- Товарищ Хитроумов, вы живете, как капиталист. Откуда вы берете средства? - этот вопрос майор задал дважды.
      Но у Хитроумова было алиби. Трижды он выиграл по лотерейным билетам автомобили. Правда, выигрышные билеты он купил с рук, переплачивал некоторые суммы. Но в сберкассе, где Хитроумов получал деньги, зарегистрирована его фамилия, поэтому чувствовал он себя спокойно.
      - Скажите, пожалуйста, товарищ Лунин, вот если бы я был нищим, вы бы спросили у меня, откуда такая нищета?
      - Товарищ Хитроумов, здесь, по-моему, вопросы задаю я...
      - Эх, товарищ Лунин, товарищ Лунин, задавать вопросы - это еще не значит спросить! Спрашивать нужно сначала научиться, - Хитроумов укоризненно покачал головой.
      - Научимся, Всеволод Львович, еще как научимся! И ответить заставим по всей строгости закона, невзирая на должности и личности.
      - Ладно, не пугайте! - Хитроумов приподнялся, уверенность Лунина показалась ему наивной. - Научитесь. Сидите на государственных харчах... Сами, небось, своим умом копейки не заработали, а собираетесь научиться. Чему только?.. Как говорится: и сам не гам, и другому не дам! Вот это вы умеете, даже учиться не надо...
      Кукушкин внимательно прослушал этот эпизод, хотя Хитроумов не сказал ни слова. Понимая его обеспокоенность, попытался успокоить собеседника:
      - Всеволод Львович, но это пока лишь диалог... Слова...
      - Да не знать мне никаких диалогов с этими мусорами! - взорвался миллионер, не скрывая своей ненависти к милиционерам. - Лодыри, бездельники! Да они больше вреда приносят, чем пользы. Ну скажите, что плохого в том, что я умею делать деньги?! По-моему, таким, как я, нужно ставить памятники еще при жизни. Другие совершенно ничего не умеют делать, разве что только подписи ставить под зарплатой - и им ничего. Они в ладах с законом. Допускаю, что я обогащаюсь путем обмана. Но я же не обманываю государство! Я обманываю таких же деловых людей, как и сам. Ну, они немножко глупее меня. Ничего не поделаешь - таков закон коммерции: если не ты их, значит, они тебя. Детей даже в школе учат: если не ты, так кто же? - он хитровато прищурил левый глаз, будто хотел подмигнуть собеседнику. Между прочим, один мой знакомый, директор кладбища, имеет странное хобби: он записывает на кассеты и собирает надгробные речи. Но самое странное в том, что он любит их прослушивать под веселую музыку. Знаете, я однажды присутствовал при этом. Сначала мне было как-то жутко, но потом... привык. Особенно мне понравилась скорбная речь одного врача над гробом своего покойного коллеги под мелодию песни "Жить и верить - это замечательно...". Недавно он даже создал из работников ритуальной службы хор, который назвал "Лучше нету того свету"...
      - Все это очень интересно, только никак не пойму, зачем вы мне рассказываете об этом кладбищенском лирике? - пожал плечами Вася.
      - А затем, что я приглашаю вас в гости к нему. Весьма оригинальный и нужный человек. Хотелось бы мне послушать повнимательнее...
      Директор кладбища Фердинанд Калистратович Клоп был не такой богатый, как Хитроумов, но, во всяком случае, жить от аванса до получки ему никогда не приходилось, а одну стенку в своей комнате он запросто мог обклеить сторублевыми ассигнациями вместо обоев.
      Клоп обладал весьма примечательной чертой характера: он никогда не считал, сколько брал, но всегда записывал, кому и сколько давал. Давал он своему вышестоящему начальству, ибо был уверен, что иначе на его месте был бы другой. Давал своему знакомому врачу, который лечил его сразу от трех болезней: диабета, геморроя и склероза. Своему главному бухгалтеру он не давал принципиально, вместо этого он забронировал для него место на кладбище. Короче, давал Фердинанд Калистратович только в исключительных случаях, когда, как говорится, деваться было некуда. В остальных случаях только брал.
