Два всадника гуськом ехали по лесной тропе. Ехали, то и дело нагибаясь, чтобы не задеть головами обвисшие еловые ветки. Мохнатые, с широкими крупами и большими головами лошадки бежали вялой рысью и, кабы не понукания всадников, давно перешли бы на шаг.
      На обоих – панцыри поверх грубых рубах, шеломы сняты с голов и приторочены к седлам. Налучи да колчаны – из хорошей кожи, ножны широких мечей обложены хоть и потертым, но бархатом. Слишком хороши для «лесных озорников». Но рожи у обоих таковы, что сразу ясно: подвернись случай ободрать кого – обдерут. Да и душу еще отымут, чтоб не болтал.
      Тропа вывела на запущенную вырубку с покосившейся избенкой посередине. Всадники спешились, бросили поводья наземь и не без опаски приблизились к избушке. Со стороны могло показаться – недоброе замышляют. Однако на сей раз было не так. Воев мучил страх.
      Тот, что порешительней, первым ступил на вросшее в землю крыльцо, несильно стукнул кулаком в черные дверные доски.
      Из избенки – ни звука.
      Решительный плюнул через плечо, соединил пальцы оберегом и толкнул дверь. Та, заскрипев, поворотилась на единственной петле, открывая темное нутро избы.
      – Колдун, а колдун… – робко позвал воин, не решаясь войти.
      – Чего надо?
      Первый так и подпрыгнул на месте, второй дернулся, по привычке ухватился за меч…
      Колдун, набычась, стоял позади, в пяти шагах. Как из-под земли выскочил…
      – Ну? – проворчал он, хмуро глядя на воев из-под спутанного чуба.
      Был ведьмак не оружен, один только короткий засапожник с темляком из желтой кожи.
      – Такое дело, слышь… – пробормотал первый.– Новый этот, у нас, слышь, урод-то…
      Он заметно трусил и старательно глядел в сторону, чтобы случаем не глянуть в пронзительные, в красных прожилках очи колдуна.
      – Слышь, пособи, а?
      – Быть не может! – Речь ведьмака как бы накрыла бормотание дружинника.
      Но тот лишь виновато развел руками.
      Колдун ощерился. Во рту его недоставало передних зубов, но говорил он ясно, без шепелявости:
      – Значит, трогал кто. Так?
      – Косаня, дурень пустоголовый, рукой се пособил… – глядя в траву, промямлил воин.– Ругай сказал: помоги. Заплатим, слышь, по чести…
      – Втрое против прежнего! – отрезал колдун.– И разом!
      – Это отчего ж втрое? – возмутился второй, длинноусый и длинноносый, с варяжской рожей и яминой старого шрама под глазом.
      Сказал и, забывшись, глянул на того, кому говорил, хотя помнил, еще дед учил: не гляди ведьмаку в очи!
      Глянул и осекся. И сник под нехорошей усмешкой колдуна.
      – А оттого ж! – тешась его страхом, отвечал ведьмак.– Чаю, вскорости наедет из Нова Града княжича убиенного отец да и наденет на кол старшого вашего. За кровь свою… – потянул с умыслом и завершил: – Зряшно пролитую.
      Оба дружинника еще более смутились.
      – Откель знаешь? – спросил первый. Спросил, не чая ответа, а чтоб страх придавить.
      – Знаю.– И, смягчившись, объяснил: – Втрое беру, чтоб старшой ваш вдругорядь сам руки дурные обрубал. Уразумели?
      – Да ясно уж,– буркнул воин.
      – Ну коли ясно, так ступайте.
      Уже взявши повод, длинноусый опять не утерпел гордость поправить:
      – Колдун, а что ж ты хоромы свои не поправишь? – мотнул головой на избушку.– Аль мужеской силы нет?
      Колдун даже вроде не осерчал, а задумался, склонил большую голову на плечо, покарябал в бороде и вдруг сказал неожиданно весело:
      – Вот ты и поправишь!
      – Я? – изумился длинноусый.
      – Ты, ты! Топором махать мастак, верно? Вот и скажи старшому: как луна убывать начнет, пущай отпустит тебя ко мне. На седмицу. Управишься за седмицу-то?
