Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Перемена мест

ModernLib.Net / Политические детективы / Гурский Лев / Перемена мест - Чтение (стр. 14)
Автор: Гурский Лев
Жанр: Политические детективы

 

 


— И что же? — округлив глаза и склонив по-птичьи головку набок, допытывалась Жанна Сергеевна. Воробышек решил, будто наша главная проблема именно в том, кто из покойников и о чем спросил.

— Не волнуйтесь, Жанна Сергеевна, — проговорил я. — Какая нам, в сущности, теперь разница, что за вопросы они мне задали при встрече?

— То есть?… — непонимающим тоном спросила птичка.

Пришлось открыть карты. Все равно ведь через час она узнает из выпуска новостей недостающие подробности. Лучше уж сказать самому.

— Обмен не состоялся, и они все умерли. Все пятеро, что решили вместо ченча отнять у нас трофейную дискету задаром…

Жанна Сергеевна побледнела.

— Боже мой! ТЫ их убил, Яшенька?

Я отрицательно покачал головой:

— Даже пальцем к ним не притронулся. Честное благородное слово.

Птичка с недоверием поглядела мне в лицо. Я постарался, чтобы лицо мое ничего особенного не выражало. По-моему, у меня не получилось.

— Несчастный случай, значит?

— Ага, — подтвердил я, почти не слукавив. — Результат неосторожного обращения с оружием.

Видимо, во мне всю жизнь сидел циничный мерзавец, который мог себе пошучивать на тему смертоубийств. Или просто профессионал во мне разыгрался до неприличной степени, решив, что все ему позволено. Заткнись, кретин, сказал я своему профессионалу. Мало того что ты сегодня дал себя поймать и чуть не облажался уже безвозвратно, ты еще и корчишь из себя какого-то Джеймса Бонда. Если тебе и приходится убивать, то только в целях самообороны. И не демонстрируй девочке, какой ты крутой. Противно…

— Извините, Жанна Сергеевна, — поправился я. — Разумеется, это вовсе не случайность. Я спровоцировал перестрелку, а в «Олимпийце» это запрещено. Вот и все. Понимаете?

Птичка, как всегда, оказалась понятливой. Даже слишком.

— Спровоцировал — это как? — серьезно переспросила она. — Вызвал огонь на себя? — В ее глазах вновь блеснула тревога.

Я поцеловал ее, чтобы не отвечать. Говорить «да» означало бы снова выпускать на волю мерзавца или профессионала, щелкающих людей словно семечки. Врать и отвечать «нет» мне совершенно не хотелось. Разговаривая с Жанной Сергеевной, я почел за правило не лукавить. В лучшем случае я мог просто не сказать ей всего, что знаю, — для ее же спокойствия. По крайней мере о последних словах умирающего Петра Петровича я решил пока промолчать. Надо было обо всем крепко подумать. Что толку вновь объяснять птичке, что мы впутались в безумное дело — чем дальше, тем безумнее. Покойный посланец «ИВЫ» утверждал, что мы так и так обречены. Наверняка в его словах была правда, подробностей которой я пока не знал. Но это же давало мне, частному детективу Якову Семеновичу Штерну, известное преимущество. Если бы опасность угрожала мне в меньшей степени, я избирал бы осторожные сценарии, рассчитанные до секунды. Мишень же могла рисковать — другого выбора у нее не было. Кролик в состоянии стресса способен забить лапами удава — факт из «Популярной биологической энциклопедии». Меня, конечно, так же сильно, как простого кролика, запугать не удалось… Но своему родному адреналину не прикажешь. Поступает в кровь, голубчик, не обращая внимания на все показное спокойствие и весь дурацкий юмор с похоронным оттенком.

— И еще, — признался я, — они меня вычислили. Теперь они знают, как меня зовут, чем я занимаюсь. Вполне возможно, станут наблюдать за моими друзьями, раздадут фотографии своим осведомителям. Вы в своем издательстве никому не проговорились, что наняли именно меня?

