Нил захохотал еще пуще, а Хихарра нашарил под гамаком сандалию и запустил в юнгу. Не попал, конечно.
      Мальчишка отправился за кухарем, а Нил, приподнявшись на локте, окинул взглядом северный берег Фуа.
      - Это не та? - спросил он, имея в виду высокую серую стену, видневшуюся между купами деревьев.
      - Нет, - ответил кормчий, не повернув головы. - Если ветер продержится, завтра до полудня мы придем. А уж дальше правь сам. Рад бы помочь - не по зубам.
      - Ты нас приведи, - сказал Нил. - А мы достанем.
      - Давай, давай! - буркнул Хихарра. - Соххоггои - тебе в самый раз. Владение - еще почище Урнгура. Про Урнгур мы не знаем ни хрена. А про Владение знаем: ни хрена хорошего, кусай меня в задницу десять раз!
      - Если бы ты не был так ядовит, из тебя вышел бы добрый кусок жаркого к столу соххоггоев! - засмеялся Нил.
      - Вот, вот! - Хихарра хлопнул себя по плечу. - И жира добавлять не потребуется. Только я слишком стар для них. Они любят молоденьких!
      - Все любят молоденьких! - сказал Нил и повалился на спину. - А я люблю всех!
      - Все любят молоденьких, никто не любит старого Хихарру, - пожаловался кормчий. - Один ты сказал, что любишь, но я думаю - ты врешь!
      - Точно! - согласился Нил. - Всех, кроме тебя! Потому что твой кухарь ленивей, чем хуридская шлюха. Где мое тайское?
      - "Светоч" доставит нас сюда. - Вагар провел пальцем по карте. Владение - здесь, чуть ниже излучины. Это удобно для нас. Выше судну все равно не подняться - слишком мелко. Отсюда же, если все кончится благополучно, мы сможем верхом достичь предгорий, обойти Урнгур с юга и идти на северо-восток.
      - Не стоит углубляться в горы, - заметила Этайа.
      - Идти напрямик, по земле Урнгура, конечно, быстрее, - согласился вагар. - Но такой путь представляется мне сомнительным. И здесь трудно будет форсировать Черную.
      - Нам не стоит углубляться в горы! - повторила Этайа.
      Биорк свернул карту и сунул ее в футляр.
      - Если ты скажешь идти через Урнгур, мы пойдем через Урнгур, - отвечал он.
      - Будущее скрыто от меня, - медленно проговорила светлорожденная. - Не могу я знать даже того, кто из нас достигнет цели. Может быть, собственный мой путь кончается здесь, в Конге.
      - Не хочешь ли ты сказать, что оставишь нас, светлейшая? обеспокоился вагар. - Неужели ты пришла сюда только ради мальчишки?
      - Мальчишки? - повторила Этайа. - Он - величайшее сокровище, Биорк. И его место в будущем определено.
      - В том, которое туманно? - не удержался вагар.
      Этайа засмеялась. Смех ее был как музыка.
      - Когда оно туманно, - сказала она, - это не значит, что его нет. Если юноша не займет в нем своего места, оно останется пустым. Тогда - худо.
      - Мы вытащим его! - заявил вагар уверенно.
      - Пожалуй. Силы наблюдают за нами.
      - Оставь! - отмахнулся Биорк. - Не будь ты той, кто ты есть, я решил бы, что ты пытаешься меня запугать. Слишком похожи твои речи на болтовню моей покойной жены, да утешится ее душа в Нижнем Мире. Она была пророчицей, как ты помнишь. И она была красивая. Красивым женщинам многое прощают, хотя, видят боги, ее предсказания сбывались куда реже, чем мои!
      - Мои предсказания сбываются всегда, - уронила Этайа. - Прости, меня утомил разговор. В нем нет света.
      - Может, выйдешь на палубу? - предложил вагар. - Здесь душно.
      - Нет, - отказалась светлорожденная. - Слишком много глаз, а я устала. Не будешь ли ты так любезен позвать сюда Эрда? Я чувствую: ему нелегко сейчас.
      - Ему всегда нелегко! - проворчал вагар. - Он как бык. Выставил рога и вперед. Пока не получит дубиной по лбу. А получит - удивляется.
