Казенщина без всякого уюта.
      Но если приотворишь двери в класс 
      Ты юношу увидишь на уроке,
      Что на полях Краевича, таясь,
      О конквистадорах рифмует строки.
      А если ты заглянешь в кабинет,
      Где бродит смерть внимательным дозором, 
      Услышишь, как седеющий поэт
      С античным разговаривает хором.
      Обоих нет уже давно. Лежит
      Один в гробу, другой без гроба, - в яме,
      И вместе с ними, смятые, в грязи,
      Страницы с их казненными стихами.
      А здание? Стоит еще оно,
      Иль может быть уже с землей сравнялось?
      Чтоб от всего, чем в юности, давно.
      Так сердце было до краев полно,
      И этой капли даже не осталось.
      Андрей Белый. НА ЭКРАНЕ ГУМИЛЕВ
      Печатается по книге Белого "Между двух революций". Л., 1934, стр. 172-173, 178. У Белого название главы - "На экране (Манасевич-Мануйлов, Гумилев, Александр Бенуа)". Стр. 182 в книге Белого является началом главы "Болезнь". В настоящем издании отрывок из этой главы дан под "* * *" Бeлый Андрей (псевдоним Бориса Николаевича Бугаева, 1880-1934) поэт, прозаик, критик, теоретик литературы.
      В конце декабря, но не позднее 7 января 1907 г. Гумилев отправился с визитом к Зинаиде Гиппиус. Он позвонил. Долго не открывали, наконец, вышла горничная и, возможно, все было точно так же, как описывает свой визит к Мережковским Андрей Белый: "Я позвонил: передняя - белая; горничная в черном платьице, в беленьком чепчике; вижу из двери: на белой стене рыжеватая женщина в черном атласе, с осиной талией, в белой горжетке, лорнетик к глазам приложив.." В своих воспоминаниях Белый уверяет, что на звонок Гумилева, впрочем, не горничная, а он сам чуть ли не бросился в переднюю открывать дверь. За дверью стоял, по описанию Белого, "бледный юноша с глазами гуся". Гумилев же изображал сцену иначе: "Войдя, я отдал письмо и был введен в гостиную. Там, кроме Зинаиды Николаевны, был еще Философов, Андрей Белый и Мережковский". Разговор, который эта компания навязала еще не успевшему оглядеться и смущающемуся двадцатилетнему юноше, пришедшему к "великим", с некоторой мягкостью можно назвать отвратительным. Все, кроме почти немедленно ушедшего Мережсковского, принялись дружно навешивать на гостя всевозможные ярлыки. Без того, чтобы подвести под некую жесткую рубрику совсем незнакомого человека, казалось, они не могли с ним общаться. Затем начались издевательства. "Дразнили беднягу, который преглупо стоял, пишет А. Белый, - "шел от чистого сердца к поэтам же". Затем появился Мережковский и, сунув руки в карманы, сказал с французским прононсом: "Вы, голубчик, не туда попали! Вам здесь не место". И тут же Гиппиус указала на дверь лорнеткой.
      Между тем в письме Зинаиде Гиппиус Брюсов осведомляется, приходили ли к ней его брат и "юноша Гумилев". "Первого не рекомендую, второго - да", заканчивает письмо Валерий Брюсов. На это Гиппиус ответила: "О Валерий Яковлевич! Какая ведьма "сопряла" вас с ним? Да видели ли вы его? Мы прямо пали. Боря (т. е. Андрей Белый - В. К.) имел силы издеваться над ним, а я была поражена параличом. Двадцать лет, вид бледно-гнойный, сентенции старые, как шляпка вдовицы, едущей на Драгомиловское. Нюхает эфир (спохватился) и говорит, что он один может изменить мир: "До меня были попытки... Будда, Христос... Но неудачные". После того, как он надел цилиндр и удалился, я нашла номер "Весов" с его стихами, желая хоть гениальностью его строк оправдать ваше влечение, и не могла. Неоспоримая дрянь. Даже теперь, когда так легко и многие пишут стихи, - выдающаяся дрянь. Чем, о, чем он вас пленил?"
