- Или вы считаете, - не без кокетства, - что я для вас стар? Говорите, не обижусь.
      - Нет, что вы, - вспыхивает, - это другое, мне трудно выразиться, я не могу здесь жить, я уеду отсюда.
      - А как же ваша мама?
      - Разве у меня есть мама?
      - Вы же рассказывали. Я даже знаю ее имя: Верма.
      - Ах, Верма!.. Ну да, - смутилась, что отрицала. - Но она мне не мама, это тетя, и живет своей жизнью.
      - Куда вы уедете?
      - Разве не знаете? Я же литовка, - во сне понимает, что это не так, но верит, - и поеду к себе на родину, я так люблю Вильнюс!
      - Я тоже! - восклицает Мустафа.
      - Неужели захотите поехать со мной?
      - Да! - Пора сбросить с себя прошлое и начинать все сызнова, жизнь в чужой нынче стране кажется заманчивой, хоть и понимает, что отъезд нелеп: жить эмигрантом, - помнит, слово это было увидено как эМ-игрант, не зная языка? Но зато кто о чем! доступ божков на литовское небо закрыт!..
      Очень захотят - въедут на облачке.
      Тут в разговор вступает Нора:
      - Я надеюсь, - обращается к литовке, - что мое молчание вы понимаете как согласие на ваш брак. - Ни тени обиды. Мустафе это больно слышать, но желание разорвать все прежние нити так велико, что поддакивает Норе. - Я вам мешать не буду.
      Какая у него жена молодец! благодарен, что не устраивает сцен, готов выполнить все условия молодой литовки, с которой еще ничего не было: лишь бы согласилась стать его женой - испытать с нею!
      Литовка была так зрима - Мустафа сожалел, что проснулся, - а в незнаньи ее языка, когда он ее будет любить, столько, ему казалось, ранее неизведанного... увы, не дождался ее согласия, еще бы чуть-чуть продлиться сну, и он бы... При Норе? И чтоб Ника, которая вселилась в литовку, узнала, что он предпочел ей другую, хотя та - она сама?..
      Помнит, что салат, которым Нора угощала гостью, был оригинальный, вечно экспериментирует: ананас с морковью, чтобы одного цвета - этот оранжевый, а бывает - прокручивалось во сне - белый (сыр, яблоко без шкурки, белок) и даже зеленый (перец, капуста, огурец).
      Кого же ты любишь? Не на время, не в сей уходящий, изменчивый, неустойчивый, текущий, летящий, исчезающий, еще какой? миг, а навсегда?
      Люблю Нору. А если изменила? и ревность, и... даже рад как-будто! Нику люблю, и... - вот и перечислить всех женщин, которых любит.
      Что ж такое твоя любовь? Это и привязанность к Норе, но если все-таки верна! и привычка к постоянному обновлению чувств, Ника за вычетом N? Или N плюс остальные, которые до и после нее?..
      Доволен, что готов даже - это ново! - простить Норе (Нике тоже?) ее измену, и относит дилетантские размышления к вариациям заученных фраз, где разные цветные комбинации ударных букв, глухих и звонких звуков, выдаваемых программой за откровения: возникли, и, как захватившая его всего литовка, растворились в голубизне экрана, где царствует коварный Delete: зачеркнуть, очистившись от глубокомысленных этих курсивов.
      3.
      Ветвящаяся сеть директорий с файлами - всякого рода модели, досье, переписка, а в личной, интимной, - дневниковые записи (не только!), ну и, разумеется,
      файл nora.
      Как без нее, без N?
      ... Пошли через мост, сухой колючий снег бил по щекам, к низкому деревянному дому, где загс, он и Нора, а с ними свидетели - председатель студкома с женой, литовцы (разгадка сна с литовкой?): они и затеяли свадьбу в студенческом общежитии - собрали деньги, чтобы праздник Октября отметить, ушли и полученные беженские (тогда называлось пособие переселенцам), шуму много, вина - мало, зато ящики лимонада и минеральной, кто-то даже не понял, что играли свадьбу.
