* * *

      Фаргал подрался с Бубенцом. Повод был ничтожный. Когда Фаргал наконец ухитрился прижать противника к мостовой, он уже и забыл, что они не поделили.
      – Сдаюсь,– пискнул Бубенец.
      Все чаще и чаще их потасовки заканчивались победой Фаргала, хотя Бубенец был на три года старше.
      – Ну ладно,– сказал победитель, убрал колено с груди побежденного, поднялся и увидел прямо перед собой брюхастого, богато одетого горожанина.
      – Молодец! – похвалил тот и манерно похлопал в ладоши.– Как тебя зовут, малыш?
      Фаргал молчал. Толстяк ему сразу не понравился, а уж когда назвал малышом…
      И это – в полных семь лет!
      – Ты очень красивый мальчик! – произнес толстяк и умильно улыбнулся.
      Длинноногий и мускулистый (результат постоянных тренировок), Фаргал уже в семь лет был сложен как юноша. Но черты его лица, тонкие и гармоничные, в сочетании с большими серыми глазами в обрамлении длинных загнутых ресниц вполне могли бы принадлежать девушке, а не семилетнему мальчику…
      Фаргалу никто раньше не говорил, что он красив. А ему самому это в голову не приходило. Вот Нифру – действительно красивая. Или маленькая дочка Мили.
      – Очень. Очень красивый,– повторил толстяк и вытянул гузкой влажные губы.
      Фаргал опять промолчал.
      Бубенец поднялся с земли, отряхнулся и встал рядом.
      Горожанин щелкнул пальцами.
      Тут Фаргал обратил внимание на носилки, около которых топталась четверка рабов, и еще одного человека, не раба, свободного, почтительно стоящего в нескольких шагах позади.
      По знаку толстяка этот человек приблизился и подал хозяину вместительную бархатную сумку.
      – На вот, возьми!
      На пухлой ладони горожанина лежал ком липкой медовой пастилы.
      Фаргал не шелохнулся. Толстяк ему не нравился все больше и больше.
      – Ну тогда ты возьми.– Горожанин протянул сласть Бубенцу.– Вы – не здешние?
      – Нет,– ответил Бубенец, взяв угощение: он никогда не отказывался от подарков.– Мы – цирковые. Вечером будем давать представление на площади. Приходите.
      – Обязательно приду! – Толстяк, подмигнув Фаргалу, двинулся к носилкам.
      – Богатый,– уважительно сказал Бубенец.– Видал, какие перстни?
      Фаргал передернул плечами.
      – Ну что,– спросил он,– двинем к нашим или еще пошатаемся?
      – Вернемся – Мили нам опять какую-нибудь дурацкую работу найдет,– сказал Бубенец.– Будто у нас рабыни нет…
      О богатом горожанине они забыли еще раньше, чем съели подаренную пастилу. И удивились, когда, вернувшись на рыночную площадь, обнаружили рядом с фургонами труппы знакомые носилки.
      Толстый горожанин толковал о чем-то с Тарто. В руках он держал кошелек, но, судя по лицу старшины, разговор был неприятный. Наконец Тарто решительно мотнул головой и отошел, оставив толстяка в одиночестве. Тот постоял немного, глядя, как Кадол, Мимошка и Налус готовят место для вечернего представления, затем спрятал кошелек и ушел.
      – Ага, явился,– сердито сказал Тарто, увидев Фаргала.– Марш в шатер и чтоб до завтрашнего утра оттуда ни шагу!
      – Деда, ты что? – изумился мальчик.– А представление?
      – Без тебя обойдемся! Ишь, любимец публики! – Старшина хмыкнул.
      – Это из-за того, толстого? – догадался Фаргал.– Что ему надо?
      – Купить тебя хочет, – сказал Тарто.
      – То есть как? – удивился мальчик.– Я же не раб!
      – Покупают и продают, парень, не только рабов.– Тарто взял его за руку и повел к шатру.
      – Но это несправедливо!
      – А кто тебе сказал, что у нас справедливый мир? – Старшина усмехнулся.– Ладно, не бойся, никто тебя не продаст!
      – Я не боюсь! – Фаргал нахмурился.– Но почему я должен сидеть в шатре из-за какой-то жирной крысы? И зачем я ему?
      – Ты будешь сидеть в шатре, потому что я тебе велю! – рассердился Тарто.– Марш! – и, подзатыльником придав названому внуку нужное направление, отправился к сыновьям.
