А Лена и Норд уже спускались по лестнице – Лена легко и беззвучно, а Норд, будто нарочно, цокая когтями по ступеням.

– А как твой дедушка? – я перевесился через перила.

Лена остановилась, подняла голову:

– В порядке. Копилку потряс и успокоился. Я в нее всяких мелких железяк напихала.

И они ушли. Знакомиться с дедом Кондратом.

– Лех, – поднял голову от кроссовки Санек, – принеси вилку, а? Я вилкой попробую узел подковырнуть.

– Да пошли к нам, – сказал я. – Там подковырнешь.

Мы дали Саньку вилку, он уселся в прихожей на пол, согнулся крючком.

– Кроссовку-то сними, – посоветовал я, – удобнее будет.

– Да, сними, – буркнул Санек. – А если я и вилкой узел не развяжу – опять на одной ноге прыгать?

И мы занялись каждый своим делом. Алешка уселся списывать домашнее задание у своего друга-отличника, я, тяжко вздохнув, снова взялся за магнитофон, а Санек пыхтел в прихожей над кроссовкой.

…А тем временем по улице бодрым строевым шагом шел из магазина крепкий еще старичок в поношенном военном мундире с сияющими на солнце пуговицами. В руке – сумка с продуктами.

Старичка обогнала девочка с собакой.

– Давайте, дедушка, мы вам поможем, – вежливо предложила девочка старичку и, не дожидаясь ответа, взяла его сумку и передала собаке.

Собака, подхватив сумку в зубы и высоко и гордо задрав голову и хвост, важно пошла впереди. А старичок и девочка – за ней, рядом.

– Умная собака, – похвалил старичок Норда.

– Очень! Они все умные, – подхватила Лена. – И очень добрые. Добрее, чем люди. И честнее намного.

– Это уж точно, – как-то задумчиво, с горечью в голосе произнес старичок. – Собака никогда обманывать не станет. А вот люди…

Лена при этих словах чуть смутилась и немного покраснела.

Они перешли улицу, миновали небольшой сквер и вошли во двор высокого дома-башни.

– Вот и пришли, – сказал старичок. – Спасибо вам за помощь. Меня зовут Кондрат Тимофеевич. Дед Кондрат – старый солдат, – он весело рассмеялся и сразу помолодел. – А вас, друзья, как зовут?

– Меня – Лена, а его – Норд.

Норд опустил сумку возле двери подъезда, сел, протянул старичку лапу и откровенно облизнулся.

– Вас понял, – улыбнулся старый солдат. – Перехожу на прием. Приглашаю вас на чашку чая. И собачке что-нибудь найдется, добрые поступки надо поощрять.

– Спасибо… Не знаю… – Лена сделала вид, будто сомневается. – Родители и учителя нам всегда говорят, что нельзя заходить к незнакомым людям.

– И правильно говорят! – Кондрат Тимофеевич взял сумку. – Да мы-то ведь теперь знакомые! Шагом марш!

И через пять минут новые знакомые дружно пили чай и грызли косточку.

Лена даже на какое-то время почему-то забыла, зачем она познакомилась с «пенсионером в отставке»: так ей стало интересно.

Однокомнатная квартирка была похожа на маленький и уютный семейный музей. Над письменным столом висела старая-престарая фотография мальчика в солдатской шапке-ушанке, с большим автоматом на груди и с большим кинжалом на поясе…

– Это я, – похвалился дед Кондрат. – Во время Великой Отечественной войны. Я был сыном полка, разведчиком.

По обе стороны фотографии висели старинная шпага и старая шашка в черных кожаных ножнах с медными колечками…

– Эту шпагу, – опять похвалился дед Кондрат, – отбил в 1812 году один мой предок у французского офицера на Бородинском поле. А с этой шашкой мой дед воевал с немцами в 1914 году.

У окна стояла длинная подставка, вроде турника, и на ней висели красивые, позеленевшие от времени колокола. Не очень большие, конечно, но самые настоящие. На них даже были видны старые славянские буквы…

– Это моя коллекция, – в третий раз, с особой гордостью, похвалился дед Кондрат. – Небольшая, конечно, но мною очень любимая. Вот этому колоколу, – Кондрат Тимофеевич легонько тронул ладонью самый большой из них, и тот послушно отозвался тихим, ровным и долгим гулом, – «Сысой» ему прозвание – больше тысячи лет. По преданию, висел он на колокольне в небольшой деревушке южнее города Рязани и предупреждал своим звоном о нашествии татар. Чтобы жители успели приготовиться к бою.

