Это он устанавливал местонахождение классных аудиторий и бесчисленного множества залов, лабораторий, тренировочных площадок, которые ему в скором времени придется посещать. Время от времени он сверялся с компьютерной распечаткой и в конце концов обнаружил, что расписание у него действительно составлено таким образом, что ему то предписывалось одновременно присутствовать в двух различных аудиториях в одно и то же время, то вдруг выпадали свободные часы, когда он вообще нигде не должен был находиться, а в одном случае он должен был одновременно сидеть на лекциях сразу в трех залах. Я был в полном восторге. Даже сам великий Хеллер не в состоянии справиться с таким расписанием. И таким образом у него были расписаны все семь дней недели. И когда он вот так сидел под горячим полуденным солнцем, ему, должно быть, стало окончательно ясно, что здесь, на Земле, у него нет ни малейшей возможности получить диплом и приступить к выполнению своих дурацких планов, а значит, и осуществить возложенную на него миссию. И тут даже не потребуется никакого моего противодействия. Следовательно, у него не будет никакого шанса погубить меня.
      Студенты, которых было здесь не так-то много, пробегали мимо него по лестнице. Это были молодые люди и девушки, чаще всего не очень хорошо одетые. Хеллер, пожалуй, выглядел моложе многих из них, несмотря на то что по возрасту был старше любого на несколько лет, а по опыту — честно говоря — на многие десятки лет. Как, должно быть, глупо он чувствовал себя здесь — офицер Флота его величества, оказавшийся вдруг на равных с этими наивными созданиями. Какая насмешка над ним да и над ними тоже. Я даже попытался вообразить, что бы они подумали, если бы узнали, что вот так, на виду у всех, сидит военный инженер с Волтара, уроженец области Аталанта на планете Манко, отстоящей от их Солнечной системы на добрую дюжину световых лет; награжденный звездами, каждая из которых выдается за добровольное и удачное выполнение пятидесяти срочных и опасных боевых заданий; способный разнести всю их планету на мельчайшие осколки или, наоборот, обладающий властью предотвратить вторжение, которое непременно закончится смертью их всех. Какая ирония судьбы. До чего же все они глупы! Мимо проходил парень с двумя девушками. Одна из них обратила внимание на Хеллера.
      — О! — воскликнула она. — Ты что, из нашей бейсбольной команды?
      — А я и не знал, что они уже сформированы, — заметил парень. — А почему ты в шиповках?
      Хеллер окинул заинтересованным взглядом одну из девушек.
      — Без шиповок не добежать до первой базы вовремя, — ответил он.
      Они дружно расхохотались в ответ. А я так и не мог понять, что тут смешного. В любом случае (…) этот Хеллер. Вечно он говорит загадками. А кроме того, он просто не имеет права завоевывать себе популярность среди молодежи. Он — существо внеземного происхождения, чужак среди них. Но девушки были просто прехорошенькие.
      — Маггинс, — представился юноша. — А это Кристин и Корал из колледжа Барнарда, это тоже часть Нью-Йоркского университета, но там у них одни женщины, бабье царство!
      — Меня Джетом зовут, — сказал Хеллер.
      — Заходи как-нибудь к нам, потреплемся, — пригласила Кристина.
      Они снова рассмеялись, помахали руками на прощание и побежали вниз по ступенькам.
      И тут появился Эпштейн. Он тащил с собой какой-то огромный рулон непонятно чего. Рулон был не меньше фута в диаметре, а сам свиток, если развернуть, наверняка был никак не меньше двенадцати футов в длину. Эпштейн остановился на пару ступенек ниже Хеллера. На нем был довольно потрепанный серый костюм, потрепанная серая шляпа, а в руках, помимо рулона, — исцарапанный и побитый дешевый атташе-кейс. Он плюхнулся на ступени, пытаясь отдышаться.
      — Ну и как идут дела у мистера Эпштейна? — бодро обратился к нему Хеллер.
