Это было очень красивое строение, окруженноесо всех сторон цветущими деревьями, источавшими сладостный аромат. Большие мягкие подушки ярко-желтого цвета валялись по всему полу. Легкая тихая музыка доносилась откудато изпод потолка, с которого свисала богато украшенная осветительная, пластина. Это было уютное, уединенное место, закрытое от посторонних любопытных глаз. Оно прекрасно подходило для обмена тайнами и другими вещами.
      – КТО это был? – Она и здесь говорила шепотом.
      Я поглядел на нее. Она стояла, опершись рукой о колонну. Рот ее был полуоткрыт, глаза затуманены. Дыхание явно давалось ей с трудом. Я заглянул ей в лицо и был, надо сказать, приятно поражен. Бородавки исчезли, оставив лишь крохотные красные пятнышки. Лицо у нее и в самом деле стало очень милым. Я перевел взгляд на груди: ее обычный халат, пожалуй, только подчеркивал, какие они упругие и высокие. От прежней дряблости не осталось и следа.
      Я оглядел Пратию с головы до ног и вдруг почувствовал приятное возбуждение. Тогда я шагнул прямо к лежащим на полу подушкам и разлегся на них в весьма соблазнительной позе. Я был возбужден, чего раньше со мной никогда не случалось в ее присутствии. Я полагал, что она, как и прежде, сразу же бросится ко мне и примется срывать с меня одежду. Она же, двигаясь медленно, как сомнамбула, направилась к лежащим на полу подушкам и улеглась примерно в
      трех футах от меня. Лежа на спине, она мечтательно воззрилась в потолок, а потом закинула руки за голову.
      Глаза ее, и так обычно блестящие, сейчас излучали просто какое-то сияние. Грудь начала вздыматься все чаще и чаще.
      – Когда я впервые увидела его, – прошептала она, – то подумала, что это лесной бог. Он источал силу и могущество.
      Лампа, подвешенная к потолку, начала раскачиваться, музыка заиграла в более быстром темпе.
      – Он вышел из аэромобиля так мягко... так мягко... так мягко. Бутон огромного махрового цветка, росшего у самой двери, казалось, стал увеличиваться прямо на глазах.
      – Ох, ох, ох, ох! – восклицала Пратия, и после самого громкого ее выдоха бутон вдруг распустился. Это походило на взрыв.
      Я лежал все так же полностью одетый и глядел на нее, опираясь на локоть. Да что, будь оно все проклято, происходит здесь? Она даже и не думала прикасаться ко мне! Ее губы приоткрылись. Глаза закатились.
      А потом он потянулся и зашагал. Любопытствующая птичка заглянула в беседку.
      Ноги его едва касались земли, – проворковала Пратия. Лампа раскачивалась все сильнее. Музыка звучала оглушительно.
      Ступни его ног ласкали... ласкали... ласкали...
      Я нахмурился. Что за странное поведение? Я лежал рядом, а она не только не прикасалась ко мне, но и не проявляла своей обычной агрессивности. Все это выглядело очень непривычно. И вместе с тем – столько ласковых слов. Стайка птиц спокойно расселась на соседнем дереве. Дыхание ее постепенно успокаивалось. Музыка снова звучала мягко и лирически. Лампа повисла совершенно неподвижно.
      – А потом он прошел мимо плавательного бассейна... – Лампа снова качнулась. Птицы пристально следили за нами. – ...И тень его упала на мое самое любимое место... любимое место... Ох! Ох! Ох Ох!!! – в исступлении восклицала она. Птицы испуганно сорвалис с дерева и улетели прочь.
      Я искоса поглядывал на нее, и настроение мое портилось с каждой минутой.
      Мы возлежали на подушках на расстоянии всего одного ярда друг от друга. Руки ее все еще были закинуты за голову. Дышала она! попрежнему тяжело, но постепенно успокаивалась.
      – А потом он остановился, – снова зашептала она, упорно глядя в потолок, – он остановился и божественным жестом снял...– Птичка снова стала приглядываться к нам. – Снял красную шапочку... красную шапочку... красную шапочку...