      – Не с руки мне! – зло отрезал длинноусый.
      – Не с руки, говоришь? – Темное лицо колдуна опять стало недобрым; забрал в кулак бороду, пожевал и спросил: – Седни по вечери куда идешь?
      – Дело мое! – буркнул воин и полез в седло.
      – Не ходи,– ласковым голосом посоветовал колдун.– Не ходи. Почто бабу дразнить…
      – Не уразумел… – растерявшись, проговорил длинноусый.
      – А ты подумай.
      Длинноусый подумал… и лицо его стало еще более растерянным и вдобавок красным, как рачий вареный панцырь.
      – Вот так-то,– еще ласковей произнес ведьмак.– Что, управишься за седмицу?
      – Управлюсь,– буркнул воин.– Быстрей сделаю. А ты чародейство свое оставь… – В голосе проскользнули просительные нотки.
      – Да уж не тревожься,– успокоил ведьмак. И тут же добавил строже: – До времени!
      Дружинник поспешно поворотил лошадку, и оба посланца тут же скрылись за деревьями.
      Колдун хмыкнул и пошел в избу.

* * *

      – Тут главное – настроиться правильно,– говорил Глеб.– А я настроился правильно. Так что учую, наверняка учую, это точно…
      «Стоп, Стежень! – остановил он себя.– Мандраж пошел. Тормози!»
      Глеб внимательно глянул на свое отражение в зеркальце.
      Вид вполне респектабельный. Царапины за ночь затянулись, борода расчесана, стрижка модельная недельной давности. Приятное решительное лицо. Вызывающее доверие.
      – Учую,– повторил он, убедился, что равновесие вернулось, и только тогда спросил: – А дальше – что?
      – Дальше? – Игоев откинулся назад, максимально отодвинув сиденье. Его «тойота» попросторней Димкиных «Жигулей». Но «тойота», так же, как и известная всему району Стежнева «Нива», которую они пригнали два часа назад, остались в гараже.– Дальше поглядим.
      Осеннее солнышко согревало щеку, и Кирилл с удовольствием впитывал последнее тепло. Ох, чует сердце, на юга ему этой осенью не выбраться…
      Стежень скосил взгляд на брошенную сзади сумку. Там лежал дедов топор. Последняя надежда…
      – Если все будет путем,– проговорил он,– вечером займемся женщиной. Так?
      – Боишься, Глебушка? – участливо спросил Игоев.
      – Боюсь,– согласился Стежень.– А ты – нет?
      Кирилл фыркнул:
      – Ты, брат, найди, а я уж разберусь. Меня он не схарчит – заговоренный!
      И рассмеялся.
      Стежень вздохнул.
      – Все мы заговоренные,– проворчал он.– Агентство как? Процветает?
      – Моими молитвами. С позапрошлого заказа подвал в доме напротив откупил, бассейн сделали. Девочки счастливы.
      – Как девочки?
      – Хорошеют. Тебе приветы. Еще музыкант наш звонил. Из Алабамы. Тоже привет.
      – Угу.– Стежень вздохнул.– Девочки, бассейн, Алабама… И никаких чудовищ. Сказка! Какие еще новости?
      – Разные. Коллега твой на днях заходил,– Игоев подмигнул.– Отдаривался.
      – Какой еще коллега? – насторожился Стежень.
      – Костолом. Стужин. Помнишь, я зимой у тебя справлялся?
      – Да ты у меня постоянно справляешься. Так, знакомое местечко! – Стежень съехал с дороги и заглушил двигатель.– Все, господин начальник. Дальше – пешочком…
      – Черт… – пробормотал Стежень.– Кирилл, стой!
      Игоев застыл на полушаге.
      – Где? – спросил шепотом.– Видишь?
      – Кривая сосна, справа метров пятнадцать, в кроне…
      Игоев прикрылся ладонью от пробившегося солнечного луча, сказал:
      – Вижу.
      И спокойно зашагал по обобранному черничнику прямо к сосне.
