– Ладно, – великодушно соглашаюсь я. – Хотя это и не дело. Я в «Спутнике» остановился, если как-нибудь позвонишь – буду рад встрече. Поболтаем, молодость вспомним. Там, кстати, и ресторанчик неплохой.

– Я бы пригласил тебя к себе, но у меня сейчас... В общем, не получается. Извини. Ты еще долго у нас пробудешь?

– Дня три-четыре. Остальные узлы «Эллипса» проинспектирую – и домой, к жене-детям. Ты мне все-таки дай свой адресок. Вдруг твоя помощь срочно понадобится...

Безотказный «петушок» заглатывает очередную порцию информации. Тепло попрощавшись с Петей, я сбегаю на первый этаж и, поводив пропуском перед полусонными глазами вахтера, выхожу на тихую ночную улицу. Пройдя десяток шагов, поворачиваюсь спиной к несуществующему ветру и закуриваю. Молниеносный взгляд на освещенные окна ВЦ... Так я и думал. За длинными желтыми портьерами маячит неясная тень. Петя, видимо, хотел помахать мне на прощание рукой, но забыл отдернуть занавеску.

Неторопливой походкой свернув за угол, я – только что не с низкого старта – мчусь к «вольвочке». Плюхнувшись на переднее сиденье, хватаю с заднего кейс со «Спутником» и лихорадочно подключаю его к автомобильной сети. Теперь – подсоединить «стукача» и отыскать во втором кейсе дискету с нужной программой. Быстрее, быстрее... Сердце колотится так, словно я не в уютном кресле «вольвочки» сижу, а бегу по мокрым опавшим листьям в осеннем лесу, рискуя при каждом следующем шаге упасть и свернуть себе шею. В руке у меня – «вертикалка», а впереди слышен заливистый лай собак. Хотя нет, по-другому. Как будто я пришпориваю закованного в броню коня и медленно опускаю длинное тяжелое копье, а впереди... На дисплее «персоналки» наконец высвечивается текст.

(23.55) при этом считается, что > проблема < >> вопрос << экспериментальные результаты в ближайшие годы > проверен < получены быть не > может < могут вследствие непомерно большого числа > многовходовых логи< нейроноподобных логических (23.56) элементов, требующихся, по мнению большинства авторов, для >адекват< эмпирической проверки (порядка 1010 4) и (23.57) еще большего числа связей между ними (до 1015 по оценкам авторов работ [5,6]) (23.58)

Ага, «Спутник» выдал не только окончательный вариант, но и зачеркнутые Петей слова. А также – в круглых скобках – текущее время. Ну, Пеночкин, положим, не Пушкин, так что изучать ход его гениальной мысли мне ни к чему. Это мы исправим легко, одним-единственным нажатием клавиши. А вот время... Время, пожалуй, оставим. И вот что любопытно: за две минуты до полуночи Петя прекратил работу над статьей, набрал код входа в систему и ввел в нее то ли программу, то ли сообщение, то ли черт знает что в виде последовательности чисел:

42.83.17.61.21.84.60.11.62.90.00.89.58.62.38.53.19.46.90.45.73.36.63.28.27.11.33.10.00.19.27.21.53.43.61.25.21.46.

Введя в систему эту абракадабру, Пеночкин снова вывел на дисплей только что прочитанный мною текст и продолжил работу над статьей:

(00.06) Нам эти оценки по причинам, подробно рассмотренным в работе [7], представляются весьма завышенными. Кроме (00.07) того, за счет значительного отличия скорости обмена информацией (00.08) в моделируемом (00.09) (00.10) «объекте» (00.11) и в современных локальных компьютерных сетях, достигающего четырех-шести порядков, возможно значительное уменьшение требуемого числа физических каналов обмена. Принципы создания пакета прикладных программ (ППП), позволяющего на практике реализовать указанную редукцию, рассмотрены нами ранее в работе [8].

