В толкотне люди наступали друг другу на ноги, больно бодались локтями. Кое-где доходило почти до драки. Каждый спешил получить автограф или хотя бы дотронуться до кумира, чтобы на всю оставшуюся жизнь запомнить это прикосновение. Те, кому это удалось, считались счастливчиками. Кому везло больше, кому - меньше. Одна довольно молодая дама, к примеру, уже перестала толкаться, стояла в стороне и любовалась пуговицей, которую ей удалось оторвать от пиджака Кукушкина. Она долго ее целовала и теперь уже нисколько не сомневалась, что все несчастья и болезни ее обойдут стороной.
      - Боже, - повторяла она шепотом, - я буду хранить ее до конца своих дней.
      - Продайте мне, - умоляла ее другая женщина, по всей вероятности, еще незамужняя, - продайте, я прошу вас. Я вам заплачу столько, сколько вы попросите!
      Но куда там. В этой толпе не было таких, что могли бы пойти на подобный грех...
      Возле газонов сбились в кучку самые счастливые. Они уже отхватили свои подарки, умиленно рассматривали их и делились между собой впечатлениями.
      - Смотрите, девочки, это его волосы! - женщина уже довольно почтенного возраста нюхала два крохотных кудрявых волоска и щекотала ими свои губы. Ох, они необыкновенные. Они так пахнут, так пахнут! А как они щекочут одно обалдение!
      - А вы уверены, что это его? - спросила у нее завистливо другая, которой удалось получить автограф.
      - Ну что вы, как вы плохо обо мне думаете! - возмутилась обладательница уникальных волос. - Я сама помню, что оторвала их у него, хи-хи, с ноги. Мне, конечно, жаль, что ему было, хи-хи, чуть-чуть больно, но что делать. А вы знаете, одна такая огромная бабища ущипнула его за... Боже, как она посмела!
      - Волосики - это ерунда! - вмешалась в разговор девица, на лице которой было столько парфюмерии, что трудно было определить ее возраст. - Вы только посмотрите, что он мне подарил. Как вы думаете, что это такое? она показала маленький целлофановый пакетик, в котором просвечивалось желтенькое резиновое кольцо.
      - Так тебе и надо! - надменно хохотнула обладательница автографа.
      - Правильно, а что это такое?! - не поняла девица, зажимая в маленькой ручке бесценную вещицу.
      - Он тебе специально это подарил, чтобы ты не могла рожать таких дур, как сама, - объяснила женщина с Васиными волосиками.
      Молодка решила, что ей ужасно завидуют, и поспешно удалилась, даже не вступая в дискуссию - вероятно, не хотела портить радость праздника.
      - Смотрите, бабы, какая у него подпись! - воскликнула радостно женщина с искусственными сединами, не в силах оторвать взгляда от автографа Кукушкина на своем портрете. - Нет, это поразительно, это... гениально! Какой уверенный, размашистый, я бы сказала, демонический почерк! А обратите внимание на букву "К"...
      Хитроумов ждал в машине уже полчаса. Он начинал осознавать, что, если не предпринять какие-то экстренные меры, эта бурная встреча с кумиром добром не кончится. К тому же под угрозой срыва могут оказаться сегодняшние представления. Наконец он принял решение и скомандовал водителю:
      - Разворачивайся! Гони в ближайшую воинскую часть...
      Где-то через час прибывший на грузовиках взвод десантников клином прорвался в центр толпы. С трудом вырвав полуживого Васю из цепких женских рук, солдаты, отбиваясь от наседавшего противника, сразу же занесли его на руках во Дворец.
      Кукушкин пролежал на диване в гримерной до вечера в полушоковом состоянии. На его теле не было такого места, которое не болело бы. На фраке и рубашке не осталось ни одной пуговицы. Не было на нем также ни бабочки, ни туфель, ни носков. Только своевременно прибывшие военные помешали толпе раздеть своего кумира до полной наготы.
      - Да, Василий Васильевич, теперь вы уже себе не принадлежите, - услышал Вася голос своего импресарио.
