Несколько часов спустя мне приснился кошмар. Раздался мощный рокот барабанов и ритмический грохот. Взвыли электрические гитары, наполняя все вокруг призывами к сексу. В ушах у меня зазвенела песня:
 
      Делай это утром,
      Делай это ночью,
      Делай это со мной, детка,
      И делай правильно.
      Делай это в воде,
      Делай это в облаках,
      Делай это долго и настойчиво,
      Чтобы я гордился тобой.
      Делай, делай, делай!
      И еще раз делай.
      Напиши о своем экстазе
      Ручкой любви.
      Делай, делай, делай!
      Делай, не стесняйся!
      Делай, делай, делай!
      И смотри в небо.
      Потому что это рай,
      Ты услышишь, как ангелы кричат:
      «Делай, делай, делай!» Поэтому вперед, в полет!
 
      Не самая подходящая для кошмара песня. Но это был кошмар, потому что вокруг было темно. Сон сопровождался каким-то влажным, приятным прикосновением. Я лежал. Музыка прекратилась, но ощущение осталось. Потом та же песня зазвучала снова, и ощущение стало сильнее. Может быть, музыка вызывала это ощущение?
      Внезапно я почувствовал, что на мне что-то лежит и двигается в такт музыке.
      Кошмар становился слишком реальным, хотя вокруг по-прежнему было темно.
      Я провел рукой по глазам. На них что-то было.
      Я сорвал это «что-то».
      Крошка!
      Она сидела на мне!
      Очевидно, заметив, что я проснулся, Крошка перестала раскачиваться и взглянула на меня своими глазищами.
      — Ты все испортил. — сказала она.
      — Что испортил?! — взорвался я, пытаясь стряхнуть ее.
      Она даже не пошевелилась.
      — Я выполняю свое обещание. Ты не хотел меня больше видеть, поэтому я завязала тебе глаза. А ты сорвал повязку и нарушил наше соглашение.
      — Как ты сюда попала? — вскипел я.
      — Ты оставил открытой заднюю дверь, — ответила она. — И не злись. Я тебя не обманываю. Вчера я сразу же пошла и записалась в школу гонконгской проститутки. Я занимаюсь вечером и днем. На первом же уроке я получила лучшую оценку, а сейчас выполняю домашнее задание.
      — Слезь с меня и убирайся отсюда! — взмолился я.
      Она уселась поудобнее.
      — Я научилась разным полезным штучкам. Я никогда не знала, что можно так много сделать с помощью внутренних и внешних мускулов. И я подумала, что тебе будет приятно узнать, какие успехи делает твоя протеже. Вот смотри. — На первый взгляд Крошка сидела неподвижно, но внутри я почувствовал мягкое движение. — Это двигается один внутренний мускул, — выкладывала она приобретенные познания. — Мускул юмми-юм. У всех мускулов есть названия. Если я заставлю другой мускул двигаться в противоположном направлении, ты (…), а нам не надо, чтобы все произошло так быстро. Правда, неплохо для уличной девчонки, а? Вижу, что тебе нравится. Сейчас я держу тебя в позиции «пай-мальчик», которая не дает случиться «слишком-скоро». Теперь я вижу, что у меня получается. Даже мои родители гордились бы мной.
      — Послушай, я думал, они умерли.
      — Нет. Они отбывают пожизненное заключение в федеральной тюрьме. Они организовали покушение на президента, а когда их отправили в тюрьму, то меня передали на попечение суду. Но судья не назначил мне опекуна. Он держал меня в здании суда, чтобы я занималась с ним оральным сексом и он мог расслабиться, когда ему попадалось запутанное дело.
      Я изумленно уставился на нее. Вчера она рассказала мне совершенно другую историю своей жизни. Что же это за монстр?
      — Убирайся отсюда! — возопил я. — Ты нарушила клятву!
      — Нет. Это ты ее нарушил. Это ты снял повязку. Нечего сваливать все на других.
      — Крошка, — произнес я, — слезай с меня, одевайся и убирайся отсюда на все четыре стороны. Вместе с (…) китайскими позициями и мускулами!
      — Этот мускул тоже забрать? — спросила она.
