ГЛАВА 1

Чертеж своей машины времени профессор Северцев увидел во сне. Собственно, это был даже не чертеж, а схема переключения имевшихся в его лаборатории атмосферных плазменных генераторов. Схема была необычной, а задача, которую ей предстояло выполнить, вначале показалась Северцеву попросту смехотворной.

Северцев недавно похоронил жену и с тех пор жил один в большой трехкомнатной квартире. Дети давно разъехались по разным городам и весям, лишь изредка они присылали о себе весточку. Домработницу он был вынужден уволить сразу после начала массовой демократизации России, так что кофе Северцеву пришлось готовить самому.

Он тихо ненавидел этот ежедневный процесс, но обойтись без него не мог, голова без привычной порции кофеина отказывалась работать, и полусонное состояние, в тех редких случаях, когда ему приходилось обходиться без ненавистного напитка, затягивалось до обеда.

Кофеварка, урча, выплюнула в чашку несколько ложек коричневой жижи, и Северцев надолго задумался о том, переключать ли ее на дополнительную порцию кипятка или стоит обойтись уже полученным напитком. Дело в том, что порция кофе, полученная из первых фракций, обладала лучшим вкусом, но была слишком крепкой, разбавление же ее крутым кипятком превращало напиток в нечто среднее между слабым чаем и водой для мытья посуды.

В конце концов он решил ограничиться уже полученной и явно недостаточной порцией. Он попытался сосредоточиться на процессе поглощения коричневой жижи — но это ему не удалось. Перед глазами маячили этот невероятный чертеж и формула пробоя временного слоя… Даже после того, как профессор закончил ежедневный осточертевший ритуал «кофепития» и швырнул невымытую чашку в раковину, украшенную горой грязной посуды, перед глазами все еще стоял этот проклятый чертеж.

Он вспыхивал перед его мысленным взором, стоило на секунду смежить веки, и по характеру упорной навязчивости идеи Северцев понял, что избавиться от этого наваждения можно одним-единственным способом — воплотив чертеж в жизнь, на обычном, ни к чему не обязывающем листе ватмана.

Что он и сделал, проклиная собственную непоследовательность и глупость. Внизу под чертежом, чтобы окончательно покончить со всей этой чушью, он вывел формулу концентрации энергии в узкий пучок и ее временной вектор направленности. Теперь оставалось только посмеяться над этой ерундой, но смеха отчего-то не получилось. Северцев, посвятивший всю свою жизнь теории плазмы, сразу же понял, что формула пробоя временного слоя выглядит логически завершенной и с точки зрения математики совершенно безупречна.

Самым неожиданным результатом наспех проделанных расчетов энергетической части полученного во сне уравнения было то, что мощности имевшихся в распоряжении его лаборатории генераторов вполне достаточно для осуществления временного пробоя…

Прошло два года после этого не совсем обычного пробуждения профессора Северцева, и в институте атмосферной плазмы было официально объявлено об испытании опытного образца «Генератора временного вектора» — так туманно и неопределенно была названа на всякий случай машина, построенная профессором.

И как выяснилось, предосторожность оказалась нелишней.

Испытание машины времени закончилось неудачей. Все средства, все усилия тысяч людей были потрачены впустую.

Круглая металлическая площадка, предназначенная для перемещения объектов во времени, стояла в центре зала, никому теперь не нужная, с погашенными огнями и слепым пультом, на котором не двигался ни один индикатор.

Что ж, он проиграл. Надо уметь принимать поражения.

Северцев проводил глазами последнего посетителя, покидающего зал, отключил последний тумблер и устало опустился в кресло для гостей, на котором недавно сидел Руководитель центра. Отдел «Скачка», как сокращенно называли сотрудники центра новое подразделение, возник после того, как Северцев сумел разработать и доказать теорию временных квантов. Он никому так и не признался в том, что все положения этой теории были прямым следствием формулы, привидевшейся ему во сне. И лишь себе самому напомнил в эту горькую минуту поражения, что отрицательный результат он предвидел с самого начала, не поверив в эту мистическую формулу.

Тем не менее, применив давно разработанный для элементарных частиц математический аппарат, он развил выводы, следовавшие из формулы, и получил результаты, ошеломившие научный мир. В конце концов итогом всего стала вот эта машина…..

Так что же произошло? Вернее, почему ничего не произошло? Он был настолько уверен в успехе, что пригласил на первое испытание даже руководство центра… Да и не мог поступить иначе. Испытание требовало слишком большого количества энергии, и без гостей не обошлось. Зато теперь, по крайней мере, он может быть уверен в том, что повторного испытания не будет.

Вначале все шло в соответствии с расчетами, сработали генераторы, потом накопители выбросили в пространство сжатую до предела энергию, метнулись к заветным цифрам стрелки приборов, что-то дрогнуло, словно по залу прошелся порыв невидимого ветра. Северцеву показалось, что очертания машины слегка изменились, смазались, но никто, кроме него, этого не заметил.

Впрочем, при таком напряжении магнитных полей у присутствующих могли возникнуть самые неожиданные субъективные ощущения…

Так что прав Сносов — площадка с экспонатами осталась на месте, не прошла через временной барьер, а вся его теория не стоила выеденного яйца. Красивая и математически безупречная теория… Предметы должны были исчезнуть из настоящего, сместиться в другой временной слой, — а между тем они здесь, перед ним…

Его мысли упорно, раз за разом, возвращались к исходной точке. Он все еще пытался понять…

Что же все-таки произошло? Ведь куда-то ушли все эти сотни мегаватт энергии, выброшенные накопителями в пространство. Не могли же они исчезнуть бесследно? Выделение такого количества энергии в замкнутом пространстве атмосферы Земли должно было сопровождаться сильнейшим взрывом…

«Ваше счастье, что не было взрыва…» — сказал руководитель центра. Счастье-то счастье, вот только совершенно непонятно, почему этого взрыва не было?.. Северцев встал и подошел к площадке. Ее совершенно гладкая полированная поверхность дышала холодом. Он прислонил к ней ладонь и ощутил этот холод, слишком глубокий для металла… Словно несущий в себе частицу той бездны, в которую задумал прорваться ученый…

Далеко замахнулся человек, мало ему космоса, вот теперь понадобилось время… Северцев повертел в руках контрольный хронометр, чашку Петри с колонией бактерий. На площадке осталась груда всякой всячины, принесенной сотрудниками разных отделов и после неудачного испытания оставленной здесь. Теперь эти вещи словно символизировали непричастность их былых хозяев к постигшей его неудаче. Успех человек, как правило, разделяет с друзьями. Неудачу и смерть он обычно встречает в одиночестве.

Чего-то на площадке перемещения не хватало. Северцев велел своему ассистенту составить точный список всех экспонатов. Надо будет проверить… А, собственно, зачем? Чтобы лишний раз убедиться в педантичности Грановского? Ведь это именно его клетки с грызунами не было на площадке машины, хотя вот она, клетка, просто затерялась среди всего прочего, и нечего разводить панику, волноваться так. словно пропал, по крайней мере, сейф с драгоценностями…

Просто у него мелькнула шальная надежда. Сердце никак не желало смириться с поражением, и он упрямо искал малейшую зацепку, несоответствие отрицательному результату или хотя бы объяснение случившемуся. Искал и ничего не находил.

И все же что-то было. Что-то не давало ему успокоиться, остановиться. Интуиция? Догадка? Мелькнувшая и тут же навсегда исчезнувшая мысль? Северцев не знал. Только упрямо, вновь и вновь перекладывал экспонаты на площадке, словно искал ответ среди них. Может быть, ошибка в расчетах? Или неверна сама теория, выведенная из одной-единственной формулы, привидевшийся ему во сне? Его формулу в научных журналах поспешили сравнить со знаменитой эйнштейновской — E=mc2 .

Что такое квант времени? Сколько нужно энергии, чтобы пробиться через временную волну настоящего в прошлое или будущее? Он не знал, никто этого не знал. Чем сложнее проблема, тем абстрактнее, непостижимее для простого смертного математические выкладки, описывавшие ее. Кто может представить себе, как выглядит электрон или протон? Никто. Только замершие на страницах лестницы формул, ведущие в запретный для человеческого воображения мир, описывают эти частицы. И все-таки человек научился управлять атомом.

Когда-нибудь ему станет подвластно и время. Он слишком спешил. Проблема не умещалась в рамки одной человеческой жизни, с этим придется смириться. Через сотни лет сегодняшний эксперимент войдет в учебники по хроноанализу… Ему-то что до того? Вот она, его стартовая площадка в будущее, холодна и безжалостна. «Отрицательный результат — тоже результат». Сколько раз этими словами утешали неудачников!

Что-то щелкнуло в выключенной машине. Остывал раскаленный металл генераторов, сжимались охлаждающие рубашки накопителей.

Формулы никогда не объясняли проблемы в целом, они выхватывали из неведомого лишь часть, прорубали в нем узкий коридор. Но бесчисленные варианты, бесконечные ходы всегда вели в стороны. Вот только одно из следствий его теории, так и не просчитанное до конца: при попытке пробить временную оболочку квант времени, в случае, если пробой не завершился выходом в иную временную зону, аккумулирует в себе затраченную энергию, концентрирует ее и через какое-то время отбрасывает обратно. «Парадокс маятника» — так красиво был назван этот эффект в его теоретической разработке, и сегодня он впервые не постыдился признаться самому себе в том, что попросту не понимает природу этого явления.

Древние алхимики блуждали в потемках, смешивали водотрон с флогопластом, надеялись получить золото, а открыли порох… Их действия в чем-то схожи с его сегодняшней неудачей. Так всегда бывает, если с помощью не подкрепленного теорией эксперимента пытаются пробить барьер неизвестного.

Впрочем, видимость теории существовала всегда… Хотя бы для посторонних. Ученый обязан предвидеть результат своего опыта, так уж повелось издревле. К сожалению, даже сверхмощные компьютеры не в состоянии рассчитать процесс подобного эксперимента со всеми деталями.

Что-то тихо загудело в машине, чуть заметно качнулась стрелка на одном из приборов, рывком рванулась к красной черте другая… Северцев ничего не заметил. Он рассматривал клетку с грызунами, ту самую, что затерялась было в общей груде, ту самую, под номером шесть, которую установили в центре площадки с двумя симпатичными морскими свинками внутри.

Он помнил, что запор на клетке заклинило, и рука вновь машинально нащупала заклинившийся запор на запертой, но пустой теперь клетке… Выходит, свинки сумели сбежать из клетки, не открывая ее… Северцев пытался успокоить себя простенькими, ничего не объясняющими словечками, потому что сердце рванулось, а затем остановилось у самого горла, и лишь сейчас он услышал ровный, нарастающий гул, заполнивший теперь уже весь экспериментальный зал.

Мелко вибрировали панели, шкалы накопителей светились красным запредельным светом, вспыхивали и гасли огоньки на пульте, в воздухе пахло озоном, и голубые огни Эльма плясали над рукояткой умформера.

«Эффект маятника, — молнией пронеслась мысль. — Значит, энергия вернулась? А что, если использовать ее повторно? Вновь послать на передающие антенны, все еще направленные в нужную точку космоса? Попробовать еще раз совершить невозможное?»

Он словно стоял перед дверью, за которой расстилался неведомый мир. Сколько могут выдержать накопители? Пятнадцать, двадцать минут? Они не рассчитаны на длительное время, заряд энергии все равно придется выбросить в космос, иначе он разнесет все здание институтского центра. Вот только для того, чтобы это сделать, чтобы сконцентрировать пучок энергии до необходимого предела пробоя, нужен биологический объект большой массы, примерно восемьдесят килограммов… За оставшееся до взрыва время ему не удастся отыскать в виварии столько морских свинок — значит, остается только одно…

С момента, когда он впервые нажал рубильник, включивший машину, прошло восемь часов. Следующий цикл энергетического маятника начнется уже днем, когда сюда придут сотрудники, к тому времени, если он не вернется. «А ведь ты не вернешься! Надеюсь, ты это понимаешь!» — мелькнула мимолетная предательская мысль. Они что-нибудь придумают… Написать записку, нажать тумблер общей тревоги… Главное, оставить тем, кто придет сюда после него, резерв времени — того самого времени, которого у него уже не осталось… Из всех экспонатов на площадке исчезли одни свинки. Следовательно, лишь живые объекты способны перемещаться во времени. Он не понимал, почему это так, и не смог бы этого объяснить с помощью математических выкладок. Он просто это знал. Бывает такое запредельное космическое знание, после его визита человек чертит таблицу элементов, которую потом называют его именем, или выводит формулу временного пробоя. Такие мгновения не повторяются. И если он не решится сейчас на завершающий шаг своего безумного эксперимента, то не сможет это сделать уже никогда…

Слишком часто за последние месяцы Северцева беспокоили боли в сердце, так что это его последний и единственный шанс узнать, что там, по ту сторону временной черты, и может ли человек победить время? То самое время, которого у него осталось совсем немного!

Если бы он мог спокойно и трезво обдумать ситуацию, он бы, скорее всего, не решился на этот шаг, но стрелка секундомера на главном табло накопителей отсчитывала последнюю минуту, вот-вот должна была включиться сирена, а за ней через несколько минут последует грохот взрыва.

Медленно и осторожно, словно входя в холодную воду, ученый шагнул на край металлической платформы.

Он чувствовал себя здесь совершенно беззащитным, почти нагим. Пустой зал холодно взирал на него стеклянными глазами циферблатов. Рука легла на пусковую рукоятку. Ему казалось, что это не его рука. Она двигалась с медлительной неизбежностью, отводя рукоятку вниз, к тому самому месту, где на ней сомкнутся замки захватов и громко хлопнут выстрелы высоковольтных переключателей…

Теперь он понял, что чувствует человек на электрическом стуле, когда рука палача тянется к рукоятке рубильника… И невозможно поверить в то, что на этот раз это была его собственная рука.

За секунду до того, как замкнулись контакты, ему показалось, что на площадке умформера, рядом с ним, возникли две легкие тени… Мужчина и женщина протягивали к нему руки из невероятного далека, словно пытались что-то сказать, что-то изменить в последний момент — но было уже слишком поздно.

Сверкнул электрический разряд между контактами рубильника, и Северцева ударило так, что окружающее распалось на миллионы огненных кристаллов. Привычный мир вокруг перестал существовать.

К несчастью, не только для самого экспериментатора. Дверь в чудовищную вселенную, составлявшую изнанку нашего мира, осталась открытой.

ГЛАВА 2

Сергей стоял на каменных ступенях пешеходного перехода, ведущего к мосту через Москву-реку. Утро было холодным, ветреным и дождливым. Типичное утро для едва начавшего просыпаться огромного мегаполиса.

Час назад Сергей закинул в воду пару поплавковых удочек и теперь ждал поклевки. Клевало редко, но зато четыре окуня, которых он успел выловить за это утро, были на редкость крупными и жирными.

Вот только внешний вид рыб не вызывал желания поскорее бросить их на сковородку. Почти вся чешуя отвалилась, жабры вздулись, на коже кое-где проступали крупные язвы. Отрава, пропитавшая московские реки, сделала этих рыб несъедобными, но Сергея интересовала не столько добыча, сколько сам процесс. И не его одного.

Слева, уже под самим мостом, расположился со своим хозяйством его недавний знакомый Алексей Поливанов, угловатый парень лет тридцати, в замызганной куртке с выпиравшей из нее накачанной фигурой. Год назад он потерял работу в каких-то силовых органах, о которых даже сейчас предпочитал говорить намеками и только шепотом, потом прибился к охранной фирме, ввязался в финансовую аферу со знаменитой пирамидой «МММ», в результате которой потерял все.

Чтобы рассчитаться с долгами, ему пришлось продать даже квартиру — единственное свое достояние.

Теперь он жил неподалеку, в каких-то подсобных помещениях Калитниковского моста, и, чтобы проникнуть туда, каждый вечер ему приходилось спускаться в канализационный люк. Пару раз он приглашал Сергея посетить свое новое жилище, но тот так и не рискнул совершить подземное путешествие. Связывало его с этим человеком немногое — разве что страсть к рыбалке. Когда утренний клев заканчивался, они встречались под мостом и сравнивали улов.

Это придавало их бессмысленному занятию какую-то спортивную окраску.

Через пару часов, когда основной поток транспорта ринется через Калитниковский мост, доставляя москвичей к местам их дневного пребывания, Сергей спустится под мост, сравнит свою добычу с уловом Алексея и выбросит всю рыбу обратно в реку. Таков ежедневный ритуал, который они совершали вот уже второй месяц, с тех пор как Сергей потерял место последней работы в институте, где был одновременно и аспирантом, и младшим научным сотрудником.

Институт, в котором он работал, тихо и незаметно скончался, как и большинство научных учреждений столицы, на которые неожиданно набросили рыночную удавку, полностью лишив их государственных субсидий. Лишь немногие предприятия располагали собственной производственной базой, способной хоть как-то поддержать на плаву тонущий научный корабль, выпуская вместо высокоточных приборов поддельные «фирменные» телефоны и прочее рыночное барахло.

Институт Сергея подобной базой не располагал. Некоторое время он еще держался, сдавая помещения своих лабораторий и аудиторий под рестораны и склады расплодившимся торговым фирмам, но очень скоро сотрудники обнаружили, что эти помещения, после ряда несложных махинаций, перешли в собственность снимавших их фирм. Денег на зарплату оставалось все меньше, и после очередного сокращения штатов Сергей оказался на улице.

К счастью, он вовремя приватизировал свою небольшую двухкомнатную квартиру, которую ему милостиво оставила бывшая супруга, нашедшая себе более перспективного спутника жизни, и теперь хотя бы с жильем, в отличие от Алексея, у него не было проблем.

Без особых размышлений Сергей устроился на работу дворником в доме, в котором жил, нимало не заботясь о том, что о нем подумают соседи. Работа на свежем воздухе его устраивала, к тому же она оставляла достаточно свободного времени, которое он и тратил на свое любимое и такое же бессмысленное, как вся его несложившаяся жизнь, занятие.

Клев определенно закончился. Сергей шестым чувством опытного рыбака давно определил, что погода портится, вот-вот должен был начаться дождь. В воздухе разлилась некая невидимая, тайная угроза, словно этот дождь должен был принести с собой не только загрязненную окислами азота и свинца воду, но что-то еще более страшное…

Решив, что дальше на открытом месте стоять не стоит, он начал сматывать удочки и, покончив с этим нехитрым занятием, направился к Алексею.

Здесь мост, по крайней мере, закрывал их от нудного мелкого дождя, который начался сразу, едва Сергей покинул свое привычное место на лестнице, словно специально ждал этого момента.

Против обыкновения, Алексей даже не поинтересовался его уловом. Сегодня он был хмур и неразговорчив, то и дело, забыв про поклевку, принимаясь рассматривать кусок запятнанного крупными черными тучами неба, проглядывавшего между арками моста. Стараясь не обращать внимания на необычное поведение своего знакомого, Сергей сказал, рассматривая улов, плескавшийся в его садке:

— Сегодня у тебя больше окуней и рыба крупнее. Ты на мотыля ловил?

— Мотыль кончился. Я теперь опарыша развожу.

— Где же ты его разводишь?

— Где живу, там и развожу. — Алексей явно не был сегодня расположен поддерживать разговор на такую привычную для обоих тему, и Сергей, неожиданно для себя самого, спросил:

— Ты тоже это чувствуешь?

— Что именно?

— Угрозу. Что-то надвигается на нас, что-то гораздо худшее, чем этот проклятый дождь.

— Я постоянно это чувствую. Каждый раз, когда забираю из мусорного ящика выброшенные кем-то газеты. Вчера, например, мэрия приняла постановление, запрещающее рыбалку в Москве-реке. Они, видите ли, заботятся о здоровье москвичей. Проклятые чинуши! Вместо того чтобы вычистить реку, они запрещают к ней подходить.

— Чистить реку бессмысленно. Виноваты промышленные стоки.

— Так почему же они смотрят сквозь пальцы на то, как заводы губят здесь все живое?

— Деньги, брат. Везде все решают деньги. Очистители стоят дорого, гораздо дешевле откупиться от городских властей взятками.

— От нас им не откупиться.

— Мы для них мусор, мусор на воде — не более того. — Сергей остановился, не закончив фразу, потому что вновь почувствовал приближение того ледяного холода, который в первый раз ощутил еще наверху, перед самым началом дождя. Неожиданно на обоих друзей обрушился беззвучный удар.

Казалось, на город опустился невидимый молот, и оба, не сговариваясь, не понимая еще, что произошло, бросились к лестнице, забыв о своих удочках.

Тучи над городом медленно закручивались в спираль, словно небо собиралось завернуть их в смерч, американское торнадо, еще одно заокеанское бедствие, которого отродясь не видели в Москве.

— Похоже, начинается буря! Я заберу твои удочки. Давай в метро, здесь недалеко.

— А как же ты?

— Меня в моем подземелье не достанет никакая буря.

Дождь, до сих пор едва накрапывавший, словно желая подтвердить слова Алексея, хлынул неудержимым потоком, и пока Сергей перебегал улицу, он промок до нитки.

Станция оказалась неожиданно пустынной, обычно в этот час у касс всегда толпился народ… Что-то все же произошло, что-то более значительное, чем эта странная буря и непривычный утренний ливень.

Даже сквозь бетонные стены и многометровый слой земли, отделявшие его теперь от неба, он чувствовал огромную прореху, образовавшуюся над Москвой. Он не знал ей названия, но есть бедствия настолько значительные и явные, что они не нуждаются даже в названии…

Сергей стоял у самого края платформы метрополитена. Был обычный час пик обычного трудового дня, который почему-то все никак не мог начаться. Но вот что-то сдвинулось с места, словно кто-то наконец отпустил пружину гигантских невидимых часов.

На платформу сплошным потоком двинулись спешащие на работу люди. И, как это иногда бывает в метро, Сергей никого не видел, лишь спиной ощущая жаркое дыхание и движение толпы. Он почему-то боялся обернуться, словно ждал, что знакомая станция метрополитена за его спиной исчезнет, растворится в ядовитом тумане, хлынувшем на город из распоротой в небе дыры.

С грохотом подошел поезд. Сергею повезло: дверь вагона оказалась напротив него, и как только она распахнулась, он механически, не раздумывая, шагнул внутрь.

Почти сразу же дверь за его спиной с мягким шипением захлопнулась, и лишь после этого он понял, что очутился один в совершенно пустом вагоне.

В первую секунду он растерялся, но почти сразу успокоил себя. Поезд, скорей всего, шел в депо. Странно, конечно, что он не увидел сигнала, запрещающего посадку, к тому же, насколько он помнил, в таких случаях кондуктор обязательно проверяет вагоны, а по радио несколько раз предупреждают о том, что посадки на поезд не будет…

Как бы там ни было, теперь придется ждать станцию… только неизвестно, какую. Выгрузившие пассажиров поезда, направляемые в депо, как правило, не останавливались.

За окном мелькнули сполохи платформенных огней, но сердитое гудение моторов под полом вагона лишь перешло на новую басовитую ноту. Не замедлив скорости, поезд промчался сквозь следующую станцию, подтвердив худшие опасения Сергея. Остановок больше не будет.

Самым непонятным во всей этой истории было то, что в вагон вошел он один. На перроне, за его спиной, стояли нетерпеливые, спешащие на работу люди, и все же в этот поезд ухитрился войти только он.

Правда, двери сразу же закрылись, как только он переступил порог, но не настолько же быстро, чтобы вслед за ним не успел проскользнуть ни один человек. Наверно, все же был какой-то сигнал, оповещающий о том, что посадка отменена, сигнал, которого не заметит только он.

Это предположение хоть как-то объясняло нелепую и странную ситуацию, в которой он теперь очутился. Сергей прижался лбом к стеклу двери, стараясь рассмотреть название очередной станции, но поезд шел так быстро, что это ему не удалось.

За окном все слилось в сплошную размытую ленту, а грохот колес на стыках превратился в рокочущий гул. Скорость была слишком велика для обычного поезда. В конце концов Сергей вынужден был признать, что она слишком велика вообще для всякого поезда. И едва эта мысль проникла в сознание, он почувствовал у себя на спине холодные, липкие пальцы страха.

Посторонний звук, идущий изнутри вагона и не имеющий отношения к движению, поддержал этот страх. Сергей резко обернулся. На противоположной стороне вагона, у двери, спиной к нему, стоял мальчик. Сергей мог бы поклясться, что, когда он вошел в вагон, здесь никого не было. Вагон был пуст, абсолютно пуст, и вот теперь этот мальчик… Поезд ни на секунду не замедлял ход, как здесь очутился ребенок?

Он не мог его не заметить! Ведь именно полное отсутствие людей внутри вагона так поразило Сергея в первый момент.

Конечно, есть дверь, соединяющая вагоны, у машиниста должен быть от нее ключ… Но при чем тут этот мальчик? Сергей пытался успокоить себя, но не верил ни одному слову, услужливо подсунутому сознанием, потому что знал теперь совершенно точно — происходящее с ним вышло за рамки повседневности. Вырвалось из цепи будничных и обязательных событий и теперь летит куда-то в тартарары, вместе с этим чертовым поездом и с ним самим…

Стараясь унять бешеный стук сердца, Сергей несколько секунд молча разглядывал спину своего нежданного попутчика.

Мальчик как мальчик, ничего в нем не было необычного. В нейлоновой курточке, в потертых штанах, в ботинках на желтой микропорке… Разве что большая яркая коробка у него в руках выглядела немного странно, возможно, потому, что казалась слишком нарядной для этого летевшего в никуда поезда.

Как и большинство детей, этот неизвестно откуда появившийся мальчик не мог долго оставаться неподвижным. Он притоптывал ногой в такт движению, постукивал по стеклу и неожиданно, на какую-то долю секунды, обернулся.

Почти сразу же мальчишка принял прежнюю позу, неподвижно и равнодушно уткнувшись в стекло вагонной двери, обращенное в грохочущую мрачную черноту туннеля.

Но и этого краткого мгновения оказалось достаточно, чтобы страх, добравшийся до самого сердца Сергея, превратился в настоящий безмерный ужас, потому что он узнал этого мальчишку и с безжалостной, безоговорочной определенностью понял, что его не может быть в этом вагоне.

Казалось, немыслимая ситуация, странное молчание двух людей в пустом вагоне под грохот колес несущегося в неизвестность поезда длятся бесконечно. Казалось, само время застыло, остановилось в некой тягучей неопределенности. Сергею показалось, что теперь он вспоминает и этот вагон… Пестрый плакат на противоположной стене… Вот уже лет двадцать в метро не вешают таких плакатов… Царапину на соседнем сиденье, грязный, затоптанный пол, брызги извести на стекле у себя за спиной… Теперь, наконец, он увидел этот вагон весь, целиком, таким, каким тот был двадцать лет тому назад. Вагон у него на глазах продолжал изменяться, следуя за изгибами его памяти, приобретая все более неопрятный и угрожающий вид.

Словно где-то, в неведомой Сергею части мира, хранился в неприкосновенности кусочек его далекого прошлого, словно кто-то заморозил и остановил время в этом вагоне, специально для того, чтобы двадцать лет спустя он, Сергей Трофимов, подававший надежды молодой аспирант, ставший московским дворником, сумел вновь заглянуть в тот миг своего прошлого, когда он навсегда расстался со своим лучшим другом из такого далекого теперь детства.

После этого в жизни было немало встреч, немало легких прощаний, немало людей мелькнуло и ушло из его жизни, не оставив в ней заметного следа.

И может быть, поэтому ему никогда не удавалось забыть самую первую горькую ссору своего детства.

Свистел воздух в туннеле, раскачивался вагон, грохоча на стыках рельс своими стальными колесами, все так же мелькали за окнами текучие расплывчатые огни станций. Казалось, ничто уже не сможет остановить или замедлить безостановочный бег свихнувшегося поезда.

У Сергея перехватило дыхание, как это бывает во сне, когда человек падает в пропасть, летит вниз и не может остановиться. Кажется, еще секунда, удар, и все кончится, но мгновения растягиваются, как длинные резиновые ленты, нет ни остановки, ни удара…

Но вот мальчик из его далекого детства наконец обернулся.

Едва Сергей поймал взгляд его светлых глаз, как сразу же вспомнил все мельчайшие детали замороженного в поезде дня.

Дождь на улице, конец уроков, они с Павлом идут к остановке метро. И не у Павла в руках, а У него была тогда вот эта самая коробка, такая большая и яркая…

Почему-то невозможно вспомнить рисунок на ее крышке, но зато все остальное выстраивалось в четкую безжалостную картину…

В коробке лежала «Игра номер два». Так шутливо и с гордостью называли они этот лучший в те годы конструктор. «Как он ему достался?..» Впрочем, это неважно, а важно, что у Павла через неделю должны были состояться городские соревнования по моделизму, его модель не готова, потому что не удалось найти нужные детали, и они были у него вот в этой коробке.

В тот день он отказал Павлу в просьбе, хотя его собственная модель была давно закончена. Это и стало причиной ссоры. «Все-таки, значит, была причина»…

Сегодня он ее вспомнил, впервые за долгие годы, и даже знал теперь, почему он так поступил.

Павел занял бы на соревнованиях первое место, если бы успел закончить свою модель в срок. Сергей завидовал ему тогда, хотя и не мог признаться в этом даже самому себе. Это сейчас он понимал все до конца, а тогда он отказал другу в просьбе, не поделился с ним недостающими деталями, даже не задумываясь о том, почему так поступил.

Жаркая краска стыда за тот, двадцатилетней давности мальчишеский проступок залила его лицо, и с безжалостной ясностью он вдруг понял, как и почему, много позже, растерял и остальных настоящих друзей.

Как постепенно образовался вокруг него холодный замораживающий вакуум, заполненный делами, нужными людьми, погоней за успехами, не приносящими особой радости… И если бы не обрушившийся на страну ураган беспредела, поломавший многие судьбы, он так и остался бы внутри этого временного потока, несущегося в пустоту.

А поезд все мчался сквозь бесконечную ночь туннеля, разрывая его тишину своими железными колесами, словно неведомый маятник отсчитывал стальные мгновения.

Вдруг Павел вновь отвернулся от вагонной двери и, не глядя на него, тихо сказал куда-то в сторону:

— Тебе пора выходить, Сережа. Сейчас твоя остановка.

И он, беспрекословно подчинившись этому тихому голосу, не возражая и ни о чем не спрашивая, побрел к двери.

Поезд сразу же замедлил ход. Мелькнула линия перрона. Открылись двери. На секунду он увидел перед собой застывшие, неподвижные лица пассажиров, стоявших на платформе в ожидании поезда.

Но, прежде чем Сергей успел сделать шаг наружу, прежде чем беззвучно и навсегда захлопнулись за ним пневматические двери поезда, пришедшего из далекого детства, чья-то маленькая теплая ладошка нашла его руку, и тот же тихий голос произнес:

«Я рад, что ты все понял. А это возьми на память». И в руках Сергея очутилась тяжелая коробка «Игры номер два».

Он стоял на заполненном людьми перроне той же самой станции, с которой совсем недавно уехал в пустом вагоне сумасшедшего поезда, промчавшегося сквозь время.

«Круг завершен, поезд вернулся на то же место». — Это была его первая после возвращения мысль.

И сразу же зашумели, задвигались люди вокруг, ожили человеческие лица, словно кто-то неведомый тронул стрелки остановленных часов. С грохотом подошел поезд. Обычный поезд московской подземки.

Сергей перевел дыхание и вместе со всеми вошел в вагон.

ГЛАВА 3

И какое-то время спустя, уже выйдя из станции метрополитена, недалеко от своего дома, он все еще пытался понять необычное происшествие, случившееся с ним.

Можно было бы поверить в галлюцинацию, в игру воображения, во что угодно, — если бы не коробка в его руке.

Но если все произошло на самом деле, почему никто ничего не заметил? Почему только он попал в тот вагон?

И сразу же сам собой возникал ответ: потому, что только к нему одному приходил этот поезд, потому, что именно ему должны были передать коробку, потому, что за весь, показавшийся ему бесконечным путь внутри пустого поезда, на перроне, наверное, не прошло и десятой доли мгновения.

Выходя из вагона, он заметил растерянное лицо полного человека в кепке, занесшего ногу, чтобы шагнуть внутрь еще не подошедшего поезда.

Видимо, этот человек так и стоял с приподнятой ногой, пока Сергей совершал свое путешествие, и лишь сейчас закончил начатый шаг, так и не заметив подмены.

Потом он стоял напротив окна, тяжело отдуваясь, нагруженный кошелками, заботами и усталостью. И вид этого ни о чем не подозревающего человека придал происшедшему с Сергеем последний достоверный штрих.

Штрих, от которого он с окончательной, беспощадной определенностью до конца поверил во все, что с ним только что произошло.

Коробка в его руках словно стала тяжелее. Почему-то он до сих пор боялся на нее взглянуть, словно опасался, что она бесследно растает у него в руках.

Теперь ему хотелось поскорей остаться одному. Что-то ему подсказывало, что он не должен интересоваться этой коробкой на людях. И впервые за все эти годы он обрадовался, что живет один, что, в сущности, никому до него нет дела.

Лифт, как всегда, не работал. Сергей торопливо взбежал по полутемной лестнице на свой четвертый этаж, как можно тише вставил ключ в замочную скважину, — напрасная предосторожность. Две старухи, его соседки по лестничной клетке, все равно ничего не слышали. Очутившись в своей холостяцкой квартире, не убиравшейся, наверно, недели две, он подошел к столу, смахнул прямо на пол консервные банки, засохшие сухари и старые журналы.

Банки с грохотом рассыпались по полу, и он пожалел, что, не подумав об этом, произвел столько шума. С секунду он прислушивался, но в соседних квартирах, за тонкими стенами, было по-прежнему тихо, как в склепе.

Тогда он зажег настольную лампу, пододвинул стул и, положив коробку на стол крышкой вверх, впервые решился наконец взглянуть на рисунок.

Распустив свои клиновидные, наполненные ветром паруса, по безбрежному синему морю шла яхта.

Слишком яркие краски слегка светились, а если всмотреться, за кормой яхты угадывался простор, как будто рисунок был объемным.

В самом верху коробки шла лаконичная надпись: «Игра номер два». Казалось, черные буквы отделяют У горизонта лазурное небо от такого же лазурного моря… Конструктор с таким названием попросту не мог существовать. Так шутливо он назвал однажды коробку с конструктором, показывая ее Павлу, но это была его собственная выдумка.

На самом деле на коробке должна была стоять лишь цифра «два», обозначавшая второй уровень сложности модели, детали которой находились внутри.

Рывком он сорвал крышку, словно бросился в холодную прорубь. Он не знал, что именно ожидал увидеть, но тусклый блеск серебристого металла деталей несколько успокоил его разгоряченное воображение.

Все-таки это был всего лишь конструктор. Открытие одновременно и разочаровало, и успокоило его.

На первый взгляд, содержимое коробки ничем особенным не отличалось от стандартного детского конструктора номер два. Но это только на первый взгляд.

Он поймал себя на том, что никак не может сосчитать детали, лежавшие в коробке на самом верху. И не какие-то там винтики или соединительные рейки — нет, он никак не мог сосчитать большие колеса с резиновыми шинами. То ему казалось, что их было пять, то четыре. Наконец, сбившись со счета в очередной раз, он бросил это занятие.

Одно стало ясно почти сразу — это не стандартный конструктор. Особые сомнения вызывал у него рисунок на крышке.

Набор явно не предназначался для сборки моделей парусных судов. Сергей не мог найти ни одной подходящей для этого детали. Попадались блоки для самоходных кранов, маленькие коробки скоростей. Нашелся даже небольшой бензиновый двигатель. Но мачт, парусов — ничего этого не было и в помине.

Озадачивала сложность карданов, странные, поблескивающие никелем полуоси выглядели чересчур шикарно для простого детского набора.

Что-то во всем этом было не так… Какое-то странное противоречие. Сергей встал и, взъерошив волосы, прошелся по комнате.

Очевидно, прежде всего следовало решить, что ему вообще делать с этим набором? Имеет ли он право пытаться самостоятельно выяснить назначение этой коробки, или. сразу же следовало обратиться к специалистам? В конце концов, загадка касалась его лично. Весь характер предшествующих событий говорил об этом.

Почему-то сейчас он начисто забыл тот холодный и липкий ужас, который поразил его внутри пустого, уходящего в неведомое поезда. Слишком уж буднично и просто выглядела лежащая на столе коробка. Но, может, все-таки имеет смысл отнести ее в лабораторию, где он проходил свою аспирантскую практику? В конце концов, с помощью современной аппаратуры ему наверняка удастся выяснить что-нибудь новое о том, откуда пришел этот странный подарок… Он тут же отбросил эту мысль. Не все можно выяснить с помощью приборов. Стоит рассказать кому-нибудь о том, как появился этот квадратный картонный ящичек, и его попросту поднимут на смех, если, конечно, дело ограничится только этим. Могут ведь и позвонить в психиатричку. Бывший научный сотрудник, недавно выброшенный на улицу, — свихнулся… Обычное житейское дело.

Но, главное, он чувствовал, что тайна предназначена ему одному. И возможно, главным условием этой странной и таинственной игры — «ИГРЫ НОМЕР ДВА» — как раз и было полное соблюдение тайны…

Наконец, отбросив последние сомнения, он застелил стол чистой газетой и стал неторопливо раскладывать на ней детали таинственного конструктора.

Но утро наступило слишком быстро. Ничего он не успел сделать за эту короткую летнюю ночь и ничего не успел понять. Пора было собираться на работу. Не выспавшийся, раздраженный, он заварил на кухне большую кружку слишком крепкого чая, после чего сердце забилось, как загнанный зверь.

Уходя из квартиры, он накрыл стол с разложенными на нем деталями конструктора еще одной газетой.

Хотя весь стол был занят рассортированными по сходным признакам деталями, в коробке их как будто не уменьшилось. Больше всего Сергей боялся, что за время, которое он будет вынужден провести на работе, наваждение исчезнет и, вернувшись домой, он не найдет на столе ничего, кроме старых консервных банок.

Но этого не произошло. Закончив подметать двор и поблагодарив судьбу за то, что работа дворника не требует много времени, Сергей, торопливо прошмыгнув через прихожую мимо обсуждавших новости соседок и буркнув на ходу нечто, похожее на приветствие, вновь очутился в своей комнате.

Сдернув газету, он сразу же убедился, что на столе ничего не изменилось. Деталей вроде бы стало даже больше.

В глаза бросилась небольшая черная коробочка с четырьмя блестящими металлическими кружками, похожими на клеммы. Вчера он ее не видел. Сергей взял коробочку в руки. Она оказалась тяжелой и гладкой на ощупь. Случайно коснувшись пальцем металлического кружка, он почувствовал довольно чувствительный укол электротока. Здесь было не меньше ста вольт.

Размер коробки не превышал спичечный коробок, и Сергей не понимал, как мог в таком малом объеме уместиться источник энергии с большим напряжением. На коробке не было ни переключателей, ни кнопок — только четыре блестящих выступа… Что бы это могло быть? Блок питания? Заряженный конденсатор с большой емкостью? Или что-то иное, совершенно ему неизвестное? Ничего не решив, он отложил коробку в сторону.

Может быть, позже, когда он окончательно разберет конструктор, внутри попадется какая-нибудь схема или инструкция, хоть как-то объясняющая назначение странного подарка… И тут он понял, что это не так уж важно. Его сознанием постепенно овладевала сама игра. Четкая и конкретная задача — построить нечто неизвестно из чего. Что-то вроде детской головоломки.

Встречаются иногда люди, с трудом расстающиеся с детством. Это они в магазинах игрушек забывают о своих сыновьях. Это они заполняют свои жилища всевозможным металлическим хламом, терпеливо снося упреки жен, если находятся женщины, способные выдержать их постоянную отрешенность от мира.

А может быть, Сергею казалось, что решение конкретной, почти детской задачи и есть то необходимое условие, то самое главное правило игры, за которым откроется ему все остальное?

Детали лежали перед ним беспорядочной грудой, в их хаотическом переплетении его взгляд словно бы сам собой нащупывал нужные линии кусочки странной мозаики, которые в конце концов должны были сложиться во что-то целое. Он еще не знал — во что именно.

Больше всего в коробке оказалось одинаковых серых квадратиков, похожих на костяшки домино. Сделаны они были из непонятного, достаточно тяжелого материала.

Случайно приблизив эти квадратики, он обнаружил, что они слабо притягиваются и слипаются своими гранями так, словно внутри у них были небольшие магниты.

Это свойство позволяло складывать из костяшек, без всяких винтов и крепежных деталей, сложные, ни на что не похожие конструкции.

Около часа он развлекался тем, что строил наклонные башни и пандусы, рассыпавшиеся под действием собственной тяжести.

В конце концов он подумал, что должен существовать какой-то способ более прочного соединения деталей, иначе вся затея с магнитами теряла смысл.

Тогда он решил проверить, не имеет ли к этому отношения блок питания, может быть, магниты усиливаются электричеством? Но в наборе не было проводов. А на ровных матовых гранях параллелепипедов он не сумел обнаружить ни малейшего намека на отверстия или контакты.

Почти интуитивно он поднес коробочку с клеммами к пирамиде из кубиков. Когда между ними оставалось несколько сантиметров, блок дернулся и намертво прилип к кубикам. Пирамида сразу же превратилась в монолитное сооружение.

Провозившись еще минут пятнадцать, он обнаружил, что если надавить на верхнюю грань блока под определенным углом и при этом повернуть его против часовой стрелки, то питание отключалось и пирамида легко разъединялась на составные части.

Повторив эти действия в обратном порядке, Сергей научился включать и выключать блок. Теперь он мог строить из кубиков любые, сколь угодно сложные пространственные конструкции.

Наконец ему надоело это бездумное экспериментирование. Конструктор, скорей всего, предназначался для сборки определенной модели или нескольких моделей.

Так или иначе следовало попытаться от начала до конца провести сборку чего-то конкретного. И начать, видимо, нужно было с рисунка, изображенного на коробке конструктора.

Только так сможет он установить все возможности и особенности этого подарка… Взгляд его надолго задержался на крышке. Сложность поставленной задачи состояла в том, что в разложенном на столе хаотическом нагромождении деталей не было ничего подходящего, ничего такого, что могло бы пригодиться для сборки яхты. Была еще одна причина, не имеющая отношения к самому конструктору, заставлявшая его биться над, казалось бы, неосуществимой задачей.

Двадцать лет назад Павел так и не сумел закончить в срок модель своей яхты и отказался участвовать в соревнованиях. Вопреки всему, Сергей должен попытаться восстановить эту давно не существующую яхту…

Еще раз убедившись в том, что в наборе не было нужных для модели яхты деталей, он все же приступил к сборке, надеясь, что по ходу дела проявятся какие-то новые, неизвестные пока свойства «Игры номер два».

В конце концов, пространственные возможности магнитной лепки неограничены, — все дело в масштабе и в количестве необходимого материала.

Самым странным оказалось то, что по мере сборки количество серых кубиков не уменьшалось, к тому же он мог произвольно менять форму каждого отдельного параллелепипеда, до того как тот присоединялся к остальным блокам.

Часа через два на столе появилась некая ажурная конструкция. Здесь были киль, ребра шпангоутов, грубое подобие руля. Не хватало только обшивки, мачт и еще парусов. Сергею не хотелось применять посторонний материал, он считал, что это противоречит условиям игры, но в наборе не оказалось ничего похожего на жесть, картон или фанеру.

Тогда он взял один из брусочков серого магнитного материала, задумчиво повертел его в пальцах и вновь опустил на стол. «Нет, обшивку из них не сделать, слишком много ребер, слишком они массивны и тяжелы…» Он прокатил брусочек по столу и в какой-то момент, случайно прижав его посильнее к поверхности стола, вдруг почувствовал, что материал становится мягче и легко подается под его рукой… Тогда он нажал посильней… Брусочек расплющивался, раскатывался, становился похожим на мягкий шарик теста, из которого можно вылепить любую поверхность, а через несколько минут к материалу возвращалась прежняя прочность.

Может быть, именно в этот момент ему следовало остановиться. Материал, угадывающий желания конструктора, — пожалуй, это уж слишком…

Сергей встал, отошел от стола. Отсюда, из глубины комнаты, беспорядочное нагромождение деталей на столе, незаконченная модель яхты — все вместе выглядело безобидно и слишком буднично.

Ни один человек, пожалуй, не смог бы теперь сказать, куда приведет его этот странный конструктор… И лишь одно он знал совершенно определенно — ничто на свете уже не сможет заставить его прекратить начатую работу.

Время, в течение которого материал оставался мягким, оказалось достаточным, чтобы руки успели придать ему нужную форму. Но уже через минуту сталь не оставляла на нем царапин, листы обшивки намертво схватывались с ребрами шпангоутов, едва он успевал поднести их друг к другу. Перед тем как затвердеть, материал обволакивал костяк, исправляя все мелкие ошибки Сергея и неточности. Вряд ли это было магнитное поле, скорее всего, что-нибудь другое, что-нибудь, совершенно незнакомое людям…

Когда Сергей закончил работу и подошел к окну, на улице занимался новый серый рассвет. Небо, почти всегда затянутое туманом испарений большого города, плохо пропускало солнечные лучи. Трудно было определить, который теперь час. Ложиться спать, во всяком случае, уже не стоило. И тут он вспомнил, что сегодня воскресенье. Впервые это открытие не принесло ему особой радости. На столе за его спиной стояла готовая модель яхты… Впрочем, модель ли? Гладкая поверхность бортов изменилась за ночь, появилась шероховатость, проступила текстура материала, головки заклепок. А наверху, в кокпите, он вдруг обнаружил штурвал, которого не делал. Десятки других деталей превратили за ночь модель в уменьшенную копию судна… Неожиданно на Сергея навалились усталость и глухая тоска.

Так он уже чувствовал себя однажды, оказавшись в наглухо запечатанном вагоне несущегося в неизвестность поезда.

И, несмотря на эту тоску, Сергей совершенно определенно знал, — раз уж именно сегодня угораздило случиться воскресенью, — никуда ему теперь не деться. Придется довести все до конца, до логического завершения — спустить яхту на воду и посмотреть, что из всего этого получится.

ГЛАВА 4

За городом дул пронзительный осенний ветер. Небо было какого-то неопределенного цвета, и таким же свинцовым, безрадостным цветом отливала вода Истринского водохранилища — ближайшего водоема, где в этот непогожий октябрьский день он не рисковал встретить горожан, выбравшихся на воскресенье за город.

