Гусев Владимир
      Записки сервера
      Маленькая повесть с прологом и эпилогом
      Посвящается Александру Ивановичу Нащёкину
      Пролог
      Недавно я получил от своего знакомого, Кости Чижова, небольшую бандероль. Вскрыв ее, я обнаружил только общую тетрадь с фотографией группы "Энигма" на обложке. Ни письма, ни записки...
      Удивился я этому несказанно. Мы ведь с Костей едва знакомы. Ну, трудились когда-то в одном НИИ, но в разных отделах и по работе практически не соприкасались. Потом я начал писать фантастику, из института уволился и настолько отдалился от прежней жизни, что, получив бандероль, Чижова и вспомнил-то с трудом.
      Руководствуясь принципом "все налитое должно быть выпито, а все написанное - прочитанным", я открыл тетрадь, надеясь, что на одной из ее страниц найдется объяснение, почему именно мне Чижик прислал свои "Записки сервера". И вот что я прочитал...
      * * *
      Мой приятель, Толик Гордеев - человек по-своему интересный и по-своему уникальный. Конечно, я понимаю, уникальным по-чужому быть нельзя, иначе какая же это уникальность? Но все равно, одно дело собирать марки или, допустим, коллекционировать фотографии баб, с которыми переспал, - это каждый дурак может - и совсем другое оклеивать туалет квартиры патентами на собственные изобретения. Впрочем, ни одно из них Гордееву внедрить не удалось, и когда в нашем НИИ зарплата конструктора первой категории достигла абсолютного минимума, 12 баксов в месяц, он оформил отпуск за свой счет и начал - чтобы вы думали? - продавать платьица для кукол Барби. Жена шила, дочь ей помогала, а он торговал. И, надо сказать, довольно успешно. Во всяком случае, денег ему хватало, чтобы апгрейдить свой домашний комп не реже раза в год. А уж владел он им виртуозно, даром что по образованию конструктор. Это я понял, еще когда в том же НИИ работал и Гордеев ведущим конструктором по моей теме был. Он тогда на самом что ни на есть примитивном Бэйсике написал коротенькую, но очень эффективную программку, которая могла бы сэкономить нам кучу времени на следующем этапе работ. Но финансирование, естественно, обрезали, тему прикрыли и никакого следующего этапа не было. Впрочем, компьютер у Гордеева не простаивал. Он его приспособил, например, для того чтобы неповторяющиеся узоры для бисерных ожерелий, входящих в комплект платьев этих самых Барби, разрабатывать.
      Я из НИИ тоже ушел, сменил пару работ и прибился к одному компьютерному журналу - им надо было статьи с английского регулярно переводить. Переводами я подрабатывал еще когда работал в НИИ, так что чувствовал себя на новом месте довольно уверенно. Платили не бог весть сколько, но зато мне не приходилось никого обманывать, кидать или разбираться по понятиям с братками - я к этому так и не смог привыкнуть, ни за время перестройки, ни в эпоху прихватизации, ни в период олигархов.
      Гордей, судя по всему, тоже остался мельчайшим предпринимателем. Во всяком случае, когда я его встретил на Андреевском спуске, он все так же продавал платьица. Правда, теперь к ним добавились еще и водяные ракеты.
      - Смотри, какая замечательная конструкция получилась! - объяснял мне Гордей. - Пластиковая бутылка выдерживает до восьми атмосфер. Ракета у меня двухступенчатая. Первая бутылка соединена трубочкой со второй, причем так, что...
      Я в конструировании никогда не был силен и нить рассуждений утерял очень быстро. Понял только, что конструкцию он запатентовал, поднимает она до килограмма полезной нагрузки на высоту десятиэтажного дома и вполне может быть использована в качестве средства доставки небольшой боеголовки в квартиру какого-нибудь нежелательного элемента.
      - Я их продаю как детские игрушки, но о возможности подобного применения, конечно, умалчиваю, - ухмылялся Гордей. - Да и не сможет никто, кроме меня, превратить ее в тактическую ракету ультрамалого радиуса действия.
