1

На экране проплывали серые, припорошенные тусклой пылью холмы. Слишком много здесь пыли. Ни одного росточка, ни одного зеленого пятнышка. Не за что зацепиться взглядом. Да и камни какие-то странные, рыхлые, словно изъеденные старостью и пропитанные все той же, вездесущей здесь пылью. Вторую неделю звездолет неподвижно стоял среди этих мертвых холмов. Дежурный навигатор, Глеб Танаев, тяжело вздохнул и мельком глянул на часы — до конца вахты оставалось пятнадцать минут. Сколько таких безжизненных миров уже повстречалось на его пути за долгие годы, проведенные в службе дальней разведки? Десять? Пятнадцать? Точной цифры вот так сразу и не вспомнить, да разве в ней дело? Во всем доступном земным кораблям пространстве не было обнаружено ни одной живой планеты. Камень, отсутствие воды, отсутствие жизни — вот привычные записи в бортовых журналах, словно кто-то специально решил разрушить красивую сказку о братьях по разуму. Конечно, люди боролись с мертвым камнем. Создавали из него атмосферу, превращали безжизненные планеты в цветущие сады.

Но все это было слишком далеко от тех, кто прилетал первым. И, наверное, поэтому их работа теряла ощутимый, видимый смысл. Подсчет запасов минерального сырья, пригодного для создания будущей атмосферы, пробы, образцы, колонки бесконечных цифр, проверка и наладка бесчисленных механизмов за долгие годы полета от звезды к звезде — вот и все, что оставалось на их долю.

Эта планета называлась Эланой. Третья группа, отсутствие биосферы, сорок парсек от базы, для человека безопасна. Глеб захлопнул лоцию и включил обзорный локатор. Он не понимал, для чего нужны здесь дежурства у главного пульта корабля. Очередной параграф какой-то инструкции предусматривал дежурства на любой чужой планете, и никому не было дела до того, что дежурный должен томиться от безделья и скуки целых четыре часа. Координатор был большим поклонником инструкций. Глеб не удивился бы, узнав, что Рент знает наизусть все три тома космических уставов.

Почувствовав, как поднимается глухое раздражение, Танаев вспомнил о принятом решении и немного успокоился. Это его последняя экспедиция, давно пора подыскать более достойное занятие. Чего он, собственно, ждал? Чего все они искали за миллионы километров от родной планеты? Новых жизненных пространств? Запасов сырья? Все это космос уже предоставил земным колониям с лихвой. Понадобятся столетия, чтобы освоить открытые богатства. Кому теперь нужна служба дальней разведки? Что они, в сущности, находят? Немного другие камни, немного другой воздух. Иная гравитация, иные циклы времени. И все это уже не удивляло, не будоражило воображения. Чего-то они так и не нашли среди звезд. Чего-то важного, такого, без чего терялся смысл во всем этом гигантском космическом предприятии, затеянном человечеством. Во всяком случае, для себя лично он больше не находил ничего привлекательного в однообразных исследовательских полетах. Годы жизни, унесенные анабиозом, щемящее чувство волнения перед очередной посадкой и разочарование, словно его обманули… А потом долгие недели и месяцы, заполненные однообразной, надоевшей работой. Значит, все. Пора домой. Там найдется дело по вкусу.

Щелкнул аппарат связи, и сухой желчный голос координатора попросил доложить обстановку.

«Слово-то какое замшелое — „доложить“, — все еще не в силах справиться с раздражением, подумал Глеб. Однако привычка к дисциплине не позволила ему выдать своего недовольства даже в тоне ответа. Он перечислил номера групп и количество людей, покинувших корабль два часа назад, и монотонно, чтобы хоть чем-то досадить координатору, стал перечислять квадраты работ, отдельно для каждой группы.

— Послушайте, Танаев, эти цифры вы сообщите мне как-нибудь на досуге, а сейчас вызовите на корабль всех руководителей групп.

Координатор отключился.

— Это еще что за новости? — спросил Глеб у мигающего зрачка автомата связи.

