Несмех плечом коснулся горячего, нагретого солнцем плеча Эйрис. Пожалуй, ее мускулы все еще были тверже его собственных. Он не смог бы держать на ладони обломок скалы в четверть собственного веса так, как это делала сейчас Эйрис. И рука ее не дрожала.
      – Ты видишь слабую линию камня? – спросила она.
      Вместо ответа Несмех провел пальцем по неровной поверхности обломка.
      – Ты мог бы расколоть его?
      – Конечно! Погоди, я возьму молоток!
      – Стой! Зачем тебе молоток? Сделай это рукой, Большой!
      – Я ушибу ее! – возразил Несмех.
      Камень взлетел в воздух. Взмах ладони Эйрис – и две половинки упали на землю.
      – Совсем просто! – сказала девушка.
      Несмех взял ее руку и провел пальцем по жесткому ребру ладони.
      – Когда у меня будет такая рука – я тоже обойдусь без молотка!
      – У тебя никогда не будет такой руки! – отрезала девушка.– Даже если ты три сезона будешь рубить ладонями дерево и сырой песок. У тебя нет времени, которое есть у наших детей. Ты его упустил. Ты уже никогда не сможешь пробить пальцами ствол Черной Эвенны. Но тот камень ты мог бы разбить! Мог бы! Ты же чувствуешь, куда нанести удар? Попробуй! Не бойся разбить руку – я залечу ее! Попробуй! – Она смотрела на него блестящими, синими, как низинная трава, глазами, и в груди у Несмеха стало горячо.
      – Хорошо! – сказал он.
      «Ради тебя я могу разбить не только руку!» – добавил он мысленно.
      Эйрис подняла с земли плоскую плиту шириной в две ладони. Держа камень с двух сторон, она подняла его на уровень груди Несмеха:
      – Бей со всей быстротой! Найди слабое место – и бей! – велела она.
      Несмех провел рукой по поверхности камня и легко отыскал скрытую внутри трещину. Отступив на шаг, он поднял сжатый кулак и резко ударил по плите.
      Его рука даже не ощутила сопротивления, но камень раскололся именно там, куда был нанесен удар.
      – А ты права! – с удивлением произнес Несмех.
      Да, его удар был именно таким, как требовалось. Не веря, что разобьет камень, он готов разбить руку!
      «Суть его – тверже камня!» – подумала Эйрис.
      Но и она не заметила важнейшей из перемен, происшедшей в сознании Несмеха, когда его кулак расколол хрупкий обломок. Мгновением раньше он был уверен, что не сможет сделать то, что приказывала девушка. Но он сделал это, и сделал с легкостью. И потому наконец уверился в ней. Уверился полностью, настолько же, насколько прежде сомневался в каждом ее слове. Из слушателя Несмех превратился в Ученика. А поскольку он был взрослым, а не ребенком, суть этого превращения была наивысшей глубины.
      Прошло еще несколько дней. Теперь Эйрис не отходила от него ни на шаг и бдительно, почти ревниво следила за тем, чтобы он не общался ни с кем из Берегового Народа, кроме нее самой. В конце концов и Несмех перестал искать себе новых друзей. Тем более, что общество Эйрис было единственным, которого он по-настоящему желал.
      «Он постиг суть тверди!» – думала Эйрис, наблюдая, как карабкается вверх по скале ее ученик. «Пусть пятилетняя девочка делает это лучше, чем он, но ведь никто прежде не овладевал искусством столь быстро!»
      Несмех преодолел уже сотню локтей. Глаза его были завязаны: так тело лучше понимало скалу: голый, без единой травинки, камень берегового обрыва. Мокрой от пота спиной юноша ощущал взгляд Эйрис. И этот взгляд придавал ему дополнительную опору. Взгляд Эйрис – и сама скала. У Несмеха не было крепости пальцев Хозяина Реки, но зато имелось особое чутье. Руки и ноги не искали опору – опора сама находила их. Тело его дрожало от напряжения, но локоть за локтем он карабкался вверх, осознавая и разверзшуюся под ним пустоту – вплоть до омываемой водой подошвы горы,– и тяжелый нависающий карниз на самом верху. Карниз ему не преодолеть. Но этого и не требуется – довольно достичь верхней террасы.
