Прекрасно понимаю, девочка. Пропадать днями и ночами на работе, оставляя без присмотра такое сокровище... Жаль, я не знал. А то был бы Пеночкин рогат, как благородный олень.
      - Он что, продолжал заниматься проблемой "артегом"?
      - Нет. После того, как вы... убили нашу "Элли", он очень переживал, долго не мог устроиться на работу... Воссоздать "Элли" оказалось невозможно - вы ввели в сети какую-то непробиваемую защиту, - а специализированные центры появились гораздо позже, через несколько лет. Чем Петя только не занимался! И йогой, и летающими тарелками, и с экстрасенсами связался...
      М-да. Кажется, Элли до сих пор дуется на меня из-за тезки-артегома. Но в то же время посматривает иногда своим коронным взглядом. Значит, все-таки хочет понравиться?
      Не надо обольщаться. Просто от меня зависит судьба ее любимого мужа.
      - Не убил, а отключил. Напоминаю, для меня это был лишь хитроумный и опасный компьютерный вирус, которым злоумышленник заразил локальную сеть "Эллипс".
      Элли смотрит на меня совершенно иначе, нежели минуту назад.
      "Ты прекрасно знал, что это не вирус!"
      "Знал. Но "искусственное сознание" - опаснее всякого вируса".
      Элли бессильно опускает ресницы и разжимает сжавшиеся было в кулачки пальцы. Поединок взглядов я выиграл.
      - Вы не знаете, почему Петю никуда не брали на работу?
      - Догадываюсь. В Управлении компьютерных сетей есть картотека, где значатся все выявленные технокрысы страны. Ваш муж был определен в ней как особо опасный преступник. А директора вычислительных центров, прежде чем взять на работу нового сотрудника, уже в то время имели обыкновение наводить о нем некоторые справки.
      - Это бесчеловечно!
      - Напротив, чрезвычайно гуманно! Бесчеловечным было бы, наоборот, не препятствовать технокрысам проводить сомнительные эксперименты с компьютерными сетями, прекрасно зная, что рано или поздно это приведет к авариям и гибели ладей. Такие случаи уже были.
      Я делаю паузу, ожидая возражений, но Элли молчит.
      - К тому же через несколько лет центры по изучению проблемы "артегом" все-таки появились. Петра Васильевича, пионера работ в этой области, с радостью приняли бы на любой из них.
      - К тому времени, когда появились "Детка" и "Гомункулус", Петя уже охладел к этой проблеме. Мы убедились: артегомы боковая, тупиковая ветвь развития разума. Кроме того, "Элли" умирала так мучительно... Вы должны помнить... Петя пришел к мысли, что заниматься артегомами - просто жестоко. После каждой неудачи им, несчастным, полностью стирают память. То есть-убивают их. Петя полгода проработал с "Лилит", но после первой же "перезаписи" уволился. Он и до сих пор вскрикивает во сне: "Элли!" - таким страшным голосом, что дочка пугается. И я точно знакю, зовет он не меня, а ту, которую вы... убили.
      Голос Элли начинает дрожать. Нужно срочно менять тему.
      - И все-таки, хотя бы приблизительно, чем он занимался на "Тригоне"? Официальную версию я знаю: экономическая модель развития страны. Но Петр Васильевич не тот человек, который будет выполнять только плановую работу. Отвлечь от проблемы искусственного сознания его могла только другая, еще более грандиозная цель. Какая?
      Скажет, не скажет? В том, что эта женщина умеет хранить тайну, я убедился еще в прошлый раз. Но сейчас, когда жизни мужа угрожает опасность... Я бы на ее месте выложил все, что знал.
      - Я могу только догадываться. Мне после рождения ребенка, - Элли гордо вскидывает подбородок, - на работу так и не пришлось выйти, а дома Петя не очень-то... Да и некогда нам на эти темы разговаривать. Вообще-то он, когда с "Лилит" расставался, много думал, чем дальше заниматься. Он считал... - Спохватившись, что говорит о муже в прошедшем времени, Элли исправляется: - Петя считает, что вся наша наука, весь технический прогресс - всего лишь средство. Цель же, неизменная во все времена, очень проста: счастье всех и каждого, то есть счастье человечества!
