Глава 41

ОПЕРАЦИЯ "Г"

Жизнь не замирает ни на минуту. В любой паузе есть своя динамика и смысл. Несмотря на кажущуюся неподвижность, меняется даже рельеф земной коры.

— Больше не могу-у... — простонал Альберт Степанович в гулкой тиши кабинета.

Рассуждения о вечности не успокаивали, а лишь усугубляли зеленую тоску ожидания. Тем более что вечности в запасе не имелось. Как любому нормальному человеку, ему хотелось всего, много и сразу. Но звонка от загадочного профессора все не было. Нервная система капитана Потрошилова постепенно превращалась в прохудившийся дуршлаг с сочащимися сквозь все дырки волей, спокойствием и терпением. Силы медленно убывали. Алик лениво ковырялся в бумагах, что-то писал в планах оперативно-розыскных мероприятий. Но одно ухо было постоянно действующим локатором, настроенным на старый телефонный аппарат.

Дома Альберт Степанович садился у телевизора и добросовестно просматривал сводки криминальных новостей. В каждом неопознанном, сожженном или расчлененном трупе ему грезился таинственный информатор. Экран старенькой «Радуги» буквально плавился от пристального взгляда Потрошилова. Алик то и дело замирал от страха. Не обнаружив среди бренных останков ничего похожего на своего агента, Потрошилов радовался как ребенок, продолжая надеяться на звонок из недр мафии. Валентина Петровна улыбалась за компанию, но материнское сердце замирало от тяжких раздумий.

Заветный звонок грянул около полуночи. Чутко дремлющий под пулеметные очереди с экрана Альберт Степанович Потрошилов встрепенулся. Этот звонок он узнал бы из тысячи других. Алик порывисто рванул трубку, больно ударив себя по уху.

— А-а-а...?! — издал он вместо «Алло».

В ответ повисла недоуменная пауза. Потом долгожданный голос произнес:

— Добрый вечер. Мы встречались в «Черной моли». Вы меня помните? Я беспокоил Вас насчет камня.

Алик престал кричать и проглотил слюну.

— Да-да. Конечно, помню. Вы еще говорили об интересующем нас товаре.

— Совершенно верно. Операция вступила в решающую фазу. Завтра состоится передача крупной партии. Думаю, для захвата всех участников придется подключить какой-нибудь, знаете ли, ОМОН.

Алика подбросило в воздух от возбуждения. Стараясь не дрожать голосом, он спросил деловито:

— Когда? Где?

— Около часу дня. На Лиговке.

Двое немолодых людей стояли неподалеку от травмпункта номер двадцать девять, негромко переговариваясь. Серый питерский день тихо угасал тающей свечой из мутного парафина. Как это обычно бывает, снег, утром казавшийся белым покрывалом, теперь напоминал грязную изодранную дерюгу. Нечищеная дорога то и дело распугивала прохожих феерическими брызгами ядовитой смеси из воды, снежной каши, песка и соли из-под колес проезжающих машин. Но пара стояла упорно, посматривая на дорогу и покосившуюся табличку с загадочной надписью: «Там... пук...».

По объему выброшенной на тротуар воды «скорая помощь» могла сравниться с китом среди мелких легковых рыбешек. Отчаянно мигая синим огнем, она выпала из транспортного потока, устроив на троллейбусной остановке небольшое наводнение, и замерла у входа в травмпункт. Мотор заглох, и грязный белый микроавтобус замер, обреченно глядя приоткрытыми окнами на пожилую парочку. Когда Виктория Борисовна и профессор Файнберг приблизились, дверца приветливо распахнулась, и оттуда, лучась алчным добродушием, высунулся фельдшер Дима.

— Здравствуйте, беспокойные, вы мои! — завопил он на всю улицу. -Спасибо за звонок. Правильно, что не забываете скромных тружеников шприца и клизмы!

— Не ори, — строго казала Хана. — Денег хочешь?

За спиной Димона тихо и жалобно заскулил водитель.

— Опять тело до «Панацеи»? — деловито спросил сообразительный фельдшер. — Это, ребята, уже крупный опт!

— Мешки на Лиговку, — оборвала его нервное ликование Хана.