      Теперь лампа под потолком раскачивалась, уже не на шутку, музыка играла в бешеном темпе.
      – ...и сунул ее... и сунул ее... и сунул ее... Ох! Оооох!!! выкрикнула Пратия, и перепуганная птичка взмыла в небо.
      Лампа под потолком тоже не выдержала и разлетелась на мелкие осколки.
      Красная шапочка? И тут передо мною, лежащим на мягких роскошных подушках, возник ненавистный образ Хеллера в красной шапочке. О боги! Да ведь эта (...) идиотка думала о Хеллере!
      Рядом лежал я, такой близкий и доступный, а она несла всю эту чепуху и не думала вовсе не обо мне, не говоря уж о том, чтобы погладить меня или приласкать!
      Внутри меня все кипело от гнева!
      Я с отвращением отстранил ее. Вернее, сделал такой жест рукой. Пусть знает. Потом я решительно вышел из беседки. Пусть она хорошенько запомнит, что я никому не позволю обращаться со мной столь пренебрежительным образом!
      За моей спиной Пратия вновь завела свою волынку:
      – А потом он сунул ее в карман. Он постоял какое-то мгновение, а потом он вошел... он вошел... он вошел...
      Дожидаться продолжения я не стал, а направился к бассейну и уселся подле него. Должен сказать, что я здорово тогда рассердился. Но прошло некоторое время, и я постепенно успокоился. Доносящееся со стороны операционной позвякивание хирургических инструментов немало способствовало восстановлению моего хорошего настроения. Этому грязному (...) уже начало воздаваться по заслугам! А то, что произошло там, в беседке, можно приплюсовать к прочим моим ущербам, за которые ему предстоит расплатиться сполна.
      Я попытался придумать какой-нибудь еще более жестокий способ мести. Но пришел к выводу, что по существу происходящее сейчас в операционной можно считать вполне достаточной мерой. В конце концов, это был понастоящему прекрасный день.

ГЛАВА 3

      Примерно в полдень доктор Прахд Бителсфендер вышел из здания больнички, вытирая руки о запачканный кровью хирургический халат одноразового пользования. Но он не направился ко мне, а пошел по извилистой, выложенной камнем дорожке и скрылся в зарослях цветущих деревьев.
      Ну что ж, подумал я, вполне естественно, что после операции ему захотелось немного поразмяться. Ведь на операцию ушло не два часа, как планировалось. Он простоял у операционного стола ровно три с половиной часа! Длинноногий и сухопарый, он шел по зигзагообразной дорожке, уставившись себе под ноги. А что, если операция закончилась неудачно, что, если он всадил свой электрический ланцет чуть глубже, чем следовало, и убил Хеллера? Весьма заманчивая мысль! По мере того как я продумывал и эту возможность, такой, исход дела казался мне все более и более выигрышным.
      Возвращаясь по той же дорожке, молодой доктор неожиданно остановился, нагнулся и поднял что-то с земли. Потом направился к стоявшей поодаль скульптуре, изображавшей нимфу в весьма со блазнительной позе. Там он вынул из кармана маленький молоточек
      и принялся постукивать по металлическому пьедесталу. Чего, собственно говоря, он собирался добиться этим? Может, таким ритмическим постукиванием он задумал пробудить к жизни мраморную нимфу? Но у нас здесь и так этих нимф в избытке! Наконец он прекратил свое занятие и побрел в мою сторону. Добыв из другого кармана пинцет и что-то вроде дрели, он прямо на ходу принялся тщательно полировать какойто мелкий предмет. Он шел в мою сторону, мурлыча под нос песенку. Визг, издаваемый дрелью, здорово действовал мне на нервы.
