- ... Уже в течение года, - многозначительная пауза, чтобы подготовить к преемственной связи с тем, что было до - до - до: чрезвычайщики, коммисты... - и прямо в покои несклоняемого Самый: обезвредить, тем более что все взяты на учет, обычная компьютерная библиография, - нытики, маловеры, скептики, шифровальщики, болтуны-бездельники, вовсе распоясавшиеся, - и полстраны как не бывало!
      Пригодились ультрауловители, шкатулка легкая, как пух ("Это, - шутил МУСТАФА, - как человеку каменного века транзисторный приемник предпоследней модели"), для выявления людского балласта, какие-то лирические у них названия Селена, Эмилия, Ханна.
      Параметры выносливости, доля послушания, бескорыстия, критицизма и бунтарства, степень адаптации к условиям подземным, космическим и морским, еще деления на шкале, понятные жрецам.
      Автоматчики с ультрауловителями, и одному вздумалось (тоже шутит) нацелиться на МУСТАФУ лучами власти, тут же на экране - поющий Нерон, следом - пирующий в окружении посаженных на кол государь Валахии Влад-Дьявол, а персидскому шаху Несреддину на двух золотых блюдах рабы несут сорок фунтов вражьих глаз, и неразлучные в блеске зеркал РЕЛТИГ и НИЛАТС, и ряд был выдан с датами рождения - без дат смерти (как вечно живые?).
      - Мы, Триумвират, - говорит народу МУСТАФА, - временные: уйдут, мол, уступив власть привычной триаде, настраивающей на покой,
      раб(судьба)класс
      кол(доля)крянство
      труд(?)интельция
      (наборщик за замену в труд'е звонкого д на глухое п погорит).
      Да, осенние на границе с зимой пасмурные дни, и вся пресса, так совпало, говорила, дабы отвлечь, о капризах погоды с ее гипоксией, термическим дискомфортом, инверсией сезонного ритма и геомагнитными возмущениями, - выделить курсивом, будто намек или подтекст. Кстати, ультрауловителем был выявлен низкий ППД (потенциал полезного действия) аранцев и всех прочих кафцев (даже хвастливых эрмов!), а где шкала перспектива выживаемости, - цифра нуль.
      Жаль!.. - сокрушались МУСТАФА и Рыцарь, - что с кафцами уйдут (если Селена-Эмилия-Ханна выдали правду), - и, перебивая друг друга, стали выкрикивать качества:
      сердечность!
      отзывчивость!
      культ наслаждений!
      поэтичность!
      тамадизм!
      рыцарство!
      Это МУСТАФА, чтобы угодить, - и тут же вырвал из груди нечто розовое, трепещущее, теплое и бросил под ноги, стал топтать, пока не разодрал в клочья, и кот, невесть откуда появившийся на TV, прошмыгнув меж ног охраны, вмиг проглотил почерневшие окровавленные куски и тут же исчез, будто его и не было, но зато вся держава скандировала, как в популярной песне: Мус-та-фааа!
      А Мустафа, услыхав мелодию, будто очнулся и, не отдавая отчета своим действиям, но понимая, что это - гибель, неожиданно, как в юности, применил давнишний бойцовский прием 1: 0 выбросил вперед руку, и всей пятерней, силы откуда-то взялись - память мускулов! - ухватился за подбородок МУСТАФЫ, резко потянул к себе, чтобы сорвать, да, да, никаких сомнений, - маску.
      В руках - ком резины!
      - Хвалю за сообразительность, браво!..
      Перед ним - святой!
      Сорвали с себя маски (как снимают противогаз) черт и башка.
      Хохотали долго и всласть (у черта смех был сухой и злой), а башка, копируя ясно кого, смеялся так заразительно, что и Мустафа не выдержал: только что глаза выражали ужас, а уже хохочет с мучителями.
      - Какой неподдельный пафос! - сказал башка, вытирая слезы.
      - Да, владеет мудростью, - это святой.
      - А замыслы? Замыслы-то прекрасны! - молвил черт, а башка, чтоб окончательное выговорилось им, произнес что-то о повелениях, которые отменны.
