По звукам и отрывочным репликам можно было понять, как это протекало: сначала ногами по икрам и под коленную чашечку, для расслабления, потом в пах, по почкам, по корпусу, дубинками по бокам и спине. Когда сбили с ног, начали топтать ногами, пинать. До сих пор не могу забыть "животный" крик этого мальчишки: "Не убивайте меня!" - а в ответ радостный гогот и матерная брань, потом снова удары.
      Наконец, его подняли и приказали: "Иди в туалет. Отмойся". Нам было понятно, от чего отмываться, каждый ждал своей очереди. Но даже и для того парня это было еще не все, вытащив его из туалета, его избили еще раз и только после этого вытолкнули на улицу.
      Второго и третьего "отпускаемого" били несколько меньше, вероятно, просто устали, сорвав злость на первом, но все же довольно крепко. Четвертым вывели меня. На месте дежурного, развалясь за столом, сидел майор, меня подвели к нему. Взяв со стола протокол допроса, он издевательски-угрожающе спросил: "Ну что, защитничек! Тебя уже били или еще нет?" Я очень спокойно ответил: "Ну дали раза три". - "Только-то! Ну, мы это сейчас исправим! Ты ведь... твою мать, пишешь, что с 22-го там сидел!"
      Также спокойно, не повышая голоса, я ответил: "Воля ваша. Я могу только повторить, что не только никакого оружия не имел, но и вообще никого пальцем не тронул". Почему-то этот ответ настолько озадачил майора, что он даже не нашелся что мне ответить, набрал полный рот воздуха, весь побагровел и, чуть помедлив, заорал: "Вон отсюда!!!"
      Взяв свою куртку, я попросил вернуть мне ремень, который отобрали при обыске. Ответ был следующий: "Какой тебе на... ремень. У... и, пока цел". Менты провожали меня взглядами, полными сожаления. Как же, добыча ускользала прямо из рук. Выйдя на улицу, я уже считал, что все, наконец, закончилось, но не тут-то было. Еще сидя в камере, мы договорились с товарищами, что расходиться будем только группами, чтобы знать, если кого не отпустят, и помочь дойти, если очень уж сильно изобьют.
      Отойдя от отделения метров на 50, я остановился и стал ждать остальных. С интервалом минут в 5-10 вышли еще двое, оба они были основательно избиты. Под глазами синяки, багровые следы от дубинок поперек тела. Пока мы делились впечатлениями, из отделения выглянул один из ментов и увидел, что мы стоим невдалеке.
      Тут же они высыпали целой толпой. Один, в бронежилете и с автоматом, остался чуть сзади, а остальные подошли к нам, предварительно приказав: "Стоять!" - и устроили избиение прямо на улице. Для начала двинули по зубам, потом спросили: "Ты почему еще не дома?" - а дальше по известному сценарию: ногами, дубинками.
      Получив этот урок, мы отошли еще метров на 150 и встали за углом булочной. Постепенно к нам присоединялись наши товарищи. Когда нас было уже человек восемь, увидели, что один из милиционеров идет по улице в нашу сторону. Увидев нас, он на почтительном расстоянии резко повернул на перпендикулярную улицу - приближаться явно не посмел.
      Посмеявшись над "храбростью" "героев России" а-ля Ерин, мы начали небольшими группами расходиться по домам.
      В дальнейшем мне пришлось продолжить свое знакомство с "правоохранительными" органами. Несколько раз меня вызывали в следственную группу прокуратуры, расположившуюся на Воздвиженке. Предъявить они ничего не смогли и вызывали "как свидетеля". Свидетельские показания сортировались прямо при мне. В протокол заносилось только то, что не могло свидетельствовать в пользу парламентской стороны. Факты нарушения прав человека игнорировались полностью. Когда я спросил: "Почему не занесли в протокол остальное?" - следователь Шапиро ответил: "Краткость - сестра таланта". Что ж, талантами такого типа нас теперь удивить трудно.
      Рассказ очевидца (записала Надежда Бондаренко).
