"А что мне сказать? - начал Томик, когда ему было велено говорить. В его глазах отражался животный страх и звериная изворотливость. - Ну, задел я его, было: девушка была уж больно красивая. Но так чтобы я серьёзно говорил "убью, зарежу"? Не было, товарищ начальник. Мало ли что в шутку говорится... Вон артист известный на той неделе приезжал, через каждое слово говорил "мать твою"; так что, думать, что ли, что он и вправду мать мою будет... ? В зале засмеялись. Константин Т. сделал жест, выдающий его намерение остановить это издевательство, но судья - тоже жестом - не разрешил ему перебивать. - А насчёт ножей и кастетов ничего не знаю, карманы своих друзей не проверяю, я же не прокурор! А, может, их оговорили, врачам и мед. сёстрам рожи их не понравились. Может, следователи из республикалки их немножко побили?" Тут уже сам судья остановил Томика.
      "Разрешите задать гражданину Томову несколько вопросов?" - обратился адвокат Сергея к судье и присяжным. - "Пожалуйста."
      "Вы утверждаете, что у вас лично не было при себе холодного оружия? обратился он к Томику.
      -Да,- самодовольно ответил тот.
      -И что, вы совсем не видели, что у Сергея К. в руках топор, - добавил он.
      -Ну, мы видели, что блестит - думали, нож взял, решили обуздать и доставить в милицию.
      -И как же это безоружными вы собиралась его обуздать?
      -Нас было много, - ответил тот.
      -А зачем было ему одному драться с таким большим количеством людей, да и с какой целью?
      -Мы шли втроём, остальные были сзади.
      -Значит, вы утверждаете, что именно вы, человек, пять раз находившийся под следствием, получивший год условно за избиение и ещё год исправительных работ по месту работы с удержанием из зарплаты - за участие в нападении на человека, который позже скончался (суд в том же составе, что и сегодня, постановил, что вы сначала, якобы, решили участвовать в нападении, но в момент нападения будто бы пытались остановить нападавших - насколько я понимаю, ваших друзей, полностью подчинённых вам), именно вы вдруг решили проявить себя как благородный рыцарь, хотели обуздать идущего с ножом человека?
      -Ну, не совсем...
      -Понятно. Ваше "не совсем" я понимаю так, что вы отказываетесь от первоначального заявления. Итак, вы без оружия собирались драться с вооруженным человеком, да ещё с тем, физическая сила которого вам уже хорошо известна? - В зале раздался смешок.
      -Нас было много, - хмуро отозвался тот.
      -Но ведь вы только что сказали, что шли вдвоём - или втроём?
      - Вдвоём...
      - А только что говорили втроём... Значит, всё, что вы говорите неправда?.. Так вот: нож-то не выбирает, где много, а где мало. Он режет без разбора. И мог попасть в вас, например, да, да, или вот в двоих ваших товарищей, сидящих рядом с вами. А ведь вы говорите, что остальные плелись, как это обычно бывает при незапланированной прогулке, где-то "сзади". Пока бы они подошли, вы могли бы давно уже считать прорехи в вашем желудке.Судья строго посмотрел на защиту. - Вы бы пожертвовали жизнью ради обуздания хулигана? - Томик молчал.- Я в это не верю, не такой вы человек, - и никто не поверит. Вот поэтому, исходя из психологии преступников, я решил, что они не стали бы драться и с невооружённым человеком, не будь у них оружия. Пропажа материальных свидетельств - ножей и кастетов, обнаруженных при пострадавших в больнице, - это очень серьёзное происшествие, которым, по моим сведениям, заинтересовались даже в Москве. Кроме того, кто-то из компании Томика вернулся на место преступления раньше, чем туда подоспела милиции, успев забрать один или два, лежавших на земле, ножа или кастета. Из-за состояния аффекта они могли не подумать обыскать тела своих умирающих товарищей и забрать их оружие, а, может быть, просто не успели этого сделать".
      Томик помрачнел. - "Он, он не спрашивал у нас, будем мы драться с ним или нет, он сам напал, - выпалил он. - "И поэтому сам себя ударил по челюсти, - парировал адвокат.