      - Биорк! - укорила Этайа. - Я не узнаю тебя!
      - Позову, позову, - сказал вагар. - Но вы с Нилом слишком нянчитесь с этим мальчишкой! Его достойный отец был куда тверже. Впрочем, ваше дело. И Биорк вышел из крохотной каюты.
      Этайа легла на узкую подвесную койку и закрыла глаза. Пушистый следопыт выбрался из-под кровати, лизнул ее руку. Этайа погладила его по голове.
      Ветер спал. Корабль еле двигался. Казалось, все силы парусов уходят на то, чтобы удержать его на месте.
      - Отец! - сказал Хихарре Флон. - Не нанять ли упряжку? Того гляди назад поплывем.
      - Пустое, - откликнулся разморенный Хихарра. Щеки его и прежде были красными, а от спиртного запламенели, как закатное солнце. - Не будет ветра - бросим якорь. Слышь, Нил? - обратился он к дремлющему великану.
      - И-и-и! - отозвался тот.
      - Да, знавал я одного мага, кусай меня в... Ты чего, сынок?
      - Надо, говорю, упряжку нанять!
      - От настырный! Вели прибавить парусов!
      - Все поставлены, отец.
      - Ну, так. А кто у руля?
      - Пипус.
      - Добро. Ну так сядь и не маячь. Слышь, Нил, знавал я одного мага, кусай меня в задницу. Вез его с севера. На Красную мы шли. Так весь рейс ветер был - что хорошее вино. Ровный, крепкий. В самую меру. Всю дорогу. Ну, он, когда сходил на берег, обещал: назад пойдем - такой же будет. Представь - не соврал. - И добавил подумав: - А плату я б с него и так не взял. Что ж, я сам себе враг? У мага деньги требовать!
      - Угу, - сквозь сон пробормотал Нил.
      - Он те так заплатит! Обратит, скажем, в жабу! Или еще в какую дрянь вот и вся плата! Так я к чему: вот бы нам такого мага, а? Что скажешь, Флон, сынок?
      - Упряжку надо брать, отец. Не будет ветра.
      Нил проснулся, поглядел на краешек белесого неба.
      - Будет ветер! - пообещал он. - Погоди чуток, парень, хороший ветер будет. - И вновь закрыл глаза, погружаясь в сон.
      Флон сплюнул за борт (на море - дурная примета, здесь - добрая. Речную воду презирать - моряку заслуга) и пошел дать команду - бросить якорь.
      А Нил оказался прав. Меньше чем через полчаса задул ровный крепкий ветер, и корабль быстро пошел вперед, делая не меньше пяти миль в час. Все оживились. Даже Хихарра соизволил подняться и самолично проверить, чем занимается команда.
      Только Нил как спал, так и остался спать. Флон, чье уважение к северянину возросло почти до вершин Закатных гор, строжайше велел: не беспокоить гиганта. И Нил благополучно проспал до самого вечера. Да и вечером проснулся, должно быть, только от голода.
      Быстро темнело. Хихарра велел зажечь огни: чтоб с кем-нибудь не столкнуться в темноте.
      Этайа, сопровождаемая Эрдом, вышла на палубу. Светлорожденный жадно втягивал ноздрями густой теплый воздух.
      - У тебя такой вид, светлейший, будто тебе не терпится прорубить чью-нибудь голову! - заметил Биорк.
      - Огорчусь, если это будет твоя! - задиристо заявил светлорожденный.
      - Желаешь размяться, светлейший Эрд? - Биорк шагнул назад и положил ладонь на рукоять меча.
      - Хотите устроить представление для матросов? - холодно бросила Этайа.
      - Хо-хо-хо! - Огромный Нил внезапно возник между отцом и Эрдом. - А вот и я! Отлежал себе бока в гамаке! Подраться - это по мне! Валяйте, господа мои, я - к вашим услугам!
      Вагар и светлорожденный, сконфуженные, одновременно убрали руки с мечей.
      - Не ошибусь, доблестные, если скажу: вам надо развеяться! ухмыльнулся Нил. - К примеру - немного перекусить!
      - Ой-мей! - вскричал из темноты Хихарра. - Поддерживаю! Кухарь все приготовил, не так уж он ленив!
