ского театра. Виктор вернулся через пару минут, принес две банки кока-колы.
      — Пей! — распорядился Ласковин. Вторую банку он положил в карман: пригодится.
      — Вот они, — сказал Виктор. — Из тачки выходят. Серый «форд»!
      Андрей медленно повернул голову. Серый «форд-сьерра». Да, выходят. Четыре качка. Нет, четыре бывших качка, а теперь — говнодава. Это в смысле: пожрать от пуза, переболтать с коробкой пива и выдавить ясное дело что. В каждом — под сотню кило. Закрученные, как поросячьи хвостики. Та-ак, осмотрелись. Вернее, себя продемонстрировали. Пусть-ка ответчик сам подойдет. А не подойдет — сырым съедим!
      — Пошли, что ли, сэмпай? — возбужденно проговорил «ответчик».
      — Погоди! — Андрей присматривался к припарковавшейся за «фордом» «девятке». Нет, вроде сама по себе.
      — Ладно, пойдем. Слева от меня держись.
      Заметили их шагов за десять. Как раз когда из метро народ повалил. Один из говнодавов пихнул другого, тот следующего, уставились. Все четверо. Андрей шел через толпу. Витек, как велено, держался слева, не отставал.
      Четыре говнодава. Вернее, три говнодава. Четвертый — поосновательнее. Ладно, поглядим.
      Один из говнодавов качнулся навстречу:
      — Деньги принес?
      — Здорово, — сказал Ласковин, останавливаясь в трех шагах. Виктор тоже остановился. Четко.
      — Это что за фуфло? — процедил говнодав покрупней, пошевелил плечами.
      — Грубишь? — бесстрастно проговорил Андрей. — Не надо. Трудно будет.
      — Тебе что, козел, сказано было? — зверея го —
      лосом, зарычал первый. — Где баксы, киздюк? — И потянулся лапой к Витькиному лицу.
      Тот даже не шелохнулся. «Может, когда хочет», — одобрительно подумал Ласковин. Говнодаву же лапу придержал. Зафиксировал мягко, отвел, подзакрутив слегка кисть, и отпустил. Поздоровались.
      Говнодав озадаченно посмотрел на Ласковина. Ростом Андрей уступал ему сантиметров пятнадцать, весом — на треть.
      Свора оживилась, пришла в движение. Взяли в кольцо. Ласковин не мешал. С наскока его не возьмут, а стрелять здесь поостерегутся. Вон уже три мента, что у входа тусуются, поглядывать начали. Хотя менты могут быть и купленными, кто знает?
      Кто-то из говнодавов проехался ладонями по ласковинской спине, по бокам: нет ли ствола за поясом? Другой ткнулся в карман, нащупал банку коки. Андрей руку стряхнул.
      «Что там? Граната, что же еще! Ладно, постояли — и будет!»
      Ласковин шагнул вправо и назад, подтолкнул, раззадоривая, того, кто слева. Тот попер навстречу, но ткнулся в приятеля. Андрей уже выскользнул из кольца. И Витек тоже. Хотя и не так аккуратно: работе с группой за год не научишься.
      — Поговорим спокойно, — предложил Андрей. — Познакомимся…
      — А пропеллер в жопу не хочешь? — буркнул тот, кого Ласковин толкнул. — Бабки давайте!
      Андрей на него даже не поглядел. Он смотрел на четвертого. Такого же откормленного, но годков на пять постарше и более ухоженного: волосы подстрижены и уложены — прямо «Видал-Сосун»! Да, главный здесь он, «Сосун». Руки в карманах, глазки хоть и маленькие, но подвижные, без сальной пленки.
      — Разобраться надо, — продолжил Ласковин. — Если придется — я отвечу (нажимая на «я»). Если придется…
      — Крутой? — рявкнул говнодав покрупней. — Крутой, что ли?
      — Как яйцо! — традиционно сострил другой, но «Сосун» их не поддержал.
      — Есть и покруче, — намекнул Ласковин.
      — Шумно здесь, — сказал «Сосун». Когда говорил, кадык его шевелился, как забравшийся под кожу огромный жук.
      — Пойдем где потише, — согласился Андрей.
      И Виктору: — Отойдем!
      Самый крупный сунулся придержать, но Ласковин обогнул его, как снеговика.
      — Минуту, — сказал он.
