Глава 1

ПРИКЛЮЧЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ

По трапу самолета катился негр. Получалось долго и болезненно. Он неумело бился о ледяные ступени, не пропустив ни одной. Российская земля радушно встретила гостя тупым ударом в правое колено.

— Велкам! — Пьяно грянуло откуда-то сверху, из теплой утробы самолета, и пассажиры начали спускаться.

— Щит! (Е...лки-палки (англ.)) — простонал чернокожий.

— И меч! — радостно отозвался все тот же голос где-то совсем рядом.

Огромный красномордый мужик перешагнул через африканца и, пошатываясь, направился к автобусу. Тем же путем двинулись и остальные. Житель солнечной Нигерии в ужасе отполз под самолет и привалился спиной к обледеневшему шасси. Колено раздувалось, как воздушный шарик. Нерусский человек, а потому непривычный к боли и морозам, потерял сознание...

Пока многострадальное чернокожее тело валялось на заснеженной взлетной полосе питерского аэропорта, его душа с облегчением рванула домой, в жаркую Нигерию. В остывающем мозгу вяло шевелились воспоминания. Еще вчера он стоял посреди Большой Поляны Совета, а племя радостными криками провожало его на учебу. Шаман что-то шептал ему в самое ухо. Как обычно, про женщин и болезни. Затем подошел отец и повесил ему на шею амулет... Сын вождя, Мананга Оливейра Перес, прилетел в далекую северную страну, чтобы стать врачом. И тут же стал пациентом.

Очнулся он от гулкого рева самолетных двигателей. Похожий на баклажан «Ил-86» трясло, как с похмелья. В воздухе он еще кое-как перемещался, а вот двигаться по земле его явно ломало. Настырный тягач тащил его в отстойник. Крылатый овощ натужно ревел всеми четырьмя моторами и подрагивал. Через несколько минут все стихло. Африканец с трудом поднялся на ноги и захромал в сторону здания аэропорта...

Лимузин с тонированными стеклами мчался по Пулковскому шоссе. За ним следовали два джипа сопровождения. В отделанном кожей салоне лимузина сидел пожилой человек и курил папиросу «Беломор». Теньков Владимир Сергеевич... а если «в натуре» — Паук, был главой одной из криминальных группировок Питера. Напротив него сидел коренастый крепыш спортивного вида. И аналогичного интеллекта. Он нервно подпрыгивал на месте, широко раздувая ноздри. Заместитель пахана, Бурков Андрей Яковлевич, по кличке Бай, нервничал. Периодически его лицо кривилось в мольбе.

— Папа, давай не поедем? — просительно кряхтел он. — Доиграешься же!

— Ты меня на бздюху не бери! — отвечал Паук, с наслаждением выпуская грязно-серые облака дыма. — Я по ширме рубил, когда ты еще фазаном хлындал. (Я совершал карманные кражи, когда ты еще молодым, неопытным вором ходил бесцельно (жарг.))

Такое он позволял себе один раз в год — двадцать пятого февраля. В честь юбилея своей первой ходки Паук лично выезжал «на карман». В этот день он всегда отправлялся в аэропорт и курил простые вонючие папиросы.

— Куда едем? — спросил шофер. — Один, два?

— Два, — скомандовал Паук.

Впереди из тумана возникло здание «Пулково-2». Бай напряг бицепсы, изображая решительный протест.

— Зачем тебе интуристы, папа?! За них могут, вообще, с поля удалить! Лет пять дисквалификации!

— Засохни, фраер! — цыкнул пахан. — На своих — не тот кураж.

Лимузин остановился неподалеку от входа в аэропорт. Тонированное окно с негромким гудением приоткрылось. Цепкий взгляд авторитета начал обшаривать выходящих пассажиров. Иностранцы валили в Северную столицу негустым косяком. Но Паук не спешил. В его пронзительных водянистых глазах сквозила скука.

— Засуха (Отсутствие объекта для совершения кражи (жарг.)). Одни лохи, — беззвучно шептал он, — таких вытряхнуть, как в лабазе отовариться.

