– Пошли, что ли, сэмпай? - возбужденно проговорил "ответчик".
– Погоди! - Андрей присматривался к припарковавшейся за "фордом" "девятке". Нет, вроде сама по себе.
– Ладно, пойдем. Слева от меня держись.
Заметили их шагов за десять. Как раз когда из метро народ повалил. Один из говнодавов пихнул другого, тот следующего, уставились. Все четверо. Андрей шел через толпу. Витек, как велено, держался слева, не отставал.
Четыре говнодава. Вернее, три говнодава и один… под вопросом.
Один тут же качнулся навстречу.
– Деньги принес?
– Здорово, - сказал Ласковин, останавливаясь в трех шагах. Виктор тоже остановился. Четко.
– Это что за фуфло? - процедил говнодав покрупней, пошевелил плечами.
– Грубишь? - бесстрастно проговорил Андрей. - Не надо. Трудно будет.
– Тебе что, козел, сказано было? - зверея голосом, зарычал первый. - Где баксы, киздюк? - И потянулся лапой к Витькиному лицу.
Тот даже не шелохнулся. "Может, когда хочет", - одобрительно подумал Ласковин.
Говнодаву же лапу придержал. Зафиксировал мягко, отвел, подзакрутив слегка кисть, и отпустил. Поздоровались.
Говнодав озадаченно посмотрел на Ласковина. Ростом Андрей уступал ему сантиметров пятнадцать, весом - и того больше.
Свора оживилась, пришла в движение. Его взяли в кольцо. Ласковин не мешал. С наскока его не возьмут, а стрелять здесь поостерегутся. Вон уже три мента, что у входа тусуются, поглядывать начали. Хотя менты могут быть и купленными, кто знает?
Кто-то из говнодавов проехался ладонями по ласковинской спине, по бокам: нет ли ствола за поясом? Другой ткнулся в карман, нащупал банку коки. Андрей руку стряхнул.
"Что там? Граната, что же еще! Ладно, постояли - и будет!" Ласковин шагнул вправо и назад, подтолкнул, раззадоривая, того, кто слева. Тот попер навстречу, но ткнулся в приятеля. Андрей уже выскользнул из кольца. И Витек тоже. Хотя и не так аккуратно: работе с группой за год не научишься.
– Поговорим спокойно, - предложил Андрей. - Познакомимся!
– А в жопу не хочешь? - буркнул тот, кого Ласковин толкнул. - Бабки давайте!
Андрей на него даже не поглядел. Он смотрел на четвертого. Такого же откормленного, но годков на пять постарше и более ухоженного: волосы подстрижены и уложены - прямо "Видал-Сосун"! Да, главный здесь он, "Сосун". Руки в карманах, глазки хоть и маленькие, но подвижные, без сальной пленки.
– Разобраться надо, - продолжил Ласковин. - Если придется - я отвечу (нажимая на "я"). Если придется…
– Крутой? - рявкнул говнодав покрупней. - Крутой, что ли?
– Как яйцо! - традиционно сострил другой, но "Сосун" их не поддержал.
– Есть и покруче, - намекнул Ласковин.
– Шумно здесь, - сказал "Сосун". Когда говорил, кадык его шевелился, как забравшийся под кожу огромный жук.
– Пойдем где потише, - согласился Андрей. И Виктору: - Отойдем!
Самый крупный сунулся придержать, но Ласковин обогнул его, как снеговика.
– Минуту, - сказал он.
– Подождешь в машине, - велел он Гудимову-младшему. - Да иди поаккуратней, чтоб не засекли. На ключи. Молодец, хорошо держался.
– А ты? - спросил Виктор.
– А я… побеседую. Не беспокойся, это навоз. Противно, конечно, но неопасно.
– А второй? - спросил "Сосун" вернувшегося Ласковина.
– Ни к чему. Я его уже выслушал, - намекая на свою роль… арбитра, а не ответчика.
– Ладно, - легко согласился "Сосун". - Пусть пока погуляет.
Говнодавы переглянулись.
– Пошли! - Тот, что покрупней, подтолкнул Ласковина к машине. Но это не входило в планы Андрея.