      В настоящее время Клоп жил с женой Дорой Абрамовной и двумя внуками детьми-любимой и единственной дочери. Внуки жили чаще у него, чем в кооперативной квартире, которую он построил доченьке. Квартира Клопа была по проекту четырехкомнатная, по он сделал из нее пятикомнатную. В большой комнате стояла раздвижная перегородка, благодаря которой у него появился небольшой и уютный домашний кабинет, где он иногда скрывался от назойливых гостей. В случае чего, казалось ему, он сможет хотя бы на какое-то время спрятаться в своем кабинете и от компонентных органов.
      Был у Клопа единственный друг Петя Шибчиков, с которым он мог всегда поговорить по душам. Петя жил почти по соседству и бывал у него чаще других. Работал он приемщиком утильсырья, хотя имел высшее гуманитарное и незаконченную кандидатскую. Забегая к Фердинанду по утрам на чашечку кофе, он часто рассказывал, как делать деньги из ничего.
      - Ты знаешь, К-кло-оп, как делать бабки из мусора? - он ленился употреблять длинные слова, а некоторые короткие выговаривал с заиканием.
      - Каждый делает их по-своему, - для людей подобного круга это была общеизвестная истина.
      - Э, не скажи, К-ло-оп-п, не скажи... Слушай, ну зачем тебе такая длинная фамилия?
      - А зачем тебе такой короткий ум? - сердился хозяин.
      - Больно ты умен - всю жизнь кандычишь на подачках! Брать "парнусю" - и дурак сможет. Это же... унизительно!
      - Зато почетно. Каждый жулик и вор тебе подчиняется. Вот они у меня где! - Клоп сжал руку в кулак и осторожно ударил им по столу.
      - А какое ты имеешь право брать взятки, ты - заведующий мертвецами?!
      - Ладно, мусорщик, о правах заговорил, - Фердинанд Калистратович выплюнул горячий кофе в чашку и с наслаждением продолжал хлебать. - Прав тот, у кого больше прав.
      - Да, развели мы таких вот клопов на свою голову! - Петя в гневе выговаривал фамилию друга без заикания.
      - Ладно, валяй собирать свой мусор! - на этом директор кладбища хотел поставить точку.
      Но Петя не спешил уходить:
      - Получать взятки - это же продавать совесть и честь. Это стать той же проституткой! У тебя не соображает чердак, как заработать самому, поэтому ты торгуешь своей совестью. Меня не купишь ни деньгами, ни лицемерными словами. Я могу заработать столько, сколько мне надо, но брать от других подачки - нет, никогда! Лучше - в прорубь, лучше - казнь, чем неуважение себя!
      - Тебе лечиться надо. У меня есть "канал" - могу определить в психиатричку, - снисходительно посмеивался Клоп.
      - Не смей своим грязным языком оскорблять меня! Мразь, гнилье, грязная скотина. Таких, как ты, нужно сжигать в пепел и не развеивать по ветру, а закапывать глубоко в землю, чтобы ни одно дерево, ни одна травинка не отравилась твоей плотью, - Шибчиков, конечно же, играл, но кое-что он высказывал от души.
      - Ничего, нас многовато, всех не сожжешь. Пусть мы дураки, но мы еще долго будем диктовать свои условия и делать таких, как ты, неудачниками, а более сговорчивых заставлять кланяться себе. Так что ваше время еще не скоро придет, если оно вообще когда-нибудь придет, - Клоп ни на секунду не сомневался в своей правоте.
      Шибчиков вздохнул, допил залпом кофе, поставил чашку вверх дном на блюдечко и быстро вышел.
      После подобных ссор они обычно расставались на день или два. Но Петя пришел уже на следующий вечер, чем нарушил установленную традицию. И пришел не с пустыми руками.
      Хотя Фердинанд Калистратович был очень самолюбив, но стоило Пете в знак извинения преподнести Клопу пять томов Анатоля Франса в отличном полиграфическом исполнении, как он бросился обнимать его. В таких случаях ему казалось, что перед ним унижаются, и он должен ответить благородным прощением.
      - Спасибо, спасибо, дорогой, - повторял он раз за разом, - мелочь, но приятно.
      Шибчиков знал, что делает: с Клопами, понимал он, лучше не портить отношений.
