Глава 1

ЯВЛЕНИЕ ЖАННЫ

Мой дом — моя крепость. А также офис, командный пункт, спальня и столовая. Все вместе в двух комнатах, очень удобно. На Западе мои коллеги имеют офис отдельно, дом-крепость отдельно, а питаются в ресторанах. Мы же по своей бедности предпочитаем совмещать. И если на бронированной табличке, укрепленной на моей бронированной двери, написано «Яков Семенович Штерн. Частный детектив» — то можете быть уверены, что за дверью вас встретит именно Штерн, а не его помощник, секретарь и референт, которых вообще в природе не имеется. Я все делаю сам. Сам принимаю заказы, сам беседую с клиентами. Отвечает на телефонные звонки, правда, мой близкий и единственный друг. Автоответчик.

Каждое утро начинается для меня с двух одинаково неприятных дел. Я варю кашу и слушаю телефонные записи, которые с вечера сделал мой друг. Сам я вечерами и тем более ночами трубку предпочитаю не поднимать. Наслушаешься гадостей на сон грядущий, а потом всю ночь будут сниться мальчики кровавые и неоплаченные счета.

Сегодняшнее утро ничем не отличалось от предыдущих. Я мрачно перемотал пленку, включил звук и полез на антресоль за очередным брикетом каши. Как всегда, табурет угрожающе заскрипел, и я который раз твердо дал себе обещание выбросить эту антикварную рухлядь и купить себе для кухни обыкновенный стул. Изделие со спинкой и на четырех ножках. Верного четвероногого приятеля.

Голос из динамика вкрадчиво сказал:

— Яков Семенович, можете мне не отвечать Мы ведь знаем, что вы дома. У вас есть еще время подумать до завтрашнего утра…

«А потом мы примем меры…» — мысленно продолжил я, элегантно соскакивая с табурета на пол. Брикет с кашей я грациозно держал в правой руке. В каждом, даже рутинном деле должно быть свое изящество Иначе можно просто свихнуться.

— …А потом мы примем меры, — послушно сказал вкрадчивый голос. — Поверьте, мы не желаем вам зла. Но поставьте себя на наше место…

Обладатель вкрадчивого голоса представлял интересы фирмы «Папирус Лтд». Скромненькая организация. У филиала «Папируса», которым последнее время занимался я, был десятимиллиардный годовой оборот. Магазин на Сретенке. Магазин в Трубниковском. Склады, склады, склады. Маленькое валютное кафе на Ростовской набережной. И кое-что еще по мелочи в разных районах Москвы. Я поставил себя на место господина Лебедева, президента «Папируса». Потом я представил господина Лебедева на своем месте, в маленькой кухне, с брикетом пшеничной каши в руке, и невольно хмыкнул.

— …Нам ничего не остается, как сделать ответный шаг.

Гудки. «Папирус» сказал свое последнее слово и отключился.

Я сорвал с брикета обертку, стараясь не глядеть на надпись «Годен до…» и на цену — тринадцать копеек. Собственно, ежеутренне питаться дурацкой кашей меня никто не заставлял. Здоровье позволяло мне кушать на завтрак горячие тосты с повидлом, столовую ветчину, сыр бри и земляничный йогурт. Самое смешное, что в последнее время и мои финансы позволяли мне такое меню. И если бы не моя проклятая лень и обращение к супермаркетам, я вполне мог бы заколотить гвоздями проклятую антресоль с бабушкиными припасами и питаться, как все тот же господин Лебедев. Он-то наверняка начинает свое утро с порции йогурта…

Я положил каменный брикет в жестяную миску, специально предназначенную для таких экзекуций, и ударил своей железякой по серо-желтому кирпичику, сделанному из будущей каши.

