Мисс Щипли подошла к «железной деве» и открыла ее. Она служила ей холодильником. Мисс Щипли достала оттуда пару банок, и женщины развалились на софе, с наслаждением потягивая пиво.
      – Снимите же эту (...) ловушку! – заорал я на них.
      – Всему свое место и время, Инксвитч, – спокойным голосом рассудительно ответила мисс Щипли.
      – Что у вас на уме? – взревел я.
      – Объясни ему, – сказала Кэнди. – Я всегда слушаю это с удовольствием.
      Мисс Щипли начала снисходительно объяснять:
      – Во всех компаниях Роксентера есть курсы психиатрического регулирования рождаемости. Ты понимаешь, насколько это важно – сократить население земного шара. Люди плодятся, как крысы. И все подонки. За ними не угнаться мировым запасам продовольствия, которые следует сократить, с тем чтобы цены оставались высокими и друзья Роксентера могли получать прибыль. И таково, разумеется, название игры.
      Она жадно глотнула пиво и, позабыв вытереть «усы», продолжала лекторским тоном:
      – Регулирование рождаемости зависит не только от пилюль, кроме того, ИГ Барбен не имеет монополии в этой области – у него есть конкуренты. По этому единственное, что может сдерживать рост населения на Земле, – это гомосексуализм. Так вот, если бы все были гомосексуалистами – мужчины «голубыми», женщины лесбиянками, – тогда проблема перенаселенности отпала бы совсем. Замечательное дело, начатое Роксентерами несколько десятилетий назад, только сейчас вступает в свои права. Обучение контролю за рождаемостью вводится теперь в детские сады. Конкурентов Барбена ждет разорение, ибо кому нужны будут эти пилюли? Не будет больше массовых митингов за запрещение абортов, да и сами аборты станут не нужны. Мир целиком и полностью пойдет путем вселенского гомосексуализма.
      Курсы психиатрического регулирования рождаемости просто замечательны. Они были разработаны доктором Жарьмозгом, главой Международной психиатрической ассоциации, на специальные пожертвования Роксентера. А Роксентеры, как известно, всегда держали под контролем психиатрию и психологию. То, что когда-то называлось «нормальным» сексом, является настоящим сексуальным преступлением. А то, что когда-то называли «сексуальными преступлениями», теперь стало нормальным явлением. Так что если все учащиеся этих курсов серьезно, как психиатры, возьмутся за дело превращения всех, кого только возможно, в извращенцев, садистов и гомосексуалистов, то долгосрочная цель Роксентера уменьшить население мира станет реальным фактом. Вот мы и намерены сделать хотя бы одного мужика извращенцем. А ты тут, Инксвитч, как раз можешь пригодиться.
      – Я на это не пойду! – закричал я. – Снимите этот (...) капкан! 
      Мисс Щипли взглянула на Кэнди:
      – Как ты себя чувствуешь, дорогая? Готова?
      – О, конечно. – Кэнди затрепетала. Мисс Щипли отставила пиво.
      Она подошла ко мне и стала крутить капкан, пытаясь снять его с моей правой руки. Я вскрикнул отболи!
      – Кажется, заело. – В ее тонких губах сквозило удовлетворение.
      У Кэнди из уголков рта побежали струйки пива. Дыхание ее участилось.
      Мисс Щипли еще крутанула капкан. Я взвыл не помня себя от боли!
      Кэнди выронила банку. Пиво разлилось по полу пенящейся лужицей. Ноги ее вытянулись, рот приоткрылся, глаза запылали.
      Мисс Щипли тяжело задышала и сжала в руках капкан. Я чуть не надорвал себе легкие.
      – О Боже, – простонала Кэнди.
      Мисс Щипли резко сорвала с моей руки мышеловку. Я так взревел, что сам себя оглушил.
      Кэнди, вытянувшись в струнку, запрокинула голову и стала двигать бедрами вверх и вниз.
      Мисс Щипли схватила ее на руки и, горячо целуя в шею, унесла в другую комнату, резко захлопнув дверь.
      Я слышал страстные увещевания. Я слышал звуки борьбы. Снова увещевания.
      Затем короткие стоны.
      Затем пронзительный крик!
      Прошло немного времени.