      Несмех поднимался на пределе собственных сил, и любая ошибка привела бы к падению. Народ Эйрис никогда не прибегал к страховочным тросам: кто упал – тот упал. Однако Несмех не мог сделать неверного движения. Он не думал об этом, как не думает скачущий пард о том, куда поставить лапу. И силы ему должно было хватить. Иначе тело отыскало бы иной путь наверх.
      «Путь есть всегда! – впечаталась в его память фраза Эйрис. Только землетрясение могло бы сейчас сбросить юношу со скалы. Несмех стал частью этого изрезанного природой и людьми склона. Впрочем, и о землетрясении он узнал бы заранее, как знает о нем сама земля.
      Конгая отделял от цели какой-нибудь десяток локтей, когда Эйрис, оттолкнувшись от нижней террасы, вспрыгнула на стену. Пальцы ее рук и ног еще в воздухе потянулись к нужным выступам. Она поднималась по отвесному обрыву быстрее, чем карабкается по веревочной лестнице матрос. И ей ничего не стоило догнать Несмеха, чтобы одновременно с ним оказаться наверху. Она сдернула с тяжело дышащего юноши черную повязку. Несмех поморгал, привыкая к яркому свету дня.
      – Ты постиг! – Глаза девушки сияли.– Ты обрел первую основу! Хочу, чтобы у тебя был праздник! Чего ты желаешь?
      «Тебя!» – мысленно вскричал Несмех. Но вслух сказал, пожав широкими плечами и улыбнувшись:
      – Выбери за меня!
      Эйрис задумалась, а потом хлопнула его по руке:
      – Я возьму тебя в Вечное Лоно!
      – Отличная идея! – согласился Несмех.– А я проживу обещанные две минуты?
      Он не забыл ее слов, сказанных в первый день.
      Эйрис засмеялась:
      – Проживешь! Я пойду с тобой. И не только я. Следящие видели неподалеку большого краурха. Его надо взять, а для этого потребуется много охотников. Великолепное зрелище! Я скажу отцу, что завтра ты пойдешь с ними. Оу! Ты увидишь Вечное Лоно, Большой! Оно чудесно!
      – Не сомневаюсь! – отозвался Несмех.– Краурх, это кто? Как он выглядит?
      – Прекрасно! Сплошь покрыт броней! Стрелы от него отскакивают! Такие огромные клешни! – В голосе девушки звучала совершенно детская радость.– Похож на скального краба,– добавила она спокойнее.– Только намного больше!
      Несмех любовался своей наставницей, вдруг превратившейся в маленькую девочку. Он смотрел на нее сверху (макушка Эйрис – на уровне его подбородка) и думал о том, кем бы стала она, если б родилась в Фаранге. Каким было бы ее тело, походка, голос? И осталась бы она столь желанной Тилоду, если б не принадлежала племени Хозяев Реки?
      – Эйрис, я видел гигантского краба в зверинце. Он действительно велик, больше взрослого парда!
      – Что? – удивленно спросила девушка. И расхохоталась.– Парда? Должно быть, ты видел совсем молоденького краурха! Велик! Вы очень странные, родившиеся в городах!
      – Я родился в деревне. Но это не важно. Скажи, ты хотела бы побывать в большом городе?
      – Я была в Сарбуре! – Девушка взглянула на него с недоумением.– Это большой город? Почему ты спрашиваешь?
      – Большой. Он тебе понравился?
      – Нет! Конечно, нет! Вялый, грязный и очень скучный!
      «Так тебе, великолепный Сарбур!» – злорадно подумал фарангец Несмех.
      – Отец мой, Натро, возил меня в Сарбур, когда мне сравнялось восемь лет. Он сказал: потомки Благородного Учителя когда-нибудь вернутся туда, откуда пришли, и я должна увидеть, как живут другие. Надеюсь, пророчество не коснется моих детей – не хочу видеть их несчастными! Мы рождаемся, чтобы жить, а не спать! Пойдем, Большой! Я хочу, чтобы ты спустился по восточному краю. Там меньше террас, и камень в это время не так сильно раскален, как здесь!
