Виктор Сергеевич встретил посреди коридора Дэви в компании стройного красивого индийца, одного из двоих медиков "Вихря". Они шли на порядочном расстоянии друг от друга, с безмятежно-спокойными лицами, однако Виктор Сергеевич нутром почувствовал тесную близость этой пары... Несвойственное возрасту, снисходительное добродушие восточных мудрецов проступило в их легких улыбках, но поклон командиру был безукоризненно почтительным. "Дождалась", - с досадой подумал Панин, отвечая на приветствие.
      День у всех курсантов и космонавтов был наполнен до отказа. Условное утро заставало новичков в теоретических классах. Общее знакомство с устройством станции, техника безопасности, расчет астероидного пуска. Затем начинались прогулки по скалистой крошечной планете, над туманно сияющим, величавым куполом Земли. Путешествовали, держась за натянутые канаты; перепархивали с помощью ранцевых сопел, укрепив на скале страховочный фал. Прыгали с крыши мчащегося гермовагона. Несколько человек получило ушибы и ранения; одного поймал ракетный катер километрах в пятидесяти от астероида, неудачливый курсант сам уже сделался спутником... Ходили экскурсиями на промышленные комплексы, в обсерваторию, машинный зал. Позанимавшись головоломной гимнастикой на снарядах стадиона, снова садились за теорию, штудировали звездные карты, возились с курсографами, отрабатывали космическую связь. На занятиях по связи радиостанция астероида не скупилась на "магнитные бури" и помехи.
      Основное внимание уделялось, конечно же, тренировочным полетам. "Орудие" выбрасывало ракету с очередным экипажем; пока хватало топлива, в радиусе двух-трех тысяч километров от станции шли репетиции сложных маневров, движения в инерционном и активном режиме, облетов чужого корабля, стыковки... Панин самолично инструктировал рейсы "Вихря-2": сидел за дубль-пультом, руководил полетными экспериментами, добивался точности фигур "высшего пилотажа". (Так назывались труднейшие манипуляции, например, ручная бесприборная стыковка или управление кораблем при связанных руках пилотов, через усилители биотоков мышц.)
      В конце мая был назначен последний перед уходом к Марсу испытательный запуск "Вихря-2". Кораблю предстояло проделать несколько орбитальных витков, а затем совершить облет Луны и возвратиться обратно. В программу входила имитация ремонтных работ в открытом космосе - сварка на поверхности корабля.
      Этим утром Виктор Сергеевич опять восседал в одном из кресел портового командного пункта. Справа от него что-то быстро нашептывала в "записную книжку" - карманный магнитофон - несколько осунувшаяся Марина. Забот у нее в последний месяц, конечно, поприбавилось. Но зачем же все-таки стягивать волосы таким небрежным "хвостом", и пренебрегать косметикой, и отделываться в беседе односложными "да" и "нет"?
      Командир, после давешней встречи в коридоре запретивший себе засматриваться на Дэви, переводил взгляд с колоссального корпуса "Вихря" к экрану внутреннего телевидения. Там букетом сочных красок пестрела первая комната шлюза, космонавты прозвали ее "предбанником". Вихревцы сидели вокруг полированного стола: на каждом из двадцати двух был скафандр иного цвета. (В тон коже и волосам подбирали, что ли?) Золотистые, алые, лазоревые, стальные костюмы; костюмы цвета незрелого лимона, изморози, кожуры граната... Это не игра и не дань капризу вкуса. Цвет скафандра дополнительная примета, все равно что позывные. Он даст возможность различать членов экипажа издали, а также если откажет радио...
      - Сообщите готовность, - флегматично просит (именно просит, а не приказывает) Глебов. Можно подумать, что он интересуется погодой на дворе.
      Голос ван Деерта:
      - Готовность первая.
      - Понял. Даю разрежение.
      Затем начальник порта принялся вяло касаться кнопок и тумблеров, время от времени сообщая степень разрежения в шлюзе: "Один... Два... Три..." Отличный, редкого старания работник, а вот манеры раздражают. Нет, нет, не смотреть в сторону Дэви, не отвлекаться...