На этом текст обрывался. Видимо, именно в этот момент Пеночкин закинул руки за голову да так и сидел, пока я к нему не подошел. Обдумывал следующий перл своей статьи. К сожалению, из перехваченного текста трудно понять, какой же именно «объект» oн собирался моделировать. И почему это слово заключено в кавычки? Продумал он над ним, кстати, почти четыре минуты. М-да. Можно, конечно, поразмышлять над всем этим и даже догадаться со временем, что именно он там собрался моделировать, но для решения загадки вируса ведьм я новых данных не получил. Вот если бы удалось прояснить назначение той цифири, которую Пеночкин запулил в «Эллипс» как раз накануне полуночи... Но выборка слишком короткая, и – ни единой зацепки. Ни адреса получателя, ни какого-нибудь служебного знака... Может, второй «стукач» выловит что-нибудь более существенное?

Отключив «Спутник» от аккумуляторов «вольвочки» (хорошая «персоналка», но уж больно прожорлива!) и ругая себя за то, что позволил Грише и Юрику спать в такое горячее время, я вывожу на дисплейчик «петушка» номер телефона ГИВЦа и, сорвав трубку с радиотелефона, лихорадочно нажимаю нужные кнопки.

– Аллееууу! – отвечает приятный баритон.

– Эй, орлы, что у вас там с обменом? «Эллипс» опять впал в прострацию? У меня что-то задачка не идет.

– Дык начало первого же! У «Эллипса» в это время – сексуальный час. Ты что, первый раз замужем? – ехидничает мой собеседник. Фу-ты, грубиян!

– А во сколько он начался, не засекли? Никак не пойму, прошла моя задачка или нет.

– Минут пять назад. Не по расписанию сегодня. А ты чей будешь, сынок? Что-то мне твой тенорок незнаком... Не с «Кометы» случаем?

– С Луны я, с Луны. Только вчера свалился, – отвечаю я и аккуратно кладу трубку. Ну что же, на ловца и зверь бежит. Охотнику, впрочем, тоже не годится стоять на месте.

– Ключи от дома забыл, – объясняю я на ходу встрепенувшемуся вахтеру и через ступеньку взбегаю на третий этаж. Но перед самой дверью останавливаюсь и делаю пять дыхательных циклов по особой методике: вдох короткий, выдох длинный, чтобы снять излишнее возбуждение.

Кодовый замок, как я и ожидал, с предохранителя снят. А если еще и нижний закрыт на ключ? Отмычки в арсенале охотника на вирусов не предусмотрены... Если так – ударом «сезам» устранить препятствие – и бегом в машзал, не давая опомниться...

Дверь, однако, легко открывается. Эх ты, конспиратор, даже код не изменил... Быстро и бесшумно я прохожу коридорчик, заглядываю в машзал... И вижу то, что ожидал увидеть. Все светодиоды «перегрузка» полыхают отчаянным малиновым светом. Прекрасно. Теперь – в операторскую. На секунду приостановившись, чтобы расстегнуть кобуру инъектора.

Вот так, милая Элли, вот так. Работа у меня такая. Нужно быть ко всему готовым. Жаль, что ты сейчас меня не видишь. Тебе должны нравиться мужчины, способные проявлять решительность в сложной обстановке. Они всем женщинам нравятся. Потому что и сами вы для нас – сложная обстановка. В первую ночь, по крайней мере.

Открыв дверь в операторскую, я вдруг слышу женский голос. Очень похожий, кстати, на голос Элли. Слов из-за шума вентиляции я разобрать не могу и от неожиданности останавливаюсь, забыв придержать дверь. Она громко хлопает. Пеночкин резко оглядывается и начинает лихорадочно набирать на клавиатуре «Нестора» какую-то программу. Да еще, кажется, бормочет себе под нос ругательства. Жаль, что «стукач» их не зафиксирует.

Я медленно иду к Пете, вперив глаза в пол. Не забывая, впрочем, время от времени поглядывать на его дисплей. Не слишком ли быстро я приближаюсь? Успеет ли он продиктовать «стукачу» все свои секреты? В момент, когда текст исчезает, словно стертый невидимой тряпкой, я лениво смотрю на дисплейчик «петушка», засекая время.

– Ты чего вернулся? – спокойно спрашивает Пеночкин.

– Ключи от машины где-то оставил. От квартиры в кармане, а от средства передвижения – увы! Тебе под руку не попадались?