      Натерпелась Нора страха и бездомности, гонений, клич был (Самый, который вождь-отец, выиграв войну, затевал новые кровопускания) очистить, покинув отчий дом, наши земли, и замерзли все, преодолевая горный перевал, уцелели единицы.
      Каролина моя, Каролина, - пел отец (Аран в деда), - морщась от боли и не в силах разогнуть спину, - радикулит со времен битвы за Каролину Бугаз, шли по узкому перешейку в ледяной воде зря воевал! Вскоре умер, следом мать и сестра-близняшка (эту звали Нурия, ту - Гурия), и Нору, пугливое дитя, вырастила тетка (мамина сестра).
      Каждый мужчина - враг, урвать-отхватить, а ты прячься: девичье дерево, как говорили предки, - словно ореховое , прохожий норовит камень бросить, чтоб сбить плод. И Нора, как возник на горизонте (в общежитии) свой Мустафа, долго не раздумывая, потянулась к нему.
      В первое время Мустафа терзался: он ли у нее - первый и та ли кровь или подогнала к сроку?.. Никакой как будто преграды, когда в первый раз: села к нему на колени, крепко обхватив за шею, и он, слегка ее приподняв (руки ощутили прохладу упругого тела), привлек всю к себе и... никогда ни до, ни после не испытанный острый миг - уже там.
      Нора строила крепость, и даже ценой обмана, - мягче бы, но как, если о живой сестре как о мертвой? Что-то скрывать, утаивать... Или привыкла?
      Строил и Мустафа, не заметив, как и когда начали преобладать отступления, и стало манить подполье, куда уходишь для себя, ничего ни против кого не замышляя (с туннелем, откуда можно сразу на Горбатую площадь).
      Когда открылась ложь Норы, чуть до разрыва не дошло: часто отлучалась, и странные - скороговоркой - объяснения (нет ли у нее кого?..), что заболталась с подругой, Ты ее не знаешь, и они сто лет не виделись, ночью, оказывается, ее поезд.
      Предупредила однажды, что есть у нее дело (по женской части), придет поздно. Это поздно еще повторилось: Мустафе позвонили, что всех в саду забрали, лишь одна их девочка осталась... а Нора явилась, когда Аля уже спала: выстояла-де длинную очередь за чем-то и обидно, что не досталось.
      - ??
      Оскорбилась: - Можешь проверить!
      Не похоже, чтобы у Норы кто-то появился, ну а все же? Решил выследить - шла озираясь (Мустафу спасла ее близорукость), исчезла в парадной большого дома, долго ждал, когда выйдет, прячась под деревом и всматриваясь в окна, и - вот она! А следом - какой-то ребенок!.. Нет, вся в морщинах женщина, но ростом с семилетнюю их дочь Алю.
      - Нора! - вырвалось: Мустафа удивился, как они похожи лицом, незнакомка дружелюбно разглядывала Мустафу, а Нора бледная, потом, на что-то решившись, твердо сказала:
      - Это моя сестра.
      - Родная сестра?
      - Да.
      - Гурия?! Но она же... - И осекся, поняв, что Нора все эти годы его обманывала.
      - Не судите ее строго, - заступилась. Голос Норы! - Она боялась вас потерять.
      Что у нее сестра урод!
      В ту ночь, когда их изгнали, Гурия с высокой температурой в дол
      гом пешем пути не раз теряла сознание, потом... перестала расти! Врач из беженцев объяснил: шок. Атрофия клеток роста.
      Сказала, что живет не здесь - назвала близкий городок: видимся, когда приезжает.
      - Почему не пригласишь жить у нас?
      - Я предлагала. - Врет! - Но она отказалась, не хочет нас стеснять.
      Нора говорила правду, но не всю: боялась за Алю.
      - Считай, - ответила тогда сестра, - что я добрый дух твоего домашнего очага. Кстати, я же старше тебя, - улыбнулась, - на целых двадцать минут, и в маминой утробе питала тебя - все соки шли к тебе через меня (вот и объяснение атрофии: Нора росла в утробе, активно беря у Гурии, а Гурия была пассивна, ибо все получала первой от мамы).
      А еще прежде:
      - Ты могла быть мной, - сказала ей Нора.