Птичка замахала руками:

— Что ты, Яшенька! Они там и не знают вовсе про мою затею. Да и издательство мое — два с половиной человека. Я думала: вот издам Макдональда, рассчитаюсь с кредитами, наберу штат… Ой, прости, солнышко, — оборвала она сама себя. — Ты, наверное, думаешь, что я, дрянь такая, буду опять уговаривать тебя… — Глаза птички стали набухать слезами.

Я сказал быстро, пока слезы еще не пролились:

— Не надо меня уговаривать. Я уже сказал, что не отказываюсь. Попробуем еще одну попытку. Надеюсь, что после сегодняшнего «ИВА» отнесется к моим словам серьезнее…

— Погоди, Яшенька, — прервала меня Жанна Сергеевна. — Да ведь ты сам только что сказал — тебя вычислили! Тебе и носа на улицу теперь нельзя будет высунуть…

Я сделал удивленную гримасу:

— Жанна Сергеевна, с чего вы взяли, что я теперь стану отсиживаться? У меня ведь и до «ИВЫ» врагов хватало! И Феденька Петрищев, и «Сюзанна», и «Папирус» господина Лебедева… Я уж не говорю про пятнистых ребят в веселых фургончиках, которых вообще неизвестно кто прислал по мою душу.

— Петрищева уже нет, — уточнила птичка. Плакать, к счастью, она раздумала.

— Тем более, — кивнул я. — Стало быть, одной опасностью меньше. И не бойтесь особенно, что меня узнают. Искать-то они будут детектива Штерна, а тем временем…

— …детектив Штерн превратится в бабочку и будет порхать незамеченным возле их собственного носа, — недоверчиво проговорила птичка.

— Как ни странно, почти угадали, — улыбнулся я. — Фирменная маскировка Якова Семеновича еще никогда не подводила. Конечно, я бы предпочел экипироваться в домашних условиях, но… — Я сделал красивый жест рукой. Таким шпрехшталмейстеры в цирке приглашают на арену наездников. — Но в импровизации тоже есть своя прелесть. Из любого подручного материала можно сделать все, что угодно.

— Неужели все? — полюбопытствовала Жанна Сергеевна. По-моему, мои слова внушили ей немного оптимизма. Уже кое-что.

— Именно так, — подтвердил я. — В этой квартире, как я успел заметить, есть много всего интересного. А уж тряпья… Да еще старого…

Птичка виновато склонила головку набок:

— Мои друзья очень славные, по-моему. Только безалаберные. Это плохо?

— Это здорово, — сказал я с искренним энтузиазмом. — Поищите-ка мне в кладовке вот что… — И я подробно перечислил, ЧТО следует поискать. — Кстати, — добавил я, поразмыслив, — там, в прихожей, я как будто видел драный паричок…

— Он женский, — недоуменно проговорила Жанна Сергеевна. — Ты же не собираешься… — Тут она вдруг хихикнула и сразу прикрыла рот ладошкой. Наверное, вообразила меня в женском платье.

— Нет-нет, — успокоил я ее. — Лавры Александра Федоровича Керенского или Тетки Чарлея меня абсолютно не прельщают. И потом я не умею носить туфли на каблуках и говорить противным писклявым голосом… Все проще.

Заинтригованная Жанна Сергеевна отправилась в кладовку выполнять мой заказ. А я, мысленно прикинув сценарий своего будущего костюма, решил сделать еще одно очень важное дело. Обдирая ногти, я вытащил, буквально выбил из нижнего ряда книжного шкафа толстый том немецко-русского словаря. Безалаберные, подумал я, это еще мягко сказано: пыли на книгах было почти столько же, сколько на полу дежурки в особнячке на Щусева. Во всех трех случаях я очень основательно пропылился и потом добрых минут пять разгонял серое облачко, поднявшееся от книг. Как-то в журнале «Вокруг света» я прочитал о хитростях французских рестораторов, которые в своих подвалах специально посыпают пылью бутылки с молодым вином, а потом обтирают их на глазах у клиентов: дескать, из самых запасников, только для вас (трюк, заметим, совершенно в духе Якова Семеновича Штерна). Так вот: пыли на книжных полках хозяев квартиры хватило бы, чтобы морочить головы доверчивым посетителям французских ресторанов едва ли не год. Казалось, что эти хозяева отправились на свой семинар не только что, а в прошлом веке…

