Глава 3

ПОЛНЫМ-ПОЛНО ДОППЕЛЕЙ

Осваивать новую машину — дело обыкновенное. И уж, конечно, менее трудное, чем бегать по пересеченной местности, стрелять по-македонски на бегу или упаковывать трупы в багажник. К тому времени, когда я нашел подходящий телефон-автомат и притормозил, я уже почти привык к трофейному авто. Мощности теперь было, правда, поменьше, но за мной больше никто и не гонялся. В салоне работал отличный кондиционер, имелись радиостанция и компьютер. Что еще надо для счастья? Разве что немного удачи.

Первым делом я позвонил Франкфурту.

— Хэлло, — начала было его секретарша, — Эндрю Франкфурте литерари…

— Андрюшу позовите! — не дал я ей договорить.

— А-а, грубый господин Штерн, — ехидно проговорила секретарша. — Может быть, для начала поздороваетесь? Или у частных детективов иные нормы поведения в обществе?…

Сказал бы я тебе, тоскливо подумал я, какие могут быть нормы поведения у человека, которого только что не убили, и который расстрелял двоих живых людей в упор…

— Извините, — устало произнес я. — Здравствуйте. Андрюшу все-таки пригласите. Это очень срочно… Пожалуйста.

— Пли-из, — удивленно сказала Франкфуртова секретарша. Она не привыкла к такой покорности с моей стороны. По идее, мы должны были обмениваться колкостями еще минуты три. Однако у меня не было времени сейчас следовать своим вредным привычкам.

— Вэйт э минэт, — проговорила дама на другом конце провода, и я услышал, как она сообщила по селектору «Мистер Франкфурт! Это Штерн».

— Хауду ю ду, Яшька! — жизнерадостно объявил Эндрю-Андрюша. — Я весь внимание.

— Эндрю, — сказал я, — только не задавай сейчас лишних вопросов. Какую сплетню ты привез о Макдональде? Я имею в виду Стивена. Это важно. Я потом все объясню…

— Ради Бога, — легко ответил Франкфурт. — Только не надо никому больше распространяться. Это я только тебе говорю и по-дружески. А вообще-то литературные агенты, как врачи и священники, должны строго охранять тайны исповеди и прочие тайны.

— Я польщен, падре, — произнес я нетерпеливо. — Горд оказанным доверием, оправдаю. Ну?

Франкфурт чуть помедлил и выдал мне свежую новость. Та-ак, нечто подобное я и подозревал. Но лучше один раз услышать, чем сто раз предположить.

— Ты ничего не напутал? — на всякий случай переспросил я. — Сам знаешь, этих Макдональдов — целый полк. Ты не мог ошибиться?

— Не учите дедушьку кашьлять! — ответил мне мистер Эндрю русской идиомой. — Стивен, как и было сказано. Уж кому-кому, а мне путать не положено. Это только мистер Пряник мог не делать разницы между Войнич и Войновичем…

— Пряник умер, — жестко прервал его я. — Его убили сегодня утром в его собственном офисе.

Франкфурт на другом конце трубки издал то ли возглас, то ли вопль.

— Эндрю, — сказал я коротко. — Потом будем плакать. Сейчас поезжай туда и вызови милицию… если она уже туда не приехала. Обо мне ни слова. Непосредственные исполнители уже убиты. Но я ищу организаторов. Ясно?

— Какой кошьмар! — прорыдал в трубку мистер Эндрю. — Что же теперь будет? Как же так! Пряник… бедный Пряник. О-о, годдэм…

— Ты все понял? — строго повторил я.

— Да-да, — потрясение пробормотал Франкфурт, и я не стал больше ждать, а дал отбой. Большая впечатлительность мистера Эндрю нисколько не мешала его практичности: я знал, что, несмотря на рыдания, он все сделает так, как надо.

Я бросил взгляд на лаковую визитку и набрал новый номер. Послышались длинные гудки: третий… пятый… восьмой… Трубку упорно не брали, однако я был терпелив. На двенадцатом гудке отозвался крайне недовольный и заспанный голос.

— Какого черта?! — буркнул голос. — Я же всем ясно передал, что меня не будить! Чего там еще? Террористы захватили мавзолей и взяли мумию в заложники?…

— Дима, это крайне важно, — самым убедительным тоном, на который только был сейчас способен, проговорил я.

— Кто это? — недовольно спросил Дима Баранов по прозвищу Бяша, явно меня не узнавая.

— Мы с вами встречались пару дней назад. Во время одного трагического… — Я сделал паузу.

— А-а, так вы тот самый… — сообразил наконец Баранов.