– Лучше прогуляемся, - бросил он и, не дожидаясь ответа, быстро двинулся к переходу. Через Звездную на Пулковскую, набрав приличный темп, но периодически притормаживая, словно поджидая. Говнодавы, пыхтя, топали следом, оскальзываясь на заледенелом асфальте, приглушенно матерились. Андрей свернул налево, потом направо, между домами, обогнул трансформаторную будку и увидел перед собой заснеженные площадки заброшенного (ремонт, что ли?) детского садика. Ласковин перемахнул через оградку и остановился.
Сумерки. Засыпанная рыхлым серым снегом площадка. Руины "горки" - как скелет молодого динозавра. Покосившийся павильон. Рядок голых топольков вдоль металлического забора. Тихое, спокойное место.
Говнодавы штурмом преодолели заборчик и направились к нему, отдуваясь.
– Бегун, бля! Спортсмен! - буркнул один.
– Курить бросай! - посоветовал Ласковин. Возможно, это была ошибка. Потому что трое (исключая "Сосуна") тут же навалились на него. Да, в словесных играх с бандитами Ласковин был неопытен. Зато опытен в другой области. Бойцами говнодавы оказались посредственными. Хрип, сип, сопение. Могучие удары, пинки тяжелыми ботинками. Разохотились молодцы. Можно понять: один получил по почкам, второй - по самому дорогому, а тут еще этот устроил им вместо денег забег на триста метров. Андрей почти не блокировал, в основном уклонялся. И не забывал поглядывать на четвертого. Тот наблюдал.
"Хорошо бы у кого нунчаки оказались, - подумал Ласковин. - Отнять раз плюнуть, а психологический эффект потрясающий!" Но вместо нунчаку один достал кастет. С кастетом или без, попасть он мог скорее по кому-нибудь из своих, чем по Ласковину. Андрей водил их по пятачку размером примерно шесть на шесть, спутывал друг с другом нырками и уходами за спину и все время "держал" четвертого. Но тот по-прежнему не вмешивался.
Минут через пять щенячьей возни, плотно утоптав снег, говнодавы притомились и остановились. Один потирал кисть, остальные - без повреждений.
– Вам бы ковры выбивать, - "определил" Андрей.
– Что верно, то верно, - неожиданно поддержал его "Сосун". - А ты и впрямь крутой! Чей будешь?
– Свой! - отрезал Андрей.
Намек на дружелюбие тут же испарился из голоса "Сосуна".
– Я как чувствовал, - сказал он. - А вы: сами, сами! Топал бы он (кивок в сторону Ласковина) - и хрен с ним! Адрес нам известен. - И, поворачиваясь к Андрею: - Ладно, крутой! Добавишь от себя еще пятьсот!.. Спортсмен!
Говнодавы гыгыкнули.
Ласковин усмехнулся.
– Расценки у тебя, - сказал он, пряча руки в карманы.
Холодно все-таки, а он без перчаток. А что у вас там в кармашке? А у меня вот… скажем, граната Ф-1!
– Расценки у тебя… - Андрей согнал с лица улыбку. Не шучу - предупреждаю! - Пинок под зад, если на троих разделить - по полтонны? И по висюлькам - еще по столько же? Этак как бы мне на лимон зелеными не накрутить… прямо здесь!
Говнодавы заиграли мышцой, но то была бравада. Ласковина они уже попробовали и сообразили, что может быть больно. В жиденьких мозгах заплескались "прогрессивные" мысли: обрызгать "спортсмена" "паралитиком" и втоптать в снежок толстокожими бутсами.
У "Сосуна" аналогичная мысль тоже мелькнула, кадык задвигался вверх-вниз.
"А что у вас там в кармане?" "А у меня пистолетик бельгийский…" "А у меня гранатка такая крупненькая. Осколочная, противопехотная, радиус разлета… пены три четверти метра!" - Борзой, - почти ласково произнес "Сосун", - думаешь, мы сами по себе?
– А что, есть другое мнение? - усмехнулся Ласковин.
– Ты про Гришавина слышал?
– Гришавина? Что ж, слыхал про такую… тусовку. Только ты при чем? У серьезной команды и командиры серьезные!