      - Пойдем, светлейший! - позвал Нил. И Эрд послушно двинулся за ним.
      - Напрасно ты сердишься на Эрда, воин, - сказала Этайа. - Он таков, каков есть. И мы приняли его таким, а твой брат Уве поручился за него. Разве это плохо для вождя людей, если он готов поменять долгую и спокойную жизнь на короткую и славную?
      - Будто этого достаточно! - проворчал вагар. - Он так и рвется в жертвы, этот аристократ. Не как вождь - как молодой пес, что сдуру прыгает на вожака-тура.
      - Светлейший не знает, что он - жертва! - напомнила Этайа.
      - А знал бы - что толку? - буркнул вагар. - Такая жертва - демонов кормить! Если бы мы поступили, как сказал я, - обошлось бы куда спокойней.
      - Ты первым пролил кровь! - заметила светлорожденная.
      - А по чьему желанию я сунулся прямо в глотку? Да, я убил. Но кто бы узнал, что это сделал я, если б мне не пришлось возвращаться в гостиницу?
      - Мог не возвращаться.
      - Мог. Но тогда бы наш светлейший утром искал меня по всему Фарангу, размахивая своим мечом.
      - Ты недооцениваешь, Биорк. Недооцениваешь нас. И ты сердишься.
      - Да. - Вагар потер лоб маленькой рукой. - Я сержусь. И делаю ошибки. И принимаю решения будто по чужой воле...
      - Ты в этом уверен? - озабоченно спросила Этайа.
      - Нет... Не знаю! Я пошел в этот поход для того, чтобы уберечь их от ошибок, а что вышло? Я чувствую себя тем самым конгским мальчишкой, которого изображаю. Скажи, зачем нам всем идти в это гнездо зла? Если я пойду один, через три дня твой певец будет с тобой. Если он жив, разумеется. А отправимся туда вчетвером - будет еще похуже, чем в Фаранге. Потому что гнездо меньше, а змеи злее...
      - Нет.
      - Ну тогда идем хоть без нашего светлорожденного Эрда. Пусть плывет до излучины!
      - Нет, Биорк. Он пойдет с нами. Это необходимо, не проси меня объяснить, почему так. Он не столь сдержан, как ты, хотя, похоже, сдержанность и тебе стала изменять. Но он - один из нас. И ты забыл еще одно, что важно.
      - Что же, светлейшая?
      - На него указал оракул.
      Глава четвертая
      Каждое существо стремится к наслаждению, а достигнув его - к еше большему наслаждению. Многие из нас знают, сколь незаметна грань между естеством и пороком. За ней же существо превращается в худые меха. Сколько ни лей вина - все вытечет. Пустота, жажда и вместилище бедствий. Хуже, впрочем, когда соединяются Порок, Власть и магия Тьмы...
      Фахри Правелный. "Существо и Истинное"
      Санти проснулся, взмокший от пота, на мокрых простынях и целую минуту стряхивал с себя ночной кошмар. Во имя Неизъяснимого! Пять ночей он здесь и пять ночей сны его изнурительны, как бег оседланного демоном. Санти ничего не помнил, но каждая клеточка его тела была выгоревшей, опустошенной. И опять тот же кислый запах витает в воздухе. Может, это запах его пота?
      Санти спустил ноги с ложа, и они по щиколотку утонули в густом белом мехе. Как всегда по утрам, свет солнца уже ворвался в башенку, ослепительный, веселый. Он будет здесь до полудня, а потом более высокие ярусы Дворца примут башенку в свою тень, а ветер принесет с востока влажное дыхание озера. Нет, башенка хороша! Именно о такой он мечтал когда-то (давным-давно!) в доме отца. Высоко над землей, чтобы вокруг - только воздух.
      Снизу башенка казалась маленькой, но на самом деле ширина ее достигала почти десяти локтей. Комната, правильный восьмиугольник, в котором часть отгорожена тростниковым занавесом. Там - ванна и туалет. Стены - из бледного жилковатого камня, пять узких высоких окон, куполообразный потолок из полированного серебра, в углах - высокие вазы розового кварца. Служанка каждый день меняла в них цветы, но всегда приносила одни и те же: светло-голубые, почти не пахнущие, похожие на взлохмаченные шары.