Я раскрыл словарь на букве D. Слово «Доппель», которое успел произнести умирающий Петр Петрович, не давало мне покоя. Возможно, в нем была и разгадка злополучного шифра дискеты, хотя я не знал толком даже, в чем, собственно, загадка. Мне было только ясно, что слово — немецкое и не входит в тот минимальный запасец выражений, усвоенных мною после общения с собутыльником из крипо Генрихом Таубе. Смысл смутно брезжил: наверняка это доппель находилось в родстве с французским дублем и английским даблом. Но тут нужна была точность, иначе смысл мог ускользнуть.

Добравшись до нужного места в словаре, я сразу сообразил, что легкого ответа мне найти. Doppel был не только словом-одиночкой: этот красавец с двумя наглыми пэ посередине был составной частью добрых трех десятков громоздких немецких слов, причем каждый раз имелись в виду разные понятия. Я же, со своей стороны, не мог быть уверен в том, что умирающий подарил мне разгадку целиком. То есть придется просчитывать ВСЕ варианты… М-да.

Я отчеркнул ногтем одинокого доппеля и задумался. Буквально каждое значение было вполне подозрительным и давало простор для воображения. Чистый Doppel мог, например, означать машинописную копию, а мог — парную игру в теннис. Машинописная копия давала мне такой сюжет: существует некий документ, напечатанный в двух экземплярах, и вот этот второй экземпляр… предположим, попал в чужие руки. Но и что мне с того? В рассказе почитаемого мною Конан Дойла «Скандал в Богемии» было, по крайней мере, ясно, ЧТО за документ пропал. А здесь — полная неизвестность. В конце концов, «Московский листок» сегодня еженедельно печатает пару скандальных документов, кем-то добытых в Минобороны или на Лубянке. И почти на каждом стоит гриф «Совершенно секретно». Напечатано в двух экземплярах…

Я вздохнул и отложил эту версию на потом. Парная игра в теннис мне понравилась значительно больше. Поскольку теннис — любимая игра нашего Президента, в этой гипотезе был явный выход на Очень Большую Политику. Ту самую, в которой за одну несчастную дискету неизвестно с чем вполне могли бы, не раздумывая, уничтожить и десять человек, и сто, и даже стереть с карты небольшой город. Насколько я знал из газет, Президент наш предпочитал играть в теннис в паре только с верными ему людьми. И если бы вдруг в число любимчиков затесался диверсант… и пронес на корт автомат, замаскированный под теннисную ракетку…

Стоп-стоп, прервал я буйство собственной фантазии. По сравнению с «Днем Шакала» мистера Форсайта трудно придумать что-нибудь новенькое. Наш дорогой Президент — увы, не генерал де Голль. Убивать его сейчас, когда осталось чуть больше года до выборов и он почти наверняка сойдет с дистанции, не имеет смысла. Сейчас каждой партии, даже самой карликовой, напротив, нужно время, чтобы успеть до выборов получше проявить себя. Стоит только кому-нибудь устроить покушение на Президента — как немедленно появится прекрасный повод запретить партии и отложить выборы, а то и распустить Думу… Стал бы господин Иринархов баллотироваться в депутаты, если бы мечтал о таком раскладе?

Оставляем теннис в покое.

Что у нас еще? Doppelbett — двуспальная кровать. Наверняка, живи мы в Америке, я допустил бы существование секретного плана с таким вот названием; что-нибудь на тему компрометации высокопоставленного лица обвинениями в супружеской неверности. Клинтону, по слухам, такие подозрения уже подпортили много крови. Но у нас в России реакция населения будет обратная. Опубликуй сегодня сенсационное разоблачение, что у премьера-де молоденькая любовница — и все будут довольны. Дескать, молодец старик, значит, кое-что еще может! На месте наших политиков возрастом постарше я бы о себе только такие слухи и распускал… Я не выдержал и рассмеялся.

В комнату тут же заглянула встревоженная Жанна Сергеевна.

