Это был дневник.
 
      В понедельник Эмма дождалась половины седьмого и отправилась в «Марлоу паблишинг лимитед» на еженедельную встречу с Гарри. Она вошла в контору и закрыла за собой дверь, с облегчением заметив, что Куинн уже ушел. Они с Гарри будут одни, а это абсолютно необходимо, если она действительно хочет сделать то, что собиралась.
      Гарри, должно быть, услышал, как хлопнула дверь, и вырос на пороге кабинета раньше, чем Эмма поравнялась со столом Куинна.
      – Ты опоздала. Я волновался.
      Она посмотрела на него, и сердце сжалось от боли. Он был, как всегда, прекрасен, но отразившаяся на его лице тревога чуть не заставила Эмму передумать. Чуть. Она не безразлична ему, она знала это. Но она-то его любила, и это маленькое отличие все меняло.
      Эмма с самого начала понимала, что это рано или поздно должно случиться. Скромная старая дева неизбежно влюбится в своего красавца работодателя; женщина, которая никогда прежде не целовалась, полюбит мужчину, чьи поцелуи пробудили ее сердце и напоили иссохшую душу. События развивались предсказуемо, как по шаблону, и все было настолько красиво, что одна мысль об этом рождала в груди желание плакать и смеяться. И мечтать о большем. Но большего просто не существовало. Эмма и это знала.
      Она накрепко вцепилась в ручку портфеля и прошла мимо Гарри в кабинет.
      – Я принесла статьи миссис Бартлби для следующего выпуска.
      Гарри последовал за ней, но не сел за стол, а остановился рядом.
      – Что с тобой?
      Она поставила портфель на стол и достала пачку бумаг.
      – Однако наброска на следующую субботу у меня нет, – сказала Эмма. – Времени не хватило.
      Чистой воды ложь, а ведь она клялась никогда не лгать ему.
      Он взял ее за плечи и развернул к себе лицом, но она не подняла глаз. Пока не могла.
      – Эмма, ты получила мою посылку?
      – Да, Гарри. Получила. Спасибо. – Она попыталась улыбнуться, пряча взгляд. – Ты всегда говорил, что не мастер выбирать подарки, но это неправда. Твои подарки чудесны. Не позволяй Куинну покупать их за тебя.
      – Не буду, но… – Его пальцы впились ей в плечи. – Что за настроение? Ты и вправду начинаешь тревожить меня. Не скажешь, что случилось?
      Она махнула на листочки, которые успела положить на стол:
      – Больше статей миссис Бартлби не будет. Эти последние.
      – Что? Почему?
      – Я собираюсь написать роман.
      – Отлично! Я же говорил, тебе стоит попробовать. Но зачем избавляться от миссис Бартлби? Полагаешь, у тебя не хватит времени на то и другое?
      Эмма покачала головой, мягко освободилась от его рук и сделала шаг назад.
      – Нет, причина не в этом. Ты был прав, когда говорил, что миссис Бартлби на самом деле не я. Она – тетя Лидия, а я уже не та женщина, какой была шесть месяцев тому назад, не та, которая верила в правдивость каждого слова тетушки и хотела поделиться этой правдой с другими людьми. Я изменилась. Из-за тебя.
      Он улыбнулся:
      – Думаешь, что девушкам можно есть перепелок и позволить себе второй бокал вина за обедом, да?
      – Да. Я понимаю, что без миссис Бартлби в газете образуется брешь. Миссис Бартлби очень популярна. Надеюсь, мой уход не слишком повредит «Газетт».
      – Мне все равно. То есть терять деньги всегда неприятно, ты ведь знаешь. Но я хочу, чтобы ты занималась любимым делом, таким, которое сделает тебя счастливой. Я рад, что ты станешь романисткой, правда. Обещаю не рвать тебя на кусочки, когда буду редактировать твой опус.
      Она сделала глубокий вдох.
      – Я не собираюсь писать для тебя, Гарри.
      Он озадаченно смотрел на нее, на лбу появились морщинки. Начал было говорить что-то, но она опередила его:
      – Я не могу больше писать для тебя, потому что это слишком больно. Видишь ли, я влюбилась в тебя.
      Она невесело усмехнулась, наблюдая за его потрясением.