– Думаешь, на понт тебя беру?
Андрей шевельнул плечами. Он не сомневался, что "Сосун" не врет. Но был уверен, что и он, и говнодавы где-то в самом низу иерархии. Конь с ними разберется.
Ласковин медленно (а то как бы с испуга стрелять не начали!) вынул руку из бокового кармана, полез за пазуху, достал визитку, из тех, коими Сипякин снабжал своих, чтобы сыпали вокруг, как репейник - колючки.
"Охранное бюро "Шлем". Защита… обеспечение… Дорогие, тисненые, под пленкой, прямоугольнички. Достал, выщелкнул под ноги "Сосуну".
– Думаю так, - сказал он. - О том, что пацан-студентик трем героям киздюлей навешал, лучше умолчать. А то… уволят по профнепригодности! А со мной… договоримся. Увидимся, парни!
И повернувшись, не спеша зашагал к воротцам садика. Спина его выражала абсолютную уверенность, но сам Ласковин был начеку, и слух его ловил каждый звук: звук расстегиваемой молнии, щелчок предохранителя?
Андрею дали уйти без помех. Сделав для надежности крюк, он вернулся к оставленной машине.
– Ну что? - спросил испереживавшийся Виктор.
Андрей не удержался, чтобы немножко его не потомить: вынул из-под сиденья магнитолу, воткнул на место (оставлять "пионер" на виду - искушать судьбу: молотком по стеклу, магнитолу вон - и пусть истошный вопль сигнализации рвет уши владельца), поставил кассетку "Магнитные поля", распечатал банку "коки", отхлебнул.
– Хочешь? - предложил Виктору.
– Все в порядке, да?
– Пей. Не то чтобы в порядке, но теперь они будут заняты мной!
– А ты… справишься?
Андрей испытал удовольствие, услышав в голосе парня беспокойство не о себе, а о нем, Ласковине.
– Справлюсь! - Приятно чувствовать себя сильным. Приятно использовать свою силу, чтобы сделать мир более справедливым.
"Тщеславие, - вспомнил Ласковин, - враг воина!" Так говорил Зимородинский, а он ничего не говорил зря.
– Поехали, - сказал он, берясь за руль.
– Куда?
– Домой тебя отвезу, куда еще? - усмехнулся Андрей. - Сдам с рук на руки.
Что он и сделал. А на обратном пути позвонил своей нынешней подружке, пикантной девочке из общества русско-германской дружбы. В их милом союзе Ласковин был одновременно и русским, и германцем, а сама девочка - изящной куколкой-кореянкой. Андрей познакомился с ней в зале на Комсомола. По крайней мере треть подружек оказывались в его записной книжке именно таким образом. Хотя бывшую свою жену он встретил на презентации фирмы "Тошиба". Хрен теперь он купит что-нибудь этой марки.
"Свобода, - думал Ласковин, наблюдая, как обернутая в купальное полотенце Ленорочка Цой раскладывает бутербродики по кругу микроволновой печи, - требует украшения!" Это был афоризм, рожденный двумя крепкими коктейлями. Из этой крошки вышла бы совсем неплохая жена! Куда лучше, чем из Маринки. Беда в том, что Андрей не хотел, чтобы у его детей были раскосые глаза. Нет, он не был расистом. Ласковин был достаточно ценим женщинами, чтобы не завидовать неграм, достаточно богат, чтобы равнодушно относиться к нашим "черным", достаточно умен, чтобы полагать себя не глупее евреев, и способен сломать челюсть любому, кто обвинил бы его в шовинизме. А женится он все-таки на русской. И обвенчается на этот раз в церкви, как положено. Но пусть это случится чуть позже.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Опаздываешь, - укоризненно сказал Митяй, когда Ласковин явился в офис на следующее утро. И, потянув носом воздух: - Хорошие духи!
Нюх у Николая был лучше, чем у его жены. И это существенно облегчало обоим жизнь.
– Давай к шефу! Конь уже копыто сбил, тебя дожидаясь. Что-нибудь стряслось, Ласка?
Лаской, бойцовской кличкой, Митяй звал Андрея, только когда беспокоился за него.