— Что случилось? — спросила она. Очевидно, рассмеялся я слишком громко, и птичка решила, будто у меня началась вдруг незапланированная истерика. Как запоздалая реакция на перестрелку в «Олимпийце». Может, действительно это у меня нервное?

Я поинтересовался у птички:

— Жанна Сергеевна! Как бы вы, допустим, отнеслись к тому, что у нашего премьер-министра, у Степанова, появится молодая любовница?

Птичка восприняла мои слова очень конкретно.

— Это входит в наш новый план? — Она склонила головку набок. — А ты уже придумал, как я смогу познакомиться с премьером? Он ведь в наши магазины не ходит…

Я улыбнулся и объявил:

— Ход ваших мыслей, Жанна Сергеевна, мне нравится. Но я имел в виду совершенно абстрактный случай.

Птичка облегченно вздохнула:

— Так бы сразу и сказал, Яшенька… Если абстрактный, то одобряю. Пусть будет. Но где мы раздобудем ему эту самую абстрактную любовницу? И, главное, зачем?

Как видно, Жанна Сергеевна уже начала привыкать к моим загибам и импровизациям и пыталась найти в каждой глубокий стратегический смысл.

— Отставить любовницу! — скомандовал я — Это была версия… Вы уже отыскали мне подходящий прикид?

— Нет еще, — помотала головкой птичка.

— Ну так действуйте, время не ждет. — Я царственным жестом отослал Жанну Сергеевну в кладовку, подбирать мне выходные лохмотья на вечер.

Сам же я вновь вернулся к словарю.

Так-так. Doppeldecker — биплан. Я попытался представить какой-то заговор с участием этого слова, но фантазии моей не хватило. В голове вдруг мелькнул образ нашего премьера на биплане с молодой любовницей и с теннисной ракеткой в зубах. Зрелище было бы хоть куда… Ага-а-а. Doppelfenster — это у нас двойные рамы… Теперь на третьем этаже «Олимпийца» их долго нечем будет застеклить. Получу какие-нибудь деньги — сделаю анонимный взнос в фонд «Олимпийца», подумал я с чувством очередного внезапного раскаяния. Doppelganger — двойник, это что-то из Стивенсона, доктор Джекил и мистер Хайд, мои любимые. Ночью, допустим, наш премьер выпивает склянку с химреактивом и выходит на улицу поохотиться. И вот господин Иринархов, узнав, предположим, об этом и имея наверняка аналогичный опыт по части уличной охоты… Бред. В сторону — Doppelganger'а. Далее. Doppelkinn? Двойной подбородок? Сомнительно. Контуры плана с таким названием вовсе никак не вырисовывались. Doppelnelson — хорошее слово. Однако все наши власти предержащие фигурным катанием не увлекаются и заподозрить их в покровительстве двойному нельсону — нереально. Пошли дальше. Doppelschlag. Двойной удар. Сочетание мне это отчего-то понравилось, и я даже стал прикидывать, какой бы смысл «ИВА» стала вкладывать в это слово. Только через пару минут я сообразил, что название показалось мне знакомым по одной простой причине: был такой детективный фильм с участием Ван-Дамма. Отпадает. Того, что бывает в кино, никогда не бывает в жизни. Правило это, как я недавно уже замечал, действует почти безотказно. Если бы кто-то снял фильм, мечтательно подумал я, в котором бы детектив — допустим, Яков и, к примеру, Штерн — ввязывается по дурости в какую-то монументальную заваруху… Тогда бы реальный Штерн мог бы быть спокоен, что ничего не случится… Правда, сурово оборвал я сам себя, кино снимать уже поздновато. Заваруха в самом разгаре. Чем она для меня закончится, не знает никакой Ван-Дамм со всеми его ударами.

Дальше в словаре на полстраницы пошла какая-то белиберда. Doppelstecker — комбинированная вилка-розетка. Очень мило. Назвать некий секретный план, из-за которого люди уже гибнут пачками, таким идиотским словом, можно только после хорошей порции крэка. Насколько я успел заметить, люди в «ИВЕ» сидят серьезные, и даже очень. Наркотиков не употребляют. Я пропустил еще несколько сочных доппелей, среди которых особенно выделялся по степени кретинизма Doppelstokomnibus — двухэтажный автобус. Полный мрак. Если в конце концов все-таки выяснится, что на дискете зашифрованы детали суперсекретного проекта проникновения на московские улицы таких вот гигантских автобусов, я уйду из детективов в дворники. Как явно не способный к иному виду деятельности.