      За те три года, что мы не виделись, Гордей почти не изменился. И даже выпавший еще во время работы в НИИ передний зуб не вставил. Как он ухитряется не шепелявить? У меня однажды пломба на переднем зубе выпала и щель образовалась, так язык, словно арестант из тюрьмы, все время норовил в эту крохотную щель вырваться, и я немедленно начал шепелявить. А Гордей... Он даже в этом уникален.
      - Иностранные шпионы вокруг тебя еще не вертятся?
      - Меня скорее наша налоговая в кутузку посадит, за уклонение. А шпионы... Теми вещами, которыми я занимаюсь, шпионы обычно не интересуются.
      Гордею явно хотелось с кем-то поделиться своими идеями. Еще когда мы вместе одну ОКР делали, он очень любил свои творческие способности демонстрировать - словно красивая женщина, не упускающая возможности показаться перед мужчинами в новом платье. Секунду подумав, я задал вопрос, которого так ждал от меня Гордей.
      - А чем ты сейчас занимаешься?
      Время у меня было, все равно просто так гуляю, воздухом дышу. Почему бы не сделать человеку приятное? Очень уж Гордею хочется душу излить, а жене, наверное, он своими идеями уже надоел до смерти.
      - Разрабатываю проект: стопроцентно надежная, саморазвивающаяся глобальная сеть мобильных компьютеров с нулевыми затратами на эксплуатацию и ремонт.
      - Стопроцентной надежности не бывает, так же как и нулевых затрат, мгновенно ответил я. - Лучше бы ты вечный двигатель изобретал.
      - Причем тут вечный двигатель?
      - Больше шансов добиться успеха.
      - Вот видишь, даже ты, бывший руководитель темы, с ходу отвергаешь непривычные идеи. Что же говорить о других? - огорчился Гордей. - Мне и обсудить-то свои проекты не с кем.
      Мне показалось, еще немного - и он заплачет.
      - Ну... Есть же законы физики, законы сохранения, закон возрастания энтропии... Ты, надеюсь, не собираешься ниспровергать всю физику?
      - Нет, конечно, - возмутился Гордей. - Но жизнь тем и отличается от мертвой природы, что уменьшает собственную энтропию - правда, за счет увеличения энтропии окружающей среды, так что в целом энтропия, как и положено, возрастает.
      - Причем здесь жизнь?
      - Ты читал "Возвращение Рамы" Артура Кларка?
      - Не помню. Вряд ли. Разве мы о литературе говорим? То компьютеры, то жизнь, то Кларк... Причем здесь сапоги?
      - Какие сапоги? А... Так вот, в этой книге описан космический корабль, совершающий длительный межзвездный перелет. И все его системы управления построены на живых организмах. Они рождаются из эмбрионов, замерзших во льду питательного бульона. Когда температура внутри корабля повышается из-за приближения к звезде и бульон становится жидким, служебные организмы быстренько оживают, вырастают, выполняют - инстинктивно возложенные на них задачи и, породив новые эмбрионы, растворяются и замерзают в том же бульоне. Корабль, пополнив запасы энергии, уходит от звезды и летит к следующей. Понимаешь? Ни один механизм не выдержит тысяч лет бездействия при низких температурах, а вот спора бактерии или эмбрион животного - выдержит! Жизнь не только чрезвычайно хрупкая штука, но и чрезвычайно надежная!
      - Я где-то читал, что жизнь на Земле зародилась, возможно, из микроорганизмов, попавших в атмосферу из хвостов комет. Споры действительно сохраняют способность к "всхожести" тысячи, а может и миллионы лет. Но причем здесь компьютеры?
      - Ты слышал что-нибудь о технологии Bluetooth? - в очередной раз круто изменил тему Гордей. Английский у него плохой: он сказал почти по-русски, блу-тус, и мне пришлось пару секунд догадываться, что он имеет в виду. Или это ему дырка в зубах мешает правильно говорить? Кстати, насчет зубов...
      - "Голубой зуб"?
