В Европе и на Ближнем Востоке циклическое восприятие времени живет и процветает до сих пор. Это – неделя, где дни носят названия планет или просто числительных (у славян и персов). Удобство этой системы очевидно, но сфера применения ее ограничена, а потому мы начинаем встречаться с применением линейной системы отсчета.
      4. Вернемся к древним тюркам. Пока они были степным племенем, и их память ограничивалась жизнью одного – двух поколений, двенадцатилетнего цикла им хватало. Но когда они оказались во главе державы, простиравшейся от Желтого моря до Черного, и соперниками могучего Китая, славного Ирана и блестящей Византийской империи, то им потребовалась история, т.е. кодификация событий и объяснение их взаимосвязей. Тут пришла на выручку наипростейшая форма отсчета – «живая хронология». В знаменитом памятнике – стеле на могиле Кюль-тегина, где перечислены его подвиги, события датируются годами жизни витязя, а для привязки к циклической хронологии указана дата смерти – год овцы, – и подчеркнуто, что герою было сорок семь лет [175, стр. 43]. Для тюрок VIII в. этого было достаточно.
      5. Следующий шаг по усовершенствованию хронологии сделали древние народы Средиземноморского бассейна. Они приспособили живую хронологию для целей составления истории, в которой при образовании крупных государств возникла острая необходимость. Годы носили названия лиц: царей, архонтов, консулов, но совокупность их образовала ряд, который отвечал требованиям, предъявляемым линейной хронологии (см. ниже). Это означало, что время еще не воспринималось как абстрактная протяженность, но практическим целям такая система соответствовала. Приведем несколько примеров.
      Новый Вавилон – датировки по годам царствования:

«21-й год Навуходоносора, царя Вавилона», «год начала царствования Ам?ль-Мардука, царя Вавилона».

      Год начала царствования (0 г.) – первый неполный год, когда царь вступал на престол после смерти предшественника, за ним следовал после праздника Нового года 1-й год этого царя.
      Ассирия – датировка по эпонимам – «лимму», например: «10 нисану лимму Шамаш-ах-иддина, наместник Гаргамиша». Каждый новый ассирийский царь в 1-й полный год своего царствования был лимму (эпонимом).
      Евреи употребляли вавилонский календарь (Нового Вавилона), но с вариантами: 1) в определенные периоды они признавали 0 г., а в другие периоды не признавали; 2) гражданский новый год начинался с 1 нисана (1-го месяца), а царский год – с 10 тишри – (7-го месяца). Со времени плена (597/96 г. до н.э.) употреблялся гражданский календарь.
      Афины – летосчисление велось по архонтам-эпонимам (ассирийская система): «в архонтство Антидота»; календарь – лунный. Аналогичным образом считали время другие эллинские полисы, т.е. каждый имел собственную хронологию, что весьма точно характеризует Древнюю Грецию как страну многообразия и контрастов. С одной стороны – блестящие Афины, втягивавшие в себя все интеллектуальные силы страны, богатый Коринф, который впитывал в себя все свободные деньги, и Спарта – сборище воинов-гимнастов; с другой – горы, покрытые кустарником, и козы с полудикими пастухами в Этолии, Акарнании, Аркадии или крестьянские участки, обрабатываемые косными крестьянами, в Фессалии и Беотии, и, наконец, разбойничий Эпир. Этническое единство эллинов было несомненно для них самих, но общность – не трафарет, и это отразилось на избранном нами индикаторе – восприятии и отсчете времени.
      Рим – летосчисление велось по именам консулов: «в консульстве Юлия и Кальпурния» (ассирийская система); со времени Юлия Цезаря введен юлианский солнечный календарь (египетский).
      Таким образом, оказалось, что «живую хронологию» можно приспособить для длинных отрезков времени, хотя эта система слишком громоздка, чтобы быть удобной. Родившись в системах самоизолирующихся племен, «живая хронология» стала претерпевать изменения, как только наступила эпоха этнической интеграции. Но в Китае таковая настала на несколько веков раньше, чем в Средиземноморье.