      – Неужели это настолько удивительная новость? То, что я полюбила тебя? – нежно проговорила она. – Мне это казалось неизбежным. В самом начале, когда я только переступила порог твоей конторы, я думала… – Она прижала ладонь к солнечному сплетению. – Я чувствовала, что так будет. Вот здесь. Как-то раз ты сказал, что в мою бытность секретарем между нами стояла стена, и ты был прав.
      Я сама возвела ее, стену благопристойности и неодобрения, потому что знала: не будь этой стены, я влюбилась бы в тебя и ты разбил бы мне сердце. Каждый раз, когда новая любовница входила в твою жизнь и выходила из нее, каждый раз, когда я читала твои передовицы, порицающие брак, я напоминала себе: ни одна здравомыслящая женщина никогда не полюбит тебя.
      – Эмма, я же говорил тебе, ты не похожа на всех тех женщин…
      – Пожалуйста, Гарри, не перебивай меня. Правда и без того тяжела, а я должна сказать тебе правду, потому что ты сам учил меня этому. Говорить что думаешь, делать что хочешь, осознавать, что ты чувствуешь на самом деле. Более дорогого подарка я в жизни не получала. Правда, подарки у тебя отменные. – Голос начал дрожать. Пора заканчивать, и как можно скорее, пока она не развалилась перед ним на куски. Такого унижения ей не пережить. – Вот почему между нами все должно быть кончено.
      – Кончено? – Он шагнул к ней. – О чем это ты?
      – Я обязана прекратить нашу связь, Гарри. Не могу я так жить, лгать своим друзьям, смотреть, как твои друзья с усмешкой смотрят на меня.
      – Уэстон никогда не смотрел на тебя с усмешкой, Эмма, и ты это знаешь.
      – Но другие будут, а они непременно появятся. Ты понимаешь это не хуже меня. А потом есть еще твоя семья. Я. не смогу приехать в эти выходные к твоим родным, планировать с твоей сестрой свадьбу и смотреть в лицо твоей матери и бабушке, сидя с ними за одним столом, зная, что я – твоя тайная любовница и мы живем во грехе.
      – В наших отношениях нет ничего дурного, Эмма! Они не грешны! И мне абсолютно безразлично, что думает по этому поводу свет.
      – А мне небезразлично, – мягко проговорила она и сжалась от боли, заметив, как он дернулся. – В этом наше отличие. Наши отношения были прекрасны, и я навсегда сохраню их в сердце как истинное сокровище. Я ни о чем не жалею, и мне совсем не стыдно. Но я хочу закончить их именно сейчас, пока они все еще красивы, пока я не начала требовать от тебя большего внимания и ждать, что ты поведешь меня под венец. Вот чем они отпугивали тебя, все эти женщины, – начинали цепляться. Я не собираюсь уподобляться им.
      Она не могла ничего прочесть по его лицу, потому что оно расплывалось у нее перед глазами. Пора уходить. Сейчас же. Она повернулась.
      – Эмма, подожди. – Он обнял ее за талию и притянул к себе. – Не делай этого. Не поступай так с нами.
      Она закрыла глаза, сжавшись от нестерпимой боли.
      – Нет никаких «нас», – всхлипнула она. – И никогда не будет. Не будет без законного брака.
      Она изо всех сил старалась сохранить самообладание. Продержаться осталось недолго, нужно только избавиться от его рук, выйти за, дверь, уйти из его жизни. Она попыталась освободиться, но он не ослабил объятий, и Эмму охватила паника.
      – Отпусти меня, Гарри! – закричала она, вырываясь изо всех сил. – Ради всего святого, отпусти меня!
      Похоже, она нашла нужные слова. Он с проклятиями дал ей свободу, и Эмма, не оглядываясь, метнулась к выходу. Он не бросился следом за ней, и, сбегая по лестнице, она со стыдом поняла, что надеялась на это – где-то в глубине души лелеяла крохотную надежду, что, когда она объявит о разрыве с ним, он не примет ее решения, напротив, волшебным образом вдруг станет считать брак делом правильным, настоящим благословением небес, опустится перед ней на одно колено, признается в любви и сделает Предложение. Господи, да ей прямая дорога в романистки, воображения ей не занимать!
