Лешка вернулся из школы около четырех и уже в прихожей почувствовал, как классно пахнет свеже-сваренным борщом. У него потекли слюнки. Не теряя времени на мытье рук, скинул куртку и ботинки, прошел к плите, снял крышку с кастрюли, зачерпнул поварешку, поднес ко рту…
      – Ку-уда?
      Лешка оглянулся – в дверях позади него стояла мама.
      – Привет, мам. Очень кушать хочется.
      – А в тарелку налить руки отвалятся? Из-за тебя вся кастрюля скиснет.
      – Но я сам видел, как папа тоже ест из кастрюли! Он туда лазал поварешкой, и ты ему ничего не сказала!
      – Папе можно, – возразила мама, оттесняя сына от плиты. – Папа может хоть тапком хлебать. Он на этот суп заработал. А ты – пока нет.
      Не очень-то и хотелось, – буркнул Лешка, слегка обидевшись, и бросил поварешку в мойку.
      – Ну, теперь будет дуться, – засмеялась мама и потрепала его по макушке, как маленького, хотя Лешка в свои четырнадцать был уже почти выше ее. – Подожди пять минут, я тебе накрою по-человечески.
      – Давай! Я пока почту сниму, – сразу повеселел Лешка и отправился к себе в комнату.
      Но и там его поджидала засада. Включив компьютер, Лешка обнаружил, что его не пускают в Сеть. Провайдер требовал новый пароль. Очевидно, закончилась десятичасовая Интернет-карта. Лешка рассердился. Вечно эта карта заканчивается в самый неудобный момент! Именно тогда, когда он ждет письма от приятеля из Тампере, к которому собирался съездить в гости на осенних каникулах… Но делать нечего – надо было покупать новую карту.
      «До ларька пять минут, – подумал Лешка. – Как раз успею сбегать, пока мать на стол накрывает».
      – Мам, – попросил он, вылезая из-за стола, – дай стошку на Интернет-карту!
      – В столе возьми, в кабинете.
      Лешка взял из ящика сто рублей, накинул куртку, крикнул: «Я на минутку!» – и отправился за новой картой.
      Ближайшие Интернет-карты продавались в ларьке «канцтовары» в вестибюле метро «Озерки». На улице было мерзко просто на редкость, даже для этого времени года – а был конец октября, неделя до осенних каникул. Ранние сумерки, серое небо, с которого что-то капает, да еще и ветер. Стоило Лешке выйти из арки, как ледяной шквал чуть не сорвал с него куртку. Лешка съежился, запахнул полы куртки и побежал поскорее к метро, где сухо и тепло.
      Перед проспектом Энгельса он притормозил, бросил взгляд влево, увидел метрах в пятидесяти темно-синюю иномарку. На автомате прикинул – пропустить или проскочить? Решил, что успевает, и рванул на другую сторону. Но через три шага споткнулся на ровном месте и упал, больно стукнувшись коленом. Неожиданно над самым ухом завизжали тормоза.
      Удара Лешка не почувствовал. Боли тоже не было. Просто с секундным опозданием он понял, что летит. Мир перевернулся, уменьшился, распался на разрозненные куски. Пятно серого неба где-то сбоку, мокрый асфальт – очень близко и четко, но почему-то сверху. Кажется, где-то кричали, как будто совсем издалека.
      Потом асфальт бросился Лешке в лицо; еще один страшный удар – и вдруг настала тишина. И свет начал гаснуть, как будто поворачивают выключатель. Над головой у Леши промелькнуло лицо мужика, который был за рулем иномарки. Бледное, на лбу – капли пота, а в глазах: «Ну я и влип! Попал на ровном месте!» Губы мужика беззвучно шевелились, руки трясли Лешку за плечи. Лицо помаячило секунду, а потом растворилось в сгущающейся темноте. «Я же умираю!» – подумал Лешка, все еще не до конца веря, что это случилось именно с ним. Потом на него накатил ужас.