      На счете "шесть" в скафандрах сработала автоматика. Опустились забрала гермошлемов. Чуть заметно для глаз надулись рукава, плечи.
      - Норма, - промямлил Глебов и уставился не мигая на командира.
      - Открывайте шлюз! - нарочито официальным тоном скомандовал Виктор Сергеевич.
      Стена расползлась в разные стороны, точно разошлись лепестки диафрагмы фотоаппарата. Экипаж переходит в шлюзовую камеру.
      Еще одна преграда раскрывается черным цветком. Сверкает усыпанная мелкими камешками, залитая неистовым солнцем равнина. Шагах в тридцати от шлюза - циклопические опоры "Вихря", стальной трап, ведущий к подъемнику.
      С точки зрения техники, не составляло труда подстыковать "Вихрь" прямо к командному пункту. Дотошная Марина предложила иной вариант. Решили для добавочной психологической подготовки заставить экипаж прогуляться пешком, держась за фал, протянутый от шлюза до трапа.
      У самого выхода на космодром случилась непонятная заминка. Первым должен был следовать вдоль фала командир ван Деерт. Но его, вернее, безликую темно-вишневую куклу, буквально оттолкнул другой, бархатно-лиловый космонавт.
      Немилосердно коверкая английское произношение, в зале командного пункта раздался сдобный голос ван Деерта:
      - Докладываю руководителям полета. Врач Рам Ананд предлагает изменить порядок прохода к кораблю. Ссылаясь на некую медицинскую необходимость, просит разрешения проверить маршрут в одиночку.
      Командир "Вихря-2" славился традиционным голландским благодушием и редкостной невозмутимостью. Он так и представлялся Виктору Сергеевичу розовощеким крестьянином со старой картинки, стоящим, дымя трубкой, на фоне ветряных мельниц. Ван Деерта ничто не могло вывести из равновесия. Панин только поежился, вообразив на секунду, как бы он на месте командира шуганул этого Рама Ананда. Только перья бы полетели...
      И он уже склонился к микрофону и открыл рот, чтобы язвительной репликой одернуть голландца. И спокойный Глебов наершился, ожидая железных звуков начальственного разноса. Но в это мгновение - как знать, случайно ли? - Виктор Сергеевич оглянулся на Дэви.
      "Робот" преобразился полностью! Отвернувшись от пульта, девушка смотрела на Панина огромными, цвета черной бронзы, умоляющими глазами. Огоньки подозрительно дрожали в темноте ее зрачков, и руки вздрагивали, точно стремясь соединиться в жесте страстной мольбы. Если может лицо человека внятно говорить, лицо Дэви кричало: "Не мешайте Раму Ананду!"
      Командиру астероида стало страшно, как если бы он чуть не совершил некое преступление. Черт их разберет, может, и впрямь эти йогины посвящены в тайны, недоступные нашему брату технарю? Ее глаза просто давят, из них исходит обволакивающий и властный поток. Не устоять... К добру ли?
      Панин почему-то не сомневался, что к добру.
      - Хм... Питер, - несколько неуверенно начал он, - я думаю, что у врача есть основания... в конце концов, мы можем допустить такое ничтожное отступление от устава... Пусть идет, если хочет!
      Краем глаза Панин заметил, что Дэви отвернулась, и взгляд ее, снова сухой и вполне "операторский", устремлен на поле. И все же какая-то особенно теплая волна коснулась напоследок нервов Виктора Сергеевича. Печальная, смиренная благодарность. Или это показалось?
      Он опасливо покосился в другую сторону.
      Стрижова сидела, жестко прищурившись; желваки ходили под тонкой кожей. Все заметила - и колебания командира, и его немой диалог с Дэви... Ему захотелось сказать Марине что-нибудь ласковое. При всей чуткости начальника психофизиослужбы в данном случае тревога ложная. Не из "личной симпатии" к странной девушке нарушил Виктор Сергеевич устав, а потому, что учуял потрясающую важность происходящего в эти минуты перед шлюзом...
