6

С семи утра следующего дня команда Мак-Кендрика начала готовить операционную.

— Мы мало знаем о психлосских болезнях, — сказал он Джонни. — Их разлагающиеся трупы могут стать источником опасной инфекции. Опасной для самих психлосов. Так что переодевайся и готовь новые провода.

Следуя распоряжению доктора и попутно озадачив господина Цанга просьбой раздобыть свежий белый халат, Джонни вернулся в операционную. Раскладывая проводки, он, к своему удивлению, услышал, как Мак-Кендрик приказал медсестре доставить Чирк.

— Она при смерти, — сказал Мак-Кендрик. — Несколько месяцев самки психлосов кормили ее через желудочную кишку. Строение ее мозга идентично, а отверстие в челюсти больше. Она уже в коме, и нам не придется давать ей большую дозу метана для анестезии.

— Лучше я сам привезу ее, — вызвался Джонни.

Прихватив кислородную маску, он отправился в нижние помещения, в которых постоянно циркулировал дыхательный газ. Когда он подкатил тележку вплотную к кровати, на которой лежала Чирк, к нему тут же подскочили две психлоски. Чирк лежала не шевелясь, с закрытыми глазами. Бедняжка ужасно похудела и была похожа на обтянутый кожей скелет. Две рослые женщины без труда перенесли ее на тележку. Глядя на Чирк, Джонни подумал, что сейчас, наверное, и сам мог бы поднять ее.

— Дайте ей дыхательную маску, — велел он. Женщины смотрели на него отсутствующим взглядом.

— Зачем? — спросила одна.

— Чтобы она могла дышать! — рявкнул Джонни, теряя терпение.

— Вы ничего не добьетесь, если будете ее пытать. Она все равно ничего не почувствует — заявила вторая.

Видимо, Джонни чересчур напряженно вникал в смысл сказанного, и первая, увидев его замешательство, пояснила:

— Мы ждали, что кто-нибудь придет убить ее. Они всегда так делают. Мы даже удивлялись, почему вы тянете столько месяцев. Другого лечения одурьмии исправители не признают.

Он не понял.

— Ну, «исправители» — это нечто вроде культа, которому поклоняются психлосские ученые-медики. Неужели вы не знаете этого? А «одурьмия» — это просто болезнь, которой иногда болеют психлоски в детстве. Странно, что заболела Чирк — ведь ей уже тридцать. Но никаких сомнений — точно одурьмия, и совершенно естественно, что рано или поздно ее должны умертвить.

— Я не собираюсь ее убивать! — закричал Джонни. — Я собираюсь ее вылечить!

Они, разумеется, не поверили. Во-первых, лечить одурьмию противозаконно. Во-вторых неправомочному лицу, кто бы он ни был, запрещалось проникать в мозг. Следовательно, человек лжет. Но над бедняжкой Чирк им все равно не покуражиться, ведь она не почувствует боли, когда ее станут пытать.

Джонни взял дыхательную маску, сам надел на Чирк и покатил тележку через воздушный «шлюз», слыша, как за его спиной переговариваются: «Пытать будут, я же тебе говорила», «Да…» С грустью размышляя о «цивилизованных» психлосах, Джонни, наконец, добрался до операционной. Худенькая-то худенькая, но на стол Чирк укладывали втроем. Мак-Кендрик уже набил руку на подобных операциях, да и вся его бригада была хорошо подготовлена. Новый врач приподнял дыхательную маску Чирк и просунул ей в рот эспандер. Медсестра скользнула метановой трубкой под дыхательную маску, потом прослушала сердце Чирк стетоскопом. Пульс замедлился до нужного уровня. Сестра кивнула Мак-Кендрику. Маска не закрывала челюстные отверстия, и Мак-Кендрик просунул проводки в мозг. Джонни осторожно подстраивал молекулярный пистолет. Медсестра внимательно вслушиваясь в ритм сердца, регулировала смесь метана и дыхательного газа. Капсула в голове Чирк постепенно уменьшалась, а металла на анодной пластине становилось все больше и больше. Через час и сорок пять минут Мак-Кендрик отступил от стола, держа в руках проводки. Из дырочек в голове Чирк сочилась зеленая жидкость. Медсестра быстро остановила кровотечение. Метановую трубку убрали, эспандер — тоже. Вентиль на емкости с дыхательным газом сестра отвернула до отказа.

