Александр Мазин
      ДРАКОН КОНГА
      Летопись вторая
      ЧЕРНЫЙ ОХОТНИК
      Солдат, солдат, глотни вина
      Во славу всех богов!
      Да будет кровь твоя красна,
      Красней, чем у врагов!
      Глотни, солдат, и дай глотнуть
      И мне, солдат, - за нас!
      Сегодня топчут пыльный путь,
      А завтра топчут нас!
      Глотни, солдат, вкус у вина,
      Всегда, солдат, хорош.
      А кровь тем больше солона,
      Чем больше ее льешь.
      Чтоб ты, солдат, приятней пах,
      Ты пей, солдат, и пой!
      А девки в южных городах -
      Толпой, солдат, толпой!
      У нас, солдат, Судьба одна.
      Молись, солдат, Судьбе!
      Чтоб фляга ввек была полна,
      Чтоб руки - при тебе!
      Придут другие времена,
      А ты солдат - живой!
      Глотни, солдат, глотни вина!
      Домой, солдат, домой!
      Вино, солдат, - жена и брат:
      Глотни - и ты согрет.
      А дом, солдат...
      Придешь, солдат,
      А дома-то и нет.
      Солдат, солдат, глотни вина
      Во славу всех богов!
      Да будет кровь твоя красна,
      Красней, чем у врагов!
      Конгская песня
      Автор выражает огромную признательность Сергею Сергеевичу
      Троицкому, создателю "Мира Асты", за неоценимую помощь в
      подготовке книг трилогии. Очень возможно, что без этого
      внимательного, доброго и знающего человека автор так никогда
      и не стал бы писателем.
      Автор благодарит инструктора Русской школы единоборств "ДоМоКонтакт" Алексея Федоренко за консультации по технике владения холодным оружием и помощь в подготовке боевых сцен.
      Книга червертая
      ЧЕРНЫЙ ОХОТНИК
      "Три силы сошлись,
      чтобы привести его
      в мир.
      И время трех
      человеческих жизней
      потребовалось им для
      рождения его.
      Но жизнь человека -
      всего лишь жизнь человека:
      взять ее так легко..."
      ЛЕГЕНДА
      Рассвет, серый и влажный, тяжело пробивался сквозь бледнорозовые жгуты лиан над Окраинной Топью. Несмех, не вставая, потянулся рукой, зачерпнул теплую, пахнущую тиной воду, сполоснул потное лицо. Плавучий островок под ним качнулся, скверно запахло газом. Несмех сел. Движение его испугало крупную лягву на соседнем островке. Сильно толкнувшись ногами, лягва плюхнулась в воду. Несмех вынул меч. За ночь лезвие тронула ржавчина, и Несмех провел по клинку пучком мха. В животе было пусто. Он с сожалением вспомнил о только что сбежавшей лягве.
      "Нужно трогаться", -- решил Несмех и встал на колено.
      Островок заплясал на гладкой воде.
      Кожа разбухла от сырости.
      "Ничего, -- подумал Несмех. -- Попадется прогалина -погреюсь на солнышке!"
      Он взял шест, легкий тростниковый ствол, и погнал островок в сторону восхода. Голод куснул желудок, напоминая о себе. Севернее, там, где Окраинная Топь переходила в липкую грязь между корнями деревьев, Несмеху не пришлось бы страдать от голода. Но здесь безопасней. Жаль, что у него нет лука! Жаль, что здешняя древесина не годится даже для дротика!
      Островок медленно скользил между мшистыми корявыми стволами, голыми и изломанными, как паучьи ноги. Наверху они прочно вцеплялись один в другой, срастались, свешивали вниз белые липкие корни. Гиблое место. Но, волей богов, здесь нет ни хищных южных растений, ни смертельно опасных тварей Гибельного Леса. Никого, крупней огненных слизней, а от них не так уж сложно держаться подальше. Еще день-два -- и он доберется до истоков Зеленой Реки. А там Город-на-Берегу. Черные Охотники Вечного Лона.
      "Должно быть, я первый из ссыльных, который сумел удрать!" -с удовольствием подумал Несмех. -- Солдаты боятся Леса, как прачка -- кугурра. И у них есть все основания страха. Несмех сам боится. Одиночке не дожить до утра в Гибельном Лесу. Иное дело - Окраинная Топь.
      Несмех оттолкнулся шестом. Прямо перед островком высунулась из воды белесая голова лягвы. Присоски на растопыренных лапах прилипли к перекрученному стволу Хмельного Дерева. Несмеха лягва не видела, и человек застыл, только рука шарила меч. Тоже дар богов! Найти меч в Южных Болотах!
      Земноводное быстро дергало головой с широко расставленными выпученными глазами. Островок подплывал все ближе и ближе...
      Несмех напрягся... Но удача изменила ему: лягва оттолкнулась от ствола и рывками поплыла под самой поверхностью. Нечего и думать о том, чтобы преследовать его.
      -- Равахш! -- тихо выругался Несмех.
      И тут же пожалел: здесь, на Юге, -- звать свирепого бога.
      Здесь, на Юге, не просят -- берут, кто может. А кто не может -- того Юг берет сам. Или дает. Ему вот дал. Год счастья дал и - сына. Правда, сына потом отнял. Или не Юг. Сын? Может, парня и тронули. И его-то, Несмехову, вину не смогли толком назвать. Боги позаботятся о сыне, пока отца не будет с ним. Не скоро вернется Несмех. Южные пути -- долгие пути. Вечные -- для многих. Но не для Несмеха.
      Там, наверху, за сросшимся лиственным пологом, солнце уже палило во всю мочь. Стало жарче, и воздух -- еще влажней. Хотя совсем недавно казалось: влажнее некуда.
      Несмех взял выдолбленный орех с водой, отпил немного. Вкус у жидкости был неприятный из-за горького корня, Жгучего Корня, который, если укусишь -- подпрыгнешь выше головы. Зато настоянную на нем болотную воду можно пить, не рискуя через пару дней стать раздувшимся трупом в мокрых космах синего мха.
      На сей раз лягва вынырнула в двух локтях от островка. Несмех еще в воде заметил белесое тело и рубанул мечом прежде, чем голова земноводного показалась на поверхности. Чуть было не упустил! Но успел-таки вцепиться левой рукой в скользкую заднюю ногу. Лягва издала трубный вопль, забилась... Несмех поспешно рубанул мечом и отсек схваченную ногу -- кости у лягвы хрупкие, как сухой тростник. Истекая голубоватой жидкостью, лягва ушла под воду. Если рана на голове невелика, она отрастит себе новую конечность и снова будет мутить теплые болотные воды.
      Несмех сдернул сошедшую чулком кожу с отрубленной лапы и отпилил мечом кус белого волокнистой плоти. Рот его наполнился слюной.
      "Предложили бы мне такое в Фаранге!" -- усмехнувшись, подумал он и впился зубами в солоноватое мясо.
      Истока Зеленой реки, той, что на Побережье называют Проклятой, Несмех достиг к вечеру двадцать восьмого дня. Топь кончилась. Сменив живой островок на связанный лианами плот, Несмех отдался на волю неспешного течения. Вспомнилось, как двадцать лет назад он впервые увидел эту мутную теплую страшную воду. И Город-на-Берегу. И Хозяев Реки.
      Тилод стоял на корме, у флагштока и перевесившись через борт, смотрел с высоты тридцати локтей на жгут кильватерной струи, цветом напоминавший зеленый мрамор, что привозили в Фаранг с Межевых гор. Еще два месяца назад Тилод и предположить не могтакой перемены судьбы. Потому что только что достиг предела своих мечтаний. Самый молодой зодчий Фаранга. Но Судьба не спрашивает, хочет человек или не хочет. Потому, когда сорок восемь дней назад пересеклись пути сотника Бентана и зодчего Тилода, ни тот, ни другой не знали, что им уготовано Судьбой.