      В ушах еще шумели ликующие голоса, перед глазами мелькали восторженные женские лица. Кукушкин улыбнулся сам себе и тихо простонал. Но как бы там ни было, своей судьбой он был доволен.
      5
      На следующий день Хитроумов заключил договор с кооперативом "Силуэт". Он продал за двадцать процентов от выручки идею, сущность которой заключалась в следующем: скупить партию самых дешевых духов и поменять на всех бутылочках этикетку. На новых этикетках должно обязательно быть изображение Кукушкина, а также аннотация о его достоинствах и возможностях. Обладателю таких духов обещалось исцеление от многих болезней.
      И через несколько дней новые духи под названием "Запах Кукушкина" увидели свет. Результат превзошел все ожидания. Не считаясь с довольно высокой ценой, покупатели размели товар за считанные часы. В этот же день, вечером, председатель кооператива собрал срочное совещание. На повестке дня стоял единственный вопрос: увеличение закупок духов. Было решено также откомандировать своего представителя на мыловаренный завод, чтобы заказать большую партию мыла. Предполагалась его перепродажа под названием "По Кукушинским местам".
      Услышав о грандиозных успехах кооператива "Силуэт", кооператив мебельщиков срочно принялся изготавливать кровати под маркой "Кукушкин всегда с нами". Потом за дело принялись кондитеры и кулинары. В ход пошла вся залежалая продукция. Торт "Кукушкин" затмил "Наполеон", а мясной рулет "Кукушкинский" из прошлогодних кооперативных копченых колбас стал деликатесом для избранных.
      В кафе "Гнездо Кукушкина" Хитроумов пришел перед самым открытием. На пороге его встретил Петр Скотницкий.
      - Хэ, значит, из квартирных воров вы переквалифицировались в кооперативные! Растете, однако, растете, - Всеволод Львович был удивлен такой метаморфозой.
      - А вы думали, что только у вас деловая жилка, - ответил за Петра Николай, выходя из подсобного помещения и поправляя на себе бабочку. - Что будете заказывать, уважаемый?
      - Кофе, но только в той чашечке, из которой пил сам Кукушкин, импресарио начал осматривать помещение.
      - А у нас все кукушкинское, - с гордостью сказал Петр. - Столы, стулья, чашечки, ложечки и даже туалет. Поэтому вход в него стоит пятьдесят копеек. О, это великий человек! Его имя поднимает экономику города. Только благодаря ему делом занялись многие бездельники.
      - Ладно, не трепись, ты хоть знаешь, что всем этим ты обязан мне, небрежно бросил Хитроумов и сел на стол. - Все кооперативы, которые используют в рекламе имя Кукушкина, башляют мне проценты.
      - Э нет, лучше служить имени, чем человеку, - возразил Петр и пересадил осторожно гостя на стульчик. - У нас с вами такого договора нет.
      - Нет, уважаемый! - повторил Николай и поставил перед Хитроумовым кофе. - Мы сейчас в ладах с законом. Вы не представляете, какое это благо - быть в дружбе с законом!
      - Значит, вы считаете, что это лучше, чем дружить со мной?! переспросил угрожающе Всеволод Львович, брезгливо надпил кофе и поднялся с места. - Смотрите, братцы, чтобы вам не пришлось переименовать свое кафе в "Слезы Кукушкина".
      Петр с поклоном открыл Хитроумову дверь, и тот ушел без оглядки.
      Всеволод Львович был потрясен. Ему казалось, что все вокруг обворовывают его, пользуются его деловитостью и талантом без всякой благодарности. Проходя мимо бани, он несколько расслабился, прочитав объявление на дверях: "Ввиду того что баня перешла на полный хозрасчет и самофинансирование, у нас раздевалка общая". И совсем уж развеселился Хитроумов на остановке такси, прочитав на щите городской справки очень занимательную информацию: "Недавно созданному кооперативу забойщиков животных требуются хорошие шкуродеры по обслуживанию населения. Оплата труда сдельная в зависимости от количества обращающихся"...