      Брюсов надолго запомнил это письмо. Через семь лет в одной своей небольшой заметке он пишет: "Я взял под свое "покровительство" в редакции "Весов" Н. Гумилева и решительно защищал его от столь же решительно отрицательных его оценок (которые высказывала, например, З. Гиппиус)". Брюсов действительно покровительствовал начинающему Гумилеву; он же написал Белому, находящемуся в конце 1906 г. за границей: "Если вам можно, познакомьтесь с Николаем Степановичем Гумилевым, бульвар Сен-Жермен, 68; кажется, талантлив и во всяком случае молод". Известен и ответ А. Белого: "Познакомился с Гумилевым. Может быть, письма его и интересны, но общий облик его - "паныч ось сосулька!" (Гоголь. "Вий), и сосулька глупая".
      Память об этой встрече сказалась в рецензии Гумилева на поэтический сборник Белого "Урна". Рецензия была напечатана в газете "Речь" 4 мая 1909 г. В ней Гумилев писал: "Из всего поколения старших символистов Белый наименее культурен, - не книжной культурой ученых... в этой культуре он силен... а истинной культурой человечества, которая учит уважению, и кладет отпечаток на каждое движение человека". В этой же рецензии Гумилев говорит, что следит за творчеством Белого давно и с интересом. Гумилев был знаком со стихами Белого уже в ту пору, когда готовил к печати "Путь конквистадоров". Брюсов в своем отзыве на эту книгу в "Весах" подметил, что некоторые строфы в ней "до мучительности напоминают" Белого. Знаком был Гумилев и со статьями Белого, по крайней мере с теми, что печатались в "Весах", которые Гумилев читал регулярно. Он продолжает получать "Весы" и в Париже". Его имя встречается в списке заграничных подписчиков, напечатанном в одном из номеров "Весов".
      Имя Белого упомянуто Гумилевым и в его первом "письме о русской поэзии" в первом номере "Аполлона" (октябрь, 1909). В характере этого упоминания просматривается автобиографический подтекст. Гумилев писал здесь о стихах сотрудника "Весов" Б. Садовского: "Я думаю, ни у кого не повернется язык упрекнуть поэта за такую скромность. Если он может не многое, то, по крайней мере, ясно сознает свои силы. Несколько строф, навеянных Брюсовым и Белым, только подтверждают мою мысль... так бесхитростно переняты в них особенности обоих образцов". Эти слова были запоздалым ответом Брюсову, упрекавшему юного Гумилева в подражании Белому. Гумилев даже употребляет здесь брюсовский оборот речи в его отзыве на "Путь конквистадоров": "Отдельные строфы... напоминают свои образцы - то Бальмонта, то Андр. Белого".
      В следующем "письме о русской поэзии" опять упоминается имя Белого и опять лишь вскользь, но в этом беглом упоминании уже чувствуется будущий акмеист, который строит свою поэтическую систему, отталкиваясь от символизма и преодолевая его. Речь идет о первой книге П. Сухотина "Астры". В ней, пишет Гумилев, - "багряные закаты каких-то невиданных солнц", конечно взяты у Белого, но в стихах Сухотина они стали "ровнее и проще". "Теперь для них уже не надо подниматься на снеговые вершины, их видно с любого балкона".
      В "Аполлоне" № 6, 1910 имя Белого встречается в отзыве на книгу Алексея Сидорова "Первые стихи". По словам Гумилева, Сидоров подражает Белому. Но начинающему поэту не хватает "смелости и свежести выдумки, на которой главным образом и держится поэзия Андрея Белого". В следующем номере "Аполлона" в статье Гумилева "Жизнь стиха" Белый отнесен к "поборникам тезиса искусство для жизни". Для Гумилева этот подход к искусству "нецеломудренный", равно как и точка зрения защитников тезиса "искусство для искусства".