      "Строенный меч" Бентан, прибыл в Фаранг в конце месяца Увядания. Прибыл с двумястами воинов и личным повелением Великого Ангана. Разместив на одном из кораблей фарангской эскадры, быстроходном трехмачтовике "Победитель" свой отряд, сотник с полудюжиной солдат отправился глотнуть вина в самую чистую из ближайших харчевен.
      Случилось так, что и Тилод, фарангский зодчий, заглянул туда же -- выпить чашку охлажденного вина. И попался на глаза подвыпившему сотнику.
      -- Какой здоровяк! -- Бентан толкнул плечом своего помощника.
      Тот без интереса поглядел на толстощекого парня.
      -- Мясо! -- уронил равнодушно.
      Но глаза сотника уже загорелись.
      -- Эй ты! -- закричал он зычным голосом военачальника. -- Ты, ты!
      Из немногочисленных гостей таверны Тилод последним оглянулся на окрик.
      -- Поди сюда! -- сотник призывно замахал рукой.
      -- Тебе надо -- ты и подходи! -- отозвался юноша.
      К изумлению солдат, Бентан даже не рассердился.
      -- Нет, ты гляди, какая у него шея! -- заорал он прямо в ухо отодвинувшемуся десятнику.
      -- Один хороший удар. -- Десятник был старым воякой и знал цену шеям.
      Сотник хлопнул ладонью по столу, оглядел своих солдат.
      -- Парень нам нужен! -- тоном не допускающим споров, заявил он. -- Такой богатырь!
      Солдаты полностью разделяли мнение десятника, но знали: если сотнику в башку запала мысль -- вышибить ее невозможно даже дубиной.
      Сотник встал. Встал и сам (!) подошел к молодому зодчему. Обняв его, Тилод брезгливо отодвинулся -- изо рта сотника воняло, как из пасти парда, Бентан, хитро улыбаясь, сказал:
      -- Два золотых "дракона" в неделю! -- И подмигнул: ни один из его солдат не получал больше одного.
      -- Отойди! -- сказал Тилод.
      Деньги его не заинтересовали. Как зодчий он имел втрое больше.
      -- Ты увидишь мир, парень! -- зашел с другой стороны сотник.
      Теперь он был убежден -- фарангец нужен ему позарез!
      Мир Тилода интересовал еще меньше. Ему вполне хватало родного города.
      Он стряхнул с себя руку сотника и встал, намереваясь уйти. Бентан опять не рассердился. Он был в восторге от парня! Но, само собой, не собирался его отпускать.
      -- Карман! -- бросил он одному из солдат. -- Ну-ка, останови его!
      Карман, коренастый, темнокожий, ростом едва по плечо Тилоду, заступил зодчему дорогу.
      -- Притормози, паренек! -- лениво произнес солдат. -Командир тебя не отпускал!
      Юноша почувствовал раздражение. Тем более Карман был ему по плечо.
      -- Что мне твой командир! -- сердито сказал молодой фарангец и попытался оттолкнуть солдата.
      Тот ловко схватил его за руку и заломил за спину Тилода. Карман был когда-то борцом, а зодчий -- всего лишь деревенским парнем. Но иногда сила тоже имеет значение. Тилод распрямил завернутую за спину руку с такой легкостью, будто его держала девушка. Он стряхнул с себя Кармана, как бык стряхивает дикого пса, и зашагал к двери.
      Все, кто был в таверне притихли, ожидая развязки.
      -- Ну-ка, парни! Возьмите его! -- закричал Бентан.
      Он прямо-таки лучился от радости.
      Пятеро солдат поднялись с мест. Но еще прежде отброшенный Тилодом Карман вскочил с пола и ударом под колено свалил Тилода. Вот тут зодчий по-настоящему рассвирепел. Он был увальнем, но, рассердившись, двигался достаточно быстро. Прежде чем солдаты обступили его, он снова оказался на ногах и разбросал их, как щенков. Бентан хохотал. Он ни на минуту не усомнился, что его подчиненные сладят с парнем.
      Так и вышло. Получив удар рукоятью кинжала повыше уха, Тилод мешком повалился на грязные доски пола.
      -- Свяжите его, ребята, и тащите на корабль! -- распорядился Бентан. -- Да поласковей, хуруги! Из этого мяса я сделаю бойца!
      Так зодчий Тилод стал воином-моряком по прозвищу Несмех.
      А спустя сорок восемь дней "Победитель" с Тилодом на борту вошел в устье Проклятой и двинулся вверх по реке, вглубь Гибельного южного леса.
      Все эти сорок восемь дней молодой фарангец жил словно бы во сне. Каждое утро ему казалось, что сон кончится и он проснется в спальне своего фарангского дома. Сознание Тилода словно раздвоилось. Он учился воинскому искусству, ел, спал, играл с солдатами в гурамскую игру хаг... Но большая часть его "я" онемела, как немеет перетянутая шнуром рука. Сказано: стал моряком-воином. Не совсем так. За сорок восемь дней не сделать воина из новобранца. Несмеха учили натягивать лук, рубить и колоть длинным конгским мечом, знать свое место на корабле -- и только.
      Тилод стоял на корме, а подгоняемый ветром и веслами, "Победитель" полз по мутной зеленой воде между обмелевшими берегами, с которых сползала, выпирала, наваливалась на реку красно-желто-зеленая буйная плоть Юга. Три дня и две ночи в Гибельном лесу. И Тилод начал осознавать, что сон никогда не кончится и придется привыкать в нежеланной судьбе. Гибельный Лес. Оживший кошмар каждого конгая. Даже здесь, посреди широкой реки, Лес старался дотянуться до нежного человеческого мяса. Ночами омерзительные существа вскарабкивались по круглым бортам на палубу и гибли под мечами караульных. Днем крылатые твари, пятнистые южные урги с зубастыми челюстями в локоть длиной, норовили сцапать зазевавшегося моряка. Воины били их из арбалетов и требовалось не меньше трех болтов , чтобы прикончить такого хищника.
      И все-таки здесь, на палубе большого корабля, люди были в относительной безопасности. Но кто из воинов не просыпался по ночам от ужасных воплей? Кто не думал с трепетом о том, что когда-нибудь ему придется сойти на берег?
      Так шли они три дня, сжигаемые палящими лучами солнца, сквозь душный, влажный, густой, как студень, воздух Юга, под нескончаемые вопли, стоны, уханье, рев Джунглей.
      -- О Добрая Богиня,
      Пошли нас свежий ветер
      Попутный свежий ветер
      Певцам соленых вод.
      И пусть беда нас минет,
      И пусть нам солнце светит
      И пусть родимый берег
      Из синевы встает...
      - запел за спиной Тилода младший кормчий, раскручивая штурвал, потому что широкое русло отвернуло вправо, огибая невысокую, густо заросшую лесом гору.
      Наверху, в "вороньем гнезде" пронзительно засвистел смотрящий. Тилод поднял голову. Корабль, следуя направлению реки, завершил полукруг. Открылся западный склон горы -- голый, отвесный обрыв, источенный отверстиями тоннелей и разлинованный уступами террас. Пещерный город.
      -- Якорь! -- скомандовал старшему кормчему капитан и вопросительно посмотрел на командира моряков-воинов.
      Бентан напряженно изучал береговой обрыв. Город казался пустым. Ни одного человека ни на террасах, ни в темных отверстиях пещер. Не верил Бентан этой пустоте. Слухи, ходившие на Побережье про обитателей Города-на-Берегу (их еще называли Хозяевами Реки) заставили бы и беспечного держать руку на эфесе меча. В команде "Победителя" беспечных не было. Военный корабль глядел на берег тремя десятками баллист левого борта. Большой корабль с воинским отрядом почти в двести мечей. Не много ли -против каких-то дикарей?
