Левон Суренович ХАЧАТУРЬЯНЦ, Евгений Васильевич ХРУНОВ
      ПУТЬ К МАРСУ
      Научно-фантастическая хроника конца XX века
      Посвящаем школьникам Звездного
      городка - сыновьям и дочерям наших
      товарищей по освоению космоса.
      А в т о р ы
      О Т А В Т О Р О В
      Мы занимаемся космосом и никогда не писали художественных произведений. Один из нас - врач-психофизиолог, другой инженер-космонавт.
      Мы проделали множество экспериментов, изучая деятельность космонавта в полете, поведение человека в различных ситуациях, ставили эксперименты в космических полетах.
      Мы не мыслили взяться за перо до тех пор, пока...
      Дело было так. Однажды, после одного из космических путешествий, все экипажи и специалисты, занятые непосредственной их подготовкой, отдыхали в одном из живописных уголков Черноморского побережья. Стояла осень. И вот как-то, греясь на солнышке, глядя на падающие листья, мы заговорили о том, что вся наша работа сродни фантастике. Кто-то из наших друзей вдруг сказал:
      - А знаете, если бы мы опубликовали отчет о своей работе лет двадцать назад, то его посчитали бы фантастическим.
      Ему возразили:
      - Какая же это фантастика? Мы же пишем о реальном, о том, что и как делали в космосе, чего достигли, работая в невесомости, мы же опираемся на результаты космических полетов. Мы же не говорим об инопланетянах с могучим интеллектом, не рисуем чарующих картин жизни на других планетах?
      - Зато наш человек впервые в мире вышел из корабля в открытый космос, мы фотографировали Землю из космоса. Как бы это назвали двадцать лет назад?
      - Фантастика!
      И мы решили, если реальности сегодняшнего дня казались фантастикой еще совсем недавно, то почему бы нам не помечтать о том, что будет в ближайшие годы? Может, это будет фантастикой для наших дней? А может, нет? И тогда мы решили остановиться на следующем жанре: "Научно-фантастическая хроника". Нам могут возразить, что такого жанра вроде и нет. Ну так что же? Мы же рассказываем о будущем. Когда А. Толстой писал о гиперболоиде инженера Гарина, лазера не было, а сейчас он есть. Искусственные спутники Земли стали давно не в диковинку. Спутниками умеет управлять человек. И уже достиг большого совершенства.
      В нашей книге рассказывается об экспедиции к Марсу советского космического экипажа, потому что мы глубоко верим в наших людей, знаем их силу, волю, целеустремленность. Вспомните, кто открыл дверь в космос, кому рукоплескал весь мир в апреле 1961 года? Русскому парню Юрию Гагарину.
      В этой книге много неожиданного, обычного и необычного, простого и сложного, но все, о чем рассказывается, вполне реально для космических путешествий конца двадцатого столетия...
      Итак, конец двадцатого столетия. Вы включаете радиоприемник. Звучит русская речь. Торжественный голос. Начало передачи уже прошло: "...Советском Союзе с орбитальной станции "Авангард" произведен запуск на траекторию полета к Марсу пилотируемого космического корабля "Вихрь". После многих месяцев полета "Вихрь" произведет мягкую посадку на Марс, и начнется научное исследование. Затем обратное возвращение на орбиту Земли.
      Экипаж космического корабля, состоящий из граждан Советского Союза: командира корабля летчика-космонавта, инженера-испытателя, космического техника..."
      Мир восхищен, подобно тому, как радовались первому спутнику Земли, полету Юрия Гагарина, первой экспедиции на Луну. И вот теперь - на Марс. Газеты пестрят крупными заголовками: "Земляне на пути к Марсу"; "Воинствующий Марс готовится к встрече"; "Старт межпланетного корабля с орбитальной станции"; "Новая победа в космосе!"...
      Полеты космических кораблей к планетам Солнечной системы требуют решения очень сложного "узла" технических, физиологических, психологических проблем. Если корабль летит к Марсу, значит, все проблемы решены. Итак, научно-фантастическая космическая хроника одного полета...