В томительном ожидании прошло около часа. И вдруг Владимир Сергеевич резко подался вперед. Бай тоже приник к окошку. Из стеклянных дверей на остановку такси в полном одиночестве вышел чернокожий молодой человек. Он сделал несколько шагов, заметно прихрамывая, и остановился. В руках сын африканского народа бережно сжимал небольшой кожаный кисет, висящий на шее. Периодически он его поглаживал и ритмично встряхивал. Пухлые фиолетовые губы шевелились в такт движениям.

— Чё это он? — удивленно спросил Бай.

— Колдует. Они там все шаманы, — пояснил шофер. — Папа, может, ну его на хрен? Эта... вуду-шмуду.

Но экзотический вид гостя нашей страны привел Паука в состояние лихорадочного возбуждения.

— Очко! — азартно прохрипел пахан. — Негра я еще не женил!.. Сейчас я эту хрень на шее у него помылю!

— Не надо... — робко возразил Бай.

— Засунь звякало в курятник! — оборвал его авторитет. — Выйдешь из тачки, порву как Тузик грелку!

Пахан натянул на уши широкополую шляпу и вылез наружу. До перехода на руководящую работу он в одиночку ходил на любой карман. Теперь для него их оптом и почти законно чистили молодые. Но двадцать пятого февраля Паук ностальгически тряс стариной. Это была традиция. Подчиненные боялись, но ничего поделать не могли. Единоличный хранитель «общака» в миллионы долларов упрямо тырил мелочь по карманам. Он блюл традиции, сжигая нервы заместителей.

Бай тоскливо посмотрел вслед пахану и вытащил мобильник. В соседнем джипе раздалась трель, похожая на судейский свисток.

— Краб, на старт! Играешь в защите, — скомандовал бригадир. — Береги тренера! Я в сборную не попал.

Негр страдальчески сморщился и захромал к автобусной остановке. На ходу он торопливо спрятал под пальто мешок на шнурке.

— Все равно помылю, — хищно пробормотал Паук, двигаясь следом.

Они встретились посередине пустынного тротуара. Авторитет, словно споткнувшись, задел чернокожего плечом. Потом чуть отстранился и пихнул клиента в грудь.

— Ты, чё?! Опух?!

Но стычки не вышло. Негр улыбнулся и вежливо сказал:

— Дратуйта!

Ловкие пальцы пахана от неожиданности перестали извиваться. Белозубая улыбка словно парализовала его волю. Паук нерешительно замер. Такая парадоксальная реакция ломала всю стратегию «щипка». Во время конфликта можно было отвлечь внимание клиента и срезать добычу. А каким образом это делается при обмене любезностями, воровская наука молчала.

— Как уаше доровье? — Участливо спросил странный чернокожий парень.

— Ништяк, — буркнул потрясенный пахан.

Абсолютно неожиданно в замшелой душе матерого авторитета шевельнулась симпатия к жертве. Впервые за долгие годы незнакомый человек побеспокоился о его здоровье. Секундное замешательство сломало фарт. Тем не менее «сделать» негра было делом чести. И остановиться Паук уже не мог. Но привычные движения вдруг утратили отшлифованную виртуозность.

Он снова качнулся вперед и нащупал кожаный мешочек за пазухой клиента. Словно почувствовав неладное, негр схватился за грудь. Их руки встретились. Пахан отчаянно рванул добычу на себя. Ему на ладонь выкатился обычный круглый булыжник с дыркой посередине. Паук, не ожидавший такой подляны, замер. Он растерянно переводил взгляд с камня на гаснущую улыбку и обратно, растерянно моргая.

Негр тоже застыл, удивленно глядя сверху вниз на качающиеся перед носом широкие поля шляпы. Потом его взгляд упал на похищенный кусок Родины. Чернокожий парень намертво вцепился в руку Паука и тоскливо взвыл:

— Ы-Ы-Ы!!!

Вопль прокатился вдоль стеклянной стены аэропорта, улетая к равнодушному северному небу. Бай бросился грудью на тонированное стекло, но вылезти из лимузина не посмел. Нарушать запрет пахана было страшно. Зато охрана от джипов стартовала мгновенно. Команда телохранителей преодолела расстояние до схватки одним броском.