      - Вообще-то это фамилия какого-то знаменитого викинга. В его честь назвали технологию беспроводного соединения компьютеров и периферийных устройств между собой. Теперь можно поставить принтер в одном углу комнаты, комп в другом, модем в третьем, с ноутбуком в руках и сигаретой в зубах лежать на диване - и все это будет преспокойно работать в единой локальной сети безо всяких кабелей.
      - Включая сигарету и диван?
      - Не цепляйся к словам, вникай в смысл. Представь теперь, что все компьютеры Земли - портативные, работают от аккумуляторов и солнечных батарей. Связь в локальной сети - по технологии Bluetooth, в глобальной через мобильные телефоны.
      - Лет через двадцать так и будет. Но кто-то говорил о нулевых затратах на ремонт и эксплуатацию?
      - И на расширение сети тоже. Ты уже догадался, к чему я клоню?
      - Еще нет. Ты же знаешь, я никогда не отличался особой сообразительностью.
      Гордей улыбнулся, хотел сказать мне что-то приятное, но его отвлекли.
      - Хозяин! Вы торгуете или у вас производственное совещание? - позвала его женщина в красной шляпке. Возле вертушки с платьицами стояли уже три юные покупательницы; две мамы пытались отговорить дочерей от бессмысленной траты денег, третья, в красной шляпке, наоборот, мечтала с ними побыстрее расстаться.
      - Извини, я сейчас. Бизнес, чтоб я разбогател!
      Последнюю фразу он произнес как ругательство.
      С покупательницами Гордей разделался на удивление быстро. Мне даже показалось, что он сильно уступил этой женщине в красной шляпке - лишь бы побыстрее вернуться к нашему разговору. Видать, Гордею действительно не с кем поделиться распирающими его идеями. Ну что же, придется мне поглотить некоторую их часть. Может, Гордею чуточку полегчает?
      Вернувшись, Гордей вместо очередных идей всучил мне одноразовый шприц, присобаченный через длинную пластиковую трубочку к его ракете.
      - Это стартовый ключ. Как скажу, нажмешь на поршенек. Сейчас увидишь мою ракету в действии.
      Своеобразные люди эти изобретатели. Он даже не спросил, интересно ли мне играть в его детские игрушки. "Сейчас увидишь..." А если я не хочу? Ну да ладно, пусть похвастается.
      Гордей залил в бак ракеты примерно литр воды из пластиковой бутылки.
      - Смотри, это манометр, - показал он мне на единственный приборчик, входивший в состав его стартового комплекса. - Следи, чтобы давление не превысило восьми атмосфер. Как будет семь - чихни.
      Гордей начал закачивать в ракету воздух обыкновенным велосипедным насосом. Я следил за манометром. Три, три с половиной, четыре...
      - Дяденька, сколько время? - спросил какой-то пацан, шмыгая носом. Откуда он взялся? Впрочем, как только где-то что-то взрывают или запускают - там всегда появляются такие вот пацаны, причем непременно сопливые.
      Я посмотрел было на часы, но их скрывал рукав плаща. Пришлось второй рукой, в которой был "стартовый ключ", сдвинуть рукав.
      - Три часа... - начал было я, словно китайские говорящие часы, называть текущий час, но тут произошло нечто непонятное. Кто-то негромко зашипел, бумкнул и сильно брызнул мне в лицо ледяной - март же на дворе! водой.
      А через пару мгновений кто-то еще и дал мне по голове.
      Я упал на влажную землю.
      Рядом со мной лежал Гордей.
      Пацан хохотал, схватившись за живот.
      - Ты что, с ума сошел? - рассердился Гордей, вставая. - Ты же мне чуть башку не снес! Если бы я вовремя не упал, так и было бы!
      Я сконфуженно поднялся.
      - Да меня этот пацан... Сам не понимаю, как такое могло случиться. Я всего лишь на часы хотел посмотреть...
      - И заодно нажал на поршень шприца. А ракета, едва взлетев, упала тебе на голову, - засмеялся и Гордей.
      Я оглянулся в поисках пацана, из-за которого попал в смешное положение. Ну, я сейчас ему... Но пацан исчез так же неожиданно, как и появился.