      - А кто - мной? Ты?
      - Я бы этого не вынесла, - призналась. И тут же: - Я тебя не обидела?
      Будто не услышала:
      - Не выносишь нынешнего своего состояния?
      - Живу в постоянном страхе за вас...
      Однажды повела дочь к ней, зачем-то внушала, что идут к родной тете.
      - А еще знаешь кто она? - чтобы, увидев карлицу, дочь не испугалась. - Подруга наших гномов. - Решила, что если Аля ее примет - пригласит домой.
      Как только Аля увидела Гурию, в глазах появился страх, ни на шаг не отходила от мамы, потрясена и боится.
      - Ты гном? - спросила у тети, и та, не поняв (забыла, что говорила Норе), пожала плечами.
      Когда пришли домой, Аля стала изображать тетю, передразнивая ее манеры, горбилась, ходила, как та, вперевалку, изгоняет из себя страх!
      - А если бы я тебя дразнила? - Не знает жалости!
      - И дразни! - Потом напомнила маме, что та ей сказала неправду.
      Мустафа больше не видел Гурию. И ни о чем не спрашивал, - ждал, что Нора сама скажет.
      И шло, как прежде, будто ее не было.
      Изумление, да-да, именно изумление было в голосе Норы, когда, напуская на себя печаль, однажды обжегшись, перестал ей верить? сообщила, что сестра умерла.
      - Как? Когда?! - Мустафа был потрясен.
      - Уже похоронили.
      - Почему я узнаю теперь?
      Промолчала. Снова врет? Чтобы вторично убить живую!
      - Это правда, - тихо добавила.
      Норе позвонили:
      - Вы ее родственница?
      - Да, а что случилось?
      - Приезжайте в больницу.
      Дальше - словно не с ней: морг, прощанье в театре... Не сказала, что сестра. Какая же сестра, если рядом с нею никогда не видели?
      Собралось столько народу и такие светила, Нора была ошарашена, раздавлена - всю жизнь жалела сестру... Неужели завидует?
      Никогда не верила и всерьез не принимала ее рассказы о себе, чего не придумаешь обделенной? Бредни!
      -... Знаешь, у меня обнаружился талант. - И смеется.
      - Какой?
      - Экстрасенса. - Норе было неловко, что та играет в модную игру, потом стала ее жалеть. - Хочешь, на тебе продемонстрирую? Вот мои руки... - Нора перебила ее:
      - Не надо.
      Та сразу сникла: - При неверии эффекта не будет. Надо довериться, тогда поможет.
      - Слава Богу, я здорова.
      - Я уже многим помогла.
      - Да? Она не должна чувствовать, что я ее жалею.
      Гурия усмехнулась: твои мысли - у тебя на лице.
      - Думаешь, сочиняю? - Пусть утешится. - И не спросишь, кому?
      - Кому же?
      - Скажу - снова не поверишь.
      - Нет, говори.
      - Смоктуновскому! "Вы клад!" - сказал он мне.
      О моя бедная сестричка! - Еще кому?
      - Джигарханяну.
      Телевизор много смотрит. - И он?..
      - А, ну да, поняла - вражда и так далее... Он далек от таких глупостей. Пошутил однажды: играл, дескать, итальянца, еврея, турка, даже армянина, - вот и весь его ответ! А сейчас я работаю с Магомаевым.
      - Муслимом? - невольно вырвалось.
      - А есть еще какой знаменитый?..
      (Были на похоронах). Услыхала вдруг:
      - Не явился даже!
      О ком они?
      Однажды пришла Нора к сестре, а та - в слезах.
      - Что с тобой? - Долго увиливала, потом сказала, что с любимым человеком поссорилась.
      - Кто он?
      - Неважно... - и, глянув на Нору, вздохнула: - Не веришь, что и меня полюбить могут! И даже стреляться!
      - Как в романах?
      - Да, в романах, которые читаю, придумывая всякие небылицы... Ты ведь так думаешь!
      - Ну что ты!
      - А мне действительно тоскливо!
      - Расскажи о нем.
      - Что толку, если решишь, что сочиняю.
