Глава 4

ОЛИМПИЙСКИЕ ИГРЫ

Здание спорткомплекса «Олимпиец», центра московской книжной торговли и мекки книжных паломников всея Руси, издали сильно смахивало не то на огромный серебристый обрезок коленвала, почему-то поставленный на попа, не то на перевернутый граненый стакан с отрезанным донышком. Насколько я знаю, такой архитектурный стиль в 20-е годы именовался конструктивизмом. Однако именно эта неуклюжая махина из стекла и бетона к 20-м никакого отношения не имела, а сооружалась ударными темпами в самом конце 70-х, в преддверии великого спортивного события в Стране Советов. Предполагалось, что на Олимпиаде-80 все флаги в гости будут к нам и что представителям всего прогрессивного человечества найдется вдоволь места на трибунах. К сожалению, проектировщиков спорткомплекса забыли поставить в известность об одной познавательной экскурсии в 1979-м некоторого количества наших танков в одну маленькую мусульманскую страну; оттого-то годом позже прекрасные вместительные трибуны оказались наполовину пусты (или наполовину полны — как кому больше нравится). После того как все-таки отзвучали какие-то гимны, вручились какие-то медали и надутый гелием талисман Миша ушел в небеса, выяснилось, что эта громадина Москве не особенно нужна. Лужники прекрасно справлялись со своими обязанностями, и дублеров этому стадиону отнюдь не требовалось. Несколько лет подряд «Олимпиец» вел поистине жалкое существование: мероприятий в нем почти не проводилось, по огромным кольцеобразным коридорам здания-коленвала гуляли сквозняки, канализация выходила из стоя с регулярностью полнолуний. Звезды эстрады, рискнувшие арендовать главный зал «Олимпийца» для своих гала-концертов, простужались, теряли голоса и поклонников, а потому навсегда зарекались когда-либо иметь дело с этим архитектурным продуктом советской гигантомании…

«Олимпиец» спасли не спортсмены и не эстрадные певцы. Во второй половине 80-х, когда задули ветры перемен, в Москве возникли деловые люди, которым было плевать на сквозняки. Книжники сперва взяли в аренду, а затем и вовсе откупили у российского НОК спорткомплекс со всеми потрохами. Здание, плохо рассчитанное на публичные выступления, прекрасно сгодилось для крупномасштабных торговых операций; и когда руководители Лужников, спохватившись, стали отдавать свои воскресные трибуны неорганизованным барахольщикам, в «Олимпийце» уже давным-давно господствовали товарно-денежные отношения и царил тщательно продуманный порядок постоянно действующей книжной ярмарки. Отныне здесь было почти все, что выходило в стране из-под гутенбергова пресса. Это был водоворот, который засасывал в свою пасть миллионы томов в переплетах и обложках, в целлофане и в суперах. И это же был одновременно рог изобилия, через который любое издание, вышедшее где угодно, могло попасть в какую угодно точку страны. «Олимпиец» был биржей, барометром, академией наук и мотопомпой, великим магнитом для тех, кто готов был тратить деньги на бумагу, измазанную типографской краской и переплетенную ин-кварто или ин-фолио, и тем более для тех, кто умел обращать эту бумагу в деньги. Здесь я сам, скромный следователь МУРа и вечный завсегдатай развалов, однажды понял вдруг, что мне надо уходить с Петровки и в ЭТОМ мире заниматься частным сыском. За последние два-три года я не один раз бескорыстно помогал «Олимпийцу» — просто за то, что он есть на свете.

Сегодня наконец настала пора МНЕ принять ЕГО помощь. Если я сегодня и смогу уцелеть — то только ЗДЕСЬ. Если я и смогу их переиграть — то тоже ЗДЕСЬ. Моя программа-минимум на сегодня — выжить. Программа-максимум — выжить и кое-что узнать. Большего пока не требуется. Аминь.