      Стежень выматерился, рванулся следом…
      И тут Кирилл гаркнул во всю мочь:
      – Дмитра!!!
      «А-а-а…» – эхом плеснулось наверху. Неподалеку затарахтела сорока…
      …Укрывавшееся в ветвях существо, кошкой сиганув с шестиметровой высоты, мягко упало на упругий слой хвои, завибрировало телом, как тронутая пружина.
      Кирилл, не замедлившись, широким шагом двигался прямо на монстра.
      Стежень бежал к ним, вроде кричал… Сердце колотилось в бешеном темпе, а ноги, казалось, еле двигаются..
      Существо (монстр? Дмитрий?), лицо – к земле, мелко дрожащее… И вдруг распрямилось – красные горящие глаза, рука-коса, со знакомым свистом секущая воздух…
      Стежень замахнулся топором, но метнуть не рискнул. Тварь и Кирилл оказались на одной линии.
      Игоев, даже не пытаясь уклониться, шагнул вперед, обхватил существо ручищами, прижал к себе…
      Глеб так и застыл с поднятым топором…
      Монстр тоже застыл, потом неуловимо быстрым движением высвободился, мелькнул тенью между стволами и пропал.
      Когда Стежень подбежал к другу, Кирилл стоял, растерянно глядя на свои руки.
      Глеб ухватил его за плечо, тряхнул. Игоев обернулся.
      – Убежал… – проговорил он обескураженно. Стежень развернул его к себе, заглянул в лицо, впился взглядом, потом расфокусировал зрение, чтобы заглянуть глубже…
      – Ты что это? – недовольно спросил Игоев.
      – Цел! – с облегчением выговорил Стежень.– Цел, слава тебе Господи! Цел, черт тебя дери, дурак!
      – Сам дурак… – проворчал Кирилл.– Сказано же: оберег на мне Сермалев. Ни в воде, ни на земле, ни ниже земли никакая тварь… – строгим голосом: – Батьке не веришь?
      Стежень смутился.
      – Это ладно,– с печалью в голосе произнес Кирилл.– А вот не удержал – плохо! – покачал львиной головой.– Очень плохо, брат…
      – Его удержишь! – Глеб потер висок, на котором еще вчера красовался синяк.– У него скорость – на порядок выше. Не понимаю, как его тогда достал…
      – А я вот догадываюсь,– проговорил Игоев. Но дальше разъяснять не пожелал.– Возвращаемся,– решил он.– В город поедем. Ко мне. Хватит нам скоморошничать…
      – Лепота,– прижмурившись, изрек Кирилл.– Птички поют, травка зеленая…
      – Эйр-кондишн… – насмешливо продолжил Стежень.
      Игоев слегка обиделся.
      – Хорошо тебе в лесу,– проворчал он.– А нам в городе каково? Иди-ка ты в баньку! Тренажерами полязгай, попарься. Грязный как чушка, мне за тебя перед девочками стыдно! Иди, иди! – и вытолкал Глеба из холла, где действительно пели птички и росла натуральная травка. Такой вот необычный дизайн.
      – Будь как дома,– объявил Кирилл, когда они миновали зеркальную дверь релакс-комплекса.– Железки – направо, простыни и прочее – в стенке, квас – в холодильнике, венички – сам увидишь. Могу Людочку прислать – спинку попарить. Не откажется, думаю, по старой дружбе.
      – Пошел ты… – беззлобно ругнулся Стежень.
      Крохотный романчик, иссякший еще два года назад, служил Игоеву устойчивым предметом для шуток.
      – Хозяин – барин. Ладно, отдыхай, а я пойду делом займусь, попрошу девочек пошарить в нетях, поискать информацию по нашему страхолюду.
      – За этим и приехали? – догадался Стежень.
      – Отчасти,– уклончиво ответил Игоев.– Всё. Расслабляйся – часа три у тебя есть.
      Кирилл появился, как и обещал, через три часа, когда Глеб, приятно расслабленный и приятно пахнущий, попивал красный травяной чаек.
      Выключив телевизор, Игоев уселся напротив, налил себе из глиняного расписного чайника, отпил, с удовольствием обозрел Стежня, выдержал паузу…
      – Радуйся, Глебушка! – пробасил.– Классифицировали нашего красавца.