      Во Дворце культуры его ждали очередные сюрпризы. Возле главной гримерной, она же и комната президиума, в коридоре стояла очередь на прием к Кукушкину. Первой была молодая интересная женщина. Хитроумов строго спросил ее:
      - Вы кто?
      Женщина сначала немного удивилась, но, угадав в Хитроумове официальное лицо, бойко отрапортовала:
      - Я работаю надувальщицей. Мы производим современные надувные подушки и матрацы. На наших матрацах можно не только лежать и спать, но и плавать. Но мы решили пойти дальше. В настоящее время мы работаем над технологией нового безвредного газа, благодаря которому на наших матрацах, словно на воздушном шаре, можно будет даже летать. Представляете, что это такое?!
      - Ага, классическое надувательство. Что от нас требуется?
      - Мы просим вас разрешить назвать этот новый газ "Мечтой Кукушкина".
      - Разрешаю, продолжайте надувать дальше, - великодушно ответил импресарио и деловито кашлянул.
      - Спасибо, гонорар мы перешлем позже. Из экономического эффекта, обрадовалась женщина: она не могла поверить, что вопрос решился без бюрократической волокиты.
      Следующей была дама эдак килограммов на двести пятьдесят.
      - А вы где работаете? - опасливо спросил Хитроумов.
      - К вашему сведению, нигде, - ответила она, тяжело пыхтя. - У меня инвалидность. А пришла я к вам, чтобы от меня осталась хотя бы половина, а еще лучше - одна треть...
      - Ну а при чем здесь Кукушкин? - не понял импресарио.
      - Я хочу, чтобы он внушил мне отвращение к калорийной пище. Ведь за один раз я могу съесть двух кроликов, килограмм-полтора огурцов или помидоров. Икру я могу есть столовыми ложками. Вы знаете, я даже во сне есть хочу. Это какое-то наказание!..
      - Да, уважаемая, с вами мы продовольственную программу никогда не выполним, - иронично хмыкнул импресарио и скривился, потому что от нее несло потом. - А где ваш муж работает?
      - У меня работает не муж, а брат. Он второй человек в городе. Может, слышали фамилию Маршал? У меня, кстати, тоже маршальская фамилия, и я еще не замужем. Мужчины сейчас пошли такие мелкие - все по весу не подходят.
      "Ого! Если она не врет, то ее брат заместитель мэра", - подумал Хитроумов и решил проверить, правду ли она говорит.
      - Скажу вам по секрету, что у Кукушкина необычная болезнь: острейший хандрит недостаточности.
      - Ой, а это как? - женщина немного испугалась.
      - Кто больше даст, тому он больше поможет.
      - Миленький, ну что вы меня учите жить? - успокоилась толстуха и, быстро вынув из сумочки конвертик, вложила его в карман Хитроумову. Затем шепнула: - Там имеется и мой телефончик. Если понадобится, сведу вас с моим братом.
      - Можете не сомневаться, через месяц вы станете француженкой! - заверил Хитроумов и, поцеловав ее руку, сплюнул незаметно в сторону. - Проходите, пожалуйста...
      Но дверь в гримерную он открыть не успел. Перед ним внезапно появилась дама приятной наружности и ехидно спросила:
      - А почему вы не спрашиваете, где работаю я? - Это была Генриетта Степановна. - Я понимаю, что в церковном писании сказано: да не оскудеет рука дающего и да не отсохнет рука берущего, но только вы забыли о людях, наблюдающих за этим процессом.
      - Что вам угодно, уважаемая? - растерянно спросил импресарио.
      - Ей угодно, чтобы я ее отодвинула на несколько шагов в сторону, сказала толстуха, и Генриетта Степановна, словно перышко, отлетела метров на пять. - Очередь надо соблюдать, мадам. Вы переступите через этот порог только тогда, когда я стану балериной.
      Сестра Маршала попыталась пройти в "предбанник" гримерной, но ей одной половины двери было явно мало. Она застряла на пороге, чем вызвала злорадный смех Генриетты Степановны.