      Подойдя ко мне, доктор остановился, продолжая, однако, свои манипуляции. Спрятав дрель, он вытащил из кармана флакончик с кровью. Потом с помощью пинцета опустил что-то в кровь. Что за фокусы он проделывает у меня на глазах? Неужто не понимает, что я просто на иголках сижу, дожидаясь, когда он сообщит мне о результатах операции? Все так же молча он достал из кармана маленькую позолоченную коробочку, очень похожую на те, в которых женщины носят ароматическую пудру. Я сразу сообразил, что коробочка была в числе товаров, прибывших от фирмы Занко. Фирма эта специализировалась на производстве маленьких коробочек, которые, они раздаривали докторам в рекламных целях – для подарков пациенткам. Конечно же, на крышке было выгравировано название фирмы.
      Молодой доктор Прахд очень осторожно открыл ее, положил туда то, что держал пинцетом, потом с торжествующим видом протянул коробочку мне. В этот момент он очень напоминал несуразного длинноногого щенка, который только и ждет, когда хозяин погладит его по голове со словами одобрения. В коробочке среди кровавых пятен лежал крохотный кусочек камня.
      Осколок каменного наконечника стрелы, – сказал молодой доктор Прахд.
      Но этот вы не вынимали из его головы! Я сам видел, как вы подбирали эту штуку вон там.
      Внезапно до меня дошло, что именно он сотворил. Да, из этого парня явно может выйти толк. Он был намерен отдать камушек Хеллеру в качестве, так сказать, вещественного доказательства. Но я вовсе не желал, чтобы этот молодой болван начал уж слишком много воображать о себе. Излишние похвалы только портят породу, что чаще всего кончается голодной смертью. А кроме того, он мог бы потом вырваться у меня из-под ногтя. Поэтому, бросив взгляд на коробочку, я только пренебрежительно махнул рукой.
      – Все это заняло довольно много времени. – Я выразительно поглядел на часы. – Два часа – никак не три с половиной.
      Он моментально пал духом.
      – Но, видите ли, вы же не привезли пациента накануне операции. Тогда я мог бы заранее произвести отбор нужных мне клеток. А так пришлось брать образцы клеток прямо с поверхности кожи, с подкожного слоя, не говоря уж о костной ткани. Целых полчаса ушло, пока я поместил их в стерильную среду, потом потребовалось добавить катализатор в нужной пропорции и вырастить достаточное количество материала. И лишь потом я приступил непосредственно к операции. Плюс разные мелочи еще вскрылись. В детстве, например, ему делали очень примитивную прививку, и мне пришлось устранить оставшийся после этого шрам. А еще он, наверное, сунул куда-то палец и ноготь на нем рос немного криво, поэтому потребо валась культура клеток и для ногтя, а значит, снова я вынужден был выращивать их с помощью катализатора...
      Похоже, он собирался морочить мне голову подробным описанием всего, что ему пришлось сделать.
      – Ладно, ладно, а как насчет вживления передатчиков звука и изображения?
      – Ну, оказалось, что у пациента и в самом деле была крохотная трещинка в лобновисочной области. Врачи Флота, как выяснилось, не очень-то внимательны к своим пациентам. Она, конечно, заросла сама собой, без их помощи. Внутри трещины образовалась новая костная ткань, так называемая костная мозоль, которую мне и пришлось вычистить. Должно быть, он является уроженцем Манко, а там у людей кости весьма жесткие и крепкие. Я даже затупил сверло. – Тут он заметил мое нетерпение и поспешил сократить объяснения: – Получилась просто идеальная выемка для этих ве щиц. Ну а потом, естественно, мне пришлось нарастить новую костную ткань, чтобы предотвратить процесс отторжения. Дело в, том, что в ваших приборчиках имеются крохотные антенны, а это довольно кропотливая работа – укладывать их между молекулами соединительной ткани черепных швов.
      – А как с болезненным участком, который вы обнаружили у него над бровью? – строго спросил я, опасаясь, что он мог вживить «жучки» в застарелую рану и в случае рецидива может потребоваться операция, в ходе которой и обнаружат наши приборы.
      Он с откровенным недоумением уставился на меня. Но потом, как видно, сообразил, о чем речь.