      "Как это? - опешил Томик. - "Экспертиза и следователь вашей, местной, прокуратуры считают совершенно доказанным, что с того момента, как Сергей начал наносить удары топором, по нему не было произведено ни одного удара. Значит, травмы, в том числе и травма челюсти, были получены им до того, как он вытащил топор: то есть, когда вы первые на него напали и заставили обороняться".
      - "Да вы что! Он хотел нас всех убить! Он нас ненавидит!" - "А вот это мы узнаем, - сказал в ответ адвокат.
      Все сели. Затем адвокат противников Сергея посчитал нужным ответно задать ему, Сергею, вопрос: "Вот вы утверждаете, что знали о нападении заранее. Почему вы, в таком случае, не обратились в миллицию?"
      - Каждый на моём месте мог подумать, что после доноса в милицию будет ещё хуже, - ответил на это Сергей. - И я не был знаком с Томиком, не знал, как его зовут, как его найти. Что бы я сказал в милиции? Они, что, - разве стали бы охранять каждого из-за ссоры на танцах? Я никогда такого не слышал...
      - А вот я, например, не считаю это доносом. Просто можно было предотвратить это бессмысленное кровопролитие, и для себя бы сделали лучше.
      - Разрешите мне добавить, - попросил адвокат. - По-моему, если бы Сергей показался в милиции, у его недругов было бы гораздо больше причин для мщения. Да и какие доказательства он мог бы приложить к своим словам? А ведь подсудимый взрослый человек, и он понимал, что без доказательств ему некуда идти. Неясно и то, о каком виде угрозы шла речь в словах Томика "ты ещё пожалеешь об этом"; это теперь имеются собранные республиканскими следователями факты, показывающие, что это была угроза смерти. Но что бы сказал Сергей в милиции? Так что обвинение в недонесении считаю неправильным.
      Кроме того, возможно, мой подзащитный интуитивно ощущал, что обращение в милицию может отвратить от него близких друзей - то есть лишить хоть какой-то минимальной защиты, так как среди молодых людей его возраста (не будем скрывать) обращение в милицию не приветствуется...
      Адвокат Томика вытер платочком пот с лысого лба. "А теперь насчёт показаний. Предлагаю выслушать свидетелей." Первой вперёд вышла Таня. Сергей в одну минуту побледнел. В лице Тани боролся страх перед мщением друзей Томика и решимостью помочь Сергею. Наконец, она начала: "То, что говорил этот, с татуировкой - неправда. Я уже видела его на танцплощадке. Тогда у них с Сергеем произошла ссора, виновником которой не был Сергей. Он сказал, что Сергей пожалеет об этом и поклялся ему отомстить. А у таких слова не расходятся с делом.
      Вот!"
      Сергей вполголоса произнес "спасибо", - а затем, чтобы Таня видела, сжал ладони и поднял их над головой. Этот жест растрогал многих, да и самого Сергея. Судья, поднявшись, предупредил, что, если подсудимый и впредь будет вести себя на суде подобным образом, то к нему будут приняты особые меры.
      Борьба накалилась. Вина Томика теперь отягощалась некоторыми ложно данными показаниями.
      Татьяна подтвердила, что нападение на Сергея и его кровавая защита произошли сразу после того, как он проводил её домой и возвращался к себе. Ни до, ни во время их свидания Сергей не пил алкоголя, и, когда они расстались, он был совершенно трезвым. Когда и как он мог оказаться пьяным до невменяемости, было абсолютно непонятным. Но никто не заострил на этом внимания: адвокат Сергея потому, что видел возможность комбинации состояния аффекта и невменяемости как компонентов смягчающих обстоятельств, обвинение - потому, что боялось, что больше местных безобразий выйдет наружу.
      Но адвокат Сергея решил доказать, что Сергей не брал топорик в качестве физического оружия, а само по себе ношение холодного оружия подвести под положение о невменяемости или доказать безвыходность Сергея, таким образом если вообще не оправдать его, то выхлопотать для него минимальный срок лишения свободы.