      "... Вместе со мной шли еще какие-то незнакомые мне парень и девушка. Мы уходили дворами и наткнулись на группу вооруженных людей в черных масках. Сначала я подумал, что это и есть пресловутые "боевики". Нам велели поднять руки за голову и отвели в переулок, за стоявшие там грузовики. Рядом с этими грузовиками стояли еще люди в военной форме. Тут я услышал в отношении себя такой диалог:
      - А с этим что делать?
      - Дай ему по шее и отпусти.
      После этого меня начали избивать. Нет, мне не просто "дали по шее" люди в военной форме, меня избивали долго и упорно, я падал, меня пинали ногами, поднимали за шиворот, снова били... Я опять вставал, пытался уйти, ведь я же слышал, что меня предлагалось "отпустить"... Но меня догнали, и со словами "ты не в ту сторону пошел" стали избивать снова. Потом, когда я уже не мог встать, находился в полубессознательном состоянии, меня кинули в автобус. Кроме меня, туда накидали еще очень много народу. Кидали как попало, люди лежали на мне, я чувствовал, как их тела давят на меня сверху, но пошевелиться не мог. И мне еще повезло, что я оказался в самом низу, потому что людей, оказавшихся сверху, продолжали избивать и в пути...
      Нас привезли к какому-то отделению милиции. Номер его я точно назвать не могу. Меня и еще одного парня, находившегося уже в совершенно бессознательном состоянии, кинули на асфальт возле входа в отделение.
      Мы там лежали долго. Наконец про нас кто-то вспомнил. Чтобы проверить, живы мы или нет, об нас гасили сигареты. Парню, лежавшему рядом со мной, сожгли сигаретой ухо, потому что он упорно не подавал признаков жизни. Потом оказалось, что он все-таки жив, только отбиты все внутренние органы.
      Когда мце ткнули сигаретой в лицо, я открыл глаза и увидел перед собой человека в форме с автоматом на шее. Глядя на меня, он равнодушно произнес: "Может, пристрелить его и выбросить?" Я нашел в себе силы приподняться и ответить: "Пристрели или затащи меня в помещение и не мучай, я уже два часа лежу на голом асфальте". Меня взяли за ноги и волоком затащили в помещение. Тащили, как труп, я головой пересчитал там все ступени... Потом, когда все-таки приехала "Скорая", меня пытались таким же образом вытащить из помещения в машину, но тут уже медики воспротивились и заставили работников МВД взять меня как положено - за руки и за ноги.
      В больнице сказали, что без медицинской помощи мне оставалось жить полтора часа. Селезенку мне удалили. Что со мной будет дальше - не знаю. В больницу ко мне приходил представитель прокуратуры, требовал с меня подписку, что я не имею претензий к органам. И мне пришлось такую подписку дать, потому что я хочу жить. Взамен они обещали больше меня не трогать.
      Пока я лежал в больнице, меня и правда не трогали, но потом, когда я выписался и вернулся домой, органы своего слова не сдержали... Сейчас меня вызывают зачем-то в прокуратуру, а в случае моей неявки грозятся завести на меня какое-то уголовное дело. Если бы я был уверен, что уголовное дело на меня действительно заведут, что я смогу нанять адвоката и защищаться от предъявленных мне обвинений, то я бы туда пошел. Но я уже понял, что законов в России больше нет, что я могу просто исчезнуть бесследно, так как никакого преступления не совершал, судить меня не за что, а живые свидетели не нужны. Поэтому я скрываюсь.
      Но я решил: если у людей, которые предадут огласке мою историю, будут неприятности, если "демократы" попытаются обвинить их в клевете, я все-таки приду на суд и буду свидетельствовать истину, чего бы мне это ни стоило".
      Из рассказа геолога Константина Скрипко.
      "Когда нас вывели в сторону Краснопресненской набережной на ступеньки, было еще светло. Отделили мужчин от женщин. Мне это было непонятно, мы разделились, но от одной к другой группе ходили, "альфовцы" не препятствовали общаться.