Двое стояли, вцепившись в камень и вырывая его друг у друга. Паука тут же ухватили под руки и оторвали от негра. Тот поспешно спрятал свою реликвию в карман. Двое братков, не обращая внимания на возмущенный крик авторитета, потащили его к машине. Остальные задержались, чтобы уладить международный конфликт. Возмущенный крик африканца тут же превратился в хрип. После нескольких штрафных ударов по животу парень упал и затих.

Лимузин тронулся с места и начал разворачиваться. Пахан попытался выскочить, чтобы как-то исправить позорную неудачу. Но Бай обхватил его за пояс и заорал:

— Брэ-эк!!!

Паук перестал сопротивляться и волчьим взглядом уставился в окно. Негр уже успел подняться и стоял, держа перед собой камень. При виде отъезжающей машины он внезапно что-то закричал на своем тарабарском языке и пару раз махнул вслед дырявым булыжником.

— Во! Опять колдует! — настороженно сказал шофер.

Владимир Сергеевич Теньков сплюнул и отвернулся, освобождаясь от объятий Бая. И вдруг его иглой пронзила резкая боль в области заднего прохода. Во рту пересохло, по спине потек холодный пот. Сиденье внезапно стало мокрым и горячим. Авторитет провел по нему рукой, затем поднес ее к глазам — ладонь была в крови! Закружилась голова, в ушах зазвенело.

— Сглазил, вуду черножопое, — прошептал Паук и потерял сознание...

Глава 2

ПОКА НИКТО НЕ ГАДИТ В ЛЕТНЕМ

В маленьком кабинете «Большого дома» сидел майор ФСБ. Ему было скучно. Вот уже сутки никто не пытался взорвать Смольный, разрушить Зимний или, на худой конец, загадить Летний.

— Похоже, враг задремал, — с сожалением констатировал он и вышел из-за стола.

Допрашивать было некого. А хотелось. Пришлось подойти к зеркалу. Интуиция подсказывала, что там будет с кем поговорить. И точно. Ему навстречу шагнул высокий коротко стриженный мужчина с профессионально карающим взглядом.

— Владимир Федорович Жернавков?! Тридцать восемь лет?! Женат, имеет дочь?! Говорить будем или Ваньку валять? — жестко наехал на отражение майор.

Он повернулся другим боком, и выражение лица неожиданно изменилось. Милая улыбка и участливый взгляд обезоруживающе располагали к приятному общению:

— Зачем же вы Ваньку-то валяете? — Жернавков поморщился. — Нет, не так... — глаза чуть посуровели, брови сошлись, и оперативник произнес совершенно другим тоном:

— Зачем вы завалили Ваньку?!

В это время на столе противно зазвонил телефон внутренней связи. Владимир Федорович поднял трубку:

— Жернавков.

— Отойди от зеркала и быстро ко мне. Жду через семь минут! — внедрился в ухо нетерпеливый голос шефа.

— Есть! — машинально посмотрев на часы, коротко ответил лицедей и положил трубку. — Телепат, — тихо пробурчал он и направился к двери.

— Артист! — хмыкнул этажом выше полковник.

Перед кабинетом шефа Владимир Федорович притормозил.

— Да, заходи ты уже, — донеслось из-за двери.

Собравшийся было постучать Жернавков обреченно повернул ручку.

— Разрешите, товарищ полковник? — произнес он безо всякого выражения.

— Заходи, заходи, Володя, — встретила его приветливая улыбка и располагающий взгляд.

«Хана мне», — мгновенно решил Жернавков. Редко для кого «товарищ майор» звучит лучше, чем собственное имя, но это был именно тот случай. — «Если про семью начнет спрашивать — полная труба...»

— Как супруга поживает? Как дочка? — губы шефа растянулись, показав крепкие клыки и коренные зубы.

«Каюк!» — подумал опер, но вместе с тем, наконец, пришел спасительный кураж. Улыбка шефа перестала вызывать омерзение.