Когда я вышел на станции «Проспект Мира», часы показывали семь утра. Вместе со мной вагон покинула толпа людей с сумками, рюкзаками и складными тележками. Все они двигались туда же, куда и я, возбужденно между собой переговариваясь. Это были книголюбы-одиночки или мелкие дилеры мелких фирм, приславших своих разведчиков за новинками и за информацией о конъюнктуре. Все они заранее волновались, что день может оказаться неудачным, и все предвкушали, что сегодня найдут здесь как раз то, что давно и безуспешно искали в других местах. Даже я, кого в «Олимпиец» привели совсем иные дела, машинально похлопал по карманам своего плаща, проверяя наличность. Жест был до отчаянности глупый. Однако на мгновение я ощутил странное, чуть ли не физическое неудобство от того, что у меня с собой мало денег и вовсе нет никакой сумки в руках. Очнись, Яша, сурово приказал я самому себе. Не время. Останешься в живых — потом накупишь книг, сколько душа пожелает. Ну, а если не повезет — некому будет разобраться даже с теми книгами, что тобой уже давно куплены. Впрочем, о печальном для меня исходе сегодняшней встречи лучше бы не думать. О таком варианте и так уже наверняка думают милые люди из «ИВЫ» и «Меркурия». Ладненько, пусть поломают себе головы. Или что у них есть еще там.

— Билетик входной не нужен? — возник сбоку пацан лет пятнадцати.

— Проездной! — отмахнулся я от жучка.

Очередь за входными билетами заворачивалась двойной спиралью и упиралась в единственную кассу. Смелые тинэйджеры сновали вокруг очереди на скейтах, предлагая те же билеты, но за двойную плату. Самые нетерпеливые и слабохарактерные из книголюбов, прикинув длину хвоста в кассу, не выдерживали пытки ожиданием и хватали билеты у перекупщиков Проблему с очередью, разумеется, можно было бы решить в полчаса, посадив в кассу пяток лишних продавцов. Но этого никто не собирался делать: такова была стратегия. Толпа создавала ажиотаж. Человек, мужественно выстоявший очередь или, тем более, взявший дорогой билет у жучка, просто не мог себе позволить уйти из книжного центра без покупки. Как я понял, эту истину маркетинговая служба «Олимпийца» открыла опытным путем и не собиралась отказываться от своей находки.

Сочувственно глядя на очередников-книголюбов, я обогнул толпу жаждущих у кассы, затем стал протискиваться мимо тяжело нагруженных трейлеров. Разгрузка была в самом разгаре. Грузчики, негромко переговариваясь на международном языке, заносили пачки внутрь под бдительным присмотром двух парней в синей униформе из «олимпийских» секьюрити.

— Салют, мальчики, — проходя, поприветствовал я знакомых охранников.

— Наше вам, Яков Семенович, — с почтительной фамильярностью ответил один из охранников. Другой в это время сосредоточенно водил металлоискателем вокруг пачки, показавшейся ему подозрительной, здесь, как и повсюду в Москве, боялись террористов.

Я миновал девятый подъезд, предназначенный для обычной публики, и подошел к седьмому, через который проходили только свои. Своих было гораздо меньше, чем рядовых книголюбов, однако маленький хвостик очереди возле подъезда все-таки имел место. Из-за спин я не видел, кто именно сейчас дежурит на входе, и вдруг сообразил, что попасться может и какой-нибудь незнакомый охранник, из новых. Все старые знали меня в лицо, но вот новичок мог проявить ретивость и потребовать пропуск. Которого, само собой, у меня не было и быть не могло: я был дорогим гостем безо всяких бумажек. Новенькому пришлось бы долго к мучительно объяснять, кто такой Штерн; возможно, обычных слов бы не хватило. Эго был бы фокус: начинать опаснейшую операцию с банальной разборки по типу «а ты кто такой?». На всякий случаи я внутренне собрался, готовый ко всему, но, увидев сегодняшнюю охрану, тут же расслабился. Дежурил и впрямь какой-то неизвестный мне тип (по виду — гоблин из гоблинов). Однако рядом с ним мирно покуривали с газетами в руках два моих славных приятеля, брюнет и блондин. Они же — начальники охранной службы книжного комплекса «Олимпиец».

— Доброе утро! — сказал я, обращаясь к ним. Оба начальника разом подняли глаза от своих газет увидели меня и дружно закивали.

— Мое почтение, Яков Семеныч, — сказал блондин.

— Шалом, Яша, — проговорил брюнет. Незнакомый охранник уважительно глянул в мою сторону и пропустил внутрь, не заикаясь ни о каком пропуске. Я обменятся рукопожатиями с обоими начальниками и тоже достал сигарету.