      – Приятно слышать,– отозвался Стежень не без иронического подтекста.
      Игоев еще отхлебнул чайку, отломил печеньице, легонько прихлопнул ладонью по столу:
      – Обработано около ста пятидесяти источников, описан демонологами сорока шести культур; сходимость – сорок четыре процента, так что умерь свой скепсис! У французов аж три сравнительные работы по африканскому, гаитянскому и – пляши, брат! – кельтскому материалу. Подробнейший анализ чикагского парапсиха по очень похожим тварям на индейском материале. Жаль, нет времени китайцев и прочих азиатов потрясти. У них наверняка тоже не без урода…
      – Давай резюме,– перебил Стежень.
      – Сейчас, Глебушка, сейчас… – Кирилл глотнул чайку, усмехнулся, видя нетерпение друга.– Резюме, значит? Крайне опасная тварь!
      – А то я сам не знаю! – буркнул Стежень.
      – Начнем с происхождения,– продолжал Игоев.– Основа – астральный дух, бес по-нашему. Дух-моноэмоционал, как выразился наш чикагский приятель. Это одна половинка мерзавца. А вторая половинка – вполне разумная сущность, бывший хомо сапиенс, если можно отнести к этому виду подвизающихся в черной магии и прочем говне. Образуется этакая тварь следующим образом: колдун вызывает строго определенного беса и посредством также строго определенной процедуры, по счастью, до конца чикагскому парапсиху неизвестной, не то непременно опробовал бы, включает беса в собственное сознание. Иначе – в себя. Бес охотно включается, поскольку – хищник, или, выражаясь умным языком, изолированный астрал поглощающего типа, а посему всегда готов сожрать, что удастся. А вот дальше начинается самое интересное. В процессе этого первого «поедания», если колдун окажется достаточно крепок, то полностью сожрать себя не даст и образует с бесом своеобразный омерзительный союз. Причем – на нескольких уровнях, в том числе и на физическом. То есть человеческое тело колдуна преобразуется в то, что лежит у тебя в морозильнике. Трансформированная диада, то бишь двойное существо, приобретает букет сверхкачеств. Кое с какими ты уже имел возможность познакомиться, но, уверяю, еще не с самыми худшими.
      – Например?
      – Например, образовывать самостоятельный эгрегор из жизней жертв, поглощенных или частично поглощенных.
      – Частично – это как?
      – А так, что человек вроде бы остается самим собой, но фактически – просто приставка к монстру. Описан сюжет, когда такая тварь овладела целым островным государством и была прижучена совместными усилиями специально собравшихся шаманов, числом более двухсот.
      – Хрен редьки не слаще!
      – В данном случае – слаще. Если сказочка не врет, планы у беса были самые наполеоновские, а шаманы, сделав дело, как водится, разругались и разъехались по домам.
      – Прекрасно,– сказал Стежень.– Пошлем за шаманами?
      Игоев реплику проигнорировал, продолжил:
      – Итак, мы имеем дело со сверхбыстрой, сверхчувствительной тварью, наделенной эмпатическими, а возможно, и телепатическими органами, саморегенерирующей, вдобавок способной к межмолекулярному проникновению, хотя механизм последнего я представить не могу. Любимое ее развлечение – высосать жизнь из бедного человечка. Это, кстати, и единственное объединяющее начало для беса и бывшего колдуна. Склонен думать, передается не только энергия, но и кое-какая информация. Например, по вождению автомобиля. Склонен думать, те, кого монстр пожрал сравнительно недавно, еще могут вернуться в свои тела. Ежели тела в порядке и ниточка не оборвана. А в нашем случае – я имею в виду твою замороженную квартирантку – ниточка не оборвана.
      – Уверен? Я ничего не заметил,– сказал Стежень.
      – Ты по-другому смотришь,– возразил Игоев.– Но сейчас нас интересует не это, а то, как прищемить вампиру хоботок.
      – И как?