Автомат, как и следовало ожидать, не ответил. Вызов руководителей групп в разгар работ не такое уж простое и заурядное дело. Вряд ли они согласятся без дополнительных объяснений покинуть участки работ. Глеб потянулся к интеркому, чтобы вызвать координатора. Но в это время где-то в глубинных недрах корабля возник басовитый, уплывающий за пределы слуха звук, от которого мелко задрожали переборки. В машинном началась продувка главного реактора. После этого у Глеба пропало всякое желание медлить и задавать координатору дополнительные вопросы. Произошло нечто чрезвычайное, потому что запуск главного реактора на планетах вообще не был предусмотрен. Танаев набрал на шифроплате коды сигналов всех задействованных на планете групп. Лучше, если вызов пошлет автомат на аварийной волне, — с ним не поспоришь.

В рубку, как всегда за несколько минут до конца смены, вошел второй пилот Леров. Не было еще случая, чтобы он опоздал хотя бы на минуту. Значит, можно успеть к началу совета. При виде добродушного, улыбающегося лица Лерова Глеб испытал знакомое теплое чувство. Не зря пилоты дальней разведки тщательно проверялись на психологическую совместимость.

— Что там у нас стряслось, Вадим, ты в курсе?

— Что-то случилось у Кленова с бурильными автоматами.

— И только? Из-за этого объявили общий сбор и запустили главный реактор?

— Говорят, там не обычная поломка. Похоже, у них сбита настройка центральных блоков.

— Ты хочешь сказать «сбилась»?

— В том-то и дело, что сама она не могла сбиться. Кибернетики носятся как угорелые, кажется, собираются проверять все автоматические устройства на автономных программах.

— Великий космос! Этого нам только недоставало. Все остальное уже было. Им же целого года не хватит, чтобы… Подожди, а реактор? Для чего понадобился главный реактор?

— Так полагается по инструкции: «В случае обнаружения внешнего воздействия на любой планете немедленная эвакуация, выход в открытый космос, консервация всех работ до прибытия специальных научных групп. И нулевая готовность к защите».

Выслушав эту цитату из устава, Глеб отрицательно покачал головой.

— Я слишком хорошо знаю Рента. Он, конечно, педант, но в разумных пределах. Свернуть экспедицию из-за пары забарахливших автоматов? Тут что-то не так… И потом, какое воздействие? Мы сорок лет осваиваем этот участок Галактики и ничего не видели, кроме мертвого камня. Время от времени что-то барахлит, что-то выходит из строя. Иногда встречается нечто не совсем понятное. В конце концов наши ученые всему находят объяснение, и никто из-за подобной чепухи не сворачивает работ. Придется посетить совет. Принимай смену.

Вадим кивнул.

— Только держи меня в курсе. Из наших мудрецов после совета лишнего слова не выжмешь.

Все же он немного опоздал. Совет уже начался. Видимо, Кирилину только что предоставили слово, и он, как обычно, мялся, не зная, с чего начинать. Всегда с ним так, если приходилось выступать перед многочисленной аудиторией, все знали эту его слабость и терпеливо ждали. Длинные руки Кирилина беспокойно бегали по столу, словно искали что-то, а большие добрые глаза, искаженные толстыми стеклами очков, казались печальными и чуть удивленными.

— Здесь много неспециалистов, и я, видимо, должен объяснить подробно… — Кирилин закашлялся, вытер блестящую, как шар, голову. Казалось, он чувствует какую-то свою личную вину за происшедшее. — Все дело в кристаллокондах. Ими задается программа любому автомату. Вам не раз приходилось иметь с ними дело, когда во время работ вы сменяли один кристаллоконд на другой, чтобы дать кибу новое задание. Кристаллоконды, как вы знаете, представляют собой чрезвычайно сложную и твердую кристаллическую структуру. Ее нельзя изменить. Ее можно сломать, заменить новой, но ее нельзя частично изменить. В этом суть всей проблемы. Кристаллическая структура кондов раз и навсегда задается во время отливки на земных заводах в специальных матрицах…

Наконец кто-то не выдержал:

— Может, вы объясните, что, собственно, произошло?!

— Вот я и говорю, что кристаллоконды представляют собой сложную структуру, раз и навсегда заданную при изготовлении. Тем не менее кристаллоконды двух автоматов в группе Кленова оказались измененными, в их структуре произошли некоторые сдвиги, и вместо стандартного отбора образцов кибы покинули квадрат работ, самостоятельно переместились в группу энергетического резерва и там…

Послышался смех, кто-то спрашивал у Кленова, чем он насолил своим кибам, кто-то интересовался у энергетиков, зачем они сманивают чужих роботов. Координатор постучал по столу и поднялся:

— Очевидно, не все понимают серьезность происшедшего. Эти два кристаллоконда кем-то были специально изменены таким образом, что кибы получили новое, неизвестное нам задание, которое они и выполняли в течение нескольких часов. Мы не знаем характер этих изменений, мы не знаем, кем, а самое главное — для чего это было сделано.