      I
      Г Л А В А 1
      В КОНЦЕ "ЗЕЛЕНОЙ УЛИЦЫ"
      Планета есть колыбель разума, но нельзя вечно
      жить в колыбели.
      К. Э. Ц и о л к о в с к и й
      В объявлении стояло:
      "Инженер М. С. Лось приглашает желающих лететь с
      ним 18 августа на планету Марс явиться для личных
      переговоров от 6 до 8 вечера. Ждановская набережная,
      дом 11, во дворе".
      Это было написано обыкновенно и просто,
      обыкновенным чернильным карандашом.
      Невольно корреспондент американской газеты
      Арчибальд Скайльс взялся за пульс: обычный. Взглянул
      на хронометр: было десять минут пятого, 17 августа
      192... года.
      А л е к с е й Т о л с т о й. Аэлита
      26 апреля 199... года.
      Московское время 12 часов 45 минут.
      Сотни телерадиостанций во всех уголках нашей планеты транслируют прямой репортаж с международного орбитального космодрома. Через считанные минуты стартует первая в освоении космоса экспедиция на Марс.
      Последние приготовления. На расстоянии десятков и сотен тысяч километров вокруг Земли сейчас движется такое количество космических аппаратов всевозможных конструкций и назначения, что подготовить "зеленую улицу" для первого марсианского корабля очень и очень непросто. Накал страстей в Центре управления полетом в последние перед стартом минуты напоминает лихорадку в диспетчерской столичного аэропорта в часы "пик", когда необходимо посадить и отправить в воздух почти одновременно десятки самолетов, вертолетов, орбитальных лайнеров.
      ...Московское время 12 часов 57 минут.
      Набирая скорость, по космической "зеленой улице" летит межпланетный корабль "Вихрь" с шестью космонавтами на борту. На десятках языков телерадиокомментаторы представляют жителям Земли экипаж корабля:
      командир - Виктор Панин, стаж космических полетов восемнадцать лет;
      второй пилот - Сергей Меркулов, стаж космических полетов три года;
      штурман - Георгий Калантаров, стаж космических полетов семь лет;
      бортинженер - Сурен Акопян, стаж космических полетов семь лет;
      инженер-исследователь - Василий Карпенко, стаж работы в космосе пять лет;
      врач экспедиции - Марина Стрижова, стаж работы в космической медицине четыре года.
      На экранах огромное тело межпланетного корабля неподвижно. Под серебристой махиной ракеты чуть-чуть дрожит бело-голубой шар величиной с теннисный мяч. Это Земля. Такой видят через бортовой телепередатчик родную планету космонавты. Через сутки полета Земля уменьшится до величины пшеничного семени и на долгие месяцы останется золотым зернышком на черной ладони космоса.
      ...Московское время 13 часов 18 минут.
      Маршевые двигатели "Вихря" задействованы на восемьдесят процентов мощности.
      Четвертые сутки полета
      На вахте - Василий Карпенко. Экипаж отдыхает. "Стартовые хлопоты окончены, товарищи, - заявила вчера после ужина Марина. - Мы с командиром решили на завтра объявить день отдыха. Всем не мешает успокоиться. Свободным от вахты я предлагаю провести завтрашний день в Прибалтике. Осенние дюны, сосны, шум прибоя..."
      Василий Карпенко сидит в одиночестве у командного пульта. Никаких маневров в ближайшее время не предполагается. Не светится экран оперативной связи с Землей. Там, в Центре управления полетом, сейчас только одни дежурные, следящие за "Вихрем". На Земле ночь: корабельные часы и часы Центра всегда показывают одно и то же время. Перед вахтенным на обзорном экране - черное небо, усеянное немигающими точками - звездами.
      "Молодец все же Марина, - думает Карпенко, - догадалась взять в экспедицию факсимильные издания старинных книг по астрономии".
      Карпенко вытащил из кармана рабочей куртки маленькую книжицу, которую он выпросил у Марины. Иоган Элерт Боде. Астроном Королевской прусской академии наук, член Берлинского общества испытателей природы...
