И фотография тут была, на первой странице, на целых три столбца! Улыбающийся Фаустино передает ухмыляющемуся Вундеркинду толстеннейшую пачку грязного барыша. А Вундеркинд, очевидно, поднимает свой шлем, приветствуя своего благодетеля. Неважно, что десятую долю секунды спустя Фаустино уже мчался, как электрический кролик на беговой дорожке для собачьих бегов! Фотографы запечатлели нужное им как раз вовремя! Вот это мастера!
 
      Надпись под фотографией гласила: «Сделанный тайно правдивый снимок – доказательство подкупа: сидя в кресле, когда-то служившем боссу Твиду, король подкупа города Нью-Йорка 90-х годов Вундеркинд, он же Джерри Уистер, принимает свое вознаграждение от capo di tutti capi Фаустино Наркотичи по прозвищу Петля, короля преступного мира».
      Я был просто ошарашен! Какой виртуозностью обладали связи с общественностью! Мне никогда не приходило в голову, что заголовки являются результатом перегретого воображения, сценических постановок событий и ворохов чистого пшика! У меня от этого просто перехватило дыхание.
      А с какой ловкостью связали они все это с именами! Никсон, Наркотичи, босс Твид. Вундеркинда теперь поставили рядом с преступниками! Как убедительно! Кто бы мог в этом сомневаться?
      Другие газеты печатали то же самое. Этот материал скакал от побережья к побережью и даже вокруг света. Фото показывали по телевидению. По радио каждый час говорили об этом в текущих новостях. Какой широкий охват средствами массовой информации! Просто обвал! И, боги мои, это было вынесено на все спортивные страницы! Они давали прошедшие гонки в отдельных кадрах. Это означало, что в спортивных программах телевидения будет бегущая цветная строка.
      Все вытащили наружу! Значит, вот как делались новости! Прав был Мэдисон. Я и в самом деле не был профессионалом по связям с общественностью.
      Но подождите: как Хеллер-то воспринимал эту новость?

 Глава 7

      Я включил видеоаппаратуру. Хеллер ехал за баранкой старого такси по той стороне реки, что ведет в Джерси. На полу у него, под счетчиком, лежала стопка газет, и он поглядывал на нее время от времени. Его проняло!
      Я перекрутил пленку назад. Да, прибыв в офис, Хеллер вызвал Джованни, и тот просто сказал: «Лучше тебе приехать сюда, малыш, но я тебе советую не являться». Голос звучал очень напряженно. Хеллер попал в переплет!
      Ах эти ССО, ССО, связи с общественностью, связи с общественностью! Какое прекрасное средство втравить человека в беду. Теперь я понимал, что от поражения таким орудием никто не гарантирован. Оно может обрушиться везде и на всякого. Предсказать это было невозможно! Сейчас ты с упоением занимаешься своими делами, а в следующий момент – бац! – ты сам-то и пальцем не пошевелил, а уже готов, пристрелили тебя связи с общественностью. И нет у тебя ни малейшей догадки, что это был выстрел. Может, подумаешь, что так, видимо, устроен мир: что газеты ненадежны, часто ошибаются или просто угождают низменным вкусам публики, требующей сенсаций.
      Тонкий знаток рукопашной схватки, флотский военный инженер, способный взорвать, не получив и царапины, и крепость, и базу, Хеллер был листиком на ветке перед могучим ураганом связей с общественностью – ССО, всего лишь щепкой, которую могло разнести в клочья по воле такого мастера, как Мэдисон. А Хеллер не только не знал, откуда пришел удар, больше того – не было абсолютно никого, с кем бы он мог воевать, и ничего, что он мог бы с этим поделать! Мэдисон с помощью всего лишь нескольких фотографий превратил его в беспомощную пешку!
      Все, что знал Хеллер, сводилось к одному: влип. Он ехал к своей беде. Он даже о маскировке не позаботился, покидая Нью-Йорк.
      Вспомнишь о стопке бумаги – и только-то. Для нее и одной спички было бы достаточно, чтобы сжечь всю дотла. Но эта стопка бумаги была на своем пути к уничтожению Хеллера!