      Морозный румянец на щеках Элли переходит в румянец волнения, прекрасные глаза загораются чудесным внутренним огнем, и я перестаю слушать свою собеседницу.
      Кажется, она испытывает что-то вроде экстаза. Так вот чем Петя ее взял... Как это я еще в прошлый раз не догадался? Но теперь ключик от драгоценного ларца, считай, у меня в кармане. Воспользоваться?
      Я вздрагиваю. Только теперь до меня доходит весь смысл сказанных Элли слов. Странно: полчаса назад, впервые услышав термин "счастливизация", я воспринял все как курьез. В который раз уже: "счастье человечества". Самая банальная среди самых грандиозных целей. Но теперь, когда рядом с нею замаячила фигура Пеночкина... Непризнанный гений и грандиозная цель - самое опасное сочетание, какое только можно представить. Гремучий газ, ядерная бомба, звезда Полынь... Нужно действовать - и немедленно!
      - Жаль, но ничего существенного вы не сказали. Может быть, у Петра Васильевича есть какие-то публикации, дневники, записные книжки? Поймите, речь идет о жизни вашего мужа, и все, что хоть как-то связано с его работой в последние полгода...
      Элли отрицательно качает головой.
      - Боюсь, ничем не смогу вам помочь. Квартира у нас крохотная, так что все материалы он держал у себя в институте. А туда сейчас не пройти.
      - И все же... Если что-нибудь найдете, или вспомните, самую незначительную деталь... Обязательно сообщите. Я - главный эксперт комиссии по расследованию, вам подскажут, где меня найти.
      Замерзшие окна автобуса вспыхивают льдистыми узорами: где-то недалеко проехал автомобиль. Шофер, насторожившись, открывает передние двери и пытается что-то высмотреть там, в темноте и холоде.
      А может, ну их, эти компьютеры, комиссию и Пеночкина? Будет утро будет и работа. А сейчас... Дать шоферу пару ассигнаций... Городок небольшой, сколько тут до гостиницы - десять минут? Мигом домчит и вернется...
      Элли, извинившись, вскакивает и бежит к открытым дверям. Мне ничего не остается, как идти следом.
      - Тише ты! Шальная! - ругается водитель. Пытаясь что-нибудь увидеть, Элли едва не выпадает вместе с ним из автобуса. - Кажется,"скорая" поехала, -добавляет он, безуспешно пытаясь вернуться на свое место,
      - Мы должны быть там! - говорит Элди и смотрит на меня так... Смотрит так...
      - Давай, браток! Давай туда! Может, и мы на что сгодимся! - говорю вдруг я, сам удивляясь своей решительности.
      - Да нельзя же! Там еще один пост, не проедем, - пугается водитель .
      - Давай, братец! Я отвечаю! Скажешь в случае чего - Главный Эксперт заставил. Все, что угодно потом говори, но - давай! Предложить ему денег? Или лучше достать инъектор?
      - Там же люди! Помощь нужна! - не понимает его нерешительности Элли. И этих ее слов оказывается достаточно.
      Глава 13
      Шофер, почти грубо оттолкнув нас обоих, прыгает за руль, дергает за рычаг скоростей, и я еле-еле успеваю, подхватив Элли, плюхнуться на ближайшее сиденье.
      Браво, водитель! Отличный маневр! Элли дважды пытается встать с моих колен, но только после разворота автобуса ей удается перебраться на место рядом с моим.
      Лобовое стекло прозрачно, и в свете фар хорошо видна заснеженная дорожка, прутья ограды справа, торец, темного здания слева. Обогнув его, автобус проскакивает между двумя корпусами, поворачивает... Откуда-то сбоку, отчаянно размахивая руками, выбегает охранник. Водитель резко тормозит, автобус заносит. Я вскакиваю, тяну Элли к задним дверям и, дождавшись, пока охранник, остановившийся перед капотом, начнет обкладывать шофера по всем правилам древнего искусства, рывком открываю двери.
      - Быстрее!