      Мустафа тотчас ощутил бессилие в теле, грохнулся на сиденье, не соображая, что это - стул-экспонат, и они могут... пусть! исчезло ощущенье боли.
      Реагируя на шум, залаял Титан.
      - Впусти его, - велел черту святой, и пес, спрыгнув вниз, - прямо к Мустафе.
      Ну вот, новый мучитель!.. Но слабость пересилила страх, он даже не отшатнулся, лишь вздрогнул: будь что будет.
      Титан разверз у самого носа Мустафы черную свою пасть, Это конец, я не выдержу! схватил, взяв в нее целиком, всю окровавленную кисть руки, и Мустафа напрягся в ожидании чего-то страшного: Сейчас прокусит! и вдруг стал заботливо лизать ладонь, тщательно обсасывая большой палец, лижет и лижет, Мустафа ощущает острые зубы и крепкую челюсть, но они бережно держат руку, и от прикосновения мягкого, теплого, липкого языка, обволакивающего раны, боль стихает, будто ее слизали.
      Пес проделал то же с левой рукой и, словно почувствовав, что перестарался - хозяин разгневается! - подскочил к святому, лизнул руку черта, глянул, завиляв хвостом, на башку, а потом, мол, надоело дурачиться, сел в сторонке и навострил уши: что будет дальше?
      Святой зевнул, прикрывая рукой рот:
      - Охх... Да-с, поиграли и хватит. Надеюсь, гость не в обиде.
      - Что с ним делать? - спросил черт, будто Мустафа вещь какая.
      - Захочет - останется на мальчишник, нет - скатертью дорога.
      Неужто кончилось?
      - Может, - черт произнес по слогам нечто непонятное Мустафе, раньше времени радовался! - по-па-у-чччить? А то я не вполне удовлетворен.
      - Выдержит?
      - Такую речь толкнул! Не мешало б наказать, спасибо нам потом скажет!
      - Ну-с, пошли! - и все двинулись к лестнице, будто забыв про Мустафу, - собака первая, за нею святой.
      - Как же я? - вырвалось у Мустафы невольно.
      - За нами, друг, за нами! - позвал башка.
      Та же скатерть, и кружка, из которой пил - как давно это было!.. Что-то торчит из кармана: ах да, маска МУСТАФЫ - сорвал и не помнит, когда сунул в карман.
      - Ан-нет! - Черт увидал. - Наш экспонат уркали (обыграл урку)! За такое!.. ай-яй-яй!..
      - У нас дубликат, пусть берет на память, - распорядился святой.
      Черт отошел, но лишь с тем, чтобы... что он несет? Какую-то сетку, - и не успел Мустафа додумать, как черт проворно накинул ему на голову клубок капроновые! - нитей, сетка тотчас захватила его всего, запуталась в ногах, Мустафа, не удержавшись, упал на скользкий линолеум, забарахтался, пытаясь выпутаться, и только тут понял: попаучить! паучья сеть!.. 0 и он, как муха, попавшая в нее! Нет, не смеет - уйти в себя, не мельтешиться, не тратить силы - нить не рвется!
      - Открой глаза! - скомандовал черт. - Ну?! Ищи концы и выпутывайся, я помогать не буду!
      Мустафа лихорадочно перебирал нити. И по мере того, как искал выход, в нем вздымалась паника, никогда не найдет! Нити липли к пальцам, снова сразу вспотел, соль въелась в глаза.
      - Ищи! - торопил черт.
      - Не могу! - глотал слюну. Молить о пощаде! И тихо - к святому: Помогите мне... - Просить нельзя, вспомнил.
      - Такое легкое дело. Отчего вы такой неумелый?
      Нет, не спешить: дышать-то ты можешь!
      - Ищи, ищи, а не то я, - пригрозил, - так запутаю!
      Есть критическая точка, и он должен ее пройти!.. Скрючился, будто кто-то тянет нить, собирая и путая концы. Закрыл глаза, ловит ртом воздух, не отдышится.
      - ... Эй! - стал теребить его черт. - Мустафа не отзывался. - Умрет еще!
      Впал в забытье - голос, даже визг (башки) как издалека:
      - Я предупреждал!