      Предчувствуя наслаждение, он перевернул страницу.
      "Всеобщие размышления о сотворении мира, или Сокращенное изображение астрономии, содержащее в себе обстоятельные изъяснения о состоянии Солнца, Планет, Земли и Луны", 1774 год.
      Подумать только, эту невзрачную книгу с неровно обрезанными страницами мог держать в руках Пушкин в бытность свою в Царском Селе! Василию показалось, что один абзац отчеркнут порыжевшими от времени чернилами.
      "Сила тяжести есть всеобщая пружина движения небесных тел. Она проницает сквозь все тела до самых мельчайших частей их, и есть материя столь же, может быть, существенная, как и притяжение. Посредством сей силы тела стремятся к беспрерывному сближению друг к другу, по известному содержанию их мер и расстояний".
      Поэзия!
      Карпенко посмотрел на часы: время обхода корабля. Он спрятал в карман книгу, подключил датчики магнитных ботинок, встал, окинул взглядом отсек.
      Этот основной, командный отсек - самый просторный. Здесь пульты управления всеми системами сложного хозяйства космического корабля, рабочие места штурмана, вахтенного, врача... Во время ночных дежурств вахтенные, как правило, перебираются в кресло командира - выходы приборов здесь те же, но обзорные экраны бортовых телекамер крупнее.
      Индикаторы на всех пультах горели холодным, голубоватым светом. Все в порядке.
      Под потолком по обе стороны отсека вытянулись антресоли, куда выходят двери кают, врачебного отсека, вивария. Широкая прямая лестница ведет на верхние этажи корабля. Просторное помещение чем-то отдаленно напоминает уютный зал старинной библиотеки.
      "Сюда бы стеллажи с книгами и мраморные торсы мыслителей", мимоходом подумал Василий, раздвигая перегородку, отделяющую рабочий отсек от кают-компании. В комнате отдыха полумрак, шкафы закрыты, большой, почти во всю переднюю стену, экран телевизора задернут шторкой.
      Карпенко вернулся и поднялся по лестнице к верхнему люку. Набрал код. Крышка люка отошла, и он вошел в аппаратную.
      Зал этот, так же как и рабочий отсек, занимал в длину около трети корабля. Закругленный по форме внешней обшивки, потолок почти везде можно достать рукой. Аппаратный отсек напоминал выставочный зал с многочисленными нишами. В каждой нише - машинные блоки, аппараты, пульты управления отдельными агрегатами и системами, расположенными в различных местах корабля, в том числе и на наружной обшивке.
      Прозрачную дверь в конце аппаратного отсека Карпенко раздвинул с особым удовольствием: стадион любили все и оранжерею тоже. Рассеянное мягкое освещение, нехитрые снаряды типового стадиона космического корабля: бегущая дорожка, специальная перекладина, пружинные гири, гантели, в ящиках на стенах веселая зелень овощных грядок.
      Взглянул на часы - время еще есть. Карпенко подошел к перекладине, прикрепил к поясу резиновые ремни, несколько раз с удовольствием подтянулся.
      По лестнице он спустился в командный пульт. Все по-прежнему. Не задерживаясь, открыл люк на нижний этаж, в агрегатный отсек.
      Между собой космонавты называли это помещение попросту трюмом. Отсек, заставленный тяжелыми металлическими контейнерами, действительно был похож на трюм морского теплохода. Были здесь и настоящие иллюминаторы. Сквозь их толстые стекла с левого борта корабля еще можно было видеть удаляющуюся с каждым днем Землю в голубом ореоле и Солнце, которое яростно освещало крылья солнечных батарей, выпущенных наружу из "контейнеров" трюма. В агрегатном отсеке находились и шлюзовые камеры, через которые члены экипажа выходили в открытый космос.
      Закончив обход, Василий вернулся в рабочий отсек, сделал запись в вахтенном журнале, откинулся на спинку кресла, потянулся, сладко вздохнул.