      Случилось так, что в тот же вечер к Фердинанду Калистратовичу пришел в гости и его сотрудник Хамло Иван, бригадир гробокопателей. Это был угрюмый громадный человечище с бородой, ледяными глазами и ручищами, как лопаты. Голос, казалось бы, у него должен быть, как у человека-горы, но он обладал лишь колоратурным сопрано.
      Появлялся Иван в доме Клопа один раз в месяц и в одно и то же время. Калистратович выпивал с ним по рюмке коньяку в своем кабинете, выкуривал по сигарете, принимал от него конверт с "наваром" и затем отпускал его любоваться своим аквариумом. А для Хамло это было единственным утешением в этом доме. Он и сам имел несколько аквариумов, но о таких уникальных рыбках, как у его начальника, мог только мечтать.
      А через двадцать минут к Фердинанду Калистратовичу пожаловали и Хитроумов с Кукушкиным. Встретив такого важного гостя в своем скромном доме, Клоп даже на радостях прослезился:
      - Всеволод Львович, позволь мне тебя обнять! Не верится, что ты - в моей скромной хибаре! - он прислонил свою лысую голову к груди Хитроумова и начал всхлипывать. - Если б ты знал, какой это праздник, какой это...
      - Ладно, ладно, так я тебе и поверил! Я сам себе один раз в год верю, Всеволод Львович сначала мягко похлопал Клопа по спине, но когда близость этого плешивого человека ему стала неприятна, ударил его несколько раз по почкам.
      Хозяин со стоном отскочил от него и, ухватившись за бок, побледнел от боли. Хитроумов самодовольно расхохотался:
      - Ну что, ты меня уже не любишь?! Ладно, приглашай, пока мы не передумали... Фердинанд, ты же не баба, хватит тебе корчиться!
      В квартире Клопа стояла приличная мебель, по это была кладовка по сравнению с квартирой Хитроумова. Да и сам Хитроумов выглядел франтом: он всегда носил джинсы или вельветовые брюки, имел модные рубашки, несколько кожаных финских курток и японских пиджаков. Клоп же был похож на старую развалину: рыхлые щеки, отвисший живот, линялые бегающие глазки.
      После коньяка, выпитого вместе с гостями, хозяину квартиры полегчало. Сначала он мысленно выругал Хитроумова последними словами, затем вытер вспотевшие руки о неглаженные брюки и миролюбиво спросил:
      - А помнишь, Львович, ты у меня хотел приобрести одну вещицу?
      - Какую вещицу? Не помню...
      Речь шла о старинной иконе. Ради нее и пришел сюда Хитроумов. Ради нее и привел сюда Кукушкина...
      - Так-таки не помнишь?! - не поверил ему Клоп и нажал на какую-то секретную кнопку.
      Большой книжный шкаф в кабинете хозяина автоматически открылся. Клоп неторопливо поднялся, раздвинул желтые бархатные шторы на стене и обнажил тайник с антиквариатом.
      Кукушкин слегка удивился. Шибчиков уже видел это много раз. Зато ахнул в душе Хитроумов и чуть не завопил от зависти. Он сразу понял, что здесь находилось целое сокровище. Старинные иконки с позолотой, золотые и серебряные крестики, посуда, ювелирные изделия - все это, по его приблизительным подсчетам, тянуло тысяч на двести.
      Придя в себя от изумления, Всеволод Львович кашлянул и обратился к Кукушкину:
      - Василий Васильевич, вы не хотите покурить?
      - Пожалуйста, - с олимпийским спокойствием ответил Вася и вышел в другую комнату.
      - Слушай, Фердинанд... - Хитроумов сначала плотно закрыл дверь и, поражаясь легкомысленности хозяина, спросил: - Ты в своем уме?
      - А что такое? Я только хотел показать тебе ту иконку, - на лице Клопа не было ни малейшего опасения. - Думаешь, он может заложить? Тогда зачем ты его привел сюда?
      - Осторожность - никогда не помеха. Мог бы сначала предупредить, гость не отводил взгляда от антикварных вещей, затем начал прикасаться к ним дрожащими пальцами. - Вот она! Она, она... - он узнал иконку, которую видел раньше у Клопа и хотел купить по дешевке.