— Никаких имен, — предостерег я. — Подробности при встрече.

— Да что еще стряслось? — поинтересовался Баранов. — Если честно, я бы еще поспал часик-другой. Может, дело не убежит?

— Послушайте, Дима, — проговорил я с расстановкой. — Вы помните, что за анекдоты вы нам в тот вечер рассказывали?

— Анекдоты? — в некотором обалдении переспросил Дима. — Ах да, про «Поле чудес» и боро…

— Очень хорошо, что вспомнили, — невежливо перебил я. — Ну, так если вы желаете выслушать ЕЩЕ ОДИН анекдот с тем же героем, мы с вами должны непременно увидеться. И немедленно, Дима!

— Анекдот смешной? — деловито поинтересовался Дима. Недовольство из его голоса уже улетучилось. Парень быстро соображал, реакция у него была хорошая.

— Анекдот, увы, не смешной, — ответил я. — Скорее, страшный. Помните стишки такие? «Звездочки в ряд и косточки в ряд»…, «Дяди в подвале играли в гестапо»… Примерно вот в таком духе. Устроит?

— Где мы встретимся? — с ходу взял быка за рога Дима. — Но только если ваш анекдот будет недостаточно страшным…

— Не сомневайтесь, — честно сказал я. — У вас волосы дыбом встанут. А встретимся мы вот где… Минутах в десяти хоть бы от того места, где мы с вами впервые увиделись, есть известная площадь. И там неподалеку памятник… Поняли?

— Вроде бы, — подумав, откликнулся Баранов. — Последний довод королей?

Я удовлетворенно хмыкнул. Если даже Димин номер на контроле, наш обмен этими репликами может показаться белибердой. Такой же белибердяевщиной, как и спор лысого с усатым в магазине «Евгений Онегин». На самом же деле все было элементарно просто. Последний довод королей — это пушки. Следовательно…

— Угадали, — согласился я. — Жду вас там минут через сорок.

— Оружие брать? — молодцевато поинтересовался Дима. — У меня, правда, только шариковая ручка с выкидным стержнем…

— Я вам дам парабеллум, — обнадежил я и повесил трубку.

Дима Баранов появился у памятника Пушкину на Тверском даже раньше намеченного срока, однако я подошел к нему, только когда понял, что никакого хвоста за ним нет. То, что Дима пока не засветился, было для меня сегодня большим подспорьем. Значит, и его профессиональные контакты не под наблюдением. Славно, очень славно.

— Вас и не узнать, Яков, богатым будете, — улыбкой приветствовал меня Дима, опознав, в конце концов, в блондинистом плейбое детектива Штерна.

— Спасибо, коли не шутите, — ответил я. — Сегодня я уже слышал эти слова от одного господина из компании «ИВА». Правда, господин тот скоропостижно скончался. Хотел сделать дырку в детективе Штерне, но сам случайно попал под автоматную очередь…

— А нельзя ли все с самого начала? — предложил Баранов. Он больше не улыбался. — Я что-то не въезжаю пока.

— Извольте, — согласился я и рассказал все с самого начала. Как я всю эту историю себе представлял.

Мой монолог занял минут двадцать, и за это время журналист Дима израсходовал полпачки сигарет — зажигал, затягивался пару раз, машинально выбрасывал начатую сигарету, снова доставал из пачки. Вид у него был ошарашенный, как у посетителя комнаты ужасов в ЦПКиО.

— А почему вы доверились мне, Яков? — спросил он, когда я закончил и тоже наконец позволил себе сигарету. — Вдруг я тоже из ТЕХ?

— Едва ли, — ответил я. — Я просмотрел несколько ваших последних корреспонденции. Если бы вы были из ТЕХ, то писали бы по-другому. Это очень заметно… И потом у меня сейчас нет выбора и почти уже нет времени. Пришлось рискнуть. Но, мне кажется, я не ошибся.

— Польщен, — кивнул Баранов. — Но как-то все это… слишком невероятно! Слишком масштабно. В России ТАКОГО делать не умеют. У нас любят тяп-ляп, подешевле, лишь бы держалось. Вот оно и не держится.

— Прогресс, Дима, — объяснил я. — Общество потребления на марше. У отдельных людей появляются такие деньги, что вполне достаточны для любого фокуса в масштабах Руси. У НЕГО, как вы догадываетесь, именно такие деньги есть. Триллион на триллионе сидит и триллионом подгоняет.

