Чесал все яростнее и сам распалялся гневом. Выходит, что для Винеты он самый последний человек. Капризным режиссерам потакают, радикулитчикам улыбаются, слезливых девчонок утешают, а любящему показывают спину. Сорок минут истекли. Лев прибавил еще три, потом постучал в окно. Винета, не оборачиваясь, помахала успокаивающе: дескать, извини, не до тебя сейчас. Трагедия, человека спасать надо.
      И Лев ушел. Даже записки не оставил, даже выключил видеофон. Никаких объяснений, никаких оправданий, разрыв навеки!
      Впрочем, в тот вечер ум его был занят, некогда было подумать о жестокой. Только в паузах ощущалось что-то тягостное, камень лежал на сердце. Но как раз дело ладилось. Льва расхвалили, возвращаясь, он начал было составлять подробный устный отчет для Винеты, подбирать точные выражения, достаточно скромные, чтобы не перехвалить себя, но и не преуменьшающие заслуг. И вдруг вспомнил: "Никаких отчетов! Кончено! Винеты не существует. Точнее, он не существует для Винеты". И не вызвал ее к видеофону. Выдержал характер, хотя и горько было выдержать.
      Двое суток ходил, придавленный к земле; то проклинал Винету, то оправдывал, себя винил. Учил слова, выполнял задания, что-то переписывал бездумно, словно зимней ночью в лесу плутал: бредешь куда-нибудь, лишь бы не замерзнуть. Побрел и на семинар по лингвистике, хотя там все бередило рану: каждый стол, каждый столб напоминал о равнодушной: тут сидел рядом с ней, тут стоял, тут формулы для нее списывал. Волоча ноги, вошел в лекционный зал... и остолбенел. Она! Она сидела в его излюбленном первом ряду. Светловолосая и загорелая, в белом платье с голубым пояском, олицетворение чистоты и свежести. Робко подняла на него глаза - синие и с синевой под веками, несчастные, невыспавшиеся. Лев хотел было пройти мимо, буркнув "здра...", но к нему потянулась рука с записочкой: "Не знаю, в чем виновата, но давай мириться".
      Лев так и не узнал, что говорилось в этот день на лекции. Седовласый и морщинистый лингвист раскрывал и закрывал рот, включал и выключал запись, водил указкой по экрану - до Льва не дошло ни единого слова. Только одно имело смысл и значение: Винета рядом. Они сидят рядом, и поле любви окутало их. Они вдвоем и счастливы. Тоитское двойственное число. Прочие множества не существуют. Это был самый счастливый день в их любви... и последний.
      6. ИЗ-ЗА ЛЮБВИ И ПОДОЗРИТЕЛЬНОСТИ. 20-22 мая
      Принято считать, что любовь - противница успеваемости. Вздохи под окнами, серенады и ревность порождают тройки и двойки. У Льва получилось иначе: любовь помогла ему преуспеть, стать лучшим студентом на семинаре по лингвистике и тоитоведению.
      Ведь все же встречи с Винетой были связаны с лекциями. Либо девушка приходила на занятия, тогда они сидели рядышком. Лев силился не отвлекаться, запоминал, записывал, зарисовывал, чтобы после пересказать как можно толковее. Либо же, гораздо чаще, Винета пропускала лекцию, тогда Лев слушал еще внимательнее, записывал еще тщательнее. По правде сказать, он запустил все другие предметы, изучая тонкости тоитского произношения и машинного перевода, будто бы по поручению Винеты.
      И преуспел. Соседи его с грехом пополам переводили отдельные тоитские фразы, а он уже понимал на слух, даже мог произнести несложную речь с земным акцентом, конечно. Разобрался в хитросложностях идеосемантики и в непроизносимых звуках идеофонетики. Выговаривать не научился, для человеческого горла тоитские фонемы непроизносимы, но, чтобы Винета познакомилась со всеми: шелестящими, кряхтящими, свистящими, клокочущими, - Лев приспособил к своему магнитофону приставку, этакий звуковой линотип: буквы набирались пальцем, выговаривались магнитофоном.
