Миссия: Земля «Внутренний враг»

      – Где же, черт побери, вас носит? Нас ждут уже целый час! Мы поспешили на улицу и взяли такси.
      Наконец-то дела завертелись!

Глава 3

      Пока мы ехали в такси, то и дело попадая в дорожные заторы, мистер Гробе казался очень спокойным. Изредка он посматривал на меня и наконец заговорил:
      – А много ли вам известно об этом Уистере?
      – Не так много, как вам, – солгал я. – Просто я заметил, что вас захватили врасплох, и хотел помочь. – Зачем настораживать его тем, что я слишком много знаю? Станет еще охотиться за мной.
      – Такой подход к делу Уистера, Инксвитч, мне не по душе. Правильная дорожка обычно бывает очень извилистой, но в данном случае больше подошел бы прямой удар.
      Тревога сковала меня. Трафарета у меня еще не было. И, конечно же, мне не хотелось погибать при нашествии Волтара. Планета в таком состоянии, что на ней уничтожат все живое, потом восстановят экологию и колонизируют. Это «все живое» включало и меня! Так какой же подход к этому делу мог выбрать я? И тут меня осенило.
      – Бедняге Торпеде Фиаккола не очень повезло, – сказал я.
      Настала его очередь застыть в тревоге – а юристы с Уоллстрит умеют прятать свои чувства или то, что от них осталось, если, конечно, осталось.
      – Бог мой! – воскликнул он. Он смотрел на меня, слегка ошеломленный. Затем взяло верх любопытство. – С вами этот (...) говорил?
      – Нет. Уистер отправил его на Северный полюс. Теперь с ним не о чем будет и поговорить, кроме как, пожалуй, о полярных медведях. – Пришла пора отвлечь его внимание от меня. – Это Уистер собрал сотню оперативников, а не Фиаккола.
      – Бог мой!
      – Вот так-то, – мягко сказал я. – Уистер пользуется вашими деньгами, предназначенными для найма убийц, чтобы финансировать проект с изобретением дешевого горючего.
      – О Боже!
      – Знаю, – сказал я, – о чем вы думаете: если это дойдет до Роксентера, он сделает что-нибудь очень скверное. – Гробе в ужасе уставился на меня. Надо было поглубже вколотить это в его сознание. – Но вы можете мне кое-что сказать. Почему Роксентер так твердо настроен не обзаводиться сыном?
      Его лицо стало похожим на белый чернослив, если только такие бывают. Наконец он сказал:
      – Он импотент. Просто созерцатель. Он уж много лет не способен на эти дела.
      – О, полно, полно, мистер Гробе, – сказал я. – Не будем увиливать. Я заступился за вас у него в кабинете, хотя мог бы плюнуть на все, и вы сами расхлебывали бы свою кашу. Ну, признайтесь: я ведь доказал, что мне можно доверять. Так вот, помимо импотенции тут есть еще кое-что?
      – Инксвитч, я не знаю, как, черт побери, вы достали всю эту информацию, которая у вас есть, но поверьте, это очень опасная информация! Если я скажу вам еще хоть слово, я не буду оправдывать профессионального доверия! Защита сделала свое заключение!
      Мы преодолели еще два затора. Затем он взглянул на меня и улыбнулся какой-то стылой улыбкой – оба уголка его рта чуть дернулись, глаза же оставались холодными.
      – Инксвитч, после консультации с самим собой я пришел к выводу, что вы один из хитрейших и искуснейших (...) сынов, которых мне приходилось встречать. Впрочем, вношу поправку в протокол: вы самый хитрый и искусный (...) сын из всех, что мне знакомы. Надеюсь, наше партнерство оправдает приговоры самого высокого суда!
      – А вы, мистер Гробе, самый порочный и сквозь пальцы смотрящий (...) из всех, с кем мне посчастливилось работать!
      В знак взаимного восхищения друг другом мы обменялись крепким рукопожатием. Когда мы прибыли на место, мистер Гробе сказал:
      – Ну-ка, устроим этому Уистеру такую жизнь, чтобы он никогда больше головы не смог поднять! Доведем это дело до приговора, не подлежащего пересмотру. Чтобы никаких апелляций!