      Вход в башенку - через люк в полу. Меховой ковер над крышкой надрезан полукругом и выкрашен в светло-розовый цвет. Под ним, вдоль стены винтовая деревянная лесенка. По оси колодца - гладкий шест. Хочешь спускайся по спирально уходящим вниз ступеням, хочешь - встань на укрепленную на шесте доску, возьмись за перекладину - и скользи вниз. Сойдешь - и эластичный трос утянет устройство наверх - подняться в башенку можно только пешком.
      Если б не жуткие сны, жизнь в замке была бы восхитительна. Никаких ужасов из тех, что рассказывали о красноглазых соххоггоях. Красивые девушки, вежливые слуги, быстрые парды. Правда, была еще та, первая ночь...
      Санти отодвинул занавес и вошел в ванную, в крыше которой был круглый фонарь, затянутый кисеей. Встав на прохладный отполированный камень, он нажал на рычаг. Твердые струи нагретой солнцем воды ударили в спину, смывая с кожи испарину.
      Санти топтался в ванне, похрюкивая от удовольствия, подставляя под колючие струи каждый кусочек своей кожи.
      Горячая вода сменилась теплой, а потом - прохладной. Санти отключил душ и растерся пушистым, пропитанным благовониями полотенцем. Стало полегче. Мышцы вновь обрели упругость. Санти швырнул полотенце на пол и, встав на руки, сделал несколько шагов. Но пальцы запутались в мехе, и он повалился на спину. Лучи солнца грели живот. Санти потянулся, выгнулся и прыжком вскочил на ноги. Худощавый, ловкий, гибкий, как девушка, он был слабее большинства своих сверстников. Среди гражданских верхов Фаранга недостаток физической силы не считался изъяном. Власть и деньги вполне заменяли умение переносить тяжести или поднимать на плечи боевого пса. Но из-за замкнутой жизни отца друзьями Санти были дети простонародья. А у этих - другие правила. Добро бы юноша умел владеть оружием или знал приемы борьбы. Тогда ловкость и быстрота восполнили бы слабость мышц. Но отец запретил Санти учиться воинскому искусству, и юноша не рискнул пойти против его воли.
      "Отцу хорошо! - думал Санти. - Он-то силен, как пард! Да и мечом владеет".
      Раз, случайно, Санти увидел отца, фехтующего с самим Шиноном. И они были достойны друг друга! Почему тогда сын должен позорить себя слабостью? Но попробуй настоять на своем, когда Тилод сказал - "нет"!
      Если бы мать Санти жила с ними... Санти почему-то всегда знал, что она жива. Пока он был совсем маленьким, он думал, что сестра отца - его мать. А когда узнал правду, все ждал, ждал: вот она приедет, его мама... Потом вырос и перестал ждать. Будь она с ними, отец не был бы таким нелюдимым. Хотя юноша не мог пожаловаться, что Тилод многое запрещал ему. Куда меньше, чем отцы его сверстников - своим сыновьям. Но Тилод никогда не объяснял, почему он что-либо запрещает, а это было обидно.
      Санти несколько раз высоко подпрыгнул, потом ухватился за выступ над окном и подтянулся.
      Скрипнул, открываясь, люк, и юноша мягко спрыгнул на ковер. В башенку поднялась девушка-служанка, маленькая, отлично сложенная, с шоколадным личиком и черными удлиненными глазами. Она поставила в вазу новые цветы, высыпала в чашу на столе фрукты и принялась чистить ковер, изредка поглядывая на Санти.
      Юноша обернул вокруг бедер белую шелковую повязку и взял из чаши виноградную гроздь. Пожалуй, после завтрака он поедет к озеру. Старик кормчий предложил научить его управляться с парусом. Будет совсем недурно, если к моменту возвращения в Фаранг он сможет управлять юккой. [Юкка маленький одномачтовый парусник (одномачтовое парусное судно около пяти метров длиной).] Если, конечно, он вернется туда. Да нет, конечно, вернется. Отец купит ему юкку. И он возьмет Мару и увезет ее в одну из бухт на северном побережье, о которых рассказывали друзья. Вдвоем там совсем неплохо! Юноша посмотрел на служанку: славная девочка. И кожа такая гладкая. А как стреляет глазками! Явно не прочь поиграть.