Видение огромного омнибуса, на котором бородатый Иринархов с дискетой въезжает в Думу, было тем не менее столь рельефным, что я замотал головой, отгоняя это наваждение. И — чуть было не пропустил два важных слова. Doppelverdiener и Doppelzungler. Человек с двойным заработком и Двуликий человек. Взяточник и Предатель. Оба эти слова слишком хорошо вписывались в то, что я уже знал о компании «ИВА», или в то, что подозревал о деятельности компании «ИВА». Доппельфердинеров — людей с двойным заработком (второй от «ИВЫ») в нашей стране, и тем более в Москве, было уже немало. Все газеты, печатающие бородатую рекламу; почти все ТВ, наводнившее эфир гитарным перебором и деревом над рекой, — все они вкалывали за свой жирный Doppeldienst. Депутат Крымов, выходящий с портфелем из особнячка на Щусева, наверняка оказался в числе доппельфердинеров. И фюрер Карташов с Дениской Апариным, решившие порадеть за Честь и Порядок, за ивовые денежки, — тоже из них. И публицисты Лагутин с Раппопортом, и парни с мегафонами, и старушки с плакатами (ха-а-арошая прибавка к пенсии!) — в тех же самых рядах. У всех у них, как у древнеримского бога Януса, имеются два лица, и второе обращено на тех, кто выплачивает вторую зарплату. Доппельцунглеры работают за доппельдинст. И еще неизвестно, в какой из двух областей они трудятся усерднее…

Вполне возможно, что я наконец угадал. И что злополучная дискета, за которую уже принял пулю элегантный Петр Петрович, действительно имеет самое прямое отношение к какой-то жутко секретной афере с одним из двух этих названий. Впрочем, точно так же все мои гениальные домыслы могли оказаться обычной игрой воображения, и тайна может скрываться где-то в другом месте. Гадание со словарем в руках было занятием не более умным, чем гадание на картах или на кофейной гуще. Во всех случаях добыть можно было бы лишь намек, тень разгадки, бледный силуэт. Для переговоров с позиции силы этого было совсем не достаточно.

На всякий случай я выписал несколько умных немецких слов на листок, а затем, кряхтя, запихнул словарь обратно в пыльное хранилище. Пыль взметнулась и осела на томе тонким серым налетом. Все как и было.

Ладно, решил я. Сделаем поправку на то, что пока игру веду я — со счетом 5:0. Или 5:2 — считая Генпрокурора и Черника? Нет, тут никакая арифметика не годится. Один Гошка для меня стоил дороже сотни ивовых боевиков. И пока «ИВА» не вернет моей клиентке этот чертов роман Макдональда — у меня есть все основания играть с ними без правил. Точнее, по правилам, которые изобретает на ходу Яков Семенович Штерн. На мгновение мне даже страстно захотелось, чтобы «ИВА» подольше отказывалась меняться: тогда я бы имел полное право наносить им удары, согласуясь с пожеланиями клиента. Удовлетворять чувство мести за счет заказчика. Как граф Монте-Кристо, чьи фокусы оплачивает спонсор. В каком-то смысле тоже доппельфердинст.

Я вздохнул. Чем больше я думал над всей этой историей, тем более странные мысли приходили мне в голову. В ясную и нормальную жизнь заурядного частного сыщика и специалиста по книжным делам ворвалось нечто непонятное, и сыщик со своим маленьким умом никак не мог сообразить: то ли он вытащит сейчас на берег огромную рыбу, то ли рыба, лениво взбрыкнув, утащит горе-рыболова в глубину. Но по крайней мере (я попытался отыскать и светлую сторону в этом безнадежном деле) жизнь моя после прихода Жанны Сергеевны стала значительно интереснее. И под завязку наполнилась новыми впечатлениями — под самую крышу доппельштокомнибуса. И еще возможностью на каждый удар отвечать двойным ударом. Доппельшлагом, мать вашу так и разэтак!

