Чай
      Чай любимейший русский напиток. Явившись из стран Юго-Восточной Азии, он обрел в российских пределах вторую родину. Великими русскими писателями, драматургами, композиторами и художниками запечатлены различные моменты чаепитий на их фоне происходили комедии, драмы и трагедии шекспировского накала. По свидетельствам очевидца, в XIX веке в Москве самовар и заварка чая имелись и у самого бедного. За чаем купцы обговаривали миллионные сделки, за чаем вершились сватовства. По количеству потребляемого чая лишь старушка Англия опережала Россию (с колониями), но по качеству чая наша страна не уступала никому. В Москве продавалось более 60 сортов, среди которых были нынче вообще неизвестные сяньлинский и "златовидный ханский"...
      В советское время чай заново родился в местах лишения свободы и стал основным источником витаминов и жизненной энергии для тысяч и тысяч зеков, прошедших тюрьмы и лагеря.
      Из чая зек приготовляет напиток, именуемый "чифиром" (чифир, чифирь). Уровень ритуальности этого действа сравним лишь с ритуальностью японской чайной церемонии при полном, так сказать, антагонизме. Если нет электричества (в лесу), то берется стандартная эмалированная кружка, покрытая внутри черной чайной окалиной; наливается вода и кипятится на головешках костра. На 300 граммов воды насыпается чуть больше половины 50-граммовой пачки чая (обязательно листового). Осевший чай поднимается еще одним нагреванием и накрывается для настоя самодельной крышкой. Если чаю в достатке, то "поднимать" его не обязательно, достаточно запарить но более длительное время. Поднявшийся чайный лист постепенно оседает; после запарки и усадки листа чай переливается в посуду для питья особый шик представляет хорошая фарфоровая чашечка, но сгодится и стакан, и просто стеклянная баночка. Из чашки напиток переливается обратно в кружку (это называется "оженить"), затем снова в чашку. Напиток готов к употреблению.
      Приглашение чифирнуть одно из первых по значению для любого зека. Оно говорит об уважении, о приобщении зека к некоему братству, кругу. "Козла" никто не позовет "на пару глотков", подозрительного или глупого тоже.
      Чифир после заварки почти тягучая черная жидкость. Пьют его горячим, пуская чашечку или баночку по кругу, делают по два или три глотка (в зависимости от обычая зоны). После первых глотков оценивается крепость и вкус, убойность и температура. Если чифир слаб скажут: "Да это "Байкал"!" Если заваривал чифир шестерка, то могут обругать и даже дать по морде; если же сам владелец чая то тактично промолчат.
      После чифира начинается неспешный разговор о том о сем в основном о делах "свободного мира" (семьи, женщины, политика, блатные новости). А закончится все анекдотами или длинным приколом. Обязательный элемент чифиропития табачок, сигаретка, хотя сразу после нескольких глотков и пары затяжек к горлу подступает неодолимая тошнота. Поэтому сведущие зеки закуривают лишь после того, как чифир приживется в организме и по телу пробегут приятные мурашки. Утренний чифир откроет глаза любому уставшему зеку.
      Из кружки выдавлены последние капли настоя, остались "вторяки", "нефеля" вываренный чайный лист. Они не выбрасываются, а используются при второй заварке, окрашивая воду для чифира. Или завариваются сами по себе для обычного чаепития, "купеческого", с "грохотульками" (конфетами) или "помазухой".
      Если есть электричество, то чифир заваривается с помощью "машины" самодельного электронагревателя, сделанного из двух изолированных друг от друга металлических пластин. В тюрьме сжигают скрученное особым образом вафельное полотенце, бумагу и т.д.
      Особый шик соленая рыбка к чифиру (поколымски) вяленая или любая другая. Японца хватил бы инфаркт...
      Чифир напиток N 1 в тюрьме и зоне. Водку достают редко, пьют ее единицы это напиток агрессивный и, честно говоря, в зоне неуместный.
      А после чифира...