      Он рванулся, но не почувствовал тела. Попытался крикнуть, но не смог. Через мгновение понял, почему не может: легкие не работают, дыхание остановилось. Боли по-прежнему не было, сознание было странно ясное, как будто время замедлилось, отсчитывая последние секунды. Лешке стало так страшно, как никогда прежде в жизни. От страха и жалости к себе у него потекли слезы. Потом вдруг стало все равно. «Умираю…» – подумал он снова, на этот раз почти равнодушно.
      И тут все изменилось. Вернулся страх, а вслед за ним, нарастая, нахлынула боль. Лешка заорал, забился на асфальте и почувствовал, что его держат. Руки были горячие и держали его, словно клещи; казалось, что вся боль и ужас исходят именно от них. Но Лешка ощущал и другое – если эти жестокие руки его отпустят, ему снова станет все равно, он успокоится и тихо уснет. Лешка набрал воздуху, заорал громче прежнего и услышал свой крик. Легкие снова заработали.
      – Держите меня! – закричал он, хватая спасителя за руку. – Держите крепче!

      Боль неожиданно отхлынула, как будто какой-то кран открыли, и она вся через него вытекла. Лешка перестал орать, приподнял голову, оглянулся. Сбивший его автомобиль, темно-синий «Фольксваген-пассат», косо стоял посреди дороги, а встречный поток машин кое-как, на маленькой скорости, просачивался сбоку. Неудачливый водила трясущимся пальцем тыкал пальцем в кнопки мобильника. Вокруг уже собрались зеваки, глядя на жертву ДТП с ужасом и любопытством. Рядом с Лешей стоял на коленях темноглазый бородатый мужик средних лет, крепко держа его за плечи горяченными руками и пристально глядя в лицо. На врача «скорой помощи» он не походил.
      – Не шевелись, – сказал бородатый. – Дыши ровно. Не болит?
      – Кажется, нет, – пробормотал Лешка.
      Рука бородатого быстро огладила Лешкин затылок, пробежала по спине.
      – И кости целы. Ну надо же…
      Лешка приподнялся на локте, потом сел, держась за руку бородатого. Ощущение в теле было странное, зудящее, как будто пропускают слабый ток. Но боль действительно ушла.
      – Что вы мне сделали? – заикаясь, спросил он. Бородач скорчил легкую гримасу – дескать, не стоит разговоров.
      Увидев, что Лешка сел и вертит головой, зеваки вышли из ступора, взволнованно загалдели и придвинулись ближе. К Лешке подскочил обрадованный водитель.
      – Жив? Не покалечился? – И тут же свирепо заорал: – Какого хрена ты под машину кинулся, идиот? Вон переход, там и ходи! Да меня бы, бля, из-за тебя в тюрьму посадили!..
      Какая-то женщина протянула бородачу бумажную салфетку:
      – Лицо ему вытрите, весь в крови…
      Вокруг гудели прохожие.
      – «Скорую» вызвали?
      – Что там?
      – Пацана задавили!
      – Что творится, Боже мой – уже третий на этом самом месте…
      Лешка машинально обтер лицо, уронил грязную салфетку на асфальт, растерянно оглянулся. Теперь, когда было ясно, что беда миновала, он почувствовал, что ему срочно надо домой.
      – Куда собрался? – послышались голоса. – А «скорая»?
      – Сейчас менты приедут, уже вызвали.
      – Пусть лучше полежит, вся голова разбита…
      – Я себя нормально чувствую, – просипел Лешка. – Можно, я домой пойду?
      – Пусть идет, – поддержал его водитель. – Чего парню на дороге валяться?
      – Мальчик, лучше дождись милиции, – посоветовал кто-то. – Этому орлу хорошо: нет пострадавшего – нет ДТП.
      – По закону обязан оплатить лечение…
      – Гоняют по городу как ошалевшие!
      – Мне надо домой, – настойчиво повторил Лешка.
      – В принципе, почему бы и нет, – вдруг поддержал его бородатый. – Серьезных травм у тебя нет, а «скорую» и из дома вызвать можно. Ты здесь близко живешь?
      – Да.
      – Пошли, отведу тебя к родителям.
      С чужой помощью Лешка поднялся с асфальта. Ноги были ватные, но, сделав шаг-другой, он решил, что с поддержкой вполне сможет идти.
      – Вы меня до самого дома доведете? – спросил он бородатого.