Из динамика послышался шепот:

— Яшка, мразь! Мы до тебя доберемся, падла! Мы тебя…

Я невольно поморщился, слушая рассказ о том, что со мной собираются сделать. Самым мягким было обещание намотать мои кишки на ограду моей же могилы. Чисто технически задача представлялась мне довольно сложной — если, конечно, не предположить, будто я уже заготовил впрок себе местечко на кладбище и обнес его соответствующей оградой. Размышляя о преимуществах покупки впрок места для собственного погребения, я отвлекся и чуть было не нанес себе удар по пальцу. К счастью, в последний момент я успел отдернуть руку и отделаться легким испугом.

Ударным инструментом для разбивания брикета служил мне тяжелый стальной кастет с имперским орлом и свастикой. Когда-то эта вещь принадлежала какому-то эстету-нибелунгу из СС. Позднее — гвардии рядовому Петухову, который подстрелил нибелунга на окраинах Вены. Еще позднее вещица попала в руки Петухову-правнуку, который стал шляться вечерами с дедулиным трофеем в кармане. Эта милая штучка должна была раскроить мне череп лет шесть назад, когда Петухов-правнук, семнадцатилетний обалдуй, решил поправить свои финансовые дела за счет случайных прохожих. На его счастье, первым таким прохожим случайно оказался следователь МУРа старший лейтенант Яков Семенович Штерн собственной персоной. Я хорошенько объяснил правнуку гвардии рядового Петухова смысл заповедей не убий и не укради — после чего юноша прекрасно все осознал. Раскаяние было столь глубоким, что я в тот вечер отказался от намерения свести начинающего бандита в отделение и просто дал ему испытательный срок, пообещав приглядывать за ним. Правнук слово свое сдержал. Сейчас он то ли брокер, то ли дилер, а может быть, официальный дистрибьютор. Ездит на новеньком «мерседесе», вечерами интеллигентно выгуливает черного ротвейлера. Жена у него тоже где-то в структурах. При встрече с правнуком мы раскланиваемся, и он всякий раз зовет меня работать в свою контору. Я вежливо отказываюсь, хотя деньги неплохие. Не терплю над собой никакого начальства, даже доброжелательного. Поэтому, кстати, и ушел из МУРа, как только представилась возможность.

— …И не рад будешь, что на свет родился!

Финальный мат. Отбой.

К тому моменту, когда голос из динамика закончил перечисление всех мыслимых и немыслимых казней, включающих разрывную пулю в живот, удушение с помощью капроновой лески N 3 и пропускание гениталий через мясорубку, я успел благополучно справиться со своей задачей: превратил каменный брусок пшеничной крупы в маленькую серо-желтую горку. Я зажег газ, поставил на огонь кастрюльку с водой и осторожно высыпал в воду результат своей работы кастетом. Крупа после недолгих раздумий затонула. Осталось только помешивать мое варево.

Угрозы, которых я только что наслушался в избытке, исходили от Лехи Быкова, владельца компании «Сюзанна». Не от самого, конечно, Быкова — говорил какой-то нанятый им шестерка. Сам Леха не таков, чтобы оставлять следы на магнитофонной ленте. Фирма «Сюзанна» победнее, чем «Папирус» господина Лебедева. Иной уровень крутизны. Оборот поменьше, подходы попроще. И «Сюзанна», и «Папирус» одинаково нарушают закон, просто на разных стадиях. Интеллигентный Лебедев ворует чужие копирайты, ребятишки Лехи Быкова специализируются на умыкании из типографий готовых пленок. Лебедев работает тонко, и его трудно поймать за руку. Быков действует нагло, и с ним не все рискуют связываться. Я умудрился доставить крупные неприятности и тому, и другому. По моей бескорыстной наводке в «Сюзанне» уже было два обыска. Очень результативных, потому что неожиданных. «Сюзанна», «Сюзанна», мон амур!…

Тем временем друг-автоответчик, пошелестев магнитофонной лентой, вдруг выдал мне сюрприз. Женский голос произнес:

— Яков Семенович, здравствуйте! Моя фамилия Володина. Мне очень нужно с вами встретиться…

Я поднял голову от своей каши, но тут, на самом интересном месте, пошли гудки. Должно быть, неизвестная мне Володина положила трубку. Сообщение получилось коротким и неясным. Я огорчился, поскольку голос на пленке мне определенно понравился в нем не было и следа ненавистных мне визгливых бабьих интонаций, когда любое слово вдруг может соскочить в истерику. Не было в этом голосе и фальшивого придыхания, которое должно было означать глубокую взволнованность. Голос таинственной Володиной был тихим, теплым, с легчайшей хрипотцой.

Терпеливо помешивая кашу, я пришел к выводу, что звонок этот предназначался не мне. В последнем издании телефонного справочника «Вся Москва» мой номер попал в раздел «Частные сыскные агентства» без указания моей специализации. Едва ли прекрасная незнакомка могла быть моим будущим клиентом. Я не занимаюсь разводами, личной охраной и поиском утерянных мужей и жен. Мои клиенты, как правило, — финансово озабоченные мужики, делающие свой бизнес на стародавнем изобретении Иоганна Гутенберга. Когда я уходил из МУРа, мой бывший начальник майор Окунь в сердцах обозвал меня дезертиром, а потом и крысой, бегущей с корабля. Да и многие мои тогдашние сослуживцы были уверены, что я нашел себе непыльную работенку. Сиди себе в офисе, перелистывай книжечки. Преступник — не какой-нибудь Коля-Чума, в синих пороховых наколках, опухший от водки и сбрендивший от марафета. Культурный учтивый джентльмен, предпочитающий откупаться, а не стрелять. Как бы не так, с внезапной злостью подумал я, глядя, как моя каша в бурлящем водоворотике начинает всплывать со дна. Бывшие коллеги по МУРу, безусловно, пали жертвой предрассудков. Книгоиздательский бизнес вкупе с книготорговым — ничем не хуже, но и не лучше всех прочих видов бизнеса. И еще надо посмотреть, кто менее разборчив в средствах — мытищинские наркодельцы, солнцевские рэкетиры или подтянутые господа типа Лебедева. Во всяком случае, вакуумная мина в Москве впервые была применена как раз этими друзьями, в прошлом году тогда, помнится, взлетел на воздух крупный полиграфкомбинат в Коньково — вместе с тремястами рабочими ночной смены и полутора миллионами почти готового тиража Дорис Оливье в серии «Телероман». Тираж тот был спорный. На него претендовали владельцы «Бук-сервиса», хозяева фирмы «Марина» и лично два коньковских пахана, большие новички в области умственного труда. Самое смешное, что настоящий хозяин издательских прав на Оливье к разборке даже не был допущен: его новенькую «тойоту» для острастки хозяина ночью раздавили прессом в лепешку, прямо на охраняемой стоянке…

Каша уже почти дошла до кондиции, и я, обжигая губы, рискнул ее попробовать. Пресновата, пожалуй… Ладно, сойдет. Пока я возился со стряпней, мой приятель автоответчик преподнес мне еще несколько коротких сообщений. Меня настоятельно приглашали на презентацию нового бестселлера Гоши Черника (придется идти, тоскливо подумал я), информатор из Минска односложно уведомил о том, что весь тираж пропавшего «Эха» внезапно всплыл на тамошнем рынке (так-так…), какой-то гугнявый тип скороговоркой посоветовал мне мотать на землю предков (оплатить мне проезд тип почему-то не предложил), секретарь Московской стрелковой ассоциации известил, что соревнования на кубок Москвы состоятся в Тушино в следующее воскресенье и я в списке (какого черта, чуть не взвыл я, тоже мне, нашли стрелка! Все равно ведь наш «Шеврон» продует в командном зачете. В «Резервах», между прочим, двое ребят из «Вымпела» и трое, по слухам, из «Альфы»…). Последним вчера звонил Слава Родин из «Книжного вестника» — просил, по возможности, заглянуть в редакцию.