      Сказали, что придут автобусы. Автобусы будто бы первую группу увезли к метро, сейчас они вернутся. Время шло, их не было. Мы спрашиваем, где же автобусы? Отвечают: автобусы блокированы демократически настроенной толпой. Не придут.
      Прошло полтора часа, уже стемнело. Тут, как по команде, началась массированная стрельба со всех сторон. От Хаммеровского центра стреляли, от мэрии тоже стреляли. Зашевелились БТР и стали стрелять то ли друг в друга, то ли в "Белый дом", в общем, активно стреляли, народ на ступеньках заметался - То кинутся к одной стороне, где гранитный бордюр, то к другой стороне прижмутся.
      Потом я обратил внимание на то, что мы мечемся, а "альфовцы" спокойно стоят во весь рост. Они знали, что это инсценировка, шумовое оформление, которое должно давить на психику.
      Решили уходить мелкими группами пешком. Я хорошо знаю район, взялся вести группу, и мы пошли по Краснопресненской набережной. Хотели выйти к Хаммеровскому центру. Прошли первый дом до середины. Это был разгромленный магазин, дверь в сторону набережной выломана, все товары разграблены и вытащены. Висели плечики, стояли вешалки, но ничего не было.
      Выскакивают омоновцы с автоматами - заходи в этот подъезд!
      Олег Румянцев шел в нашей группе, но на несколько шагов сзади, их уже били. Его как депутата опознали. Омоновец стал кричать: "Ах ты жиденок!" Схватил его за уши, стал бить носом об коленку.
      В общем, над ними уже издевались, а мы успели выскочить во дврр и выйти на улицу Николаева. Над ней - сплошная сеть трассирующих пуль. Прижались к стенке, идем к Рочдельской.
      Угловое здание - школа, во дворе лежат на земле омоновцы с автоматами и накрыты корытами алюминиевых щитов. Лежат, не стреляют, в касках. Прошли, прижимаясь к стенке, и тут мимо нас омоновцы гонят молодых ребятишек студенческого возраста, руки за головами. Бьют их ногами и прикладами, нам стало ясно: мы попали в ловушку. Попробовали назад, те, что лежат, говорят: "Ну-ка, идите обратно!"
      Мы решили спокойно предъявить наши сумки, пройти через них... Но нас посадили на корточки и сразу тут же начали бить ногами и прикладами. Они были выпивши, здоровые ребята, плечистые, крепкие. Чтобы себя завести, кричали: "Коммуняки! Вас тут всех убивать нужно!"
      И вот тут я решил показать, что здесь не одни коммунисты. Стал на колени, перекрестился и запел молитву, которую мы около нашего креста регулярно исполняли: "Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое!"
      Думал, молитва может их успокоить. Но омоновцы буквально озверели, один как взвоет: "А ты, оказывается, коричневый!" Я читал молитву: "Кресту Твоему поклоняемся, Владыко, и святое Твое воскресение славим!" Они стали прыгать на меня, затем скомандовали: "Встать, руки за голову!"
      Я левую руку поднял, а правая уже не слушается. Я ее взял левой рукой, подтащил, и тут же ребром ладони получил по затылку. Очень им понравилась моя, привезенная женой из Монголии шапка, "душманская", как они ее назвали. Трижды сбивали они эту шапку с моей головы. Так она у них и осталась.
      Нас сложили на коленях, лицом вниз, около павильончика, где торгуют смазочными маслами, импортными: прямо у выхода с улицы Николаева и напротив школы.
      Потом появились автобусы, пришло время грузиться. Нас стали сортировать: депутатов - в один автобус, нас - в другой. Мне так не повезло: я оказался внизу, на меня навалили других, и тяжесть тел меня постепенно раздавливала, тем более что омоновцы топтались по ребрам, сломали их, руку тоже... На всех поворотах, на всех остановках, когда автобус дергался, было очень больно. Лежу и думаю: только не потерять сознание, я должен выжить, чтобы рассказать об этом людям. И все равно я задохнулся и потерял сознание.