      Тихое сердитое ворчание. Голос мисс Щипли.
      Тянулись минуты.
      Что они там делали?
      Дверь отворилась. Они вышли. Обе были фактически голые. Мисс Щипли оказалась совсем плоской, а между грудей, вернее, там, где они должны были быть, посередине, красовалась татуировка – кинжал. Ее коротко остриженные волосы взлохматились и взмокли.
      По лицу и животу Кэнди размазалась губная помада, а массивные груди влажно блестели.
      Они плюхнулись на софу, вытянув ноги. Кэнди запрокинула голову. Она выглядела совсем изможденной. Мисс Щипли смотрела на меня в упор, поджав губы и что-то прикидывая в уме. Мне начало становиться не по себе.
      – То, что вы делаете, – сказал я, – преступно. Вы украли мои деньги!
      – Заткнись, – бросила мисс Щипли. Она поднялась и достала еще две банки пива из «железной девы».
      Кэнди взяла банку и, холодную, прижала ее к своей (...).
      Так они сидели некоторое время.
      Затем мисс Щипли набрала в рот пива, склонилась над Кэнди и перелила пиво ей в рот. Как делают искусственное дыхание «рот в рот». Кэнди судорожно глотнула и стала оживать.
      Мисс Щипли достала из банки щепоть марихуаны и свернула толстую самокрутку. Она прикурила ее и вставила Кэнди в рот. Сделав несколько глубоких затяжек, Кэнди села.
      Мисс Щипли взяла «косячок» и ткнула им в мою сторону:
      – Куришь?
      – Ни за что! – вскричал я, уже чувствуя тошноту от распространяющейся в комнате вони.
      – Умница, Инксвитч. Но я могла бы здорово тебе насолить, если бы доложила твоему начальству, что ты отказываешься употреблять «травку». Нам с тобой известно, что отказ от употребления балдежных средств может привести в компании Роксентера к понижению в должности.
      Тут-то она промахнулась. У меня не было начальства.
      – Я вижу, сами-то вы не затягиваетесь, – ухмыльнулся я.
      – Героин, дядя. Сама я употребляю только героин. И «скорость», разумеется. – Она вернула самокрутку Кэнди. – Но вот Кэнди – существо нежное и хрупкое. Я позволяю ей курить только «Акапулько голд», самую классную травку. Ее психолог все старается перевести ее на кокаин, но от этого размазывается помада – ведь надо вдыхать порошок через нос. Я знаю, почему он это делает. Этот мерзкий (...) хочет заняться с ней сексом. Простым мужским сексом. Настоящий извращенец. – Она обратилась к Кэнди: – Мы его когда-нибудь разложим на этой кровати, правда, кисонька? Кэнди села и выпрямилась:
      – Сейчас я чувствую себя лучше. Как зовут этого парня?
      – О, извини, Кэнди.. Я забыла представить тебя. – Мисс Щипли указала на меня рукой: – Эту противную тварь мужского пола зовут Инксвитч. Инксвитч, это мисс Кэнди Лакрица.
      Кэнди поспешно отвела руки назад, хотя я вовсе не предлагал ей рукопожатия.
      – Я не рада познакомиться с вами, – прощебетала она. Затем переключилась на что-то другое. – Музыка. О, Щипли, милая, включи какую-нибудь музыку.
      Мисс Щипли бросилась к какому-то ящику и открыла его. Это был стереопроигрыватель. Она поставила пластинку.
      Комната наполнилась низкозвучащей музыкой. Звук исходил изо ртов двух масок, изображающих чертей и расположенных по обеим сторонам кирпичного камина, в котором, видимо, накаливали щипцы для пыток.
      Вагнер! Одна из его наиболее суровых и зловещих симфоний.
      Кэнди немного послушала. Потом начала массировать свои пышные груди. Соски напряглись и встали торчком.
      – О, Щипли, – сказала она. – Если бы я сказала, что нам пора готовиться к вечернему сексу, ты бы не упрекнула меня за поспешность?
      Мисс Щипли потрепала ее по головке и поцеловала в щеку.
      – Как скажешь, моя лапочка.
      Выражение глаз мисс Щипли заставило меня содрогнуться.