      Титан нагнулся над Мустафой, лизнул лицо. От запаха пса - у его носа! - Мустафу передернуло. То ли Титан нащупал спасительную нить, то ли черт потянул ее ловко, - Мустафа высунул голову из сети и, все еще не веря в свое избавление, не торопился из нее вылезти, не спеша встал... Вот она, сеть, - в его руках!
      Спасибо, - Титану. - Я плохо о тебе думал.
      Не напрашивайся на дружбу.
      - Может, останетесь на мальчишник? Вы так рвались сюда.
      Не говоря ни слова, Мустафа побрел к выходу, держась за стену, открыл дверь и вышел, забыв ее закрыть за собой, на террасу.
      И только тут пес залаял, признав в нем чужого, который ходит по его владениям.
      Прощай, Титан!
      По ступенькам вниз (сырость обожгла горящую глотку), дотащиться б до ворот! Хотел прикрыть рукой рот, чтоб не дышать холодным воздухом, и острая боль пронзила локоть, Мустафа аж вскрикнул, и тут снова - на сей раз грозно - раздался за спиной лай.
      Из-за туч появилась луна, и при ее свете различил в конце улицы какую-то фигуру: Ника?.. Вышла следом: он - из музея (?), она - из дома напротив. Молча смотрят друг на друга, не понимая, что с ними: неузнаваема, ничего из прежнего - трещинка у рта, придававшая затаенную робость, раскололась и не склеить.
      - Мустафа, что они с тобой сделали?
      Нет сил говорить.
      Устало побрели в сторону, кажется, станции, может, к лесу? Идти, так легче, - забыл о машине, смутно помнил, как сегодня 0днем, нет, это было вчера, открыл ворота и въехал на площадку перед домом.
      Пойдут и остановятся, вглядываясь на узкую дорогу, которая тянулась меж двух рядов высоких сосен, и просвет неба суживался вдали.
      Ника что-то шептала, отвлечется и снова шепчет - что-то про маму: Нет, нет!..
      Предрассветные сумерки? Становится светлее. Земля под ногами твердая, побаливают руки и тяжесть в теле, видят небо, оно розовеет, кажется, запели птицы... нет, какие птицы? давно улетели... И о машине вспомнил - но вернуться назад?!
      Еще чуть-чуть побыть одним в тиши, идти, выдыхая из себя отраву, и гарь в горле. А он и не знал, какая у него душа (и что она есть), неспособная устоять. Смутно лишь виделась его атака - как бросился на них, сообразив про маски.
      Что-то случилось, и тишина, как уже не раз было в последнее время, обманчива. Надо вернуться.
      - Ты подожди здесь! - Ника не слышит будто. - Я сейчас за машиной, мы поедем.
      - Не оставляй меня одну, я боюсь.
      В тех домах, казалось, не было жизни: темные окна, за которыми ничего не видно. Лязгнули ворота, когда их распахнул. Нет страха, лишь стремленье бежать. Они нас видят! Выскочат, схватят их, обессиленных, втащат обратно... Машина, к счастью, быстро завелась, и они выехали на дорогу.
      Возвращалась уверенность.
      Что ж, и это он испытал, ему - наука (?).
      Ника ни жива-ни мертва, руки мелко-мелко дрожат. Коснулся их ладонью. Ледяные пальцы. Но дрожь прошла. И даже улыбнулась ему (кривая трещинка у рта).
      Включил радио, может, какая музыка? Молчание. А потом какие-то, через интервал, позывные. Так и ехали, думая, что вот-вот пробьется хоть какой голос под тревожные звуки. Мустафу сковало оцепененье: ни выключить, ни искать другую волну.
      Маму вспомнил. Нет, раньше, когда сетку на него накинули (еще раньше когда в одиночной камере заперли, и он невзначай вскрикнул: Мама!). Так и не навестит ее могилу. Сколько раз уже было: хочет поехать, но не удается. Лишь на миг укор - и тут же забывает.
      Однажды (это было давно) позвонили, что не указал, где похоронены родители:
      "Адрес кладбища вам? Ряд? Место?"
      С ГРОБ'ом никто не смел так говорить - зарубили поездку, пришив к досье бумажку, что невоздержан, дерзок, груб - к иной, служебной, характеристике: Дисциплинирован, чуток, отзывчив, скромен в быту, хороший семьянин... Что еще, вспомнить, - как можно забыть: Неуклонно повышает свой идейно-теоретический уровень.