      Санти уже готов был протянуть к ней руки, но вдруг понял, что не испытывает никакого желания. Абсолютно никакого. Будто рядом не женщина, а деревянная статуэтка.
      "Нет, - решил он. - Эти ночные кошмары еще хуже, чем я думал".
      Санти улыбнулся служанке, распахнул люк, скользнул по шесту вниз и отправился завтракать. Лишь одну дорогу знал он во Дворце: от трапезной до своей башенки. Юношу подмывало побродить по всем этим хаотическим коридорам и галереям, но он опасался заблудиться и забрести в какое-нибудь запретное место. Все-таки это Дворец соххоггоев! Хорошо бы познакомиться с кем-то, кому известны здешние лабиринты. Но приятелей во Владении у Санти не появилось, хотя он жил здесь уже три дня. Казалось, здешние обитатели сторонятся его, будто слово Властительницы не только охраняет его, но и отделяет от других. Санти вспомнил то, первое утро, когда его, измученного почти бессонной ночью в подземелье, едва не падающего от голода, выволокли из камеры два стражника-гурамиди. Выволокли и посадили на каменные плиты у входа в подземелье...
      Санти щурился от яркого света, перед глазами плавали разноцветные круги. Не сразу он заметил высоченного светловолосого воина, что разглядывал его, немного наклонив голову и теребя ус. На воине не было доспехов, никакого оружия, кроме прямого меча в ножнах, с рукоятью, украшенной узором из крохотных драгоценных камней. Широкий обруч с золотой насечкой охватывал его голову. Рядом с ним рослые стражники-гурамиди в стальных кирасах выглядели не слишком большими. Примерно так выглядел бы Санти, поставь его рядом с одним из гурамиди.
      Поднятый подбородок, немигающий взгляд и жесткая линия рта ясно давали понять: светловолосый - начальник. Вряд ли Санти в этот момент представлял из себя приятное зрелище, но воин уставился на него так, будто хотел запомнить навсегда. Юноша переместился ближе к стене и оперся спиной на холодную каменную кладку. Он находился в маленьком внутреннем дворе. Посередине дворика - бассейн. Посреди бассейна - фонтан в виде золотой рыбы с раскрытым ртом.
      При виде сверкающих струй Санти ужасно захотелось пить, и он облизнул пересохшие губы. Он чувствовал лицом крохотные брызги, приносимые воздухом. Юноша поглядел на стражников: они возвышались над ним, неподвижные, как колонны, поддерживающие надвратную арку. Еще трое - пожилой мужчина в сером переднике и две девушки в цветастых юбках - терпеливо ждали, пока высокий воин налюбуется плачевным обликом Санти. Наконец здоровяк кивнул и удалился.
      Только после этого слуга и девушка взялись за Санти. Они стащили с него вонючую одежду, почти на руках отнесли в бассейн и опустили в прохладную воду. Санти пил ее, пока не почувствовал: сейчас польется обратно. Тогда он закрыл глаза и отдался рукам девушек.
      Санти вымыли до идеальной чистоты, умастили благовониями, высушили полотенцами и расчесали волосы. Юноша блаженствовал. Если бы не голод, он чувствовал бы себя превосходно.
      - Я хочу есть! - обратился он к слуге в переднике.
      Тот поглядел на солдат. Лица воинов остались непроницаемыми. Тогда слуга мигнул одной из девушек. Она убежала и вернулась с двумя длинными кривыми бананами. Ничего вкуснее Санти сроду не едал. Слуга что-то сказал девушке на незнакомом Санти языке.
      Девушка отмахнулась и покраснела. Вторая служанка фыркнула и взбила рукой длинные черные волосы.
      - Что ты сказал? - спросил юноша. Но слуга сделал вид, что не услышал.
      - Время! - произнес один из воинов.
      - Закончили! - ответил слуга, на этот раз - на конгайском, и подал Санти кожаные сандалии с задником и петлей для большого пальца. Таких в Фаранге не носили. Девушка-служанка застегнула ремешки и отошла. Санти ожидал, что ему дадут какую-нибудь одежду, но солдат взял его за плечо и повел внутрь.