      Я отряхнул с плаща капли воды и попробовал отчистить грязь, но мне это практически не удалось. Гордеева куртка в этом смысле оказалась гораздо практичнее - несколько мокрых пятен, и все. А мой новый плащ...
      - Ладно, спасибо за представление, - сказал я. - Рад, что у тебя все хорошо.
      - Как, ты уже уходишь? - огорчился Гордей. Я его прекрасно понимаю: разговаривать с умным собеседником гораздо приятнее, чем с малолетками, жаждущими новых нарядов. Пока они жаждут их для своих Барби, лет через десять точно так же будут жаждать для себя. Впрочем, не точно так - гораздо сильнее! Но Гордей при деле, деньгу зашибает, а я что? Развлекаю его?
      - Ухожу. Свежим воздухом подышал, голову проветрил - пора и поработать.
      - А чем ты сейчас занимаешься? - вспомнил Гордей, наконец, и обо мне. Но у меня уже не было настроения лясы точить.
      - Как-нибудь потом расскажу. Пока!
      - Жаль, не поговорили толком. Может, заскочишь ко мне как-нибудь? Вот визитка.
      Гордей вытащил из заднего кармана брюк бумажник, а из него самодельную визитку, распечатанную на лазерном принтере.
      "Анатолий Гордеев. Директор кукольного ателье мод. Главный конструктор ракетных систем" - прочитал я, и мне тоже, как тому пацану, стало ужасно смешно.
      Директор... Главный конструктор...
      Я не смог удержаться от смеха, но Гордей не обиделся.
      - Нынче в кого ни ткнешь пальцем - или директор, или президент, в крайнем случае частный предприниматель. Ну, и я решил не отставать от моды... Позвонишь?
      - При случае. Я не директор и не президент, так что у меня визиток нет.
      - Но ты все там же живешь, на Оболони?
      - Ага... В девятиэтажном особняке.
      - Тогда твой телефон у меня где-то записан. Заходи, поговорим.
      - Как-нибудь, - повторил я, пожал Гордею руку и пошел вверх, в сторону Андреевской церкви.
      У меня почему-то испортилось настроение.
      Почему? Мой новый плащ, возможно, теперь придется сдавать в химчистку... Нет, не из-за этого. А из-за чего?
      Гордей, когда мы еще вместе в НИИ работали, делил всех людей на идейных и безыдейных. Но, конечно, не так, как это в свое время делали коммунисты. Идейные, согласно Гордеевой классификации - это люди, способные генерировать новые идеи. К таковым он причислял себя, своего коллегу Витьку Бевзенко и - видимо, чтобы не обидеть - меня. Ну, и еще пару-тройку человек. Все те, кто не способен был решать технические задачи на уровне изобретений, были, в представлении Гордея, безыдейными. Потом, когда науку и технику в Украине и России начали планомерно уничтожать и мы все, идейные и безыдейные, в поисках хлеба насущного подались кто куда, Гордей это сделал одним из первых. Я еще подумал тогда, что Гордею волей-неволей придется перейти в стан безыдейных. Ну много ли простора для творчества при шитье кукольных платьев? Однако, как ни странно, Гордей так и остался идейным. А вот я... Жена требует денег, дочки - нарядных платьев, вкусной еды и развлечений, а я, работая то на двух, то на трех работах, пытаюсь "обеспечить семью". И времени для чего-то своего, заветного практически не остается. Ни времени, ни сил. Может, я что-то не так делаю? Может, мои нерожденные идеи все-таки важнее сытной жизни красавицы-жены и двух соплячек, все потребности которых можно свести к классическим "хлеба и зрелищ"? (В современной интерпретации - гамбургеров в "Макдональдсе" и телевизора...)
      Я попытался продолжить ход мысли Гордея. Как можно заставить компьютеры сами себя ремонтировать, обслуживать и даже обеспечивать электроэнергией? Собственно, на полностью автоматизированных производствах... Да нет, почти весь персонал на таких производствах - это техники по ремонту и обслуживанию. И электроэнергии такие заводы потребляют - будь здоров! Никаких солнечных батарей не хватит... Впрочем, Гордей что-то там про "Возвращение Рамы" говорил. Компьютер на органических молекулах? Но работы эти пока - на самой ранней стадии научных исследований. И даже не исследований, а выдвижения идей. Ах, ну да, Гордей же у нас идейный...