      Я это сразу почувствовал по голосу Джованни.
      Возле дома Малышки он припарковался.
      Джованни встретил его в лифте.
      – Малыш, я бы не совался.
      Хеллер протянул Джорджио светло-коричневый кожаный плащ и фуражку, но тот не захотел их брать. Плащ упал на пол.
      Малышка не появлялась.
      Из-за другой двери на противоположном конце комнаты доносились какие-то звуки. Хеллер прошел и открыл ее.
      Что-то вроде маленького рабочего кабинета. Камин, но без огня. На стенке распятие. Коврик на полу черный.
      И там находилась Малышка. Она стояла на коленях. На голове какая-то дерюга. Она вынимала из камина пепел и размазывала его по лицу.
      – Mia culpa, – причитала она. – Mia magna culpa.
      Это моя вина, это моя большая вина.
      Малышка плакала.
      Но вот она почувствовала, что кто-то вошел, и обернулась. По лицу ее, измазанному пеплом, струились слезы, оставляя две чистые борозды. Малышка увидела его.
      – О, Джером, – простонала она. – Мой собственный сын traditore! – Она склонилась, горько плача. – Мой собственный сын, собственный сын!
      Хеллер сделал попытку приблизиться к ней:
      – Госпожа Корлеоне, прошу вас, поверьте мне...
      Немедленно последовало отвержение. Вытянув в сторону пришедшего раскрытые ладони, Малышка поспешила остановить его:
      – Нет, нет, не приближайся ко мне! Где-то каким-то образом ты осквернил наш род! Ты запятнал честь семьи! Не подходи!
      Хеллер и сам упал на колени на почтительном расстоянии от нее и снова попытался оправдываться:
      – Ну, пожалуйста, выслушайте меня, госпожа Корлеоне, я не имел...
      – Traditore! – рявкнула она, отшатнувшись, стараясь еще больше отдалиться от него. – Ты разбил сердце бедной своей матери!
      Она быстро сунула руку в камин и выхватила оттуда частично обгоревшую газету. Там еще можно было увидеть лицо Фаустино. Резкое движение воздуха раздуло
      искры, впившиеся в бумагу. Когда Малышка потрясла ею с гневом и возмущением, газета вдруг вспыхнула.
      – Ты принес бесчестье имени Корлеоне! – крикнула она. – Мой собственный сын пошел против своей семьи! – Она брезгливо швырнула газету в камин. – Как я старалась быть для тебя хорошей матерью. Как я старалась правильно тебя воспитать! А какую я получаю благодарность? Какую благодарность, спрашиваю я тебя! Звонила супруга мэра! – Она запричитала высоким голосом: – Она сказала, что я набитая дура, если даже не знаю, что в собственном моем лагере есть предатель! И она смеялась! Смеялась надо мной!
      Внезапно она принялась что-то искать. Нашла. Каминные щипцы! Она запустила ими в Хеллера. «Убирайся вон!» Они с дребезгом ударились в стену. За этим последовала кочерга. «Убирайся с глаз моих долой!» Кочерга с оглушительным стуком громыхнулась о стул. Она схватила и швырнула совок. Тот едва не угодил Хеллеру в физиономию. Когда совок бухнулся об пол, она завизжала: «Уходи!»
      Малышка ухватила подставку, в которой находилась вся эта утварь, и швырнула ее изо всех сил. Подставка грохнулась о дверь!
      – Вон! Вон! Вон! Вон!
      Хеллер попятился задом и вышел из комнаты.
      Звуки ее возобновившихся стенаний напоминали похоронный плач. Хеллер медленно пошел в переднюю.
      Не было видно ни Джованни, ни Джорджио.
      Он подобрал плащ и фуражку с пола. Вошел с ними в лифт.
      Подойдя к такси, он медленно сел и уехал.
      О мои боги! Мэдисон сделал это! Всего лишь бумага, чернила, газетный трюк и ни крошечки правды – и против Хеллера ополчился самый могущественный его союзник!
      Что за блестящий талант!
      Что за прекрасное орудие – пресса!
      А Хеллер даже и не подозревал, кто по нему стреляет! И вообще стреляет ли!
      Но все это еще могло обернуться и в худшую сторону. Ведь и Хеллер был не лыком шит!

Глава 8

      Хеллер поехал в «Ласковые пальмы». Он припарковал свое такси на обычном месте и поднялся вверх на лифте. Было еще рано, и то, что наблюдалось на моем экране, не нарушалось никакими помехами. В номере его находились две проститутки. Они практиковались, разбирая способы, с помощью которых можно разомкнуть захват кисти руки противником. Одна из них полюбопытствовала:
      – Эй, красавчик, каким пальцем ты действуешь вот при этом захвате – большим или указательным? Марджи утверждает... Эй, в чем дело? – Вниматель но посмотрев на лицо Хеллера, она поняла, что с ним что-то творится.
      Он открывал шкафы, выдвигал ящики и доставал чемоданы. Он собирался упаковываться.
      Встревоженные девицы выбежали из номера. Я слышал, как одна из них барабанила подряд во все двери В коридоре. Другая взялась за телефон и о чем-то быстро затрещала.
      Хеллер же просто упаковывал вещи.
      Когда он обернулся, в дверях стояла целая толпа женщин, в той или иной степени неодетых. Вид у них был всполошенный. Ярко-желтая вышла вперед:
      – Ты что, уезжаешь, Красавчик?
      Хеллер не отвечал. Он продолжал упаковываться – и только. Девиц у дверей стало больше. Они начали реветь.
      Хеллер доставал и доставал вороха одежды и увязывал их веревками.
      В дверях произошло замешательство. Хеллер посмотрел в ту сторону. Это Вантаджио прокладывал себе дорогу в толпе разревевшихся барышень.
      – Ну и что же это, черт побери, все значит, малыш? – недовольно спросил Вантаджио.
      – Малышка звонила? – осведомился Хеллер.
      – Нет, – озадаченно прозвучал голос Вантаджио.
      – Позвонит, – коротко бросил Хеллер и повторил: – Позвонит.
      – Да брось, малыш, – стал урезонивать его Вантаджио. – Ты же знаешь – на Малышку иногда находит что-то. Она с этим справляется.
      Хеллер полез во внутренний карман:
      – А утренние газеты вы видели?
      – Да я только что из постели, – отвечал Ванта-джио. – Что там такое, в утренних?
      Хеллер подал ему вырванную из «Нью-Йоркской грязи» первую страницу.
      Вантаджио уставился на нее, разинув рот. До него дошло. Он побледнел.
      – Боже правый!
      – Тут все никому не нужное, – сказал Хеллер, указывая на горы одежды. – Как по-вашему, на какую сумму были счета?
      – Ой, малыш... – с печалью заговорил Вантаджио, но Хеллер оборвал его:
      – Нет, скажите: на какую сумму приходили счета от портного за всю эту одежду?
      – Малыш, ты не должен...
      – Тысяч на пятнадцать?
      – На пять. Не больше чем на пять. Но, малыш...
      – Вот вам пять тысяч, – сказал Хеллер и начал отсчитывать банкноты. – Сейф мой внизу – пустой. Теперь насчет моего такси. Бац-Бацу оно понадобится, чтобы он еще мог сказать, что у него есть работа. Он же, вы знаете, отпущен под честное слово. И ему придется продолжать за меня военное обучение в Нью-Йоркском университете. Итак, какова стоимость этого такси?
      – Ой, малыш... – У Вантаджио начинали проступать, слезы на глазах.
      – Ладно, пять тысяч, – сказал Хеллер. – Пусть будет пять тысяч. Мне дорого обошлась его переделка. Ну, какие еще у меня тут есть долги?
      Вантаджио не отвечал. Он зарылся лицом в складки своего шелкового платка.
      Хеллер взял его за кисть руки и вложил в нее десять тысяч. Он закончил набивать свои чемоданы.
      Его окружили девицы, они умоляли его:
      – Не уезжай, Красавчик, не уезжай! – И тянули его за одежду.
      Хеллер попросил их помочь отнести вещи. Они и прикасаться к ним не желали. Пришлось ему самому доставать тележку, куда он и сложил свои вещи.