      "Внимание, конвой!" Зек, напившийся чифиру, прыгает вверх и в сторону на пять метров!..
      Труды
      Места лишения свободы недаром называются исправительнотрудовыми. С исправлением все ясно, дело пятое, а вот труд как раз и являл в советских лагерях доминанту бытия зека.
      О подневольном труде достаточно много сказано Солоневичем и Ширяевым, Солженицыным и Шаламовым. Хотя и описывались этими писателями так называемые "сталинские" лагеря, но в нынешнее время мало что изменилось. Ну, может быть, несколько упал "индекс каторжности" труда - там, где вообще есть возможность потрудиться. Потрудиться в зонах хотят многие, ибо без труда для зека нет даже рыбки, привязанной к черпаку для бутафории. Табак государство не выдает следовательно, его нужно покупать; стоят цеха в зоне, нет спроса на продукцию нет денег, нет табачка, а с ним и маргарина, повидла, дешевых карамелек для поддержки уровня гемоглобина в жидкой крови. Нет работы значит, будут править бал те, кто богат деньгами и кулаками, а остальные обречены медленно умирать от голода и холода. Ну прямо все как на свободе! Не будем забывать, что основной контингент любой зоны это "мужик", работающий и не имеющий "перегонов" с воли от Кентов-подельников. И прекрасно вычисляется факт появления в лагерях "новых русских" всех мастей. В представлении обывателя зоновский труд связан обычно с лесоповалом, золотом Колымы и урановыми рудниками. Да, конечно, лес валит большое число зеков, но промпроизводственные зоны существуют в не менее большом количестве и до перестройки производили практически любую продукцию вплоть до цветных телевизоров (Симферополь, ИТК N 8 общего режима). Токаря, фрезеровщики, электрики, слесаря, полеводы и садоводы, плотники, монтажники, инженеры всех специальностей на всех давались разнарядки, не говоря уже о специальностях лесоповала... На севере лес, на юге веники... Да, были и такие легендарные зоны, на которых сеяли и убирали сорго, а потом вязали веники в прямом смысле. Зона-бахча, зона-сад... но все же преобладала зона лес. Именно в "лесных управлениях" были сосредоточены зеки со всего Союза, и эти управления подчинялись Москве.
      Солженицыным в "Архипелаге ГУЛаг" достаточно подробно и эмоционально описан принцип получения лагерной прибыли с помощью так называемой "туфты" (у Солженицына "тухта") тотальной системы приписок, охватывающей абсолютно весь маршрут прохождения лагерного "изделия" (не важно, лес это или телевизор). Невыполнимая норма заставляет меньшую часть "мужиков" "упираться рогом", а большую часть откровенно халтурить: недокручивать, недопиливать, недоклеивать. Бригадир, в свою очередь, должен "кроить" план: так, чтобы коечто выпадало на лицевые счета неработающих ему самому, кентам его и "блатным" (во всех смыслах). А уж начальник производства, этот краснопогонный вершитель судеб, уже распорядится "всем" так сказать, в глобальном масштабе... Никто не будет обижен дешевизна подневольного труда оправдает и покроет любую туфту, любой невыполненный план.
      Скажем, недавно купленная мной лестница-стремянка никак не вставала "на ноги", а перекладины ее ползали под ногами. Заглянув под верхнюю перекладину, я обнаружил штамп, "Учреждение п/я номер... дробь такой-то".
      Все стало ясно. Справедливости ради скажу, что эта стремянка и стоила примерно в четыре раза дешевле, нежели импортная. Но была в два раза тяжелей.
      Так дела обстоят со всей продукцией ИТУ, и немногие исключения лишь подтверждают правило.
      Дать какие-то конкретные советы первоходочнику весьма затруднительно. В зонах никто сам не определяется; раньше работы было много, теперь работы нет. Где есть работа сытно и тепло, нет работы - голодно и холодно. Что же касается "должностей", то в одной из предыдущих глав читатель уже ознакомился с приблизительным списком "козлячьих кормушек"...