      В "Аполлоне" № 8, 1910 напечатана была статья Гумилева "Поэзия в "Весах", в которой находим следующую лаконичную характеристику: "Андрей Белый пытающийся внести красочный импрессионизм своих юношеских произведений в самые повседневные переживания". Однако все эти частные наблюдения над поэзией Андрея Белого в целом не умаляют в глазах Гумилева того места, которое Белый твердо занял в современной русской поэзии. Его имя он ставит рядом с Блоком, неизвестно наравне ли, но сразу вслед за ним. В рецензии на "Антологию" издательства "Мусагет" Гумилев отметил стихотворение Белого "Перед старой картиной". Оно, по слову Гумилева, - "прекрасно". Из романтизма есть два выхода, - поясняет свою оценку Гумилева, - "в сторону Гейне и в сторону Готье". Белый идет в этом стихотворении по более трудному пути Готье. В этом предельно кратком отзыве сказано чрезвычайно многое. Рецензия написана была в период, непосредственно предшествующий созданию Цеха поэтов и формулировке концепции акмеизма. Символизм понимался современниками как поэзия романтическая. Для Гумилева уже к этому времени явно обозначилась ценность равновесия как психологической и эстетической категории. Равновесие всех частей стихотворения весьма не благоприятная почва для романтизма. Выход из романтизма в сторону Гейне означает иронию. Летом 1911 г., пережив вспышку нового увлечения Анненским, Гумилев ясно осознал, что по своему темпераменту он не может быть продолжателем "иронической" линии в поэзии.
      Но символизм Анненского ближе романскому духу. Романтизм Гейне и даже его тип "выхода из романтизма" для Гумилева неприемлем вдвойне: в силу его личного "решительного предпочтения романского духа перед германским" и по причине несущественности иронии в мире, где "все явления братья". Блок для Гумилева в известной степени ассоциируется с Гейне. Отсюда отталкивание от "царственного безумия" Блока, родственного германскому духу. Совсем иной выход из романтизма в сторону Готье. Готье станет столпом и утверждением истины в эстетике акмеизма. Во-первых, он "бесконечно жаден до жизни". И уже в этом его качестве акмеизм найдет вдохновение для своей "интенсивности", преодолевая экстенсивность символизма. Во-вторых, Готье, в отличие от стольких романтиков, в отличие от Блока, "не поддался очарованию сплина". Он избегает туманного и отвлеченного. Наконец, путь Готье намного труднее, а девиз акмеизма - идти по пути наибольшего сопротивления Таким образом, оценка стихотворения Белого в "Антологии" "Мусагета" основана на продуманной шкале эстетических ценностей и привлекательна своей объективностью, на которую не влияют личные воспоминания.
      В дальнейших критических выступлениях Гумилева еще несколько раз встречается имя Белого: обычно в позитивном контексте. Об одной из позднейших личных встреч двух поэтов известно из мемуаров И. Одоевцевой: "Случилось это, - пишет она, - 30 апреля двадцатого года, "прием-раут" на квартире Гумилева в честь прибывшего в Петербург Андрея Белого. На нем состоялся "смотр молодых поэтов" - Оцупа, Рождественского и меня... Мы все трое читаем перед Белым стихи, явно не произведшие на него ни малейшего впечатления, хотя он и рассыпается в безграничных похвалах.." ("На берегах Сены", стр. 441).
      Александр Биск. РУССКИЙ ПАРИЖ 1906-1908 г.
      В настоящее издание включен лишь имеющий отношение к Гумилеву отрывок из очерка А. Биска, опубликованного в журнале "Современник" (Торонто), № 7, 1963, стр. 59-68.
      Биск Александр Акимович (1883-?) - поэт и переводчик Рильке. В 1912 г. вышла его книга "Рассыпанное ожерелье. Стихи. 1903-1911", СПб., изд. М. Семенова. Биск прибыл в Париж за несколько месяцев до приезда Гумилева весной 1906 г. и в том же году они познакомились. Видеться они могли у художницы Кругликовой, которая регулярно по четвергам устраивала приемы. Иногда это были, как писал Биск, - "костюмированные вечера с обильным угощением". В ту пору, когда Гумилев жил в Париже (лето 1906 - весна 1908) на вечерах у Кругликовой бывали очень многие русские писатели, приезжавшие в Париж или подолгу жившие там: Волошин, Минский, Амфитеатров, Любовь Столица, Бальмонт и др.
      1 Речь идет о журнале "Сириус", который Гумилев на паях с художниками Фармаковским и Божеряновым издавал в Париже в начале 1907 г. Всего вышло три номера.
      2 Стихи Биска были напечатаны во втором номере "Сириуса".