— Семья — наш крепкий тыл, товарищ полковник! — ответил Владимир Федорович и с нагловатым намеком уставился на кресло.

— Да ты садись, Володя, садись. В ногах правды нет.

— А если я сяду, Сергей Петрович, где она появится?

Жернавков покосился на шефа, решая, не перебрал ли с шуткой? Но сегодня, похоже, ему все разрешалось. Полковник расхохотался, вышел из-за стола и отечески похлопал его по плечу.

— Один — ноль. Молодец! Ты в своем репертуаре.

«Представляю какой будет один — один...»

— Коль уж Вы спросили о семье, Сергей Петрович, не подпишете заявление на материальную помощь?

Жернавков застыл в немом ожидании, будто бросил гранату и ждал взрыва. Но граната оказалась учебной. То есть не взорвалась, но спугнула.

— Я, собственно, что тебя позвал, — полковник поспешно двинулся к своему столу и полез в ящик. — Есть у меня одна папочка. Почитай на досуге, подумай и позвони как-нибудь... Минуты через двадцать три.

Жернавков недоверчиво покосился на объемную пачку листов.

— Мне бы курсы скорочтения закончить, товарищ полковник. Я интересовался, всего сто баксов. Фирма оплатит?

Сомнительная шутка снова прошла, и после короткого смешка полковник сообщил, что счет уже два — ноль. Но прозвучало это скорее угрожающе.

— Очень увлекательное чтиво — поверь мне, Володя. Прочитаешь просто запоем.

«Только бы не поперхнуться! — в свою очередь подумал Жернавков, взял папку и поднялся. — Хотя по поводу запоя — мысль неплохая...»

Через двадцать одну минуту Владимир Федорович перелистнул последнюю страницу.

— Сегодня на конкурсе уродов победил... — он еще раз сверился с надписью на папке, — Владимир Сергеевич Теньков. Ему присуждается главный приз — романтическое путешествие в следственный изолятор Кресты.

Жернавков поднял трубку телефона и набрал номер шефа. Тот ответил сразу.

— Прочитал?

— Прочитал.

— Ну?

Майор набрал в легкие воздуха и выпалил скороговоркой:

— Психологический триллер. Автор явно перебрал с кровавыми сценами и проститутками, а так — неплохо, с фантазией. Даже спать, наверное, сегодня ночью не буду. Надо жену предупредить...

— Хватит идиотничать! — прервал начавшийся было монолог полковник. — Еще хочешь что-нибудь сказать?

— Конечно, хочу, но вы не даете. Я не понял, при чем здесь наша служба и чем я могу помочь любимой Родине?

— После шести подходи к стоянке. Покатаемся по родному городу. — Полковник положил трубку.

— Есть, — уже в никуда ответил Жернавков, а затем еще несколько минут задумчиво пририсовывал телефону полковничьи погоны.

По окончании рабочего дня на набережную Невы выехала служебная «Волга» с двумя пассажирами. Шеф молчал недолго. Каких-нибудь полчаса. «Так и бензин скоро кончится», — подумал майор.

— У меня с собой еще два талона по двадцать литров, — негромко сказал полковник и снова замолчал.

— Это хорошо. До дома хватит.

— Не торопись. Разговор долгий. Как тебе, все-таки, папочка?

— Я же сказал, психологический триллер. Комбинации красивые, слов нет, но доказательств — кот наплакал. Детективы — не наш профиль. У нас не Издательский дом «Нева».

— Молодец! — Полковник оживился. — Все точно. Тебе кличка Паук о чем-нибудь говорит?

— Гад «в законе», — не задумываясь, ответил Жернавков, — живет по понятиям. Вымирающий вид.

— Опять молодец. Все, что в этой валке, — его дела.

— Да он двух слов связать не может, а там, — Владимир Федорович кивнул на заднее сиденье, где лежала папка, — половина дел через банки проходит. Они что, кроме английского еще и с фени переводчика нанимают? Тут мозги нужны.