      Элли, мигом сообразив, что от нее требуется, выскакивает из автобусика, я - следом. Мы мчимся куда-то в темноту. Только бы не поскользнуться и не упасть! А за водителя я словечко замолвлю, если понадобится.
      Мы поворачиваем за угол какого-то здания. Впереди, за десятком заиндевевших деревьев чахлого скверика, тревожно светят красным габаритные огни нескольких автомобилей, мельтешат фигурки спасателей. Фары всех машин включены и направлены на открытые входные двери стоящего к нам фасадом мрачного темного корпуса. На его пятом этаже, с левой стороны, светятся несколько окон.
      - Здесь! - выдыхает Элли.
      Мы останавливаемся неподалеку от автомашин. Элли никак не может отдышаться, да и я тоже... не в лучшей спортивной форме. Еще и снега черпанул сапогами... К "скорой" несут кого-то на носилках.
      - Говорил же я ему! Говорил? - бьет себя по бедру кулаком высокий представительный мужчина. Сняв запотевшие очки, он близоруко щурится и пытается что-то разглядеть там, на снегу, в беспощадном свете автомобильных фар. Носилки задвигают в "рафик", вслед за ними в нутро микроавтобуса ныряют двое спасателей. Элли дергается было бежать к "скорой", но я удерживаю ее за рукав.
      - Из корпуса никто не выходил. Следов на снегу нет. Это у спасателей что-то произошло.
      "Рафик" круто берет с места, взвизгивает на повороте тормозами, и его красные огни скрываются за углом соседнего корпуса.
      - Узнайте, что произошло, - требует Элли.
      - Хорошо. Только не высовывайтесь. Встаньте вон за то дерево и ждите.
      Высмотрев среди спасателей Бранникова, я подхожу к нему поближе. "Герои" стоят редким кружком; в центре, полуобнявшись, двое: один большой, другой еще больше: оба слегка покачиваются. Словно блюз танцуют. Гориллоподобный гигант, облапив одной рукою своего партнера, кулаком второй размазывает по лицу слезы вперемешку с соплями и, рыдая, пытается спрятать лицо на груди своего товарища. Поскольку тот почти на голову ниже, сделать это трудно.
      - Я домой хочу... К маме... И зачем я только сюда приехал... - скулит гориллоподобный.
      Странно, но никто даже не улыбнется.
      Меня отодвигают двое плечистых ребят в пуховиках.
      - Иван, разреши нам! Мы пройдем, вот увидишь!
      - Не разрешаю! - отрезает Бранников. - Что с Костей стало, видите? Артем вообще без сознания. Не разрешаю! Утром прилетит вертолет - тогда у вас будет шанс.
      Я оглядываюсь. Бранникову сейчас не до меня, его "героям" тоже... Гриша! Ну конечно, Гриша. Вот кто нам сейчас все расскажет.
      Черенков стоит возле милицейского "бобика", прикрывая ладонью нос, и задумчиво смотрит на пять освещенных окон. Я трогаю его за рукав. Гриша вздрагивает.
      Очнись. Идем, расскажешь, что тут приключилось.
      Мы подходим к Элли, которая, подняв воротник шубки и пританцовывая, одновременно пытается согреть свои руки, дыша на них сквозь тонкие вязаные перчатки.
      - Я не очень-то, честно говоря, понял, что произошло, - говорит Гриша. - Два "героя", обвязавшись веревками и почему-то с портативными рациями за плечами - хотя там идти всего ничего до дверей, громкий разговор, и тот слышен - пошли к этому злополучному корпусу, но на полдороге один вдруг круто повернулся и побежал назад, а другой, Артем, прошел еще метра три, зашатался и упал. Его вытащили веревками. Первый, когда его поймали, - он судя по скорости, далеко разогнался - все повторял трясущимися губами: "Фобос и Деймос! Фобос и Деймос!" А потом начал плакать и запросился домой, к маме. Артема... Но это вы, наверное, уже и сами видели.
      - Фобос и Деймос... - тихо повторяет Элли. - В переводе с древнегреческого - Страх и Ужас.