      Стук по миске
      Лагерная норма питания по калорийности близка, наверное, к гербалайфу. В предыдущих главах мы уже встречались с баландером, привязавшим к черпаку рыбу. Лагерный блок питания вообще творит чудеса в деле сокращения малой пайки. Говорят, так: в котел бросают мясо, варят его, не снимая никаких пенок, затем бульон разливают, срезают с костей мякоть, оставляя так называемые "гланды" (мослы и жилы), снова заливают водой и варят зековский "суп". Из отлитого бульона варят "офицерский борщ" и "солдатскую похлебку", делят мясо... Не будем касаться собственно норм, вы найдете их в приложении; о заниженном со всех сторон питании свидетельствует постоянное чувство голода, которое испытывает большинство зеков, за исключением разве что особо приближенных к блоку питания "козлов".
      Есть на этот счет анекдот с длинной бородой.
      - Опять овес, б...! кричат зеки. Скоро, начальник, заржем, как кони!
      - Не заржете, отвечает начальник. Я всю жизнь утятину жру и не крякаю...
      "Подогреться" едой желают все. Но еще в лагерной литературе 60х (Солженицын, Шаламов) была выражена точная мысль: зека губит не маленькая пайка, а большая. В современной зоне зек с "понятиями" старается не "набивать кишку", точно зная о неусвояемости всех этих обезжиренных или, наоборот, заправленных "техническим жиром" каш.
      Характерны и названия еды: суп "могила" (плавает скелет рыбки), суп "подводная лодка" (плавает одна маленькая, как будто аквариумная, рыбка), "полиэтилен" (каша из загадочного злака) и т.п., "гидрокурица" (селедка), она же колбаса с глазами.
      "Стук по миске" в завтрак, в обед и в ужин. Раздатчик стучит черпаком по миске как можно эффектней, создавая впечатление большого количества и выпячивая перед зеками свою "честность" и "старательность"...
      Есть просто голодные зоны; они были и в советское время; нынче их количество наверняка увеличилось. Недавно освободившийся человек рассказывал, как "хозяин" извиняющимся тоном просил зеков проявить терпение, не бузить из-за почти полного отсутствия в пище жиров и сахара; все деньги, мол, потрачены на крупы; обождите, граждане зеки, вот продадим продукцию и сахар с маслом заработаем.
      В тюрьме и зоне, как и на свободе, хорошо живет тот, у кого есть деньги. А деньги есть у того, кому помогают из-за колючки. В зоновских магазинах пользуется спросом дешевый товар: консервы рыбные, повидло, маргарин, сигареты типа "Прима". Однако могут наполнить прилавок такой дорогостоящей дрянью, что никакого "лицевого счета" не хватит... Бывают кризисные периоды, когда та или иная зона испытывает сильнейший дефицит курева, чая и прочего. Начинается всеобщее волнение, могущее при определенных условиях перерасти в бунт.
      Зеку положена передача или посылка: это тоже важное подспорье лишними калорями (оговорился: совсемсовсем не лишними). Чесночок, сало, сигареты, карамель какаянибудь вот достойный джентльменский набор "мужицкой дачки" от матери, от жены, от вольного кента.
      Иногда вечерний "базар" после чифира соскальзывает на воспоминания о деликатесах "свободной жизни". Так, например, в один зимний вятский вечерок Саня Малыш поведал о посещении им дорогостоящего московского ресторана; Буня припомнил ломящиеся от жратвы столы собственной свадьбы;
      Жора Лемех на воле объедался черной икрой потому что браконьерил в Таганрогском заливе... Вдруг заскрипела шконка второго яруса, и слово попросил старый бомж Тихоныч: "А я, пацаны, тоже... ел однажды... макароны, белые... промытые... с маслом..."
      Наступила короткая пауза, после которой компания "мемуаристов" закатилась дружным хохотом... Хотя и было это все грустно...