      Мы вышли из такси, полные энтузиазма. Гробе поднял руку, указывая на горделиво возвышающиеся вокруг нас небоскребы.
      – Мы в рекламном центре мира. Сейчас мы зайдем в Г.П.Л.Г. – крупнейшую фирму по рекламе и общественной информации в Америке. Позвольте мне весь разговор вести самому.
      – Г.П.Л.Г.? Что означают эти буквы? – поинтересовался я.
      – Это первые буквы фамилий владельцев фирмы: Глотсон, Перштейн, Лопнинг и Гнусе. Первое испытание квалифицированного рекламного агента – он должен уметь произнести это быстро и без запинки. Это будет означать, что он в курсе дел. Но, повторяю, позвольте мне весь разговор вести самому. Поскольку я юрист, они не могут задержать меня за вероломство или клевету.
      Мы вошли в огромный, роскошно украшенный вестибюль. Вокруг настенных росписей плавали металлические рыбки. Оказалось, это рыбы-прилипалы. Наш лифт стремительно взмыл вверх и оставил нас в небольшом помещении без стульев. Вокруг слонялись люди, очевидно, не местные работники; вид у них был расстроенный и недовольный. В углу, в кабинке из пуленепробиваемого стекла сидела девушка у переговорного окна-лабиринта. Стены комнаты были окрашены в темно-красный цвет. Сверху, в отверстии, я заметил обрез дробовика с недремлющим оком позади. Никаких табличек или указателей не было.
      Гробе достал из бумажника визитную карточку и приставил ее к пуленепробиваемому стеклу. Девушка встрепенулась.
      – Мне нужен вице-президент по общественной информации и рекламе за рубежом, – потребовал Гробе.
      Девушка схватила трубку и истерически залаяла в нее. Закончив, она незамедлительно прокричала в окошко: «Этаж пятьдесят. Поднимайтесь прямо наверх, мистер Гробе!»
      Люди в помещении шарахались в стороны, пятились, уступая нам дорогу. Мы вошли в лифт. Краем рта, не шевеля губами, Гробе произнес:
      – Мне не понравилась их замедленная реакция. Я очень хорошо понимаю их юридическую тактику проволочек: что-то здесь не в порядке. Возможно, придется применить третью степень устрашения. Надвиньте шляпу на глаза. Теперь, когда я
      кашляну, напустите на себя вид посуровее. Когда топну ногами, засуньте руку в карман, словно намерены вытащить пистолет. Усекли?
      Я познавал мир юридической экспертизы и, как мне показалось, усек. Вдруг он добавил:
      – Но ни в коем случае не вынимайте оружия и ни в кого не стреляйте. Мы владеем страховой компанией, у которой своя политика, и платить за причиненный ущерб нам ни к чему. Пусть только они прибегают к нанесению увечья. Тогда политика потеряет силу.
      Мы прибыли. Дверь лифта раздвинулась, выпустив нас в прекрасную приемную, где две похожие на капельдинерш девушки в легкой одежде стояли, держа в руках ковровый рулон на палке. Ковер был красного цвета. Двигаясь задом, они стали раскручивать дорожку, чтобы мы смогли пройти по ней. Две цветочницы в белых газовых платьях, прыгая по обе стороны с корзинами в руках, изящно осыпали наш путь цветами. Рядом с нами шли две скрипачки в венгерских костюмах, играя завлекательные мелодии.
      – Ненавижу эти рекламные формальности, – проворчал Гробе.
      – Это они всегда так делают?
      – Да нет, только для меня. Знают, что меня воротит от этого.
      Мы прошли по длинному коридору. Двое молодых горнистов проиграли приветствие и подняли свои инструменты, образовав арку. Девушка, одетая ягненком, изящным жестом открыла дверь с табличкой:
      « Дж. П. Триллер.
       Вице-президент.
       Отдел общественной информации за рубежом».
      Кабинет был уставлен цветами. Довольно толстый мужчина в алом смокинге кланялся и потирал руки, говоря: «Я Дж. П. Триллер, мистер Гробе. Добро пожаловать. Добро пожаловать. Добро пожаловать».
      На другом конце комнаты три маленькие девочки подняли свои ангельские личики и запели на мотив песенки «С днем рождения»:
       Мы приветствуем вас,
       Мы приветствуем вас,
       Гробса дорогого,
       Джело – вещь высший класс!