      На очередном занятии, когда Винеты не было, конечно, лектор демонстрировал новые записи тоитской речи, сделанные уже на Земле. Но, запуская с гордостью уникальные ленты, заметил, что они все же далеки от совершенства, поскольку запись делается для человеческого уха в звуковом диапазоне от 20 до 20 тысяч герц. Более того, как обычно в технике, верхние частоты, не очень нужные человеку, срезаны для упрощения. И добавил, что тоиты не очень хорошо понимают такую запись, потому что их голоса забираются в ультразвук, особенно в секретных беседах, поскольку ультразвук легко гасится в воздухе и слышен только вблизи.
      Мысленно пересказывая объяснения лектора Винете, Лев подумал, что она обязательно спросит, заметна ли на слух разница, когда срезаются верхние частоты. И решил, что это нетрудно продемонстрировать, добавив к магнитофону ультразвуковую приставку.
      Задумано - сделано! Лев провозился полночи, но для Винеты не жалко было потратить несколько часов. Все равно с боку на бок ворочался, думая о ней. А тут, думая, собирал схему.
      Свой ультрамагнитофон Лев принес на следующее занятие. (Винета и его пропустила. И напрасно.) Лектор рассказывал о своей личной встрече с тоитами в карантине Космограда. С гордостью рассказывал: не каждому специалисту довелось побеседовать с живыми "пришельцами". Лев очень жалел, что Винета прозевала такой интересный рассказ, и подошел к лектору с просьбой: не согласится ли он при следующей встрече записать речь тоитов на ультрамагнитофон?
      Лектор взял аппарат нехотя: прибор получился довольно громоздкий. И обещал не очень уверенно: "Если будет удобно, если разрешат врачи, если тоиты согласятся..." В сущности и вообще он не мог поручиться, что увидит тоитов вторично. Но встреча состоялась, и на следующий день, взойдя на кафедру, он объявил сразу же:
      - Студент Январцев пришел сегодня? Январцев, обязательно подойдите ко мне в перерыве.
      А в перерыве сказал:
      - Ваша "говорящая" машинка пришлась по душе тоитам. С нее уже сделаны копии. Но лучше, чтобы вы отладили их сами. У вас нет срочных дел сегодня? Окажите в учебной части, чтобы вас освободили на весь день. И приходите ко мне к 17:00. Полетим вместе в Космоград.
      И, поглядывая на рубашку Льва, оказал:
      - Пожалуй, на этом вы разменяете вторую тысячу.
      Замечание это, вызвавшее оживление и некоторую зависть всех слышавших, вполне понятное для современников Льва, нуждается в пояснении для читателей XX века.
      Выше говорилось, что молодежи внушалось стремление делать подарки. Но главным даром был труд, не только особенный, но и будничный. Люди гордились обилием отработанных часов, носили на груди значки с цифрами 10, 20, 30 тысяч... В среднем к старости удавалось скопить тысяч пятьдесят. Но за особо сложную, опасную или творческую работу часы начислялись в двойном, тройном, десятикратном размере. Великое открытие могли оценить и в сто тысяч и в миллионы часов. Естественно, юношам хотелось поскорее приколоть над карманом хотя бы единичку (первую тысячу). Однако у студентов она встречалась редко. Ведь учение было только подготовкой к труду, тренировкой для жизни. Иногда ученикам поручали практическую работу, но от случая к случаю, нерегулярно. Сам Лев еще не набрал тысячу часов. Но, видимо, его прибор могли оценить как изобретение - в две-три сотни трудовых часов, может, и в пятьсот. "Разменяете вторую тысячу", - сказал лектор.
      А кроме того, его повезут в Космоград, к живым тоитам. Такое выпадает не каждому профессору, не каждому студенту тем более. Тоитов Лев видел по телевидению. Юноше не показались привлекательными хмурые коротыши с важно заносчивым и одновременно оторопелым видом. Но какие ни есть, они посланцы чужедальней планеты, их прибытие на Землю - исторический рубеж. В высшей степени почетно, что студенту Январцеву доведется участвовать в приеме этих исторических личностей. Будет о чем рассказать потомкам на старости лет и Винете сегодня вечером.