      Едва я вышел на Большую Житомирскую, вплотную к тротуару проехал джип и обдал меня хоть и весенней, а все-таки грязью. Чертыхнувшись, я принялся стряхивать капли с брюк и даже плаща. Вот скотина... Я имею в виду водителя джипа. Какая-то интересная мысль мне чуть было не пришла в голову. Я ее уже почти начал думать. А этот придурок...
      На этой злобно-грустной ноте я тогда и закончил. И, возможно, никогда даже не вспомнил бы о нашем с Гордеем разговоре, если бы он не позвонил мне примерно через полгода. Совершенно неожиданно позвонил - мы ведь с ним даже не друзья. И почему он меня для такого выбрал, а не того же Витьку Бевзенко? Жил бы я сейчас спокойно, безо всех этих проблем. А теперь...
      * * *
      Было начало сентября. Погода стояла чудная: днем жарко, хоть в рубашке ходи, и солнце. Мы совершенно случайно встретились с Гордеем возле нашего универсама. Его недавно отремонтировали, переоборудовали, превратили почти что в супермаркет. Я как раз купил пару лампочек на сорок ватт дочки в очередной раз, выясняя отношения, свалили на пол настольную лампу; они у меня почему-то дерутся, как мальчишки - а Гордей выходил из продуктовой половины с батоном, кефиром и банкой консервов. Если бы я не знал наверняка, что он женат, подумал бы - холостяк добыл себе ужин и тащит в свое одинокое логово.
      - Привет! - окликнул меня Гордей.
      - Ты? Какими судьбами? Пролетая над Парижем?
      - Не совсем. Я теперь живу в вашем Париже, - улыбнулся Гордей, и улыбка его мне не понравилась. Кажется, он не испытывал ни малейшей радости от того, что переехал к нам на Оболонь, хотя район считается неплохим: и метро есть, и Днепр близко.
      Мы вышли из универсама и остановились недалеко от входа.
      - Купил здесь двухуровневую квартиру в элитном доме? - неудачно пошутил я. Неудачно в том смысле, что шутка могла получиться злой. А что, если Гордей вынужден был продать свою большую квартиру и купил маленькую, чтобы элементарно не помереть с голоду? Такое сейчас сплошь и рядом происходит.
      - Гостинки не бывают двухуровневыми, - еще более грустно улыбнулся Толик. - Я теперь один живу, - предупредил он мой следующий вопрос. - Жена ушла от меня пару месяцев назад. Нашла себе бизнесмена - хоть и не крутого, скорее всмятку, но все же... Он купил мне гостинку, жена с дочкой переехала к нему, а у нас пока тесть с тещей живут, приехали из села. Помрут квартира дочке будет.
      - Теперь понятно, почему у тебя в пакете - ужин аристократа.
      - Жаль время на приготовление еды тратить. Знаешь, я даже рад, что все так получилось. Теперь никто и ничто не мешает мне заниматься главным.
      Кажется, мне в очередной раз предстояло стать громоотводом, спасающим Гордея от молний его странных идей.
      Я посмотрел на часы: начало девятого. Мне сегодня предстояло еще постирать свои носки и сорочки - у жены была аллергия на стиральный порошок; детские и свои вещи она еще как-то стирала хозяйственным мылом, а вот мне приходилось обслуживать себя самому. Но это не займет много времени, минут десять я вполне могу потратить на болтовню. Впрочем, разговоры с Гордеем небезынтересны - будет о чем поразмышлять на ночь глядя.
      - И какую же глобальную проблему ты сейчас решаешь? - произнес я именно те слова, которые жаждал услышать Толик. - В прошлый раз, помнится, ты хотел осчастливить человечество саморемонтирующимися компьютерами, работающими от солнечных батарей.
      - Я и сейчас работаю в этом направлении. Только то же самое меня тревожит уже с другой стороны. Я пытаюсь найти ответ на самый общий, философский вопрос, - сказал Гордей и резко посерьезнел.