Лаской в свое время окрестил его Зимородинский. Не от "ласкать", а от крохотного хищника, способного разорвать горло куда более крупному зверю. Раз Митяй обеспокоен, значит, Конь уже в курсе событий.
Несмотря на ранний час в офисе было всего человек пять: "вратарь" Гена, "бумажный" курьер, секретарша Коня Фарида и бухгалтер Велена Петровна. Дверь в ее кабинет была закрыта, но слышно было, как попискивает компьютер. Трудится Велена Петровна, сушит липовый цвет для налоговой инспекции. Из "агентов" - никого. Только Митяй. Впрочем, кто-то может бдеть в кабинете шефа.
Андрей постучал в массивную, с металлическими полосками сигнализации дверь.
– Ласковин? - рявкнули изнутри. - Давай входи!
Чутье у Коня потрясающее.
Шеф был один. Если не считать Абрека. Но тот - это тень Сипякина. Довольно мясистая, впрочем, тень.
Конь изо всех сил изобразил недовольство, но Ласковин по еле уловимым признакам понял, что Сипякин скорее задумчив, чем разгневан. Задумчивый Конь, впрочем, ничуть не лучше Коня сердитого. Задумчив Конь - жди любой пакости.
Ласковин стоял. Конь демонстративно выдерживал паузу, глядя в окно. Что он там видел кроме опущенных жалюзи, оставалось загадкой.
Абрек с непроницаемым лицом наемного убийцы развалился в кресле. Когда Митяй сказал, что в этой куче мяса прячутся неплохие мозги, Ласковину поверилось с трудом. Но теперь он убедился, что, вопреки имиджу, Абрек далеко не глуп.
– Сядь, - сухо сказал Сипякин и, отвернувшись от окна, уткнулся в бумаги.
Андрей сел, посмотрел на Коневу макушку - реденький пух на розовой коже, потом на Абрека. Тот подмигнул: не дрейфь, парень!
Ласковин взял со стола красочный проспект фирмы "Экзотика-тур", изучил львиный прайд и флегматичного верблюда на фоне пирамид…
– Нарубил ты дров, Ласковин, - не поднимая головы, сказал Сипякин. - Не ожидал от тебя!
Андрей пожал плечами - Если вы о вчерашнем, Виктор Петрович, - произнес он, - то скорее из меня пытались наломать дров. Не знаю, что там наговорили…
– Заткнись, - оборвал его Сипякин. - Абрек, выйди!
Ласковин удивился. Удивился и сам Абрек, но тем не менее без звука покинул кабинет.
– Мне насрать, - все так же глядя в стол, произнес Сипякин. - Насрать, что там и как. Я тебя отмазал. Потому что ты - мой человек. Мой. Больше никаких разборок без моего ведома, ты понял меня?
– То есть проблем с гришавинскими у меня больше не будет? - хладнокровно поинтересовался Ласковин.
– Я сказал! "Тобольцы" о тебе забыли!
– Спасибо, шеф, - искренне поблагодарил Андрей. - Я перед вами в долгу!
– Еще в каком, - пробурчал Сипякин. - Всё. Отправляйся. Через час поедете с Митяевым в Пушкин. За наличкой. Митяев знает куда.
Ласковин вышел из кабинета, чувствуя внутри необъяснимое беспокойство. С чего бы это? Сказал же Конь: все урегулировано.
– Андрей, - окликнула его Фарида. - Шеф велел тебе лицензию на "газовик" оформить. Ты пистолет сам купишь или один из наших возьмешь?
– Обойдусь, - ответил Ласковин. - Стрелок из меня еще тот.
– Так что, бумагу не оформлять?
– Оформляй, - сказал подошедший Митяев. - Стрелять я сам буду. Или лучше ты, Фаридушечка?
– Козел ты, Митяев, - беззлобно сказала Фарида и, бросив взгляд на Ласковина, разгладила язычком помаду на губах. - А еще женатый человек!
– Лось большой, - пробасил Николай. - Всем хватит! Пойдем, Андрюха, орешков поедим для восстановления сил.
– Так я бумагу оформляю, - крикнула вслед мужчинам Фарида.