      Мужской походкой она подошла к стенному шкафу, сунула туда руку и стала что-то вынимать. Потом отошла от шкафа, похлопывая по ладони четырнадцатидюймовой резиновой дубинкой.
      Кэнди сидела на софе, глаза ее горели. По комнате волнами прокатывалась музыка Вагнера. Мисс Щипли проверила цепи, которые удерживали меня в распластанном положении. Ее глаза расчетливо оглядывали мою наготу. Кэнди, раздвинув ноги, наблюдала с восторженным вниманием.
      Мисс Щипли выбрала подошву моей ступни.
      Хрясь!
      – Ну давай, кричи же, – потребовала мисс Щипли. – Без крика – ничего хорошего.
      Я поклялся, что не доставлю ей этого удовольствия, и крепко сжал зубы.
      Она снова нацелилась на ступню.
      Хрясь!
      По телу пробежала острая боль!
      Она переместилась в изголовье кровати, включила красный свет, и я оказался в его круге.
      Мисс Щипли выбрала мой живот.
      Шлеп!
      И тут она принялась за работу всерьез. Оскалив зубы, она изо всей силы лупила меня где только можно!
      Она двинула меня по (...).
      Я заорал благим матом!
      Кэнди тяжело дышала. Глаза мисс Щипли так и горели от ненависти. Ее резиновая дубинка поднималась и опускалась в ритме симфонии Вагнера.
      Ну и боль!
      Я орал, и орал, и орал!
      Мисс Щипли прибегла к кулакам.
      Кэнди скулила: «Щипли, Щипли, Щипли! О Боже, Щипли, возьми меня, скорей возьми меня!»
      Мисс Щипли круто повернулась к ней, подхватила ее, обнаженную, на руки и бросилась в соседнюю комнату. Дверь за ней громко захлопнулась.
      Бессвязные стенания. Затем вопли, вопли, вопли.
      Тишина. Уж, часом, не прикончила ли она ее?
      Наконец тихое ворчание, похожее на ругательства.
      Потом молчание.
      Немного погодя дверь открылась. Вышла мисс Щипли, неся на руках Кэнди. Она опустила ее на софу, опустилась рядом с ней и стала массировать ей запястья и лодыжки.
      Кэнди пришла в себя, вскинула руки и обняла мисс Щипли за шею. Мисс Щипли обратилась ко мне:
      – Ты грязный (...). У тебя, Инксвитч, порочная душонка. Не смотри своими похотливыми глазами на эту бедную невинную девушку.
      Мисс Щипли выпила пива, а Кэнди выкурила «косячок». Ей снова захотелось музыки.
      Мисс Щипли нашла «Ночь на Лысой горе». Вскоре из дьявольских масок полилась наводящая ужас мелодия.
      О боги, они снова хотели приняться за старое!
      Мне еще сильнее досталось дубинкой.
      Я потерял сознание.
      Когда много позже я пришел в себя, они снова были на софе, но Кэнди стояла на коленях, и голова ее лежала на тощем животе мисс Щипли.
      – А, – промолвила мисс Щипли. – Решил прекратить симуляцию, не так ли? – Она плюнула в меня.
      Музыка кончилась. Но пиво и марихуана не кончались.
      Спустя некоторое время Кэнди стала поглаживать волосы мисс Щипли.
      – Музыки! – попросила она. – Я должна послушать музыку. Щипли, голубушка, что-нибудь для души, пожалуйста.
      Мисс Щипли нашла пластинку с похоронными маршами и поставила на проигрыватель. Потом пошла и принесла дубинку побольше.
      Я и ждать не стал, когда она ударит. Я погрузился в полное беспамятство под торжественно-печальные звуки похоронного марша. Откуда-то издалека до меня доносились шлепки и глухие звуки ударов по телу в ритме этой мелодии.
      Наверное, прошел не один час, прежде чем я снова пришел в себя.
      Кэнди, изогнувшись, лежала на краю софы. Ее тело было изрисовано губной помадой. Руки свесились на пол. Губы, влажные и размазанные, приоткрылись во сне.
      Но мисс Щипли казалась ужасней, чем прежде. Она заметила, что я очнулся, встала с дивана и, расставив ноги и уперев руки в бока, сказала:
      – Ты обязан передо мной извиниться.