      Придет на кладбище - не найдет могилу матери: разрослось оно, и не отыщешь, если давно не посещал.
      - Ты не спеши, в город нас все равно так рано не впустят.
      - Почему?
      - Комендантский час.
      - Уже?
      - Что же будет?
      - Игра.
      - Деловая?
      - Как бы не так!
      Играя, будут допрашивать.
      Под лопаткой остро кольнуло и отпустило. Боль прошла через плечо, оно заныло: укол! И пальцы одеревенели. Пошевелил ими, потом заметил вмятины от тисков. Титан!.. - улыбнулся.
      - Чему ты улыбаешься? - спросила.
      Играя, зачитывать приговор.
      Впрочем, играя, вершили и при ZV, - искусный поккерист Пиккуль, в чью камеру несли бутерброды, к которым привык, семгу и брауншвейгскую, приходили с колодой карт, вдруг трезвел: "Ох, братцы, далеко зашла наша игра! Как бы вам не лишиться классного партнера!"
      И зная по опыту прошлых игрищ, что за чем последует и дабы не повторяться, плодя архивы, которые негде хранить, ибо выгоднее сдавать помещение в аренду за валюту, а из нее - зарплата архивным клеркам, хранящим нечто, уже сегодня воздадут должное жертве, если уцелела, или ее потомству раз в год паюсная в баночке икра (и маца!).
      Играя...
      нет, тут автоматика, никакого дикого рсстрл'а: затылок осужденного, заслоняя незримый луч, открывает дорогу разрывной пуле.
      И без ожиданий будущего, которого нет, и оно лишь моделируется в очередной деловой игре, развернутой ко всем зонам, где за каждым поворотом, а их видимо-невидимо на этой горбато-низинно-ямской территории, вбиты надолбы, а кое-где и минные поля, но нашлись говоруны-мечтатели, для которых, было б желание! интересно не то, что уже было или есть, а что будет, если даже и не случится вовсе.
      При этом скупая прозрачность схемы обретает витиеватость и велеречивость, тем более, что засорены директориями, legissi'ями, файлами, ferra'ми диски и, прежде всего, norton не в меру компанейского, энерго пьющего, до поры до времени терпеливо сносящего всякого рода клавиатурные манипуляции... - тут бы и собрать вместе разрозненные осклоки ком + пью + тер'а, чтобы было ясно, что речь о живом и не до конца познанном существе.
      И оно может, освобождаясь от стрессов, выстреливать нечто непредсказуемое, сбрасывая излишки информации, как романтический конь надоевшего седока, или прозаический осел поклажу.
      Путаница вышла с финишем, вкралось созвучие с фениксом и сфинксом, и потому тугим на ухо, которым сподручней и по нраву больше говорить, нежели кому бы то ни было внимать, услышалось привычное final, а на самом деле fatum. Как же иначе: чем больше гласности - тем больше слухов и разночтений.
      Но прежде - о забытых, хотя, может, и не очень существенных деталях прошлой ночи. Пытатели разрешили Мустафе уйти, но не успел дотронуться до двери на крыльце, как черт его окликнул:
      - А маска?
      Что за маска? Ведь как будто договорились.
      - Маска МУСТАФЫ!
      Мустафа швырнул ее, разжав кулак, и она, сморщенная, упала к ногам черта, и решительно спустился с крыльца, пожалев в следующий миг, что расстался с вещественным для Триумвирата доказательством.
      Ника - некоторые уточнения: когда сидела в машине, решила, что это конец их отношениям, тем более что Мустафа произнес:
      - Оно и к лучшему...
      И, уйдя в себя, стала продумывать прощальные - на сей раз и в самом деле - строки своей записки, которую, как вернутся, непременно оставит Мустафе:
      Простимся...
      Почти два месяца мысленно отрывалась от тебя, приучала себя к мысли, - уловила, что дважды мысль, - о потере. Я чувствовала, что слышу твою музыку, как хороший музыкант партитуру. И наш последний разговор на нюансах (какой?.. - задумается Мустафа, читая ее послание, но так и не вспомнит).