      Лиловая фигурка неторопливо, осторожно и ловко движется вдоль почти невидимой нити фала. Вместо положенной правилами цепочки разноцветных космонавтов с командиром во главе (передний упустит фал - задние помогут не улететь) - одинокий "пешеход". Перехват, еще перехват...
      Вот он уже на ступенях трапа. Взялся за поручень, шагнул... И вдруг разжал пальцы. Инерция последнего шага смешно задирает ноги Рама Ананда; кукла поворачивается вниз головой и начинает беспомощный, медленный подъем...
      Врач не "гребет" руками и ногами, как обычно делают люди, внезапно преданные невесомостью, падающие в пространство; не включает он и ранцевых ракет.
      Будто сразу обессилев, сламывается, склоняет голову к пульту Дэви.
      В зале командного пункта поднялась суматоха. Что-то бубнил в микрофон всполошившийся Глебов; Марина тащила Виктора Сергеевича за рукав к дисплею компьютера медконтроля, выстроившему ряды нулей, - информация о состоянии Ананда в машину не поступала. Целая стая космонавтов-вихревцев - алый, желтый, бирюзовый - вылетела, вовсю стреляя соплами, из шлюза, подхватила нелепо растопыренную куклу где-то на высоте "Вихря"...
      Ананда только-только внесли в зал, как Панин понял, по его собственному позднейшему выражению, "слишком много - и не хотел бы я этого понимать..." С врача лихорадочно сорвали шлем, расстегнули нагрудник. Уже колдовали над телом дежурные астероидной "Скорой помощи", лепили на кожу присоски датчиков, отбрасывали опустошенные шприцы, - Панин все так же стоял, привалившись к дисплею и засунув руки в карманы. Лишь он да Дэви остались внешне спокойными. Девушка опустилась на колени перед соотечественником и так мягко и решительно положила руку ему на лоб, что отстранились даже хлопотливые медики. А потом, не то определив состояние Рама Ананда, не то попрощавшись, встала и ушла прочь из зала.
      - Разгерметизация скафандра, - сказала Марина, снова оказавшись рядом с командиром.
      Виктор Сергеевич кивнул. Он не спрашивал больше ничего. Разгерметизация могла привести лишь к одному результату.
      Оттаяв, скованное космическим морозом лицо Рама покрылось каплями, на щеках проступила синева. Он казался совсем юным, хрупким и беззащитным; скафандр, будто бы не по росту просторный, раскрытой рачьей скорлупой обнимал острые плечи.
      - Первый, - нарушил молчание Панин.
      Эксперт рапортовал по-военному четко. Этот совсем еще молодой человек, выросший в эпоху разоружения, держался с суровым достоинством. Виктору Сергеевичу нравились такие люди, он смотрел на них с некоторым благоговением. Реакцию министра было трудно определить. Геннадий Павлович сидел в глубине кабинета, за полированным столом, огромным, как бильярдный, а свет плафонов был приглушен, ибо приходилось смотреть диапозитивы.
      - Итак, мы видим, что разгерметизация произошла, поскольку открылся щиток гермошлема, - говорил эксперт, тыча световой указкой в соответствующее место изображения. - Закрытие шлема происходит автоматически, когда падает давление окружающего воздуха. Ну а поднять щиток можно двумя способами. Либо нажатием кнопки - вот здесь, на левом плече. Либо дистанционно, радиосигналом. Кнопку космонавт не нажимал, это подтверждено видеозаписью. Следовательно, кто-то со стороны послал кодированную команду.
      Министр заерзал, откинулся в кресле. Люди, сидевшие под стенами кабинета, - директор скафандрового завода, электронщики, важные работники Космоцентра, представители международных организаций, - обменялись быстрым шепотом. Только Игорь Петрович Волновой, руководитель отряда космонавтов, сидевший несколько поодаль от всех, сохранял полное спокойствие.
      С Волновым Виктора Сергеевича связывала старая дружба. Она началась еще при подготовке к полету на Марс. В то время Волновой руководил Центром управления полетом первой марсианской экспедиции.