      - Верно. А говоришь, что не помнишь! Семнадцатый век. Но вещица эта еще не моя. Никак не уговорю бабку продать мне ее, - врал хозяин, наблюдая за жадными глазами гостя.
      - А сколько она хочет? - Хитроумов уже держал иконку в руках и разглядывал ее со всех сторон.
      - Так в том-то и дело, что не продает. Дала только на некоторое время полюбоваться...
      - А ты не отдавай! Скажи, что пропала.
      - Ну да! Не хватало, чтобы она на меня навела мусоров.
      Кукушкин стоял за дверью и все слышал. Более того, он понял, что может прослушивать мысли других, даже если они находятся за стеной.
      Спустя некоторое время Вася почувствовал, что ему кто-то начал мешать. Оглянувшись, он увидел громадного бородача в джинсах и свитере. Это был Иван Хамло. Он так увлеченно разглядывал в аквариуме рыбок, что на Кукушкина абсолютно не обратил внимания.
      Вася решил с ним познакомиться поближе:
      - Ты кто?
      - Как кто? Человек, - ответил тот, не поднимая головы.
      - Понятно, что человек, а откуда?
      - С кладбища, - бородач был невозмутим.
      - Ну и как там?
      - Ничего, жить можно. А ты откуда?
      - С-одной планеты, - Кукушкин начал настраиваться на мысли собеседника, но Иван, как ни странно, думал только о рыбках.
      - Значит, с того света...
      - Ага.
      - Ты знаешь, двадцать лет работаю гробовщиком, но еще не видел, чтобы оттуда кто-то возвращался... Тебе повезло, - Хамло постучал пальцем по аквариуму и наконец посмотрел на Кукушкина. Надо сказать, он ненавидел красивых и молодых мужчин. Все они, считал он, соблазнители женщин. Иван недавно бросил жену, узнав, что она изменяла ему. В лице Кукушкина он усматривал что-то враждебное для себя.
      В комнату вбежали внуки Клопа: Кирочка - пятиклассница и Сеня шестиклассник. Мальчик отбирал у сестры какую-то вещицу, а она капризно отмахивалась от него и выкрикивала:
      - А не пошел бы ты знаешь куда!..
      - Бабушка, бабушка! - завопил Сенечка. - Она меня посылает!
      С кухни прибежала перепуганная Дора Абрамовна.
      - Что такое, масик, что случилось?
      - Бабушка, а она меня посылает.
      - Масик мой... - бабушка любовно погладила внука по голове, - а ты не иди.
      - Правильно, садись, пять! - обрадовался Сеня. - Вот так-то, дурочка, а я не пойду. Ясно тебе!
      - Бабушка! - теперь заныла Кирочка. - Он меня дурой обзывает...
      - Масичка моя, - Дора Абрамовна обняла внучку, - это недоказуемо. Такое не сможет доказать ни один врач.
      Дора Абрамовна была юристом по образованию, поэтому любила выражаться юридическим языком. Юрисконсультом она проработала всего полтора года, пока не познакомилась с Фердинандом Калистратовичем. Авторитетом на работе не пользовалась ввиду отсутствия достаточной образованности. Зато у нее хватило ума выйти замуж за директора кладбища.
      Хозяйка гостеприимно улыбнулась гостям и, чтобы не мешать им, увела внуков с собой на кухню.
      Через полчаса в гостиной был накрыт ужин в честь Хитроумова. И хотя другие гости не принимались в счет, они также были приглашены за стол. За время ужина Васе стало известно, что Клоп, этот уродливый человечишко, владел одними только драгоценностями и антиквариатом на сумму как минимум двести тысяч рублей. Его друг Шибчиков имел около ста тысяч. И даже какой-то гробовщик Иван Хамло мог купить сразу несколько автомобилей. Ну а в том, что Хитроумов был богаче их всех вместе взятых, Кукушкин не сомневался.
      Вася чувствовал тайное могущество над всеми этими людьми - и в то же время завидовал им. Да, завидовал. А ведь раньше это чувство было ему неведомо. Он окунулся в другой мир и не мог понять, что с ним происходит.