      Мои руки судорожно вцепились в кровать. Но потом наступило расслабление. Пальцы у меня задрожали. Заблудившаяся пчела влетела из сада и принялась с жужжанием виться вокруг окна. Растение в горшке на подоконнике начало вращаться. Жужжание пчелы то нарастало, то затихало.
      — Это называется «мальчик-рикша», — сказала Крошка напряженным голосом, — и он бежит в одном ритме: чоп, чоп.
      Растение закрутилось еще быстрее.
      — А сейчас я покажу тебе! — крикнула Крошка, и растение взорвалось.
      Пчела взмыла в небо, но я слышал не жужжание. Это было дыхание Крошки. Девчонка победно взглянула на меня.
      — Видишь? — сказала она. — Думаю, теперь даже ты согласишься, что я буду чего-нибудь стоить, когда закончу образование.
      Я не оттолкнул ее. У меня не осталось сил. Но это был еще не конец.
      Через какое-то время Крошка сказала:
      — А теперь поцелуй меня. — И она прижалась ко мне губами.
      Я хотел оттолкнуть ее, но мне не удалось отвернуться. Она немного приподняла голову.
      — Нет, не так! Вот как надо целоваться. Приоткрой рот, сложи губы колечком. А теперь язык…
      Я застонал, когда второе растение закружилось у меня перед глазами. Потом третье. Потом медленно начало вращаться четвертое. Второе взорвалось. Третье взорвалось. Четвертое взорвалось. Я потерял сознание и вырубился.
      Прошло много времени, прежде чем я пришел в себя и услышал голос:
      — Ради всего святого! Уже пять часов! А ты все еще в постели! — Это была Адора.
      Я с безумным видом огляделся. От этого движения голова у меня заболела так, словно ее топором рубанули. Крошки не было. В постели я один.
      — Где она? — прохрипел я.
      — В другой комнате, — ответила Адора. — Точнее, они обе там. Одна блондинка, другая брюнетка, и обе сгорают от нетерпения узнать, что значит настоящий секс. Сейчас не время валяться в кровати, когда они уже ждут в гостиной. Поэтому давай, пошли!
      — Не могу! — простонал я. — У меня нет сил, а голова просто раскалывается.
      — Опять! — Адора подошла к столу, повозилась там и зажгла бхонг.
      Я попытался собраться с силами, чтобы возразить, но не смог.
      Скоро она вернулась и всунула мундштук мне в рот.
      — Наполни легкие через бхонг и задержи дыхание. Сделай шесть таких вдохов. Один… держи, держи, держи. Выдыхай. Два…
      Так мы дошли до шести. Вокруг все покрылось мягкой серой дымкой, и я куда-то поплыл. Воспоминания исчезли. Вместе с инстинктом выживания.
      — Похоже, ты полюбил музыку, — одобрительно усмехнулась Адора. — Это хороший признак. Пойду и пущу пластинку, которую ты оставил в проигрывателе.
      По всей комнате разнеслось: «Делай, делай, делай!»
      Адора снова вернулась и принесла с собой таблетку и стакан. Она положила таблетку мне в рот. Я не возразил, потому что меня остановил ее решительный вид.
      — Это бензедрин, — сказала она. — Обычное тонизирующее средство. Да не держи ты ее во рту, идиот. Капсула растает, а внутри горький порошок. Глотай и запей ее.
      Таблетка растворилась и действительно стала горькой. Я быстро запил ее жидкостью из стакана. Джин!
      Стакан был до краев наполнен джином! И я проглотил его раньше, чем сообразил это. В горле у меня словно бомба взорвалась. А в желудке заработал вулкан.
      В глазах Адоры зажегся опасный огонек.
      — А теперь, — сказала она, — выметайся из кровати и иди в гостиную. И делай, делай, делай дело!
      Я ничего не помню об этом вечере. Правда, Адора говорила, что там были блондинка и брюнетка, но с таким же успехом они могли оказаться парой кобыл. Это было все, что я знал.
      Около трех часов ночи я услышал леденящий душу голос:
      — Ради Бога, перестань орать! — Это была Адора.
      Она стояла перед кушеткой в задней комнате, на которой я лежал, и у нее был немного заспанный вид.