      Они поклонились и грациозно выбежали из комнаты, посылая нам воздушные поцелуи.
      Триллер еще немного потер руки и предложил:
      – Ну а теперь, мистер Гробе и уважаемый гость, что бы вы хотели? Сигару «Гавана Гавана Гавана»? Шампанского тысяча шестьсот пятидесятого года «Винтаж Рэр»? А может, миленькую пухленькую секретаршу, чтобы освежить чувства? Эта дверь ведет в спальню, и там она вся в нетерпеливом ожидании и в Джело!
      – Если вы предложите этому суду сделать перерыв в заседании, – язвительно сказал Гробе, – мы сможем поговорить о деле. Триллер хлопнул в толстые ладони и, все еще приветливо улыбаясь, показал рукой, будто стреляет. Скрипичная музыка оборвалась, люди в панике стали разбегаться во все стороны.
      Гробе снял со своего темного костюма лепесток, как если бы это было что-то непристойное, и брезгливо бросил его на пол. Вытерев пальцы платком, он сказал:
      – Мы здесь для того, чтобы нанять вас в качестве рекламодателя. Но мы настаиваем на праве выбрать своего собственного рекламного агента.
      – О Боже, мистер Гробе! Вы оказываете нам честь. Любой человек из круга Роксентера должен только приказать нам, и мы все, все, все сделаем, чтобы услужить вам, к вашему полному удовлетворению и по самому высшему разряду.
      Он громко хлопнул в ладони и вбежала секретарша с блокнотом в одной руке и мешочком противозачаточных средств в другой. Триллер ударил в ладони еще три раза, и вбежал молодой человек в костюме очень строгого покроя с огромной книгой в руках. По приказу Дж. П. он поднес книгу к нашим глазам и стал показывать фотографии улыбающихся рекламных агентов с диаграммами и биографиями.
      Гробе кашлянул. По этому сигналу я моментально принял суровый вид.
      – В этом деле, – сказал Гробе, – нам нужен только Джей Уолтер Мэдисон, и никто другой.
      Молодой человек вздрогнул. Вздрогнула секретарша. Дж. П. Триллер побледнел.
      – О Боже мой, мистер Гробе, нет!
      – Я настаиваю! – со свистом прошипел Гробе и смерил его убийственным взглядом.
      Триллер опустился на колени, а за ним – молодой человек и секретарша. Все трое с мольбой воздели руки и прокричали в один голос: «Только не Балаболтер Свихнулсон!»
      Гробе сказал мне, шевеля только краем рта:
      – Этот человек – то, что нам нужно. Несравненный мастер. – И он потопал ногами.
      Я сунул руку в карман пиджака, словно готовился достать пистолет. Они заорали.
      В приемной раздался топот. Высокий дородный мужчина в пурпурном костюме в тонкую полоску ворвался в комнату и проревел: «Что тут происходит?», но, увидев Гробса, стушевался.
      – Эти идиоты, – объяснил ему Гробе язвительным тоном, – отказываются от рекламного агента Роксентера. И для вас, мистер Дристлер, как председателя компании Г.П.Л.Г., это должно служить вещественным доказательством!
      Мистер Дристлер в молитвенной позе встал на колени.
      – Прошу тебя, Боже, не лишай нас этого агента! Умоляю вас, мистер Гробе!
      – Гробе требует, чтобы мы поручили это дело Уолтеру Мэдисону! – завопил Триллер.
      – О Боже, – взмолился мистер Дристлер, в отчаянии заламывая руки. – Мистер Гробе, умоляю вас, не делайте этого с нами! Он же погубил всю систему международных общественных связей Республики Патагония, когда в последний раз работал на вас! По его вине произошла революция! Вся собственность «Спрута» была захвачена и национализирована! Президент покончил жизнь самоубийством! И все это сделал Уолтер Мэдисон своими руками!
      – Не получается, – проговорил Гробе краем рта, обращаясь ко мне. – Отойдите назад к стене и прикройте меня. Могут быть осложнения.