      Но во дворце Великого Ангана решили: народец, запросто расположившийся в Гибельном Лесу, может оказаться опасным. Владыка Конга не желал иметь на своей, пусть пока не освоенной земле никаких независимых селений. Тем более что, по слухам, там были даже беглые ссыльные. В последнее, впрочем, мало кто верил: Гибельный Лес -- надежный сторож.
      -- Спрыснуть их огненным зельем -- полезут, как крысы! -возбужденно проговорил солдат, стоящий рядом с Несмехом.
      Осторожничает сотник Бентан: подойдешь на расстояние залпа -и, кто знает, не получишь ли сам огненное приветствие? Что там, в этих пещерах? А корабль на реке как на открытой ладони!
      -- Два десятка -- к высадке! -- отрывисто приказал "строенный меч.
      -- Две шлюпки -- на воду! -- эхом отозвался капитан.
      Минута -- и две шлюпки, гонимые слаженными ударами весел, понеслись к правому берегу. Гребцы ловко развернули их у нижних террас, высадили солдат и отошли на положенные двенадцать локтей, взмахами весел удерживая лодки на месте.
      Шло время. Густая зеленая вода с шорохом терлась о борта стоящего на якоре "Победителя".
      С правой стороны реки доносились обычные звуки полуденных джунглей.
      Береговой Город безмолвствовал.
      -- Они нас ждали! -- произнес старший кормчий, ни к кому не обращаясь.
      -- Нормально, моряк! -- отозвался Бентан после небольшой паузы. -- Разве мы таились?
      -- Лучше б им держаться вместе! -- нахмурился старший кормчий, заметив: перед тем как войти в пещеры, солдаты разбились на четыре группы.
      -- Обычный порядок, -- отвечал Бентан, думая о другом.
      Он подошел к ограждению и посмотрел с высокого борта вниз, в мутную воду. Не то чтобы сотник опасался нападения оттуда. Водившиеся в реке твари у любого отбили бы охоту подобраться к кораблю вплавь. Но когда жизнь человека в течение десятка лет постоянно находится под угрозой, у него вырабатывается особое чувство на опасность. Сумел ли сотник разглядеть что-то в текущей воде? Не известно. Крохотная стрелка воткнулась ему в верхнюю губу, и Бентан мешком повис на ограждении, а потом, перевалившись через перила, с шумом плюхнулся в зеленую воду. И прежде чем его тело, увлекаемое тяжестью лат, исчезло в пучине, вокруг корабля -- слева, справа, сзади, спереди -- вскипела вода. Все происшедшее было полнейшей неожиданностью для конгаев. Десятки маленьких стальных крючьев впились в фальшборт. Десятки смуглых стремительных тел выбросились из воды, будто вздернутые привязанными к крючьям тонкими канатами.
      Часть солдат от неожиданности даже не успела взяться за оружие. Это на какое-то время сохранило им жизнь. Те же, кто успел выхватить меч или поднять арбалет, умерли сразу. Быстротой нападавшие были подобны демонам. Совершенно голые, вооруженные лишь короткими трубками в полтора локтя длиной, они щедро сеяли вокруг себя смерть -- крохотные стрелки с ядом, убивавшим меньше, чем за мгновение. Нападавших было не больше трех десятков, но вся палуба, казалось, заполнилась мелькающими телами.
      Несмех был среди тех, кто не сумел приготовиться к бою. Фарангец не успел бы взяться за меч, будь у него и вчетверо больше времени. Ошарашенный, Несмех пару мгновений тупо глядел перед собой, а потом смуглая рука мелькнула у его лица, твердое ударило в лоб, и свет дня погас.
      Очнулся Несмех в полутемной душной пещере. Руки и ноги его умело связаны: пошевелить нельзя, но жилы не перетянуты. Голова побаливала. Но не там, куда пришелся удар. Пол пещеры покрывал тонкий слой щекочущей ноздри пыли. Приподняв голову, Несмех увидел еще нескольких человек, связанных, лежащих на полу.
      Следующий час Несмех провел, лежа ничком и пытаясь вытолкнуть языком деревянный кляп с дыркой, позволявший дышать, но мучительно растянувший челюсти. А потом в пещере на миг стало еще темнее и в нее вошли двое. Хозяева Реки.
      Среднего роста, мускулистые, поджарые, они двигались плавно и быстро, с той грацией и точностью движений, какие отличают подкрадывающихся кошек. Несмеха освободили одним из первых. Узлы, связывающие юношу, были распутаны почти мгновенно. Пока один из туземцев сворачивал веревки, второй быстро и больно прошелся пальцами по телу Несмеха. А потом оба перешли к следующему конгаю. Боль от тычков твердых, как дерево, пальцев прошла быстро, а вместе с ней исчезли и боль в голове, и мучительное оцепенение от долгого лежания на камне.
      Хозяева Реки развязали уже многих. Несмех сообразил, что победители оказались среди врагов, без всякого прикрытия, не вооруженные. Это могло быть бесстрашием, беспечностью, полной уверенностью в себе или попросту, провокацией. Но, несомненно, это было и вызовом для воинов, привыкших силой решать свои проблемы.
      Несмех заметил, что один из уцелевших десятников украдкой обменялся тайными знаками со своими людьми. И солдаты, вставшие на ноги, чтобы размять затекшие тела, будто невзначай приблизились к распутывающим очередного пленника смуглокожим. Те, казалось, не замечали опасности.
      Солдаты Конга отлично обучены. Шестеро набросились на двух туземцев практически одновременно. Нападавшие не издали ни звука и, безусловно, должны были обезвредить туземцев быстро и бесшумно, не привлекая внимания тех, кто, возможно, оставался снаружи. Да, никто -- ни напавшие, ни Хозяева Реки -- не издали ни звука. Больше того, туземцы даже не прервали своего занятия. Стремительное мелькание тел, десяток глухих ударов -- и все шестеро конгаев валяются на полу, а туземцы, освободив очередного пленника, переходят к следующему. Будто ничего не произошло.
      Такое впечатляет. Других попыток напасть на смуглокожих не было, и, освободив всех, Хозяева Реки вышли.
      Теперь у конгаев появилась возможность изучить свою тюрьму. Низкая широкая пещера с единственным выходом -- на изолированный карниз шириной около двух шагов и длиной чуть больше десяти. Под ним -- обрыв, а тридцатью локтями ниже -- река. Желающих прыгнуть вниз не нашлось. Под поверхностью Проклятой обитала смерть. То, что туземцы напали на корабль из воды, так на то они и Хозяева Реки. Но даже если бы беглецу и удалось благополучно выбраться на берег, там его уже поджидал Гибельный Лес. В джунглях, на илистом дне Проклятой... Так и так - смерть.
      В пещере оказалось сорок шесть пленников. Все -- воины. Большинство -- из отрядов, высланных на разведку. Эти тоже не успели оказать сопротивление. Не успели даже понять, что произошло. Просто разведчикам вдруг стало трудно дышать, и при этом ими овладело странное веселье. Очнулись уже в пещере. Наверняка без магии не обошлось. О судьбе остальных моряковвоинов и корабельной команды никто не знал. Но предположения были самые мрачные. Впрочем, сейчас пленников больше занимала собственная судьба.
      Вскоре стало ясно, что морить голодом их не собираются. Сверху на карниз спустили бочонок с пресной водой и еду. Пища был неизысканная: рыба и сырые плоды. Но зато -- в достаточном количестве. Пленники поели. А через час сверху сбросили лестницу, и появившийся туземец знаком предложил всем подняться наверх.