Сергей подумал, что ведет себя как человек, совершающий противозаконный поступок. Возможно, так оно и было. Ведь он самостоятельно решился на эксперимент, последствия которого никто не мог предсказать. Он ни с кем не советовался и не известил власти о странных событиях, возможно, имеющих отношение не только к нему одному.

К водохранилищу не было хороших подъездов, и почти пять километров от остановки автобуса ему пришлось тащиться через заболоченный луг, по щиколотку увязая в грязи. Зато сейчас, продравшись сквозь ветви ивняка и заросшие осокой кочки, он стоял на берегу водохранилища совершенно один.

Рюкзак, в котором лежала завернутая в старые газеты яхта, тяжело давил на плечи, словно он нес на себе свинцовые кирпичи.

Сергей осторожно опустил рюкзак на землю, развернул газеты и стоял теперь с яхтой в руках, не в силах оторвать от нее взгляд, словно видел впервые.

Стоило на минуту отвернуться, как в ней происходили мельчайшие, едва заметные изменения. Теперь же, после того как несколько часов яхта провела внутри рюкзака, скрытая от его взглядов, изменения сами бросались в глаза.

В каюте появились маленькие иллюминаторы с прозрачными стеклами, и когда он сквозь них заглянул внутрь, то заметил стол, покрытый крохотной скатертью, вазочку, бутылку минеральной воды, на ней была даже этикетка — и он не сомневался, будь у него сейчас микроскоп, можно было бы прочесть на ней название… И тут Сергей словно увидел себя со стороны: вполне современный, здравомыслящий человек стоял на берегу холодного пустынного водоема с игрушечной яхтой в руках, которая на самом деле была совсем не игрушкой, и всерьез собирался провести ее ходовые испытания, не будучи в силах даже предположить, что из всего этого получится.

Он подумал о том, что таинственный «некто», вложивший в яхту программу самоусовершенствования, вел и его самого от поступка к поступку к какой-то ему одному ведомой цели.

Вначале ему вручили коробку. Обыкновенную коробку с детским конструктором. Нетрудно было предположить, что, хотя бы из любопытства, он ее обязательно откроет.

Затем он начал строить модель яхты… Наверно, потому, что это было интересно, потому, что это было своеобразной захватывающей игрой. И еще потому, что это было связано с Павлом.

Но теперь Сергей чувствовал, что игра кончилась. Стоит опустить эту «игрушку» на воду, и может произойти непоправимое. Он даже приблизительно не мог предположить — что именно, и стоял неподвижно, раздираемый противоречивыми мыслями, не зная, на что решиться.

Пошел сильный дождь, и холодные струи воды пробрались за воротник, поползли по рукам. Он подумал, что погода явно не благоприятствует испытаниям, со спокойной совестью он сможет их отложить. В этот момент ему показалось, что руки, державшие яхту, ощутили тепло. Он взглянул на модель и увидел, что она совершенно сухая. Тускло поблескивали матовые поверхности бортов. Дождевые капли, соприкоснувшись с корпусом яхты, мгновенно исчезали.

Позже он так и не смог вспомнить, действительно ли корпус яхты разогрелся до такой степени, что стало больно рукам, или это разыгралось его воображение. Как бы там ни было — руки разжались сами собой, и яхта тяжело упала в воду у самого берега, подняв фонтан брызг. Почти сразу же над этим местом взметнулся султан пара, и вода вокруг забурлила, словно в нее сунули раскаленный утюг.

Он услышал, как вдали пронзительно закричали чайки, а затем порыв ветра унес паровой гейзер в сторону.

Сергей стоял молча, опустив руки, совершенно потрясенный случившимся. И обреченно думал о том, что теперь уже ничего нельзя изменить. События вышли из-под его контроля и стремительно ускоряли свой бег.

Яхта не перевернулась во время падения и не утонула. Она стояла на глубоком месте, и вокруг ее бортов вода крутилась и бурлила, образуя широкую воронку, словно какой-то невидимый насос засасывал ее внутрь яхты. Корпус модели постепенно разбухал, становился все шире. В какое-то мгновение Сергею показалось, что яхта вот-вот развалится, распадется на части, но этого не случилось. Она лишь раздавалась в стороны, стремительно увеличиваясь в объеме у него на глазах…..

Вода на несколько сантиметров отступила от берега, обнажив илистую линию недавнего дна. Казалось, всей поверхностью корпуса яхта засасывает в себя воду, насыщаясь ею до последней клеточки, превращая воду земного водоема в части своего корпуса, который уже не казался Сергею мертвой механической конструкцией.

Он больше не испытывал страха, только отчаяние от того, что все оказалось серьезней, чем он предполагал, и оправдались его худшие предположения.

«Значит, это был зародыш, — подумал он. — Зародыш, которому для роста нужна была вода, и вот теперь он ее получил…»

Стройный корпус судна тем временем поднимался все выше. Он уже заслонял от Сергея противоположный берег, а широкие полотнища серых парусов колыхались на ветру так высоко, что ему пришлось задрать голову, чтобы увидеть верхушки мачт.

Впрочем, сейчас, по-видимому, рост был уже завершен. Вода больше не бурлила, корпус яхты перестал раскачиваться и стоял совершенно неподвижно. Сергей обреченно посмотрел на свободно свисавшие в воду концы незакрепленного веревочного трапа, словно приглашавшего его подняться на борт. Он уже знал, что не оставит здесь это ожившее чудовище, не убежит и никого не позовет на помощь. Чем бы оно ни было на самом деле — это он вдохнул в него жизнь, принес его сюда и напоил стылой московской водой. Теперь он обязан выяснить все до конца и никому не сможет это доверить. Ответственность за случившееся лежала на нем. На нем одном.

Яхта по-прежнему ждала его, и хотя легкий ветер, дувший с берега, наполнил и развернул ее паруса, она не двигалась с места.

«Возможно, киль слишком глубоко зарылся в грязь, — и никуда она теперь не денется», — в последний раз утешил он себя и полез в воду.

Когда Сергей взялся за шкоты, собираясь подняться на палубу, он все еще надеялся, что яхта прочно застряла на мели.

Но едва его ноги коснулись обшивки, порыв ветра наполнил паруса, и яхта рванулась вперед, словно специально ждала момента, когда он окажется у нее на борту.

Это судно предназначалось для того, чтобы плавать, — и оно плыло. Палуба казалась теплой и слегка пружинила под ногами, словно была покрыта ковром. Но никакого ковра не было. Сергей видел лишь ряды гладких, хорошо оструганных досок, в которые превратились серые магнитные кубики. Наружу проступила не только текстура, но и цвет натурального материала. Он подозревал, что даже в увеличительное стекло не смог бы обнаружить подделку. Сверкали медные головки заклепок, блестела бронзовая рукоятка румпеля… Скорей всего, в этой совершенной подделке была предусмотрена каждая мелочь.

Сергей заметил, что берег удаляется чересчур быстро и уже превратился в едва заметную серую полоску, скрытую пеленой дождя.

Он попытался рассмотреть что-нибудь впереди, по ходу судна, но оттуда сплошной пеленой наползал туман, и минут через десять яхта полностью погрузилась в его непроглядное марево.

Когда он подходил к водохранилищу с лежавшей в рюкзаке моделью, не было и намека на туман. Теперь же туман окружал яхту сплошным белым шатром, сквозь который ничего не было видно. Движение почти не ощущалось. Только легкая бортовая качка да время от времени налетавшие порывы ветра говорили о том, что яхта по-прежнему движется в неизвестность.

Вскоре в воздухе появилось нечто новое, необычное, Сергей не сразу понял, что именно. И лишь через минуту сообразил, что это был запах. Так не пахнут водоемы средней полосы России, так не пахнут озера и реки… Скорее всего, так должны пахнуть тропические моря. Разогретым деревом, неведомыми цветами и пряностями. Несколько секунд он жадно вдыхал этот аромат, потом осторожно, придерживаясь за фалы, прошел вдоль борта на нос судна. Запах стал сильнее. Сергей знал, что в это время года на берегу

водохранилища не может быть цветов, и происхождение таинственного запаха, который постепенно усиливался, становилось все более загадочным.

Взглянув вниз, по белому буруну, вскипавшему перед носом яхты, он понял, с какой бешеной скоростью она шла. Вот почему так слабо ощущалась качка. Подавшись вперед, насколько позволял планшир, он безуспешно старался рассмотреть в непроглядном тумане очертания береговой линии. При такой невероятной скорости, если впереди окажется берег, он ничего не успеет сделать, удара не избежать.

Сергей постарался вспомнить ширину водохранилища в том месте, где яхта оказалась в воде. Километра два, не больше.

Сколько же нужно времени, чтобы при такой скорости проскочить это расстояние? Он решил опустить паруса, хотя и не верил, что это что-нибудь изменит.

Блоки и тали плохо слушались его неумелых рук. Все же в конце концов ему удалось приспустить грот примерно наполовину, после чего таль намертво заклинило. В результате его действий яхта слегка накренилась и, казалось, еще больше увеличила скорость.

Каждую секунду Сергей ожидал сокрушительного удара о берег. Румпель за его спиной свободно болтался, у него просто не хватало на него времени, но яхта сама держала направление и не рыскала, однако сейчас, потерпев неудачу с парусом, Сергей навалился на румпель, стараясь развернуть яхту вправо, под ветер. Он понимал, что боковой ветер может положить яхту на борт и даже перевернуть. Но выбора не было. Это было единственное, что он еще мог сделать, чтобы избежать удара о скрытый в тумане берег. Румпель легко провернулся, но на яхту это не произвело ни малейшего впечатления. Она продолжала стрелой нестись вперед, только вперед! Словно цель, к которой она стремилась, была где-то здесь, совсем близко, словно она знала об этой цели и ни на градус не собиралась уклоняться от намеченного маршрута.

Неожиданно бешеная гонка закончилась. Странный певучий звук, точно где-то вдалеке пропела на одной ноте огромная труба, прокатился над водой, и неожиданно все вокруг залил солнечный свет.

Несколько секунд Сергей ничего не видел. Так велик был контраст освещения между туманом и ослепительным синим простором, окружавшим теперь яхту. По совершенно чистому бирюзовому небу к горизонту катился бронзовый солнечный диск. И впереди не было никакого берега… У кромки горизонта бирюзовое небо постепенно сливалось с такой же бирюзовой водой.

Сергей обернулся. За кормой, совсем рядом, висело полотнище тумана, словно кто-то повесил там занавес или ширму. Граница между туманом и чистым морским простором казалась неправдоподобно ровной.

Сразу же после выхода из полосы тумана он почувствовал упругое сопротивление руля и понял, что теперь может сам выбирать направление.

С минуту раздумывал, не повернуть ли обратно. Промозглая сырость, оставленная за кормой, казалась такой знакомой, почти родной. Но он чувствовал: коробка, модель, сама яхта — все это были лишь ступеньки у двери в неведомое, порог которой он, похоже, только что переступил. И неслучайно он теперь оказался в этом тропическом синем просторе, ничего общего не имеющем с московским водохранилищем. Все словно специально выстраивалось так, чтобы он не захотел повернуть, и, понимая это, он тем не менее не изменил направления.

Примерно через час у кромки горизонта показался остров. Он возник неожиданно и вначале казался похожим на айсберг или мираж, так странно выглядело его приближение из глубин этого все охватывающего морского простора.

Ветра не ощущалось, но, очевидно, выше палубы он все-таки был, потому что паруса не опадали и яхта не теряла хода, строго придерживаясь проложенного неведомым рулевым курса к берегу тропического острова.

ГЛАВА 5

Сергей сидел на песке за чертой прибоя и, упершись подбородком в сплетенные на коленях пальцы рук, задумчиво смотрел, как высокие темные мачты яхты, болтавшейся у самого берега, чертят на поверхности лазурного неба темные восьмерки.

Несмотря на прибой, вода у берега оставалась прозрачной, и, когда волна отходила, в глубине можно было различить мелкие прозрачные галечки, слишком яркие для московских водоемов.

Сергей сидел спиной к острову и старался не оборачиваться. Если совсем не оборачиваться, то можно легко вообразить, что за его плечами самый обыкновенный земной остров, а не этот кремовый сад, даже издали похожий на произведение сумасшедшего кондитера.

Искрящееся огоньками, полосатое, словно арбуз, существо выбежало на берег и с разбегу бросилось в воду, подняв целый каскад брызг. Сергей даже не повернул головы. Ожидание слишком затянулось. Слишком велико было напряжение последних часов. Причаливание к берегу, высадка и, наконец, этот пустынный маленький остров, поросший неведомыми растениями, населенный неведомыми зверями, ничего не объяснявший в той загадочной ситуации, в которой Сергей теперь очутился. Он, конечно, понимал, что этот остров, возможно, завершение той дороги, на которую он ступил, взяв в руки яркую коробку с «Игрой номер два», а может быть, это всего лишь перекресток, остановка перед новой дорогой. Как бы там ни было, что-то должно произойти… Слишком много накопилось загадок и неопределенности. Не стоило городить такой сложный огород и забрасывать бывшего аспиранта на тропический остров иного мира лишь для того, чтобы он мог здесь искупаться. Впрочем, даже искупаться он не рискнул. Кто знает, какие еще существа, кроме того полосатого шара, обитают в здешних глубинах?

Мальчишку Сергей увидел издали. Тот шел по самой кромке прибоя, загребая песок босыми ногами. Шел медленно. Но расстояние и скорость движения в этом мире определить было не так-то просто. Сергей то и дело ошибался. Перспектива искажалась, далекие предметы неожиданно и скачкообразно могли приблизиться, разрастись в размерах и так же внезапно исчезнуть.

Он ждал. Он мог лишь надеяться, что это не мираж и не фантом.

Когда песок заскрипел совсем рядом, он снова, как и при появлении «полосатого арбуза», не повернул головы.

Непонятным и странным оказалось для него приглашение на эту встречу. Многое он передумал за долгую дорогу на яхте и не желал теперь первым начинать разговор.

Свежо еще было воспоминание о султане пара, поднявшемся над земным водоемом, и о его собственной незавидной роли во всей этой сложной и непонятной для него игре — «Игре номер два».

Сейчас ход был за его партнером, или, может быть, за противником? Даже этого он не знал и потому сидел молча, уткнув голову в ладони, и слушал ленивый рокот прибоя, слишком спокойный, слишком неторопливый, словно воду здесь смазали маслом.

— Ты знаешь, как называется это место? — наконец услышал он вопрос, как будто это имело какое-то значение. Голос прозвучал хрипло и низко, словно принадлежал взрослому человеку. Прежде чем ответить, Сергей первый раз посмотрел на своего собеседника. Его ожидания, его худшие опасения оправдались, потому что мальчишка как две капли воды походил на его друга из давно ушедшего детства, недавно устроившего ему встречу в пустом вагоне московской подземки.

Павел уселся рядом и сидел теперь неестественно прямо. Казалось, он пытался повторить позу Сергея: те же руки, лежащие на коленях, тот же наклон головы. Но ему это почему-то плохо удавалось. То, что у Сергея выглядело естественным, в исполнении Павла скорее напоминало гротеск. Только сейчас Сергей заметил, как много недетских морщинок скопилось вокруг глаз Павла, и подумал о том, сколько же ему было лет в тот день, когда они расстались, в тот далекий день перед соревнованиями по модельному спорту, и сколько должно быть ему лет сегодня.

Наконец-то до него дошла вся нелепость подобных расчетов, и, пожав плечами, он ответил на вопрос мальчика:

— Конечно, нет. Конечно, я не знаю, как называется остров. Это имеет какое-нибудь значение?

— Нет. Я спросил просто так.

— И как же он называется, ваш остров? — Не желая показаться невежливым, Сергей старательно доводил этот пустой, нелепый разговор до конца.

— У него нет названия. А если быть точным, то в буквальном смысле по отношению к вашему миру его попросту не существует. Не существует в вашем времени.

— А ведь ты не Павел, — тихо и утвердительно произнес Сергей.

— Разумеется, нет. Хорошо, что ты понял это сам. Просто такая форма была удобна для первоначального контакта.

— Такая форма… — одними губами прошептал Сергей. — Павел был моим другом. Где он сейчас? И кто ты такой?

— Боюсь, ты сразу хочешь узнать слишком много. Я не смогу объяснить — ты не поймешь. Кроме того, я просто не имею права объяснять тебе все.

— В таком случае нам не о чем больше говорить. — Сергей встал и решительно шагнул к яхте.

— Не горячись. Нам предстоит очень трудный разговор. Не осложняй его в самом начале.

— Или ты объяснишь мне все, или дальнейший разговор не имеет смысла. Я не желаю играть роль пешки в чужой игре, хватит с меня вашей яхты!

— Тебе не предназначена роль пешки. Совсем другая роль… — Видно было, что мальчик колеблется, время от времени бросая на Сергея озабоченные взгляды. — Ну, хорошо, я попробую объяснить все, что смогу. Двадцать лет назад, в вагоне поезда метрополитена, ты совершил поступок, отказав своему другу в его просьбе, и коробка с конструктором осталась у тебя…

— Это я помню.

— Да, но ты не знаешь, что было потом… И что могло бы быть, поступи ты иначе. Павел не стал участвовать в соревнованиях по моделизму.

— Это я тоже знаю! — Только сейчас Сергей заметил, насколько неприятны для него эти воспоминания и как резко, почти грубо, звучат его реплики.

— Извини. Нужно было напомнить об этом. Дело в том, что Павел должен был поступить на инженерный факультет морского института, окончить его и стать изобретателем совершенно нового двигателя, предназначенного для подводных судов.

Этому двигателю предстояло сыграть особую роль в развитии человеческой цивилизации. Собственно, не самому двигателю, а принципу, положенному в его основу.

Павел должен был стать генеральным конструктором, академиком. Как видишь, его судьба не безразлична для истории вашей цивилизации. Конструкторы космических кораблей, ученые, расщепляющие атом на листе бумаги, те, кто создает теории звезд, — такие люди рождаются не часто. И если судьба одного из них изменится…

— При чем тут я?

— Вообще-то, по большому счету, ни при чем. Ничего этого ты не знал и не мог знать. Ты поступил, как мальчишка. Как эгоистичный мальчишка — и только. Но Павел с того дня перестал интересоваться моделизмом и морем, не поступил на инженерный факультет, не стал академиком и в конце концов изобрел совсем другую, очень опасную игрушку… С этого момента развитие всей вашей цивилизации пошло по совершенно иному пути…

— Кто ты такой? Откуда тебе известны судьбы нашей цивилизации?

— Оттуда, откуда я говорю с тобой сейчас, слишком заметен результат…

Сергей почувствовал, что у него пересохли губы.

— …Ты хочешь сказать, из будущего?..

Павел не ответил, только повел плечом.

— Я не верю, что судьба целой цивилизации может зависеть от простой случайности, от каприза какого-то мальчишки!

— Ты прав. Все гораздо сложней. — Павел тяжело вздохнул. — Попробую объяснить остальное. Не знаю, поймешь ли… В вашем мире подобная случайность способна лишь затормозить развитие, но не изменить его результат. Все дело в том, что существует не только ваша вселенная.

Ты слышал о параллельных мирах? Изменения в той реальности, в которой ты родился, вызывают спонтанные изменения в параллельной вселенной. Там они нарастают, усиливаются и в конце концов приводят к возможным, но не осуществленным в вашем мире последствиям… Ты понимаешь меня?

— Не совсем.

— Объяснить это трудно, хотя на самом деле все довольно просто. Беда, которая миновала ваш мир, обрушилась на наш. В нашем мире тоже жил Павел Северцев. Из-за этой злополучной коробки конструктора, которую он не получил ни в вашем, ни в нашем мире, он и у нас не стал академиком. А свою опасную игрушку, приведшую в конце концов к войне, он изобрел уже у нас. Вот только, к сожалению, дело этим не ограничилось.

Ваш Северцев тоже не сидел сложа руки. Он изобрел машину времени, и в результате его эксперимента произошел разрыв пространственно-временного континуума. Четкая граница между временными оболочками разрушилась, стало возможным проникновение в вашу вселенную посторонней, чужой для вас реальности. Именно поэтому стала возможна наша встреча. Ты понимаешь меня?

— Это слишком сложно. Слишком противоречит основным положениям земной науки.

— Конечно. Конечно, это противоречит вашей науке, и тебе очень трудно меня понять. Об этом я предупреждал. Но мне необходимо твое доверие, поэтому я попробую объяснить все еще раз.

— Зачем тебе мое доверие?

— Об этом чуть позже. А сейчас слушай внимательно и постарайся на время забыть все, чему тебя учили в школе и институте. Вселенная, Вселенная с большой буквы, содержит внутри себя бесчисленное множество миров, не только в пространстве. Она чем-то похожа на луковицу или на детскую матрешку. Параллельные вселенные, разделенные между собой всего лишь одним квантом времени, следуют друг за другом в строгом порядке.

В центре этой системы находится изначальный мир, порождающий бесчисленное множество собственных отражений в этих временных оболочках. Чем дальше от центра, тем больше отличия и тем сильнее сказывается влияние центрального мира.

Ваш мир — мир подлинной реальности — устойчив. Законы, определяющие его развитие, не так-то просто нарушить. С нами все обстоит сложнее.

Как круги на воде, расходятся по вселенной ваши желания, стремления, результаты ваших поступков. Они не исчезают бесследно. Волны постепенно наращивают размах своих колебаний. Рано или поздно любая пуля, выпущенная у вас, где-нибудь да находит свою цель…

Он замолчал. Вспыхивали и гасли красноватые блики заходящего солнца, отраженные в ленивой воде. Трудно было поверить, что где-то существует другая реальность, другое измерение, в котором время течет стремительно и круто. Но в этот момент Сергей почему-то безоговорочно поверил словам Павла. Его собеседник умел убеждать, но подобное умение совсем не понравилось Сергею.

— Почему ты не сказал мне все это в вагоне поезда, в нашу первую встречу?

— Ты бы мне не поверил. Или, во всяком случае, не понял бы всей серьезности разговора. Кроме того, ты должен был прийти сюда сам. Самостоятельно сделать выбор, как тебе поступить. Только тогда мы могли надеяться…

— Надеяться на что?

— На твою помощь.

— Разве я могу вам помочь?

— Можешь. Если захочешь, конечно… После эксперимента с машиной времени, который совсем недавно произвел повзрослевший друг твоего детства, разрыв во временном континууме достиг десятого слоя… Это очень опасно. Опасно во многих отношениях. Стало возможным проникновение в вашу вселенную существ из других миров, совершенно непохожих на ваш. И это еще не самое худшее — прежде всего для нас. Влияние вашего мира, до сих пор ограниченное вашей временной зоной, теперь ворвалось в наш мир, усиленное в сотни раз.

Каждый несчастный случай, каждая смерть в вашем мире оборачивается сотнями трагических случайностей в нашем… Жадность и злоба обитателей вашего мира хлынули к нам сквозь эту дыру, угрожая развратить, опошлить и даже полностью уничтожить наш мир. Вот почему я сейчас здесь.

Сергею не понравилась последняя сентенция его собеседника. Что-то прорвалось сквозь ровную ткань беседы, что-то темное, скрытое на самом дне. Ненависть? Желание отомстить или исказить правду?

Тысячи вопросов вертелись на языке, но Сергей выбрал один, на его взгляд, наиболее важный:

— Чем это грозит нашему миру?

— Тем, что мы не будем сидеть сложа руки и смотреть, как гибнет наш мир, погребенный под волнами вашей безмерной жадности, разврата и пошлости. Мы будем защищаться.

ГЛАВА 6

Сергей долго сидел молча, перемалывая внутри себя сказанные Павлом слова. Стараясь до конца понять ускользающий смысл этих слов.

— И вы хотите, чтобы я помог вам в борьбе против моего народа? Помог осуществить возмездие?

— Зачем такие громкие слова? Мы не собираемся никому мстить. Мы лишь хотим исправить ситуацию.

— Как ее исправить? Можно ли закрыть брешь и восстановить границу между временными зонами в прежнем виде?

— Нет. Это невозможно. Должна пройти не одна сотня лет, прежде чем дыра затянется сама собой. Но за это время от нас ничего не останется. Наша наука не знает способа ускорения этого процесса.

— И что вы предлагаете? Чем я могу здесь помочь?

— Единственная известная нам возможность — уменьшение количества зла, экспортируемого из вашей временной зоны.

Сергею показалось, что он или ослышался, или неправильно понял своего собеседника.

— Как это сделать? Разве это реально?

— Если говорить обо всей планете, это неосуществимо. К счастью, наиболее сильное проникновение происходит в зоне разрыва, почти девяносто процентов этой эманации исходит от вашей столицы. Если быстро изменить ситуацию в одном этом городе, у нас появится дополнительное время.

Все силы нашей науки, весь экономический потенциал, которым мы располагаем, сейчас полностью направлены на решение этой проблемы — уверен, оно будет найдено, если вы поможете нам.

— Да что я могу сделать?! Что вообще может тут сделать один человек?! Я же не бог, в конце концов! Или вы думаете, если я выйду на площадь и начну призывать людей совершать поменьше преступлений, перестать красть, изводить друг друга, убивать своих ближних с помощью фальшивых лекарств, поддельного алкоголя, неисправного транспорта или вполне исправного оружия, они меня послушают?

— Вам не нужно ни к чему призывать. Нужно действовать.

— Действовать? Как?

— Вы создадите специальную организацию, которая будет бороться с преступниками. Она должна стать настолько эффективной, чтобы страх перед неизбежным возмездием предотвращал большинство преступлений.

— Что-нибудь вроде «чрезвычайного комитета»? Так это уже было, уже пробовали! — Сергею не удалось скрыть сарказм и горечь в своем голосе.

— Вы не учитываете наши возможности и наши методы. Поверьте, они весьма эффективны. Не нужно никого сажать в тюрьму и тем более убивать. Не забывайте, что любое убийство у вас, независимо от того, на кого оно направлено, обернется сотней смертей в нашем мире. В этой ситуации все известные вам методы воздействия на преступников полностью исключаются.

— Так что же вы, в конце концов, предлагаете?

— Отделение преступных элементов от остального общества и их удаление навсегда. Без права возврата.

— То есть все-таки тюрьма?

— Тюрьма — это страдание для сотен людей, зачастую ни в чем не повинных. Настоящие преступники от нее легко откупаются. Я имел в виду вовсе не тюрьму.

— Так что же тогда?

— Вы все еще не принимаете в расчет наши возможности. Будет создана специальная колония на одной из вполне благополучных планет, с хорошим климатом, обильной фауной и флорой. Все необходимое для нормальной жизни, за исключением, пожалуй, городского комфорта, будет им предоставлено.

Многим осужденным на изгнание жизнь в такой колонии может показаться даже предпочтительней их прежнего существования…

Предложение Павла выглядело чересчур фантастично и содержало внутри себя такое множество проблем, что обсуждать его всерьез казалось нелепым. Кроме того, Сергею казалось, что его собеседник не до конца с ним искренен. Он и сам не знал, откуда взялась такая уверенность, но она была, и он ничего не мог с этим поделать.

Почувствовав его сомнения, Павел посмотрел на него задумчиво, будто что-то взвешивая, и неожиданно перешел на «ты», словно потерял часть уважения к собеседнику.

— Тебя ведь никто не неволит. В любой момент ты можешь отказаться. Но прежде, чем это сделать, мне кажется, ты должен хотя бы выслушать все мои предложения, без предвзятости и недоверия. Если я говорю об огромных, почти неограниченных возможностях нашей цивилизации, то у тебя нет оснований мне не верить.

— Как раз такие основания у меня есть. Почему бы вам самим не справиться с этой бедой, если ваш народ столь могуществен? Для чего вам понадобился посредник?

— Хороший вопрос. Но ответить на него просто. Наши возможности воздействия на среду убывают с каждой временной оболочкой. На поверхности твоей планеты они минимальны. Нам не подходит ваш климат, ваш воздух. Мы другие, совершенно другие существа в биологическом и интеллектуальном смысле. Пусть тебя не обманывает мой человеческий внешний вид. Это всего лишь проекция, подвижная голограмма. Она может быть любой. Такой, например.

Лицо Павла задрожало, по нему прошла мгновенная рябь. И вдруг все тело мальчишки начало вздуваться, превращаясь в странный бесформенный мешок, покрытый костяными пластинками, в центре которого, где-то в районе живота, остались неизменными лишь два живых человеческих глаза.

Сергей от неожиданности дернулся, не в силах скрыть страх перед этим живым мешком, вывалившимся из неведомой бездны вселенной.

— Вы так выглядите на самом деле? — прохрипел он, не справившись с собственным голосом.

— Так выглядят разумные существа с планеты Девясил. Передать тебе наш образ я просто не в состоянии, потому что не могу нащупать никаких ассоциаций в твоей зрительной памяти.

— При чем здесь моя память? Я вижу все, что ты мне показываешь.

— Только до тех пор, пока твой мозг находит внутри себя знакомые ассоциации. Впечатление от зрительного образа на шестьдесят процентов состоит из ассоциаций.

— Скорее всего, это просто бред. Должно быть, я отравился выхлопными газами. Они скапливаются над водной поверхностью, и если находиться в отравленной зоне достаточно долго…

— А я надеялся, что ты хотя бы этого не скажешь… — В голосе собеседника послышалось разочарование и усталость. Почти мгновенно он вновь превратился в обыкновенного земного мальчишку, словно невидимый оператор сменил кадр. Разве что лицо Павла выглядело теперь заметно старше, а глаза казались усталыми и больными.

— У меня нет времени убеждать тебя в очевидных вещах. Возможно, совет ошибся в выборе кандидатуры. Он исходил из наших этических соображений, полагая, что поскольку ты имеешь отношение к тому, что произошло, то захочешь исправить невольно причиненное тобой зло. Тем более что тебе всего лишь предлагают очистить от грязи твой собственный город.

— Всего лишь?! — Сергей вскочил на ноги и осмотрелся, словно надеясь найти в окружающем пейзаже какую-то поддержку или хотя бы подтверждение тому, что все происходящее плод его больного воображения. Но все оставалось прежним, все так же ярко светило солнце, обдавая его тело реально ощутимым жаром. Качалась на волнах прибоя яхта, перенесшая его в этот невозможный мир, свистел ветер в вершинах деревьев, не похожих ни на одно земное растение.

Полосатый шар выбрался из воды и неторопливо покатился обратно к опушке леса. Все соответствовало безумному объяснению происходящего, которое Сергей только что услышал от Павла, или как он там называется на самом деле? Но если все это подстроено специально, где-то возможен прокол, небольшая ошибка в логике, маленькая деталь, одна-единственная деталь, больше Сергею не нужно… Он до рези в глазах всматривался в коралловый и ослепительно белый песок. Если Павел действительно всего лишь голограмма, не способная ни к какому действию, это кардинально меняло расстановку сил, вся их беседа могла привести к совершенно другому финалу.

Но ему нужно было подтверждение. И неожиданно он понял, как его найти, это самое подтверждение. На влажном береговом песке, по которому только что прошел Павел, направляясь к месту их встречи, должны были остаться следы, вернее, их не могло там быть, если все, что сказал его собеседник, соответствовало истине. Голограммы следов не оставляют.

Их и не было. Легкий бриз накатывал волну за волной, и выше, за линией прибоя, там, где проходил Павел, песок тоже был девственно чист. Интересно, а во время галлюцинаций можно разглядеть следы на песке? Этого Сергей не знал, и сомнение все равно оставалось. Они всегда остаются — сомнения, потому что не бывает однозначных, безошибочных решений, так же, как не бывает бесплатного сыра. «Но зачем? Для чего на самом деле я им понадобился?»

— А если я откажусь? Что тогда случится со мной? — спросил он несколько неожиданно для самого себя, останавливаясь перед Павлом. Это был пробный шар, проверка реакции, определение степени собственной свободы. В ответ Павел недовольно повел плечом, словно его укусила невидимая муха.

— Ты можешь отказаться. До тех пор, пока не начата акция. В таком случае ты просто вернешься к своим прежним занятиям. Снова будешь ловить гнилую рыбу в отравленных московских водоемах и искать работу.

Павел знал даже это. Он вообще знал слишком много для простой голограммы. Возможно, в какой-то мере он способен читать его мысли, и тогда нужно быть предельно осторожным. Однако самым неприятным открытием для Сергея было неожиданное понимание того, что внутренне он уже согласился, принял это странное и невероятное предложение и теперь лишь старался получить как можно больше информации, доказательств и подтверждений, прежде чем с головой броситься в этот омут.

В конце концов, хуже, чем сейчас, не будет ни для него, ни для мира, в котором он жил. Уменьшение количества преступлений следует приветствовать даже в том случае, если за это ему лично придется заплатить высокую цену.

— Предположим, я тебе поверил. Предположим, все, что ты сказал, — правда.

— Ты считаешь, что это можно только «предполагать»?

Проигнорировав саркастическую реплику собеседника, Сергей продолжил с того места, где его прервали.

— Каким способом вы собираетесь осуществлять эту так называемую очистку? И кто будет решать, кого следует удалить из нашего общества, а кого нет?

— Ты и будешь решать. Ты сам, или люди, которым ты доверяешь, которых ты выберешь для своей команды.

— Заманчиво, правда? Слишком заманчиво, чтобы не быть ловушкой… Но, допустим… А если я ошибусь? Если покараю совсем не тех, кто причиняет наибольшее зло?

— Ты же не на расстрел будешь их посылать! Пусть изгнанники чувствуют себя героями, первопроходцами космоса, исследователями новых планет — да кем угодно! Какая разница! Тем более что это почти соответствует истине. Важно, чтобы для всех остальных тайна их исчезновения оставалась нераскрытой, вселяла страх и заставляла сто раз подумать, прежде чем совершить преступление.

Можно вначале предупредить потенциально опасного человека, причем сделать это так, чтобы о полученном предупреждении узнало все ваше общество. При современных продажных средствах массовой информации сделать это у вас проще простого. И затем, как только «предупрежденный» попробует совершить новое преступление или только задумает его, — этот человек бесследно исчезнет, как и было обещано. Представляешь, какой резонанс это вызовет в преступном мире?

— Представляю. Они сделают все возможное и невозможное, чтобы добраться до автора этих предупреждений.

— Конечно. Но в руках у тебя окажутся средства, достаточные, чтобы им противостоять, и если ты сам не наделаешь ошибок, все пойдет по плану. Волна преступности покатится вниз. На какое-то время криминальный мир затаится, заляжет на дно, и мы получим необходимую передышку.

— Как будет осуществляться транспортировка изгнанников?

— Телепортация. Односторонняя телепортация. Простой и эффективный метод. Необходимое оборудование уже отправлено на Землю.

— У вас есть возможность доставить его на Землю?

— Конечно. Только биологические формы нашей жизни не могут существовать на вашей планете. Но у нас есть и другие формы. Примером может быть яхта, на которой ты сюда прибыл. Наверняка ты заметил, что это не простое судно. Это своеобразный живой механизм, в определенной степени обладающий даже разумом. С тобой будет поддерживаться постоянная связь. В любой момент ты сможешь получить необходимую помощь или совет.

«Возможно, и приказы будут поступать по этому каналу в виде советов, которые я не смогу игнорировать».

— Я должен подумать.

— Что ж, это вполне разумно при принятии такого важного решения. Но только не слишком долго. Время здесь течет гораздо быстрее, чем на Земле, и нам бы не хотелось, чтобы твое исчезновение заметили.

Произнеся эти слова, собеседник Сергея мгновенно исчез, словно выключили лампочку. Возможно, в немыслимой дали отсюда кто-то действительно повернул выключатель. Теперь Сергей остался один… Если только это не иллюзия. Иновремянин мог попросту стать невидимым. Впрочем, это не имело никакого значения, и думать следовало совсем не об этом, а о том, что делать с внезапно свалившимся на него таким чудовищным и таким соблазнительным бременем. Бременем власти — прежде всего.

Не нужно себя обманывать хотя бы в этом. Если он согласится, то приобретет почти неограниченную власть над людьми… Ведь именно он будет вправе решать судьбу любого человека, именно он сможет навсегда выбросить из этого прогнившего насквозь города Виктора Александровича Калявина, испортившего ему столько крови и заставившего в конце концов покинуть стены родного института и освоить профессию дворника…

«Нет, так нельзя… — попытался Сергей остановить свою разбушевавшуюся фантазию. — Если я с самого начала начну таким способом решать свои личные проблемы, ничего хорошего из этого не выйдет. Да и контроль за моими действиями наверняка будет постоянным.

Но тогда зачем мне это? Ведь такая перемена в судьбе навсегда сломает всю мою жизнь… Больше того, риск, связанный с моей деятельностью на поприще удаления хорошо известных деятелей или пусть даже только явных преступников, рано или поздно приведет к раскрытию организации, как бы хорошо она ни была законспирирована и какими бы техническими средствами ни располагала. Возможно, иновремяне сделают все, чтобы оттянуть неизбежный финал, но мне-то что с того, если в конце концов все закончится разгромом и гибелью?

Но почему обязательно гибелью? Должна быть предусмотрена возможность отступления, в случае провала организации, это необходимо оговорить…»

Сергей поймал себя на том, что уже обдумывает детали положительного ответа, не пытаясь понять, что же стоит за этим невероятным предложением. А этого не следовало делать ни в коем случае.

Он просто обязан просчитать все последствия и все возможные варианты дальнейшего развития событий… Впрочем, что это даст и что изменит? Если он откажется, они найдут другого, только и всего. Он останется простым зрителем, со стороны наблюдая за тем, как будет изменяться его родной город, если, конечно, его оставят в покое после всего, что он сейчас узнал…

Получалось, что выбора у него не остается. По крайней мере, разумного выбора, и ему придется согласиться, хотя он уже совершенно ясно понял, что за этим весьма эффектным и привлекательным предложением может скрываться совершенно иная начинка… Когда-нибудь он это поймет, распутает этот клубок до конца, но каждому из нас свойственно отодвигать будущие неприятные проблемы подальше. И прежде всего рассматривать положительные перспективы. Он — не исключение.

С этой благой мыслью Сергей поднялся и медленно побрел к опушке леса, стараясь оставлять на песке возможно более отчетливые отпечатки ног, словно доказывая лишний раз самому себе реальность произошедшего с ним чуда…

Тишина стояла вокруг глубокая, отягченная расслабляющей жарой. В растопыренных мягких листьях непривычной формы и расцветки, напоминающих листья привядшего салата, даже ветер не шелестел, да и не было здесь никакого ветра. Он давно стих, притаился, словно весь остров затаил дыхание в ожидании его решения.

Наконец, не выдержав больше одиночества и этой давящей тишины, Сергей спросил куда-то в пространство:

— Ну, где ты там? Пора продолжить разговор.

И Павел немедленно образовался в том самом месте, на которое он посмотрел, словно стоял там все время, внутренне усмехаясь над его «мучительными» раздумьями. Скорее всего, так оно и было на самом деле.

— Расскажи мне все снова. Как ты себе все это представляешь? Только на этот раз со всеми деталями и подробностями. Изложи, пожалуйста, и не забудь подробнее описать мою собственную роль во всем этом мероприятии, особенно в конце, в том случае, если организация будет разгромлена.

— Прежде всего — не будет никакого разгрома. Для этого вполне достаточно наших технических возможностей. Мы создадим базу, которую невозможно будет обнаружить средствами, которыми располагает ваша цивилизация. На это не потребуется много времени.

«Значит, проникновение началось не вчера и не сегодня. Они готовятся уже давно, и никто не может сказать, во что это выльется…» — Сергей решительно оборвал себя, вспомнив о том, что его мысли могут быть доступны для иновремянина.

— Не все. Только те, которые ты предназначаешь специально для меня.

«Разумеется. Так я в это и поверил…»

— Мы должны доверять друг другу, хотя бы в самом начале. Пока не выяснится, что такое доверие не оправдано. Это один из основных принципов нашей этики.

— Вернемся к деталям проекта, — решительно заявил Сергей, уводя разговор от опасной темы. — Предположим, мы выбрали кого-то для изоляции, сделали ему соответствующее предупреждение. Он посмеялся над нами, усилил охрану и стал на всякий случай максимально осторожен. Что делать дальше?

— Генератор невидимости скроет вашего агента и позволит ему беспрепятственно проникнуть куда угодно. Не помогут никакие технические средства защиты, никакие замки и охрана. Приблизившись к объекту на расстояние не менее десяти метров, агент может включить портативный парализатор, обесчувствить объект, затем сделать его невидимым и доставить преступника на базу. Там вы зачитаете ему официальное постановление об изоляции, объясните суть происходящего и предложите взять с собой ближайших родственников, это может быть жена, сыновья, даже любовница. Не более пяти человек.

— Еще и родственники? А если они не согласятся?

— Только в случае их добровольного согласия. Если они откажутся, вы отправите его одного. Тогда родственникам, посвященным в происходящее, придется сделать амнезию кратковременной памяти. Проснувшись, они не вспомнят ничего из того, что произошло с ними за последние сутки. Как видите, мы предусмотрели все.

«Действительно, все… Даже амнезию… Интересно, применят ли ее по отношению ко мне, если я все-таки откажусь? — На какое-то мгновение Сергею самой ужасной представилась перспектива проснуться завтра и даже не вспомнить о том, что с ним здесь произошло. — Впрочем, этого не случится, они совершенно уверены, что я соглашусь… Вот только откуда мне знать, куда на самом деле попадут те, кого мы отправим по их телепортационному каналу?»

— Помните о первом этическом принципе и о том, что мы собираемся максимально уменьшать страдания людей, а не увеличивать их, — ответил на его незаданный вопрос Павел.

«Действительно, и чего это я сомневаюсь? Сколько уже было попыток улучшить общество насильственными мерами — ни у кого не получалось. Почему бы не попробовать еще раз?»

ГЛАВА 7

Становилось жарко, солнце медленно поднималось к верхней точке горизонта, над водой летали какие-то птицы, по форме крыльев больше похожие на белых летучих мышей.

— Возможно, расчетчики ошиблись, такое иногда бывает. Редко, но бывает, — проговорил Павел, задумчиво пытаясь ковырять ногой песок, в который носок его ноги погружался, не оставляя на поверхности никакого следа.

— Ты о чем?

— Я о тебе. Мне кажется, ты не справишься с предложенной тебе миссией. Там может потребоваться способность мгновенно принимать правильные решения. В тебе этого нет. В твоем характере доминируют сомнения, колебания, нерешительность.

— До сих пор мне приходилось принимать решения за себя одного. Теперь же речь идет обо всей цивилизации.

— Всего лишь об одном городе.

— Это пока — об одном городе. Во что в дальнейшем выльется ваша акция, никто не знает. Даже вы сами. Да вас это и не слишком волнует. После того как дыра во временном слое затянется, вам будет на нас наплевать. Вам и сейчас, по большому счету, на нас наплевать.

— А разве вы думали о нас, когда устраивали эту дыру во временной оболочке?

— Мы вообще не знали о вашем существовании.

— А какое право вы имели вмешиваться в область, о которой не имели ни малейшего представления? Изменять мировые постоянные, смещать временные слои?

На это Сергей не нашел что ответить, и разговор вновь завяз в тягучей неопределенности. Похоже, Павлу начинала надоедать его несговорчивость. Далеко над горизонтом сгущались тучи, ветер постепенно усиливался, и мачты стоявшей недалеко от берега яхты раскачивались все сильнее.

— Тебе пора возвращаться к своим баранам.

— Вы даже пословицы наши изучили?

— Мы многое изучили, потому что наблюдаем за вами не один десяток лет. Событие, которое произошло вчера, было давно предсказано нашими учеными. Мы готовились к нему, хотя и не могли ничего изменить, пока один из вас не пробил временнeq \o (у;ґ)ю оболочку. Только теперь мы получили возможность направить к Земле наши информационные модули.

— Значит, яхта была не одна? Или ты не ее имеешь в виду?

— Тебе пора.

— Считай, что я согласился, — неожиданно севшим голосом проговорил Сергей и почувствовал, как сердце гулко ударило два раза и замерло на секунду перед следующим ударом.

— Я знаю, что ты согласился. Ты давно уже согласился и все это время лишь старался выжать из меня дополнительную информацию.

Какое-то время оба молчали, словно исчерпали все силы в этом затянувшемся споре, полном недомолвок и скрытой угрозы.

— Ну и что дальше? Что я должен делать? — спросил Сергей, поднимаясь на ноги и отряхивая с брюк прилипший к ним песок.

— Отправляйся обратно на яхту. Она доставит тебя в тот самый пруд, в котором ты спустил ее на воду.

Неожиданная волна горького разочарования накатилась на Сергея. Значит, поезд уже ушел, ушел без него… Он не стал ни о чем больше спрашивать и медленно, понуро побрел к яхте. Ноги постепенно погружались в теплую воду. Чтобы не замочить ботинки, он вынужден был нести их над головой. И лишь когда его рука нащупала перила легкого трапа, наполовину погруженного в воду, он услышал долетевшие с берега слова Павла. И хотя теперь их уже разделяло не меньше ста метров, звук голоса, казалось, усилился, и он отчетливо слышал каждое произнесенное иновремянином слово, словно Павел все еще стоял рядом с ним:

— В своей каюте найдешь спутниковый телефон. Он настроен на твое биополе, и никто другой не сможет им пользоваться. Старайся его не потерять. Когда решишь, что полностью готов к началу акции, свяжешься со мной по этому телефону.

Паруса подсохли. Они казались теперь светлее и легче. Только когда их наполнил ветер, а яхта, повинуясь рулю, описала широкую дугу в бухте и пошла прочь от острова, Сергей позволил себе оглянуться. Издали остров казался на поверхности моря лишним, почти неуместным.

Он закрепил руль и спустился в каюту. Прежде чем взять со стола небольшую пластиковую коробочку телефона, о котором говорил Павел, он налил из бутылки, стоящей на столе, стакан искрящейся прозрачной воды и выпил его залпом. Ему давно хотелось сделать это. Хотя он и подумал, что вода здесь не может быть настоящей, она показалась ему прохладной и вкусной.

Свет солнца, ложившийся из иллюминатора на пол каюты, постепенно темнел. Яхта входила в область тумана, разделявшего временные зоны, и навсегда уносила его прочь от острова и от этого незаконченного разговора.

В десятом временном слое, в невероятном далеке от острова, от яхты и от нашего героя, два существа, сами похожие на сгустки тумана, плавали в среде, напоминающей разбавленный кисель, и вели неторопливую беседу, слова которой невозможно было бы отыскать ни в одном известном человечеству языке.