      "Опять детектив, - тоскливо подумал Панин. - И на сей раз крупновато для Коллинза и его присных. Те на прямое убийство не пойдут".
      - Как вам известно, мы затребовали на Землю все скафандры, предназначенные для корабля "Вихрь-2", и тщательно их проверили. В каждом костюме этой марки имеется внутренняя антенна... вот она, в слое поверхностной ткани... Но согласно конструктивной схеме антенный отвод оканчивается овальной бляшкой у локтевого сгиба. А в скафандрах серии, предназначенной для "Вихря-2", проводок тянется до кисти руки и оканчивается разветвлением на ладонной поверхности перчатки. В этом самовольном изменении конструкции, наверняка сделанном на заводе, можно предположить преступный умысел. - Эксперт заложил большие пальцы рук за лацканы пиджака и сделал паузу. - Возможно, это было сделано для увеличения дальности приема сигнала...
      - С какого же расстояния он был, по-вашему, послан? - быстро спросил кто-то из угла.
      Эксперт покачался на каблуках, взглядом словно поискал ответа за глухими шторами окон и ответил веско, как и положено серьезному киногерою:
      - Антенна слабая. Даже с этой добавкой дальность приема не более пятидесяти километров. Так что виновник никак не на Земле... Скорее всего... гм... на самой станции.
      В эти секунды Виктор Сергеевич видел только лицо "нашего министра". Точно из тьмы выступало немного обрюзгшее, массивное, львиное лицо. В его глазах читалась холодная, сосредоточенная решимость. Сейчас он обдумает формулировку, а затем скажет нечто бесповоротное, незыблемое, как резьба по камню. Скорее всего это будет приказ свернуть работы на астероиде. И начнется расследование.
      Несмотря на смятение, Панин невольно отметил горький юмор ситуации. Действительно, в условиях орбитального острова наяву повторялась схема классического детектива, как у Агаты Кристи. Преступление, совершенное в изолированном участке пространства - мчащемся поезде, плывущем пароходе, в доме, отрезанном снегопадами от всех дорог. Строго ограниченная группа действующих лиц. Стопроцентная уверенность: "Убийца среди нас, леди и джентльмены!" Азартная интеллектуальная игра...
      Да, в мире вымышленном это походит на игру, а на родном астероиде трагедия. Ну как же можно подозревать всех подряд? Милых, честных, самоотверженных людей? Допрашивать "Санта-Клауса" - Тома Карра, или бедняжку фру Энгстрем, или увальня Глебова, или... не приведи господь, Марину! Марину же будут допрашивать, искать неувязки в ее словах, ставить ей логические капканы. Какое тяжкое оскорбление!
      ...Наверное, он не прав. Ну, конечно. Он пристрастен, а потому вреден делу розыска убийцы. Пусть все идет своим чередом. Не ему, дилетанту, вмешиваться в столь ответственную область.
      ...Сердцу не прикажешь. Больно за любимую станцию, за всех больно... Глебова будут расспрашивать, Сикорского.. Дэви...
      Дэви! Вот кого, вероятно, стоило бы допросить в первую очередь. Он, Панин, не решается рассказать о ее странном безмолвном контакте с Анандом, о просьбе не мешать врачу, высказанной буквально телепатически за несколько минут до гибели Рама... Нет, конечно, к убийству она не имеет никакого отношения. А впрочем, кто знает? Опять-таки специалистам виднее...
      ...Так что же мешает ему сказать? Сразу направить следствие по пути... возможно, и не самому прямому, но, по крайней мере, не случайному; по пути, который, может быть, избавит от подозрений большинство работников станции? Что мешает ему сейчас же произнести имя Дэви? Неуверенность в собственных выводах? Говорящий взгляд, мыслепередача - такое могло и примерещиться в горячий предстартовый момент; к тому же опытных экспертов вряд ли убедит сказочка о чудесах йогинов... Да, колебания такого рода присутствуют. Но, кроме них, есть еще что-то... Смутное, необъяснимое... Нет. Нельзя выдавать Дэви.