— Согласен, — проговорил Баранов. — И все-таки…

— Ладно, — сказал я. Мы забрались в мою новую машину, и я сперва продемонстрировал Диме винтовку М-16 в картонном тубусе, потом кое-какие документы, найденные в салоне, а напоследок я вывел на дисплей компьютера текст с той самой дискеты.

— Понятненько… — пробормотал Баранов, глядя в экран.

— Двух бывших хозяев этой машины показать вам, дорогой Дима, не могу, — сообщил я. — Это как раз тот случай, когда покойники обеспечивают безопасность живых. В нужное время и в нужном месте.

Баранов изучил содержимое дискеты и откинулся на спинку сиденья.

— Я вам почти поверил, Яков, — задумчиво проговорил он. — Но чтобы ЕГО остановить, нужно больше фактов. Шум можно поднимать, когда на руках есть весомые аргументы.

— Хорошо, — не стал спорить я. — Поехали. Я предоставлю вам аргументы, но тогда уж донести их до ваших друзей и убедить их — будет вашей и только вашей задачей.

— Идет, — с готовностью согласился Баранов, и мы поехали.

Первым нашим адресом был самый фешенебельный в столице Дом моделей — «Ласточка» на Смоленском бульваре, детище Его Портновского Величества Ярослава Цайца. Сам Ярик, по обыкновению, гостил в Париже и еще не вернулся от Кардена, но маэстро нам и не был нужен. Мы искали только потешного старичка, которого я однажды засек по ТВ, в новостях тринадцатой канала. Проникнуть в «Ласточку» нам не составило большого труда — я размахивал МУРовским удостоверением, а Дима изображал молчаливого мальчика-ассистента. Зато отыскать старичка удалось нам далеко не сразу: сначала нас послали на третий этаж, в раскроечную, потом в подвал — в примерочную, и только в зале модельеров наш герой был найден. Старичок, склонившись над столом с раскроем, фантазировал с ножницами в руках; он невнятно напевал под нос какую-то незнакомую песенку.

— Вы — мастер Либерзон? — сурово проговорил я, изображая неумолимого стража закона.

— Я Либерзон, я, — встревожился старичок. — А что такое? Если вы насчет лицензии, то Ярослав Михалыч сейчас в Париже, но все бумаги, все накладные, я вас уверяю… У нас серьезная фирма. У нас члены правительства одеваются, кинозвезды, депутаты Думы…

— Вот именно, — самым мрачным тоном перебил я. — Распространяете, понимаешь, дезинформацию о наших народных избранниках! Депутат Коломиец уже обратился к нам с жалобой…

— А, таки этот толстый шлимазл еще и недоволен?! — с обидой воскликнул Либерзон. — Так я вам скажу, как сказал господам с телевидения: он просто не знает, что хочет! Два месяца назад заказал мне три костюма одного фасона, а неделю назад вдруг пришел опять: это не годится, то не годится, все перешить заново! Я не понимаю, он депутат, он много и хорошо кушает и мог за два месяца поправиться, что все костюмы трещат по швам. Но как он ухитрился за это время подрасти на пять сантиметров? Это чудо природы, но при чем здесь Либерзон?

— Вы говорите — подрасти? — спросил Баранов, держа на вытянутой руке коробочку диктофона. — Но ведь это невозможно.

— Я говорю то, что говорю, — с раздражением щелкнул ножницами портной. Он одной рукой вытянул ящик своей конторки, повозился там и сказал с торжеством: — Вот, пожалуйста! Мерка первый раз и второй. Как будто два разных человека…

— Разрешите. — Я протянул руку и сгреб бумажки. — Ну, что же, если дело обстоит так, то вы ни в чем не виноваты. Мы разберемся.

— И что тут разбираться?! — Либерзон ожесточенно защелкал ножницами. — Когда я ему уже пошил новые костюмы. И денег не взял, и квитанции…

Провожаемые щелканьем, мы с Барановым вышли из зала.

— Ну, как вам это чудо природы? — полюбопытствовал я.

— Впечатляет, — признался Дима. — Но ведь не факт, а фактик. Первый раз мастер мог и ошибиться. Дедушка старенький, дрогнула рука…

— Допустим, — проговорил я. — Поехали в Сандуны, за новым фактиком.

И мы отправились за проверкой еще одной сенсации, которую я отследил из новостей тринадцатого канала.

По дороге я, скрепя сердце, прицепил свою нелюбимую складную бороду из походного набора и спрятал парик. Милиции в банях делать было нечего.

— Похож я на православного чиновника? — осведомился я у Баранова, когда борода была наклеена. Мы уже стояли у входа.

— Бородою, — ответствовал Дима. — А в остальном — на разбойника с большой дороги.