      Следующий день начался для Несмеха, как обычно, приходом Эйрис.
      – Вот! – девушка, положила узел с одеждой.
      – Для чего это? – удивился конгай.– Здесь и так слишком жарко!
      – Оу! Да! Слушающий ходит в Вечное Лоно босиком! – засмеялась Эйрис.– И кое-кто из молодых тоже. Достойное испытание! Но не для тебя. Без серьезной причины даже маг не войдет в Лоно в одной набедренной повязке. Делай как я! – и развязала второй, точно такой же узел.
      «Нижняя» часть одежды состояла из шелковой рубашки и таких же панталон, поверх которых натягивались чулки. Нежный, прохладный на ощупь тончайший паутинный шелк. И рубаха, и панталоны сшиты очень свободно.
      На нижнюю одежду надевалась верхняя: куртка из толстой паутинной ткани и шаровары. Многослойное плетение, похожее на то, какое используют для подкольчужных курток. Всё черное… Несмех натянул сапоги из акульей кожи с мягкой подкладкой. Затянул двойные ремни, перехватывающие запястья и голенища сапог. Надел перчатки. Эйрис помогла ему правильно застегнуть капюшон. Показала, как пристегивать клапан, закрывающий нижнюю часть лица. Глаза можно было защитить рамкой с натянутой на нее прозрачной летательной перепонкой большой медовницы . Рамка опускалась наподобие забрала. К удивлению Несмеха, даже при полностью закрытом лице дышалось легко. И голова поворачивалась свободно. Не хуже капюшона скроен и весь костюм. Паутинная ткань пропускала воздух, а когда Несмех двигался, его словно овевал ветерок.
      Они поднялись на верхнюю террасу. Верная себе, Эйрис не разрешила юноше воспользоваться лестницей. Зато он убедился, что в сапогах лазать еще удобнее – помогала шершавая кожа на подметках.
      Как оказалось, они пришли на оружейный склад. Эйрис дала Несмеху меч, непривычный, с утяжеленным, сильно расширяющимся к концу лезвием. Ножны крепились наискось за спиной, и выхватывался меч непривычным для конгая способом – из-под руки. Несмех проделал это разок – и едва не распорол себе подмышку.
      – Оставь! – сказала Эйрис.– Сегодня он тебе не понадобится, а потом я тебя научу.
      Кроме меча Несмех получил короткий лук, также крепившийся за спиной, и колчан толстых стрел.
      Эйрис, кроме лука и меча, взяла трос из паутины с прикрепленным к нему «трезубцем», состоявшим из клинка в пядь длиной и расходящихся от его основания двух отточенных стальных «когтей», а у основания имеющим два расходящихся отточенных стальных когтя. К другому концу троса был привязан шар размером с кулачок ребенка. Следующим предметом арсенала Эйрис стала духовая трубка и запас стрелок, хранившихся в перевязи меча. По тому, как осторожно она укладывала их в футлярчики на ремне, Несмех понял, что стрелки отравлены. Пока она наполняла небольшую сумку на поясе, Несмех решил поближе рассмотреть оружие Берегового Народа и обнаружил множество предметов, о назначении которых он не мог даже догадываться. То есть он догадывался, что все это – оружие, но представить себе не мог, как им пользоваться.
      – Нравится? – спросила Эйрис.
      Она закончила экипировку и тихо подошла сзади.
      – А? – отозвался Несмех.– Не очень-то я в этом разбираюсь! Вот это, например, что такое? – Он взял изделие из полудюжины соединенных вместе тростниковых трубок с четырьмя свисающими ремешками. Больше всего эта плоская конструкция напоминала музыкальный инструмент.
      Вместо ответа Эйрис быстро пристегнула штуковину к голове так, что отверстия трубок оказались у ее рта.
      – Смотри! – Она показала Несмеху на маленький овальный щит, висевший на стене. Резкий выдох – и поверхность щита ощетинилась дугой трепещущих стрелок.
      – Пойдем! – сказала Эйрис, отстегивая оружие.– Нас ждут.
      – Как это называется? – поинтересовался Несмех.