      — Ой, только, пожалуйста, не называйте меня так, — оказал Эпштейн. — Я всегда в таких случаях чувствую себя неловко. Очень прошу вас, называйте меня просто Изей. Так меня обычно зовут.
      — Хорошо. Но при условии, что вы будете звать меня Джетом.
      — А вот это нет. Капитал ваш, а значит, вы старше. Поэтому мне полагается называть вас мистером Уистером.
      — Вы, по-видимому, забыли, что с некоторых пор отвечаете за меня, — сказал Хеллер. — А это включает и заботу о моем моральном облике и самочувствии. — И он твердо заявил. — Впредь называйте меня Джет.
      Такой оборот дела явно обескуражил Эпштейна.
      — Хорошо, мистер Джет, — согласился он наконец.
      На этот нюанс Хеллер, как видно, решил не обращать внимания.
      — Ага, я вижу, вы нашли себе кое-что из одежды. Я очень волновался, что вся ваша одежда оказалась испорченной.
      — О да. Я отлично выкупался под душем в гимнастическом зале, а потом получил от Армии Спасения два костюма, эту вот шляпу да еще портфель. Они выделили все это из фонда пожертвований. Я понимаю, что вам они могут показаться довольно-таки затрапезными, но, если бы я вдруг стал шикарно наряжаться, на меня сразу же стали бы обращать внимание и я обязательно впутался бы в какие-нибудь неприятности. Знаете, никогда не нужно выглядеть так, будто дела у вас идут слишком хорошо — вас тут же разразит громом.
      При одном только взгляде на этого Эпштейна меня начинало мутить. Было совершенно ясно, что это типичный невротик, склонный к депрессии, усиленной манией преследования с оттенком обостренного религиозного чувства, что недвусмысленно проявлялось в его сосредоточенности на судьбе. Ну и запутает же он все хеллеровские дела. Невротики никогда и ни в чем не могут считаться компетентными. Но, с другой стороны, мне здорово повезло, что Хеллер напал именно на такого человека. Этот тип не может отвечать за свои-то поступки — что уж тут говорить о делах Хеллера.
      — Ну что ж, сегодня вы по крайней мере лучше выглядите, — сказал Хеллер.
      — Ой нет, я сегодня совсем выдохся. Мне пришлось проработать всю ночь, чтобы подготовить для вас эти предложения. А единственное место, где мне удалось пристроиться, оказалось студией искусствоведческого колледжа, поэтому мне пришлось воспользоваться и их материалами.
      — Это то, что у вас в руках?
      — Сверток, вы имеете в виду? Да, это именно оно и есть. Понимаете, в этой студии стояли только такие рулоны бумаги — они на них рисуют своих натурщиц. В таком рулоне длиннющие листы бумаги — футов двенадцати в ширину, а в длину так, пожалуй, целых сто. А там даже ножниц нет. Вот мне и пришлось приспосабливаться на ходу.
      Он попытался развернуть свой свиток. Но на это ему не хватило ширины раздвинутых рук. Хеллер попытался помочь, но Изя решительно остановил его:
      — Нет, нет. Ваше дело финансировать операции. Эй, ребята! — крикнул он, обращаясь к двум новичкам-студентам, которые как раз вышли из библиотеки и стояли на верхних ступеньках лестницы. Изя знаком подозвал их. — Ты будешь держать этот угол, — сказал он одному из них. — А ты — вот этот. Держите покрепче.
      Они разошлись в разные стороны, удерживая верхнюю часть свитка. Хеллер стоял рядом с Изей. А тот взялся за рулон и отступил на две ступеньки вниз, одновременно разматывая бумагу. Вверху по всей ширине рулона яркими бросающимися в глаза чернилами была выведена надпись: «Секретный проект».