Так, с сообщениями разобрались. Можно кушать. Я полил мою кашу из бутылки постным маслом, достал из буфета свою ложку, сунул руку в хлебницу. И тут сообразил, что вчера в суматохе позабыл забежать в булочную. В хлебнице были только крошки.

Я бросил скорбный взгляд на антресоль, откуда я доставал брикет с кашей. Все запасы делала покойная бабушка Рахиль Наумовна, на случай атомной войны. Помимо каши, на антресолях были толково размещены пачки чая, упаковки сахара-рафинада, ящик супов в пакетах. Провизии должно было хватить на весь период ядерной зимы и вплоть до самой ядерной весны. Бабушка пережила ленинградскую блокаду, а потому не могла допустить, чтобы голодный ужас полувековой давности повторился. Но хлеб, естественно, она не запасала. Зато в углу антресолей висели три наволочки, набитые сухарями. Пару раз я, побежденный приступами своей лени, вместо хлеба использовал бабушкин сухарь. Если его хорошенько размочить…

Я резко встал, едва не опрокинув свой аварийно скрипящий табурет. Все. С ленью будем бороться. С сегодняшнего утра начинаю новую жизнь. Сейчас оденусь, возьму большую хозяйственную сумку и отправлюсь в поход по магазинам. Куплю всего того, чем должен питаться преуспевающий (ну, это я малость подзагнул… ладно, просто не бедствующий) частный детектив моей квалификации.

Накинув плащ и вооружившись сумкой, я бдительно выглянул в дверной глазок. Если верить американской оптике, лестничная площадка была пуста Озираясь, я спустился вниз по лестнице. Предосторожности мои не были излишними: подопечные от слов любили переходить к делу. Слегка приоткрыв входную дверь подъезда, я изучил окрестности. Пусто. Никто меня не пасет. Уверившись в этом, я расслабился и по дороге в магазин оглянулся всего только раза три. И, как водится, проморгал опасность.

Отследили они меня, скорее всего, еще между домом и магазином, но в магазине трогать не стали, позволив мне сделать все покупки и уложить в сумку добытое — батон, яйца, ветчину, сыр и серебристую двухсотграммовую упаковку йогурта. Йогурт, как впоследствии выяснилось, был изготовлен хоть и по шведской лицензии, но на нашем молкомбинате имени Бусыгина. По российской привычке разбавлять любой молочный продукт, на комбинате самовольно изменили консистенцию. Бусытинский йогурт больше всего стал напоминать перестоявший кефир.

Кстати, это и спасло мне жизнь.

Стрелять в меня начали сразу, как только я вышел из магазина. Малолитражный автобусик с надписью «Омни-кола» лихо промчался по дороге мимо супермаркета в опасной близости от пешеходной зоны, и стрелок, приоткрыв боковую дверцу с буквами «ко», дал прицельную очередь. Привычные прохожие, оказавшись в секторе обстрела, мигом легли на асфальт и прикрыли головы руками. Те, что подальше, бросились врассыпную, стремясь рассредоточиться по дворам и подъездам. Я пока не пострадал. Пули, предназначенные мне, попали в серого чугунного пингвина с разинутым клювом. До сегодняшнего дня мне казалось, что эти тяжеленные урны, стараниями супрефекта нашего района расставленные по всему проспекту, выглядят просто по-идиотски. Вдобавок ко всему человек, опускающий в урну огрызок, пластиковую обертку или просто окурок, испытывал неприятное чувство — будто он кормит королевского пингвина всякой несъедобной гадостью.