      Мне обсуждать философские вопросы совершенно не хотелось.
      - В чем смысл жизни, что ли? - попытался я свести разговор к шутке.
      - Это - частный вопрос. Ответ на него прямо следует из ответа на вопрос более общий. Догадайся, какой?
      - Что первично, материя или сознание? - с ужасно умным видом спросил я.
      - Первично Сознание, сотворившее материю и все остальное, -легко решил столетия мучавшую философов проблему Гордей. - Но вот вопрос вопросов: зачем Бог создал Вселенную? Не как, не когда, не почему именно такую, а не другую - это все мелочи. Но - зачем?
      Гордей тревожно поднял вверх указательный палец.
      - Неисповедимы пути Господни... - смиренно сложил я руки перед грудью. - Нам не дано понять промысел Божий. А раз не дано - так зачем над этим голову ломать? - резко изменил я тон.
      Но Гордея отнюдь не смутило мое ёрничанье.
      - В Библии об этом ничего не сказано. Хотя этическая оценка акту творения дана: "И увидел Бог, что это хорошо". Но - для кого хорошо?
      - То есть как это для кого? Для...
      Для человека, конечно, хотел сказать я - и осекся. Человек-то появился на шестой день творения, а знаменитую фразу библейский Бог повторял в конце каждого рабочего дня.
      - Для Бога, наверное.
      - Именно! А что хорошо для русского, то немцу - смерть!
      - В смысле?
      - Добро и зло понятия относительные. И то, что хорошо для Бога, не обязательно должно быть хорошо для человека. Человек в картине мироздания играет важную, но не центральную роль. Он выполняет какую-то функцию. Какую? - не унимался Гордей.
      - Наверное, в Библии про это написано. Человек должен быть царем природы, нарекать все сущее по имени...
      - То есть выполнять функции наемного менеджера в принадлежащем Богу царстве. Но - возвращаемся к изначальному вопросу - для чего оно было создано?
      - И к изначальному ответу: нам не дано предугадать промысел Божий.
      - Но и не запрещено пытаться понять его.
      - Не знаю, не знаю... Я где-то читал, что размышлять о том, что такое карма и как она работает, нельзя: могут быть большие неприятности!
      - Но мы же не о карме говорим? Этот пустяк меня интересует меньше всего.
      - Ну и нахал же вы, батенька!
      - Я не махал, я дирижировал, - вспомнил Гордей детскую отговорку.
      - Что-то я не пойму, как твой смысл жизни связан с самовосстанавливающимися компьютерами.
      - Ты что, еще не догадался? - удивился Гордей.
      Не люблю я умников. Они тратят слишком много своего и чужого времени, чтобы доказать окружающим, что они самые умные в округе. Ну ладно, Гордей избавляется от своего комплекса неполноценности (потому что умник, если только заподозрит, что не самый умный в городе или хотя бы в радиусе километр, мгновенно начинает краснеть, икать и пукать), а я-то здесь причем? Жена не выдержала, не смогла играть роль дуры, на фоне которой Гордей выглядел бы гением - так он меня решил к этому приспособить?
      - Ты же знаешь, я безыдейный, - вспомнил я классификацию Гордея и, нагло посмотрев на часы, протянул для прощания руку. - Извини, мне пора.
      - Ты зашел бы как-нибудь ко мне, есть о чем поговорить, - крикнул он мне в спину, забыв, что я не знаю его нового адреса.
      - Как-нибудь зайду, - пообещал я, полуобернувшись.
      Если бы я тогда знал, что действительно зайду, да еще с таким ошеломляющим результатом - то что бы сделал? Поменял квартиру и навсегда уехал из Киева, да и вообще в другую страну? Боюсь, даже это не помогло бы. Гордей, с его возможностями, нашел бы меня где угодно. Ну почему именно меня он выбрал в качестве жилетки, в которую каждому человеку нужно когда-нибудь поплакать? Почему именно со мной произошла эта жуткая история? Не понимаю...