– Что у тебя там вспучилось? - спросил Митяй. - Расскажешь?
– Угу, - кивнул Андрей. - Только давай сначала чайку заварим. Пить хочется страшно, а времени у нас в обрез, верно?
– Времени у нас - море. Сорок пять минут, - возразил Митяй. - Хочешь анекдот расскажу? Едут два ковбоя по прерии…
– Да знаю я его! - отмахнулся Ласковин.
– Жаль, - искренне огорчился Митяй. - А футбол вчера с бразильцами смотрел?
– Трахался я! - сказал Ласковин. - С корейцами! Митяй, будь другом, помолчи пару минут!
Ласковину очень хотелось разобраться, что за заноза засела внутри и не давала успокоиться. Он ход за ходом восстановил в памяти свой разговор с шефом и решил, что причина тревожного сигнала может быть только одна. За всю их беседу Конь ни разу не посмотрел на Андрея.
Вечером Ласковин позвонил Гудимову.
– Все в порядке, - сообщил он. - Вопрос улажен.
– Да, спасибо, Андрей.
Голос у Мишки был странный, какой-то бесцветный. Ласковин насторожился.
– В чем дело, Михаил? - спросил он. - Я же сказал: все в порядке. Мой шеф рассосал конфликт.
– Я понял, - тем же "мертвым" голосом ответил его однокашник.
– Мишка? - снова, еще более обеспокоившись, спросил Андрей. - Что-то случилось?
– Виктор в больнице. В реанимации.
– Так, - сказал Ласковин севшим вдруг голосом. - Ясно… - И почувствовал, как потяжелели кисти рук. - Прости! - добавил, спохватившись.
– Ты пытался помочь, - сказал Гудимов. - Я же понимаю.
– Когда? - спросил Ласковин. - Когда его избили?
– Машина, - сказал Михаил. - Его сбила машина.
– Да ты что? - воскликнул Андрей. - Вот непруха!
– Это не случайность, Андрей.
– Почему ты так думаешь?
– В больнице сказали: он был пьян.
Андрей молчал, и Гудимов продолжил:
– Меня дома не было. Мать сказала: звонили. Мужчина. Витя ушел, сказал: скоро приду. А через полчаса позвонили из милиции.
– Как он?
– Плохо. Что-то с шеей. И почки. И перелом бедра.
– Миша, - спросил Ласковин. - Машину видели? Чья она?
– Видели. Темные "Жигули" с белой дверью. Будут искать.
– Что значит темные? Черные? Серые?
– Андрей! Семь часов вечера было. Господи, да какая теперь разница? - В голосе Гудимова плеснулось отчаяние, но он тут же загнал его внутрь. - Извини, Андрей.
Давай потом поговорим.
– Конечно, - спохватился Ласковин. - Завтра тебе позвоню. Где он лежит?
– На Восстания.
– Знаю. Пока, Миш. Мне очень жаль!
– Ты ни при чем, - сказал однокашник. - Пока. Я позвоню сам, ладно?
– Звони, конечно!
Андрей положил трубку и сразу же начал обуваться. Через полчаса он остановил машину у дома, где жил Конь.
Виктор Петрович Сипякин владел просторной шестикомнатной квартирой на четвертом этаже. С видом на Неву. Площадь ее была никак не меньше двухсот квадратных метров, а то, что половина окон выходила на Адмиралтейскую набережную, делало стоимость этих апартаментов невообразимой для среднего петербуржца. Андрей бывал здесь пару раз, и у него сложилось ощущение, что это не жилье, а банкетный зал.
Впрочем, Сипякин жил здесь, и жил один, если не считать неотлучно находившегося при нем Абрека. Мысль о человеке, бродившем в полутьме по анфиладам четырехметровой высоты комнат, вызывала у Ласковина странные ассоциации.
Поднимаясь на лифте, чистом, потому что внизу сидел вахтер, на пару с кодовым замком отсекавший нежелательных посетителей, Ласковин глядел на себя в потемневшее от времени зеркало и думал о том, что скажет своему шефу. А что, собственно, он ему скажет?
Дверь открыл Абрек.
– Ты ко мне? - спросил он. - Или к нему?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.