      Алексей Толстой. Н. ГУМИЛЕВ
      Опубликовано в парижской эмигрантской газете "Последние новости" 23 и 25 октября 1921 г.
      Толстой Алексей Николаевич (29 дек. 1882 - 23 фев. 1945) - прозаик и драматург. Толстой начинал как поэт, в 1907 г. вышла его книга "Лирика" (Пб., издание автора). Гумилев и Толстой познакомились в Парике в 1908 г. По возвращении в Россию два писателя поддерживали дружеские отношения, оба участвовали в журналах "Остров" и "Аполлон", а также в "Про-Академии" и на "башне" у Вяч. Иванова в первой половине 1909 г. Известен лишь один отзыв Гумилева о стихах Толстого - несколько строк в рецензии на вышедшую по-французски "Антологию русских поэтов" под ред. Жана Шюзвиля. Гумилев отмечает здесь зависимость Толстого-поэта на протяжении своей краткой поэтической карьеры от Городецкого. Имя Толстого встречается в письмах Гумилева Брюсову. В письме от 7 марта 1908 г. читаем: "Не так давно я познакомился с новым поэтом, мистиком и народником Алексеем Н. Толстым (он послал вам свои стихи). Кажется, это типичный "петербургский" поэт, из тех которыми столько занимается Андрей Белый. По собственному признанию, он пишет стихи всего один год, а уже считает себя metr'oм. С высоты своего величья он сообщил несколько своих взглядов и кучу стихов. Из трех наших встреч я вынес только чувство стыда перед Андреем Белым, которого я иногда упрекал (мысленно) в несдержанности его критики. Теперь я понял, что нет таких насмешек, которых нельзя было бы применить к рыцарям "Патентованной калоши". В другом письме, написанном почти через месяц (6 апреля 1908 г.), Гумилев сообщает Брюсову: "Скоро наверное в Москву приедет поэт гр. Толстой, о котором я Вам писал. За последнее время мы с ним сошлись, несмотря на разницу наших взглядов, и его последние стихи мне очень нравятся".
      1 "под каштанами летом 908 года. - Гумилев уехал из Парижа в начале мая 1908 г.
      2 ...кончившего с медалью царскосельскую гимназию - "Аттестат зрелости Николая Гумилева", опубликованный Е. Вагиным в 1982 г., содержит только две пятерки. Все другие отметки, включенные в аттестат, - тройки и четверки.
      3 Разумеется, он был назван "Остров" - "Остров" имел подзаголовок "Ежемесячный журнал стихов"; о том же еще раз сообщалось в начале первого номера - "посвященного исключительно стихам современных поэтов". В первом номере были напечатаны стихи И. Кузмина "Благовещение", "Успение", "Покров", "Одигитрия", стихотворение Вяч. Иванова "Суд огня", два стихотворения Волошина, газелы Потемкина, стихи А. Н. Толстого:
      Утром росы не хватило,
      Стонет утроба земная.
      Сверху то высь затомила
      Матушка степь голубая.
      Бык на цепи золотой
      В небе высоко ревет..
      Вон и корова плывет,
      Бык увидал огневой,
      Вздыбился, пал...
      Именно на эти стихи была написана пародия неизвестным автором:
      Корова ль, бык, мне все равно.
      Я - агнец, ты - овца.
      Я куриц все люблю равно
      Без меры, без конца.
      (См. "Остов" или Академия на Глазовской улице", - пародия, перепечатанная в книге М. Баскера и Ш. Греем: Н. Гумилев, "Неизданное и несобранное", стр. 185-186). В первый номер "Острова" вошли стихотворения Гумилева: "Царица", "Воин Агамемнона", "Лесной пожар". Толстой пишет, что второй номер журнала "не хватило денег выкупить из типографии". Считается, что этот номер в библиотеках не сохранился. На первый номер "Острова" появилась в "Весах", № 7, 1909 рецензия С. Соловьева, в которой он писал о Гумилеве, что, по-видимому, он находится под влиянием Леконта де-Лиля. Его влечет античная Греция, еще больше - красочная экзотика Востока. Стих Гумилева заметно крепнет. Попадаются у него литые строфы, выдающие школу Брюсова, напр.:
      Узорный лук в углу был согнут,
      И, вольность древнюю любя,
      Я знал, что мускулы не дрогнут,
      И острие найдет тебя.