Кондрат Тимофеевич рассказывал, а «Сысой» все еще гудел, заполняя комнату древним таинственным звуком, плавно затихая…

Наконец Лена вспомнила о своей задаче, но никак не могла перевести разговор на монету. Сделать это, думала она, нужно очень осторожно – ведь неизвестно, о чем говорили этот симпатичный дед Кондрат и тот несимпатичный продавец Козлов.

И тут она «кстати» вспомнила о своих друзьях.

– А у нас один мальчик тоже хочет стать коллекционером. Он очень увлекается древними монетами.

– Будущий нумизмат! – похвалил неизвестного мальчика Кондрат Тимофеевич, подкладывая Лене варенья. – Хорошее дело. Очень познавательное. Каждая монета таит в себе столько сведений о древних мирах, о людях, обычаях, событиях… Я тоже когда-то этим увлекался, но колокола меня увлекли больше.

– А можно я его к вам приведу? – спросила Лена. – Вы ему что-нибудь расскажете, посоветуете…

– Конечно, Леночка, буду очень рад! Всей компанией приходите! И мне веселей будет. А то – все один да один. А так с хорошими людьми поговорить хочется…

Тут Лене опять стало стыдно. Кондрат Тимофеевич нравился ей все больше, он очень был похож на ее дедушку, и мысль о том, что она – так или иначе – его обманывает, становилась все невыносимее. Единственное, что поддерживало Лену, – то, что она лжет и притворяется не из-за какой-то собственной выгоды, а чтобы помочь дедушке, найти его любимую «Гречанку»…

Глава V

Спасибо, бабуля!

Алешка наконец разделался с уроками, а я с магнитофоном.

– Починил? – спросил Алешка.

– Ага, – похвалился я и, вставив кассету, нажал клавишу.

Кассета вылетела из магнитофона, как снаряд из пушки, – и прямо в лоб Саньку, который как раз входил в комнату с вилкой в руке.

– Ты что! – обалдел Санек.

– Это не я. Это – он, – и я показал на магнитофон.

– А что с ним? – тоном участкового врача спросил Санек. – На что жалуется?

– Пассек лопнул, я его заменил…

– Понятно. Можно я посмотрю? – Он положил вилку на стол и придвинул к себе магнитофон…

Через минуту на столе была только груда деталей, еще две минуты Санек, что-то бурча себе под нос, как-то оторопело рассматривал их, будто не верил, что эту груду он сам и сотворил.

А я смотрел на вилку. Она была похожа на распустившийся диковинный цветок – все ее зубцы торчали во все стороны. Что же тогда будет с магнитофоном?

Еще пять минут Санек «оперировал» его, подавая нам сквозь зубы, как знаменитый хирург ассистентам, краткие команды: пинцет! отвертку! паяльник! нитку! И только один раз поднял на нас затуманенные глаза, когда Алешка на его команду «масло!» притащил вместо машинного сливочное.

Да, это была работа так работа!

Магнитофон больше не «стрелял» кассетами, он пел, заливаясь, сам радуясь своему чистому голосу, своим новым тонам, своей децибельной мощи…

В стену застучали соседи.

Санек вырубил магнитофон и похвалил его:

– Ничего машинка. Капризная, но послушная.

– Молодец! – сказал Алешка и отнес «расцветшую» вилку на кухню, в помойное ведро. – А шнурки распутать не можешь, – упрекнул он Санька, когда вернулся.

– У каждого свои недостатки, – не стал спорить Санек. – Пошли, надо Козла проверить.

…Наш Кэн был на месте. Торговал. Но нервничал, это мы заметили. Несколько раз ошибся в сдаче, иногда подавал покупателям совсем не тот товар, который они просили, но очень вежливо извинялся и все время сиял от радости. Глядя на него, можно было подумать, что он вот-вот получит наследство в миллион долларов и заживет на всю катушку. В общем, примерно так и было. И совсем он, гад такой, не думал, что это счастье привалило ему из-за несчастья другого человека!

И еще я злился из-за нашего бессилия. Ну что мы могли сделать? Даже если в милиции нам поверят и пришлют целый наряд, разве он отдаст монету? Что вы, скажет он, кому вы поверили? Каким-то пацанам? Фантазерам и хулиганам? Да обыщите меня, всю палатку, всю квартиру! Пожалуйста! Все равно не найдете.

Не найдут. Крохотную невзрачную монету можно спрятать так, что никакие Холмсы ее не разыщут.

Одна надежда на нас…

Понаблюдав за продавцом Козловым, мы убедились, что в ближайшие часы он никуда не собирается – одному покупателю он так и сказал:

– Вечерком загляните, нам подвезут, я вам оставлю.