      Пленные выполнили просьбу-приказ и один за другим взобрались на широкую террасу двадцатью локтями выше. Здесь их встретили двенадцать Хозяев Реки. Все они были очень похожи друг на друга: худые, с кожей, испещренной шрамами, обтягивающей мощные узлы мышц, длинные черные волосы, собранные в пучок на затылке. Вся одежда этих людей состояла лишь из головных и набедренных повязок. Черты смуглых лиц напоминали конгайские, но кожа потемнее. И сами лица живей, подвижней. Когда Хозяева Реки общались друг с другом, выражения сменяли одно другое с огромной быстротой. Это был язык более полный, чем короткие реплики, которыми они обменивались.
      Хозяева Реки выбрали из числа пленников девятерых, причем девятым оказался Несмех. Юноша удивился, когда туземец коснулся его груди указательным пальцем. Удивился потому, что восемь, уже выбранных, были, безусловно, лучшими из воинов.
      Туземец был на поллоктя меньше ростом, чем Несмех, в полтора раза уже в плечах. Но юноша ни на мгновенье не усомнился в том, что Хозяину Реки ничего не стоит вышибить из него дух. Худая, жилистая, похожая на лапу парда рука вряд ли слабее толстой мускулистой руки конгая.
      Девяти предложили подняться еще выше. На сей раз не по лестнице, а по веревке с узлами. Несмех, взобравшийся последним, имел возможность сравнить движения солдат с пластикой туземцев. Тела Хозяев Реки, казалось, сами взлетали вверх, как будто руки касались веревки только для вида.
      Следующий карниз оказался еще шире. Вход же в пещеру -- не грубо обработанная каменная арка, а что-то вроде украшенного резьбой портика. Девять конгаев вошли внутрь. Рядом с каждым беззвучно двигался выбравший его туземец.
      Шли довольно долго. Свет, шедший снаружи, давно померк, но светились сами стены подземного коридора: тусклое сине-зеленое мерцание, вполне достаточное, чтобы различить, куда поставить ногу.
      Коридор кончился. Пленники и их сопровождающие оказались перед занавесом из раскрашенных тростниковых стволов. Хозяева Реки остановились. Они ждали. Несмех мазнул пальцем по стене и на коже остался сине-зеленый светящийся след.
      Занавес раздвинулся. Перед пленниками открылся вход в подземный зал. Пещера оказалась обширной и высокой. Ее светящийся свод был на двадцать локтей выше головы Несмеха. Пол же плавно понижался к середине, и в самом его центре располагалась ровная, почти круглая площадка шагов десяти в поперечнике. Ее ограждал барьер, высотой по пояс Несмеху. Туземцы расступились, и пленники сошли вниз, к центру пещеры. Несмех почувствовал озноб. От волнения. А может быть, оттого, что в пещере было довольно прохладно. Не меньше сотни туземцев смотрели на них. Несмех ощутил их запах, не такой, как у конгаев, и довольно приятный. Так пахнет подогретое дерево. К пленникам подошел человек, значительно превосходящий ростом остальных туземцев. На плечи его была накинута широкая полоса ткани, концы которой опускались ниже набедренной повязки. Человек с лентой оглядел каждого из пленников. Особенно долго он изучал Несмеха. Юноша готов был поклясться: Хозяин Реки, несмотря на полумрак, видит его очень хорошо.
      -- Воины! -- произнес высокий звонким властным голосом. -Готовы ли вы взять свою свободу? -- Хозяин Реки говорил на конгаэне. Причем на северном диалекте, не похожем на скороговорку Сарбура или придыхающую речь Южнобережья...
      -- Готовы ли вы взять свою свободу?
      Пленники молчали.
      Хозяин Реки повторил в третий раз.
      Тогда один из десятников осторожно спросил:
      -- Что должны мы сделать?
      -- Биться! -- Хозяин Реки вновь оглядел всех девятерых. -Каждый из вас может биться с одним из тех, кто сегодня вступает на путь Соединения. Это -- честь для них.
      -- С одним из... С одним из вас?
      Высокий туземец сделал вид, что не заметил интонации вопроса.
      -- Вот они! -- Он указал рукой на группу туземцев с другой стороны огражденной площадки. Их было девять. И за каждым, так же как и за каждым из пленников, стоял еще один человек. Из-за темноты никто из конгаев не мог толком разглядеть своих предполагаемых противников.
      -- Оружие? -- спросил десятник.
      -- Их оружие -- они сами. Вы можете взять свое.
      Десятник, верзила с длинными толстыми руками несколько оживился. До этого он рассматривал слова Хозяина Реки как предложение почетной смерти.
      -- Нельзя ли побольше света? -- поинтересовался он.
      -- Света? -- Просьба удивила высокого туземца. -- Факелы?
      Конгай кивнул.
      Хозяин Реки отдал соответствующее указание.
      -- Что еще? -- спросил он.
      -- Пусть принесут мой меч! -- сказал десятник. -- И учти: мне нужен именно мой меч! Он...
      -- Тебе принесут твой меч! -- перебил его предводитель. -Что еще?
      -- Что будет со мной, если я сумею победить? -- спросил конгай.
      Все девятеро пленников, затаив дыхание, ждали ответа.
      -- Ты получишь свободу! -- спокойно сказал высокий туземец. И, после небольшой паузы. -- Мы проводим тебя, и любого, кто победит, к берегу моря. Иначе ваша свобода ограничится Береговым Городом. Ты получишь полную свободу. Такую, какой ты ее понимаешь. Ты согласен?
      -- Нужно быть дураком, чтобы отказаться, -- буркнул десятник. -- Меня устраивают условия. Они всех устраивают! Так? -- Он обернулся к остальным.
      Конгаи ответили дружным согласием. Промолчал один Несмех. Тогда фарангцу показалось: его молчания никто не заметил.
      Принесли оружие. Каждому из конгаев вручили его собственный клинок. Четверо, пожелавшие получить кинжалы, получили и их. Солдаты, прицепив к поясам мечи, повеселели. Один Несмех продолжал держать оружие в руках.
      Принесли факелы и установили вокруг огражденной площадки. Сразу стало намного светлее. Теперь Несмех увидел лицо говорившего с ними Хозяина Реки. Старик. Но из тех, что до смерти сохраняют силу. И лицо его было ничуть не похоже на конгайское. Встреть Несмех такого в Фаранге, не задумываясь, сказал бы: подданный Империи, причем, почти наверняка -северной крови, хольдец или рус,.
      В свете факелов стали различимы и лица будущих противников. Вот тут и солдатам стало немного не по себе: их соперниками оказались мальчики-подростки, не старше четырнадцати лет.
      -- Я могу убить своего противника... -- сказал десятник. Полувопрос-полуутверждение.
      -- Проигравший умрет от своей руки или примет медленную смерть! -- произнес седовласый туземец.
      -- О! -- только и вымолвил десятник.
      -- Тот, кто покинет место чести, -- продолжал Хозяин Реки, -также умрет медленной смертью! Ты понял?
      -- Да! -- воскликнул десятник. Ему не надо было объяснять, что такое -- медленная смерть. -- Слава Туру! -- воскликнул он и перемахнул через ограждение.
      С другой стороны то же самое сделал отрок-туземец. В отличие от тяжело ударившего ногами в каменный пол воина, босые ноги мальчика коснулись опоры совершенно беззвучно.
      Худенький, большеглазый и нежнолицый, он едва достигал ростом плеча конгая. Но глядел смело.
      Десятник опять почувствовал подвох.
      -- Я не... -- начал он, повертываясь к седовласому.
      Маленькое смуглое тело взметнулось в воздух. Десятник еще успел как-то среагировать: обернуться, выдернуть из ножен меч... Он был очень хорошим воином, этот десятник. Но враг его перевернулся в воздухе и с коротким яростным вскриком ударил снизу вверх твердой, как железо, пяткой.