      — Подождешь в машине, — негромко приказал он Гудимову-младшему. — Да иди поаккуратней, чтоб не засекли. Возьми ключи. Молодец, хорошо держался.
      — А ты? — спросил Виктор.
      — А я… побеседую. Не беспокойся, это навоз. Противно, конечно, но неопасно.
      — А второй? — спросил «Сосун» вернувшегося Ласковина.
      — Ни к чему. Я его уже выслушал, — намекая на свою роль… арбитра, а не ответчика.
      — Ладно, — легко согласился «Сосун». — Пусть пока погуляет.
      Говнодавы переглянулись.
      — Пошли! — Тот, что покрупней, подтолкнул Ласковина к машине. Но это не входило в планы Андрея.
      — Лучше прогуляемся, — бросил он и, не дожидаясь ответа, быстро двинулся к переходу. Через Звездную на Пулковскую, набрав приличный темп, но периодически притормаживая, словно поджидая. Говнодавы, пыхтя, топали следом, оскальзываясь на заледенелом асфальте, приглушенно матерились. Андрей свернул налево, потом направо, между домами, обогнул трансформаторную будку и увидел перед собой заснеженные площадки заброшенного (ремонт, что ли?) детского садика. Ласковин перемахнул через оградку и остановился.
      Сумерки. Засыпанная рыхлым серым снегом площадка. Руины «горки» — как скелет молодого динозавра. Покосившийся павильон. Рядок голых топольков вдоль металлического забора. Тихое, спокойное место.
      Говнодавы штурмом преодолели заборчик и направились к нему, отдуваясь.
      — Бегун, бля! Спортсмен! — буркнул один.
      — Курить бросай! — посоветовал Ласковин. Возможно, это была ошибка. Потому что трое (исключая «Сосуна») тут же навалились на него. Да, в словесных играх с бандитами Ласковин был неопытен. Зато опытен в другой области. Бойцами говнодавы оказались никудышными. Хрип, сип, сопение. Могучие удары, пинки тяжелыми ботинками. Разохотились молодцы. Можно понять: один получил по почкам от сущего сопляка, второй — по самому дорогому, а тут еще этот «разводящий» устроил вместо денег забег на триста метров. Андрей почти не блокировал, в основном уклонялся. И не забывал поглядывать на четвертого. Тот наблюдал.
      «Хорошо бы у кого нунчаки оказались, — подумал Ласковин. — Отнять раз плюнуть, а психологический эффект потрясающий!» Но вместо нунчаку один достал кастет. С кастетом или без, попасть он мог скорее по кому-нибудь из своих, чем по Ласковину. Андрей водил их по пятачку размером примерно шесть на шесть, спутывал друг с другом нырками и уходами за спину и все время «держал» четвертого. Но тот по-прежнему не вмешивался.
      Минут через пять щенячьей возни, плотно утоптав снег, говнодавы притомились и остановились. Один потирал кисть, остальные — без повреждений.
      — Вам бы ковры выбивать, — «определил» Андрей.
      — Что верно, то верно, — неожиданно поддержал его «Сосун». — А ты и впрямь крутой! Чей будешь?
      — Свой! — отрезал Андрей.
      Намек на дружелюбие тут же испарился из голоса «Сосуна».
      — Я как чувствовал, — сказал он. — А вы: сами, сами! Топал бы он (кивок в сторону Ласковина) — и хрен с ним! Адрес нам известен. — И, поворачиваясь к Андрею: — Ладно, крутой! Добавишь от себя еще пятьсот!.. Спортсмен!
      Говнодавы гыгыкнули.
      Ласковин усмехнулся.
      — Расценки у тебя, — сказал он, пряча руки в карманы.
      Холодно все-таки, а он без перчаток. А что у вас там в кармашке? А у меня вот… скажем, граната Ф-1!
      — Расценки у тебя… — Андрей согнал с лица улыбку: не шучу — предупреждаю! — Пинок под зад, если на троих разделить, — по полтонны? И по висюлькам — еще по столько же? Этак как бы мне на лимон зелеными не накрутить… прямо здесь!
      Говнодавы заиграли мышцой, но то была бравада. Ласковина они уже попробовали и сообразили, что может быть больно. В жиденьких мозгах заплескались «прогрессивные» мысли: обрызгать «спортсмена» «паралитиком» и втоптать в снежок толстокожими бутсами.