Несколько секунд в кают-компании было тихо.

— Может быть, перепутали конды? Кто-нибудь из команды…

— Исключено. На них остались те же самые заводские номера. Кроме того, конды непонятным образом разрушились, как только мы начали исследования.

— Разрушились? Отчего?

— Мы хотели рассмотреть их структуру под нейтронным микроскопом, чтобы определить характер изменений, но сразу же, как только включился нейтронный поток, конды распались, превратились в пыль. Я прошу экипаж со всей серьезностью отнестись к сложившейся ситуации. Создать такую сложную структуру, как конд, непростая задача. Частично изменить ее еще труднее. И цель, ради которой это было сделано, может оказаться весьма серьезной. Прошу самым тщательным образом проверить всю автоматическую аппаратуру корабля. Представьте себе несколько неуправляемых автоматов в машинном отделении или пару таких блоков в центральном навигаторском…

«Да, это серьезно… — подумал Глеб. — Тут действительно не до шуток. Но к чему клонит Рент? Неужели он предполагает, что кто-то на Земле заранее изготовил эти блоки, а кто-то из членов команды умышленно их подменил?..»

— Лонга и Танаева прошу остаться. Остальные свободны.

Лонг возглавлял научный отдел корабля, вместе с координатором и Глебом они составляли руководящую тройку всей экспедиции. Едва все вышли, координатор приступил к делу.

— Надо решать, как действовать дальше. Выбор у нас небольшой. Мы можем игнорировать случившееся и продолжать работы либо, учитывая обстановку, вернуться домой. Более того, если скрупулезно соблюдать инструкцию, мы просто обязаны вернуться. Однако в данном конкретном случае я не настаиваю на соблюдении инструкции и оставляю за нами право на решение. Мы должны учесть все особенности обстановки, а также и то, сколько стоит наша экспедиция на таком расстоянии от базы.

— Да, вернуться, не выполнив задание… Такое нечасто бывает. — Лонг озабоченно потер подбородок.

— Есть еще один выход. Подождать, — заметил Глеб.

— Подождать чего? — резко спросил координатор.

Глеб, сделав вид, что не заметил его резкости, спокойно пояснил:

— Подождать, пока этот таинственный фактор, изменяющий настройку наших автоматов, вновь себя проявит. Вряд ли он ограничится только двумя автоматами. Следующий случай даст нам в руки гораздо больше материала. Мы сможем составить более полное представление о том, что происходит, и, может быть, выясним, кто этим занимается. Мы можем какое-то время вести работы очень локально, маленькими группками, с малым числом автоматов и с большим числом специально проинструктированных наблюдателей. Рано или поздно этот таинственный фактор раскроет себя.

— Или не раскроет, что более вероятно, но сроки, отпущенные нам на разведку планеты, будут сорваны. Тут нужно кардинальное решение.

— Насколько я понимаю, вы за то, чтобы продолжать работы с нормальным графиком? — уточнил Лонг.

Координатор поморщился.

— Сначала я хотел бы услышать ваше мнение или хотя бы предположение, гипотезу о характере происшествия, о том, кто это мог сделать.

— А почему вы убеждены, что это чья-то злая воля? Наверное, автоматы попали под неизвестное нам излучение природного происхождения. Например, мощный гамма-поток мог сместить внутренние структуры кондов и ослабить молекулярные связи. Достаточно было небольшого толчка в виде нейтронного излучения нашего микроскопа, чтобы они разрушились.

Это, пожалуй, кое-что объясняет.

Координатор удовлетворенно качнул головой, а Глеб иронически усмехнулся. «Ну, конечно! Конечно, это опять все объясняет простым и естественным образом! Им это и нужно. Сделать вид, что ничего особенного не произошло, — подумал он. — Они займутся повседневными делами, планами, отчетами и графиками… Задавят едва мелькнувший кусочек неведомого под грудой повседневных дел. Сделают порученную работу и вернутся домой… А по-своему они правы. Их послали сюда с определенным конкретным делом. И они его сделают… Вот только не потому ли мы не находим на десятках вновь открытых планет ничего интересного? Ничего, кроме мертвых камней? Может быть, мы еще не научились смотреть или смотрим сквозь привычные, низко опущенные шоры?»