— Ты уверен, что все сделал правильно, Дир Сан? Он показался мне ненадежным.

— Конечно, он ненадежен. Но ведь кто-то должен установить портал и кто-то должен его охранять, пока мы не получим настоящих посредников с Земли. На их подготовку уходит много времени, а ждать мы не можем. Дикий канал, пробитый их сумасшедшим ученым, может схлопнуться каждую минуту.

— Он тебе не поверил.

— Если он установит портал и подсоединит его к каналу, это уже не будет иметь значения. Самое главное — установить постоянный портал. Мы не можем больше ждать случайных временных флуктуации. В диком канале их образуется достаточно, но никто не может рассчитать точное время появления этих флуктуации.

— Вчера Рен Од рассчитал одну. Надо ею воспользоваться.

— Конечно, мы ею воспользуемся, но если мы хотим наладить настоящую работу на этой дикой планете, нам понадобится постоянный портал.

Зал, в котором месяц назад проводились испытания машины времени, стоял опечатанный следователем, ведущим дело об исчезновении профессора Северцева. Иногда его приходилось открывать для очередной представительной комиссии из министерства.

После одного из таких посещений директор института распорядился, чтобы в зале провели уборку, поскольку толстый слой пыли, покрывавший приборы, вызывал неприятные эмоции у высоких посетителей.

Если бы не это его распоряжение, коробка, появившаяся на платформе машины времени минуту спустя, после того как последний член комиссии покинул зал, была бы замечена на следующий день дежурным и попала в руки ученых. Но этого не случилось.

Времена стояли трудные, постперестроечные, и уборщица Марина Степановна, второй месяц не получавшая зарплату, проявила к яркой коробке, перевязанной подарочной лентой, нездоровый интерес.

Она справедливо решила, что подарочной коробке не место среди приборов и прочего научного хлама, заполнявшего платформу.

Внутри коробки оказалась всего лишь игрушка. Но игрушка яркая, прекрасно сделанная, выглядевшая как модель, в точности повторяющая настоящий паровоз. Ее внук Вова давно уже не получал подарков ко дню рождения, а если и получал, то те жалкие вещицы, которые она могла для него купить, не доставляли мальчику никакого удовольствия.

Вот так и случилось, что модель паровоза, появившаяся на платформе неведомо откуда, перекочевала из коробки в пустое ведро из-под мусора, а затем, присыпанная сором, благополучно миновала институтскую проходную.

Вова получил свой замечательный подарок.

Прошло не так уж много времени, и жители поселка Вахруши были потрясены никогда не виданным зрелищем.

В день, когда первый осенний ливень обрушился на поселок, калитка изгороди, за которой жила семья Марины Степановны, разлетелась вдребезги. Из ее двора на улицу вышел погулять небольшой паровоз.

Очевидцы рассказывали потом, что, хотя потоки ливня мешали рассмотреть подробности происходящего, а появление паровоза посреди главной улицы поселка настолько потрясло их, что никто не решился покинуть свой наблюдательный пост за занавеской, паровоз двинулся вперед, перешагивая через лужи, используя колеса вместо ног, словно это была какая-то лошадь.

С каждой минутой странная игрушка увеличивалась в размерах. В конце поселка она уже достигла длины двух метров, и с боков ее поднимались густые облака пара, как будто потоки дождя соприкасались с раскаленным металлом.

У железнодорожного переезда форма и размеры таинственного гостя начали меняться. Постепенно паровоз превращался в танк, снабженный орудийной башней, и все еще продолжал увеличиваться.

Тяжело перевалив через рельсы, танк выполз на трассу, ведущую к столице, и, оглушительно взревев мотором, унесся по ней со скоростью, которую трудно было предположить в этой неуклюжей серой громадине.

А в столице занималось обычное серое утро. Как всегда, накрапывал дождь. И стада машин, задыхавшиеся от собственного перегара, неслись по Замоскворецкому мосту, с трудом втискиваясь в отведенные им четыре полосы.

Два рыбака, в серой невыразительной одежде, полностью сливавшейся с окружающим пейзажем, сидели под мостом на деревянном ящике из-под тары, забыв про удочки, поплавки которых давно ушли под воду от поклевок.

— Тебя не было целых три дня. Что-то случилось? — спросил Алексей, всматриваясь в осунувшееся лицо своего друга.

— Ничего особенного, небольшое путешествие в Другое измерение.

— Ну и как там?

— Нормально.

— Может, расскажешь, что с тобой стряслось?

— Ты все равно не поверишь.

— А ты попробуй.

— Как-нибудь в другой раз, когда я сам в это поверю.

— Ну, как знаешь… — Алексей замолчал, не скрывая обиды, но Сергей не обратил на это внимания. Слишком свежи еще были впечатления от его плавания на фантастической яхте, вновь превратившейся в обычную игрушку, едва он сошел с ее борта на подмосковном водохранилище.

На грудь ему давила небольшая коробочка телефона, воспользоваться которым он пока так и не решился. Его старая привычная жизнь, уборка мусора, в подворотнях и вот эта рыбалка с отравленной рыбой воспринимались им после этого путешествия как некая иллюзия, сон, из которого никак не выберешься. Бывают такие сны, в которых увязаешь, словно в болоте…

— С того момента, как начался этот странный дождь и ураган, после которого ты исчез на целых три дня, хотя раньше не пропускал ни одного утра, так вот, с тех самых пор меня не оставляет ощущение несчастья. Что-то надвигается на нас. Что-то смертельно опасное… И мне почему-то кажется, что ты имеешь к этому какое-то отношение, — проговорил Алексей.

— Ты всегда чувствовал опасность острее, чем я. И ты прав. Кое-что действительно случилось…

Сергей уже совсем было решился рассказать Алексею обо всем, что с ним произошло, но их неторопливая беседа неожиданно была прервана звуком тяжелых уверенных шагов.

Двое милиционеров, не спеша, вразвалочку, спускались к ним сверху по лестнице, ведущей от верхнего пролета моста до самой набережной.

— Ну, сейчас начнется… Жаль, поздно заметили этих гадов, теперь уже не смотаешься…

— Зачем их сюда несет?

— Пока тебя не было, вступило в действие постановление Московского правительства, запрещающее отлов рыбы в Москве-реке.

— Так у нас же еще нет никакой рыбы!

— Что с того? Зато удочки есть!

Милиционеры приблизились к угрюмо сидящим на ящике рыбакам. Тот, что шел впереди, с толстой красной рожей и какими-то значками, свидетельствовавшими о доблести в деле захвата уличных торговок и умелом получении мзды с недавних соотечественников, ставших иностранцами из ближнего зарубежья, помахивал резиновой дубинкой, время от времени ударяя ею о ладонь, словно проверял на прочность.

Он был широк в плечах, самоуверен и нагл той самой наглостью, которая вырабатывается в людях, привыкших унижать слабых и неспособных к сопротивлению клиентов.

— Опять ты здесь? — обратился он к Алексею, нарочито игнорируя присутствие Сергея. — Я же предупреждал тебя в прошлый раз. Надеюсь, ты все понял? Приготовил штраф?

Алексей не шевельнулся и даже не встал с ящика, когда толстая туша милиционера нависла над ним. Его неподвижность и молчание вызвали на потной роже стража порядка багровые пятна гнева.

Сергей тоже не сдвинулся с места, хотя и по другой причине. Он почему-то чувствовал себя простым наблюдателем, а не участником событий и сейчас с интересом рассматривал обоих милиционеров, ожидая, чем закончится их визит, так, словно его самого все происходящее совершенно не касалось.

Второй милиционер, худой и длинный, сжимал в руках видавший виды «Калашников» с облупившейся краской и потертым ложем. Он держался слегка поодаль от старшего по званию сержанта и старательно изображал огневое прикрытие на случай возможных инцидентов.

— Ты что молчишь, падла! А ну встать! — проорал страж, замахиваясь дубинкой. Замах был несерьезный, сделанный скорее для острастки, но он подействовал на Алексея, как пороховой запал.

Дальнейшие события развивались в стремительном темпе. Алексей резко вскочил, заставив Сергея последовать за ним, ногой отбросил в сторону ящик, на котором они сидели, и, уставившись в заплывшие от жира глазки стража порядка, очень спокойно, тихим голосом произнес:

— Если ты, гнида, сейчас же отсюда не уберешься, я сделаю из тебя бифштекс.

— Что ты сказал?! — Неожиданность фразы, сама недопустимость ситуации, когда ему, вооруженному и находящемуся «при исполнении», смеет грубить какой-то бомж, на секунду лишила сержанта способности соображать, и эту секунду Сергей использовал для того, чтобы попытаться взять ситуацию в свои руки. Он почему-то не сомневался, что, если этих двоих немедленно не остановить, прольется кровь.

— Вы знаете капитана Мирошниченко? — спросил он сержанта, резко схватив его за локоть, чтобы перевести на себя внимание возмущенного стража, но, кажется, перестарался, потому что сразу же получил весьма болезненный удар дубинкой по пальцам, а вслед за этим левая рука Алексея совершила молниеносное движение, после которого страж порядка согнулся пополам, заходясь в мучительном кашле, и выронил дубинку.

Прежде чем стоявший от них в паре шагов напарник сержанта понял, что произошло, Алексей еще одним стремительным движением выхватил из кобуры задыхающегося сержанта пистолет и направил его в сторону второго милиционера. Тот только-только начал врубаться в происходящее и медленно, преодолевая ступор, начал разворачивать в их сторону ствол своего автомата.

— Не делай этого, сынок. Ты ведь хочешь вернуться сегодня домой?

Губы мальчишки с автоматом в руках задергались, он находился в таком состоянии, когда следующий поступок человека невозможно предсказать. Он уже понимал, что из дула пистолета в руке Алексея прямо ему в глаза смотрела смерть, но все еще не мог свыкнуться со стремительной сменой обстановки.

Сергей преодолел разделявшие их метры спокойным, неторопливым шагом, не отрывая взгляда от побелевших глаз мальчишки, уже привыкшего к власти, которую давало оружие, оказавшееся в его руках, но еще не освоившего простой истины, что иногда встречаются люди, умеющие владеть этим оружием значительно лучше его самого.

Сергей забрал из его безвольных рук автомат, вынул рожок и отщелкнул находившийся в стволе патрон. Затем проверил подсумки и вернул автомат его владельцу.

— Забирай своего начальника, и уходите, — наконец вступил в разговор Алексей, и Сергей облегченно перевел дух, заметив, что к его другу вернулась способность нормально соображать. — За пистолетом вернетесь через полчаса. Он будет лежать вот здесь, под ящиком. А теперь прочь! — И Алексей прочертил в воздухе стволом пистолета кривую, ведущую обратно к горбатой вершине моста, туда, где наверху заканчивалась лестница.

Они не сказали больше ни слова. Молча подчинились и через пару минут исчезли из глаз.

— Откуда ты знал, что он не выстрелит? — спросил Алексей, когда первые секунды смертельного напряжения отпустили их.

— Я не знал. Мне вдруг стало все равно, и, по-моему, он это понял. Но мы с тобой влипли в серьезную историю. Нам не дадут уйти. Они вызовут подмогу, и через несколько минут их здесь будет, как собак нерезаных.

— Я понимаю. Но они не знают, что к тому времени, когда прибудет наряд, нас здесь уже не окажется.

Алексей прошел к ближайшей арке моста, раздвинул валявшиеся там картонные коробки и кучи мусора, и на свет появилась поржавевшая крышка люка.

— Канализация?

— Ты обо мне плохого мнения. Это энергетические коммуникации, место гораздо более приемлемое, хотя и в нем встречаются иногда крысы и разная прочая нечисть. Так ты идешь? — спросил он, видя, что Сергей все еще колеблется, глядя на узкую лестницу, уходившую в подземные городские катакомбы.

ГЛАВА 8

Почти полчаса шли они вдоль подземных городских коммуникаций, переходя из туннеля в туннель, открывая и вновь закрывая за собой ржавые двери, отделявшие один туннель от другого. Наконец Алексей привел его в свое логово — какую-то подземную котельную. Тут было относительно тепло и чисто. А главное — спокойно. Здесь почти не ощущалась угроза, исходившая от затаившегося над ними города.

— И что ты об этом думаешь? Что ты думаешь об этих двух парнях, которые хотели получить с нас свою жалкую мзду и которых ты был готов за это убить? — спросил Сергей, когда прошли первые минуты после их стремительного бегства под землей.

— Я готов был убить не их, а себя.

— Но почему?

— Потому, что мне надоела эта рабская жизнь. Борьба за кусок хлеба, отсутствие перспектив, невозможность честно заниматься своим делом, которому меня учили так долго. А эти двое… Они ни в чем не виноваты, они такие же жертвы обстоятельств, как и мы с тобой. Из деревни попали в армию, потом пошли в милицию, на нищенскую зарплату. Столичная жизнь и служба в этих органах быстро развращают человека.

— Но кто-то же в этом виноват? В том, что возникли все эти обстоятельства? Как правило, обстоятельства создают люди, вполне конкретные люди.

— Конечно, люди. Те, кто украл нашу нефть, наше золото, наши электростанции, те, кто занял за рубежом сто двадцать миллиардов долларов, разворовал их и перегнал на свои счета за рубеж, чтобы мы потом вынуждены были горбатиться десятки лет, отрабатывая проценты за этот долг.

— А ты хотел бы, чтобы эти люди исчезли?

— Это плохая шутка.

— Эго не шутка, Алексей. — И лишь теперь Сергей наконец-то решился рассказать новому другу все, что с ним произошло за последние трое суток.

Рассказ получился долгим, и, начав его, Сергей уже не мог остановиться. Да и не собирался он останавливаться. Если уж он решится воспользоваться зеленым телефоном и возьмется за предложенное дело, ему понадобятся соратники. Люди, на которых можно полностью положиться. И он не сомневался в том, что один из таких людей сейчас перед ним.

Возможно, на посторонний взгляд, этот сидящий в подземелье бомж вряд ли заслуживал доверия, но для Сергея во всем огромном враждебном городе, затаившемся над ними, словно дикий зверь, ожидающий добычу, не было сейчас никого ближе, может быть, потому, что для одного человека ноша оказалась непомерно тяжелой, а теперь ответственность за решение, от которого зависела судьба города или даже всей человеческой цивилизации, можно будет, по крайней мере, разделить на двоих.

Он решил для себя, что, если Алексей поверит ему сразу, без всяких дополнительных доказательств, вроде зеленого телефона или яхты, вновь превратившейся в модель, после того как его невероятное путешествие окончилось, так вот, если он поверит сразу — придется звонить иновремянам и объявить о начале операции. А если нет, ну что же, можно ведь и забыть про игрушку, стоящую на полке в его холостяцкой квартире. Можно жить так, как он жил раньше. Разгребать снег от подъездов по утрам и читать в старых, выброшенных в мусорные ящики газетах о том, что Абрамсон, развлечения ради, приобрел в Лондоне еще один футбольный клуб за пару сотен миллиончиков.

В конце концов, у каждого из них своя жизнь, у Абрамсона, тяжким трудом нажившего за пару лет миллиарды долларов, и у него, лишившегося последнего места работы, на котором ему почти регулярно выплачивали сотню долларов в месяц. Можно и дальше думать, что его жизнь не имеет никакой связи с жизнью пресловутого Абрамсона. Кому что на роду написано, то и будет. Простая истина. Простая и удобная. Есть, правда, и другая: «Господи, дай мне силы изменить то, что я могу изменить…» Эта была только часть его любимой молитвы, зато самая главная ее часть…

— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — не выдержав слишком уж затянувшегося молчания, обратился он наконец к Алексею.

— А что тут думать? Вынимай свой телефон, звони. Посмотрим, что они предложат. Отказаться, как я понял, ты всегда успеешь. У них ведь нет способов прямого воздействия на тебя? Ну а пока смогут организовать новую команду, пока то да се, пройдет немало времени, мы успеем исчезнуть, если в этом возникнет необходимость.

Алексей всегда, прежде чем принять важное решение, оценивал возможные пути отступления. Вот и сейчас он не забыл об этом. Хотя Сергей почему-то был уверен, что в данном случае обратного пути не будет. Стоит только начать.

Но главное произошло. Не было никаких дополнительных вопросов. Алексей поверил ему сразу и до конца. Сергей достал телефон, висевший у него на шее на тонком шнурке, и осторожно, словно взвешивая, покачал его на ладони.

— Ты уверен? Ты действительно уверен в том, что мы не превратимся в пособников иновремян? Ведь на самом деле их истинные цели нам неизвестны…

— Оставаться в стороне от важных событий — не самый лучший выход, — ответил Алексей. — Особенно тогда, когда судьбе было угодно подставить тебе свою ладонь. События все равно пойдут своим чередом, только уже без тебя. Ты читал последнюю статью в «Известиях»?

— Не знал, что ты увлекаешься современной прессой.

— Как правило, я использую ее по другому назначению, но иногда попадаются любопытные материалы. Вот, например, в этой статье говорится о появлении в Подмосковье «инопланетной» боевой машины… Возможно, это всего лишь очередная газетная утка. Чем хуже мы живем, тем более изощренными становятся газетные страшилки. Иначе тираж раскупать не будут. Но нельзя полностью исключать, что из-за твоего долгого молчания, из-за твоей нерешительности твои «друзья» начали терять терпение и собираются обойтись без тебя.

— Может, это и к лучшему?

— Откуда ты знаешь, кто появится на твоем месте? Не использует ли он полученные от иновремян возможности для себя лично, в ущерб всем остальным, в том числе и нам?

— Конечно, использует. А разве мы не будем заниматься этим же?

— Ну разве что самую малость. Звони, наконец! Не так часто в жизни случаются подобные приключения! Считай, что мы с тобой пытаемся выловить большую рыбу!

— Как бы только она тоже не оказалась тухлой… — пробормотал Сергей, послушно надавливая на среднюю голубую кнопку.

Павел ответил сразу. Его голос в трубке казался далеким, глухим и безликим. Еще более безликим, чем голос голограммы на берегу острова. Этот их первый телефонный разговор получился очень коротким.

— Ваш звонок автоматически означает ваше согласие. С этой минуты вы становитесь главой ликвидационного центра и уже не сможете отказаться от взятой на себя миссии. Для создания соответствующей организации вам прежде всего понадобятся средства. Возьмите модель яхты, отнесите ее в защищенный от посторонних глаз водоем. Его величина не имеет особого значения, лишь бы яхта там свободно поместилась.

Вам нет необходимости находиться на борту судна в этот раз. Ждите его возвращения. Вам будут доставлены необходимые для начала операции материалы и средства. Постарайтесь их обналичить так, чтобы не привлекать к себе внимания в самом начале операции.

— Что значить «обналичить»? Почему бы вам сразу не выслать наличную валюту?

— Потому, что мы не занимаемся фальшивками. Вам будут высланы металлы и камни, представляющие достаточную ценность в вашем мире. Используйте их разумно. О месте, в котором будет располагаться центр ликвидации, позаботьтесь особенно тщательно. Вам будут предоставлены все необходимые для его защиты средства. Как только начнете операцию, вам понадобится надежное убежище. К этому времени оно должно быть полностью готово.

Ни пожеланий, ни прощаний. Связь прервалась столь же неожиданно, как началась. Алексей, прижавший свое ухо с противоположной стороны телефона и не пропустивший ни единого слова из этого разговора, спросил:

— Где будем спускать на воду твою модель?

— Подходящее место есть в истоках Истринского водохранилища, там можно найти совершенно дикие, заболоченные места.

— Нужно продумать, как будем транспортировать полученный груз и куда его девать в Москве.

— Сначала нужно его получить.

— Если ты не будешь заранее просчитывать каждый свой шаг вперед, вся твоя миссия может закончиться, не успев начаться. Представь только, как нам придется таскать на плечах по болотам эти ящики? И как ты собираешься переправлять их в Москву? У тебя есть транспорт?

— Почему обязательно ящики? Там может быть всего лишь маленькая шкатулка!

— А это идея. Я уверен, что там будут ящики, но никто не заставляет нас переправлять их все сразу в Москву. Можно закопать прямо там и взять с собой лишь небольшую часть, достаточную, чтобы купить машину и надежные сейфы.

— По-моему, ты начинаешь обрабатывать шкуру еще не убитого медведя.

— Шкуру не обрабатывают, а делят, не надо искажать пословицу. Но это хорошо, что мы не проводим дележку. А вот место для схрона нужно выбрать заранее — до начала спуска яхты. Нужно подготовиться ко всем возможным последствиям. Только так мы сможем рассчитывать на успех.

Сергей с удовлетворением подумал, что он не ошибся в выборе компаньона, хотя где-то подспудно тлела подленькая мысль о том, что все слишком хорошо начинающееся не может продолжаться в том же духе. Власть и богатство развратили слишком многих — пройдет ли их дружба через это испытание?

Экипировка заняла весь следующий день. Они решили ждать возвращения яхты на месте, и потому им понадобилось довольно много разного снаряжения. Исходя из времени, затраченного Сергеем на свое первое путешествие к острову, им предстояло прожить на болоте не меньше трех дней. Алексей на всякий случай увеличил это время вдвое. Кроме палатки и запасов продовольствия на неделю, им еще придется взять с собой все необходимое, для того чтобы надежно загерметизировать и спрятать клад, если он, конечно, появится.

Хорошо, хоть рыболовные снасти, нужные для правдоподобного объяснения предстоящей экспедиции, не пришлось покупать. Этого добра у обоих имелось в избытке.

Взяли минимальное количество продуктов — на большее не хватило денег. Палатка и спальники нашлись в пункте проката у Никитских Ворот, сохранившемся там еще со времен Горбачева, когда страну только приучали к предстоящей «перестройке».

Лопату и кирку Сергей на время позаимствовал в своем рабочем арсенале. Договорился со сменщиком о подмене, — они часто так делали, когда одному из них требовалось свободное время для своих личных нужд, так что его недельная отлучка не должна была вызвать никаких вопросов.

Яхту Сергей тщательно завернул в толстый слой старых газет и осторожно уложил на самом верху рюкзака, чтобы не повредить в дороге какие-нибудь хрупкие детали.

Наконец со сборами было покончено, и в условленное время оба оказались на платформе электрички, идущей в Истру.

Поезд тронулся. Никому не было дело до двух угрюмых рыбаков с удочками, ранним утром направляющихся к излюбленным местам рыбалки москвичей.

Мимо мелькали полустанки, сосновые леса и небольшие речки. Разговор не клеился. Оба думали о том, что, если поездка окончится неудачей, они долго не смогут забыть мелькнувшую совсем рядом вспышку надежды. Сергею было и проще, и сложнее одновременно. Он уже имел дело с моделью яхты и знал, что она не подведет. Но что будет потом, когда яхта доставит им драгоценности, оборудование и оружие? Что они будут делать со всем этим? Они ступали на тропу, с которой уже не свернешь. И, ко всему прочему, оставалось совершенно не ясным, как превратить ценности в наличный первоначальный капитал, не рискуя нарваться на обман или мафию. И это только первые шаги… Он старался не думать, что будет потом, когда контора заработает в полную силу и на них начнется настоящая охота.

Подходящее озерцо, со всех сторон окруженное лесом и болотами, они нашли только к вечеру.

Отправку яхты решили начать, когда совсем стемнеет, а пока занялись подготовкой ночлега. В сплошном болоте это оказалось не простым делом. В конце концов отыскали старую березу, расположившуюся на крохотном сухом островке. Отсюда хорошо просматривалось все озеро. Натаскав сухих веток для подстилки, они разбили палатку прямо под березой. По настоянию Алексея наживили и забросили удочки. Сергею совершенно не хотелось заниматься сейчас всякой ерундой, но он не стал спорить с другом, подозревая, что тот просто не желает упустить удобного случая, чтобы заняться любимым делом.

На вечернем клеве он поймал двух больших карасей, что, надо сказать, неплохо пополнило их скудный запас продовольствия.

Уже вечерело, дым и огонь будут далеко заметны, поэтому, с обоюдного согласия, уху отложили до следующего дня.

Последние часы ожидания оказались самыми тягостными. Взошла ущербная луна и тут же скрылась за несущимися на большой скорости по направлению к Москве тучами. Стало совершенно темно.

Наконец Сергей, довольный тем, что Алексей, мужественно сражавшийся с комарами, ни разу его не поторопил, решил, что время настало.

Он медленно развернул газеты и спустил «игрушку» на воду. Сразу же поднялось облако пара, как и в тот, первый раз. Алексей, наблюдавший процедуру запуска яхты впервые, ничем не выдал своего удивления. Он сидел в полной темноте под березой, скорчившись, и с того места, где по щиколотку в болотной жиже стоял Сергей, казался старой корягой.

Уже через пятнадцать минут на фоне темного ночного неба стали видны стройные разводы мачт. Яхта приняла свои рабочие размеры, и Сергей, как было условлено, дважды нажал на телефоне красную кнопку.

Все озеро почти сразу заволокло густым туманом, а когда он рассеялся — яхта исчезла. Теперь оставалось только ждать.

Первая ночь ожидания прошла спокойно. Утром они наслаждались неожиданным отпуском. Озерцо оказалось довольно глубоким, а вода, хоть и отливала коричневатым торфяным цветом, была на редкость чистой и прозрачной. Ниже истоков Истры располагалось Истринское водохранилище, служащее основным резервуаром питьевой воды для всего огромного мегаполиса. Возможно, благодаря этому обстоятельству новые русские пока еще не успели понастроить здесь коттеджей, и окрестности водоема оставались относительно чистыми.

Сейчас, когда яхта отправилась в свое фантастическое плавание, им уже не нужно было особенно скрываться, и они сварили уху на костре.

Тем не менее дым костра привлек внимание местного инспектора экологической охраны, и вскоре, шумно ломая ветви кустарника, словно сквозь чащу продирался, по крайней мере, медведь, к их островку вышел дородный мужчина лет сорока, облаченный в зеленый защитный комбинезон, в форменной фуражке с гербом и с карабином за плечами. Он долго придирчиво рассматривал их снасти и, не найдя, к чему придраться, попросил затушить костер. Якобы из-за повышенной пожарной опасности костры разводить запрещено во всех подмосковных лесах. Требование было совершенно нелепым — костерок, со всех сторон окруженный болотом, никому не мог причинить вреда, однако Сергей не стал спорить и послушно залил его водой. Благо уха уже была готова.

— Надолго вы здесь обосновались? — спросил инспектор, с неприязнью разглядывая палатку, словно она тоже угрожала экологической безопасности района.

— На неделю. Может, на две, — лаконично ответил Сергей. — У нас отпуск.

— Отпуск надо проводить на туристской базе. Там есть все удобства, и стоит проживание совсем недорого. Отсюда всего километров пять. Часу хода не будет.

— А что, разве и спать в лесу запрещено? — не в силах сдержать злую ухмылку, поинтересовался Сергей.

— Не то чтобы запрещено, просто не рекомендуется.

— Ну, мы уж как-нибудь доживем эту недельку, не хочется перемещаться, — миролюбиво предложил Алексей. — Место больно хорошее для рыбалки. Не хотите с нами ушицы отведать?

— Отчего же не отведать, раз вы браконьерством не занимаетесь. Только вы все же не задерживайтесь. Я на следующей неделе приду проверить.

Когда инспектор наконец ушел, Сергей долго ругался сквозь зубы.

— Да ладно тебе, — беспечно заметил Алексей, — он больше не придет.

— А если придет? И придет именно тогда, когда мы будем заниматься разгрузкой яхты? Ты только представь эту картину!

— Ты же говорил, что яхта появится ровно через трое суток?

— И что с того?

— Значит, она появится ночью. Мы же специально так подгадали. Кому захочется ночью шастать по болотам?

— Возможно, ты прав. Только я чувствую, он на нас глаз положил, этот инспектор. Два здоровенных мужика решили отдохнуть на природе, без выпивки и без девок — подозрительно это выглядит!

Вопреки мрачным предположениям Сергея, оставшиеся дни ожидания прошли без происшествий. Больше их никто не беспокоил, если не считать змей и комаров. Но к комарам они постепенно привыкли, а змеи сами на человека не бросаются, если их не тревожить.

Настала наконец та самая ночь, когда должна была вернуться яхта. Та ночь, ради которой они просидели в болоте трое суток, то и дело переходя от надежды к отчаянию. Яхта могла не вернуться, застрять в иновременье. Наконец Павел мог передумать, да мало ли что могло случиться? Когда человек стоит на самой грани собственной судьбы, ему постоянно мерещатся кошмары. После долгих часов ожидания их отношения с Алексеем оставляли желать лучшего. Они уже не могли скрыть раздражение и собственную неуверенность. Ссорились по каждому пустяку, и к концу третьего дня Сергей начал даже подумывать, не ошибся ли он в выборе компаньона.

Последняя ночь, как назло, выдалась тихой и светлой. Близилось новолуние, тучи унесло к городу, небо очистилось, и Сергеем вновь, в который уже раз, овладело предчувствие надвигавшейся неудачи. Причем это ощущение не относилось непосредственно к возвращению яхты, неудача ожидала их в будущем.

Лишь тремя часами позже, когда время близилось к полуночи, а терпение обоих рыбаков уже подходило к концу, на озеро наконец спустился туман.

Медленно текла сквозь болото ночь, последняя ночь, когда оба они еще были обычными людьми, когда еще можно было встать и уйти назад, в свою привычную жизнь.

Но настала полночь, и вместе с ее приходом облако тумана над озером сгустилось, уплотнилось, превращаясь в непроглядную тучу, которая почему-то решила опуститься к земле, да и заснула над поверхностью озера.

Заметив сквозь откинутый полог палатки прорезавшие вершину этой тучи мачты с парусами, такие нелепые и неуместные на этом крохотном озерце, Сергей вскочил и тряхнул за плечо Алексея.

— Пора, друг, вставай. Наша яхта вернулась.

ГЛАВА 9

О том, что по скоростной магистрали по направлению к столице движется неопознанная боевая машина, дежурному по городу доложили гаишные посты.

Сразу же по тревоге было поднято звено штурмовиков, но танк не отвечал на сигналы и требования остановиться, а отдать приказ открыть огонь на поражение по неизвестному объекту из боевого оружия дежурный так и не решился. И его можно было понять — слишком трудно было поверить в то, что в центре огромной державы ни с того ни с сего появилась чужая машина. Все, что угодно, могло прийти в голову — пьяный водитель угнал танк, какое-то военное ведомство проводит испытание или маневры, только не то, что эта машина вообще не принадлежит Земле.

Пока докладывали по начальству, пока совещались, пока наводили справки в боевых частях, дислоцированных к северу от города, танк приблизился к столице настолько, что возникла необходимость в экстренных мерах. Ни один уважающий себя генерал не мог допустить, чтобы в столицу беспрепятственно ворвалась неизвестная боевая машина. А если такое все же случится — с генеральскими погонами можно прощаться.

Противотанковые ракеты, выпущенные штурмовиками, бесследно исчезли, соприкоснувшись с поверхностью неизвестной машины, взрывов не было вообще, и после этого игра перешла в совершенно иную плоскость.

К тому времени удалось выяснить, откуда именно пришла машина. Поскольку такую громадину невозможно было бы спрятать в обычной деревенской усадьбе, срочно провели специальное расследование среди жителей села Вахруши, и впервые на свет появилась гипотеза о внеземном происхождении объекта…

Генерал Петров получил приказ любой ценой остановить «неопознанный наземный объект» и не допустить его проникновение на территорию столицы.

Выбор командира специального войскового соединения во многом оказался случайным, хотя бы потому, что у высокого начальства не было времени на подбор соответствующего кандидата на эту весьма сомнительную должность. И, возможно, именно поэтому выбор оказался удачным.

Петров прошел Афган и дослужился там сначала до командира полка, а затем и дивизии. После окончания войны из-за своего неуживчивого, независимого характера он не получил в армии достойной должности и подал в отставку. Однако оформить ее не успели, и вот теперь вместо отставки Петров получил приказ остановить движущийся к столице неопознанный объект, «возможно, неземного происхождения».

Любой другой генерал на месте Петрова скорее всего потребовал бы от начальства хотя бы разъяснений, но Петров не привык обсуждать приказы, и вскоре недалеко от безымянной речки, пересекавшей западное шоссе, ведущее к столице, в тридцати километрах от городской черты возник наспех созданный оборонительный рубеж.

Шоссе тремя линиями перегородили металлические ежи, а по бокам трассы, закопанные в капониры, ощетинились своими стволами шестидесятипятимиллиметровые противотанковые батареи. За ними, на второй линии обороны, расположился ракетный дивизион, способный своими противотанковыми ракетами с лазерным, тепловым и радионаведением остановить идущий на марше танковый полк.

Радары наведения, развернутые на холмах вдоль шоссе, могли без промаха направить ракеты в любую цель с расстояния в несколько десятков километров.

Данные от воздушной разведки поступали непрерывно, но звену штурмовиков поддержки было приказано повторно огня не открывать, вплоть до появления цели на огневом рубеже противотанковых батарей. Учитывая опыт первой неудачной атаки, Петров решил обрушить на противника одновременно всю имевшуюся в его распоряжении огневую мощь.

И в этот самый напряженный момент, когда до появления цели оставалось всего несколько минут, генералу доложили, что с ним требует встречи какой-то Копылов.

— Что значит «требует»? — спросил генерал, оторвавшись от окуляров полевого дальномера и недовольно уставившись на вестового.

— Он говорит, что располагает данными, которые могут существенно повлиять на исход столкновения с объектом.

— Кто он такой, этот Копылов?

— Какой-то журналист. — Вестовой, молодой лейтенантик, только что назначенный на эту должность, нерешительно помялся, словно не решаясь продолжать. — Он говорит, что он известный журналист и на расследование, связанное с этим объектом, потратил несколько лет. Еще он сказал, что если вы его не выслушаете, он представит нас в невыгодном свете во всей центральной прессе.

— Шантаж? Это становится интересным. Мне придется проучить этого нахала. Приведите его.

Вестовой немедленно испарился, радуясь тому, что недовольство начальства не обратилось на него лично. И уже через пару минут перед Петровым предстал невзрачный человечек маленького роста, в помятой гражданской одежде, к тому же давно не бритый. Петров, с детства воспитывавшийся в кадетском корпусе, терпеть не мог нерях и сразу почувствовал, как к его давней, вполне оправданной нелюбви к журналистам примешивается элементарная брезгливость.

— Что вам нужно?! — почти прорычал он в сторону журналиста, на этот раз даже не оторвавшись от своего оптического дальномера, в котором, впрочем, в настоящий момент кроме пустого шоссе и холмов с решетками локаторов ничего не было видно.

— Моя фамилия Копылов, — произнес человечек так, словно генерал, услышав его имя, немедленно вытянется перед ним по стойке «смирно».

— И что с того?

— Я печатаюсь во многих центральных газетах, мое имя хорошо известно даже в правительственных кругах.

— Переходите к делу или убирайтесь — у меня нет времени выслушивать этот треп. От вашего брата журналиста за версту разит блевотиной.

— Хорошо. Перехожу прямо к делу, — неожиданно спокойно согласился Копылов, словно не заметив нарочитой грубости генерала. — Месяц назад в институте физики плазмы провели эксперимент с прорывом временной постоянной. Неудачный, как там считают. После этого эксперимента бесследно исчез ученый, руководивший работами по созданию машины времени. Он исчез не во время самого эксперимента, а немного позже, когда свидетелей в зале не было.

Поскольку официальные органы до сих пор не признали факт исчезновения ученого и не предприняли серьезного расследования этого случая, мне пришлось провести свое собственное журналистское расследование.

— Как же, наслышан я о ваших расследованиях! — проворчал Петров, невольно, впрочем, заинтересовавшись этим фантастическим рассказом, хотя и не мог понять, какое все это имеет отношение к танку, идущему по столичному шоссе.

— Я собрал все факты, связанные с этим случаем, и пришел к выводу, что профессору Северцеву удалось прорвать временной барьер. Он установил пространственный мост, связавший наш мир с параллельным, существующим в ином временном измерении. Мост, который продолжает действовать и в настоящее время…

— Вы хотите сказать, что наш незваный гость пришел оттуда?

— Вполне возможно, генерал, более того, это наиболее вероятное объяснение всех странностей, связанных с этим объектом. Вначале его размеры не превышали двух десятков сантиметров. Он попал в наш мир, так сказать, в упакованном виде. В виде детской игрушки, если хотите, и именно в таком виде был вынесен за пределы территории института. Оставшись не замеченным охраной.

— Вы-то откуда об этом знаете?

— Я беседовал со многими людьми, в том числе и с уборщицей, нашедшей игрушечный танк на платформе машины времени.

— Предположим, вы правы, что из этого следует? — Петров незаметно для себя изменил первоначальный тон разговора. В любом деле он умел распознать настоящего специалиста и всегда относился к ним с уважением.

— Прежде всего то, что вы имеете дело не с обычной боевой машиной. Ее реакция на вашу атаку может быть непредсказуемой и даже парадоксальной.

— С этим мы уже столкнулись. Звено штурмовиков произвело ракетный залп по объекту, даже не запросив на это соответствующего разрешения. — Казалось, генерал почти оправдывается перед этим невзрачным, неряшливо одетым человеком. Но Копылов настолько заинтересовался услышанным, что даже не заметил этого.

— И что же? Что произошло?!

— Эта информация секретна, но поскольку вы почти догадались… Короче, если вы дадите мне слово не использовать ее для печати…

— Я здесь не для того, чтобы написать еще один репортаж! Здесь происходят вещи, от которых, возможно, зависит дальнейшая судьба всей нашей цивилизации!

Петров поморщился от этих громких слов, но тем не менее продолжил:

— Ракеты вошли в тело объекта и бесследно исчезли. Взрыва не последовало.

— Это все?

— Не совсем… Объект после залпа увеличил свои размеры почти вдвое…

— Значит, он использовал энергию взрыва для своего роста… И, возможно, не только энергию… Первоначально для роста ему было достаточно контакта с водой, но, видимо, он изменился… Воды вокруг сколько угодно, и она его больше не интересует. Ему нужен металл из оболочек снарядов, энергия взрыва, химические вещества и еще много чего… Скоро мы узнаем, что именно…

— Откуда вы знаете про воду?

— Мальчик, в подарок которому предназначалась игрушка, вынесенная с территории института плазмы, решил ее вымыть, а может быть, хотел проверить на преодоление водной преграды… Тогда она и начала расти.

— Что произошло с мальчиком?

— Отделался легким испугом. Объект им не заинтересовался.

— Вы хотите сказать, что у него может быть выборочный интерес к конкретным людям?

— Его форма — всего лишь маскировка. Вы должны все время помнить об этом! Она не имеет никакого значения. Под ней скрывается нечто, совершенно не известное земной науке. Некая и, вполне возможно, разумная субстанция, у которой имеются свои конкретные задачи, своя цель в нашем мире. Чем скорее мы в этом разберемся, тем больше шансов на успех. Стрелять по нему из пушек — это даже не глупость и не преступление. Это нечто большее, я даже не знаю, как это назвать.

— Вам придется срочно придумать название, потому что очень скоро вы будете в этом участвовать. У меня приказ остановить объект любой ценой. Не дать ему войти в столицу. Ну а вы… Я разрешу вам остаться в качестве наблюдателя от общественности. Приятно будет хотя бы раз в жизни разделить ответственность с одним из вас. Но даже если вы захотите сбежать, вас отсюда не выпустят до окончания операции.

— Стрельбой вы его не остановите… — почему-то шепотом произнес Копылов, и было заметно, как крупные бисеринки пота выступили на его лбу. Впрочем, генерал этого не заметил и не услышал последней реплики журналиста. В окулярах его дальномера наконец появилась цель.

Батареи ударили единым залпом, земля вздрогнула под ногами, звонкие удары орудийных выстрелов перекрыл и задавил рев ракетных установок, расположенных за ними. Дымные хвосты, разрезанные огненными сполохами, пронеслись над головами стрелявших, для того чтобы исчезнуть в развороченной, вставшей дыбом земле и добавить свою энергию разрушения к дикой какофонии разрывов.

Казалось, на месте разрывов смешались земля и небо. Казалось, в этом аду не может уцелеть ничто движущееся, ничто живое.

Но танк выполз из облака разрывов и как ни в чем не бывало продолжил свое движение по шоссе. Какое-то время казалось, что с ним ничего не произошло. Потом его башня стала увеличиваться странным, непропорциональным образом. Теперь она походила на шляпу какого-то гигантского гриба, накрывшего машину сверху, и если бы не огромный ствол пушки, торчавший из середины этого безобразного нароста, можно было бы предположить, что к боевой технике это уродливое образование не имеет никакого отношения.

— Сейчас он ответит… — прошептал Копылов и, не услышав собственного голоса, прокричал эту фразу несколько раз, как заклинание. Никто даже не обернулся в его сторону. Штабные офицеры, связисты, наводчики и сам Петров были слишком поглощены развернувшейся перед ними неправдоподобной картиной.

Выстрел чудовищного орудия больше всего походил на вспышку молнии, распоровшей горизонт у них над головами. Звука не было, или их истерзанные уши были просто не в состоянии его услышать. В той стороне, за холмами, где располагались ракетные установки, что-то льдисто сверкнуло, и прежде чем пришел доклад о том, что ракетные установки прекратили свое существование, танк уже достиг батарейных позиций. Теперь орудия прямой наводкой били по чудовищному пришельцу, продолжавшему увеличиваться в размерах. Беглый огонь выплевывал град стальных болванок, исчезавших в теле машины с хлюпающим всплеском. Сами снаряды невозможно было рассмотреть, но зато хорошо были видны воронки, возникавшие в местах их попаданий и тут же исчезавшие, словно бронебойные снаряды погружались в мягкую резину или густой кисель.

Танк достиг заграждения из десятиметровых стальных ежей, подмял их под себя, вдавил в землю или, возможно, позволил им погрузиться внутрь своего корпуса. Как бы там ни было, когда машина миновала линию заграждений, от ежей остались лишь короткие пеньки, сверкавшие на солнце свежими срезами. Теперь между танком и линией капониров, внутри которых стояли орудия, не осталось никаких преград. С командного наблюдательного пункта было видно, как врассыпную, в разные стороны побежали от орудий фигурки людей, казавшиеся крохотными на фоне чудовищной громады танка, достигавшей теперь высоты многоэтажного здания.

Генерал, так и не оторвавшийся от окуляров своей трубы, чувствовал себя посторонним наблюдателем, а не участником развернувшихся перед ним событий. Да так оно, в сущности, и было. События вышли из-под контроля и развивались по своей, неведомой ему логике, к тому же слишком быстро для того, чтобы воля одного человека могла в них что-то изменить. Впрочем, последнее оказалось все же не совсем верным…

Был еще один участник этих событий, журналист Копылов. И это именно он бежал сейчас от наблюдательного пункта к шоссе наперерез надвигавшейся на людей чужой громаде.

ГЛАВА 10

Обычно страх, если ему удалось подавить разум и волю человека, заставляет его бежать прочь от опасности. Но бывает иной род безумия, бросающий воина навстречу врагу. Таких воинов в старину называли берсеркерами. Они не чувствовали боли и не знали страха. Враги разбегались перед ними, никто не хотел становиться на пути такого воина, потому что за ним оставались только трупы врагов.

И сейчас, поймав в перекрестье дальномера фигуру журналиста, генерал подумал об этом. Что чувствовал этот человек, что им двигало в последние секунды? Что за неведомый зов бросил его навстречу неминуемой гибели?

В движении танка между тем обозначилась одна странная особенность. Без всякой жалости расплющив, разметав и всосав в себя остатки металлических орудий, зарядных ящиков и тягачей, он слегка замедлил ход и даже отвернул в сторону, когда на его пути попался замешкавшийся орудийный расчет, до последнего посылавший снаряд за снарядом в тушу надвигавшегося на них чудовища.

Что заставило свернуть в сторону это инопланетное чудище? Нежелание причинить вред живым существам? Или он просто боялся испачкать свои новенькие, словно только что сошедшие с конвейера гусеницы человеческой кровью? Как бы там ни было, расчет уцелел, и, обогнув это единственное, оставшееся целым орудие, танк оказался перед новым препятствием. В нескольких метрах от него, стиснув руки в кулаки и упрямо наклонив вперед голову, стоял безоружный Копылов.

В окулярах дальномера было видно, как ветер раздувает полы его пиджака, словно пытаясь образумить этого сумасшедшего, увести в сторону от неминуемой гибели.

На какую-то долю мгновения показалось, что человек добьется успеха в своем безумном предприятии. Танк замедлил ход и на секунду, словно в нерешительности, остановился.

Но затем, издав ни на что не похожий утробный звук, первый за всю его молчаливую эскападу, он вновь двинулся вперед, медленно, осторожно, словно ощупывал гусеницами асфальт перед собой.

Казалось, что танк не торопится, предоставляя человеку последнюю возможность, последний шанс одуматься. Но Копылов даже не изменил позы. И вот лобовая броня танка медленно, как во сне, соприкоснулась с его головой. И голова исчезла, погрузившись в массу танка, как в воду. Вслед за этим исчезла верхняя часть туловища, ноги, а затем и весь Копылов.

Его кровь не брызнула на дорогу, а изуродованное гусеницами тело не осталось валяться посреди развороченного асфальта. Человек просто исчез.

Затемнение сознания оказалось совсем коротким. Почти сразу же Копылов обнаружил себя сидящим в удобном мягком кресле. Ничего не болело, а голова после удара о броню казалась легкой, почти невесомой. Прямо перед ним располагался широкий полукруглый пульт, похожий на пульт атомной электростанции. А впереди, в распахнутом от пола до потолка панорамном окне, неслась ему навстречу широкая и пустая лента шоссе.

Он видел шоссе не слишком четко, потому что, пока бежал к машине, заляпал очки грязью, наступив в какую-то лужу. Сейчас это показалось ему совершенно нетерпимым. Он должен был ясно видеть все, что его окружало.

Копылов снял очки, чтобы их протереть, и вдруг понял, что они ему больше не нужны. Его глаза не видели так ясно с самого детства. Исчезла и застарелая боль в коленке, искалеченном года три назад в Чечне.

Нельзя сказать, чтобы изменения в собственном теле его не заинтересовали, — просто он решил, что займется этим вопросом позже. Сейчас у него не было на это времени. Сейчас он должен был понять, что именно с ним произошло, почему он теперь сидит в кресле водителя этой взбесившейся, пришедшей из иного мира машины и почему вообще он здесь оказался?

Что за неведомая сила вырвала его из укрытия и бросила наперерез металлическому чудовищу? Что-то ведь было… Словно его позвали… Но главное сейчас не это.