      Этого было достаточно, чтобы я насторожился.
      – Ты думал, что я украла твои деньги. Знаю, знаю. Когда я положила в свою сумку последнюю пачку, я поняла, что именно так ты и думаешь. Ну-ка признавайся.
      Я не хотел разговаривать. Но она потянулась и подняла с пола дубинку.
      – Правильно, – сказал я. – И еще я подумал, что часть из них вы отдали начальнику службы безопасности.
      – Борову? Как ты мог подумать такое о шефе Борове? Поверь мне, Инксвитч, в компании Роксентера ты немногого добьешься, выдумывая всякие небылицы о людях, на которых она держится! Он честный человек. Разве он что-нибудь говорил?
      – У него на столе лежала куча денег.
      – Ах это. Наверное, разжился на продаже наркотиков сотрудникам компании. В здании «Спрута» у него на это дело монополия, так что смотри, не покупай больше ни у кого. Как ты мог подумать плохое о таком прекрасном человеке!
      Она с отвращением оглядела мое покрытое синяками обнаженное тело.
      – Все мужики дрянь. Ты – этому доказательство. Нет, Инксвитч, ты не являешься жертвой какого-то надувательства. Все твои восемьдесят тысяч баксов вот здесь.
      Мисс Щипли подошла к своему брошенному пальто. Она стала доставать из карманов пачки денег и складывать их в стопку на столе, украшенном по углам черепами. Потом начала осыпать деньгами мое тело. Банкноты порхали в воздухе и оседали на мне, пока не закрыли мне бедра.
      Она достала из пальто что-то еще. Небольшую связку бумаг. Подошла и склонилась надо мной, почти соприкасаясь обнаженной грудью с моей собственной. Она держала в пальцах листок бумаги.
      – Это копии действительных расписок в получении денег в моей конторе, – сказала она. – Зная, на что ты пойдешь, я сделала дубликаты. Три из них, как можешь убедиться, просто оправдательные документы, копии тех, что ты сам подписал. Но взгляника на эти, другие.
      Я взглянул. Какая-то странная расписка: снизу – изображение моего лица, а в уголке – отпечаток пальца.
      – Мало кому известно, – продолжала мисс Щипли, цедя слова сквозь тонкие губы, – что под стойкой, где расписываются, есть фотокамера. Она фотографирует лицо, которое просматривается сквозь подписываемый документ, и его изображение остается на этом документе. И мало кто знает, что ручка, которую дают людям у окошка номер тринадцать, снимает отпечаток пальца и с помощью электроники переносит его на расписку. Так что на расписке – и денежная сумма, и дата, и лицо, и отпечаток пальца. Каким она подписывается именем – неважно.
      – Вы хотите сказать, что Роксентер...
      – Нет-нет-нет, не этот идиот, – оборвала меня мисс Щипли. – Все это внедрила мисс Хапуга сама. Усовершенствование системы. Эти копии с лицами и отпечатками пальцев не заносятся в картотеки компании. Ты решил, что я необученная. Но она прекрасно научила меня, как это делается.
      Она улыбнулась мне недоброй улыбкой и уперлась локтем в мою голую и посиневшую от кровоподтеков грудь.
      – Довольно умная штука. С помощью ее мисс Хапуге удавалось прикарманивать половину денег, выдаваемых кассой. Понимаешь, если кто-то протестовал, ей нужно было только пригрозить, что она сообщит об изъятии денег в ГНС. За сокрытие доходов полагается три года тюрьмы. Это как минимум. А тот, кто обнаруживает сокрытие дохода и сообщает об этом в департамент налогов, получает от десяти до двадцати процентов от всей суммы.
      Она шлепнула меня и улыбнулась:
      – Так что видишь, Инксвитч, ты почти целиком в моей власти. Мисс Хапуге нравились деньги. Мне же нравятся другие вещи. Я усовершенствовала систему. Если ты не сделаешь так, как я скажу, я могу посадить тебя в федеральную тюрьму на три года. И выиграть от этой сделки от десяти до двадцати процентов, все по закону. Мисс Хапуге, при всей ее хитрости, не хватало воображения. Я же, пользуясь этой системой, могу шантажировать половину служащих «Спрута». И получать в привилегиях и деньгах гораздо больше того, о чем мисс Хапуге только мечталось.