      Ах вот вы о чем! Да там никакого болезненного участка и нет. Боль была вызвана тем, что я резко надавил ногтем. – Видя мое явное нетерпение, он торопливо продолжил отчет: – Ваши приборчики надежно установлены, и их никто и никогда не обнаружит. Все шрамы удалены. Полагаю, что я выдержал испытание на «отлично».
      У моего дядюшки, – осадил я его, – был один практикант.
      А я считал, что профессору Слахбу вы приходитесь внучатым племянником.
      Дядя у меня тоже работает в области целлологии, – решительно объявил я. – Так вот, этот молодой практикант должен был находиться в определенном месте вплоть до истечения его контракта. – Я говорил ему все это лишь потому, что прекрасно понимал, в сколь деликатную ситуацию он попал, общаясь с вдовой Тейл. И я не хотел, чтобы в его дурной башке зародились странные идеи или необоснованные надежды. – Но он неожиданно встретил там молодую и очень богатую вдову. И представьте, он тут же наплевал на контракт, нарушил все данные им ранее обещания и просто начал там жить с нею. Он покачал головой:
      – Если вы намекаете на Пратию...
      Вот он и попался. Если он уже называет вдову Тейл по имени, значит, отношения их зашли весьма далеко!
      – Так вот, есть моменты, которые заставляют меня еще и еще раз присмотреться к вам. А кроме того, я ведь пока не знаю, удалась ли операция. Далее – я не имел еще возможности убедиться, умеете ли вы должным образом хранить тайну. Поэтому вы просто не имеете права требовать, чтобы вам немедленно вручили контракт. Вы получите его только после того, как доложите мне о своем прибытии на Зем... ну, словом, на новое место работы. Я буду там к моменту вашего прибытия.
      Похоже было, что заикание его вот-вот восстановится. Это хороший признак. Но он только сделал глотательное движение и сел рядом.
      – Вот здесь три языковые программы. Они нужны для вашей новой работы. Первая – «турецкая». Вторая – «английская», а третья – «итальянская». Я оставляю вам книги, словари, пленки и проигрыватель – все в этом чемоданчике. Начнете прямо здесь, а потом и все шесть недель полета будете продолжать учить языки самым упорным образом. К моменту посадки на Бли... когда вы прибудете на новое место работы, вы должны уметь читать, писать и разговаривать поанглийски, потурецки и поитальянски. Вот если вы выдержите и это испытание на профпригодность, не нарушив режима секретности, – учтите, за вами неотрывно будут следить невидимые глаза, – то лишь после всего этого я подумаю о подписании с вами контракта. Вы все поняли?
      Т... т... турецкий? Это... это... да что угодно! А это хоть цивилизованные языки? В жизни не слыхал о них!
      Языки довольно примитивной цивилизации. Это в другой галактике. Поняли?
      Д... да... Пппонял.
      – Ровно через десять дней, начиная с сегодняшнего дня, ровно в десять часов утра компания Занко пришлет сюда грузовик за оборудованием. Им будет точно известно, куда его следует доставить. У них есть пропуск в это место, куда им следует все это доставить. – Я оговорил с капитаном «Бликсо» дату и время вылета. Да и обо всем прочем у нас с ним имелась договоренность. – Занко, – продолжал я, – доставит сюда специальный ящик для операционного стола и запакует в него этот стол.
      – Н... н... но... Но для стола уже имеется ящик! Знаете, длинный такой.
      – Вот именно. – Я был полон решимости помешать вдове Тейл под каким-нибудь предлогом удержать его здесь. – Вы просверлите в нем дырки и приделаете запор, чтобы можно было запереть изнутри. Когда приедет машина от Занко, вы покажете, что именно следует забрать здесь, а потом поможете упаковать стол в привезенный ящик. После чего залезете в старый, пустой ящик, запретесь изнутри, и вас доставят на корабль.
      Прахд только удивленно пыхтел. Но план был разработан гениально. Таким образом он сумеет освободиться от вдовы Тейл. Никто не увидит его ни в пути, ни на борту. Я люблю проворачивать дела без сучка и без задоринки.