— Расчлененка, — полузадушенно прохрипел из кабины Семеныч, готовясь сползти на пол.

— Гипс, — возразил профессор, поправляя очки.

Вынос мешков контролировал лично заведующий, которому предварительно было уплачено. Зачем частной клинике такое количество не очень качественного отечественного гипса, главврач понять не мог. Впрочем, деньги, хрустевшие во внутреннем кармане, гасили любопытство на корню.

Димон с Семенычем набили машину полиэтиленовыми мешками и сели в кабину.

— А ты говоришь! — укоризненно сказал фельдшер. — Легкие бабки, без напряга.

— Ага, легкие! Ты узнал, какой этаж на Лиговке? А то выяснится, что на девятый таскать, — Семеныч продолжал подозревать подвох.

— Не боись. Второй. — Димон нежно разгладил очередную зеленую купюру.

Паук еле дождался новых друзей. Ему было беспокойно. Время проходило впустую: чифир не помогал, телевизор раздражал, а где-то в цепких руках Мозга бился друг Мишка. Пахан уже хотел было сам выйти на поиски кровника и даже начал доставать ботинки, но тут щелкнул замок входной двери.

— Владимир Сергеевич, а Вы, оказывается, большой оригинал. — Заявила с порога Виктория Борисовна. — У вас на Курской миленько.

— Я бы сказал — необычно, — поддержал ее Файнберг, закрывая дверь.

Хана говорила негромко, почти на ухо Пауку, посматривая в сторону гостиной.

— Кстати, что-то вы такое говорили, будто Мозг панически боится тюрьмы?

— Бздит, падла, — кивнул авторитет. — Фраер!

— Отлично! Последний штрих в картине, — неизвестно чему обрадовалась Виктория Борисовна, жестом приглашая всех в комнату:

— Пора, товарищи, звать на помощь.

Дождавшись, пока профессор усядется на диван, а Паук, по своему обыкновению, в угол у окна, она подошла к торшеру:

— Итак, у нас на конспиративной квартире стоит несколько мешков с гипсом. А завтра туда должен зайти некто Кнабаух по кличке Мозг. И гложут меня смутные подозрения, что уйдет он из гостей с мешком наперевес. И что встретит его за порогом усиленный наряд ОМОНа, приняв гипс за героин. Ошибочка, конечно. Откуда у нас взяться героину? А жаль. Пора бы этому Мозгу и в камеру. Вдруг да найдутся добрые люди, помогут. Может даже зайдут?..

Она отошла от картины, сохраняя глубокомысленный вид.

Паук одобрительно шепнул из своего угла:

— Во дает!

Виктор Робертович вздохнул:

— Да, жизнь определенно приобрела насыщенность. Каждый день что-то новое. Интересно, а нас самих-то не засадят?

— Витя, интеллигентам положена полная амнистия. Не переживай, — ответила Хана, ковыряясь ножницами за картиной.

Негромкий стук в дверь раздался ближе к ночи. Виктория Борисовна в спортивном костюме вышла в коридор и громко сказала:

— А мы уже заждались! Входите, открыто.

В квартиру вошел мужчина в безукоризненно отглаженном костюме с красной розой в руке.

— Здравствуйте Виктория Борисовна, — галантно произнес он, склонив голову в полупоклоне. — Это Вам.

На плече у него висела объемистая и, судя по всему, тяжелая сумка.

— Впечатляет, — сказала Виктория Борисовна и, кивнув на сумку, поинтересовалась:

— То, что я думаю?

— Несомненно, — улыбнулся поздний гость. — Хотя это было очень непросто.

— Догадываюсь, — светски улыбнулась хозяйка квартиры. — Проходите.

Войдя в гостиную, она пропустила визитера вперед и торжественно объявила:

— Знакомьтесь: Владимир Федорович Жернавков из Федеральной службы безопасности. Принес мешок героина.

От неожиданности Жернавков чуть не уронил сумку. «Пименов в ауте», — подумал он растерянно. В том, что Герман Семенович обязательно доложит о таком интересном факте, Владимир Федорович не сомневался ни секунды. В Конторе это было делом чести и привычки. Он повернулся к Виктории Борисовне, открывая рот, чтобы что-то сказать. Но пустые слова не сотрясли воздуха. На раскрытой ладони хозяйки квартиры лежали три разобранных «жучка».