      - Зря смеетесь над человеческим горем, - сделала ей замечание другая толстая женщина, стоявшая где-то посредине очереди.
      - И это вы называете человеческим горем?! - фыркнула директор Дворца бракосочетания. - Жрете за десятерых, переводите продукты, а потом ползаете по врачам. Да вас легче убить, чем прокормить.
      - Свое едим, а не ваше, - возмутилась еще одна дама, чуть поменьше габаритами.
      Хитроумов, едва сдерживая смех, начал открывать вторую половину дверей. Ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы освободить из плена застрявшую. Сестра Маршала, охая, некоторое время подержалась за грудь, затем, тяжело посмотрев на смеявшуюся Генриетту Степановну, подала руку Хитроумову. Он нехотя подставил ей локоть, провел в приемную и усадил на диван, который с жалобным скрипом прогнулся под непривычным весом.
      Всеволод Львович хотел зайти к Кукушкину, но дверь в комнату была закрыта. Он дернул за ручку сильнее и, постучав, сказал:
      - Василий Васильевич, это я, ваш директор, откройте!
      - Я занят и освобожусь не раньше, чем через час! - послышался Васин голос. - Что вам нужно? До представления еще много времени!
      - Василий Васильевич, есть срочное дело! - настаивал Хитроумов. - Я бы не стал вас беспокоить...
      - Пошли вы к черту со своими срочными делами, дайте мне отдохнуть!
      Но Всеволод Львович добился своего: через минуту Кукушкин стоял перед ним в халате и испепелял его грозным взглядом.
      В этой комнате со вчерашнего вечера Вася решил временно обосноваться, чтобы не ездить каждый вечер домой после утомительных двух, а то и трех представлений. Ванная и туалет здесь были, а навязчивые поклонницы обеспечивали его питанием.
      - О, так вы не один! - обрадовался Хитроумов и бросился к дивану, на котором лежали две обнаженные девицы: брюнетка и блондинка. Остановившись у самой постели, он восторженно воскликнул: - Какая прелесть, Василий Васильевич! Классический треугольник! Так это то, что я люблю!
      И импресарио с невероятной быстротой начал раздеваться. Девицы переглянулись, и брюнетка сказала блондинке:
      - Он что, с цепи сорвался?
      - Девочки, каждой - по стольнику... нет, по три за то, что меня обласкаете. - Хитроумов так спешил, что с брюк посыпались пуговицы. Оставив пиджак, рубашку и брюки на ковре, он в трусах нырнул под одеяло. Снимая с себя трусы, он вдруг вспомнил, зачем пришел к Кукушкину: Василий Васильевич, в приемной вас ждет очаровательнейшее создание. Она сестра заместителя мэра города...
      - И что я должен с ней делать? - удивленно спросил Вася.
      - С нее надо снять приличный слой жира, если хотите улучшить свои квартирные условия, - ответил импресарио дрожащим от нетерпения голосом, обнимая и целуя девиц по очереди. - Комнаты три-четыре, к примеру, хотите? Господи, неужели это все мое!
      Девушки хотя и не отличались особой моральной устойчивостью, все же были несколько шокированы.
      - Извините, но я не продаюсь! - возмутилась блондинка, спрыгнула с кровати и направилась в ванную.
      Ее примеру последовала брюнетка, подобрав с кресла свою одежду и одежду подруги.
      - Куда вы, цыпочки? - умоляюще протянул руки Хитроумов. - Я могу удвоить, утроить вознаграждение!
      - Что ж вы, Всеволод Львович, даже не представились? - захохотал Вася, с неподдельным интересом наблюдавший за этой сценой.
      Импресарио лежал на спине, раскинув руки, и чувствовал себя несправедливо обиженным.
      В это время в комнату ворвалась Генриетта Степановна. Увидев обнаженного Хитроумова, она остолбенела и пролепетала:
      - Извините, но мы, кажется, уже где-то виделись.
      - Возможно, - невозмутимо ответил импресарио, даже не шелохнувшись.
      Кукушкин стоял возле двери, и Генриетта Степановна его сразу не заметила. Но когда обнаружила...