Лежа под защитой урны-пингвина, я изменил свое мнение по поводу новшества нашего супрефекта. Более того, я мысленно начал составлять письмо в префектуру с просьбой существенно модернизировать пингвинов, увеличив ширину каждого хотя бы до полутора метров и сменив материал с чугуна на бронебойную сталь. Однако, увы, тот экземпляр, за которым я сейчас прилег, еще принадлежал к прежней модификации. И вряд ли мог меня укрыть секунд через пятнадцать: автобусик с «Омни-колой» на борту уже делал следующий заход. Судя по основательности, с какой проводилась операция, и по выбранному калибру оружия, первым от слов перешел к делу господин Лебедев.

Я пошарил в карманах в поисках хоть какою-то оружия. Пусто. Мои выходы за покупками в супермаркет были до того спонтанными, что у меня еще не выработался рефлекс брать в такие экспедиции по крайней мере гранату-лимонку. Так, для подстраховки. Чтобы чувствовать себя поувереннее. Я запустил руку в сумку с покупками и нащупал прохладный цилиндрик. Внутри упаковки булькнуло. Меня осенило…

Посторонний наблюдатель — если бы таковой нашелся — твердо решил бы, что присутствует при исполнении рядового военно-спортивного норматива, а именно — метания гранаты из-за укрытия. Он, этот наблюдатель, увидел бы, как носатый встрепанный мужчина (то есть я) выхватывает серебристый снаряд, зубами выдергивает чеку и мастерским прицельным броском поражает…

На самом деле я выхватил из сумки увесистую упаковку с бусыгинским йогуртом, зубами отодрал пленочку-крышку и, прицелившись, метнул в сторону наезжавшего автобусика. Самого автоматчика нечего было и пытаться поразить таким несерьезным оружием, как йогурт. Но вот для водителя эта штука могла сгодиться.

Блямс! Лобовое стекло автобусика было затемнено, так что водителя я не видел. Однако теперь и водитель не мог видеть меня. И, между прочим, не только меня. Упаковка бусыгинского продукта вмазалась точно в центр лобового стекла, лопнула с сильным шмякающим звуком, и белая масса йогурта расползлась по всей поверхности стекла. Можете себе представить состояние водителя, когда стекло перед его глазами за секунду становится матовым! Причем, что особенно интересно, на скорости километров пятьдесят в час. Да еще на оживленной магистрали, где, в нарушение всяких правил, по обочинам припарковано великое множество транспорта. В том числе и грузового. В том числе и огромный панелевоз, водитель которого, как видно, забежал в супермаркет по какой-то мелкой надобности и легкомысленно оставил свое чудовище на произвол судьбы.

Я увидел, как заработали дворники автобусика, но рычаги, лишенные щеток, прочертили только две узенькие дуги в бескрайнем море йогурта. Бережливость, господа, иногда выходит боком. Наверное, хозяйственный водила поснимал щетки, дабы уберечь их от мелких уличных воришек. Сэкономил, называется!

Ослепший водитель «Омни-колы» инстинктивно взял вправо — так резко, что длинная очередь, предназначенная нам с чугунным пингвином, прошла правее и ниже, прямо по шинам панелевоза. Машина осела набок, ее массивный груз опасно накренился. Взвизгнули тормоза обезумевшего микроавтобуса: водитель, испугавшись содеянного, стал высовывать голову в боковое стекло-бойницу, переложив свой штурвал резко вправо. Нервный стрелок от такой неожиданности одной длиннющей очередью в никуда опустошил свой магазин и заткнулся. Последние три пули успели угодить в витрину супермаркета. Витрина взорвалась осколками, из-за чего шофер «Омни-колы» мигом втянул свою голову обратно и окончательно потерял всякую ориентировку в пространстве. Автобусик на полной скорости рыскнул опять влево-вправо, закрутился вокруг своей оси. Шофер, судя по всему, отчаянно давил по тормозам, однако силы инерции были неумолимы. Лет пять назад я по телевизору видел фильм о катастрофе какого-то мощного лайнера, вроде «Титаника». Так вот: теперь эта история повторялась у меня на глазах, только в миниатюре и на суше. Корабль с террористом-автоматчиком на борту полным ходом врезался в бок айсберга-панелевоза. Одна из огромных бетонных панелей, составленных домиком, переломилась на моих глазах и с хрустом обрушилась на корпус бедной «Омни-колы». Против лома, как известно, нет приема, а уж против бетонной плиты — тем более. Лобовое стекло вылетело, но вернувшаяся на миг свобода обзора шоферу уже ничем помочь не могла. С мерзким жестяным скрипом корпус автобусика смялся гармошкой и пропал под серым бетонным надгробием. Потом наконец наступила тишина. Я понял, что пора сматываться. Через пару минут здесь будут патрульные машины — иди потом доказывай, что ты действовал в пределах необходимой обороны. К тому же никто бы и не поверил, что такие разрушения можно причинить с помощью одной лишь упаковки йогурта, да еще и отечественного производства. Хотя… Вполне возможно, что Бусыгинский молокозавод стал молокозаводом в результате конверсии. А прежде там изготовляли, например, пластиковую взрывчатку. И, судя по йогурту, тоже наверняка халтурили. Возможно, не докладывали пластика.