Впереди по курсу наверняка спешно создают новую линию обороны. Через несколько минут там повторится огненный ад, только что разметавший позиции противотанковых батарей на шоссе. Он не знал точно, погиб ли кто-нибудь в этом разгроме, но трудно было предположить, что при таких разрушениях люди уцелели.

Значит, первое, что он должен теперь сделать, — попытаться предотвратить очередную бойню на шоссе. Но как? Есть ли у него для этого хоть какие-то возможности?

На совершенно ровном пульте не было никаких кнопок, рычажков, переключателей — вообще ничего, хотя бы приближенно напоминающего привычные органы управления. По белой пластмассовой поверхности пульта пробегали цепочки разноцветных огней и исчезали, не оставив после себя даже следа. Казалось, светилась сама пластмасса пульта. Если только этот материал, легко поглощавший противотанковые снаряды, был пластмассой, в чем Копылов сильно сомневался.

Местность в панорамном окне, прозрачном изнутри кабины и совершенно невидимом снаружи, между тем изменилась. Слева и справа от шоссе появились обширные черные пятна, резко выделявшиеся на зеленом фоне растительности.

Копылов не сразу понял, что это такое, и, лишь увидев оплавленные станины ракетных установок, застывшие, словно скелеты, на фоне почерневшей земли, сообразил, что именно сюда ударила молния того единственного выстрела, который уничтожил ракетные установки генерала Петрова.

От этих черных пятен несло разрушением и смертью. И хотя никакие внешние запахи не проникали в кабину, Копылов ощутил этот смрад всем своим существом. И именно это ощущение сформировало в его сознании мысль: надо повернуть, надо увести танк от жилых массивов, от новых оборонительных линий, от людей.

Он не знал, как это сделать, но вскоре понял, что между ним и управляющим центром машины устанавливается определенный контакт. Если четко, ни на что не отвлекаясь, представить себе, как пейзаж за окном начинает плыть в сторону, а одна из гусениц замедляет свое движение… С третьей попытки машина дернулась, затем медленно, словно нехотя, начала разворот.

После этого первого успеха Копылов уже знал, что ему нужно делать. Вокруг столицы на много километров раскинулся зеленый лесной массив. Если ему удастся увести машину с шоссе внутрь этого массива, у него появится время на то, чтобы лучше освоиться с наметившейся возможностью управления.

«Там видно будет, что с этим делать дальше, сейчас главное — избежать новой стычки…» За себя он нисколько не опасался. Казалось, даже стены кабины излучали безопасность и силу. Этой машине не могла противостоять земная техника. И сразу же вслед за этим пониманием возник вопрос: кому и зачем это понадобилось? Для чего появилась на Земле эта чужая машина?

«Скорее всего, это разведка! Разведка боем. Если мы окажемся не способными ответить на их вызов, если окажемся слишком слабыми, слишком неорганизованными для серьезного отпора, наша зеленая планета может показаться лакомым кусочком для тех, кто засылает сюда эти безобидные с виду игрушки…»

Танк между тем закончил разворот и медленно вдавился в лесной массив у обочины шоссе, подмяв и переломив, как спички, с десяток деревьев.

«Слишком заметный след, — подумал Копылов. — Слишком просто будет найти машину по следу, и когда военные это сделают, они продолжат атаку и вновь получат ответ в виде испепеляющей молнии…»

Ему не нужно было ничего предполагать. Он ясно видел, как это будет, словно прокручивал перед глазами панорамный видеофильм.

«Интересно, может ли эта штука летать, способна ли она приподнять свой корпус над деревьями?» Ответа на этот вопрос не было, как, впрочем, не было и качки. Машина шла вперед через лес так же ровно, как по шоссе, прокладывая себе путь сквозь бурелом. У Копылова не было возможности посмотреть, как выглядит лес в том месте, где только что прошла машина, но, если судить по плавности хода, там теперь не должно было остаться ни одной рытвины или кочки. Нос машины продолжал наплывать на стволы вековых сосен, и они с грохотом падали перед ним, а затем с жалобным треском вдавливались в землю.

Неожиданно лес впереди кончился, и они оказались на опушке. Метрах в ста, на холме, открылся дачный поселок. Какой-то простенький садовый кооператив, состоявший из пары десятков небольших домиков, неизбежной водонапорной башни, мостика через ручей и уходившей в сторону шоссе посыпанной гравием дороги. Машина неслась так стремительно, а поселок вынырнул из леса так неожиданно, что Копылов не успел ничего сделать. Его команды воспринимались слишком замедленно и довольно часто не воспринимались вообще. Контакт с управляющим центром был слишком непрочным, и сейчас, в самый нужный момент, он исчез вовсе.

— Нет! — закричал Копылов, когда стены первого домика распались перед носом танка, словно спичечные коробки. — Остановись!

Но танк, не услышав его вопля и не меняя направления, продолжал мчаться вперед сквозь поселок, оставляя за собой смерть и разрушения. Был разгар дачного сезона. В рабочий день здесь находились в основном старики и дети, но это лишь ухудшило положение. Никто ничего не успел предпринять.

Стальной смерч пронесся сквозь поселок и исчез в лесу. Теперь гусеницы машины в первый раз окрасились человеческой кровью, и Копылов наконец осознал, насколько безразлична этому стальному чудовищу человеческая жизнь.

Его собственное чудесное спасение выглядело теперь еще более странно, и происшедшему оставалось лишь одно правдоподобное объяснение: для чего-то он был нужен этому пришельцу, и, кажется, вовсе не в роли водителя… Скорее уж в роли пленника, источника информации, посредника, бог знает Для чего еще…

Волею случая он оказался не на своем месте. Он не был ученым и не был солдатом. Он не умел находить выход из сложных ситуаций, он умел только выдумывать сложные сюжетные коллизии для своих репортажей и очерков, но сейчас это его умение оказалось совершенно бесполезным. Он даже не сумел воспользоваться немногими подвижками в начавшемся контакте для того, чтобы предотвратить несчастье в дачном поселке… «Должен быть какой-то способ, чтобы его остановить, какое-то слабое место в этой неуязвимой и самодостаточной системе. Механизм, даже инопланетный, не может быть полностью автономным. Он должен каким-го образом пополнять огромный расход энергии, связанный с его существованием в нашем мире. И раз уж я оказался здесь, я должен узнать о нем как можно больше! Это все, что я могу теперь сделать…»

Копылов попытался покинуть кресло водителя, но ремни, прижимавшие его к спинке сиденья, не имели никаких приспособлений для отстегивания, и ему оставалась лишь жалкая роль наблюдателя.

А смертоносная машина между тем вырвалась из леса и, как показалось Копылову, слегка изменила характер своего движения. Теперь она двигалась какими-то рывками, медленно и неуверенно, словно тщательно выбирая путь… Они пересекли пшеничное поле, не подмяв ни единого колоска пшеницы. «Наверно, какая-то гравитационная или воздушная подушка», — подумал Копылов, уловив в работе двигателей новый свистящий звук.

На краю поля показалась покосившаяся старая изба, обнесенная полусгнившим плетнем.

Перебравшись через плетень и не оставив на его жердях даже царапины, танк пересек огород и, не сломав забора, умудрился оказаться посреди узенькой деревенской улочки, заполненной покосившимися, полуразрушенными избами. «Брошенное село… Одно из тех, что появились в это трудное перестроечное время по всей стране», — подумал Копылов, с облегчением отмечая полную пустоту улочки. Видимо, село еще не успели заполнить выходцы из других уголков бывшей империи, а значит, здесь можно спрятаться, затаиться на время… Если, конечно, удастся остановить эту чертову машину.

ГЛАВА 11

Генералу Петрову доложили о том, что объект бесследно исчез. Вертолеты наблюдения потеряли его из виду, а наземная разведка не сумела обнаружить ни малейшего следа пришельца.

Командир разведгруппы капитан Пеньков производил впечатление человека хотя и старательного, но чрезмерно самоуверенного, из тех, кто чувствует за собой в штабе армии крепкую поддержку. Петров не любил этот тип выскочек, но ничего не мог изменить в сложившейся ситуации — события развивались слишком стремительно, и кадровые вопросы решать было некогда. Приходилось использовать тех, кто оказался под рукой и волею случая попал в его подразделение.

За прошедшие с момента первого столкновения четыре часа Петров успел уже покинуть свой наблюдательный пост на оборонительном рубеже и принимал доклад Ленькова во временном штабе, оборудованном в здании пустовавшей по случаю каникул сельской школы.

Леньков, так и не дождавшись приглашения сесть, переминался с ноги на ногу, всем своим видом выражая неудовольствие холодным приемом генерала.

— Я хочу точно знать, в каком месте и в какое время вы его потеряли! — проговорил Петров рокочущим басом, прекрасно зная, какое угнетающее впечатление производит на подчиненных его металлический голос, и не желая в данном случае его смягчать. — Я также хочу знать, почему это произошло. Почему все имевшиеся в вашем распоряжении технические средства, включая спутниковую разведку, потеряли объект?

— Мы слишком мало о нем знаем, я не могу объяснить, почему это произошло! Возможно, он стал невидимым! Возможно, он способен летать!

— Если бы объект поднялся в воздух над вершинами деревьев, его бы немедленно засекли локаторы. Даже невидимый! Он недавно появился в нашем мире и вряд ли сумел разобраться в том, как работают локаторы. Надеюсь, вы понимаете, что без знания частоты и периода следования радарных импульсов создать действенную защиту от них невозможно?

— Все выводы об объекте основываются на предположениях В месте его исчезновения отчетливо виден след гусениц. След обрывается в двух километрах восточнее разрушенного объектом дачного поселка, на открытой поляне, где укрыться, в принципе, невозможно.

— Вы прочесали окрестности?

— В радиусе десяти километров был осмотрен каждый куст. Минеры с металлоискателями провели поиск любых металлических предметов в этой зоне.

— И что же, они тоже ничего не нашли?

— Несколько старых мин, оставшихся со времен войны, детали трактора и прочий хлам. Ничего существенного.

— У вас есть какие-нибудь собственные соображения по поводу того, куда мог деваться объект? — Это был каверзный вопрос. Служаки, типа Ленькова, всеми способами стараются избегать необходимости делать собственные выводы, полностью полагаясь на инструкции и уставы, но капитан ответил, не увиливая.

— Единственный возможный вывод — он все-таки поднялся в воздух. Невысоко, так, чтобы его не смогли засечь локаторы. Для обнаружения их импульсов не нужно специальных приборов. Думаю, он знал, что район находится под наблюдением. Не набирая высоты, уйти далеко объект не сумеет Видимо, он вновь опустился на землю и замаскировался так, что мы не смогли его обнаружить.

— Садитесь! — проворчал Петров. — И давайте определим на местности зону, которую следует прочесывать с особой тщательностью.

— Это потребует времени. Мы должны будем проверить каждый дом, каждый стог сена, каждый сарай.

— Если нужно, я передам в ваше распоряжение хоть целый батальон. В людях у нас, слава богу, недостатка нет. И можете закурить. — Это предложение было особой любезностью со стороны Петрова. Его подчиненные прекрасно знали, что генерал не курит, и от подобных предложений всегда отказывались, однако Леньков появился в этом подразделении совсем недавно, таких тонкостей не знал и немедленно воспользовался разрешением генерала. Чем еще больше подогрел его неудовольствие.

Не заметив этого, он вольготно развалился на неудобном деревенском стуле и, не найдя пепельницы, использовал вместо нее крышку от кофейной банки. Однако умение Петрова сдерживаться и не реагировать на подобные мелочи на сей раз принесло неожиданные плоды.

— У меня есть одно предположение относительно Копылова, — произнес Леньков в промежутках между жадными затяжками. — Только этот человек исчез бесследно. Тела остальных погибших мы обнаружили. Всех, кроме него. Причем Копылов исчез на глазах нескольких свидетелей, после того как на него наехал объект.

Вполне возможно, он не погиб, а был захвачен объектом. Если я не ошибся, этот человек может располагать ценнейшей информацией о машине.

— Интересно, каким образом вы собираетесь получить эту информацию?

— Я думаю, что со временем он попытается связаться с нами, если ему представится такая возможность. С нашей стороны нужно сделать все, чтобы облегчить ему это. Я распорядился проверить и восстановить все телефонные линии в ближайших деревнях. Кроме того, во всех населенных пунктах, в зоне нашего особого внимания, будут установлены дополнительные будки с радиотелефонной связью у сельских магазинов и почтовых отделений.

— Это правильно. Но вы не должны ограничиваться пассивным ожиданием. Необходимо обнаружить объект как можно быстрее. Каждый лишний час, который он использует, предоставленный сам себе, может оказаться решающим. Мы не знаем всех его возможностей, тут вы совершенно правы. Но, надеюсь, вы понимаете, насколько он опасен и какая ответственность лежит на нас?

Мне уже дважды звонил президент. Он взял это происшествие под свой личный контроль…

Движение прекратилось. Но заслуги самого Копылова в этом не было. Все его попытки овладеть управлением и заставить танк остаться в заброшенном селе ни к чему не привели. В какой-то момент, когда он попытался ухватиться за рычаг непонятного назначения, находящийся под доской пульта, его так сильно ударило током, что он потерял сознание и теперь, очнувшись, не мог сообразить, сколько прошло времени с того момента, как он попал внутрь танка.

Застежки ремней, удерживавших Копылова в кресле, щелкнули и раскрылись, едва он начал шевелиться. Журналист немедленно воспользовался предоставленной свободой для того, чтобы выбраться из кресла и попытаться найти люк, ведущий из кабины наружу. Танк стоял совершенно неподвижно. Несколько минут тому назад панорамное окно погасло, или его объективы были теперь закрыты снаружи предохранительными заслонками.

Огни на пульте тоже погасли, в кабине царил полумрак, не слишком плотный, поскольку где-то на потолке, над головой Копылова, оставался невидимый для него источник света. Люка не было. Зато через какое-то время он обнаружил сбоку кабины неожиданную здесь и довольно широкую дверь. Она поддалась его усилиям без малейшего сопротивления, и не ожидавший этого журналист буквально вывалился наружу.

Он с трудом удержал равновесие и теперь стоял, прислонившись спиной к корпусу машины, не в силах сообразить, где, собственно, находится. Слишком невероятной, почти шизофренической казалась обстановка, в которой он вдруг очутился.

Танк стоял внутри деревенской избы, окруженный со всех сторон ее совершенно целыми стенами. Каким образом удалось этой махине проникнуть внутрь тесного помещения, не нарушив ни одного венца деревянных стен, оставалось для Копылова полнейшей загадкой. Еще большей загадкой оказались размеры танка, уменьшившиеся ровно настолько, чтобы машина смогла поместиться внутри деревенской избы.

Со всех сторон Копылова окружала галерея комнат, изобилие которых совсем не свойственно деревенским избам. Оставалось предположить, что за очень короткое время танк не только изменился сам, но и сумел изменить под свои нужды окружающую среду. Копылов мог видеть лишь один отсек и две двери, ведущие, очевидно, в соседние помещения этой модернизированной избы. В настоящий момент он не испытывал ни малейшего желания их исследовать. Единственная мысль — выбраться отсюда как можно быстрее — владела Копыловым, и, заметив третью дверь, ведущую в сени, он поспешно направился к ней и очутился в узких темных сенях, заканчивавшихся покосившейся деревянной дверью. Сквозь щели в досках снаружи просачивались узкие полоски жидкого света. В сенях было холодно и сыро, пахло гнилью, мышами и еще какой-то гадостью, но открыть эту последнюю, ведущую наружу дверь Копылов не спешил, возможно, оттого, что хотел сначала подготовиться к тому, что его там ожидало. Не могли его просто так отсюда выпустить. Незачем было организовывать всю эту историю с похищением и ремнями, приковавшими его к креслу. Нелогичным становилось все, и он не ждал, что за дверью его ждет свобода, но все же надежда оставалась…

В конце концов, осторожно, словно боясь привести в действие смертоносный механизм, притаившийся за дверью, он попытался ее открыть. С печальным скрипом дверь, уступив его усилию, распахнулась.

Теперь он стоял на покосившемся, полусгнившем крыльце. Перед ним раскинулся запущенный пустой двор обычного деревенского дома, давно заброшенного хозяевами и оттого унылого и производившего угнетающее впечатление. Но двор журналиста сейчас совершенно не интересовал. Имела значение лишь небольшая калитка рядом с воротами. Даже слегка приоткрытая…

Он рванулся к ней, не замечая скользкой грязи под ногами, мелкого гнусного дождя, ударившего ему в лицо, едва он выбрался из-под навеса, прикрывавшего крыльцо. Несколько десятков метров, отделявших его от улицы, Копылов преодолел единым махом, схватился за калитку, распахнул ее еще шире и остановился, налетев на невидимую силовую стену. Пути на улицу не было.

Часа через два, тщательно исследовав всю ограду, окружавшую избу со скрытым в ней танком, он убедился в том, что выхода отсюда не было. Его и не могло быть. Подопытная морская свинка, объект для наблюдения — вот что он собой теперь представляет и для чего здесь находится. Выхода из клетки не будет до тех пор, пока наблюдение не закончено. Ну что же… Все, что ему оставалось, в свою очередь, — собирать и накапливать информацию. Рано или поздно этот кошмар закончится, он вновь окажется в нормальном, наружном мире, и тогда каждое его наблюдение, каждая особенность в поведении этого нежданного гостя могут оказаться бесценными. Пока что он продолжил более тщательное исследование изгороди, все еще надеясь найти не замеченный раньше выход.

Местами невысокий, полуразрушенный плетень прерывался широкими дырами, но, пытаясь пройти сквозь них, узник постоянно чувствовал упругое сопротивление и легкое электрическое покалывание во всем теле, словно предупреждавшее его о том, что дальше пути нет. Если же Копылов игнорировал предупреждение и продолжал ломиться вперед, покалывание переходило в болезненные удары тока, а постепенно возраставшее сопротивление преграды в конце концов отбрасывало его назад.

Итак, он по-прежнему оставался пленником. Но главное сейчас не в этом, а в том непреложном факте, что машина, лишь внешне выглядевшая как танк, способна генерировать силовое поле, неизвестное земной науке, и устанавливать его на некотором расстоянии от себя, достаточном, впрочем, для того, чтобы прикрыть всю эту заброшенную усадьбу невидимым силовым куполом.

Вечерело. Сверчок в избе завел свою бесконечную песню. Мелкий гнусный дождь, непрерывно сеявший с неба, усилился, и Копылову пришлось в конце концов вернуться в избу, преодолев собственный страх.

Собственно, у него был выбор. Можно было остаться на ночь в пустом сарае, чердак которого забит старой соломой, но такого удовольствия он им не доставит.

Он не знал, кто такие эти «они», но зато твердо знал, что на глазах у них не останется ночевать в сарае, словно какая-то скотина. Он все время чувствовал следящие за ним «глаза». Или ему так только казалось? А все эти мысли об инопланетянах, похитивших несчастного журналиста для своих зверских психологических опытов, не более чем его болезненно разыгравшееся воображение? Возможно… Одно не вызывало сомнений — ситуация, в которой он теперь очутился, не имеет аналогов, а машина, попавшая на Землю и пленившая его, создана в ином, нечеловеческом мире.

Дверь он открывал так осторожно, словно за ней затаилась гремучая змея. В избе, казалось, ничего не изменилось за то время, пока он проводил исследование изгороди. Разве что стало темнее, и слабый свет, идущий из распахнутой двери в боковой броне танка, не мог осветить все помещение.

Самым разумным в его положении было отложить детальное изучение машины на завтра. А сейчас следовало позаботиться о каком-то ночлеге. Об ужине он даже не мечтал, хотя в желудке начались голодные спазмы. Последний раз ему удалось перекусить тушенкой из армейского рациона часов двенадцать тому назад.

Нашарив в кармане крошечный квадратик зажигалки, он обрадовался ей, словно обнаружил клад. Синеватый газовый огонек осветил пространство вокруг него в радиусе нескольких метров. Стены избы, потемневшие от времени, почти не отражали свет, и от этого казалось, что мрак в помещении стал еще плотнее.

Единственным живым звуком, помогавшим Копылову не растерять остатки мужества, была звонкая трель сверчка. Она доносилась из соседней комнаты, отделенной от горницы, в которой расположился танк, закрытой дверью.

Потребовалось определенное усилие, и отнюдь не физическое, чтобы открыть эту дверь. Она поддалась с неестественно громким скрипом, словно петли не смазывались лет двадцать. Возможно, так оно и было.

Закрыв за собой дверь, чтобы не видеть этот чертов танк, непрерывно следивший за ним, Копылов очутился в небольшом помещении, половину которого занимала огромная русская печь с широкой лежанкой, прикрытой каким-то тряпьем. Не лучшее место для ночлега, но никакого желания продолжать поиски иного у Копылова не было. Весь его запас сил и мужества был до конца исчерпан этим бесконечным днем, переполненным непредсказуемыми событиями.

Взобравшись на лежанку и укрывшись старым тряпьем, журналист попытался уснуть, стараясь не думать о том, какие насекомые давно и навсегда освоили это место. Блохи, во всяком случае, водились здесь в изрядном количестве. Одну он поймал, еще раз воспользовавшись зажигалкой.

Призвать спасительный сон не удавалось довольно долго, хотя он в своих бесконечных командировках научился засыпать в любых условиях. Так, по крайней мере, ему казалось до сегодняшнего дня.

В конце концов Копылов все же заснул. Проснулся он от ослепительного света, ворвавшегося в окна. Изба ходила ходуном, словно снаружи по ней лупил молотом какой-то взбесившийся великан.

Вначале он подумал, что это пристрелочный залп ракетной установки, вновь обнаружившей свою пропавшую цель. Но он ошибся. Это была не ракетная установка. Что-то происходило вокруг. Что-то такое, чего не может вынести нормальная человеческая психика.

Через мгновение, потеряв сознание, он безвольно распластался на печной лежанке, уже нимало не заботясь о собственной судьбе.

ГЛАВА 12

Когда Копылов осмелился вновь открыть глаза, лежанка, на которой он пытался заснуть, исчезла. Изменился весь дом. Исчез танк. Большое водительское кресло, к которому пленник был привязан во время своего путешествия, находилось посреди просторной комнаты незнакомого дома. И именно в нем восседал теперь Копылов. Хотя он совершенно не помнил, когда покинул свою безопасную лежанку и каким образом очутился в кресле. К счастью, хоть ремни отсутствовали. В распахнутое настежь окно врывался солнечный свет и ветер. Нудного моросящего дождя не было здесь и в помине. Многое изменилось — если не все. Взять хоть эту комнату, в которой он сидел, не решаясь покинуть кресло, чтобы ненароком не вызвать какой-нибудь новый катаклизм.

Комната выглядела совершенно новой. Стены сложены из современных пластмассовых блоков, прикрытых настенными панелями. Вряд ли он когда-нибудь видел подобные панели в Москве. Что же это за дом и каким образом он в нем очутился? Танк вновь переместился? Но тогда где же он сам, почему кресло прикреплено к полу мощными болтами, словно всегда стояло здесь, как нечто, не имеющее отношения к боевой инопланетной машине?

С полчаса Копылов боролся с собственным страхом, с желанием встать с кресла и раздобыть хоть какую-то информацию о месте, в котором оказался. Кроме всего прочего, ему хотелось есть. Голод и жажда, преследовавшие его еще в заброшенном селе, стали совершенно невыносимыми.

Наконец, решив, что жить в кресле ему удастся не слишком долго и рано или поздно его все равно придется покинуть, журналист понял, что лучше сделать это сейчас, пока он совершенно не обессилел от голода.

Копылов поднимался медленно, буквально по сантиметру перенося тяжесть собственного тела с седалища на ноги, и, когда его тело наконец оторвалось от кожаной подушки, не произошло ровным счетом ничего. Возможно, это вообще другое кресло, не имеющее отношения к танку. На всякий случай он осмотрел его еще раз, внешне оно казалось точной копией хорошо знакомого водительского сиденья, разве что в танке не было этих огромных болтов, крепящих кресло к полу, и толстого кабеля, идущего от кресла и исчезающего в полу.

Отложив изучение этого непонятного устройства, лишь внешне напоминавшего кресло, до лучших времен, Копылов решил выяснить, где он оказался, кому принадлежит этот дом и есть ли здесь возможность раздобыть хоть какую-то пищу. Дом выглядел слишком новым для заброшенного села, его переместили куда-то в другое место, возможно, в более современное село… Копылов старательно отгонял непрошеные мысли о том, что это может быть совсем не подмосковное село, и думал о магазине в центре. Подобные магазины, где продают хлеб, колбасу и масло, всегда располагались в центре…

На всякий случай он проверил, на месте ли бумажник, в котором еще оставалось пара сотен рублей от последней получки, — бумажник оказался на своем месте, во внутреннем кармане куртки. Осторожно, словно пол был усыпан невидимыми осколками стекол, Копылов пробрался к окну.

Картина, открывшаяся ему, была настолько невероятна, что сознание отказалось принять ее.

«Это бред, я все еще нахожусь без сознания, я все еще сижу в этом чертовом кресле и вижу сон!» Подобное предположение казалось наиболее вероятным, хотя он помнил, что цветные объемные сны ничего хорошего не означают для психики субъекта, который их видит. Первый и наиболее верный признак шизофрении как раз и представляли собой такие сны. И все же лучше было бы видеть цветной сон, чем это.

«Это» начиналось в сотне метров от окна, там, где проходила проволочная сетка, отделявшая вполне заурядный огород и хозяйственные постройки усадьбы, к которой принадлежал дом, от леса. Если только то, что он видел, могло называться лесом. Скорее уж фиолетовое образование, состоявшее из плотно переплетенных спиралей, походило на болезненную игру воображения модернистского скульптора, на бред, на что угодно.

Забыв про голод и про подстерегающую его здесь на каждом шагу неизвестную и оттого еще более страшную опасность, Копылов бросился к выходу и едва не упал, наткнувшись в сенях на аппарат неизвестного назначения. И, наконец, вырвавшись наружу, поскользнулся на покрытых росой ступеньках крыльца. После чего, пролетев пару метров, грохнулся лицом вниз на мягкое газонное покрытие. Во время падения Копылов плотно зажмурил глаза и несколько секунд лежал неподвижно, надеясь на то, что после такого отрезвляющего удара о землю кошмар рассеется.

Его надежду укреплял запах обычной земной травы, заполнившей теперь все пространство вокруг его лица, а те два солнца, которые он мельком увидел во время своего падения, могли быть продолжением все того же кошмара, и в реальности их, возможно, не существовало.

Копылов всю жизнь был маленьким человеком, умевшим приспосабливаться к обстоятельствам. Без этого умения выжить в трудные времена перестройки человеку творческой профессии не было ни малейшей возможности. Он начал с работы нештатного корреспондента в «Вечернем Омске», затем его статьи стали печатать в толстых журналах. Он много е здил по стране, часто менял место жительства и до сих пор не удосужился обзавестись семьей. Возможно, из-за своего небольшого роста и из-за того печального обстоятельства, что своей врожденной робостью и неуклюжестью он отпугивал женщин, хотя эти качества удивительным образом сочетались в нем с напористостью и пронырливостью, когда он занимался своей работой.

Все же работа эта не принесла ему настоящего успеха, и его юношеская мечта — стать знаменитым писателем — так и осталась невоплощенной. К сорока годам начинаешь понимать, что вся твоя жизнь уже разменяна на ничтожные мелочи, на текучку, на повседневную изнурительную борьбу за кусок хлеба, а от радужных перспектив и юношеских планов ничего не осталось…

И вдруг сейчас, когда надежда совсем покинула его, судьбе было угодно бросить его в самый центр совершенно невероятных событий. Сначала этот несущийся по дороге инопланетный танк, затем неожиданное и совершенно безумное желание остановить эту невероятную громадину, словно кто-то толкнул его на середину шоссе…

И вот в конце концов он оказался в еще более невероятном месте. Логика и здравый смысл не могли согласиться с происшедшим, принять его. Сознание лихорадочно искало опровержений, логических нестыковок в окружавшем его мире — их было сколько угодно. Взять хоть этот газон — обыкновенный земной газон с обыкновенной земной травой. Откуда она могла здесь взяться, если над головой у него светят два солнца и все предметы отбрасывают по две тени? Кто пронес ее семена через бесконечные бездны пространства, и для чего он это сделал? Чтобы он, Копылов, лежал вот так лицом вниз в этой траве и задавал себе бессмысленные вопросы, на которые все равно нет ответов?

«Я начал все это для того, чтобы сделать репортаж. Может быть, самый главный репортаж в своей жизни. Так неужели же теперь я остановлюсь на полдороге и буду продолжать пичкать себя сказками о затуманенном сознании и каких-то галлюцинациях? Я обязан принимать действительность такой, какая она есть на самом деле, и собирать информацию — именно это умение и составляет основу моей профессии. И раз уж меня угораздило посвятить этому бесперспективному делу лучшие годы своей жизни, я буду делать это и сейчас, когда впервые мелькнула на моем горизонте ослепительная удача. Я буду делать это, чего бы мне это ни стоило и куда бы ни привела меня моя работа!»

Клятвы, которые Копылов прошептал в сырую землю, помогли ему собраться, преодолеть страх и подняться на ноги.

За оградой, в противоположной стороне от леса, располагался целый поселок, состоящий из одинаковых коттеджей и обнесенный высокой проволочной сеткой. Одна-единственная улица вела от его дома до самого конца поселка, и по обеим ее сторонам он насчитал двенадцать новеньких и, кажется, совершенно пустых домов. Слишком тихим, словно замершим в непонятном ожидании, показался ему на первый взгляд этот странный поселок.

Копылов начал с исследования дома, в котором очнулся. Он инстинктивно откладывал изучение остального поселка, видимо, потому, что уже знал — там никого нет. Дома пустые, он один в этом безумном мире, совершенно один. Он гнал эту мысль прочь и не хотел окончательно потерять надежду.

Дом выглядел уютным и добротным. Но, самое главное, в нем было все, необходимое человеку для жизни. Разнообразная одежда и пища. Целый склад продуктов он обнаружил в подвале. В холодильных установках висело свежезамороженное мясо, множество концентратов и консервов. Этого запаса могло хватить на то, чтобы прокормить целый год человек десять.

Если он здесь один, хватит лет на десять… Но он не один, не может быть один, иначе для чего построили остальные коттеджи? Даже если сейчас в поселке никого нет — жители появятся. Возможно, тем же самым невероятным способом, каким очутился здесь он сам. Нужно подготовиться к этому. Вдруг Копылов подумал, что осуществление его страстного желания — не остаться здесь одному — может привести к совершенно неожиданным последствиям. Неизвестно, какие гости пожалуют вслед за ним в подготовленные для них коттеджи…

Поблизости от холодильной установки спускалась с потолка металлическая труба, у самого пола она заканчивалась на крышке прозрачного цилиндра, внутри которого беспрерывно вращался вихрь холодного желтого огня, освещавшего все пространство подвала.

Скорее всего, это была энергетическая установка, принцип действия которой остался для Копыл острова совершенно непонятен. В том, что это именно энергетическая установка, он окончательно убедился, обнаружив на стене подвала целую систему прозрачных тонких трубок, наполненных все тем же желтым огнем. Одна из таких трубок шла к холодильным камерам с продуктами, другие исчезали в стене, обращенной к остальным коттеджам, и, судя по числу трубок, соответствовавшему количеству домов, скорее всего, снабжали их необходимой энергией.

Оставалось неясным, куда шла самая толстая труба, какому устройству требовалось больше всего энергии?.. Он почти догадался, но все же специально поднялся из подвала наверх, промерил расстояние от стен до основания кресла и окончательно убедился в том, что больше всего энергии предназначалось для транспортного устройства, перенесшего его в этот мир.

Телепортатор? Пространственные ворота, такие, как в «Звездных вратах»? Он поймал себя на том, что начинает оценивать окружающее с точки зрения фантастических фильмов, и тут же подумал, что для этого у него есть все основания.

А если это устройство забросило его сюда, почему бы не попробовать привести его в действие снова? Заставить сработать в обратную сторону? Он совсем было собрался резко опуститься в кресло, чтобы привести в действие невидимый механизм контактов, и тут же остановил себя. Прежде чем пытаться вернуться, неплохо бы закончить исследование этого странного места, а заодно и поесть.

В доме было четыре комнаты. Вполне современная спальня и кухня, оборудованная всем необходимым. Набрав в подвале целую гору продуктов, Копылов занялся приготовлением роскошного обеда, решив, что исследование поселка, не проявлявшего за все это время ни малейших признаков жизни, вполне может подождать.

Поджарив на крутом огне жирный кусок свинины, он довел его до того состояния, когда на мясе образуется хрустящая корочка, не дающая вытекать и испаряться соку, затем, посолив и поперчив, оставил мясо доходить в духовке. Теперь нужно позаботиться о гарнире. Замороженный картофель, приготовленный в СВЧ, его вполне устроил. Нашлась бутылка с какой-то жидкостью, весьма напоминавшей красное вино.

Самым странным ему показалось то, что все эти продукты готовились специально для этого места, — иначе как объяснить, что ни на бутылках, ни на этикетках консервов не было ни фирм-изготовителей, ни страны. Только названия продуктов на вполне понятном русском языке.

На сладкое он разморозил клубничное желе. Приготовил большую чашку крепкого растворимого кофе и приступил к пиршеству, пожалев, что не с кем разделить такой роскошный стол.

Расправившись с обедом и сбросив грязную посуду в посудомойку, которая тут же и включилась сама собой, он решил закончить исследование дома. Собственно, ему осталось осмотреть хозяйственные пристройки и единственную комнату с металлической дверью, в которой он еще не успел побывать. Ключи висели рядом с дверью и, казалось, приглашали его открыть замок.

Он начал с этой комнаты, решив, что единственная металлическая дверь с сейфовым замком должна скрывать за собой нечто важное, и не ошибся.

Там было два небольших помещения, лишенных окон, но зато ярко освещенных потолочными квадратными плафонами. В первом располагалась оружейная, в которой находился целый арсенал самого разнообразного оружия. Рядом с гладкоствольными ружьями висели современные охотничьи арбалеты и небольшие энергетические пистолеты неизвестных ему марок. Судя по набору оружия, оно предназначалось не для войны, а скорее для охоты и защиты. «Защиты от кого?» — тут же возник вопрос, на который опять не было никакого ответа.

Во втором помещении располагался небольшой пульт с двенадцатью цветными дисплеями и надписями на русском языке у каждого переключателя. Он пощелкал несколькими тумблерами, покрутил ручки настроек. Дисплеи загорелись, показывая ему пустые внутренности любого из двенадцати коттеджей, кроме того, тринадцатого, в котором он находился.

Окончательно убедившись в том, что он здесь один, Копылов решил проверить мелькнувшую у него догадку и осмотреть весь поселок, чтобы понять, для кого предназначался этот особый тринадцатый коттедж, особый уже своим положением, потому что он стоял в конце улицы, перегораживая ее, обращенный своим фасадом к остальному поселку

Продвигаясь по единственной дороге к ближайшему коттеджу, Копылов старался не смотреть на чудовищный, вызывающий дурноту своим непропорциональным, ни на что знакомое не похожим видом пейзаж чужой планеты, по-хозяйски расположившейся за оградой поселка.

Придет время, когда он к нему привыкнет. Когда он свыкнется с мыслью о том, что у него над головой светят два солнца, может быть, тогда… Но он знал, что никогда не сможет привыкнуть. Чтобы привыкнуть к этому размытому в пространстве за изгородью лесу, здесь надо было родиться или быть исследователем, специалистом, ботаником, например. Тогда, возможно, профессиональный интерес помог бы ему справиться с собственным неприятием растительных форм чужой планеты.

Что-то в них было… Что-то угрожающее… Запах? Шум со свистом проносящегося сквозь бесконечные бесформенные спирали ветра? Или что-то еще? Нечто такое, что невозможно определить словами… Изгородь, отделявшая лес от поселка, казалась такой непрочной, хотя, вспоминая о защитном куполе, которым танк накрыл целую деревню, он мог бы предположить, что эта изгородь не так проста, как кажется на первый взгляд.

Добравшись наконец до ближайшего коттеджа, Копылов перевел дух и на всякий случай нажал расположенную у входной калитки кнопку звонка. (На тринадцатом коттедже, который он считал своим, такой кнопки не было.)

На долгий звонок, разумеется, никто не отозвался. После подробного исследования всех коттеджей с помощью мониторов, стоявших в железной комнате, он в этом и не сомневался.

Распахнув незапертую дверь, он вошел внутрь и убедился, что в этом доме нет ни комнаты с оружием, ни запасов продовольствия, ни пульта. Только камеры наблюдения, натыканные в каждой комнате.

Остальные одиннадцать коттеджей оказались зеркальным отражением друг друга.

Теперь он знал, что нужно делать в том случае, если механизм возврата не сработает и ему придется остаться здесь надолго.

Он станет комендантом этого поселка. Присвоит себе это звание по праву первого. И поскольку он, единственный из всех, будет владеть запасом оружия и продовольствия, никто не посмеет оспорить у него эту ответственную должность.

Каждый, кто здесь появится после него, будет вынужден беспрекословно подчиниться его приказам… Он сам будет устанавливать для прибывающих поселенцев правила жизни. Он даже может заранее написать специальный свод этих правил, которые в дальнейшем помогут обеспечить в поселке нормальную жизнь, без конфликтов и ненужных ссор.

Подумав об этом, Копылов неожиданно понял, что возвращаться ему хочется теперь не так уж сильно…

ГЛАВА 13

В трюме яхты Сергей и Алексей обнаружили шесть пластиковых запечатанных ящиков, закрытых кодовыми замками. Каждый из них весил не меньше пятидесяти килограммов, и, чтобы доставить их на берег через топь, пришлось провозиться до самого рассвета.

Работали молча, спешили изо всех сил, чтобы успеть до восхода солнца. Они были вынуждены вырубать окрестный ивняк и настилать гать по дну озера, чтобы не провалиться в топь вместе с ящиками. Во время разгрузки никому из них не пришло в голову проверить посылку и вскрыть хотя бы один ящик. Оба понимали, что прежде всего надо закончить работу и ликвидировать верхушки мачт, с вызовом торчащих над низкорослыми болотными деревьями.

— А что случится с грузом, если ты сейчас нажмешь кнопку на своем телефоне? — спросил Алексей, и это был первый разумный вопрос за всю долгую, наполненную изнурительной работой ночь.

— Ящики уменьшатся вместе с судном. Все предметы, находящиеся на борту, уменьшаются пропорционально.

— А люди?

— Насчет людей не знаю. Не пробовал. Возможно, они уменьшаются тоже. Не хочешь проверить? — он попытался мрачно пошутить, но шутки не получилось. Алексей ему не ответил, лишь взвалил на плечо последний ящик и проворчал, по пояс погружаясь в воду:

— Могли бы и не увеличивать их до разгрузки! Или хотя бы временно сделать поменьше.

Рассвет застал их промокших, злых и перепачканных в болотной жиже. Яхту они уменьшили с помощью заранее оговоренного с Павлом телефонного звонка и переправили ее в рюкзак. Но вот сил на то, чтобы спрятать ящики, уже не осталось.

— Хороши мы будем, если сюда сейчас заявится инспектор Природнадзора. Вокруг словно Мамай прошелся.

Действительно, следы от их ночной деятельности на болоте впечатляли.

Развороченный мох и вырубленный в радиусе ста метров ивняк.

— Надо спрятать ящики и как можно скорей сматываться отсюда!

— Не так-то просто их здесь спрятать. Кругом трясина, засосет так, что потом не достанешь.

— Придется крепить к корням деревьев и сверху маскировать мхом, это не слишком надежно, но другого способа я не могу придумать. В конце концов, это ненадолго. Как только у нас появится подходящий транспорт, мы их вывезем.

Все опять упиралось в деньги. И только сейчас Сергей наконец решился проверить содержимое полученного груза.

Номера кодовых замков Павел сообщил ему заранее, и открыть ящики не составило никакого труда. Как только откинулась крышка первого, их глазам предстали кучки необработанных драгоценных камней, аккуратно разложенных по сортам в специальных отделениях. Больше всего было алмазов. Некоторые довольно крупные, на неопытный взгляд Сергея, в каждом таком камне веса никак не меньше двух-трех граммов, и стоить он должен был баснословно дорого. Почему-то богатство, оказавшееся в их руках, не произвело на них особого впечатления, возможно, потому, что воспринималось пока отстраненно. Его еще нужно было вывезти, превратить в реальные деньги. Сейчас это были только красивые, искрящиеся на солнечном свету камни…

В следующем ящике лежали золотые и платиновые слитки. Содержимого одного этого ящика хватило бы на то, чтобы купить несколько московских банков. Золото всегда выглядит более весомо, более вещественно, чем все прочие драгоценности. И Алексей неожиданно спросил:

— Кто нам мешает исчезнуть вместе с этим богатством? Жить в свое удовольствие в какой-нибудь далекой стране, забыть обо всех проблемах… В Рио-де-Жанейро, например…

— Размечтался. Тоже мне, Остап Бендер. С их-то возможностями они нас найдут в два счета. И, кроме того, они собираются вручить нам вещь, гораздо более ценную, чем любое богатство. Они это отлично понимают. Богатство всегда, во все времена было всего лишь средством…

— Средством для чего? Средством к чему?

— К власти, Алеша! К власти над людьми, над обстоятельствами, над законами…

В третьем ящике оказалось оружие и приборы неизвестного назначения. Особенно впечатляли небольшие плоские пистолеты с красным раструбом на конце, похожие на детские водяные игрушки. В последнем телефонном разговоре Павел пояснил, как ими пользоваться.

— Парализаторы. После выстрела этой штуки человек полностью вырубается и находится в таком состоянии от одного до шести часов, в зависимости от Мощности излучения. Вот здесь, на рукоятке, есть шкала. Шестичасовой импульс, кроме всего прочего, лишает человека кратковременной памяти. Иными словами, очнувшись, он не будет помнить ничего, что с ним произошло за последние сутки.

— Удобная вещь. Продуманная. Они неплохо нас изучили — твои друзья.

— Они не мои друзья.

— Все равно, здорово придумано. С этой штукой нам не страшны визиты никаких инспекторов.

Они бегло осмотрели оставшиеся ящики, в которых оказалось незнакомое электронное оборудование.

— Что мы будем делать со всем этим хламом?

— Там должна быть инструкция. Нам обещали надежную защиту — возможно, это она и есть. Кому-то из нас придется остаться и охранять ценности, пока второй отправится за машиной.

— Тебе решать, кому остаться. С таким оружием охрана не составит проблемы.

— Проблема в другом: как обменять ценности на валюту.

— А зачем их обменивать? Заходишь в небольшой обменный пункт, когда там нет очереди, вынимаешь парализатор, потом забираешь валюту.

— Если мы с самого начала будем применять бандитские методы, очень скоро наша организация превратится в новое отделение мафии. Но тем не менее в твоем предложении есть рациональное зерно. Первый обмен я проведу, так сказать, в обезличенном порядке. После того как служащие и охрана будут вырублены, я положу им в кассу пару золотых слитков и возьму их примерную стоимость валютой.

— Ты слишком благороден, Сергей. Думаешь, эти барыги будут тебе благодарны за операцию? Вой поднимется еще тот.

— Не поднимется, если цена золота будет значительно превышать сумму пропавшей валюты. Они промолчат. Ребята, которые работают в обменных пунктах, прекрасно разбираются в выгоде и не любят беспокоить официальные органы по пустякам.

— Может и получиться. Ты хочешь заняться этим сам?

— Давай бросим жребий. Так будет справедливей.

Сергею хотелось остаться рядом с ценностями. Но он понимал, что, если с самого начала не перебороть в себе этого, въевшегося с московской жизнью недоверия даже к друзьям, ничего у него не получится. И они бросили жребий. Сергею, разумеется, выпало ехать в Москву. Никогда ему не везло ни с лотереями, ни со жребиями.

Возражать он не стал и постарался не показать, как сильно разочарован результатом жеребьевки. Дело было даже не в том, что находиться рядом с ценностями ему казалось само собой разумеющимся, — ведь, в конце концов, это для него прибыла посылка… Дело было в том, что он не представлял себя в роли громилы, врывающегося в обменный пункт с игрушечным пистолетом в руках… Могут ведь и подстрелить ненароком… Но делать было нечего. С судьбой не поспоришь, и он выдал Алексею краткие наставления и предупредил, чтобы тот не ждал его возвращения раньше следующего дня, — нужно было еще успеть купить машину.

Умывшись и по возможности приведя себя в порядок, он положил в рюкзак три слитка золота и несколько алмазов покрупней, затем взял один из восьми парализаторов, проверил индикатор заряда и, кивнув Алексею на прощанье, без ненужных сейчас слов, молча начал выбираться из болота.

В Москве он был уже к двум часам, без всяких происшествий в дороге, и решил самую опасную часть операции провести сегодня, не откладывая ее на следующий день, хотя и отдавал себе отчет в том, что такая операция без предварительной подготовки имеет все шансы закончиться провалом.

Его словно несла какая-то волна, он не в силах был остановиться и боялся, что завтра этой странной решимости к безрассудным поступкам у него может не оказаться.

Подходящий пункт он нашел возле Савеловского рынка. Торговля здесь закончилась, и все, кому нужно было обменять валюту, давно это сделали. Так что посетителей не было, и в этом задрипанном пункте, расположенном где-то на задворках торговых рядов, не было видно даже охраны. Сидела за стеклянной перегородкой одна кассирша. Охранник наверняка был, но в данный момент он отсутствовал, отлучился куда-то по своим неотложным делам. И Сергей решил именно здесь испытать судьбу. У него хватило благоразумия лишь на то, чтобы, простояв на углу около часа, убедиться в том, что никто не собирается посещать этот обменник, а охраны по-прежнему не видно. Едва закончился этот отведенный для разведки час, он решительно вошел внутрь, прикрыл за собой дверь, предварительно перевернув на ней табличку с надписью «Открыто».

— Что вы делаете? — успела удивленно спросить кассирша, до того как парализатор в руке Сергея издал звук, больше всего похожий на мурлыканье сытого кота.

Женщина беззвучно осела на пол, так и не успев дотянуться до красной кнопки у себя под столом.

Сломать замок, отделявший служебное помещение кассы от предбанника, отведенного для клиентов, оказалось проще простого.