      – Доведу, куда ж я денусь, – проворчал тот. – Пустил бы я тебя с сотрясением одного гулять. Где твой дом?
      Лешка на секунду задумался.
      – Тут… недалеко.
      Бородач покосился на пострадавшего и нахмурился.
      – Ты адрес-то не забыл?
      – Нет.
      – Дома кто-нибудь есть?
      – Да, – решительно ответил Лешка. – Пошли скорее. Меня ждут.
      Спроси его, откуда взялась уверенность, что его ждут, Лешка объяснить не смог бы. Бородатый пристально посмотрел ему в глаза.
      – Ждут, говоришь? Это хорошо… Ну, веди.
      Зеваки безропотно расступились перед ними, и они пошли – Лешка, опираясь на руку бородача. У метро Лешка остановился, задумчиво посмотрел на родной дом – многоэтажку с высокой аркой по ту сторону проспекта Энгельса, – а потом решительно направился в противоположную сторону. Почему-то он точно знал, что его ждут совсем в другом месте.
      Обойдя ларьки у метро, Лешка пошел прямиком к маршруткам, выбрал ту, которая шла в сторону центра, и без колебаний в нее забрался.
      – Ты же вроде сказал, что недалеко, – заметил бородатый.
      – Минут десять… до «Удельной».
      Эти сведения бородатого, кажется, устроили. Он заплатил за проезд, уселся напротив Лешки. Несколько секунд они глядели друг на друга. Потом Лешка слабо улыбнулся и протянул руку.
      – Меня Леха зовут. А вас?
      – Виктор, – после паузы проворчал бородач, осторожно пожимая Лешкину ладонь. – Чего под машину-то бросился? На метро спешил?
      – Нет, Интернет-карту шел покупать.
      – Это ради карты надо было ехать до «Озерков»?
      – Там ближайший пункт, – ляпнул Лешка.
      – А возле Удельной их не продают, что ли?
      Лешка смешался.
      – Не знаю.
      – Как – не знаешь? – снова насторожился мужик.
      «Да что он привязался со своими дурацкими вопросами?» – неожиданно рассердился Лешка. Но вслух говорить ничего не стал – все-таки бородач ему помогал.
      Маршрутка была почти пустая. Сидела еще какая-то толстая тетка, которая покосилась на Лешу и быстро отвернулась. Лешка представил, как он выглядит, и усмехнулся – джинсы грязные, мокрые, куртка лопнула по шву, руки и лицо в следах крови… Жертва ДТП. А тетка, наверно, думает – шпана. Выпил, подрался…
      – Ты случайно не сердечник? – спросил вдруг Виктор.
      – Что?
      – Сердце не больное?
      – Вроде не жаловался, – с недоумением ответил Лешка. – А что?
      Мужик помолчал, посмотрел на него.
      – Ты ведь даже не покалечился, – сказал он. – Голова не пробита, позвоночник цел, ребра, руки-ноги в порядке. Непонятно…
      – Что непонятно?
      – Почему ты вдруг начал умирать. Я было подумал – обычный травматический шок. Но нет… Что-то с тобой, парень, не так.
      – В каком смысле «не так»? – в свою очередь насторожился Лешка.
      Мужик пожал плечами, давая понять, что и сам не знает. Лицо у него стало задумчивое и встревоженное.
      Напротив «Удельной» Лешка остановил маршрутку и свернул куда-то во дворы кирпичных «брежневок». Минут через десять он остановился напротив парадной одной из пятиэтажек. Парадная была без кода, дверь болталась на соплях. У входа на клумбе торчали засохшие бархатцы.
      – Мне сюда, – сказал Лешка, указав на окна второго этажа возле угловой парадной. – Спасибо, что помогли. Без вас бы я…
      Он бросил взгляд на своего провожатого – и осекся. Бородач его не слушал. Он напряженно вглядывался в темноту подъезда.