      Вернувшись поздно вечером, Кукушкин, как сумасшедший, долго целовал Олю. Не выпуская ее из своих объятий, спросил:
      - Олечка, ты хочешь, чтобы я стал миллионером?
      Она, еще не опомнившись от его поцелуев, ответила:
      - Я хочу, чтобы ты меня любил. Я хочу, чтобы у моего мужа отсутствовали вредные привычки.
      - А что такое вредные привычки?
      - Курить, выпивать, изменять жене...
      - А брать взятки или воровать - это вредные привычки?
      Оля его не поняла, поэтому ответила шутя:
      - Смотря для кого. Одним не привыкать, а другие рады бы брать, да не дают.
      Вася почувствовал усталость. После бессонной ночи и выпивки в гостях ему хотелось спать. Когда он начал зевать, Оля легонько схватила его за волосы и начала трясти:
      - Ты думаешь, я тебе дам сегодня спать?! Ты теперь будешь у меня спать только в рабочее время, милый мой, радость моя, сердцеед и покоритель чужих жен.
      Но у Васи уже закрывались глаза, и никакие ласковые слова не могли его взбодрить.
      - Ух, эгоист, - прошептала она, но ей было приятно раздеть его и уложить в постель.
      11
      Родители Оли уехали в отпуск. Несколько дней подряд Вася и Оля спали почти до обеда. Однажды, пока Оля накрывала на стол, он позвонил себе домой:
      - Как дела, тезка, как живется тебе в новом доме?
      - В этом новом доме водятся старые грехи, - ответил со стоном Курочкин.
      - А что случилось?
      - Будь проклят этот дом! Будь проклят этот город! Если бы я знал, я бы ни за что не согласился!.. - Курочкин заплакал.
      - Ты можешь толком объяснить, что произошло?! - сердито переспросил Кукушкин: он не любил, когда плачут мужчины.
      Немного успокоившись, Курочкин объяснил:
      - Вчера вечером встретили меня трое. Спросили: ты Вася Кукушкин? Я ответил: да. Потом они меня откуковали так, что живого места не осталось.
      - Только не откуковали, а откуропатили!
      - Э нет, когда они меня били, то еще и приговаривали: смотри, докукуешься у нас.
      - Кто они?
      - Они мне не представились. Передали только привет от какого-то Вити.
      Кукушкин понял, что это была месть. Дочь Хитроумова и на этот раз не выйдет замуж. Получив отказ Риты, Виктор узнал от нее, что некий телепат разоблачил его коварные намерения. За такое неслыханное вмешательство в чужую жизнь он и решил отомстить ему.
      "Если б не Оля, пришлось бы мне несладко, - подумал Кукушкин и с благодарностью обнял свою спасительницу. - Значит, это сама судьба в ее обличье хранит меня..."
      За обедом Оля сказала Васе:
      - Василек, я совсем недавно случайно услышала, как отец говорил моей маме: "Милая, ты у меня такая, что хоть к ране прикладывай. Мне кажется, она вмиг заживет и даже боли не почувствуешь!.." Василек, я хочу, чтобы и у нас так было.
      - А сколько твоим предкам?
      - Маме - сорок пять, папе - пятьдесят.
      - Вот видишь, а у нас с тобой разница только в три года.
      - Единственный мой, я постараюсь для тебя стать моложе на десять, пятнадцать лет! Вот посмотришь...
      Кукушкин молча ел и думал о том, что в своей беспутной жизни такой искренней женщины еще не встречал. Раньше длительного присутствия одной женщины он просто не выносил. А тут уже около недели - с одной Олей! В душе немного жалел Курочкина, который безневинно пострадал из-за него, но изменять хоть что-нибудь не в свою пользу ему совсем не хотелось. И еще одна мысль не давала Васе покоя. Он ведь должен "бороться со злом" и "совершенствовать жизнь". Сегодня утром в нем окончательно созрело решение: завладеть деньгами подпольных богатеев.