      Нельзя, по тюремно-лагерным понятиям, ничего покупать в пищеблоке. Повар не в магазине покупает мясо, а кроит куски от общего стола; он отнимает калории, а значит, и здоровье у того, с кем ты делишь тяготы каторжанского бытия. Если вернуться к проблеме большой и маленькой пайки, то можно припомнить "кишкометовпроглотов" (обжор) в зоне общего режима, собиравших со столов "шлюмки" с остатками каши и вываливавших ее в свои. Хотя, конечно, были и легендарные зоны, в которых хлеб ставился на столы в нарезанном виде, без нормы, в больших тарелках. Большое количество его и оставалось после еды. Это сытая зона. В такой зоне можно пообедать с добавкой, но все равно умный зек не станет злоупотреблять, зная, что перемены к худшему могут произойти неожиданно, а привычка к большому количеству пищи останется надолго и причинит невыносимые муки.
      С едой, как и с азартными играми, связаны многие проблемы тюрьмы и зоны. Еда, пища, хавка и как следствие крысятничество, голодовки, повышенная смертность, бунты и убийства.
      Проблема, однако, может быть решена одним только способом разумным воздержанием. Погоня за все большим количеством поглощаемой пищи ни к чему хорошему в местах лишения свободы еще не приводила.
      На грустные размышления наводят, правда, сообщения о нормах на питание в тюрьмах Запада. От зека к зеку давно уже передается байка о бунте в какойто американской тюрьме: мол, к завтраку им подали черствые булочки и холодный кофе... Зажрались, однако, господа..
      А наши родные условия и нормы хорошо иллюстрируются анекдотом.
      В одной из тюрем баландер раздает баланду. Плескает черпак и подает в
      камерную "кормушку".
      3 е к (удивленно глядя в шлюмку): Эй ты, рожа! Ты чего плеснул сюда?
      Мне мясо положено.
      Баландер (равнодушно). Положено ешь.
      3 е к (снова заглядывая в шлюмку). Так не положено ведь...
      Баландер (так же равнодушно). Не положено не ешь...
      "Феня" с "пальцами" на корточках
      В тюрьме и в зоне говорят, конечно, на русском языке, дополняя его словами и выражениями из языка блатного т.н. "фени". Не будем касаться происхождения этого языка оно закономерно вытекает из необходимости тайны в любом преступном ремесле. Нынче же блатной язык, воровской жаргон проникает во все сферы жизни, и никого уже не удивляют слова "крыша", "штука", "стрелка", "разборка" из уст диктора НТВ или правительственного чиновника. Не говоря уже о деятелях культуры и искусства... В общем, смычка сфер происходит на языковом уровне, а это улика посильней любой судебной.
      Именно по языку угадывают опытные зеки своего собрата, определяют его принадлежность к тому или иному режиму. Отсидевший чуть больше года первоходочник, нахватавшись верхушек, уже сыплет направо и налево блатными оборотами. Однако использует он их там, где надо и не надо. Напротив, зек с двумя-тремя ходками (и тем более "полосатик с особого режима") вставляет блатные слова очень и очень точно, не злоупотребляя остроумной и опасной лексикой: за всякое неверное слово зек отвечает немедленно.
      Разговору помогают усиленной жестикуляцией, т.н. "гнутыми пальцами". "Гнутые пальцы" тоже вошли в обиход "вольной жизни" и стали непременным атрибутом общения в среде "новых русских". Но появилась эта привычка от "щипачей" (карманников) и "катал" (профессиональных картежников) это они "гнули пальцы", постоянно их тренируя, дабы не потерять умения осуществить "карманную тягу" с "чердака фраерского" "лепня" (кармана пиджака жертвы) или "передернуть картишки" на глазах у "лоха".