      Они миновали несколько длинных галерей, потом второй стражник распахнул высокую дверь, и Санти оказался в зале, в котором без труда поместился бы весь дом Тилода целиком.
      Первым, кого увидел юноша, был светловолосый, успевший облачиться в кирасу, кольчужный кильт и золоченый шлем с пышным плюмажем. Рядом с закованным в доспехи воином голый Санти выглядел еще более жалким. Кроме них двоих в зале находилось не менее десятка стражников, дюжина слуг и важный пузатый господин в красно-белом балахоне. Господин этот сделал знак, и где-то за пределами зала пять раз ударили в барабан.
      Двустворчатые двери распахнулись, и восемь рабов внесли носилки, на которых стоял сверкающий золотом и каменьями трон под высоким балдахином. Соххоггоя. Больше Санти ничего не успел разглядеть - тяжелая рука в кожаной перчатке легла ему на затылок и пригнула голову юноши к груди.
      - Исполнено, повелительница, - раздался слева от Санти голос светловолосого.
      Красивый голос: мощный, густой, как звук боевой трубы.
      - Посмотри на меня! - произнесла соххоггоя.
      После баса воина, ее голос можно было сравнить разве что с детской свистулькой.
      Санти схватили за волосы, и голова его вздернулась так резко, что заныла шея.
      На высоком троне, поставив обутые в золотые сандалии ноги на черную атласную подушку, восседала маленькая бледнокожая женщина. Сетка из золотых нитей охватывала ее головку. Белые редкие волосы падали из-под нее на скрепленную пряжками пурпурную накидку. Накидка тяжелыми волнами ниспадала вниз, от тонкой шеи до самого подножия трона. Лиф с просторными, закрывающими кисти рукавами был щедро расшит серебром и жемчугом. Маленькое зеркальце из полированного золота сверкало чуть ниже края лифа. Ноги Властительницы были укрыты чем-то вроде синего с красными узорами пледа, из-под которого выглядывали кончики сандалий.
      Сказать, что женщина была непривлекательна, значило бы ей польстить. Мелкие, остренькие черты лица, бледная до голубизны кожа, брезгливо опущенные бескровные губы. Но самыми неприятными были глаза: тускло-голубые, мутные, с какими-то рыжими точками, застывшие, как у мертвой ящерицы.
      - Подойди, - произнесла соххоггоя, почти не разжав губ.
      Санти медлил. Откровенно говоря, ему было просто страшно.
      Сильный толчок швырнул его через семь локтей - к трону.
      - Я сказала тебе, хоб? - уронила женщина.
      В зале стало абсолютно тихо. Будто все разом перестали дышать. Санти почувствовал вокруг страх. Страх, намного превышающий его собственный потому, что все остальные знали, чего они боятся.
      Санти поднял голову, посмотрел на соххоггою и с облегчением убедился: слова относятся не к нему, а к толкнувшему Санти воину. Владычица оперлась руками на подлокотники трона и медленно поднялась. Санти, все еще распростертый на полу, приоткрыл рот от удивления.
      Юбка хозяйки Владения состояла из нескольких слоев шелкового прозрачного газа с вплетенными в него золотыми нитями. Она доходила до щиколоток. Нижняя часть тела соххоггои - от черной кромки лифа, окутанная почти неразличимым прозрачным шелком, казалась приставленной к верхней, как будто принадлежащей другому телу.
      В Фаранге нет запретов на отсутствие или наличие одежды. Санти совершенно не стеснялся собственной наготы. Но в одеянии соххоггои было что-то, заставившее юношу опустить взгляд. Однако он снова поднял глаза, когда услышал шаги. Соххоггоя спускалась по ступеням. Золотые нити пришли в движение. Казалось, воздух вокруг ее бедер пронизан искрами. Это было по-своему красиво. Но вызвало у Санти неприятное ощущение, словно бы при нем совершалось кощунство. Впрочем, словами чувство свое он не смог бы выразить.
      Цок! Цок! Цок! - выбивали по мозаичному полу костяные каблучки. В наполненной страхом тишине звук их был оглушительно громким.