      Я сделал, как он просил. Поднялся жуткий ор! Слышно было, как в коридоре спешно захлопывают и запирают двери. Убийственно ровным голосом Гробе спросил:
      – Вы согласитесь на эти разумные требования, Дристлер?
      – Нет! О Боже! Да смилуйтесь же, Гробе! Из-за вас Г.П.Л.Г. может потерять свою репутацию!
      – Вы не позволите нам назначить Уолтера Мэдисона?
      Мистер Дристлер, стоя на коленях, подался вперед и стал лизать туфли Гробса. Тот отступил назад и сказал:
      – Вы оставляете мне единственный выход, мистер Дристлер. – Он шагнул к телефону, снял трубку и сказал: – Свяжите меня с банком Граббе-Манхэттен.
      Четверо коленопреклоненных посмотрели на него, не веря своим ушам.
      – Гробе у телефона. Попросите мистера Цезаря из отдела невозвращенных займов.
      – О Боже, Гробе, постойте! Не требуйте возврата займов Г.П.Л.Г! У нас дефицит наличности!
      Гробе спокойно ждал у телефона. Тут до меня дошло. Роксентер – хозяин банка Граббе-Манхэттен! Одного из крупнейших в мире! Ему подчиняются большинство других банков. Какая махина! Я раздулся от гордости при мысли, что и сам являюсь частицей этого мощного колосса! Но я не забывал держать их под дулом пистолета.
      – Но ведь не все же наши займы невозвращенные! – заскулил вдруг Дристлер.
      – Скоро будут, – отрезал Гробе.
      – Стойте! Подождите! – упрашивал Дристлер. – Ведь вы уже достигли рыночного насыщения!
      Гробе прикрыл ладонью микрофон трубки.
      – Ладно, я постараюсь его найти! – сдался Дристлер.
      Молодой человек с секретаршей помешали Триллеру открыть окно и выброситься на улицу. Дристлер выскочил из комнаты, но уже через полминуты вернулся с замученным видом.
      – Никто не знает, где он!
      По внутреннему радио передавалось объявление, адресованное всем работникам на всех этажах: «В пятом зале созывается срочная творческая конференция!» Служащие повалили в зал. Возбужденный гул голосов. Испуганные, ничего не понимающие взгляды при упоминании имени Балаболтера Свихнулсона. В толпе носился Дристлер и кричал:
      – Мне нужен немедленный ответ! Где Джей Уолтер Мэдисон? Придумайте лозунг, и вы получите оплаченный месячный отпуск на Багамах.
      Гробе все еще прикрывал рукой телефон. Он, прищурясь, взглянул в мою сторону и сказал:
      – Говорил я вам, что дело может осложниться. Но мы должны заполучить этого человека!
      Люди стали выкрикивать экспромты:
      – Смерть Мэдисону!
      – На (...) Мэдисона!
      – Одолжите Мэдисону пять баксов сегодня – и вы потеряете свою девчонку завтра!
      – Поставьте Мэдисона главным начальником над Четырьмя Всадниками!
      – Покажите Мэдисона, как он сидит посреди мирового пожара и смеется!
      – Сделайте монтаж: Мэдисон убивает свою мать. Но, кажется, это уже было.
      – Лучше Мэдисон в гробу, чем миллион в кошельке! Раздался звонкий голос.
      – Наверное, мисс Дайси знает, где он!
      Началась возня. Мисс Дайси извлекли из чуланчика для тряпок, где она пряталась, и переправили над головами в кабинет Триллера, где просто бросили на пол. Это была хрупкая брюнетка, казалось, кроме глаз там ничего и нет – и эти глаза смотрели на нас с ужасом. Дристлер встал над нею во весь свой рост и грозно спросил:
      – Мисс Дайси! Говорят, что вы были последней моделью у Уолтера Мэдисона. Где он сейчас находится? – Она дрожала от страха, поэтому он добавил, переходя на льстивые нотки: – Если вы нам скажете, вас ждет бесплатная туристическая поездка – на вершину памятника Вашингтону.
      Мисс Дайси пыталась сжаться и уйти в пол, но ей это не удавалось.
      – Вас уволят, если вы тотчас же не скажете мне, где он.
      – Я обещала ему не рассказывать! – вскричала мисс Дайси надтреснутым от ужаса голосом. – Он знает, что вы хотите убить его, и если я скажу, то он вернется и затрр... рекламирует меня! Я боюсь даже его призрака!