      «Жирная крыса» заявила, что является старейшиной и казначеем этого города. Власть и деньги. Такой не понимает слова «нет».
      Никого из своих Тарто в случившееся посвящать не стал. Им – выступать. Старшина лишь сообщил, что сегодня труппа работает без Фаргала. И еще, без всяких объяснений, попросил Большого присмотреть за парнем.
      Фаргал сидел в шатре и сквозь щель смотрел на сполохи факелов вокруг помоста. Он видел множество голов и изгибающуюся в танце фигурку Нифру. И огромную луну, повисшую над крышами домов. Из-за этого гигантского, налившегося мертвенной синевой шара все остальное казалось игрушечным. Игрушечные домики, люди-куклы и рокоток барабана – словно стрекочущий кузнечик.
      Нифру завертелась волчком и упала. Танец окончен. Сейчас Кадол, Мили и Мимошка пойдут с чашами для сбора, а Большой возьмет Нифру на руки и унесет со сцены. Не для пущего эффекта. Жена Тарто настолько выкладывалась в танце, что часто и впрямь не могла подняться сама.
      Луна завораживала. Фаргал не мог оторвать от нее глаз. Холодок пополз у него по спине. Не осознавая, что делает, мальчик поднялся, откинул полог шатра и шагнул в ночь.
      Вокруг – ни души. Все, кто был на рыночной площади, собрались вокруг помоста. Фаргал слышал шум толпы, но как будто издалека. Даже лошади, привязанные всего в тридцати шагах от шатра,– словно в нескольких милях. Ноги сами по себе понесли Фаргала прочь, мимо опустевших рядов, к узенькой, уходящей вверх улочке. Луна пропала, заслоненная стенами. От канавы тянуло смрадом нечистот. Ни одного огонька в высоко расположенных окнах, только редкие звезды вверху, между почти сомкнувшихся крыш.
      Фаргал, не думая ни о чем, переставлял ноги. Он не чувствовал вони, и темнота его не тревожила. Он знал, куда нужно идти. Остальное словно бы потерялось в синем тумане…
      Большой, Тарто и Нифру подошли к шатру. Фетсианка куталась в шерстяной плащ – ей было холодно.
      – Фаргал,– позвал старшина, откидывая полог.
      В ответ – молчание.
      – Его нет! – воскликнул Тарто, заглянув в шатер.– Нифру!
      – Вышел прогуляться,– предположил Большой, но фетсианка уже выпростала из-под плаща руки. Пальцы ее осторожно искали что-то в ночном воздухе. Тарто напряженно следил за ней, а Большой, подняв повыше факел, озирался по сторонам.
      Пальцы Нифру сжались, словно ловя невидимую нить.
      – Погасите огонь,– чуть слышно проговорила она.
      Тарто выхватил у Большого факел, швырнул на мостовую и затоптал.
       – Агеон ис, агеон ан, агеон сян со…– наговаривала на старофетском Нифру, перебирая пальцами.— Агеон ма, агеон цза, агеон лу фон…
      Голубая ниточка потянулась от ее руки в темноту. Слабенькая, еле заметная.
      – Там,– дрожащим от напряжения голосом, проговорила фетсианка.
      Большой глядел, приоткрыв рот.
      Тарто толкнул его кулаком в спину:
      – Беги, дурень! Быстро!
      И бывший солдат, грохоча сапогами, устремился за голубой паутинкой. Тарто обнял жену, взял ее руку:
      – Держись, моя хорошая!
      Топот тяжелых сапог затих – Большой вбежал в проулок.
      Фаргал почувствовал: цель уже рядом. С одной улочки он свернул на другую, пошире, поднялся по ступеням. Впереди, за аркой, была Верхняя площадь, самое высокое место в городе. Днем они с Бубенцом поднимались сюда, смотрели на острые крыши и зубчатую змею городских стен. Вокруг площади располагались два храма, Великого Ашшура и Прекрасной Таймат, пустующий дворец Владыки и дома «хозяев» города. Днем здесь топталась по меньшей мере дюжина стражников. Ночью их должно быть еще больше, но почему-то, когда Фаргал пересек тень древней арки, Верхняя площадь оказалась безлюдной. Никого.
      Мальчик остановился на мгновение, повернул голову… Туда, понял он и двинулся к цели. Но не успел сделать и двух шагов, как ноги его оторвались от земли.