      "Феня" постоянно обновляется, обогащается новыми выражениями типа "не дави на блатпедаль", та же "крыша" (бандитское прикрытие). Другие слова типа "голубятник" (вор, похищающий белье с чердаков) исчезают из "фени" за ненадобностью. Некоторые выражения очень остроумны: "гидрокурица" (селедка), "Иван Тоскуй приехал" (приступ язвы), "Иван с Волги" (хулиган)... Часть оборотов используется как опасный способ припутать новичка или с целью придать презрительный смысл: "просто так" (об игре на "педераста"), "Ага, наркоман... кожаной иглой по тухлой вене..." и т.д. и т.п.
      Впрочем, в "обоюдном толковище" (диалоге) подобные выражения не используются ввиду их чревычайной опасности, равно как нецензурщина. Язык тюрьмы и зоны остроумен, точен и страшен. Женщина в этой лексике принижена до "дырки", "кошелки" в общем, до легкодоступного и несмысленного существа; беззащитный интеллигент ("политик") "Укроп Помидорович"; убийство "мокруха", "завалили" как, скажем, свинью... Однако выражение "убить жида" означает всего-навсего "быстро разбогатеть".
      Ни в теории, ни в практике невозможны милицейские агенты в камере и в бараке: чтобы научиться естественно владеть "феней", им придется сидеть немалый срок, вписываясь в обстановку. Или каждого агента нужно готовить как Рудольфа Абеля. Поэтому в качестве "наседок" (стукачей) используются сами зеки, которым не нужно входить в образ...
      С "феней" всяк сталкивается в первые же минуты пребывания в неволе в КПЗ. Тюремно-лагерная администрация также общается с зеком на этом языке, сдабривая его официальной терминологией и штампами воспитательной работы.
      В условиях свободы, где-нибудь в районе Арбата или на Тверской в Москве, можно увидеть группы молодых людей, сидящих на корточках. Они мирно беседуют, сдабривая цивильный матерок блатным жаргоном и усиленно помогая себе пальцами.
      Сидение на корточках тоже один из признаков "тюрьмы и зоны", но признак этот не несет никакой особо блатной нагрузки, а вызван к жизни элементарными правилами гигиены. Дело в том, что скамейки и стулья достаточно редки в лагерях, и, как мы уже говорили, беседы и азартные игры проводятся прямо на шконках. На улице (в отрядных двориках) скамеек нет, и если каждый будет садиться на камень, траву или просто на асфальт, а потом водружать пыльную задницу на чужое одеяло или простыню, то никакая баня не справится с всеобщей загрязненностью, никакая прачечная не отстирает зековское белье.
      Подражая взрослым, садятся на корточки подростки неумело гнут пальцы, пытаются "калякать", щеголяя "феней", не подозревая об истинном происхождении этих непременных естественных атрибутов тюремно-лагерного мира.
      Амур по переписке
      Письмо от родных, от друга, от любимой женщины немалое событие в жизни зека. Если количество писем ограничено по закону или инструкциям МВД тем более. Подписание поздравительной открытки ритуал, требующий больших мыслительных и творческих усилий. Особенно ценятся стихотворные тексты или оригинальные, насыщенные сравнениями, гиперболами и метафорами. Если открытка "складная", то на одной ее части исполняется на заказ тематический рисунок портрет отправителя или получателя (по имеющейся фотографии), пейзаж на тему, символический натюрморт (Нож, Крест, Уголовный кодекс, Роза). Каждая буква вырисовывается с тщательностью, которой позавидовал бы средневековый монахперенисчик. Если есть "золотая" краска, то после всех обводов такой открыткой не стыдно приветить и японского императора. Но получит ее, скорее всего, мать, утирающая слезы в московской коммуналке или рязанской избе; или какаянибудь обойденная к тридцати годам городской любовью Валюха из общежития ткацкого комбината; или кентподельник, скучающий над преступным замыслом за бутылкой "Абсолюта" или самогона.
      Особая статья переписка с заочницами. У каждого зека есть адреса заочниц. Этими адресами меняются; меняются фотками; узнают друг у друга подробности. Егор и Люба из шукшинской "Калины красной" вполне реальные люди в зековской жизни. Несомненно, что бывают жестокие обманы (кражи, грабежи и т.д.) в отношении заочниц, но достаточно и иных фактов. С помощью "заочной любви" устраивает свою судьбу не меньшее количество пар, чем, скажем, в газетной "Службе знакомств" на свободе.