      – Малыш, – умоляюще говорил Вантаджио. – По-моему, ты совершаешь ужасную ошибку. Если бы она серьезно хотела, чтобы ты сехал, она бы позвонила.
      – Она серьезно этого хотела, – сказал Хеллер.
      Он направился с тележкой к лифту, толкая ее перед собой, и спустился вниз. Девицы, без чулок, плачущие, спустились вниз на другом лифте.
      Хеллер погрузился в такси. Он оглянулся и посмотрел на Вантаджио и толпу полуодетых девиц. Среди них стояли двое охранников, грустно покачивая головами. Мой экран слегка затуманился.
      В глазах у Хеллера были слезы!
      Он поехал, оставляя за собой молчаливо стоящих людей, и они еще долго были видны ему в зеркало заднего обзора. Потом они пропали из виду.
      Возле Эмпайр Стейт Билдинг он припарковался в ряду, где стояли такси, и пригнал ручную тележку. Друг-таксист предложил ему отогнать его колымагу на ближайшую стоянку.
      Хеллер покатил тележку в свой офис.
      Там имелась боковая комнатушка для отдыха, где он и оставил часть своего багажа. Свой туалетный набор он занес в ванную. Для одежды места не было, и он свалил ее на диваны.
      Вошел Изя, увидел одежду, но ничего не сказал. Только выглядел ошеломленным.
      – Буду жить здесь, – сказал Хеллер.
      Наконец Изя перестал молчать и заговорил:
      – Я знал, что к этому все идет. Судьба распоряжается по-своему, мистер Джет. И у нее всегда что-нибудь приготовлено, какие-нибудь пакости.
      – Еще что-то не в порядке? – спросил Хеллер.
      Изя беспокойно завертелся на месте. Хеллер на стаивал. Наконец Изя сдался:
      – Государственная налоговая служба не хочет ждать. Они требуют все, что у нас есть. А мне не удалось разжиться на скупке и продаже ценных бумаг, как хотелось бы. Вот только что пришло сообщение из районной налоговой инспекции. Они собираются конфисковать все корпорации – и наплевать им, законно это или нет. Не хотел вам говорить. Я видел утреннюю прессу. Но, боюсь, это еще не все. Когда службе налогов станет известно, что им не заплатят, они спустят с цепи своих агентов по ССО и вываляют эти корпорации в грязи во всех средствах массовой информации. Это провал. Если только не свершится чудо, то у нас уже через месяц не будет даже этого офиса.
      Он вышел, сильно опечаленный.
      Хеллер уселся за письменный стол.
      С момента как он вошел, кот неотступно следовал за ним везде. Теперь он вскочил на стол и уселся под лампой, изучая Хеллера.
      Хеллер устало и сокрушенно сказал, обращаясь к коту:
      – Да, брат, не того ты выбрал себе хозяина.
      Победа!
      Я победил!
      ССО!
      Вот оно – абсолютное и эффективное орудие убийства! И притом причиняет такую боль!
      А еще лучше то, что никто – ни жертва, ни общественность – знать не знает, откуда летят эти пули!
      И тут вдруг я понял принцип распоряжения властью на Земле. Вот, значит, как разрушались и строились даже империи. Посредством служб связи с общественностью. А потом службы писали даже исторические книги!
      Одним смертельным ударом Мэдисон уничтожил могучего Хеллера. При помощи нескольких строчек, опираясь только на свое воображение, Мэдисон вершил судьбами не только Земли, но и Волтара! Неудивительно, что Гробе считал его таким опасным!
      Службы ССО являлись истинными богами этой планеты! Богами гнева и унижения, но все же богами! Что за чудо-оружие было у них в руках! Как оно было разрушительно! Блеск!

Глава 9

      Я был так восхищен этим славным орудием, ССО, что не отдавал себе отчета в том, что время проходит, время, каждое мгновение которого может означать для меня смертельную опасность. Я ведь прошлым вечером не появился у мисс Щипли. Кроме того, Гробе вовсе не будет доволен и даже, возможно, пришлет еще одну команду связистов. Я же был совершенно не в состоянии выдержать еще один налет бесцеремонных войск связи армии США, а фланговую атаку змей – и подавно.