      Десятник умер через миг после того, как сломанные носовые кости разорвали оболочку его мозга. Но сердце воина ударило еще трижды. И рука с мечом, взлетев вверх, разрубила воздух лучшим из ударов, когда-либо нанесенных ею.
      Восемь оставшихся конгаев одновременно выдохнули воздух. Никто из находившихся в зале Хозяев Реки не издал ни звука.
      Юный победитель упал на руки одновременно со взмахом меча конгая и, перекувырнувшись, встал раньше, чем тело воина начало падать. Отрок поклонился всем, затем, отдельно, -- седовласому, и, даже не взглянув на поверженного им десятника, покинул площадку.
      Несмех смотрел на Хозяев Реки, мужчин, женщин. Только что, конгай осудил жестокость, с которой они, как полагал Несмех, обрекли на смерть собственных детей. Теперь же он осудил их за то, что они обрекли на такую же участь его самого.
      -- Ты! -- сказал седовласый второму десятнику.
      Тот не шевельнулся. Стоявший за спиной десятника туземец легонько подтолкнул конгая рукой. Несмеху показалось, что десятник боится, но тот просто выжидал. Уступая убитому соратнику ростом и физической силой, он был более ловок, опытен и отлично владел оружием. Он медлил лишь для того, чтобы увидеть своего противника. И как только один из отроков сделал шаг к барьеру, десятник бросился вперед. Перемахнув через ограждение, воин оказался на площадке мгновением раньше, чем его юный противник. Когда же обутые в кожаные сандалии ноги конгая коснулись камня, в правой руке его уже сверкал меч, а в левой -обоюдоострый кинжал в локоть длиной.
      Его соперник, худой длинный подросток, был почти такого же роста, что и десятник. Но, в отличие от защищенного шлемом с опущенным забралом, облаченного в стальную кирасу и наголенники солдата, на отроке была лишь набедренная повязка. И голые руки против меча и кинжала.
      Близость отточенной стали к смуглой коже, обтягивающей ребра юного бойца, вызвала у Несмеха внутреннюю дрожь. Чтобы изгнать ее, конгаю пришлось напомнить себе об исходе первого поединка.
      Десятник сделал пробный выпад мечом.
      Его противник даже не потрудился уклониться.
      Тогда конгай отступил на шаг и всем своим видом показал, что намерен лишь ждать атаки.
      Несмеху казалось нелепым надеяться, что безоружный подросток кинется на вооруженного до зубов опытного воина.
      Десятник ждал. И отрок заколебался. Он предпочел бы встретить атаку, а не начать ее.
      Десятник выжидал.
      Юный туземец быстро шагнул в сторону. Клинок в согнутой руке конгая последовал за ним. Отрок сделал еще один короткий шаг, потом качнулся вправо и, уловив движение меча, стремительным броском покрыл разделявшее их расстояние. Меч метнулся навстречу, и отрок, поймав плоскость клинка ладонью, отвел оружие от себя, вернее -- себя от него. Уйдя вниз, он уклонился от удара кинжалом, зацепил ногой ногу десятника и рванул к себе. Десятник упал. Но, падая, ухитрился рассечь лоб противника шипом боевого браслета. Кровь залила глаза юного бойца, а десятник перекатился набок и ударил его мечом по ноге. Отрок не успел отдернуть ногу достаточно быстро. Стальное лезвие разрубило стопу. Рана была ужасна. Несмех ждал, что юный воин упадет. Но тот не упал. Напротив, с такой силой ударил кулаком в забрало шлема своего врага, что сбил его с ног.
      Не будь туземец ранен, второго десятника постигла бы участь первого. Но кровь ручьем лилась из ноги юного бойца, и он был не в состоянии нанести смертельный удар. К чести десятника, тот не стал ждать, пока противник окончательно потеряет силы. Лежа, он метнул кинжал. Отрок поймал его на лету, но воспользоваться оружием не успел. Почти одновременно с броском, конгай привстал на колено и вонзил меч в левую подмышку отрока. Точно в сердце.
      Тихий шелест прокатился по залу. Десятник встал, обтер клинок платком и опустил в ножны. Потом подошел к убитому, вынул у него из руки кинжал. Сделав это, десятник обернулся к седовласому.
      -- Ты свободен, -- произнес тот лишенным эмоций голосом.
      Конгай кивнул, перепрыгнул через ограждение и стал неподалеку от своих соратников.
      Четверо туземцев подхватили тело убитого и унесли его так же, как перед этим -- тело первого десятника.
      -- Ты! -- седовласый указал на одного из конгаев.
      Третий солдат, воодушевленный успехом предшественника, бодро перемахнул через ограждение. Но, в отличие от своего командира, он не стал ждать нападения, а сам набросился на своего юного противника, едва тот оказался внутри, за барьером.
      Длинный меч со свистом рассек воздух, и... солдат свалился в беспамятстве, получив точный и сокрушительный удар в нижнюю часть голени.
      Подросток вопросительно взглянул на седовласого.
      Тот стоял с каменным лицом.
      Тогда отрок просто уселся на пол, скрестив ноги, и стал ждать. Спустя несколько минут солдат зашевелился. Подросток повернул к нему круглую голову с пучком черных волос на затылке. Он смотрел, как конгай садится, трет ладонью ногу, озирается по сторонам...
      -- Ты волен умереть от своей руки! -- сказал седовласый.
      Солдат засмеялся.
      -- Закончи уж! -- сказал он и бросил свой меч отроку.
      Тот поймал меч. Конгай сбросил шлем, похлопал себя по шее и снова засмеялся, вернее, захохотал, широко разевая рот.
      Отрок метнул меч. Солдат продолжал хохотать. Он не уклонился, и широкий клинок вошел в разинутый рот, разом оборвав смех.
      Четвертый, пятый, шестой, седьмой поединки неизменно заканчивались гибелью конгаев. Лишь одному из моряков-воинов удалось легко ранить своего противника. Другие не сумели даже прикоснуться к своим убийцам.
      Несмех и представить себе не мог, что человеческое тело может стать столь совершенным оружием. Мальчики, подростки управлялись с опытнейшими конгайскими воинами за каких-нибудь несколько минут.
      Несмех все еще держал в руке меч в ножнах, когда восьмой солдат вступил на площадку. С начала первого поединка прошло чуть больше получаса.
      Восьмой конгай получил неожиданное преимущество. босые ноги его соперника скользили в лужах крови, покрывших площадку. Его же собственные, подбитые акульей кожей сапоги -- нет. Пользуясь этим, он теснил своего противника, мальчика, на вид не старше 12 лет. Тот уклонялся от ударов, отступал, не решаясь на те, почти акробатические, трюки, которые принесли победу его соплеменникам. Рослый конгай гонял его от одного бортика к другому, и, не будь на солдате тяжелых доспехов, стесняющих движения, воин, возможно, уже достал бы своего противника. Несколько раз отрок терял равновесие, но всегда успевал вскочить или перекатиться в сторону, прежде чем клинок касался его кожи. Туземец не получил ран, но был с ног до головы покрыт чужой кровью.