      6. Следующий шаг к усовершенствованию хронологии сделали древние китайцы. Они ввели «периоды» – отрезки времени, начало которых определялось императорским эдиктом. Обычно «период» объявлялся в начале правления императора. Периоду давалось пышное название, вроде «Великое благоденствие» или «Глубокий мир», но если дела правительства шли плохо, то, даже посредине царствования, период заменялся новым и счет годов шел опять с первого. Эта система находила оправдание в воззрениях древних китайцев, деливших дни и годы на счастливые и несчастливые. «Период», начатый в неудачно выбранный день, должен был быть несчастливым, а если начать новый и день выбрать более осмотрительно, то, по их мнению, все должно было измениться. Таким образом, хронология зависела от квалифицированности гадальщика [62, стр. 644].
      Для того чтобы определить дату того или иного события, нужно было иметь список всех «периодов» и отсчитать указанный год от начала данного «периода», учитывая при этом имя императора, потому что названия периодов часто повторялись. Эта громоздкая система крайне неуклюжа, но является новым вариантом отношения ко времени – переходом к единому летосчислению. Китайцев отнюдь не смущало, что за основу мировой хронологии была принята смена их собственных правителей; ведь они искренне считали только свою страну «Срединной империей», а прочие – варварской периферией. Исходя из этой, вполне этнической, особенности своего мироощущения, они и создали линейную систему отсчета, просуществовавшую до XX в. Впрочем, стоит ли иронизировать по адресу Дальнего Востока, ибо в античном Средиземноморье первые известные нам линейные системы отсчета были тоже весьма несовершенны.
      Победа Александра Македонского при Херонее и последовавшее подчинение большей части Эллады македонскому царю повлекло за собой экономическую, лингвистическую, культурную, а следовательно, и этническую интеграцию эллинов, что в интересующем нас аспекте означало ослабление племенных особенностей отдельных районов и возрастание роли создавшейся в эллинистическое время античной интеллигенции. В III в. до н.э. историк Тимей для датирования исторических событий ввел линейную систему отсчета времени по олимпиадам, начав ее с 1 июля 776 г. до н.э. Эта система, оставшаяся достоянием историков и писателей, просуществовала до 394 г. н.э., когда олимпийские игры были запрещены императором Феодосией, «как языческая мерзость, противная духу христианства». Для новорожденного этноса, который мы условно именуем «византийским», все эллинские традиции были одиозны; но потребность в линейном исчислении оставалась, и тогда вошла в употребление эра «от сотворения мира», исчисляющая начало событий от 1 сентября 5508 г. до н.э. Эта эра была очень удобна для отсчета и вполне отвечала потребностям этноса, возникшего путем интеграции многочисленных этнических субстратов, вошедших в орбиту восточнохристианской (византийской) культуры, за некоторыми существенными исключениями, которые мы и отметим.
      Семитские племена, населявшие Сирию и Месопотамию, до VI в. до н.э. отнюдь не составляли единого этноса, несмотря на то, что процесс культурной нивелляции проходил на Ближнем Востоке довольно интенсивно. Но под властью Ахеменидов и Селевкидов произошла этническая интеграция, подобная той, которая имела место в Элладе. Хананеи, идумеи, моавитяне, халдеи и другие племена слились в новый этнос, противопоставивший себя грекам, иранцам и иудеям. Этот этнос получил название «сирийцы», столь же условное, как и «византийцы». II тогда же вошла в употребление так называемая «Селевкидская эра», причем исходной точкой отсчета был признан 312 г. до н.э. Эта дата была связана с успехом Селевка Никатора и его водворением в Вавилоне. Было бы естественно, если бы она сменилась при последующих царях, но для новых условий полиэтнического государства и этнической интеграции единая точка отсчета оказалась столь удачной, что ее приняли на территории Сирии [149, стр. 209 – 211], а затем сирийцы и центральноазиатские несториане пронесли ее вплоть до конца XIV в. Здесь ревностных христиан не смутило языческое происхождение начальной точки отсчета, потому что в общем-то все равно откуда вести счет годам. Но линейный счет времени преследует цели не только исторической науки, а деловой жизни и политики. Поэтому арабы ввели свою эру от хиджры (бегство Мухаммеда из Мекки в Медину в 622 г.), персы – Яздигердову эру, имевшую целью начать новый счет после арабского разгрома [149, стр. 216 – 218), а итальянский монах Дионисий Малый, работавший над исчислением пасхалий, в 532 г. н.э. предложил принять за нулевую точку отсчета дату рождества Христова, высчитав, что оно имело место в 754 г. после основания Рима. Принятие этой точки за исходную вытекало из философии Косьмы Индикоплавта, согласно которому Вселенная разделяется на два мира – земной и небесный, а история человечества на два периода: один, начинающийся с Адама, другой – с Христа. Эта концепция была направлена против древнеримской, языческой, и, отчасти, иудейской традиций, согласно которым в момент рождения Христа не произошло ничего особенного. Постепенно новая эра возобладала во всей католической Европе, хотя и встречала сопротивление всюду, даже в Кастилии. Некоторая самостоятельность испанской церкви сохранялась до XII в., и, несмотря на религиозный подъем и разгар реконкисты, Испания имела свою эру: 38 г. до н.э. – установление римской провинциальной системы среди покоренных иберийских и лузитанских племен Октавианом Августом. Испанские каноники, разумеется, не знали происхождения этой традиции, но отстаивали ее, т.к. привыкли к ней. Только с 1431 г. все акты, рассылаемые папой, стали датироваться по современной христианской эре, но еще долго к официальной дате приписывалась привычная византийская дата от «сотворения мира». Причин, объясняющих задержку новой хронологии, можно найти много, и все они будут в какой-то мере основательны, но одна из них, интересующая нас, связана с этнической историей Европы.