      Мисс Щипли поднялась на ноги и стояла голая, в красном освещении. Она горстями хватала деньги и подбрасывала их надо мной. Они жутковато кружились и опускались на мое избитое голое тело и вокруг него, а мисс Щипли напевала песенку без слов. Наконец она сказала:
      – Так что все эти деньги твои, Инксвитч. Все до последней купюры. Не правда ли замечательно? – Она поплотнее прихлопнула их к моему животу и груди и к моим израненным бедрам.
      Затем мисс Щипли ловко и быстро собрала их и запихала все в большую белую сумку. Сумку она положила в нижнюю часть тумбочки с проигрывателем. Когда она закрыла дверцу, я увидел, что на самом деле это сейф. Она изменила комбинацию цифр, вернулась к кровати и сказала:
      – Только мне известен код к этому сейфу. И его из меня не выбьешь. Так что вот они, твои денежки Инксвитч.
      Она стояла, расставив ноги, бесстыжая. Потом показала мне руку. В ней был стодолларовый банкнот.
      – Этим, – сказала мисс Щипли, – ты оплатишь свой проезд на такси домой. И этого же тебе хватит на такси, чтобы возвратиться сюда завтра вечером.
      Она с презрением уронила на меня банкнот.
      – И, возможно, – пообещала она, – что завтра вечером я сжалюсь над тобой и подкину тебе по больше твоих же деньжат.
      Я с ужасом глядел на это чудовище!
      – Теперь обещай, что ты не поднимешь шума, если я сейчас отпущу тебя на волю.
      Мне хотелось ее убить, и она это видела.
      – Вон в том углу комнаты находится банковская видеокамера, – предупредила она. – Так что не забивай свою голову мыслями об убийстве. Обещаешь?
      Что я мог поделать? Пришлось пообещать.
      Мисс Щипли сняла с меня ручные и ножные браслеты. Когда я поднимался, страдая от боли, она подкинула мне одежду.
      Я оделся. Взял сотенную купюру.
      – И вот еще что, – сказала эта свирепая (...). – Если ты еще раз приблизишься к тринадцатому окошку, я просто возьму и выстрелю в тебя из автомата, что у меня под стойкой, и скажу, что он разрядился случайно. Единственное место, где ты получишь какие-либо деньги, Инксвитч, это здесь.
      Она открыла входную дверь и чугунную решетку и стояла на ледяном сквозняке, голая, тонкогубая, говоря мне на прощание:
      – В первый раз, когда ты подошел к моему окошку, Инксвитч, я велела тебе проваливать. Не думала, что ты настырный. Но благодаря курсам психиатрического регулирования рождаемости все мужики вокруг в последнее время превратились в «голубых», чтобы помочь сократить население земного шара. А мне не хочется, чтобы у милой парочки «голубых» испортились отношения. Но ты, Инксвитч, все же лучше, чем ничего. Хоть и ненамного. Поэтому жду тебя здесь завтра вечером. Это ведь лучше, чем целых три года в федеральной тюряге. Там бы тебя прикончили гомики. Не опаздывай.
      Я бы дал ей пощечину, да вот только слишком болели пальцы.
      Шатаясь, я выбрался на улицу, в холодную, безрадостную ночь.
      Но каким бы смутным ни было мое сознание, надежда меня не покидала. В следующий раз, когда увижусь с этой (...), говорил я себе, я убью ее.

Глава 7

      Я пробудился во враждебном мне мире. В моем номере в гостиничной надстройке уже сделали ремонт. В вестибюле не было моего багажа, значит, следовало предположить, что Ютанк оплатила счет за нанесенный отелю ущерб.
      Живущий при отеле врач со своими полуночными: «ц-ц-ц, мы не должны давать волю нашим пальцам» – подлатал мои руки.
      Декабрьское солнце струило свои лучи сквозь стекла закрытых дверей, выходящих на зимнюю террасу. Этот свет раздражал мне глаза.
      Стараясь, насколько возможно, я заправил постель забинтованными и разбухшими от ваты руками. Синяки еще не перешли в голубовато-желтую гамму, что с ними – насколько я знал, непременно случится. Я чувствовал себя так, будто меня по ошибке приняли за участок асфальта и проехались по мне паровым катком. Это ощущение подтверждалось каждый раз, как только я делал попытку двигаться.