Поэтому мы смело вернулись домой, а тут нам позвонила Лена и рассказала о результатах знакомства с дедом Кондратом. И добавила, что завтра он ждет нас в гости. А еще она сказала, что я должен изображать из себя начинающего нумизмата и что нам нужно прийти к старику со своим тортом.

– Он небогатый человек, – пояснила она. – Нужно проявить к нему такт. И заботу.

Озадачила! Ладно, нумизматом я прикинусь, тем более – начинающим, это несложно, а вот где взять денег на торт – это задача!

Я положил трубку и пошел советоваться с Алешкой. Он хоть еще довольно мелкий, но в трудных ситуациях здорово соображает. Это даже родители признают. Мама так и говорит (с восхищением): «Когда тебе надо оправдаться, Алексей, ты проявляешь чудеса изворотливости». А папа добавляет: «И своеобразной логики».

Алешка мои надежды оправдал. Правда, я не сразу его хитрость понял. Потому что он, чуть подумав, выпалил:

– В гости поедем.

– Куда? Зачем?

– К бабушке.

– Ну и что?

– Увидишь, – пообещал Алешка, ничего по своей привычке не объясняя.

Бабушка нам страшно обрадовалась. И сразу усадила за стол. Она почему-то считает, что мы всегда голодные.

Пока мы наворачивали борщ с котлетами, она успела испечь для нас свой фирменный торт. Не очень большой, но очень вкусный.

– Ой, спасибо, бабуля, – запел Алешка, – так твоего тортика хочется.

– Соскучился, – пропела в ответ бабушка, – кушай, родной, кушай.

Она нарезала торт крупными сегментами и налила нам чая.

Алешка стукнул меня ногой под столом и шепнул:

– Чтоб все съел!

С ума сошел пацан. Тем более что в нашей семье есть один человек, который этот торт ненавидит. И этот человек – я! Когда я был таким же, как Алешка, я этого торта объелся так, что до сих пор от одного его вида заикаюсь.

Но что делать? Надо же «Гречанку» выручать из чужих жадных рук.

Я вздохнул и взялся за торт. Не стану рассказывать, как нам это удалось, – до сих пор, как вспомню, тошно становится, но мы это сделали. Победили.

Хотя я все еще не понимал, зачем это нужно. Но вскоре понял. И восхитился. Младшим братом. Его изворотливостью и своеобразной логикой.

– Спасибо, бабуля, – с трудом проговорил Алешка, отодвигая от себя подальше блюдце с крошками торта. – Такой вкусный! Никто такой тортик не умеет делать. Даже мама. А как она его любит! Больше всего на свете!

И тут вдруг он помрачнел (я даже подумал, что его тоже тошнит), и на глазах его чуть ли не слезы появились. Он повернулся ко мне и произнес с укором (и с трудом):

– Эх ты! Даже о маме не подумал. Слопал все и спасибо не сказал.

Вот тут я и понял все его расчетливое коварство.

– Голубчик! Ленечка! – всполошилась бабушка. – Умница ты моя! И как же я сама-то, старая, не додумалась. – Она всплеснула руками и помчалась на кухню. И оттуда до нас доносился ее восторженный голос: – Умница! Придет мама с работы, усталая, голодная, а ее любимый тортик дожидается. Она скажет: откуда такая прелесть? А это ее мамочка испекла, а детки привезли – свою мамочку порадовать…

Дальше я уже ничего не слышал, потому что уснул. Я всегда, когда мне плохо, стараюсь поскорее заснуть. Во сне как-то все неприятности рассасываются и потом уже не такими неприятными кажутся.

Когда меня разбудил Алешка, на столе уже стоял бабушкин тортик в красивой коробочке. Хорошо, что в коробочке… Глаза б мои на него не смотрели.

– Поехали, – сказал Алешка. – А то мама скоро с работы придет. Усталая, голодная, а тут ее любимый тортик дожидается, который испекла ее любимая мамочка…

Дорогой я понял, что Алешка, хитрец, все точно рассчитал. Наши родители недавно у бабушки с дедушкой были. Значит, теперь к ним не скоро поедут. А к тому времени этот тортик уже прочно забудется.

– А если нет? – спросил я Алешку.

И он самоотверженно ответил:

– Скажем, что ты не удержался и дорогой его съел. Годится?

Еще как…

Глава VI

Ботало

Мы заранее договорились, что Санек остается следить за Козловым, и Лена дала ему телефон «отставного пенсионера», а мы – по легенде – навещаем старика в качестве юных нумизматов.