      – А м... можно я хоть выложу ящик изнутри чемнибудь мягким? Ч... чт... чтобы не колотиться головой.
      Я почувствовал прилив великодушия.
      – Разумеется, – благосклонно разрешил я.
      Потом я достал заранее заготовленную записку к капитану Больцу и вручил ее доктору. Записка была предельно четкой и лаконичной. «Это он. Грис.» – говорилось в ней.
      – Я пполагаю, что в тайных операциях есть много такого, о чем я не имею ни малейшего представления, – честно признался он.
      «И в прекрасных вдовушках ничуть не меньше такого, о чем ты не имеешь ни малейшего представления», – пробормотал я себе под нос. Вслух же я сказал нечто иное:
      Тут есть еще две вещи.
      Еще?
      На корабле будет находиться молодой гомосексуалист. Вы не имеете права ни вступать с ним в какую-либо связь, ни даже разговаривать. Он не должен ни видеть вас, ни знакомиться с вами. Одним словом, он не должен знать вас в лицо. Он – вражеский шпион.
      А... а второе?
      А второе вот что: если вас не доставят на корабль, если вы не прибудете туда описанным мною способом, то капитан приведет сюда вооруженную до зубов команду головорезов. Они силой захватят вас и... – я чуть было не сказал: «и изнасилуют вдову Тейл», но сразу же решил, что она, пожалуй, такому обороту дел только обрадуется, и прикусил язык, – ...и сожгут здесь все дотла, а вашу дорогую Пратию изобьют и пристрелят по подозрению в пособничестве врагу, как самого настоящего вражеского агента. Ясно?
      Прахд был просто парализован страхом. Ничего, ему пора привыкать к рабочей атмосфере. Все-таки лучше к ней приспосабливаться, но так, постепенно. В конце концов, от этого типа зависит в какой-то степени один весьма хитроумный план, который должен обогатить меня лично. Если бы не данное обстоятельство, то всякая надобность н нем просто отпала бы и можно было бы уже сейчас пристрелить его на месте. Но, как часто говаривал Ломбар, у денег своя логика. Поэтому я снисходительно и вместе с тем величаво улыбнулся. Ну ни чего, пусть видит, что я могу быть ему и другом. Психологический прием, хорошо отработанный полицейскими. Сначала раздави человека, а потом продемонстрируй дружелюбие.
      Но доктор вроде бы уже и не реагировал ни на что. И мне пришлось просидеть так достаточно долго – растянув губы в улыбке и глядя на него сверху вниз, покровительственно, так сказать. Рано или поздно это обязательно должно сработать.
      Однако психотерапевтический сеанс был нарушен самым грубым образом. Внезапно включился местный громкоговоритель и по саду разнеслось:
      – Эгей, мальчики! – Музыкальный нежный голосок, несомненно, принадлежал вдове Тейл. – Ну что вы там сидите, как бесплотные ангелочки? Заходите-ка побыстрее в дом и перекусите.
      Мы поднялись и поспешили в дом. Столовая поражала своей роскошью. Выдержанная в синих с золотом тонах, она была украшена изображениями маленьких золотых нимф, прыгающих и резвящихся по всему потолку. Вдоль стен были расставлены диваны и кушетки. Огромный, чуть ли не во всю комнату стол, казалось, прогибался под тяжестью сосудов, огромных блюд с пирожками и пирожными, сушеным мясом редких сортов и самых диковинных фруктов.
      Вдова была одета в нечто совершенно прозрачное, в зачесанных наверх волосах сияли бриллиантовые заколки. Она недоумевающе уставилась на нас:
      А где же еще один?
      Он не сможет прийти еще часа три или четыре, – грубо ответил я.
      Она обвела взглядом расставленные на столе роскошные яства. Потом окинула взглядом себя в зеркале. Лицо ее сразу же приняло грустное-грустное выражение.