      — Они гонятся за мной! — заорал я.
      — Кто за тобой гонится?
      — Парки (В римской мифологии богини судьбы.), — пробормотал я. — Они стоят вон там, в углу, с бхонгами и таблетками в руках.
      — Ничего страшного, это у тебя в глазах двоится. Это я здесь стою и пытаюсь дать тебе снотворное. Кончай пороть ерунду и выпей таблетку.
      Я выпил, но Адора Бей, урожденная Щипли, ошиблась. Парки действительно гнались за мной, и скоро я в этом убедился. Испытав при этом огромное потрясение!
      В тот день я упустил вторую возможность убить Крошку. И, что самое ужасное, я понял это гораздо позже — фатально поздно.
      Если бы тогда мозги у меня были на месте, я бы разглядел еще одну Парку, которая кровожадно ухмылялась, глядя на меня.
      Я даже не вспомнил о Фрейде и его анализе снов. Будем откровенны, это упущение — единственная ошибка во всей моей профессиональной карьере. Да, сейчас я кровавые слезы проливаю, вспоминая все это. Никогда нельзя забывать о своих богах, как я забыл о Фрейде в ту ночь. Если бы я потратил хотя бы две минуты на анализ сна, то понял бы, какой ужас ждет меня впереди.

ГЛАВА 4

      Адора разбудила меня пинком в живот. Наступило утро, и от ее пинка я чуть не свалился с кровати. Она стояла надо мной, уже одетая, чтобы идти на работу.
      — Послушай, (…), — заговорила она, — ты слишком много дрыхнешь. Вставай и прогуляйся. Подыши свежим воздухом. Черта с два ты похож на мужа. Ты бледный, словно только что из тюрьмы. Ты меня слышишь?
      — Да, — поспешно сказал я, глядя на ее ноги на уровне моих глаз. Мне казалось, что у меня на плечах не голова, а воздушный шарик, и я боялся, что она пнет меня ногой и шарик лопнет.
      — Я тебя разбудила, потому что у меня есть для тебя хорошие новости, — сказала она. — В «Спруте» созвали собрание, на котором все обязательно должны были присутствовать. Читалась лекция про аборты с демонстрацией наглядных материалов, которую проводила новая звезда мировой психиатрии, доктор Кроуб. Он такой же (…), как и все они, но на собрании присутствовал Роксентер. Ты знаешь, что этот (…) вышвырнул вон бедную Крошку?
      Я внимательно рассматривал ее ноги.
      — Этот придурок проводил традиционную ежемесячную персональную проверку штата и заметил, что она по уши в сперме. Он спустил ее с лестницы.
      Что-то тут было не так, и я ляпнул:
      — Она рассказывала об этом по-другому.
      — Крошка была здесь?
      — Она звонила, — быстро солгал я. Здесь, на этой планете, почему-то не рекомендуется говорить правду, гораздо безопаснее соврать.
      — Короче, я разговаривала с шефом безопасности, и он подтвердил рассказ Крошки, уверяя, что видел сам, как Роксентер скинул девочку с лестницы. Он, конечно, (…), этот шеф безопасности, но никогда не врет. Бедная Крошка так необразованна, что даже не, знает, что после полового акта полагается принимать душ. Поэтому мои планы пошли прахом. Но не расстраивайся, Инксвитч, я найду, как ее использовать. В любом случае сейчас это неважно. Прошлой ночью одна из девочек сказала, что ты выглядишь как оживший труп. Поэтому выматывайся отсюда и подыши воздухом. Может быть, завтра вечером ты будешь выглядеть получше.
      Она ушла, и я обрадовался: мне все время казалось, что ее нога в красной туфле вот-вот пнет меня по голове. Кроме того, замечание о трупе меня встревожило. Может, кто-то собирается превратить меня в труп?
      Я забеспокоился. Может, мне лучше взглянуть на экраны и посмотреть, что поделывают мои подопечные?
      Кроуб готовился к лекции и приводил в порядок ножи.
      Хеллер откуда-то свысока разглядывал горизонт. Там ничего не было видно — даже других кораблей. Уж он-то наверняка далеко.
      Экран Крэк не горел.
      И все-таки из того, что я увидел на экранах, что-то меня насторожило. Там что-то было не так. Это меня испугало. Я изо всех сил постарался сосредоточиться. Если Хеллер далеко отсюда, но его «жучок» работает, а «жучок» Крэк не работает, значит, Крэк еще дальше от приемника-декодера… То есть от меня. Я сдался. Мозг отказывался работать, но все-таки в этом было что-то странное.
      Неожиданно сзади раздался веселый голос, и я почувствовал, что сейчас сойду с ума.
      — В утренних программах никогда не бывает хорошей рок-музыки. А чтобы хорошо заниматься сексом, надо смотреть мыльные оперы днем. Зачем ты смотришь телевизор в такое время? Боже, сколько тебя еще надо учить!
      Крошка.
      — Какого черта ты здесь делаешь, и как ты сюда попала?
      — Вчера я взяла твой ключ и сделала дубликат. Возвращаю его. Я забежала к тебе по пути в школу. У меня дела. Я не смогу остаться надолго.
      — Вот и хорошо! Вчера ты меня замучила.
      — Отлично получилось, правда? — Она зловеще ухмыльнулась. — Видишь, что значит образование. Я так рада, что тебе понравилось. Но я зашла, чтобы сказать, что не смогу прийти сегодня днем.
      — Чудесно. Надеюсь, что ты уедешь в Китай на десятилетнюю стажировку.
      — Нет-нет. Ускоренный курс не бывает таким долгим. Всего несколько недель. Поэтому я буду занята сегодня днем. Я договорилась о показательной лекции по гигиене и предупреждению венерических заболеваний. Будет специальная демонстрация.
      Я дернулся.
      — Заболевания? — Передо мной прошло видение всех мыслимых китайских болезней. — Послушай, — тревожно сказал я, — надеюсь, вчера, до того как пойти со мной, ты не занималась этим с кучей китайцев?
      Крошка печально взмахнула своей косичкой-хвостиком.
      — Это меня и расстраивает. Это не обычный старый китайский метод, а новая, научная система обучения. Используются разные датчики. Выбирается датчик, который реагирует только на один мускул, и вставляется в тебя. Его прикрепляют к прибору со шкалой, и ты смотришь на шкалу. Потом ты учишься самостоятельно управлять этим мускулом, и когда ты его наконец прочувствуешь, это видно на шкале. Все равно что учиться шевелить ушами перед зеркалом. Как только ты почувствовал мускул, ты можешь самостоятельно им работать. Нужно добиться, чтобы ты мог почувствовать любой отдельно взятый мускул и научился двигать им независимо от других. — Крошка вздохнула. — Но этих мускулов несколько дюжин. Очень трудно разобраться во всех них, если у тебя внутри ничего нет, кроме датчика. Но зато посмотри.
      Не успел я остановить ее, как она расстегнула пальто и задрала юбку, обнажив плоский, тощий живот. Она заставила двигаться один какой-то мускул на животе.
      — Я потратила (…) знает, сколько времени, чтобы отыскать его, — с гордостью сообщила она. Потом села, развела ноги и показала мне внутреннюю часть бедер. — Самое ужасное — это упражнения на нервные импульсы. Видишь следы от клейкой ленты? Они прикрепляют электроды, которые тоже присоединены к прибору с большой шкалой. И ты учишься посылать нервные импульсы в определенную точку, и когда у тебя получится, это будет видно на шкале. Нужно научиться посылать нервные импульсы в пятьдесят различных мест на теле, а затем еще и блокировать их. И только потом начинается самое интересное. Можно тренироваться на другом теле.
      — Прикройся, — велел я. — Я ужасно себя чувствую.
      — Хотя мне больше всего нравятся, — продолжала тарахтеть она, словно я вообще ничего не говорил, — ежедневные часовые занятия сексуальной хореографией. Смотри, — Крошка вскочила, задрала пальто и юбку до подмышек и в очень быстром темпе задергала ягодицами. — Это сива-сива. Китайцы утверждают, что научили ей таитян много лет назад. Здорово, правда? Я могу так стоять и вертеть задницей часами. Прекрасное ощущение. А вот еще. — Она подпрыгнула и принялась вертеться вокруг стула.
      От ее прыжков и резких движений у меня заболели глаза и голова.
      — Пожалуйста, уходи, — взмолился я. — Я себя ужасно чувствую!
      Крошка остановилась.
      — Господи Боже мой, Инки. Ты что, искусство тоже не любишь? — Она подошла ближе и уставилась своими глазищами мне прямо в лицо. Затем положила руку мне на лоб. — Эй, Инки, у тебя что, голова болит?
      — Наконец-то ты догадалась, — язвительно произнес я.
      — И это после того, как я тебя лечила! — воскликнула Крошка. — Ты что-нибудь ел или пил после этого?
      — Джин, — ответил я, и меня передернуло.
      — Джин? С наркотиками? Господи, Инки, тебе нужно немного погулять. Никогда не смешивай алкоголь с наркотиками, тупица (…)! От этого сдохнуть можно. А вчера или позавчера ты что-нибудь пил?
      — Водку.
      — Боже мой, Инки. Неудивительно, что от старой доброй травки вчера не было никакого толку. Честное слово, Инки, тебе нужна нянька.
      — Только не ты! — взвизгнул я.
      — А я все время думала, что марихуана, наверное, плохая. Господи, Инки, послушай меня — бросай пить. Алкоголь — это яд. Несовместим с наркотиками.
      Она выскочила из комнаты и закопошилась в ванной. Вскоре она вернулась с двумя пузырьками и стаканом какой-то жидкости.
      — Это витамин «Б». И аспирин. — Я попытался оттолкнуть стаканк — Да что с тобой? Это же просто вода, — сказала Крошка. — Будь послушным мальчиком и открой ротик.
      Она буквально влила пузырек витамина «Б» мне в рот и заставила запить. После чего дала две таблетки аспирина и тоже заставила запить.
      Тут Крошка взглянула на часы: часы у нее были новые, рука Микки Мауса показывала время вместо стрелки.
      — Боже мой, мне придется всю дорогу бежать, чтобы не опоздать в школу. Когда я уйду, сделай себе крепкий кофе. И в следующий раз не пей после бхонга! Алкоголь — яд! Ты слишком глуп, чтобы жить!
      Я выдавил из себя самое страшное ругательство, которое только смог вспомнить.
      — (…)! — сказал я.
      Крошка взяла сумочку и пошла к двери, но на полпути остановилась и сказала:
      — Нельзя быть такой непорядочной, неотзывчивой скотиной, Инки. Ты как ребенок, которому все время пеленки надо менять, но мне-то что за дело.
      — Убирайся к черту! — завизжал я.
      Так я в третий раз упустил шанс прикончить ее. А он оказался последним. Я до сих пор вспоминаю об этом с душевным содроганием.

ГЛАВА 5

      Я проснулся поздно днем. Чудо! Моя голова не болела, пока я не потряс ею изо всех сил. Невероятно, но эта (…) девка в чем-то оказалась права: все дело в алкоголе! Я сделал себе крепкий кофе и — о чудо из чудес! — оказался в состоянии думать. А начав думать, вспомнил об экранах. Я раскрыл их и включил.
      Капитан Биттс учил Хеллера какой-то карточной игре. Похоже, они находились в главном салоне яхты, украшенном желто-бежевыми коврами и отделанном металлом. Покер. Биттс объяснял, что такое взятка, и Хеллер очень внимательно слушал. Я подумал, что капитану Биттсу не мешало бы быть поосторожнее: коварный Хеллер выиграет у него все жалованье за год, если мой опыт меня не обманывает. Но какое мне дело до того, что случится с капитаном Биттсом?
      Кроуб направлялся на лекцию.
      Экран графини Крэк оставался темным.
      Я снова взглянул на экран Хеллера. Через открытую дверь ему была видна пустынная гладь моря. Я подумал, что Рат, похоже, действительно исправился: яхта находилась где-то в районе Карибских островов, и все-таки датчик Хеллера работал. Значит, Рат тоже на Карибах. И может сообщить мне ее точные координаты на тот случай, если я захочу что-либо предпринять.
      Я включил радиопередатчик.
      — Да? — раздался голос Рата.