      В темной щели улицы голубая нить была видна на добрых двадцать шагов. Большой бежал изо всех сил и, поскольку дорога все время шла вверх, запыхался. У лестницы ему пришлось перейти на шаг. Слева и справа поднимались каменные стены в три человеческих роста. Впереди, наверху,– высокая арка с зубчатой башней наверху.
      Большой смахнул пот со лба и… голубая волшебная паутинка исчезла.
      Пальцы Нифру разжались. Путеводная ниточка угасла, а фетсианка бессильно повисла на руках мужа. Тарто скрипнул зубами, но все, что он мог сделать,– это отнести жену в шатер, накрыть потеплее и ждать, уповая на милость Ашшура. Волшебство поглотило все силы Нифру и иссякло вместе с ними.
      Большой выругался и в три прыжка преодолел оставшийся кусок лестницы. Перед ним лежала голая площадь, озаренная лунным светом, а впереди, всего в нескольких шагах…
      – Ур-р! – яростно выдохнул Большой и рванулся вперед.
      Фаргал пришел в себя и обнаружил, что его куда-то несут. Он дернулся…
      – Ага, очухался! – раздался у него над ухом знакомый бас.– И куда это ты нацелился на ночь глядя?
      – Отпусти меня! – потребовал мальчик.– Я сам пойду!
      – Сам так сам! – Бывший солдат поставил парнишку на ноги.– Давай топай, только в канаву не свались, потом год не отмоешься!
      – Ну здесь и вонища! – Фаргала била дрожь, а ноги подгибались, как после долгого бега. Он крепко вцепился за руку мужчины.– Как мы сюда попали?
      – Как тысюда попал? – Большой издал смешок. И тут же насторожился, услышав топот ног.
      Свет факелов озарил серые стены и выпуклые камни мостовой. С соседней улочки вынырнула четверка вооруженных мужчин. Большой отчасти успокоился, увидев шлемы с эмблемой городской стражи.
      – Кто такие? – властно спросил один из них.
      – Цирк,– ответил Большой.– Стоим у вас на рыночной площади.
      – А что по городу шастаете? – недоверчиво спросил другой.
      – Да малец вот заблудился.– Большой кивнул на Фаргала.
      Стражник поднес факел поближе, убедился, что перед ним действительно мальчик, и спросил более мягким голосом:
      – Завтра-то будете выступать?
      – Я думаю. Сбор сегодня хороший.
      – Ага, ну ладно. Придем и мы глянем, а то сегодня, вишь, в карауле. Ну-ка, мы вас проводим, а то еще заплутаете.
      Четверо стражников окружили цирковых. Бывший десятник забеспокоился, но солдаты довели их до рыночной площади, убедились, что Большой не соврал, и отправились восвояси.
      – Ну и куда тебя понесло? – спросил Тарто.
      Все цирковые, кроме Налуса, сторожившего снаружи, собрались в одном шатре, и в нем стало тесновато.
      – Я не помню,– ответил Фаргал.
      Глаза его слипались, ужасно хотелось спать.
      – То есть как не помнишь? – воскликнул Кадол.– Прошел половину этого вонючего городишки – и не помнишь? Да мы тут…
      – Помолчи,– оборвал его Тарто.
      Его сын открыл было рот… и закрыл.
      – Нифру,– обратился к жене старшина,– что ты скажешь?
      Фетсианка сидела, завернувшись в одеяло (ей все еще было холодно), Мили обнимала ее за плечи.
      – Да,– ответила Нифру.– Мальчик может забыть, это обычно.
      – Большой? – Старшина повернулся к бывшему солдату.
      – А что я? Ты сказал: беги,– и я побежал. Ну и догнал парня.
      – Что-нибудь странное видел?
      – Ну… нет, ничего.
      – Ладно,– сказал Тарто.– Для тех, кто еще не знает. Ко мне сегодня подходил один местный заправила, хотел купить Фаргала: приглянулся ему наш мальчик.
      – А морского ерша в задницу он не хочет? – фыркнул Большой.
      – Много предлагал? – поинтересовался Кадол и тут же схлопотал затрещину от Мили.
      – Если он способен нанять колдуна, то можно ожидать и других неприятностей,– сказал старшина.– Мой вопрос: следует ли нам утром покинуть город? Кадол?
      – Нет. Послушай, отец, на второй день в таких городишках самый сбор, мы…
      – Я тебя понял. Большой?
      – Согласен с Кадолом. Не по деньгам. Ясное дело, хотя вот сбрую новую покупать надо, сам знаешь, ну, в общем, стыдно нам удирать от какого-то местного купчишки!