      — Вы, конечно, можете сказать, что я перестарался с яркостью красок, — сказал Изя, явно стремясь сгладить производимое его творчеством впечатление, — но там остались только банки с полу-засохшей краской для листовок, вот мне и пришлось разводить ее водой. Да и кисти я нашел только такие, которые студенты выбросили уже. Но ведь вам нужны сейчас только общие представления о деле.
      Он спустился еще на две ступеньки. Взору предстали какие-то странные линии и знаки. Больше всего это напоминало тройку деревянных вил с насаженными на зубья яблоками — и все это было выполнено разными но одинаково яркими красками.
      — Итак, то, что представлено в первом ряду, означает так называемые корпорации прикрытия. Мы создадим их независимо друг от друга в Нью-Йорке, Неваде и Делавэре. Все они будут иметь собственные, не связанные друг с другом советы директоров.
      Он спустился еще на одну ступеньку, продолжая разворачивать бумагу. Но сильный порыв ветра чуть не вырвал полотнище из его рук. Мимо проходили, жуя сандвичи, еще двое студентов. Изя мобилизовал и их, направив одного к дальнему краю свитка и приказав ему покрепче держать бумагу, а второго поставил с другого конца, снабдив теми же инструкциями. Ребята подчинились. Изя указал на вновь открывшуюся путаницу красок и линий.
      — А тут перед нами схема размещения банковских счетов этих корпораций.
      Он отступил еще на ступеньку, мобилизовав при этом еще двух студентов, чтобы удерживать бумагу, которая все время проявляла стремление снова свернуться в рулон.
      — А теперь прошу обратить особое внимание на указующие стрелки, потому что, как мы видим, основные линии пересекаются с линиями самых различных брокерских контор, которые и будут реализовывать заказы корпораций прикрытия.
      Продолжая разворачивать свиток, Изя отступил еще на ступеньку.
      — Что это? — спросил своего товарища один из проходящих мимо студентов.
      — Это психоделическая школа в изобразительном искусстве, — тут же пояснил один из державших свиток.
      — Теперь мы можем перейти к более существенной части нашего проекта, — сказал Изя. — Корпорации, которые вы видите на правой части, дислоцируются в Канаде. Те же, что на левой, — в Мексике. Эти две корпорации осуществляют скрытый контроль над третьей, которая расположена в Сингапуре. Улавливаете?
      Изя снова отступил назад. Ему потребовалась помощь новых студентов, и он ее тут же получил. Целая группа студентов собралась теперь на самом верху лестницы. Они с любопытством смотрели сверху на развернутый свиток.
      — Следите внимательно за этим пучком стрелок зеленого цвета. Они-то и являются самыми важными для нас, хотя фиолетовые стрелки тоже имеют огромное значение — это пути, по которым денежные средства корпораций, которые отображены выше, могут переводиться без ведома правительственных органов.
      — Это что, плакат? — спросил кто-то из студентов.
      — Я слышал, что это лозунг, призывающий к усилению борьбы, — сказал другой.
      Изя отступил еще на одну ступеньку, развернул еще несколько футов бумаги и без труда привлек к работе еще пару энтузиастов.
      — А тут у нас отображен швейцарско-лихтенштейнский консорциум из нескольких корпораций. Вас может удивить, почему они пользуются у нас такой независимостью. Так вот, фактически никакой независимости у них нет.
      Он отмотал еще несколько футов, подключив к работе еще двух случайных прохожих.
      — Швейцарско-лихтенштейнские деньги целиком тайно переправляются в ФРГ, а оттуда в Гонконг. Теперь уяснили? Нет?
      Еще кусок бумаги был отмотан и вручен добровольным помощникам.
      — Вот теперь вы можете понять, зачем это делается. Суммы, поступающие в Гонконг, — вот видите эти бордовые стрелки? — сразу же переправляются в Сингапур, оттуда поступают на Таити и… — он развернул еще кусок бумаги, — …и возвращаются на наш собственный, можно сказать, двор на Багамах. Разумно, правда? Но, прошу вас, обратите теперь внимание на Лондон.