      Попадаются яркие образы, - пишет далее С. Соловьев, - напр., "твои веселые онагры звенели золотом копыт". К сожалению, Гумилев злоупотребляет изысканными рифмами. Так, в трех строфах подряд у него встречается: бронзы бонзы, злобе - Роби, Агры - онагры. А через несколько строф далее идут: согнут - дрогнут, былое - алоэ. В античном стихотворении "Воины Агамемнона" Гумилев не строго античен. Рядом с прекрасным и вполне греческим "вождем золотоносных Микен" неприятно поражает совсем современное: "сказка - в изгибе колен".
      Другая известная нам рецензия на "Остров" (написана С. Ауслендором) была опубликована в газете "Речь" в номере от 29 июня 1909 г. Что касается даты издания первого номера, то судить о ней можно по письму Гумилева Кузмину: "Наконец-то вышел первый номер "Острова", - пишет Гумилев. - Я высылаю Вам на днях." В письме Ф. М. Самоненко Гумилев сообщает, что второй номер "Острова" выйдет в конце августа. О содержании второго номера можно судить лишь по рецензиям на него. Гумилев писал об этом загадочно исчезнувшем втором номере в декабрьской книжке "Аполлона" (1909). "Во втором номере "Острова", - пишет Гумилев, - стихи Анненского "То было на Валлен-Коски" и "Шарики". О других участниках "Острова" Гумилев в своей рецензии не упоминает, Однако вслед за его рецензией на той же и на следующей странице напечатан отзыв М. Кузмина под названием "Журнал "Остров" 1909 г., №1 Спб." Судя по этой рецензии, во втором номере "Острова" были напечатана стихи Л. Столицы, "Солнечные песни" А. Н. Толстого, сонет Л. Дмитриевой, стихи Блока, Белого, Эльснера, Лившица, С. Соловьева. "Особенно хорош его "Отрок со свирелью", - заключает М. Кузмин. Что касается Гумилева, то Кузмин посвятил ему в своей рецензии лишь одно предложение: "Н. Гумилев дал изящный сонет, начинающийся с довольно рискованного утверждения; "Я попугай с Антильских островов".
      4 Немедленно афишка была превращена в еженедельный стихотворный журнал. - Речь идет о неизученной странице в биографии Гумилева. Известно, что в это время, т. е. после напечатания второго номера "Острова" Гумилев сотрудничает в "Журнале театра", редактором которого был упоминаемый Толстым Б. С. Глаголин, а издателем A. C. Суворин. В числе сотрудников "Журнала театра" были объявлены близкие знакомые Гумилева С. Судейкин, М. Кузмин, М. Волошин.
      5 Его младший брат- гимназист. - Здесь Толстой напутал. У Гумилева был только один брат - старший.
      6 ...его влекла туда встреча с Д. Речь едет о Елизавете Дмитриевой, в замужестве Васильевой, но более известной под одним из ее псевдонимов Черубина де Габриак. Толстой здесь опять напутал: его не могла туда влечь "встреча с Д", так как в Коктебель к Волошину он поехал вместе с нею. В письме к Волошину, написанном в мае 1909 г., он сообщает: "В Коктебель я думал выехать числа 27-го, вряд ли раньше, может быть позже". Гумилев с Дмитриевой, по хорошо документированной датировке Бакстера и Греем, приехали в Коктебель 30 мая 1909 г., уехал же он в начале июля. По дороге в Коктебель 26 мая Гумилев уже был в Москве и пытался встретиться с Брюсовым. Сохранилось письмо последнего с выражением сожаления о том, что Гумилеву не удалось застать Брюсова дома.
      7 "Капитаны" - были напечатаны в первом номере "Аполлона", вышедшем 25 октября 1909 г.
      8 Здесь же он вызвал В. на дуэль. Дуэль состоялась в начале двадцатых чисел ноября. О Гумилеве и Черубине см. в настоящем издании воспоминания Гюнтера и Волошина.
      9 Шервашидзе Александр Константинович, князь (1872-?) - театральный художник, сотрудник "Аполлона".