      * * *
      Наша следующая встреча произошла при обстоятельствах престранных. Уже одно это должно было меня насторожить и оттолкнуть от Гордея как можно дальше, лучше всего - на другую сторону земного шара. А вот поди ж ты, не остановила, не насторожила, не испугала до смерти. Наоборот заинтриговала...
      А было так: Гордей трижды приснился мне во сне, и все время в одной и той же ситуации. Иногда у людей бывают повторяющиеся кошмары - сны, тягостные именно своей повторяемостью. Так было и со мной. А снилось мне следующее: будто бы Гордей сидит на больничной койке в синем байковом халате; лицо усталое, можно даже сказать - изможденное. А я стою перед ним в одних трусах, потому что каким-то неведомым образом перенесся в эту палату прямо из своей постели, покинув дважды удовлетворенную и по этому случаю вполне умиротворенную и даже немножечко счастливую жену. Стою я перед Гордеем босиком, но мне почему-то не холодно. А Толик смотрит на меня затравленно-усталым взглядом и просит:
      - Ты бы навестил меня, Чижик! Корпус тридцать семь, палата два. И книжку мне принеси, "Мозг" называется. У тебя есть, я знаю. Принесешь?
      Вообще-то моя фамилия Чижов, и Чижиком меня со школьных лет никто не называл. Книжка "Мозг" у меня действительно есть - купил лет десять назад, сам не знаю зачем. Я слушаю - во сне - Гордея, удивляюсь, откуда он знает про книжку, и думаю, что мою детскую кличку любой мог бы вычислить, а вот книга... И так я удивлен тем, что Гордей знает про книгу, о которой я и сам давно позабыл, что просыпаюсь. Рядом спит жена, в соседней комнате дочки. Вроде все нормально, но мне отчего-то тревожно. Едва осознав это, я засыпаю, хотя обычно, проснувшись среди ночи, долго не могу заснуть. Засыпаю и почти сразу вижу этот же сон: Толик снова просит принести ему книгу, а я опять удивляюсь и просыпаюсь. На третий раз - я и после второго пробуждения почти сразу заснул, упал во все тот же странный сон - я сквозь сон возьми и пообещай Гордею:
      - Приду... Завтра... Что тебе принести из продуктов?
      - Апельсины, что же еще? - удивился Гордей моему вопросу, и на этот раз я проснулся не от своего, а от его удивления. Проснулся и почему-то поверил и в сон, и в свое обещание. А я стараюсь обещания выполнять, есть у меня такая, очень вредная для меня самого, привычка.
      Утром я долго искал по всем записным книжкам телефон Гордея. Он, конечно, уже там не живет, но, может быть, тесть или теща знают его новый адрес? Я почему-то был уверен, что он в больнице, даже знал, в какой Павловской, конечно, она ближе всего к Оболони. Да и есть ли в Киеве другая больница для психов? Но все же я хотел убедиться перед тем, как идти, что Гордей действительно в больнице.
      Номер телефона я нашел. Трубку снял тесть.
      - Толя? Он здесь не живет, давно уже. А нового его адреса и телефона я не знаю, - упредил он мой следующий вопрос и повесил трубку.
      Делать нечего, пришлось поверить герою моего кошмара на слово. Покрутившись в редакции журнала - как раз настал срок сдачи очередного перевода и расплаты за предыдущий - я, купив на ближайшем лотке сеточку с апельсинами, поехал не домой, а прямиком в Павловскую. Книга "Мозг" лежала у меня в сумке. Еще утром, обшарив стенку и дюжину навесных полок, я нашел ее во втором ряду, между альбомами с марками, которые уже давным-давно никто не рассматривает.
      Тридцать седьмой корпус я нашел не сразу. Эта Павловская - целый городок. Городок сумасшедших...
      - У вас во второй палате лежит Анатолий Гордеев, - нахально сказал я какой-то молодой женщине в белом халате, дежурившей за столом в большой комнате с несколькими кушетками и венскими стульями. Халатик у нее был так туго притален, так откровенно декольтирован, что я не мог отвести от молодой врачихи глаз.
      Интересно, а если бы она в милиции служила, сумела бы сделать мундир таким же сексуальным? Думаю, да...