      У «Сосуна» аналогичная мысль тоже мелькнула, кадык задвигался вверх-вниз.
      «А что у вас там в кармане?» «А у меня пистолетик бельгийский…» «А у меня гранатка такая крупненькая. Осколочная, противопехотная, радиус разлета… пены три четверти метра!»
      — Борзой, — почти ласково произнес «Сосун», — думаешь, мы сами по себе?
      — А что, есть другое мнение? — усмехнулся Ласковин.
      — Ты про Гришавина слышал?
      — Гришавина? Что ж, слыхал про такую… тусовку. Только ты при чем? У серьезной команды и командиры серьезные!
      — Думаешь, на понт тебя беру?
      Андрей шевельнул плечами. Он не сомневался, что «Сосун» не врет. Но был уверен, что и он, и говнодавы где-то в самом низу иерархии. Конь с ними разберется.
      Ласковин медленно (а то как бы с испуга стрелять не начали!) вынул руку из бокового кармана, полез за пазуху, достал визитку, из тех, коими Сипякин снабжал своих, чтобы сыпали вокруг, как репейник — колючки.
      «Охранное бюро „Шлем“». Защита… обеспечение… Дорогие, тисненые, под пленкой, прямоугольнички. Достал, выщелкнул под ноги «Сосуну».
      — Думаю так, — сказал он. — О том, что пацан-студентик трем героям киздюлей навешал, лучше умолчать. А то… уволят по профнепригодности!
      А со мной… договоримся. Увидимся, парни!
      И, повернувшись, не спеша зашагал к воротцам садика. Спина его выражала абсолютную уверенность, но сам Ласковин был начеку, и слух его ловил каждый звук: взвизг расстегиваемой молнии, щелчок предохранителя?
      Но Андрею дали уйти без помех.
      Сделав для надежности крюк, он вернулся к оставленной машине.
      — Ну что? — спросил испереживавшийся Виктор. Андрей не удержался, чтобы немножко его не потомить: вынул из-под сиденья магнитолу, воткнул на место (оставлять «Пионер» на виду — искушать судьбу: молотком по стеклу, магнитолу вон — и пусть истошный вопль сигнализации рвет уши владельца), поставил кассетку «Магнитные поля», распечатал банку «коки», отхлебнул.
      — Хочешь? — предложил Виктору.
      — Все в порядке, да?
      — Пей. Не то чтобы в порядке, но теперь они будут заняты мной!
      — А ты… справишься?
      Андрей испытал удовольствие, услышав в голосе парня беспокойство не о себе, а о нем, Ласковине.
      — Справлюсь! — Приятно чувствовать себя сильным. Приятно использовать свою силу, чтобы сделать мир более справедливым.
      «Тщеславие, — вспомнил Ласковин, — враг воина!» Так говорил Зимородинский, а он ничего не говорил зря.
      — Поехали, — сказал он, берясь за руль.
      — Куда?
      — Домой тебя отвезу, куда еще? — усмехнулся Андрей. — Сдам с рук на руки.
      Что он и сделал. А на обратном пути позвонил Леноре, изящной куколке-полукореянке, классной массажистке. Андрей познакомился с ней в зале на Комсомола. По крайней мере треть подружек оказывались в его записной книжке именно таким образом. Хотя бывшую свою жену он встретил на презентации фирмы «Тошиба».
      Андрей лежал на животе, а на нем в позе всадницы-амазонки в белой мужской рубашке с короткими рукавами расположилась Ленорочка Цой. Массаж она делала весьма квалифицированно и очень старательно. Кожа блестела, а рубашка намокла от пота. Массаж — это тяжелый физический труд. Фоном побрякивала музыка. Китайская.
      — А у нас вчера твой учитель был, Зимородинский, — сказала Ленора. — Дома.
      — И что?
      — Читали Книгу Перемен. По-китайски.
      — В первый раз слышу, что Слава знает китайский, — сказал Ласковин.
      — Не он. Дедушка знает! — она с силой ввинтила сустав согнутого пальца в спину Андрея. — Он переводил.
      — И как?
      — Спорили. Тебе не больно, когда я вот так нажимаю?
      — Больно, — равнодушно ответил Ласковин. — Это плохо?
      — Плохо, если не больно. Ты должен говорить.
