Что же касается информации о насильственноети смерти професссора, то на этот счет у Хаксли уже имелась сложенная не менее, чем в десять раз и чуть надорванная газетка, которую он с тем же торжествующим видом развернул и показал мне маленькую заметку. В ней говорилось, что в одном враждебном нашей стране государстве разработан специальный психомиметик, под воздействием которого человек совершает акт самоубийства. По поводу разработки этого страшного средства и по поводу, якобы, имевших место чудовищных экспериментов наша страна заявила протест в международную врачебную ассоциацию. Консультантом нашего правительства по этому вопросу был некий Дональд Станлей.
      "Ну и что - спросил я Хаксли, читая эту заметку. - "Как это что? ответил он. - Вы знаете, кто такой Дональд итанлей? Нет? Ведь это же один из ведущих врачей Гранд Хоспитал!" - "А вы уверены, мистер Хаксли, что это именно он? Это вполне может быть его однофамилец." - Я вернул газету, а он, засуетившись и в смущении буркнув "до свидания", бочком выскользнул из моей квартиры.
      Установить, что упомянутый в заметке Дональд Станлей был именно тем самым Дональдом Станлеем, оказалось делом хоть и не простым, но возможным. Попутно я обнаружил в столбце информации о разводах заметку о разводе некой Сарры Станлей с мужем Дональдом Станлеем, причиной которого явилось то, что Дональд Станлей однажды просто ушел из дому и не вернулся, а через две недели жена, звонившая ему на работу и не добившаяся от него согласия встретиться с ней и объяснить, что случилось, подала на развод.
      Вскоре мне посчастливилось увидеть сразу двух Станлеев. Это было на Даунинг-стрит. Там автомобильная эстакада проходит вровень с монорельсовой дорогой, а моя машина, попавшая в автомобильную "пробку", долго стояла в том месте. Когда подошла очередная электричка, я увидел в одном из вагонов сидящего у окна Дональда Станлея. Он был сосредоточен на чтении. Мне удалось разобрать название книги. Это были "Метаморфозы" Овидия. Через несколько минут, когда электричка уехала, а моя машина тронулась в противоположную сторону, навстречу мне попался автомобиль, за рулем которого сидел Дональд Станлей. Это была легковая машина, принадлежащая Ведомству Здравохранения, а рядом со Станлеем в машине сидел не кто иной, как мой знакомый доктор Джонс. Один и тот же Дональд Станлей не мог в одно и то же время находиться и в вагоне электрички, и за рулем машины из Ведомства Здравохранения. Следовательно, их два? Я увидел на экране своей машины, как авто Станлея вдруг развернулось вопреки всем правилам дорожного движения, перескочив разделительную полосу, и, обогнав мою машину, устремилось дальше.
      В ближайшие дни в моей квартире раздался тот самый памятный телефонный звонок. Я ответил, что с слушаю, когда бестембровый и лишенный всякой эмоциональной окраски голос произнес: "Вы боитесь смерти?"
      - Прежде, чем продолжать наш разговор а, тем более, отвечать на ваши вопросы, я желал бы, чтобы вы назвали себя, - ответил я. Кто вы такой? Кто со мной говорит?
      - Смерть... Вы не верите, что в наше время это явление приобрело материализированный облик, почти человеческий? В таком случае зачем вы стремитесь материализировать процесс перехода живущих от состояния жизни к смерти: ведь все равно вам не удасться ухватить неухватное. В вашем мире не надо двух частностей. Вопреки вашим допущениям, существует лишь множество данностей, множество "общего", но не частного. Так, вы, конечно, удивитесь, если я скажу, что ваше имя - 1318-1219, в вас это вызовет почти инстинктивное неприятие. Это противоречит вашей эстетике и морально-этическим установкам. А ведь это число составлено из порядковых номеров входящих в ваше имя букв, то есть, вполне соответствует вашему имени. В сущности, это в каком-то роде одна из материализаций вашего имени. Стало ли вам от этого лучше, испытываете ли вы удовлетверение от этого? М ы многое бы отдали за то, чтобы понять, что побуждает человека к стремлению материализовать убийство, выясняя, как оно произошло и кто убийца, материализовать события, поступки других людей, психологические реакции, общественные явления, антигуманные акции. Чудовищное и жесточайшее (по вашим представлениям) происходит нескончаемо; никакие материализации так и не стали преградой для дальнейшего и бесконечного ряда самых антигуманных явлений, среди которых чудовищнейшим является сама смерть. Что же заставляет людей все так же и впредь материализировать определенный ряд явлений, доискиваться так называемой "сути", какой орган управляет в человеке этим процессом?
      - Господин Смерть, не будете ли вы так милостивы и не объясните ли мне, чем я обязан тому, что именно со мной вы ведете подобные разговоры?
      - Тем, что вашими последними действиями, направленными против смерти вообще, вы намного приблизите свою собственную.
      После этого в динамике телефонного устройства больше не раздавалось никаких звуков: ни голоса, ни сигнала отбоя. Там установилась странная и неприятная тишина. Мне показалось, что тонкой гранью корпуса воспроизводящего звук аппарата отделена от меня неведомая и невероятная пустота. Даже когда я разъединил телефон и "повесил трубку", у меня осталось чувство, что в квартире продолжает присутствовать страшный и всевидящий наблюдатель, который пристально, стекляным бесчувственным оком следит за каждой наступающей минутой моей жизни.
      На выходные я уехал к морю, проведя там восхитительные, наполненные солнечным светом и запахом воды, дни. Там же я познакомился с бывшей пациенткой Гранд Хоспитал, поведавшей мне много интересного.
      А когда ко мне снова явился Хаксли, я заострил свое внимание не на том, что он говорит, а на странном и поразительном чувстве, охватившем меня во время его визита. У меня перед глазами против воли встала картина смерти этого деятельного, маленького человечка, который жестикулировал перед моим носом руками, так, что я словно частично ощущал себя убийцей. Но я ничего не мог с этим поделать: неотвязчивый образ мертвого Хаксли так и стоял у меня перед глазами.
      Я осознал то, что он говорил, только тогда, когда Хаксли вышел. Так же, как и я, он установил идентичность Станлея - консультанта и Станлея сотрудника Гранд Хоспитал. Кроме того, Хаксли выяснил, что Станлей побывал у профессора Моргана за полчаса до смерти последнего, во время отсутствия жены Моргана, уехавшей в это время за покупками. Когда она приехала, ее муж был уже мертв. Но самое удивительное в том, что у Станлея оказалось железное алиби. В то время, как один Станлей посещал профессора у того на даче, второй Станлей читал лекцию в здании Каммон Лайбрэри о поэзии Горация (Хаксли ничего не знал о его разводе с женой и о том, по какой причине произошел этот развод).
      Этими же днями тетушка моя продала принадлежащую ей станцию с искусственной невесомости, а выручку поделила между своими детьми и племянниками. Мой родной брат давно живет в Европе по профессии он астронавт; его постоянным рабочим местом является орбитальный околоземный комплекс "Космос-73", поэтому мы с ним видимся редко. Зато мои двоюродные братья моя тетушка очень частые гости у меня , мы все вместе живем большой и дружной семьей - насколько это допускает современная цивилизация.Деньги, полученные мной от тетушки, очень мне пригодились. Благодаря известной сумме и известной предприимчивости я в один прекрасный момент оказался в обществе "второго" Станлея, который скрывался в музейных кварталах и обитал на втором этаже огромного особняка ХIХ века. Мы сидели в большом зале перед большим настоящим камином и слушали, как в абсолютной тишине где-то в одной из соседних комнат бьют часы, звук ударов которых казался настороженным и зловещим.
      - Господин Станлей, как вы оцениваете то, что вашу бывшую квартиру занимает человек, абсолютно на вас похожий, носящий ваше имя, одевающийся так же, как вы? Кроме того, он вместо вас председательствует в клубе любителей античной литературы, а также работает на вашем месте. Вас, можно сказать, теперь как будто не существует. Что это значит?
      - Это значит то, что это факт, установленный вами. Больше это не значит абсолютно ничего.
      - Скажите мне, почему вы согласились принять меня и захотели со мной побеседовать? Ведь вы могли этого не делать.
      - Хорошо, скажу вам откровенно. Вы меня выследили, а это очень нехорошо для меня. Я использую возможность узнать, кто вы: журналист, ищущий сенсации, авантюрист, маньяк, кто вы?
      - Насколько я понимаю, главное, что вас заботит, это то, действую ли я от своего имени или же я действую от имени какой-то организации или как сотрудник какого-либо учреждения. Так?