– Ни под руку, ни под ногу. Может, ты их в дисплейном классе забыл?

– Там я уже смотрел.

Миновав столик с «Нестором», я наклоняюсь, срываю с задней стенки «Нестора» «стукача» и радостно объявляю:

– Да вот же они! Видать, сорвались с общего кольца, пока я их на пальце крутил.

А теперь, когда «стукач» занял свое место в боковом кармане пиджака, можно задать вопрос «в лоб».

– Слушай, Петя, я уже тебя спрашивал... По дороге сюда я заглянул в машзал, и мне показалось странным...

– А, ты вот что имел в виду! – широко улыбается Пеночкин. – Было дело, было! Временами систему обмена так лихорадило, что я боялся, оптические кабели расплавятся!

– А теперь что? Не лихорадит?

– Нет! – торжественно объявляет Петя. – Десять

минут назад я наконец-то выяснил, в чем корень зла. Оказывается, у меня была одна весьма нетривиальная ошибочка в протоколах обмена. Два месяца я пытался ее найти – и только сегодня понял что к чему.

Возможно, все так и есть. Хорошо бы. Гора с плеч – гораздо приятнее, чем голова с того же самого места. Не следовало все-таки умножать число сущностей сверх необходимого. Но радоваться вместе с Петей я не спешу. Профессиональная привычка. Да и непонятные числа, запущенные триумфатором в «Эллипс» за минуту до приступа, меня все-таки беспокоят.

– А в чем она заключалась, ты не мог бы пояснить? Показать, так сказать, на пальцах?

– В принципе... Отчего же.., – усиленно мигает Петя. – Объяснить в двух словах или показать на трех пальцах, конечно, можно. Но нужно ли? Ошибка исправлена, в «Неводе» все равно совсем другая система обмена... Давай не будем, Ладно?

Значит, обиделся-таки. А сразу виду не подал...

– Да не могу я отсрочить его запуск, не могу! Я – всего лишь мелкий клерк в Управлении, и не в моих силах… – начинаю я было утешать Петю и, словно споткнувшись, замолкаю на середине фразы. До меня, наконец, доходит, какую фигуру он мог бы показать мне на трех пальцах.

Пеночкин, уперев ладони в бедра и широко расставив локти, смотрит на меня своими близорукими глазами, чистыми и невинными, и я начинаю сомневаться, правильно ли...

– Ты тоже не обижайся, – расставляет он точки над «и». – Я собираюсь патент взять на бесконфликтную систему обмена. И до поры – до времени мне не хотелось бы... разглашать...

Чтоб тебя! Значит, я все понял правильно. Да кто ты такой, подшучивать надо мной?

– Что же ты не доложил по инстанциям, как положено? И даже в журнале дежурного ни единой отметки не сделал! Нехорошо! – упрекаю я Петю.

– Победителей не судят! – ухмыляется он, нагло подмигивая и нахально закидывая руки за голову.

– Еще как судят! Завтра же напишешь объяснительную на имя начальника Управления. По журналам соседних «вэцэ» мы выясним, сколько «Эллипс» простоял по твоей милости, и предложим возместить ущерб!

Руки Пеночкина медленно сползают на колени, лицо вытягивается. Еще раньше с лица слетает игривая улыбка – словно фуражка с головы дуэлянта, сбитая метким выстрелом.

– Ладно, не злись. Сам виноват. Прикатил из столицы на роскошном авто, с какими-то особыми полномочиями, и начал тут выставляться перед провинциалами. Конечно, нам тоже хочется показать, что и мы не лаптем щи хлебаем. Нормальная защитная реакция... Я – честное слово! – не могу пока ничего тебе объяснить. И по каким причинам не могу – тоже не хочу говорить. Я все понял, «Невод» должен быть, кровь из носу, запущен в заданный срок, и ничего с этим не поделаешь. Придется отложить мою задачку до лучших времен... Давай лучше чайку отопьем, а? У меня есть полпачки китайского с жасмином...

– Спасибо, не хочется. Я лучше поеду в гостиницу да отосплюсь. Собачья работа... Так ты уверен, что сбоев больше не будет?

– Абсолютно. Если где и будет отказ, то не из-за ошибки в протоколе обмена!