— Скажите, — спросил он Лонга как мог спокойнее, — сколько именно энергии нужно для такого изменения кристаллокондов, иными словами, какова была мощность этого «природного» потока?

Он сразу же увидел, что попал в точку, в самое слабое место лонговской гипотезы.

— Мне трудно ответить на ваш вопрос. Нужны специальные исследования.

— Однако горячие зоны наших реакторов, в которых работает не один десяток автоматов, дают что-нибудь порядка двух тысяч рентген на квадратный миллиметр. И я не слышал, чтобы хоть один конд вышел из строя. Вы знаете природное излучение, которое может дать большую мощность?

— Такие изменения могут накапливаться постепенно. В течение нескольких лет. И потом резко, скачком проявить себя.

Казалось, координатор не слушает объяснений Лонга. Нахмурившись, он что-то чертил кончиком визофона на столе.

— Ты пойми меня правильно, Глеб. Нам надо дело делать. Я не могу позволить увлечь себя в дебри научных дискуссий. Планета отнесена к третьему классу. У тебя есть объективные данные, чтобы эту оценку изменить?

У него не было таких данных. У него не было ничего, кроме зловещего предчувствия, что на этот раз они поплатятся за свою беспечность, за свою древнюю привычку все делать по заранее расписанным листочкам бумаги, даже в тех случаях, когда обстоятельства не укладываются в рамки предписаний.

— Я потребую вынести этот вопрос на совет команды, — устало произнес Глеб, понимая уже, что проиграл спор.

— Твое право. Но совет тебя не поддержит. Как только закончим проверку всех автоматов, работы будут возобновлены.

Координатор поднялся, давая понять, что разговор окончен.

Каждое новое утро на Элане похоже на предыдущее. Отсутствие атмосферы лишает их разнообразия. В шесть часов раскаленный гладкий шар солнца появляется на безликом от черноты небосклоне. Мириады звезд, не притушенные атмосферой, торчат на небе весь день, и, наверное, от этого планета кажется гигантской рубкой космического корабля.

Запакованный в герметические скафандры отряд геологов из двенадцати человек едва разместился в трех карах. Кары бесшумно плыли над поверхностью планеты. Странное чувство, словно он исполняет чужую надоевшую роль, не покидало Глеба с того самого момента, когда совет поддержал решение координатора. Пятый день работы шли по нормальному графику, и до сих пор все как будто говорило о том, что его опасения безосновательны, а происшествие с киберами всего лишь нелепая случайность.

В первый день он дважды осмотрел карьер, в котором последний раз велись работы. Никто не мог точно сказать, где именно кибы перестали выполнять свою основную программу. Ничего удивительного. Автоматы работали на приличном расстоянии друг от друга, и людям трудно было контролировать весь участок. Осмотр ничего не дал. Базальт. Редкие выходы пегматитовых жил с крупными кристаллами слюды и золотистых пиритов. Отсутствие ветра и водной эрозии делало изломы скал неестественно свежими, сверкающими всеми гранями, как образцы в геологическом музее.

Еще двадцать дней. Потом работы будут закончены, и, если ничего не случится, они улетят домой. На базе никто не вспомнит об этом незначительном происшествии. Их отчет, сданный в центральный информаторий, осядет там дополнительным грузом сведений. Сколько в нем уже хранится таких отчетов? Сколько в них мелькнуло беглых и невнятных описаний бездоказательных, порой странных случаев? Что, если составить специальную подборку всех загадочных истории космоса? Может быть, собранные вместе, они наконец привлекут к себе внимание людей? «Что, если в космосе существуют силы, неподвластные нам да к тому же стремящиеся остаться незамеченными? Скорее всего, я просто не могу смириться с поражением в этом споре с Лонгом. По возвращении домой мне совсем не захочется лезть в информаторий с подобными вопросами. Никому не хочется, в том-то и дело. На Земле у нас появляются куда более интересные дела. Никто не хочет вспоминать о мрачных, порой нелепых, а то и попросту необъяснимых историях дальнего космоса. Что-то сбивает с курса корабли, искажает данные навигационных приборов, выводит из строя двигатели, гасит радиомаяки, теперь вот роботы… И на все находится приемлемое объяснение. Накопление энтропии, естественные поломки… Стоит ли в этом копаться, раз трудная дорога позади? Все вернулись домой, целы и невредимы… А если это только разведка? Проба сил? Что, если нам придется с этим столкнуться вплотную?.. С чем — с этим? — спросил он себя. — Нервы у вас расшатались, пилот Танаев».