Даже сейф оказался распахнутым настежь, а разложенные по достоинству купюры лежали на столе перед кассиршей. Видимо, она подсчитывала дневную выручку и готовилась к прибытию инкассаторов. Нужно было спешить. Он смахнул в рюкзак долларовые ассигнации, не считая. Больше всего здесь было сотенных купюр, так любимых москвичами и обменщиками.

На беглый взгляд денег было не так уж и мало, что-то около пятидесяти тысяч. Он вынул из рюкзака два килограммовых слитка золота и положил их на стол перед кассиршей. Учитывая цены на Троицкую унцию золота, недавно установленные на лондонской бирже, здесь было больше шестидесяти тысяч. Так что он никого не обидел. Оставалось незаметно покинуть обменник. Подходя к двери, он даже удивился, насколько просто могло бы пройти ограбление, но в этот момент дверь рывком распахнулась, и два человека в форме сотрудников ведомственной охраны ворвались внутрь. Он так и не успел понять, подала ли кассирша какой-то сигнал, или наблюдение за дверью обменника велось снаружи и охранникам показалось подозрительным слишком долгое пребывание клиента внутри.

Самым неприятным было то, что оба охранника приготовили оружие заранее, перед тем как ворваться в помещение. Первый держал в руках газовый пистолет, скорее всего, переделанный под боевые патроны, второй выставил перед собой электрошокер.

Сергей приподнял парализатор, и прежде чем успел нажать на спуск, услышал, как старший охранник крикнул: «А ну бросай свою игрушку!»

Непрезентабельный вид его оружия спас ему жизнь и на какую-то долю секунды удержал палец охранника на спусковом крючке. Только это и позволило Сергею выстрелить первым. После удара парализующего импульса тело человека на какое-то время становилось совершенно расслабленным, а спустя несколько минут все мышцы сводило в тугие комки. Наверно, когда человек возвращался в сознание, это было болезненно. Сергей понимал, что применение чужого оружия против людей аморально в своей основе — слишком велико преимущество… Впрочем, если бы охранник успел нажать на спуск секундой раньше, он бы об этом не рассуждал.

Оттащив тела обоих охранников в сторону, он осторожно выглянул в приоткрытую дверь и не заметил ничего подозрительного.

Переулок жил своей обычной жизнью. Поправив на дверях табличку «Закрыто», Сергей, никем не замеченный, проскользнул в переулок и благополучно добрался до станции метро.

Теперь нужно было найти автомобильный салон, торгующий иномарками высокой проходимости. Их в Москве за последнее время развелось как грибов после дождя. Чаще всего такие салоны торговали подержанными машинами, угнанными за рубежом и благополучно оформленными в продажу с помощью московского ГАИ. Клиенты побогаче через пару лет меняли такие машины на новые. Именно на такую, относительно дешевую машину он и рассчитывал. На авторынке можно было купить машину еще дешевле, но зато в салоне все оформление документов занимало не больше часа.

Неожиданно Сергею в голову пришла нелепая мысль о том, что купюры в обменнике могли быть мечеными и в салоне его сразу же арестуют. «Пуганая ворона куста боится». Он не знал, какой обмен-ник выберет, это была неподготовленная спонтанная акция, знать о которой никто не мог. И все же ничем не оправданная тревога не покидала его до тех пор, пока он не избавился в кассе салона от денег, которые жгли ему руки. Он сохранил свои старые права, хотя не водил машину уже лет десять. И это обстоятельство здорово помогло с оформлением.

Вечерело, когда он выехал из ворот салона на довольно потрепанном джипе «Чероки». Еще до завершения сделки он убедился в том, что внутри у этой машины, несмотря на ее непрезентабельный вид, все в порядке. Прошла не больше ста тысяч, и мотор оказался практически новым.

Вырвавшись наконец на шоссе из московских пробок, он убедился в этом еще раз. «Чероки» шел ровно, хорошо держал дорогу на большой скорости и лишь басовито гудел двигателем.

«Интересно, что я стану делать, если никого не найду на озере?» — мелькнула подленькая мысль. Он тут же отогнал ее и зажег фары, чтобы разогнать наползавшую на шоссе вечернюю тьму.

Через сорок минут он уже был в Истре. Маленький городок при ночном освещении казался еще меньше. В свете фонарей жила только центральная улица, остальные утонули во мраке, еще более густом от автомобильных фар, которые, разумеется, никто не спешил переключить с дальнего на ближний свет при разъездах.

После столь долгого отсутствия практики Сергей чувствовал себя за рулем не слишком уверенно. К тому же машина была незнакомая, он все время путал положение переключателя скоростей. Но мощный мотор, сердито ревя, прощал его случайные ошибки.

Наконец прямо перед ним, в свете фар, возникло величественное здание Иерусалимского монастыря. Сверкнули золотом кружевные купола, и он мельком подумал, что хоть какую-то красоту после себя оставит это трудное время. Монастырь недавно полностью отреставрировали.

Не доезжая до монастыря нескольких сотен метров, он свернул направо, на тупиковую дорогу, заканчивавшуюся у дальнего конца водохранилища.

Еще километров пятнадцать, и асфальтированная дорога кончилась.

Теперь предстояло пробираться по раскисшей грунтовке, и каждый отвоеванный у дороги километр словно снимал с плеч водителя дополнительный груз.

В конце концов дорога исчезла, растворившись в болоте. Пришлось остановиться и идти дальше пешком.

Ночью, в незнакомой местности, он плохо ориентировался и не смог определить, какое расстояние отделяло место, где ему пришлось оставить машину, от островка, где должен был ждать Алексей.

Метров через двести, подсвечивая себе мощным фонарем, приобретенным вместе с машиной, он все-таки выбрался на знакомую вырубку в тощем ивняке, которую они сотворили прошлой ночью.

Алексей ничем не выдавал своего присутствия до тех пор, пока не убедился в том, кто именно пожаловал на его «охраняемый объект».

Увидев друг друга, они неожиданно для себя обнялись, чего не делали никогда раньше. Сказалось напряженное ожидание и нервотрепка этого долгого дня.

— Ну, как ты тут? Были визитеры?

— А как же, четверо. Причем два раза.

— И где же они?

— Они днем пожаловали, и я их оттащил подальше, чтобы не знали, где они побывали, когда очухаются. Ну, так они через шесть часов вернулись во второй раз, пришлось повторить процедуру.

— Вот черт… Я не спросил, как действует повторный заряд парализатора…

— Теперь уже поздно спрашивать. Дело сделано, и в том месте, где я их оставил, никого нет, я проверял. Нам нужно торопиться, потому что те, кто их найдет, наверняка поднимут тревогу.

— Даже после одной порции излучения человеку некоторое время трудно двигаться. Странно, что они вернулись… Может, ты их спутал с другими?

— Да вроде нет, у одного была такая приметная кепочка.

— Ладно. Сейчас это действительно неважно.

— Машину нормальную купил?

— Нормальную. Джип «Чероки», вот только по нашим болотам она все равно ездить не может. И придется тащить ящики километра полтора. Ближе я так и не смог подъехать.

ГЛАВА 14

Начинало рассветать, когда черный джип свернул на Кольцевую дорогу и, натужно гудя мотором, понесся по шоссе, словно большое странное насекомое. Движения почти не было в этот ранний час, и Сергей искренне завидовал водителям большегрузных фургонов, мелькавших по обочинам дороги. Они спали прямо в кабинах, а ему с Алексеем не удалось заснуть даже на полчаса. Глаза слипались, и он вел машину в странном состоянии, близком к полету во сне, в котором явь перемешивается с вымыслом и так легко пропустить неожиданно возникшее перед тобой препятствие.

В какой-то момент ему почудилось, что машина, оторвавшись от шоссе, летит над его полотном, и, с Удовольствием наблюдая из кабины за этим полетом, он расслабленно думал о том, как разительно все изменилось. Абсолютно все, даже шкала ценностей.

Все стало другим с того момента, как над городом образовалась невидимая черная дыра во времени, из которой, словно из рога изобилия, посыпались невероятные происшествия и странные события. И хотя лично для них эти события не принесли ничего плохого, он чувствовал всем своим существом, что все это ненадолго. Большая беда уже нависла над городом, распластав свои темные крылья. Видимых последствий, заметных для всех, ждать осталось совсем недолго.

Неожиданно на большой скорости он зацепил колесом неасфальтированную обочину. Машину резко тряхнуло и бросило в сторону. Сергею едва удалось вернуть контроль над нею. В таких случаях в акте дорожного происшествия обычно пишут: «Водитель не справился с управлением». Пришлось остановиться, выйти из джипа и немного пройтись.

Алексей не проснулся даже от этого толчка. Он спал на своем заднем сиденье, обняв один из ящиков с драгоценностями, не поместившийся в багажнике.

Сергей обругал себя за то, что не предусмотрел такого пустяка, как собственное сонное состояние за рулем, и не купил даже крепкого кофе. Перед глазами стоял образ перевернутой машины, драгоценные камни, рассыпанные на дороге…

В низких лучах рассветного солнца они должны были выглядеть красиво, словно радуга, улегшаяся на асфальте…

Нужно было торопиться и постараться увести джип с больших магистралей, пока не проснулись гаишники. Слишком уж рискованно вести машину, набитую драгоценностями, по московским дорогам. Наверно, даже взрывчатку вести не так опасно.

Громко хлопнув дверцей, чтобы показать Алексею свое отношение к его непробудному храпу, Сергей уселся на свое место и уже совсем было собрался включить зажигание, когда в кармане у него протяжно загудел телефон. Сергей осторожно, двумя пальцами достал аппарат из нагрудного кармана, словно это был какой-то ядовитый гад.

Это был первый звонок с той стороны, с момента, когда Павел вручил ему телефон, предупредив, что указания будут поступать по телефонной связи. Ничего хорошего от звонка Павла Сергей не ждал.

— Вы получили посылку? — без всяких предисловий спросил обезличенный в наушнике и тем не менее легко узнаваемый голос Павла.

— Получили.

— В Москву не заезжайте. Следуйте на свою главную базу. Она находится в районе заброшенной деревни, в пяти километрах к юго-востоку от поселка Выселки. Поселок должен быть обозначен на вашей карте. База прикрыта защитным куполом, и вы не сможете ее увидеть. Как только найдете обгоревшую от молнии сосну, трижды, с паузами в две секунды, нажмите на своем аппарате кнопку вызова. Коды доступа в него уже введены, и для вас откроется проход.

Сообщив всю необходимую информацию, телефон сразу же умолк, и Алексей с заднего сиденья проворчал:

— Ни здрасте, ни до свидания. — Спал он, оказывается, не так уж крепко. — Они что, следят за нами? Откуда они знают, что мы собрались повернуть в Москву?

— Ты бы лучше за дорогой следил, а не за моими переговорами!

— За дорогой должен следить водитель, — назидательно заметил Алексей. — А то ведь можно и навсегда заснуть за рулем. Представляешь, как гаишники обрадуются, когда найдут нашу машину и сорвут такой куш?

— Ты хоть тормоши меня время от времени, — с раздражением проговорил Сергей, включая двигатель. — А теперь, вместо того чтобы дрыхнуть, найди на карте поселок Выселки.

Он все никак не мог избавиться от последнего замечания Алексея о том, что за ними следят, и это было основной причиной его дурного настроения.

Они не успели доехать до съезда с Кольцевой магистрали в сторону Выселок всего нескольких километров, когда Сергей заметил милицейскую машину, стоявшую на центральной разделительной полосе. Он снизил скорость ниже разрешенного на трассе лимита километров на десять. Но то ли оттого, что на шоссе, кроме них, никого не было, то ли оттого, что издали их иномарка выглядела весьма перспективной, один из инспекторов, с трубой измерителя скорости в руке, приказал им остановиться.

Алексей полез было в карман на дверце, где у него лежал парализатор, но Сергей решительно остановил его:

— Даже и не думай. У них рация включается каждые полчаса. Если они не ответят, тут такое начнется… — И, заискивающе улыбнувшись подошедшему инспектору, Сергей открыл дверцу.

— Инспектор Красин, — представился гаишник. — С какой скоростью вы ехали?

— Восемьдесят. Ведь это скоростная магистраль?

— Скоростная. Посмотрите на прибор. — И инспектор повернул к нему экранчик, на котором ядовито светилась цифра 110.

— Этого не может быть. Подъезжая к вам, я проверил спидометр. Было не больше восьмидесяти.

— Прибор не может врать. Его проверяли на прошлой неделе. Будем составлять акт, изымать права или штраф заплатите на месте?

— Это не моя скорость! На вашем приборе отмечена скорость другой машины! — Сталкиваясь с несправедливостью, Сергей всегда ощущал горячую волну возмущения, справиться с которой было не просто, вот и сейчас, вопреки логике, он начал возражать инспектору, вместо того чтобы просто уплатить такой ничтожный для него штраф…

Инспектор окинул подозрительным взглядом стоящий на заднем сиденье рядом с Алексеем ящик, укрытый курткой, и сердце Сергея упало. За последнее время случаи терактов в Москве участились, и инспектор наверняка захочет проверить груз у строптивого водителя. Он мысленно обругал себя последними словами за то, что запретил Алексею использовать парализатор. Гаишники держались настороженно, и дуло автомата в руках у второго, стоявшего рядом с милицейской машиной, не выпускало из-под своего прицела джип, остановившийся в каких-то двадцати метрах. Сейчас было уже поздно что-нибудь менять. Малейшее неосторожное движение могло стоить им жизни. Из-за участившихся терактов гаишникам разрешили применять оружие при малейшем подозрении. Момент, когда еще можно было воспользоваться парализатором, был безвозвратно упущен.

— Значит, будем составлять акт. Предъявите ваше водительское удостоверение и техпаспорт, пожалуйста.

Сергей отлично понимал, что это лишь начало. Прежде чем применять к ним какие-то санкции, стражи порядка должны были выяснить, что за люди сидят в машине. Дворники в джипах «Чероки» обычно не ездят, и досмотра машины теперь уже не избежать. Казалось, так просто промолчать минуту назад, когда Алексей собирался достать парализатор и одним движением пальца покончить с этим досадным инцидентом. Но даже сейчас Сергей не жалел о своем решении. Он знал, что, если с самого начала не научится сдерживаться и разумно использовать предоставленные ему возможности, очень скоро это войдет в привычку и наверняка плачевно закончится. «Мы будем использовать чужое оружие только в самых крайних случаях! Только в самых безвыходных ситуациях!» — повторял он про себя как заклинание.

Но он уже не был уверен в том, что сейчас не наступил именно тот самый, «крайний» случай.

— Я согласен заплатить штраф! — стиснув зубы, произнес Сергей, протягивая инспектору свое старенькое водительское удостоверение, которое он так и не удосужился обменять на удостоверение нового образца. Эта машина свалилась на него слишком неожиданно.

— Вы знаете, что ваше удостоверение уже недействительно?

— Сколько я вам должен за оба нарушения?

— Вы что, взятку мне предлагаете? — неожиданно спросил инспектор, забирая у Сергея проездные документы.

Эта фраза, слишком хорошо знакомая Сергею из телевизионных передач, сразу же его насторожила. Обычно такой вопрос задавали под незаметно включенный магнитофон, чтобы можно было обвинить несчастного водителя еще и в уголовном преступлении.

— Нет. Я не предлагаю вам взятки, — твердо и четко, с расчетом на запись, произнес Сергей. — Я предлагаю заплатить штраф на месте.

— Это не положено. Пройдемте в мою машину. Будем составлять акт.

Мельком взглянув на документы, инспектор отступил на шаг, закинул за спину висевший на ремне определитель скорости и демонстративно положил руку на расстегнутую кобуру. Этот жест окончательно дал понять Сергею, что их остановили не ради получения штрафа. Была какая-то другая, более серьезная причина… Без нее московские гаишники оружие не демонстрируют. Неужели что-то не так с деньгами? Вдруг там были фальшивые купюры или пометки ФСБ? Но каким образом они успели? Так быстро объявлен розыск? Впрочем, с момента покупки машины прошли почти целые сутки…

Эти мысли лихорадочно вертелись у него в голове, а события тем временем стремительно уходили из-под контроля.

— Послушайте, капитан! Мы ведь ничего не нарушали, давайте закончим это дело! — еще раз попробовал он уговорить гаишника, старательно избегая даже намека на предложение денег. Патрульный тем временем, не спуская с него глаз и не снимая руки с кобуры, спросил:

— Куда вы направляетесь?

Не зная, что ответить на этот довольно простой вопрос, Сергей потерял еще несколько очков в этом словесном поединке. Наконец он пробормотал не слишком вразумительно:

— Ездили на рыбалку, теперь вот возвращаемся Домой… — Он надеялся, что даже при беглом осмотре машины нельзя было не заметить лежавших на самом виду удочек.

И в этот момент, когда казалось, что ситуация полностью вышла из-под контроля, капитана позвали к рации. По-прежнему не выпуская Сергея из поля зрения, он подошел к машине, в которой сидел еще один гаишник, и, не открывая дверцы, взял протянутый в окно микрофон.

«Усиленный наряд, три человека — произошло что-то серьезное. Обычно они дежурят по двое», — подумал Сергей и весь превратился в слух. С расстояния, которое отделяло их от гаишников, нельзя было ничего услышать, и он не смог бы объяснить, откуда у него возникла уверенность в том, что разговор ведется о них. Может быть, по обострившемуся взгляду капитана, который, не сходя с места и не выпуская из рук микрофон, еще раз внимательно осмотрел джип, словно собирался запомнить облик этой машины на всю оставшуюся жизнь.

После того как разговор по рации был окончен, события приняли совсем уж неожиданный оборот.

Капитан вернул Сергею документы и произнес:

— На первый раз ограничимся предупреждением. Но будьте внимательны со скоростью и не забудьте обменять свое устаревшее водительское удостоверение.

Сергей настолько растерялся от неожиданности, что даже не произнес положенное «спасибо», а лишь недоверчиво спросил:

— Я могу ехать?

— Можете.

Только когда патрульная машина скрылась за поворотом трассы, Алексей спросил:

— Почему он нас отпустил?

— Не знаю. Что-то здесь нечисто. Выглядело так, словно он получил приказ.

— Если бы он захотел проверить машину, я бы выстрелил, тебя бы задел, но все равно бы выстрелил, другого выхода не оставалось.

— В этой ситуации я бы поступил так же.

Шоссе постепенно оживало, и Сергей с подозрением провожал взглядом каждую обгонявшую их машину.

— Думаешь, они будут за нами следить?

— Похоже на то, иначе непонятна вся эта комедия с остановкой. Конечно, не они сами, но кто-то обязательно будет…

— После поворота начнется проселочная дорога. Километров двадцать каждую машину будет видно как на ладони.

— Им достаточно установить, где мы свернули. — Сергей мельком глянул на карту. — Леса там редкие, с воздуха мы будем хорошо заметны.

— Для того, чтобы задействовать вертолеты, им потребуется специальное разрешение дежурного по городу. Не такие уж мы важные птицы!

— Как знать… Мы начали очень серьезную игру, и надо быть готовым к любым неожиданностям.

Они съехали с трассы и углубились по проселочной дороге, ведущей, если верить карте, к деревне Выселки, километров на десять. Никто их не преследовал, и ни один вертолет не барражировал в воздухе. И все же в лесу, через который шла эта разбитая колея, что-то было не так… Не слышно гомона птиц, не видно дыма костров. А время осеннее — богатое Для сбора лесного урожая и охоты, в это время в подмосковных лесах на каждом километре такой вот дороги можно встретить грибника, но разбитая колея, по которой они ехали, словно вымерла.

В конце концов Сергей не выдержал этого молчаливого пустого леса, остановил машину и прислушался.

Сосновый бор вокруг них молчал, мрачно насупившись. Даже обычной в это время пальбы охотников не было слышно.

— Почему стоим? Что ты высматриваешь? — спросил Алексей. На его лице можно было заметить следы той же тревоги, которая не давала покоя Сергею.

— Здесь сезон охоты почему-то не начался, и грибников не видно… Не нравится мне этот лес.

— Мне он тоже не нравится, но по другой причине. Тут недавно проходили военные учения или войсковая операция. Следы постарались ликвидировать, и это хуже всего, потому что после обычных учений военные за собой не прибирают так тщательно. Где-то в этом районе, если я не ошибаюсь, был замечен боевой механизм непонятного происхождения, его даже окрестили «неопознанным наземным объектом», словно пресловутую «тарелочку».

Об этом написали несколько газет, но потом заткнулись, словно ничего не случилось, и стали пугать читателей кошмарным отравлением на юге. Целый молочный завод закрыли в угоду конкурентам.

— Да уж, свободу прессы у нас не отнимешь, завоевали… Что будем делать?

— А что нам остается? Домой возвращаться нельзя. Не зря гаишник твоей фамилией интересовался. Так что поехали дальше, обратного пути для нас нет.

Едва тронулись, как через пару километров снова пришлось остановиться. Прямо посреди колеи стояла девушка с корзинкой в руках и, подняв руку, просила ее подвезти.

— Обычно тот, кто голосует, стоит на обочине, а эта, кажется, не собирается уступать нам дорогу. Ну что, подберем? — спросил Сергей, снижая скорость.

— Кто-то недавно жаловался, что грибников не видно. Странно, что она здесь одна. Обычно бабы так далеко в лес в одиночку не забираются…

ГЛАВА 15

У нее был соболиный разлет бровей, косынка, лихо сдвинутая набок, и звали ее Наташей. На вопрос Алексея, не боится ли она одна так далеко забираться в лес, ответила с усмешкой:

— Здесь же не Чечня. В Москве опасней. Мой знакомый на прошлой неделе на концерт пошел и уже не вернулся. Шахиды у нас завелись, никак не могут человеческой кровью напиться. И к чеченскому народу никакого отношения не имеют. Так, по крайней мере, заявляет их московский муфтий. У нас они, наверно, родились, в Москве. Ну, а мы им дома строим, миллионы от наших нищих пенсионеров отнимаем и для умиротворения отправляем в Чечню. Добренькое у нас правительство, заботливое. Правда, дома в Чечне все равно почему-то не строят, а вот взрывчатку покупают на наши деньги.

Видя, что спокойно говорить о Чечне Наташа не может, Сергей попытался сменить тему и спросил:

— Зачем вам Выселки? Там же вроде никто не живет?

— Интересное село. Много про него рассказывают разного. Говорят, его и видно далеко не всегда, и попасть туда не каждый может.

— Да сказки все это! Тоже мне, Китеж-град районного масштаба!

— Может, и сказки. А мне самой интересно проверить. Места там грибные, вот и пошла…

Алексей всем своим видом выражал предельное внимание к попутчице и лучился, как сытый кот. Сергей почему-то с раздражением подумал о том, как быстро меняется менталитет человека. Пару дней назад Алексею бы и в голову не пришло ухаживать за такой красивой девушкой, а теперь старается… Все-таки странно, почему она одна в лесу и так далеко? Сюда не идет никакой транспорт, и попутчиков, кроме нас, не предвиделось… Не нас ли она тут ждала? Что-то я стал слишком недоверчив. Или это ревность? И мне обидно, что она чаще улыбается Алексею, а не мне, охотно показывая свои ровные ослепительные зубки?

В те немногие моменты, когда дорога позволяла Сергею на мгновение отвлечься от управления, он невольно бросал на попутчицу оценивающие, мужские взгляды, которые, казалось, ее ничуть не смущали.

Ее ветровка распахнулась, а под тонкой маечкой, похоже, ничего нет. Сквозь материю просвечивала высокая полная грудь, брючки она тоже подобрала со смыслом, в обтяжечку, словно не по грибы собралась, а на танцы… На базу я ее все равно не возьму, как бы ни старалась… Хотя почему, собственно? Рано или поздно придется набирать команду. Без женщин не обойтись. Здесь нам уже никто не страшен, надо только предупредить ее, что обратного пути не будет…

За этими мыслями проселок как-то неожиданно закончился, и машина выползла на широкую поляну, огражденную стеной плотного и какого-то ненастоящего бора. Деревья, ровные, как по ранжиру, стояли стеной, не позволяя пробиться сквозь них случайному взгляду.

— Если верить карте — это здесь. Дорога кончается прямо на околице села.

— Вот только села никакого нет. И этого бора здесь никогда не было, — сообщила Наташа.

— Выходит, вы тут раньше бывали?

— Я хорошо знаю это место. Каждый год сюда за грибами ездили. И Выселки стояли прямо там, где теперь этот странный лес начинается.

Сергей расстегнул куртку и, стараясь, чтобы его жест остался незаметен, взглянул на индикатор висевшего на шее телефона. Он светился ровным зеленым светом.

— Похоже, мы действительно приехали. — Еще раз осмотревшись, он наконец заметил обожженную молнией сосну в сотне метров от машины и решительно повернулся к попутчице: — Наташа, вы можете здесь сойти и заняться сбором грибов, если вы действительно за ними приехали. А можете поехать с нами дальше, только там уже никаких грибов не будет.

— А что там будет? — лукаво усмехнувшись, спросила Наташа, не отводя глаз под его пристальным взглядом.

— Разное там будет. Возможно, инопланетяне. Возможно, что и похуже. Об одном только я обязан вас предупредить: если останетесь с нами, обратно уже не вернетесь.

— Вот прямо так и не вернусь? — Она вновь ослепительно улыбнулась ему, отлично сознавая силу своей улыбки.

— Я не шучу. Отнеситесь, пожалуйста, к моему предупреждению серьезно. И подумайте о том, что, если вы останетесь с нами, вся ваша жизнь полностью изменится. Настолько, что к старой жизни вы Уже не сможете вернуться. Это я вам гарантирую. Вы живете в Москве?

— В Москве.

— Вы замужем?

— Начинаются личные вопросы?

— Это не личный вопрос. Считайте это анкетой.

— Ничего себе поездочка за грибами! Вы мне что, собираетесь предложить работу?

— Не исключено. Это в основном будет зависеть от вас. И от ваших ответов.

— Нет, я не замужем, живу с родителями. Еще есть вопросы?

— Есть. Вы работаете в ФСБ или в армейской разведке? — Последний вопрос Сергея прозвучал словно выстрел, Алексей даже привстал на своем сиденье, словно собирался что-то возразить, но тут же опустился обратно. Наташа молчала не больше минуты.

Собственно, на правдивый ответ Сергей не рассчитывал, он лишь хотел доказать, что не такие уж они наивные дураки, какими, возможно, ей показались, и больше всего его интересовала реакция девушки на этот вопрос, а не суть ответа. Ответ он и так знал. Она стала серьезной, постоянная улыбка наконец-то сбежала с ее губ, а глаза стали суровыми, почти жесткими.

— Ну, что же, давайте откровенно поговорим, раз уж вы такие догадливые. Это закрытый и тщательно охраняемый район. Что вам здесь понадобилось?

— А мы тут жить собираемся.

— В этот лес никто не может проникнуть!

— Считайте, что у нас есть специальный пропуск. Именно поэтому я вас и предупредил о том, что возвращение будет невозможно. Нашим пропуском можно воспользоваться только в одну сторону.

— Значит, вы имеете к этому какое-то отношение?

— Выходит, так.

— Ив чем состоит это ваше особое отношение? Откуда у вас появился пропуск?

— Вы задаете слишком много вопросов, еще не доказав, что мы можем вам доверять. Я же не спрашиваю вас о сути вашего задания, о том, как и почему вы оказались на дороге.

— Можете спрашивать, раз уж мы решили поговорить откровенно.

— Уверяю вас, по сравнению с этим, — Сергей кивнул в сторону бора, — все остальное покажется незначительным.

— Что именно покажется незначительным?

— Ваше задание, ваша работа. Вся ваша предыдущая жизнь. — Кажется, только в этот момент она ему до конца поверила. И секунду смотрела на него расширившимися от волнения глазами, и он никак не мог понять, что кроется за ее взглядом. Это был не страх, скорее уж какой-то необъяснимый восторг, хотя чем тут было восторгаться? Не было в его словах ничего, способного вызвать такое чувство.

— Что в этом ящике? Что вы туда везете и что вы собираетесь там делать? Я не могу согласиться с вашим предложением, не зная сути.

Сергей медленно, не отрывая взгляд от ее лица, отбросил куртку и откинул крышку ящика. Увидев сверкающие россыпи драгоценных камней, она побледнела. И, кажется, наконец-то по-настоящему испугалась.

— Откуда это у вас? Вы работаете с мафией?

— Совсем наоборот, мы собираемся с нею покончить. — С минуту он молча изучал ее лицо и, лишь выдержав необходимую паузу, спросил: — Ну, и каково ваше решение?

— Вы ведь знаете ответ, иначе не показывали бы мне эти камни.

«Она не глупа, — подумал Сергей. — Возможно, я не ошибся. Без женщин нам не обойтись. Чем изолированней от остального общества будет жить команда, тем острей станет эта проблема. Если не будет своих, найдутся посторонние… Да и свой человек из ФСБ нам совсем не помешает. Нам понадобятся их данные и их люди. Если что-то еще и осталось в России, не разъеденное коррупцией, то только там. Лучшие люди оттуда ушли в частные фирмы, но кто-то наверняка остался. А она молодец, сумела мне ответить правдиво и в то же время так, чтобы не нарушить присягу».

— Ну что же, тогда поехали… — Он достал телефон и трижды с нужными интервалами нажал зеленую кнопку.

В стене леса мгновенно образовался треугольный вырез, достаточный, чтобы в него прошла машина. Деревья вроде бы не исчезли совсем, только стали прозрачными, и сквозь них можно было теперь рассмотреть продолжение дороги и крайние, покосившиеся избы исчезнувшей деревни.

— Кстати, Наташа, можете выключить свой передатчик. Там он все равно не будет работать.

И она послушно извлекла из кармана маленькую черную коробочку и щелкнула кнопкой, отрезая этим движением все, что ее связывало с прошлым, и, возможно, еще не до конца понимая это.

Мотор взвыл, и машина одним рывком преодолела силовой барьер. За их спинами послышался рокот чужого мотора, и бронетранспортер, бешено вращая башней, выскочил из своего замаскированного лежбища.

— Немного опоздали твои товарищи, похищение уже состоялось, — усмехнулся Сергей, вот только Наташе было не до шуток. Все-таки она не ожидала такого эффекта от своего согласия остаться с ними.

Словно понимая, что упущенного не вернешь, башня на бронетранспортере полыхнула огнем им вслед, но они даже не увидели вспышку разрыва, и ничто не нарушило тишину леса, мгновенно сомкнувшегося за их спинами в непроницаемую завесу.

«Чероки» остановился посреди деревушки, состоявшей из десятка покосившихся изб, кое-где отгороженных от улицы остатками изломанных заборов. Избы, похожие на гнилые зубы какого-то великана, словно безмолвно жаловались небу на человеческую несправедливость.

Сергей верил, что дома всегда помнят своих хозяев и ждут их возвращения, как верные псы. Только эти уже не дождутся…

Заметив его нахмуренный изучающий взгляд, обегавший поселок, Наташа удивленно спросила:

— Вы что, здесь впервые?

— Похоже на то! — ответил за друга Алексей, решительно выбираясь из машины. — Нужно найти хоть один дом с целой крышей, в котором можно остановиться.

— Вряд ли нам это понадобится. Вспомни о силовом барьере, окружающем это место. Где-то должна быть питающая его силовая установка. Кроме того, я не сомневаюсь, что нас здесь ждали. Здесь наверняка есть не совсем обычный дом, приготовленный к нашему прибытию.

— Есть. Значит, найдем. — Короткие самоуверенные реплики Алексея чуточку раздражали Сергея, хотя он и понимал, что его друг просто красуется перед понравившейся ему девушкой, и поэтому легко прощал эту браваду.

— Как вы думаете, Наташа, сколько у нас времени? — В каком смысле?

— Как скоро ваши сослуживцы перестанут ждать вашего возвращения и предпримут штурм?

— Думаю, дня два у вас есть, а что касается штурма… Они уже пробовали. Эту защиту обычной артиллерией не пробьешь, а на применение атомных снарядов, согласно договору о разоружении, им понадобится разрешение Америки. Но в этом случае секретная миссия генерала Петрова перестанет быть секретной.

— Они всерьез надеются познакомиться здесь с какими-то инопланетными технологиями?

— Конечно. И, по-моему, вполне обоснованно. Вы же сами упомянули про энергетическую установку. Представляете, что будет, если нам удастся приспособить такую защиту на свои боевые машины?

— Да ничего хорошего не будет! Потому что кто-нибудь из наших генералов обязательно продаст ее секрет Америке или еще кому похуже.

Едва они приступили к планомерному обследованию деревни, как их внимание привлек самый большой и почти полностью уцелевший дом.

Из его чердачного окна торчала какая-то странная палка, напоминавшая флагшток и отдаленно похожая на орудийный ствол.

— Сельсовет у них здесь был, что ли…

Все трое, не сговариваясь, направились к этому дому, а когда закрыли за собой дверь из сеней, невольно замерли у порога — потому что не могло быть зрелища более противоестественного, чем боевая машина, вольготно расположившаяся посреди деревенской избы.

Внешне машина была похожа на земной танк — но только внешне.

В просторной кабине не было ни перегородок, разделявших отсеки, ни двигателя, ни орудийного замка выдававшейся наружу пушки.

Просторно было внутри этой странной машины, больше смахивавшей на пультовую атомной электростанции. И лишь один предмет выделялся среди строгой техногенной обстановки кабины.

Позади кресла водителя, удобно расположенного среди приборов, стояло еще одно кресло, внешне совершенно не похожее на мебель, предназначенную для боевой машины. Вызывающе яркая красная обивка резала глаза, а подлокотники, выполненные из резной бронзы, казались слишком тяжелыми и холодными.

Это кресло стояло на достаточном расстоянии от приборов и стен кабины, словно хотело этим положением подчеркнуть свое особое назначение. Сергей все время помнил о яхте. Обстановка кабины, соединившись с рассказами Павла о живых механизмах, заставляла его все время держаться настороже, ожидая какого-нибудь подвоха от этой чужой громады.

Наташа, наоборот, почему-то почувствовала себя здесь в полной безопасности, и ей даже пришло в голову испытать, насколько удобно красное кресло. Сергей едва успел удержать девушку.

— Не трогайте здесь ничего и ни к чему не прикасайтесь. Это может быть очень опасно. И говорите осторожно, продуманно. Эта штука вполне может быть живой, и, возможно, она слышит нас.

— Надеюсь, вы шутите? Как это груда металла может быть живой?

— Во-первых, это не металл. Можете попробовать стену на ощупь, чувствуете, она поддается нажиму, словно кожа какого-то животного? Это не металл. Возможно, какой-то пластик. Возможно, что-то еще. Кроме того, я знаю, что этот так называемый механизм умеет произвольно изменять свои размеры. А о цивилизации, создавшей его, мы вообще ничего не знаем, кроме того, что она отделена от нас огромным промежутком времени.

— Мне что-то расхотелось останавливаться в этом доме. Давайте поищем другое, человеческое жилье, — поежившись, словно ей вдруг стало холодно, предложила Наташа.

— Наташа права. Здесь не слишком уютно, — сразу же поддержал ее Алексей. А у Сергея не нашлось аргументированных возражений. Конечно, им еще придется поближе познакомиться с машиной иновремян. Но это может подождать и до завтра. Он понимал, как сильно вымотал их с Алексеем этот тяжелый день, да и Наташе, судя по всему, нелегко далось решение остаться с ними, хоть она и не сразу поверила в его предупреждение о том, что обратного пути отсюда не будет. Сейчас самое время подумать о ночлеге и о подходящем жилье, подальше от этого непонятного монстра.

В конце концов они выбрали небольшую, более-менее сохранившуюся избу на самом краю поселка.

Часа два занимались уборкой и самым необходимым ремонтом. Подлатали крышу, укрепили просевший пол, вставили уцелевшие рамы, позаимствованные из других изб, и к вечеру одна комната в этом доме приобрела вполне жилой вид, удалось даже затопить русскую печь. И хотя дымоход, забитый вековой сажей, вначале дымил, Алексею удалось с ним справиться с помощью сухой осины, горевшей ярким, почти бездымным пламенем.

Странный это был вечер, и не менее странный ужин, собранный Наташей из остатков того небольшого запаса провизии, который Сергей успел купить сразу же после приобретения машины. Не было у него ни желания, ни времени расхаживать по супермаркетам, и вот теперь во всей своей неотвратимости встал вопрос о том, что они будут есть завтра? И, вообще, как собираются они выбираться из этого, окруженного хорошо замаскированным войсковым соединением, места? Им как воздух нужна была свобода действий, развязанные руки, а они с первых же шагов увязли в гонке с преследователями… И не его одного волновал этот вопрос. Алексей смотрел на друга вопросительно, нетерпеливо постукивая вилкой по краю тарелки, и этот звук отдавался в пустой заброшенной избе, словно набатный колокол. Хорошо, хоть у Наташи хватило такта не задавать лишних вопросов, можно было только представить, сколько их вертелось у нее в голове.

— Так что ты собираешься делать? — в конце концов Алексей не выдержал его молчания. — Опять будешь консультироваться с Павлом?

— Кто это, Павел? — спросила Наташа, переводя настороженный взгляд с одного мужчины на другого. Ей нелегко было освоиться в обществе этих чужих, малопонятных людей, со своими секретами, со своей жизнью, в которую они ее вроде бы пригласили, вот только дверь все еще оставалась закрытой, а мужской интерес, который она чувствовала во взглядах этих молодых парней, только раздражал и настораживал ее еще больше.

— Павел — это его друг. Инопланетянин.

— Знаешь, Алексей, давай без твоих шуточек. И так тошно! — наконец не выдержал Сергей. — Не буду я никому звонить, мы должны научиться сами выпутываться из ситуаций, которые себе создаем.

— Но у вас тут вроде бы есть одно средство… — неожиданно вступила в разговор Наташа. — Этот танк прошел, как сквозь масло, через боевые порядки целой дивизии.

— Об этом в газетах не писали. Там вообще ничего не было, кроме краткого упоминания о странной машине, замеченной в Подмосковье. А потом все газеты как воды в рот набрали.

— Их заставили замолчать. А то, что я вам сейчас говорю, находится в папках под грифом «Совершенно секретно». Перед тем как исчезнуть, эта машина захватила с собой журналиста Копылова. И нам стоит поискать следы его пребывания в этом месте. Совершенно бесследно человек не может исчезнуть.

— Завтра мы займемся его поисками. А сейчас давайте подумаем о том, как будем жить дальше. И ответим Наташе на все ее вопросы.

— У меня всего один вопрос. Для чего вы во все это ввязались?

— Один, зато хороший… Если нам удастся отсюда выбраться живыми, мы наберем команду и попробуем хоть немного очистить Москву от той скверны, которая на ней наросла за последние годы.

— Многие пытались сделать что-то подобное, и никогда ничего хорошего не выходило. Становилось только еще хуже.

— Может, у нас получится?

ГЛАВА 16

Сергей долго не мог заснуть в эту первую ночь на новом месте. Он постелил себе на сеновале, предоставив Алексею самому устраивать ночлег для Наташи, кажется, он ей понравился, и Сергей немного ревновал, скорее от одиночества, чем по какой-то другой, более серьезной причине. Наташа была не в его вкусе, слишком решительна, самоуверенна, знает себе цену… Он предпочитал других женщин, более покладистых и ласковых. Но, если говорить о длительных отношениях, у Наташи с Алексеем вряд ли получится что-то серьезное, слишком неопределенное будущее их ожидало.

Хотя в обществе друга Сергей старался держаться уверенно, в глубине души его грызли сомнения и чувство ответственности за то, что он втянул людей в предприятие, благополучного выхода из которого не видел.

Даже если поверить, что им удастся незаметно пробраться сквозь воинские расположения… Хотя это из области фантастики. Здесь наверняка несут дежурство настоящие профессионалы. Но даже если понадеяться на чудо, на то, что им помогут иновремяне, — все равно их не оставят в покое, вся жизнь превратится в сплошное бегство, и ни черта у них не получится с их красиво придуманной миссией. Все силы уйдут на борьбу за собственное выживание. Взять хоть эти ящики с драгоценностями… Не будут же они каждый раз проводить налеты на банки или обменные пункты? Налетчики плохо кончали во все времена… И сколько бы они ни изображали из себя благородных грабителей, подкладывая ценностей на сумму большую, чем взяли, все равно их очень скоро вычислят и поймают.

Будущее казалось Сергею хмурым и бесперспективным, мрачные мысли мешали заснуть, словно ныл больной зуб. Он ворочался с боку на бок и все старался найти решение проблемы, связанной с финансами, хотя сначала вроде бы следовало подумать о том, как выбраться отсюда живыми.

Ночь обещала быть теплой, сквозь прорехи в крыше видны были звезды, и он все думал о Наташе, не мог себя заставить не думать о ней.

Последний раз женщина у него была две недели назад. Он подметал пешеходные дорожки вокруг дома, когда увидел броско одетую дамочку, выходившую из дорогой иномарки, с пакетами фирменных магазинов в руках. Когда она проходила мимо него, ему почему-то пришло в голову пошутить. Последнее время он замечал в себе несвойственную желчь и желание поддеть тех, кто, используя бесчестные методы, взбирались на верхушку жизни.

Наверно, это происходило из-за того, что в глубине души в нем жила обида на несправедливость положения, которое он, перспективный в прошлом ученый, чьими исследованиями гордилась кафедра родного института, теперь занимал.

Когда с ним поравнялась эта эффектная и, надо признать, весьма красивая дама, он сказал:

— Кажется, вы сегодня забыли купить одну очень важную вещь.

Дама остановилась и с удивлением уставилась на него.

— Да? И какую же именно?

— Что-то, связанное с совестью.

— А что именно дает вам основание оскорблять меня? Только то, что я зарабатываю больше вас?

— Зарабатываете? Тяжелым и честным трудом?

— Вот именно. Я руковожу торговой фирмой, и, поверьте, эта работа выматывает не меньше вашей.

— Иными словами, вы зарабатываете тем, что покупаете дешевый товар низкого качества и перепродаете его как можно дороже, благо соответствующего контроля за вашей деятельностью не существует.

— Как это не существует?! Да у меня десятки проверяющих организаций! И с каждой из них я обязана делиться прибылью!

— И кто же оплачивает эту самую прибыль?

— Оплачивают те, кому нужен мой товар!

— Но ведь вы же не производите ничего полезного, не создаете никаких новых ценностей.

— Я занята в сфере услуг. В западном мире большая часть экономики работает на эту сферу. Впрочем, о чем это я, вряд ли вы что-нибудь понимаете в этом. — Она пошла было дальше, но он остановил ее вновь своей последней фразой.

— По-моему, вы меня недооцениваете как собеседника. Все-таки я окончил биологический факультет МГУ.

— И вы не шутите? Выпускник МГУ подметает двор?

— Какие уж тут шутки. Вашими стараниями живем.

— Значит, у вас есть высшее образование?

— Самое настоящее.

— Мне кажется, здесь не совсем подходящее место для беседы. Грамотный специалист не должен подметать двор. У меня есть для вас деловое предложение. Хотите зайти ко мне и обсудить его?

Так они и познакомились. От делового предложения он отказался, не хотел ничем себя связывать, но несколько советов ей дал, используя свой большой опыт в создании собственной фирмы при кафедре, которая, правда, вскоре благополучно прогорела. Она тоже в долгу не осталась… Эта связь продолжалась почти целый месяц, пока ее муж не вернулся из зарубежной поездки.

И вот сейчас, в ночной тиши, он вспомнил эту женщину — ее нежную кожу, мягкие, как шелк, волосы, обработанные дорогими шампунями, белье от лучших парижских модельеров, способное подчеркнуть красоту ее тела. Вот только имени ее он почему-то не мог вспомнить, не то ее звали Ольгой, не то Анастасией… Она вроде бы откликалась на оба эти имени…

Запах соломы стал слишком резким. Он назойливо лез в ноздри, прогоняя остатки сна. Окончательно убедившись в том, что заснуть ему не удастся, Сергей сел и прислушался. Ничего нового он, разумеется, не услышал: выводили свои ночные трели сверчки, печально ухала за околицей ночная птица, и все же… Если слушать не слухом, а сознанием, как он слушал голос Павла, то можно было почувствовать, как ворочается и вздыхает в ночи большое одинокое, как и он, животное — вздыхает и зовет его, словно лошадь…

Но не было в Выселках никакой лошади — это он знал точно, еще засветло обследовали все дворы. Не нашлось ни собаки, ни кошки, вся живность давно покинула брошенное село вслед за людьми.

Решив разобраться в этом странном зове, он встал, слез с сеновала, — благо не пришлось никого будить, и проскользнул на улицу. Ярко и ядовито светила луна, словно хотела подчеркнуть, что скелет бывшего села доживает свои последние дни. Они уйдут отсюда, а все село растаскают по бревнышку военные физики для своих исследований.

На улице ему стало совершенно ясно, что зов шел из того большого дома, в котором стоял танк, впрочем, он об этом уже догадался.

Внутри ничего не изменилось, разве что красное кресло в свете луны стало темней и казалось залитым кровью… Вскоре ему придется подключить это кресло к внешнему порталу, пока он еще не знает, в каком месте находится портал, но в инструкциях тех механизмов, которые они везли в багажнике своей машины в отдельном ящике, говорилось, как это надо делать, а портал найдется. В этом он нисколько не сомневался. Вскоре ему придется сажать в это кресло людей против их воли… «Хватит ныть, — оборвал он себя, — это же не электрический стул… А откуда ты знаешь? Со слов все того же Павла?»

Чтобы наверняка убедиться в том, что именно ждет человека в этом кресле, надо самому в него сесть, но обратно уже не вернешься…

Внутри машины зов стал сильнее, Сергей уселся в водительское кресло и почувствовал под руками живое тепло.

— Что, и тебе не спится? Ну, и чего ты от меня хочешь?

Он пробормотал это себе самому, но неожиданно получил ясный и четкий ответ: «Возьми шлем!»

— Шлем? Какой шлем? Здесь нет никакого шлема!

— Есть. В ящике под твоим креслом.

И действительно, под креслом оказался ящик, не замеченный ими раньше. Когда он его открыл, рука нащупала скользкую поверхность шлема. Он вытащил его наружу и попытался рассмотреть, но в полумраке кабины, освещаемой лишь огоньками пульта, это ему плохо удавалось. За шлемом из-под сиденья тянулся длинный и толстый кабель, уходивший в глубины машины.

— Надень шлем.

— Зачем?

— Трудно объяснять. Надень — узнаешь.