      В 284 г. н.э. начальник римской дворцовой стражи Диоклетиан захватил престол и закончил превращение былого римского полиса в деспотию восточного типа. Тогда же закончился процесс этнической интеграции некогда разноэтничного населения Италии и провинций Римского мира (Pax Romana). Согласно приведенным выше наблюдениям (Эллада, Сирия), должна была возникнуть потребность в линейной системе отсчета, и она возникла – была установлена «эра Диоклетиана», замененная Дионисием Малым на христианскую эру. Но Великое переселение народов смешало всю этническую карту Европы. Сначала образовалось несколько варварских королевств, потом, после кратковременного объединения их при Каролингах, создалось свыше десятка новых этносов, как, например, только в современной Франции: французы, бургундцы, бретонцы, провансальцы, аквитаны, гасконцы. Феодальная революция X в. закрепила этническую раздробленность Западной Европы, и этническая интеграция сделалась ощутимой лишь в конце XIV в., а с XV в. единая линейная хронология стала общепризнанной для всех стран, входивших в европейскую супер-этническую общность. С 1 января 1700 г. она была введена в России указом Петра I, а ныне распространилась на всю ойкумену. Напрашивается вывод, что восприятие времени связано с этнической историей не случайно, а функционально.
      7. Наш обзор был бы неполон, если бы мы опустили две оригинальные системы отсчета, нашедшие себе применение в сфере науки, Ведь ученые тоже являются членами этносов, и исключать их из рассмотрения несправедливо.
      Восприятие времени как прерывистой (дискретной) субстанции возможно при условии, что внимание будет сосредоточено не на самом времени, а на его наполнении. Примитивным примером будет жизнь человека от рождения до смерти. При субъективном подходе, т.е. когда воспринимающий имеет в виду себя, это очень распространенное явление; но и тогда, когда наблюдается окружающий мир, констатация законченных процессов дает очень много для понимания явлений. При этом в поле зрения воспринимающего будет мозаика процессов протяженных, часто синхронных, но всегда имеющих начало и конец. Переводя наше обобщение на привычный язык естествознания, мы можем назвать такой неделимый отрезок квантом времени, подобно тому как приняты в физике кванты энергии и пространства, под которыми понимаются единицы дискретного процесса. Эта система восприятия времени стихийно применялась в исторической науке с того момента, как на месте хроник, с их линейным ощущением времени, возникли исторические исследования. Квантом восприятия истории является так называемая «эпоха», под которой понимается не произвольно взятый отрезок времени, а некая целостность исторического бытия, воспринимаемая исследователем как объективная реальность. Эпоха начинается каким-то событием, резко отграничивающим ее от предыдущей эпохи, и таким же образом кончается, несмотря на то, что сами начальные и конечные события имеют иногда значительную протяженность во времени. При этой цене деления объектом изучения становится не безличное время, а индивидуальный облик того или иного явления. Например, все научились употреблять термины «Ренессанс», «Реформация», «эпоха крестовых походов» и т.п. в определенном значении, хотя возрождение античного искусства достигло апогея после раскопок в Помпеях, протестантские секты возникают даже в XX в. и крестовыми походами были войны Владислава Ягеллона и Яна Собесского против турок. Несмотря на все это, терминологической путаницы не возникает, ибо историческое время отличается от астрономического. Принцип квантования истории впервые сформулировал китайский историк I в. до н.э. Сыма Цянь, писавший: «Путь правления трех царей древности подобен движению по кругу: конец и вновь – начало» [226, стр. 28]. На этом принципе средневековые китайские историки создали построение истории Срединного государства, где долгие династии, например Хань, разделены на две эпохи, а эфемерные – объединены в группы, например «Три царства» или «Пять варварских государств». Построение весьма удачное . На крайнем западе к аналогичному восприятию исторического времени пришел в XIV в. Ибн Халдун, а вслед за ним Джанбатисто Вико, К.Н. Леонтьев, О. Шпенглер и многие другие. Особенного внимания заслуживает «двадцать одна цивилизация» А. Тойнби – попытка классификации исторических явлений. Но эта проблема столь существенна, что ей следует посвятить специальный разбор, а пока не стоит отвлекаться от анализа.