Усилием воли я отогнал подальше шустрых доппелей, как алкоголик пинками разгоняет зелененьких чертей. Чему быть, тому не миновать. И не дергайся. Если очень хочешь сделать как лучше, обязательно получится как всегда. Такой афоризм, по слухам, родил наш пожилой премьер на товарищеской встрече с нашим пожилым Президентом на теннисном корте. Была у них на глазах у журналистов парная игра. Доппельшпиль, так сказать… Тьфу! Избавь нас от лукавого, хоть на полчаса.

И я включил телевизор, чтобы принять порцию очередных теленовостей.

Как только прозвучал ненавистный гитарный перебор, в комнату заглянула Жанна Сергеевна. В руках у нее были какие-то живописные обноски. Лохмотья для Якова Семеновича.

— Ловишь кайф, Яшенька? — с интересом спросила она, кивая в сторону экрана, на котором проклятое деревце все никак не могло обломиться и упасть в реку.

— Настраиваю себя на подвиги, — объяснил я. — Это у меня двухминутка ненависти. Еще пара сеансов — и я обвешаюсь динамитными шашками и побегу взрывать особняк на Щусева…

— Не вздумай, — предостерегла меня птичка. — Там же ценная дискета, она ведь тоже пострадает!

— Уговорили, Жанна Сергеевна, — послушно согласился я. — Я потерплю, пусть бренчит еще хоть целый час.

Тем временем бренчание прекратилось, а на экран выплыл уверенный в себе диктор.

— Может, сразу на тринадцатый переключим? — предложила птичка.

— Не торопитесь, — ответствовал я. — «Чертова дюжина» на сладкое. Сначала узнаем ГЛАВНУЮ точку зрения на ГЛАВНЫЕ события.

Главный диктор на экране напыжился от такой ответственности и, по обыкновению, высыпал на наши головы ворох официального мусора. Президент наш встретился с Патриархом Московским и Всея Руси. Встреча проходила за закрытыми дверями, однако по сведениям, поступившим из президентской администрации — при этих словах диктор скорчил важное лицо, словно только что самолично выкрал эти сведения из кремлевского сейфа, — речь шла о поправках Патриархии к расходной части госбюджета. Наши пограничники в одном сопредельном государстве с боями оставили Кокташский район и заняли Джиликульский или наоборот — я толком не понял. (Камера показывала виды гор, снятые откуда-то из танкового люка, а голос за кадром талдычил о боях профессионально-неразборчиво.) Наш премьер-министр с супругой посетили штат Арканзас, интересуясь видами на урожай американских зерновых…

Увидев супругу премьера, Жанна Сергеевна произнесла задумчиво:

— Лучше бы он все-таки взял с собой молоденькую любовницу.

— В Америке это не принято, — объяснил я. — Лицемерная буржуазная демократия не позволяет. Понимаете?

— А у нас какая демократия? — простодушно поинтересовалась Жанна Сергеевна, глядя, как тучный премьер с натугой седлает маленький одноместный трактор.

— У нас, по слухам, тоже теперь буржуазная, — подумав, сообщил я. — Но отнюдь не лицемерная. Простая как пряник.