      Владычица подошла к лежащему юноше и остановилась. Санти больше не смотрел на нее - он смотрел в пол. Ему было жутко. Соххоггоя наклонилась. Край парчовой накидки лег на голову юноши. Холодные пальцы сжали его предплечье. С силой, неожиданной у такой хрупкой женщины, соххоггоя потянула вверх, и рука Санти инстинктивно напряглась.
      - Встань!
      Владычица произнесла это слово мягко. Настолько мягко, насколько позволял ее резкий голос. И Санти понял, что она всего лишь хочет помочь ему подняться.
      Будто ветер прошелестел по залу. Это из уст десятков людей одновременно вырвался воздух. Отныне никто из них не смел не то что ударить - грубо прикоснуться к юноше. Но Санти этого еще не знал. Он поспешно поднялся. Благодаря высоким каблукам глаза соххоггои и юноши оказались почти на одном уровне. Санти заглянул в них, и эти глаза уже не показались ему такими отталкивающими.
      - Ортран! - громко сказала соххоггоя. Высокий воин быстро приблизился.
      - Позаботься! - бросила ему соххоггоя и повернулась к Санти спиной.
      Рабы поспешно подхватили носилки, подбежали к ней. Владычица поднялась по ступеням, задевая их краем пурпурного плаща, и заняла место на троне. Важный слуга подскочил к ней, потянулся, набросил на колени плед, поставил под ноги атласную подушку.
      Соххоггоя подняла трость и ударила по плечу одного из рабов. Сильно ударила - на плече остался красный след. Трон подняли. Снова пять раз ухнул барабан, и Властительница покинула зал.
      Так Санти из пленника превратился в принца.
      Его поселили в сказочной башенке, предоставили полную свободу, более полную, чем та, которой пользовались остальные обитатели Владения. Никто от него ничего не требовал, никто ему не приказывал. Впрочем, Санти сам старался вести себя осторожно: любая свобода имеет границы, которые лучше не преступать.
      У юноши не было сомнений, по чьей воле он оказался здесь. Но ему оставалось только ломать голову над тем, для чего он понадобился Властительнице. Все, чем он отличался от других фарангских юношей, - его песни. Но и певец Санти здесь также никому не требовался. Может быть, спой он разок для обитателей Владения - им пришлось бы это по вкусу. Однако у юноши не было желания петь для них: слишком подчеркнутой казалась ему почтительность слуг и вежливость воинов.
      Легкие белые облачка неподвижно висели в небе. Дневное пламя солнца разбрызгивалось по крышам Дворца.
      "Как там отец? - подумал, переступая через порог, Санти. - Хорошо бы известить его".
      И все же Санти не хотелось бы так сразу покинуть замок. Иногда здесь страшновато, но Владение - чудесное место. А Дворец... Эх, хорошо бы найти кого-нибудь, кто побродил бы с ним по Дворцу! Может, сама соххоггоя? Но Владычица ни разу не говорила с ним со времени их первой встречи. Нет, чем дальше Санти здесь жил, тем меньше понимал, почему тут оказался. А впрочем, ему здесь нравилось. И это было - Приключение!
      * * *
      Вспахивая темно-голубую воду, трехмачтовое судно под снежно-белыми парусами вырвалось из пролива в просторы Межземного моря. Вслед за ним вышли три других корабля Самита.
      Дул ровный свежий ветер. Парусники карабкались наверх, подминали белопенные гребни. Борта их скрипели, палубы кренились от носовой качки. Приближался шторм, но суда шли на всех парусах. Они спешили отойти подальше от скалистых берегов, от изобилующих подводными скалами мелей.
      Мара стояла у самого носа, держась за ванты. Когда корабль соскальзывал с волны, белая пена захлестывала его почти до колен носовой фигуры, изображающей Морскую богиню. При этом ноги девушки едва не отрывались от палубы, а соленые брызги ливнем обрушивались на нее. Одежда ее была мокрехонька и прилипла к телу. Мара дрожала. Но не от холода - от наслаждения: вот так стоять перед раскачивающимся морем, глотать его воздух - и не бояться!
      Кто-то взял ее за руку.