      Сдерживая ладошкой рыдания, Эмма вскочила в кеб, ожидавший ее у тротуара. И только когда окно кабинета Гарри скрылось из виду, дала волю чувствам. Она плакала, но не потому, что положила конец самому прекрасному этапу жизни. Она плакала, потому что он позволил ей уйти.
 
      «Отпусти меня, Гарри».
      Ее слова снова и снова крутились у него в мозгу. Когда она в первый раз произнесла их, это было как удар под дых. Или нож в сердце.
      А теперь они превратились в плеть, хлеставшую его в ритме бегущего через Кент паровоза. Он отправился к Эмме на квартиру в надежде найти ее там, но дома ее не оказалось, а чертова домовладелица все уши ему прожужжала, настаивая на своем, – уехала она и кота с собой прихватила.
      Гарри дал телеграмму Диане, хоть и знал, что в Марлоу-Парк Эмма не поедет, и ответ сестры подтвердил его догадки. В Беркшире Эммы нет. И. вот, хватаясь за соломинку, он едет в деревню.
      Но Гарри и там не нашел Эмму. Дом без нее казался заброшенной раковиной. Может, она приедет завтра? Он провел в коттедже ночь, надеясь на это, и ее слова стегали его с каждым скрипом кровати и каждым покачиванием гамака, не давая уснуть. И в том и в другом ложе без нее было пусто и холодно.
      «Я влюбилась в тебя».
      Он смотрел на пруд, в котором учил Эмму плавать, и вспоминал ее личико, сияющее в свете луны. Он стоял на берегу ручья и представлял ее в воде с подобранными юбками, открывающими красивые длинные ноги. Он видел ее голой на кухонном полу, вкушающей персики, и у умывальника, пока он брился.
      – Я тоже люблю тебя, – прошептал он зеркалу, в котором заметил призрак ее образа, и возненавидел себя за то, что не сказал этих слов раньше. За то, что не признался ей в этом. Даже себе не признался. Зато, что не понял этого, пока она не ушла.
      Он удрученно поплелся по аллее, каждой клеточкой тела желая держать Эмму в этот момент за руку. Он должен был сделать это.
      «Я тоже хочу весну жизни».
      Гарри остановился и огляделся вокруг. Весна прошла, и лето тоже. Настала осень, листья уже пожелтели. Он подумал о холодных осенних днях с Эммой у камина. Теперь этому никогда не бывать.
      Как глупо. Она не приедет сюда. Зачем? Он уже направился было обратно к коттеджу собирать те немногие вещи, которые прихватил с собой, но внезапно замер. Навстречу ему шла пожилая пара, когда-то захватившая воображение Эммы. Он, не шелохнувшись, наблюдал за их приближением, как обычно, рука в руке. Гарри кивнул им в знак приветствия, они ответили тем же и прошли мимо.
      Гарри бросил взгляд через плечо.
      – Простите, пожалуйста, – позвал он их. Старики обернулись и вопросительно посмотрели на него.
      Он неловко хихикнул и показал на их сплетенные руки.
      – Извините за дерзость, но вы женаты?
      Они рассмеялись и посмотрели друг на друга. Ответила ему женщина:
      – Конечно. И вы тоже, мистер… э-э-э… Уильямс. – В ее глазах горело понимание, она подарила Гарри мудрую ласковую улыбку. – Вы просто еще не поняли этого.
      Он пораженно смотрел им вслед и, прежде чем они повернули и растаяли среди деревьев, услышал слова мужчины:
      – Они всегда казались такими счастливыми, эти двое. Надеюсь, он скоро женится на ней.
      У Гарри было такое чувство, будто земля ушла из-под ног, будто все закачалось и вдруг встало на свои места.
      Он зашагал к коттеджу, потом побежал. До поезда в Лондон оставалось всего двадцать минут.
 
      Было воскресенье, время чая на Литтл-Рассел-стрит. Эмма сидела в гостиной с миссис Моррис, миссис Инкберри и незамужними подружками и вела ничего не значащий разговор. О погоде, всегда вызывающей опасения. О здоровье драгоценной королевы, всегда вызывающем тревогу. О моде, всегда такой переменчивой.