– Ну ладно. Тогда я пошел. Извини, но третья бессонная ночь подряд... Еле на ногах стою!

На этот раз мы прощаемся гораздо холоднее, чем накануне. Вот уже не думал, что Пеночкин так завистлив...

Я медленно еду по ночным улицам в сторону центра. Свет фар выхватывает из темноты то обшарпанный газетный киоск, то безумные глаза кошки, которая гуляет сама по себе. Плавная музыка, плавное движение машины... Хорошо. Я люблю эти минуты, когда трудная работа закончена и можно немного расслабиться. М-да... Петя Пеночкин... Задал ты нам хлопот. И это оскорбительное недоверие... А ведь объяснительную тебе писать все равно придется. С подробным изложением сделанной ошибки. «Невод» – это тебе не бреденек, лягушек в пруду пугать. В его ячейках ни одной темной клеточки быть не должно. Придумал что-то толковое – получишь и патент, и премию. Я не злопамятен. Ну, а ежели виноват – вот вам счет! Тоже получишь все, что полагается.

В гостинице, сняв пиджак и скинув туфли, я включаю в розетку «Спутник» и подключаю к нему второго «стукача». Посмотрим, посмотрим, что там за ошибка была и как Петя ее устранил. Если он работал на своем терминале, конечно, а не уходил куда подальше.

В дисплейный класс, например. Чувствительность приборчика мизерная, зато избирательность отличная. Но иначе бы он не смог работать при таком уровне помех.

Чтобы лечь спать со спокойной совестью, я должен убедиться: все, что сказал Пеночкин, соответствует действительности. Вот это, наверное, и есть профессионализм. Когда не упускается ни единая возможность. И когда никому не веришь на слово, даже бывшему однокурснику. Не потому, что в каждом подозреваешь вирусогена. Просто в порядке защиты от возможного непрофессионализма коллег.

Наконец, на жидкокристаллическом дисплее начинают появляться цифры, словно написанные рукой виртуозного каллиграфа:

98.01.42.01.16.90.09.14.84.87.92.76.76.52.66.75.92.54.84.14.40.04.16.34.32.52.26.91.96.14.41.12.10.01.18.46.94. 63.52.61.

Я ошалело смотрю на дисплей. Ничего себе корректировка протоколов обмена! То-то я удивился, что ему так быстро удалось справиться. Больше всего это похоже на шифровку. «Сезам, закройся. Верблюд идет на восток. Али-баба». Или: «Инспектор Полиномов становится опасным. Ликвидировать немедленно. Крёстный».

А дальше – пустые строчки. Одна, другая... десятая... Проклятие! Пеночкин все-таки догадался, что я не рядовой инспектор и не любопытства ради кручусь возле его «Нестора». Что он сделал? Перешел в дисплейный класс? Снял «стукача» с задней стенки, а перед самым моим приходом поставил на место? Нет, нет... Я ведь вернулся неожиданно для него. Недаром он так задергался. Тогда почему дисплей пуст? Сорок первая, сорок вторая...

М-да. На чем-то я прокололся. И самое скверное – не понимаю, на чем. Да еще и так глупо засветился в конце... Понадеялся на «стукача», решил, что уже шах и мат. Восемьдесят шестая, восемьдесят седьмая...

Теоретически все было сделано правильно. Я «ушел» и развязал Пете руки – только для того, разумеется, чтобы тщательно пронаблюдать, что он станет ими делать.

И он действительно затеял какую-то возню. И приступ с «Эллипсом» имел место, к тому же вне расписания, и какие-то числа попали на мой дисплей. А потом, как и замышлялось, я поймал Пеночкина «на горячем». По всем канонам он должен был запаниковать и наделать глупостей. Которые должен был аккуратненько зафиксировать «стукач». И у него ведь действительно руки тряслись. А вот насчет глупостей... Где же они? Кассета на исходе, а экран чист. Неужели приборчик отказал? Да нет, он бы просигнализировал о неисправности...

Вот оно!

Я подскакиваю на стуле и впиваюсь глазами в экран. 42.83.17.61.21.84.60.11.62.90.00.89.58.62.38.53.19.46.90.45.73.36.63.28.27.11.33.10.00.19.27.21.53.43.61.25.21.46.