      Дристлер щелкнул пальцами, и два работника рекламного бюро в ярко-желтом одеянии приблизились к нему. Один взял мисс Дайси за запястья, другой за щиколотки. Третий работник рекламного бюро подошел к окну и раскрыл его настежь. Внизу разверзлась пропасть в пятьдесят этажей. У меня закружилась голова. Ее стали раскачивать, дожидаясь наибольшей амплитуды, чтобы отправить в свободный полет в пространство.
      – Постойте! Постойте! – крикнул Дристлер. – Не то освещение! Дайте-ка сюда режиссера из отдела коммерческих фильмов!
      За ним побежали, и вот, расталкивая толпу локтями, из зала в кабинет пробрался немолодой мужчина в берете и с небольшим мегафоном в руке. Ему принесли стул, на спинке которого была табличка «Режиссер». Бригадир съемочной группы принес светильники и расставил их быстро и уверенно. Дристлер обратился к девушке:
      – Вы намерены сказать нам, где он?
      Девушка покачала головой и, хотя была хрупкой и к тому же напуганной, твердо ответила:
      – Лучше смерть, чем Джей Уолтер Мэдисон!
      – Твое слово, Лемли, – обратился Дристлер к режиссеру.
      – Хорошо, – сказал режиссер Лемли. – Это МОС – Мидаут Саунд. Мне нужны скрипки!
      Появилась скрипачка и стала играть «Сердца и цветы».
      – Теперь, – произнес Лемли в свой маленький мегафон, – мне здесь нужна прохладная отрешенная естественность. Это вам, знаете, не Голливуд. Никакого гримасничания. Это относится и к вам, мисс Дайси. Я хочу, чтобы вы выглядели совершенно естественно и улыбались. Люди должны захотеть купить этот товар. Порядок. Давайте сделаем первый дубль. Ролик стоит бешеных денег. Все готово? Свет! Камера!
      Кто-то выскочил с дощечкой и быстро произнес: «Реклама Джело. Сцена один. Дубль один». Он хлопнул верхней планкой дощечки и исчез. Без камеры все это выглядело странновато.
      – Начали! – крикнул мистер Лемли.
      Двое молодых людей стали раскачивать мисс Дайси взад и вперед все сильнее и сильнее, глядя на окно всякий раз, когда тело оказывалось в том конце дуги.
      – Стоп! Стоп! Стоп! – вмешался Лемли. – Дайси, ради Бога, не закрывай глаза. Как ты можешь что-то выражать с закрытыми глазами!
      – Она в обмороке, – бросил один из раскачивающих.
      Дристлер осознал серьезность ситуации и попросил найти бутафора. Прибежал бутафор, схватил ведерко с шампанским и опрокинул все его содержимое, включая лед и щипцы, на личико мисс Дайси. Девушка пришла в себя.
      – Сделаем второй дубль, – оживился Лемли. – Пусть на этот раз модели, держащие ее за ноги и за руки, не отводят лиц от камеры. И улыбайтесь. Улыбайтесь с довольным видом. Усекли? Ну ладно, поехали! Свет! Камера!
      Щелкнула верхняя планка после объявления второго дубля, и Лемли крикнул: «Начали!»
      – Скажу! Скажу! – закричала Дайси. – Мне совсем испортили грим, какая тут съемка! Что обо мне подумают мои поклонники?!
      – Стоп! – крикнул Лемли. – Это не по тексту. В сценарии этого нет.
      – Пятиминутный перерыв! – объявил Дристлер, и все бросились вон, чтобы воспользоваться пятиминуткой, но Дайси он не дал уйти.
      – Я еду в Китай? – спросила мисс Дайси.
      – Да, – отвечал Дристлер.
      – А после поездки меня прикомандируют к службам за «железным» занавесом?
      – Да.
      – Тогда ладно. Он прячется на девяносто второй пристани. Это новый район свободной международной торговли. Он спит в своей машине, а машина в боксе с надписью «Экспорт». Его кормит мать – каждый вечер в девять часов. Теперь выпустите меня отсюда. Мне нужно собрать вещи!