— Вещь казенная, сдадите для отчета, — вежливо сказала она и высыпала мелкие детали в машинально подставленную руку Жернавкова.

— Уф-ф! — облегченно выдохнул тот. — Сам люблю пошутить, но так...

Виктория Борисовна усмехнулась:

— Будем знакомиться. Виктор Робертович Файнберг.

Профессор поднялся с дивана:

— Рад. Вика много о вас рассказывала...

Челюсть Владимира Федоровича, вернувшаяся было на место, снова начала медленное движение к груди. Раскрытие собственного инкогнито подействовало на него, как удар пыльным мешком по темени.

— Не переживайте, только хорошее, — успокоила Виктория Борисовна и повернулась в другую сторону. — А это — Владимир Сергеевич.

Доселе незамеченный, из угла выполз Паук. Увидев друг друга пахан и особист вздрогнули одновременно. Первый — рефлекторно реагируя на представителя казенного дома, нащупал в кармане заточку. Второй — узнав авторитета по видеоматериалам наблюдения и фотографиям из досье, прижал локтем кобуру под мышкой.

— Но-но-но! — сказала Хана строго. — Здесь нейтральная территория. Пока наши интересы совпадают, будем соблюдать перемирие.

«Интересно, в чем это они совпадают с этим уркой?» — подумал Жернавков.

— Во многом, поверьте моему опыту! — шепнул ему на ухо женский голос. — Во многом...

Переговоры прошли в теплой, местами дружественной обстановке. К утру консенсус был достигнут.

— Короче, добазарились! — припечатал Паук.

— Учитывая ситуацию, думаю, можно подводить итоги, — глубокомысленно поддержал его Виктор Робертович.

— Осталась еще одна проблема, — вполголоса сказал Жернавков. — Да, вашего негра нужно вытаскивать. Да, Кнабауха нужно сажать. Тут вопросов быть не может. Но как заставить его выйти с мешком героина в руках на улицу?

— Дадим — понесет, — уверенно сказала Хана.

— Вряд ли. Он сволочь, а не идиот. В здравом уме и твердой памяти взять в руки собственный срок и самому отнести его к ментам?.. Тем более для этого он всегда может вызвать шестерок.

— У нас — возьмет! — Виктория Борисовна решительно пристукнула ладонью по столу. — Существует методика шокового смещения приоритетов. Надеюсь, Вы о ней знаете?

— Не все... — осторожно сказал Жернавков, смутно вспоминая лекции, на которых о чем-то таком говорилось.

— М-да... — скептически заметила Хана, — ответ красивый. Я, например, тоже об астрономии знаю далеко не все. Кроме того, что можно как-то рассчитать орбиту Солнца — ни черта. Ну, да ладно. Инструкция предписывает брать интеллектуала идиотизмом.

— Такими вот словами? — не сдержался Владимир Федорович.

— Более или менее. Для юнцов и дилетантов требуется популярное изложение.

С видом оскорбленного достоинства Жернавков прикусил язык, но глаза его смеялись. "Чертова баба! — подумалось ему; от долгой беседы во рту пересохло, и он про себя добавил:

— Лучше бы кофе угостила".

— Вам натуральный или можно растворимый? — как ни в чем не бывало спросила Виктория Борисовна.

Вспомнив привычку собственного шефа читать мысли подчиненных, Владимир Федорович утвердился в оценке: «Чертова баба!»

— Хуже, еще хуже, — ответила на его взгляд Хана. — Так какой кофе будете?

— Любой, — Жернавков сохранил невозмутимый вид, про себя рассудив, что совпадения порой бывают просто невероятны.

Глава 42

ЖАДНОСТЬ ПОРОЖДАЕТ БЕДНОСТЬ

Два автобуса СОБРа с разных сторон въехали на Курскую улицу в одиннадцать часов. В одиннадцать десять во дворе дома номер двадцать пять появился неприметный «Москвич». Он припарковался поодаль от подъезда, в котором находилась квартира Паука. В машине сидели двое. Водитель — невзрачный мужичок с лицом типичного пролетария — и капитан милиции Альберт Степанович Потрошилов. В бардачке перед ним лежала включенная рация. Из нее постоянно доносилось потрескивание, а временами — голос командира группы захвата, засорявший эфир последним инструктажем на доходчивом и энергичном русском языке.