      И Лев понес свои восторги любимой. Хотел, чтобы она разделила его триумф. Ведь и ей приятно сказать подругам: "А мой знакомый был у тоитов лично".
      Не оценила Винета. Даже времени не нашла выслушать. Разменяла драгоценные минуты Льва на галантного пенсионера и слезливую подругу.
      Значит, равнодушна. Значит, и думать о ней нечего.
      Однако некогда было терзаться и скрежетать зубами. Лев и так потратил шесть минут сверх допустимого. Наверстывая, бегом мчался до стоянки аэрокаров, чуть не перепутал адрес, набирая цифры на табло автомата.
      Льва привели к Клактлу - младшему жрецу. Тоит вблизи показался не симпатичнее, чем на экране телевизора. Туповатое неподвижное лицо, тугое соображение: каждую фразу переспрашивал, долго не мог понять. Кроме того, сухая, безжизненная кожа и неприятный запах.
      Клактл добрых два часа прилаживался к аппарату Льва, никак не мог запомнить, какие кнопки надо нажимать. Но в конце концов подошел другой тоит, еще более важный и высокомерный (Толкователь воли богов), поднявшись на цыпочки, ткнул Льва под ребро и объявил: "Это будет наш переводчик".
      - Угодил ты им, братец, - сказал на обратном пути седой лектор. Главное - не теряйся. И не впадай в уныние, если разонравишься. Они капризны, эти тоиты, сам черт не разберет, что им требуется.
      Тон у лектора был покровительственный, но с оттенком обиженного недоумения. Все-таки неприятно, когда тебе, профессору, предпочитают зеленого новичка, твоего же студента.
      Лев кивал, улыбаясь смущенно и торжествующе. Уже подыскивал слова для разговора с Винетой. Потом вспомнил: Винеты не существует. Равнодушная презрела его, не нашла времени выслушать, променяла на видеофонную болтовню. Разрыв навеки! И огни Москвы потускнели для Льва, жизнь стала бесцветной, камень снова навалился на сердце. Так, с камнем, Лев и поехал домой, в одинокую комнату общежития, с камнем лег спать, с камнем проснулся и побрел на лекцию. К чему триумфы, если они безразличны Винете?
      Впрочем, Лев не так высоко ставил бы свои успехи, если бы знал, почему тоиты выбрали именно его.
      В первые дни на Земле тоиты были просто ошарашены. Тоиты жили где-то на уровне Древнего Египта. И вот к ним, к примитивным земледельцам, к кочевникам и пещерным охотникам, валится с неба то ли бог, то ли дьявол вероятнее, дьявол, поскольку богов тоиты создавали по своему образу и подобию, - а этот был странен на вид - без чешуи, без гребня на макушке, без перепонок между пальцами. И странный этот, коверкая слова, пугает всеобщим пожарищем, усаживает в свою летучую лодку, несет по небу на высоченную гору, там колдует что-то с золотыми тесемками, чик-чик... и вы неведомо где, в стране колдунов.
      Тоиты были потрясены... и замкнулись. Их мозг отказывался воспринимать впечатления. Охотник так и не выбрался из скорлупы напускного безразличия. Ему был присущ с детства воспитанный фатализм. Волноваться не подобает никогда. Смерть и жизнь ходят рядом. Сегодня ты съел, завтра тебя съели.
      Остальные четверо окружили себя броней недоверия. Вокруг иллюзия, обман, наваждение. Верить не надо ничему. Возможно, вообще, они сидят все на той же горе, на своей планете, и колдуны навевают им сны.
      Сами люди невольно поддержали это настроение. Ради карантина решили не выводить тоитов из комнат, свой мир показать по телевидению. Прокрутили для гостей детские учебные фильмы: "Дом", "Сад", "Город", "Море", "Завод"... Но совершенное телевидение XXI века, цветное, ароматичное, голографическое и с артистами в натуральную величину, создавало полнейшую иллюзию присутствия. Тоиты заговаривали с мнимыми людьми в нише годографа, пытались притронуться и с ужасом ощущали пустоту. После этого они и подлинных людей принимали за призраков. Отворачивались и закрывали глаза.