      ...Что это? Эксперту возражает Волновой, доселе молчаливо и неподвижно восседавший в самом глубоком кресле. Годы посеребрили его шевелюру, он стал солидным, даже импозантным. Слова произносит отчетливо и медленно, с большими паузами.
      - Я бы попросил уважаемого эксперта еще раз остановиться на том факте, что скафандры, предназначенные для "Вихря-2", имеют удлиненную антенну. А точнее - доходящую до ладони перчатки...
      - Я уже говорил, что увеличение длины антенны служит...
      Легкое движение руки Волнового - и эксперт моментально умолкает.
      - Пожалуйста, прокрутите еще раз пленочку. Только с хорошим замедлением.
      Не далее как сегодня они уже раза три просматривали эту запись, жуткую именно своей грубой документальностью. Рам Ананд идет к смерти. Уверенные, плавные шаги-прыжки вдоль белого фала. При таком замедлении показа он будет жить еще около минуты.
      Шаг, другой... Под ногами Рама - ступени корабельного трапа. Неуклюжая лиловая кукла видна со спины. Черные кольца волос в прозрачном пузыре шлема. Взялся за поручень. Еще шаг.
      - Стоп! - звенит сдержанным торжеством голос Игоря Петровича, и Рам Ананд застывает с поднятой ногой.
      - Видите?
      Лиловые пальцы сжимают поручень. Что-то судорожное чудится в их цепкой хватке. Голова Рама откинута назад и чуть вбок; виден прищур левого глаза, какое-то страдальческое напряжение в линиях щеки и губ...
      - А ну-ка, потихоньку дальше... По кадру...
      Все крепче стискивает врач металлический поручень - и при этом запрокидывается назад. Вот начинают подламываться колени...
      Волновому не пришлось продолжать. Все присутствующие наглядно убедились, что вакуум начал убивать Ананда именно в тот миг, когда космонавт взялся за поручень трапа.
      - Значит... - поднял брови министр.
      - Значит, - седовласый резко повернулся к нему, - ваш Рам Ананд ценой жизни спас по меньшей мере половину экипажа "Вихря" во главе с командиром.
      Беглые возгласы, шумок в кабинете. Эксперт скромно опускается на стул. Он больше не киногерой, просто службист, честно исполнивший задание и не способный даже слово прибавить к своему рапорту.
      - Я вас по-ни-ма-ю... - задумчиво цедит Геннадий Павлович. Следовательно, поручень...
      - Именно. Проводник. Человек десять могло бы одновременно держаться за него, поднимаясь по трапу. Стало быть, эта добавочная проволока в скафандре служила лишь промежуточным устройством. А антенной являлся весь корпус "Вихря"!
      - Ага! - засопев, довольно воскликнул министр. - Это меняет дело!
      ...Уже и Виктор Сергеевич, с привычной осторожностью сдерживая вспыхнувшую радость, понял, что вина с астероида снята... или, во всяком случае, вероятность ее намного уменьшилась. Колоссальное тело ракеты антенна, которая может принять радиосигнал с расстояния в тысячи километров. Фактически из любой точки полушария. Да, убийца уже необязательно на станции, но экспертам не позавидуешь, район поиска увеличивается в миллионы раз...
      Задумавшись, Панин не заметил общего скованного молчания, не расслышал вопроса Волнового.
      - Что это ты, Витюша? - окликнул его "наш министр". - Никак уснул? Вот тут Игорь Петрович интересуется...
      - Да... уж извините меня! Мне бы хотелось еще раз услышать, как именно Рам Ананд попросил ван Деерта и тебя, чтобы ему разрешили пройти первым?
      - Все записано в машинной памяти. Я так точно не воспроизведу, пожал плечами Панин.
      - И все-таки интереснее послушать именно тебя, - мягко возразил Игорь Петрович. - Что машина! Ты-то не просто расскажешь, а с собственным отношением к событию... Ведь у тебя наверняка имеются какие-то собственные выводы или хотя бы догадки. Я уверен, он знал об опасности, явно знал, сознательно прикрыл собой товарищей... Но откуда знал? Почему не предупредил? Поделился бы мыслями, Виктор Сергеевич... Да заодно, если уж вспоминать, скажи, что значило это твое словечко при виде погибшего "первый"?