      - А хоть и сочиняешь! - И что-то банальное сказала, было ощущение неловкости, про выбор способа жить.
      И на поминках разговор о том неведомом.
      - Ну да, испугался придти!
      - Чего ему бояться? И той, от которой ушел, тоже нет в живых, губитель какой-то!
      - А у публики успех.
      - Был!
      И не спросишь: о ком? всем известно, а ей, родной сестре, нет.
      - Да, была такая... - с паузой - некрасивая (не скажешь на поминках уродливая), - тут же перебили:
      - К ней некрасивая не подходит, лучше - миниатюрная.
      - И столькие вокруг вились... Надо же - отбить его!
      - Дар у нее был.
      - Внушения? Или приворожила?
      - Умом - может.
      - На уме мужика долго не удержишь, нужно что-то еще... - и рукой движение, означающее, очевидно, это что-то.
      - Некая витальность!
      - Любовь - тайна.
      - Тут случай особый: такого красавца скрутила.
      - А не явился!
      Так и не узнала Нора, кто?
      С тех пор... казалось бы, облегчение после смерти сестры, - нет: катилось, катилось - скатилось на мелочи, - трещина в их с Мустафой любви, и чуть что - война, а повод - любой пустяк.
      - Где моя ручка?! - кричит Мустафа. - Она лежала здесь и ее нет!
      - А ты поищи - найдешь.
      - Я все перерыл - взяла ты! Если завтра... - такой гнев, что инфаркт вот-вот сразит.
      - Не дури, завтра найдешь. - И положит ручку на место (приглянулась Норе, - не царапает, тонкая паста).
      Выдуманное чувство сковывает бесполезностью, не давая ясно обозначить реальность отношений, некая помеха, соломинка в глазу, - смыть слезой.
      Прежде Нора часто пела, лицо светилось, и стоило Мустафе нахмуриться обнимала его, повиснет на нем и целует, пока хандра не покинет, и в семье воцарялся мир, нарушаемый разве что тем, что Аля не так выполнила домашнее задание, ужасный почерк, иероглифы какие-то.
      "Может, - поправляет ее Мустафа, - каракули?"
      Рассерженная, рвет страницу и заставляет дочь - всю себя вложить в нее, избыть свое несостоявшееся - написать заново и, если не удается добиться идеального письма, сама аккуратно переписывает вырванную страницу, - и упрямая (может, упорная?) Аля, постигая иероглифы своей натуры, укатила с Гунном в Чин, китайские пределы.
      Боязнь за Мустафу? И в каждой, которая приглянулась, угроза ее
      крепости? Ну да: в твоем вкусе круглолицая блондинка или плосконосая пустышка-глупышка.
      - А выбрал тебя!
      - Вот именно!
      - Искал в краях морозных землячку, - поясняет, подыгрывая, - хоть и смешанных ты кровей (напомнит о полу-полу - что и это не спасло от изгнания), привык к нашей речи, которую ты забыла, к нашей еде, а ты готовишь отменно, - и тут ей становится жарко, ибо редки добрые слова. Потом нежданное: нигде есть не может, непременно отравится, Ты убедила меня! - как не дома съест, срабатывает какой-то фермент, наступает нечто вроде отравления.
      Всего-то в ее арсенале четыре типа еды, не считая салатов всяких или плова с орехами: пюре, пироги, котлеты куриные, а порой искусно смешает свинину и говядину, выдав за любимые Мустафой бараньи котлетки. И легкие супы - овощные и гречневый.
      Подслушала Нора, как бабушка Мустафы однажды ее хвалила: "Хорошая жена попалась, - соседке говорит. - Из одной курицы две делает!"
      "Как так?" - удивилась.
      "Курица, что купила, и в точности ее повторяющая".
      Та сообразила: "Фаршированная?!"
      Сумела Нора убедить, признайся! что женщин прельщает в нем его чин (?), пусть не возомнит, что красавец-мужчина, загонят как лошадь и быстро сведут в могилу.