А дальше – опять пустые строчки. Дождавшись конца микрокассеты, я смотрю на часы. Да, в это время я уже стоял за спиной у Пеночкина. Именно эти цифры он и нажимал поспешно на клавиатуре. И это – вся полученная мною информации? После чего я «засветился», а Петя сказал, что приступов больше не будет?

Я вскакиваю со стула и начинаю ходить по диагонали комнаты. Три метра туда, три обратно...

В том, что у Пеночкина рыльце в пушку, – сомнений больше нет. Но это – единственный результат, полученный нами за двое суток работы. Если не считать трех шифрограмм, очень коротких и потому практически недешифруемых. А что происходит в «Эллипсе» во время приступов? Куда сбрасывалась информация, пока мой «стукач» ловил пустоту на дисплее Пеночкина? Вряд ли теперь мы это узнаем. Вирусоген затаился, предварительно уничтожив следы. Ищи теперь ветра в поле...

Я ложусь ничком на кровать, не раздевшись и даже не сбросив тапочек. Так что будем делать, рыцарь печального образа? Дракон исчез, надев шапку-невидимку и оставив после себя только смрадное воспоминание.

Работать я буду, вот что. Это – самое надежное средство от неудач. Работать, пока или не свалюсь замертво, или не рассею злые чары.

Рывком соскочив с кровати, я бросаюсь к чемодану и достаю из него предмет ненависти администраторов всех гостиниц – кипятильничек. И пару аэрофлотовских пакетиков растворимого кофе. Приходится нарушать. Но кто бы помог мне взбодриться в четвертом часу утра? Разве что Элли... Прекрасная Дама, не пожелавшая отереть кровь и пот с чела поверженного рыцаря. Что делать... Они благосклонны лишь к победителям...

Прихлебывая ароматную густо-коричневую жидкость, я пересчитываю цифры в сообщениях. В первом их 76, во втором 78, в третьем тоже 76. Четные числа. Логично предположить, что каждым двум цифрам соответствует одна буква. Или какой-то другой символ. Тогда букв в сообщениях соответственно 38, 39 и 38.

Странно, что в двух сообщениях одинаковые количества букв. Вероятность такого совпадения невелика. Если только...

Сравнив цифры в первом и третьем сообщениях, я чуть не падаю со стула. Это называется – вышибли из седла. Только-только я на него вскарабкался...

Значит, шифровок было всего лишь две. Но первую Петя зачем-то повторил дважды. И количество знаков, имеющихся в моем распоряжении – на треть меньше...

Я смотрю на шесть строк с цифрами, и какое-то новое смутное чувство возникает во мне. Не то тревоги, не то радости... А вернее, оба чувства одновременно. Хотя так и не бывает.

Итого в двух, как выяснилось, сообщениях 77 знаков. Включая пробел между словами. Не густо...

Сделав большой глоток оставшегося кофе, я откидываюсь на спинку стула. В памяти вдруг всплывает: квартира с высокими потолками в доме на центральной улице маленького городка, с одной стороны у него 4, с другой 5 этажей; две смешливые девчонки, две закадычные подружки, живущие в нашем подъезде... Да-да, о них, хоть они и были девчонками, вполне можно было так сказать: закадычные. Исключение, которое проверяет правило. Никогда они не ссорились, не ябедничали и, что совсем уж невероятно, ни в чем друг дружке не завидовали. Я с ними, как говорится, «водился». Было нам тогда лет по 12—13. Мы как раз прочли «Пляшущих человечков» и начали обмениваться шифрованными записками. Разгадывать их, не зная ключа, – увлекательнейшее занятие! И, как мне тогда казалось, чрезвычайно серьезное. Наверное, потому, что в этих девочек я был по уши влюблен. Вначале в одну, потом в другую. Вторая, правда, так никогда и не узнала об этом...

Мне вдруг неудержимо хочется курить. Делать этого нельзя, я на два часа утрачу свою уникальную способность засыпать в любое заданное время, и все-таки я открываю пачку «Мальборо».