      Гробе положил трубку и кивнул мне с легким разочарованием. Я убрал пистолет.
      – Триллер, – сказал Дристлер, – вы уволены за то, что подвергли риску рекламного агента Роксентера!
      – Рано успокаиваться, – шепнул мне Гробе. – Нам еще предстоит поймать его. Это вопрос международного права, поэтому мы этим и займемся.
      Когда мы уходили, нас сопровождали двое скрипачек под грустную мелодию, цветочницы размахивали перед нами флажками с начертанными на них словами прощания. Двое девушек в форме капельдинерш скатывали за нами красный ковер.
      В приемном зале Дристлер, вытирая лицо шелковым пурпурным платком, воскликнул:
      – Боже, дорого же обходится спасение некоторых рекламных агентов!

Глава 4

      Как только мы оказались на улице, я понял, что мы влипли. Час пик! Целый район рекламных агентств окончил работу! Мы закрутились в людских водоворотах. Не было ни одного такси.
      – Боже мой! – воскликнул Гробе, взглянув на часы. – У нас так мало времени! До девяти вечера всего лишь четыре часа! Инксвитч, мы должны найти Мэдисона во что бы то ни стало.
      Но, увязшие в человеческой лаве, мы себе почти не принадлежали.
      – Мы уперлись в международные законы, – говорил он обеспокоенно, увлекаемый вместе со мной потоком спешащих домой людей. – Вот вам еще свидетельство того, что он за гусь, этот Мэдисон: укрылся на девяносто второй пристани в том конце склада, где район свободной международной торговли! Он находится вне юрисдикции властей Соединенных Штатов. Мы увернулись от столкновения с разносчиком заказов винного магазина, пробивающимся сквозь толпу на мотоцикле с коляской. Я поддел его сзади ногой и опрокинул. Звон разбивающихся бутылок, кажется, улучшил самочувствие Гробса.
      – Альпеншток! – вскричал он. – Будь это только проблема законности, я бы знал, что делать. Но это военная проблема, Инксвитч. Проблема грубой силы! Альпеншток – последний оставшийся в живых офицер генерального штаба Гитлера. Он тогда был еще ребенком. Сейчас ему уж, наверное, где-то под девяносто. Надо с ним связаться и спросить у него совета.
      Телефон. Я должен найти телефон. Нам нужно захватить Мэдисона, это крайне важно. Ничего другого не остается!
      Ближе всех к нам оказалась еврейская закусочная. Она была переполнена. Но это еще не все: место пикетировалось десятком куклуксклановцев в белых накидках с капюшонами. Они расхаживали с лозунгами на шестах: «Долой евреев!»
      – Линию пикета переходить нельзя, – пояснил Гробе. – Мы владельцы профсоюзов. Туда! В метро!
      Тут же, за куклуксклановцами, находилась лестница, ведущая вниз, и мы с Гробсом протолкались к ней. Платформа подземки кишела народом. Гробе, до мозга костей житель Нью-Йорка, прокладывал себе путь локтями. Я увидел молодого негра, малюющего на белом кафеле непристойности. Двумя красками из банок с пульверизаторами, красной и синей, он рисовал американский флаг с воззванием «Пошли на (...)» на полотнище. Я подумал, что Гробе пробирается к нему, – может, хочет подправить рисунок, но тут увидел, что цель его другая: телефонная будка.
      В будке разговаривала женщина. Гробе постучал в стеклянную дверь. Женщина одарила его испепеляющим взглядом и продолжала говорить.
      – Послушайте, Инксвитч, – сказал он. – Я был бы вам очень обязан, если бы вы, пока я буду говорить по телефону, попридержали народ на расстоянии. Мне понадобится какое-то время, а люди будут подходить и барабанить по стеклу, как и я сейчас.
      Я сказал, что попробую.
      – У вас есть монеты в десять центов? – спросил он. – У меня, кажется, нет мелочи.
      Не было и у меня. Но я уже быстро соображал, как мне справиться с другой проблемой: держать народ на расстоянии от будки. Гробе пошел к кассе размена денег. Я взбежал по ступенькам вверх. Куклуксклановцы все еще пикетировали. Их плакаты! Мне нужно заполучить парочку их плакатов! «Довольствуйся тем, что есть под рукой», – вдалбливали нам в головы преподаватели Аппарата. Вот и настало время воспользоваться на деле этим советом. Я заорал во весь голос: «Смывайся! Полиция! Омоновцы!», затем вытащил пистолет и дважды выстрелил.
      Белые капюшоны пустились наутек!
      Двое, которых я ранил в руку, бросили свои плакаты. Я подхватил их и побежал вниз по лестнице. Гробе как раз выходил из двери разменной кассы. В руке он держал здоровенный мешок с мелочью.
      – На все это надо столько времени! – пожаловался он мне. – Сначала они не поверили, что мы владельцы метро! – С этими словами Гробе засунул руку в мешок и набил мелочью карман пальто, а остальное передал мне. – Сохраните это. Мы должны будем вернуть остаток!
      Он поспешил к телефонной будке. Женщина уже заканчивала разговор, но Гробе все равно постучал по стеклу. Я быстренько зашел к молодому негру сзади, ловко взмахнул мешком с мелочью и обрушил его ему на голову. Он свалился как подкошенный. Я схватил его банки и принялся за работу. Сорвав плакат с шеста, я повернул его чистой стороной вверх и быстро, но аккуратно написал синей краской: «Сотрудник ЦРУ». На платформе я нашел использованную жвачку и налепил ее на тыльную сторону плаката. На втором плакате я изменил надпись на «Долой ЦРУ!». В это время женщина ругалась с Гробсом и обзывала его нехорошими словами. Я понял, что он имел в виду, когда опасался, что будка останется незащищенной.
      Наконец женщина ушла. Когда Гробе входил в будку, я налепил надпись «Сотрудник ЦРУ» ему на спину. Он этого не заметил.
      – Ну и воняет же здесь! – проговорил Гробе. – Чеснок, что ли, она жевала? – Он оставил дверь открытой.
      Я стал фланировать у будки с плакатом «Долой ЦРУ!» Люди резко сворачивали в сторону. Гробе забросил горсть монет в таксофон и сказал: «Оператор? Свяжите меня с главным оператором нью-йоркской телефонной компании и немедленно... Главный оператор? Это Гробе из „Киннул Лизинг“. Переключите следующий платный номер: Клондайк 5-9721 на неограниченную международную линию ВАТС номер 1... Разумеется, я знаю, что это секретная линия. Я и обязан это знать: мы владельцы телефонной компании... Ваше имя, пожалуйста? Гуг?»
      Он стал записывать в своей маленькой записной книжечке на полке: «Г-У-Г. Благодарю, мисс Гуг... Моя телефонная кредитная карточка ИТ и Т номер один... Да, мы действительно являемся владельцами телефонной компании, мисс Гуг... Хорошо. Теперь переключите на линию ВАТС. Вы лично оставайтесь на этой линии, чтобы отвечать за связь. Держите эту линию открытой. Не допускайте других абонентов до этого платного телефона, убирайте всех с коммутационной панели, если вам будут мешать».
      Он с минуту послушал, подчеркнул имя мисс Гуг в своей книжечке. «Нет, мисс Гуг, мне безразлично, говорит ли по нему президент или нет. Снимите его с линии, и все...»
      Толпа держалась от нас на значительном расстоянии. Я прохаживался со своим плакатом «Долой ЦРУ!»
      Гробе повернулся ко мне и сказал, прикрыв трубку: «Дура. Хочет воткнуть меня в горячую линию. Какому черту захочется разговаривать с президентом в такое время?» Он активно проветривал будку, открывая и закрывая дверь. «О Боже, как же здесь воняет!» Вновь его внимание переключилось на телефон. «Хорошо, мисс Гуг. Теперь соедините меня по прямому проводу со старшим офицером по мониторингу в Агентстве национальной безопасности... Да, мисс Гуг, я знаю, что это секретная правительственная линия... Алло. Кто это? Зорки? Говорит Гробе из „Киннул Лизинг“... Да, жена в полном порядке... А вы как, Зорки?.. Отлично. Послушайте, вы отслеживаете телефонные разговоры генерала Альпенштока?.. А, прекрасно. Проверьте-ка...»
      Подошел поезд. Пассажиры увидели мой плакат и остались в вагонах.