      – Суфф! Идем же!
      Десять туземцев в точно таких же защитных костюмах ждали у разделительной полосы на вершине горы. Нижние клапаны капюшонов у всех пристегнуты. Несмех видел лишь десять пар коричневых глаз. Хозяева Реки показались ему совершенно неотличимыми друг от друга.
      Как только Эйрис и ее ученик подошли к группе, охотники окружили их и все двинулись к джунглям.
      Пересекая разделительную полосу, Несмех убедился, что этот край Берегового Города охраняется не хуже, чем подступы к крепости во время войны. Защитная полоса шагов в тридцать шириной: нагромождения валунов, заостренных кольев, скрытые и отверстые ямы, самострелы, хитрые ловушки. Не зная проходов, пройти почти невозможно. Понижающийся склон представлял собой отличный обзор для наблюдателей. Выбеленные солнцем кости и остатки панцирей лежали на каждом шагу. Некоторые – весьма приличных размеров.
      У самого края Леса охотникам пришлось перепрыгнуть через полосу черного вещества с острым запахом. И сразу же у них под ногами засновали тысячи сухопутных крабов всех форм и расцветок. Они совершенно не боялись людей, но довольно ловко увертывались от мягко ступающих ног. За черной полосой дерн содран до скального основания горы. Еще дальше – полоса выжженной земли. Здесь отряд ненадолго остановился. Некоторые прикрыли глаза прозрачной, радужно переливающейся пленкой. Несмех сделал то же. Потом отряд построился прежним порядком – Несмех и Эйрис в центре – и вошел в джунгли.
      Эйрис была права: Вечное Лоно оказалось потрясающе красивым! Здесь, на склоне горы, еще не росли исполинские деревья, чьи ветви укрывают землю многоярусной крышей: слишком тонок слой почвы. Но и более скромная растительность уходила вверх на внушительную высоту, вознося к небу оплетенные лианами стволы. Под ними тянулась к свету молодая поросль с листьями разнообразнейших форм и расцветок. И все вокруг усеяно цветами. От ярких красок слепило глаза, а от аромата кружилась голова. Цвели даже ползучие лианы. Несмех чуть не вскрикнул, когда одна из таких лиан, пересекающая тропу,– стебель толщиной в мужскую руку – шевельнулась около его сапога. Конгай сразу же вспомнил страшные сказки о растениях-душителях. Но эта лиана оказалась мирной и душить его не стала.
      Тропа заросла ржавого цвета травой. Поросль на ней – ниже и реже, чем вокруг, но все равно охотникам то и дело приходилось пускать в ход широкие мечи, отсекая ветви, прорубая переплетенную массу воздушных корней и обросших мхом лиан. Густые лишайниковые бороды свешивались с горизонтальных ветвей почти до самой земли. А над головами, под ногами, повсюду – висели, падали, перекатывались и гнили синие, черные, красные, фиолетовые, полосатые и пятнистые плоды. Некоторые, сорвавшись вниз, пусть даже с небольшой высоты, вполне могли убить человека. Несмех подозревал, что многие могут убивать и иначе – стоит лишь проглотить крохотный кусочек их мякоти. Между опавшими плодами, не уступая им ни в яркости, ни в разнообразии, поднимались грибы. Шары, наросты, «головы», «пальцы», бесформенные наплывы… Впрочем, грибы отличались разнообразием не только в Вечном Лоне. Зато такого набора колючек не было больше нигде. От крохотных, едва заметных, но намертво застревающих в коже до огромных отравленных пик. Однако никакие иглы не могли защитить растения от ртов, клешней, щупалец кишевшей вокруг живности.
      Прежде всего бросались в глаза крабы. Великое множество крабов: от алых малюток, умещавшихся на ногте, до страшноватых созданий с черными шариками глаз на стебельках и клешнями, способными с маху отхватить палец. Столь же многочисленными и куда более шумными были лягушки и жабы. И крысы. В основном маленькие, куда меньше тех, которых Несмех видел на родине. Но один раз он заметил и гиганта в локоть высотой, грязно-зеленого, с большой круглой головой. Крыса сидела на задних лапах и глядела на людей малюсенькими злобным глазками.