Под тяжестью премьера арканзасский тракторишко заскрипел и, возможно, развалился бы, но его спас диктор. Он вновь поспешно возник на экране, сквозь зубы пробежался галопом по Европам, обозревая международные новости, буркнул что-то о явно никому не интересных Голландских высотах, а затем уже с радостью отдался происшествиям. Как я и ожидал, перестрелка в «Олимпийце» имела некоторый резонанс. Камера показала озабоченную парочку — Кузина с Басиным, которые руководили ликвидацией последствий инцидента. С чувством некоего облегчения я узнал, что ущерб, причиненный «Олимпийцу», весьма незначителен и в основном сводится к побитым стеклам на третьем этаже. Трупы террористов, как водится, не были опознаны, и диктор за кадром стал зачитывать чьи-то предположения, будто рэкетиры намеревались наехать на торговцев издательства «Унисол». Немедленно нам показали бледное и мужественное лицо коммерческого директора «Унисола» господина Камышина, которое (лицо) заявило, что ударит по оргпреступности новой сверхмощной серией романов-боевиков, и, кстати, напомнило телезрителям, что роман Э.Лоуренса «Грязные-грязные руки» уже попал в десятку бестселлеров столицы, названных самыми авторитетными экспертами. Всюду жизнь, подумал я. Все можно использовать для рекламы — даже пять трупов и лужу крови. Настоящие трупы и настоящую кровь. Кстати, авторитетными экспертами был один-единственный Властик Родин из «Книжного вестника», который, впрочем, брезговал сам читать все эти порнографические детективы и данные брал с потолка. Потому-то наш общий с Властиком друг Гоша Черник по знакомству вечно попадал в эту десятку. Ай-да, Гошка…

— …Выборы в Щелковском избирательном округе можно считать состоявшимися, — прервал мои раздумья важный комментатор. — По данным Щелковского избиркома, на восемнадцать часов проголосовало двадцать восемь процентов граждан из числа включенных в общий список. Результаты будут объявлены только завтра…

— Быть Виталию Авдеевичу депутатом, — проговорил я. — Все предрешено…

В ту же секунду с экрана глянул на меня заместитель Генерального прокурора… виноват, уже и.о. Генерального прокурора (так-так, подумал я) Измаил Петрович Кравченко. По-моему, телефонов на его столе прибавилось. Господин Кравченко бодрым тоном уверил телекамеру и микрофон, что, поскольку кандидат в депутаты Иринархов В.А. к моменту выборов официально считался не арестованным, а задержанным, то Генпрокуратура не видит никаких причин помешать господину Иринархову избирать или быть избранным…

— С чем я вас и поздравляю, — сказал я птичке.

Птичка только грустно махнула рукой.

Вновь тренькнула гитара, склонилась ива, три буквы появились с неумолимостью мэне, тэкел, фарес, а потом пошла заставка «Культурная хроника».

— Переключаем на «Чертову дюжину»? — спросила Жанна Сергеевна.

— Можно, — согласился я. — Хотя нет… минутку!

Виталий Авдеевич, не выходя из своей тюремной камеры, проявлял чудеса оперативности. Хроника началась с восторженного перечисления всех культурных мероприятий, на которые «ИВА» щедрой рукой выделяла деньги. Ведущий пускал слюни от восторга. Оказывается, компания уже успела профинансировать интеллектуальное кино «Грехи отцов», выставку восковых фигур, конкурсы двойников и бальных танцев, а также первенство Москвы по водному поло с вручением старейшему ватерполисту Федору Черешне новенького снаряжения аквалангиста…

— Это намек? — поинтересовалась Жанна Сергеевна. — Старейшина уже не держится на плаву?

— Не думаю, — ответил я. — Наверное, эти друзья так сымпровизировали. Футболисту они подарили бы мотоцикл, а ватерполисту что? Катер? Слишком жирно для Черешни. Акваланг в самый раз. Дескать, плыви, Федя… С юмором, видать, мужички.

Последним из культурных благодеяний «ИВЫ» было финансирование строительства музея разведчика Николая Кузнецова в Саратове. Некто Ворокин — как явствовало из надписи бегущей строкой, будущий директор будущего музея, — утопая в бороде, возносил благодарности щедрой компании. По его словам выходило, что, пока государство проявляло преступное равнодушие к идее строительства этого музея, «ИВА» успела отстегнуть кругленькую сумму на такое богоугодное дело. Но я слышал… — мялся за кадром тележурналист, — будто Николай Кузнецов никогда не жил и даже не умер в Саратове… — Что поделать! — пожимал плечами Ворокин. — Город Ровно, где все ЭТО БЫЛО, сейчас расположен на территории Украины. Нам же хотелось, чтобы память о великом русском разведчике была увековечена именно на русской земле.

— Ничего не понимаю, — сказал я птичке. — Что за каша? Грехи отцов, призовой акваланг, партия Карташова, музей разведчика в городе, где он сроду никогда не был… Неужели только для рекламы? Но где «ИВА» отыскивает столько восторженных придурков?