      Наконец, эйнштейновская трактовка времени как явления относительного к скорости света, хотя и не употребляется широко, но тоже имеет свою аналогию в этнографическом материале. Фольклор сохранил для нас осколки некогда разработанных и последовательных идеологических систем. Но как по черепку археолог восстанавливает форму сосуда, как Кювье по одному зубу мог нарисовать скелет ископаемого животного, так по редким, отрывочным элементам современных сказок можно усмотреть, что время и в древности рассматривалось как величина относительная.
      Например, известен сюжет, в котором два друга поклялись позвать один другого на свадьбу, но один умер, и второй, проезжая мимо кладбища, остановил свадебный поезд, пришел на могилу и позвал умершего друга. Тот вышел, пригласил живого к себе в могилу, и там друзья выпили три чарки водки. Когда же жених вышел наружу, то оказалось, что прошло 30 лет, потому что в могиле время шло быстрее. Есть и другой сюжет, где герой, разматывая нити волшебного клубка, ускоряет течение своей жизни. Иными словами, относительность времени, как факт, в сознании людей бытовала, рассматриваясь как явление чудесное и потому редкое.
      С этой точки зрения находят объяснения факты, описанные в письменных источниках, например в исторических главах Библии. То, что Иисус Навин во время боя евреев с обитателями Палестины – хананеями – остановил солнце, критиками воспринималось как ничем не оправданная выдумка создателя легенды. Но еще в III в.
      (Ориген и его школа) указывалось, что в тексте Библии есть образные и метафорические выражения, которые нельзя понимать буквально. Здесь мы видим такой пример, который имеет свой смысл; за короткое время боя было совершено столько подвигов, что в обычное время этого не могло бы произойти. Значит, время остановилось, а так как время исчислялось по Солнцу, то, метафорически, остановилось Солнце, а это чудо, с точки зрения древних, и в том и в другом случае.
      Мифические и сказочные сюжеты – отнюдь не произведение большой фантазии. Они воссоздают уровень знаний и способ выражения своего времени. Объяснения часто бывают фантастическими, но ведь и мы здесь говорим об этническом сознании, а не об отраженной в нем реальной истории.
      Однако не только в фольклоре и мифах встречается отношение к времени как к явлению, зависящему от приложения силы. Эта идея в гипертрофированной форме встречается в буддийской философии махаяны. Согласно теории раннего буддизма – хинаяны, человек, достигший совершенства, – будда, – выходил из «круга перевоплощений», т.е. времени, и пребывал в Нирване, где понятия времени нет. Но если «совершенный» желал остаться в мире, дабы помогать другим живым существам, то он именовался «бодисатва» и не только не терял способности к активности, но приобретал ее в огромной степени, преодолевая законы времени, пространства и причинности. Махаяническое учение обосновывало возможность такой сверхмощи тем, что мир на самом деле – иллюзия; следовательно, время тоже иллюзорно, и, значит, при достаточном приложении духовной силы с ним можно делать все, что угодно, например ходить в прошлое и будущее, как по коридору своей квартиры, или одновременно находиться в двух местах.
      Собственно говоря, описанная концепция – это некоторая вульгаризация чрезвычайно сложного учения Нагарджуны (II в. н.э.) [238, стр. 130 – 133], но ведь нас интересует не философская сторона проблемы, а ее преломление в этническом сознании буддистов: тибетцев и монголов. Для них же бодисатва – сверхсильное существо, господствующее над временем, и эта черточка, только она одна, роднит буддийское восприятие времени с относительным временем Эйнштейна.