      Здесь были и змеи, и ящерицы, и конечно – слизни. Все это прыгало, ползало, бегало, карабкалось по стволам и ветвям, свешивалось с них, сыпалось на головы идущих, пожирало друг друга, совокуплялось, множилось… Вечное Лоно!
      На людей живность обращала мало внимания. Зверье покрупней спешило убраться с дороги. Но пока Несмех не видел никого крупнее человека.
      Тропу, по которой двигались охотники, никто не назвал бы прямой. Она спускалась и поднималась, петляла между завалами и непроходимыми зарослями. Пересекала нагромождения булыжников, превращалась в решето переплетенных корней, с которых смыло почву. Несколько раз охотники пересекали овраги с клокотавшей внизу водой. Через такой овраг обычно был переброшен древесный ствол, скользкий от покрывавшего его синего мха. Охотники перебегали по нему с легкостью ящериц. Для Несмеха же натягивали веревку, и только она спасала его от падения с приличной высоты на острые камни, усеивающие дно оврага.
      В топких местах им приходилось перепрыгивать с корня на корень, и ноги оказывались заляпанными грязью выше колен. Зато стоило пройти десяток шагов среди густой влажной травы, как одежда и сапоги вновь становились чистыми. Несмех по достоинству оценил свою экипировку. Прочный непромокаемый костюм, способный выдержать укус, укол шипа или хватку клешней. Фарангец на знал, как обстоят дела у Хозяев Реки, но сам он то и дело стряхивал с себя вцепившихся в ткань мелких тварей. Некоторые из них были размером с ладонь, большинство – наверняка ядовиты. Дважды его оплевали какие-то существа, причем второй плевок угодил прямо в лицо: несколько капель белой жидкости стекли с прозрачной пленки, защищающей глаза.
      Шедший впереди вскинул руку, и ближайший к Несмеху охотник прижал его к опутанному лианами стволу. Конгай увидел, что весь отряд затаился и ждет. Вскоре и он услышал треск, а потом что-то огромное, бурое, глянцево-блестящее проломилось сквозь заросли и ушло в сторону восхода. Кто это, Несмех, разумеется, не разглядел, но оставленная громадиной просека была пошире тропы.
      Отряд двинулся дальше. А еще через полчаса справа от тропы, в трех шагах от конгая, из молодой фиолетовой поросли вдруг вынырнула плоская голова, сизая, с тремя красными рожками на длиннющей зеленой шее. Распахнув пасть с загнутыми, сочащимися ядом зубами, голова зашипела и откачнулась назад, готовясь ударить…
      Несмех убедился – выхватывать меч из-за спины столь же удобно, как и из ножен на поясе. Ближайший к мерзкому созданию охотник отсек рогатую голову через миг после того, как она вынырнула из кустарника. Удар был так стремителен, что Несмеху показалось – длинная шея попросту разорвалась пополам.
      Остальные охотники даже не повернули головы. Обычное дело.
      Отряд остановился. Одна из безликих фигур приблизилась к Несмеху, и юноша, по глазам, узнал Эйрис.
      – Мы – рядом,– прошептала она, притянув к себе голову Несмеха.
      Юноша не понял, почему в бедламе Вечного Лона нужно говорить шепотом. Не понял он и слов Эйрис, но все же согласно кивнул.
      Охотники перестроились цепью.
      Кустарник впереди стал пореже, и юноша заметил между стволами подобие поляны, а на ней – громадный валун мокро-лилового цвета. Там, где золотистая труба пробившегося через полог листвы света падала на его вершину, валун блестел, как полированное дерево.
      Охотники подбирались именно к валуну. До него оставалось не больше двадцати шагов. Несмех тщетно пытался обнаружить, кого же они выслеживают. Неожиданно один из охотников пронзительно свистнул. И Несмех увидел – кого.
      Огромный камень вздыбился, развернулся, поднялся с треском и хрустом на растопыренных, усеянных шипами лапах. Громаднейший краб, спина которого возвышалась над землей на десяток локтей, задрал вверх лиловые, с черной каймой, усеянные зубьями клешни, оглушительно защелкал ими, пока угольно-черные шары его глаз вертелись на стеблях, ища источник звука.
