного цвета. Она успела заметить, как он падает на Грейс, пытаясь отвести дуло пистолета.

Они грохнулись на мокрую землю. Бретт даже не услышал звука выстрела, он лишь видел перед собой перекошенное лицо Грейс.

— Нет, Бретт, нет!

Грейс, нет, не Грейс, сейчас она была Моди, грязно выругалась. Дженни преодолела расстояние, разделяющее их с Бреттом и Грейс, словно по воздуху, хотя платье, намокшее под дождем, стало тяжелым и тянуло вниз.

Уорен уже стояла, готовая идти до конца.

Бретт, лежащий на земле, застонал.

— Благодарю тебя, Господи, — прошептала Дженни, — он жив!

Грейс демонстративно бросила пистолет на землю.

— Надеюсь, мне он больше не понадобится, — выдохнула она. — Все должно соответствовать сценарию. Ты, и только ты, должна умереть! Иначе и не может быть.

Дженни даже не удивилась, увидев нож в ее руке. Сколько раз она переживала это по ночам! От стремительного прыжка рана под повязкой сразу дала о себе знать, да и спина, ушибленная на лестнице, неожиданно заныла предательской болью. Молча Дженни вцепилась в синий шелк пышного платья.

Обе женщины покатились по земле, сжав друг друга в смертельных объятиях, нож в руках Моди все ближе и ближе придвигался к груди Дженни, точно направляемый невидимой силой к родимому пятну, которое неожиданно начало жечь знакомым огнем. «Нет, не надо этого снова, не надо!» — пронеслось в ее в голове. Дженни сжала свободную руку в кулак и ударила Моди в грудь, одновременно отталкивая от себя блестящую сталь.

Бретт открыл глаза и ощутил ноющую боль в простреленном плече. Видение того, как восьмидюймовый клинок погружается в грудь Дженни, промелькнуло в его голове, на секунду парализовав, и заставило, покачиваясь, подняться на колени. Ему был хорошо виден ответный удар Дженни, но передышка, которую она получила, была лишь секундной.

Пистолет… Он должен схватить пистолет…

Только у Дженни не было времени ждать. Она поднырнула под занесенную для удара руку Моди, но та вцепилась ей в волосы и снова потянула вниз. Дженни отчаянно отбивалась.

Сознание того, что Бретт остался жив, придавало силы и заглушало страх.

Она не имела права дать Моди победить, как это было в прошлый раз!

Обе женщины задыхались от ярости, но если у Грейс она была дикой и злобной, то Дженни боролась за всех тех, кто придет когда-нибудь после нее, когда колесо Ля Рю, сделав очередной оборот, снова возвратится в страшную точку отсчета.

Моди и Анна опять катались по земле, и острые шипы розового куста впивались им в спины своими крепкими иглами.

— Ты уже мертва, — прохрипела Моди, снова пытаясь дотянуться лезвием до своей соперницы.

Преодолев боль в спине, Дженни снова перекатилась, оказалась сверху и, на мгновение ослабив хватку, отпрянула назад. Ей удалось перехватить рукоятку ножа обеими руками и, развернув его от себя острием, с зажмуренными глазами со всей силой навалиться сверху.

Гримаса откровенного удивления пробежала по лицу Моди.

Моди? Дженни потрясенно смотрела в лицо Уорен. Та, кто лежала под ней, была Грейс. По крайней мере сейчас она смотрела на Дженни знакомым взглядом литературного агента.

Дженни приподнялась на ноги и попятилась, не сводя глаз с Уорен, так и лежащей на спине с широко раскинутыми руками. Гладкая рукоятка ножа торчала из ее тяжело вздымающейся груди.

— Дженни? — удивленно и недоверчиво спросила она.

Сзади, пошатываясь, подходил Бретт, сжимая пистолет в здоровой руке. Грейс перевела взгляд на Мак-Кормика, и выражение ее лица снова изменилось. Перед ними опять лежала все та же Моди.

— Мой! — Ее палец, словно указующий перст, был направлен в сторону Бретта. Она бросила ненавидящий взгляд на Дженни. — Я пришла убить эту суку… — Вытянутая рука дрогнула и упала на черную землю.

— Она что, умерла? — прошептала Дженни, не решаясь приблизиться.

Не выпуская из рук оружия, Бретт подошел к убитой и, дотронувшись двумя пальцами до шейной артерии, коротко ответил:

— Да! — И добавил, чуть помолчав: — Мы убрали Моди из нашего времени.

Дженни недоверчиво подняла глаза на Бретта:

— Из нашего времени?

— Да, любимая! Я вспомнил все, что было между Анной и Сэзом, то есть между тобой и мною. Это оказалось не труднее, чем припомнить, что я ел вчера за завтраком.

— Не надо, мой родной. Я сама догадалась об этом, увидев твои глаза при вспышке молнии. Глаза Сэза Тейлора. — Она бросилась на грудь Бретта, чувствуя, что не может больше сдерживать слез.