      – Тебе этот дом точно знаком? – спросил он. – А то, знаешь, после такого удара по голове можно родную мать не узнать…
      – Ага. Вон, занавески знакомые, – подтвердил Лешка, глядя на гардины с бахромой и коричневыми цветами. И цветы на подоконнике он сразу узнал, даже с расстояния. Подумать только – когда маленьким был, знал каждый цветок в лицо – какой у него ствол, какие листья. Теперь спроси, какие у матери на окнах цветы, так ни одного не вспомнить. А на кухне на подоконнике стояла хлебница, а на крышке у нее – фиалки в пластиковых баночках. В детстве Лешка в эти баночки, бывало, яблочные и апельсиновые косточки закапывал – и ждал, вырастет что-нибудь или нет. Так ничего и не выросло. Вон она, хлебница, и сейчас там стоит. Только фиалок нет…
      – Ты правда тут живешь? – негромко спросил Виктор.
      – Живу, – уверенно сказал Лешка.
      – Подумай хорошенько.
      Лешка старательно подумал. Посмотрел на хлебницу. И вдруг вспомнил.
      – Точно – не живу! – потрясенно выговорил он. – Я тут в детстве жил. Это бабушкина квартира. Мы отсюда переехали, когда я был в третьем классе»– папа купил квартиру на Энгельса…
      «Ничего себе провалы в памяти, – подумал он. – Чуть не забыл, где живу! Кому рассказать – не поверят».
      Виктор стоял, о чем-то думал, поглядывал на Лешу и хмурился.
      – Ты сказал, что тебя ждут.
      – Ага.
      – Кто тебя ждет?
      Лешка растерянно промолчал, поглядел на окна.
      – Бабушка, наверно, – неуверенно сказал он. – Кто же еще?
      Бородач Виктор смотрел на окна. Вид у него был какой-то нервный. Лешка поглядел на него, и ему тоже стало неуютно, непонятно почему. Как будто холодным ветром потянуло…
      – В принципе, какая разница? – нарочито беспечно сказал он. – Зайду к бабушке, позвоню родителям.
      – Одно могу сказать точно, Леха, – проговорил бородач. – Тебе туда ходить нельзя.
      – Почему?
      – М-м-м… Ну, считай, что это интуиция. Поехали-ка отсюда, – решительно скомандовал он.
      Лешка заупирался. Он знал, что должен делать: войти в подъезд и позвонить в дверь, а дальше все будет как надо.
      Ветер усиливался. Определенно похолодало. В небе закружились редкие снежинки. «Первый снег», – невольно отметил Лешка.
      – Пошли отсюда быстро! – рявкнул бородатый. – Если еще не поздно!
      – Но…
      За углом дома раздался хруст песка и шорох шин. Бородач оглянулся и вдруг стал какой-то жесткий и собранный.
      – Все, теперь поздно, – сухо сказал он. – Влипли. Лешка оглянулся – и увидел, как в танце снежинок во двор медленно въезжает черный джип с тонированными стеклами. По Лешкиной коже почему-то побежали мурашки.
      – Это кто? – сдавленным голосом спросил он. Бородач с отвращением посмотрел на джип и сказал:
      – Полагаю, это за тобой.
      Джип остановился напротив бабушкиной парадной. Классическая бандитская тачка, мощный и роскошный, но странный – незнакомой формы, неизвестной марки, а на радиаторе серебрится надпись: «INFINITY». «Бесконечность», – перевел Лешка. Или, по-нашему, – «беспредел». Дверь со стороны водителя открылась, и на улицу вышел бандит.
      То, что это был бандит, сомнений не вызывало. Даже если бы он ездил не на джипе, а в метро, это было первое, что приходило на ум. Не то чтобы его внешность была очень характерной – скорее просто отталкивающей. При виде этого выпуклого лба, крупного носа, тяжелого подбородка, а особенно – холодных глаз под нависшими веками, сразу становилось ясно, что этот человек хорошими, добрыми делами заниматься не может.
      Бандит обошел свой джип, посмотрел на Лешу жутковатым взглядом исподлобья и улыбнулся. Вернее сказать, оскалился.
      – Ты чего свалил с перекрестка? – спросил он хрипловатым голосом. – Почему я должен бегать за тобой по всему городу? У меня что, других дел нет?