      - Да.
      - В таком случае вам нечего бояться: все, что вы мне расскажете, останется между нами. Я преследую тут личные интересы, и никаких последствий ваша дальнейшая откровенность для вас иметь не будет.
      - Что же вас интересует?
      - Ваша жена тайно посещает вас; именно вас, а не т о г о Станлея. Выходит, что, скорей всего, вы Станлей "настоящий". Может, у вас есть какие-то соображения насчет того, откуда взялся другой Станлей и почему он появился именно тогда, когда вы, взбунтовавшись против работы в Гранд Хоспитал, нарушили какой-то тайный контракт и убежали, спрятавшись здесь.
      - А у в а с нет никаких соображений на этот счет?
      - У м е н я нет.
      - Вы знаете, я как-то тоже не могу себе представить, откуда мог взяться мой двойник.
      - Очень жаль, я надеялся на серьезный разговор с вами.
      - Я вполне серьезно вас слушаю...
      - ... и отвечаете мне, кривляясь.
      - Ну...
      - Послушайте, Станлей, я знаю почти столько, сколько вы. Но все, что мне стало известно, попадало ко мне чисто случайно. Я узнаю - рано или поздно - также и то, что чем вы осведомлены лучше меня. Но уже тому, что мне теперь известно, вы должны быть обязаны, что я на время воскресил вас частично, - потому что вы находитесь в состоянии смерти, господин Станлей, а этот дом - ваш большой саркофаг.
      - Не пугайте меня и не пытайтесь воздействовать на мою психику. Моя психика подверглась и более сильным воздействиям. Я вижу, что вы знаете больше, чем я предполагал. Однако, что вы знаете о смерти? Смерть! Мы не можем знать, что за тем порогом, за тем пределом, который для нас непреодолим. Можно только предполагать, какие законы царят там, где мы были бы вечно живыми и где живы лишь временно по своим понятиям те, что для нас абсолютно мертвы.
      - Ну, и какие же ваши загадки относительно находящегося за этим пределом, что вы об этом думаете?
      - Я больше не желаю говорить с вами на философские темы. Я не философ, но иногда меня тянет на псевдофилософские рассуждения, из-за которых мы с вами отклонились от темы.
      - Но это именно та тема, о которой я слышал из независимых друг от друга источников на протяжении небольшого отрезка времени уже два раза. А вместе с тем, что слышу из ваших уст, уже три.
      - Меня не касается то, что кто-то вам говорил; я не могу разглольствовать по заказу, как некоторые бездельники. Если в моей речи проскользнула какая-то случайная мысль, то нет причины за нее цепляться.
      В этот момент я сильно вздрогнул. В зеркале напротив себя я увидел очень бледное и тревожное лицо Станлея, в то время как передо мной сидел раскрасневшийся, с лицом, покрытым румянцем, Станлей. Я подумал о том, что в "музее" не может современных, так называемых "фальшивых", зеркал, наконец, я понял, что Станлей никак не может быть видим для меня отраженным в зеркале. Я резко обернулся - но никого не увидел. Когда я снова взглянул в зеркало, в нем уже не было лица.
      Со Станлеем я расстался, когда крыши уже золотила полоска рвссвета и уличные фонари в этом районе бледнели перед наступающим утром.
      С этого же дня мне стало сказочно везти. Моя работа "О социальной функции образования" заняла первое место на конкурсе работ членов профсоюза служащих, и я получил значительную денежную премию. Тут же меня повысили в должности, и сам шеф вызвал меня к себе, чтобы поздравить; мы распили бутылку марочного вина, и он сказал, что это повышение - не последнее. На банкете, где должны были присутствовать представители крупнейших монополий, известнейшие инженеры и финансовые воротилы, шеф желал моего присутствия. Одновременно с этим событием брат мой прислал мне в подарок лотерейный билет, по которому я выиграл почти баснословную для меня сумму - сорок семь тысяч долларов.
      Почести, невиданные для меня прежде, деньги сыпались, как из рога изобилия. Но ни одна из моих просьб послать меня со следующим заданием в Гранд Хоспитал не была удовлетворена. Мне отвечали, что пока необходимости контактов с администрацией клиники нет.
      Однажды я случайно выглянул из коридора в шахту гаража, откуда отправлялись машины с едущими по делам сотрудниками оффиса. Я увидел сверху МакДональда, которому мой непосредственный начальник давал синий талон пропуск в Гранд Хоспитал, - то есть, документ, уполномачивающий его вести переговоры с администрацией клиники. Я поспешил вниз и дожидался машины с МакДональдом у ворот. Значит, так! Меня не посылают туда, несмотря на мои просьбы, а какого-то МакДональда, который не может как следует выговорить и двух фраз, а к тому же панически боится врачей, отправляют туда "по делам фирмы". Я остановил машину, из которой вылез удивленный МакДональд. Я спросил у него, куда он едет. "Я? Да в эту чертову клинику. У моей жены день рождения, но шеф даже не хотел и слушать о том, чтобы меня отпустить." "Послушай, Гарри ты хочешь провести как следует день? Вместе со своей женой... Дай мне свой талон - и я поеду вместо тебя". - Гарри долго упирался но, возможно, соображения, что я на короткой ноге с шефом и слишком большое нежелание ехать в Гранд Хоспитал, сделали свое дело. Он согласился. Я сел на его место и поехал в клинику.
      Я был в очередной раз удивлен и поражен грандиозностью и шиком, с которыми все тут сделано. У противоположной стены целые фонтаны крови падали вниз отвесно почти как настоящие водопады. В двух концах огромного зала находились фонтаны с бьющей вверх кровью. Контур человеческого тела, представляющий собой вход в соседнее помещение, также гиганский, как все тут, был черным на фоне светлых стен того, другого, зала. Там, на цоколе, стояла абсолютно нагая женщина с немного вытянутыми чертами и острыми грудями, представляющая собой поражающе верную копию живого человеческого существа. На потолке, прямо над ее головой, находился, тоже обнаженный, атлетичный мужчина с разрезанным животом, из которого выпадали внутренности. При виде его меня пронзил ужас, но именно это и должно было, по мнению строителей всего этого, создавать рекламу этой солидной и знаменитой клинике.
      Я осмотрелся вокруг - и внезапно увидел ее. Не знал еще, что это о н а , но неожиданно почувствовал ускоренное биение сердца. Это была Лаура. Лечилась в клинике, а все же ухитрялась выскальзывать за территорию Гранд Хоспитал и приходить на встречи со мной. Иногда я привозил ее из околицы Гранд Хоспитал, иногда она приезжала автобусом сама. Лаура была очередной степенью моего везения, еще одной вехой все новых и новых моих успехов и выигрышей. Она приезжала в город на два-три часа, а потом должна была незамедлительно уезжать назад. Но каждый раз ее отъезд был слишком тягостен для меня, чтобы я не делал попыток уговорить ее остаться еще на полчасика. Однако, я видел такой ужас на ее лице в ответ на мои уговоры, что тотчас же прекращал попытки склонить ее остаться. За все это время я так и не узнал, каким заболеванием она страдает. Я знал только, что она находится в терапевтическом отделении клиники. Три раза мы посещали с ней ресторан "Под грибом", в который именно она каждый раз уговаривала меня пойти. Я бывал там и раньше, и этот ресторан - одно из самых нелюбимых мной заведений такого рода. Каждый раз после посещения этого ресторана у меня в душе оставался какой-то неприятный осадок . Все тело наутро болело, я был весь разбитый; в голове у меня плавали обрывки каких-то странных фраз, а в памяти всплывал звук непонятного и неопределимого голоса.
      Как-то раз я уехал из города на несколько дней, предупредив об этом Лауру только по телефону из предместья: я должен был проделать несколько финансовых операций, которых требовал рост моего денежного капитала. Все эти дни я чувствовал себя каким-то новым, свежим и отдохнувшим. Я почувствовал именно в эти дни, насколько болезненно-усталым и душевно надломленным я был до этого. Сновидения мои были спокойными и безоблачными, как в детстве. Я ехал назад бодрым и обновленным, насвистывая одну из последних популярных мелодий, но, подъезжая к городу, услышал голос, принадлежащий как бы сидящему в моем автомобиле человеку.
      "Не стоит в напряжении создавать себе трудности, - говорил Г о л о с, не в этом состоит суть жизни. Суть жизни в том, что Жизнь остается собой даже в смерти, и это предстоит еще доказать. Нет ничего такого, что нами считается как бы пределом или гранью, - или чем-то еще, ограничивающим наше движение. Достаточно взять самый простой предмет и углубиться в него, как он окажется бесконечным. Самая обыкновенная книга, страница этой книги, такая тонкая на вид, окажется самой глубокой бездной, в которой будут свои бесконечные и немые безздны. В малом есть мелкое, в мелком есть мельчайшее, в мельчайшем есть то, что мельче его. Представь себя маленьким человечком, таким же маленьким, как муравей, который еще иногда встречается в ваших последних сохранившихся "девственных" уголках Иллинойского Национального парка. Тебе этот лист представится целой площадью, а толщина его будет для тебя равна толщине мощного перекрытия. Если же ты превратишься в существо такого размера, как амеба, ты увидишь, что бумага состоит из волокон, а лист не будет уже для тебя столь однородным. Став размером с микроба ты сможешь двигаться по листу целую вечность; перед тобой будут холмы и низины, ты будешь преодолевать рвы и насыпи, перед тобой будут лежать и освещенные участки, и глубокие тени".
      - Но я-то знаю это с первого класса, - ответил я и спокойно и повернул направо.
      А не задумывался ли ты над значением того, что меньше определенных размеров живых организмов нет? Микробы, самые маленькие из которых больше открытого людьми в одном из прошлых столетий электрона, являются пределом, дальше которого существует только неживое. Как бы далеко в микромир не простиралось племя живого, для него существует некий предел. Точно так же и с макромиром. А, может быть, этот предел - только грань, отделяющая видимую для вас 1)форму жизни 2) часть живых существ от тex, которые в а м не дано увидеть? А не можешь ли ты предположить, что существуют гигантские живые существа размером с целую галактику, которых ты просто не в состоянии увидеть, а также живые существа меньше самой мельчайшей элементарной частицы? Мир многообразен. Его многообразие вы можете охватить только тем, что характеризуете как чувства, но не можете охватить умом. Вы только предчувствуете его высшую многообразность, испывая от этого то, что вы называете наслаждением, вдохновением, но ни осознать, ни ухватить сущность ее вам не дано..."
      С этого дня звук разговоров Голоса со мной повторялся на протяжении многих недель, но каждый раз я начисто забывал, о чем Голос со мной говорил, помнил только смутно и неясно, как сон, что такой разговор состоялся. После каждой такой "беседы" мой лоб был покрыт капельками холодного пота, а руки предательски дрожали. Я пытался приписать все это слишком сильному чувству к Лауре и нервному напряжению, в котором я находился все последнее время. Я даже пытался связать каждый такой "сеанс" с посещением меня ей, но никакой видимой связи не обнаружил.
      После ряда сложных происшествий и моих новых открытий, связанных с Гранд Хоспитал, я должен был снова встретиться со Станлеем - с настоящим Станлеем. Проходя на встречу с ним широким и темным коридором одного из зданий в стиле барроко, я увидел в сообщающейся с коридором комнате темный, мешковидный предмет, выделявшийся на фоне стены. Этот предмет меня поразил чем-то так, что я подошел. Это был труп человека, болтающийся на подвешенной к потолку веревке. Я осветил лучем карманного осветительного устройства его лицо и чуть не вскрикнул. Голова трупа страшно распухла. Она была перекручена на сто восемьдесят градусов, так, что ниже ее лица была спина обрубка. Нижней части его тела недоставало; вместо нее болтались полы длинного пальто. Скрюченные его пальцы сжимали какую-то бумажку. Это был Хаксли. Я осветил его вторую руку - и меня застрясла противная дрожь: под мышкой у него торчала другая окровавленная мертвая голова - точно такая же голова Хаксли. Когда я отходил, мне показалось, что глаза мертвеца приоткрылись и проводили меня взглядом, и в ту же секунду я услышал со всех сторон топот ног. Это была полиция. Я со всех ног бросился вниз по лестнице. Мне удалось выскользнуть из здания, я прошел три квартала, но, когда мне оставалось до моего автомобиля несколько метров, меня остановил полицейский, спросил, что я здесь делаю и потребовал документы. Мне пришлось их предъявить. Со Станлеем я так и не встретился.