      Дамы немного посплетничали, пожаловались на кучу работы, съели целую гору пышек – все, за исключением Эммы, которая не любила сплетни, у которой больше не было работы и которая за ночь уплела чуть ли не фунт шоколада, заедая нервный срыв. Теперь ее тошнило даже от вида конфет на чайном подносе.
      Они поговорили о предстоящей свадьбе дорогой Беатрис. Невеста светилась от счастья, и Эмма изо всех сил старалась не жалеть себя. И конечно же, неизбежно всплыл еще один вопрос – прощальное послание миссис Бартлби, появившееся в газете днем раньше. Все ожидали от Эммы подробностей, но когда она отказалась говорить об этом, никто не возразил.
      Она знала, что поступила правильно, но это знание не приносило облегчения. Она до боли скучала по нему. Вся прошедшая неделя была настоящим адом, но нынешний день оказался еще хуже. Сегодня воскресенье, а она не лежит в гамаке рядом с дремлющим Гарри. Отныне она снова будет сидеть по воскресеньям в гостиной миссис Моррис и пить чай.
      Она смотрела на диванчик, на котором устроились Пруденс и Мария, и вспоминала о том вечере, когда Гарри нашептывал ей на ушко порочные слова, и о тех днях в коттедже, когда эти слова превращались в явь.
      Эмма уставилась в чашку. Она больше не миссис Бартлби. Она больше не Шехерезада. Она больше не любовница. Она вновь стала простой Эммой Дав на полпути от тридцатилетия к тридцати одному году, обреченной на вечное одиночество.
      Она пыталась взбодриться. Начала роман, даже напечатала целых семь страниц. Но уже боялась, что у нее выйдет любовная повесть, и эта мысль снова вгоняла ее в тоску. Если бы не стойкий характер, мрачно думала Эмма, она поддалась бы традиции других романистов и напилась бы. Она с отвращением смотрела в свою чашку. Джин куда привлекательнее чая.
      Эмма услышала, как открылась входная дверь, ощутила на спине дуновение осеннего ветра, но продолжала тупо смотреть в чашку. Ей было все равно, кто пришел.
      А потом вдруг кожей почувствовала перемены. Едва заметное изменение атмосферы в комнате, возбуждение, искорку интереса в окружающих. Затем Эмма услышала ее – внезапно повисшую тишину, прерываемую лишь шелестом юбок и еле слышными, но безошибочными вздохами. И увидела, как сидящие напротив Пруденс Босуорт и Мария Мартингейл дружно поправили прически.
      Эмма повернула голову. Невероятно, но на пороге гостиной миссис Моррис стоял Гарри. Сердце перевернулось в груди от сладкой щемящей радости и сжалось от невыразимой боли.
      Эмма оторвала от него взгляд, с трудом преодолевая желание выскочить из комнаты. Она бы так и поступила, если бы он не загородил проход своими широкими плечами.
      – Добрый день, леди, – сказал он у нее за спиной, заслужив новый всплеск женского обожания. – Миссис Моррис, рад снова видеть вас. Вы прекрасно выглядите. Чай? Как мило с вашей стороны. Я бы выпил чашечку.
      «Зачем, ну зачем он пришел сюда?» – в отчаянии спрашивала она себя, пока дамы представлялись Гарри.
      – Мисс Босуорт. Мисс Мартингейл. Мисс Коул. Приятно познакомиться. Здравствуйте, миссис Инкберри. Книжный магазин вашего мужа – лучший во всем Лондоне.
      Эмма закрыла глаза. Он здесь, чтобы очаровать ее и вернуть обратно. В животе свернулся клубком ужас, Эмма боялась, что, окажись она с ним наедине и примись он расписывать, как будет снимать с нее чулки, она пропадет навеки вечные.
      Как же хрупки ее убеждения! Одно прикосновение, один поцелуй – и гордость покинет ее под руку с самоуважением. Она снова превратится в его любовницу, причем по доброй воле, и будет с радостью наслаждаться плотскими удовольствиями. Тайком. Пока все не кончится и она не получит от него прощальное ожерелье с запиской.
      Эмма почувствовала, как чай льется на пальцы, и поняла, что рука дрожит. Она крепко сжала чашку, удивившись, что хрупкий фарфор выдержал ее натиск.