      — Ты где?
      — В Нью-Йорке, в офисе, — ответил он.
      Ага, значит, он спрятал приемник-активатор где-то на яхте.
      — Когда ты вернулся?
      — А я и не уезжал.
      — Подожди, — сказал я. — Разве ты не последовал за этим (…) офицером в Атлантик-Сити?
      — А разве он туда поехал?
      Я почувствовал, что в голове у меня помутилось.
      — Он на яхте. Значит, ты даже в Атлантик-Сити за ним не поехал? Но ты должен быть рядом с ним. Его датчик работает, и на экране есть изображение.
      — Ретранслятор 831 все еще выключен, — сказал Рат. — По всей видимости, он находится в радиусе действия антенны на Эмпайр Стейт Билдинг.
      По спине у меня побежали мурашки.
      — Послушай, я ясно видел его на экране рядом с Атлантик-Сити, а это значит, что ты должен быть где-то рядом. Мне кажется, ты что-то путаешь. Может, у тебя просто более сильный, чем обычно, приступ профессиональной непригодности.
      — Ничего подобного, — ответил Рат. — Я ничего не путаю, но не уверен, что с другими этого не происходит. Вы говорите, что цель находится в радиусе двухсот миль? До Атлантик-Сити по прямой около ста миль. Значит, он находится в пределах двухсотмильного радиуса действия вашей аппаратуры.
      — Но он дальше. Он в Гольфстриме, а это где-то около Карибов.
      — Простите, офицер Грис. Гольфстрим проходит между Кубой и Флоридой, потом идет вдоль побережья США, проходит вплотную к Нью-Джерси, мимо Нью-Йорка, потом пересекает Атлантический океан до берегов Англии, а потом снова возвращается к Карибским островам. Таким образом, объект находится на расстоянии не более двухсот миль от Нью-Йорка, или его экран не работал бы.
      — Минуточку, — сказал я. — Здесь что-то не так. Твои вычисления неверны. Женщина села на яхту и уплыла в Атлантик-Сити, и ее экран потух.
      — Но ведь ее декодер находится у вас, офицер Грис. У меня его нет. Может, вы его роняли или еще что-нибудь с ним делали?
      — Ты намекаешь, что я не умею обращаться с оборудованием?
      — Но ведь если экран офицера Королевского Флота работает, когда он в Атлантик-Сити, то и экран женщины тоже должен работать, верно? Лучше проверьте ее декодер, офицер Грис. Когда я за них отвечал, они работали.
      Ну хватит. Я выключил радио и сел, до глубины души возмущенный подобным обвинением. Потом мне пришло в голову, что, возможно, приемник-активатор графини Крэк действительно перестал работать. Спурк не мог ошибаться. Может, его надо встряхнуть или стукнуть и тогда он снова заработает?
      Я попытался вспомнить, куда я его положил, и принялся за поиски. Смутно я припомнил, как поднял подушку и запихнул под нее прибор. Но на софе его не оказалось, и под софой тоже. Тогда, из последних усилий напрягая память, я вспомнил, что положил его на верхнюю полку в туалете.
      Там действительно лежала подушка. Я подпрыгнул и дернул ее за угол. Прибор слетел с полки и с грохотом бухнулся об пол.
      Я подобрал его и потряс. Ничего не произошло. Я перевернул его.
      Сзади у него был выключатель. Проклятый прибор был выключен. Я тупо нажал на кнопку включения. Может быть, когда я клал подушку, я его выключил или он сам выключился под тяжестью подушки.
      Краем глаза я уловил какое-то движение. Экран стоял тут же. Он заработал!
      Потребовалось несколько секунд, чтобы я осознал всю важность происходящего. А потом леденящий ужас сжал мою душу. Графиня Крэк находилась где-то поблизости от меня!
      В течение нескольких дней за ней никто не наблюдал, и в эту секунду она вполне могла стоять с ключом у моей двери.
      От чувства более сильного, чем просто ужас, у меня сперло дыхание.
      Я бросился к двери и выглянул. Нет. Ее там не было.
      Я бросился в сад и огляделся.
      Нет. Ее и там нет.
      Я всплеснул руками.