      - Дьявольское наваждение! - твердил верховный жрец-толкователь. Молитвой отгоняйте.
      Полководец же, искушенный в военных хитростях, предположил:
      - Никакое это не небо, не чужая звезда. Нас завезли в Верхнее Царство и держат в темнице. Эти тонконогие не колдуны, они переодетые тюремщики.
      - Но здесь одно солнце, - напоминал Клактл. - На нашем небе сейчас два.
      - Наваждение!
      Как и всех космонавтов, тоитов держали в карантине Космоцентра. Изолировали, чтобы не заразить земными болезнями и от них не заполучить тоитских. Естественно, брали анализы, делали прививки. Уколы причиняли боль, от прививок поднималась температура. "Нас отравляют, нас медленно убивают!" - пугали тоиты друг друга. "Но зачем же приглашать послов и отравлять их?" - "Им не удалось обмануть нас: мы слишком прозорливы. Вот и решили избавиться", - нашептывал полководец.
      Изоляция усиливала подозрения. ("А почему нас держат взаперти?") Тоиты потребовали прогулки по городу. Их повели... в кольце милиции, под охраной обеззараживающих ультрафиолетовых прожекторов, как бы на световом пятне для съемки. Естественно, отовсюду сбежался народ. Всем было любопытно поглядеть на пришельцев, смешноватых, с земной точки зрения, испуганных, но важничающих карликов, лысых, с какими-то гребешками на темени. Люди дружелюбно посмеивались, что-то кричали приветственное, но тоитам крики показались угрожающими.
      - Это все переодетые солдаты, - сказал "прозорливый" воин. - Собрали со всей страны, пугают нас многолюдьем.
      "Нас хотят запугать, подавить и покорить", - только об этом и думали тоиты.
      Возможно, время постепенно растопило бы броню недоверия, но времени-то не было. Надо было срочно обсуждать меры помощи, для этого прежде всего разузнать все подробности о планете.
      Первый вопрос: численность населения. Сколько же их, нуждающихся в помощи?
      Конечно, о населении всей планеты не знали и самые цивилизованные жители Реки. Но сколько народу в их речном государстве, примерно представляли. Однако предпочитали скрывать истину.
      - Простых людей не сосчитать. Больше, чем звезд на небе, больше, чем капель в море.
      - Если все мои солдаты пойдут в поход, - заявил полководец, - они будут идти под престолом десять лет и еще десять.
      - А у царя Верховьев?
      - У него пройдут за полдня.
      Полководец пугал и обманывал. Пусть колдуны отступятся со своим пожарищем. Еще лучше: пусть заключат союз с могучим владыкой Низа и помогут завоевать Верх, где солдат всего лишь на полудневный парад.
      - У нас почетным гостям показывают свое войско, - говорил хитрый полководец. - Где ваши войска? Почему вы прячете?
      - У нас нет войн и нет войск.
      Тоиты не верили.
      - Они мягкотелы и изнежены, - шептал полководец верховному жрецу. Один мой полк разгонит целую толпу. Надо втереться в доверие к ним, захватить их дьявольский корабль...
      Планов у него было полно, последовательности не было.
      Жрец сурово молчал. Он еще не принял решение, потому намекал, что не пришло время вопрошать богов.
      Воин думал о сражениях, жрец о молитвах, а-шарообразный скотовод о богатствах прежде всего.
      Сразу же он попросил золотые ленты, смотанные с его тела. С легким сердцем отдали ему эти ленты.
      Попросил еще сто золотых катушек, попросил слитки. Дали и слитки.
      Затем он справился о земных ценах. Сколько, например, стоит стадо рогатых?
      Ему сказали, что скота нет на Земле. Сочли бойни жестокостью и ликвидировали животноводство.