      На другой день, когда Оля ушла наконец на работу, Вася позвонил Генриетте Степановне и попросил отпуск на неделю за свой счет. Она даже не стала его спрашивать зачем, и такая покорность директрисы Кукушкину польстила: он чувствовал себя незаменимым. Потом звякнул Курочкину и, прихватив с собой выпивку и закуску, через полчаса был уже у себя дома.
      Своего несчастного друга из Москвы он застал в кровати. Лицо его было в синяках, и даже наклеенные пластыри не могли скрыть всех побоев. Кукушкин ужаснулся: только теперь ему стало ясно, какие страдания за него приняли.
      - Ты ел что-нибудь?
      - А зачем, - обреченно ответил Курочкин. - Я хочу умереть. Все равно я никому не нужен...
      - Ну, для этого не надо было уезжать из. Москвы! - Кукушкин брезгливо скривился: по всей квартире валялись кусочки колбасы, стоял неприятный запах. - В нашем городе похоронное бюро работает хорошо, но... дурное дело - не хитрое.
      - Вот и прекрасно: ехал я на свою свадьбу, а попаду на собственные похороны...
      - Ладно, не ной, мученик, - Кукушкин с грохотом открыл окно, - похороны не состоятся! У нас с тобой есть дела поважнее. Поднимайся!
      Пока Курочкин со стонами одевался, Кукушкин наводил порядок в квартире и пытался поднять настроение гостю:
      - Что надумал, чудак-человек. Да у нас такие шмары, что из гроба тебя поднимут!
      - Мне никого не надо, мне нужна только Оля. Я с ней целый год переписывался. "Целый год! Мы прожили с ней целый роман. Впрочем, тебе этого не понять...
      - Ну куда уж мне до нее, она переписывалась с самим Курочкиным из Москвы! - с небрежной иронией заговорил Кукушкин. - Только ваш дурацкий роман, прожитый за целый год, я перечеркнул одним только взглядом. А ты верь после этого бабам, верь, если дурак!
      - Не смей так говорить об Оле! - Курочкин сейчас ненавидел Кукушкина.
      - А почему это не сметь? Слушай, ты не просто дурак, ты блаженный дурак, а это уже опасно. Ты понимаешь жизнь искаженно, а не такой, какой она есть на самом деле. Поражаюсь я тебе, мясо и балыки воровал на мясокомбинате, как все, а жизнь... жизнь понимаешь, как невинный ягненок!
      - Я не воровал! - Курочкин оскорбился. - Это мне подарили на свадьбу! И вообще, запомни: я никогда и ничего не украл даже на копейку! А на мясокомбинате я работал завклубом, у меня режиссерское образование. Я закончил институт культуры...
      - Понятно, можешь не продолжать. Такие, как ты, не воруют, они просто получают в подарок ворованное. Ну да ладно, садись! - Кукушкин выложил из сумки на стол еду и выпивку. - Буду тебя перевоспитывать.
      - Себя лучше перевоспитай! - Курочкин решил сопротивляться.
      - Поздно, горбатого могила исправит, - самокритично и самодовольно сказал Кукушкин и разлил коньяк в принесенные с собой хрустальные рюмки. Давай, тезка, будь мужчиной! Запомни, бабы не любят таких...
      - Не все бабы... женщины одинаковы! - Курочкин схватил рюмку, опрокинул в себя коньяк и налил снова. Ему хотелось расслабиться.
      Кукушкин спокойно отреагировал на его поведение, медленно выпил коньяк и с видом знающего человека подчеркнул:
      - В принципе - все. Даже наша Оля - не исключение.
      Кукушкин и Курочкин были совершенно разными людьми, поэтому разговор их был похож на ссору. В споре они не заметили, как опустела бутылка. Гость из Москвы от отчаяния даже закурил, хотя раньше терпеть не мог табачного дыма.
      - Ну вот, Васек, я тебя сделаю цивилизованным чуваком, - заговорил Кукушкин дружеским тоном. - Баб у тебя будет - кагатами, денег мешками...
      - Кагаты баб забери себе, мешки денег - тоже. Мне отдай Олю...
      - Этот вопрос предоставь решить ей самой. Я у тебя ее не отбирал, ты мне ее не давал.
      И Курочкин смирился. Уж больно убедительно жизнь ему доказала, что наглость - действительно второе счастье. Но этим "качеством" он не обладал. Он мог быть только покорным. А в жизни это, оказывается, считалось дефектом.