      В этот день он быстро устал. Просто ноги подкашивались. После выхода из Комитета едва поборол желание поехать домой и рухнуть в постель. Знал по опыту, нельзя ложиться, встать будет почти невозможно. Это "хвост невесомости", как говорят космонавты, из-за отвыкания от земной тяжести. Если бы не два сеанса гипноадаптации еще в Казахстане, вообще не смог бы командир ни ходить, ни говорить, ни мыслить связно. И так едва не упустил стакан газированной воды из автомата, показался стакан тяжелее кирпича. Надо походить часок-другой, приложить всю свою волю, чтобы побороть проклятую слабость. Ведь еще дня три быть ему на Земле. Визиты, переговоры, покупки (Марина надавала сорок поручений.) Приглашают на разговор в Женеву, в Комитет по контролю над разоружением...
      Виктор Сергеевич присел на Тверском бульваре, напротив высокого здания из красного кирпича, до сих пор по старинке называвшегося "новым МХАТом". Здесь, если верить старым москвичам, мало что изменилось за последние полвека. Те же подстриженные газоны, кудрявые кроны деревьев, дремлющие пенсионеры с газетами, беготня детей. Поздние июньские сумерки. За низкой чугунной оградой скользят бесшумные электрические автомобили. Чиркнет фосфорной полосой по борту - и нет его... В небе светящийся циферблат городских часов. Еще пять... ну, десять минут передышки, и вставать. То есть просто насильно сдергивать себя с удобно выгнутого сиденья. Каким свинцом налиты ноги...
      - А я еще, извините, помню старые скамейки. Обыкновеннейшая доска, молодой человек. Иногда другая доска вместо спинки, да и то не везде. Но сидеть могли, между прочим, часами. Молодость! Году этак в девятьсот восемьдесят пятом-седьмом ждал тут кое-кого, на во-он то окошечко поглядывал и шепотом молил: "Выйди, выйди же наконец..."
      Малорослый, круглоглазый и подвижный, как воробей, старик сидел рядом с командиром, подкрепляя свои слова энергичными взмахами свернутой газеты.
      Виктор Сергеевич, вообще очень предупредительный к старости, охотно закивал головой:
      - Собственно, и меня-то уже молодым человеком можно назвать разве что из любезности...
      - Да ну, бросьте! Вам, верно, едва за сорок? А то и нет еще?
      - Изволите комплименты делать... Сорок шестой уже.
      - Хорошо выглядите. Спортсмен, должно быть?
      - Вроде того... Космонавт.
      Собеседник слегка поклонился в ответ. Скорее из учтивости, чем в знак особого почтения.
      - Рад познакомиться. В девятьсот восемьдесят пятом непременно спросил бы фамилию, а сейчас толку нет. Уж больно вас, извините, много. Как в мое время, скажем, летчиков.
      Виктору Сергеевичу внезапно захотелось произвести впечатление. Нечасто говорил он с людьми "иного круга".
      - Моя фамилия, если угодно, Панин.
      Выцветшие глазки под контактными линзами сверкнули детским восторгом, задралась острая белая бородка:
      - Ну?! Вот уже не думал, не гадал... Знаю, знаю, молодой человек! Слежу за вашей, так сказать, биографией. Ну, как там, на астероиде?
      - Работаем, - сдерживая смех, коротко ответил командир.
      - Святое дело, святое... А можно вам еще вопросик задать? Не секретный?
      Старик рывком развернул газету и поднес ее к самому лицу Виктора Сергеевича.
      - Вот, сегодняшняя "Вечерка"... Смотрите! - Забрав газету, старик прочел сам: - "Как сообщает наш... ну, и тому подобное... несколькими обсерваториями мира зафиксировано прохождение на параллельных курсах двух неизвестных космических объектов. Высота - около двух тысяч километров над Землей, линейные размеры - до пятидесяти метров. Сенсации подобного рода появляются регулярно. Как правило..." Ну, тут, как положено, о шарлатанстве, "летающих тарелках"... Вот главное: "В отличие от прежних, более или менее достоверных находок в околоземном пространстве, данное наблюдение единогласно подтверждено астрономами, объекты сфотографированы обсерваториями..." Что вы на это скажете, дорогой товарищ Панин?
      Собеседник сразу перестал казаться симпатичным; Виктор Сергеевич терпеть не мог жадного любопытства полузнаек, обывательского мифотворчества.
      Он взглянул на бело-оранжевый сияющий круг часов, точно приклеенный снизу к облачному одеялу. Подобрался, застегнул пиджак и сухо ответил:
      - Скажу, что космос, к сожалению, набит всяким хламом. Отгоревшими ступенями ракет, топливными баками, носителями и прочим. Пора учредить общество охраны космической среды. Тогда окончатся сенсации.
      А теперь - встать. Послать тело прочь со скамейки. И-и - р-раз!.. Честное слово, словно тонну стал весить. Даже мышцам больно...
      - Очень приятно было познакомиться, - сказал Панин, еще нетвердо стоя на аллее. - Извините, мне пора идти. Дела!
      Кажется, старичок здорово обескуражен и растерян. Совсем съежился, слезливо моргает. Не иначе, как посчитал мгновенный подъем собеседника признаком сильного раздражения. Как бы то ни было, обижать доброго человека не стоит. Командир заставил себя наклониться, - боль обожгла позвоночник, - подал руку.
      - Всего лучшего. Возможно, я и не прав. Я обязательно разузнаю, что там видели астрономы... Хотите, позвоню, скажу?
      - Нет, благодарствуйте, это для меня не так уж важно, - глядя смиренно и уныло, бормотал старик. - Не утруждайте себя, пожалуйста, мало ли у вас работы...
      Панин покинул его с чувством вины. Шел, волоча тяжелые мешки ног в сгущающемся сумраке. Немного развеялся только среди бесшумной толчеи Арбатской площади. Прозрачно-голубые и воздушно-зеленоватые длинные машины скользили по эстакадам разных уровней под ногами и над головой командира; на ажурных мостиках виднелись редкие пешеходы. Потоки электромобилей сплетались, скрещивались. В просветах между опорами развязок мерцали чудовищные плоскости, мириады оконных квадратов и на их фоне желтое, патриархальное, трогательное здание ресторана "Прага". Там уже горели люстры.
      Остановившись между пестрым ульем автоматического кафе и кабинами видеотаксофонов, командир внезапно подумал, что не худо было бы повидать Валентину с дочерью. Нет, не являться, конечно, в чужую семью, а глянуть со стороны. Скажем, как они гуляют по набережной. Женя еще совсем малышкой обожала смотреть на воду и плескаться в ней. Перед тем, как расстаться окончательно, Виктор Сергеевич договорился с женой: никаких встреч! Незачем ставить перед ребенком сложные проблемы - почему папа и мама не живут вместе, кто в этом виноват, и так далее. Были ли они правы? Теперь поздно гадать. У Жени новый отец. По мнению общих знакомых, очень любящий и заботливый. Гм... и все время на Земле, это очень существенно...
      Можно было бы, конечно, поехать домой, кризис позади, "хвост невесомости" стал куда легче, Панин наверняка хорошо выспится и легко встанет. Но не обмануть, не заглушить сосущее чувство пустоты.
      Решено. Он поедет к друзьям.
      Став на эскалатор вакуумного метро, Виктор Сергеевич снова вспомнил Дэви, ее всегдашнюю азиатскую замкнутость и внезапное, как молния, раскрытие.
      Сегодня на вопрос Игоря Петровича, почему при виде погибшего Ананда командир воскликнул "первый!", Виктор Сергеевич ответил просто и четко. "Первый" - значит, первая человеческая жертва в истории крошечной планетки; первый мученик астероида. Это была правда. Но не вся правда.