      — Понял. Буду говорить. Так о чем они спорили?
      — Да разве поймешь. Вы, мужчины, такие умные, — Ленора хихикнула. — Перевернись, — велела она. Взяла полотенце и вытерла лицо.
      — Положи под голову руки.
      — Что-то сегодня долго, — сказал Ласковин. Мысли его были наполовину заняты грядущими разборками.
      — Долго, зато полезно. Очень важный курс заканчиваем.
      — Да ну? А я не знал, что у нас — курс. И какой же?
      — Регенерация и укрепление костей.
      — Закончим — и я тебя больше не увижу? — Ласковин улыбнулся. — Ленорочка, ты шутишь!
      — Почему — не увидишь? Через три месяца новый курс начнем, — последовал ответ.
      — А завтра можно?
      — Нельзя. Через месяц можно. Но я в Германию уезжаю. Мне твой друг обещал паспорт сделать.
      — Какой друг?
      — Николай. Сделает?
      — Обещал — сделает.
      «Ай да Митяй! Везде поспел!» — подумал Андрей.
      — Но спать с ним я не буду, — строго произнесла Ленора. — У него су-ок плохой.
      — Чего-о?
      — Су-ок. Не понимаю, — сказала она рассудительно, — почему вы — друзья. Он совершенно неинтересный человек.
      — Мы с ним вместе выросли, солнышко. В одном роддоме родились с разницей в месяц, в одной квартире жили, учились в одной школе и даже в одном детском саду в песочнице копались.
      — Понимаю. Общая карма.
      Андрей смотрел, как она трудится над его телом, разминает ему бедра, совершенно игнорируя гордое восстание плоти. Впрочем, при массаже это нормально. Андрей уже привык, а Ленора — вообще азиатская женщина. Все-таки потрясающая у нее фигурка.
      — Мы с Колькой даже вместе в Политех поступили, — сказал он. — Только он ушел с третьего курса. Надоело. А я доучился.
      — Должно быть наоборот. Он — Телец, а ты — Овен.
      — И к Славе мы тоже вместе пришли.
      — Слава сказал, ты был его лучшим учеником.
      — Это он так шутит. Я ведь даже черный пояс не сделал.
      — Он сказал: был. Раньше.
      — Может быть, — Андрей немного обиделся.
      Ленора снова потянулась за полотенцем. Вытерлась.
      — Ноги раздвинь! — скомандовала она. — Зимородинский — совершенный человек.
      — Ты так думаешь?
      — Дедушка сказал.
      Она сняла рубашку, скинула трусики и с тем же деловитым видом уселась Андрею на бедра
      — Это что, тоже массаж? — Ласковин не шевелился, глядел на нее из-под прищуренных век.
      — Тоже.
      Выражение лица у девушки по прежнему не чувственное, а деловитое.
      — Не двигайся. Дыши медленно.
      Андрей закрыл глаза…
      Спустя некоторое время Ленора поднялась, вытерлась.
      — Сядь.
      Она достала из шкатулки длинную полынную сигарету, зажгла, села у ног Андрея, поднесла к точке у колена Ласковина.
      — А что еще говорил обо мне Слава? — спросил он.
      — Ничего.
      Андрей несколько минут молча смотрел на женщину у своих ног… Потом быстро наклонился, схватил тапочек и метнул его в выключатель. Свет погас, Ласковин сгреб Ленору в охапку и без всяких восточных изысков опрокинул на ковер…
      Через полчаса они перебрались на кровать. Ленора зажгла ароматическую палочку, а Андрей подумал, что никогда не смог бы жить с такой женщиной. Слишком уж они разные. Жить — нет, а вот все остальное…
      — Ну что, хороший у меня су-ок? — спросил он еще через час, наблюдая, как обернутая в купальное полотенце Ленорочка Цой раскладывает бутербродики по кругу микроволновой печи.
      — Бывает и лучше.
      Вот сюрприз. Неужели у малышки имеется чувство юмора? Жалко, что она уезжает. Можно было бы неплохо развлечься.
      Андрей еще не знал, какие именно развлеченияему предстоят в ближайшем будущем. Не знал, что доживает последние часы своей прежнейжизни. Что завтра утром его карма, или как там ее называют, совершит головокружительный кульбит и швырнет своего хозяина прямо в мясорубку.

Глава четвертая