      Громкий, прерывистый сигнал тревоги подбросил Карпенко с кресла. Он взлетел бы к потолку, если бы не успел ухватиться за подлокотники.
      - И-ти-ти-ти-ти... - пронзительно неслось из динамиков.
      Стуча магнитными подошвами, в рабочий отсек вбегали разбуженные члены экспедиции.
      На аварийный сигнал "Вихря" тут же отреагировала Земля. Через минуту из динамиков громкой связи донесся спокойный, размеренный голос дежурного Центра управления полетом:
      - Почему падает кислород? Почему падает кислород? Систему жизнеобеспечения на экстренную проверку!
      Весь экипаж собрался за спиной вахтенного. Все смотрят на пульт системы жизнеобеспечения: содержание кислорода упало до нижнего предела!
      Несколько мгновений командир стоит неподвижно, чуть наклонившись вперед, стиснув ладонями спинку кресла.
      - Акопян, код! Штурману, готовить к пуску вторую систему!
      Виктор Сергеевич выпрямился, посмотрел вокруг.
      Бортинженер уже щелкал клавишами вычислительной машины, набирая код проверки системы жизнеобеспечения. Марина, присев у медицинского пульта, колдовала над приборами. Второй пилот Сергей Меркулов спокойно смотрел на командира.
      - Вот что, Сережа, - сказал Виктор Сергеевич и взял Меркулова под локоть, будто собрался совершить с ним небольшую прогулку, - посмотри автоматику контроля... Может, завис регулятор?
      Меркулов согласно кивнул. Отключив магнитные подошвы ботинок, он резко оттолкнулся и взмыл вверх, к люку аппаратного отсека.
      В начале полета для дыхания использовался жидкий кислород. Двое суток назад включились в работу химические батареи и биорегенераторы. Система жизнеобеспечения на "Вихре" - одна из самых надежных. Однако в случае отказа основных химических батарей пришлось бы перейти на строгий режим экономии и двух-трех членов экипажа погрузить в длительный гипнотический сон, а это, в свою очередь, вынуждало сократить программу экспедиции до минимума.
      - Командир, - каждые три минуты повторяла Земля, - три канала свободны для связи! Три канала свободны для связи!
      В аварийных условиях было принято не говорить под руку, до минимума сократить связь с экипажем корабля, оставаясь все время на приеме.
      - Виктор Сергеевич! - от волнения у Акопяна появился акцент. - Виктор Сергеевич, ЭВМ сбоя в системе не нашла!
      Виктор Сергеевич молча кивнул.
      - Вторая система к пуску готова, - негромко сказал штурман.
      В отверстии верхнего люка показались ноги Сергея Меркулова, и массивная фигура второго пилота вплыла в рабочий отсек.
      Придерживаясь за перила, Меркулов спустился на пол, ни на кого не взглянув, наклонился, подключил датчики магнитных ботинок. И величественно прошагал к креслу. Все молча ждали.
      - Вот, - сказал он.
      На раскрытой ладони - небольшой, изогнутый кусок проволоки в красной изоляции.
      - В клапане нашел. Прилипла. Вот и поступало мало кислорода... Включаем автомат проверки - начинают работать вентиляторы, проволока отходит, машина сбоя не показывает.
      Говорил Сергей с длинными паузами, недовольным голосом, словно его разбудили из-за пустяка.
      Стрелка прибора медленно полезла вверх: пятнадцать процентов кислорода, семнадцать процентов...
      Виктор Сергеевич сдержанно улыбнулся.
      - Все в порядке! - весело крикнула Марина и, забывшись, хлопнула ладонями по коленям. Ей пришлось ухватиться за леера, чтобы не улететь к потолку. Радость нужно уметь сдерживать, особенно в невесомости.
      ...И опять на вахте один Василий Карпенко. Остальные спят в "осеннем сосновом бору". Но если бы кто-нибудь заглянул в эти минуты в каюту к Акопяну, то застал бы его за весьма любопытным занятием.