Кары остановились у черного разлома скал. Обычный рабочий день вступил в свои права и часа на полтора занял все внимание Глеба. Он плохо разбирался в геологии и попросился в группу Кленова только из-за этого проклятого разлома, от которого сбежали роботы. Вот он перед ним. Всегда одинаковый, с черными оспинами обсидиана, с шероховатыми плоскостями гранита. От резких теней все здесь казалось чуть мрачноватым. Много тысячелетий назад подземный толчок выдавил на поверхность эти скалы, раздробил камень причудливыми сколами, обломками завалил глубокие трещины. Все так и осталось нетронутым за тысячи лет. «Лежало, пока мы не пришли, не наполнили все вокруг скрежетом земных механизмов, воем электромоторов».

Воздух в респираторе скафандра пах сыростью и резиной. Как пахнет эта планета, он никогда не узнает, потому что камень, не омываемый воздухом, не имеет запаха. Он чувствовал усталость и досаду на самого себя за то, что не мог справиться с непонятной тревогой, которая нарастала в этом месте, словно он чувствовал притаившуюся в обнаженных, открытых, как на ладони, скалах неведомую опасность. Некое застывшее в гранитных изломах напряжение. Словно лавина остановилась на полпути, тронь — посыплется…

Сверху сорвался небольшой камень. Глеб вздрогнул и резко обернулся. Над ним, в просвете между каменными обломками, появилась башенка охранного кибера. Координатор расщедрился и выделил на каждую рабочую группу по два киба. Это была еще одна причина, почему Танаев оказался в группе Кленова. Слишком хорошо он знал потенциальные возможности этих боевых машин. Ему не давала покоя одна простенькая мыслишка: «Что будет, если вдруг у них тоже самопроизвольно изменится основная программа?.. Почему не может повториться то, что уже случилось здесь однажды?» Но Рент в ответ на его опасения лишь пожал плечами:

— Тогда нам вообще нечего делать в космосе. Без автоматов мы здесь шагу не ступим.

Глеб поднялся наверх и стал рядом с трехметровым стальным гигантом. Решетчатая башенка локатора на его макушке непрерывно вращалась. Глеб попросил вызвать центральный автомат корабля.

Но еще до того, как пришел ответ, в шлемофоне раздался голос Кленова:

— Глеб, ты не мог бы спуститься в третий сектор?

— А что случилось?

— Отказал нитридный взрыватель. Нам нужно было убрать небольшую стенку, взрыватель отказал, и я не могу понять причины. Спустись посмотри.

— Хорошо. Я сейчас.

— Вызов центрального автомата отменить? — спросил робот.

— Нет. Наоборот, соедини меня с ним.

Через секунду знакомый хрипловатый голос сообщил о том, что один из каналов центрального автомата переключен на его рацию. Глеб запросил информаторий и через несколько секунд уже знал ответ, который предвидел с самого начала.

Подъем требовал внимания. Широкие подошвы скафандра, упруго пружиня под ногой, вдавливали свои многочисленные шипы в неровности скал. Один неверный шаг на такой крутизне мог ему дорого обойтись. Зачем, собственно, понадобилось ему лезть наверх, к кибу? Ведь он мог вызвать его снизу, со дна разлома. Нелепость? Ну да, всего лишь нелепость… Некие незапрограммированные действия, как у тех автоматов… Он почувствовал легкое головокружение, незнакомую раньше боль… Если его догадка верна, то все так и должно быть, теперь очередь за людьми.