      – Ну ладно, валяйте ешьте, – сказала она удрученно.
      Я без излишних церемоний принялся за еду. Прахд просто молча сидел за столом.
      Наконец его прорвало.
      – Нельзя здесь все сжигать! – вдруг решительно изрек он.
      Какой болван. Позволить себе такие слова в присутствии хозяйки! Но таков уж мой удел – иметь дело либо с дилетантами, либо с полными идиотами. Но вдова Тейл не слышала его. Она сидела на роскошном диване прямо у него за спиной. В глазах у нее застыло мечтательное выражение. Одной рукой она вертела прядку волос на затылке Прахда, второй – сжимала какой-то большой и сочный экзотический фрукт.
      Внезапно Прахд уставился на меня, и взгляд его выражал решимость и волю.
      – О, вы не должны сомневаться во мне. Я прибуду. Я прибуду! – проговорил он, будто хотел во что бы то ни стало убедить меня в своей лояльности и преданности.
      Глаза вдовы Тейл затуманились. Дыхание участилось.
      И свою красную шапочку он сунул... он сунул... он сунул... Плод в ее руке лопнул и потек какой-то белой кашицей.
      Ооохххх!
      Я буквально пронзил ее свирепым взглядом. Ах ты (...)! Она снова думала о Хеллере. Она, пожалуй, и приоделась и выставила такой роскошный обед прежде всего для него!
      Ну, пусть он не ждет теперь от меня пощады!

ГЛАВА 4

      Ближе к вечеру Хеллер окончательно отошел от наркоза. Прахд сделал мне знак, и я велел Ске подать аэромобиль к укромному местечку у входа в госпиталь. У Ске был теперь повод ругаться всю дорогу, потому что садиться пришлось прямо в кусты и он поцарапал на машине краску. Но я решил полностью исключить возможность нового свидания вдовы Тейл с Хеллером. Она могла запомнить его внешность, а это поставило бы под угрозу режим секретности.
      Я быстро провел Хеллера по коридору. Мы юркнули в дверь и уселись в аэромобиль, который тут же взлетел. Записывающее устройство все еще красовалось на запястье Хеллера, а поскольку запас пленки был рассчитан на десять часов непрерывной работы, все происходящее продолжало бесстрастно фиксироваться на ней. Поэтому я старался ничего не говорить. Перед самой дверью, ведущей из госпиталя, мне удалось накинуть ему на руку полотенце, чтобы невозможно было определить, где он находился.
      Хеллер все еще не совсем пришел в себя. На виске у него виднелась повязка и еще несколько таких же – по всему телу. Прахд объяснил ему, что повязка пропитана быстрозаживляющей жидкостью и не отклеится, даже если он тотчас же вздумает принять душ. Прахд также снабдил его флакончиком какого-то раствора, которым Хеллеру надлежало воспользоваться через 24 часа, когда настанет время снимать бинты. Прахд предупредил, что шрамы сохранят розовую окраску примерно в течение суток, и вручил Хеллеру жидкость-восстановитель кожных тканей, добавив, что препарат запросто устранит даже эти следы. Хеллер взял склянки почти с отсутствующим видом. Казалось, что ему больше всего хочется поскорее снова заснуть.
      Мне не терпелось проверить, как будут работать вживленные датчики и вообще вся система. Ведь успех операции на Земле зависел именно от этого. Все остальные части системы были у меня с собой. Я очень надеялся на благополучный результат, но все-таки беспокойство не покидало меня. Мало ли что может произойти.
      К счастью, когда мы прибыли в ангар, большинство подрядных бригад уже завершили свою работу и успели разъехаться, поэтому никто не добивался встречи с Хеллером. Я быстренько провел его через входной люк буксира. И он прямиком направился в помещения, расположенные в кормовой части судна.
      С огромной скоростью – что, конечно же, вызвало ворчание зануды Ске – я промчался по вечернему небу и скоро уже был в своей меблированной комнате. Прихватив коробку с необходимыми приборами, я поспешил наверх.