— Снова молодец! — Сергей Петрович заговорил быстро и свободно, будто услышал то, что хотел, и принял какое-то решение. — Мозгов у него действительно не густо, а вот Мозг есть. Кнабаух Артур Александрович, кличка — Мозг. Все комбинации — его ума дело. Силовое прикрытие делает некто Бай, в миру — Бурков Андрей Яковлевич. Тоже та еще гнида. Я ориентировочки по ним тебе еще передам. Так вот. Паука мы ведем уже года два и — ничего! То есть вообще ничего! «Наружка» чуть не дома у него живет, и все чисто.

— Так откуда тогда материал, и при чем здесь Кнабаух?

— Понимаешь, Вова, эту папку он мне и передал.

В машине будто прозвучал взрыв, а затем воцарилась полная тишина, словно никого не осталось в живых. Трудно сказать, что больше поразило Жернавкова — то, что бандюга сдал себя с потрохами, или сентиментальное «Вова»?

— Не понял...

— Две недели назад пришел на прием. Как положено, за несколько дней записался, пришел и передал папку.

Жернавков от удивления не разинул рта лишь потому, что не имел такой привычки.

— Позавчера он снова был у меня.

— И чего он хочет? В Кресты? Или чтобы мы при задержании ему ум прострелили, чтобы не мучился?

— Свалить Паука и забрать общаковую кассу. Потом отдаст нам еще одну папку, где будет все, чего не хватает в этой, — полковник кивнул назад. — Все схемы и фигуранты. А еще половину кассы он переведет в бюджет. Это, по самым скромным подсчетам, десятки миллионов долларов. Мы ему помогаем и гарантируем безопасность.

Жернавков все же открыл рот. Ему захотелось вместе с полковником обратиться к психиатру.

— Вы... — Владимир Федорович поперхнулся и прокашлялся. — Вы, как бы это сказать... попросили время подумать?

— Нет, Володя. Я согласился и дал выход на тебя. Это приказ.

Владимир Федорович Жернавков неторопливо шагал к автобусной остановке и улыбался своим мыслям. Он как раз перепрыгивал очередную грязную лужу, когда рядом почти бесшумно остановилась черная, неприметная «Нива» с табличкой «За рулем глухонемой» на ветровом стекле.

— Доброе утро, Владимир Федорович! — произнесли из машины. — Разрешите подвезти?

Улыбка медленно сползла и утонула где-то в снежной жиже под ногами. Лицо приняло табельное выражение «Будем Ваньку валять?».

— Денег нет, — сказал Жернавков и направился дальше.

— У нас есть, — ответили из машины.

Дверца открылась. Наружу вышел высокий мужчина лет сорока, с холеным лицом и безупречно уложенными волосами. На нем было кожаное пальто с меховым воротником.

— Разрешите представиться... — он чуть наклонил голову.

— Не надо, — ответил Жернавков, — а то вдруг ты мне руку протянешь, а я — нет. Можем раньше времени поссориться. Ладно, пошли в твою машину... Ум.

Мозг оторопел. Такого хамства он не ожидал и теперь стоял на тротуаре, удивленно наблюдая, как опер, по-хозяйски откинув переднее кресло, забирается внутрь. Стиль поведения, который он так тщательно отрабатывал, изучая «дело» Жернавкова, полетел в тартарары. Он просчитался. Нужно было срочно менять всю схему. По всей видимости, люди, которым было поручено собрать материал, что-то упустили, и работать придется экспромтом.

— Ничего доверить нельзя, — почти шепотом произнес Мозг.

— Ничего и никому, — донесся из машины голос Жернавкова.

Кнабаух, наконец, забрался в непривычно маленькую для него машину и похлопал по плечу водителя. Тот послушно включил передачу.

— Он что, действительно глухонемой? — поинтересовался майор.

— Абсолютно. Можете поверить на слово.

Артур Александрович внимательно изучал непроницаемое лицо своего визави. С тем же успехом можно было бы часами всматриваться в физиономии статуй рабочего и колхозницы, пытаясь распознать, кто есть кто. Таких лиц он терпеть не мог. Легко играть человеческими эмоциями, как футбольным мячиком, но попробуй изо всех сил треснуть ногой по бездушной каменной болванке.

— Знаю, Вы терпеть не можете все, что связано с криминалом. Уважаю профессионализм, но здороваться все же надо.

— Еще неизвестно, как мы договоримся, а я тебе уже здоровья пожелаю, — буркнул майор.

Настроение у Кнабауха окончательно испортилось. Человек, от которого во многом зависела его судьба, был либо очень хитер, либо, что еще хуже, полным идиотом. Сходу решить эту дилемму было невозможно. Поэтому он продолжил с нейтральной улыбкой:

— Может, вы и правы. Что ж, перейдем к делу, если вы не против?

— К какому делу?

Жернавков упрямо «косил под дурака». Кнабаух начал нервничать, подумывая, не ошибся ли он адресом?

— Мне рекомендовали вас, как... адекватного сотрудника. Признаюсь, это мой первый опыт такого рода контактов с вашим ведомством, но первое впечатление, честно говоря, довольно тяжелое. Вы вообще-то в курсе, о чем пойдет речь? Или шеф забыл вас проинформировать?

— Да не переживай ты так, — Владимир Федорович хлопнул Мозга по плечу, — товарищ полковник мне задачу поставил. Заморим мы твоего Паука, не сомневайся. Не он первый... — опер кровожадно посмотрел бандиту в лицо.

«Полный идиот!», — уверенно решил Кнабаух.

— И как же вы собираетесь это сделать, если не секрет?

— Какие могут быть от тебя секреты? — От рабоче-крестьянского «ты» Артура Александровича каждый раз передергивало, а Жернавков явно испытывал удовольствие. — Я тут полистал его бумаги из колонии на досуге. Все у твоего шефа хорошо, моему бы так. Только вот геморрой у него врачи увидали. Вишь, как далеко глядят?

— Ну и что? — Мозг начал уставать от такого разговора.

— А то, что при геморрое бывают кровотечения, как при раке прямой кишки, причем четвертой стадии. Только объяснить надо больному правильно.

«Вот это да! — Изворотливый ум Кнабауха быстро просчитал комбинацию. — А я-то думал — не туда попал! Хитрый, как змея. Хитрый и опасный. Ну что ж, тем лучше. Зато играет на моей стороне...»

Додуматься уложить в больницу авторитетного уголовника с болезнью в самом «узком» для этой среды месте, пожалуй, не смог бы и сам Мозг. Лечить Паука будут «до последнего». Уж об этом-то он, Кнабаух, позаботится. А весть о том, где у пахана ежедневно ковыряются врачи, быстро попадет в нужные уши и сделает свое дело.

— Со специалистами я могу помочь. В эту игру лучше играть вместе.

— Я вообще азартные игры обожаю. Вот заморим Паука и за тебя возьмемся, — кровожадно посмотрел на собеседника Жернавков.

До погруженного в свои мысли Кнабауха смысл фразы дошел не сразу. А когда дошел, вызвал приступ тошноты. Этот человек его пугал. Он был непонятен — глуп и хитроумен одновременно. Шутил и угрожал в одной фразе. Артур Александрович вскинул голову и посмотрел на майора.

— Да шучу я, шучу. Тебе же шеф защиту обещал, — Владимир Федорович со значением поднял вверх указательный палец, и опять невозможно было понять, стоит верить словам полковника из ФСБ или нет.

— Мне пора, — глухо произнес Кнабаух. — Я тоже как-нибудь пошучу.

— Да и я засиделся, — Жернавков зашевелился, готовясь к выходу. — Мы за твоим насекомым понаблюдаем. Готовься. Еще одно кровотечение, и будем укладывать в больницу... насовсем.

Кнабаух выбрался из машины, которая остановилась в двух кварталах от Серого дома, и, открыв дверь, выпустил Жернавкова.

— Ты позванивай, не стесняйся. — Владимир Федорович демонстративно сунул руки в карманы, избегая рукопожатия, и, не прощаясь, направился на доклад к шефу.

Похоже, первый раунд он выиграл.