      Дело шло к полудню. Мучаясь, я выбрался из постели и заковылял к комнате, в которой должна была находиться Ютанк. Дверь оказалась открытой! Раньше такого что-то не случалось.
      Почуяв своим искушенным нюхом какую-то новую беду, я осторожно заглянул в комнату.
      В ней было пусто!
      Ни одного чемодана. В стенном шкафу и в ящиках комода – пустота.
      Она покинула меня!
      Какой у нее самолет, я не знал!
      Билета у меня не было!
      У меня имелось всего лишь восемьдесят или девяносто долларов!
      Этого было далеко недостаточно, чтобы так или иначе убраться подальше от Нью-Йорка.
      Тут я сообразил, что она, вероятно, позвонит, когда получит билеты. Ну конечно же, в этом и крылась вся тайна ее исчезновения.
      Руки мои стягивали бинты. Так же, как и большую часть моего тела. Любое движение отзывалось в нем болью. Но я понимал, что мне лучше упаковать вещи. Неловко орудуя больными руками, я приступил к работе, то и дело вскрикивая от боли.
      Какая изнурительная работа! Еще не закончив укладывать вещи, я почувствовал, что без отдыха не могу, и опустился в кресло.
      На полу тут и там валялись газеты. Мой наметанный глаз наткнулся в одной из них на материал последних новостей. Я еще удивился, что в газете может содержаться что-то, не относящееся к проделкам Вундеркинда. В новостях говорилось:
 
       «ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ НАЛОГОВОЙ
       ИНСПЕКЦИЕЙ ПОМЕЩЕН В ПСИХИАТРИЧЕСКУЮ БОЛЬНИЦУ
       Арджинал П. Нищета помещен сегодня в психиатрическую больницу «Ореховый домик» по предписанию инспектора Государственной налоговой службы.
       Утверждается, что Нищета якобы не подал налоговой декларации о своих доходах.
       В предписании ГНС настоятельно рекомендуется подвергнуть Нищету электрошоковой терапии, предлобной лоботомии, после чего мучить в этом учреждении на протяжении всей его оставшейся жизни.
       «Он нуждается в помощи специалистов, – заявил представитель ГНС, – и оказать ее могут только наши специалисты».
       Он утверждал, что те шестьдесят центов, о которых шла речь, он потратил на марки, чтобы послать по почте свою декларацию. Однако все декларации, не присланные заказным письмом или не привезенные на голубом «роллс-ройсе» с желтыми полосами, естественно, отправляются в мусорную корзину, так что нелепо искать защиты в суде.
       Налоговые штрафы лишили вдову Нищеты и его сирот последних крох.
       Начальник районного отделения ГНС Нью-Йорка Каменник Т. Кровьберри выступил с публичным заявлением: «ГНС fiber alles! И пусть это будет вам уроком, глупые простофили!»
       По слухам, свыше трехсот миллионов американцев каждый год бывают замешаны в налоговых преступлениях».
 
      Я знал, что это штучки ССО. Я знал, что этот материал просто подбросили прессе, чтобы с помощью страха вынудить людей платить налоги. Но, несмотря на все эти знания, я ощутил ужас!
      Я ведь в тот день уже видел опустошение, к которому способна привести служба ССО, поэтому сейчас у меня просто волосы стали дыбом!
      Только я закончил читать, как зазвонил телефон.
      Слава небесам! Это, должно быть, Ютанк – хочет сообщить мне номер рейса. Я снял трубку.
      Грубый хрипловатый голос:
      – Инксвитч?
      Я так встревожился, что отвечал:
      – Да, Инксвитч.
      – Хорошо. Это отдел налоговых преступлений ГНС Нью-Йорка. Обычная проверка – хотим удостовериться, что вы дома. – Трубку повесили.
      Волосы у меня теперь не просто стояли дыбом, они потрескивали!
      Эге, нужно сматываться! Три года в федеральной тюрьме, с гомиками, пострашнее, чем мисс Щипли! Тут уж и операции на мозге будешь рад – только бы не это!