      Опорные лапы взбороздили землю. Краурх боком пошел вправо, а потом вдруг подпрыгнул, рванулся к кустарнику с желто-зелеными цветами. Выброшенная клешня мимоходом разрубила древесный ствол в поллоктя толщиной. Несмех увидел мелькнувшее в кустарнике гибкое тело охотника. Тотчас еще одно черное тело взлетело вверх с другой стороны. Вспыхнул в лучах солнца изогнутый клинок и ударил в сустав опорной лапы. Краб мгновенно развернулся, но охотник нырнул под брюхо, а третий охотник, выскочив сзади, вспрыгнул на согнутую ногу краурха и, оттолкнувшись, оказался на широченной плоской спине. Мелькнуло кривое лезвие на паутинном шнуре – и желтая жидкость ударила из перерубленного глазного стебля. Черный шар глаза размером с человеческую голову упал на траву.
      Краб волчком завертелся на месте. Клешни грохотали, как сотни соударяющихся щитов. Опорные ноги слились в один бешеный круг. А на спине чудовища приплясывал, раскручивая оружие, крохотный человек.
      Несмех ощутил, как дрожит от возбуждения Эйрис.
      Краб вдруг замер. Настолько резко, что будь на месте охотника Несмех, он кубарем скатился бы со спины. Но Черный устоял. И вновь метнул оружие. Так краурх лишился второго глаза.Тотчас же остальные бросились прямо под беснующиеся опорные ноги. Могучие клешни щелкнули еще несколько раз – и краб успокоился, опустился, сложив ноги, на плоское панцирное брюхо.
      – Что с ним? – спросил Несмех.
      – Яд! – коротко ответила Эйрис.– Сейчас краурха подготовят.
      Охотники уже возились у передней части головогруди. Несмех подошел поближе и увидел, что они буравами высверливают броню краурха и вгоняют внутрь тонкие стальные «усы».
      – Что они делают? – удивился он.
      – Увидишь!
      Спустя несколько минут охотники закончили операцию и по очереди вскарабкались на плоскую спину. Трое уселись около торчащих «усов», один – над «ртом», двое – рядом с обрубками глазных стебельков.
      – Полезай! – Эйрис подтолкнула Несмеха. Тот поднял руки, ухватился за край панциря, чтобы подтянуться, но его попросту схватили за руки и вздернули наверх. Эйрис одним прыжком оказалась рядом… И краурх встал!
      Так стремительно, что Несмех едва не свалился вниз – его удержала чья-то рука.
      Потоптавшись на месте, краб вдруг сорвался и побежал по тропе. Рысь его была быстрой и вместе с тем удивительно ровной: спина сотрясалась только тогда, когда передний боковой край панциря подминал стволы деревьев. Это был великолепный способ передвижения! Подрост остался внизу, вместе с таившимися в нем опасностями. Всадникам приходилось лишь уклоняться от свисающих лиан или низких ветвей.
      Впереди показался овраг. Краб прибавил скорость и одним прыжком перемахнул через него. Перемахнул и помчался дальше, оставляя позади широкую просеку. Когда панцирь краба подминал очередное дерево, с ветвей его взметывался в воздух настоящий разноцветный смерч. Хищники покрупнее спешили убраться с дороги. В Вечном Лоне было совсем не много чудовищ, способных бросить вызов взрослому краурху.
      До края джунглей добрались в пять раз быстрее, чем пешком.
      Достигнув выжженной полосы, краб остановился. Все охотники, кроме троих управляющих, спрыгнули вниз. Несмех немного поколебался, прежде чем сигануть с высоты десяти локтей. И напрасно. Когда он наконец решился – три пары рук подхватили юношу прежде, чем его ноги коснулись земли.
      Медленно, осторожно, одну за другой переставляя шипастые суставчатые лапы, краурх двинулся через защитную полосу.
      – Что с ним теперь сделают? Съедят? – спросил Несмех.