Глава 3

НИГЕРИЙСКИЙ ЭФИОП ИЗ КОНГО

Игорь Николаевич Рыжов работал в травмпункте. Он слыл человеком странным с тех пор, как однажды что-то ляпнул не подумав. В ответ ему тоже ляпнули... чем-то в лоб. Сотрясение российского воздуха часто переходит в сотрясение головного мозга. После травмы у него в корне изменилось восприятие окружающего мира. Особенно зрительное. Поначалу странные темные пятна в глазах Рыжова удивили. Потом он неожиданно обнаружил, что при совмещении с контурами головы собеседника загадочные круги образуют мерцающий нимб. А стоило напрячься, цвет пятна тут же изменялся. Игорь Николаевич пришел к судьбоносному выводу — он начал видеть ауру! Любой офтальмолог легко объяснил бы оптические иллюзии «отслойкой сетчатки глазного дна» и вылечил бы. Но Рыжов, как человек с высшим медицинским образованием, врачам не доверял. Он избрал другой путь. От банального созерцания ауры Игорь Николаевич перешел к ее глубокому изучению.

Ответы на все вопросы нашлись в газете «Аномальные новости». Вязкое болото непознанного засосало его по самые уши. Не прошло и двух месяцев, как Рыжов превратился в матерого экстрасенса. Теперь он обязательно собирал черную энергию боли, хлещущую сквозь чакры пациента. Руки двумя ковшами сгребали ее от висков к сердцу и стряхивали вниз. От энергичных взмахов руками дежурные медсестры вздрагивали. Посреди кабинета росла дыра в линолеуме. Коллеги ворчали, что посетители шаркают ногами. И только сам целитель знал, что, уходя к ядру Земли, капли темной харизмы уносят частицы материального мира.

Следуя рекомендациям «Аномальных новостей», уже через год Игорь Николаевич вплотную приблизился к решающему этапу своей жизни. Для перехода в ранг чародея не хватало самого главного. Ему был нужен оберег. Собственно, маленькая костяная фигурка давно висела у него на груди. В соответствии с последним номером любимой газеты оставалось добыть прядь волос «черного человека»...

Перед перекошенной железной дверью стоял чернокожий молодой человек и с интересом разглядывал криво висящие над ней буквы. Бесхитростный сын солнца старательно прикладывал в уме одну литеру к другой и шевелил губами. Загадочная надпись гласила: «ТАМ ПУК». В переводе на родной язык она состояла уже из восьми слов и все равно не поддавалась осмыслению. Что имели в виду странные белые люди, понять было невозможно. Завершал картину крупный отпечаток подошвы молодежного ботинка на двери. Напрашивалось предположение, что внутри кому-то не понравилось. Гражданин далекой банановой Нигерии опасливо попятился. Природная подозрительность вступила в неравную схватку с любопытством. Мананга Оливейра Перес машинально нащупал на груди амулет. Сразу вспомнились милые черные лица мамы и папы...

— О чем задумался, эфиоп?

Фраза, будто гвоздями, прибила его к действительности. Студент резко обернулся, и колено острой болью напомнило о себе. Перед ним, дружелюбно улыбаясь, стояла высокая, хорошо одетая женщина лет шестидесяти. Внимательные серые глаза ощупывали видимые участки его черного тела, словно привыкая к цветовым различиям.

— Домой хочется, к маме, в Конго? Чего молчишь? — она помахала рукой у него перед глазами. — Ду ю спик раша? Дую, но не очень сильно? Да?

От боли и смутного осознания того, что он — эфиоп из Конго, Мананга полностью перестал ориентироваться во времени и пространстве.

— Я слышала, что у негров в штанах — дай Бог каждому, — женщина продолжала говорить, глядя на обтянутое брюками колено, — но не до такой же степени!

Повисла неприятная пауза. Нужно было что-то сказать, но словарный запас нигерийца состоял из нескольких фраз, выученных по пособию «Опрос больного». Он выпалил первое, что пришло в голову:

— Дратуйта! — Африканец гордо воззрился в небо.