      И вот я еду в Гранд Хоспитал, сумев сесть в машину нашей фирмы вместо Гарри и получить пропуск. Войдя в Холл, я увидел там Лауру. Она сама подошла ко мне и сказала, что, когда я побеседую с одним из администраторов Гранд Хоспитал, она будет ждать меня сзади туалетов, куда, по ее словам, я могу проникнуть, толкнув одну из панелей стены.
      Сделав свое дело, я в сопровождении двух работником клиники шел к выходу. Но, изобразив на своем лице замешательство и сказав, что у меня заболел живот, я проскользнул в туалет, надеясь на то, что те двое туда за мной не последуют. Я сразу направился в сторону задней стены и толкнул одну из ее плит. Передо мной открылось окошко с пультом и кнопками. Я нажал кнопку с надписью "вход" - и часть стены куда-то уехала. Я вошел в черную нишу, увидев, как за моей спиной двое сопровождавших меня бросились вдогонку за мной. Но они не успели. Последнее отверстие за моей спиной захлопнулось. Я попал в узкий коридор, стены которого были заляпаны грязью и кровью. Прямо на полу белели человеческие кости и части человеческих внутренностей. Пол был усеян осколками битого стекла, обрывками одежды, клочками бумаги и разным мусором. По коридору я вышел в огромное помещение, казалось, не имевшее границ. Тут также был сплошной хаос, все находилось в сложном и невиданном беспорядке. На блестящем, отсвечивающем серебристым, кое-где виднеющемся полу лежали обломки античных статуй и колонн, ржавые капоты старинных автомобилей, усеянные лепестками цветов, обломки мебели и человеческие трупы. Тут же видны были тушки животных, бивни мамонтов и гигантские позвонки диназавров. Я поскользнулся на крысиной тушке и, стремясь задержать собственное падение, чуть было не попал рукой на окровавленную человеческую голову.
      И тут я увидел Лауру. Она стояла возле поставленного вертикально обломка колонны и махала мне рукой. На ней была античная туника, а в волосах ее синел цветок. Я направился к ней, а она шла дальше, маня меня за собой. Я шел очень долго: может быть, час, а, может, и больше. На всем протяжении моего пути меня окружали все эти обломки и осколки земной жизни, множество предметов в самых немыслимых и неправдоподобных сочетаниях.
      В конце моего пути я вышел на огромную, теряющуюся где-то вверху, лестницу, широченную и выпачканную грязью и кровью. На ее ступенях не было ни одного предмета. Я ступил на лестницу - и внезапно понял, что двигаюсь по ней не вверх, а вниз.
      Когда я дошел до самого низа, я попал в широкий и светлый коридор, который пересекали другие такие же широкие и светлые коридоры. Между ними находились какие-то помещения, судя по их расстоянию друг от друга, одинаковых размеров и формы. Из-за их дверей доносились - звон шприцов, удары, дикие крики и вой неизвестных устройств, вслед за которым все содрогалось от каких-то толчков. Я открыл какую-то дверь и попал в узкую комнату, в конце которой сидел человек в белом халате и улыбался. Я тут же ретировался, но дверь за мной оказалась надежно закрытой.
      - Вот ты и здесь, - произнес О Н, хотя губы его не раздвинулись ни на миллиметр.
      - Вся твоя деятельность сводилась к тому, чтобы попасть сюда. Ты приложил для этого максимум усилий и, может быть, в этом и залючен был смысл твоей деятельности, смысл твоей жизни? Мы бы многое отдали для того, чтобы выяснить, что, по вашим, человеческим понятиям, двигало тобой и что двигало тобой принципиально.
      Он стоял в конце комнаты и губы его теперь двигались.
      - Материализации понятий, представлений, духа не происходит в вашем мире по нашим понятиям. Она происходит у н а с. Но и М ы не смогли материализировать в наших системах идеал таких, как ты, до тебя. Мы надеемся, что ты именно тот экземпляр, который нам нужен, который даст нам ключ к разгадке.
      - Мы дали тебе почувствовать разделенную любовь, удовлетворив твое человеческое стремление к тому, что у вас называется "личным счастьем". Лаура была нашим послушным и совершенным орудием, а по вашим понятиям красивым и совершенным экземпляром. Годы твоего одиночества, твоей личной безвыходности и тоски по совершенству были вознаграждены. Что же ты сделал? Ты начал именно в этот период твоей жизни глупое и никчемное "расследование" наших, по вашим представлениям, "преступлений". Ты не был удовлетворен тем, что другие приняли бы без всяких дополнений.