      – Съедят? – Эйрис засмеялась.– Стоило бы тогда его ловить! Если за ним ухаживать, он проживет не меньше десяти лет. Нужно только подреза€ть ему глаза, когда он сменит панцирь. Краурх – дар Лона Благородному Учителю! На его спине мы в три дня можем достичь берега моря Зур.
      – А как им управляют?
      – Это сложное искусство. Я ему не училась. Тебе понравилось Вечное Лоно?
      – О да! Я хочу побывать в нем еще раз! Как насчет завтра?
      – Ты не готов! – отрезала Эйрис.– Даже мне не уберечь тебя в одиночку! Овладей Четырьмя – и Лоно станет твоим! Мы, Народ, живем, чтобы владеть Лоном! Только мы, да Рожденные-в-Тумане (тут Эйрис аккуратно плюнула себе под ноги), да еще маги – можем войти в него и не стать мясом. Этому научил нас Благородный! – И добавила с гордостью: – Я – из его потомков! Мое лицо – его лицо! Потому, что кровь Благородного Учителя сильнее любой крови.
      – А кто он, Благородный Учитель?
      – Узнаешь! – отрезала девушка.– Пошли! Твой отдых кончился!
      «Отдых!» – саркастически подумал Несмех, последовав за наставницей.
      Этой ночью он впервые задумался над тем, что нужно от него Береговому Народу. Теперь он узнал достаточно, чтобы понять: Хозяева Реки – далеко не дикари. А в том, насколько сильна их магия, он убедился сегодня, увидев, как был покорен гигант-краурх. Так для чего же им он, Тилод-Несмех, беспомощный, не обладающий ни знаниями, ни магической властью, ни каким-нибудь заметным талантом?
      А ведь Хозяева Реки не только сохранили ему жизнь, но и поручили его лучшей из своих наставниц! Для чего?
      С этой мыслью он и уснул. И снился ему Фаранг.

* * *

      Нижняя терраса всего лишь на локоть-полтора возвышалась над поверхностью речного потока. Ряд пещер вдоль нее был необитаем. Во время дождей их заливала река.
      Из случайно услышанного разговора Несмеху стало известно, что пещеры были и в подводной части обрыва.
      За четыре с половиной месяца, прожитых Несмехом в Береговом Городе, он до смешного мало узнал о его обитателях. И в основном из таких вот обрывков чужих бесед. Вся его здешняя жизнь полностью определялась Эйрис, упорно ведущей Несмеха к неведомой цели. Каждый день и едва ли не каждую третью ночь они проводили вместе. День – работа: упражнения, испытания, снова упражнения. Ночь – беспокойные сны или впечатываемые в память слова наставницы. Такая жизнь могла бы показаться изнурительной, но Несмех был почти счастлив. И причина тому была – Эйрис.
      Последний весенний месяц здесь, на юге Черной Земли, почти не отличался от зимы. Разве что поднялся на ладонь уровень Зеленой. Но такое случалось и после редких дождей. Зато через шесть месяцев вода поднимется, затопит и нижние пещеры, и верхушки трех белых камней, выступающих из воды у берегового склона. Эйрис как-то сказала – эти три пика – одна поднимающаяся снизу скала с вершиной, рассеченной натрое.
      Сейчас на этих белых, голых, раскаленных солнцем камнях расположилась компания тощих нагих ребятишек, упражнявшихся в стрельбе из лука. Мишенью им служили плавающие у самой поверхности рыбы. Для такой охоты требовался отменный глазомер и твердая рука. И терпение. Несмех с восхищением смотрел, как четырехлетний малыш раскачивается на самом краю скалы, следя острием коротенькой стрелы за серебристо-синей спиной рыбы, не уступающей по размеру самому охотнику.
      Выстрел – и стрелка, взбив крохотный фонтанчик, уходит в воду, унося привязанную к хвостовику паутинную нить. Пять выстрелов из шести, как правило, были неудачны. Но иногда требовался целый десяток детских рук, чтобы добить и вытащить рыбину, вид которой поверг бы в трепет взрослого фарангца. Однако Будущие Хозяева Реки без церемоний приканчивали ее ударами ножей и маленьких копий, ловко избегая зубов и ядовитых колючек.