      Я запер свои чемоданы. И тут заметил, что забыл одеться. Сил уже не было все распаковывать. В мусорной корзине лежал костюм, который я надевал, когда в последний раз наведывался к мисс Щипли. С отчаянным усилием я натянул его на себя.
      И вдруг как чихну!
      От него так и разило красным перцем, соусом «Табаско» и горчицей!
      Времени совсем не оставалось. Приходилось цепляться за ту ниточку, что была у меня в руках. Ютанк говорила о четырехчасовом самолете, нужно было мчаться в аэропорт.
      Я позвонил вниз и попросил прислать мне коридорного и тележку, а также вызвать такси. Дело могло оказаться очень серьезным. Полиция всегда удостоверяется в вашем пребывании на месте, прежде чем крушить ваше жилье стенобитными таранами, а уж от налоговой службы приходилось ждать и кое-чего похуже!
      Коридорный загрузил мои вещи в ручную тележку, подкатил ее к двери лифта и стал ожидать, когда поднимется кабина. Он не нажал кнопку вызова, но лифт шел наверх. Должно быть, кто-то поднимался.
      Какое-то шестое чувство подсказало мне, что нужно поостеречься. Дверь на лестницу находилась рядом, и я проскользнул в нее, оставив только щелку, к которой и припал.
      Прибыла кабина, и дверь лифта открылась. Двое крутейшего вида бугаев вышли в вестибюль пент-хауза. В черных шляпах и серых пальто, с черными усиками! Ну и субчики!
      Они обрушили гром ударов на дверь моего номера!
      О, спасибо богам за учебу в Аппарате! Я помчался вниз по лестнице, не обращая внимания на боль, причиняемую каждым движением. В бешеном темпе я пролетел все тридцать этажей отеля и ворвался в вестибюль.
      Швейцар узнал меня и кивнул, указывая на улицу. Там ожидало такси.
      Коридорный с багажом уже прибыл на место, и погрузка чемоданов началась. Медленно, ох, как медленно!
      Я не спускал глаз с дверей лифта в вестибюле.
      В отчаянии я помахал коридорному десятидолларовой бумажкой.
      Он прекратил работу, чтобы убедиться в том, что она не фальшивая.
      Появился управляющий. Я подумал, что он сейчас напомнит о неоплаченном счете. Но вместо этого он пожал мне руки и сказал:
      – Поздравляю вас с отъездом, господин Инксвитч. Прошу по возвращении найти себе другой отель. —
      Я почувствовал облегчение: значит, Ютанк уже оплатила счет.
      Эта задержка едва не оказалась фатальной.
      Два здоровых амбала вышли из лифта!
      Я прыгнул в такси и закричал: «Международный аэропорт имени Джона Ф. Кеннеди!»
      Водитель погнал, набирая скорость, а я все смотрел назад.
      Я их обставил!
      Вскоре мы пробились через скопление машин и нырнули в туннель Куинз Мидтаун. Выскочили наружу и влились в транспортный поток шоссе номер четыреста девяносто пять. Я посмотрел назад. На мгновение перед моим взором мелькнуло здание ООН. Все! Я был на пути к успеху! Какое облегчение!
      Хотя... За нами много машин. Серая петляет, догоняя нас! Я плотнее прижался лицом к стеклу, не сводя с нее глаз.
      Двое крепких парней!
      К тому же они, кажется, узнали меня! Один неистово размахивал рукой, требуя, чтобы мы свернули к обочине и остановились.
      Денег у меня было немного, но я подался вперед и крикнул шоферу:
      – Оторвешься от той серой машины – получишь двадцать долларов сверх счетчика.
      – Пятьдесят, – потребовал таксист.
      – Пятьдесят так пятьдесят, – согласился я, и водитель резко прибавил скорость.
      Такси сворачивало и, визжа шинами, обгоняло грузовики. Мы отчаянно подрезали сигналящие машины, чьи водители едва успевали нажимать на педали тормозов, чтобы не столкнуться с нами.
      Каждый резкий поворот мучительно отдавался в моем истерзанном теле. Боги, рад ли я буду выбраться из Нью-Йорка, если мне это удастся?