      Гриша бросает на нее быстрый взгляд - подумаешь, эрудитка нашлась! и машет рукой в сторону очкарика, над которым багрово клубятся выхлопные газы "бобика": - Тут, кстати, председатель нашей комиссии ошивается. Тебе, наверное, следует...
      Я сам знаю, что мне следует.
      - Оставляю нашу Прекрасную Даму на твое попечение. Не попадайтесь на глаза командиру и вообще никуда стегала не уходите.
      Авось в суматохе Элли не заметят. Не хочется начинать со скандала.
      Председатель разговаривает о чем-то с двумя спасателями. А какой-то чудак в осеннем пальто и тонкой вязаной шапочке "петушок" тянет в темноту упирающегося Бранникова. Вывел за границу освещенного фарами машин сектора и показывает ему что-то на крыше, как раз над освещенными окнами.
      - Позвольте представиться: Полиномов Павел Андреевич, главный эксперт комиссии по расследованию, - говорю я председателю, воспользовавшись паузой в его беседе со спасателями. Те, словно испугавшись чего-то, сразу же исчезают в темноте. Председатель снимает почему-то не перчатку, а очки, и протягивает мне руку.
      - Сапсанов, Анатолий Михайлович.
      Я тоже не снимаю перчатку. Когда мороз за двадцать, некоторые правила этикета вымерзают, словно нежные плодовые деревья.
      - Вы только что прибыли? Нехорошие дела тут творятся, - говорит Сапсанов, не давая мне ответить на свой же вопрос. - Двух женщин сегодня вечером увезла "скорая" с непонятно каким диагнозом. Тоже пытались пройти, - машет он рукой в сторону корпуса. - Я говорю командиру спасателей: "Не повторяйте ошибок, поберегите ладей". А он в ответ: "Риск наша работа". Разве так можно?
      Две последние фразы Сапсанов произносит намеренно громко, чтобы стоящий невдалеке Бранников их тоже услышал.
      - Мы - спасатели, - тотчас отзывается из темноты командир "героев". И в первую очередь думаем о людях, которым грозит опасность, а уж потом о себе. Сколько те, что остались в корпусе, без воды? Четвертые сутки? А если они еще и без сна? Каждая минута на счету. Не будем больше об этом. Вы лучше подойдите сюда, посмотрите. Может, я ослеп?
      Мы и без приглашения подошли уже почти вплотную.
      - И что нужно увидеть? - интересуюсь я. - Ведьму на помеле?
      Чудак в осеннем пальто открывает было рот, но Бранников поспешно, чуть ли не ладонью, останавливает его,
      - Не говорите! Чтобы чистоту эксперимента не нарушать. - И, повернувшись к нам, требует: - Смотрите на крышу над окнами и выше.
      Мы дружно, словно скворчата в гнезде при подлете родителя, задираем вверх головы. В тусклых бликах ночного города скорее угадываются, нежели наблюдаются тяжелые, беременные снегом тучи, едва не задевающие крышу корпуса. И больше - ничего. Заслонив ладонью освещенные окна, я еще раз всматриваюсь в темноту. Все равно пусто.
      - Я ничего не вижу, - сдается Сапсанов.
      - Я тоже. А что видите вы? - спрашиваю я у морозостойкого чудака. Мало того, что пальто осеннее - так он еще и без шарфа!
      - Тускло светящийся эллипс, как раз над окнами, примерно на ладонь выше крыши, - поясняет он обиженно. - Неужели у вас настолько атрофировалось внутреннее зрение, что вы даже этого не видите?
      Голос чудака мне знаком. Да это же... Ну конечно, спасатель, травивший в самолете про полеты на Марс и элементарность телекинеза. Они, кстати, все просто помешались на предстоящей марсианской экспедиции. Один воображает, что уже побывал там, другой повторяет имена спутников Марса...
      - Нет, не видим, - подводит черту командир "героев" и вдруг исчезает, словно выпущенная из лука стрела. Через секунду его ругань раздается откуда-то из-за автомобилей:
      - Кто пропустил? Не зона, а проходной двор!
      Я проскальзываю между машинами. В свете фар маячит фигура Бранникова, обремененная чем-то объемистым. Похоже, он какой-то мешок несет на правом плече, облапив его двумя руками.