      - Мы позволили тебе проникнуть в Тайну, мы раскрыли перед тобой часть нашей бесконечной мудрости и нашего видения того, что вы называете "миром", "Вселенной". Ты проник в те глубины отличия двух Разумов, которые должен был воспринять, как самое высшее откровение, как то, к чему стремились всю вашу человеческую историю все мыслящие люди, ты постиг суть вершины философского откровения, вершины потому, что оно было абсолютно. Как же ты поступил? Ты стал черпать в этом откровении стимул для себя продолжать свое мерзкое дело против нас, ты стал подпитывать им присущую людям способность к интуиции для нелепого доказательетва наших "преступлений".
      - Мы дали тебе, кроме осознания, наши глаза, чтобы ты мог увидеть, насколько многообразен мир и насколько непохожи критерии оценки - для того, чтобы ты мог понять, что твоя деятельность не имеет никакого смысла. Но и это не возымело действия.
      - Мы показали тебе, что полного физического истребления людей не наступит, что часть Человечества мы сохраним, используя для наших целей; речь идет лишь о подчинении. На примере "живого" Станлея мы показали, что можем прощать и тех, кто оступился, но осознал свою ошибку и не желает дальнейших осложнений с нами. Однако, ты продолжал стремиться непосредственно к нам.
      - Мы сделали последнее - дали тебе деньги, которые в вашем обществе означают и власть, и удовлетворение любых ротребностей. Мы предоставили тебе и гарантию, что деньги будут поступать и в дальнейшем, но и это не остановило тебя.
      - Мир давно поделен на живое и неживое. Второе, однако, тоже может быть живым, чего не происходит в вашем мире, но приходит в ваш мир извне. То, что вы воспринимаете, как смерть, - момент отключения вашего мозга, умирания вашего организма - это переходный этап к новой субстанции, возможность перехода к существованию разумом в мир иной. Но ваш организм и даже его отдельные клетки не приспособлены к существованию в том мире, и разум ваш гибнет безвозвратно. Как составная часть более сложного процесса сознание отдельного человека - побочный продукт безостановочного конвейера зарождения и поддержания жизни. Сам процесс зарождения новой жизни, ток человеческих электронов в проводах человеческого общества - от прошлого к будущему, а не отдельная человеческая жизнь и, тем более, не человеческий разум нужны той космической силе, какая использует его для своих нужд и целей. Отдельная человеческая жизнь и вообще жизнь как явление целостности личности, "души" отдельного человека ее не интересует. В сложных законах процесса зарождения жизни и существования ее многоступенчатого функционального механизма личность, душа - всего лишь побочный продукт, а еще точнее, всего лишь отражение присущей использующей вас космической силе некой зеркальной субстанции. Отражающий механизм - личность человека - погибает вместе с телом. Но то, ч т о оно отражает, по вашим понятиям, существует вечно, и, таким образом, душа как бы вечна. Искусственный ток вашего существования стал возможен потому, что вас поместили в клетку однонаправленного времени. Заведенная, как будильник, ваша смерть - это не что иное, как конец действия этого одномерного времени для отдельно взятого индивидума. Мы - это и есть Смерть. Мы существуем за порогом вашего непознанного.
      При этом он подошел к какому-то аппарату и включил его. И услышал, тысячекратно усиленный, свой ответ ему.
      "В послеобеденное время я вышел из бюро. В такую пору толчея на Леари Стрит сходит почти на нет. Возле тротуара были оставлены на стоянке несколько автомашин".
      Я слышал свой собственный голос как бы со стороны, а мои мысли текли в независимости от этого в направлении того создания, которое я видел перед собой.
      О н подошел ко мне, расстегнул халат и внезапно открыл свою грудь. Я увидел звездное небо, вспышки, а перед ним, покрытые инеем, прозрачные, прямые и изогнутые, трубки, по которым циркулировала какая-то жидкость.
      "Это и есть смысл жизни, - услышал я какой-то внутренний голос, а затем раздалась вспышка, и я осознал, что меня уже нет. Но мой голос продолжал звучать во вселенной и до сих пор звучит сотни, тысячи раз, начинаясь - к ужасу Смерти, - разрушая ее, так:
      "В послеобеденное время я вышел из бюро..."