      Он устал. На его счастье, конгай тоже устал. Время от времени противники останавливались и глядели друг на друга. Это был самый долгий поединок, дольше всех предыдущих, сложенных вместе. Конгай сделал очередной выпад. Но на сей раз юный туземец не отступил. Он неожиданно упал на пол и покатился под ноги воину. Конгай споткнулся о него и растянулся на каменном полу. Отрок мгновенно вскочил и прыгнул на поверженного врага. Удар его ног был направлен в просвет между кирасой и шлемом, но за миг до того, как он обрушился на шейные позвонки конгая, тот приподнял голову и дернулся вперед. И удар пришелся на защищенную кирасой спину. Воин извернулся и успел ухватить отрока за щиколотку. А ухватив, рывком подбросил вверх: тот ведь был совсем легкий. Юный туземец упал на спину, попытался второй ногой сбросить державшую его руку. Но конгай подставил браслет и ранил его в подошву, а сам уже привстал, поднимая меч. Юный боец перестал сопротивляться. Клинок взлетел над ним, туземец испустил пронзительный крик... и меч выпал из руки конгая. Голова солдата откинулась назад, словно он получил удар в подбородок, глаза его закрылись, и он, отпустив ногу отрока, повалился набок.
      Мальчик поднялся и, прихрамывая, подошел к седовласому. Седовласый шагнул вперед и, перегнувшись через барьер, обнял юного победителя.
      Несмех был так поражен происшедшим, что не сразу заметил, что тишина в пещере сменилась гулом десятков голосов. Он забыл даже о собственной участи, о том, что остался единственным из девяти выбранных, и шансов у него никаких, с его-то умением владеть оружием.
      Взгляд седовласого остановился на фарангце.
      -- Я должен сражаться? -- спросил Несмех.
      -- Ты не хочешь?
      -- Не хочу! -- проговорил юноша, стараясь придать голосу твердость.
      Глаза седовласого, серые, пронзительные, казалось, заглядывали в глубочайшие из тайников его сознания, в такие сокровенные уголки, о которых и сам Несмех не мог даже догадываться. Юноша вдруг ощутил терпкий запах смолы, услышал потрескивание горящих факелов и тишину, воцарившуюся в зале. Тишину настолько плотную, что она казалась наполненной тысячами беззвучных голосов, таким множеством звуков.
      Сильный голос седовласого ворвался в это безмолвие и разбил его, как форштевень корабля разбивает волны.
      -- Не сражайся! Но знай, что ты не вернешься в свою страну.
      -- Я -- пленник, -- согласился Несмех.
      Он был готов и к худшему.
      Седовласый улыбнулся. Это была пугающая улыбка. Он вновь вонзился взглядом в Несмеха, прошил его насквозь, и юноша понял: за словами Хозяина Реки стоит нечто большее, чем просто запрет на возвращение.
      -- Да, ты пленник! -- подтвердил седовласый.
      Он кивнул стоявшему за спиной Несмеха, и тот, взяв юношу за плечо, увел его из подземного зала.
      Ночью Несмех проснулся от чужого присутствия. Он лежал в маленькой пещере, куда его отвели вчера. Две яркие звезды сияли там, где был выход. Звуки Гибельного Леса, приглушенные, приходили снаружи.
      -- Это он? -- раздался совсем рядом с его головой голос седовласого.
      -- Да! -- ответил другой мужчина, чьего голоса юноша прежде не слышал. -- Да! -- повторил он и добавил еще что-то, чего Несмех не понял, потому что не слишком хорошо знал хольдский, на котором говорили Хозяева Реки.
      Твердая легкая ладонь коснулась лба юноши.
      -- Он не знаком с Поющим магом! -- произнес незнакомец. В его голосе чувствовался скрытый ритм.
      -- Он не знаком с Поющим магом. И он не воин.
      -- Я -- строитель! -- сказал юноша.
      - Пусть скажет, как он оказался на корабле? -- спросил неизвестный.
      -- Меня не спросили! -- буркнул Несмех. -- Долго рассказывать...
      -- Мы послушаем! -- сказал седовласый. -- Говори.
      Несмеху ничего не оставалось, кроме как выложить свою историю. Как его схватили в фарангской таверне. Как посадили на корабль и привезли на Юг. Не скрыл, что не представляет, зачем понадобился сотнику: среди ветеранов он был подобен рабочему парду, очутившемуся в стае кугурров Его обучали и он делал успехи потому, что был силен и ловок. И не глуп. Может, через год-другой, пройдя десяток стычек, Несмех и стал бы неплохим воином. Неплохим, но не отличным. Не было в нем настоящего запала, холодной ярости, которая только и делала конгского моряка-воина непобедимым. Все это Тилод-Несмех понимал. Понимали это и другие: сам сотник, командир его десятка. Но его уже внесли в списки, и до конца рейда Несмех должен был оставаться на корабле. Или умереть.
      Несмех рассказал о том, как плыли они вверх по Проклятой...
      -- Зеленой! Называй ее Зеленой! -- произнес седовласый, и это был единственный раз, когда он перебил юношу.
      Рассказ получился короче, чем казалось Несмеху. Теплая ладонь незнакомца оторвалась от лба фарангца. Двое негромко переговаривались. Юноша улавливал отдельные слова, но смысл разговора ускользал. Он мог только догадываться, что речь идет о нем. Несмех не испытывал страха. Хотя то, что он увидел вчера, говорило: Хозяева Реки без уважения относятся к жизням пришельцев. Несмех не боялся просто потому, что его воспитывали как мирного человека, а не воина. Собственная жизнь оставалась для него священной, и он привык ставить ее выше, чем жизнь других. И защищать ее, как воин, Несмех не привык. По сути своей он так и остался деревенским парнем, с неторопливой речью, цепким вниманием и неистребимым дружелюбием к миру. Миру жестокому, но уступающему напору ума и хитрости. Медлительный в решениях, предпочитающий не делать ровно ничего, если не уверен в успехе, Несмех был упорен и предприимчив, гурамский песследопыт, когда решал добиться своего. В Фаранге эти качества принесли ему успех. И здесь, на Юге, в сердце Гибельного Леса, они, как ни странно, подарили ему жизнь, хотя сам Юг требовал от человека совершенно других свойств.
      Двое закончили разговор. Юноша слышал, как они поднялись и пошли к выходу. Тень на миг заслонила белые огоньки звезд.
      Хозяева ушли, но Несмех еще долго ворочался на жестком тростниковом ложе.
      Прикосновение руки разбудило его. Несмеху показалось, что он уснул минуту назад, но уже наступило утро. Широкий поток света вливался в пещеру. Рядом с юношей сидел на корточках смуглокожий большеглазый туземец. Когда Несмех посмотрел на него, туземец встал и жестом показал: поднимайся!
      Несмех сбросил с себя тонкое одеяло, обмотал вокруг бедер повязку и собрался одеть остальное, но Хозяин Реки покачал головой, взял его за руку и повел к выходу из пещеры.
      Карниза перед ней не было, но слева от отверстия висела веревка, по которой Несмех спускался вчера вечером. Цепляясь за ее узлы, юноша довольно неуклюже взобрался вверх. В это время туземец, вместо того чтобы воспользоваться веревкой, как ящерица, полез прямо по отвесной скале. Причем куда быстрее, чем Несмех. Юноша не успел перевалить свое тело через край террасы, а Хозяин Реки уже стоял на ней, ожидая. Когда Несмех выпрямился, руки и ноги его дрожали. А у туземца даже не участилось дыхание. Терраса, на которую они поднялись, была локтей на пятьдесят выше пещеры, где ночевал Несмех. Они прошли по ней шагов сорок, миновав два входа в пещеры, и снова стали подниматься. Но, к радости конгая, -- по веревочной лестнице. На сей раз и туземец не пренебрег ею.
      Лестница вела на вершину обрыва. Преодолев еще три террасы, они достигли длинного углубления, протянувшегося вдоль всего обрыва. Над углублением нависал карниз шириной в пару шагов. Следы инструмента на камне сообщили молодому зодчему, что углубление -- дело человеческих рук.