      – Вы кто? – пролепетал Лешка. В его мозгу молнией пронеслись образы: сбивший его мужик вызывает братков, братки похищают Лешу, ставят папу на счетчик, папа продает квартиру, денег не хватает, Лешу убивают…
      Бандит, словно в ответ на эти мысли, распахнул заднюю дверь своего «беспредела» и коротко скомандовал:
      – Полезай!
      – Минуточку, – раздался голос Виктора. Лешка в панике вцепился в его руку. Бандит уставился на бородача, как будто только что его заметил.
      – Сянь! – Мертвые глаза бандита тускло блеснули. – Вот оно что! Зачем ты забрал его с перекрестка?
      «Они что, знакомы?» – изумился Лешка.
      – Я не забирал его, – спокойно ответил Виктор. – Он ушел сам. Я решил проводить его – и только пару минут назад догадался, что он ищет Вход.
      – Вход? – Взгляд бандита брезгливо обежал «брежневки». – Здесь?
      – Там, – бородач указал на окна второго этажа, – жила его бабушка. Она, вероятно, недавно умерла и сейчас ждет его, чтобы указать дорогу в Нижний мир.
      – Умерла? – прошептал Лешка. У него внезапно ослабели колени. Как он мог забыть?! Бабушка действительно умерла уже полгода назад. И квартира эта давно продана…
      – Все это понятно, – холодно сказал бандит. – Но почему он пришел сюда в своем теле?
      – Что ты на меня смотришь? – вспылил вдруг бородач. – Да, я его вытащил! Я не могу так взять и пройти мимо, когда рядом со мной на дороге умирает ребенок!
      – Сянь, – укоризненно сказал бандит, – ты случайно глаза дома не забыл? Ты же видел, что это место – Жертвенник!
      – Я не заметил, – буркнул бородач. – Не до того было.
      – Так впредь смотри, чтобы не возникало подобных неувязок. Договорились?
      – Значит, это была Жертва, – прошептал бородач. Казалось, он постарел прямо на глазах.
      – Всё, время, – бросил бандит. – Парень, полезай в машину.
      – Нет! – пискнул Лешка, прячась за спину Виктора. Он не вполне понимал, что тут происходит, но то, что он слышал, нравилось ему все меньше и меньше.
      – А как насчет бабушки? – спросил вдруг бородач. – И остального клана? Они в курсе?
      – Вопрос с предками парня уже улажен. Прародителям хорошо заплачено. Не парься, это не твои проблемы.
      – Я с ним никуда не поеду! – выкрикнул из-за спины бородача Лешка. – Пусть валит отсюда!
      Рука бородача сжала запястье Леши.
      – Конечно, не поедешь, – подтвердил он.
      – Я не понял, – зловеще произнес бандит.
      – Чего уж тут не понять? – спокойно сказал бородач. – Я его тебе не отдам.
      На лице бандита проступила плохо скрытая растерянность. Он явно не ожидал такого поворота событий.
      – Сянь, ты рискуешь, – прорычал он. – Ты соображаешь, во что ввязался?
      – Ты знаешь, я всего лишь человек, – мягко сказал бородач. – Но парня не отдам. Извини.
      Бандит посмотрел на него неподвижным змеиным взглядом, пожал плечами, вытащил мобильник и набрал номер.
      – У нас тут проблемы, – сообщил он кому-то, неприязненно поглядывая на бородача. – Сянь… Спер жертву… да, прямо с Жертвенника… Ага, не хочет отдавать. Что? – Бандит ухмыльнулся. – Зачем?
      На мгновение оторвавшись от разговора, бандит спросил:
      – Шеф интересуется, зачем тебе парень?
      – Ни за чем. Отпущу на волю, – пожал плечами бородач.
      Бандит хмыкнул и повторил в трубку его слова. Потом выслушал ответ.
      – В общем так, – сказал он, не выключая трубку. – Сам по себе парень никакой ценности не представляет. Но шеф сказал – тут вопрос принципа. При всем уважении, исключений для тебя не будет. Парня мы забираем. И не дергайся, сюда уже едут.
      Виктор прерывисто вздохнул. Лешка, решив, что слышал достаточно, отпустил его руку и рванулся убегать. Но в ту же секунду рука бородача мертвой хваткой впилась в его запястье.