— Несколько месяцев назад мы испробовали это на одном работяге… — сказал Мак-Кендрик. — Она очнется часа через четыре. Если, конечно, очнется.

Джонни очень надеялся, что Чирк поправится. Когда он прикатил тележку обратно, обе психлоски очень удивились, увидев Чирк живой. Они помогли Джонни переложить ее на кровать, а когда он снимал с нее дыхательную маску, одна из женщин спросила:

— Вы хотите, чтобы мы убили ее?

Это было слишком, и Джонни вытолкал обеих взашей. Потом взял стул и сел за дверью, собираясь ждать все четыре часа. Ему очень нужно, чтобы Чирк выкарабкалась, поэтому будет ждать столько, сколько понадобится.

7

К несчастью Джонни, проход, в котором он устроился, оказался весьма оживленным. А может, любопытные просто находили любой предлог, чтобы взглянуть на знаменитость? Пришла и Крисси.

— Я так виновата, что тогда не доглядела за Патти. Просто думала, что ты идешь следом за нами, и девочка с тобой. А когда, уже в поселке, увидела, что ее нет, побежала назад, только ты уже был в воздухе.

Патти поглядывала на Джонни из-за ее спины.

— Но я должна поговорить с тобой о другом, — сказала Крисси и протянула конверт, который до сих пор прятала.

Одного взгляда на то, что она стала доставать из конверта, было достаточно, чтобы понять: Драйз привозил не только масло. Четыре разнокалиберные монеты и четыре банкнота. Это были пробные экземпляры новых денег Галактического Банка с пометкой «Образец недействителен». Монеты — различной геометрической формы, превосходной чеканки, а банкноты — на великолепной бумаге. Джонни не отметил на деньгах никакого изъяна.

— Эта монета, в одну одиннадцатую кредитки, — еще куда ни шло, — сказала Крисси. — На зеленом фоне не так заметно. Монета в три одиннадцатых — голубенькая — тоже сойдет. А вот на красной, в пять одиннадцатых, уже можно разглядеть. И, наконец, желтая — шесть одиннадцатых — просто отвратительна.

Чтобы Крисси разглагольствовала о деньгах — поразительно! Она, наверное, за всю свою жизнь ни разу денег и в руках-то не держала.

— Но ужаснее всего, Джонни, другое. Ты просмотри банкноты от самого маленького до самого крупного. Я сказала Драйзу, что эти новые деньги очень, очень расстроили меня! Вот это — одно-кредитный банкнот. А это они называют одиннадцать кредиток, хотя написано — десять.

— Все дело в психлосской системе исчисления, — начал объяснять Джонни. — Она основана на числе одиннадцать, вместо десяти, как мы привыкли. «Десять» означает одна единица от одиннадцати плюс ноль.

— Придется поверить тебе на слово, — вздохнула Крисси. — Но меня-то взбесило совсем другое. Вот взгляни на эти деньги: эта бумажка — достоинством в… один-ноль-ноль кредиток. То есть сто? Но это то же самое, что сто двадцать один банкнот в одну кредитку. Да-да, помню, психлосские числа. — Она показала Джонни еще один банкнот. — А этот — один-три-три-один кредиток.

Джонни внимательно разглядывал деньги. На монетах чеканное изображение увеличивалось с ростом достоинства. Глянцевая бумага, на которой были напечатаны банкноты, поблескивала мерцающим светом.

— Прости, но я не вижу в этих деньгах ничего странного, — сказал он Крисси.