— А сейчас? — Он испытующе взглянул на нее. — Ты ничего не чувствуешь? Ты помнишь все, что было, так же отчетливо?

— Нет. — Она изумленно взглянула на Бретта. — Это похоже на то, как карандашный рисунок стирается ластиком!

— Верно! У меня такое же ощущение. В моей памяти осталось только одно.

— Что именно? — прошептала Дженни, заранее зная ответ.

— То, как сильно я люблю тебя. Как сильно любил и буду любить всегда. И еще, как ты любишь меня.

Первые тяжелые капли дождя упали на их склоненные друг к другу головы.

— Бретт, я знаю, что это. Все, что ты вспомнил, не было памятью нашего рассудка. Это… Это было памятью сердца!

— Да! И клянусь тебе, эта память никогда не исчезнет из наших сердец. Они всегда будут помнить нашу любовь в теперешней и во всех других следующих жизнях в длинной цепи бесконечного бытия.

Эпилог

Дженни со счастливым смехом барахталась на руках у Бретта:

— Поставь меня на пол немедленно, кретин несчастный! У тебя же еще плечо до конца не зажило!

Бретт носил Дженни на руках по своему дому в парковом районе и ударом ноги открывал все двери, встречающиеся на его пути.

— С моим плечом все в порядке уже недели две.

— Ну да, конечно. В течение медового месяца карибское солнце успело разогреть твои мускулы…

— …И я очень благодарен ему за это.

— Вот и поставь меня на место. За последние две недели ты, по-моему, еще ни разу не ставил меня на пол без моей вежливой-превежливой просьбы.

— А тебе это не нравится?

— Вовсе нет, но мне кажется…

— Вот и замолчи! — Бретт поцеловал ее, так и не опустив на пол.

Поцелуй длился так долго, что в конце концов Дженни, оторвавшись от губ Бретта, пробормотала:

— М-м-м, да. Думаю, что в этом доме мне предстоит жить еще очень долго. И, самое главное, мне это нравится.

Бретт полностью оправился от раны в конце января, меньше чем за неделю до назначенного срока их свадьбы. Газеты трезвонили о ней без перерыва, и громче всех, конечно, журнал «Пипл».

Больше всех их союзу радовался Джефф. Очевидно, память сердца Рэнделла Гэмптона взяла свое и на этот раз. Бретт испытывал особое чувство к шестилетнему мальчику, видимо, потому, что Рэнделл был когда-то его другом.

— Посмотри-ка, Бретт! — воскликнула Дженни. Она наконец-то выскользнула из объятий Бретта и показала на вазу в центре гостиной. — Кто-то прислал нам цветы.

Бретт, улыбаясь, прочитал поздравительную карточку, приколотую к букету. Подрядчик, приводящий их дом в порядок, счел своим долгом прислать эти великолепные розы.

— Они потрудились на славу, Бретт. Посмотри, как чувствуется здесь дух Гэмптон-Хауса! Это же самое настоящее «Дупло дуба», перенесенное в Новый Орлеан!

— Похоже, — пробормотал Бретт. — Правда, когда я выбирал этот дом и отвоевывал его у бедной старушки, я и не подозревал, чем меня так привлекают эти стены. Лишь позже я понял, что меня зовет все та же память моего сердца, и именно она соединяет меня с этим домом.

— У тебя был шанс понять это и раньше.

— То есть?

— А ты вспомни свою книгу. Сэз построил дом в Новом Орлеане. Дом для Анны. Он же собирался жить в нем после свадьбы.

Бретт ласково улыбнулся в ответ:

— Джен, нам всем было бы лучше, если бы мы наконец-то отвлеклись от прошлого. Жить настоящим! — Он улыбнулся и добавил: — Так, значит, по-твоему, я заплатил за этот дом дважды? Послушай, третий раз разорит меня окончательно!

— Такого популярного автора, как ты? Не беспокойся, я думаю, что еще и останется.

Бретт протянул Дженни открытку, доставленную вместе с розами.

— Посмотри, что там написано.

«Мистер Мак-Кормик!

Мне очень хотелось бы, чтобы такие розы всегда украшали вашу спальню!

Разбирая старую кладку камина, мы нашли то, что лежит в этом конверте. Думаю, это должно по праву нового хозяина дома принадлежать вам.

Будьте счастливы вместе с молодой хозяйкой!»

И подпись подрядчика внизу. Бретт достал лежащий в корзине с розами конверт.

— Посмотри, что там, внутри конверта.

С замирающим сердцем Дженни вынула оттуда золотой медальон и внимательно посмотрела на Бретта.

— Это что, мне?

— Ну конечно, дорогая!

— А что там внутри? Я открою его, да? Это же очень старое золото. Неужели они нашли в камине эту прелесть?

Не дожидаясь ответа счастливо улыбающегося Мак-Кормика, она открыла медальон и прочла гравировку внутри медальона.

«Моей дорогой Анне в день свадьбы. Помни о моем сердце, принадлежащем только тебе!

Вечно любящий тебя Сэз».