      Где же графиня Крэк?

ГЛАВА 6

      Подобные потрясения очень тяжело переносить. Они укорачивают жизнь. А в данном случае я просто чувствовал, что жить мне оставалось несколько секунд.
      А во всем виновата Крошка — она меня отвлекла. И Адора виновата тоже. Могли они быть заодно с графиней Крэк? Могла графиня Крэк платить им, чтобы они отвлекали меня, пока она решала, как меня прикончить? Я заставил себя остановиться и, почувствовав дурноту, опустился на пол.
      — Спокойно, — громко сказал себе я. — Успокойся. Твое сердце еще бьется. Значит, есть надежда. Спокойно. Успокойся.
      Экран!
      Если я посмотрю на экран, то узнаю, где она.
      Больше ожидая увидеть свое собственное лицо, я бросился к монитору.
      На экране виднелось обветшалое здание. Потом взгляд графини Крэк скользнул в сторону. Она смотрела на проезжающие мимо машины. Наверное, она стояла на перекрестке. Был час пик. Люди ехали домой.
      Снова появилось обветшалое здание. На нижнем этаже порнографический магазин. На втором массажный зал. На третьем офисы Национальной ассоциации душевного тайнохранения. Крэк снова посмотрела на машины.
      Я пораскинул мозгами. Похоже, я знаю это здание Крэк повернулась и снова на него посмотрела. На этот раз она глядела на четвертый этаж. Да! Я вспомнил. Юридическая контора Психо, Шизи и Слово-блудинга.
      Графиня наблюдала за ней.
      Из дверей кто-то вышел.
      Три девушки. Я их знаю? Одна из них была на кого-то похожа. У другой был огромный живот. Кукурузелла Трахнер! Две другие — Пупси Лупцевич и Долорес Пубиано де Копула, законные миссис Уистер. Я был абсолютно убежден в этом, потому что все газеты пестрели их фотографиями.
      Они двинулись по улице и при этом о чем-то шушукались и хихикали. Графиня Крэк, затерявшись в толпе, так что бедные, невинные, ничего не подозревающие создания не видели ее, последовала за ними.
      Я сразу же понял, что сейчас произойдет. Графиня Крэк нагонит их и размажет по асфальту. Готовилось убийство. О, слава Богу, что я включил экран вовремя.
      Я позвонил Психо, Шизи и Словоблудингу.
      — У вас уже есть ордер на арест и все необходимые бумаги на этого дьявола в образе женщины? — заорал я в трубку.
      — Да, конечно. Все готово! Это Психо. Это вы, Смит? Вы кричите, словно у вас истерика.
      — У меня и есть истерика! Эта ведьма сейчас преследует трех ваших клиенток! Арестуйте ее скорее! Посмотрите в окно!
      — Немедленно будет сделано! — ответил Психо.
      Я повесил трубку и обеими руками вцепился в экран.
      Слава Богу, я не опоздал.
      Графиня все еще преследовала трех девушек. Их отделяло не более двадцати футов. Можно было даже расслышать их голоса и смех.
      Темноволосая Долорес, похоже, была в отличном настроении. Она сказала что-то очень веселое и ущипнула Кукурузеллу Трахнер за раздувшийся живот. Пупси Лупцевич расхохоталась пронзительно, как паровозный свисток. Несчастные. Скоро замолкнет их беззаботный смех и прервется невинное веселье. Давай быстрее, клерк с ордером!
      Вот он!
      Потрепанный мужичок в потрепанном пальто, потрепанная шляпа надвинута на глаза. Он знает графиню. Он бывал у нее дома.
      И вдруг он проходит мимо!
      Я ждал, что сейчас он обернется и предъявит ей бумагу. И он действительно посмотрел назад. Может, ждал прибытия полиции или «скорой помощи» из Белльвью. А, он, наверное, хитрил. Судебный поверенный и должен быть таким. Ведь от графини его отделял всего один ярд.
      Неожиданно он развернулся!
      И побежал обратно, заглядывая в лицо всем, кого обгонял. Наконец он проскочил мимо графини Крэк. Добежал до девушек. Вернулся. Бросился назад. И всякий раз он пробегал мимо графини Крэк.