Почему бы и нет? До сих пор техника иновремян не проявляла к нему враждебности, хотя порой ему и казалось, что в ней скрывается что-то враждебное людям, не к нему конкретно, а ко всем людям вообще. Особенно это чувствовалось на яхте. Но Сергей точно знал, что не откажется от возможности получить новую информацию, да и не зря нашел его этот ночной зов, что-то случилось, раз его зовет этот монстр… Что-то важное… А телефон почему-то молчит… Он уже второй раз за эту ночь попробовал вызвать Павла и не получил ответа.

Разозлившись на собственную нерешительность, он рывком натянул шлем на голову по самые брови.

Вначале ощутил только тепло. Все предметы внутри машины были теплее наружного воздуха — так что в этом не было ничего удивительного. Потом послышалось тихое жужжание, словно в шлеме находилась оса. Через какое-то время он заметил, что границы его зрения расширяются и он может четко видеть предметы, находившиеся за пределами кабины. Он видел их серыми, лишенными красок, словно смотрел в прибор ночного видения, только это был очень хороший прибор, способный рассмотреть мельчайшие детали и обладавший странным свойством — видеть сквозь стены. Стоило Сергею начать всматриваться во что-то, как предмет начинал приближаться, увеличиваться в размерах.

Следуя безотчетному, почти инстинктивному желанию подглядывать за своими ближними, он заглянул в дом, где спали Алексей и Наташа, и увидел их вместе в одной постели, как, впрочем, и ожидал. После чего, злясь на себя, резко перевел взгляд прочь от этой избы.

Видимо, желая показать ему что-то важное, пятно зрения вышло из-под его контроля и унеслось за околицу, за границы силового поля.

Перед его внутренним взором возникли темные силуэты орудий. Какая-то странная возня шла в ночи вокруг этих затаившихся стальных чудовищ… На тележках подвозили снаряды. Но это были не обычные снаряды… На каждом из них, на каждом ящике, алел знак радиоактивной опасности.

— Они получили разрешение. Завтра, с рассветом, если вы останетесь здесь, если зона не будет открыта, они начнут стрельбу. Мое защитное поле бессильно против таких снарядов. Вы все погибнете.

— Что же нам делать?! Мы не можем отсюда выйти!

— Ты должен научиться управлять.

— Управлять чем? — Но ответа не было. Все силы этой живой машины переключились на что-то другое. Сергей почувствовал сильное тепло, и видение орудий исчезло, перед глазами плыли цветные пятна, и звук голоса у него в мозгу превратился в глухие ритмичные удары. Инстинктивно он понимал, что должен уловить их ритм, понять его, подстроиться под него, — вот только сделать это было совсем непросто, потому что в глубине этого ритма находился чужой разум, слишком чужой и непонятный для его человеческого сознания.

В какой-то момент он почувствовал себя очень большим. Его руки могли бы дотянуться до стоящих в лесу орудий, смять их, раздавить, втоптать в землю… Но он сдержал этот первый порыв. Он должен был сделать нечто гораздо более важное и прежде всего понять, что именно с ним происходит.

Он сжал свои огромные, прозрачные руки, сократил их и вновь втянул в корпус машины. Затем он втянул внутрь туловища ноги-гусеницы, все лишнее, все, что выступало наружу. Сложнее всего было справиться с длинной пушкой, но в конце концов ему удалось и это.

Когда небо еще только слегка посветлело на востоке, он, шатаясь, вышел из избы и без сил прислонился к плетню. Наверно, Алексей почувствовал что-то неладное, потому что Сергей увидел две фигурки, бежавшие к нему. Он попытался шагнуть им навстречу и едва не упал. Сил не было, ватные ноги больше не повиновались ему. И словно сквозь слой все той же ваты, заложившей его уши, он услышал голос своего друга.

— Что с тобой, Сергей? Что случилось? Что ты здесь делаешь?

— Надо торопиться, осталось не больше часа времени, мы должны успеть. — Сергею казалось, что он прокричал эти слова, но раздался лишь едва слышный шепот. И тогда Наташа решительно отстранила совершенно растерявшегося Алексея.

— Что мы должны успеть? Не торопись. Говори медленней. Я тебя пойму.

— Через час начнется артобстрел радиоактивными снарядами. Мы должны уйти.

— Куда уйти? Нас расстреляют, едва мы покинем защитное поле.

— Они не увидят нас.

— Он бредит! Разве ты не видишь, что ему плохо?!

— Не мешай, Алеша. Не суетись. Я должна понять, что он хочет сказать.

— Садитесь в машину. Она выведет нас отсюда. У меня не осталось сил, и времени нет. Придется попробовать. Этот шлем, он высасывает все силы.

— Какой шлем? О чем ты говоришь? — Вновь возник Алексей, и вновь Наташа решительно его отстранила.

— Мы уедем на танке?

— Это не танк. Это трансформ. Он может летать и способен принимать любую форму. А если это нужно, он может стать невидимым, даже для радаров.

За пятнадцать минут до радиоактивного залпа непроходимый лесной занавес перед Выселками исчез. Обстрел отменили, и войска беспрепятственно заняли пустую деревню, где не было найдено никаких следов таинственных пришельцев, две недели подряд не дававших покоя всем силовым подразделениям столицы.

ГЛАВА 17

Они приземлились в сорока километрах восточнее Выселок в густом лесном массиве и провели там целый день. Хотя это было рискованно. Слишком близко оставались войска, оснащенные самой совершенной поисковой техникой. Но Сергей был вынужден пойти на эту дневку. Он слишком ослаб за прошедшую ночь, когда усилием воли ему удалось превратить боевую машину иновремян в серебристую, невидимую даже для локаторов каплю, летающую, как дирижабль.

На каком принципе основывалась ее способность летать — выяснить не удалось. Скорее всего, это было связано с антигравитацией. Принцип нейтрализации гравитационных волн выходил за рамки земной науки. Возможно, в этом смог бы разобраться физик-теоретик, но его знаний недоучившегося юриста и биолога для этого явно не хватало.

Впервые он пожалел о том, что проблемой контакта с иновремянами приходится заниматься такому узкому кругу лиц, и дал себе слово, как только появится такая возможность, создать в своей будущей организации научный отдел.

Внутри кабина практически не изменилась, если не считать формы наружных стен. Управлять изменившимся аппаратом оказалось намного проще, в процессе трансформации живой механизм подстроился под мозговое излучение Сергея и выполнял команды без всякого усилия со стороны пилота.

Становящийся невидимым с расстояния в несколько метров аппарат поглощал также радиоволны, и никакие радары не могли его обнаружить. Но это пока. Очень скоро армейская разведка поймет, что они ускользнули, и за ними начнется настоящая охота.

— Если в ближайшие несколько часов мы не найдем подходящее укрытие, нас обнаружат, — уверенно заявил Сергей.

— Каким образом? Ты ведь говорил, что радары нас не могут засечь.

— Радары не могут. А съемки со спутников в инфракрасном спектре наверняка обнаружат. Это всего лишь вопрос времени.

— Куда же нам деваться? Спутники нас везде найдут.

— Есть одно место, где нас никто не найдет, — неожиданно сказала Наташа. И мужчины повернулись к ней, стараясь понять, насколько серьезно ее заявление. Шуткой здесь и не пахло, лицо молодой женщины выглядело непривычно суровым и озабоченным. Сергею показалось, что, так стремительно связав свою судьбу с их авантюрным предприятием, она начала жалеть об этом. — Недавно наш отдел выполнял специальное задание президента. Нам было поручено найти старый законсервированный бункер Сталина, построенный еще во время войны. Все документы об этом строительстве были уничтожены вместе с людьми, которые о нем хоть что-нибудь знали.

— Ну и как, нашли вы бункер? — в глазах Алексея мелькнуло что-то весьма похожее на гордость за свою подругу. Он повернулся к Сергею с радостной улыбкой, словно хотел сказать:

«Вот видишь, мы в ней не ошиблись». Но Сергей не ответил на его улыбку и не почувствовал прилива такого же энтузиазма. Возможно, дело заключалось в том, что Наташа была не его подругой. И из-за этого обстоятельства он все время испытывал не то чтобы ревность, но какую-то зависть к своему другу, отлично это осознавал и упорно пытался подавить в себе проявление «атавистических инстинктов».

— Бункер не нашли и поиски в конце концов прекратили, — продолжила Наташа. — Но приблизительный район, где он может находиться, все же определен, а самое главное — нами была найдена под Москвой разветвленная сеть подземных катакомб, настолько запутанная, что найти там нас никто не сможет, если, конечно, мы сумеем проскользнуть туда незамеченными.

Сергей сжал руки, почувствовав, как мелькнуло ускользавшее от него все время решение.

Конечно! База должна быть под землей. В этом ключ ко всей проблеме! Под Москвой находятся целые километры заброшенных старых туннелей. Он и сам знал об этом. Не раз попадались на глаза заметки о московских диггерах. Чего только там не искали — библиотеку Ивана Грозного, сокровища московских князей, военные бомбоубежища и бункеры. Но до сих пор никому так и не удалось исследовать до конца запутанную сеть этих туннелей.

Оказавшийся в их распоряжении аппарат иновремян, с его уникальными возможностями, невидимостью и мощными защитными полями, можно там укрыть абсолютно надежно.

А если еще удастся найти пресловутый бункер Сталина, у них появится отличная база, практически неуязвимая. Никто не станет швыряться в центре столицы радиоактивными снарядами, и никакие спутники не смогут их обнаружить под толстым слоем породы.

Даже если они не найдут легендарный бункер, в московских катакомбах, которые начали рыть еще при Иване Грозном, место для них всегда найдется!

Сергей искренне поблагодарил Наташу за отличную идею, чем вызвал у Алексея еще одну, совершенно неуместную самодовольную улыбку, словно идея принадлежала ему самому.

В двенадцать пятнадцать по местному времени невидимая капля поднялась над лесом и, слившись с облаками, постоянным покровом укрывавшими Москву, понеслась в сторону города, постепенно наращивая скорость.

Прежде чем ее успели зафиксировать фотороботы спутников-шпионов, она круто ушла вниз, и в районе Никитинских катакомб неторопливо погрузилась под землю в зеве одного из многочисленных здесь карстовых провалов.

Отсюда необычное судно, следуя за всеми изгибами подземных пещер, начало свой медленный путь по этому лабиринту, постепенно приближаясь к центру Москвы и одновременно погружаясь все глубже под землю.

Иногда судну приходилось пробивать себе путь в завалах короткими энергетическими всплесками, превращавшими камень в раскаленную лаву.

В одном месте им пришлось какое-то время следовать вдоль русла подземной реки, но и под водой этот необычный корабль двигался так же свободно, как в воздухе.

В конце концов аппарату удалось пробиться к величественному подземному залу, о существовании которого подозревало лишь немногочисленное племя московских диггеров, много лет пытавшееся найти проходы к этой гигантской пещере.

Сергей, используя шлем, помогавший ему управлять движением подземного судна, увидел пещеру еще издали, за многие сотни метров, и сумел составить схему подхода, где порода оказывала их продвижению наименьшее сопротивление.

Диггеры к этому провалу не пробились. Слишком глубоко под землей располагался этот подземный дворец. Слишком много перемычек, образованных завалами, пришлось им прожигать, чтобы добраться сюда. Неудивительно, что самодеятельным экспедициям это не удалось.

И вот наконец в центре этого гигантского подземного зала, существование которого яростно оспаривалось всеми официальными источниками, остановился их подземный корабль.

Незначительным усилием воли Сергей вырастил в стенах корабля прозрачные иллюминаторы и заставил ослепительно вспыхнуть выступившие на его корпусе прожектора.

Взорам трех человек предстал величественный подземный зал, по площади намного превосходивший стадион в Лужниках.

Причудливые колонны сталактитов, сложенные наплывами известняка, походили на огромные полупрозрачные светильники, они наполнялись светом изнутри и отдавали его наружу целой радугой различных оттенков.

Пол подземного зала плавно понижался, и в самой нижней его части протекала небольшая речка, сверкавшая кристальной чистотой.

Здесь, в этом невероятном, фантастическом мире, легко было забыть о том, что всего несколько километров породы отделяет их от центра гигантского мегаполиса.

— На поиски бункера можно потратить много времени. Возможно, он вообще не существует. У нас есть все необходимое для жизни. Будем считать, что мы нашли место для нашей основной базы. Здесь можно построить все, что нам нужно. — Мельком взглянув на анализатор атмосферы, Сергей продолжил: — Воздух, очевидно, поступает сюда из дальних штреков, он слишком чист даже для Подмосковья. Есть вода. И энергии в нашей установке хватит лет на двести, чтобы обеспечить нас всем остальным.

— Ты говорил об основной базе, будет еще и вспомогательная?

— Нам понадобится наружная база в черте города.

— И каким образом мы будем ее посещать? Пешком отсюда не выбраться.

— Это и не потребуется. Среди тех ящиков, что нам доставила яхта, есть все необходимое для установки и подключения транспортного портала. Он свяжет нашу будущую московскую базу с подземной.

— Почему ты уверен, что это тебе удастся? Откуда вообще ты об этом знаешь?

— Прошлой ночью мне пришлось детально познакомиться с нашим трансформом, теперь я знаю о нем почти все, поскольку мне пришлось на какое-то время слиться с ним в одно целое. Ну и там, в блоке памяти этого аппарата, есть инструкции по сборке портала и много еще такого, что может нам пригодиться в дальнейшей деятельности.

Словно желая подтвердить свои слова, Сергей вырастил люк в сплошной стене корабля и открыл его наружу наподобие пандуса.

Лишь теперь мрачная тишина этого места и его величественное очарование до конца наполнили корабль. С минуту полюбовавшись подавляющим воображение зрелищем, Сергей обратился к Наташе:

— Если я не ошибаюсь, в вашем ведомстве имелось немало толковых, честных людей, которые по разным причинам были вынуждены уйти в отставку и перешли на работу в частные фирмы. Нам понадобится надежная команда. Вы сможете помочь в ее подборе?

— Можно попробовать… Но для этого мне нужна связь и Интернет.

— Будет у нас Интернет и любая связь, это не составит никаких проблем.

— Проблема остается в финансах, — возразил Алексей. — Нашим новым сотрудникам придется платить хорошую зарплату, и вряд ли они согласятся получать ее золотом. Снова начнем «обрабатывать» обменники?

— Не начнем. Есть более простой и надежный способ.

Ровно три дня спустя после этого примечательного разговора на стол директора частного «Бэта-банка», единственного из всех, ни разу не обманувшего своих вкладчиков даже в нелегкие годы перестройки, секретарь положил странную записку:

«Уважаемый господин директор!

Направляю вам десять килограммов золотых слитков. Прошу оценить их по существующей сегодня конъюнктуре и, оставив себе двадцать пять процентов от этой суммы в качестве комиссионных, остальные деньги в европейской валюте перевести на прилагаемый счет.

Если вас заинтересовало мое предложение, то немедленно после получения означенной суммы в адрес вашего банка будет направлена следующая посылка с ценностями на тех же условиях.

Надеюсь на долговременное сотрудничество.

Ликвидатор».

— И кого же он собирается «ликвидировать»? Этот так называемый ликвидатор? Надеюсь, не нас? Что за странная шутка? — недовольно приподняв бровь, директор развернул к секретарю свое вращающееся кресло, для чего ему потребовалось лишь минимальное усилие.

— Мне тоже вначале показалось это розыгрышем, из-за которого я не стал бы вас беспокоить. Но записка находилась в почтовом ящике с десятью килограммами золота 9999 пробы. Прежде чем прийти к вам, я попросил нашего ювелира сделать полный анализ…

— Вы не оговорились? Действительно четыре девятки?

— Совершенно верно. Чтобы это установить доподлинно, ювелиру пришлось дважды повторить анализы. Он сам не сразу поверил в результат.

— Золото такой высокой пробы невозможно украсть на приисках! И чтобы его очистить до такой степени, понадобится оборудование и технологические процессы, стоимость которых превысит стоимость самого золота! Откуда же оно взялось, в таком случае?!

— Не могу знать, Виктор Абрамович, на посылке вымышленный обратный адрес. Такой улицы в Москве не существует.

— Проверьте, существует ли сам счет!

— Уже проверил. Он существует, и на нем пока лежит всего один доллар.

— Ну так отправьте остальные. Посмотрим, что из этого получится. По крайней мере, мы ничем не рискуем. Если придет следующая посылка, постарайтесь осторожно выяснить в почтовом ведомстве, кто ее отправил, но пока никаких официальных обращений в органы делать не нужно. Вы меня поняли?

— Абсолютно, господин директор!

А еще через месяц недавно образованная частная фирма с иностранным капиталом и ничего не говорящим названием «Стройинвест» приобрела в пригороде Москвы обнесенный высоким забором и утопающий в зелени шестиэтажный особняк.

Система охраны особняка на первый взгляд мало чем отличалась от окружавших его таких же частных коттеджей, но это только на первый взгляд.

Внутри ограды не было ни одной камеры наружного наблюдения, но тем не менее на столе, в кабинете у Сергея, на большом панорамном экране можно было рассмотреть каждого жука, проползавшего через тропинку.

Сергей мерил шагами свой большой, удобно обставленный кабинет, с нетерпением ожидая окончания разговора Наташи с двумя бывшими оперативниками военной разведки, в настоящее время служившими охранниками в частной фирме.

Началась самая ответственная стадия их первой, уже полностью подготовленной акции воздействия на криминогенную ситуацию в Москве. До последнего момента Сергей оттягивал создание оперативной группы, справедливо полагая, что чем меньше людей знает о деталях предстоящей операции и о самом существовании их не совсем обычной организации, тем лучше. И вот теперь настал момент, когда все было готово и затягивать создание оперативной группы стало нецелесообразно. Кто-то должен был осуществить захват депутата Думы Митрохина, уже предупрежденного и ответившего на это предупреждение оскорбительным репортажем в центральной прессе, обвинив своих врагов, скрывавшихся под псевдонимом «чистильщики», в развязывании грязной предвыборной кампании против него, невинного и честного человека.

Этот «невинный» контролировал игорный бизнес и проституцию в центральных районах Москвы. Но самое главное, что послужило основанием именно Митрохина сделать объектом их первой акции, было то, что под патронажем Митрохина находилась подпольная фирма наемных убийц, на след которых уже не раз выходили московские оперативники. Только вот след почему-то неизменно терялся и Митрохин, действовавший через третьих лиц, всегда выходил из воды сухим.

Алексей, сидевший за столом, недовольно следил за метаниями друга по кабинету и еще более неодобрительно косился в сторону Наташи, почему-то затянувшей этот, в сущности, простой разговор, сводившийся всего лишь к договоренности о предварительной встрече с их будущими оперативниками.

Алексей считал, что они сумеют сами справиться с операцией. С помощью генераторов невидимости и парализаторов это, в принципе, было возможно. Но Сергей твердо решил создать внутри своей команды второй эшелон, оставив только за ними троими возможность посещать подземную базу, о существовании которой никто, кроме них, не должен был даже подозревать.

Рисковать жизнью Алексея и Наташи, этих двоих самых доверенных и пока единственных своих сотрудников, он не мог ни в коем случае. Во время силовой акции возможны любые неожиданности и непредвиденные обстоятельства. А если учесть неизбежные повторения подобных операций в будущем, то без надежной команды профессионалов им все равно не обойтись.

Наконец Наташа закончила разговор, повесила трубку и сообщила:

— Они будут ждать тебя сегодня, в восемнадцать тридцать, в ресторане «Баку», как ты просил. Но они ничего не обещают. Дальнейшее теперь зависит только от тебя.

— Я и не ожидал от них немедленного согласия. Спасибо. Это все, что мне было нужно.

Закончив разговор, Наташа сразу же вернулась в свой собственный просторный кабинет, заставленный дисплеями и аппаратами спутниковой связи. После создания московской базы у каждого из них возникло множество параллельных обязанностей, нараставших, как снежный ком.

Сергей сознавал, что это неизбежное следствие его борьбы за конспирацию. Каждый новый человек в команде увеличивал риск разоблачения, и с горечью в который уж раз он подумал о том, что вся их деятельность незаконна и рано или поздно им придется вступить в открытое противостояние с силовыми структурами государства…

Открыв раздвижную раму окна, выходившего в мокрый от дождя сад, Сергей долго стоял около него, словно хотел найти среди листьев и склонившихся под дождем цветов ответ на какой-то вопрос. Через некоторое время Алексей образовался рядом, молча постоял, опершись о подоконник, а потом спросил:

— Ты тоже это чувствуешь?

— Что именно?

— Угрозу? Они ведь ждут от нас не акции очистки, твои иновремяне. Наши дела им до фени. Они хотят загнать нас в ловушку.

— Зачем? Почему ты так думаешь? У тебя есть какие-то данные или это всего лишь догадки?

— Мне кажется, мы им нужны для осуществления их будущих и пока совершенно не известных нам планов, они создают ситуацию, попав в которую мы будем вынуждены согласиться на любые их условия…

— Раньше я за тобой не замечал склонности к пессимизму.

— Это не пессимизм, Сережа. Это четкое понимание реальности. Никому еще не удавалось силовыми методами изменить жизнь в лучшую сторону. Причина всего происходящего кроется внутри нас, внутри каждого из нас, а остальное, — все безобразия, которые творятся вокруг, всего лишь следствие нашей собственной натуры.

— Слишком простое объяснение, и слишком удобное. Но я все равно попробую. И к тому же, если не пытаться ничего изменить, само оно никогда не изменится, черт побери! С каждым годом мы все ближе сползаем к окончательной деградации. Наркотики, детская смертность, алкоголизм нашу страну раздавили, даже не утруждая себя военной акцией! Сначала Горбачев и Ельцин впустили к нам жадную стаю западных советников, а затем, следуя полученным советам и заботясь только о собственной власти, привели нас на край пропасти.

Сегодня натовские самолеты уже летают вдоль наших границ. Завтра друзья-советчики начнут диктовать нам свои условия.

— Будь осторожен, Сережа. Далеко не каждому предоставляется возможность хотя бы раз в жизни почувствовать себя богом.

— Богом? Ты так это понимаешь?

— А разве нет? Рано или поздно и ты поймешь, в какую яму нас засасывает. Смотри, чтобы не было слишком поздно.

ГЛАВА 18

Два молодых, прилично одетых человека сидели за столиком нового и еще мало известного в Москве ресторана. Эти двое настолько не походили друг на друга, что проходившие мимо официанты невольно поворачивали головы в их сторону. Один — высокий и широкий в плечах, с каменным лицом, на котором не двигался ни один мускул, выглядел скульптурой, высеченной из камня. Второй — низенький, суховатый, в очках, его лицо, казалось, было сделано из десятка сходящихся плоскостей, каждая из которых ни секунды не оставалась неподвижной.

Перед ранними посетителями стояли пока что всего две кружки пива, они, видимо, кого-то ждали и выбрали для этого не слишком удобное место.

Новый ресторан, построенный в нижнем этаже бывшего кинотеатра «Баку», открылся всего месяц назад, и местные жители недоверчиво обходили его стороной, поскольку администрация ресторана не слишком предусмотрительно перегородила им удобный проход вдоль пруда к Ленинградскому рынку.

Главной особенностью ресторана было то, что, кроме обычного зала, у него имелся еще и летний, построенный в виде большой парусной шхуны, алые паруса которой располагались так оригинально, что полностью прикрывали от дождя своими полотнищами столики на палубе.

Красивая шхуна, стоявшая на воде, посреди большого пруда, казалось, в любую минуту могла сняться с якоря и уплыть в неизвестном направлении, определяемом лишь секстантом и количеством спиртного, выпитого гостями.

Оба посетителя, вызвав тайное недовольство обслуги, выбрали для ожидания именно палубу шхуны, открытую в этот осенний день порывам холодного ветра, пронизывавшего насквозь белоснежную форму официантов и вроде бы совершенно не беспокоившего странных клиентов.

— Тебе тоже звонила Наташка? — спросил низкорослый клиент, которого из-за его фамилии Никольский друзья звали просто и коротко — Ник Маленький. Второй же, имя которого, по странному совпадению, звучало как «Николай», назывался всеми, знавшими эту неразлучную пару, как Ник Большой.

— Угу, — прогудел Большой Ник, разглядывая свою пустую кружку, третью за пятнадцать минут ожидания. Недовольный всей этой затеей и теми расходами, которые она должна была вызвать в их не слишком обеспеченном совместном бюджете, Ник Маленький продолжил свои сентенции, уже порядком надоевшие его собеседнику, вполне довольному обстановкой, в которой они очутились после скучного и долгого трудового дня, когда они, сменяя друг друга в зале, осуществляли охрану небольшого ювелирного магазинчика, принадлежащего частной фирме.

— Не понимаю, почему мы должны ждать этого хмыря в ресторане? И кто он вообще такой? Она тебе не сказала?

— Нет, — коротко произнес Большой Ник, выразительным жестом показывая официанту на свою пустую кружку.

— Хоть бы закуску заказали! — проворчал тот, с милой улыбкой направляясь к клиентам.

Но им было уже не до закусок. У входа на ресторанном трапе появился человек, которого они ждали. Описания Наташи были, как всегда, предельно лаконичны и точны, и не узнать его они не могли. Спокойный взгляд серых глаз, слегка задумчивый и немного неуверенный. Костюм из дорогого магазина, но весь измятый. Воротник рубашки расстегнут. В руках, как и было условлено, вошедший держал газету. Но они поняли, что это он, еще до того, как заметили эту газету.

Сергей направился к их столику. У него был совсем простой выбор, поскольку на палубе оба Ника были единственными посетителями. Он подошел, поздоровался. Ник Маленький любил угадывать характер людей, с которыми знакомился, по первому рукопожатию. Но сейчас он затруднился с определением характера этого человека. Тот словно бы находился в другом месте, а здесь присутствовал лишь частично.

Едва Сергей опустился на свободный стул, как официант немедленно образовался подле их столика. Только что его не было, и вот он уже стоял рядом, с блокнотом в руках и с меню, на всякий случай прижатым локтем левой руки к животу.

— Бутылку хорошего коньяка. Самого лучшего, какой у вас есть. Мясные закуски — побольше, ребята проголодались, пока меня ждали. Горячее на ваше усмотрение.

К такому клиенту не грех проявить почтение, официант согнулся в подобострастном полупоклоне и немедленно исчез.

Почти сразу же на столе появилась свежая белая скатерть, мельхиоровые приборы и хрустальные коньячные рюмки вместе с бутылкой французского коньяка.

Ник Маленький разглядывал эту бутылку, презрительно прищурившись. Слишком много он повидал на своем веку хлыщей, привыкших швыряться деньгами, и эти люди не вызывали у него никакого уважения.

— Шикуете? Предупреждаю, что в расчетах за это пиршество мы участвовать не сможем.

— Это и не потребуется. Я вас пригласил, следовательно, и расходы мои.

— Прежде чем начнем, давайте поговорим о деле. Возможно, наше участие в вашем ужине окажется излишним, — упорствовал Никольский.

— Мне нравится такая постановка вопроса, — сказал Сергей, улыбаясь и разливая коньяк, к которому, однако, никто не притронулся, хотя он и заметил в глазах Ника Большого искорку, похожую на сожаление. — Раз вы этого хотите, сразу же перехожу к делу. Мне нужна небольшая, но очень хорошая группа оперативников для постоянной работы.

— В чем именно будет заключаться работа? — Похоже, за этих двоих говорил только Ник Маленький, а Ник Большой лишь задумчиво смотрел на коньяк и иногда вздыхал. Словно беседа его ничуть не интересовала.

— Время от времени вы будете доставлять в указанное вам место выбранных мной людей.

— Без их согласия, разумеется? — уточнил Ник.

— Совершенно верно.

— И что же это за люди?

— Преступники. Руководители мафиозных групп, грабители, убийцы, махинаторы, различный московский мусор. Начнем через пару дней с Митрохина или Чургина, я еще не решил. Знаете Митрохина?

— Эти ребята сошли с ума! — неожиданно пророкотал Ник Большой. — Но мне они нравятся! — И, словно подтверждая окончательность только что высказанного мнения, он потянулся за своей рюмкой.

Ник Маленький перехватил руку Ника Большого в воздухе и удержал ее, повернувшись к Сергею.

— А вы знаете, кто такой Чургин? И какая у него «крыша»? У вас есть батальон спецназа, чтобы справиться с его охраной?

— У меня нет батальона спецназа, но он и не понадобится. Позже, если согласитесь с нами работать, вы это поймете.

— Что вы собираетесь с ними делать? Если вам нужны наемные убийцы, мы в этом участвовать не будем.

— Мне не нужны наемные убийцы. Эти люди исчезнут, исчезнут навсегда, но никто при этом не собирается их убивать…

— Чургин? Все-таки Чургин? — Компьютер, проанализировав все собранные ими данные, во второй раз выбрасывал фамилию кандидата для их первой акции. Сергей, бросая на дисплей недовольные взгляды, возбужденно ходил по кабинету. — Не нравится мне этот вариант. Слишком сложно. Нельзя начинать с такого уровня без должного опыта! Мы еще не готовы!

— Любая акция опасна, но ликвидация Чургина, по крайней мере, принесет ощутимый результат: мы вернем государству контроль над энергетическими системами.

— Можно подумать, государству нужен этот самый контроль. Они добровольно от него отказались. Придет другой Чургин — только и всего. Чиновникам ничего не нужно, им хорошо, и они не склонны озадачивать себя лишними проблемами.

— Ты не совсем прав. Ситуация постепенно меняется. Государство вернуло контроль над информационными сетями и силовыми структурами, начинается борьба за энергоресурсы, но президент, при нынешней международной обстановке, не может слишком резко использовать силовые акции. Но все же те, кто разваливал страну, теряют реальную власть. А Чургин… Он набрал слишком большую силу, за ним огромные деньги и влияние международных корпораций. Государству трудно с ним справиться, легальные методы здесь не проходят. Придется уж нам поработать.

— Ладно, может, ты и прав. Готовь ориентировку для группы захвата.

Алексей бодро застучал по клавишам компьютера, но через пару минут остановился и с недоумением произнес:

— Появился красный значок!

— Какой еще значок?

— Знак «Стоп»!

Сергей подошел к компьютеру. И впрямь, на дисплее в верхнем левом углу моргал знакомый каждому водителю знак остановки.

— Мы об этом не договаривались. Это что-то новенькое. — Он достал мобильник с синей кнопкой и вызвал Павла. Тот ответил сразу, словно ждал этого звонка.

— Что означает «Стоп» на фамилии Чургина?

— Не трогайте его. Подберите другую кандидатуру. — Голос Павла звучал без всяких интонаций, так всегда бывает, когда линия проходит через шифраторы и спутниковые ретрансляторы.

— Но почему? По нашим данным, это наиболее подходящая кандидатура для первой акции!

— Чургин нам нужен. Я не могу объяснить вам всего.

— И часто вы собираетесь накладывать подобные запреты? — не скрывая раздражения, спросил Сергей.

— Каждый раз, когда это будет необходимо.

— Но тогда вся наша деятельность теряет смысл! К чему было начинать акцию, если ее главные персонажи окажутся под вашей защитой?

— Пока речь идет лишь об одном Чургине.

Сергей выключил телефон и сел рядом с Алексеем, стараясь разобраться в причине охватившего его возмущения. В том, что иновремянам может понадобиться какой-то человек, не было ничего необычного. Сергей ни на минуту не сомневался, что для московских акций подготовлена не только его группа. Но зачем им Чургин? Слишком заметная фигура, чтобы поручать ему секретную миссию воздействия, да и не тот это человек, который согласится сотрудничать с иновремянами, ему хватает собственного бизнеса и собственных дел… Но тогда зачем?

Прежние сомнения овладели им с новой силой. С самого начала он подозревал Павла в двойной игре, и сейчас у него появился шанс это проверить.

— Так что будем делать? — спросил Алексей, с откровенным интересом уставившись на Сергея. Ему не терпелось узнать, как поступит друг и его теперешний начальник в этой непростой ситуации.

— Будем начинать акцию!

— Ты хорошо представляешь все последствия? Если они лишат нас своей поддержки после того, как мы разворошим осиное гнездо этого Чургина, знаешь, чем это может для нас кончиться?

— Знаю. Но играть втемную мы больше не будем. Ариек… Мы о нем знали с самого начала.

— Ну, это как сказать. Здесь все зависит от степени этого самого риска. — Алексей достал измятую пачку сигарет и закурил в кабинете Сергея. Хотя раньше никогда этого не делал, зная, что его друг терпеть не может табачного дыма. И Сергей промолчал, понимая, что сейчас не время для пустяковых замечаний. На слишком рискованное и серьезное дело они только что решились.

Огромный особняк на берегу Яузы напоминал елочную игрушку. Цветные этажи один другого ярче заканчивались не то башней, не то колокольней. Казалось, хозяин особняка этой помпезной, кричащей архитектурой лишний раз хотел подчеркнуть свое наплевательское отношение к общественному мнению.

Он всегда так делал, всегда шел напролом и легко добивался своих целей. Силу он за годы переломки страны набрал немалую и теперь не гнушался выставлять ее напоказ.

Сергей и Алексей лежали в зарослях мокрого ельника, метрах в трехстах от забора особняка. На таком расстоянии их не могли почувствовать сторожевые псы. Каждые пятнадцать минут охранники совершали обход с наружной стороны забора. Хорошо, хоть псов держали на поводке, и те не могли приблизиться настолько, чтобы почувствовать запах посторонних.

— Долго еще ты собираешься здесь лежать? — Алексей откровенно злился, и Сергей отлично его понимал. Не холод и не мелкий зимний московский дождь были тому причиной. Алексей давно почувствовал тупик, безнадежность в задуманном деле, хотел отговорить Сергея, злился на себя за то, что не сделал это во время их недавнего разговора, когда решалась судьба всей операции, и сейчас никак не мог найти весомых, значительных слов, убедительных хотя бы для себя самого.

После того как появился красный значок на дисплее — вся база данных на Чургина оказалась для них закрытой. Необходимую для операции информацию пришлось собирать по крохам, и Сергей перестал надеяться на успех, в душе ругая себя за упрямство и за нежелание вовремя отступить.

Что, собственно, он здесь ищет? Что собирается выяснить? Штурмовать дом, не зная даже внутреннего расположения комнат, не имея информации о том, где сейчас находится его хозяин, было бы верхом глупости…

«Мерседесы» с затемненными стеклами покидали ворота особняка с завидной регулярностью. Но это ровным счетом ни о чем не говорило. Там могло проходить какое-нибудь совещание, которое проводил один из заместителей хозяина дома. И если штурм не увенчается успехом, если они не застанут Чургина на месте, задача усложнится в десятки раз.

Больше он в этом особняке не появится. И тогда им не помогут ни парализаторы, ни плащи-невидимки. Охота, которая за ними начнется сразу после неудачного штурма, почти наверняка закончится трагически для них самих.

Сергей отчетливо ощущал, что именно так и будет, если они сейчас начнут штурм, и хорошо знал, что этому предчувствию следует доверять.

Но ему так хотелось покончить с одним из шести столпов переломки России, что теперь, до конца осознав всю безнадежность своих усилий, он чувствовал глубокое разочарование и ярость. Такую ярость, наверно, испытывает пес, отброшенный рывком цепи от непрошеного гостя, вторгшегося в его владения.

— На сегодня все! — выдавил он из себя, собрав воедино остатки благоразумия. — Снимаем наблюдение. Нужен новый канал информации. Кто-то из наших должен подобраться к нему поближе! Нужны же ему дворники, садовники, нужна же ему прислуга и охрана!

— В такие места берут только проверенных людей, с хорошими рекомендациями от знакомых.

— Мы что, даже рекомендации не сможем отпечатать?

— Это слишком рискованно. Они наверняка проверят и разоблачат фальшивку.

— Ну и что с того? Искал человек работу, подделал рекомендацию, большое дело, ну, уволят его, в конце концов. А вдруг, пока разберутся, удастся узнать что-то важное? Хотя бы чертеж внутреннего двора составить.

— Нужна еще вакансия… Может, у них давно уже набран штат, может, они ни в ком не нуждаются?

— Вот ты это и узнай! Пойди завтра к завхозу, или кто там у них заведует всем хозяйством, и узнай.

— Мажордом в таких домах отвечает за набор слуг. Они любят старые названия, наши новые господа. Но узнать мне ничего не удастся. Иногда твоя наивность меня поражает. Меня не пустят за ворота и разговаривать со мной не станут.

Алексей был прав в каждом своем слове, Сергей и сам не знал, на что он надеялся, на случай, на нелепую удачу? Или это просто своеобразная дымовая завеса, попытка замаскировать отступление… Ведь если Чургина и в самом деле поддерживают иновремяне, надежды на успех не оставалось никакой.

Сергей уже опустил бинокль и поднялся, разминая затекшие от долгого неподвижного лежания ноги, благо патруль только что прошел и следующий появится только минут через пятнадцать. И в этот момент Алексей, все еще не опустивший бинокль ночного видения, сказал:

— Там что-то происходит, свет на нижнем этаже погас, и охрана занервничала…

Через минуту, подтверждая его слова, до них донеслась хлесткая россыпь автоматных очередей. Свет на втором этаже коттеджа мигнул и тоже погас. Теперь светились окна лишь самых верхних этажей.

Послышался звон разбитых стекол, крики, лай собак. Наружная охрана бегом бросилась к проходной и исчезла за оградой. Почти сразу вслед за этим утробный звериный рев разорвал тишину над рекой. Ни один известный им зверь не сумел бы издавать звуки, наполненные такой злобой.

Вновь закричали люди. Теперь в их криках слышалась боль и отчаяние. Еще несколько раз пророкотал автомат, и две красноватые вспышки, сопровождавшиеся грохотом взрывов, сообщили о том, что в ход пошли гранаты. Затем все стихло.

Казалось, здание коттеджа вымерло. Они ждали еще минуты две, но ни один человек так и не показался в дверях проходной, и со двора до них больше не донеслось ни звука.

— Придется посмотреть, что там произошло. — Сергей двинулся к проходной, хотя уверенности в том, что он поступает правильно, так и не появилось — в ушах все еще стоял нечеловеческий злобный рев.

— Ты хоть понимаешь, во что ввязываешься?

— Пока нет. Но собираюсь это выяснить!

— Это же не человек кричал! У них что там, зверинец?! — спросил Алексей, не отставая от него ни на шаг, и впервые в его голосе Сергей почувствовал откровенный страх.

За коттеджем, с противоположной стороны ограды, находились в засаде еще двое сотрудников их конторы, Сергей на ходу приказал им по рации не высовываться.

Что бы ни произошло внутри здания, выяснить это должен был он сам.

ГЛАВА 19

Когда во дворе раздались первые выстрелы, двое служащих охраны наружного наблюдения Перунов и Гошорин, дежурившие в мониторной, не заметили на своих дисплеях ничего необычного. По внутреннему распорядку, составленному начальником охраны, бывшим полковником ФСБ Лесиным, им в случае тревоги категорически запрещалось покидать свой пост.

Полковник считал, что в чрезвычайных обстоятельствах эти двое дежурных смогут корректировать действия всей остальной охраны. Но на этот раз ничего подозрительного на мониторах не замечалось, к тому же никто не отвечал на их вызовы, а стрельба, переместившись со двора во внутренние помещения здания, вскоре стихла.

На какое-то время внутри коттеджа установилась неестественная тишина, а затем охранники услышали скрип лестницы, ведущей на верхние этажи. Звук напоминал стон раздавленного животного, и Перунов, самый молодой из дежурных, недавно демобилизованный парень, почти полностью потерял самообладание.

— Лестница! — прошептал он побелевшими губами.

— Что, лестница? — не понял Гошорин.

— Это скрепит лестница! Кто-то ползет по ней!

— Ты что, рехнулся? Кто там может ползти?

Все же Гошорин, несмотря на столь скептическое отношение к сообщению Перунова, чтобы поставить на место этого мальчишку, которого и в охрану-то взяли только потому, что его мать была знакома со старшим поваром, все же переключил один из мониторов на камеру внутреннего наблюдения, расположенную в холле.

То, что они увидели на экране, заставило обоих одновременно вскочить на ноги и замереть от ужаса.

Огромная киселеобразная туша, по форме похожая на облако, но только более плотная, медленно стекала вниз по лестнице со второго этажа коттеджа, и дубовые ступени, выгибаясь под чудовищной тяжестью навалившейся на них массы, жалобно стонали.

— Что это?! — выкрикнул Гошорин совершенно бессмысленный вопрос, ответ на который он все равно не мог получить. — Почему оно ползет сверху? Откуда оно там взялось?! Там же ничего не было час назад, когда мы совершали обход!

Непонятное внушает страх, зачастую превышающий возможности человеческой психики. Скованные ужасом охранники теряли те самые драгоценные мгновения, когда они еще могли спастись.

Чудовищное облако черного киселя, медленно стекая с лестницы, постепенно перегораживало им единственный путь к отступлению через холл. И теперь выбраться наружу они могли только через окно, забранное толстой стальной решеткой, установленной здесь по требованию все того же Лесина, для большей безопасности наблюдателей.

Перунов первый из них справился со ступором, схватил стул и выбил стекло.

— Запри дверь! — крикнул он напарнику. — Я попытаюсь выдавить решетку! — Перунов, широкоплечий и накачанный парень, обладал, наверно, силой двух человек, и какое-то время казалось, что ему удастся справиться с решеткой, но она была вделана на совесть, а дверь, ведущая в холл, уже затрещала от навалившейся на нее массы.

Несмотря на то что дверь мониторной была укреплена стальным листом, заделанным в дубовую доску, и могла выдержать взрыв гранаты, она ходила ходуном, изгибалась и трещала — но все еще держалась на своих петлях.

Оценив серьезность преграды, возникшей у нее на пути, киселевидная масса изменила направление атаки.

Между порогом и нижней частью двери оставалась узкая щель в несколько миллиметров шириной. Вскоре из-под двери показался темный ручеек, не сразу замеченный охранниками. Вначале он растекался по полу тонкой пленкой, но вскоре пленка замедлила свое продвижение и начала утолщаться. Затем она вновь, на этот раз гораздо медленней, двинулась вперед. Из черной лужи на полу выдвигались какие-то щупальца, похожие на ложноножки амебы. Они осторожно ощупывали пространство перед собой, безошибочно определяя направление, ведущее к людям.

В конце концов Перунов заметил опасность, но было уже слишком поздно. Оба охранника, взобравшись на подоконник, продолжали молотить по решетке обломками стула. Затем Перунов выхватил пистолет и попытался перебить прутья решетки выстрелами, но прутьев было слишком много, а патронов мало. Его напарник, совершенно ошалев от страха, вместо того чтобы помогать ему, бессмысленно палил в ползущие к ним щупальца, которые, легко оторвавшись от пола, уже начали свое неумолимое движение к подоконнику, а на пробивавшие их навылет пули не обращали ни малейшего внимания.

Мертвая тишина стояла над всем коттеджным городком. Люди, которые здесь жили, предпочитали ни во что не вмешиваться и ничего не замечать. Особенно в тех случаях, когда здесь начинались довольно часто случавшиеся в прежние времена разборки со стрельбой. Даже в тех зданиях, где до начала автоматной пальбы светились окна, теперь свет погас.

— Почему не слышно милицейских сирен?! — раздраженно, ни к кому не обращаясь, спросил Сергей, продолжая медленное передвижение по внутреннему двору и стараясь не уклоняться от усыпанной гравием дорожки, ведущей к парадному входу коттеджа.

— И не услышишь. Зачем им спешить? Зачем рисковать? Зарплата маленькая, а собственное здоровье дороже. Когда все утрясется, приедут, составят протокол, если их об этом попросят. Но нам это на руку. Часа два времени у нас есть, пока здесь кто-нибудь объявится.

Они уже стояли у второй проходной, замаскированной под уютную беседку и расположенной перед самым коттеджем. Здесь была еще одна изгородь, состоявшая из колючего кустарника, опоясавшая коттедж плотным кольцом. Синеватый свет мониторов, соединенных с камерами наружного наблюдения, освещал небольшое помещение, в котором никого не было видно.

— Здесь должна была быть охрана! Куда они все подевались?

Сергей решительно толкнул дверь и, убедившись, что помещение действительно пусто, еще раз осмотрел оставшийся за его спиной двор. Во дворе стояла неестественная тишина — ни криков, ни стонов раненых, ни лая собак.

— Словно Мамай прошел… — произнес Алексей, переводя парализатор на боевой взвод.

— Может быть, иновремяне знали о том, что здесь должно произойти? Может, поэтому они не хотели, чтобы мы занимались Чургиным?

— Ну да, заботились о нашей безопасности. Нет, Сергей, мне кажется, что случившееся здесь не входило в их планы.

— Может быть, мы зря паникуем? Может, они все на банкете? А палили в воздух ради развлечения.

— Ну да, включая охрану. В таких домах за дисциплиной обслуги следят настоящие профессионалы. А что здесь произошло, мы сейчас выясним.

Они пересекали последнюю широкую часть пустого двора, освещенную ущербной луной.

У парадного входа в коттедж на земле застыли темные тела, и, еще не подойдя вплотную, по их полной неподвижности Сергей понял, что это трупы…

Собственно, языки, тянущиеся к подоконнику, не имели ничего общего со щупальцами. Подобравшись к людям на расстояние метра, темная масса рассыпалась на отдельные точки, похожие на крохотных черных муравьев или мошек.

Первый укус показался Перунову почти безболезненным, он попытался стряхнуть вцепившуюся в его ногу маленькую тварь, но, к своему удивлению, ее не обнаружил.

На месте укуса виднелось лишь темное пятнышко, и под кожей, вдоль его йоги, что-то определенно двигалось, что-то, постепенно увеличивавшееся в размерах… Едва он осознал это, как боль буквально скрутила его, заставив закричать, и почти сразу он почувствовал, как сотни новых крохотных челюстей впиваются в его тело.

Спрыгнув с подоконника, он бросился к закрытой двери и попытался вышибить ее, забыв про замок и совершенно ошалев от боли. Его напарник Гошорин, издав нечеловеческий вопль, упал с подоконника на пол и стал кататься по нему, не замечая того, что темная масса, занимавшая уже всю поверхность пола, теперь покрыла его тело сплошным шевелящимся ковром.