      Это было не только равносильно чуду; такой результат суда мог вызвать неоднозначную реакцию (как выражался Первый секретарь горкома этого города) "общественности" и целую бурю в партийных кругах. Ещё бы! "Зарубил топором пару человек и отделался лёгким испугом, - говорили бы тогда. Боящиеся ответственности, но, с другой стороны, не уверенные, какую реакцию вызвал бы слишком суровый приговор Сергею в республиканском суде и Прокуратуре Республики, связывавшиеся с партийным начальством, но не получившие никаких чётких указаний, судья и присяжные были охвачены паническим страхом, справедливо опасаясь, что при любом исходе суда на них "повесят" вину за возможные последствия. Поэтому сторона обвинения сорвалась на недопустимые предположения и обвинения. Было сказано, что, если бы Сергей согласился, чтобы Томик увёл Таню, никакого конфликта бы не было, и его трагических последствий удалось бы избежать. То есть, опять виноват Сергей.
      Сергей был уже настолько измучан, что заговорил книжными фразами, заявив: "Мои моральные принципы не позволяли мне уступить Томику". - "Ишь ты, о морали заговорил... - бросил адвокат Томика.
      Константину удалось легко доказать, что защита своей девушки являлась не только гражданским правом, но и гражданским долгом Сергея, и что Сергей поступил абсолютно правильно - в соответствии с законом и с "моральными принципами советского человека".
      Обвинение выдохлось. Костя был уже близок к победе. Он говорил, что применил Сергей предмет, который был у него с собой (адвокат умышленно не называл его "оружием"), только из-за стрессового состояния, проявившегося в результате длительной напряжённости ожидания нападения и страха перед ним.
      Почувствовав, что обвинение выдохлось, адвокат решил оставить для себя запасной вариант, попробовать доказать, что Костя из-за страха нападения, ну, как бы на время помешался. Он сказал, что теперь, после всего, что произошло в зале суда, он считает, что "опьянение" Сергея на самом деле было просто нервным потрясением, в результате чего работники милиции приняли его за пьяного. Если бы удалось доказать тяжесть как бы временного "помешательства" Сергея, то спасти его от смерти - что было главное - уже не представляло бы тогда большой сложности.
      Дальше обвинение перевело разговор на тему топорика. Адвокат Сергея сказал, что никто ни разу не спрашивал у Сергея, как вообще топорик оказался у него в руках: может быть, Сергей просто нёс его, например, с работы домой? "Но даже если топорик оказался у него всвязи со страхом перед нападением, обвиняемый, - говорил адвокат, - не собирался применить топорик как оружие, тем более, что он сам об этом заявил. Он хотел лишь запугать им нападавших.
      Из-за неожиданности нападения, из-за того, что был брошен на землю сильным ударом, Сергей К. потерял ориентировку, оказался под воздействием нервного шока. Но и тогда, на мой взгляд, человек такого психического взгляда, как он, даже автоматически не смог бы рубить нападавших острием топора. На месте сцены преступления должно было произойти что-то особенное, что-то, нуждающееся в дополнтельном расследовании. Можно предположить, что рельеф местности, столб, ветви деревьев, или другие неизвестные нам особенности сыграли роковую роль..."
      -У нас нет таких сведений, - раздался голос судьи.
      Судья прервал речь адвоката, сославшись на то, что тот использует чистые предположения и тавтологию, а это, мол, недопустимо. Обвинение решило вызвать мать Сергея в качестве свидетеля, видимо, надеясь спровоцировать её противоречивые показания, но выступление этой простой женщины внезапно повернуло прения сторон в совершенно иное русло. Она вспомнила, что на лезвии топорика была пласмассовая насадка, типа футляра, и она была уверена, что это важно.
      Это было действительно важно! Адвокат Т. сразу сориентировался в важности новых сведений и потребовал дать Сергею слово. Теперь Сергей тоже сообразил, что, когда он брал топорик, эта пласмассовая насадка была на лезвии. И, когда он выхватил топорик из-за пояса, она должна была быть на нём. Эту насадку не так-то просто было снять, не то, что смахнуть или потерять её. Из-за подавленности Сергей начисто забыл об этом, но теперь осознал, что в том, что случилось с ним, есть какой-то необъяснимый элемент.