      Тоит не поверил. Его же кормили, как он и привык, мясом с кровью.
      Объяснили, что мясо синтетическое, заводское.
      Не поверил. Но на всякий случай спросил, сколько же золота надо отдать за заводского быка.
      - Ни единой пылинки, - сказали ему. - У нас вообще нет денег. Уже полвека нет денег.
      Не поверил. Потребовал, чтобы ему показали рынок.
      Рынка, естественно, не было в Космограде. Тоитов отвезли на универсклад. Своими глазами видели они, как приходят люди, берут платья, пакеты с едой, столы и кровати, какие-то непонятные ящики с рукоятками и глазками, берут и уносят, не платя ничего.
      - У нас гостям делают подарки, - заявил жадный скотовод.
      - Берите все, что нравится.
      Скотовод набрал целую тележку всякого добра и еще несколько непонятных ящиков на всякий случай.
      - И денег с меня не взяли, ни единого колечка, ни одного обрубка, рассказывал он другим тоитам.
      - Дурачки! - сказал полководец. - Их страна развалится. Если все не стоит ничего, куда же сбывать трофеи? Никто и в поход не пойдет. Недаром у них и армии нет. Жалкие и беспомощные. Кто вздумает, тот и покорит.
      - Без денег никто работать не будет, - сказал Клактл, сын купца. Что-то они скрывают. Но мы разоблачим их ложь, расскажем, как нас пытались надуть и не сумели.
      Верховный жрец остановил его взглядом.
      - Даже и такая ложь не должна дойти до простого народа. Чернь ленива и легковерна, этот безденежный рай прельстит ее. Каждый предъявит претензию: "Подай мне хлеб и плащ бесплатно, как на той занебесной Земле". Даром! Безнравственно и безбожно! Я догадываюсь, что это вранье адресовано нашей черни. Ее возмутят, вооружат, поднимут против благородных, против посвященных и против богов, немытыми руками нищих захватят власть на всей Реке.
      Недоверие, подозрительность, страх! В каждом ученом, в каждом переводчике, в каждой санитарке тоиты видели переодетого врага. "Ищи случайных людей, - сказал верховный жрец Клактлу. - Не все же подготовлены для обмана". И вот в поле зрения их попадает незрелый юноша с каким-то удачным прибором, с младенчески тонкой шеей, явно новичок. Старший все время наставляет его. Клактлу удается расспросить его. Юноша - студент, с точки зрения Клактла - младший жрец, даже послушник. Едва ли он полноправный участник дипломатического заговора. А если даже и участник, проговорится по неопытности. И жрец-толкователь тычет пальцем ему в ребра: "Пусть этот будет при нас".
      Пожалуй, Лев меньше гордился бы своим успехом, если бы знал, что он нужен тоитам в роли простодушного болтуна.
      Но так завязалась его судьба. Из-за любви к Винете он сконструировал свой прибор, из-за подозрительности тоитов стал переводчиком пришельцев.
      Из-за подозрительности произошло и все остальное.
      7. ТОЛЬКО ТЕМПОГРАД. 23 мая. 12:00-14:40
      Заседание Академии Времени было назначено на 12:00.
      Ученые были озабочены, тоиты держались настороженно. Только Лев плавал в розовом тумане. Все было в тумане - исторические события, межзвездная связь, перспектива второй тысячи в петлице, конференц-зал. В голове звенело одно: "Винета любит, Винета хочет мириться. Винета сказала: "Вечером приходи обязательно". Скорее бы вечер!"
      Никак не мог он сосредоточиться, задумывался, опустив руки, не слышал вопросов, отвечал невпопад, проявлял редкую бестолковость. Только суровый выговор старшего переводчика привел его в чувство, и то ненадолго.
      Все-таки громоздкая приставка с тоитским акцентом была наконец налажена, проверена. Звучало хорошо, достаточно скрипело и клокотало.
      Между тем зал заседаний постепенно заполнялся. Одним из первых пришел сегодняшний председатель - президент Академии Времени Ван Тромп круглолицый с прищуренными глазами и пушистыми баками, плавно-медлительный, олицетворение неторопливой, продуманной рассудительности. За ним у круглого стола решений заняли места все семь участников обсуждения. Семерка считалась наилучшим числом для обсуждения. Не слишком мало: мнение не получится случайным. И не слишком много: каждый сумеет высказаться не раз. Кроме того, семь - число нечетное и простое: как ни голосуй, выявится большинство.
      Среди семерых были представители разных материков и различных специальностей - не только физики-темпорологи. Почти всех Лев знал в лицо, по портретам в учебниках или видел на экране телевизора. Узнал он астронома Юстуса и двухметрового нигерийца экономиста Мамадугу и поэта Олега Русанова - широкоплечего богатыря с окладистой бородой - этакого былинного Добрыню Никитича. Поэт все поглаживал бороду, словно хотел убедиться, крепко ли держится.
      Винета была без ума от стихов Русанова; однотомник его держала под подушкой, читала перед сном, цитировала... Лев даже ревновал немножко. Были здесь еще... но стоит ли подробно описывать людей, которые играют роль только в одной главе?
      Затем прикатили и разместили на возвышении тоитов. Земные кресла были великоваты для гостей, пришлось приспособить для них детские стульчики на колесиках. Коротенькие ножки тоитов болтались в воздухе, и, несмотря на суровые взгляды и нахмуренные лбы, выглядели гости комично.
      Лев со своей аппаратурой пристроился за спиной у Клактла.
      Ван Тромп поднес к губам микрофон:
      - Открываю заседание. Слово предоставляется профессору Юстусу.
      Никаких предисловий. Все знали, кто такой Юстус, все знали, о чем будет речь.
      Юстус, кряхтя, поднялся на трибуну. Вид у него был изможденный, казалось, даже слова он произносит с трудом. Может быть, поэтому фразы его были особенно лаконичны и емки.
      - В зале у нас не только специалисты, - сказал он, скользнув взором по бороде поэта, - и я начну с простейших сведений. Планета Той - спутник двойной звезды. Одна из них относится к числу новых. Новая - неточное название, возникло исторически, поскольку обычно эти звезды не видны невооруженным глазом. Но внезапно на поверхности новой происходит взрыв, и в пространство вылетает облако раскаленного газа, массивное облако, в нем материал для тридцати-сорока таких планет, как наша Земля. Облако раздувается, становится много больше звезды, поэтому светит в тысячи, в десятки тысяч раз ярче. Вот это облако мы и видим как новую, будто бы загоревшуюся звезду. Но, раздуваясь и раздуваясь, оно постепенно охлаждается, меркнет и растворяется в пространстве. Через несколько месяцев новая исчезает с небосвода. Только в телескоп можно найти теперь виновницу переполоха.
      Какова причина взрыва новых? Еще в прошлом веке установлено, что источник энергии звезд - ядерное горючее. Но любое горючее - дрова, уголь, нефть или атомные ядра надо зажечь, сами собой они не загораются. Уголь разжигают дровами, дрова - щепочками, щепки - спичками. Какие спички нужны для атомных ядер? Считается, что их зажигает высокая температура, а температуру ту создает давление, а давление порождается тяготением.
      Лично я держусь той точки зрения, что в новых звездах роль спички играет тяготение, но не в недрах, а на поверхности, где напряжение сильнее.
      Почему я полагаю так? Во-первых, потому, что все новые звезды относятся к числу красных карликов - сравнительно холодных, более плотных, чем наше Солнце, звезд, а на поверхности плотных звезд напряжение гравитации заметно больше, чем на Солнце. Во-вторых, все новые входят в число двойных звезд, в тесные пары, где на собственное тяготение накладывается еще и притяжение второй звезды. В-третьих, взрыв прекращается, как только новая теряет часть массы, при этом, само собой разумеется, тяготение несколько уменьшается. Тяготение уменьшается, и вспыхнувший было ядерный уголь быстро гаснет. И горение прекращается на сотни и тысячи лет, пока сжатие снова постепенно доведет напряжение до критического уровня.