      Слышу, говорят: "Он, кажется, теплый". Двое ребят меня вытащили из автобуса под руки, ноги волочились. Стал дышать и пришел в себя. Завели в отделение милиции и поставили всех к стенке лицом.
      Ребята предупреждают: "Стой, не падай, упадешь - будут бить". Мысль эта нас сопровождала. Когда я еще собирался войти в автобус, подошел к тому, что лежал от меня справа, и говорю: "Вставай, парень, вставай, друг, а то тебя здесь забьют". Омоновцы запротестовали: "Не трогай его". Я все же попытался его поднять, а он, оказывается, уже холодный. А лежал он в такой же позе, как мы на коленях и руки за голову. Неизвестно, отчего он скончался. Застрелили, сердце не выдержало... Но в этой позе он так и лежал - мертвый.
      Омоновцы продолжали над нами издеваться и в отделении милиции. Я не утверждаю, что милиционеры, сотрудники отделения, участвовали в избиении. Правда, я не мог их видеть: как только оборачиваешься, тут же получаешь удар по голове. Но они все тут находились, включая начальника, подполковника.
      Это 2-е отделение, на Полянке, напротив книжного магазина "Молодая гвардия". Разговорчик у них там такой: "Как стоишь?! Ноги шире!" Разводишь ноги - тут удар в пах. "Руки за голову!" Поднимаешь руки - удар по ребрам сбоку. Кулаками. Если поворачиваешься, бьют по затылку, носом - об стенку, из носа капает кровь. Тех, кто сопротивлялся больше, тех больше и били..."
      * * *
      Таковы свидетельства людей о "подвигах органов" в октябрьские дни 93-го года. Но еще поразительней свидетельства самих офицеров, сотрудников МВД.
      ... Я офицер внутренних войск, и для меня вопрос чести сообщить вам то, что я знаю Официальными органами и официозными средствами массовой информации сознательно замалчивается все, что связано с массовым убийством тех, кто был внутри "Белого дома" в этот трагический для России день, который теперь навсегда вошел в ее историю и нашел место на самых мрачных и зловещих ее страницах.
      Всего в "Белом доме" было обнаружено около 1500 (одна тысяча пятьсот) трупов, среди них женщины и дети.
      Все они были тайком вывезены оттуда через подземный тоннель, ведущий от "Белого дома" к станции метро "Краснопресненская" и далее за город, где были сожжены. Об идентификации и речи не было. Где жгли - не знаю.
      Убитых так много потому, что из танков стреляли не болванками, как утверждают, а боевыми снарядами кумулятивного действия: возникавшая при их разрыве внутри здания ударная волна была столь сильной, что у жертвы разрывалась голова. Стены были забрызганы их мозгами. Это много хуже фашизма, господа! Это чудовищно, да словами и не выразишь. /Подпись/
      ИЗ ПИСЬМА
      У меня, слава Богу, нет погибших в тех событиях родственников и друзей, но, как говорится, от этого не легче. Я бывал у "Белого дома" несколько раз начиная с 22 сентября и видел сотни молодых, крепких людей с оружием и без оружия, видел, как прибыл отряд из Петербурга - 36 человек, это было 23 сентября, - и вот почти никого из них теперь нет в живых. Нужно отдать должное вашей смелости - власти откровенно лгут о числе жертв и об обстоятельствах гибели людей, оборонявших "Белый дом". И они постараются не дать опубликовать правду.
      О том, чему был свидетелем и что слышал. В 9.00 вечера 3 октября от "Белого дома" отъехали "на подмогу в "Останкино" три грузовика с добровольцами (запись шла здесь же) Оружия ни у кого не было - Каски, тонкие дюралевые щиты и резиновые палки - жалкие трофейные атрибуты. Через час большинство вернулось Стали рассказывать - "У телецентра кровавая каша", "Мы разбиты" Тогда уже поразили эти обстоятельства - посылка безоружных "на подмогу", полное незнание руководителями "Белого дома" обстановки (уже часа два прошло с тех пор, как первая вооруженная группа в Останкине была уничтожена) и к тому же отсутствие на трибуне сколько-нибудь известных лиц из Верховного Совета. Но больше всего поразило, что грузовики с флагами и безоружными людьми без малейших препятствий дошли до Останкина и вернулись обратно Как будто им специально давали "зеленую улицу".