      А если он на кого с интересом взглянет или кому, как ей кажется, может прийтись по душе, - не медля ни миг выставит напоказ, и не грубо, а с изяществом, виртуозно, с едкой иронией, изъяны соперницы, а та понятия не имеет, что зачислена в разлучницы.
      И Мустафа поразится, как точны и убийственны наблюдения Норы: и голос у той манерный, и тело кривое, неуклюжа, не те глаза, черные полосы на шее - грязнуля, уши неестественно оттопырены, клипсы... что-то с клипсами, не вспомнит, - старый, как мир, маневр: охладить пыл влюбчивого мужа.
      Он даже сделался... да, да, сделался импо! (разве нет? как в подростковую пору с соседкой: еще ничего не началось, уже невменяем, и не успел прикоснуться...).
      Не до смеху: разучился управлять собой, и Нора, хоть чаще успева
      ла вместе с ним, - раздражена, что не получила свое законное, но виду не подает, долго моется, чтоб успокоиться под горячим душем.
      В кого ты? В отца? Нет, отец слыл, как говорила бабушка, однолюбом, к личному удовлетворению Мустафы. В деда? Три жены у него было, а у прадеда, как и повелевает вера, - четыре, о нем Мустафа только слышал, а портрет деда видел, так что идет у них по убывающей: четыре, три - отец не в счет, времена были строгие, - странно было б разговаривать с отцом (в какой такой таинственной реальности?):
      - Отец, я уже намного тебя старше, ты - как мои ученики=игранты.
      - Мы строили, вы играете?!
      Поговорили!..
      Если возникло у нас с нею внутреннее влеченье друг другу, симпатия, основанная на некоем духовном начале, улыбнись прежде! (отец?), то надо ли гасить это чувство, сообразуясь... а с чем сообразуясь?
      Я и не знал, что это у нас общее (но ведь отец ничего ему не сказал!)
      Вдруг это - окончательное? захватит его всего, как у отца с матерью, и оттого - полнейшее удовлетворение? И чудо=случай выводит на новую, которая ему приглянулась или, что чаще, сама выказала внимание: лестна мысль о ее активности. А вдруг кто у них родится? Ровесник будущего внука?
      Но и когда есть уже Ника - случайная встреча с Нель: стоит растерянная посреди улицы, и все такси мимо, - развернулся и к ней.
      "Ты?!" - и хохочет. А потом: "Я очень спешу!"
      Довез до клиники. "Ты подожди, - шепчет, и уже ее желанье передалось ему, - я на минуту!.."
      А потом к ней... И, вспомнив прошлое, Нель формулирует (так и не понял):
      - Ты тоже, как все овны, с копытцем, - смеется, - мозги у тебя работают, но душа широкая, и в порыве ты можешь выговорить сокровенное, да?.. Не мучайся, ничего лишнего не сказал. - Поняла, что эта их встреча - всего лишь эпизод, ибо перегорело, и у него, ее ученика, есть та, для кого он - учитель.
      - Это у нас любят бескорыстно. И учат тоже бесплатно. - Красива при свете луны. Уловила, что Мустафа ее разглядывает: - Я его стыжусь.
      - Кого?
      - Не кого, а что: свет луны. - И, помолчав, добавила: - Да, река течет, и жизнь куда-то выведет.
      Любовь по Норе - таинство без шалостей, выдумали про чувственные узлы, они есть, эти эротические точки, но лишь когда обнаруживаются, а не ищешь, пробуя и то, и это: что надо - бери, строгий регламент, долго и сильно, и ничего за пределами, поцелуи всякие (колючки, которые вонзаются, а он вечно недобрит, - красные точечки на белом теле), ты просто не можешь выдержать и, увлекаясь позами, ломаешь ритм.
      И опять же - боренье слов как драма души. Или трагизм духа. Может, знак хаоса?
      - Тебя не переговоришь. - И каждый остается со своим.
      С сыном (может, дочерью?) в строгости. И когда жизнь не поддавалась схеме и выламывалась... неясно, что дальше, стерлись буквы (и не успел сохранить в файле).
      Деньги дочери - пошли опечатки: не дочь, а сын - какие ей деньги, когда сама может подкинуть зелененькие?