      На основе этой гипотезы мне удалось четырежды предсказывать взрывы новых звезд с ошибкой плюс-минус один месяц. Но те звезды находятся на далеких расстояниях, даже расстояния эти не были определены с достаточной точностью. В данном случае мы имеем дело со сравнительно близкой звездой. Кроме того, в отличие от других новых Лямбда В движется по вытянутой орбите и приближается к главному солнцу один раз в 616 лет, и взрыв возможен только при максимальном сближении в перигелии. Событие это произойдет в этом году - 18 июля по приведенному времени. Возможно, что критический уровень будет достигнут на два-три дня раньше. Позже - ни в коем случае.
      Короткое сообщение Юстуса заняло добрых двадцать минут, потому что после каждой фразы следовала пауза для перевода. Старший переводчик набирал текст. Лев регулировал свою приставку, тоиты переспрашивали, им растолковывали. Одновременно все сказанное изображалось еще и на экранах в надежде, что какая-то комбинация слов и образов разъяснит тоитам суть дела. Все равно у Льва осталось впечатление, что гости не поняли ничего.
      Едва Юстус закончил, все семеро решающих накинулись на него. У каждого были сомнения. Есть ли доказательство, что взрыв произойдет именно при этом сближении, ведь до сих пор ничего страшного не было, иначе жизнь была бы уничтожена шесть, или двенадцать, или восемнадцать веков назад? Установлено ли, что именно гравитация - причина взрыва? Есть ли другие теории? Почему Юстус отвергает их? Кто и где доказал, что взрыв произойдет именно при таком уровне гравитации? Почему не было взрыва при предыдущем сближении - 616 лет назад? Уверен ли докладчик, что за шесть веков на Лямбде В произошли существенные изменения? Известны ли аналогичные звезды, находящиеся в предвзрывном периоде? Обязательно ли они взрываются? Докладчик сослался на четыре удачных предсказания, бывали ли неудачные? Не получится ли, что мы взбудоражим планету, посеем панику, нарушим нормальную жизнь, а катастрофа не состоится? Проще говоря: дает ли докладчик голову на отсечение, что Лямбда В взорвется 18 июля?
      Юстус был честным ученым, добросовестным, не увлекающимся. И он добросовестно ответил, что в точных науках точна только математика, а природа всегда сложнее формул.
      - Значит, вы не даете голову на отсечение?
      Юстус сказал:
      - Голову на отсечение я могу дать, но это ничего не подтвердит. Природа бесконечно сложна, поэтому никто ничего не может предсказать со стопроцентной точностью. Лично я оцениваю вероятность взрыва в 0,95. Пять процентов здесь - мера незнания. Некоторые коллеги считают вероятность взрыва меньше - 0,9, или 0,7, или даже 0,05 - один шанс из двадцати. Но я напоминаю вам, что у каждого из присутствующих один шанс из миллиона не добраться сегодня до дому, попав в дорожную аварию. Однако из-за этого ничтожного шанса создана "Скорая помощь", выстроены специальные больницы и в них круглосуточно дежурят высококвалифицированные хирурги. Только из-за одного шанса на миллион. А на Тое один шанс из двадцати, по мнению крайних оптимистов, а по-моему, девятнадцать из двадцати. И там слишком много поставлено на карту - судьба неповторимой цивилизации, целой планеты.
      Держась за трибуну руками, Юстус откинулся, тяжело переводя дыхание, даже глаза полузакрыл.
      - Сядьте, пожалуйста, Юстус, - сказал Ван Тромп. - Вам нехорошо?
      Астроном отрицательно помотал головой:
      - Возможно, еще вопросы будут.
      - Конечно, надо принимать меры, - первым отозвался поэт Русанов. Живые существа, гуманоиды. Наш долг - всемерно помогать.
      За помощь проголосовали все семеро.
      - В таком случае, - сказал Ван Тромп, - мы попросим уважаемого профессора Юстуса подробнее ознакомить нас с населением планеты, нуждающейся в помощи. По возможности называйте цифры, Юстус. Только вы сойдите с трибуны, присядьте к столу.