      Несмех ожидал увидеть наверху джунгли, но очутился между двумя каменными стенами высотой в полтора человеческих роста. Это был коридор, частью сложенный из плит, частью -- вырубленный в мягкой породе. Хозяин Реки двинулся вперед, знаком приказав Несмеху следовать за собой. Солнце стояло невысоко, и тень от восточной стены укрывала их от палящих лучей. Коридор был не шире двух шагов. Кое-где стены расступались, образуя проходы. Однажды Несмех увидел часового, неподвижным изваянием застывшего наверху. На спине часового висели меч в ножнах и очень короткий лук, а смотрел он туда, где, по предположению Несмеха, был Гибельный Лес.
      Так шли они минут пять, время от времени сворачивая, пока Несмех не услышал журчание воды. Следующий короткий коридор вывел их к огражденной площадке шагов десять шириной и сорок -длиной. Из-под дальней стены струился поток чистой прозрачной воды. Заполняя проточный бассейн посередине площадки, вода уходила через круглый сток.
      Сопровождающий велел пленнику ждать и удалился.
      Несмех подошел поближе к бассейну. На дне его, с непонятной целью, были уложены ряды камней. Верхушки их были или чуть выше, или чуть ниже уровня воды, а промежутки составляли от двух до шести локтей. Несмех опустил руку в поток. Вода оказалась прохладной, но не холодной. Юноша подумал немного, а потом влез в воду и, упершись ногами в одну из глыб, позволил потоку смыть с себя грязь.
      -- Оу, человек! -- раздался рядом женский голос.
      Несмех поспешно выбрался из воды. Пред ним стояла девушка с ребенком на руках. Ребенок, совершенно голый мальчуган, лет двух от роду, висел на ней, зацепившись рукой и ножками, и, грызя кулачок, внимательно изучал Несмеха.
      -- Иди, поплавай! -- сказала девушка, не без усилия оторвала ребенка от себя и, к ужасу конгая, швырнула в воду.
      Пролетев пять шагов, малыш плюхнулся в поток, который подхватил его и понес прямо к отверстию стока, в полтора раза более широкому, чем тельце ребенка. Несмех метнулся к воде, сообразил, что не успеет, и замер. Тут ребенок вынырнул на поверхность и заработал руками и ногами с ловкостью и быстротой лягушки.
      Как зачарованный, наблюдал Несмех за малышом, преодолевшим силу течения и вскарабкавшимся на один из камней.
      -- Плавать! Плавать! -- повелительно закричала девушка, и малышу пришлось слезть в воду.
      Обернувшись к Несмеху, она окинула его оценивающим взглядом.
      -- Меня зовут Эйрис! -- сказала она. -- Зови меня так. А я буду звать тебя -- Большой!
      -- Мое имя -- Тилод! -- заметил Несмех.
      -- Большой! -- Девушка поджала губы. Она была гибкая и мускулистая, с худыми сильными руками и длинными ногами, такими же худыми и сильными. Узкие бедра и маленькая грудь обернуты светло-желтой материей. Ее тело походило на тело юноши-бегуна, но голова, гордо сидящая на длинной шее, явно принадлежала женщине, и женщине красивой. Лицо ее мало походило на лица конгаек. Огромные синие глаза, обрамленные густыми ресницами, не нуждались в краске. И никаких следов грима коже. Волосы цвета дневного солнца, заплетенные в толстую косу, спускались до набедренной повязки. Брови светлыми арками выделялись на смуглом лице.
      -- Отец велел мне заняться тобой, Большой! -- проговорила она, и Несмех уловил в ее голосе недовольство.
      Отец? О! Она определенно похожа на седовласого!
      Девушка быстро подняла руку и сжала бицепс конгая. Пальцы твердые, как черное хуридское дерево. Несмеху стало больно, он стерпел и не стал вырываться.
      -- Оу! -- презрительно пробормотала она. -- Плоть съела твою силу! -- Ее конгаэн был не похож на конгаэн отца. И вообще не походил ни на один из известных Несмеху диалектов. Но голос очаровал фарангца настолько, что он не почувствовал обиды от сказанного. О! Светловолосая нравилась Несмеху. Так нравилась, что он мог лишь стоять и глупо ухмыляться.
      Девушка отпустила руку конгая и... вдруг ткнула ему в глаза растопыренными пальцами.
      Несмех инстинктивно отшатнулся.
      -- Две! -- сказала девушка.
      -- Что -- две? -- все еще ухмыляясь, спросил Несмех.
      -- Ровно две минуты ты проживешь там! - кивок в сторону джунглей.
      -- Так долго? -- пошутил фарангец.
      -- Ты -- большой! -- ответила Эйрис совершенно серьезно. -Вечному Лону понадобится время, чтобы понять: ты просто еда! Ребенок Берегового Народа сильнее тебя!
      -- Я в этом убедился вчера, наблюдая ваших маленьких убийц!
      Лицо девушки исказила гримаса.
      -- Ты не понимаешь, что говоришь! Убивать людей -отвратительно!
      -- Зачем же вы учите этому своих детей? -- удивился Несмех.
      -- Мы не учим!
      -- Но вчера...
      -- Те, кто приплыл с тобой на корабле, сами были убийцами!
      -- Не все. И какое это имеет значение?
      -- Человек-убийца подобен хорахшу . Лучше, когда он мертв!
      -- Но зачем делать из этого зрелище?
      -- Спроси моего отца! Кто хочет испытать себя -- испытывает! Тебе не понять наши обычаи, человек!
      -- Да уж! -- согласился Несмех, покосившись на ребенка, все это время отчаянно боровшегося с течением.
      -- Повернись ко мне спиной! -- велела девушка.
      -- Да, Эйрис! -- Несмех впервые назвал ее по имени и получил от этого удовольствие.
      Пальцы девушки прошлись по его позвоночнику. На сей раз достаточно легко.
      -- Дай мне руку! -- Она помяла широкую ладонь юноши, пощупала пульс. -- Сила у тебя есть! -- констатировала она. -- Что ты делал там, на Севере?
      -- Строил дома!
      -- Дома? Оу! Жилища! Полезная работа! Идем!
      Эйрис свистнула. Малыш подплыл к краю бассейна и попытался взобраться наверх. Но борт был для него слишком высок. Эйрис наклонилась, подхватила его, и ребенок, вскарабкавшись на нее, как на дерево, цепко обвил девушку руками и ногами. Та похлопала малыша по спине и вышла в один из коридоров. Несмех отправился следом. Коса девушки слегка раскачивалась при ходьбе, а походка была плавной и очень быстрой. Несмеху пришлось поторопиться, чтобы не отстать, хотя он шел налегке и был выше ростом.
      Спустя несколько минут Эйрис вывела его из каменного лабиринта на вершину горы. Перед ним лежала широкая полоса очищенной от растительности земли, за которой поднималась высокая пестрая стена джунглей.
      На освобожденной от деревьев полосе кипела работа. Не меньше трех дюжин молодых туземцев занимались достройкой лабиринта. Большинство откалывало от скального выступа каменные блоки, человек пять носили добытые камни к строящимся стенам, остальные подгоняли плиты по месту, укладывая их так, чтобы не оставалось щелей. Никакой скрепляющий раствор не использовался. Опытный глаз Несмеха сразу отметил умелую расстановку людей и сноровку, с которой они работали. Особенно ему понравились те, кто откалывал каменные блоки. На фарангских каменоломнях никто не трудился и вполовину так споро, как последний из туземных каменщиков; правда, здешняя порода была помягче и легче поддавалась напору инструментов.
      Несколько минут Эйрис не мешала Несмеху наблюдать, но потом, показав на одного из носивших блоки, сказала конгаю:
      -- Вот твое место! Рядом с ним, а потом -- вместо него!