      10 Зноско-Боровский Евгений Александрович (1884-1954) - секретарь редакции "Аполлона" - драматург, критик, театровед, шахматист. Умер в эмиграции. О Гумилеве он написал несколько рецензий, печатавшихся в "Литературных и популярно-научных приложениях "Нивы". В рецензии на "Колчан" (ЛиПНПН, № 7, 1916, стр. 456-458) он писал: "Красною нитью проходит по всей этой книге отрицательное отношение к неясному, расплывчатому приятию мира, к нечеткой, приблизительной фиксации мысли и образа, ко всему недоговоренному и подразумеваемому. Слово, до конца верное определяемому им понятию, правдивая, вплоть до прозаизма подлинность рисунка - вот что хотят провести в современную поэзию акмеисты и адамисты. Многое в этом кредо имеет хорошее, ясное, светлое будущее. Молодая поэзия наша - в громадном количестве своих представителей - действительно заблудилась на туманных дорогах всяких нездоровых западнических течений, и вернуть ее на ясный, солнечный, трезвый путь - более чем желательно. Но нельзя даже во имя художественной правды так явно пренебрегать заветами старой лирики, как это делают подчас акмеисты, сознательно равнодушные к музыкальной стороне своих произведений, вплоть до употребления некрасивых, грубо-прозаических слов, неправильных ударений, нарочитых пересеканий ритма и т. д. Все эти недочеты, впрочем, у автора "Колчана" почти отсутствуют, во всяком случае, по отношении внешности. Его холодный, умный стих строго отчеканен, хотя чаще вне музыки и чувства, вне творческих бездн и фетовских высот. Н. Гумилев прежде всего рассудочен и уравновешен, в творчестве его философ всегда берет верх над лириком, почти не оставляя последнему места. Стихи его тем не менее несомненно интересны и широкой культурностью мысли скорее европейского, чем славянского склада, и красивой четкостью отделки".
      11 Кузмин Михаил Алексеевич (1875-1936) - поэт. Тема взаимоотношений Гумилева и Кузмина - одна из важнейших для истории поэзии серебряного века остается слабо изученной. Гумилев посвятил Кузмину стихотворение "В библиотеке", вошедшее в книгу "Жемчуга". Как критик Гумилев писал о Кузмине часто: в статье "Жизнь стиха"; упоминает его имя в рецензии на альманах "Смерть"; в статье "Поэзия в "Весах"; в отзыве на книгу "Стихотворения" рано умершего Ю.Сидорова. В рецензии на "Антологию" книгоиздательства "Мусагет" Гумилев называет некоторые стихотворения Кузмина "классически безупречными". В 1912 г. он пишет рецензию на вторую книгу стихов Кузмина "Осенние озера", и года за два до того (также в "Аполлоне") - заметку о прозе Кузмина. Помимо того, имя Кузмина встречается и в других рецензиях Гумилева: на книги Вс. Курдюмова, Г. Иванова, А. Короны, на французскую антологию русской поэзии и др. Четыре письма Гумилева Кузмину были опубликованы в кн.: Н. С. Гумилев, "Неизданные стихи и письма". Париж, 1980. В кн. под ред. Баскера и Греем "Неизданное и несобранное" перепечатана из приложения "Нивы" рецензия на "Осенние озера", подписанная инициалами Н.Г. Редакторы этой книги считают, что эта рецензия написана Гумилевым. В вышедших в Вене "Гумилевских чтениях" (1984) опубликована некогда печатавшаяся в газете "Речь" (22 мая 1908) рецензия Гумилева на "Осенние озера" Кузмина.