Дед Кондрат нам очень обрадовался. Когда мы расселись пить чай, он смущенно предупредил нас:

– Юные друзья мои! Я многое в жизни умею делать. Только одно дело мне не удается. Я не умею аккуратно мыть посуду. И потому будем пить чай по очереди, у меня всего две чашки осталось. Остальные безвозвратно ушли в стеклянный бой.

За чаем «по очереди» мы ловко навели разговор на всякое коллекционирование. И, откровенно говоря, совершенно забыли про свою разведку – столько интересного рассказал нам дед Кондрат – старый солдат.

– Вы даже не представляете, юные друзья мои, как богат и разнообразен мир коллекционеров. Ведь кроме филателистов…

– Это которые марки собирают? – уточнил Алешка.

– Вот именно. Так вот, кроме филокартистов…

– Это которые карты собирают! – похвалился знаниями Алешка.

– Ничего подобного. Филокартисты собирают открытки. А вот филуменисты коллекционируют спичечные этикетки. Нумизматы…

– Знаем! – опять похвалился Алешка. – Они деньги собирают. У нас тоже в доме есть такой. Целый сундук уже набрал.

Дед Кондрат засмеялся.

– Которые в сундуки собирают, эти совсем по-другому называются. А нумизматы собирают редкие монеты. Главным образом старинные. А кроме них, есть другие «сборщики», им и названий-то не подберешь. Что только не коллекционируют: ярлычки от сигар и обертки бритвенных лезвий, винные этикетки и пробки от бутылок, игральные карты и зажигалки, столовые приборы, непременно украденные из ресторана, и курительные трубки, принадлежавшие Шерлоку Холмсу. И представьте, в мире уже имеются достоверные сведения о двенадцати таких трубках! А вот нумизматы…

– Вроде него, – Алешка ткнул в меня пальцем.

– А вы, юноша, – обратился ко мне дед Кондрат, – что же тортиком не лакомитесь? Не стесняйтесь, кушайте. Очень вкусный!

– У него аллергия на тортики, – выручил меня Алешка. – Он как кусочек съест, так сразу молчать начинает.

Я намек понял. И достал из кармана серебряную монету. В нашем доме – это единственный предмет старины. Папе эту монету подарила его бабушка, когда он достиг совершеннолетия. На монете с одной стороны было написано, что это рубль, а с другой – нарисован профиль нашего последнего царя. Монета была большая и тяжелая. И блестела, будто ей было не сто лет, а всего три дня.

Дед Кондрат осторожно взял ее, внимательно рассмотрел сначала просто так, а потом через большую лупу и проговорил:

– Великолепно! Такого я еще не видел. Уникальная работа!

Тут мы с Алешкой страшно загордились – наконец-то и в нашей семье оказалось что-то уникальное! Кроме меня и Алешки, конечно. Мама часто говорит папе: «Нам с тобой достались уникальные дети» – и при этом с печальным вздохом возвращает нам наши дневники. Теперь и нам есть чем погордиться. Кроме дневников с двойками. Вот папа обрадуется!

– Высший класс! – продолжал нахваливать монету дед Кондрат, вернув ее мне. – Береги ее, Дима. Таких больше нигде нет. И не будет. Это великолепная подделка! Сувенир.

Так, папу мы этим открытием радовать не будем…

– Не огорчайся, мой юный друг. Такое случается часто. Да вот не далее как вчера заявился ко мне один начинающий «сборщик». Я их так называю. Монетка ему досталась… – Он покачал головой и неожиданно рассмеялся.

Эх, если бы мы тогда узнали, что он имеет в виду!

Но мы превратились в уши.

– А что это вы так замерли? – удивился дед Кондрат. – Еще чаю хотите?

Лена первая пришла в себя:

– И что же он вам показал?

Но дед Кондрат не стал развивать эту тему. Желая, видимо, сохранить ее в тайне. Еще бы! Он только пожал плечами и с какой-то язвительной усмешкой проговорил:

– Ну, я ему все объяснил. Он того стоил. И побежал, дурачок, покупателя искать. – Дед Кондрат отхлебнул остывшего чая и продолжил, я бы сказал, с угрозой в голосе: – Долго ему искать придется!

Конечно! Пойди-ка найди так сразу человека, который сможет выложить миллион долларов за старую монету.

Ну вот, кое-что мы выяснили. Лена пошла на кухню помыть чашки, а мы еще послушали деда о его колоколах. Потом он снял с полки небольшой медный колокольчик и звонко в него позвонил. Будто летняя песенка по комнате разлилась.