      Один пожилой мужчина рассказал (это было примерно в 10 часов вечера), что он только что вернулся с улицы Чехова, где их группа (невооруженная) пыталась занять городскую телефонную станцию. По его словам, они прошли внутрь беспрепятственно, все было пусто, и вдруг коридоры наполнились омоновцами, вооруженными до зубов. Всех поставили в коридоре, переписали (по, документам) и отпустили Более чем странная мягкость. Если сопоставить с загадочными событиями на Ленинградском проспекте, у штаба ОВС СНГ, и с более чем странной легкостью прорыва толпы от Крымского моста к "Белому дому"... Причем на последнем рубеже, напротив мэрии на Новом Арбате, были поставлены необстрелянные пацаны из учебного полка дивизии имени Дзержинского. Словом, кажется, было сделано все, чтобы раздался тот злополучный выстрел из гранатомета в Останкине, убивший омоновца. А дальше - "кровавая каша".
      4 октября с 9.15 до 11 30 я был в "зоне видимости" "Белого дома", в разных точках. В 9.38, 9.41, 9.45, 9.58, 10.04 на моих глазах гибли люди (у въезда на мост со стороны Нового Арбата), было множество раненых. Ни одного белого халата на всем пространстве не было (не видел). Убитых и раненых уносили к ресторану "Арбат", за оцепление.
      Из здания мэрии (где засели баркашовцы) не вывели ни одного пленного. На двух этажах здания был пожар. Говорили, группа была расстреляна из танковых орудий, остальных добили. С 11 часов очень часто били тяжелые орудия по "Белому дому", по пятому сверху этажу. Такое впечатление, что оттуда давно никто не стрелял - ни одной вспышки выстрелов из здания я вообще не видел...
      На следующий день, 5 октября, посмотрев по московской программе ТВ, как "берут" снайпера (явная постановочная сцена специально для ТВ), поехал к печально теперь знаменитому мосту. Один этаж "Белого дома" (в 3 часа дня) еще курился. На верхнем этаже на окнах сидели пожарные, отдыхали. Люди говорили, что "дали пожару спалить пять этажей", чтобы уничтожить сотни трупов, часть трупов закрыли во временные "морги" внутри здания, чтобы их не увидели корреспонденты, а вывозить будут ночью на военных грузовиках в неизвестное место. Пленных не брали, убивали на месте и тех, кто бросил оружие. Под конец взяли "для вида" в плен несколько десятков человек. Десантники якобы "отказались участвовать в штурме", вертолетчики тоже "отказались стрелять". А команды танков состояли из офицеров-добровольцев...
      ... Самая большая загадка связана с отрядом Баркашова. Все они носили значок в виде полукреста-полусвастики, их было очень много. По разговорам, тех, кто сдался, отвезли на один из окраинных стадионов и там расстреляли. Кто откроет обстоятельства этой новой Хатыни? Кто давал приказ на полное уничтожение политических противников?
      ... Ищите правду, без правды как жить будет наш народ?
      ... Вспомнилась трагическая гибель президента Кеннеди и-в демократичнейшей Америке - целая вереница катафалков, везущих тела свидетелей и тех, кто слишком близко подходил к истине. Храни вас Бог!
      Эти "подвиги", засвидетельствованные очевидцами, весьма напоминают деяния чекистов во времена Гражданской войны. Разве что никто никого не перепиливал пилами, не отрубал саблями конечности, не заталкивал живым в яму. Впрочем, многое, конечно, скрыто от наших глаз, о многом мы узнаем, может быть, лишь на Страшном суде...