      -По-вашему, - решил бросить шутку в публику судья, - пока тот, кого мы судим, доставал из-за пояса топор, из-за угла выскочил другой человек, порубил всех и убежал. Вам бы фантастические романы писать...
      Но тут один из присяжных вдруг решил проявить инициативу и с чувством превосходства попросил адвоката Сергея прокомментировать эти новые факты.
      - Итак, - сказал адвокат, - на топорище была насадка. Но какое-то препятствие, столб или ветвь дерева, столкнулось с топориком и сбило насадку с топорища. Она не была найдена потому, что упала с той стороны забора, возле которого стоял подсудимый. Столкновение с тем же препятствием могло развернуть топорик на сто восемьдесят градусов, от обуха топора к лезвию. Я предлагаю отложить вынесение решения до выяснения дополнительных обстоятельств. - Последовало молчание. - Если мы сейчас же не отправимся на место преступления с экспертной группой, с понятыми, на поиски насадки, раньше нас там окажутся другие люди, и тогда всё будет бесполезно. Как мне стало известно сегодня утром, на три часа дня сегодня намечено направить группу экспертов для изъятия и изучения предметов, которые могут оказаться холодным оружием в собственности компании Томика. Я предлагаю направить эту группу сначала на поиски насадки и следов от удара ей о ветвь дерева, а суд может тем временем объявить перерыв. - Последовало новое длительное молчание. После короткой паузы прокурор объявил: "Суд удаляется на совещание". Через несколько минут просьба адвоката была удовлетворена.
      Звонок из республиканской прокуратуры во время этого "совещания" позволил Косте отправиться вместе с группой экспертов.
      Он хорошо понимал, что дело Сергея можно свести к превышению необходимой обороны, к убийству по халатности, но при смягчающих обстоятельствах. Стремление обвинения судить Сергея за умышленное, преднамеренное убийство он расценивал как преступление. Он также не мог понять, почему главный прокурор города и следователь - с одной стороны, и заместитель главного прокурора с судьёй - с другой, являлись врагами.
      Костя был человеком без предрассудков. Он не выбирал по своему вкусу личности преступника, но трудность, почти невозможность оправдать перед законом относительно невиновного человека, в то время как действительные преступники могли отделаться лишь лёгким испугом, бесила его. Ему стала ненавистна корявая, невысокая фигура Томика, его короткие пальцы с чёрными ногтями, его татуировки, наглое, с издёвкой, выражение его лица. Он ненавидел уже почти до омерзения весь этот сброд, не преступный, нет, вполне лоялный, так непохожий на воров-"работяг", на пьяных ничтожеств, на крупных преступников, в своем роде "героев", на "крестных отцов", которые даже в тюрьме проявляют независимость и волю. Нет, это были обыкновенные провинциальные ребята, но ребята, наглые до зверства и самодовольные до наглости. Они любили повелевать, любили издеваться, бить. Они вели себя так, как-будто им всё позволено, всё разрешено, всё открыто. Они инстинктом чувствовали за собой какую-то силу, безошибочно угадывали, что за ними кто-то стоит, и были правы. Это это был сплав жульничества и мещанства, садизма и тщеславия, ненависти и посредственности, это был род так называемого "маленького человека", прослойки, опираясь на которую высшие лидеры всегда шагали по трупам "необыкновенных" людей. Но однажды эти маленькие, "обыкновенные" люди поднимаются и сами становятся лидерами, вызывая к жизни зверские режимы, концентрационные лагеря, государства, превращённые в казармы и войны, уносящие миллионы жизней. Вот те, кто сидел перед ним в зале суда. И они могли выйти победителями...
      В три часа ни понятых, ни экспертной группы не оказалось. Потребовалось полтора часа, чтобы всё организовать. Ещё через некоторое время, взяв топорик из комнаты, где хранились вещественные доказательства, получив на это специальное разрешение, вся группа направилась к машине. Костя, засунув за пояс под пиджаком ручку топорика, с нетерпением ёрзал на сидении и поглаживал подбородок, пока машина не остановилась неподалёку от места преступления.