Блондин и брюнет походили друг на друга, и при желании их можно было бы принять за братьев-близнецов: оба невысокие, плотные, коренастые, с крепкими плечами; оба пострижены были коротко, но элегантно. Даже в лицах ощущалось определенное сходство: умные глаза обоих шефов охраны глядели на тебя одинаково пронзительно и цепко, а на губах раз и навсегда, похоже, застыла одна и та же едкая ироническая усмешка. Между тем оба не были никакими братьями и даже просто родственниками: блондина звали Паша Кузин, а брюнета — Боря Басин. Кузин и Басин, хоть и руководили сотней охранных гоблинов, сами были людьми вполне интеллигентными. Кузин закончил МГИМО и чуть было не стал атташе в Нидерландах, имея перспективу вскоре сделаться вторым секретарем посольства в Гааге. Басин играючи получил красный диплом на журфаке МГУ и мог выбирать между аспирантурой (тема «Николай Новиков и традиции российской демократической журналистики» была абсолютно выигрышной) и местом в газете «Московский листок», где ему сразу давали отдел. Однако в это самое время столичные книжники наконец получили в свое владение «Олимпиец».

Басин с Кузиным, синхронно наплевав на блестящую карьеру, кинулись в водоворот бизнеса. Оба с детства были фанатичными книголюбами, обоих грела мысль самим организовать в Москве некий Центр Книжного Изобилия и обоих не пугали соображения, что сначала работать придется далеко не в белых перчатках. Как-то так вышло, что оба они взялись перво-наперво за охрану «Олимпийца» — да так и не смогли потом остановиться, затянуло. Закономерное, кстати, явление. Быстро привыкаешь, что у тебя в подчинении сотня крепких парней, а потом уже нет сил отказаться. Паша Кузин и Боря Басин, организовав в «Олимпийце» очень надежную систему охраны, из книголюбов стали профессионалами в своем деле — и удовлетворились этим. Внутренний механизм книжного рая отныне работал, как часы, редко требовал смазки или ремонта (случай, когда я — при помощи Цокина — нашел в «Олимпийце» предателя, был из разряда ЧП). Теперь можно было, не торопясь, покуривать, тренировать новое пополнение, изредка устраивать учебные тревоги. И еще — со вкусом читать газеты. Точнее, одну газету.

— Что новенького пишут? — спросил я у Кузина с Басиным, хорошенько затянувшись своим «Кэмелом». Ответ мне был известен заранее.

— Дурость, как всегда, — иронично улыбаясь, ответил Кузин.

— Как и следовало ожидать, — согласно кивнул Басин.

— А все-таки? — полюбопытствовал я. Необходимо было полностью соблюсти ритуал.

— Дутые сенсации, — констатировал Кузин.

— Безмозглые комментарии, — радостно провозгласил Басин.

— Пол-на-я де-гра-да-ция! — со смаком проскандировали оба.

Эту маленькую сценку при встрече мы разыгрывали уже второй год. С тех самых пор, когда оба начальника охранной службы «Олимпийца» стали, ради развлечения, прилежными читателями московской «Свободной газеты». Удовольствие, которое они от этого получали, было мазохистского свойства. Оба ловили какой-то жуткий извращенный кайф, вчитываясь буквально в каждый материал этого, мягко скажем, не лучшего столичного издания. Виктору Ноевичу Морозову, главному редактору СГ, должно было икаться каждое утро, когда Кузин с Васиным разворачивали очередной номер. Парочка ввела для удобства своеобразное разделение труда: Кузин — как дипломат по образованию — брал на себя первые четыре полосы, а Васину, журналисту с филологическим уклоном, доставались культура и пестрая смесь.

Я досмолил одну сигарету и сразу же взял вторую. Перед серьезным делом необходимо было снять стресс, если он был. И, кроме того, меньше двух сигарет наша обычная болтовня с двумя охранными шефами никогда не продолжалась. Если бы я откланялся раньше, это бы выглядело подозрительным. А так — все, как всегда. Яков Штерн зашел в «Олимпиец» прогуляться по рядам и присмотреть себе клиентов. Нормальное дело.

— Как поживает наша внешняя политика? — спросил я у Кузина, кивая на газетный лист.

— Если верить Виктору Ноевичу, издыхает, — немедленно сообщил мне Паша Кузин — Господин Морозов дал нашему министру иностранных дел двадцать четыре часа, чтобы тот подал в отставку или застрелился. Есть тут, кстати, и ценный совет Виктора Ноевича лично президенту. Срочно снять с поста премьер-министра и назначить на его место… кого бы вы думали?

— Самого Витюшу Морозова, — ответил я, не задумываясь.