      - Пусти! Руку сломаешь, медведь! - слышится глухой, словно из-под одеяла, голос Элли.
      Гриша стоит рядом со мною и, отряхивая с шубы снег, оправдывается:
      - Шальная баба... Заговорила мне зубы, а сама шасть за машины... Я следом, да поскользнулся...
      Бранников подходит к нам, аккуратно, как только начавшую ходить малышку, ставит Элли на ноги и, не отпуская рукав ее шубки, машет своим.
      Мгновенно подлетают два молодца, тактично ждут, пока Элли вытрет платочком слезы и носик.
      - В автобус, и глаз с нее не спускать! - сурово приказывает командир "героям".
      - Там мой муж! - оправдывается Элли, но спасатели, подхватив ее под руки, мягко и неумолимо уводят в темноту.
      - Тоже мне, декабристка выискалась, - ворчит Бранников, и в голосе его слышится откровенная зависть. - Вы, кажется, в гостиницу хотели? Пошли!
      Мы шествуем прямо через сквер, и я стараюсь попадать в следы впереди идущих спасателей. Ноги замерзли так, что я их уже почти не чувствую.
      - Ну, а ты что узнал? - спрашивает идущий рядом Гриша.
      - Немного. Пеночкин перестал делиться своими планами даже с любимой женой. Но прошлый опыт учит: там, где появляется наш давний знакомый, начинает действовать простенькое уравненьице: Компьютеры плюс Пеночкин равняется Опасность.
      - Ты думаешь, это он?
      - Конечно. Последствия счастливизации ты видел. Да еще возле компьютеров трое счастьем маются...
      Глава 14
      Для работы комиссии руководство института отвело большую светлую комнату, уставленную письменными столами, с видом, кстати, на злополучный седьмой корпус. Только не с той стороны, где даже днем тускло и зловеще светятся окна, а с противоположной. В комиссию, кроме нас с Гришей, входят еще человек десять: один из конструкторов нейрокомпьютера "Мудрец", замглавврача городской больницы, представители прокуратуры, милиции, пожарных и даже экстрасенс! Тот самый, что летел с нами в самолете. Никакой он, оказалось, не спасатель. А Сапсанов - из комитета по вычислительной технике и информатике. Как издавна принято, расследует причины аварии ставленник главного ее виновника. Молодец, Крепчалов, вовремя подсуетился!
      Собравшись у больших, в полтора человеческих роста, окон, комиссия во главе с председателем наблюдает сквозь незамерзшие прогалинки за вертолетом, то зависающим над крышей седьмого корпуса, то взмывающим ввысь, а я тоскливо сжимаю кулаки.
      Паноптикум какой-то, а не комиссия. И вовсе не правительственная, как сулил Витек. Зачем я ввязался в это дело? Точнее, зачем Витек выпихнул меня из Москвы? Чтобы, воспользовавшись вирусом "шизо", разворошить "осиное гнездо"? Он давно на моих вирусогенов зубы точит. Собирай их потом по всей стране. Сколько бед натворят...
      Вертолет в очередной раз снижается, поднимая с плоской крыши облако снежной пыли. Из облака вылетает, рассыпая искры, красная ракета, вертолет поднимается на десяток метров, скользит вдоль корпуса, снова снижается. В моменты подъема видна болтающаяся под брюхом желто-синей стрекозы веревочная лестница с маленькой оранжевой фигуркой на нижних ступеньках.
      - А почему Бранников сам летает, аки баба Яга в ступе? - тихо спрашивает стоящий рядом со мной Гриша. - Командир должен руководить, а не работать вместо рядовых исполнителей, и уж во всяком случае не лезть туда, где опасно.
      Молодец. Чувствуется моя школа. Я, как возглавил Корпорацию, не уставал вбивать в головы своему "офицерскому корпусу" эту очевидную мысль. Имея в виду явно - их, неявно - самого себя. Но Гриша, кажется, принял эту максиму за догму.