      Было уже темно, вверху сквозь листву деревьев тусклым светом просвечивали лампочки деревянных фонарей; откуда-то издалека, словно из другого мира, доносился запах дыма и лай собак. Адвокат шел по маленькой, узкой улочке, застроенной деревянными домами. Отсюда она выглядела пустой и безлюдной.
      Только глубокие черные тени подчеркивали незаполняемость этой пустоты, контраст этих бликов. Только вверху, безмолвным, вечным свидетелем горела большая, жёлтая луна. Костя думал о том, что, избрав этот маршрут, Сергей не мог бы, в опасении столкновения, не заметить её неосвещённости. Избрав этот путь, он бы, скорее всего, пошёл по более освещённой стороне. "Вот по этой, - думал Костя. Это подтвердили эксперты. "Если бы он боялся напаления, то, скорее, шёл бы более быстрым шагом, вот так. Тогда и я вскоре должен быть на месте." Вдруг Косте показалось, что за ними кто-то идёт. Он обернулся. Улица казалась безжизненной и пустынной. Он опять двинулся. За спиной послышались осторожные, крадущиеся шаги. Он сделал знак своим сопутникам, и все остановились. Шаги смолкли. Так они дошли до столба. "Здесь что-то не так, подумал он, - кто-то идёт за нами." Он остановился у столба, наблюдая за улицей. "Здесь, видимо, стоял Сергей, - думал он.- Тогда эта толстая ветвь оказалась препятствием, о которое с силой ударился топор, когда Сергей замахнулся: да так, что пласмассовая насадка соскочила. За забором позади столба был ничейный, запущенный сад. Взяв фонарик у одного из экспертов, Костя легко перепрыгнул забор и наклонился над землёй. Несмотря на то, что вокруг были густые заросли, именно в этом месте не было растительности: чёрная гарь говорила о том, что кто-то от нечего делать с месяц назад поджигал тут траву. Костя, сопровождаемый одним из экспертов, без труда обнаружил насадку и подозвал поближе уже подошедших понятых. Находку запротоколировали, проверили, подходит ли она к топору, положили в полиэтиченовый мешочек. Конечно, эта находка не могла сама по себе что-либо решить. Но она была ещё одним звеном в цепи аргументов, укреплявших позицию защиты.
      "Ага, - послышался за спиной чей-то грубый голос. - Попалась птичка". Вокруг адвоката стеной стояла группа ухмыляющихся парней, держащих руки в карманах и смотревших на него как на затравленного зверька. Они оттеснили его от группы экспертов и понятых.
      "Копаешься, да? - зло сказал один из них, в синих джинсах. - Видали мы таких. Всё равно ведь ничего не выйдет. Если ему "петлю" не дадут, так всё равно ведъ в тюрьме прибьют. Таких ребят убить! Скотина! Да тебе ж самому людям в глаза смотреть стыдно будет, если ему поможешь. И много же тебе наверное, заплатили, скотина, раз так стараешься. Ух, морда откормленная. Не на казённом хлебе откормился, сволочь. Ну, ладно, хрен с тобой, живи, подлец. Мы тебя "мочить" не хотим. Но ты ж сам понимаешь - Томик-то наш друг. Что поделаешь?" Двое других парней бесстыдно держали в руках ножи. "Давай быстрей проси прощения и обещай, что больше не будешь выклянчивать свободу этому подонку, этому трухлявому молокососу. У них ведь одно на уме: чуть что, сразу за топоры. Что было бы, если бы все за топоры взялись? Мы ведь найдём способ тебя заставить, учти это. Если обманешь, собака, землю мордой пахать будешь. А ну, давай, проси прощения, быстро!" Он сжал кулак. Адвокат молчал. Став у забора, он медленно вытаскивал топор из-за пояса. До ребят оставалось несколько шагов. Адвокат крепко сжимал в pуке рукоять топора. И каждого, кто бросался на него, он бил топопиком по голове. Был вечер.