— Да ты на лицо посмотри! — не выдержала та. — На монетах они отчеканили твое лицо в профиль. На мелких незаметно, но на крупных, желтеньких, можно разглядеть. Да нос же! Разве у тебя такой нос?!

Джонни взял монеты, снова вгляделся. Точно, курносый.

— А бумажные деньги… — продолжала Крисси. — Драйз уверяет, что при печати, дескать, трудно воспроизвести точное изображение. А мне наплевать! Ты только взгляни: они сделали тебе серую кожу, набрякшие веки, а уши… Да это жабры, а не уши!

Джонни взял банкноты. Так и есть — портрет изменен. Он усмехнулся: ай да хитрецы! Как ловко сработано, не подкопаешься, да и скандал поднимать не будешь. Вроде бы и он на портрете, только слегка напоминает селаши. Замечательно! Меньше шансов стать мишенью в горах. Но не зря Джонни учился искусству дипломатии.

— Жаль, что они не понравились тебе, Крисси.

— Да не в этом же дело! Просто на них ты на себя совсем не похож.

— Боюсь, изменить уже ничего нельзя. Слишком долго и хлопотно печатать новые деньги, — сказал Джонни. — Может, в следующем выпуске…

Этот довод, казалось, смягчил Крисси, и она, сложив деньги в конверт, удалилась, бросив на ходу, что пошел бы лучше пообедал, чем сидеть здесь сиднем. Патти подошла ближе и уселась на пол. Девочка все еще казалась погруженной в свои мысли, но уже не столь мрачной, как прежде. По трапу поднялся Кер, сопровождаемый, наверное, тридцатью бывшими военными, среди которых были и джамбиты, и дрокины, и парочка хокнеров. Проходя мимо Джонни, он приветливо кивнул и пошел дальше, а его свита… Едва разглядев, кто сидит на стуле, они подпрыгнули от ужаса и стремглав бросились под защиту Кера. Джонни почуял неладное.

— Кер! — крикнул он.

Тот подошел, оставив замершую от страха группу в проходе.

— Кер, что ты им наплел про меня?

— Ничего, — отвечал тот. Его янтарные глаза излучали невинность. — Просто они все со странностями…

— Чтоб этого «ничего» больше не было, понял?

— Конечно! — обрадовался Кер и, повернувшись, подмигнул своей команде. — Все в порядке, сейчас он на вас уже не сердится!

Было очевидно, что реплика Кера несказанно обрадовала тех. Джонни взглянул на приятеля подозрительно. Кер крикнул одному из хокнеров, бывшему офицеру, вести группу в гараж и заняться мытьем машин, повернулся к Джонни и сказал:

— Ох и напугал ты меня тогда. Правда, только на минутку. Я уж решил, что ты и вправду меня догонишь.

— Еще что-нибудь? — бросил Джонни.

Ха-ха! Ну ладно, неправда, что он жил здесь один-одинешенек, когда все улетели в Эдинбург на подмогу. Они оставили здесь своих детей и стариков. Да, он умирал от скуки, сидя в коридоре с бластером на коленях. Потом обнаружил, что один из старичков говорит на таком смешном-смешном языке — датском. А еще раньше Кер нашел в закромах у китайцев вокодер с датским, поэтому просто разминался, рассказывая старичку всякие байки, а тот переводил их малышам, которые постоянно околачивались поблизости. Поначалу дети побаивались, считая его чудовищем. Но Кер сказал им, что на самом деле он человек. Родители его были людьми, просто маму однажды напугал психлос, поэтому он таким и уродился. Но с Джонни-то он всегда был честен, ведь Джонни — друг детства, да и вообще Кер считал его человеком только наполовину.

— Не то чтобы я хотел сменить тему, — сказал Кер, тем не менее ее меняя, — но я слышал, у тебя проблемы. Не могу же я вечно мыть машины. Когда ты, наконец, займешься делом и прижмешь Маза к стенке, чтобы я мог запустить эту шахту?