      Кузмин также неоднократно писал о Гумилеве, далеко не всегда доброжелательно. Например, в рецензии на "Чужое небо" он пишет: "Нам кажется, что эта третья книга (на самом деле это была четвертая книга - В. К.) не составляет собою книги, как "Жемчуга" того же автора. Это зависит не от небольшого ее объема... а от недостаточной выраженности перемен и эволюций, совершающихся с поэтом. Если бы он оставался таким же, как в "Жемчугах", объединив случайно написанные стихотворения в небольшую книгу, никто бы не мог задаваться вопросом о том, достаточно ли характеристична эта книга, которая определялась бы первой, достаточно выраженной, но дело в том, что в книге "Чужое небо" Гумилев от "Жемчугов" отошел, но ни к чему определенному еще не пришел. Он "пуст" - вот все, что можно про него сказать, хотя уже намечаются черты, по которым можно гадать, какою будет его следующая книга, более определенная, нежели изданная "Аполлоном". Большая свобода формы, более прочувствованная лирика, стремление к большой простоте, освобождение от романтического эстетизма. При сохранении всей крепости стиха и выдержанности форм нам кажутся показателями очень симптоматическими не только для одного Гумилева... Кажется, и от Гумилева, судя по "Чужому небу", можно ожидать его "Зеркала теней", которое удивит, пленит и разочарует поклонников бывшего его экзотизма. Что он при всех своих переменах не утратит заостренной и крепкой формы, порукой почти все пьесы нового сборника" ("Лит. и популярно-научные приложения "Нивы", январь 1913, стр. 161-162).
      Упоминание имени Гумилева имеется в дневнике Кузмина, который все еще не опубликован, кроме некоторых фрагментов, появившихся в "Литературном наследстве", т. 92. Например, в записи от 4 апреля 1911 г. читаем: "Были Гумилевы, Толстые, Аничков, Верховский, Чулков, Мандельштам. Читали много. Николай Степанович остался у нас ночевать". Имеется также сведение о поездке Гумилева с Кузминым в Киев в конце ноября или в начале декабря, сразу после дуэли, о которой говорит в настоящем очерке А. Н. Толстой. Гумилев и Кузмин останавливались у Экстеров. В апреле 1911 г. Кузмин приезжал в Царское Село к Гумилеву. Кузмин привез с собой поэта Всеволода Князева - познакомить с Гумилевыми. Еще одна информация, касающаяся взаимоотношений двух поэтов: 29 сентября 1920 г. в Доме Искусств состоялось чествование М. А. Кузмина. Сначала приветствие от Союза поэтов произнес Блок. Затем от коллегии редакторов издательства "Всемирная литература" взял слово Гумилев. Содержание его речи до нас не дошло.
      О взаимоотношениях двух поэтов некоторые сведения содержатся в "Записках об Анне Ахматовой" Лидии Чуковской. "Одни делают всю жизнь только плохое, - записывает Чуковская слова Ахматовой, - а говорят о них все хорошо. В памяти людей они сохраняются как добрые. Например, Кузмин никому ничего хорошего не сделал. А о нем все вспоминают с любовью". В другом месте в тех же "Записках": "У нас, у Коли, например, все было всерьез, а в руках Кузмина все превращалось в игрушки... С Колей он дружил только вначале, а потом они быстро разошлись. Кузмин был человек очень дурной, недоброжелательный, злопамятный. Коля написал рецензию на "Осенние озера", в которой назвал стихи Кузмина "будуарной поэзией". И показал, прежде чем напечатать, Кузмину. Тот попросил слово "будуарная" заменить словом "салонная" и никогда во всю жизнь не прощал Коле этой рецензии" ("Записки об Анне Ахматовой", т. 1, Париж, 1976, стр. 150).
      Противоположное мнение об этих взаимоотношениях находим в воспоминаниях В. Петрова о Кузмине: "Впрочем, литературные разногласия, пишет искусствовед Петров, - не всегда переносились на личные взаимоотношения поэтов. Гумилев сердечно любил Кузмина как человека и, мне кажется, разглядел в нем нечто очень существенное и характерное. У Гумилева была теория, согласно которой у каждого человека есть свой истинный возраст, независимо от паспортного и не изменяющийся с годами. Про себя Гумилев говорил, что ему вечно тринадцать лет. А Мишеньке (т. е. Кузмину) - три. Я помню, - рассказывал Гумилев, - как вдумчиво и серьезно рассуждал Кузмин с моими тетками про малиновое варенье. Большие мальчики или тем более взрослые так уже не могу разговаривать о сладком - с такой непосредственностью и всепоглощающим увлечением".
      В той же статье В. Петров приводит слова Ахматовой, подтверждающие ее мнение, записанное Лидией Чуковской: "Впоследствии я слышал от A. A. Ахматовой, что, по ее убеждению, рецензия Гумилева навсегда оттолкнула Кузмина от всей группы акмеистов") В. Петров. "Калиостро", "Новый журнал", 163, 1986, стр. 90).