      – Разные есть техники. Например, североамериканские шаманы поступают следующим образом: выбирают жертву и предлагают чудищу откушать. Тот, естественно, отказаться не может и приступает к трапезе. А поскольку в этом процессе полностью распоряжается наш бес-моноэмоционал, которому все пофиг, кроме собственного энергетического желудка, то тварь кушает, невзирая на возможные неприятности. И у шамана появляется возможность прикончить чудище особо подготовленным оружием. С наговором или, как выражается наш чикагский коллега, с предварительно наложенной биоэнергетической характеристикой.
      – Именно так я его и прикончил! – заявил Стежень.
      – Так, да не так,– усмехнулся Кирилл.– Как утверждает источник, то бишь шаман, грузивший нашего чикагского визави, уничтожить тварь можно лишь тогда, когда она полностью сосредоточена на жертве. Если же монстр от еды оторвался – шаман живет немногим дольше приманки. Аналогичный результат, если охотник сплоховал и не смог существенно расчленить монстра с первого удара. Ты его существенно расчленил?
      – Ты видел. Правда, не с первого удара.
      – Вот-вот. Насколько я понял, тварь не только оторвалась от еды, но и вступила с тобой в поединок. Если верить источнику, который, впрочем, сам практического опыта не имел, а руководствовался переданным по наследству, господин Глеб Стежень должен был стать не победителем, а десертом.
      – Однако я его сделал! – напомнил Стежень.
      – Терпение, мой друг! – Игоев поднял палец.– Очень может быть, исконно русские чудовища отличаются от заморских. Кстати, северный источник предлагает несколько другой метод отправки беса домой в преисподнюю. Жертве предоставляется не пассивная, а активная роль. Ребята тогда были здоровые и переполовинить могли без проблем хоть сосновое бревно. Поэтому добровольцу-смертнику вручался меч или топор, тоже заговоренный, но, так сказать, неизолированный,– и герой производил «существенное расчленение». При непосредственном контакте часть твари как бы «перетекала» в человека, но ей требовалось время на восстановление сил или образование нового симбиота. Но если жертву-героя вовремя приканчивал его спутник, бесу ничего не оставалось, как убраться из нашего грешного мира. Но… – Игоев сделал драматическую паузу.– Он может «сидеть» в останках старого тела сколь угодно долго, и если некто живой вступит с порубленной тушкой в физический контакт, то немедленно становится доступен астральному хищнику. А тот своего не упустит и вмиг переберется в новый «домик», который сразу принимается перестраивать по старому образцу. Сам процесс перестройки растягивался от половины до полного лунного месяца. Но крутизна твари вырастала значительно быстрее. Кстати, об останках сказано, что простое нахождение рядом с ними может привести к болезни и даже смерти.
      – Еще бы! – заметил Стежень.– Фонит, как ядерная боеголовка. И на конгломерат биополя действует, как самум на вишневый сад.
      – Образно говоришь,– похвалил Кирилл.– Но я, с твоего позволению, продолжу. Насколько я могу обобщить, поглощенный бесом человеческий астрал, даже не астрал, а жизненная энергия нескольких тонких тел, некоторое время находится в распоряжении монстра. Как запас пищи. Но в случае «смены» тела бес и его псевдочеловеческая половина-колдун действуют как бы порознь. Поэтому, если прежний хозяин тела достаточно могуч и его личная сила сопоставима с силой колдуна-симбиота, новичок может попробовать выпереть из диады предшественника и самому занять почетное место. Бес в этом случае держится в стороне, как волчица во время драки самцов. И отдается победителю. А вот если захваченный намерен изгнать и самого беса… Тогда герой должен быть еще и святым. Бес – он и есть бес. Искушение, сам понимаешь, преизрядное. Но это, друг мой, уже не источники, а мои собственные мысли.
      – Значит, у нас есть еще дней десять-двенадцать, чтобы успеть вытащить Дмитрия? – Практичный Стежень тут же выудил из лекции Игоева самое конкретное.
      – Увы! – развел руками Кирилл.– Если частица монстра внутри тела жертвы, трансформация происходит значительно быстрее.
      – Вот блядь!