Крики Гошорина неожиданно прекратились, и только теперь Перунов до конца понял, что его ожидает. Боль неожиданно исчезла, ужас, который человек может испытать лишь в тот момент, когда осознает, какой смертью ему предстоит умереть, совершенно заглушил боль. Остались лишь обрывки ощущений, проявлявшиеся на грани инстинктов. Мелькали не связанные между собой картины разрозненных воспоминаний, словно сознание пыталось отгородиться ими от чудовищной действительности…

Перунов вспомнил, как сбежал в самоволку на свидание с девушкой, рассчитывая вернуться до утренней побудки, но часть, в которой он служил, ночью неожиданно была поднята по тревоге и переброшена в район войсковых учений. Об этом ему сообщил дежурный на проходной, пожалевший непутевого мальчишку. Теперь не попасть на губу он мог единственным способом — попытаться догнать свое подразделение на марше и незаметно влиться в его стройные ряды.

Но где-то, сквозь призму этого воспоминания, он уже чувствовал, что его едят изнутри, рвут на части его печень, селезенку и желудок — он понимал это и воспринимал почти спокойно, почти освобожденно, поскольку это означало, что темный ужас, вошедший в его тело, вскоре закончится.

Он еще успел вспомнить свое благополучное возвращение в часть и то свидание, которое, как теперь выяснилось, было последним в его жизни… Он даже Целоваться толком еще не умел и почему-то запомнил запах сладких карамелек, исходивший от девушки. Его подруга работала на кондитерской фабрике, и сейчас этот запах стал последней завесой его угасающего сознания.

Он увидел, как вздрогнула дверь от чудовищного удара снаружи. Кто-то еще ломился в их убежище, ставшее смертельной ловушкой. Кто-то большой и сильный, кто-то такой, кого никто из людей не захочет увидеть перед своей смертью…

Последнюю часть двора Сергей и Алексей прошли без происшествий, если не считать трупы, на которые оба старались не обращать внимания, чтобы сохранить остатки мужества и решимости довести до конца начатое предприятие.

К счастью для них, большинство наружных фонарей погасло, да и крови на трупах практически не было, не составляло особого труда убедить себя в том, что темные объекты, тут и там валявшиеся вдоль дорожки, не имеют никакого отношения к людям.

Собак тоже не было. Вообще, не было ничего живого, и тишина стояла такая, словно они неожиданно оказались на луне.

Парадные двери, ведущие в просторный холл коттеджа, оказались распахнутыми настежь. За ними взгляду открылось большое помещение, на этот раз хорошо освещенное. Свет, который погас, когда началась стрельба, несколько минут тому назад загорелся снова. Это могло означать, что в доме все же уцелели живые люди, но потом Сергей подумал, что, скорее всего, сработала аварийная автоматика.

Такие дома, как этот, обычно имели в подвале свой собственный генератор, и, прислушавшись, он различил едва слышный рокот дизельного мотора.

Людей в холле не было — ни живых, ни мертвых. Зато в изобилии имелись бронзовые статуи, по периметру окружавшие весь холл. Вкусы хозяина этого дома Сергей обсуждать не собирался, не до того ему сейчас было. Но на огромную фарфоровую вазу в рост человека, стоявшую на подставке в центре холла, нельзя было не обратить внимания — хотя бы потому, что на ней был представлен хозяин дома собственной персоной.

Художник изобразил Чургина во весь рост, в полном рыцарском облачении, с откинутым забралом шлема и мечом в руках, на который он небрежно опирался. Задранный подбородок и устремленный поверх голов входивших взгляд свидетельствовали о презрении к этому бренному миру, над которым он давно возвысился, который сумел ограбить и теперь на этом основании имел полное право презирать.

Ведь эти ходившие внизу букашки не оказались такими же ловкими и изворотливыми, не сумели появиться в нужное время и в нужном месте с волшебной коробкой в руках…

Не проронив ни слова, они миновали холл и оказались перед входом в банкетный зал. Картина разгрома, царившая здесь, способна была вывести из равновесия любого человека, даже обладавшего железной выдержкой. Сергей подумал о том, что судьба не всегда бывает слепа, и ее удары рано или поздно настигают тех, кто их заслужил. Часто такие удары наносятся исподволь и остаются незаметными для окружающих, но на этот раз рок не посчитал нужным таиться в тени.

Длинный обеденный стол, переломленный посередине, был усеян обломками дорогой посуды и остатками яств. Осколки хрусталя устилали пол. И еще здесь были люди. Мертвые люди. Вернее, то, что от них осталось. А осталось от них, надо признать, не слишком много.

Спиной к ним на стуле сидело нечто, напоминавшее чучело человека, с обвисшей одеждой. Алексей, проходя мимо, случайно задел его, и тогда костюм рассыпался в прах, обнажив розовый скелет, который он укрывал.

Самым ужасным в этой картине был именно розовый цвет костей, совсем недавно освобожденных от покровов мышц и кожи.

Когда ужас представшей перед ними картины перешел определенный предел, острота восприятия сгладилась. Их здоровая психика сопротивлялась потоку обрушившейся на нее чудовищной информации.

— Кто мог сотворить подобное? — спросил Алексей таким тоном, словно его друг обязан был заранее знать ответ на подобный вопрос.

Ничего не ответив, Сергей обошел розовый скелет и остановился перед трупом молодой женщины, все еще неподвижно сидевшей на стуле перед рухнувшим столом. Казалось, она пострадала меньше всех. Ее лицо не было обезображено ни болью, ни страхом, а широко открытые глаза что-то пытались рассмотреть в пространстве, недоступном взгляду живого человека.

— Мы должны выяснить, что здесь произошло! И мы это выясним! — стиснув зубы, проговорил Сергей. Он попытался нащупать пульс у молодой женщины. Ее рука оказалась неожиданно мягкой и податливой, словно трупное окоченение еще не наступило, но это была совершенно другая податливость. Сергей почувствовал, что его выворачивает наизнанку, когда понял, что кисть руки, отделившись от остального тела, осталась у него в руках. Он сумел сдержаться лишь потому, что заметил на локтевом суставе женщины нечто постороннее, нечто такое, чего там не должно было быть.

Маленькую, неподвижную букашку, раза в два побольше лесного муравья. Только это был не муравей… Сергей осторожно стряхнул непонятное насекомое на листок салфетки и поднес его к глазам…

Внешне существо походило на медведку. У него были мощные острые клешни, угрожающе раздвинутые и, к счастью, неподвижные. На концах этих страшных орудий еще виднелись темные пятна застывшей человеческой крови.

И это было вовсе не насекомое. Его искусственное происхождение выдавал металлический блеск панциря и крохотная антенка, спрятанная между надкрылками.

Осторожно, стараясь не повредить свою находку, Сергей переложил механическое насекомое в бутылку из-под коньяка и плотно завинтил пробку. Лишь сейчас он обратил внимание на своего партнера, стоявшего лицом к стене и уже не пытавшегося сдержать приступы рвоты.

— Мы пойдем дальше, Алексей. И там, возможно, будет еще хуже. Так что возьми себя в руки.

— Почему они их убили?

— Я этого не знаю. Может быть, ты мне скажешь? — Не дождавшись ответа, Сергей продолжил: — Мы здесь для того, чтобы это выяснить.

— Я всегда знал, что этим все должно кончиться! С того самого момента, когда ты первый раз предложил мне участвовать в так называемой чистке, когда газеты написали о неудачном испытании в институте времени. Когда над Москвой образовалась невидимая черная дыра… И вот теперь результат — это вторжение…

— Не похоже на вторжение. Если бы это было вторжением, нас бы уже не было в живых. Кто бы они ни были, теперь они ушли.

Иновремянам не было смысла затевать сложное мероприятие с созданием нашей базы лишь для того, чтобы организовать вторжение в другом месте.

— Тогда что же это?

— Сначала надо собрать информацию и лишь потом пытаться ответить на вопросы. Но я тебе скажу, что я на этот счет думаю. Это похоже на пробу сил, на проверку наших возможностей.

Сначала они попробовали внедрять в наш мир живые модели своих механизмов, яхту, танк, превращенный затем в лабораторию базы, и теперь вот это… Возможно, они еще только ищут эффективные пути проникновения в наш мир, и, если я прав, у нас есть время. Немного, но есть.

Сергей двинулся дальше, заставляя себя внимательно смотреть по сторонам, чтобы не пропустить какой-нибудь важной детали. Это было совсем нелегко. Большинство тел в банкетном зале были изглоданы до основания, и он не мог объяснить, куда девалась масса плоти и крови всех этих погибших людей. На ковре не было ни пятнышка. Насекомое, которое он нашел, было слишком мало для того, чтобы сожрать сотни килограммов мяса крови и внутренностей, даже если этих тварей было здесь несколько тысяч, даже в этом случае они не смогли бы унести…

Неожиданная мысль прервала его рассуждения. Первоначально они могли быть меньше, значительно меньше, что-то вроде микробов, невидимых глазу… Если это так, тогда вся съеденная масса пошла на увеличение их собственных тел.

Достаточно вспомнить историю с моделью яхты. Для того чтобы набрать полный объем, ей понадобилась вода…

Но тогда внутри этих стен все еще могли находиться невидимые враги…

Он вздрогнул от этой мысли, затем внимательно осмотрел подошвы ног, хотя заранее знал, что ничего не сможет увидеть.

Но кое-что он все же увидел. Кое-что, не имеющее отношения к металлическим насекомым.

В углу комнаты валялась разбитая бутылка ликера, лужа липкой зеленоватой жидкости растеклась метра на два, и посередине этого пятна четко виднелся отпечаток огромной лапы, общими очертаниями похожий на след человеческой ноги, — вот только у нее было четыре пальца, и длина ступни превышала сорок сантиметров…

ГЛАВА 20

След чудовищной лапы произвел на Сергея удручающее впечатление. Мало им было смертоносных насекомых, теперь еще и это. Он не стал сообщать Алексею о своем открытии. Его друг, не знающий страха в любой житейской ситуации, к мистическим вещам относился болезненно, а объяснить, какому существу мог принадлежать этот след, Сергей не решался даже себе самому.

Они миновали еще один холл, находившийся за банкетным залом. Здесь следов побоища было значительно меньше.

Не задерживаясь и в то же время соблюдая максимальную осторожность, словно шли по минному полю (как будто это что-то могло изменить), они начали подниматься по скрипучей дубовой лестнице.

Сергей никогда не мог понять страсти новых русских к ушедшему комфорту былых времен, весь этот ретростиль. Что это? Желание лишний раз утвердить себя, приблизиться таким образом к тем, кто десятилетия назад правил этим миром на вполне законных основаниях? Ко всему прочему, почти всегда этот стиль пытались украсить, а вернее, изуродовать современными свидетельствами достатка, картинами Малевича или скульптурными группами шизофренического стиля.

Он нисколько не сомневался в том, что огромное полотно, висевшее над лестницей, было оригиналом, — иначе его здесь, на обозрение всем входящим, никто не стал бы вешать.

В нижней части картины, у самой рамы, виднелось довольно ровное отверстие с кулак величиной. Его края показались Сергею обгоревшими, и от этого отверстия к ступеням лестницы по стене шла отчетливая, постепенно расширявшаяся дорожка, словно процарапанная миллионами крохотных лап…

— Похоже, отсюда они и пришли… Во всяком случае, некоторые из них. И нам придется проверить, что им здесь понадобилось.

— Разве банкетного зала недостаточно?

— Ты думаешь, они пришли черт знает откуда только для того, чтобы нажраться? Механические насекомые не должны испытывать голод. Я думаю, у них была другая цель.

Больше Алексей не возражал, и они медленно двинулись обратно в холл, следуя за всеми извивами хорошо заметной на паркетном полу постепенно расширявшейся дорожки. В банкетном зале она растеклась по нескольким направлениям, но самый четкий, самый заметный и широкий след вел на первый этаж, к мониторной.

Когда входили в коттедж первый раз, они миновали ее, не осматривая, Сергей лишь отметил укрепленную дверь, ведущую в это помещение, и не стал терять времени на взлом массивного замка. Сейчас же, исследуя лестницу и пол, он установил, что широкая дорога, словно проеденная в дереве какой-то кислотой, вела именно к этой двери.

Чтобы справиться с замком, им пришлось использовать одну из мини-шашек, предусмотрительно захваченных с собой для этой цели.

Небольшой кусок серого вещества, похожего на детский пластилин, размером в пару кубических сантиметров, легко приклеился к металлу замка. Теперь оставалось лишь воткнуть в него детонатор и, отойдя на безопасное расстояние, нажать кнопку, после чего на месте замка осталось лишь рваное отверстие, и они беспрепятственно вошли внутрь.

На полу, у окна с выбитым стеклом, лежал скелет человека. Второй труп сохранился намного лучше. Его Сергей заметил не сразу. Человек сидел на полу, недалеко от двери, и умер с улыбкой на устах.

Совсем молодой парень, в камуфляжной форме, казался совершенно целым, и только смертельная восковая бледность лица выдавала его истинное состояние.

— Чем виноват этот человек? Почему его жизнь оказалась так коротка? — спросил Алексей, не в силах оторвать взгляд от безмятежного лица мертвеца.

— Разве для этого нужна какая-то вина? Сколько их погибает каждый год, молодых, полных сил людей. В чем были виноваты те, кто пошел на концерт «Аквариума» и уже не вернулся домой?

— Ты веришь в судьбу, в предопределенность?

— Если бы я в это верил, то не стоял бы сейчас здесь. Мы с тобой занимаемся как раз тем, что пытаемся изменить судьбы многих людей.

— Может быть, этого не следует делать? Мне кажется, что те, кто пытается вписывать новые строки в книгу судеб, плохо кончают.

— У тебя слишком мрачные прогнозы. Сейчас они особенно некстати, лучше помоги мне!

Для того чтобы установить причину смерти охранника, Сергею пришлось воспользоваться своим армейским ножом и, преодолевая внутреннее сопротивление, произвести частичное вскрытие тела несчастного. Люди, которым приходится заниматься подобным постоянно, постепенно привыкают к неестественности своего занятия. Теряют чувствительность. Некоторые из них даже едят и курят в морге.

Стараясь не думать об этом, стараясь представить, что перед ним всего лишь муляж человеческого тела, Сергей упорно продолжал свою страшную работу. Помощи от Алексея он так и не дождался.

Сергей искал следы тех, кто убил этого юношу. И не напрасно. Все внутренние органы были покрыты темной металлической пылью, которая, при внимательном осмотре, оказалась слипшейся массой уже знакомых ему металлических насекомых, по строению и форме они не отличались от своего собрата, найденного в банкетном зале, только были в сотни раз меньше… Интуитивно Сергей чувствовал, что это обстоятельство имеет большое значение, хотя сейчас и не мог сообразить, какое именно. Может быть, позже, когда в их лаборатории будут исследованы образцы тканей, удастся установить, почему размеры этих насекомых так сильно отличались от тех, что побывали в банкетном зале.

Его размышления на эту тему были прерваны комариным писком мобильника. Наружный пост сообщал, что видит кортеж машин с мигалками, свернувших с шоссе в сторону поселка.

— Постарайтесь их задержать! — коротко бросил Сергей, вызвав этой фразой недоумение Алексея.

— Интересно, каким образом они смогут это сделать? Устроят засаду со стрельбой и стянут на себя весь московский спецназ?

— Стрелять совсем не обязательно. Там узкая дорога. Виктор что-нибудь придумает. Мосточек там есть, помнишь? Его не объедешь…

— Кто-то все-таки позвонил в милицию или в ФСБ. В любом случае они скоро будут здесь. Мосточек их надолго не задержит.

— С полчаса у нас есть, но ты прав — придется поторопиться. Жаль. Здесь нужно серьезное обследование.

— Почему ты думаешь, что ФСБ не сможет его провести? Почему ты считаешь, что наши кустарные методы окажутся более действенными? — В голосе Алексея чувствовалось нарастающее раздражение, и Сергей, понимая причины этого, легко прощал другу повышенный тон. Не каждый способен контролировать себя, когда на полу разложены внутренности недавно убитого человека…

— Эксперты из ФСБ будут не в состоянии объективно оценить то, что здесь увидят. Они начнут искать виновных, какую-нибудь несуществующую террористическую группу. Мы с тобой располагаем информацией, которой у них нет и поверить в которую можно лишь после того, как своими глазами увидишь превращение детской игрушки в настоящий корабль!

— Или танк…

— Или танк. Так уж получилось, что мы оказались на переднем краю этих событий и только мы можем успеть что-то сделать, пока не стало слишком поздно.

— Ты уверен в том, что это «поздно» еще не наступило?

— Этого я не знаю. Я лишь буду делать то, что могу, до тех пор, пока меня не остановят.

— Не так уж много мы можем. Разве что с честью погибнуть. Что мы сможем сделать с нашими парализаторами против полчищ искусственных насекомых, питающихся человечиной?

— Если повезет, мы узнаем, как их можно остановить. Узнаем их уязвимые места. Что-то произошло, сейчас они неактивны или по какой-то причине погибли. Иначе мы с тобой бы уже не разговаривали. Именно это я и пытаюсь выяснить. Причину, по которой они исчезли.

— Но они все еще здесь! Я чувствую это. Где-то рядом, может быть, на следующем этаже уцелели живые твари, в любую минуту они могут напасть, и тогда нас с тобой ждет судьба этого парня!

— Конечно, ты прав. Мы занимаемся рискованным делом. Но ведь мы все равно пойдем до конца, чем бы оно ни кончилось. — И, почувствовав раскаяние за свое недоверие к другу, Сергей продолжил: — Здесь побывали не только эти насекомые, был кто-то еще, гораздо крупнее. Так что держи оружие на взводе и будь готов ко всему.

— Вот теперь ты меня успокоил! — Алексей произнес это с возрастающей яростью, но Сергей слишком хорошо знал своего друга, знал, что его задели за живое десятки трупов ни в чем не повинных людей — охранников, слуг, поваров… Даже собак, валявшихся во дворе. Все они умерли страшной смертью. И теперь оба они не отступят, пока до конца не разберутся в том, что здесь произошло, чем бы это ни грозило им самим.

Не задерживаясь больше на нижнем этаже, друзья вновь направились вверх, мимо картины с прожженной дырой.

Сергея мучил вопрос, куда девались те твари, которые остались живы? На трупе он их обнаружил не так уж много, во всяком случае, явно недостаточно, чтобы превратить в кровавое желе человеческое тело. Не было никаких обратных следов, свидетельствовавших о том, что они ушли тем же путем, которым попали сюда. Должен быть другой вход в портал… Кроме всего прочего, эта дыра слишком мала для того, кто оставил в банкетном зале след своей лапы.

Лестница закончилась еще одним широким холлом, ведущим в каминную. Здесь было много старинного оружия, гобеленов и чешских хрустальных ваз.

У большого камина в мягких кожаных креслах сидели два хорошо сохранившихся трупа. Никаких следов насильственной смерти Сергей и Алексей на них не обнаружили. Не было здесь и следов насекомых. Похоже, эти двое умерли от страха. Их застывший последний взгляд был обращен на вошедших, и можно было подумать, что именно появление незнакомцев привело их в состояние неописуемого ужаса, столь сильного, что сердце не смогло его выдержать. До них в этих дверях побывал кто-то еще, кто-то, чей вид был способен останавливать человеческие сердца.

— Нам нужен живой свидетель. Человек, который видел, что здесь произошло!

— Интересно, где ты его возьмешь, если одного взгляда на то, что здесь появилось, было достаточно, чтобы оборвать жизнь этих, в общем-то еще не старых людей? Ты представляешь, какой силы стресс они должны были испытать?

— Представляю… И все же надежда есть. На этом этаже не было насекомых, они прошлись только по двору и по нижнему этажу, похоже, выше картины они вообще не забирались, вся волна пошла вниз… Возможно, мы не там ищем. Но все равно верхние этажи придется осмотреть полностью. Здесь побывал кто-то поинтересней этих маленьких тварей.

— У нас не хватит на это времени!

— Будем работать и после появления ФСБ. Используем наши плащи невидимости.

— Это слишком опасно. После того, что они здесь увидят, фээсбэшники начнут стрелять в любую тень.

— А что не опасно, Алексей? С того момента, как яхта вернулась из своего путешествия в никуда, все для нас стало опасным. Согласившись на предложенную нам авантюру, мы вычеркнули себя из нормальной жизни, так что нечего теперь об этом сожалеть, пошли дальше. Здесь слишком много комнат, и будем надеяться на то, что нижний этаж надолго задержит визитеров из ФСБ. Там им будет на что посмотреть.

— Я думаю, настоящая авантюра началась после того, как мы оказались здесь, проигнорировав запрет иновремян, наложенный на нашу акцию!

— И кажется, не зря. Если нам удастся разгадать тайну происшедшего здесь, мы больше не будем похожи на слепых котят, выполняющих чужие команды.

Длинный коридор вел через весь этаж. Здесь, за широкими дубовыми дверями, располагались спальни для гостей. В этих комнатах они не обнаружили ни следов нашествия, ни трупов, и Сергей укрепился в надежде найти хотя бы одного живого свидетеля.

— Даже если мы его найдем, что это изменит? спросил Алексей. — Мы и так знаем, что здесь произошло.

— Да? И что же? Поделись, пожалуйста!

— Иновремяне открыли портал! Такой же, как тот, что установлен у нас на базе. Но на этот раз противоположный конец туннеля оказался не там, куда они хотели его направить! Рано или поздно эксперименты со временем должны были закончиться чем-нибудь подобным!

— Если ты решил, что происшедшая здесь катастрофа — всего лишь результат ошибки, то ты слишком хорошего мнения о наших нанимателях. Не забывай о танке, проутюжившем дачный поселок. Им наплевать на наши жизни, и портал открылся туда, куда они хотели. Я полагаю, они испытывают свою технику и разные методы воздействия на нас, прежде чем начать настоящее вторжение. Разведка боем — вот что это такое. И я хочу выяснить, какие средства они использовали на этот раз, кроме механических насекомых.

— Они принесли в наш мир не только зло… — Алексей подошел к окну и долго смотрел на мелкие, едва пробивавшиеся сквозь облака звезды. В какой-то момент, словно смирившись с неизбежным, он позабыл о необходимости спешить и вел теперь себя так, словно очутился на прогулке в парке.

— Что, кроме зла, они могли принести? Или то, что мы видели, выглядит неубедительно?

— Они принесли Возможность. Уникальную возможность путешествовать между мирами. Мы не можем по достоинству оценить открытую ими дорогу, но, если, вывернув вселенную наизнанку, мы обнаруживаем там другую вселенную, мне кажется, стоит на нее посмотреть, прежде чем делать окончательные выводы.

— Не дай тебе бог ее увидеть… Именно оттуда ворвалась в наш мир безжалостная орда крохотных, искусственно созданных убийц и, мне кажется, пришло что-то еще, гораздо более страшное.

Их спор прервал глухой рокот, от которого содрогнулись все этажи. Это было похоже на небольшое землетрясение: зазвенели хрустальные подвески люстр и посыпались на пол осколки разбитой посуды. Волны судорог прокатились по всему дому, постепенно замирая.

— Что это? — Алексей, вцепившись в косяк двери, чтобы не упасть, осматривался вокруг, словно надеялся прочесть ответ в трещинах, появившихся на стенах.

— Думаю, это то, о чем мы с тобой сейчас говорили. Следствие незакрытого портала в другую вселенную, которую ты так хотел увидеть. Вход где-то здесь, рядом с нами. Может быть, даже в соседней комнате.

Так что еще не все потеряно, возможно, нам представится уникальный случай заглянуть внутрь этого адского мира.

С минуту они молча смотрели друг на друга, словно пытались поделиться друг с другом остатками мужества.

Дом вздрогнул от серии новых толчков, и пол стал напоминать палубу корабля, попавшего в шторм. Портал, если только это был портал, продолжал свою страшную работу.

ГЛАВА 21

Держась за притолоку двери, Сергей старался не думать о портале. Уж очень ему не хотелось обнаружить еще одни, не контролируемые его людьми ворота в иную вселенную, особенно в этом доме, ибо это означало бы, что их обманули, использовали в своих целях за их спиной, и возможно, даже не без их неосознанной помощи, готовя вторжение…

Держась за стены и с трудом сохраняя равновесие, они миновали коридор на втором этаже, в конце которого уперлись в широченные двери, ведущие, если судить по их внешнему виду, по крайней мере, в палату лордов. Но за ними находился всего лишь рабочий кабинет Чургина.

С виду самый обычный рабочий кабинет делового человека, правда, непривычно большой, по размерам скорее похожий на банкетный зал, с мониторами во всю стену и знакомым пультом с красной рукояткой, сразу же бросившимся в глаза Сергею.

Однако телепортационного кресла в этой комнате не было. А на том месте, где оно недавно стояло, вращалась трехметровая воронка… Впечатление было такое, словно твердая поверхность пола превращалась в жидкость…

Воронка вращалась медленно. Твердая среда нашего мира не представляла для нее никакого препятствия. Дубовые паркетины выгибались на ее краю, и было видно, как паркет пола, переходя в ее стены, все еще продолжал свое существование в некоем полужидком состоянии, уходя в бездонный провал, образованный воронкой в центре комнаты.

Зрелище вращавшейся в паркете воронки настолько потрясло их, что оба не сразу заметили человека, сидевшего в глубине кабинета за письменным столом с пистолетом в руках.

Его лицо, бледное как мел, сведенное судорогой, свидетельствовало тем не менее о том, что он все еще жив, хотя, если судить по его безумному, бегающему взгляду, был уже не способен контролировать собственные поступки.

Но именно поэтому человек за столом был опасен, и Сергей рванулся к нему, огибая трехметровую движущуюся дыру в полу. Но прежде чем Сергей успел преодолеть разделявшее их расстояние, человек заговорил:

— Пришли все-таки? Я знал, что вы придете! Мне говорили о вас, хреновы дураки! Все мы дураки. Всех нас обманули, обвели вокруг пальца, как наивных мальчишек! А те, кто ни в чем не виноват, остались там. — Он повел стволом пистолета в сторону воронки, а затем навел его на Сергея.

— Стойте там, где стоите. — Их все еще разделяло слишком большое для броска расстояние, и Сергею пришлось выполнить это требование. Не стоило противоречить человеку, находящемуся на грани безумия, а именно в таком состоянии пребывал сейчас гордый политик, без зазрения совести втаптывавший в грязь всех, кто становился у него на пути, сумевший ограбить и обмануть всю страну.

— Зачем вы пришли? Хотели отправить туда? — Он вновь кивнул в сторону воронки. — Так я там побывал раньше вас. И вернулся. Ничего со мной не случилось… Мне даже пообещали… Впрочем, какое это теперь имеет значение? Никак не могу понять, при чем тут они? Почему их забрали? Я выполнил все условия! — Чургин говорил бессвязно, глаза его блестели и лихорадочно перебегали с одного предмета на другой.

Каждую секунду ожидая выстрела, Сергей попытался незаметно, мелкими шажками, приблизиться к безумцу, отвлекая его разговором.

— Кто они, о ком вы говорите? Я не понимаю вас, Станислав Федорович!

— Жена и сын… Они были внизу, когда произошел прорыв.

— Почему он произошел? Вы включили телепортатор?

— Конечно. Они так хотели. Они сказали, что это будет обычная транспортировка! Обмен товарами, простая торговая операция… Но стена туннеля лопнула, и на первый этаж хлынула волна голодных тварей…

— Так вы все видели?

— На моих мониторах можно рассмотреть каждый закоулок этого дома… — Чургин задумчиво взглянул на пистолет и медленно поднес его к собственному лицу, словно впервые понял, что держит в руках оружие.

— Не делайте этого! — Сергею удалось приблизиться еще на один шаг. Краем глаза он видел, что Алексей тоже не теряет времени даром, стараясь подобраться к рубильнику в противоположной стороне комнаты.

— Не подходите ближе, иначе мне придется вас остановить. — Чургин произнес это очень спокойно, и по леденящему холоду, прошедшему вдоль спины, Сергей понял, что следующее его движение может закончиться выстрелом. С расстояния в пять метров трудно промахнуться, рука Чургина, повернувшая пистолет в его сторону, даже не дрожала.

— Хорошо, я не двинусь с места. Но давайте все же поговорим!

— О чем? О чем мы можем теперь говорить? О том, что помогли этим чудовищным тварям проложить дорогу в наш мир? О том, что наша жадность оказалась сильней доводов благоразумия? О том, что мы предали свой мир, погубили все, что нам было дорого? Даже собственного сына своими собственными Руками я отправил туда, откуда не возвращаются…

Чургин поднялся и сделал шаг к краю воронки. Теперь их разделяло только это, неестественное в обычной комнате образование, не имеющее ничего общего с нашим миром.

— Вы когда-нибудь заглядывали туда? Внутрь? Вы знаете, что в ее глубине есть ответы на все вопросы? Не хотите сделать это вместе со мной? Получить ответы сразу на все, что вас мучит и тревожит?

— Я готов это сделать. Если вы опустите оружие!

— Оружие? При чем тут оружие? Неужели вы не понимаете, почему смогли беспрепятственно проникнуть в мою крепость? Да, да, этот дом настоящая крепость, я создавал ее не один год, продумывая каждую мелочь… И проникнуть сюда без моего разрешения не может ни один человек… Но я спрашивал вас не об этом… Так о чем же? Ах, да… Почему вы остались живы… А, вернее, почему я остался жив, когда все остальные, все, кто был мне дорог, погибли? — Он говорил сбивчиво, но все еще достаточно связно для человека, пережившего сильный шок, только что потерявшего всех своих близких, в гибели которых, не без основания, считал себя виновным.

— Мы — такие же, как эти твари, мы их пособники, мы им нужны. Без нас они ничего не могут сделать, но с нами они всесильны… Вот почему они взяли на себя труд оберегать наши жизни, но они перестарались, и спрашивал я не об этом… И не у вас. Все ответы там, стоит сделать шаг… Вы слышали о вращающихся туннелях, ведущих к смерти? Один из них здесь, перед вами. И если умершие возрождаются в ином мире, то дорога к ним именно здесь!

Сергею оставалось сделать последний рывок, когда Чургин перешагнул край лениво вращавшейся воронки и мгновенно исчез. Сергей все же рванулся к нему, пытаясь удержать от падения, но было поздно.

Протяжный вой, не похожий на человеческий крик, долетел до его ушей из глубин воронки. Был ли это крик самого Чургина, или в глубине туннеля, ведущего в преисподнюю, кричало совсем другое существо — этого он не узнал никогда.

Он сумел замедлить бросок и погасить инерцию собственного тела лишь на самом краю воронки и не смог удержаться, чтобы не бросить в ее глубину один-единственный роковой взгляд, да и кто бы смог удержаться на его месте?

Там действительно был туннель. Коридор без конца и края, светящиеся стенки которого, заворачиваясь в тугую спираль, уходили в неведомые глубины мира. Почему-то ему показалось, что туннель пронзает Землю насквозь и выходит с ее обратной, темной стороны, в другую вселенную, в иное время…

Вращение воронки гипнотизировало, вызывало непреодолимое желание сделать последний шаг, за которым, возможно, на самом деле будут получены ответы на все главные вопросы о смысле человеческого существования и о ничтожности наших усилий, когда, подгоняемые жадностью, мы несемся, как стадо обезьян, наперегонки друг с другом, чтобы сорвать с дерева лакомый приз, который не достанется другим…

Богатство, успех, власть… Так что там, за краем? Что ждет нас после смерти? Узнал ли ответ тот, кто только что переступил последнюю черту? Медленно и неотвратимо тело Сергея, уже почти не подчиняясь его воле, стало клониться в сторону воронки, и когда До полной потери равновесия оставалось не больше секунды, стенки воронки с оглушительным грохотом, похожим на орудийный выстрел, схлопнулись перед ним, не оставив на восстановившемся полу даже трещин.

Алексей успел рвануть красный рубильник, разрывающий контакты питания аппаратуры иновре-мян за секунду до того, как его друг сделал свой последний роковой шаг.

Дом еще раз содрогнулся от крыши до самого основания. С потолка посыпались куски штукатурки, и в неожиданно наступившей тишине до них донеслись со двора завывания сирен милицейских автомобилей.

Фээсбэшники в конце концов сумели преодолеть препятствие в виде разобранного моста и теперь занимались во дворе привычным делом — осматривали трупы и составляли протоколы.

Но, несмотря на это настойчивое напоминание о том, что времени у них не осталось, несмотря на то, что произошло у него на глазах и потрясло до глубины души, Сергей все еще продолжал поиски… Он и сам не знал, почему это делает. Не сопротивляясь, подчинился внутреннему ощущению. Словно кто-то шептал ему на ухо: «Уйдешь сейчас и ничего не узнаешь, пропустишь самое важное…»

Даже протесты возмущенного Алексея, считавшего, что они понапрасну тратят драгоценное время и подвергают себя бессмысленному риску, не возымели на него действия.

Оправившись от шока, после того как заглянул за край гибельной воронки, Сергей, не подозревая о том, что его собственное лицо теперь похоже на лицо сомнамбулы, медленно пересек кабинет и остановился рядом с письменным столом Чургина.

…Компьютеры, записывающая аппаратура — они запечатлели на своих дисках картину того, что здесь произошло, поминутно. Но ему было нужно не это… Вернее, не только это. Он извлек диски с записями видеокамер, сложил их в свою сумку и продолжил поиски.

Может быть, книги что-то скрывают за своими обложками? На глаза ему попался сборник «Мировых кулинарных рецептов». Зачем держать в кабинете кулинарные рецепты? Не готовить же Чургин собирался здесь для себя? Сергей представил министра энергетики, этого сноба и сибарита, у компьютера со сковородой в руках и усмехнулся, несмотря на всю напряженность ситуации.

Может быть, шифр? Он снял книгу с полки, перелистал ее. Никаких следов зашифрованного текста, он бы почувствовал, если бы здесь был шифр… Правда, книга все же производила странное впечатление, рецепты перемежались с текстами песен современных групп. Зачем повторять слова песен? На бумаге они умирают, и какое отношение может иметь рецепт брусничного пирога к сентенциям группы «Любэ»? Он искал в этой книге совсем другое — искал и не находил, а время шло, и часы в своем лакированном шкафу мелодично пробили очередную четверть.

И тут, обернувшись на этот звук, Сергей неожиданно увидел хорошо замаскированную в стене дверцу сейфа, похожую на часть книжной полки.

Дверца была слегка приоткрыта, и только это обстоятельство помогло Сергею ее обнаружить. Вначале ему показалось, что это тоже пустышка. Внутри сейфа была всего одна небольшая папка и картонная коробочка, в такие обычно упаковывают детские игрушки…

Но в свои последние минуты хозяин кабинета открывал этот сейф. Что-то ему было там нужно, что-то важное… Прежде всего Сергей занялся папкой и вскоре среди вороха бумаг, каких-то расчетов, банковских договоров на депозитные вклады, приходных накладных и прочей хозяйственной ерунды обнаружил отдельный вложенный в конверт листок, на котором значилось четыре адреса в разных городах страны, а ниже шел текст, не оставлявший ни малейшего сомнения в том, что это были за адреса…

— Кажется, я нашел!

— Нашел? Что именно?

— Я предполагал, что наша организация не единственная, и теперь в этом убедился. Есть еще четыре отделения, созданных иновремянами в разных городах: Питер, Новгород, Киев и подмосковная Барвиха… Все эти отделения подчинялись непосредственно Чургину, здесь был центр… Только наша организация создавалась ими отдельно, для какой-то особой задачи или просто для отвлечения внимания. Остальные подчинялись единому плану…

Сергей задумался о том, что это может быть за план. С нижнего этажа доносились голоса оперативников, шаги многих людей. Кто-то шумно передвигал мебель.

Но эти звуки сейчас не отвлекали Сергея от решения задачи, он отключился от всего внешнего и попытался встать на место тех, кто создавал эти организации… Почему их четыре, и что означает их географическое расположение? Почему прорыв произошел именно здесь, в главном центре этой тетрады?

Наконец его смутные предположения стали обретать некую четкость. Бумаги, найденные в папке, помогли ему сделать вывод о том, что именно эти четыре организации предназначались для начала вторжения. И возможно, не только они… таких тетрад могло быть достаточно много… Если это так, иновремян уже ничто не остановит.

— Мы опоздали. У нас нет достаточных сил, нет понимания ситуации и нет времени… Даже если мы поделимся всей полученной информацией с властями, пока они раскачаются, пока все проверят, пока, наконец, начнут что-то делать, будет слишком поздно…

Даже сейчас уже слишком поздно. Не могу понять только одного. Почему они ушли? Почему отступили? Никакого сопротивления не было оказано, и тем не менее они вернулись в портал, в тот самый портал, который ты только что отключил…

— Часть из них погибла. Насекомое, которое ты нашел на трупе той женщины, было уже мертвым. Может, причина в этом?

— Может быть. Но с этим мы будем разбираться, когда вернемся домой. Времени уже не осталось, судя по звукам, оперативники заканчивают обследование первого этажа и вот-вот пожалуют сюда.

— Странно, что они сразу этого не сделали. Им следовало прежде всего осмотреть весь дом и лишь потом заниматься протоколированием происшествия!

— Команды не было. Ждали прибытия какого-то начальства. Многое пришлось согласовывать. Это ведь не простой дом. Не забывай, кто тут жил. Все бюрократические организации похожи друг на друга, как две капли воды. Главное все делать по инструкции, ни за что не отвечать и во всем слушаться начальства…

Покончив с папкой, Сергей взялся за картонную коробочку. В ином месте она не привлекла бы его внимания, но кто же станет прятать детскую игрушку в сейф из броневой стали сантиметровой толщины?

Но в коробке оказалась именно игрушка. Небольшое каменное яйцо, выточенное из оникса и хорошо отполированное. Вот только вес не соответствовал его внешнему виду — яйцо казалось слишком легким для камня, слишком теплым и мягким на ощупь, словно игрушка была живой… И лишь после этого Сергей вспомнил, откуда берутся такие живые игрушки и во что они потом превращаются…

Стоя спиной к Алексею, Сергей торопливо и незаметно для друга спрятал яйцо в поясную сумку. Почему-то ему не хотелось ни с кем делиться своей последней находкой.

Да и некогда это делать. Скрипнула лестница под чьими-то грузными шагами, пора уходить.

Сергей проверил застежку своего плаща, соединенного с карманным генератором невидимости, кивнул Алексею, и оба спустя несколько секунд бесследно растворились в воздухе. Лишь легкое движение листков бумаги на столе напоминало о том, что тут все еще находились люди.

ГЛАВА 22

Телефон Павла не отвечал. Связь с иновремянами прекратилась сразу после того, как друзья, нарушив запрет, нанесли визит в особняк Чургина.

Это могло означать все, что угодно, слишком мало им было известно доподлинной информации об особенностях деятельности иновремян, об их психологии и мотивировках принятия тех или иных решений. Но до случая с нарушением запретного красного знака, подтвержденного прямым указанием Павла, связь никогда не прерывалась, и теперь им лишь оставалось ждать новых неприятностей.

Хорошо хоть, что присланная иновремянами аппаратура работала без сбоев. Это позволило им без происшествий покинуть коттедж Чургина и добраться до своей укрепленной городской базы.

Сразу по прибытии Сергей приказал отдыхать всем участникам недавних событий, а сам вместе с неутомимым Алексеем отправился в комплексную лабораторию, созданную совсем недавно в подвальном этаже здания.

В экономии средств не было необходимости, а у московских дилеров иностранных фирм можно было закупить любые, лучшие на сегодняшний день, приборы, были бы деньги.

Новыми сотрудниками, нанятыми с помощью Наташи, сохранившей возможность доступа в информационные базы различных силовых организаций, здесь был создан технический отдел, оснащенный оборудованием, которому мог бы позавидовать любой исследовательский институт столицы.

Заправлял этим научно-техническим раем профессор Андреев, бывший зав аналитической кафедрой, принадлежавшей некогда проданному с молотка Институту аналитики и прогнозов.

Этого стремительного, сухощавого человека, с небольшой клинообразной бородкой, которая делала его похожим на давно исчезнувшие древние экземпляры московских профессоров, рекомендовал Наташе Ник Маленький. Ему не раз приходилось обращаться в институт Андреева с различными проблемами, возникавшими в работе ФСБ в те годы, когда он там работал.

Штат «чистильщиков» постоянно расширялся, и теперь уже Сергей не контролировал лично каждое новое назначение. Кадровые вопросы полностью перешли к Наташе и Нику Маленькому. В конце концов даже недоверчивый Алексей перестал возмущаться, встречая в коридорах наземной базы новых, незнакомых ему раньше сотрудников. В какой-то мере его успокаивало лишь твердое решение Сергея не открывать никому из новичков даже самого факта существования их основной, подземной базы.

В научном отделе пахло озоном и характерным запахом разогретой пластмассы, который всегда распространяет новое, недавно включенное в сеть оборудование.

Трудно было предположить, что его просторные лаборатории, разделенные по направлениям исследований, уместились в одном полуподвальном этаже здания, но Андреев, изголодавшийся за долгие годы на скудном институтском бюджетном пайке, проявил чудеса изобретательности и создал здесь хорошо оснащенный научно-исследовательский центр, способный решить практически любую задачу, возникавшую в процессе работы «Стройинвеста».

Единственное, что огорчало Андреева, так это урезанный штат, в расширении которого, по строгому распоряжению Сергея, ему пришлось уменьшить свои аппетиты, удовлетворившись всего двумя лаборантами и одним техником, компенсируя собственное огорчение новыми, дорогостоящими закупками оборудования.

Новые люди по-прежнему оставались их главной головной болью. Сергей понимал, что, несмотря на все предосторожности, о незаконной деятельности созданной им организации властям станет известно тем скорее, чем больше новых людей появится в стенах этого здания.

Все время приходилось балансировать между опасностью разоблачения и необходимостью увеличивать штат сотрудников, чтобы быть в состоянии решать те амбициозные задачи, которые были положены в основу деятельности команды «чистильщиков» и которые усложнились во много раз с тех пор, как его организация фактически была перенаправлена против иновремян.

Андреев ждал Сергея в дверях своей личной лаборатории, отделенной от остальных помещений стеклянной перегородкой, и не скрывал неудовольствия неожиданным визитом начальства. Он стоял, загородив проход своей сухощавой фигурой и уперев руки в бока, всем своим видом выражая непреклонную решимость воспрепятствовать вторжению в его «святая святых».

Все последнее время Андреев пытался наладить хотя бы видимость плановой работы подчиненного ему отдела. Но задачи каждый раз возникали совершенно непредвиденные и, как правило, не связанные друг с другом. Вот и на этот раз Сергею пришлось огорчить своего излишне пунктуального профессора.

Впрочем, выслушав рассказ Сергея, он тут же забыл о собственных амбициях, целиком увлекаясь вставшей перед ним нестандартной задачей.

За эту способность загораться от каждой новой загадки Сергей больше всего ценил Андреева и прощал ученому его сложный в общении характер.

Профессор достал из ящика стола очки, в которых обычно не работал и в которых он, по глубокому убеждению Сергея, вообще не нуждался, но всегда использовал, когда ему приходилось сталкиваться с неожиданной или нетрадиционной проблемой. Возможно, жесткие дужки помогали ему лучше сосредоточиться.

Андреев, посвященный во все предыдущие открытия Сергея, связанные с иновремянами, немедленно погрузился в исследование добытого в коттедже Чургина металлопластикового насекомого и его уменьшенных собратьев.

— Это может занять некоторое время… — пробормотал он, метнув в сторону Сергея недовольный взгляд и уже понимая, что избавиться от присутствия начальства ему не удастся.

— Ничего. Я подожду.

Через пару минут, когда Андреев, зажав странный объект специальными держателями на репарационном столе, вооружился ланцетом и собрался приступить к вскрытию, шеф, возникший у него за спиной, произнес:

— Вы уверены, что это следует делать? Мы не лишимся единственного укрупненного экземпляра? — Вмешательство в его дела окончательно вывело Андреева из себя.

— Вы собираетесь хоть что-то узнать о своей находке? Или вы полагаете, что я должен исследовать только ее оболочку?! Вас интересует, что она собой представляет, или для вас это только ценный экземпляр, который следует сохранить во что бы то ни стало, а затем поместить в музей?!

— Хорошо, профессор! Простите. Я не буду больше вмешиваться. Учтите только, что еще недавно это был живой, активно действующий объект. И самое важное для нас — установить причину его гибели.

Сергей и сам не до конца понимал, почему это так важно. Какая-то ниточка отсюда тянулась. Какой-то небольшой надеждой веяло от нее в той постоянно ухудшающейся ситуации, в которой они все очутились.

— Продолжайте ваши исследования, Николай Степанович! Я больше не стану вмешиваться.

— Да уж, извольте!

Ланцет сверкнул в лучах настольной лампы всего один раз, и тело пришедшего из неведомых глубин вселенной существа оказалось разделенным на две части.

Отделив от тушки пинцетом какую-то крохотную частицу, профессор направился к электронному микроскопу и забыл об окружающем…

Лишь через два часа, закончив целую серию анализов, лазерное сканирование и снимки в ультрафиолетовых лучах, он вновь соизволил заметить своего шефа, сидевшего на узком стуле посреди его лаборатории и напоминавшего каменную статую роденовского «Мыслителя».

— Кажется, я могу сказать, отчего они погибли, — заявил профессор, обмывая руки под краном. Не задав ни единого вопроса, чтобы не увести профессора в сторону от наиболее интересного для него сообщения, Сергей весь обратился в слух.

— Это не насекомые. Это зародыши чего-то гигантского. Они не успели вырасти. Хотя частично это удалось вашему единственному экземпляру. На ранних стадиях его масса составляла меньше микрограмма, и он не отличался от тех металлических пылинок, которые вы подобрали в другом месте. Но и эти крошки успели слегка подрасти. Первоначально они походили… — Андреев на секунду задумался, подыскивая подходящий термин, — на что-то вроде больших бактерий, если оперировать нашими, земными понятиями… Возможно, даже искусственно созданных. Впрочем, последнее еще нуждается в доказательствах.

— Так что же с ними произошло, отчего они погибли? — Сергей попытался вновь вернуть разговор в нужное русло.

— Насколько я понимаю, они питались и за счет этого росли. Но затем пища, которую они использовали, убила их.

— Наша кровь… — прошептал Сергей. — Человеческая кровь их убила!

— Это предположение наиболее вероятно, хотя для его полного подтверждения мне необходимо выяснить биохимическую структуру этого существа.

— Не дай бог, профессор, чтобы вам это когда-нибудь удалось… Никто на нашей планете не должен знать, как создавать подобных тварей.

И не соизволив пояснить свою загадочную фразу, шеф наконец покинул лабораторию.

Вернувшись в свой кабинет, Сергей вызвал по селектору руководителей всех подразделений. Ему предстояло провести совещание, от результата которого зависела вся их дальнейшая деятельность, а быть может, не только деятельность, но и жизнь его сотрудников.

