В груди у Стрижака все оборвалось. Понимая, что жить ему осталось несколько секунд, он дернулся, чтобы перекатом уйти с линии огня. Но занемевшие от долгого сидения ноги отказались повиноваться. Ужас буквально приковал его к «станку». Побелевшими губами он покорно прошептал:

— По вашим...

— Можете считать, что уже проиграли, — добродушно пошутил Файнберг, вытаскивая деньги. — Вы крутите, крутите!

Неожиданно получив отсрочку, Константин машинально перевернул стаканчики, даже не глядя на то, что делает. Фраза о проигрыше его окончательно деморализовала. Немногочисленные зрители тихо охнули, когда местонахождение шарика было угадано с первой попытки. Деньги перекочевали из рук в руки.

— Со мной бороться бесполезно! — назидательно сказал профессор, в полном безмолвии выиграв еще несколько раз.

— Я больше не буду... — по-детски беспомощно пробормотал Стрижак.

Виктор Робертович взглянул на часы. До захода в кафе оставалось две минуты.

— Ну и ладно. Думаю, надо вас пожалеть. — Он сунул деньги в карман. — С такими ставками можно прогореть. Заканчивайте вы с этим делом.

Под восхищенный гул толпы игроков и зрителей Файнберг развернулся и пошел к «Черной моли». Глядя на удаляющуюся спину, Стрижак поднялся, не в силах поверить в чудесное спасение. Неосознанно он ощупывал себя, будто желая убедиться в целости собственного организма.

Из-за метро уход профессионала наблюдал Пименов. Он нервно подергивал головой и что-то беззвучно шептал. Наконец дверь кафе закрылась, пропустив неприметного посетителя.

Стрижак стоял неподвижно. Лишь дрожащие руки продолжали машинальные похлопывания по телу. Бессмысленные движения прекратил внезапно возникший рядом Пименов. Он взял лейтенанта за локоть:

— Ну что, эт'самое? — старший говорил открыто, пренебрегая конспирацией.

— Нас вычислили, — пустым бесцветным голосом ответил подчиненный, с трудом выталкивая слова непослушным языком.

— А бабки? — пораженно спросил Пименов, вдруг не к месту вспомнив о казенных деньгах, выданных на операцию.

— Вы что, обалдели?! При чем здесь деньги? Он же меня чуть не стер! — выкрикнул Константин.

— Ты, эт'самое, не ори, — озираясь по сторонам, сказал Герман Семенович. — Чего он сказал-то?

— Пожалел. Мол, бороться с ним бесполезно. Приказал больше не лезть не в свое дело. Понимаете?! — Рапорт звучал жутковато, а свободная рука все ерзала по куртке, касаясь то груди, то живота.

Пименов понял. Ему тоже было страшно, но положение старшего обязывало. Он вышел на связь:

— Третий, объект направился к тебе. Нас срисовали. Работаешь один. Мы в машине, — Герман Семенович немного поколебался и добавил:

— Береги себя, не светись, эт'самое.

В «Черной моли» было довольно тепло, темно и очень накурено. Капитан Потрошилов сидел в одиночестве и пил чай. Намокший бумажный пакетик то и дело попадал в рот. Но погруженный в свои мысли сыщик не обращал внимания и только задумчиво сплевывал его обратно. За два столика от него устроилась лицом к двери Валентина Петровна. Перед ней лежали темные очки и сумочка. На каждого входящего семья Потрошиловых «не обращала внимания» так упорно, что ближайшие к ним места пустовали. Справа от них, у самого входа, совершенно неразличимая в полумраке, расположилась Виктория Борисовна.

Файнберг вошел в зал, поправил галстук и, повинуясь незаметному кивку Ханы, сразу же напраился к Алику. Валентина Петровна чуть не попернулась мороженым и тут же старательно перевела взгляд на стойку бара. По ее мнению, пришедший на встречу мужчина был совершенно не страшен и совсем не похож на мафиози. Однако материнское сердце подсказывало, что, несмотря на благообразную внешность, этот человек может, например, спокойно резать людей. Она скосила один глаз и принялась внимательно изучать загадочного посетителя.

— Вы позволите? — учтиво склонил голову Виктор Робертович, указывая на место рядом с Потрошиловым.