      В поле зрения возникли его руки.
      – Вы расплескали чай, мисс Дав, – произнес он с невыносимой нежностью. Она смотрела, как его рука нависает над ободком чашки, а другой он взялся за блюдце. Он потянул чайный прибор, словно хотел забрать его у Эммы, и она заставила себя ослабить хватку. Чашка с блюдцем и его руки исчезли из виду.
      – Леди, признаюсь вам, что, будучи мужчиной, я ничего не смыслю в этикете. – Он поставил на стол ее чашку, его руки появились снова, уже с платочком. Он опять склонился к ее креслу и к удивлению Эммы, взял одну из ее ладоней.
      Дамы дружно задохнулись от ужаса, когда он начал вытирать ее пальчики белым носовым платком.
      – В свете моего полного невежества я могу сказать одно: само небо послало мне вас, милые дамы, да еще в таком количестве, – говорил он как ни в чем не бывало, словно обсуждал погоду, словно вот так трогать ее обнаженные руки было делом обычным и вполне приемлемым.
      – Милорд, – прошептала Эмма, потупив глаза перед изумленными приятельницами. – Гарри, прекрати!
      Его голос перекрыл ее лихорадочный шепот.
      – Леди, я молю вас просветить меня по одному конкретному делу. – Он сжал ее пальчики, когда она попыталась высвободиться. – Когда джентльмен хочет предложить даме руку и сердце, должен ли он вставать на колено?
      Не дожидаясь ответа, он опустился перед ее креслом. Эмма заглянула в прекрасные глаза цвета океанской волны, страшась, что ослышалась, что неправильно поняла его. Но в выражении его лица не было ни намека на шутку. И обворожительная улыбка тоже отсутствовала. Он был красив и серьезен.
      – Дайте мне совет, Эмма. – Он поднес ее руку к губам и поцеловал. – Как мужчина должен делать предложение любимой женщине?
      Послышалось несколько мечтательных вздохов и один неженственный звук – нечто среднее между всхлипом и фырканьем. Последний, с ужасом поняла Эмма, издала она сама.
      Внезапно дамы дружно поднялись, словно, кто-то дернул их за невидимые ниточки. Перешептываясь и хихикая, они потянулись к выходу и просочились в коридор. Гарри поднял глаза, ожидая, пока они уйдут и дверь за ними закроется, потом посмотрел на Эмму:
      – На этот раз я хочу сделать все как полагается, начать с той ноги и все такое, поэтому я просто обязан сделать предложение согласно правилам этикета.
      Она смотрела на него, не в силах вымолвить ни словечка. В голове была полная каша.
      – Но ты ведь не собираешься жениться. Ты сам говорил мне это. И всем окружающим. Даже писал об этом статьи.
      – Мне придется съесть их, да? И поделом, я столько лет был циником. – Он склонил голову набок. – Скажи, допустимо ли женщине на этой стадии впадать в замешательство? Неужели ей не полагается избавить несчастного кавалера от неопределенности и ответить «да», дабы он мог вздохнуть с облегчением и убедиться, что повел себя не как идиот?
      – Нет, – задохнулась Эмма. – Пусть мучается, пока она не убедится в искренности его чувств. Он это заслужил.
      – А кольцо поможет? – Он принялся хлопать себя по карманам.
      – Ты принес кольцо?
      – А разве не так делается? Надеюсь, оно подойдет, – добавил, продолжая обшаривать карманы. – Миссис Моррис. Назвала мне твой размер, но…
      – Миссис Моррис знала? – У Эммы от удивления глаза на лоб полезли. – Она знала, что ты собираешься сделать мне предложение?
      Гарри прекратил ощупывать карманы и удрученно покачал головой, как будто считал ее безнадежной.
      – У кого еще я мог выведать размер твоего пальца? Ты не представляешь, чего ей стоило пробраться в твою комнату и выкрасть одно из колечек для сравнения. Ты целыми днями тосковала дома, насколько я понял.
      – Я не тосковала! Я роман писала.