      При написании текстов подобных писем тоже ценится некоторая дурашливая витиеватость иногда на грани пошлости. Часто, подобно Егору Прокудину, уставший от босяцкой жизни зек (взломщик, грабитель, мошенник) представляется невинно осужденным "бухгалтером". Но это вовсе не означает, что он имеет какие-то преступные виды на адресатку.
      При нынешней нестабильной жизни роль заочниц, видимо, еще более возросла. Неангажированный в мафии профессионал, отсидев свои семь-восемь с гаком, почувствовав возраст, ищет успокоения и отдохновения от неправедных трудов. И тем более ищет того же мужик ("мужик"), вообще умеющий лишь вкалывать до седьмого пота и не боящийся никакой работы на свободе с ее "пионерскими" нормами.
      Иногда заочницы приезжают в зону на свидание, которое положено только в случае регистрации брака. Брак и регистрируется в присутствии лагерной администрации работником местного загса или инспектором спецчасти. Иногда одному из молодоженов остается еще дотянуть какие-нибудь... пять, шесть, десять лет. При нашем (на свободе) почти повсеместном равнодушии к эпистолярному жанру тюремнолагерная переписка является воистину уникальным явлением. В зависимости от характера зек в письмах вырабатывает единственный и неповторимый стиль пошловато-гусарский, аристократический, псевдоинтеллигентский или, на манер Лескова, сказовый с эдакой кажущейся простецой...
      Многие пишут стихи, ведут художественные дневники и сочиняют рассказы. Одна из зон города КировоЧепецка (строгий режим) подарила читателям России трех активно работающих и издаваемых писателей о чем, видимо, и не знает администрация "учреждения".
      О криминальной культуре
      В ХV веке появляются первые исследования тайной жизни преступного мира. В 1510 году издается "Книга бродяг описывающая обычаи и нравы бродяг, содержащая первый систематический словарь бродяжьего жаргона. Великий жулик и поэт Ф. Вийон пишет стихи на "фене". Англия представлена в ХVI веке книгами "Братство бродяг" (1560) "Предостережение против бродяг" (1567). О лондонских мошенниках в 1591 году Р. Грином написана книга "Замечательное разоблачение мошеннического промысла".
      Записи бродяжьего, босяцкого быта в России относятся к ХIХ-ХХ векам, хотя русская криминальная субкультура зародилась в глубокой древности. Ранние свидетельства о ней находим в былинах, разбойничьих песнях и преданиях о разбойниках, наиболее древний пласт восходит к новгородским и волжским речным разбойникам, бурлакам, каликам перехожим.
      Раньше всего проявили интерес к культуре русского разбойничье-воровского мира художники слова. В ХVIII веке в России появляются литературные произведения, в которых изображается отечественный криминал. Первым из них можно считать "Обстоятельное и верное описание добрых и злых дел российского мошенника, вора, разбойника и бывшего московского сыщика Ваньки Каина, всей его жизни и странных похождений, сочиненное Матвеем Комаровым в Москве". В отдельный раздел "разбойничьи песни" наряду с "воинственными" и "солдатскими" выделяет П.В. Киреевский. В 1820-е-1830-е годы начинается запись разбойничьих преданий. А.С. Пушкин является основоположником собирания фольклора о пугачевщине. Образы арестантов эпизодически появляются в русской литературе. Внимательное изучение жизни и быта преступников начинается с "Записок из Мертвого Дома" Ф.М. Достоевского - появляются подробные исследования острожной жизни, среди которых один из примечательнейших романов Вс. Крестовского "Трущобы". Описание быта беглых воров и разбойников дает И. Прыжов в "Истории кабаков". Описателями тюремной субкультуры и собирателями тюремного фольклора становятся политические заключенные - В.Г. Богораз, В.С. Арефьев, А.А.Макаренко, Ф.Я. Кон и др. Тюремный мир, известный многим писателям изнутри, нашел отражение в русской литературе. Заключенными российских тюрем в разное время были Л. Мельшин, В. Фигнер, В. Короленко, В. Серошевский и др. Интерес к жизни заключенных проявил А.П.Чехов, совершивший поездку на остров Сахалин. Точные картины социального "дна" представлены в произведениях В. Гиляровского и М. Горького. В советское время заключенными российских тюрем стали многие литераторы и деятели культуры (А. Солженицын, В. Шаламов и др.). В 1850-е годы В.И. Даль составляет словарь "Условный язык петербургских мошенников". В 1859 году появляется словник "Собрание выражений и фраз, употребляемых Санкт-Петербургскими мошенниками", в 1903 году - "Босяцкий словарь" Ваньки Беца, в 1908 - словарь В.Ф. Трахтенберга "Блатная музыка. Жаргон тюрьмы". Этнографами, психологами, фольклористами описывались разные аспекты тюремной картины мира.