      В детстве казалось, что любому человеку, как разумному существу, все можно объяснить - и он поймет. Ну, может быть, преступнику надо объяснять дольше, чем законопослушному гражданину. Однако вскоре после выхода из детского возраста я обнаружил, что ничего никому объяснить нельзя. В людях действуют косные законы инерционного свойства. Возмущенная толпа мгновенно охватывается психозом насилия, словно легион бесов. И тем более в психопатическом состоянии находятся, скажем, омоновцы, получившие индульгенцию на расправу в виде приказа от "больших командиров". Ярость, с которой камуфляжные атлеты разгоняют и пионеров, и пенсионеров, может удивить лишь эскимоса. Еще в 60-х, при министре МВД Тикунове, дубинки были разрешены - и так же быстро запрещены: чересчур рьяно взялась милиция за их применение, кого-то искалечили, а кого-то лишили жизни.
      ОМОН - сила, но куда она, эта сила, будет завтра направлена? В ситуации, когда на территории страны запросто расстреливаются "неизвестными" зам, начальника штаба ракетных войск и руководитель оперативного отдела Генштаба, остановить общее падение возможно лишь введением чрезвычайного положения и разумной самоизоляции от остального, честно скажем, совсем не дружественного мира Беда в том, что сильные мира сего согласятся лишь на первый пункт, чтобы обезопасить себя от народных волнений, а вот на второй они согласиться не смогут, ибо вся деятельность "денежных мешков" и рантье России так или иначе связана с Западом - тут и вывоз денег, металлов, камешков, тут и ввоз бодрящих душу препаратов, спиртов и таблеток. На благо страны работают единицы, да и их польза весьма относительна. За элемент патриотизма выдается, например, создание супервертолетов типа "Черной акулы", но почему же эта "акула" не заменила в Чечне тех малолетних солдат и омоновцев, что гибли под пулями? Видимо, несопоставимы цены на товар, ведь тысяча омоновцев намного дешевле одного вертолета. Это всего лишь мужики... "а мужиков на Руси много", как сказал бандит из фильма "Калина красная".
      УБИЙСТВО КОМИТЕТЧИКА
      27 декабря 1980 года недалеко от Пехорки, вблизи доруи Москва-Быково, обнаружили изувеченного, окровавленного, полураздетого и замерзшего человека. В одежде, валявшейся рядом, была найдена записная книжка с номерами телефонов, ни один из которых ничего не сказал работникам милиции. Поэтому решено было позвонить по одному из них.
      Вместе с оборотами телефонного диска раскрутилась мощная машина Комитета государственной безопасности СССР, ибо потерпевший оказался заместителем начальника секретариата этого всесильного и устрашающего ведомства. В сознание он так и не пришел и через несколько дней скончался.
      На оперативном совещании председатель КГБ СССР Ю. В. Андропов заслушал мнения сотрудников. Были выдвинуты различные версии: от автодорожного происшествия до убийства. Тогда Андропов обратился с просьбой к Генеральному прокурору СССР: поручить расследование следователям прокуратуры, специалистам по убийствам. Постепенно вырисовывалась картина преступления.
      ... Майор Астафьев (в штатском) возвращался с застолья - после службы отмечал свой день рождения. Оно оказалось непродолжительным, ибо юбиляр после перенесенного воспаления легких неважно чувствовал себя, температурил... Майор уснул сразу же, на станции "Площадь Ногина", и в таком состоянии доехал до "Ждановской".
      Там его и обнаружили (перед отправлением поезда в тупик) контролеры метро: увидели, как безмятежно дремлет мужик с обувной коробкой на коленях и портфелем возле ног. Бабы, конечно, иронизируя, растолкали его, а одна из них полюбопытствовала насчет портфеля: ваш, мол?
      - Нет, - на свою беду ответил еще не совсем проснувшийся, приходящий в себя майор. - Впрочем, как - нет? Мой, конечно!
      Он хотел подтянуть портфель поближе к себе, но женщина резво оттолкнула его, схватила портфель и, заглянув внутрь, объявила:
      - А если ваш, то что в нем лежит?
      - Ну, водка, красная рыба, еда всякая...
      - Неправда! - торжествовали контролеры. - Это не водка, а коньяк!