      На столе перед бортинженером лежал альпеншток - изящная самшитовая трость. Манипулируя малым монтажным ножом и электробритвой, Акопян вырезал на рукоятке альпенштока кольцевую зарубку. Мелкие древесные крошки тотчас всасывались вентилятором электробритвы. Это уже была четвертая зарубка, что соответствовало четырем суткам полета.
      Г Л А В А 2
      ЗАВТРАК ОТКЛАДЫВАЕТСЯ
      Земля - третья по расстоянию от Солнца планета
      Солнечной системы. Марс - четвертая.
      Во время великих противостояний Марс подходит к
      Земле на самое близкое расстояние - около 56 миллионов
      километров.
      Диаметр Марса лишь немногим больше половины
      диаметра Земли.
      Ускорение силы тяжести на поверхности Марса
      составляет примерно треть земного.
      Марс, как бог войны, изображается астрономическим
      знаком __, что означает стрелу со щитом.
      Учебник астрономии
      Двигатель работал ровно, без сбоев. Лось и Гусев
      расстегнули полушубки, сдвинули на затылок шлемы.
      Электричество было потушено, и бледный свет проникал
      сквозь стекла глазков.
      Преодолевая слабость и начавшееся головокружение,
      Лось опустился на колени и сквозь глазок глядел на
      уходящую Землю.
      Гусев, прильнувший к другому глазку, сказал:
      - Прощай, матушка...
      А л е к с е й Т о л с т о й. Аэлита
      В то утро к завтраку Марина задержалась. Пообещала принести из оранжереи свежих огурцов и как в воду канула.
      Из динамиков в кают-компании лилась бодрая мелодия. За раскрытыми дверцами на панели автоматической кухни светился ровный ряд зеленых глазков - блюда, заказанные на завтрак, готовы. Космонавты в спортивных костюмах сидели вокруг стола, оживленно переговариваясь. Перед каждым были расстелены обычные на вид салфетки, но тарелки и чашки, поставленные на них, ни за что не "разбегутся" по кают-компании даже при резком торможении.
      Виктор Сергеевич сидел ближе всех к раздвижной перегородке и, беседуя, не забывал посматривать на командный пульт. Он был на вахте.
      - Куда же запропастилась наша хозяйка?
      - Марина!
      Марина появилась в двери кают-компании и замерла на пороге. Ко всеобщему изумлению, она была растрепанна и бледна. И без огурцов.
      - Машка пропала!
      - Какая Машка?
      - Я шла в оранжерею, по пути заглянула в виварий... Все мыши на месте, а ее нет... И дверца клетки закрыта.
      - Да-а...
      - Натворит она, братцы, дел.
      - Вы понимаете? Дверца клетки закрыта!
      Марина растерянно смотрела на товарищей.
      - Так, - сказал Виктор Сергеевич, поднимаясь. - Завтрак откладывается.
      Космонавты гуськом поднялись по винтовой лесенке на антресоли. Дверь в виварий была открыта.
      - Ну ищи ветра в поле! Странствует теперь наша Машка по кораблю.
      Осмотрели виварий. Здесь не то что мыши, мухе спрятаться было негде.
      Акопян, грохоча ботинками, побежал закрывать люк в аппаратный отсек. С переполоху заголосил петух, висевший, как попугай, на сетчатой стенке клетки. Куры, чинно восседавшие на деревянном насесте, тем не менее глаз открыть не удосужились. Рядом с ними в воздухе плавали два снесенных ими за ночь яйца.
      Шаг за шагом стали осматривать рабочий отсек.
      - Виктор Сергеевич, посмотрите! - Карпенко стоял перед командным пультом. - Утечка! Утечка воздуха из трюма!
      Георгий Калантаров, задумчиво наблюдавший за приборами, неожиданно улыбнулся.
      - Виктор Сергеевич, кажется, я знаю...
      - Что ты знаешь?
      - Ну, того... где утечка.
      Обычно Виктор Сергеевич никогда не торопил Жору, но сейчас нужно быстро принимать решение.