      Тема советских тюрем стала популярна в нашей фольклористике и этнографии в начале 90-х годов. Из жанров тюремного фольклора первой привлекла к себе внимание блатная песня. Постепенно фольклористы заинтересовались мифами, преданиями, устными рассказами заключенных.
      ЗАПРЕТЫ
      На зонах главный запрет, соблюдаемый блатными, -- отрицание работы. В прошлом символическое отрицание работы подчас выражалось в ритуальных действиях: воры жгли орудия труда и грелись у костров. Существует тюремный запрет поднимать что-либо с пола. Запрещен красный цвет (ментовской). Запрещены некоторые слова. Вместо "садись" говорят "присаживайся", вместо "спасибо"-"добро".
      Принимать участие в любых мероприятиях, организуемых начальством, -западло. "Чужим" для тюремного сообщества становится труженик-ударник, актер тюремного театра, поэт, печатающийся в лагерном журнале
      В жаргоне определено восприятие тюремного мира как "своего", "родного". Тюрьма -"дом родной", "дача", "курорт". Общеевропейским является жаргонное определение тюрьмы как "академии": здесь новичок проходит свою воровскую школу.
      В закрытом тюремно-зоновском пространстве человек лишен возможности свободного передвижения, он характеризуется как сиделец. Но, как это ни парадоксально, основным образом тюремной картины мира является путь, дорога. "Достойный арестант", человек, живущий по тюремно-арестантским законам, обязан принимать участие в построении дорог-налаживать межкамерную связь. Тюремные дороги представляют собой сеть коммуникаций, по ним передается информация в которой - вся тюремная культурная традиция в письменной форме.
      Время
      Для носителя тюремной традиции тюрьма - константа и в его жизни, и в жизни России. Вместо 1 января днем Нового года становится день начала наказания. В тюрьмах и лагерях отмечаются и "вольные" традиционные праздники-Новый год, Пасха, дни рождения заключенных. Зэк-герой песен вообще лишен возможности отмечать "вольные" праздники: "Споем, жиган, нам не гулять по воле / И не встречать весенний праздник май". "Сегодня праздник, ну, а здесь лишь белый снег".
      Деньги
      В иерархии ценностей криминального мира, на первый взгляд, на высшей ступени стоят материальные блага. Но деньги Дна воровском жаргоне - гроши,
      деревяшки, звон, капуста, бабки, голье, бумага, вошь. (В немецкой "фене" деньги-пыль /Staub/, пепел /Asche/, в английской - навоз /muck/. Валюта-вашингтон, география, морковка, попугайчик. Деньги - не положительная, а негативная ценность: кости, кровь, пули, слезы. Признавая, что в мире правит случай, что "жизнь-игра", "то деньги есть, то денег нет" настоящий блатной не дорожит деньгами. Он сохраняет достоинство вне зависимости от того, способен он "крупную валюту зашибать, девочек водить по ресторанам" или является на настоящий момент босяком. Его принцип "отдать последнюю рубаху" братве, "всегда поделиться последним с таким же, как и он". Настоящий блатной никогда не станет коммерсантом, барыгой "честные воры" не признают воровских званий новичков, многие из которых куплены за деньги -- он не должен ценить в жизни ничего, кроме воровской идеи, братьев-воров и собственной свободы.