Алик прикурил шестнадцатую за утро сигарету «Прима».

— Потрошилов, ты будку, е... видишь? — прохрипела рация.

— Первый на связи, — с укоризной намекая на секретность, ответил Альберт Степанович. — Какую?

— ...ля! Ноль... первый! Разуй глаза! — ехидно рявкнул густой бас из бардачка. — За кустами, на туалет похожа!

— Вас понял, Второй. Вижу.

— Вдруг связь пропадет, пополам ее маму! Махнешь рукой в окно... Третьему. Чтоб оттуда было видно!

— А кто Третий? — озадаченно спросил Алик, теряя четкость интонаций.

— Рядом с Четвертым ...ля! «Сокол», «Сокол», я «Песец». Как понял? Короче маши граблями. Мы тут разберемся. Отбой.

— Есть! — четко, по-военному, сказал Алик.

— Охудеть можно... — озадаченно пробормотала рация и стихла.

Водитель «Москвича» зашелся в приступе натужного истеричного кашля. Потрошилов глубоко затянулся, окутываясь облаком нестерпимо вонючего дыма. Заранее протертые окна зорко блестели, обеспечивая стопроцентный обзор оперативного простора. Он тихо нервничал, иногда незаметно, но громко покусывая ногти. Чего ему стоила организация засады с привлечением СОБРа, знали только Господь Бог и мама. Первому с высоты грязно-серых небес было все равно, чем закончится дело. Вторая, пытаясь отвлечься от переживаний, остервенело молола в мясорубке фарш для пельменей. Адреса, по которому должны были произойти главные события в этом запутанном деле, Алик ей не назвал принципиально, опасаясь непредсказуемого всплеска маминой активности. Он сидел, плотно сжав коленями ладони, дрожа и потея. В ушах героического капитана звучал голос начальника отделения, утомленного противонаркотической активностью подчиненного:

— Обосрешься на этот раз — вышибу из органов к ядреной матери!

В успехе операции Альберт Степанович сомневался. Поэтому во все четыре глаза наблюдал за подъездом, боясь пропустить человека с партией наркотиков.

Около полудня во двор начали въезжать машины. Первым появился джип, неуместный в большом загаженном собаками и аборигенами дворе, как космический корабль на помойке. Из него вышли крепкие респектабельные мужчины в кожаных куртках. В отличие от стереотипных обладателей внедорожников, они не сверкали украшениями, как новогодние елки, и в разговоре почти не пользовались растопыренными пальцами.

По прибытии мужчины рассредоточились по двору, рассматривая скудные местные достопримечательности, Под пристальным взглядом одного из «туристов» Потрошилов взмок от волнения. Очки сразу запотели, и он снял их, чтобы протереть. Ближайший к ним мужчина из джипа подошел почти вплотную. Алик поспешно напустил на лицо скучающий вид. Альберт Степанович без очков на плюс восемь мог навеять разве что жалость, но уж никак не подозрения. Разведчик прошел мимо, автоматически исключив лохов в «Москвиче» из числа нуждающихся в проверке. А зря. Как только его спина скрылась из вида, Потрошилов достал рацию. Согнувшись до пола, он тихо и зловеще сказал:

— Готовность номер один.

— Звук включи, — посоветовал водитель, продолжая слежку.

Алик нацепил очки и послушно повернул ручку.

— ...шарятся! ...ать их мать! Пока никого не трогать! — прохрипел голос командира группы захвата.

Услышав о готовности номер один, он на секунду замолк, потом рявкнул:

— Да уж не слепой, ...ля!

Следом за джипом во двор въехали микроавтобус с тонированными стеклами и «мерседес». Из микроавтобуса никто не вышел. Но за непроницаемой чернотой окошек ощущалось чье-то незримое и грозное присутствие.

Передняя дверца «мерседеса» открылась, и к подъезду направился джентльмен в кожаном пальто. Без головного убора, но в перчатках. Он подошел к дверям и нажал кнопки кодового замка, после чего обернулся и помахал рукой в сторону джипа. Оттуда тотчас появилась нога в гипсе, потом вторая, в обычном зимнем ботинке, и только после этого черная голова в широкополой шляпе.

«Негр — курьер и пароль одновременно», — вспомнил Потрошилов слова Профессора. Пока все шло по плану. Оставалось дождаться появления «товара».

— Готовность номер два! — заговорщицки шепнул он в недра бардачка.

— Е... Двадцать два! Мои на местах. Только чирикни, и им всем — звездец!..

Квартира номер три располагалась на втором этаже. На лестничной площадке Артур Александрович остановился, с любопытством разглядывая порванный в некоторых местах дермантин обивки. Рука его легла на плечо негра:

— Ну что, Нельсон Мандела, на свободу с чистой совестью?

Ответить Мананга не успел. Им открыли, не дожидаясь звонка. Женский голос из полумрака сказал:

— Проходите.

Перед тем как шагнуть в квартиру, Мозг потрогал засунутый за пояс пистолет. Тяжелый холод металла, вопреки расхожему мнению, уверенности не придал. Тем более, что умом Кнабаух понимал — против такого профессионала, как Витя-Хана, его навыки во владении оружием явно несостоятельны.

Дверь за ними закрылась почти бесшумно, и гости оказались в полумраке прихожей. После яркого дневного света Артур Александрович не сразу рассмотрел, куда попал. Пришлось несколько раз моргнуть, привыкая к тусклому освещению. Когда же окружающее предстало перед ними во всей красе, Мозг оцепенел. Вокруг была самая настоящая... тюрьма! Свет исходил от тусклой лампочки на потолке, спрятанной в зарешеченный плафон. Серые стены, кафельный пол и железные табуреты не оставляли никаких сомнений. В двери напротив было проделано забранное решеткой окошко. За спиной звякнули ключи и лязгнул засов, отсекая яркий внешний мир от местного сумрака.

Панический страх перед тюрьмой всколыхнулся в глубине подсознания и, подобно цунами, захлестнул Мозга, заставив зажмуриться. Ступор был полным и длился несколько секунд. Из оцепенения Артура Александровича вывел громкий вскрик: «Мама!» — и топот загипсованной ноги по гулкому кафелю. Он открыл глаза и тут же пожалел. Прямо перед ним стояла женщина в форме надзирателя. Во всяком случае именно такими эти страшные люди представлялись ему в ночных кошмарах. На шее у нее висел негр, заливисто хохоча, и радостно вопил:

— Как уаше доровье?!

Борясь с накатившим ощущением нереальности происходящего, Мозг, ничего не соображая, смотрел, как чернокожий парень обнимает женщину-надзирателя. Пытаясь сохранить остатки здравого смысла, он иронично пробормотал:

— У белой женщины — черный ребенок, господа!..

Это была последняя попытка отнестись к увиденному критично. В следующую секунду по психике Кнабауха был нанесен сокрушительный удар.

— Мишка! Донор! Ты как на хату входишь? — хрипло прозвучало где-то рядом.

Услышав знакомый голос, Артур Александрович поднял глаза. В его голове тихо зазвенели колокольчики, а сердце прыгнуло куда-то в горло — и там застряло. Прямо перед ним за столом в полосатой тюремной робе сидел Паук собственной персоной! Он преспокойно закусывал «Столичную» соленым огурцом. Судя по энергичному хрусту, кляпа во рту у него не было. Наручников на руках тоже не наблюдалось. В ужасе, собираясь закричать, Артур Александрович покрутил головой. И тут ему бросилось в глаза лицо второго человека, сидящего рядом с паханом.

Мозг со свистом втянул воздух, пытаясь одновременно ущипнуть себя за ухо. Стало больно, но кошмар не исчез. Лицом к нему, возглавляя застолье, восседал сам Витя-Хана, в белом халате и колпаке. Перед ним стояла бутыль темного стекла с надписью: «Спирт». Стол был заставлен консервными банками с тушенкой, которую Витя отправлял в рот прямо с ножа.