      – Мили?
      – Я – как муж.
      – Нифру?
      – Я… не уверена, что волшебство… как-то связано с тем купцом.
      Тарто посмотрел на Фаргала. Мальчик задремал. Словно ему и дела не было до их решения. Старшина никогда не забывал: с Фаргалом связана некая тайна. Следовательно, с парнишкой может случиться все, что угодно. С другой стороны, боги должны заботиться о своих любимцах.
      – Мы остаемся,– решил старшина.– Кадол, через два часа сменишь брата, ты, Большой, будешь сторожить после Кадола. Спокойной ночи.
      На следующий день труппа дала целых два представления: после полудня и на закате. Оба – с полным успехом. Поразмыслив, старшина решил, что можно остаться еще на один день.
      Ночь выдалась, не в пример прошлой, темная и ветреная. Ближе к полуночи начался дождь, и Кадол, которому выпала вторая стража, до этого честно обходивший кругом лагерь, спрятался под навес, к лошадям. Может, и к лучшему вышло: сторож, он на виду, ему и стрела первая или нож в спину. Кирасы да кольчуги – это для воинов и благородных. Прочим в Эгерине воинское снаряжение запрещено.
      А в шатре спал старый Тарто рядом с умницей-женой. Спал, напрыгавшись да навертевшись за два представления, Бубенец. Спал неторопливый Налус, а вот постель Мимошки пустовала. Приглянулся шестнадцатилетний акробат кому-то из горожанок. Обычное дело.
      А Фаргалу снился красивый сон. Будто стоит он на берегу большой реки, такой широкой, что еле-еле виден противоположный, заросший лесом берег. Стоит и машет рукой перевозчику. И рука у Фаргала – мускулистая, толстая, как у Большого, а на поясе, у бедра, настоящий меч…
      Взрезать ткань шатра умелому человеку – один взмах ножа. Три взмаха – три дыры по два локтя длиной. Довольно, чтобы пролезть внутрь.
      Воры напали втроем, разом. Один выскочил рядом с Налусом, второй – поближе к Тарто, третий – там где громоздились мешки с реквизитом. Этот, третий, замешкался, но оплошность его роли не играла. Первый, в одной руке дубинка, в другой – масляная лампа, не раздумывая, треснул по голове спящего Налуса, второй так же проворно приставил нож к горлу Тарто. Мог бы и убить, но убивать без нужды было не велено. Третий, перебравшись через груду мешков, бросился к входу и мигом распустил шнуровку. Затем подскочил к проснувшемуся Бубенцу, схватил его за волосы.
      – Не тот,– прошипел бандит с лампой.
      В шатер ввалился четвертый, наставил снаряженный лук.
      – Только кто пикнет! – шепотом предупредил он.
      Тарто сжал кулаки, но не пошевелился: сталь ножа холодила кожу на горле.
      – Бери мальчишку и сматываемся! – процедил тот, что с лампой.
      Третий отбросил ничего не понявшего Бубенца, схватил за руку Фаргала, лежавшего рядом с сыном Налуса… и вскрикнул.
      – Закрой пасть, ублюдок! – зарычал тот, что с лампой.
      – Укусил, гаденыш! – Бандит поглядел на окровавленную руку.
      Он ошибся. Это был не укус.
      Фаргал проснулся, когда ножи воров вспороли шатер. Спросонья он не сообразил, что происходит, и, если бы бандит первым схватил его, а не Бубенца, мальчик не сумел бы дать отпор. Но несколько мгновений решили дело. Пара метательных ножей лежала у изголовья его постели. Так же, как и у Большого. Воров Фаргал не испугался, а когда один из них схватил его за руку, мальчик тут же полоснул по ней ножом. Порез был ничтожный (Фаргал еще никогда не использовал нож против человека и чиркнул неумело), но пальцы бандита тут же разжались.
      – Дай ему по башке! – прошипел тот, что с лампой.– Быстрей, урод!
      Бандит замахнулся… и захрипел. Метательный нож по рукоять вошел ему в горло. Фаргал, с двадцати шагов вгонявший его в глаз нарисованного кушога, не мог промахнуться с расстояния четырех локтей даже в неверном свете масляной лампы.
      – Быстрей, недоносок! – Тень третьего бандита падала на Фаргала, и тот, что с лампой, не видел броска.– Ухоряв, помоги ему!