      На лестничной площадке на четвереньках стояла Мили и яростно терла пол. Я так торопился, что чуть было не свалил ее в таз с водой. С совершенно неспровоцированной яростью она обругала меня самыми последними словами, но я проигнорировал ее хамское поведение. Заперев изнутри дверь, я сбросил несколько пустых баллончиков со стола и принялся монтировать оборудование. Когда я включал приемник, руки у меня дрожали от нетерпения. Я находился! всего в двадцати милях от ангара, а эта штука, если верить заявлениям Спурка, отлично работала на расстоянии до двухсот миль.
      Я включил приемник звука и, видеоэкран.
      Ничего!
      Даже треска помех не слышно!
      Я перевел регулятор звука и изображения до предела, так, что по экрану заметались голубые молнии.
      Ничего.
      Я довел до предела яркость.
      Ничего.
      (...) Спурк! Должно быть, он наврал мне! Значит, он заслужил смерть!
      Я посидел немного, подумал. Тут мне пришло в голову, что, может быть, у системы не хватает мощности. Тогда я не поленился подключить ретранслятор 831 к уже смонтированному комплексу. Считалось, что он должен настолько усилить сигнал, что расстояние между передатчиком и приемником может достигать десяти тысяч миль!
      Ничего!
      Я принялся крутить ручки регуляторов, включая все, что можно, на полную катушку. Стоп, стоп... Я уловил что-то у динамика с видеоэкраном. Какой-то очень слабый ритмический звук. Я всмотрелся в экран. Повидимому, я перестарался с подачей мощности. Может быть, в этот самый момент какието детали перегорали внутри. Экран мерцал мутным красноватым светом. Совершение машинально я принялся подсчитывать эти ритмические шумы насчитал восемнадцать в минуту. Трудно понять, что это могло быть. Изображение было очень слабым.
      И тут меня осенило! Я слышал чье-то дыхание! А слабое красноватое свечение – это свет, проникающий сквозь веки. Хеллер сейчас спал! Если, конечно, это был Хеллер. Ну что ж, уже хоть что-нибудь. Но, боги, если, поставив все рычажки на полную мощность и подключив к системе ретранслятор 831, я с трудом принимаю передачи всего за двадцать миль, то как я смогу пользоваться этой системой, когда окажусь в Турции, а Хеллер – в Америке! Ужас!
      Я некоторое время просидел совершенно неподвижно, раздумывая над тем, что же мне теперь предпринять. С такой паршивой связью Хеллер может гонять, свободный как птица, по всем Соединенным Штатам, а я не буду иметь ни малейшего представления, что он делает! Я не смогу воспользоваться информацией, получаемой по этому каналу, чтобы воспрепятствовать его намерениям. Жуткая перспектива! Некоторое время я сидел и предавался самым мрачным размышлениям. Я уже готов был отказаться от этой идеи, как вдруг услышал звук шагов из динамика. Сначала они были очень тихими и их трудно было даже принять за шаги. Но они становились все громче. Потом шаги прекратились. Послышался голос.
      – Милый, с тобой все в порядке?
      Голос был очень странным, и трудно было определить, кто говорит. Но он мог принадлежать только графине Крэк. Да, я тут же глянул на часы – охрана как раз должна была смениться.
      Изображение на экране стало постепенно проясняться. Сначала слабое, замутненное. Да, это и в самом деле была графиня Крэк. Она была одета в форму охранника, хотя уже успела снять каску. Лицо ее заполняло весь экран. Изображение, однако, попрежнему было неважным.
      Выглядела графиня явно встревоженной. Кончиками пальцев она касалась бинтов.
      Ты что, упал? Случилась какая-то авария?
      О, здравствуй, дорогая. Должно быть, я снова заснул. – Качество просто отвратительное, я с трудом узнал даже голос Хеллера. – Нет-нет. Не волнуйся. Ничего особенного. Просто хирург удалил у меня особые приметы.
      Что удалил?
      Да ничего страшного. Приехал Солтен и отвез меня к врачу, с которым уже имелась предварительная договоренность.