      Несмех хотел сказать, что он способен на большее, чем переноска камней, но вовремя вспомнил, что он -- пленник. Вспомнил и смолчал. Поглядев в сторону Леса, он заметил цепочку вооруженных туземцев. Они сидели на корточках шагах в сорока от работающих, и тела их почти сливались с неровностями рельефа.
      -- Ты готов? -- спросила Эйрис.
      Несмех кивнул и пошел к рубившим камень.
      Шероховатая глыба не показалась ему тяжелой. Бегом, как и остальные, Несмех отнес ее к стене и так же бегом вернулся за новой ношей.
      Полчаса он трудился без передышки. Туземец, к которому его направила Эйрис, счел конгая достойной заменой и, взяв инструмент, присоединился к каменотесам. Но прошло еще полчаса - и энтузиазм Несмеха пошел на убыль. Выбранный ритм оказался слишком быстрым. Достигшее зенита солнце палило нещадно. А ведь шел второй, самый холодный, месяц зимнего сезона.
      Ноги Несмеха стали ватными. Он начал спотыкаться. Он уже не бегал, а плелся, шатаясь, прижимая к груди горячие камни.
      Эйрис, не спускавшая с него глаз, окликнула юношу, но Несмех не услышал. Уши его наполнял ровный тупой гул, на который накладывались толчки от ударов крови в затылке.
      Эйрис быстро подошла к нему, отобрала очередную глыбу и почти силой отвела в тень. Здесь в глазах Несмеха немного прояснились.
      -- Отдых? -- спросил он с облегчением.
      -- Для тебя! -- заявила девушка без тени сочувствия. Ребенок перебравшийся ей на плечи, взирал на Несмеха, прищурив один глаз.
      И тут Несмех увидел совсем рядом большой кувшин и привязанную к его ручке глиняную чашку. Он судорожно сглотнул густую слюну, сделал шаг и быстро зачерпнул чашкой воду. Юноша поднес тяжелую чашку к губам, он уже ощущал, как вода омывает его пересохшее горло...
      Эйрис быстрым движением выхватила у него чашку и выплеснула ее содержимое на голову Несмеха. Тот ошеломленно уставился на девушку. Вода приятно холодящими ручейками текла по его лицу.
      -- Один глоток! -- сказала Эйрис твердо. -- Вот все, что твое!
      И, зачерпнув ладонью воду, она поднесла ее к губам юноши. Ровно один глоток. Но Несмех не поменял бы его на целый кувшин ледяной влаги.
      Потом, развязав кусок ткани, прикрывающий ее грудь, девушка смочила его водой и, заставив Несмеха наклониться, обмотала его голову мокрой повязкой. Скептически оглядев конгая, она потрогала жилку, пульсирующую на его шее, а потом звонко хлопнула Несмеха по широкой, мокрой от пота спине:
      -- Иди, трудись!
      -----------------------
      Спустя шесть дней Несмех и молодой туземец Чок лежали на камнях в тени недостроенной стены. Чок, коричневоглазый, гибкий, как кот, юноша шестнадцати лет от роду, работал каменотесом в паре с Несмехом. Он неплохо говорил на конгаэне и ничего не имел против того, чтобы перекинуться с Несмехом парой фраз.
      -- Знаешь, Чок! -- проговорил Несмех. -- Первые три дня я думал, что не выдержу: упаду и умру! А сегодня я впервые работал и видел, что происходит вокруг.
      -- Могу тебя понять! -- отозвался Чок, катая между ладонями мраморный шарик. -- Эйрис -- лучшая из тех, кто учит недавнорожденных власти над Четырьмя. Но жалости в ней нет. Все же под ее оком с грани ты не сойдешь. Хотя недавнорожденным легче, чем тебе.
      -- Недавнорожденным?
      -- Детям. Младенцам.
      -- Но я -- не ребенок!
      -- Ты хуже ребенка! Не обижайся! Из твердого дерева трудно резать стрелу. Сначала ей надо придать форму, а уж потом сделать твердой. Но ты справишься, иначе Натро не оставил бы тебя с нами, с Народом. Должно быть, воля Повелителя Судеб -- над тобой! Мы не оставляем чужих!
      -- Что же вы делаете с ними? -- скрывая волнение спросил Несмех. -- Что стало с моряками, плывшими со мной? Их убили?
      -- Их отдали Лону! -- Гладкая кожа на лбу Чока собралась в вертикальную складку над переносицей. -- Да, так! Иначе они привели бы сюда много кораблей. И много жизней пришлось бы отнять. Да. Лоно принимает всех!
      -- Но они рассказали бы о вашей силе! -- пылко воскликнул Несмех. -- Никто не рискнул бы напасть на вас!
      -- Ты прожил так много, а говоришь, как дитя! -- возразил молодой Хозяин Реки. -- Сила хороша внутри. Сделай ее видимой -и она притянет другую силу: как падаль притягивает ургов ! Нет корабля -- нет вестей -- нет действия! Лоно принимает все!
      -- А тот, что победил в бою? -- спросил Несмех. -- Ему обещали свободу! Он тоже мертв?
      Чок нахмурился, но потом лицо его снова стало невозмутимым.
      -- Прощаю тебя! -- сказал он. -- Ты думаешь, как дитя, и не хотел оскорбить. Он получил свою свободу. После того, как племя получило его плоть.
      -- Не понял тебя! Плоть?
      -- Слепой, победивший зрячего, -- необыкновенен! Так сказал Благородный Учитель. Плоть его должна стать частью нашего народа. Говорят, прежде такое случалось часто. Теперь -- нет.
      -- Все же я не понял тебя! -- признался Несмех. -- Как это -взять плоть? Съесть, что ли?
      Чок засмеялся.
      -- Ты и впрямь -- как дитя! -- проговорил он. -- Съесть! Одна из женщин Народа была с ним -- вот и все. Одна из наших женщин. Теперь твой приятель -- тоже часть Народа. Хотя сейчас он уже вернулся к берегу Соленых Вод. Вернулся, но будет молчать. Все ли я сказал?
      Несмех кивнул. Некоторое время они отдыхали молча. Потом конгай спросил:
      -- Чок! Четверо, о которых ты говоришь, кто это?
      -- Оу! Ты задал важный вопрос. Четверо породили Вечное Лоно. Слушай меня: вот они -- Твердь, Струя, Ветер и Пламя! Овладей Четырьмя -- и Вечное Лоно не сможет тебя взять. Так говорил Благородный Учитель. Но -- хватит! Ты -- дитя умом. А дитя получает лучшего из учителей. Первый шаг -- важнейший. Тебе повезло, что Эйрис согласилась учить тебя. Над тобой ее око, и я больше ничего не скажу. Я -- трава у ее ног!
      -- Ты так чтишь эту девушку?
      Чок шевельнул губами, собираясь что-то сказать, но передумал и просто кивнул. А потом вдруг оказался на ногах.
      Тень его упала на спину Несмеха, когда он одним прыжком взлетел на стену. Несмех повернул голову, но Чока наверху уже не было.
      Солнце садилось.
      Этот короткий разговор изменил отношение фарангского юноши к тому, что происходило с ним. До сих пор Несмех полагал, что Береговому Народу он ценен лишь как еще одна пара рабочих рук.
      На следующий день он совершенно по-новому взглянул на Эйрис.
      -- Если ты приходишь, чтобы проводить меня, -- сказал он, "набрасывая первое кольцо", как говорили в Фаранге, -- то не трать времени. Я выучил дорогу!
      Несмех рассчитывал, что девушка что-то ответит, но та просто уступила место впереди. Молча.
      Несмех шел уверенно. Уже на второй день он составил схему поворотов. Он был строителем, а потому мог представить здание по грубому рисунку или даже по колонкам чисел.
      Сейчас же он попросту "видел" их путь.
      Когда они пришли, Эйрис произнесла свое обычное: