Алешка у нас очень наблюдательный. Все замечает. Мама говорит: «От его любопытных глаз ничего не скроешь».
      Я тоже наблюдательный. От меня тоже ничего не скроешь. Но я увидел – и забыл. А у Лешки совсем по-другому.
      Вот идем мы с ним от метро к дому. Доходим до одного места, и там, под деревом, вся земля и трава (и снег, если на улице зима) засыпаны окурками. Почему именно здесь? Да какая мне разница? Я увидел и забыл. Хотя, конечно, странно. Вот когда вся автобусная остановка в окурках – это понятно. Непонятно только, почему? Ведь рядом урна есть.
      И вот идем как-то мы мимо этого «окурочного» места, и я говорю, чтобы показать, какой я остроумный:
      – Тут, наверное, какой-нибудь влюбленный ждал свою девушку. Курил и волновался.
      Алешка усмехнулся:
      – Ага! Года три он здесь ждал, курил и волновался.
      Ответить было нечего, а Лешка добавил:
      – Ты, Дим, наблюдательный. Только несообразительный. Ты все видишь, но выводов не делаешь.
      – А ты делаешь? – обиделся я. – Шерлок Холмс!
      Лешка не обиделся.
      – Я не делаю, Дим. Оно как-то само делается. Все как-то само в голове укладывается.
      – И окурки? – усмехнулся я.
      – И окурки, – Алешка кивнул. – Но это элементарно, Ватсон.
      – Вороны натаскали? – сделал я попытку немного побыть умным.
      – Вороны не курят. Это люди, от них всегда мусора много. Выходит, Дим, человек из метро, закуривает. Идет и курит. Докурил – и бросил окурок. Ходят все примерно одинаково и курят тоже. Вот и получается, что они все почти в одно место окурки бросают.
      – Надо здесь урну поставить, – предложил я.
      – Бесполезно. Все равно в урну бросать не будут.
      Наверное, он прав. У некоторых людей это болезнь такая. Папа нам рассказывал: когда он был еще совсем молодым и служил участковым, задержал он одного очень приличного хулигана. Я его фамилию до сих пор помню – очень она для хулигана неподходящая: Смирнов.
      А что он натворил? Вышел из магазина летним солнечным днем и опрокинул другому гражданину урну на голову. Тот сначала обалдел – стоит, весь в мусоре, глазами хлопает, а потом заорал: «Милиция!»
      Папа их доставил в отделение. И выяснилось: этот гражданин, проходя мимо урны, бросил прямо на асфальт недоеденное мороженое в раскисшей бумажке. Оно шлепнулось, шмякнулось, расплылось на горячем от солнца асфальте. А этот Смирнов не выдержал и отомстил гражданину. И сказал: «Теперь он никогда не бросит мимо урны даже горелую спичку».
      Этого Смирного чуть не посадили за злостное хулиганство. Зато гражданин...
      – И он – что? – спросил Алешка. – Исправился?
      Папа усмехнулся.
      – Он еще хуже стал. Он после этого случая ни одну урну не пропускал, чтобы ее не опрокинуть.
      – Из вредности? – спросил я.
      – Из предосторожности, – уверенно сказал Алешка. – Он следил, чтобы урны были пустые: а вдруг ему опять ее на голову наденут?
      Умеет Алешка выводы делать.
      Поэтому, когда он назвал квартиру Вики шпионским гнездом, я сразу же ему поверил.
      – А как ты догадался? – спросил я.
      И Алешка показал мне свою нарисованную схему. Пришлось сделать вид, что я ее в глаза не видел.
      – А это что? – спросил я, для убедительности хлопая глазами.
      Вместо ответа Алешка пошел в папин кабинет и принес оттуда книгу. Она называлась «Неотвратимое возмездие». И в ней очень интересно рассказывалось, как наши контрразведчики отловили вражеских шпионов. В книге было много фотографий. На них – сами эти шпионы (вполне приличные люди на первый взгляд) и всякие их шпионские прибамбасы. Очень интересные: оружие, крохотные радиостанции, замаскированные под зажигалки, авторучки, тоже не простые. Одна, например, стреляющая, другая – пишущая невидимой пастой, а третья – заряженная снотворным уколом. Там еще много чего было: шифры всякие, отмычки, сканеры, жучки.
      Алешка, не говоря ни слова, открыл книгу на нужной странице – там, где фотографии. И я подумал, что в квартире Вики везде: по всем углам, столам и подоконникам – так и валяются эти шпионские штучки. Поэтому Лешка и решил, что там находится «осиновое шпионское гнездо». Наивные только какие-то там шпионы обитают.
      Но все оказалось гораздо интереснее и сложнее.
      – Смотри, Дим. – Алешка ткнул своим «очень чистым» пальцем в снимок. – Узнаешь?
      На фотографии была какая-то маленькая фитюлька, вроде колпачка от авторучки. Только еще меньше. А рядом с фитюлькой – узенькая полосочка.
      – Не узнаю, – признался я. – Впервые вижу. – И я прочитал подпись под снимком.
      «Рис. 14. Контейнер с микропленкой для закладки в тайник».
      – Все равно не узнаю.
      – Врешь! Ты ведь нашел в моем столе пленку. Микропленку!
      – Ну, нашел, – признался я. – Без всякого контейнера.
      – Дим, контейнер – это календарик! Понял? Эту пленку Викин батя привез из своей Америки и теперь должен кому-то ее передать!
      – Или не должен. А сам будет ею пользоваться.
      – А ты видел, что там, на пленке? – Алешка перевернул страницу. Ткнул пальцем в очередной снимок.
      Это была какая-то схема. Квадратики, прямоугольники, какие-то закорючки. И надписи.
      – Понял? – Алешка нетерпеливо посмотрел на меня.
      – Не гони, дай разобраться.
      – Я знаю, Дим, ты соображаешь медленно, но верно.
      Похвалил или поиздевался?
      Под снимком подпись: «Рис. 15. Схема расположения закладки в районе Андреевского парка».
      Я долго вглядывался в снимок – медленно соображал. Но, кажется, верно. Потому что на этой непонятной схеме постепенно становилось все понятно.
      Вверху надпись: «Андреевский парк» и нарисованы кривульки, похожие на деревья. Потом, вдоль извилистого пунктира, я разобрал: «Пеш. тр.» – и догадался – «Пешеходная тропа». Слева от «Пеш. тр.» – красивый крестик, а где-то в середине тропы, чуть в стороне, – кружочек с точкой в центре.
      – Это что за дырка? – задумался я.
      – Щаз! – Алешка сорвался с места, чуть не сшиб меня со стула и тут же выскочил из папиного кабинета еще с одной книгой. Это был «Справочник следователя».
      – Держи! – он сунул мне книгу. – Ищи!
      Я посмотрел оглавление. Вот то, что нужно: «Условные обозначения. Местные предметы и ориентиры». Стр. 223!
      На этой стр. 223 мы нашли кружочек с точкой. Он означал – «колодец». Возле колодца было написано мелкими буквами: «S. № – 6 сл. – 5 св.».
      Это уже было нам не под силу. К тому же мы зря старались. Под снимком был целый абзац с пояснением. «Закладка находилась на северной стороне Андреевского парка. Примерно в трехстах метрах от церкви по пешеходной тропе имелся заброшенный колодец, сложенный из камня. Один из этих камней на южной стенке колодца (S) – шестой слева и пятый сверху – легко вынимался. В образовавшейся нише располагался тайник. Обнаружить его случайно было практически невозможно».
      Все ясно, а мы зря старались, голову ломали.
      Алешка взял в руки схемку, срисованную с пленки из календарика.
      – Вот, Дим, типичная шифровка. Здесь тоже нарисована шпионская заначка.
      – Закладка, – поправил я его по существу.
      А он по существу возразил:
      – Да какая разница? Какая разница, в чем содержатся шпионские сведения – в заначке или в закладке!
      – Заначка, – упрямо объяснил я, – это когда муж от жены деньги прячет.
      – А наш папа разве от своей жены деньги прячет?