      - Ну, да, да, коньяк, я забыл, мне же на службе подарили!
      Но было уже поздно: контролерша изо всех сил дула в свисток, вызывая подземных ментов, будто бесов из преисподней. Астафьев еще пытался показывать удостоверение, убеждал, но за ним уже пришли: на платформу поднимались двое в сером.
      Редкие пассажиры видели, конечно, как двое дюжих амбалов в милицейском заломили за спину руки интеллигентному мужчине лет сорока (сорок и исполнилось в тот день Астафьеву) и поволокли его куда-то вниз, под платформу. Мужчина слабо сопротивлялся, говорил чтото про КГБ, но обывательским ушам это трудно было вынести, тем более осознать.
      Астафьев сопротивлялся зря. Впрочем, он не был оперативным комитетчиком, поэтому вряд ли мог выработать линию поведения, соответствующую обстоятельствам. А ведь ему предстояло длительное общение с матерыми постовыми 5-го отделения милиции отдела по охране Московского метрополитена. Было их 6 человек, причем один из них, Лобов, имел кое-какой криминальный опыт: как-то на "досуге" убил человека и расчленил его труп, чтобы скрыть ужасное преступление.
      ... Следствие вел важняк - Владимир Калиниченко - в содружестве с КГБ, представитель которого, полковник Запорожченко, сказал следующее:
      - Мы вас совсем не знаем, товарищ Калиниченко, но ситуация, в которую мы с вами попали, сложнейшая и обязывает к полному доверию. Мы проработали все станции Ждановско-Краснопресненской линии, на которых мог выйти Астафьев. Выяснили: на "Ждановской" он был задержан постовым нарядом милиции - и после этого исчез. В документах 5-го отделения этот факт не зарегистрирован. Протоколы допросов контролеров метро, а также опознаний Астафьева по фотографии - в деле. Есть предположение, что к гибели майора непосредственное отношение имеют сотрудники милиции. Более того, руководители вышестоящих органов внутренних дел пытаются скрыть происшедшее. Вам, товарищ Калиниченко, предлагается полная поддержка и помощь с нашей стороны.
      В 7 часов утра 14 января 1981 года началась реализация намеченного плана. В кабинет начальника следственной части Прокуратуры СССР были собраны более 50 следователей, которым вручили пакеты и номера машин, рассредоточеннных в районе Пушкинской улицы (Пушкинская, 15а - центральный аппарат прокуратуры).
      В следственный отдел КГБ в Лефортове доставлялись лица, которые вечером 26 декабря 1980 года находились в комнате милиции или возле нее. В Лефортово людей везли, избегая "учреждений", подконтрольных МВД, ибо в них не, могло быть надежной изоляции подозреваемых и предполагаемых преступников. В отделе милиции по охране метрополитена, в территориальных отделениях и медвытрезвителях близ "Ждановской" шла выемка документов.
      Щелокова и Чурбанова в эти дни в Москве не было. Но все происходящее, по словам Калиниченко, было столь необычно, что кое-кто пытался не подчиниться требованиям работников прокуратуры. (Сам Чурбанов рассказывает об этом с наивным видом "непомнящего": "Многие... помнят, наверное, о том, как на станции "Новослободская" пьяные милиционеры зверски убили одного из пассажиров, майора КГБ. Этот трагический случай действительно имел место. (Как будто кто-то сомневается!) Преступники были найдены, мы ничего не скрывали... информация тут же пошла в ЦК КПСС. Как только руководство министерства узнало, что эти милиционеры буквально зверски добивали майора КГБ, было принято решение передать следствие органам КГБ с соответствующим контролем со стороны Прокуратуры СССР".)
      Чурбанов называет "Новослободскую" - что, был еще один майор КГБ? И если бы не "зверски добивали", то незачем было бы и сор из избы выносить?
      А тогда, в январе 1981-го, в ходе следствия вырисовывалась неприглядная картина: постовые со "Ждановской" начисто отрицали факт задержания Астафьева. Только после нескольких десятков опознаний, очных ставок и изучения документов стало проясняться происшедшее 26 декабря...