      12 Зимой 10-11 года - Цех поэтов был основан в октябре 1911 г.
      13 Он получил три Георгия - Гумилев был награжден двумя Георгиевскими крестами.
      14 В шестнадцатом году он был послан в Париж - Гумилев уехал заграницу в 1917 г. и пробыл там один год.
      15 "Посредине странствия земного" - название было переменено на "Огненный столп", вышедший в количестве одной тысячи экземпляров в издательстве "Петрополис" в 1921 г. в Петрограде. Книга посвящена Анне Николаевне Гумилевой. Отпечатан сборник был в августе 1921 г., возможно, в те дни, когда Гумилев находился в тюрьме.
      С. К. Маковский. НИКОЛАЙ ГУМИЛЕВ (1886-1921)
      Печатается по книге Маковского "На парнасе серебряного века", Издательство Центрального объединения политических эмигрантов из СССР, Мюнхен, 1962, стр. 197-222. В подзаголовке этого очерка дата рождения Гумилева ошибочно указана как 1882-ой год. В настоящем издании этот очерк напечатан с небольшими сокращениями.
      Маковский Сергей Константинович (15.8.1877-13.5.1962) - историк искусства, художественный критик, поэт, мемуарист, издатель, редактор, организатор художественных выставок. Выступил в печати как художественный критик в 1898 г. В 1905 г. вышел его поэтический сборник "Собрание стихов". В 1907 г. участвовал в создании журнала "Старые годы" и был одним из его редакторов. В 1909 г, основал журнал "Аполлон". Опубликовал восемь книг по искусству, самые известные из которых "Страницы художественной критики" в трех томах и "Силуэты русских художников". Маковский автор девяти сборников стихов и двух мемуарных книг. Его цикл сонетов "Нагарэль" посвящен Гумилеву.
      1 В очерке "Николай Гумилев по личным воспоминаниям" Маковский писал, что познакомился с Гумилевым 1 января 1909 г. О выставке, на которой состоялось это знакомство, Гумилев написал небольшую статью, напечатанную в "Журнале театра литературно-художественного общества", № 6, 1909.
      2 "Тихие песни" Анненского вышли в 1904 г.
      3 Ср. с рецензией на "Романтические цветы" в журнале "Образование", № 7, 1908. Неизвестный автор, подписавшийся Л. Ф., заканчивает свой отзыв о сборнике стихов Гумилева следующими словами: "Книжка опрятная и недурная, но мы не хотим скрыть, что знаки препинания во многих цитированных здесь стихах составляют честь нашу, а не автора".
      4 Имеется в виду статья В. М. Жирмунского "Преодолевшие символизм", напечатанная в "Русской мысли", № 12, 1916. Позднее эта статья была включена в книгу Жирмунского "Вопросы теории литературы", Л, 1928.
      5 В шестидесятые годы Ахматова просмотрела сборники Гумилева и отметила стихи, в которых, с ее точки зрения, говорилось о ней, хотя формально эти стихи ей посвящены не были. Таких стихотворений в общей сложности насчитывается двадцать два. При чтении подборка этих стихотворений, подготовленных к печати Э. Г. Герштейн и опубликованных в "Новом мире", № 9, 1986, возникает ряд хорошо обоснованных сомнений. Например, легко усомниться в обоснованности мнения Ахматовой относительно стихотворения "Семирамида", формально посвященного "Светлой памяти И. Ф. Анненского". Воспоминания Ахматовой о Гумилеве фрагментарны и эгоцентричны. Обычно они представляют собой краткие упоминания в мемуарной прозе Ахматовой или упоминания в беседах с Л. Чуковской. В печати она избегала называть имя Гумилева гораздо чаще, чем это требовалось условиями времени. Например, в своей автобиографии, написанной за несколько месяцев до смерти, вспоминая о влиянии Анненского, Ахматова говорит: "Когда мне показали корректуру "Кипарисового ларца" Иннокентия Анненского, я была поражена и читала ее, забыв все на свете". Корректуру "Кипарисового ларца" показал ей Гумилев - за несколько дней до их свадебного путешествия. Имя Гумилева в этой автобиографии упоминается лишь один раз - причем не только по цензурным соображениям.