      – Не прячет. Ему нечего прятать. У него всегда денег нет. Он сперва отдает маме всю зарплату, а потом у нее мелочь на сигареты сшибает.
      – Дим, – серьезно сказал Алешка, – так нехорошо говорить про родных родителей. – И, не выдержав, расхохотался первым. – Ладно, давай лучше шпионов ловить.
      – Это как?
      – Это просто. Сейчас расшифруем эту схему, заначку эту. Поедем туда, спрячемся и будем ждать. В засаде. Шпионы за ней придут, а мы как выскочим! Как заорем!
      – Они испугаются и убегут, – ехидно сказал я.
      – Ну, тогда мы не будем орать. Тихо скажем: «Мордой в землю! Руки за голову!»
      – А если они по-русски не понимают?
      – Ты молодец, Дим, подсказал. Я эти слова в первую очередь выучу. Надо у Витьки спросить. Или лучше пусть она на бумажке напишет.
      Я едва сдержал улыбку, представив себе эту картину. Подходят к «заначке» два здоровенных шпиона, озираются, нервничают. А тут, откуда ни возьмись, выскакивает мелкий пацан, выхватывает из кармана мятую бумажку и, спотыкаясь, читает по ней по-английски: «Мордой в землю! Руки за голову!» Они, конечно, сразу попадают от страха. Мордой в землю.
      На правах старшего брата я предложил:
      – Надо папе сказать. Пусть у него голова болит.
      – Папа шпионами не занимается. У него голова от бандитов болит. Сами разберемся. Ощетинились?
      – Ощетинились, – согласился я.
      Это словечко Алешке давно понравилось. Еще когда он понял его в буквальном смысле.
      Мы тогда участвовали в футбольном матче. Первого сентября. Команда учащихся против команды учителей. Причем нашу команду сформировали из представителей всех классов – от первого до одиннадцатого. А в команде учителей были только мужчины. Многие из них – молодые и спортивные. Кроме нашего директора школы. Он не очень молодой и совсем не спортивный. Поэтому его поставили на ворота. И правильно сделали. Наш директор – он очень плотный. Но не очень высокий. Метра два, не больше. Или два десять. Он, когда стал в воротах, перекрыл их, как пробка – горлышко бутылки.
      К концу матча счет был равным: двадцать-двадцать. Но мы, наша команда, не хотели, чтобы победила дружба. Мы хотели чистой победы. Наш капитан собрал нас в кучку и сказал: «Ощетинились, парни!»
      Алешка это «ощетинились» понял по-своему. И когда возле ворот, самоотверженно защищаемых нашим директором, образовалась свалка, толпа и полная неразбериха, Алешка в удобный момент ощетинился – кольнул директора булавкой в попу. Тот подпрыгнул – и мяч проскользнул в ворота под его ногами.
      Самое интересное, что директор не заподозрил в этом коварстве кого-нибудь из нас, а тем более Алешку. Он почему-то был уверен, что это сделала наш завуч по прозвищу Артоша. Хотя Артоша все два тайма просидела, скучая, на трибуне. Но директор уперся и время от времени ворчал: «Я ее знаю. Она меня где хочешь достанет». У них с Артошей (у нее была подходящая фамилия – Артамонова, и она была курчавая и ходила в платье с бантиком сзади – вылитый пудель Артемон, так ее и прозвали), у них с Артошей были разногласия. Артоша хотела стать директором школы, а Семен Михалыч не хотел, чтобы она стала директором.
      Про разногласия я неправильно сказал, слишком мягко. Между ними были не просто разногласия, а настоящая вражда. И вся школа об этом, конечно, знала – от нас ведь ничего не скроешь.
      Все наши ребята были на стороне директора. Он, конечно, был строгий, но он нас уважал. Артоша тоже была строгая, даже злая, но она нас не уважала. Поэтому мы взаимно уважали директора и не уважали завуча. И я бы сказал, что директор не очень-то воевал с ней, он чаще всего торопливо отбивался от ее нападок, потому что воевать ему было некогда – вся школа «лежала» на его пожилых плечах.