— А вот и не угадали, Яков Семенович, — сказал Кузин. — Виктор Ноевич — не эгоист какой-нибудь. Он не о себе, он о России печется…

— Ну, тогда совсем другое дело… — протянул я. — Тогда не знаю.

— Господина Иринархова, разумеется! — рассмеялся Кузин. — Нашего экономического гиганта. Выпустить из Лефортово — и сразу в премьеры.

— Круто, — присвистнул я. — А аргументы?

— Главных два, — произнес Паша уже серьезным тоном, хотя ироническая усмешечка по-прежнему оставалась у него на губах. — Во-первых, компания «ИВА» как символ российского просперити и всем образец. Во-вторых, господин Иринархов пользуется-де народной любовью и может сплотить нацию. Те, у кого есть хоть одна акция «ИВЫ», за родного Авдеича должны землю рыть и глотки рвать.

— Допустим, — хмыкнул я. — А у кого нет вообще ни одной акции? В России, как я слышал, таких большинство. Вдруг они не станут за Иринархова землю рыть?

— О-о, тут все продумано, — с такой же мефистофельской усмешкой разъяснил мне Кузин. — Каждого надо обязать купить, по крайней мере, по одной акции «ИВЫ». Административными методами. Вынужденная, но неизбежная мера.

— Ага, — наконец догадался я. — И тоже в двадцать четыре часа.

— Верно, — подтвердил Паша Кузин — И тогда возникнет новая единая историческая общность — акционеры компании «ИВА».

— Грандиозно, — вздохнул я. — Морозов сошел у ума. Клинический случай. Или весь мир сошел с ума?

— Это как посмотреть, — подал реплику Боря Басин. — Насчет всего мира — не уверен, но у Витюши Морозова точно есть компаньоны по психушке. — С этими словами он сунул мне под нос газетный лист и ткнул пальцем в одну из статей на культурной полосе. Статья называлась «Человек Возрождения» и подписана была двумя фамилиями — Лагутин и Раппопорт. Так, сообразил я. Обошлись без Властика Родина. Нашли-таки способных и небрезгливых. Статья была посвящена книге мемуаров дорогого Авдеича и вся выдержана, как я успел заметить, в каком-то непристойно-льстивом духе. Кажется, о покойном Брежневе — и то писали куда более сдержанно.

Басин, сам того не ведая, перевел разговор на нужную мне тему.

— А что, — небрежно осведомился я. — В «Олимпиец» уже завезли этот потрясающий бестселлер? Надо бы прочитать. Вдруг я проникнусь…

Кузин с Васиным, не сговариваясь, пожали плечами. Видимо, за время совместной работы они научились выражать свои чувства одинаково.

— Яков Семенович, — укоризненно произнес Паша Кузин. — Это же «Меркурий» издал. Они нам свой товар никогда не завозят. Они — сами с усами. Заставляют московских дилеров брать у них на базе.

— Я слышал, что с несогласными, — добавил Боря Васин, — у них разговор короткий. Не берешь тираж — отправишься на дно Москвы-реки.

— Говорят, топят они людей в бочках, — с мрачной гримасой уточнил Кузин.

— С бетоном, — подтвердил Басин.

Эти истории про «Меркурий» я уже слышал и даже пару дней назад сам пугал «Меркурием» обворованную Жанну Сергеевну. Но сейчас, после убийства Генпрокурора и Гоши Черника, эти гангстерские истории все больше стали казаться мне киношной выдумкой. Вроде столичной Коза Ностры, специально сочиненной мною самим для Алеши Цокина. В реальной жизни все не так, как в американском кино. Гораздо страннее и страшнее.

Тем не менее я кивнул Кузину с Васиным.

— Мафия, — сказал я скорбным голосом. — Убьют и не поморщатся.

— Дело не в том, что убьют, — возразил мне Басин. — Всякие бывают обстоятельства, сами знаете. Но беспредельничать-то зачем?

— Сначала ведь надо договориться по-хорошему, — проговорил Кузин. — Но с такой репутацией, как у «Меркурия»…

Оба шефа охранников развели руками. Опять-таки одновременно и не сговариваясь. Лично они, насколько я знал, своими руками людей не убивали. По крайней мере, без очень серьезных на то оснований.