      О камине: запомнилось Мустафе, когда вошел к святому, пылающее полено, и оно, как только глянул, вдруг рассыпалось красными углями.
      Ну и о том, что минувшей ночью Мустафе явственно привиделась смерть, она просунула свой череп в одиночную его камеру.
      Заодно очиститься от штампов, которые нет-нет, а просачиваются в текст, особенно про 1 0неугомонного башку, чьи выбросы руки вперед, а туловища вправо и влево, вряд ли кого поразят, ибо на свете не осталось уже ни одного простачка, который бы верил в его, башки, гений - нечего с ним было связываться: уж лучше кое-какие подробности о черте, кому жена наставляет рога, хотя и это - из банальностей.
      Может, пора открыто высказать Нике неудовольствие, имея в виду ее тамошнюю (в детском саду) болтливость и чтоб как можно мягче - не обидеть:
      - Увы, ты оказалась под действием астральных сил, вызывающих приступы откровенности... Ну да ладно, теперь не важно. Впрочем...
      - Оно к лучшему. - Ника застыла в ожидании удара, а Мустафа, оказывается, о другом:
      - Рысс меня отлично знает, к тому же он теперь в одной упряжке с МУСТАФОЙ и Рыцарем. Мы сразу к ним поедем!
      Ника не поняла:
      - Они-то при чем?
      - Как при чем?! Триумвират!
      - Это тебе Разыграев сказал?
      - Какой еще Разыграев?
      - Хозяин дачи, на бога который похож.
      - Святой? Ай да Разыграев! - понравилась фамилия. - Мы теперь с такое разыграем!
      - Я слышала, как тебя Разыграев допрашивал. По невежеству он спутал triumf с triumvirat'ом! Новый теперь!
      - Как?! - и радость, и растерян. В бане его не защитил и даже какой-то, кажется, анекдот о нем рассказал! - Ведь он, говорили, - вспыхнуло давнее, - не потянет! Но чего ты снова повторяешь?
      - Не бойся, не выдам, - уловила! - К тому же раньше времени радуешься, и переживаешь тоже зря: Новый да не тот Новый!
      - Не доктор?!
      - Новый Новый.
      - И концы с концами!
      - Ты о чем?
      Молчит.
      По принципу кольцевидного обрамления, которому следует Всевышний. Нечто замкнутое.
      - Да, это надолго.
      А там, как в притче, - Мустафа любил забавлять ею аудиторию: про чудака, который вздумал, живя за счет казны, осла грамоте научить, иначе - казнь. Но пока суть да дело - или осел сдохнет, или шах, как сказано у поэта, уважать себя заставит, или новоявленного пророка-авантюриста черед придет.
      - Я сосчитала: после нулевого цикла он - тринадцатый.
      - Кто? Шах? Пророк? Или осел?
      - Ты шутишь, - поняла, - а Новый уже и тронную речь произнес, назвав, кстати, всех твоих рыцарей преступными авторитетами!
      Лучше сразу, перестроившись против часовой стрелки, нежели дробясь стать маленькими кружочками на карте, чтобы потом начать снова - и никаких зон! - собирать земли по крупицам, вершок за вершком.
      А в остальном - как здесь.
      И долгожитель Аран, единственный, кто остался из аранцев, на старости лет вздумал по старинному самоучителю освоить родные языки, каковыми считает аранский и эрмский, чтоб примирить их, но забыл, что ученье в старости черченье на песку (а в молодости - резьба на камне), поговорка была в записной книжке деда, на обложке - конь, подсказавший в незапамятные времена название рок-группы... да - Мустанги! И прослезился, сдали глазные мыщцы:
      О, Мустафа!..
      - Лишь бы не заклинило компьютер!
      - Подключиться к центральному? Узнать, что замышляется?
      - Просмотреть в... как ты сказала? Да, симулейшн.
      - Но множество если.
      - ?
      - Если режим гипотез задан изначально и оптимизирован!
      - А еще?
      Молчит.
      Оставит Нику, заглянув к Норе, в отцовском доме, таиться уже незачем, пусть без него манипулирует.
      - ... Если еще действует линия. И если, - добавила, - ослаблена защита от - по слогам - не-санк-ци-о-ни-ро-ванного доступа!