      - Ах вот вы где, великий маг и волшебник! Вешаете лапшу на уши бедному люду? - налетела она на него, как коршун. - И вы думаете, что вам все это так сойдет! Нет, я вас... к ногтю!
      - Здравствуйте, Генриетта Степановна, - вежливо поздоровался Кукушкин. - Очень рад вас видеть. Вы сегодня такая привлекательная.
      - Да неужели? - она была тронута его любезностью. - Спасибо, Василий Васильевич. Между прочим, вы когда-нибудь видели, чтобы я была на работе в домашнем халате? Ах да, вы же как-то мне что-то говорили о домашней обстановке...
      Пока они обменивались воспоминаниями и любезностями, Хитроумов оделся, подошел к ним; поправил галстук и, поклонившись, представился:
      - Разрешите познакомиться. Перед вами директор. Всеволод Львович. Прошу садиться. Я сразу понял, что вы пришли с деловым предложением.
      Директор Дворца бракосочетания упала в кресло, сраженная наглостью Хитроумова. Через несколько минут она немного опомнилась и сказала Кукушкину:
      - Итак, Василий Васильевич, как я поняла, вы с прежнего места своей работы самоуволились...
      - Вы очень правильно поняли, - подтвердил импресарио.
      - Но вы не все правильно рассчитали. Я вас не уволю ни под каким предлогом. Вы, дорогой Василий Васильевич, сможете это сделать только через суд.
      - Ну что вы, милая, я не собираюсь с вами судиться, - заволновался Кукушкин и закурил. - А мою трудовую книжку можете оставить себе на память.
      - Зато я собираюсь, если вы не вернетесь на свою работу. Более того, я организую против вас митинг. Митинг эмансипированных женщин! Я разоблачу вашу мафию. Слава Богу, сейчас все позволено.
      - Вы этим ничего не добьетесь, - Всеволод Львович тоже закурил. - Наш авторитет неотразим. Мы укрепляем экономику города.
      Генриетта Степановна, заметив их обеспокоенность, усмехнулась:
      - Я бы вам сказала, что вы укрепляете, но уж больно неприятно об этом говорить. Вы прекрасно знаете, что ваш успех дутый и рассчитан, мягко выражаясь, на наивных и доверчивых. Но кто вам позволил, Василий Васильевич, не имея специального медицинского образования, заниматься лечением?
      - А я занимаюсь не лечением, а исцелением, - ответил Вася. - И я не виноват, что вы не видите разницы. Ни один врач-психотерапевт не в состоянии сделать то, что могу я. Да, да, именно я!
      Хитроумов одобрительно покачал головой.
      - Ну что ж, значит, вы считаете, что дураков на вашу жизнь хватит, вздохнула Генриетта Степановна. - Очень жаль. В таком случае я постараюсь вам доказать обратное. Поверьте, мне ничего не остается. Только не вздумайте, Василий Васильевич, меня снова купить. Ваши деньги, которые вы мне подарили, я внесла на расчетный счет Дворца. Мы ведь сейчас на полном хозрасчете. А сейчас извините, но мне пора. До свидания, шарлатаны! - Она поднялась с кресла и решительно вышла из комнаты.
      6
      Два дня у Хитроумова и Кукушкина прошли в тревожном ожидании. Они ждали обещанного митинга. А на третий день в городской вечерней газете вышел фельетон под названием "Как лечить голову". Автором фельетона был муж Валентины Михайловны. Газету принес в гримерную к Васе Лунин. Кукушкин обрадовался его появлению:
      - Иван Дмитриевич, где же вы столько пропадали?
      Они обнялись, как старые и хорошие друзья.
      - Василий Васильевич, вы теперь у нас самый популярный человек. Вот полюбуйтесь, о вас даже в газетах пишут. Весь город - словно растревоженный улей. О вас говорят и спорят на каждой автобусной остановке. Пожалуйста, поинтересуйтесь.