      И внук (? разве не внучка?), нет пока ни его, ни ее, лишь ожидание, которое затянулось.
      Нехитрые правила (кто им следует?): сделал добро - забудь (никакого добра!). Помог кому (валютой?) - тоже забудь, просто афоризмы, из заповедей долгожителя: самый большой грех - это страх, но кого Мустафе бояться? Собак боится - это точно, и что самый лучший день - сегодня, а что еще - не помнит.
      Поймал себя на мысли, что сравнивает: вспомнить N, когда ей было сколько теперь Н, и представить Н в возрасте N.
      Так что же: первое, чем непохожи, - Н улавливает его желания и никогда не бывает ей неудобно?
      Не успел додумать, как пропала всякая охота: может, и Н сравнивает его с кем-то из тех, которые были у нее и теперь продолжается по инерции, ибо действуют привычные импульсы, хотя потом - утешение для Мустафы? переживает, что ах, ах, такая слабая, и молится, замаливая грехи. Но уже было и случится еще, если ее бывший снова пожелает. Нет границ для фантазии.
      А может - тут вовсе расхотелось сравнивать, - и N тоже, не ломая, как и он, привычной жизни, сравнивает Мустафу и того, кто и моложе, и умелее для нее?
      И, глянув на N чужими глазами, вдруг понял, что это возможно: опрятна и элегантна.
      Но странно: рядом с Никой может представить другого, а рядом с N видит только себя; главное их отличие - это временность Н и постоянство N?
      осень осины
      перламутровый портсигар
      кинжалы сосулек
      Поиски бесконечны (или поиски бесконечности?): чтобы Ника, сама естественность!.. Напрасно он терзает душу, обнажая бездну зла, рожденного... ах да, ша=ша, шайка шайтанов, все играют - боги и рабы, никаких зрителей, лишь сцена - весь край по ту и эту стороны горного хребта Каф.
      - Ты прожил жизнь в подполье, - N (Нора?) вторглась в его файлы?
      Удивленно на нее глянул:
      - Что ты имеешь в виду? - Казалось, смирилась. И жалко ее вдруг стало: печальное зрелище - стареющая женщина, руки... когда это случилось? ее руки, которые были гладкие, без морщин, - вены на них серые выступили, светлоголубые прежде. Но не сдается, какие-то хитрости, чтобы оставаться привлекательной (для себя ли?).
      Мустафе невдомек, а Нора, конечно, уверена, что у него никого нет: ведь не может! Нет-нет, да напомнит, что это - искусство более тонкое, нежели игрология.
      - Игролог - это когда жизнь игра, так что ли? - Ясно, что спросила не зря: затевает новый спор (жизнь - игра, игра - любовь, и так далее).
      - Ты сказал наука?
      - Разве нет?
      Прежде уже пикировались: не наука, а шаманство. Гадание (на кофейной
      гуще). Гипноз и самовнушение. - Вздыхает.
      - ... Увы, - добавил, - у нас всегда так: отшумит в мире, потом, как новость, прилетает к нам. Впрочем, и здесь мы отстали от соседей.
      Пусть за океаном, эти British или Latina, - но гюры из Теплых холмов, пьющие с нами воду из одной реки
      (что берет начало с ледников высочайшей горной гряды, и судоходна река, и дарами несметна - в ее чистый приток Аруку заплывает метать икру почти вымерший на континенте осетр),
      создали труд по игрологии, ее истории, теории и современных новациях, излюбленное триединство Мустафы, впрочем, эрмы из Солнечных камней, часто побиваемых градом
      (отвлекающий маневр в ситуации разрухи),
      оказались проворнее, им предлог нужен был, созвали гостей на форум по игрологии из стран, входящих в Мировое содружество наций, или МиСоН, чтобы выкачать валюту (приобрести оружие?).
      - Ты, конечно, рад, что перевел разговор в иное русло.
      - А что?
      - Скажи еще о том, что слово игролог отыщется в любой энциклопедии мира.