— Понимаю! — не задумываясь, ответила она,

Они постояли еще минуту, рассматривая друг друга.

— Ну что? Пойдем полечимся? — наконец, заговорщицки произнесла женщина.

Она подмигнула, будто предлагала сделать что-то неприличное. Мананга, соглашаясь, опустил голову. Силы его были на исходе...

ТрАвМатологический ПУнКт радушно распахнул ему объятия. Жизнерадостные крики бегающих по коридору еще здоровых ребятишек сливались с приглушенными стонами их покалеченных родителей. Двери кабинетов бодро открывались и закрывались под зловещее мигание светильников с яркой надписью «Следующий». Сердце Мананги затрепетало. Капли крови на полу, тихие стоны травмированных, сладковатый запах гниющей под гипсом кожи закружились в страшном водовороте. «Ад!», — решил африканец. До нервного срыва не хватало совсем чуть-чуть. И это «чуть-чуть», с неотвратимостью цунами, надвигалось с противоположного конца длинного полутемного коридора.

Упитанная, краснощекая девочка лет восьми с игрушечным молотком в руках мчалась к нему сквозь толпу. Она непринужденно расталкивала раненых, наступая на опухшие пальцы и походя ударяясь плечом в хрустящие сломанные ребра. Жизнерадостно смеясь, девочка добежала до цели и внимательно осмотрела лицо и руки нигерийца. Потом, вероятно в качестве интернационального приветствия, со всей детской непосредственностью ударила Манангу пластмассовым молоточком точно в поврежденное колено. Дикая боль исторгла из его груди крик. Сквозь дымку убегающего сознания донесся участливый женский голос:

— Леночка, детка, видишь, дяде больно. Нужно было стукнуть по здоровой ноге, милая...

Когда он очнулся, вокруг было тихо. Более чем скромная обстановка отделанной кафелем комнаты состояла из кушетки, которую занимал Мананга, стола и двух стульев. На всем лежал отпечаток запустения и разрухи. Картину довершала огромная дыра в линолеуме, прямо посреди кабинета. Над негром склонилось плохо побритое лицо с сигаретой во рту. Обладатель вышедшей из моды щетины был облачен в белый халат. В руке он держал вату, источающую ужасный запах. Мананга окончательно пришел в себя. Боль в колене затаилась, набираясь сил.

— Бананы, апельсины принес? — Слова уже кончались, а сизый туман продолжал выходить из ноздрей и уголков губ, оседая на волосах. Между тем руки человека в белом халате совершали странные движения вокруг головы и туловища пациента.

— Чего молчишь? Ду ю спик раша? Дую, но не сильно?

Гость нашей великой страны попытался вспомнить, где он это уже слышал. Внезапно в поле зрения появилось лицо, которое сегодня он точно уже видел.

— Ты напугал меня, уругваец, — женщина приблизилась. Ее голос действовал успокаивающе. — И как это я тебя не уберегла? Здесь ушами хлопать нельзя, даже черными. Эти люди, — она посмотрела на дверь в коридор, — в один момент тебе диагноз «расширят». Я верно формулирую, эскулап?

Женщина посмотрела на отрешенно стоящую рядом фигуру в белом халате. Доктор шевелил губами, будто произнося какие-то заклинания. В ответ на вопрос его небритое лицо оживилось.

— Вы понимаете, где находитесь? — встрепенулся он, непроизвольно собрав в пучок несколько черных курчавых волосков на голове негра, словно проверяя их на прочность.

Более сложного вопроса африканец не слышал за всю свою жизнь. Десятки предположений безумным вихрем закружились в голове.

— Где вы находитесь? — щелкая пальцами перед его носом, не унимался человек в белом.

И тут в мозгу нигерийца бомбой взорвалась страшная догадка — это допрос! О чем-то подобном его предупреждали в посольстве. Мананга решил, что, сказав правду, не выдаст секретов родной страны. Стараясь произносить максимально правильно, он сознался:

— Там... пук!

В глазах мучителя проступило замешательство. С минуту он пытался найти русский аналог услышанному или хотя бы понять, сколько это в рублях. Но с задачей не справился.