Внизу двое наладчиков уже разбирали нейтринную горную мину. Механизм выглядел безупречно. А боек почему-то не доходил до капсулы, словно что-то в системе спускового механизма изменилось, исчезла какая-то важная деталь, нарушился заданный людьми порядок, и вот механизм не сработал…

Глеб долго вертел в руках металлическую коробку. Боль ушла и больше не возвращалась. Но он был уверен, что это не единственный случай такого вот необъяснимого кратковременного недомогания, что не он первый и этими мелочами дело не кончится…

Ему понадобятся самые подробные данные обо всех незначительных поломках, разладках и мелких неисправностях механизмов во всех квадратах, где велись работы. Он знал, что поломки, которые не выбивают из графика основные работы, не заносят в журналы и нигде не фиксируют. Значит, придется поговорить со всеми кибернетиками и наладчиками. Потом ему предстоит обработать эти данные на машине. Он не сомневался в результате, но для предстоящего разговора с координатором нужна была серьезная подготовка. Этот человек верил только фактам. Ну что же, за фактами дело не станет…

Пульт малого расчетчика показался Глебу чрезмерно сложным. Ему не приходилось еще иметь дело с аппаратами такого низкого класса. Чем проще машина — тем сложнее управление, тем более подробные команды и программы приходилось в нее вводить. Зато малый расчетчик не фиксирует работ, которые на нем проводятся, — именно это Глебу и требовалось. До получения окончательных результатов никто не должен знать о его догадке. Прежде всего об этом узнает Рент, и пусть координатор сам решит, что с этим делать дальше…

Аппарат тихонько урчал, сетка огней на его пульте то почти пропадала, то вспыхивала с новой силой, когда расчетчику не хватало собственных данных и он подключался к центральному информаторию.

Автоматическое печатное устройство время от времени выстукивало на ленте колонку цифр и вновь умолкало. Наконец раздался резкий звонок, означавший окончание работы. Вспыхнул экран графического анализа. На топографической схеме местности, расчерченной на квадраты координатной сеткой, змеились голубые смыкающиеся линии, словно там был центр циклона. Это и был результат. Глеб нажал большую зеленую кнопку под экраном и получил из щели хрустящий лист лавсановой пленки, на которой в точности повторялся чертеж графического анализа, обозначившийся на экране. Затем он тщательно уничтожил в аппарате все следы только что проделанной работы и лишь после этого, развернув чертеж, еще раз внимательно всмотрелся в разбегавшиеся по нему голубые линии. Они обозначали одинаковое количество отказов, взятых в определенном временном масштабе. Абсциссы не везде смыкались. Участки работ неравномерно распределялись по поверхности планеты, и ему не хватало данных, но общая картина все равно вырисовывалась вполне отчетливо.

Значки поломок, отказов механизмов, легких недомоганий людей, ведущих работу снаружи, не были как попало разбросаны по схеме. Вместо хаоса случайностей совершенно четко обозначился некий центр. Пятно на карте планеты площадью примерно двести квадратных километров. Вокруг него неприятности, обрушившиеся на исследовательские группы, как бы сгущались, становились чаще и интенсивней…

2

Закрыв за собой дверь личной каюты, координатор Рент почувствовал, как он устал. Почему-то в своей каюте он особенно остро ощущал одиночество, которым вынуждены расплачиваться те, кто в интересах дисциплины соблюдают между собой и остальным экипажем известную дистанцию.

Даже сейчас, вытянувшись на диване, позволив себе расслабиться и дать отдохнуть натруженным за день мышцам, он ни на секунду не прервал незримую и незаметную для окружающих связь с кораблем. Словно пучки невидимых нервов сделали его самого лишь частью этого огромного сложного механизма. Щели климатизаторов несли теплую волну ароматного воздуха, успокоительно тлел над столом зеленый светлячок инфора, едва ощутимая вибрация проходила порой от стрингера машинного отсека по левой переборке, вибрация, которую мог обнаружить лишь его натренированный слух, — главный реактор второй день продолжал работать на холостом ходу. Координатор тяжело вздохнул.

Бывают планеты, на которых неприятные случайности собираются словно в фокусе, но Элана побила все рекорды. Хуже всего с энергией. Без конца обнаруживались непредвиденные утечки, и повышенный расход сопутствовал каждому выходу наружу. Словно у него на складе неограниченные запасы актана! Все аккумуляторы вдвое увеличили саморазряд даже на холостом ходу. Научная группа объясняет это повышенным фоном гамма-излучений, хотя, похоже, Лонг в это не очень верит. С чего бы вдруг все внутренние аккумуляторы и накопители отреагировали на этот фон! Им не раз приходилось сталкиваться с гораздо более сильными излучениями, и ничего подобного не было! Придется сокращать и так уже урезанный график работ. Слишком дорого обходятся исследования на этой планете. Ему нелегко будет отчитаться перед базой. Еще одна авария с генератором, как та, что случилась при подходе к Элане, и они не дотянут до Земли… Израсходовано шестьдесят процентов резервного топлива. Генераторы корабля работали на любой материи, и запасы инертных материалов, использовавшихся в качестве горючего, они уже полностью возобновили на Элане, но это топливо годилось только для ходовых генераторов. Все планетные работы, посадки и взлеты на малой тяге производились на актане. Только он годился для мощных автономных аккумуляторов, приводивших в действие основные системы корабля и всех кибов. Без актана они станут совершенно беспомощны. Взлет придется делать на главных двигателях, заразив радиацией немалую площадь планеты, несмотря на строжайший запрет…