Кнабаух попятился. Стены тюрьмы вдруг надвинулись, норовя задушить и расплющить. Пол под ногами закачался, пытаясь свалить на ледяной кафель. Продолжая отступать, Мозг уперся спиной в дверь. Дороги назад не было.

Третий участник застолья сидел спиной. Он даже не повернул головы. В поле зрения попадал только его крепкий, хорошо постриженный затылок над милицейским кителем. В отличие от остальных, он пил пиво, сдувая пену прямо на пол.

Тем временем негр, улыбнувшись «маме» еще раз, сделал шаг вперед и представился:

— Общий привьет! Я Донор. По жизньи — мужьик. Из чьерных.

Сидевшие за столом солидно кивнули. Мозг мог бы поклясться, что в глазах Паука светилась гордость.

— Подогрев в общак принес? — с напускной строгостью спросил пахан. — Не забыл, с тебя ответка?

Мананга рванул на груди пальто, расстегивая пуговицы:

— Вьек воли не видать, повязали псы, всье помыли до копья! — Его кипящий от негодования взгляд упал на Мозга.

— Лады. Не кипешись, — успокоил его Паук и угрожающе добавил:

— С них мы еще спросим.

Кнабаух начал потихоньку оседать на пол. Все настолько противоречило здравому смыслу, что никакого объяснения происходящему просто не приходило в голову. Только одна мысль билась о стенки черепа рикошетирующей пулей, разрушая любые логические построения: «Тюрь-ма, тюрь-ма, тюрь-ма...» Сам того не замечая, Артур Александрович начал потихоньку подвывать, стуча зубами.

— Что с этим козлом делать будем?

Паузы между словами не было. Не было и эмоций в равнодушном голосе пахана. От этого Мозгу стало вдвойне страшно. Медленно обернулся человек в милицейской форме. Артур Александрович вздрогнул всем телом, закатывая глаза. Руки его бессильно поскребли железную дверь за спиной, в попытке нащупать засов, и безвольно повисли вдоль тела. На него в упор смотрел Жернавков, еще вчера уверявший, что забрать Паука — детская прогулка и мероприятие абсолютно безопасное...

Хищно оскалившись, особист вперил взгляд в переносицу Мозгу. Очевидно, результат осмотра его не удовлетворил. Сморщившись, он отхлебнул пива и задушевно предложил мягким, вкрадчивым голосом:

— Может, его посадить?

Артур Александрович отрицательно мотнул головой, хотя вопрос явно был адресован не ему.

— А что? Хорошая школа! — уверенно кивнул Мананга, жуя тушенку. Говорить сквозь набитый рот было неудобно, и ему пришлось отпить немного пива из кружки Жернавкова.

— Ага, посадить! — рявкнул Паук. — Очком на бутылку, а потом на перо! Чтобы знал, на кого батон крошить, чушок помойный, шелупонь гнилая!

Пахан начал подниматься, нащупывая на столе нож или, на худой конец, вилку.

Мозг собрал остатки воли в кулак и заявил, вжимаясь в дверь:

— Это беспредел... — может, он и развил бы мысль, находя в собственных словах опору блуждающему сознанию, но прожевавший Мишка-Донор рыкнул:

— Паст заклопни, пока пахан базарит!

Паук уже вылезал из-за стола, с пеной на губах шепча с жутким присвистом:

— Амбец тебе, козел!..

— Теньков, сидеть! — раздался громкий окрик, резкий, как щелчок кнута.

В женском голосе было столько силы, что авторитет осекся на полуслове, машинально вернувшись на свое место. Женщина в форме подошла к столу, положив руки на плечи негру.

— Перестаньте потеть, идиот! Никто вас не съест. — Она сделала паузу, слегка скосив взгляд на притихшего авторитета, и добавила так же безразлично:

— Во всяком случае в ближайшие полчаса.

Запинаясь, с трудом выталкивая слова из пересохшего рта, Кнабаух спросил:

— Вы... к-кто?

Жернавков усмехнулся:

— Это, голубчик, и есть Витя-Хана или, если хочешь, Виктория Борисовна Ханина.