Так вот откуда это горько-сладкое чувство... Первая любовь. Ни разу больше это чувство не повторялось. Ни когда за своей будущей женой ухаживал, ни когда диссертацию защитил, ни даже когда сын родился. Все было прекрасно, я бывал на седьмом небе от счастья, но – совсем по-другому. Не повторялась больше щемящая радость. Только – телячья...

Из открытой форточки веет сыростью и прохладой.

Тусклые фонари, два освещенных окна в доме напротив... Может быть, для того судьба и послала меня в этот город, так похожий на тот, город детства, чтобы хоть на мгновение вернуть это дивное чувство? Чтобы я мог остановиться, оглянуться... Говорят, в такие минуты люди молодеют...

Стоп, стоп. Не расслабляться. Как-нибудь на досуге я вновь попробую погрузиться в воспоминания, но не сейчас. Времени у меня в запасе – четверо суток с хвостиком. Да еще обратная дорога...

Погасив сигарету и двумя большими глотками допив кофе, я вновь приникаю к дисплею. Итак, 77 символов. Попробовать, что ли? Впасть в детство? Расшифровывать записки было не так уж сложно. В начале текста стояло мое имя в той или иной форме, в конце – имя корреспондентки. Вот несколько букв уже и есть. Чаще всего в русском языке встречается буква «е», чуть реже, кажется, «о». Или «к»? Уже не помню. Статистику мы набирали сами, по томику того же Конан Дойла. Были еще закономерности. Какие-то буквы чаще встречаются в конце слов, какие-то – не встречаются в начале... «Ы», например... И так далее. Конечно, профессиональные шифры намного сложнее. За них я браться не стал бы. Но вряд ли Пеночкин использовал что-то слишком сложное. Прежде всего я должен выяснить, каким символом обозначается пробел между словами. Потом – попытаться угадать имя адресата. Например, «Элли»...

От этой мысли я улыбаюсь. Петя и Элли... Невозможно. Несопоставимо.

Ну что же, сейчас мы легко проверим, насколько профессионально Петя выбрал шифр.

Набросав коротенькую программку, я с разочарованием выясняю, что в обоих сообщениях задействовано целых пятьдесят знаков, из них в первом двадцать семь, во втором – тридцать один. А встречаются и там и там – только восемь. Видимо, шифр у каждого сообщения свой. А одна и та же буква может обозначаться разными комбинациями цифр. Это значит, что даже мощное программное обеспечение, имеющееся у дешифровщиков Управления, вряд ли мне поможет. Слишком малы выборки. И даже язык неизвестен. Хотя... Не мумбу-юмбу же...

Сполоснув стакан и спрятав кипятильничек на дно чемодана, я разбираю постель. Утро вечера мудренее. Кажется, ни кофе, ни сигарета не помешают мне сейчас крепко заснуть...

В семь copок пять утра я просыпаюсь от настойчивого стука в дверь. Это Юрик. С расшифровкой изображений у него ничего вчера не получилось, и он пришел посоветоваться или получить новые инструкции.

– Ты вчера во сколько с ГИВЦа ушел? – ласково спрашиваю я, не предлагая ему сесть.

– В начале восьмого вечера, – осторожно отвечает Юрик. – Проверил десяток вариантов, но ничего осмысленного на дисплее пока не увидел.

– А я с «Микротехнологии» – в четыре часа утра, уже сегодня! – кричу вдруг я, старательно брызгая на Юрика слюной. – Тебе сроки известны?

– Да... Осталось четыре дня...

– Это всего четыре дня. А у тебя времени – ровно сутки. Завтра утром, в это же время, я должен увидеть расшифрованные тобой картинки. Исполняйте! – приказываю я и круто поворачиваюсь к собеседнику спиной. Как будто не босиком и в одних трусах перед ним стою, а в хромовых сапогах и при портупее. Юрик исчезает. Удостоверившись, что табличка с надписью «Не беспокоить!» по-прежнему висит на наружной ручке двери, я ложусь досыпать. Видно, моя судьба – быть большим начальником. Кричать на подчиненных, ни на йоту не убыстряя стука сердца, я уже научился. А все остальное по сравнению с этим – дело наживное.