      - Тысяча рублей в месяц - тебя устраивает? - оборвал его грустные мысли Кукушкин.
      - Сколько, сколько? - переспросил Курочкин, хотя прекрасно все услышал.
      - Заяц трепаться не любит. "Кусок" у тебя будет на тарелочке каждый месяц.
      - Что я должен делать? - отозвался Курочкин после робкого раздумия.
      - Ничего. Будешь только отвечать на телефонные звонки от моего имени и желательно поменьше выходить на улицу... если не хочешь, чтобы тебе снова "фонарей" навешали.
      Курочкин согласился. Кукушкин не сомневался, что ему с "дублером" очень повезло.
      После обеда Кукушкин решил навестить Виточку, Вита работала костюмером и гримером в театре. Разведенная двадцатилетняя женщина ради Васи была готова на все, даже выйти за него замуж. Но так много Кукушкину не нужно было, он всегда довольствовался тем, что она периодически одалживала ему червонец или четвертак.
      В костюмерной Вася застал ее за чтением журнала мод. Он так тихо зашел к ней, что она даже не заметила. Вита глубоко зевнула, а когда открыла глаза, увидела на странице сторублевую купюру. После некоторого недоумения она обернулась и, не поверив своим глазам, воскликнула:
      - Ой, ты или не ты?! Только умоляю тебя, не говори мне красивых слов...
      Вася закрыл ей рот поцелуем, и она от наслаждения застонала. Затем сел в кресло напротив нее и, закурив, сказал:
      - Я к тебе, солнце мое, по делу.
      - Об этом нетрудно догадаться, - Вита повертела в руках деньги и вздохнула. - Даже не могу вспомнить, держала ли я в руках когда-нибудь такую бумажку. Зарплата ведь у меня девяносто рэ.
      - Теперь у тебя, мое сокровище, будет много таких бумажек. Это тебе говорю я, Вася Кукушкин!
      - Ты получил наследство?
      - Я получил то, чего еще не получал ни один человек в мире! - Вася потянулся и начал осматривать парики на полках. - Вот так-то, моя единственная.
      - Я же тебя просила не говорить мне... таких слов, - напомнила она.
      - Извини, если я тебя оскорбил. Больше не буду, - он подошел к зеркалу и начал примерять парики. - Ластонька моя, у тебя здесь неплохая коллекция.
      - Кукушкин, как это ты залетел ко мне? Сто лет не было, а тут на тебе. Неужели совесть заговорила? - у нее был сердитый и одновременно соскучившийся голос.
      - Во-первых, я зашел долг отдать. Во-вторых, я по тебе истосковался...
      - А в-третьих, не клянись моим собственным ребенком, потому что я тебе все равно не поверю, - Вита недоуменно смотрела на его позирование в париках перед зеркалом. - Слушай, Кукушкин, сколько б ты не напялил на себя париков, тебя все равно узнает каждая собака.
      - А может, какая-нибудь дворняжка и не узнает, - Вася внимательно посмотрел в глаза Виты и, прислушиваясь к ее мыслям, понял: она его еще любила и не могла простить ему равнодушия к ней. - Так сколько мы с тобой не виделись?
      И стоило ему только поднять распростертые руки, как она тут же бросилась к нему в объятия.
      - Не понимаю, что это со мной. Мне с тобой так хорошо, что я готова исполнить твое любое желание.
      О ее желании Кукушкину сразу стало известно, хотя для этого необязательно было обладать таким даром, как у него. Ее мысли напомнили Васе только о том, что в этой гримерной за шкафом была дверь в знакомую уже ему смежную комнату. В ней было достаточно уютно и удобно. И не согрешить сейчас там, решил он, это просто грех.
      Только к вечеру Кукушкин выбрался из гримерной. В театре был выходной, и Вита проводила его. Дежурный старик-пенсионер даже не обратил внимания, что в театр заходил совершенно другой человек. Вита загримировала Васю до неузнаваемости, подобрала со вкусом парик, даже не спросив, зачем ему это нужно. Она сделала его лицо таким, каким хотела видеть.