Признаться, я и раньше знал, что «Меркурий» не дает свои книги «Олимпийцу», и закинул удочку скорее для проверки. Мое предположение подтвердилось Итак, на сегодняшней встрече с людьми из особнячка Щусева у меня будет целых три преимущества. Первое — что я отлично знаю здание комплекса, а они нет. Второе — что посланцев «Меркурия» (и тем более «ИВЫ») здешние охранные гоблины в лицо узнать не могут, а потому, если что случится, примут их за обычных обнаглевших рэкетиров. Каковыми эти друзья, между прочим, и являются. Что касается третьего моего преимущества…

Я вытащил из кобуры свой «Макаров» и протянул его шефам охраны.

— Да ладно, — раздвинул губы в улыбке Боря Басин. — Не валяй дурака, Яша.

— Мы и так не беспокоимся, Яков Семенович, что вы при оружии, — подтвердил Паша Кузин. — Вы же в курсе. Вы ведь не будете тут стрелять, правильно?

— Черт его знает, — задумчиво сказал я. — Человек я вспыльчивый, а люди здесь ходят разные. Вдруг не сдержусь и пущу кому-нибудь пулю в лоб?

Кузин с Васиным дружно рассмеялись. Поверить в такую возможность они абсолютно не могли. Я, как и все завсегдатаи «Олимпийца», знал главный здешний неписаный закон. Все оружие, как и во время визита в «Книжный вестник», следовало сдать при входе. Посетитель, обнаживший ствол на территории комплекса, навсегда изгонялся отсюда, а его данные (или данные его фирмы) заносились в охранный компьютер. Посетитель, выстреливший в «Олимпийце», живым отсюда не выходил.

— Спасибо, ребята. Но правило есть правило, — серьезно проговорил я. — Закон — для всех. И я ничем не лучше других…

Эта традиционная наша пикировка тоже была частью ритуала. Кузин с Васиным предлагали мне, как дорогому гостю, поблажку. Дорогой гость благодарил за оказанную честь, но отказывался. Я передал Кузину свой пистолет, подумав при этом, что гости из особнячка с улицы Щусева скорее всего не посчитают нужным последовать моему примеру. О чем очень скоро крупно пожалеют.

Оставив обоих охранных начальников и дальше измываться над бедной «Свободной газетой», я спустился в подвал, где уже шла оживленная торговля. Встреча наша должна была состояться через четыре с лишним часа на третьем этаже, и я обязан был, не торопясь, обойти все здание в поисках чего-то подозрительного. Чисто теоретически я не исключал, что эти ребята, пришедшие за дискетой, уже тут и присматриваются к месту встречи.

Другое дело, что всех хитростей «Олимпийца» за один раз они все равно бы не сумели изучить. Кроме того, до самого момента встречи они не могли знать, что звонивший им — это именно я и есть. До тех пор, пока я не вытащу из кармана дискету, я — человек-невидимка. Делаю, что хочу.

Обходя подвальный ярус, я не смог отказать себе в удовольствии бросить беглый взгляд на разложенные новинки. Вдобавок, объяснил я своему внутреннему голосу, это необходимо и для конспирации. Посетитель, который здесь не торгует или не рассматривает книги, выглядит настораживающе и вызывает подозрения. Понятно? Внутренний голос мой на это довольно ехидно заметил, что человек без сумки в руках здесь тоже вызывает известные подозрения. Правда, у моего бежевого плаща были огромные вместительные карманы. В них можно было бы поместить трилогию Дюма. Вместо этого на дне одного из карманов бултыхалась одна-единственная дискетка. Карман, кстати, был потайной, пришивал я его сам в одном хитром месте. При беглом обыске найти на мне искомый предмет — если это не трехтомник того же Дюма! — было бы крайне затруднительно.

В подвале торговали, как правило, научными изданиями. Конечно, не такими специальными, для двух-трех десятков знатоков, как в магазине «Евгений Онегин» на Полянке. Но отнюдь не ширпотребом, главное достоинство которого ограничивалось переплетом и картинками. Преобладали многочисленные энциклопедии буквально по всем отраслям. Я все надеялся, что кто-нибудь выпустит что-то типа «Карманного справочника частного детектива», но покамест такой книги мне не попадалось.

Зато новое издание «Справочника по стрелковому оружию» лежало на видном месте, и я лишь усилием воли подавил в себе острый позыв немедленно заполучить в свою коллекцию этот роскошный том. Лишь напоминание о том, что, возможно, сегодня мне придется побегать, уберегло меня от искушения. Носиться с толстым книжным кирпичом под мышкой — развлечение не для слабонервных.