С Гришей мы встречаемся ровно в полдень в гостиничном буфете. Поглощая бутерброд с засохшим ломтиком сыра, он лаконично сообщает, что все его попытки обнаружить вирус ни к чему не привели.

– Только знаешь, что я заметил, – говорит Гриша, тщательно выбирая из бороды крошки. – И на «Комете», и в ГИВЦе, и на аккумуляторном в машзалах стоят «Нейроны» и «Цефалы».

– Ну и что? На «Микротехнологии» нейрокомпьютеров аж четыре. Но в состав «Эллипса» они, как следует из документации, не включены. Понаделали их в свое время... Приспосабливать под них протоколы обмена неудобно, использование компьютеров любого типа вне сетей, как ясно уже всем, совершенно нерационально... Вот и ржавеют эти головастики...

– Не совсем так. Во время последнего приступа «Цефалы» на «Комете» перегревались точно так же, как и остальные машины.

А вот это уже любопытно. Чрезвычайно любопытно. Так что, товарищ директор, уважаемый Михаил Олегович, в описание «Эллипса» и более серьезные изменения не внесены, не только разрыв «кольца»? Давно я с вами собираюсь побеседовать, да все недосуг. Или вы не в курсе и все делалось за вашей спиной? Тем более виноваты...

– Но в их память наши вирус-детекторы...

– Не проникают. Совершенно другая архитектура. Потому мы и не вылавливаем ничего.

– Вот что... – тут же принимаю я решение. – У Юрика там ничего не получается с расшифровкой картинок. И не надо. Не очень-то и хотелось. Отложим на потом. Бери его в помощь, и попробуйте влезть в головы этих «Цефалов», – говорю я, улыбкой подтверждая, что тавтология моих слов не случайна. – Чтобы в следующий приступ мы могли подсмотреть, какая информация в них крутится и куда потом сбрасывается. Но вначале, конечно, надо разобраться, как они умудрились подключить их к «Эллипсу».

Гриша озадаченно трет лысину.

– Трудная задачка, шеф. Я бы сказал...

– Практически неразрешимая, – охотно соглашаюсь я. – Но лучшего плана действий у меня нет. Есть другие предложения?

О том, что приступа может и не быть, я, естественно, умалчиваю. Подчиненные не должны знать об ошибках начальства.

– Нет.

– Тогда приступай.

Вернувшись в свой номер, я включаю «Спутник» и снова таращусь на загадочные цифры. Как баран на новые ворота. Быть или не быть? Посылать дешифровщикам из Управления или не посылать? Кто его знает, что в этих шифровках... А может, первомайский лозунг «Реконструкцию экономики – в четыре года!»... Или рецепт яичницы с луком. А еще вариант – любовная записка программистке, работающей в другую смену... Вот будет повод для зубоскальства в Управлении! Расшифровывали уже ребята из сектора Кривопалова и рецепты, и даже новейший метод контрацепции один раз им попался. Весьма удобный, кстати. Я и Биту ему обучил, и жену...

Ладно. Хватит киснуть. Делай, что должно, и пусть будет, что будет.

Стряхнув оцепенение, я набираю на клавиатуре:

«Управление компьютерных сетей. Кривопалову.

Прошу расшифровать прилагаемые сообщения. Предположения о характере текстов и возможных адресатах отсутствуют. Степень важности: первая. Степень срочности первая. Количество сообщений: два.

Приложение. Сообщение номер один: 98.01.42.01... Сообщение номер два: 42.83.17.61...

Получатель: П. Полиномов. Адрес... телефон...»

Проверив, нет ли ошибки в цифрах, я вставляю в гнездо дискету с шифратором и через несколько секунд вижу на дисплее бессмысленный набор чисел. Забавно будет, если кто-то перехватит и попытается расшифровать мой текст. Уж он-то закодирован профессионально. Но если произойдет чудо и какому-то гению вдруг удастся... А внутри – еще одна шифровка!

Минут пять уходит на препирательства с дежурной по поводу срочного звонка в Москву. Наконец, в трубке звучит нежный голос нашей Танечки

– Управление сетей. Слушаю вас.