      – Я предлагаю обмен, – сказал бородач. Белесые брови бандита поползли вверх.
      – В каком смысле?
      – Возьмите меня вместо него.
      Бандит секунду смотрел на него, приоткрыв рот. Потом прижал к уху трубку и быстро заговорил.
      – Шеф согласен! – объявил он вскоре.
      – Еще бы он не был согласен, – проворчал Виктор.
      Бандит, не обратив внимания на эту ремарку, дослушивал по телефону дальнейшие указания.
      – Поехали? – спокойно спросил Виктор, делая шаг к машине.
      Лешка рефлекторно вцепился в руку бородача. При мысли о том, что сейчас его спаситель исчезнет в недрах черного «беспредела », он испугался как маленький. Но, к его облегчению, бандит сказал:
      – Не торопись. Слово сказано, и ты никуда не денешься. А шеф еще не решил, как тебя приспособить к нашему полезному делу.
      – Пусть подумает, – согласился Виктор. – Я от него бегать не собираюсь. Когда и куда мне явиться?
      – Не беспокойся, мы сами за тобой приедем.
      – Когда?
      – Шеф подаст сигнал.
      – Какой именно?
      – Обычный, световой.
      – А я его замечу?
      – Его будет трудно не заметить.
      – А как я узнаю, что этот сигнал именно мне?
      – Этот сигнал будет трудно с чем-то спутать, – ухмыльнулся бандит. – Когда увидишь его, приходи… ну хоть к Жертвеннику. Встанешь ближе к метро, рядом с остановкой. Мы тебя там подберем.
      – Я там буду.
      – Заметано. Ну, тогда… – Бандит небрежно помахал рукой и направился к джипу. – До скорой встречи. Дурак ты, Сянь, между нами говоря. Не понимаю, как ты так долго прожил.
      Виктор не ответил и не попрощался.
      Бандит сел в свой джип, завел мотор, и «беспредел», шелестя покрышками, исчез за углом. Лешка проводил его напряженным взглядом.
      – Свалил! – выдохнул он. – Слава Богу! Кто это был?
      Бородач стоял, глубоко задумавшись. Вид у него был озабоченный.
      – Что, парень? – проговорил он, видя, что Лешка на него смотрит. – Тебе не кажется, что я слегка погорячился?
      – Объясните мне наконец, что тут происходит! – напустился на него Лешка.
      – Для начала уйдем из этого паршивого двора… Бородач развернулся и пошагал в сторону «Удельной», рассуждая вслух:
      – Да, с точки зрения логики, здравого смысла и элементарной математики я поступил глупо. Этот обмен вопиюще неравнозначен. Возможно, он повлечет такой колоссальный вред, какого никогда бы не принесло незначительное, совершенно рядовое жертвоприношение. Но будь я проклят, если жалею о том, что сделал! Я абсолютно точно знаю, что, спасая тебя, поступил правильно…
      – Я не совсем въезжаю, чего этому бандюге было от меня надо, – перебил его Лешка. – Из его слов я понял, что меня вроде хотели принести в жертву?
      – Хотели, – не стал отпираться бородач.
      – Но кто? И кому? Зачем? И почему именно меня?
      – Лично в тебе, Леха, нет ничего выдающегося, кроме невезения. Ты просто оказался в ненужное время в неподходящем месте. На будущее даю совет – через тот перекресток больше не ходить. Даже на зеленый свет.
      Лешка понимающе кивнул.
      – А… слушай, ты же предложил вместо меня взять тебя! И что с тобой теперь будет?
      – Об этом-то я и думаю, – со вздохом признался Виктор.
      – Убьют?
      Бородач вдруг засмеялся, и в этом смехе промелькнуло нечто жутковатое – в точности, как в улыбке давешнего бандита.
      – Чисто теоретически это возможно, – сказал он. – Но маловероятно. Убивать меня – это сложное, трудоемкое, да и просто невыгодное занятие. Нет, они найдут мне применение, да такое, что лучше бы сразу убили.
      – Да кто – «они»?! – не выдержал Лешка.
      – Те, кто приносит жертвы, – сухо сказал Виктор. – И те, кому их приносят. Извини, Леха. Есть вещи, которые обычным людям знать не нужно и опасно.
      – Но я же пострадавший, – упорствовал Лешка, – А если этот тип на джипе опять за мной приедет?
      – Да он о тебе уже забыл. Для таких, как он, люди – пыль под ногами. Живи спокойно, Леха, никто за тобой не приедет.
      Тем временем они вышли на проспект Энгельса и теперь шагали в сторону метро «Удельная». На улице уже совсем стемнело, сыпал мелкий сухой снег. Вспыхивали огоньки автомобилей, тепло светились окна домов. Мерзкий промозглый день превратился в красивый тихий вечер. Лешка вдруг подумал о том, что всего этого он мог уже не видеть. Если бы не Виктор, лежал бы он сейчас в реанимации, а еще вернее – в холодильнике морга.
      Виктор, словно прочитав его мысли, остановился и сказал:
      – Ну, Леха, давай прощаться. Рад был познакомиться. И пусть судьба к тебе будет более благосклонна, чем сегодня. Теперь пару слов насчет сотрясения…
      – Какого сотрясения? – не понял Лешка.
      – У тебя, если ты не в курсе, сотрясение мозга. Довольно серьезное. Забыл, что ли?
      – А почему тогда у меня не болит голова?
      – Потому что твоя боль у меня, – совершенно серьезно сказал Виктор. – Я ее забрал… на время. Чтобы тебе было полегче добраться до больницы. Но когда буду уходить, верну ее тебе. Мне она ни к чему. Так что слушай. Никакого специального лечения не нужно. Полностью поправишься примерно через месяц. Головная боль, рвота, временная потеря зрения – все это пройдет. Просто отлежись пару недель, от физкультуры освобождение на два месяца, ноотропил попей, не помешает – да тебе в больнице все скажут. Удачи!
      – В какой больнице? – туповато переспросил Лешка. – Какая потеря зре…
      Виктор улыбнулся – ободряюще, чуть печально, – потрепал Лешу по плечу, отвернулся и через секунду исчез в снегопаде.
      – Ушел! – возмутился Лешка. – Ни «здрасте», ни «до свидания»!
      Исчезновение бородача почему-то болезненно аукнулось в организме – как будто взяли и отключили искусственную почку. Остались тревожная пустота и неустойчивое равновесие. Лешка на мгновение почувствовал себя карточным домиком. Потом дунул ветер, и домик рухнул. Лешка ощутил болезненный спазм сосудов мозга, в глазах потемнело, следом накатила одуряющая тошнота. Огни автомобилей расплылись и растаяли в черном облаке. Затылок пронзила острая боль. Лешка застонал и покачнулся, схватившись за голову. Потом его вырвало, и он упал без сознания на заснеженный тротуар.

      Весь день был серый, блеклый – не день, а один нескончаемый вечер. И когда наконец стемнело, стало как-то легче. А потом еще и ветер задул, где-то в стратосфере и в слоистых, красноватых от городского свечения облаках возникла черная арка звездного неба. Арка росла вверх и ширилась прямо на глазах, снеговые облака стягивались к востоку и расползались по краям неба, пока совсем не убрались с глаз долой, и осталась только прекрасная зимняя ночь, с ледяными точками звезд и яркой полной луной.
      На Леннаучфильме тем временем начиналась ночная жизнь. Разумеется, не везде, а только в заброшенном корпусе, на который начальство киностудии давно махнуло рукой и за недостатком средств на ремонт сдавало за гроши по частям. Как-то так получилось, что большинство арендаторов оказались рок-музыкантами. Когда-то кто-то узнал, что можно снять дешево точку для репетиций, сказал другому, другой – третьему, – и поехало. Кто бы мог поверить, что почти в центре города стоит огромное, некогда роскошное здание, похожее на покинутый храм какого-нибудь давно умершего бога: стекла повыбиты, ни света, ни отопления, стены, полы, потолки – все не чинилось уже лет двадцать и понемногу догнивает, а безалаберные рокеры этому активно способствуют. Впрочем, кто похозяйственней, у того в студии довольно уютно и электрические сети в порядке. Иные даже внесли элементы дизайна – например, парни из группы «Утро понедельника» повесили на лампочку какую-то серебристую пакость со щупальцами, найденную в закромах киностудии, а стены украсили собственными рекламными постерами и плакатами с рожами любимых музыкантов – вроде Джимми Хендрикса. Хотели поначалу лепить на стены пакеты от съеденных чипсов, чтобы было кичево, но передумали и завели огромную коробку – не мусорный бак, как подумал бы несведущий человек, а ящик для хранения ценной коллекции всяких памятных штук, например, пивных банок.
      В студии было еще много всего. Например, краденая трамвайная печка – источник пожарной опасности. Полкомнаты загромождали колонки в рост человека, как работающие, так и нет, – бас-гитарист Нафаня, как натуральный хомяк, тащил в гнездо все, что сгодится в хозяйстве. Он так рассуждал: на халяву и уксус сладкий, а если не работает, можно и починить. Некоторые колонки играли, на других сидели, на третьи ставили чайник – тоже польза. Нафаня, долговязый юноша неопределенных студенческих лет, как раз сидел, пил чай и курил нечто отвратительное, специально, чтобы побесить вокалиста. Рэндом, вокалист, в наушниках и с гитарой сидел на другом комплекте колонок, повернувшись к Нафане спиной. Его глаза были закрыты, длинные черные волосы падали на худое, чисто британское лицо, пальцы бегали по струнам, извлекая мелодичные и не очень созвучия. Губы Рэндома беззвучно шевелились. Не то гитару настраивал, не то новое сочинял. Рэндом был застенчивый и привередливый, пока не выйдет на сцену. Там он впадал в транс, но не всегда, а только когда в ударе. Когда Рэндом бывал в ударе, его товарищи по группе любовались им и мечтали, как однажды раскрутятся и станут богатыми и знаменитыми. А когда нет, то просто играли в свое удовольствие.
      На полу напротив Рэндома кучей лежали куртки участников группы. На куртках с ногами сидела Вероничка, смотрела на Рэндома влюбленными шоколадными глазами и ждала, когда он запоет. Вероничка – сама она просила называть ее Ники – не была в группе. Она училась в восьмом классе, дружила с Нафаней, сохла по Рэндому и мечтала научиться играть на бас-гитаре. Нафаня представлял ее соседям по Леннаучфильму так: «А это моя малолетняя фанатка ». Соседи понимающе ухмылялись, и их уважение к Нафане возрастало. Вероничка была маленькая, большеглазая, коротко и криво стриженная, поскольку подстриглась сама в знак протеста против тирании бабушки. Рэндом к влюбленной школьнице под боком относился несколько настороженно. Но не гонял. Как и Михалыч – ударник, почтенный отец семейства лет двадцати восьми, который смотрел на Ники примерно как на домашнюю мышь. Пусть будет, раз уж завелась…
      Рэндом открыл прозрачные голубые глаза и взял аккорд. Вероничка встрепенулась.
      – Спой ту, про автокатастрофу, – умильно попросила она. – Как тот парень лежит на дороге, умирает, а над ним солнце заходит…
      – А, «Последний закат». – Рэндом закатил глаза, подумал и сказал: – Не хочу. Не то настроение.
      И снова взял аккорд, мажорный. Широко распахнул глаза, вздохнул…
      – Ну, решили наконец, как младенца назовете? – громко спросил Нафаня, обращаясь к Михалычу. Рэндом закрыл рот, поднял голову и укоризненно покосился на бас-гитариста.
      Упитанный, бритый наголо Михалыч оторвался от барабанной установки, которую как раз монтировал:
      – Решили.
      – И как?
      – Елпифидором.
      Нафаня заржал.
      – Че, правда?!
      – Неправда, – невозмутимо пробасил Михалыч. – Ну извини, достали уже. По двадцать раз на дню спрашивают. Нет, еще не решили.
      – У однокашника сын родился, – начал Нафаня, закуривая новую сигарету. – Спрашиваю его: как назвали-то младенца? Он говорит – Семен Семеныч. Я обалдел. Сам-то он – Колян. Это как, говорю – Семеныч? А он: ты не понял – это имя такое, из двух слов.