      Кукушкин не любил читать не потому, что ленился, хотя и этот факт имел место. Ему просто не хотелось засорять свою прекрасную память чем попало. Но о себе он прочитал с интересом.
      В фельетоне речь шла о его "уникальных" способностях и возможностях, которые автор не очень-то деликатно ставил под сомнение. Все было написано в сердитом и даже злом тоне. Много раз употреблялось слово "шарлатан".
      - Это тот случай, когда свобода слова идет во вред обществу, - мрачно сказал Вася и брезгливо бросил газету на пол. - Если в фельетоне вместо юмора и сатиры зависть и оскорбления, это не фельетон, а поклеп. Этот автор, как его, В.Кривошеев, считает, что если это его уму непостижимо, значит, это невозможно вообще. Ладно, давайте-ка лучше выпьем шампанского, вы же мой гость.
      Вася достал из холодильника бутылку, из серванта - два фужера и поставил на журнальный столик.
      - Я, конечно, с вами с удовольствием, но вам же на сцену, - напомнил гость.
      - Ничего, это будет очень к стати! - задумчиво сказал хозяин гримерной и выстрелил пробкой в потолок. - Это будет сегодня выстрел из пушки, но не по воробьям, а по человеческой низости! Ну что ж, В.Кривошеев, ты еще придешь ко мне с повинной...
      В это время в гримерную вбежал Хитроумов. Увидев сидящего в кресле Лунина, он замер на пороге:
      - Как это понимать, неужели за нами пришли?
      - Ну что вы, Всеволод Львович, я уже, благодаря вам, не работаю в ОБХСС. Я теперь - в уголовном розыске.
      - Слава Богу, - перекрестился импресарио и подошел к столу.
      - Всеволод Львович, у меня есть тост, - сказал Кукушкин и принес третий фужер. - Давайте выпьем за смех! За смех над врагами и друзьями, над больными и здоровыми. Как видите, у нас интереснейшая компания: первый вор, проходимец и жулик, второй - шарлатан, а третий - честный легавый. Сегодня я буду смеяться над всеми и даже над собой!
      - Спасибо за комплимент, - обидчиво сказал Всеволод Львович, посматривая настороженно на Лунина. - Скажите, Василий Васильевич, что вы задумали?
      Вася молча осушил свой бокал и небрежно отставил его в сторону. Затем он начал готовиться к представлению.
      В зрительном зале, как всегда, не было куда яблоку упасть. Даже Лунину места не нашлось, и он стоял за кулисами возле Хитроумова. Но никто даже не подозревал, что Кукушкин в ответ на оскорбительный фельетон в прессе приготовил всем ошеломляющий сюрприз.
      Те, кто смотрел его выступления неоднократно, а таких было немало, знали, что каждый раз он начинал оригинально. Но сегодня...
      - Здравствуйте, земляки! - поздоровался он со зрителями просто и скромно. - Вы не заметили, что в поликлиниках нашего города сократились очереди? Ну, я не виноват, что вас волнуют только очереди в магазинах. Так вот, как вы думаете, сколько один врач может за день принять больных? Вероятно, не больше тридцати. Так почему вы решили, что я могу лечить одновременно по тысяче человек?! Причем со сцены, магической силой слова?! Почему многие считают: чем даром лечиться, лучше лечиться моим даром? Увы, некоторые печатные органы, глас народа, так сказать, считают мой дар обыкновенным шарлатанством. Сами понимаете, что после этого я не чувствую за собой морального права лечить вас. А посему я навсегда покидаю сцену.
      Вася поклонился и быстро ушел за кулисы.
      Некоторое время зал ошеломленно молчал. Многие читали фельетон, но не придали ему никакого значения. Поэтому поступок кумира был для них как гром среди ясного неба.
      По залу прокатился возмущенный ропот, затем со всех концов послышались выкрики: "Клевета!", "Пасквиль!", "Долой писак!". Все зрители поднялись и начали дружно аплодировать и скандировать: "Ку-куш-кин, вернись!", "Ку-куш-кин, вернись!"
      Но Вася закрылся в гримерной на ключ и никого не впускал.