      И тут я с ужасом понял, что он ее не замечает. Он едва взглянул на нее. Что за наваждение?
      Девушки прошли еще три квартала.
      Наконец они свернули и, не переставая хохотать, спустились в бар-ресторан.
      Графиня Крэк осталась на улице. Она огляделась, повернулась и тоже вошла в ресторан.
      Трое девушек заняли столик с краю.
      — Где (…) хозяин этой паршивой забегаловки? — крикнула Пупси Лупцевич.
      — Бармен! — взвизгнула Кукурузелла Трахнер. — Оторви (…) от стула и принеси три стакана пшеничной!
      Графиня Крэк направилась прямо к ним.
      — Цветы! Цветы! Кому цветы? — хриплым голосом выкрикивала она. Никогда раньше я не слышал у нее такого голоса.
      Она засунула руку в корзинку, висевшую у нее на локте, и вытащила три букетика фиалок. Затем перегнулась через стол и — раз, два, три — приколола букетики на пальто девушек.
      Вбежавший судебный исполнитель оттолкнул графиню и обратился к трем девушкам:
      — Вы не видели здесь высокой женщины? Очень злобной.
      Они расхохотались, бедняжки.
      — Ты что, спятил, Шовер? — спросила Долорес.
      Боже, какая смелость перед лицом смертельной опасности!
      — Ты… — начал судебный поверенный, разворачиваясь к графине. — Ты здесь видела кого-нибудь?
      Графиня воткнула ему в петлицу красную гвоздику.
      — Один доллар, пожалуйста, — сказала она.
      Бедняга. Он опешил. И, сорвав со своего пальто цветок, яростно швырнул его на пол.
      — Я ее упустил! — простонал он и бросился на улицу.
      Графиня подошла ближе, взяла сумочку Пупси Лупцевич и открыла ее.
      — С вас пять долларов, — сказала она. Пупси взвизгнула и выхватила свою сумочку.
      — Убирайся, старая карга, — заорала она. Графиня взяла сумочку Кукурузеллы, открыла ее и влезла внутрь.
      — И с вас пять долларов, — сказала она.
      — (…) тебя! — прорычала Кукурузелла и вырвала сумку.
      Долорес оказалась более проворной. Она подняла сумочку вверх, чтобы ее нельзя было достать. Но графиня перехватила ее и тоже открыла.
      Прозвучал грубый голос:
      — Что за шум?
      Крэк обернулась. Это был хозяин.
      — Они не хотят платить мне за цветы, — пожаловалась она.
      Хозяин фыркнул:
      — Убирайся отсюда, старая (…)! — И он потянулся за сумочкой.
      Сумочка взлетела в воздух и… шлепнулась прямо ему на голову. Он свалился как подкошенный. Графиня Крэк развернулась и вышла.
      Ее остановил какой-то прохожий:
      — Я возьму букетик, матушка. — И он купил у нее букет гвоздик за пять баксов.
      Я с ужасом понял, что графиня использовала свой сценический опыт и загримировалась под продавщицу цветов. Неудивительно, что этот судейский тип ее не узнал. На улице полно таких, как она. Они стоят на всех углах и продают цветы водителям. Ну, постой же!
      Я потянулся к телефону, чтобы позвонить и упрятать ее в Белльвью.
      Но минутку… Что это графиня делает? Она свернула на какую-то аллею, где горели редкие фонари, и рассматривала три карточки. О, (…) ее, она вытащила их из сумочек трех растяп! Адреса!
      У нее были адреса этих бедных, беззащитных, невинных созданий.
      Все три адреса оказались одинаковыми! Девушки жили вместе!
      Судя по адресу, это была квартира в Бронксе, очень далеко от меня. Боже, это ужасно!
      Я схватил трубку.
      — Шизи слушает.
      — Женщина, которой вы пытаетесь вручить ордер, загримирована под торговку цветами! — завизжал я. — Она хочет убить трех ваших клиенток! Действуйте! Действуйте! Действуйте!
      — Вам что-нибудь еще известно, Смит?
      — Разве этого мало? — О Боже, почему они не слушают меня?
      — Я имею в виду, вам известно, где произойдут убийства?