      Оставит ему прощальную записку. Я вдруг поняла: кончится деловая игра - кончатся наши отношения. И фраза, естественная в письме (непременно снять вычурность!): Незачем городить огород. А в конце найдет просвет узкую на бумажке полосочку, чтобы мелкими буквами вписать: Будь храним!
      - ... Нет, одной у тебя я не останусь!
      Что ж, поедут вместе.
      И не успел Мустафа войти домой, как Нора с ходу:
      - Тут такое творится, и вдруг заявляется, кто бы ты подумал?!
      - Гунн?
      - Жди!.. Он еле ноги унес, я умоляла забрать Арана - ни в какую, ветром бугая, как пушинку, сдуло!.. Сестра моя к нам явилась!
      Опять начинается?!
      - Как сестра?
      - Не знаешь, что у меня есть сестра, вождь гномов нашего дома?
      - ??
      - Нет-нет, не филантроп - просто оказывает иногда мелкие услуги.
      - Но она...
      - Радуйся, что похороны - неправда. Чудо, что осталась жить, когда нас изгнали, холод не погубил, хотя атрофия и прочее, а все дело в моей активности и ее пассивности в маминой утробе... Она ведь старшая, не знал? На двадцать минут!.. А старшие называются паразитами.
      Бред какой-то! Надо остановить!
      - Экстрасенс? Это были ее шутки, каприз.
      - Я живу в постоянном страхе!
      - Но страх твой - мнимый. Он исчезнет, когда окончательно меня похоронишь: ты могла быть мной.
      - ... Она единственный верный человек, спасать нас пришла! И я отдала ей Арана!
      Зловещий намек?
      - Как это понимать, отдала, - проглотил слово: мертвой?
      - Она неприметное существо, и никто ее не тронет.
      - Но рядом - Аран!
      - Ты хочешь, - перебила его, - чтобы он заживо сгорел в адском пламени, что вокруг бушует?
      - И куда она его увезла?
      - Тайна!
      - От меня, отца?
      - Вспомнил, что отец!.. Не волнуйся, там у нее ему, как в раю, будет. А ты беги в свое подполье!
      - Со мной и пойдешь!
      - С тобой спастись? Разве на тебя можно положиться? Да ты... - и первое пришедшее на ум, - гвоздь в стенку вбить как следует не можешь: или искривишь, или так ударишь по руке, что неделю охать будешь!
      Не связываться!
      - В мое подполье!
      - По туннелю? - съехидничала. - И на Горбатую площадь?.. Всех нас твое подполье не вместит.
      - Кого всех?
      - Твой гарем! Спеши без меня.
      - Опять твои глупости?!
      - Я лучше в свое подполье, где мои гномы, - и каким-то ключом его, глаза странно блеснули, дразнит.
      Мустафа решительно направился к выходу. Позвонить в скорую!
      - Стой, я не все сказала!
      - Что еще?!
      - За тобой уже приходили.
      - Кто?
      - Вылепить тебя хотят из красной глины.
      - Святой? - невольно вырвалось. И тот толковал о глине!
      - Ну да, ты уже давно к святым себя причислил, надеешься на, - и какое-то мудреное Posthumi, то бишь посмертные публикации. Тоже мне колосс! Не надейся: лишь бюст, а потом обжечь в печи... Стой, не все сказала!.. Ты не соглашайся, пусть изваяют во весь рост, - Мустафа уже на лестничной площадке, и вдогонку, - в бронзе!.. - услышалось динозавр. Запереть ее, оставив ключ снаружи!.. Выскочил и тут же из автомата (без жетона!) набрал ноль-три:
      - Скорая?.. - и так далее. И что он оставил им снаружи ключ в двери. А ему там - покрутите, мол, у виска (?), делать им нечего, когда столько вокруг раненых, - успевай подбирать!..
      - Вам еще повезло, что сразу дозвонились!
      Что за ключ, которым дразнила?
      (Нора, увидев Мустафу в окне с Никой, поспешила к телефону и язычком ключа простукала номер: У тебя - свой гарем, женский, у меня свой).