      Наконец такси вырвалось на Вудхэвен-бульвар, с ревом промчалось по зимнему Форест-парку и затем мимо Кью-Гарденс. Миновав скоростной акведук, визжа шинами и тормозами, такси въехало на территорию аэропорта им. Джона Ф. Кеннеди. Я с беспокойством оглянулся. Они еще могли подъехать. Заплатил таксисту. После этого у меня осталось только восемнадцать долларов!
      – Какая авиалиния? – спросил негр-носильщик с тележкой.
      – Не знаю, – ответил я.
      Он принялся грузить мой багаж на небольшую тележку, разъясняя на страшно корявом языке:
      – Ну тогда что ж, можете выбирать. Есть Пан-Америкэн. Есть ТВА – Транснациональные всемирные авиалинии. Но если нужно ТВА, то лучше снова взять такси, потому что здесь – Пан-Америкэн.
      Я быстро пораскинул мозгами. Четыре часа. Наверное, каждый час отлетает только один самолет.
      – Есть ли рейс на Рим или Лондон или еще куда-нибудь в четыре часа?
      – В четыре, кажется, есть один на Рим. Но, если не возражаете, я бы вам посоветовал лететь в Тринидад, когда будет потеплее.
      – Рим. Давай к стойке для регистрации.
      До отлета самолета оставалось еще очень много времени.
      – Инксвитч? – осведомился регистратор. – На это имя у нас ничего не зарезервировано. Я позвоню в центральную...
      Но я уже не слушал. Я бросал взгляды назад, на дверь.
      Они были там!
      Я нервно бросил носильщику три долларовые бумажки: «Присмотри за моим багажом!» – и пустился наутек.
      Прорвавшись сквозь группу девочек-скаутов, столкнувшись с дамой, несущей на руках пекинеса, которая сердито оттолкнула меня, я затесался в середину олимпийской лыжной команды.
      Это было спасением. Они с такой энергией извергли меня из своей среды, что я, как бейсбольный мяч, врезался в группу священников. Те так переполошились, что мне ничего не оставалось, как продолжать движение, и я влетел в дверь мужского туалета.
      Поспешно достав монету, я со страдальческим вздохом облегчения благополучно пристроился в кабинке.
      Я просидел там немного. Все у меня так болело, что я забыл поднять ноги. Вспомнив, как это делается, я подтянул их кверху. И как раз вовремя.
      Две пары тяжелых ботинок!
      Двое крепких парней шли вдоль запертых кабинок, заглядывая под двери!
      Они меня не обнаружили.
      И, видимо торопясь, ушли.
      Только тогда я позволил себе страдать. От поездки в машине все мои кровоподтеки заболели разом. Я был уверен, что мой бейсбольный полет снова заставил кровоточить все ссадины и царапины. Через что только ни приходится пройти человеку, чтобы выполнить свои простые обязанности!
      Подавив желание чихнуть, я вдруг вспомнил, что забыл позвонить в нью-йоркскую контору и попросить Рата включить ретранслятор 831. Без него я не мог видеть, что делает Хеллер.
      Впрочем, до четырех часов у меня была уйма времени. Вопрос заключался в том, как выбраться из туалета и пробраться к телефону незамеченным.
      Осмелев, я вышел из кабинки.
      У раковины стоял человек, очень даже большой человек. Перед ним лежали принадлежности для бритья, и он скоблился старой опасной бритвой. Он стоял лицом к входу. Его шляпа, похожая на охотничью, и куртка, черно-белая в клетку, висели на крючке совсем рядом с дверью.
      Будучи хитрым и сообразительным, я знал, что скоро ему понадобится умыться. Мыльная пена уже лезла ему в глаза. Я ждал. И точно – он наклонился над раковиной.
      В одно мгновение я сорвался с места и завладел его курткой и шляпой. Еще быстрее я выскользнул из туалета, одновременно ловко надевая на себя похищенное.
      Странная шляпа – скорее красная фуражка с козырьком спереди и сзади – оказалась ужасно мне велика. Она свободно налезла на мою собственную шляпу. Клетчатая куртка тоже была огромной и могла сойти за пальто. Маскировка что надо!
      Я осторожно огляделся. И, разумеется, увидел этих двух крепких парней! Но они смотрели в противоположную от меня сторону, шаря глазами по выстроившимся очередям.