      Служба наряда началась в 16 часов с... грабежа задержанных. На "свои" купили выпивку, а закуску (Новогодний заказ) отняли у пьяного пенсионера, поддав ему для острастки сапогами по ребрам. Еще троих приволокли с платформы - денег сразу стало больше. Один из наряда, Мерзляев, только успевал бегать в магазин. Другой - Масохин - вскоре вырубился в подсобке. Остальные продолжали несение "боевой вахты".
      Роковой свисток бдительной контролерши оживил начавших впадать в алкогольный транс блюстителей. Лобов и Емешев рванулись на платформу за фрайером. Ему заломили руки и поволокли в дежурную часть
      - Это комитетчик, - радостно шепнул Лобов Мерзляэду (видимо, о конфликте в "верхах", были осведомлены и "низы").
      Мерзляев отобрал у Астафьева коробку с обувью.
      После этого майора затолкали за перегородку и тщательно обшмонали, применяя, разумеется, удары пока еще не в полную силу и элементарное выкручивание рук. Однако отказ отдать удостоверение сотрудника КГБ вызвал всплеск активности: Астафьева стали бить в полную силу, в живот, ребром ладони по шее... Майор потерял сознание.
      "А потом мы его отпустили", - хором утверждали подозреваемые, все без исключения. Факт избиения они не отрицали, и поэтому были арестованы четверо: Лобов, Лоза, Емешев и Масохин. Преступление было налицо, неизвестно только было: кто и где убил майора Астафьева?
      Выяснилось, что после избиения единственный трезвый в наряде сержант Самойлов позвонил ответственному дежурному 5-го отделения и сообщил о задержании Астафьева. Была дана команда отпустить его или, по инструкции, вызвать представителя КГБ. Самойлов уговаривал майора поскорее уйти (видимо, понимал, чем дело может кончиться.) Однако Астафьев стал возмущаться, называя милиционеров "мерзавцами" и "подонками" (каковыми они и были на самом деле); к тому же он пригрозил, что "этого так не оставит". И вышел из помещения.
      Последней фразой он подписал себе смертный приговор.
      Ему могло повезти, но не повезло: он перепутал платформы, и его настигли в подземном переходе.
      - Товарищ майор, вы туфли забыли!
      Астафьев потребовал принести их. Тогда его снова скрутили и поволокли обратно в дежурку. Он оказал энергичное сопротивление, кричал о помощи, но прохожие, видя милицию, торопились покинуть опасное место.
      К этому времени уже очухался вырубившийся ранее Масохин, и Астафьева снова стали избивать, не решаясь пока на прямое убийство. Тогда Панов сгонял в ресторан за водкой, чтобы вдохновить сообщников к более решительным действиям.
      ПОКАЗАНИЯ ПАНОВА
      "Как только я вошел в комнату милиции, за мной кто-то захлопнул дверь. Увидел, что Лобов и Емешев затаскивают Астафьева за барьер. Я приблизился к ним. Кто из них свалил его, я точно сказать не могу. Я увидел, что Астафьев как бы сполз по стене на пол. Он пытался вырваться, но Лобов удерживал его и не давал встать. Я понял, что они не решаются ничего сделать, - а Лобову нужна помощь - и подошел к ним. Чтобы мне было удобнее, правую ногу прижал к лавочке, а потом протянул ее чуть вперед, так что моя голень полностью лежала на лавочке. Подумал, что нужно подстраховаться и не выронить бутылку, которая могла разбиться. Страхуя себя свободной рукой, чтобы не упасть, другой дотянулся до головы Астафьева, зажал его волосы рукой и два раза, оттягивая голову к себе, ударил затылочной частью головы о стену".
      ... Чем дальше продвигалось следствие по выяснению обстоятельств убийства, тем ожесточеннее становилось сопротивление тех, кто был напуган таким ходом событий. От следователей требовали бесспорных доказательств вины Лобова, Панова и других. Следствие же пока располагало только их показаниями.