      И тем не менее совпадение восприятия времени в древних мифах, старых сказках, буддийских легендах и современной математической физике не может быть случайным. Очевидно, оно свойственно либо какой-то одной стороне человеческой психики, либо какому-то свойству самого времени. Попробуем разобраться в этом немаловажном вопросе.
      Если счет времени зависит от скорости тела, где, по Эйнштейну, есть лимит – скорость света, то ведь скорость тела зависит от импульса силы, т.е. приложения энергии. При силовом импульсе, в зависимости от вектора, может возникнуть либо ускорение, либо замедление естественного хода событий, т.е. в мире появляется новый «момент», а создание нового называется «творчеством». С явлением «творчества» люди сталкивались на протяжении всего своего существования, хотя, разумеется, не в любой момент и то в большей, то в меньшей степени. В древности творческие акты считали волшебством, потому что не видели объяснений факта в окружающей действительности. Да и сейчас творческий момент даже в жизни ученого, посвятившего науке всю жизнь, – редкий праздник, а остальное время – будни доработок и разработок.
      Итак, даже эйнштейновское восприятие времени фигурирует в этнографической классификации как способ отсчета при изучении творческих процессов. А таковыми являются не только акты индивидуальные – сочинение поэм, сооружение монументов, научные открытия и философские обобщения, но также появление новых народов, создание новых форм общежития, миграции и смена общественного мировоззрения. Эти явления, несомненно, имеют свою причину, которая в плане социологическом разработана философией исторического материализма, в плане биологическом – теорией эволюции, а в плане этническом – еще не получила исчерпывающего объяснения.
      Не вдаваясь в выяснение причин явления, пока отметим, что характер измерения времени оказался пригодным индикатором для того, чтобы сделать первый вывод: развитие народов, создающих культуры и цивилизации, связано с творческими процессами, а оскудение творчества обрекает этносы (племена и народы) на повторение младшим поколением старшего, что и отражено в восприятии времени как завершенного цикла.
      8. Сделанный обзор основных вариантов отношения разных народов к универсальной категории времени не только не дает нам права рассматривать эти варианты как ступени на лестнице эволюции, но, наоборот, позволяет сделать противоположное заключение. Люди считают время так, как им это нужно, и не применяют иные системы отсчета не потому, что не умеют, а потому, что не видят в этом практического смысла. Так, тюрки ввели линейную хронологию, как только она им понадобилась, а нужда в новой системе отсчета возникла тогда, когда из общей аморфной массы родовичей выделилась инициативная группа тарханов и бойла, которые сумели приспособить систему соседей к потребностям своего народа [86, стр. 342]. Но как только каганат пал, тюрки вернулись к циклическому счету времени, и это было не регрессом, а всего лишь адаптацией. Употребляя отсчет времени по месяцам и неделям, мы пользуемся циклической хронологией, а не линейной или квантовой. Для физика-теоретика время может быть либо ньютоновским, линейным, либо эйнштейновским, относительным, а историк, произносящий слова «Siele de Lois XIV», или «Викторианская эпоха», или «век Перикла», имеет в виду определенные кванты развития, которые переводятся на линейное время путем простого пересчета.
      Итак, сравнительная этнография не приближает нас к ответу на вопрос вопросов, что есть время, но определяет характер той или иной системы отношения к нему, благодаря чему легко классифицировать описанные системы. Конечно, эти системы не то же самое, что этносы или даже этнические группы, которые мы хотим изучить. Для того чтобы получить желаемый результат, необходимо провести дополнительный анализ, он несложен и плодотворен.
      Для начала сведем наши наблюдения в таблицу.
      Применив полученные данные к системе, разработанной нами на основании анализа отношения этноса к ландшафту, мы можем констатировать, что у народов, находящихся в динамическом состоянии , обычно именуемых «цивилизованными», присутствуют все перечисленные категории отношения к времени. В любой цивилизованной стране имеются и ученые, исследующие зависимость времени от скорости, и деловые люди, для которых характерно преимущественно линейное восприятие времени, и крестьяне, наблюдающие явления природы, от которых зависят урожаи, и даже неполноценные психически люди, существующие за счет тех или иных форм благотворительности. Так было и в древнем Риме, Багдаде, Египте, и, вероятно, даже в Хараппе.