      Мара оглянулась: рядом стоял Самит. На нем был блестящий кожаный плащ с откинутым капюшоном.
      - Иди вниз, девушка! - крикнул он ей в самое ухо. - Будет шторм!
      Мара помотала головой.
      - Я еще постою! - крикнула она в ответ.
      - Одну минуту!
      Матросы уже карабкались по реям - убирали паруса.
      - Смотри туда! - закричал Самит, показывая на небо справа от корабля.
      Мара подняла голову и увидела двух драконов. Медленно взмахивая крыльями цвета светлой бронзы, они летели на юг, навстречу надвигающейся буре.
      - Куда они? - крикнула Мара. - Разве они не боятся шторма?
      - Боятся! Но, думаю, на них всадники, которые знают, куда летят!
      Черная дымная туша бури навалилась на солнце и проглотила его. Тень ее упала на палубу, и сразу стало холодно. Особенно Маре в ее промокшей тонкой одежде.
      - Вниз! Вниз, девушка! - громко закричал Самит, увлекая конгайку к палубному люку.
      Крышка захлопнулась и отрезала грохот волн, низкий гул ветра. Остался только скрип корпуса и мерные удары в днище и борта. Полутемным узким коридорчиком, освещаемым раскачивающейся лампой, пробралась Мара к своей каюте, крохотной, шесть на пять локтей каморке, зажгла масляную лампу.
      Она сбросила с себя мокрую одежду и вытерлась. Подвесная койка поскрипывала, раскачивалась на тяжах. Мара взяла хрустальный флакончик с густым золотисто-коричневым маслом. Привычными, плавными и сильными движениями ладони она принялась втирать теплое масло в кожу груди, живота, бедер. Сладкий аромат вечерних цветов Конга наполнил крохотную каюту. Постепенно тело Мары становилось блестящим, розовело.
      Мара взяла другой флакон, поменьше, зажала между колен зеркальце и занялась своим лицом. Шторм снаружи свирепел. Судно болтало, и Маре пришлось одной рукой взяться за тяж койки. Когда очередная волна обрушивалась на корабль, корпус его издавал жалобный, протяжный стон. Мара первый раз оказалась в открытом море, тем не менее она отлично переносила качку. Ей даже нравилось, что койка ее раскачивается, будто качели, а стены каюты меняются местами с полом и потолком. Она немного опасалась, что может погаснуть светильник, но он лишь раскачивался на короткой поскрипывающей цепи. Волны били в борта, и звук этот напоминал удары по деревянной бочке огромной дубиной.
      "Если волны разобьют корабль? - думала Мара. - Нет, не может быть. Кораблей так много, и они так редко тонут от штормов. А северные суда самые лучшие... Нет, боги не допустят, чтоб я утонула! Они сделали меня красивой, чтоб я жила!"
      Мара с удовольствием представила, как сходит с корабля в Глориане и взгляды мужчин, всех мужчин вокруг, встречают ее...
      - Глориана! - прошептала она. - Руна, Орэлея...
      Названия северных городов были музыкой.
      "А этот Самит тоже влюбился в меня, - подумала Мара. - Хоть он и старик. Хорошо. Он богат, этот купец. Интересно, знает ли он о том маленьком отличии, что делает кое-кого из женщин Конга неприступными? Наверное, знает. Северяне - красивые! - Тут перед ней возникло лицо Нила. Ну, многие из них красивы!" - поправила она себя.
      Мара легла на спину. Низкий светло-розовый потолок раскачивался над ней. К сетке вентиляционного отверстия прилип белый пух. В каюте было жарко. Капельки пота крохотными росинками блестели на гладкой коже. Мара не стала одеваться. Если кто-нибудь войдет, пусть... посмотрит. Мара представила, как в каюту заглядывает Самит... Нет! Лучше кто-нибудь из матросов: "Госпожа не желает пообедать?" - "Нет, госпожа не желает!" И повернуться так, чтоб спина изогнулась, как у кошки, когда та поднимает хвост. А груди чтоб касались сосками ложа и казались сочными и тяжелыми, как золотистые плоды... Койка мерно раскачивалась под ней, и убаюканная Мара погрузилась в сон, тем более теплый и томный от того, что снаружи уже вовсю разыгралась буря.