Кнабаух широко раскрыл рот, да так и остался стоять, не в силах сказать ни слова. А Владимир Федорович продолжил с издевкой:

— Пораскинь мозгами, Мозг. Может, дойдет. Надо тебя в камеру кинуть. Ты же меня женой и дочкой пугал? Припишем изнасилование, поместим к уголовникам... Так сказать, разрушим преступный замысел на корню.

— Слышь, Мозг недоделанный, — подал голос Паук. — Маляву подкину — отхарят кодлой, чтоб на мое очко не целил, фраер!

— Да, батенька, вы определенно садист, — с упреком заметил Файнберг. — Убить человека хроническим кровотечением из такого места — это изрядное извращение!

— Козел опарафиненный! — сквозь хруст огурца заявил Мананга.

— Я сказала — ша! — Хана отошла от стола, бесшумно ступая по кафелю. — Если бы вас, Теньков, не спрятали с его помощью в больницу, мы бы никогда не продали последнюю тонну товара в Германию. Так что, в принципе, молодой человек, вообще, способный. — Хана изобразила доброжелательную улыбку, больше похожую на зевок анаконды.

И тут до Кнабауха дошло, что сейчас решается его судьба. Причем, похоже, от него самого ничего не зависело. Артур Александрович встрепенулся, напряг голос:

— Да кто вы, собственно, такие?! — Кнабаух потянул потной рукой из-за пояса скользкую рукоятку пистолета, срывая ногти.

— Замри! — Вдруг произнес голос в самое ухо. — Пальцы откушу!

Хана сжала ему руку около локтя, отчего жгучая боль прострелила все предплечье. Кисть разжалась сама собой. Мозг шарахнулся в сторону, продолжая лихорадочно шептать:

— Да кто вы такие?

Он встряхивал головой, отгоняя липкий ужас. Все вокруг было настоящим и нереальным одновременно. От такой двойственности у него пол уходил из-под ног и мутилось в глазах.

Мананга закончил жевать и строго прикрикнул на странного белого человека, задающего дурацкие вопросы не «по понятиям»:

— Закона не знаешь! Сам обзовись!

— Браво! — буркнул Жернавков.

От неожиданности Кнабаух замер, перестав качаться, и, сам того не желая, представился:

— Мозг, — и немного погодя, прошептал надтреснутым осипшим голосом, — похоже, из... не знаю.

— Похоже, — легко согласилась Хана. — Иди-ка сюда.

Она взяла его под локоть:

— Понимаешь, все твои «важные» дела — дешевое хулиганство. Кто мы? Смотри...

Дверь с зарешеченным окошком легко распахнулась от резкого толчка, пропуская обоих. Далеко пройти они не смогли. От порога начинались аккуратные ряды заполненных белым порошком полиэтиленовых мешков, плотно стоящих до противоположной стены.

Остальные продолжали сидеть за столом, что-то обсуждая вполголоса. Только Жернавков скосил глаз, провожая пронзительным взглядом каждое движение Кнабауха.

— Мы, дружок, — все!.. МВД, ФСБ, промышленность, криминал. Понял?

Мозг повел плечами, страшась озвучить догадку, но не сдержался:

— Это?..

— Героин. Промышленного производства, — спокойно подтвердила Хана, снова закрывая дверь. — Это тебе не ларьки трясти.

Наркотиков в комнате было на миллиарды долларов. Факт настолько потряс Мозга, что он едва дошел до стола и безвольной куклой плюхнулся на табурет.

— Ну что, допер, в чем дело, лох чилийский?! — гаркнул ему на ухо Жернавков. — Мы тут с тобой малость поиграли в жмурки. Понимаешь, ему надо было встретиться с негром, — Владимир Федорович махнул рукой в сторону Паука, — а заодно и выйти на время из игры. Вот и пришлось через тебя гнать туфту.

Все заулыбались, искренне радуясь удачно проведенной операции. Кнабаух покорно кивнул головой, готовый согласиться с чем угодно. Он вспомнил, как врачи в больнице беспрекословно шли ему навстречу, регулярно докладывая об ухудшении здоровья Паука. Как особист разыгрывал из себя простачка, подсовывая ему то профессора, то негра... Его, Артура Александровича Кнабауха, использовали как дешевую вокзальную проститутку, сделав вдобавок посмешищем! Он окончательно впал в транс.