Я подхватил свою сумку, в которой одной покупкой стало меньше, и, прижимаясь к стеночке, быстро затрусил к дому, моля Бога, чтобы на сегодня опасные приключения закончились.

Бог не внял. Должно быть, вспомнил о моем атеизме. Во всяком случае, крепкий мужик с дубиной, карауливший меня в моем же подъезде, не был убежден, что на сегодня покушений довольно. К радости моей, дубинконоситель не был профессиональным киллером. Киллер обязан был сперва нанести удар, а потом уж орать «Получай, гнида!». А еще лучше — и вовсе не орать. Здесь же получилась явная инверсия. Мой убийца (или членовредитель) перепутал последовательность операций. Он сперва проорал свой текст и только после этого бросился на меня. Явно это был посланец Лехи Быкова. Тот всегда скупердяйничал, нанимая вместо киллеров каких-то алкашей с расстроенной координацией движений. На пятачок пучок. Я выпустил из рук свою сумку и поймал убийцу в объятия, уклоняясь от дубины. Удар пришелся в стену. Посыпалась штукатурка. Я взял руку в элементарный захват. Подъезд огласился воплем, теперь уже далеко не воинственным, а дубинка со стуком упала на пол. Не давая моему убийце опомниться, я подтащил его ко входной двери подъезда и уже намеревался пинком придать ему первую скорость. Но тут мне вдруг стало жалко двери. Она была довольно крепкой, в верхнем проеме было вставлено почти что целое стекло. От удара и дверь, и стекло могли пострадать. Пока я раздумывал, с той стороны двери послышались шаркающие шаги. Скорее всего, это Нина Борисовна, моя школьная учительница физики, а теперь просто соседка по подъезду, возвращала своего карманного Дезика с прогулки. Дверь медленно открылась. Так и есть. Прекрасно.

— А, Яков, здравствуй! — сказала мне Нина Борисовна, тактично делая вид, будто не замечает рядом со мной перепачканного побелкой мужика в позиции бегуна перед стартом, которого я как раз удерживаю в пределах старта. Мудрая женщина инстинктивно придерживалась американского принципа прайвиси: не вмешивалась без крайней надобности в чужие дела.

Мой убийца, пытаясь освободиться, выдал длинную матерную фразу.

— Нина Борисовна, — проникновенно попросил я. — Придержите, пожалуйста, дверь открытой. Тут человек в подъезде заблудился, никак дорогу на улицу не найдет.

— Конечно, Яков, — ответила моя бывшая учительница и вернулась на улицу, чтобы придержать дверь. Как только путь наружу был открыт, я без раздумий вытолкнул сильным ударом бывшего обладателя дубинки. Посланец Лехи Быкова перелетел пешеходную тропинку и застрял в кустах. Из кустов донесся приглушенный мат.