      - Для командира риск невелик. Почувствовав границу "инферно", он сразу же пускает ракету, дублирует команду по рации, и вертолет поднимается. Любой из "героев", дабы не сочли трусом, спускался бы гораздо ниже, рискуя попасть потом в больницу.
      - А Бранникову разве не надо доказывать собственную храбрость?
      - Нет. Он уже не раз делал это, иначе не стал бы командиром. Теперь он должен доказывать другое: что умеет удержать своих "героев" от ненужного риска.
      - Что же он вчера их не удержал?
      - Ни один человек в мире не мог бы убедить вчера ни одного из спасателей, а тем более Бранникова, что существует беспричинный страх, который они не смогут преодолеть.
      - А на лестнице он прохлаждается... ага, чтобы пилот не попал нечаянно в "поле ужаса" и не попытался, ошалев от страха, взлететь выше стратосферы...
      Гриша смущенно сгребает в кулак бороду, как обычно, когда ляпает с умным видом что-нибудь очевидное.
      - Я всегда знал: охотникам на вирусов смекалки не занимать! восхищаюсь я его сообразительностью.
      К нам подходит экстрасенс. На нем поношенный серый пиджак, черные брюки и клетчатая фланелевая рубашка с узким галстуком. Понятно: комиссия дело серьезное, можно даже сказать, официальное, потому и галстук.
      - Вы и сейчас ничего не видите? - спрашивает он тихим трагическим голосом.
      - Как это? Вертолет видим, спасателя видим и, по-моему, даже экстрасенса Мартьянова видим! - сердечно улыбается Гриша. Я подтверждаю его слова легким кивком головы.
      - Значит, не видите, - жалеет нас экстрасенс и отходит поближе к окну.
      - Значит, не употребляли с утра, - передразнивает его Гриша и трагически вздыхает.
      Вертолет исчезает за корпусом семь, высаживать продрогшего до костей Бранникова, а майор-связист, рисовавший что-то в блокноте, удовлетворенно хмыкает:
      - Так я и думал. Поле страха имеет форму эллипсоида вращения с центром примерно в той точке, где находятся компьютеры.
      Уважаемые члены комиссии, отлипнув от окон, окружают майора с его нехитрым рисунком. Подумаешь, открытие сделал. Сфера или эллипсоид - какая разница? Главное, что корпус семь полностью лежит в его пределах и, таким образом, недоступен ни сверху, ни с боков, ни снизу. Через подземные коммуникации спасатели пытались пройти еще ранним утром, до прилета вертолета, К счастью, "скорая" никого на этот раз не увезла. Уж есть какой-то опыт. Не в преодолении беспричинного страха, а в своевременном определении его первых симптомов.
      - Продолжим, господа? - говорит Сапсанов. - Мы должны заслушать сегодня свидетельства инженеров-электроников.
      Комиссия заседает второй день, но сделали они немного. К тому же сегодня, после бессонной ночи, только после обеда и начали толком работать. Вчерашние протоколы я полистал: фамилии инженеров, оставшихся в машзале, кроме Пеночкина - еще двое, точное время, когда поднялась первая волна страха, да что произошло дальше... Ничего существенного, строго говоря, и не произошло. Несколько смельчаков, во главе с директором НИИ, пытались пройти в корпус семь, но с позором бежали, одну женщину (а не двух, как уверял вчера Сапсанов), пытавшуюся спасти сына, увезли в больницу, после чего у корпуса выставили охрану. А компьютеры работают, все три. Входящий в комиссию пожарник хватается за голову: не дай бог пожар - сгорит на миллионы, а подойти к корпусу нельзя. Уже, я знаю, созванивался с областью, выяснял, можно ли в случае чего использовать пожарную авиацию. Глупость, конечно. Ну, зальют они крышу, а толку-то? Она, конечно, простоит некоторое время, пока внутренности не выгорят, но потом все равно упадет. Нужно просто отключить в корпусе семь электроэнергию. Но распределительный щит именно в корпусе семь и расположен! А отключать подстанцию руководство института не разрешает; у них какой-то непрерывный цикл еще не закончен, убытков было бы - на сотни тысяч.