      - Кажется или знаешь?
      - Я сам устраню неисправность. Разрешите выйти за пределы корабля?
      Командир несколько секунд пристально смотрел на штурмана.
      - Машку он там будет искать, - шепотом предположил Акопян.
      - Ладно, иди. - Виктор Сергеевич был совершенно спокоен. - Карпенко, подстрахуй его.
      Принесли два легких скафандра, разложили их на креслах. Жора и Карпенко оделись.
      - Скафандры в норме, - посмотрев на свой пульт, сказала Марина.
      - Пошли!
      Сквозь иллюминатор Карпенко хорошо видел, как Жора наклонился над перископом, объектив которого сейчас был направлен на шарнирный узел солнечной батареи. Вот он опустился на колени.
      - Нашел?
      - Сорвался! Сорвался я, Виктор Сергеевич.
      Но это и так уже все видели - Карпенко через иллюминатор, остальные на телеэкране: штурман, неуклюже разворачиваясь, отплывал от корабля.
      - Акопян! Левый манипулятор!
      Но механическая рука не дотянулась, только чуть задела ногу Жоры, и он закружился быстрее.
      - Карпенко, выводи "такси". Сначала попробуй добросить фал, может, удастся.
      - Иду, Виктор Сергеевич.
      Один из продолговатых контейнеров в трюме - ангар для двухместных ракет с малыми движками. Карпенко вошел в ангар, захлопнул люк.
      - Герметичность полная, - услышал он голос Марины.
      - Выхожу!
      Зашипел стравливаемый из ангара воздух. Открылся наружный люк, и Карпенко вышел в космос.
      Закрепившись ногами в скобах, Карпенко прямо из люка кинул свернутый кольцом фал. Фал не долетел до Калантарова.
      - Потерпи! - Карпенко быстро смотал фал и вернулся в ангар.
      Космонавты сгрудились вокруг обзорного экрана. Из открытого люка ангара выдвинулось "такси", похожее на старинную ладью, длиной около двух с половиной метров. Карпенко поудобнее устроился на переднем сиденье, взял в руки руль и медленно отошел от корабля.
      Марина тронула командира за плечо.
      - Виктор Сергеевич, у Карпенко местный перегрев скафандра.
      Виктор Сергеевич мельком взглянул на панель системы жизнеобеспечения.
      - Василий! Что у тебя со скафандром? Не жарко?
      - Скафандр в порядке, а жарко сейчас обязательно будет. - Карпенко засмеялся.
      - Перегрев все же есть, - тихо сказала Марина.
      - Проверишь, когда вернутся...
      В рабочем отсеке в динамиках громкой связи слышен диалог между Карпенко и Калантаровым.
      - Остановись, беглец!
      - Меня, как бабочку, сачком ловить нужно!
      - Руку давай!
      - Солнце слепит. Чуточку развернись.
      - Порядок!
      Калантаров неуклюже вскарабкался на борт "такси" и уселся на заднем сиденье.
      Через несколько минут они уже стоят в рабочем отсеке. Жора, откинув щиток гермошлема, переминается с ноги на ногу. Карпенко молча раздевается.
      - Па-аршивка! - испуганно, не своим голосом, закричал вдруг Василий.
      Глаза у инженера-исследователя с сумасшедшинкой, правая рука энергично вытаскивает что-то из-за пазухи скафандра.
      - Машка!
      Толстая мышь в руках у Карпенко вертит головой, таращит глаза, попискивает.
      - Вот тебе и "перегрев"...
      - Норку ей захотелось сделать в космосе, - рассмеялся Акопян, - вот она и надела скафандр Василия. Правда, он оказался несколько великоват.
      - С Машкой разобрались, а как насчет утечки?
      - Иней на перископе, Виктор Сергеевич. Сейчас проверим на герметичность.
      Скинув скафандр, Георгий стремительно протопал по винтовой лестнице к себе в каюту и уже через минуту спустился вниз с помазком и чашкой для бритья, наполненной мыльной пеной. Из всей команды только он брился по старинке опасной бритвой, так как с двумя глубокими морщинами, идущими от его носа к уголкам рта, электрическая бритва справиться не могла.