      - Ты лепишь из моей души, что хочешь, а я - из твоего лица, - сказала она с грустью на прощание, наверняка зная, что увидит его не скоро.
      Поцеловав Виту в глаза, он ласково распрощался с ней и через полчаса уже был в микрорайоне, где жил директор кладбища Клоп.
      Кукушкин ненавидел взяточников, поэтому решил завладеть его деньгами в первую очередь, хотя пока что не имел ни малейшего представления, как это сделать; Прохаживаясь возле дома Фердинанда Калистратовича, Вася случайно встретил свою давнюю знакомую Люсю. Она была матерой проституткой. Даже имела кличку "Золотая". Благодаря своим выдающимся внешним данным, она построила себе кооперативную квартиру, имела несколько тысяч на сберкнижке и работала в экскурсионном бюро. Короче, Люся относилась к той категории женщин, которые знают, где и как представиться и кому преподнестись. Кукушкина в гриме и парике, разумеется, она не узнала.
      - Люсенька, здравствуй, моя золотая королева! - остановил ее Вася.
      - Здравствуйте, - ответила она вежливо и настороженно, хотя и не сомневалась, что это был один из ее бывших клиентов. - Чем могу служить?
      - Восхитительнейшая, - Вася поцеловал ноготок на ее мизинце, - хочешь пополнить свой бюджет?
      Голос Кукушкина Люсе вроде был знаком, но такого лица она никогда не видела (зрительная память у нее была отличная). Для приличия она все же решила возмутиться:
      - Послушайте, как вы со мной разговариваете?
      - О красавица, я знаю, что ты со шпаной дел не имеешь. Это только задаток, - он небрежным движением открыл ее сумочку и опустил в нее сторублевую купюру.
      - Теперь я тебя вспомнила. Приятно иметь дело с такими людьми, - с удовольствием соврала Люся и выразительно подумала: - "С тобой, милый, я встречусь и без задатка!"
      "Сто лет мечтал! У тебя, шмара, наверняка такие болезни, о которых даже врачи не знают!" - подумал Кукушкин и с наигранным огорчением сказал:
      - Люсенька, к сожалению, я всего лишь импресарио.
      - Ничего не поделаешь, - слегка огорчилась она. - Чего не сделаешь ради друзей. Поведай мне немножко об этом человеке: какие у него привычки, какую погоду любит...
      Кукушкин взял Люсю под руку и доверительно замурлыкал ей на ушко:
      - О, этот тип любит только такую погоду, - когда ожидаются осадки в виде взяток. Морозит его лишь от слова ОБХСС. Любит золотой дождь, от которого в его квартире уже протекли все потолки.
      - О, бедный человек, ну как же такого не пожалеть!
      - Конечно, Люсенька, кто же его пожалеет, кроме тебя, - лукаво улыбаясь, вздохнул Вася. - Кстати, он живет здесь рядом. Вон там.
      - И я - рядом! - воскликнула она и показала на высотный дом. Кооперативная пещера: две комнаты, финская мебель. Имеется, разумеется, телефончик. Можешь, зайчик, записать.
      "Зайчик" записал Люсин номерок и дал ей домашний и рабочий телефон Клопа. Люся была человеком дела. Спустя несколько минут она уже звонила директору кладбища в кабинет:
      - Фердинанд Калистратович? - пропела она голосочком страдающего ангела.
      - Да. А кто спрашивает? - Клоп подумал, что это обычный звонок заказчика.
      - Фердинанд... Калистратович, прошу вас, умоляю, не спрашивайте меня ни о чем. Я вот уже больше года встречаю вас каждое утро, почти каждый вечер жду вас возле вашего дома... Но вы меня не замечаете. И вот сегодня я сама решилась позвонить вам... Простите меня...
      - Ну что вы, какие пустяки! - от радости Клопа бросило в жар. Ему показалось, что он моментально помолодел лет на двадцать. - Я сам ищу встречи с вами давно... Да, давненько...
      - Боже, неужели это правда?! Неужели я это слышу своими ушами?! задрожал Люсин голосок.
      Да, Фердинанд Калистратович совершенно забыл, что ему уже пятьдесят пять.