— Как раз я этим занимаюсь, — ответил Джонни. И взглянул на часы.

8

Может, потому, что Чирк была очень слаба, но прошло пять часов, а она все не шевелилась. Надев кислородную маску, Джонни пододвинул свой стул вплотную к кровати. Патти хотела войти вместе с ним, но Джонни не пустил, пока не нашел вторую кислородную маску. От дыхательного газа у человека начинались судороги. Нацепив маску, Патти уселась на пол, прислонясь спиной к стене и скрестив ноги. Джонни показалось, что дыхание Чирк выравнивается. Или ему просто очень хотелось этого? Нет, он не ошибся! Чирк слегка шевельнула лапой. Казалось, прошла вечность, прежде чем она издала глубокий прерывистый вздох. Открыла тусклые глаза. Взгляд ее сфокусировался на Джонни, и некоторое время она просто смотрела на него. Вдруг Чирк резко приподнялась на кровати, упершись локтями, и сказала:

— Джонни, ты отправил тот библиотечный экземпляр, о котором я говорила? В главном управлении разразится ужасный скандал, если обнаружится недокомплект книг.

Джонни шумно вздохнул: гора с плеч! Он уже собрался ответить, как услышал удивленный голос Чирк:

— Что это я такая худенькая? — Она разглядывала свои лапы. Приподнялась повыше. — И почему я так ослабла?

— Тебе надо как следует подкрепиться, и ты быстро поправишься. Теперь у нас есть великолепная керб-паста и даже немного жевательных корешков.

Она оживилась, но не надолго.

— Джонни, а я уже давно здесь?

— Не очень.

Она задумалась. И вдруг завопила:

— У меня была одурьмия! Это неизлечимо!

— И тем не менее.

Она помолчала. Потом снова:

— Но почему они не испарили меня? Исправители?

— Ты скоро поправишься, я уверен, — сказал Джонни. — Мне кажется, что сейчас ты здоровее, чем до болезни.

Она снова задумалась и, наконец, выдала:

— Я поняла. Ты сидишь здесь, что бы они не смогли войти сюда и испарить меня. Джонни, ты храбрый человек, и я благодарна тебе. Но ты не сможешь остановить исправителей. Они выше любого закона. Они сами — закон. Они могут сделать что захотят и с кем угодно, хоть с самим императором. Джонни, тебе лучше уйти отсюда, пока они не пришли.

Какое-то время Джонни молча смотрел на нее. В каком же страшном мире насилия и жестокости жили психлосы…

— Я здесь для того, — сказал он, — чтобы рассказать тебе свежие новости. Я сжег исправителей, Чирк.

Разве это было неправдой? Даже если он не знал, кто такие исправители, они уничтожены вместе с Психло. Радиоактивностью.

Чирк просияла. От ее мрачности и следа не осталось.

— Джонни, как это здорово с твоей стороны!

Она порывисто села на кровати, скинув ноги на пол.

— Где моя одежда? Надо срочно начинать работать, иначе в моем досье опять появится черная метка. — Она попыталась встать.

— Я бы на твоем месте не торопился, — сказал Джонни. — Тебе сейчас отдых необходим. Будем считать, что у тебя выходной.

Она нырнула в постель, слабая, уставшая.

— Хорошо. Ведь ничего страшного, если я приду завтра?

Джонни заверил ее, что ничего страшного в этом не будет. Потом он вышел, отыскал психлосок и сказал им, что получил приказ, освобождающий Чирк от испарения. А если они вздумают причинить ей какой-нибудь вред, он урежет им жалованье и испещрит черными метками их досье. Поэтому им разумнее накормить ее хорошенько и помочь вымыться. Не понять его психлоски не могли. Ведь что бы он ни говорил, ладонь его лежала на заткнутом за пояс лучевом пистолете. А это они понимали лучше всяких слов.

ЧАСТЬ 32