      - Гордеев? - Она посмотрела какой-то список под стеклом. - Есть такой.
      Я чуть не упал. Хоть и говорил я уверенно, но уверен-то был как раз в обратном. Вот, думал, сейчас выяснится, что никакого Гордеева здесь нет и не было, я сяду на 27-й троллейбус, доеду до Петровки, а там уже рукой подать до моего дома. Дочки обрадуются апельсинам, я - тому что кошмар, как и положено, остался лишь кошмаром. А тут...
      - В палату к ним нельзя, но он может спуститься. Подождите немножко. Вы его родственник? - она сняла трубку телефона.
      - Сослуживец, - чуточку приврал я. Не объяснять же ей, что когда-то мы работали над одной темой, но потом нас жизнь обездолила и разбросала. Жаль, что недостаточно далеко, могу я добавить сейчас, с высоты своего теперешнего опыта. Но тогда я просто замолчал.
      - А вы... - протянула она и посмотрела на меня подозрительно. Посмотрела так, словно я пытался скрыть от нее какую-то стыдную болезнь. Вы тоже компьютерами занимаетесь?
      - Нет. Почему вы так решили?
      - У нас во второй палате все бывшие компьютерщики, сами ставшие компьютерами, - усмехнулась молоденькая врачиха. Цвет ее золотой коронки строго соответствовал цвету оправы очков. - А вы с Гордеевым коллеги.
      - Но Гордеев тоже не компьютерщик, - возразил я.
      - Да, вспомнила... Он единственный из четырех не компьютер, а... как же он сказал... сервиз... сервис? А, сервер! Вы, пожалуйста, не раздражайте его и не спорьте. Мы его вылечим, не сомневаетесь, но на это понадобится время.
      Я никак не мог определить, сколько врачихе лет. То она мне казалась тридцатилетней, то - студенткой-первокурсницей, для солидности надевшей очки.
      Правильным оказалось второе: в комнату быстрыми шагами вошла еще одна врачиха, лет сорока, мгновенно оценила обстановку и строго покачала головой:
      - Светочка! Я же просила: с посетителями - никаких разговоров! Спасибо, дорогая, можешь идти.
      Светочка, запахнув полы своего сексуального халатика, вышла в коридор.
      - Вы к кому? - спросила у меня настоящая врачиха.
      - К Гордееву
      - А... Его уже позвали. В общем-то, Светочка правильно вас предупредила: не спорьте с ним, не волнуйте понапрасну больного. К нему, кстати, не ходит никто; даже хорошо, что вы появились.
      - Он что, действительно считает себя сервером?
      - Сейчас сами увидите. Но не беспокойтесь: это уже остаточные явления. Через две-три недели мы его выпишем.
      Гордея я узнал не сразу. Глаза усталые, покрасневшие, лицо отечное.
      Мы сели здесь же, в уголке, на одну кушетку. Говорили вполголоса. Вскоре появились еще посетители, мы стали говорить громче, и я постепенно забыл, где нахожусь. Ну, почти забыл. То, что Гордей начал мне грузить, можно услышать только в стенах подобного заведения, поэтому время от времени я все же вспоминал, где нахожусь.
      - Отечность - это от лекарств, - сразу сказал Гордей, едва мы "уединились". - Я, когда сообразил, что к чему, был в шоке, конечно. Ну, они этим и воспользовались, упекли меня сюда. Могло быть хуже. Хорошо, что я хоть жив остался.
      - Кто - они? - задал я, как мне показалось, именно тот вопрос, который Гордей хотел от меня услышать, но на этот раз ошибся.
      - Суть не в этом. Я наконец понял, что моя идея биокомпьютеров уже не только детально проработана и просчитана, но и реализована на практике. Ну, и по этому поводу был... несколько в расстроенных чувствах. Выбежал на улицу, стал говорить всем встречным, что они компьютеры, да и я почти такой же, разве что быстродействие и кэши второго-третьего уровней у меня побольше - в общем, как у сервера. Ну, меня и определили в психушку. Но ты-то... Хоть ты-то меня понимаешь?