      - Сурен, спустись со мной в трюм, посвети.
      В трюм спустились все. Калантаров полез под потолок, мазнул кисточкой около выхода перископа. Пена тотчас всосалась в едва заметное кольцевое отверстие.
      - Вот! Манжета косо встала. Оттого и утечка! Давно я присматривался к этому перископу. Не нравился он мне что-то.
      После замены неисправной манжеты на трубе перископа стрелки на приборах вернулись в нормальное положение.
      ...Завтрак начался с опозданием на два часа. Особо отличившимся в это утро Василию Карпенко и Георгию Калантарову Марина собственноручно приготовила два яйца всмятку, снесенные прошлой ночью курами в виварии. Разыгрывая шутливое возмущение, Сурен Акопян заявил:
      - Я протестую! Все лавры сегодняшнего утра принадлежат Машке! Эта мышь первой в истории космических полетов самостоятельно облачилась в скафандр. Если бы Василий и Жора вели себя по-товарищески и не помешали ей, Машка сама вышла бы в открытый космос и прекрасно справилась бы с починкой перископа!
      Г Л А В А 3
      ЖЕНЩИНА НА КОРАБЛЕ
      Краткое замечание об услугах, оказанных
      астрономии прелестным полом, который должно привлекать
      к подобным занятиям, а не удалять от них презренными
      насмешками.
      Всем известны ученые труды маркиза Дюшатле и
      госпожи Лаланд; сестра знаменитого Гершеля была верной
      его сотрудницею; госпожа Даламбер помогала своему мужу
      в его обширных вычислениях: ей одолжены астрономы
      многими таблицами.
      Таким образом, от счастливого сотоварищества
      усугубляются успехи в изысканиях.
      Ш. Б а л ь и. Астрономия
      В 1877 году Асаф Холл получил возможность вести
      свои наблюдения при помощи большого рефрактора
      Вашингтонской обсерватории, объектив которого в
      диаметре имел 66 сантиметров. Он тотчас же возымел
      мысль воспользоваться благоприятной позицией Марса для
      систематических поисков спутника этой планеты. После
      пересмотра литературы по этому предмету шансы на успех
      показались ему настолько ничтожными, что он, по его
      собственным словам, отказался бы от своего
      первоначального намерения, если бы его жена не
      побудила его выполнить то, что было задумано.
      11 августа им был открыт маленький спутник Марса
      Деймос, а 17 августа и Фобос.
      И. Л и т р о в. Тайны неба
      Двадцать пятый день полета
      К вечеру налетели тучи. Ночью прошумел дождь, а сейчас за "окном" ясное майское утро.
      На яблонях листьев не видно - одни цветы. Антоновка зацвела! Буйствует и белая сирень. На каждом лепестке бесчисленное множество чистой воды алмазов. Обласканный солнцем, сад слепит глаза...
      В своей каюте у "окна" сидит Марина. Сидит она, обиженно надувшись, покусывая губы.
      Чего уж там, это можно назвать только так: Виктор Сергеевич ее больно обидел. "Мало ли кому чего хочется. Придет время - выйдешь", - отрезал он. "Но ведь это нужно для дела. Скафандр опробовать. И потом - все уже выходили из корабля". - "Я не выходил". - "Но вы же - командир". - "А ты врач!"
      С детства Марина была больше мальчишкой, чем любой окрестный сорвиголова. Было это и в Москве, было это и в подмосковной деревушке Сивково на Клязьме, куда ее семья перебиралась на лето. Но вот что удивительно: как только она уходила в свою комнату, прирожденный лидер куда-то исчезал, даже синяки и ссадины от лазания по деревьям бледнели; Марина становилась молчаливой, застенчивой и сентиментальной девочкой.