      Только однажды видел Несмех, как один из малышей, потеряв равновесие, упал в воду. Несколько мгновений потребовалась его друзьям, чтобы вытащить упавшего обратно. И все же Несмех успел заметить длинную светлую тень, скользнувшую рядом с камнем там, где только что был ребенок. Когда он рассказал об этом случае Эйрис, та осталась совершенно равнодушной. Заметила лишь, что маленькие обитатели реки опаснее больших.
      – Только им нужно немного подумать, чтобы разобраться в твоей съедобности. Нападают они не сразу: и рыбки-серебрянки, и точильщики, и жгучие черви – все они сначала попробуют твою воду, потом – твою кожу, а уж после этого займутся тобой всерьез. И уж тогда обглодают твои кости меньше, чем за минуту. Быстрая смерть, но недостойная! – добавила она.
      Несмех смотрел воду. То есть он лежал ничком на камнях и вглядывался в зеленые текучие струи, в завихрения крохотных частичек ила. Это было неправильно.
      – Ты должен смотреть только воду! – настаивала Эйрис.– Не на рыб, не на камни, не на рачков или пауков-водолазов! Даже не на ил – только воду! Ты научился быть камнем. Теперь ты должен стать водой, рекой: от истоков ее в горах до устья, там, где ее вода смешивается с соленым морем!
      Несмех старался, но у него не получалось. Он мог ощутить себя потоком воды, когда лежал в одном из маленьких бассейнов лабиринта. Но ему нужно было прикосновение теплых струй, делающее тело невесомым.
      – Я не чувствую ее! – пожаловался он, когда тень Эйрис упала на камень рядом с его головой.– Я должен окунуться в нее! От пристального взгляда у меня только слезятся глаза!
      – Ну так окунись! – тут же сказала Эйрис.
      – Чтобы меня съели?
      – Я натру тебя соком дерева Ман. Он отпугнет и мелюзгу, и больших охотников. Ты сможешь пробыть под водой не меньше минуты!
      Эйрис принесла губку и с ног до головы натерла его густой, коричневой, щиплющей губы массой. Несмех ухватился за веревку, которую держала Эйрис, и осторожно сполз в воду. Теплые струи сразу же подхватили его. Веревка натянулась. Коричневый дымок смываемого сока потянулся по течению. Несмех опустился в воду с головой и увидел стаи рыбешек, вьющихся в зеленоватой воде, как медовницы кружатся возле распустившегося цветка. Сзади, куда относило смытый сок, их не было совсем, но со стороны течения они подплывали к самой коже Несмеха, трогали ее тупыми мордочками, отплывали назад, снова приближались… Появились и другие, тоненькие, похожие на красные иглы с черными выпуклыми глазками. И третьи, и четвертые… Самые большие – длиной с палец Несмеха. Но их так много! Юноше стало не по себе. Он подумал о том, надолго ли хватит отпугивающего действия сока. И будет ли он надежной защитой от более крупных обитателей реки. Вроде тех, которые лезли на палубу «Победителя»… Нет, его опыт определенно не удался!
      Он вынырнул и поспешно вскарабкался на берег.
      Эйрис поглядела на него, покрытого коричневыми разводами, испуганного и немного обиженного. Темная лужица натекла на камень вокруг его ступней.
      В глазах девушки мелькнула тень сочувствия.
      – Тот, кто чувствует воду,– заметила она,– не боится ее обитателей. Он сам – вода!
      Несмех вспомнил маленькую рыбку. Он растопырил пальцы, и рыбка тотчас подплыла, потыкалась широким ротиком в его ладонь. Юноша сжал руку. Рыбка затрепыхалась, пытаясь освободиться. Но Несмех крепко держал скользкое туловище. Рыбка разинула ротик – и Несмех увидел, что челюсти ее усеяны маленькими острыми зубками. В три ряда: сверху и снизу. Несмех сжал руку сильней – он испугался, что рыбка может укусить,– и кроха перестала трепыхаться. Тогда он отпустил ее. Рыбешка стала медленно опускаться вниз. Но опускалась недолго. Несколько серебряных стрелок метнулись к ней. Короткая возня – и только маленькое облачко осталось от той, кого Несмех только что держал в ладони.