      Изя развернул еще часть рулона. Эта часть во всю ширину свитка была отведена трем корпорациям, трем брокерским конторам и трем банковским счетам, причем все они дислоцировались в Лондоне. Оранжевые линии тянулись от Лондона к Гонконгу.
      — А вот таким методом мы переводим все фонды из так называемого Сити на Багамы. Но вас тут наверняка заинтересует именно эта часть.
      Он снова развернул свой рулон и тут же нашел помощников, чтобы держать его. На открывшемся пространстве была натянута целая сетка перекрещивающихся линий ярко-синего цвета. Она соединяла банковские счета с брокерскими конторами, образуя нечто весьма напоминающее сплетенную пауком паутину.
      — А это у нас дублирующая сеть. Используя управляемую из центра систему контроля, мы извлекаем выгоду из разницы в курсе различных валют, используя для этого нашу сеть и получая таким образом прибыль при каждом переводе. Это все равно, что завести собственный монетный двор! Конечно, для этого потребуется наладить телексную связь и получить соответствующие лицензии. Но прибыль здесь будет поступать каждую неделю, а оборот за одну только неделю полностью окупит все расходы.
      Он отмотал еще пару футов от рулона. На лестнице собралась уже толпа студентов.
      — А что пытался выразить художник, создавая это произведение? — спросила какая-то девушка.
      — Он хотел отобразить душу музыки, — ответил ее просвещенный спутник.
      — А получилось очень мило, — сказала другая девушка. — Это успокаивает, я бы сказала, навевает покой.
      — А теперь, — сказал Изя Хеллеру, — вы наверняка затаив дыхание ждете, когда же я перейду к этому, — он широким жестом развел руки, а потом указал на отдельно расположенный кружок, изображающий очередную корпорацию. Со всех сторон к ней тянулись красные линии в виде стрел. — Это, — торжественно сказал Изя, — наша Транснациональная! Путем удержания контрольных пакетов акций, с помощью самостоятельных и явно не связанных между собой советов директоров она управляет всей сетью, отображенной на этой схеме. И слушайте внимательно: самое главное тут состоит в том, что она называется фирмой, берущей на себя менеджмент. И таким образом она невидимо и независимо управляет любыми действиями любой компании. Разве это не великолепно?
      — Но зачем, — спросил Хеллер, — зачем все эти корпорации, брокерские конторы и раздельные банковские счета?
      — Нет, подождите. Скажите мне, я отвечаю за вас? Верно?
      — Верно, — подтвердил Хеллер.
      — Так вот, в случае банкротства любая из этих корпораций мирно закончит свои дни и это никак не отразится на любой другой составной части всего консорциума. Улавливаете? Да тут можно терпеть банкротство сколько душе угодно! Вы можете продавать корпорации под давлением налогового бремени, а потом за те же деньги покупать новые. Тут можно скрывать любые доходы. Тут можно буквально все.
      — Но я никак не пойму, — с сомнением сказал Хеллер, — зачем нам так много…
      — Ну ладно, признаюсь, что я так и не назвал вам подлинной причины. — Он наклонился к самому уху Хеллера: — Вы же сами сказали, что у вас есть враг. И это мистер Гробе из фирмы «Киннул Лизинг». А это самый жесткий и беспринципный юрист на всей Уолл-стрит. А при таком устройстве он никак не сможет зацепить нас.
      — Почему не сможет? — спросил Хеллер.
      Изя еще плотнее придвинулся к его уху и зашептал так тихо, что разобрать слова было почти невозможно из-за шума окружающей их толпы.
      — Потому что во всех записях, во всех счетах, во всех документах ни разу не будет упоминаться ни ваше, ни мое имя. И чем бы вы ни занимались в личной или общественной жизни, это никак не отразится на делах. Все это будут частные компании, созданные исключительно ради получения прибыли, и все они будут находиться под строгим контролем своих держателей акций. Получается совершенно непроницаемая стена! — Он чуть отступил. — Правда, тут есть еще одно дело, на осуществление которого я должен обязательно испросить вашего согласия. На эту схему я его не стал выносить. Один из студентов школы живописи и графики начертил это специально по моей просьбе сегодня за завтраком.
      К самому низу огромного рулона был прикреплен еще один небольшой свиток. Когда его развернули, открылась картинка размером три фута на два. На ней был изображен черный шар или круг. А сверху свисала или торчала какая-то веревка или что-то в этом роде. От нее во все стороны летели искры.
      — А это что такое? — спросил Хеллер.
      — Я хотел бы предложить это в качестве эмблемы для зарождающейся Транснациональной. Собственно говоря, это старая эмблема анархизма — бомба! Вы обратили внимание на уже горящий фитиль?
      — Бомба, начиненная химическим порохом, — сказал Хеллер.
      — А теперь поглядите, мы переворачиваем плакат вверх ногами — и что же мы видим? Черный шар и облако над ним! Вот именно в таком виде мы и представим эмблему нашей Транснациональной, но только мы с вами будем знать, что это означает на самом деле. Ну, вы одобряете теперь?
      — Ну что ж, вполне приемлемо, — сказал Хеллер.
      — И всю схему и эмблему?
      — Вполне приемлемо, — повторил Хеллер.
      — Я понимаю, что план только ориентировочный и к тому же составлен в спешке. Как видите, я тут не проставил многих названий, не сделал пояснительных подписей. Должен признаться, что вы проявили огромную терпимость, одобрив все это.
      — Что это такое? — спросил у Хеллера один из подошедших студентов. — Это что, новое слово в искусстве?
      — Да, — подтвердил Хеллер. — Это произведение искусства.
      — Ну что ж, теперь давайте свернем его, — сказал Изя.
      — Нет, — послышалось сразу несколько протестующих голосов из толпы.
      А кто-то заметил:
      — Да ведь масса народу так и не смогла увидеть этого. Лучше мы расстелим эту штуку здесь на ступенях, а приходящие смогут забраться на парапет или в крайнем случае на статую и увидеть все произведение целиком.
      Подчиняясь решению большинства, Хеллер с Изей отошли и позволили публике поступать по-своему.
      — А вам удалось восстановиться в университете? — спросил Хеллер.
      — О да, — сказал Изя. — Вот поэтому я немного и опоздал. Пока я занимался всем этим, у меня в мозгу созрела совершенно новая идея относительно темы моей будущей диссертации. Я, конечно, сразу же пошел и договорился. Теперь темой ее будет тезис: «Использование корпораций для подрыва существующего мирового порядка».
      — И что же, они разрешили вам писать такую диссертацию?
      — Понимаете ли, в чем дело — я все время совершал ошибку, пытаясь работать на кафедре политических наук, поскольку считалось, что тема им подходит. А оказалось, что эта тема больше годится для кафедры деловой администрации. Выяснилось, что моя идея просто идеально подходит для них. Все дело в том, что в названии отсутствует слово «правительство», а упоминается лишь слово «корпорация». А словосочетание «мировой порядок» вполне может быть интерпретировано как «капиталистическая финансовая система».
      Итак, если только не произойдет какой-нибудь жуткий поворот и жестокая судьба вновь не спутает мои карты, я получу докторскую степень примерно к концу октября.
      — Значит, вы уже успели оплатить счета, — сказал Хеллер.
      — О да. Кстати, я могу вернуть вам выплаченные мне в качестве аванса двести долларов.
      — Но каким же…
      — Сразу после того, как мы с вами вчера расстались, я отправился в Банк Америки. Там я показал им двести долларов в качестве доказательства, что у меня имеется работа, и мне без залога и поручительства выдали ссуду в пять тысяч долларов. Я расплатился со всеми долгами, и у меня еще осталось значительно больше того, что мне может понадобиться. Теперь мне не придется спать в парке — я всегда боюсь, что там меня могут избить и ограбить. Несколько ночей я смогу провести в общежитии, пока мы с вами не подыщем место для контор. И если вы не станете возражать, я буду ночевать в одной из них.
      Я сидел как громом пораженный. Да как посмел этот оборвыш, этот бродяга, этот жалкий маленький человечек запросто войти в банк и получить взаймы пять тысяч, просто помахав перед их носом парой сотенных бумажек?
      — Нет, вы все-таки погодите, — сказал Хеллер, у которого тоже наверняка появились сомнения. — Это же отнимет у вас очень много времени, нам же предстоит организовывать все эти корпорации в Гонконге, на Таити и уж не помню где там еще. Как вы себе это представляете? Как сложится распорядок всех этих дел по времени? Вы уже наметили какой-нибудь план?
      — О да, конечно, это моя вина, — сказал Изя. — У меня в последнее время было такое нервное напряжение. И мне, честно говоря, просто не хотелось говорить вам, потому что я боялся, как бы вы не отказались.
      — Ну, так сколько это займет времени? Два месяца? Год?
      — Да нет же, Господи! Я намечал на следующий вторник. Я боялся, что вы захотите, чтобы все было готово к пятнице, но пятница такой, знаете, день, конец недели, уик-энд…
      — Следующий вторник, — повторил Хеллер. Чувствовалось, что он не воспринимает сказанного всерьез. — Но для этого наверняка понадобятся деньги. Так что вот вам для начала десять тысяч. Пока хватит.
      — О Господи, конечно, хватит. Это даже много, если говорить откровенно. Но я их запру в автоматической камере хранения на автобусной станции. А потом положу на ваш первый банковский счет. А когда все наладится, вы сможете разложить ваш капитал на разные банковские счета, и мы начнем переводить их со счета на счет, и капитал заработает. Так не могли бы вы встретиться со мной здесь во вторник в четыре часа дня?
      И тут-то наконец до меня дошло все. Этот Изя — ловкий и хитрый мошенник. Он хочет выманить у Хеллера все деньги, лишить его возможности контроля над ними и оставить без единого цента. Я сразу же решил, что мне с ним связываться не стоит — с кем угодно, только не с Изей Эпштейном. Он ведь даже расписки не дал Хеллеру. Наконец Изя сумел отобрать свою многоярдную схему у восторженно приветствующей его толпы. Несколько добровольных помощников взялись помогать, когда он уходил с ней.
      Я добродушно рассмеялся. Скорее всего Хеллер видит его в последний раз!

Глава 7

      Меня здорово приободрило такое огромное количество потенциальных союзников, которых мне удалось подобрать на случай, если мои планы относительно Хеллера пойдут не так, как мне хотелось бы. Вантаджио, мисс Симмонс, а теперь еще и Изя Эпштейн. Я уже принялся составлять список. А когда сюда наконец явятся Рат с Тербом, я наверняка смогу обогатить свои планы и развить их.
      Остаток дня Хеллер провел, пытаясь окончательно определить местонахождение бесчисленных аудиторий, все еще, вероятно, надеясь каким-то образом решить задачу пребывания одновременно в двух, а то и в трех местах, где ему должны были расширять его научный горизонт. Затем он обошел кругом величественное здание, на фасаде которого виднелась надпись «Журналистика». На задах он отыскал книжную лавку колледжа на Бродвее.
      Целый день он только и делал, что встречался с различными людьми и совал нос в профессорские кабинеты, составляя какой-то список. Для записей он использовал оборотную сторону компьютерной распечатки, и скоро у него получился список длиною в добрый ярд, состоящий из названий статей, книг, учебников и фамилий авторов научных работ. Его он и вручил девушке за стойкой, которая наверняка была одной из студенток выпускного курса, подрабатывающей в книжной лавке по часам, чтобы разгрузить штатных работников во время наплыва посетителей. Должен заметить, что была она прехорошенькая.
      — Вы хотите получить все это? — спросила она, поправляя очки в роговой оправе. — Я не везде могу разобрать ваш почерк. Господи, да когда же наконец начнут учить ребят хотя бы читать и писать!
      Хеллер заглянул ей через плечо на те позиции списка, куда она указывала пальцем. О боги! Все записи на обратной стороне были сделаны стенографическими знаками на волтарианском языке! Моя рука с пером тотчас же потянулась к бумаге. Уж если кто и мог с первого взгляда обнаружить нарушение Кодекса, то это именно я. Очень может быть, что нью-йоркская шлюха или портной и не могли сообразить, что перед ними инопланетянин, но сейчас он имеет дело с людьми из колледжа, которые отличаются и умом и сообразительностью.
      — Это стенографические записи, — сказал Хеллер. — Но названия и авторы у меня записаны на нормальном английском.
      И в самом деле они были записаны нормально и даже аккуратными печатными буквами.
      — А вот это что такое? — проговорила девушка, приподнимая очки, чтобы получше приглядеться. Она указала на запись: Эвклид «Основы геометрии». — У нас в картотеке нет такого автора. Это что, новинка?
      Хеллер объяснил ей, что рассчитывает на ее помощь, потому что тоже не знает этого. Она направилась к каталогу и принялась искать в разделе, озаглавленном «Авторы». Но ничего не смогла найти. Тогда она перешла к более объемистому каталогу, где по алфавиту были записаны названия работ. Затем под постоянные комплименты Хеллера она обратилась к каталогу, в котором в таком же порядке были расставлены фамилии, упоминаемые в названиях работ.
      — О, вот оказывается, то, что вам нужно, — сказала она. — Книга называется «Эвклидова геометрия в интерпретации профессора Твиста на основе адаптированного труда И. М. Тангледа». — Она ушла куда-то и вскоре вернулась с книгой. — Вот видите, вы написали «Эвклид», а следовало написать «Эвклидова» Я же не зря сказала, что вам следовало бы научиться хотя бы правильно писать.
      Они так и не смогли найти ни одной работы какого-то ученого по имени Исаак Ньютон, и девушка уже решила, что это какой-то из революционеров, работы которого запрещены в Нью-Йорке местной полицией. Но Хеллер продолжал мягко настаивать на своем, и в конце концов они наткнулись на книжку, озаглавленную «Законы движения, которые мне пришлось переработать заново и адаптировать в процессе работы над текстом доктора Стала, представляющим собой перевод со староанглийского ньютоновых работ, выполненный Элбертом Моули и доктором литературоведения М. С. Проноунсом».
      — Вот видите, вам следовало предупредить меня, что работу эту нужно искать в разделе «Литературоведение», — сказала девушка. — Оказывается, вы даже не умеете пользоваться карточками каталога.
      — Я постараюсь научиться, — сказал Хеллер.
      — О Господи, — вздохнула девушка, — да пользоваться каталожными карточками обучают в третьем классе! Боже, неужто этих ребят теперь никто ничему не учит? Ведь в библиотеке теперь держат специальный штат, который только тем и занимается, что объясняет студентам, как это все делается. Вот вы бы и обратились к ним — вон они сидят. Моя же работа — торговать книгами, а не проводить занятия в детском саду. Но не будем зря терять время — ведь список у вас такой длинный.
      И тем не менее они все же добились некоторого прогресса и стопка книг на прилавке все росла и росла. Наконец девушка выглянула в просвет между стопками книг и, сняв очки, объявила:
      — Все это вам не унести. А увязывать их в пачки я не стану. Вам лучше всего обратиться в магазин колледжа и добыть там примерно пяток рюкзаков, а я тем временем позову помощника, который поможет мне подсчитать.
      Хеллер именно так и сделал. Вернувшись, он уложил книги в пять рюкзаков и оплатил счет. Затем поудобней подтянул лямки рюкзаков и сумел каким-то образом нацепить все их на себя. Студенты, которых немало толпилось в этот час в магазине, равнодушно расступились перед ним, уступая дорогу.
      — Вы один справитесь? — спросила девушка. — Тут должно быть фунтов двести. Ведь книги такие тяжелые.
      — Постараюсь как-нибудь справиться, — ответил Хеллер. — Да, но тут не все книги, которые у меня числятся по списку.
      — О, да все остальное у вас просто чепуха. Ну вот возьмем, например, хотя бы ту, что стоит примерно тридцать пятой по списку: «Всемирная история, переписанная заново высококвалифицированным пропагандистом научных знаний для детей и одобренная Американской медицинской ассоциацией». Это же рекомендовано для четвертого класса. Такой муры мы не держим. По этому вопросу вам придется обратиться к официальному поставщику учебной литературы школам, в фирму «Стаффем и Глютц». Она размещена на Уорик-стрит. — И она продиктовала ему адрес. — Господи, и как вы попали сюда, если вообще не знакомы со всеми этими книгами?
      Хеллеру удалось протолкаться сквозь довольно плотную группу студентов, толпившихся у прилавка. Те равнодушно уступали ему дорогу. Девушка переключила внимание на студента, стоявшего в очереди первым.
      — Господи, подумать только, что за народ мы начинаем принимать теперь!
      — Судя по записи на товарном чеке, он студент выпускного курса, — отозвался студент, стоявший первым.
      — Надо же, до меня только сейчас дошло! — воскликнула девушка. Я сразу же навострил слух. — Да он наверняка один из тех спортсменов, которые заявляются к нам, чтобы завершить образование. Наверняка штангист. Эй, позовите его кто-нибудь! Я была с ним ужасно нелюбезна. А мне необходим сегодня кавалер на вечер танцев. О Боже, ну и дура же я набитая! Да и он тоже хорош. «То, что ты дура набитая, правильно подмечено». Из-за нее я лишился великолепной возможности предъявить Хеллеру обвинение, в нарушении Кодекса. Да и все они там хороши! Эти болваны спокойно наблюдали, как Хеллер забрасывает за спину рюкзак в двести фунтов с таким видом, будто они заполнены воздухом, и к тому же я уверен, что если бы хоть один из них не поленился и выглянул за дверь, то он наверняка увидел бы, как Хеллер с рюкзаками бежит в своих шиповках по улице по направлению к метро, не испытывая ни малейших затруднений. Моя вера в способность к научным наблюдениям в среде студентов колледжей претерпела жесточайший удар. А может быть, все дело в том, что все они сидят на наркотиках. Пожалуй, это единственное разумное объяснение.
      Инопланетянин прямо у них под носом совершает столько ошибок, способных привести к его разоблачению, а тут хоть бы кто ухом повел.
      Хеллер добрался тем временем до Уорик-стрит, где быстро отыскал магазин, который официально, с одобрения городских властей, снабжал учебниками школы города. Вскоре он уже показывал свой список полуслепому старику. В метро по пути туда он отметил красными птичками недостающие позиции и сейчас отдал список вместе со стенографическими записями на волтарианском языке старику. Тот сразу же направился к складу.
      — Вам что, нужно по тридцать экземпляров каждого названия? — поинтересовался он на ходу.
      — Нет, по одному каждого будет вполне достаточно.
      — Понятно, значит, вы даете частные уроки. Ну хорошо. — Старик вернулся минут через десять, сгибаясь под тяжестью книг. — Сейчас я принесу и остальные.
      Он снова вышел и скоро появился вновь, пошатываясь под тяжелой ношей. Хеллер сверился со списком. Он дошел почти до конца его.
      — Тут не хватает одной книги — учебника арифметики для третьего класса.
      — О, так ведь ее больше не преподают. Теперь все заменила так называемая новая математика.
      — Какая еще «новая математика»? — спросил Хеллер.