      Но офицер Аппарата сделан из крепкого материала. У меня еще имелась пара пистолетов. Это были дуэльные пистолеты для черного пороха – дуэльная пара. Как-то раз я приобрел их по дешевке, полагая, что это оригиналы. Но они оказались просто копиями, сделанными в нынешние времена по образцу 1810 года. Это были кремневые пистолеты с девятидюймовыми стволами пятидесятого калибра. Такой полудюймовой пулей можно было бы раскроить тело почти напополам. Неуклюже, поскольку мешали бинты, я взвел и спустил курки. Вполне удовлетворительные искры! Порох и пули хранились в футляре.
      Хрипя от боли, я зарядил их так, что хватило бы убить слона. Покончив с этим делом, я перешел на менее важные.
      Кое-как помылся под душем – постарался, как мог. Каждая капля воды наносила мне едва ли не смертельное увечье. Намокли мои повязки. Пришлось их сушить, сунув руки в камин и держа их над пламенем. Мне повезло: бинты загорелись всего лишь два раза.
      Постанывая от боли в руке, что держала телефонную трубку, я заказал себе завтрак.
      Ну и с ним, разумеется, принесли эту (...) утреннюю газету.
      Мазохизму неведомы никакие границы.
      Я развернул газету и тут же нашел, что искал, на первой странице:
 
       «ВУНДЕРКИНД. СУДЕБНЫЙ ТРИУМФ
       В захватывающей судебной схватке с МИК Вундеркинд одержал победу.
       Сегодня «Отвертини, Надувало и Сожрэ» заявили, что в деле «Уистер против Массачусетского института катастрофоведения» достигнуто быстрое внесудебное соглашение на сумму, хранимую пока в секрете.
       Президент МИК лично подтвердил то, что Уистер восстановлен в правах учащегося и на работе в студенческом ресторане.
       Студенческие возмущения тотчас прекратились. (См. фото на с. 23: «По всей стране победившие студенты снова хлынули в учебные классы».)
       В судейских кругах возникло много разных предположений относительно суммы достигнутого соглашения. Известный астролог Герман Т. Гадай-Рак назвал цифру, равную миллионам...»
 
      Я раздраженно бросил газету на стол – и это движение больно отозвалось в обеих руках. Этот (...) Мэдисон исполнил приказ. Он отделался по крайней мере от одного судебного иска. Но сделал он это таким образом, что Вундеркинд превратился в героя! (...), ведь Гробе ошибался насчет Мэдисона. Этот человек был намного хуже, чем я или кто-то еще мог предполагать!
      Я кое-как взялся за ручку и открыл дверь в коридор. К ногам упала кипа газет от уличного разносчика. Я пнул эту кучу, что сразу же болью отозвалось в ступне.
      Я не включал телевизор. Я не крутил ручки радио – да, собственно, и не мог бы этого делать. Я знал, что услышу: «Вундеркинд, Вундеркинд, Вундеркинд». Боже праведный!
      Жизнь была для меня нестерпима.
      Я снова улегся в постель.
      Где-то в четыре часа пополудни меня разбудил звонок телефона. Обеими руками я снял трубку и поднес к уху.
      – Инксвитч? – услышал я грубый голос.
      – Да, – прохрипел я в ответ.
      – Это инспекция налогов и сборов, Инксвитч. Мы только хотим убедиться, что имеем правильный адрес. – Трубку повесили.
      Я резко спрыгнул с постели. Ох!
      Эта (...) мисс Щипли! Если я не явлюсь... ее мысль была вполне ясна! Она выдаст меня полиции! Это, должно быть, ее рук дело. У нее, видимо, был мой адрес, или она могла достать его, если копнула как следует в кадровом списке сотрудников «Спрута». Каким еще образом могла бы заинтересоваться мной налоговая инспекция? Я же никогда в жизни не предоставлял ей декларацию о доходах!
      Ничего другого не оставалось. Мисс Щипли, решил я, должна умереть. Она и Кэнди Лакрица. Мне придется вернуть себе эти расписки. Лучше подумать, как взорвать ее сейф.