      А пока... не успели включиться с Никой - Знала! - в Центральный компьютер, телефон еще задействовала и через сеть передала какую-то цифровую информацию, Мустафа при этом, дескать, он тоже знает, спросил:
      - Хакер?
      Ника удивленно кивнула, и компьютер стал выдавать на экран какие=то цифры, нечетный ряд, с помощью которых Ника пыталась войти в преисподнюю, семижды седьмин, а потом пошло такое!..
      Medium, Medium, Medium,
      что-то про часы (символ времени?), которые остановились на Биг-Бене, еще башни и дважды - на Горбатой, и картинка, перекочевавшая из windows'а: кто-то невидимый ссаживает Бременских музыкантов друг с друга - сначала петуха, и он тут же прокричал позывные TV, ну и далее остальных, и осел, освобожденный от тяжкой ноши, встряхнулся, тут же пропев... Турецкий марш (Моя мелодия!)!
      И какие-то, как уже случалось прежде, столбиком фигурные слова
      Кровосмесительная любовь,
      Танцуя, упал мертвым,
      Выкрикнул No! No! No!
      сон, сон, сон, сон,
      и еще, а потом предупреждает:
      Быть во сне президентом - к несчастью!
      И на всю строку крутится-перекручивается лента Мёбиуса:
      М следит за N, N следит за М...
      Мустафа и Ника глянули друг на друга: не о них ли?
      Рясу надел (кто?), а погоны снять не успел (иожет, вычислил кого Реrsonal Computer?).
      - Разрыв, чтоб никто не проник! - проговорила, и тут же, будто подслушали, пошли вперебивку обрывки словосочетаний, и по отдельным стилистическим инверсио, вроде - этнорефлексия , под эгидой метатеоретического целеполагания, выступает, словно мираж, рациоантиподом, перехитрив ситуацию, минимизировать... Мустафа понял: его секретные (??) разработки! оставил у МУСТАФЫ!..
      И неясный знак, вроде скрещенной буквы.
      Фразы вдруг стали рассыпаться на слова, слова дробиться на буквы, смесь шрифтов - кириллицы, арабской, латиницы, еще какие-то тюркские, из них образовался холм, а из этой груды родились новые слова, складываясь во фразы, чтобы снова рассыпаться на мониторе, обретающем порой вид ночного звездного неба, - уйдя в космическое пространство и блуждая в нем, как осколки разлетевшейся на куски ракеты.
      На экране задвигались живые точечки, будто существа какие, пошел за ними следом мягкими, извините, лапками.
      - Вирус! - вскричала.
      Буквы, услышав Нику, тотчас составили слово virus, и компьютер, проголодавшись по топливу и дабы зарядиться энергией килобайтов, ибо запутался и иссяк, стал пожирать буквы, слова, которые они складывали, соединясь затем во фразы, абзацы и файлы, они были вкусны, как малокалорийный запретный плод, если точнее - только что выловленная в питающих Вавилон быстрых горных речушках и тут же изжаренная форель.
      Не наевшись (разве форелью насытишься?), стал, будто дракон тринадцатиглавый (всегда нечетное, чтобы в момент равновесья неизменно перевесить в драконью пользу!), съедать самого себя: ест и ест, начиная с хвоста, - аж до заглавной пасти, прежде поглотив всю дюжину глав, а потом, как-то по-особенному вывернувшись, и прожорливую тринадцатую, - всего себя без остатка.
      И напоминаньем, что программа, которую так неуклюже составил господин ЗИГНИЧ, - не выдумка компьютера, а самая что ни на есть реальность, примятая трава, на которой дракон только что 1 0куражился, да змиев дух, стелющийся, пока не выдуло его ветром, над зеленой лужайкой.
      Лишь две удаляющиеся фигуры, которые, миновав поле, вышли за черту города: высокий, будто великан, юноша в сопровождении какого-то маленького человечка - то ли карлик, то ли ребенок.
      Впрочем, кто кого оберегал, издали разобрать было трудно.
      Файлы романа "ДИРЕКТОРИИ IGRA"
      1_МOTIV
      2_NIKA
      3_NORA
      4_МIZER
      5_HAMAM
      6_VIZIT
      7_DIABOL
      8_BABILON
      9_SERIAL
      10_SVOBODA