Если бы только это! Участились болезни среди членов экипажа. Это было бы понятно на планете с биосферой, но как объяснить вспышки гриппа и различных инфекционных недомоганий, когда каждый выход наружу сопровождается полным комплексом дезинфекционных облучений, а в защитных скафандрах люди вообще не контактируют с планетой?! А эта история с роботами?

Танаев наверняка по возвращении напишет рапорт в комиссию и будет по-своему прав. Получится, что Рент не уделил должного внимания такому невероятному событию, как выход из строя пары роботов. Черт бы их побрал вместе с Танаевым! Уж он-то должен знать, как важно им закончить разведку, выполнить задание базы. А при сложившейся ситуации с горючим, когда приходится экономить каждый выход наружу, он просто не может позволить внеплановые дополнительные исследования! И все же Рент не хотел бы себе другого заместителя. По крайней мере, он может поручить этому человеку любое дело и быть уверенным, что Танаев, со своей въедливостью и скрупулезностью, все доведет до конца. Тревожные мысли наплывали одна на другую, мешали расслабиться, не давали отдохнуть. Рент потянулся к изголовью и включил мент. Первые раскаты похожей на морской прибой мелодии затопили сознание, перед глазами встали рыжие скалы, и песчаные дюны легли вокруг, словно застывшие волны океана. Но видение тут же исчезло.

Глеб не любил встречаться с Рентом в «предбаннике», как окрестили маленькую комнатку для приемов, заменявшую прихожую в каюте Рента. В самой каюте еще никому не удалось побывать. Рент тщательно запирал ее за собой на ключ, словно хранил там редкостное сокровище. Этот анахронизм еще можно было стерпеть, хотя на корабле не запиралась ни одна каюта, кроме этой. Но «предбанник» — это уж слишком! Другого выхода у него просто не было в этот поздний час. Рент тоже имел право на отдых. И все же, стоя перед дверью его каюты, Глеб с раздражением думал о том, что за странная манера разговаривать с людьми в специальной комнате, да еще при этом заставлять их несколько минут ждать у входа.

Наконец дверь распахнулась, и порядком накалившийся Танаев вошел в «предбанник».

Рент сидел за столом подтянутый, в застегнутой до самого горла куртке, с прямой, как палка, спиной. Ничто в его облике не выдавало недавней усталости. Глеб молча развернул на столе лист лавсана. И только когда координатор вопросительно уставился на него, сделал самые необходимые пояснения и снова надолго замолчал, ожидая, пока Рент усвоит новую информацию и примет решение. А Рент не спешил, и где-то в уголках его глаз чуть заметно дрожал огонек обиды.

Ну почему, почему они приходят к нему, словно он часть центрального автомата корабля? Почему в трудных ситуациях от него ждут однозначного безапелляционного решения, в принятии которого никто не хочет помочь ему, словно они не знают, что никогда не бывает однозначных безапелляционных решений, не несущих в себе зародыша будущих неприятностей…

Вдруг Рент внутренне содрогнулся. До него только теперь дошел весь грозный смысл открытия, сделанного Танаевым. На планете существовала некая зона, площадью примерно двести квадратных километров, в которой все неприятности, преследовавшие их с момента посадки, словно бы сгущались. В это было трудно поверить, но цифры, подсчитанные вычислителем, казались безупречными. Случайное совпадение почти исключалось. Слишком обширный материал собрал и обработал Глеб. Что же там такое? Неизвестные излучения? Нет таких излучений, которые оставили бы без внимания корабельные индикаторы. В конце концов, возят же они с собой пятнадцать человек не самых худших ученых? Один Лонг стоит десятерых. Пусть думает тоже. Рент набрал на селекторе код вызова.