      На лице ее отразился самый настоящий ужас.
      Они применили к тебе наркоз? Ты в их присутствии терял сознание?
      Ну, прошу тебя. Ничего страшного не было. Маленькая доза наркоза не может повредить моему здоровью!
      Ох, Джеттеро Хеллер. Много ты понимаешь в том, что может тебе повредить! – Она явно была вне себя. – Стоит мне на минуту отвернуться, как ты тут же выкинешь какую-нибудь глупость! Я же говорила тебе, что во всех делах, в которые замешан Солтен Грис, следует вести себя с чрезвычайной осмотрительностью – я еще могу справиться с ним, ты – нет! – Совершенно неожиданно поведение ее изменилось. Она мягко охватила ладонями его лицо и принялась осматривать бинты. Голос ее звучал теперь нежно и тревожно: – Ох, бедняжка, что же эти скоты сделали с тобой?
      Настал черед и мне встревожиться не на шутку. Догадается ли она, что с ним на самом деле сделали? Хеллер попытался все обратить в шутку.
      – Поглядика, – сказал он, переворачиваясь на постели. – Доктор дал мне крохотный осколок наконечника стрелы, который извлек у меня. – И мне пришлось еще раз выслушать историю с каменным наконечником, после чего Хеллер раскрыл маленькую золотую коробочку
      – Ох, да там же все в крови! – воскликнула она, отшатнувшись. Я только поморщился, услышав ее слова. Кровь для нее ровным счетом ничего не значит, если это не кровь Хеллера.
      – Но это же естественно! – сказал Хеллер. – Доктор говорит, что извлек его у меня из лобной части черепа. – Он взял крохотный осколочек, который на моем экране тут же разросся до гигантских размеров. – Хм, – проговорил он с сомнением. – Странно. Я полагал, что наконечник стрелы сделан из обсидиана, а это – простой кремень.
      Мысленно я проклял этого (...) Прахда с его любовью к дополнительным деталям. Я просто заскрипел зубами от злости.
      Могло быть и включение другого материала, – продолжал недоумевать Хеллер. – Но обсидиан с вкраплениями кремня встречается крайне редко.
      Ох, Джет. Знаешь, впредь тебе следует вести себя более осторожно. Ты должен был заставить их проделать эту операцию здесь, и обязательно в моем присутствии. Они могли что-то внушить тебе, когда ты был под наркозом. Постарайся хорошенько сосредоточиться. Припомни, что они говорили. Любой общий наркоз может быть использован для гипнотического внушения.
      «Да уж, в части гипноза ты можешь считаться настоящим мас таком», – проворчал я про себя, припомнив ужасы, на которые она столь хладнокровно обрекла меня.
      – Ах да! Я ведь совсем забыл, – сказал Хеллер. – Эта штука попрежнему сидит у меня на запястье. Солтен разрешил мне надеть ее перед операцией. А шифр замка известен только мне. – И он принялся набирать шифр, открывающий замок.
      Я, конечно, постарался запечатлеть в памяти его любимую комбинацию, которую мог выбрать только идиот, – 3,2, 1. Ого! С помощью этого передатчика можно узнать массу полезных вещей!
      – А он все еще продолжает работать, – сказал Хеллер, – Вот, погляди, я сейчас переключу его на воспроизведение записи.
      Он включил проигрыватель, и пленка завертелась.
      Хеллер пристально следил за графиней. Я тоже напрягся. В данный момент решалась судьба всего проекта. Удалось ли мне обмануть ее? Мой голос, слабый и дрожащий, донесся из приемника: «Знаете, меня что-то подташнивает. Не найдется ли у вас чего нибудь?» Затем я услышал голос Прахда: «Не могли бы вы подержать это?». И снова мой: «Ох, право, я не смогу. Не знаю почему, но в последнее время вид крови вызывает у меня слабость и тошноту».
      Графиня Крэк сидела очень прямо и внимательно вслушивалась в четкие слова записи.