      – Извините, ошибся. Никогда нельзя доверять слухам. – Он возобновил поиски. – Одно могу сказать: хорошо, что ты вышла вчера за шоколадом. Хотя, может, ты купила его для Мистера Голубя, раз у тебя не было печали. Ага! – Он с триумфом извлек на свет изумительный платиновый ободок с изумрудами. – Надеюсь, тебе понравится. Насчет размера миссис Моррис позвонила мне только вчера, но она давно уже сообщила мне, что изумруд – твой любимый камень. Потом я весь день бегал по ювелирным магазинам Бонд-стрит, пытался найти подходящее кольцо с изумрудами. – Он взял Эмму за руку и надел ей на палец кольцо. – Это настоящая пытка, Эмма. Не понимаю, почему тебя так привлекают походы по магазинам. – Он склонился над ее рукой. – Подошло?
      Подошло идеально. Эмма открыла было рот, чтобы сообщить ему об этом, но не смогла выдавить ни слова. Она закрыла рот и глупо уставилась на кольцо. Гарри хочет женитъся на ней? Она не могла осознать этого факта, не могла поверить.
      Из его груди вырвался тяжкий вздох.
      – По всей видимости, раз дама до сих пор не ответила положительно, джентльмен должен совершить какой-нибудь геройский поступок?
      Она с трудом сглотнула, заставив себя заговорить.
      – Было бы неплохо, поскольку за мной никто никогда не ухаживал должным образом.
      – Это жестоко, Эмма. Очень жестоко. – Он нахмурился, задумавшись, но через мгновение морщины на его лбу разгладились, – Хорошо. Чтобы доказать тебе свою любовь, я пойду на величайшую из жертв и позволю Мистеру Голубю жить с нами. Он может гонять голубей в Марлоу-Парке, сколько ему вздумается. Но спать с нами он не будет. Я не собираюсь просыпаться с кошачьей шерстью во рту.
      Его пассаж не рассмешил ее.
      – Гарри, можешь ты хоть раз в жизни быть серьезным?
      – Я действительно несу чушь. Ты была права, обвинив меня в легкомыслии. Но дело в том… – Он замолчал и взял ее за руки. – Я люблю тебя. Знаю, я должен был сказать об этом лет сто тому назад, но так сложно бывает произнести поистине важные слова, а я влюблялся в тебя постепенно и так естественно, что даже не задумывался о происходящем. Я имею в виду, что все произошло незаметно, не то чтобы я проснулся однажды утром и меня озарило. И когда ты сообщила о разрыве, мне следовало тут же признаться тебе в любви, но я был слишком ошеломлен. Не мог поверить, знаешь ли. Не мог поверить, что ты уходишь от меня, ведь я считал наши отношения идеальными. Это потрясло меня, Эмма. Потрясло настолько, что я не смог ничего сказать, а потом ты уже ушла.
      – Но ты в самом деле хочешь жениться на мне? Ты уверен?
      – Эмма. – Он отпустил ее руки, взял в ладони ее личико и поцеловал в губы. – Драгоценная, сладенькая моя Эмма, неужели ты действительно думаешь, что я позволю тебе уйти из моей жизни? Что я вынесу это?
      – О, Гарри! – Откинув сомнения, она обвила руками его шею. – Я так тебя люблю!
      – И я тебя люблю. – Он встал, увлекая ее за собой и обнимая за талию. – Значит, ты выйдешь за меня, несмотря на то что я беспутный, непочтительный и вполне могу опоздать на свадьбу?
      – Да. – Она начала смеяться, счастье било из нее ключом. – Да. Я выйду за тебя.
      – В общем-то это не важно. – Он отодвинулся немного, заглянул ей в лицо и провел костяшками пальцев по ее щеке. – Мы уже женаты, знаешь ли. Мы просто должны принести в церкви клятву верности, чтобы все наши друзья об этом узнали.
      – Уже женаты? Что ты хочешь этим сказать? – озадаченно нахмурилась она. – Снова дразнишь?
      – Потом объясню, – рассмеялся он. – Сейчас у меня есть дела поважнее. – Он поднял за подбородок ее лицо и склонился над ней.
      Эмма еще крепче прижалась к нему и со страстью ответила на поцелуй. В конце концов, мужчина вполне может поцеловать женщину, раз они помолвлены. Это всем известно. Даже Гарри.