      Я перебрался к разменному автомату и поменял десять долларов на мелочь. У меня было туго с наличностью, это уж точно.
      Надежно замаскированный с помощью шляпы и куртки-пальто, я проскользнул в застекленную телефонную будку. Позвонил в нью-йоркскую контору.
      – Позовите Рата, – сказал я.
      На телефоне сидел какой-то идиот с Флистена: это я мог определить по тому, как он каким-то немыслимым образом превращал свистящие звуки в шипящие:
      – Ижвините. Бедняга Рат еще в больнише. Ошложнения. На его пневмонию пенишиллин не дейштвует. Шоштояние у него критичешкое. Кто жвонил, как мне передать?
      Ну и ражожлилщя же я! Я так кипел, что шразу же перешел на флиштеншкий яжык. Такому идиоту не понять и образцового волтарианского языка, уж не говоря о простом английском.
      – Отпуск! Отпуск! Ваши только об этом и мечтают!
      – О, демоны зеленой бездны! – воскликнул он на флистенском. – Это, наверное, офицер Грис! – Похоже, испугался. Вот так-то лучше!
      – Теперь слушай меня, – прорычал я ему по-флис-тенски. – Передай Рату приказ кончать симуляцию и браться за Эмпайр Стейт, и пусть присылает отчеты, или я начиню его связистами Красного «Табаско»! И слушай, ты, идиот, если я еще когда-нибудь поймаю тебя на том, что ты опять говоришь на флистенском по земному телефону, ты у меня послушаешь «Ночь на Лысой горе» со скалками! Все понял?
      Он понял. Ужасней ругательства я придумать не мог. Он залепетал что-то невразумительное!
      Я повесил трубку, чувствуя себя немного лучше.
      Мэдисон! Я должен позвонить Мэдисону и сказать ему, что проделана блестящая работа. Триумф ССО! А также, что я улетаю. Тогда Гробе не будет знать, куда посылать змей.
      Я опустил в прорезь монеты и нажал на кнопки. Поразительно! Ответил сам Мэдисон.
      – Спасибо, что сразу же позвонили, господин Недошвыр. Вы преуспели, чтобы протолкнуть Хеллера на Оскара за вождение автомобиля без помощи рук?
      – Нет, нет. – Я чихнул. – Это говорит «Табаско» Смит... я хочу сказать, господин Смит. Мэдисон, мне просто необходимо было позвонить и сказать, что тобой проделана блестящая работа. Ты чудо. Спасибо богам за ССО, и, пожалуйста, передай господину Гробсу, что я отбыл надолго, чтобы шпионить за войсками связи для мисс Агнес.
      – Проделана работа? – повторил он озадаченно. – Но кампания еще не окончена, Смит, далеко не окончена! Еще много что нужно сделать, чтобы получился прочный имидж. Подождите, пока не увидите завтрашних газет! В них будет напечатано про то, что он так нажился на гонках, делая ставки против самого себя, что все отдаст, чтобы подкупить фермеров из Канзаса.
      Ну вот, снова он говорил о том, чего я и раньше не понимал.
      – Что все это значит – насчет фермеров из Канзаса?
      – До вас не доходит? – изумился он. – Боже ты мой, уж вам точно далеко до профессионала. Мне приказано добиться, чтобы его имя стало привычным у всех на устах, и сделать его бессмертным. Поскольку имидж «человека, который развязал третью мировую войну» развалился, мне пришлось взять другой курс. Сейчас я работаю над имиджем «Джесси Джеймса». Это был знаменитый разбойник, который боролся с железными дорогами, грабя поезда и отдавая награбленное фермерам. Он один из великих народных героев Америки. Бессмертен. Так что, если мне удастся придать Уистеру имидж типа Джесси Джеймса, все будет отлично. Хотя этот имидж может меняться. ССО – вещь флюидная, Инксвитч, а главное – нам нужно сохранить первую страницу, сколько бы ни встало у нас на пути естественных преград. Если я очень постараюсь и буду придерживаться основ профессиональных ССО, Вундеркинда ждет успех, но для этого потребуется время.