      – Но пара суток у нас есть,– заметил Игоев.– Попробуем успеть.
      Особой уверенности в его голосе не чувствовалось. Вероятность того, что тварь сама заявится к ним на разборку, казалась Кириллу незначительной.
      Стежень на минуту задумался, потом произнес, медленно, взвешивая каждое слово:
      – А что будет, если кто-то другой попробует на вкус останки?
      – Я думал об этом,– одобрительно отозвался Кирилл.– Если попробую я – ничего. Но если кто-то другой,– возможно, монстр получит возможность переместиться в другого носителя. Если пожелает…
      В словах Игоева чувствовался некий намек. Впрочем, не некий, а совершенно определенный.
      – Я уже пробовал,– буркнул Стежень.– Правда, совсем чуть-чуть.
      – Ты не говорил.
      – Неужели ты думаешь, я дал бы эту дрянь Димке, не испытав на своей шкуре?
      Игоев кивнул, будто одобряя, но слова его никакого одобрения не несли.
      – Скверно,– отметил он.– Значит, придется искать третьего.
      Стежень покачал головой:
      – Думаю, я смог бы. Главное – правильно настроиться. Но… мне как-то страшновато.
      – Неудивительно.
      – Не только за себя. Понимаешь, если монстр завладеет и мной, справиться с ним будет еще труднее. А я… Я не святой, Кирилл!
      – Не гони коней, Глеб! Контакт – крайний случай. Мы наверняка не учли всего. Да я сам проглядел лишь выжимки.
      – Кир,– сказал Стежень.– Мне нужны материалы. Все.
      – Получишь. Пока только английские, остальные надо перевести, но это быстро. Раскидаем е-мейлом кусками по бюро, часа за три сделают, а мои девочки обработают и переправят нам.
      – Нам?
      – Неужели ты думаешь, я оставлю тебя одного? – удивился Игоев.– Конечно, мы поедем вместе. Кстати, час назад звонила Алена…
      – Чутье! – Глеб засмеялся.– Я ее уже год не слышал.
      – Я чуть меньше. Но взял на себя смелость пригласить ее. От твоего имени.
      – Это не игрушки, Кир! – нахмурился Стежень.
      – А Алена – не девочка. Не стоит ее недооценивать, дружище.
      – Ну добро,– не стал спорить Глеб.– Три Сермалевых ученика – это сила. Может…
      – Нет,– отрезал Игоев, с ходу уловив мысль друга.– Алена позвонила сама и сама предложила помочь. А остальные – нет.
      – Ты прав,– согласился Стежень.– Я ведь даже не знаю, кого где искать…
      – Я знаю,– сказал Игоев.– Но не буду. Какие еще пожелания?
      – Я хотел бы сменить рубашку! – ухмыльнулся Глеб.
      Кирилл рассмеялся.
      – Мы помним твои привычки,– проговорил он.– Твоя одежда выстирана и выглажена. Пообедаем, если ты не против, у тебя. Не стоит надолго оставлять твой дом без присмотра.
      – Согласен. Когда приедет Лена?
      – Думаю, она уже здесь. Я просил подождать нас в холле.

Глеб Стежень

      Птички чирикали как заведенные. Могу представить, как тащится от этой «природы» городской пыльный народ. Но меня лично эта сусальная полянка раздражает.
      Пахнет неправильно. Только Киру не скажу. Из принципа. А клиентам его без разницы. Для них запах – это одеколон за восемьдесят баксов.
      Но есть здесь вещи, которые меня восхищают. Например, отсутствие решеток на окнах. Ни хрена не боится Кир! Хотя, кто знает, может, у него вместо стекол какой-нибудь пуленепробиваемый супертриплекс?
      Мысли, однако! Это на фоне грядущих боев с нечистью. От баньки, должно быть. Разморило.
      Спустились по шикарной лестнице в шикарный холл. А, вот и Ленка! Прическа, костюмчик строгий, но с французским подтекстом. Косметика на личике – в самый раз, фигурка точеная. Не скажешь, что за тридцать женщине. Сколько я ее не видел? Года полтора точно. Но кое для кого, похоже, время течет назад.