— Да-да, конечно, — капитан кивнул так энергично, что очки съехали на кончик носа.

— Полагаю, вы — Альберт Степанович? — сказал профессор, присев напротив.

— Капитан Потрошилов, — сурово сдвинул жидкие белесые брови Алик.

Не зная, с кем имеет дело, он держался строго и официально. Впрочем, Файнберг не обратил на это ни малейшего внимания. И даже почему-то обрадовался:

— Это хорошо! Вы-то нам и нужны!

— Почему? — грозно нахмурился оперуполномоченный, решив, что пора брать инициативу в свои руки.

— Потому что у Вас есть вещь, нам совершенно необходимая...

Новость была шокирующей. «Эксперты прохлопали!..» — пришла в голову Алика страшная мысль. Додумать ее он не успел.

— ...Причем вы и представить себе не можете, какая ценность к вам попала!

— И какая же? — волнуясь, но все же ехидно поинтересовался Альберт Степанович. Цену героина на рынке он знал прекрасно.

— Вот об этом и речь! Видите ли, нам стало известно, что при обыске на квартире Рыжова...

Тут Алик отключился. Все, что в этот момент мог сказать собеседник, поглотила обида на экспертов. Сразу вспомнился злорадный голос начальника лаборатории: «Наркотики в ваших образцах не обнаружены...» Тогда он приписал почти неприкрытое торжество в голосе Георгия Викентьевича собственной мнительности. Но теперь! Намеренное сокрытие наличия наркотиков в образцах! В памяти всплыли мешки с белым порошком из травмпункта...

Валентина Петровна увидела, что Алик «поплыл». Она полезла в сумочку, зачем-то нащупывая газовый баллончик. «Ему сделали предложение, от которого невозможно отказаться!», — мысль пронеслась быстрее молнии, и мама занервничала. Больше всего ее пугала возможность внедрения любимого чада в мафию. Пусть и в оперативных целях. Кинематограф постарался на славу. Теперь каждый школьник прекрасно знает, что любое преступное сообщество так и кишит проститутками...

— А вы что-нибудь закажете? — раздалось у самого уха Потрошилова.

Альберт Степанович вынырнул из внутреннего мира обратно, за столик в «Черной моли». Оказалось, пока он пребывал в себе, к ним подошел официант и уже успел принять заказ у собеседника.

Потея от страха, Бондаренко все же умудрился приклеить к столику «клопа». Под пристальным взглядом старого профессионала он смахнул салфеткой со скатерти несуществующие крошки и замер, держа в трясущихся руках блокнот с ручкой.

— Будьте добры, еще чай, — сказал Алик.

— Простите, Вы не помните, где мы с вами встречались? — спросил Виктор Робертович, удивляясь обилию смутно знакомых лиц.

Официант побледнел и уронил ручку. Откуда-то из-под стола донеслось невнятное:

— Не помню.

Пожав плечами, Файнберг продолжил беседу:

— Так вот, к этому Рыжову попал некий камень. В кожаном кисете на цепочке. Он принадлежал некоему Мананге Оливейре Пересу, но... хм... так сказать, был изъят в травмпункте, при оказании помощи...

Совершенно ничего не понимая, Потрошилов грубо прервал собеседника, чего до сих пор с ним никогда не случалось:

— Стоп! Я что-то не понял, при чем здесь наркотики?

Внезапное превращение героина в камень на цепочке выбило Алика из колеи настолько, что он даже привстал, намереваясь пройтись вокруг столика, но вовремя опомнился.

— Очень даже при чем! — нагло соврал Виктор Робертович, отчаянно пытаясь не покраснеть. — Видите ли, этот камень — своеобразный пароль. Только при его предъявлении может состояться передача крупной партии наркотических препаратов.

За многолетнюю службу в милиции у капитана Потрошилова впервые появился собственный стукач! В смысле, агент-информатор.

— Почему вы это мне говорите? — проницательно спросил он.

— Так ведь камень у вас! — удивленно сказал профессор, которого до этой встречи никогда не вербовали.

Потрошилов почувствовал, что удача если и не повернулась спиной, то во всяком случае завертелась, пряча лицо. Проще говоря, камня у него не было.

— Кто вы? — Алик тонко перешел к личности агента. Одновременно он лихорадочно вспоминал опись изъятого в квартире Рыжова. Никаких мешочков на цепочках там не было.

— Профессор, — искренне ответил Файнберг на неуместный вопрос.

«Авторитетная кличка», — подумал Потрошилов.

В «шестерке» ФСБ, припаркованной неподалеку от кафе, склонившись к приемнику, замерли двое. В динамиках был отчетливо слышен разговор, происходящий в «Черной моли».

— Ничего не боится! — сказал Герман Семенович Стрижаку. — Раскрылся. Теперь кончит он мента, как пить дать!

В ухе Пименова внезапно ожил наушник. Взволнованный голос Бондаренко отчаянно прошептал:

— Первый, Первый, я к нему не пойду! Он меня вычислил.

Пименов понимающе кивнул:

— Ладно, отсидись. Только потом не забудь снять «клопа»....

А в кафе продолжался тяжелый разговор.

— Так, где же камень? — настаивал Виктор Робертович.

— Пока не знаю, — Альберт Степанович говорил абсолютно честно, впрочем, как всегда. — Может, у Рыжова?

— А может, все-таки у вас?

И тут Алику пришла в голову мысль, что требуемый камень запросто может оказаться среди изъятых вещдоков.

— Если только в лаборатории, — задумчиво протянул Потрошилов.

Идти к Георгию Викентьевичу ему совсем не хотелось. Но ради разоблачения наркомафии он был готов на любые жертвы. Остатки самолюбия жалобно возроптали в душе, но сыщик решительно отмел эмоции. Так было нужно для дела!

— Едем? — Файнберг мужественно поднялся.

— А наркотики? — Алик с надеждой посмотрел на профессора сквозь линзы в плюс восемь диоптрий.

— Сначала камень, — жестко ответил Виктор Робертович, вспомнив плачущего Манангу.

По дороге к выходу Файнберг дважды снял и одел очки, давая понять Виктории Борисовне, что все идет по плану. Алик его жестикуляции не заметил. Он ожесточенно причесывался, сигнализируя маме: «Операция закончена. Оставайся на месте».

Хана скользнула к выходу, опередив оперуполномоченного и его агента-информатора на несколько шагов. Валентина Петровна с облегчением откинулась на спинку стула. Проводив сына глазами, она позвала официанта, копошившегося под только что покинутым столиком, и неожиданно для себя потребовала:

— Водки!

В ухе Германа Семеновича негромко прокашлялся Бондаренко и сказал:

— Первый, объект пошел.

Пименов вперил взгляд во входную дверь «Черной моли». Первым в ранние сумерки шагнул «профессор». Вторым — молодой человек в шляпе и темных очках. Старший группы немного поколебался и принял непростое решение — продолжать наблюдение. Ключ зажигания повернулся в замке. Раздалось надрывное урчание... Потом собранные под капотом лошадиные силы издевательски чихнули, и все смолкло.

— Эт'самое, — сказал Герман Семенович, укоризненно обращаясь к машине, — уйдут же!

Он повторил процедуру запуска еще шесть раз. Спины объектов наблюдения, покачиваясь, исчезали в вечерней толчее. Урчание стартера становилось все тише. Наконец повороты ключа перестали вызывать в моторе какое бы то ни было движение.

— Бобик сдох, — грустно констатировал Стрижак. Следить за опытным профессионалом без средства экстренной эвакуации, по его мнению, было равносильно самоубийству. — Говорил же — нельзя на операцию в такой лайбе!

Пименов со Стрижаком выбрались из облезлых «Жигулей» в слякоть и холод.

— Может, не будем догонять, шеф? А то вдруг догоним, — Константин был меланхоличен.

— На хрен! — рявкнул Герман Семенович, со всего размаху захлопнув дверцу. — Эт'самое, пешком точно не пойдем! И так засветились по самое некуда. Все! Операция сорвана!

Закончив работу, группа наблюдения зашла в «Черную моль». Итогом операции явились: кассета с записью разговора «профессора», посаженый аккумулятор Ф 911 СБ и восемь сотен чаевых, полученных «официантом» Бондаренко.