      Но как только мы переходим к рассмотрению народов «варварских» и «диких», то обнаруживаем градацию по убывающей кривой. Есть примеры народов, где науки не развиваются, а только заимствуются и применяются; эти обходятся без квантования времени, например европейские колонисты XVIII в. в Америке и Южной Африке. Есть племена, обходящиеся циклическим календарем, таких много во Внутренней Азии. О фенологическом восприятии мы говорили выше – оно распространено по всей ойкумене. Наконец, встречаются племенные группы без отсчета времени, поскольку климатические условия их ареалов стабильны: бушмены в Калахари, некоторые племена Австралии и Новой Гвинеи, обитатели Огненной Земли и т.п.
      Иными словами, динамичность состояния этноса определяется степенью разнообразия психических складов групп людей, входящих в тот или иной этнос. А для определения степени разнообразия психических складов отношение к категории времени служит индикатором, и с этой точки зрения мы можем заключить, что не та или иная система отсчета времени характеризует стадию развития этноса, а разнообразие их. В самом деле, если этносы, пользующиеся только фенологической системой, все-таки существуют как персистенты, то народ, состоящий исключительно из ученых историков и математиков, воспринимающих время в релятивной системе, был бы просто нежизнеспособен. Если бы он даже возник, то ему пришлось бы либо освоить низшие таксономические системы, хотя бы для добывания пищи и обороны от соседей, либо жить за чужой счет, питаясь подаянием, как буддийские или францисканские монахи. Но даже такие субэтнические группы не размножаются естественным путем, а пополняются путем инкорпорирования людей со стороны. Включенные в полноценный этнос, они играют роль катализатора процессов этногенеза.
      Оба лимита, нижний и верхний, практически, в реальном становлении этносов наблюдаются мало, так как подавляющее большинство явлений лежит между ними. По сути дела, мы называем «статическими» или «застойными» этносы, где смена состояний происходит редко, а «динамическими» или «культурными» – где более часто. Переход между ними столь плавен, что иногда трудно решить, к какому состоянию следует отнести тот или иной этнос, к тому же приходится учитывать, что один и тот же этнос то развивается более или менее интенсивно, то замирает в тягостном покое. Последнее состояние мы называем персистентным. Смысл предлагаемой классификации в том, чтобы на объективном материале рассмотреть разницу между категориями этносов и объединить их в обозримые и доступные для анализа группы. Мы должны найти соизмеримость для самых разных этносов, находящихся на любой стадии социального развития или материальной культуры. В предельном разнообразии, наблюдаемом этнографами, очевидно, скрыта строгая закономерность, которую обязаны обнаружить этнологи, проникающие за поверхность явлений, в их сущность.
      9. Приведенные выше наблюдения позволяют сделать вывод, что этносам, находящимся в развитии, присущи не только приобретения, выражающиеся в усложнении восприятия времени, но и утраты, влекущие за собой упрощение этого восприятия. Поскольку мы имеем дело не с индивидуальностями, а с относительно большими количествами людей, то можно отнести отмеченные нами колебания этнической среды к вариациям стереотипа поведения, являющегося основным признаком объективного определения этноса. А из этого вытекает вывод, что степень разнообразия не случайна, а характеризует возраст этноса, при начале этногенетического процесса идет усложнение, при затухании – упрощение.
      Следовательно, мы уловили глобальную закономерность, позволяющую нам не просто констатировать различия между племенами или народами, но построить классификацию этносов с учетом процесса их образующего и, затем, испепеляющего. Поскольку совпадения между общественным развитием, например переходы от рабовладельчества к феодализму, совпадают с этническим становлением далеко не всегда и не везде, можно видеть в описанном явлении природную закономерность этносферы как одной из оболочек Земли. И особенно ценно, что причину явления мы можем искать не в идеалистических категориях развития сознания или самосознания, а в естественных импульсах, определяющих стереотип поведения устойчивых коллективов особей, т.е. этносов, проходящих закономерные фазы индивидуального развития. Это значит, что, наконец нащупана та область биологии, которая может быть сомкнута с этнографией и даст возможность уловить ритмы этнической истории человечества, науки географической как по предмету, так и по методу.

Этногенез и этносфера