      ...Только через полтора часа зрители начали расходиться. На сцене за кулисами остались только Лунин и Хитроумов. Иван Дмитриевич был потрясен неожиданным поступком Кукушкина, а Всеволода Львовича начинала бить мелкая дрожь, как только он вспоминал о том, сколько проданных билетов ему придется принять обратно.
      7
      На следующий день с самого утра в редакции вечерней газеты затрещали телефоны. Главный редактор собрал срочное совещание. Вопрос один: как газете выйти с честью из создавшейся трудной ситуации. Но совещание было прекращено буквально через несколько минут, когда члены редакции увидели из своих окон собравшийся многотысячный митинг. Такого поворота событий никто не мог предвидеть.
      Движение на улице, на которой находилась редакция, было полностью остановлено. Поток митингующих не прекращался. Транспортная связь с целым жилым микрорайоном прервалась.
      - Короче, ищите автора фельетона и утрясайте этот скандал, распорядился главный редактор и закурил. - Все свободны!
      Через несколько секунд на квартире Василия Степановича Кривошеева зазвонил телефон. Сегодня у него был выходной, и он без всякого желания поднял трубку.
      - Вы хоть понимаете, Василий Степанович, что вы натворили?! послышался встревоженный голос заведующего отделом культуры газеты. Зачем вы пишете о том, чего не знаете? После вашего фельетона кооператив каких-то шарлатанов угрожает нам предъявить судебный иск о возмещении ущерба на сумму до ста тысяч рублей. Начальство грозит разогнать всю нашу редакцию. В городе - громадный скандал. Алло, вы слышите меня?..
      Василий Степанович потряс головой. Такая внезапная информация всполошила его, и он не знал, что ответить.
      - А зачем же вы печатаете то, чего не понимаете?! - наконец сказал он в свое оправдание, задумчиво покачав головой.
      - В общем так, Василий Степанович, вы заварили эту кашу, вы ее и расхлебывайте, иначе я за последствия не ручаюсь. Слышите, срочно приезжайте в редакцию! Лично я был против вашего фельетона, это вы уболтали главного. Он требует вас срочно! А пока вы будете добираться (уверяю вас, это будет очень нелегко), я займусь текстом опровержения, которое вы подпишете...
      - Что, вы хотите, чтобы я извинился публично перед этим проходимцем?! возмутился кандидат психологических наук. - Да не бывать этому никогда! Да он компрометирует нашу науку вообще!
      - Василий Степанович, прошу вас, срочно приезжайте, - уже умолял его завотделом. - Вы это объясните не мне, вам будет кому это объяснять, уверяю вас...
      После этого разговора Василий Степанович заказал по телефону такси и начал одеваться. Через полчаса он уже был возле редакции. Но выйти из такси ему пришлось гораздо раньше. Увидев большое скопление городского транспорта и громадный поток людей, он долго не мог понять, что происходит. Но когда увидел плакаты с требованием публичного извинения перед Кукушкиным, долго не мог прийти в себя. Он был настолько ошеломлен, что даже решил вернуться домой. Но все же убежденность в своей правоте заставила его протолкаться сквозь толпу и зайти в редакцию. Как только он появился, его сразу же провели в кабинет главного редактора.
      Так недружелюбно Кривошеева еще нигде и никогда не встречали. От подобной "гостеприимности" ему еще больше стало не по себе. Главный долго смотрел на него какими-то мутными глазами, наконец, тяжело вздохнув, сказал:
      - Василий Степанович, я вашу просьбу удовлетворил, дав добро на публикацию вашего знаменитого фельетона. Теперь вы удовлетворите мою. Думаю, вы не похудеете, если подпишете вот эту маленькую ерунду. - Он положил в конце стола страницу с текстом и добавил: - Ознакомьтесь, пожалуйста.
      Кандидат наук даже не стал читать опровержение.
      - Извините, я не стану служить лжеистине, - категорично сказал он.
      - Простите, а вы разве не видели, какое количество народа требует от вас этого?! - украдчиво спросил редактор. - Так пойдите на улицу и объясните им это сами.