      Я с грехом пополам оделся.
      Взрывчатки для подобных целей у меня было совсем немного. Я взял все, что имелось, и рассовал по карманам пальто. Туда же я сунул и дуэльные пистолеты, по одному в каждый карман.
      Потом проковылял вниз и взял такси. Попросил высадить меня в квартале от дома, где жила миес Щипли.
      Так как стояла зима, на улице уже стемнело. Окончился час пик. Я прошел, хромая, по темной улице, полный мрачной решимости.
      На лестнице, ведущей с улицы в подвальный этаж, было темно хоть глаз коли. Пришлось пробираться на ощупь. Я взял в руки дуэльный пистолет, что лежал у меня в правом кармане. Взвел курок. Его внушительным дулом нажал на кнопку звонка. Отошел назад.
      Я пожалел, что в 1810 году о глушителях еще ничего не знали. Грохнет, я полагал, ужасно!
      Я услышал, что внутри кто-то подходит к двери. Узкая полоска света. Это была Кэнди все в том же платьице в складочку. Тут-то я понял, что сделал ошибку. Мне следовало позвонить три раза. Вероятно, это служило мисс Щипли сигналом. Она пользовалась им раньше.
      На этот раз сигналом для мисс Щипли послужил щелчок отодвинутого Кэнди засова.
      Бум!
      Сзади на мою голову обрушилась дубинка!
      По крайней мере, мне показалось, что это была дубинка.
      Теряя сознание, я видел взрывающиеся вокруг меня звезды. Я слышал, как стукнулся об пол мой выпавший из руки пистолет.
      Значит, мисс Щипли стояла в темноте подвальной лестницы и ждала, когда я позвоню, повернувшись лицом в противоположную от нее сторону!
      В тот момент это было все, что мне пришло на ум.
      Когда я очнулся, то обнаружил, что раздет догола, распластан на спине и прикован цепями к постели. Забинтованные руки не оказывали никакого сопротивления.
      Мисс Щипли в костюме мужского покроя, в шляпе с загнутыми полями и галстуке-бабочке стояла и смотрела на меня.
      – Инксвитч, – проговорила она, видя, что я уже пришел в себя. – Я только что признала тебя величайшим ослом этого года. И скоро мы услышим, как громко ты кричишь по-ослиному.
      Мисс Щипли потянулась за дуэльными пистолетами, лежавшими на футляре со взрывчаткой, вынутом из моего пальто, и со знанием дела крутанула их на пальцах – оба одновременно. Затем оттянула массивные кремневые бойки и направила пистолеты на меня: один – в голову, другой – в живот.
      Она спустила обе «собачки»!
      Вспышка – одни только искры!
      Она весело расхохоталась:
      – Ты забыл заправить их порохом, Инксвитч. Ни одной крупицы в капсюле!
      Кажется, это сильно ее забавляло. Она еще раз взвела оба курка. Поднесла пистолеты поближе к моему виску. Спустила курок того, что держала в левой руке.
      Целый сноп искр больно обжег мне кожу. Я закусил губу. Мне не хотелось кричать. Эти идиотки от крика только возбуждаются и совсем лишаются рассудка!
      Кэнди осторожно заглянула в дверь и спросила:
      – Можно войти? Ведь теперь я не увижу, как его раздевают?
      – Входи, лапочка, – разрешила мисс Щипли.
      – У-у! – удивилась Кэнди. – Все тело черно-голубое!
      – Цветное мясо, – сказала мисс Щипли. – Сегодня на ужин у нас цветное мясо. Тебе ножку или крылышко, моя милая девочка?
      Кэнди вздрогнула:
      – Какой ужас! Ты предлагаешь, чтобы я дотронулась до мужчины? Ты ведь знаешь, что инструктор нам это запретил. Мне даже сама мысль об этом отвратительна!
      Мисс Щипли очень обеспокоилась тем, что возмутила ее. Она погладила ее ласково, успокаивающе. И пообещала:
      – Буду придерживаться правил психиатрического регулирования рождаемости. – Затем у нее возникла блестящая идея. Ей не терпелось порадовать Кэнди. – А ну-ка смотри!
      Она перевернула взведенный пистолет. Не успев закричать, я увидел, как из запального отверстия в капсюль сыплется порох.