      По мраморной стене подземной станции (уцелевшей от старого метрополитена) тянулся ряд дверей. Когда подошел поезд, они отползли в пазы. За каждой дверью оказалась гармошка герметического шлюза. Командир вошел в полупустой вагон; двери станции вернулись на место, гармошки сжались, и поезд пулей рванулся в безвоздушный тоннель.
      ...Вся правда - это мрачное предчувствие, овладевшее командиром сразу после того, как вихревцы бросились спасать врача. "Первый" значит не последний. Значит, Рам Ананд только открывает список возможных жертв. Что-то надвигалось на беззащитную станцию - невидимая свирепая сила, враг пострашнее "фактора икс". Звериное, из миллионолетних подвалов поднятое предвидение опасности не покидало Виктора Сергеевича. Кто знает, возможно, и Дэви разворошила эти подвалы...
      И все-таки, если Рам знал о готовящемся ударе, почему он поступил так странно? Камикадзе... Или он не представлял т о ч н о, что должно случиться, а только глухо чуял беду, вот как сейчас командир, и решил рискнуть, проверить на себе: что же именно готовится? Дэви была согласна с планом Рама... Просила не мешать ему... Или опять-таки привиделась командиру эта бессловесная мольба? В таком случае, почему же он сменил гнев на милость и разрешил ван Деерту пустить врача первым? Соучастник... Как ни верти, по собственной воле или благодаря внушению, но Панин в этом деле - соучастник...
      ...Или спаситель? Ведь запрети он проход Ананду - и экипаж "Вихря-2" цепочкой пошел бы по трапу, держась за поручни. И вместо одного трупа было бы десять или двенадцать. А затем - всемирный скандал, дружный натиск всех антиастероидных сил; вероятно, разочарование многих пылких сторонников станции, протесты перепуганных членов семей... В общем, кончился бы астероид. Точный был расчет.
      ...Рам Ананд спас не только товарищей, но и великое начинание... Решено. Едва появившись на командном пункте станции, Панин вызовет Дэви и припрет ее к стене. Хочет она того или не хочет. Защемило в душе при мысли о разговоре с загадочной девушкой. Опять Марина будет беспокоиться...
      Он скосил глаза на пассажира, сидевшего слева. Вернее, на газету, которую тот читал. И увидел все ту же "Вечернюю Москву" с заметкой о двух космических объектах, дружной парой прошедших в виду обсерваторий и бесследно сгинувших в пространстве.
      - ...Эта марка - новейшая, опытные образцы были испытаны не далее как в прошлом году.
      Сидя за столом, главный инженер махнул в сторону нейтрально серого скафандра на манекене, стоявшего в углу бюро, как стаивали в романтических замках полные рыцарские доспехи. Молодой сосредоточенный эксперт, тот самый, что докладывал в кабинете у "нашего министра", нажал кнопку крошечного передатчика, и щиток гермошлема мгновенно откинулся.
      - О-о, да вам, я вижу, и объяснять ничего не надо! Даже код знаете! улыбнулся главный. - Между прочим, элементарный набор сигналов. Семерка по азбуке Морзе...
      - Прошу прощения, - перебил эксперт, - насколько я понимаю, дистанционный режим предназначен для аварийных случаев?
      Перейдя на сугубо профессиональную тему, инженер оживился, словно забыв, что этот разговор был, по сути, допросом.
      - Помните, как девять лет назад при входе в земную атмосферу потерпел аварию рейсовый лунник? Возник пожар. На высоте тридцати километров пилот катапультировался. Все было бы в порядке, да от жара еще в корабле лопнули кислородные баллоны. Пока падал с парашютом - задохнулся в шлеме. А если бы руководители полета послали код и разгерметизировали скафандр, остался бы человек в живых...
      - Ну, с этим более-менее ясно, - выслушав с явным любопытством, сказал эксперт и опять напустил на себя "шерлок-холмсовскую" непроницаемость. - Теперь скажите: вы уверены, что дополнительный отвод антенны к ладони сделан заводским путем? У вас... а не, скажем, по пути к астероиду?