      – Нам везет, – сказал мне Гробе. – Альпеншток возглавляет террористическую группу в Каире, и, по их расчетам, он завтра утром намеревается взорвать там американское посольство. Он поддерживает спутниковую связь. Альпеншток довольно шустр для человека его... А, Зорки, перестройте систему слежения на обратную связь и переключите меня на телефон Альпенштока. Только позвоните. Молодчина.
      Толпа оставалась довольно далеко от нас. Я немного пофланировал со своим плакатом. Гробе повентилировал дверью и оставил ее открытой.
      Наконец он снова заговорил по телефону. «Альпеншток? А, привет. Это Гробе... Да, у меня все в порядке... У него тоже... О Боже, неужели? Что ж, очень сожалею об этом. Я клятвенно обещаю позаботиться о том, чтобы сразу же заменили все неисправные зажигательные бомбы. Даю слово... Теперь послушайте-ка, генерал. Мне нужен совет по одной военной проблеме. Здесь, на девяносто второй пристани...»
      Подошел поезд. Открылись двери. Пассажиры увидели плакат и не стали выходить. Те, что садились, переполнили вагоны до отказа. Двери захлопнулись, и поезд заревел, набирая скорость.
      Я снова стал слышать, что говорит Гробе. «...О нет, не полиция Нью-Йорка. Бога ради, нет... Мы бережем Национальную гвардию Нью-Йорка для действительно чрезвычайных событий... Американская армия воспользуется этим, чтобы увеличить свой оборонный бюджет. Послушайте, генерал... Да. Международная зона в конце девяносто второй пристани. Это международная проблема...»
      Молодой негр приходил в себя – видимо, от того, что на него наступали ногами. Он, пошатываясь, приподнялся, увидел свои банки с краской, поднял их и вновь принялся рисовать на стене.
      Гробе говорил: «О да, это превосходно, генерал. И очень вам благодарен, что уделили мне время. Удачи вам с посольством». Он дернул за рычаг телефона. Посмотрел на меня:
      – Есть надежда. Альпеншток – парень что надо.
      Вдруг зазвонил телефон. Гробе приложил трубку к уху, послушал, затем заговорил. «Нет, черт побери, это не закусочная, где кормят коньбургерами!.. Нет, я не пришлю вам три „пони высший класс“!» Он с остервенением дернул за рычаг. «Мисс Гут! Чертова (...)! Не допускайте никого к этой линии!.. Ну ладно. Я рад, что вы сожалеете. Теперь соедините меня с объединенным штабом командования в Вашингтоне, с офицером оперативно-стратегической службы... Я знаю, что это секретная линия, мисс Гуг. Да связывайте же, черт возьми!» Он глубоко вздохнул и повентилировал дверью. «Терпеть не могу чеснок!»
      Его связали с заказанным абонентом. «Это Гробе из „Киннул Лизинг“. Какие воинские части НАТО у вас в данную минуту находятся в районе Нью-Йорка?.. Что?.. Ваше имя?.. Шеридан. Генерал Шеридан». Он записал. «Не думаю, что мой голос вам знаком, генерал. С вами говорит Гробе из „Киннул Лизинг“... О, ну что ж, сопоставьте со своей (...) фонограммой, коли так. О Боже!» Он подчеркнул записанное. Снова повентилировал дверью, посмотрел на меня:
      – Похоже, Инксвитч, мы все-таки доберемся до этого Мэдисона.
      Некоторые зеваки были посмелее остальных. Я толкал их, чтобы они проходили дальше, тыча в них слегка своим плакатом.
      Гробе снова говорил по телефону. «Прекрасно. Я рад, что вы удовлетворены тем, что это действительно я. Ответьте же, чертов (...), на мой вопрос... Так. Сегодня вечером танковая бригада НАТО устраивает смотр в арсенале седьмого полка. Это, наверное, подойдет. Пусть они меня встретят в трех кварталах к югу от девяносто второй пристани сегодня в 20.30 в полной боевой готовности... Знаете, генерал, мне как-то до лампочки, если у них сорвется смотр. И плевать, что они англичане. Немедленно обратитесь к высшему командованию НАТО в Страсбурге и получите допуск к секретной работе – да поторопитесь!