– Это Полиномов. Примите весьма существенное сообщение, – прошу я, укладывая трубку в специальный паз на панели «Спутника». «Весьма существенное» – означает «шифрованное». Услышав эти магические слова, Танечка должна тут же нажать на соответствующую клавишу своего мощного терминала. Через пару минут она прочтет сопроводиловку, наберет код группы Кривопалова и передаст шифровку на его терминал. Еще через пять минут дежурный оператор введет загадочные цифры в «Эльбрус-6», поставит оптический диск с нужным программным обеспечением – и пойдет работа... Статистический анализ, подбор вариантов, проверка их на осмысленность – на шести языках, между прочим! – уточнение модели... Уже через сутки я получу предварительный результат. Положительный или, скорее всего, отрицательный. Слишком уж нерепрезентативны выборки. А пока...

От долгого смотрения на дисплей, на котором в серой патоке фона черными муравьями застряли загадочные цифры, они начинают казаться мне чем-то знакомыми. Словно бы я их где-то уже видел. 42.83.17.61.21.84... Может, среди них скрыт номер моего дома? Или год рождения? Или, наконец, номер телефона столь же темпераментной, сколь и застенчивой Виты? Кажется, я уже немножко соскучился по ней...

Я отключаю «Спутник» от сети, и в момент, когда цифры исчезают с дисплея, вдруг вспоминаю, где я – совсем недавно! – видел нечто подобное. Вот так же, словно стертые невидимой тряпкой, исчезали цифры, вот так же я озадаченно смотрел на дисплей. Только был он не серым, а почти черным, цифры же – ярко-зеленые. Ну конечно! Какие-то числа мельтешили на дисплее у Элли, когда она, резко повернувшись, нажала клавишу сброса. Только и всего... Фокус человеческой памяти, которую мы знаем куда хуже, нежели компьютерную.

Опустив экран и захлопнув крышку «Спутника», я встаю со стула и медленно, со вкусом разминаю мышцы рук, потом ног. Жребий брошен, Рубикон перейден. Ну, а мне-то что сейчас делать? Поехать на очередной узел «Эллипса» и снова, словно соколов с руки, поднимать над полями его памяти вирус-детекторы? Бессмысленно.

Вирус ведьм прячется, скорее всего, в чревах нейрокомпьютеров. А я в них плохо разбираюсь. Они так редко используются в составе сетей, что опыта у меня – кот наплакал. Кое-какое программное обеспечение, конечно, есть. Но вряд ли оно поможет. Мы, насколько я понимаю, столкнулись с чем-то принципиально новым. Совать же голову в пасть зверю, не зная наверняка, лев это или кролик... а точнее, крокодил... Я недаром Гришу и Юрика вдвоем послал. Подходить сейчас к «Нейрону» в одиночку – самоубийство. Так, может, и мне к ним присоединиться?

Я снова начинаю расхаживать по диагонали гостиничного номера. Словно последняя дамка в полупроигранной шашечной партии. Хоть бы вничью удалось свести...

Нет. Наша команда проигрывает, но время заменять вратаря полевым игроком еще не пришло. Гриша прав, разобраться в связях «Цефалов» и «Нейронов» с «Эллипсом» – задача не одного дня и даже не одной недели. И поставил я ее только потому, что ничего лучшего не смог придумать. Нет у меня идей, нет. Вот если бы удалось расшифровать сообщения... Если, конечно, это сообщения. А не машинная команда, инициирующая пробуждение вируса ведьм. Вируса совершенно нового типа. Выполненного по технологии «стеле». Видно, не одни мы готовимся к запуску «Невода». Те, кто руководят Петей, тоже спешат. Цель? Компьютерный рэкет. В самый ответственный момент, когда от бесперебойной работы гиперсети начнут зависеть стратегические интересы государства, будет устроена предупредительная «забастовка», чтобы продемонстрировать силу и неуязвимость вирусогенов, и поставлены жесткие условия и еще более жесткие сроки для их выполнения. И тогда...

По моей спине пробегает табунок мурашек. Что же делать? Делать-то что?

Выжечь здесь надо все, вот что. Пройти огнем и мечом. Стереть все диски, разорвать все связи. Устроить чумное кладбище. А все эти «Эльбрусы», «Цефалы» и «Нейроны» – под пресс, под пресс!