      Она спустила курок.
      Бах!
      Красное пламя тут же лизнуло мой живот.
      Тяжелая пуля продырявила стену. Рухнул на пол набор развешанных на ней ножей.
      Комнату наполнил запах порохового дыма.
      И этот порох горел! Искры стали въедаться мне в кожу. Скованный, я ничего не мог поделать.
      И заорал! На минуту меня так оглушило выстрелом, что я едва слышал собственный голос. Потом, немного погодя, слух ко мне вернулся.
      Но ни одно из этих чудовищ не было в шоке.
      Кэнди, тяжело дыша, с разгоревшимися глазками, тянула к себе мисс Щипли и пыталась одновременно стащить с себя одежду, взывая:
      – Щипли, Щипли! Возьми меня!
      Мисс Щипли взглянула на нее, удивившись: «Так скоро?» – и неохотно перевела глаза на меня. Но Кэнди осыпала ее поцелуями.
      – Ладно, – согласилась она, схватила ее на руки и, внеся в соседнюю комнату, захлопнула дверь.
      Причитания, стоны и вопли.
      Тишина.
      Низкое, свирепое бормотание.
      Тишина.
      Ладно, по крайней мере, я получил передышку на полчаса.
      Вышла мисс Щипли. Туфли все еще были на ней. Она стояла и осыпала меня ругательствами. Каких только бранных слов она не употребила в мой адрес – знакомых мне и вовсе не знакомых.
      Наконец ее язвительный сарказм исчерпался. Она села на софу и проговорила со жгучим презрением:
      – Мужчины! Истязатели женщин!
      – Мисс Щипли, – заговорил я, – сдается мне, что у вас есть психологическая проблема. Мне кажется, какое-то детское переживание, возможно, заставило вас поменяться ролями с... – Мне не приходило на ум ничего, что могло бы объяснить существование этого чудовища!
      – Ну давай, Инксвитч, продолжай. Давай-ка по слушаем твои непристойные рассказы о тебе и соседских девочках. Может, расскажешь нам веселенькие истории о том, как ты бросал их на берег, усеянный острыми камнями, и топтал их лица! Или, может, о том, как у тебя была маленькая сестренка, которую ты заботливо превратил в шлюху. О, я уверена, что ты мог бы рассказать нам массу историй. Нас бы это не позабавило. За такие преступления, Инксвитч, тебя следует крепко побить! И ты получишь свое, Инксвитч, получишь! – Она обернулась. – Кэнди! – крикнула она в соседнюю комнату. – Эта (...) только что призналась! Иди-ка сюда!
      Кэнди вошла. Она была голой и с интересом наблюдала за тем, как мисс Щипли достает большую дубинку.
      – Ну вот, – сказала мисс Щипли, – теперь ты услышишь настоящие вопли, милая моя девочка.
      – У меня нет сестры! – заорал я во все горло.
      – У тебя она будет – когда я закончу, – пообещала мисс Щипли. И принялась энергично наносить удары. Наконец она остановилась. – Теперь признавайся! Ты сделал из своей сестренки шлюху?
      Я поспешно сознался.
      – Тогда эта трепка принесет тебе массу пользы, – сказала она и принялась за меня всерьез.
      Время, должно быть, приближалось к полуночи. Они уже исчерпали запас пластинок. Комната была прокурена марихуаной. Обе они оставались голыми, и бесчисленные прогулки в соседнюю комнату истощили их окончательно.
      Мисс Щипли сняла с меня цепи. Я кое-как натянул на себя одежду.
      Она стояла в передней голая и, забыв про студеный ветер, держала наружную дверь открытой.
      – Ты явно не обучался в компании, Инксвитч.
      Сразу понятно, что тебе лишь бы навалиться на бабу и гонять ее в постели. Извращенец ты, Инксвитч.
      Неужели ты не знаешь, что от этого бывают дети, а дети – запрещены? Думай постоянно о психиатрическом регулировании рождаемости, Инксвитч. Роксентер уволил бы тебя в два счета, если б знал, что ты благосклонен к старомодному сексу! Так что мы делаем тебе одолжение, Инксвитч. Мы постепенно отучим тебя от твоего мужичьего скотства. Считай это нашим благословением.