      Она любила подолгу сидеть у окна, смотреть на узловатые стволы старых яблонь, на кусты сирени, на речку Клязьму, на переменчивое небо подмосковного лета. Она и книги выбирала такие, что отродясь не были в почете у мальчишек. Ну ладно бы только стихи. Но толстенные, скучные медицинские книги по психиатрии...
      Мать изумлялась, пожимала плечами, а отец только посмеивался и потирал от удовольствия руки.
      В психофизиологический кружок Клуба юных космонавтов никто из ее знакомых мальчишек не пошел: "Мы летать хотим, а не киснуть над пробирками". А Марина пошла.
      С Виктором Сергеевичем Паниным она познакомилась, когда училась в медицинском институте. На Земле проигрывался тридцатисуточный полет космического корабля в аварийных условиях. Возглавлял экипаж испытателей Виктор Сергеевич. Тогда он еще не был седым...
      Молодой профессор психофизиологии Семен Тарханов стремительно шел по обширному залу, заставленному пультами и диковинными приборами, у которых работали молчаливые, сосредоточенные люди. Тарханов размахивал какими-то листками, весело поглядывал на Марину. Та еле поспевала за ним, таращась с непривычки на гудящие, щелкающие, что-то вычерчивающие самописцами приборы.
      В затемненном конце зала - домик без окон. Как плющом, домик оплетен проводами, на стенах и плоской крыше странные, непонятного назначения механизмы.
      - Это и есть барокамера, - улыбаясь, сказал Тарханов.
      Около домика, за столом с двумя телевизорами, сидел дежурный. Он пристально вглядывался в ярко освещенный экран и быстро записывал что-то в тетрадь. На экране - знакомая по передачам Центрального телевидения обстановка рабочего отсека небольшого космического корабля. Два испытателя в форменных комбинезонах монтируют какой-то электронный блок. Все свободное пространство отсека оклеено веселыми шаржами и стенгазетами "полет" продолжается двадцатые сутки.
      Из-за шума работающих аппаратов и механизмов, гула и щелканья приборов Марина не расслышала, о чем спросил Тарханов у дежурного.
      - Через пять минут у него подъем, - ответил тот, указывая на второй, затемненный экран.
      Марина наклонилась к экрану и замерла...
      Семен Тарханов притронулся к ее плечу.
      - Что это вы так удивляетесь, матушка, - заговорил он профессорским тоном. - В барокамере всего-навсего невесомость.
      В полутемной каюте на жестком диванчике безмятежно спал Виктор Сергеевич Панин. Подушки под головой у него не было. Левая рука, раскачиваясь, свободно плавала в воздухе, словно подвешенная к потолку невидимой нитью.
      В каюту из рабочего отсека вошел один из испытателей и тронул командира за руку. Виктор Сергеевич тотчас открыл глаза, легко встал на пол и... неведомой силой его понесло в сторону от диванчика. Он быстро наклонился и нажал кнопки на магнитных ботинках.
      - Виктор Сергеевич, - спустя минуту говорил по радио Тарханов, - из издательства "Знание" прислали договор на вашу книжку. Передаю через шлюзовую камеру. Подпишите все четыре экземпляра.
      Марина видела, как оживились испытатели - новости приходят на орбиту нечасто. Виктор Сергеевич сел за стол и, улыбаясь, расписался на полученных листах бумаги.
      Дипломная работа Марины была интересной и серьезной. Может быть, благодаря этому исследованию и летит она сейчас к Марсу. Подобрала Марина десять моряков, склонных к морской болезни. Провела эксперимент - "шторм". Корабль полным ходом пересекает эпицентр тайфуна. На судне беспрерывно что-то происходит: срываются шлюпки, течет масло, перегреваются двигатели, завывают сирены сигнала тревоги. Пятеро испытуемых деятельно участвуют в ликвидации аварии: сбивают пламя, заделывают пробоины, ремонтируют двигатели. О морской болезни они вспомнили, только когда корабль пришвартовался в конечном пункте маршрута. А контрольная группа моряков, плывших на корабле пассажирами, лежала пластом по каютам. Их укачало больше, чем когда бы то ни было.