      - Тем более странно, что нет в нашей. Есть игра, кошка играет мышью, игрища, а прежде играный - о колоде карт, которая употреблялась, наверняка крапленых, игрец есть, на дуде, играючи тоже, как бы шутя, даже игреневый о масти лошади, рыжая, со светлой гривой и хвостом, игрок-игрун заправский и завзятый, а игролога... я успел перелистать дополнительный том, ужасный малиновый цвет под чертополох, будто верблюдам на угощение, есть идол, но где они, давно вымерли!
      - А божества-божки, которым поклоняетесь?
      - ... даже, - ушел от этого разговора, - дифтонги, слова вроде СС или ЧЧ!
      - ?
      - Свобода Совести и Человек Чести!
      - Нет, - вернулась Нора к своему, - игролог это не когда жизнь как игра. Может, игра и есть сама жизнь? Нет, я выразилась неточно: не двойная жизнь, а две жизни. Если точнее, жить и не своею жизнью!
      - Не понял... - ведь договорились как-будто.
      Ты в плену старых разговоров, ревность и прочее, а я уже смирилась, и все чаще думает о том, что неужели этот человек, в котором видела опору после трудных скитаний и в постоянном, лет до семнадцати, страхе, что переселенцы, - ее муж?
      Что было в карточном гаданьи?
      измена
      потеря друга
      враг
      дама-невеста
      веселая дорога
      - Трагедии нет, а жалко.
      - Рано меня хоронишь.
      осень без сосен
      шкатулка Ierusalem
      сосулька как гильотина
      И тут она сказала фразу, которая поразила: - Нас всех давно похоронили, еще когда мы не родились.
      - ?!
      - Не удивляйся: всего лишь восточный афоризм.
      - Игра слов! - с чего-то разозлился.
      - В твоем духе.
      - В моем! - С иронией: - Еще не родились, но нас уже, видите ли, успели похоронить! Не мудрость, а вычурность.
      - Я каждую ночь прощаюсь с тобой, провожая в последний путь.
      - О сестре еще скажи!
      Растерялась: - Что?
      - Как ее живую вторично похоронила!
      - Смелый ты человек, Мустафа.
      - ? - У тебя нет страха, что останешься один, и никто не захочет за тобой присматривать.
      - А компьютер?
      - При чем тут компьютер?!
      - Как Аlter ego.
      - Надеюсь, не собираешься меня покидать?
      - Всю жизнь раздувала угли, а они - сырые.
      Странное дело: думать о пережитом, когда голоден, и потом, когда сыт (после еды), - и жизнь не показалась Мустафе столь уж мрачной. Тем более всем им выпало великое везенье родиться, мог вовсе не родиться.
      Нора права.
      И - никакого гнева: она - жена, и этим все сказано, не оставит ее, как и Нику тоже, покуда она с ним: самое страшное - это смерть. Разве? усомнился. Похуже смерти - остаться не у дел и без любви: жив - смерти нет, умрешь - не знаешь, что умер.
      И чтобы в жизни было подполье...
      туннель a la метро успел выдать компьютер и замигал зелено-красными лампочками, уловив нечто недоступное разумению, будто подключен к доисторическому существу (Мустафе?), понявшему свою обреченность. Или ревнует? и весьма образно!.. Но если мигают лампочки - беда!..
      Ничего себе подполье, где имеешь все радости и не надо ночью продираться через-через-через и влезать в окно, рискуя, будто Меджнун + Ромео к своей Лейли + Джульетте, любимое женское имя в отрочестве.
      Ника, как услышит любовница, вспыхивает, это ей - нож острый, особенно после моллы и кольца:
      Я твоя тайная жена (из частых ее заклинаний).
      - Единственная тайна.
      - Ты о чем? - не поняла.
      - В ситуации гласности.
      - Но и контроля тоже (брачный договор!)
      Во всю мощь на небосклоне красуются высвеченные в ночные часы дальнобойными прожекторами братья-близнецы Гласность и Контроль.
      Ника, когда она в первый раз у него осталась и, увлеченные игрологией, не заметили, как наступила ночь - их первая ночь с привыканием друг к другу, потом будут открывать, неистощимые в фантазии, многообразие, поправила его насчет братьев-близнецов, ибо Гласность - она, лучше сестра, чье имя вошло в мировые языки, и, увы, брат - слабее, ибо родился чуть позже сестры, когда их мама (д-р Новый?) обессилела. Такое редкое имя Контроль!..