      - Следующим у нас будет завсектором... - Сапсанов сдвигает на лоб очки, смотрит на выуженный из портфеля список, но, прежде чем назвать фамилию, включает лежащий на столе диктофон. Все понятно: этими кассетами он собирается собственную задницу прикрывать, когда с него начнут спрашивать за неэффективную работу комиссии. А он им - километры магнитофонной ленты. Разбирайтесь, господа судьи, можно было на основании этой информации принять грамотное решение или нет. Конечно же, нет. Потому что ключевых данных на кассетах как раз и не окажется.
      - Минутку! Разрешите вначале мне пару слов!
      Экстрасенс вскакивает со своего стула у окна и, не дожидаясь приглашения, спешит к столу председателя.
      - Позвольте, у нас регламент! - пытается возражать Сапсанов, но Мартьянов уже стоит рядом с его столом и, зябко сложив перед грудью ладони (все-таки и его холод достает), поучает:
      - Мы с вами напрасно теряем время. Никакие опросы специалистов ничего нам не дадут. Проблема лежит совершенно в другой плоскости, точнее в другом измерении. Если бы вы владели даром экстрасенсорного восприятия, то для вас так же, как и для меня, было бы совершенно очевидно, что над корпусом семь висит тарелка.
      - Что-что? - удивленно спрашивает военный.
      - НЛО, в просторечии - летающая тарелка, или АЯ, то есть аномальное явление, - спокойно поясняет Мартьянов.
      - Позвольте, вы ее что... и сейчас видите? - спрашивает майор таким тоном, словно Мартьянов вещает не о зеленых человечках с летающих тарелок, а о белогорячечных (тоже зеленых, как правило) чертиках.
      - Столь же отчетливо, как вас, - отвечает экстрасенс с таким достоинством, что пристыженному майору только и остается, что развести руками,
      - Я понял, в чем дело, - громко шепчет Гриша. - Эта летающая супница пытается похитить нашего Пеночкина как величайшего гения Вселенной, надеясь извлечь из его способностей неописуемую пользу.
      - Бедные зеленые человечки! Эта будет их последней ошибкой! мгновенно откликаюсь я. - Совершать остальные будет уже просто некому.
      - Так вы считаете, что виновник аварии - НЛО? - пытается понять экстрасенса председатель.
      - Никакой аварии, в сущности, нет. Компьютеры прекрасно работают и выдают всю интересовавшую нас, вернее, создателей "Тригона", информацию. Но считывают ее, то есть изучают наше будущее, не оставшиеся возле компьютеровсотрудники, а- -экипаж НЛО. И, видимо, гуманоиды будут весьма благодарны людям за предоставленную возможность. Теперь им не придется посылать многочисленные аппараты для наблюдения за нами и корректировки нашего развития. Все нужные данные они получат от "Мудрецов", а может уже получили, и сейчас уточняют результаты моделирования точечных воздействий. Их, с учетом полученной уникальной информации, будет нужно совсем немного.
      - Точечных - чего? - просит уточнить майор.
      - Воздействий, - охотно поясняет Мартьянов. - Для изменения если не направления, то во всяком случае темпов развития нашей цивилизации достаточно, в общем-то, совершенных пустяков. Не будь у Наполеона сильнейшего насморка во время решающего сражения, не отдай он всего лишь одного ошибочного приказания - и мир сейчас мог бы быть совершенно иным. Но это общеизвестно.
      Гриша возмущенно фыркает.
      - Прошу вас, давайте более конкретно, - требует председатель. Допустим, это действительно НЛО. Что мы должны делать?
      - Я уже спрашивал у рамки. И она ответила вполне однозначно: ничего!
      Гриша прыскает в бороду.
      Члены комиссии не выдерживают.
      - То есть как?
      - А люди?
      - У кого вы спрашивали?
      - Хватит ерундой заниматься! Председатель! Зовите специалистов!
      Мартьянов невозмутимо достает из внутреннего кармана пиджака изогнутую буквой "Г" металлическую спицу и что-то тихо говорит. Спица тотчас, словно пушкинский петушок, поворачивается и ударяет экстрасенса в подставленную ладонь левой руки.