Я все-таки задержался возле импровизированного прилавка со «Справочником»… и бегло перелистал его. На глаза попалась статья о самой последней модели винтовки М-16. Состоит на вооружении у сил быстрого реагирования, спецподразделений, частей особого назначения, а также… Вот-вот, подумал я. А также. А также всех желающих, кто не пожалеет баксов для ее приобретения. Говорили, что в свое время даже ГРУ с Лубянкой приобрели небольшие партии этой винтовки. Чтобы, значит, выяснить, отчего же американская армия не переходит на наши удобные и незаменимые Калашниковы? Так и не выяснили, конечно, зато американское оружие из той партии тихо расползлось неведомо куда. Может, и в компанию «ИВА» как раз из тех мест прибрело?…

Я вздохнул, вспомнив кровавую вмятину на лбу Гоши Черника. Ладно, не надо бы сейчас об этом. Рядом со справочником продавалась «Военно-медицинская энциклопедия». Я открыл раздел «Огнестрельные ранения» и тут же сразу захлопнул. Вот что надо продавать вместе с красавцем справочником! Нравятся тебе опасные игрушки — так на, погляди, ЧТО они могут сделать с тобой самим. Поучительное зрелище. Надолго отбивает охоту делать дырки в людях… Правда, добавил я мысленно, мастеров делать эти дырки никакими страшными картинками в энциклопедиях не вразумишь. Да и не те люди, чтобы вообще читать какие-либо книги.

Я поднялся из подвала на первый этаж и сразу потерялся в толпе, текущей по кольцевому ярусу. Здесь было гораздо суматошней, чем в подвале: торговали уже художественной литературой, хоть и не самой ходовой, на любителя. Наиболее оживленно торговля игла возле лестницы пятого сектора. Пачки переходили из рук в руки, как эстафетные палочки на соревнованиях по биатлону. Когда-то сдуру я чуть не стал биатлонистом, но вовремя спохватился. Ради удовольствия пострелять по шарикам из хорошей спортивной винтовки все равно не хотелось бы лишний раз вставать на лыжи…

— Что новенького? — поинтересовался я у высокого белобрысого продавца в очках, который, согнувшись в три погибели, колдовал над раскрытой пачкой.

— Шесть штук за один экземпляр, если в количестве — то четыре семьсот… — не отрываясь от своего дела, буркнул продавец.

— Книжка-то хорошая? — подозрительным тоном спросил я, глядя на переплет и никак не разбирая за мелькающими спинами покупателей-биатлонистов ни названия, ни имени автора. На обложке, по-моему, красовалась большая задница в шляпе.

— Супер, — все так же, не поднимая головы, сквозь зубы сообщил продавец. — Изюмов — это Изюмов. Море секса. И название клевое. «Дырочка для клизмы». Советую брать не меньше пачки. Разойдется…

— Чего для клизмы? — удивился я. Высокий продавец недовольно разогнулся, чтобы взглянуть на въедливого дурака-покупателя.

— Привет, Денис, — любезно произнес я. — Значит, советуешь брать? И не меньше пачки?

Белобрысого очкастого продавца звали Денисом Апариным. Год назад он работал у Лехи Быкова, но очень вовремя оттуда слинял. По моему, кстати, совету слинял. Теперь, когда Лехиной «Сюзанной» заинтересовались мои бывшие коллеги с Петровки, Апарин был рад-радешенек, что ускребся.

— Здрасьте, Яков Семеныч, — пробормотал он, тщетно стараясь скрыть неловкость. — Извините, сразу не признал. Закрутился, как не знаю кто. Они, суки, взяли моду по экземпляру в пачечку не докладывать. Я продаю в количестве, а потом приходят амбалы со мной разбираться. Большая мне радость!

— Сочувствую, — сказал я вежливо. — Так что, купить у тебя изюмовскую клизму? А, Дениска?

Очкастый Апарин напряженно заулыбался.

— Шутите, что ли, Яков Семеныч? — спросил он, отмахнувшись от очередного мелкого оптовика: дескать, погоди, не до тебя. — У меня еще крыша не поехала, чтобы всучивать своим знакомым этого пидора! Я после первого-то его романа, «Гей-славяне», две ночи нормально спать не мог: все мне снилось, что он ко мне подкрадывается сзади со своим болтом…

Произнеся эту тираду, Апарин деловито подхватил ближайшие четыре пачки и сунул в руки застоявшемуся оптовику. Мелкий оптовик крякнул под тяжестью полутора сотен задниц в шляпах и покорно затрусил к выходу.