— Можно подумать, что среди священнослужителей нет разбойников, — парировал я. — Один этот, в Питере, чего стоит. Который все любит насчет крови христианских младенцев распространяться. Слышали?

— В семье не без урода, — пожал плечами Дима. — Патриарх — не Господь Бог, за всеми не уследит. Этот ведь, в Питере, сам погромами не занимается, верно? И на том спасибо…

Богословский наш спор был прерван появлением в дверях служебного входа в Сандуны распаренного низкорослого человека, в легоньком комбинезоне на голое тело.

— Что вам угодно? — спросил он, попеременно глядя то на меня, то на Диму Баранова. — Желаете заказать отдельный номер с массажем и пивом?

При слове пиво я сглотнул слюну, но смог подавить искушение и произнес важно:

— Мы — из Московской Патриархии. Проверяем возмутительный факт, о котором сообщало телевидение.

— Это с отцом Борисом, что ли, с Карасевым? — догадался банщик. — Да история выеденного яйца не стоит! Ладно, забыл человек дома нательный крест. Так ведь в баню пошел, не на заседание Думы. И сразу лишать из-за этого сана, отлучать от церкви?…

В отличие от православного банщика, я не имел понятия, за что вообще Патриархия может отлучать или лишать, но держался с уверенностью.

— Нам лучше знать, какого пастыря и за что отлучать, — проговорил я надменно. — К тому же, говорят, отец Борис нечестиво отозвался о тех, кто посмел ему сделать замечание?

— Было такое дело, — смущенно признал банщик. — Послал он подальше одного старого хрыча, который все ему кричал насчет крестика. Так не надо доводить до греха. Отец Борис — пастырь и вдобавок народный избранник. Вот и устает…

— Все равно невероятно, — вмешался в разговор Дима Баранов. — Никогда не поверю, что священник вышел из дому без креста. В голове не укладывается.

— Проведем проверку, — многозначительно подытожил я. — Если понадобится, вызовем на расширенное заседание Патриархии и вас, и его. Вы, надеюсь, не станете лукавить пред оком святой Церкви и расскажете все, как было на самом деле?

Баранов предостерегающе кашлянул. Кажется, я незаметно перемешал ведомства земные и небесные. Возможно, Патриархия не устраивала расширенные заседания. Или устраивала их, но называла как-то иначе. Вселенскими соборами или чем-то в таком роде.

На мое счастье, банщик был тоже не очень сведущ в тонкостях и пропустил мои ляпы мимо ушей.

— Если надо, я могу, конечно, подтвердить, — вяло признался он. — Но вообще-то не хотелось бы. Батюшка к нам в баню с открытым сердцем пришел, а мы устраиваем ему шмон… извините, обыск. Эдак если мы начнем доносить на всех, то клиентуру распугаем.

— Все в руце Божией, — заметил я нравоучительно и, осенив себя крестным знамением, отправил банщика исполнять свои обязанности.

Баранов скептически взглянул на меня:

— Без вдохновения сыграли, Яков Семенович. И текст вдобавок плохо выучили. Несли какую-то, извините, отсебятину.

— Важен не процесс, а результат, — не согласился я. — А результат налицо. Маленький фактик в нашу коллекцию.

— Чересчур маленький, — поджал губы Дима. — Тоже объясняется очень просто: склероз. Может у отца Бориса быть склероз?

— Рано еще, — возразил я. — Депутат Карасев еще в хорошей форме, в футбол может играть… — Я припомнил телекадры, когда отец Борис энергично освистывал Крымова. Прежнего Крымова, а не сегодняшнего.

Мы сели в машину, и я завел мотор.

— Куда теперь? — поинтересовался Дима. Он держал диктофон возле своего уха, следил, хороню ли записался банщик.

— Пленка-то еще есть? — ответил я вопросом на вопрос.

— Навалом, — кивнул Баранов.

— Тогда едем в Кунцевский муниципальный ЗАГС, — объявил я.

Баранов хихикнул:

— Ваше предложение так неожиданно, Яков Семенович. Неужели сразу — в ЗАГС? Мы с вами еще так мало знако-о-мы… — Журналист очень смешно сложил губки сердечком.

— Шуточки у вас, Дима, — пробормотал я, невольно улыбнувшись.

— Это я так нервничаю, — любезно объяснил мне Баранов. — Снимаю стресс. Вы ведь меня здорово испугали, Яков Семенович. Временами мне с криком «а-а-а!» хочется бежать без оглядки. Законопатиться в какую-нибудь заграницу, читать лекции в каком-нибудь Айдахо и попивать джин с тоником.