      - Вот видите! Ничего делать не нужно! - радуется подтверждению Мартьянов.
      - Шарлатан! - отчетливо говорит военный.
      - Отнюдь нет, - ни капельки не обижается Мартьянов. - У вас, кстати, с печенью не все порядке, после заседания подойдите, пожалуйста, я вас вылечу. Бесплатно.
      Майор, судя по реакции, сражен наповал. Смотрит на Мартьянова остекленевшим взглядом и молчит. На остальных это тоже подействовало. Понятно, у каждого есть какие-то болячки, причем куда более достоверные, нежели НЛО.
      - Да, но там остались люди!
      Мартьянов тихо советуется с рамочкой. Дважды она бьет его по ладони, а потом отклоняется в другую сторону и, словно ствол дуэльного пистолета, целится прямо мне в переносицу. Поскольку мы с Гришей сидим близко от председателя, я совершенно отчетливо вижу, что это не спица, а тонкостенная трубочка.
      - С людьми ничего плохого не случится. Они сейчас временно отключены от реальности. Послезавтра тарелка улетит - и они придут в себя. Правда, помнить ничего не будут. А так - все в порядке.
      - Значит, уже послезавтра мы узнаем свое будущее?
      - Мы? Нет, не узнаем. Ни послезавтра, ни через неделю, никогда. Вся информация о будущем будет уничтожена, и "Тригон" станет просто тройкой заурядных суперкомпьютеров. Или даже...
      Мартьянов шепчется о чем-то с рамкой, она ударяет его по левой ладони, и экстрасенс уточняет;
      - И даже не компьютеров, а просто полупроводниково-оптического металлолома.
      - У вас все? - с надеждой спрашивает Сапсанов.
      - Да. Я знал, что вы мне не поверите, но счел своим долгом... Теперь совесть моя чиста. - Мартьянов, не обращая внимания на ехидные улыбки, возвращается к окну, долго скрипит стулом и, наконец, застывает в позе "скромность и достоинство".
      - Тебе что, не смешно? - тычет меня в бок Гриша.
      - А ты смог бы стоять на своем, зная, что это вызовет только смех и улыбки? - невежливо отвечаю я вопросом на вопрос, и Гриша перестает улыбаться. Но, поразмыслив, добавляет:
      - Смог бы. Если бы знал наверняка, что уже сегодня вечером половина из насмешников придет ко мне на диагностику. И тогда уже я буду над ними посмеиваться - втихаря, конечно.
      - Внимание, господа! - хлопает в ладони Сапсанов. - Продолжаем опрос специалистов. Слушаем завсектором обслуживания ВК Вячеслава Борисовича Бирюкова.
      Завсектором - толстый, лысоватый и усатый мужчина лет сорока начинает долго и путано объяснять, как они приспосабливали "Мудрецов" к решению "нестандартной", как он выразился, задачи.
      - В какую-либо компьютерную сеть комплекс был включен накануне аварии? - пытается Гриша сразу ухватить быка за рога. Молодец. Моя школа: не отвлекаясь на детали, сразу переходить к главному. Я ему вчера не сказал, что источник вирусной инфекции, возможно, находится в Озерце. Но он, похоже, и сам проинтуичил.
      - Нет, конечно, - уверенно отвечает Бирюков. - До сдачи в аренду "Тригон" был соединен с ближайшим узлом сети "Невод", но после того, как мы начали его достраивать, сертификат на включение в сеть, естественно, потерял силу.
      - Ты чего? - испуганно спрашивает меня Гриша. - Застыл, словно изваяние, и глаза какие-то... остекленевшие.
      - Все в порядке. Медитирую.
      Я снова начинаю дышать и даже улыбаюсь - ради Гриши, чтобы он не переживал за меня.
      Так, значит, родина вируса "шизо", поразившего сети, - вовсе не Озерец? Во всяком случае, не ВК "Тригон". Но тогда что я здесь делаю? Вместе с Гришей, лучшим охотником Корпорации? Получается, нас просто выключили из игры?
      - Для чего вам понадобилось в десять с лишним раз увеличивать количество каналов обмена между компьютерами?