      - Это толпа одураченных людей. Фанатики. Люди, которые не могут жить без бога. Будто толпа разъяренных болельщиков на стадионе, готовых разодрать друг друга ради своих кумиров. Нельзя идти на поводу у низменных чувств...
      - Послушайте, а кто вам сказал, что я с вами не согласен! - редактор начинал злиться. - В противном случае я бы не допустил публикацию вашего фельетона. И, представьте себе, меня никто бы не заставил! Это-то вы понимаете?
      Василий Степанович молчал, но всем своим видом показывал, что его рука не поднимется подписать то, что противоречит его убеждениям.
      Недолго раздумывая, редактор позвонил своему вышестоящему начальству:
      - Алло, Иван Петрович, автор фельетона отказывается подписать извинение, - он ждал ответа несколько секунд.
      - В таком случае подпишите его сами, а этого психолога-юмориста гоните прочь и не подпускайте его больше к редакции на пушечный выстрел! услышал редактор и сразу положил трубку.
      - Я вас больше не задерживаю! - сказал он Кривошееву так, будто выстрелил ему прямо в лоб чем-то липким и неотмывающимся.
      Василий Степанович никак не отреагировал на нервную вспышку редактора, спокойно встал и поразительно вежливо ответил:
      - Спасибо за внимание, извините, до свидания!
      Главного редактора это привело в ярость, и он с трудом удержался, чтобы не запустить в него чем-нибудь тяжелым...
      Вечером Василий Степанович позвонил своей бывшей жене домой:
      - Слушай, Валя, тебе не кажется, что, удовлетворив твои амбиции, я нажил себе очень много врагов?!
      Она поняла, что речь идет о фельетоне, потому с глубокой досадой сказала:
      - Эх, Вася, Вася... Да не стоишь ты даже мизинца Кукушкина. Какой же ты кандидат психологических наук, если не мог предусмотреть такой реакции. Мы ждали митинга против шарлатанства, а получили - против себя. Какой позор, моя директриса места себе не находит...
      - Значит, по-твоему, я еще и виноват?
      - Интересно, а кто же? Разве я писала этот дурацкий фельетон?
      - А кто меня об этом просил?
      - Я тебя просила только наладить с ним контакт, а не печатать то, в чем ты ни фига не смыслишь! - почти прокричала Валя в трубку. - А ты?.. Что, слюнки от зависти потекли?!
      - Ты знаешь, мне кажется, что я очень правильно сделал...
      - Что ты правильно сделал?!
      - Я очень правильно сделал, что вовремя развелся с тобой, - буркнул он и сердито бросил трубку.
      Валентина Михайловна долго слушала короткие гудки, затем в отчаянии заплакала. Она чувствовала себя одинокой и несчетной.
      После публикации извинительного текста в вечерней газете сторонники таланта Кукушкина несколько успокоились. Но Генриетта Степановна не сложила оружия. Она решила обратиться к более известным и компетентным лицам. Перебрав в памяти всех своих знакомых ученых, позвонила профессору института психологии, академику Петру Петровичу Петровскому.
      - Уважаемый Петр Петрович, как вы смотрите на такое явление, как Кукушкин? - начала она осторожно.
      - Уважаемая Генриетта Степановна, на такое явление я вообще не смотрю, - весело ответил он.
      - О, у вас сегодня хорошее настроение, очень приятно...
      - Чего не скажешь о вашем настроении. Генриетта Степановна, вам надо было пойти на сегодняшний митинг, и вы бы зарядились хорошим настроением минимум на месяц.
      - Вы хотите сказать, что участвовали в сегодняшнем... митинге?! - она чуть не сказала: балагане...
      - А что здесь удивительного. Я, конечно, непосредственно не принимал участие, но слушал и наблюдал с удовольствием. Таких трогательных и искренних речей я никогда не слышал! Представляете, многотысячная толпа честно и открыто защищала одного человека. Причем дозволенными методами... А при истинной демократии за основу берется мнение большинства, даже если оно и ошибочно.