      - Я могу их даже женить, и мы сыграем им свадьбу: не брат и сестра, а муж и жена, так надежнее, она чиста, как глас, а он тверд, как контр.
      - Это тривиально.
      - Может, любовники? Такая изумительная пара, идут в обнимку, остановятся, и он долго ее целует, свою леди, и лучи прожекторов, скрестившись, поднимают их ввысь.
      Секс-плакат над Горбатой площадью взвился в небо.
      4.
      Аномалии осени: долго не уснет - магнитные бури? Рой фраз, улетучиваются, если не запишет, да еще хранить (в докомпьютерную эру), завязав белой синтетической бечевкой, полагая, что спасет при пожаре, прятал даже в холодильнике, будто в сейфе, - нет, думать сколько душе угодно, сжигая топливо, но фиксировать, когда есть компьютер, и можно открыть
      файл mizer,
      нелепо.
      Включился, ох уж эти шпаргалки! в цепочку ZV, о чем говорил Норе (но станет его слушать!), чтоб просмотреть, и застрял, продираясь сквозь хитросплетения - частокол минимизированных (не плохо б минимизерованных!) реестров index, а попросту - список.
      Увлеченно тогда работали, получив доступ в спецхрам и возвращаясь ко временам ZV-один, или нулевой цикл,
      и с того света выговориться спешат, хотя торопиться уже некуда (как знать!), держат мертвой хваткой,
      в открытую нельзя было, а вуалировать - в меру, дабы полностью не утратить смысл: не ребусы же разгадывать игрантам?
      Вообще-то начало нашенско-новейшей игрологии, а точнее, ее генерального направления - тут царит синонимический плюрализм, кому что нравится:
      каркасного, первичного, судьбоносного, или, как в учебнике: несущая конструкция игрологии как науки, получившая название ZV
      (уже известно: Zахват Vласти),
      приходится на середину Икс-Икс века, как шифровал тогда сверхопытный суперрукль.
      Теретическую базу, разгадав динамику, подвел Л-ый, который, как помнится старожилам, ударом шахтерского кулака (под влиянием зятя, с которым суперрукль учился в школе), повалил наземь неколебимую статую на Горбатой площади, да еще заменил плиты на пантеоне, где было выбито Самый, - тот, кто вдохновитель всех наших побед, и, как выстроенные на попа костяшки домино, стали - чуть коснулся пальцем одной - валиться памятники.
      Но первым делом Л-ый распустил ведомство рукоплесканий, которое разрослось:
      кто сколько и в каком буквенном наполнении клянется, шло и скрытое соревнование на качество тоже, особый шифр-сектор стилистов, и как обставлено Имя на фоне словарного запаса;
      характер, или ранг зала:
      съезд? вече? курултай? встречи-проводы? симпо или конгре?
      наличность ладоней, их взрывная сила по шкале Рихтера (которого никто не переиграл) и иные показатели рукоплесканий - продолжительность, накал, волнообразие, исчисляемые с учетом времени года:
      летняя открытость (улетучивается энное число)?
      зимняя закрытость (коэффициент сгущения)?..
      В то славное десятилетие еще не было изжито целомудрие, и крышку сундука, откуда выгребли всякие досье, вскоре закрыли, повесив замок с секретом, чтоб никому повадно не было выставлять на всеобщее осмеяние вчерашнего короля, коим он сам стал сегодня и который... (известно).
      Расступился занавес - начались игры божков, скукоженных (? бульк - и выброшена фраза из недр компьютера) желтыми муравьишками.
      Столько ролей, по ходу действия убираемых авторским произволом, и никакого их саморазвития:
      сценаристы-стратеги,
      тот, кто мнил, что ас
      (начертанный план проворонив)
      агент-кинто,
      ловушку кто смастерил
      и заманил в нее ловко,
      на голову - кирпич (?)
      (спектакль?)
      кто арестовал
      рыскал по квартире,