      Четвертый громила опустил лук, шагнул вперед… и его приятель, вернее, теперь уже труп приятеля повалился прямо на него. Громила, выругавшись, оттолкнул труп, и тот рухнул на взвизгнувшего Бубенца. Первый вор вскинул лампу…
      Фаргал не испытывал ни страха (он вообще никогда ничего не боялся), ни волнения – только холодную ярость. И никогда еще он не мыслил так четко и ясно. Бросок, миг выбора: в кого метнуть второй нож?.. Клинок, приставленный к горлу Тарто (Фаргалу почему-то вспомнилась та, давнешняя схватка с самерийцами), бросок, влажный хруст – и пронзительный вопль. Метательный нож воткнулся в глаз вора.
      Тарто, горлу которого уже не угрожала сталь, вскочил на ноги и бросился на бандита с луком. А тот, сообразив, от кого исходит смерть, уже целился в Фаргала.
      Он не промахнулся бы с трех шагов, а Тарто не успел бы его остановить, но Нифру подняла руку, произнесла три слова – и масляная лампа в руке первого бандита потухла. Рука лучника дрогнула, и стрела лишь пробила стенку шатра.
      Первый бандит, отшвырнув бесполезную лампу, вслепую размахивал дубинкой. Пальцы Тарто сдавили горло стрелка, тот ударил рогом лука старшину в живот, и руки старика разжались. Седьмой десяток все-таки.
      Но помощь уже была рядом. В шатер ворвался Кадол, сразу наткнулся на чужого и, захватив его шею в замок, согнул так, что у вора затрещал позвоночник.
      Первый бандит, сообразив, что дело не выгорело, нырнул в дыру и кинулся наутек, туда, где оставались с лошадьми еще двое из шайки.
      Его-то и увидел выскочивший из шатра Большой и бросился наперерез.
      Бегать бывший солдат был не горазд. Вор оказался намного проворней, но, добежав до улочки, где пара его приятелей изнывала от беспокойства, держа на поводу шестерых коней, бандит вдруг рассвирепел и с воплем «Убью!» ринулся на Большого.
      Два коновода, бросив лошадей, тоже схватились за кистени.
      Они не знали, с кем имеют дело.
      Отмахнувшись левой рукой от дубинки, Большой снизу вспорол топором живот бандита. Шар кистеня ударил бывшего солдата по спине, но тот только крякнул и с левой, ударом кулака, свалил второго противника. Выдернув топор, Большой поднырнул под оружие третьего и почти без замаха всадил топор ему в грудь. В горле у бандита булькнуло. Только три раза – удар был смертельный.
      Большой засмеялся. Не то чтобы ему нравилось убивать… но хорошая драка согревает кровь!
      Схватив за шиворот вора, оглушенного ударом кулака, бывший солдат поволок его к лагерю.
      А с другой стороны рынка, топоча и звеня доспехами, бежали стражники. В Корешке они, как и во многих других местах, появлялись последними.
      Нифру присела у постели Фаргала, коснулась его гладкой щеки:
      – Как ты себя чувствуешь, малыш?
      – Хорошо-о… – Мальчик потерся лицом о ее ладонь.– Посиди со мной.
      – Посижу… – Фетсианка нашла запястье Фаргала, нащупала пульс. Сильный и ровный.
      – Спи, мой хороший,– проговорила она, прибавив к своим словам чуточку магии. На всякий случай. Скорее всего, в этом не было необходимости. Скорее всего, мальчик уснул бы и без ее помощи. Похоже, события этой ночи отразились на нем намного меньше, чем можно было ожидать.
      Когда Фаргал уснул, Нифру покинула его и тоже легла.
      – Как он? – спросил Тарто.
      – Храбрец,– прошептала фетсианка.– Никогда бы не сказала, что этот малыш только что убил двух человек…
      – Двух преступников,– поправил Тарто.– Он защищал нас с тобой…
      – Все-таки это тяжелое испытание для такого малыша… – прошептала Нифру.– Самому убить человека…
      – Да, ты права,– согласился староста.– Я впервые убил, когда мне было семнадцать. И я помню, как это было. Может, он просто не понял, что убил? – предположил Тарто.
      – Нет,– возразила Нифру.– Он понял. Но это не затронуло его души.
      – Да-а… – протянул староста.– Он – необычный малый, наш Фаргал. Не знаю, хорошо ли это?
      Нифру молчала. Ей нечего было сказать…

 8