      Оружие
      Непременным атрибутом блатного является нож. На ноже даются клятвы, ножом казнят предателей. Нож-беда, жало, крест, перышко, пика-пиковина, пырялка, рапира, штык и т.д. Нож воспет в тюремном фольклоре. Обязательной принадлежностью урки в блатных песнях является перо - для мусоров более характерны шпалеры или наганы. Нож - символ вора в законе, его правоты и силы, а также - символ мести: убийство сук совершается ножом: "Ножом бейте сук, лохмачей, а людей и мужиков -руками", -пишут воры арестантам. Хранение оружия носит ритуальный характер. Для блатного сам факт того, что он имеет при себе оружие, даже если он никогда не использует его, является знаком его принадлежности к воровскому миру. Нож в кармане - элемент блатного и вора; нож, пронзающий УК, - знак вражды между воровским законом и властью.
      Пища
      Тюремный язык выделяет предметы, являющиеся атрибутами тюремной жизни. Суточная норма хлеба заключенного - горбыль, костыль, птюха, кровная пайка. Мотив пайки встречается в тюремных пословицах и поговорках , наивной литературе зеков. Вкушение пайки хлеба - символ единения. К тюремной пище вообще заключенные испытывают неприязнь. Воры и блатные ее вообще не едят. Посещение зоновской столовой западло - блатной не должен принимать навязываемые ему тюремные законы и нормы, отказ от тюремной пищи носит символический характер, является знаком независимости. Особую роль на зонах играет собственно зэковская еда, приготовленная самими заключенными. Особую популярность имеет чифир. Чифирят в тюрьмах каждый день. Вокруг чифирбака объединяется арестантская семья: "Ведь одна в КПЗ есть отрада - / Чифирнуть да базар погонять", -- пишет в тюремном стихотворении вор-рецидивист. Чай и сигареты (куреха) в тюрьмах называют святым. Мысль о том, что все тюремные блага, в первую очередь - чай и сигареты, в равной мере принадлежат всем арестантам, выражается в круговом чаепитии, совместном курении, запрете благодарить за эти предметы - это общак, принадлежащий всей арестантской семье.
      Одежда
      В тюрьме и на зоне вообще высока символическая роль одежды: отклонения от установленного образца-знак особого положения зэка. Воры в законе имеют право носить особую одежду: в прежние времена они подбивали сапоги звенящими подковами, ушивали форму, шапки носили набекрень, вставляли фиксы и проч. В настоящее время воры и блатные отличаются от остальных заключенных более богатой и нарядной одеждой, в тюрьме они имеют возможность одеваться так же, как на свободе. Одежда играет важную роль: по одежде отличают своих от чужих. В старых блатных песнях чекисты и ссученные - "люди в кожанках". Жиганки и шмары отличаются роскошью туалетов: "Зачем тебе я желтые ботинки, шелка и крепдешины покупал?"; "Кольца и браслеты, юбки и жакеты разве я тебе не покупал?"; "Или тебе было худо между нами, / Мало было форсу, барахла?" - спрашивают ссученную жиганку урки. Смена одежды символизирует смену образа жизни, имеет высокую степень знаковости. Потеря воли изображается как переодевание: "И вот меня побрили, костюмчик унесли, / На мне теперь тюремная одежда" Наибольшей смысловой нагрузкой обладают предметы, связанные с "телесным низом": носки и сапоги, а также белье. Аристократизм, блат - в пренебрежении к этим предметам - урка никогда не будет чистить себе сапоги и стирать носки, это делают шестерки.