— Ну почему непременно придурков? — не согласилась со мной Жанна Сергеевна. — Мне этот бородатенький Сорокин…

— Ворокин, — поправил я.

— Пусть Ворокин… Он мне даже чем-то симпатичен. Человек, может, мечтал об этом с детства. Как прочел в школе «Это было под Ровно», так и замечтал открыть музей герою в своем родном Почечуевске. А тут богатые дяди возникли, денежка закапала. Почему бы сказку не сделать былью?

— Пускай сделает, — согласился я. — В конце концов, его городу еще крупно повезло. А что, если бы этот Ворокин в детстве прочитал бы «Молот ведьм» или там маркиза де Сада?…

На экране Ворокин понес уже полную околесицу. Он забубнил в том духе, что Николай Кузнецов есть великий православный святой, которого не объедешь на палочке верхом. И когда находятся святотатцы, которые слово Божье переводят на агитки да идиш…

— Чем ему идиш-то не угодил, козлу бородатому? — обиделся я. — Переключите, Жанна Сергеевна, на тринадцатый… Смотреть противно.

Птичка ткнула кнопочку на пульте, и на экране материализовался развеселый ведущий «Чертовой дюжины». Шли как раз излюбленные на тринадцатом канале забавные сообщения из депутатской жизни — те самые, которые в новости первой и второй программы отчего-то не попадали. Было сообщено о сенсационном выступлении на ЗИЛе депутата Крымова (бывший ненавистник «ИВЫ» теперь вовсю нахваливал ее передовой опыт!), а также о драке между представителями Консервативной партии Муравиным и Зенкиным. И еще о таинственной болезни депутата Кругликова, и о загадочном проекте новой поправки к Конституции, содержание которой-де пока держится в секрете, но подписи для включения вопроса в повестку дня уже собираются…

— Что за болезнь таинственная? — спросил я в пространство, однако ведущий «ЧД» немедленно отреагировал на мой вопрос. Оказывается, это новая разновидность депутатского склероза, когда парламентарий решительно не помнит, о чем говорил вчера, и не узнает знакомых.

— Интересно, что пил вчера со своими знакомыми этот Кругликов? — полюбопытствовала птичка.

— Наверняка он и этого не помнит, — ответил я. — Очень редкое и опасное заболевание.

Ведущий на экране, разобравшись с депутатами, легко перешел к уголовной хронике. Его игривый тон нравился мне ненамного больше, чем сытое равнодушие комментатора-статистика с одного из первых каналов. Хотя в этом веселом цинизме было больше правды, чем в скорби длиною в три секунды и стоимостью в три копейки.

Как обычно, хроника открывалась квартирными кражами, продолжалась налетами и заканчивалась убийствами. Ближе к концу ведущий тоже коснулся перестрелки в «Олимпийце». Правда, на его взгляд, дело тут было вовсе не в наезде на «Унисол». Появились уже знакомые кадры, где ребятишки Кузина-Басина в синей униформе выметают осколки стекла и заделывают пробоины. Скорее всего, — проговорил за кадром ведущий, — это было следствием неудачных переговоров двух преступных группировок, сведениями о которых на канале пока не располагают…

— Умные хлопцы, — подытожил я. — Почти угадали. Мы с вами, Жанна Сергеевна, одна из этих двух группировок. Я — пахан широкого профиля, и киллер, и медвежатник, и рэкетир. Вы на подхвате. Банда, конечно, маловата, что есть, то есть.

— Нам нужен кто-то третий? — полюбопытствовала Жанна Сергеевна, немедленно овладевая моей рукой и направляя ее в знакомом направлении — в район блестящих джинсовых застежек. Мои пальцы привычно легли на эту клавиатуру, готовые к любому пассажу. Правда, сейчас для игры было не слишком подходящее время.

— Нет-нет! — возразил я очень испуганным голосом. — Меня, как пахана, состав банды вполне устраивает.

— То-то же, — гордо произнесла птичка, но, сообразив, что сейчас действительно рановато для дуэта, временно освободила мою руку.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23