      - Астрономические цифры безупречны, демографические приблизительны, продолжал Юстус, усаживаясь рядом с председателем. - Впрочем, для предварительного решения разница будет несущественна. Планета Той несколько больше Земли. Обычно на планетах такого размера почти вся поверхность занята водой. В результате суши на Тое меньше, чем у нас площадь материка около 80 миллионов квадратных километров - примерно Азия вместе с Африкой. Материк не расколот, единый, в центральных районах довольно сухо. Сухие области пересекают пять крупных рек: на их берегах, как и на Земле, возникли первые земледельческие цивилизации, представители их сидят перед вами. От нас они отстали тысячи на четыре лет, находятся где-то на уровне Вавилона или Древнего Египта, даже до IV династии, до строительства пирамид. У них есть примитивное орошаемое земледелие, медь, бронза, гончарное мастерство. Они строят каменные здания, украшают их, создали своеобразное искусство - влажную мозаику, изобрели письмо иероглифическое, немножко знают астрономию - ради календаря, немножко геометрию - для землемерных работ, для храмов и каналов. Три действия арифметики знают хорошо, делить как следует не научились. На пяти реках пять цивилизаций, друг с другом они почти не связаны, как у нас - Древний Египет с Китаем, а Китай с Перу. Но оросительные системы требовали единого управления, поэтому государств немного: на пяти реках - двенадцать. Во главе их стоят фараоны, султаны, богдыханы, называйте их как хотите разноименные деспоты, которые все норовят стать богами. С ними и придется договариваться о мерах борьбы с катастрофой. Допустим, мы предложим эвакуацию, властители дадут приказ собраться, и население соберется. Не без труда. Реки длинные, от верховий до устья плывут на барках несколько недель. Впрочем, всадники доставят приказ за неделю. Так что оповестить эти двенадцать государств можно... если мы убедим властителей. Если не убедим, дело худо, на борьбу с упрямыми деспотами нет времени.
      Так или иначе, десять миллионов земледельцев можно организовать. Но есть еще пастушеские племена в степях и охотничьи - во влажных приморских джунглях. Сколько народу там? Вероятно, наберется миллионов десять в десятках тысяч разрозненных племен. Все эти племена говорят на разных языках, друг другу не доверяют, враждуют, воюют то и дело. Как сплотить их, как оповестить хотя бы, как договориться о совместных мероприятиях, не знаю, не представляю себе. Может быть, нам подскажут что-нибудь присутствующие здесь вождь охотников и вождь пастухов.
      Снова, тяжело дыша, Юстус откинулся на спинку стула.
      - Какие мероприятия вы имеете в виду? Эвакуацию? - тут же спросил Ван Тромп.
      - Не исключаю.
      - Эвакуировать двадцать миллионов? - быстро подхватил экономист Мамадугу. - Но у нас на Тое одна-единственная установка МЗТ, она переправляет двух человек в час. Допустим, до 18 июля мы смонтируем еще сотню установок. Но для двадцати миллионов нужно двадцать тысяч МЗТ.
      - Лично у меня нет оригинальных идей, - устало возразил Юстус. - Если идей нет и у вас тоже, сделаем все, что можем. Эвакуируем сотню тысяч, десять тысяч, тысячу тоитов. Хотя бы расу сохраним, хотя бы культуру планеты.
      - Запрашиваю Скептика? - спросил Ван Тромп, обводя глазами круглый стол.
      Скептиком в ученых кругах называли вычислительную прогностическую машину с экраном. Получив задание, она высчитывала последствия и изображала, их на экране, "паттернизировала". Но так как логика у машины была машинная, железно-линейная, каждую линию она доводила до абсурда. Что ни предложишь, получается тупик. Каждому энтузиасту скептический душ.
      - Запрашиваю Скептика, - повторил Ван Тромп, приближая микрофон к губам. - Предлагается эвакуация населения планеты Той. Но вызов всех жителей поголовно невозможен. Вывозим на Землю сто тысяч избранных представителей.