Впервые Сергей почувствовал, что не имеет права принимать решение самостоятельно. Впервые ему понадобилось узнать мнение всех, кому придется принимать участие в их дальнейшей работе.

Назначая время совещания, он оставил себе минут пятнадцать, чтобы привести в порядок собственные мысли и догадки, чтобы получше подготовиться к предстоящему нелегкому разговору… Ему придется признаться в том, что он, пусть и невольно, все же обманул всех этих людей, превратил их в пособников иновремян, вознамерившихся уничтожить всю земную цивилизацию…

Конечно, если он не ошибался… Полной уверенности не было даже сейчас. По-прежнему оставалась вероятность того, что прорыв чудовищных тварей в коттедже Чургина — трагическая случайность, а вовсе не злонамеренная акция. Прорыв мог произойти из какого-то иного слоя вселенной, над которым его наниматели не властны.

Но тогда почему молчит телефон? Может быть, причина все в том же прорыве? Возможно, они вынуждены ликвидировать его последствия на своем временном уровне? Как в этом убедиться? Как получить ответы на вопросы, от которых зависело верное решение? Ошибиться на этот раз он не имел права. Слишком многое поставлено на карту.

Однако почти все новые факты, полученные во время посещения разгромленного вторжением коттеджа Чургина, можно было толковать двояко. С одной стороны, молчал телефон иновремян, но с другой — вся остальная аппаратура, доставленная ими, действовала безупречно и помогла им беспрепятственно покинуть здание, уже заполненное оперативниками ФСБ.

Они установили наличие целой сети баз иновремян. Это так. Но почему он решил, что такое сложное дело должны доверить ему одному? Было бы логично создать несколько организаций, подобных его собственной. Оставалось непонятным, с какой целью иновремяне скрыли от него эту информацию? И почему предпочли просто наложить запрет на акцию, направленную против Чургина, вместо того чтобы объяснить причины такого запрета?

И самым непонятным во всей этой истории оставался выбор кандидата на должность руководителя центра тетрады чистильщиков. Если перед ними была поставлена аналогичная задача, при чем здесь Чургин? Неужели этот человек годился на роль чистильщика? От кого он должен был очищать город? От своих друзей и родственников?

Концы с концами опять не сходились, вновь и вновь возвращая Сергея к мысли о заранее запланированном и лишь случайно неудавшемся вторжении. Но если это так, теперь им придется иметь дело с поистине страшным врагом, перед которым бледнели все его прежние опасения, связанные с противостоянием государственным силовым структурам.

Так ничего и не решив, он нажал кнопку селектора и объявил о начале совещания, впервые не представляя даже, о чем говорить со своими людьми.

Сергей придерживался мнения, что, несмотря на строжайшую конспирацию, он не должен утаивать все, что узнал, от своих ближайших сотрудников, отвечавших за работу подразделений.

Вот и сейчас он начал совещание с того, что изложил им все только что полученные факты, возможные причины прорыва портала и выводы научного отдела. Поделился он и своими сомнениями о целесообразности дальнейшей деятельности их организации. У них было два выхода — передать все добытые материалы властям и самоликвидироваться или продолжать борьбу на два фронта, без всякой надежды на успех.

Теперь оставалось ждать, какое решение примут его соратники. Для себя он решил, что на этот раз он подчинится решению большинства без всяких споров, каким бы ни было это решение.

Тишина в кабинете стояла такая, что было слышно, как скрипит стул под Большим Ником, едва выдерживая массу его огромного тела. Сергей прошелся взглядом по лицам собравшихся, стараясь угадать, о чем они сейчас думают, но все пятеро казались сосредоточенными на каких-то мелочах, хотя он хорошо знал, что это не так. Наташа аккуратно разглаживала на коленях свой шарф. Андреев рисовал на листе бумаги чертиков, а Ник Большой лишь тяжело вздыхал, возможно, потому, что считал обстановку недостаточно удобной для того, чтобы сейчас воспользоваться общедоступным баром шефа.

В конце концов, не каждый день людям приходилось принимать решение, от которого будет зависеть вся их дальнейшая жизнь. Один только Маленький Ник вертелся и ерзал на своем месте, словно шило вставили в подушку его кресла. Всегда он так… И Сергей знал, что через уникальную память этого человека сейчас прокручиваются мегабайты полученной информации, делаются неожиданные сопоставления и выводы. Лучшего аналитика им не удалось бы найти.

Андреев казался мрачным. Закончив рисунок, он снял свои неразлучные очки и теперь задумчиво покусывал их дужку.

Лишь одна Наташа улыбалась непонятно чему и, возможно, думала в этот момент о чем-то совершенно постороннем. Наверно, о дешевой распродаже в соседнем универмаге. Логика женщин всегда казалась Сергею тайной за семью печатями. Тем более логика красивых женщин, которая, по его наблюдениям, кардинально отличалась от логики дурнушек. Наташа сейчас могла думать о чем угодно, но в нужный момент она выдаст неожиданное, интуитивное и, скорее всего, верное решение…

Алексей, набычившись, смотрел на него так, словно Сергей был давно и окончательно виновен во всех смертных грехах. Более сурового судью собственных поступков он вряд ли сумеет найти.

Первой, как всегда неожиданно, молчание нарушила Наташа.

— Насколько я понимаю, в сложившейся ситуации у нас остается всего два выхода: уничтожить базу, разойтись по домам, забыть обо всем, что было, и вновь начать жизнь обычных граждан.

— Не получится, — перебил ее Ник Маленький. — Не получится жить жизнью обычных граждан. Слишком многое мы узнали. Мы будем помнить о надвигающейся катастрофе и во всем винить самих себя, да и не оставят нас теперь в покое…

— Есть и второй выход… — продолжила Наташа, прищурившись в сторону Ника и одним взглядом заставив его замолчать. — Продолжить начатое дело в том аспекте, в котором нам его поручили. Тем более что о конечных целях наших нанимателей мы ничего не знаем. Одни догадки и предположения.

— Возможно, именно этого от нас и ждут. Возможно, именно этим объясняется их молчание. Продолжив порученное нам дело, мы можем невольно способствовать их планам. Я пока не могу объяснить, каким образом это произойдет, но точно знаю, что, потратив столько средств и времени на создание нашей организации, они собираются ее использовать в собственных интересах. — Андреев решительно надел очки и сквозь линзы, делавшие его глаза гораздо более выразительными, уставился на Наташу, приготовившись разделаться со своим главным оппонентом.

— Кажется, я знаю, что мы должны сделать… — очень тихо проговорил Ник Маленький, и все головы немедленно повернулись в его сторону. Слишком хорошо все знали, какими весомыми и безошибочными бывают его выводы.

— Мы должны ликвидировать одну из баз иновремян, сведения о которых удалось раздобыть Сергею во время последней операции. Я провел предварительный анализ и выяснил, что руководят всеми этими базами люди с криминальным прошлым. Любой из этих четырех руководителей является прекрасной кандидатурой для нашей акции. Подходят по всем параметрам. Но больше всего для первой акции подойдет Митрохин. Именно он руководит ближайшей к нам базой иновремян, расположенной в поселке Барвиха в паре десятков километров от Москвы.

— Я не ослышался? Вы предлагаете похитить Митрохина? — спросил Андреев, даже привстав на своем стуле от неожиданности.

— Совершенно верно.

— Не слишком ли много вы на себя берете? Бред какой-то! Вы что, забыли, кто его прикрывает в правительстве?

— А вот это не так уж важно. Важно другое. Захват Митрохина поможет нам определить, что из себя представляют наши наниматели и каковы их истинные планы.

— Это каким же образом?

— Если они вновь решительно воспротивятся нашей акции — это будет означать, что их подлинные планы не имеют ничего общего с теми целями, которые они декларировали, создавая нашу организацию.

— И что мы должны будем делать, если это произойдет?

— Использовать против них их собственное оружие! Уничтожать остальные базы! Делать то, чего они от нас не ожидали! Но не сидеть сложа руки и не ждать, пока они организуют настоящее вторжение, используя те базы, о которых нам стало известно!

— В этом случае они полностью лишат нас поддержки, телепортаторов, генераторов невидимости, излучателей, наконец!

— Обойдемся своими средствами! — решительно прервала спор Наташа. — До сих пор они не сталкивались с людьми в серьезном деле и не знают, на что мы бываем способны, если нас припрут к стенке. Надо их с этим познакомить!

— Акцию по ликвидации Митрохина предлагаю провести в четверг, — Сергей одной фразой подвел черту подо всеми спорами. Основное он уже выяснил: мнение его соратников не расходилось с его собственным в главном, остальное не имело значения. Все мелочи они все равно не смогут предусмотреть.

ГЛАВА 23

Ночь перед штурмом загородного дома Митрохина выдалась для Сергея тревожной. И не потому, что его беспокоила предстоящая операция. Он всегда старался выбросить из головы все, что касалось ближайших планов, особенно когда предстояло опасное дело. В подсознании в такие моменты происходит важная работа — основа любой интуиции, и лучше всего не мешать этому процессу.

Что-то другое не давало ему покоя. Что-то, не имеющее прямого отношения к завтрашней операции, и он никак не мог понять, откуда взялось это странное зовущее чувство. Что-то невидимое и непонятное скреблось и скреблось в его голове, вызывая досаду и раздражение на то, что он оказался неспособным разобраться в собственных ощущениях.

Наконец, так и не сумев заставить себя заснуть, он встал и начал бесцельно бродить по кабинету, чтобы убить тягучее ночное время. В окно заглядывали бледные московские звезды, почти всегда скрывавшиеся за пологом смога, но сегодня дул северный ветер и вычистил небо над столицей.

Тихо было в здании в этот час. Только часы на его столе негромко отстукивали секунды и что-то потрескивало за стеной или, может быть, в самой стене. Сергей подумал, что предметы, оставленные нами на ночь в одиночестве, начинают жить своей жизнью, в то время пока мы спим. Сейчас он непрошеным гостем вторгался в их тайный, не принадлежащий ему мир.

Он слышал приглушенные шумы, недоступные слуху днем, и еще что-то было в этой ночной тишине… То самое, неопределенное чувство досады, которое подняло его с постели.

В третий раз проходя мимо своего рабочего стола, он неожиданно почувствовал, что причина тревоги, не дающей ему уснуть, находится где-то рядом, и почти сразу понял, в чем дело.

Коробка… Коробка с безделушкой, найденная в сейфе Чургина. Но не столько ощущение присутствия этой коробки в комнате беспокоило его сейчас, сколько воспоминание о его нелогичных поступках, связанных с этим предметом.

Даже когда он понял, что это совсем не игрушка, он так и не сказал о своей находке Андрееву и не обмолвился о ней ни словом участникам сегодняшнего совещания. Лишь сейчас в ночной тишине, в притаившемся доме, под взглядами смотревших в окна холодных звезд он осознал причину своих странных поступков.

Он не хотел, чтобы к его находке прикасались чужие руки. Чтобы ее видели чужие глаза. Находка принадлежит ему! Только ему одному! И заснуть он не смог именно оттого, что подсознательно его мучила потребности увидеть загадочное яйцо снова.

Пораженный этим странным открытием, вначале лишь для того, чтобы проверить себя, он открыл запертый на ключ нижний ящик стола, в котором хранил особо важные документы, достал из тайника коробку с каменной безделушкой и осторожно, чтобы не уронить свою драгоценность, открыл крышку.

«Надо все-таки отнести его в лабораторию», — подумал он с легким чувством раскаяния. Но небольшое нефритовое яйцо скользнуло ему в ладонь так легко… Оно устроилось здесь уютно, и от него исходило ласковое тепло. Если пристально вглядываться в полупрозрачную оболочку, спиральные узоры в глубине камня начинали медленно вращаться.

Картина этих темных вращающихся спиралей что-то напоминала ему и совершенно не вызывала тревоги, хотя именно это чувство должно было бы проснуться в нем после всех этих странных открытий.

Задумчиво рассматривая яйцо и осторожно поглаживая пальцами его поверхность, он почему-то забыл о своем первоначальном намерении, с которым открыл ящик. Он вроде бы собирался отнести яйцо в лабораторию… Но в столь поздний час там все равно никого нет.

Конечно, можно было бы оставить коробку с яйцом на рабочем столе Андреева, но это небезопасно — оставлять без присмотра такую ценную вещь, и вообще, почему он должен делать то, что ему совсем не хочется делать?

Он нашел этот предмет, следовательно, яйцо принадлежит ему. И успокоенный этой простой, несвойственной ему мыслью, он отправился в постель и почти сразу уснул, счастливо улыбаясь, положив под голову сжатый в ладони артефакт… Непривычное слово «артефакт» скользнуло по краю сознания, но уже не смогло пробиться в тревожную область затуманенного дремотой сознания.

Сергею снились хорошие сны. Он летел на спине огромной огненной птицы, от нее исходило ровное, не обжигающее тепло, хотя все тело этого странного существа состояло из переплетенных языков пламени. Птица едва шевелила своими распростертыми на полнеба крылами, но, несмотря на эти малые усилия, поднималась все выше, оставив далеко под собой землю, с ее мелочными заботами и тревогами. Ни с чем не сравнимое чувство испытывает человек, летящий между облаками и небом, в пространстве, где нет ничего, кроме солнца, ветра и самих облаков, сооружающих причудливые замки. Не каждому удается это испытать — разве что альпинистам и пилотам высотных лайнеров.

— Куда мы летим? — спросил он птицу, не сомневаясь в том, что она понимает его, и почти сразу получил ответ.

— В верхний мир. Туда, где обитают верховные боги. У тебя есть какое-нибудь желание? — спросила птица. У нее был приятный мелодичный голос, Сергей хорошо понял вопрос, но не знал, что на него ответить. Не было у него в этот момент никаких желаний. А если и были, то такие, которые невозможно выразить в конкретных, определяющих точные границы смысла словах.

— Почему ты меня об этом спрашиваешь?

— Потому что ты заслужил право на исполнение одного-единственного желания, перед тем как встретишься с собственной смертью.

— Так ты несешь меня туда, где я должен буду умереть?

— Ты уже почти умер у себя на земле, разве ты этого не чувствуешь?

И только после этого вопроса вспыхнула тревога, заставившая его проснуться.

Было пять часов утра. Сердце билось неровно, и сколько Сергей ни старался вспомнить тревожный сон, из которого ему с трудом удалось вырваться, сделать это он так и не смог.

Пора было вставать, готовиться к операции, стараться предусмотреть те мелочи, от которых будет зависеть жизнь его людей и его собственная жизнь.

Исподволь, мимоходом, стараясь не придавать значения своему более чем странному поступку, он Достал из стола расшитый бисером мешочек. Сергей хранил его все эти годы лишь потому, что это был подарок женщины, с которой он расстался много лет назад и которую не мог забыть до сих пор.

Подарив ему эту ладанку, она сказала, что это древний оберег. Ни разу за все это время ему не пришло в голову поинтересоваться содержимым мешочка. Сейчас он его развязал и вытряхнул на лист бумаги какие-то сухие косточки, напоминавшие кости летучей мыши.

Оберег ему стал не нужен. Понадобился лишь мешочек. Правда, он никогда и не верил в этот талисман. Опустив в освободившийся мешочек нефритовое яйцо, Сергей плотно затянул шнурок, и лишь после того, как надел ладанку на шею, успокоился окончательно, хотя если бы он мог в теперешнем состоянии трезво оценить свои последние поступки, от этого блаженного спокойствия не осталось бы даже следа.

Загородный коттедж Митрохина охранялся не хуже президентской дачи. Двое вооруженных верзил у ворот, пропустив серый «Мерседес» хозяина, немедленно сообщили о его прибытии внутренней охране.

Еще четверо вооруженных людей, расположившись вдоль аллеи, по которой прошла машина, выждали пятнадцать минут и спустили с поводков собак. Стая доберманов с громким лаем понеслась вдоль забора, наслаждаясь свободой и заявляя свои права на охраняемую территорию. Таков был неизменный порядок, соблюдаемый ежедневно и похожий на охранные мероприятия, выполняемые в соседних коттеджах, как две капли воды. В системе охраны, доведенной за долгие годы почти до полного совершенства, трудно было что-нибудь изменить.

До начала операции оставалось сорок минут. Ник Маленький спрятал часы и вопросительно посмотрел на Наташу, сидевшую за рулем автомобиля, спрятанного за воротами пустовавшей дачи, расположенной недалеко от коттеджа Митрохина.

Весь поселок был обнесен высоким каменным забором, у въезда тоже стояла охрана, но эту первую линию обороны они миновали благополучно, воспользовавшись липовым приглашением отсутствовавшего хозяина коттеджа, во дворе которого расположилась теперь вся группа.

На дисплее прибора, в руках у Наташи, было видно, как собаки носятся по двору — заранее установленные на соседних деревьях оптические датчики позволяли обозревать двор с любого ракурса.

— Доберманы — ваша главная проблема. Генераторы невидимости их не обманут, собаки ориентируются по запаху. Если примените парализаторы, очень скоро поднимется тревога, у вас не останется времени на отход, — напомнила Наташа.

— Что будем делать? — коротко спросил Алексей, в самый последний момент все-таки настоявший, чтобы его тоже включили в группу. Сергей взял с него слово, что он не покинет машину — останется в резерве вместе с Наташей, на случай непредвиденных ситуаций, хотя и не сомневался, что его напарник долго там не усидит.

— Вот я и думаю над этим! — резко отозвалась на его вопрос Наташа, один за другим переключая датчики, отчего изображение двора у нее на экране начало лихорадочно вращаться.

— Я видел в каком-то фильме, что в таком случае следует подбрасывать во двор течную суку, — продолжал Алексей. Казалось, он относится к предстоящей операции довольно легкомысленно, хотя на самом деле это было совершенно обманчивое впечатление.

— Здесь этот номер не пройдет. Это дрессированные охранные собаки. Они ее попросту разорвут.

— А как же инстинкты?

— Слушай, Алексей, заткнись. Не мешай мне работать! — Ник Большой, пристроившийся рядом с Алексеем на заднем сиденье, одобрительно хохотнул. — Атаковать дачу вообще не имеет смысла. Это слишком рискованно. Мне кажется разумнее дождаться, когда Митрохин отправится утром в свою московскую резиденцию, и взять его прямо из машины.

— Этот вариант мы уже прорабатывали, — возразил Алексей. — У Митрохина бронированный «Мерседес», пройдя сквозь толстый слой металла, лучи парализаторов ослабнут настолько, что не помешают охране применить оружие. Возникнет слишком много непредвиденных обстоятельств. Они откроют пальбу и вообще могут даже не остановиться. Так что разумнее штурмовать эту дачку. Причем так, чтобы во дворе не осталось никого — ни собак, ни охраны. Тогда обратный путь будет свободен. Я займусь этим.

— Мне кажется, ты дал слово не покидать машины! — напомнила Наташа, метнув на Алексея взгляд, который не обещал ему ничего хорошего.

— Обстоятельства изменились, и прошу не забывать, кто здесь командует группой!

— Мне нравится логика этого новобранца! — вновь одобрительно хмыкнул Ник Большой.

— Никакой он не новобранец, — перенесла свое раздражение Наташа на новый объект. — В отсутствие Сергея ему поручено руководить всей операцией.

— А почему, кстати, шеф решил не участвовать в операции?

— Вот ты его об этом и спроси, когда вернешься.

— Хватит, ребята! Время вышло. Пора действовать, и позволю вам напомнить, что группа, которая на ходу начинает менять хорошо отработанный план, обычно заканчивает провалом, — подвел итог спору Алексей.

Ник Маленький упругим движением вынес свое тело из автомобильного салона и на ходу застегнул зеленый защитный костюм, металлизированная ткань которого соединялась с портативным генератором невидимости, висевшим на его поясе. Через секунду он исчез. В воздухе осталось только лицо Ника неподалеку от машины.

— Не забывайте об этом эффекте, глубже надвигайте капюшоны и помните о том, что с близкого расстояния в хорошо освещенной комнате генераторы не столь эффективны. Становятся видны контуры тела, — произнесла Наташа последнюю напутственную фразу.

— Слишком много разговоров, давно пора начинать! — проворчал Ник Большой и неожиданно оказался рядом с лицом Алексея. Прежде чем тот успел что-нибудь сказать, Ник тоже исчез, причем полностью, без всяких лицевых эффектов.

Через несколько минут томительного ожидания, в нарушение всех разработанных планов, сведя на нет всю внезапность операции, которая и была ее самой сильной стороной, в стороне от ворот митрохинского коттеджа прогремел взрыв, вдребезги разнося каменную стену. Ударную волну они почувствовали даже за воротами соседней дачи.

Наташа лихорадочно пыталась наладить связь с ушедшими вперед Никами, но ей никто не отвечал. Алексей понял, что отдавать приготовленные команды слишком поздно. Ему оставалось только броситься вслед за Никами и постараться спасти остатки трещавшего по всем швам плана.

В этот момент из глубины садовой рощи, окружавшей коттедж Митрохина, наобум застрекотали автоматы, разбрасывая во все стороны смертоносных слепых шмелей.

Алексей был уже внутри ограды и, петляя скорее по привычке — его могла задеть только шальная пуля, — попытался подобраться к стрелкам поближе. Главный недостаток парализаторов — слишком небольшая дистанция стрельбы, уверенная зона поражения распространялась не более чем на десять-пятнадцать метров. Сейчас в грохоте смертоносного слепого огня автоматов охраны этот недостаток ощущался особенно сильно.

Прежде чем Алексею удалось выйти на дистанцию поражения, метрах в ста впереди него звонко лопнули сразу три выстрела парализаторов, словно взорвались игрушечные петарды, и стрельба мгновенно прекратилась.

Собак тоже почему-то не было слышно. И в этот момент он наконец вспомнил, что собаки как раз и были его главной задачей…

— Наташа, где собаки? — хриплым полушепотом бросил он в микрофон портативной рации и почти сразу же получил ответ: «Бегут к тебе. Им осталось метров пятьдесят. Сейчас появятся со стороны левого фронтона».

— А где Ники?

— Уже в доме. О них можешь не беспокоиться. Они свою задачу выполнят. Готовь отход.

— Если нам удастся выбраться из этой переделки, я им такую баню устрою! — прокричал он в уже выключенный микрофон и сразу же развернулся влево, поднимая парализатор на уровень глаз. Было у этого оружия и неоспоримое достоинство — оно стреляло широким лучом. Основная зона поражения располагалась по оси луча, ближе к его центру, но и в боковых зонах оставалось достаточно энергии. Попавший под боковой удар луча парализатора биологический объект, неважно, собака или человек, лишались возможности двигаться из-за мучительных судорог.

Собаки показались все сразу, и бежали они слишком быстро, широкой цепью, совершенно молча. Последнее не понравилось Алексею больше всего. Если хоть одна из этих молчаливых убийц сумеет преодолеть оставшиеся между ними метры, его не спасет никакой генератор невидимости.

Парализатор сверкнул синеватой вспышкой разряда, и бежавшие в первой линии собаки с визгом рухнули на землю. Те, что находились сбоку и не попали в основную зону поражения, теперь с воем катались по дорожке. Для надежности он еще дважды повторил выстрел, меняя угол прицела и уже не видя перед собой никаких целей.

Вокруг вроде бы все затихло, но неожиданный холодок близкой опасности приподнял волосы у него на затылке.

Он едва успел обернуться, чтобы успеть выстрелить навстречу летящему в смертоносном прыжке кобелю, обошедшему его сзади. Обездвиженная выстрелом парализатора туша ударила его в грудь и сбила с ног. Все произошло в считаные доли секунды.

Он лежал в мокрой траве лицом вверх и думал о том, что, если здесь остался еще хотя бы один пес, с ним будет покончено. Он не успеет даже дотянуться До выбитого из рук оружия.

ГЛАВА 24

Операция между тем продолжалась. Проникнув в здание и нейтрализовав охрану вестибюля, Ник Большой вызвал Наташу и в своей обычной, немногословной манере спросил:

— Где объект?

— Спускается на лифте в подвал. Вы разворошили муравейник! Они вызывают помощь по всем каналам. Скоро здесь станет жарко.

Удовлетворенно кивнув, словно это известие обрадовало его, Ник ринулся по лестнице вниз, забыв предупредить о своих намерениях напарника. Обычно это и не требовалось. Ник Маленький и без предупреждения всегда следовал за ним, но на этот раз генератор невидимости помешал ему сориентироваться в намерениях Ника Большого.

Топот его ног по лестнице он принял за подъем и рванулся вверх. Теперь оба оперативника двигались в противоположных направлениях, теряя драгоценные секунды.

Вход в бункер безопасности в подвальном этаже, разумеется, оказался заблокирован, и любимая Ником Большим пластиковая взрывчатка вновь пошла в дело. На этот раз ее запаса хватило лишь на то, чтобы разворотить электронный замок на двери.

Ник Маленький услышал под собой взрыв, потрясший все здание, и остановился на лестничном пролете третьего этажа.

Неожиданно дверь на лестничную площадку открылась, и перед Ником появилась испуганная девушка в ночной рубашке с бретелькой, сползшей с плеча, и наполовину обнаженной грудью.

Отметив безупречную форму этой груди и совершенно забыв про генератор невидимости, Ник обернулся к девушке, прижал палец к губам и жестом предложил ей вернуться обратно в комнату. Ответом ему был совершенно нечеловеческий вопль. Лишь позже, представив увиденное ею висящее в воздухе человеческое лицо, он оценил всю необычность ситуации.

Девушка рухнула без сознания прямо у двери, и Ник, опасаясь шальных пуль охраны, продолжавшей во дворе беспорядочную пальбу, вынужден был втащить ее в комнату, закрыть дверь и лишь после этого связался с Наташей, чтобы уточнить, где находится его напарник.

Пока он бежал к нему вниз, Ник Большой успел справиться с дверью, ведущей в бункер, и оказался один на один с его охраной, открывшей лихорадочную стрельбу в сторону взломанной двери. Хоть Ник и ожидал подобной встречи, справиться с людьми, находившимися в конце длинного бетонного коридора, в заранее подготовленном укрытии, да еще вне зоны досягаемости парализатора не представлялось возможным. Ник, прижатый к полу не прекращавшимся автоматным огнем, оказался в незавидном положении. Все, что ему удалось сделать, это вернуться на исходную позицию и укрыться за развороченной входной дверью.

В этот момент рядом наконец появился Маленький Ник, который на бегу, не видя напарника, споткнулся о лежащего на полу Ника Большого и растянулся рядом, что, впрочем, спасло ему жизнь.

Над головой команды захвата не переставали свистеть пули, проникавшие в отверстие на двери и рикошетирующие от бетонных стен с заунывным надрывным визгом. Охрана в противоположном конце коридора не жалела патронов.

— Где ты был, черт возьми? — осведомился Большой Ник, сдвигая на лоб капюшон и поворачивая к Маленькому Нику свое висящее в воздухе лицо.

— Тебя искал!

— Ну и как, нашел? — осведомился Большой с несвойственным ему чувством юмора, которое прорезалось у него только во время серьезной опасности и служило явным признаком того, что дело плохо. — Здесь понадобится другое оружие. Парализаторами их не достать.

— Там у входа в подвал валяется парочка автоматов вместе с охранниками.

— Тащи их сюда.

— Охранников?

— Нет, автоматы!

— Но шеф запретил пользоваться другим оружием! Он велел применять только парализаторы. Он несколько раз это повторил, чтобы мы лучше запомнили.

— Плевал я на шефа. Тащи автоматы и все, что там найдешь подходящего! Через несколько минут здесь будет вся их банда!

Из доставленной Ником Маленьким связки оружия наиболее подходящим Нику Большому показались противопехотные гранаты «Ргб 17» с осколочными кожухами.

Метнув в пролом двери сразу две гранаты с интервалом в несколько секунд, он пригнулся, ожидая, пока пройдет взрывная волна и стихнет визг осколков, рикошетом метавшихся по бетонному коридору. Стрельба в противоположном конце коридора сразу же прекратилась.

— Наташа! Объект на месте?

— Объект на месте, в ста метрах впереди за поворотом. Что там у вас происходит?

— Развлекаемся.

Ник щелкнул выключателем передатчика и распахнул дверь. Дальний конец коридора заволокло дымом, и там ничего не было видно. Не раздумывая, Ник Большой бросился вперед, сквозь это дымное облако, и Ник Маленький последовал за ним, на этот раз не отставая ни на шаг. В полумраке он споткнулся о распростертое на полу неподвижное тело одного из охранников и спросил, не останавливаясь:

— Нам запретили убивать этих людей, зачем ты это сделал?

— Они сами убийцы, ты забыл, с кем мы имеем дело? А что касается запретов, вспомни, кто их придумал! После того, что произошло в доме Чургина, их инструкции для нас ничего не значат.

— На любых заданиях мы всегда выполняли приказы! — возразил Ник Маленький, словно снимая с себя этим заявлением всякую ответственность. — Но здесь ты почему-то решил использовать гранаты, хотя нам это запретили.

— Перестань нудить. Это было необходимо для успешного выполнения задания. Мы уже пришли. Вот эта дверь. Жаль, пластита больше не осталось, не рассчитали.

— Это легко поправимо, — возразил Ник Маленький.

Вынув из подсумков еще остававшиеся там гранаты, он сорвал с них осколочные кожухи и, связав липкой лентой, прикрепил к замку последней двери, за которой скрывался объект.

Привязав к кольцу одной из гранат конец ленты, Ник размотал ее на всю длину и, отойдя на безопасное расстояние, выдернул чеку. Едва отгремел грохот взрыва, как Ник Большой оказался рядом с дверью.

Вставив в отверстие, пробитое взрывом, ствол парализатора, он обвел внутренность комнаты широким лучом, обездвижив всех, кто еще мог двигаться после контузии от взрыва.

Остальное оказалось уже совсем просто. Выбив остатки двери, они ворвались в комнату и, перевернув на спину всех, кто там находился, мгновенно опознали Митрохина, прекрасно знакомого им обоим по его телевизионным предвыборным выступлениям.

Взвалив на свои могучие плечи неподвижное, расслабленное тело объекта, Ник Большой начал пробираться к выходу из подвала.

К этому времени Алексею, оправившемуся наконец после столкновения со сторожевым псом, удалось очистить двор от притаившихся в кустах патрульных, которые, услышав выстрелы, решили отсидеться в засаде.

Благодаря его успешным действиям, направляемым инструкциями Наташи, отход команды через двор прошел без проблем.

Едва за последним участником операции захлопнулась дверца машины, как Наташа рванула ее с места на предельной скорости, уводя из дачного поселка, в конце которого уже появились первые машины вызванной Митрохиным подмоги.

— Наломали вы дров порядочно, — недовольно произнес Сергей, со сдержанной тревогой и неудовольствием разглядывая Алексея, появившегося в его кабинете после завершения операции.

— Чем ты недоволен? Митрохин обезврежен и доставлен на подземную базу.

— Сколько людей погибло во время операции?

— Наших — ни одного.

— Ты помнишь основное условие соглашения с иновремянами?

— И после всего, что произошло у Чургина, ты все еще считаешь себя обязанным его соблюдать?

— Мы все глубже проваливаемся в ситуацию, которую сами же и создали. Я надеялся, что штурм коттеджа Митрохина, в котором, если верить захваченному нами плану, располагалась еще одна база иновремян, приведет к какой-то активности с их стороны — но ничего подобного не произошло. Зато погибли охранники. Что мы будем делать, когда последует ответный удар людей Митрохина? А он последует — и очень скоро. Они никогда не оставляют без последствий гибель своих людей, иначе можно «потерять лицо» в бандитском мире.

— Я не знаю, что мы будем делать. Это дело командира — решать, что делать дальше, раз уж ты настолько свыкся с этой ролью, что даже не принял участия в нашей операции!

Было заметно, что упрек Алексея достиг цели, Сергей смешался и постарался перевести разговор на другое.

— Нужно все доводить до конца. Я уверен, что запрет на операцию в доме Митрохина не поступил к нам только потому, что связь с иновремянами прервана не по их вине. Произошло что-то непредвиденное. Вот и воспользуемся этим. Сделаем вид, что нам ничего не известно, что мы не нашли у Чургина ничего разоблачающего их планы. Отправим им Митрохина, пунктуально соблюдая все статьи договора, и посмотрим, что из этого получится, — предложил Сергей и совершенно неожиданно для Алексея добавил: — Только отправлять придется тебе. Какое-то время мне лучше не принимать участия в серьезных мероприятиях. Позже я тебе все объясню.

— Ты хочешь сказать, что вообще не будешь участвовать в отправке Митрохина?

— Ну, возможно, я буду тебя сопровождать на подземную базу. Но все остальное — встречу с родственниками и даже поворот рубильника — придется осуществлять тебе самому.

Сергей не стал больше ничего объяснять, и Алексею оставалось лишь недоуменно пожать плечами и надеяться, что странное поведение друга объяснится после полного завершения акции.

Митрохин выглядел неестественно спокойным для своего положения. Он только что пришел в себя после шока парализатора и, слегка прищурив глаза, буквально впитывал окружающую обстановку. Мозг Митрохина в подобных ситуациях работал как хорошо отлаженный компьютер.

Выход был всегда. В любой ситуации всегда имелся незаметный на первый взгляд выход. Надо лишь найти его, обнаружить наиболее слабое звено в цепочке обстоятельств, непредвиденных случайностей и роковых последствий, приведших его в эту камеру, так мало похожую на обычную тюрьму.

Он сидел в металлической комнате, размерами напоминавшей каюту какого-то корабля, его руки были прочно прикованы захватами к подлокотникам большого красного кресла, стоявшего в центре этого непонятного помещения.

В стене, прямо напротив его лица, был вмонтирован красный рубильник, слишком броский, для того чтобы оказаться здесь случайно.

Обстановка напоминала камеру, в которой совершают казни на электрическом стуле. Разве что основной контакт на голове еще не был закреплен.

Но это же нелепо! Он не мог ни с того ни с сего, без предварительной процедуры допроса, без суда и следствия, в одночасье, оказаться на электрическом стуле!

Нельзя было позволить себе даже думать о подобной возможности, необходимо сохранить силы и подготовиться к борьбе. Рано или поздно здесь появятся те, кто его притащил в это проклятое место, и тогда они узнают, на что способен Митрохин…

Вот только кто? Кто это мог сделать? Кто вообще был способен поступить с ним подобным образом? Официальные органы он исключил сразу же. Смертная казнь, да еще столь экзотическая, в их арсенале не значилась. Но тогда кто же? Салемов? Слишком слаб для таких операций… В нападении на его резиденцию участвовало не меньше взвода профессионалов… (Если бы Митрохину сказали, что в нападении участвовало всего три человека, он бы этому не поверил. Слишком много средств и сил было отдано организации охраны его неприступной резиденции, и слишком легко обошли и нейтрализовали нападавшие все его ловушки.)

Значит, Слуцкий? Но он занимает слишком высокий официальный пост, чтобы размениваться на подобные авантюры. Кто же остается? Скоро он это узнает…

Но для того, чтобы подготовиться к защите, ему необходимо знать силу противника и его возможные слабости… В длинном списке его врагов почему-то не значились те, кто прислал ему ультиматум, в котором содержалось требование немедленного прекращения криминальной деятельности. Само это требование выглядело смешно и наивно, оно не могло исходить от серьезных противников. И сейчас, не задерживаясь на этом нелепом инциденте, он сразу же выбросил его из своих расчетов.

Когда Сергей и Алексей вошли наконец в телепортационную камеру, Митрохин сидел в кресле, вольготно развалясь, словно собирался проводить официальный прием.

Его лицо казалось спокойным, даже расслабленным, и лишь опытный психолог смог бы уловить в глубине глаз одного из самых одиозных уголовных авторитетов смертоносное, яростное пламя. Вся его фигура выражала непреклонность и готовность к борьбе. Уже только по тому, что, увидев своих предполагаемых палачей, он не разлепил губ и не произнес ни слова, можно было догадаться о том, какой необычный противник им попался.

Сергей открыл большую черную папку, содержавшую внутри себя один-единственный лист бумаги с четко отпечатанным на нем текстом, без печатей и подписей.

— За совершенные вами особо тяжкие преступления, непосредственно связанные с насилием и убийством людей, а также учитывая ваш отказ выполнить направленное вам официальное требование прекратить криминальную деятельность, вы приговариваетесь…

Сергей сделал короткую паузу, обычную в любом приговоре. Он чувствовал себя неуютно, роль судьи была не для него. А тут еще Митрохин подлил масла в огонь. Он наконец разлепил свои плотно сжатые губы и спросил глухим, неестественным голосом, тем самым, каким он сам зачитывал короткие приговоры людям, отправляемым на тот свет по его приказу.

Возможно, потому, что он любил театральные эффекты и теперь впервые участвовал в подобной постановке в качестве жертвы, он сумел на свой лад оценить происходящее и попытался внести даже толику загробного юмора в это леденящее кровь зрелище.

— Нельзя ли побыстрей закончить это чтиво и приступить к действию? Мне надоело ваше кресло!

Сергей растерялся и некоторое время не знал, как ему отреагировать на эту реплику, затем, видимо, решив, что в этой ситуации лучше всего отгородиться от осужденного официальной бумагой, просто продолжил чтение с того места, где его прервали:

— Вы приговариваетесь к пожизненному изгнанию с планеты Земля. Вам гарантируются все условия для того, чтобы вы могли нормально жить на новом месте, но вы никогда и ни при каких обстоятельствах не сможете вернуться на Землю…

Сергей вновь сделал паузу, давая возможность осужденному высказаться или задать вопрос, но Митрохин молчал. И тогда он зачитал последние строчки:

— Вы имеете право пригласить с собой в изгнание двух своих ближайших родственников, и если они добровольно согласятся последовать за вами, они будут отправлены туда же, куда и вы…

Он вновь сделал паузу, и поскольку Митрохин по-прежнему молчал, неожиданно для себя произнес, словно поставил точку:

— Это все.

— Там должна быть подпись! — не согласился с ним Митрохин.

— Подпись есть. Чистильщик.

— Это не подпись. Это издевательство над осужденным. Мне нужна фамилия того, кто скрывается за этой кличкой!

— Зачем вам она?

— А вот это уже не ваше дело. Ваше дело исполнять предписание и выполнить последнюю волю осужденного! Я хочу знать фамилию! — Казалось, Митрохин вложил в это требование всю свою ярость, все бешенство и ненависть.

Тому, кто привык распоряжаться чужими жизнями, нелегко привыкнуть к роли жертвы. Все происходящее Митрохин считал подлой комедией, разыгранной над осужденным на смерть человеком, он не поверил ни единому слову из зачитанного Сергеем приговора и каждую секунду ждал электрического разряда, который оборвет его жизнь.

На его бесстрастном, словно вытесанном из серого камня лице проступили капельки пота, а взгляд, не повинуясь его железной воле, то и дело непроизвольно убегал к проклятому рубильнику.

— Я не обязан сообщать вам никаких фамилий. Зато я должен предоставить вам возможность встретиться с родственниками, попробуйте уговорить их последовать вслед за вами.

— Последовать за мной? Вы собираетесь убить моих близких?

— Мы никого не собираемся убивать. Так будете вы звонить своей жене?

— Вы даете слово, что с ней ничего не случится?

— Если бы мы собирались сделать что-нибудь подобное, это было бы уже сделано. После того, как мы полностью нейтрализовали охрану в вашей резиденции, вся ваша семья находилась в нашей власти. Но никто ваших близких и пальцем не тронул.

Казалось, последний довод убедил Митрохина, во всяком случае, в его взгляде появилось напряженное, отчаянное раздумье.

— На нашем месте вы бы так не поступили, я знаю. Вы всегда мстили невинным людям, если их связывали кровные узы с вашими врагами, — добавил Сергей.

В ответ Митрохин почти прорычал:

— Невинных людей не бывает! Но это сейчас не имеет значения. Дайте мне телефон!

Чтобы исключить возможность набора другого номера, Сергей предложил:

— Вызов сделаю я сам, и вы сможете поговорить с женой.

— Я не буду говорить с женой. Эта жадная сучка заявится только на мои похороны. Я хочу поговорить со своей приемной дочерью.

— Как ее зовут?

На лице Митрохина отразилась отчаянная внутренняя борьба, казалось, в последний момент он все-таки передумает.

— Вы не помните имени собственной дочери?

— Ее зовут Жанна… Это ее имя… Но и вы должны мне сказать имя того, кто это сделал, по чьей вине я оказался здесь.

— Для вас это имя не будет иметь никакого значения.

— Так скажите! Что вам стоит назвать имя, которым я все равно не смогу воспользоваться?

Не отвечая Митрохину, Сергей уже набирал номер его виллы. Он заранее выяснил все необходимые коды доступа и сумел сразу же выйти на внутренний телефон.

После того как Жанну позвали к телефону и ее искаженный сдерживаемыми рыданиями голос прозвучал в трубке, Сергей понял, что с ним происходит что-то странное. Ему хотелось прекратить эту жестокую комедию, плюнуть на договор, на свои обязательства, на будущее Москвы и всей человеческой цивилизации. Пусть все катится куда подальше, если за это приходится расплачиваться страданиями невинных людей.

До сих пор вся акция представлялась ему несколько абстрактно, в конце концов, ничего ужасного и не должно было произойти. Вот только Митрохин ему не поверил, и вряд ли поверит его дочь… а сам-то он верил до конца? Откуда ему знать, что на самом деле произойдет после того, как по его знаку Алексей замкнет рубильник? Разве можно верить после всего словам Павла?

Алексей считает, что после прорыва портала, после кровавой вакханалии, которая произошла в доме Чургина, у них не осталось перед иновремянами никаких обязательств. Но что-то настойчиво толкало Сергея вперед по наезженной договором дорожке…

Дрожащей рукой он протянул Митрохину трубку, стараясь не прикасаться к его наполненному ненавистью телу, словно боялся обжечься. Но руки Митрохина были прикованы к поручням кресла, и Сергею пришлось прижать трубку к его уху, а затем выслушать весь разговор.

— Жанночка, это я… Нет, нет, со мной все в порядке… Ты хочешь увидеть меня? Тогда сделай все, что тебе скажут. Да, да, только это… Нет, никому не надо звонить. Это связано с моей безопасностью, и с твоей тоже. Просто приезжай одна, и мы сможем увидеться в последний раз, девочка…

ГЛАВА 25

У дочери Митрохина хватило ума и мужества выполнить условия, поставленные Сергеем, и приехать на площадь Космонавта Волкова одной, без охраны, даже без наружного наблюдения, что после всего произошедшего с ее отцом казалось почти невероятным.

Сергей изучал девушку минут двадцать. Воспользовавшись генератором невидимости, он встал рядом с ее машиной и мог бы услышать ее телефонные переговоры по мобильнику, если бы они были! Но их не было. Ее серый «Мерседес», умытый дождем, казался чем-то посторонним, не относящимся ни к этой площади, ни ко всему этому миру.

Девушка скрупулезно выполняла все поставленные ей условия, и Сергею очень хотелось знать, что ее подвигло на эту полную опасности поездку в неизвестность? Любовь к приемному отцу или что-то другое?

По большому счету, ему вообще нельзя было здесь находиться. Который раз Алексею пришлось напомнить о том, что он слишком рискует. Руководитель центра чистильщиков не должен размениваться на подобные мелочи. Он и сам это понимал, но тем не менее терпеливо стоял под моросящим дождем и изучал внешний вид дочери Митрохина, каждую секунду ожидая, что из-за угла появятся машины охраны. Возможно, это было своеобразной данью собственной совести, он так и не простил себе отказа участвовать в операции по захвату Митрохина и даже не смог объяснить самому себе, почему он это сделал.

Что-то в нем изменилось с тех пор, как он повесил на шею ладанку с каменным яйцом. Он стал равнодушнее, суше, углубленнее в самого себя. И вот тем не менее он стоит под дождем и порывами холодного ветра.

Вряд ли бы он сумел членораздельно объяснить, зачем ему понадобилось здесь находиться. Как раз эту простую операцию он мог поручить любому своему сотруднику. Но, возможно, он считал себя обязанным изучать последствия собственных действий? Реакцию на него других людей? Не оправдания ли для себя он искал там, где его не могло быть? Или это был лишь подленький интерес к чужому горю, которое он сам же и вызвал?

Да нет, не надо на себя клеветать. В конце концов, каждая организованная им акция направлена на живых людей. Легко, сидя в кабинете, решать чужие судьбы, вычерчивая их на листе бумаги, и совсем иное дело видеть это лицо…

Она опустила стекло, выбросила окурок сигареты и вновь закрыла окно. Странно, он не заметил, чтобы она курила… Даже сквозь затененное стекло нетрудно было бы увидеть огонек сигареты. Но он так и не додумал эту мысль до конца, отвлеченный мелькнувшей перед ним картиной, словно нарисованной внутри рамы окна.

По бледности незнакомой ему девушки, по ее растрепанной прическе можно было без труда определить, как сильно она нервничает. Да и кто бы на ее месте остался спокойным, добровольно отдавая себя в руки похитителей собственного отца?

И еще он успел заметить за тот краткий миг, пока стекло было открыто, как красива Жанна… Невольно подумалось, что неожиданная власть, обретенная над такой прелестной девушкой, не может не доставить любому мужчине тайного удовольствия.

Он сам устанавливает правила этой странной и жестокой игры и может их изменить в любой момент. Он может выпустить ее отца, а может этого не делать.

Неужели прав был Алексей, когда говорил о том, что невозможно играть роль вершителя чужих судеб и не чувствовать себя при этом сродни некоему божеству…

Не этим ли ощущением он сейчас наслаждался? Он хотел до конца разобраться в собственных чувствах и сделать это честно, не лукавя перед самим собой… Хотя какое уж там лукавство! Ему понравилась эта девушка. Несмотря на то, что их разделяло сильно затененное стекло кабины, перед глазами до сих пор стояло мимолетное видение, мелькнувшее в раме окна.

В конце концов Сергей решил, что наблюдение слишком затянулось, а нетерпеливое желание продолжить начатую игру в кошки-мышки все сильнее давало о себе знать. Он снял плащ с генератором невидимости и неожиданно появился перед дверцей ее машины.

Казалось, испугаться больше, чем она уже была испугана, невозможно, но тем не менее это произошдо. Сергей упустил из виду, какое впечатление может произвести на неподготовленного человека появление незнакомца из пустоты. Если вокруг много народа, это не производит такого эффекта, но площадь в этот поздний час, во всяком случае, в том закутке, где стояла ее машина, была совершенно пуста. И неожиданно рядом с ней возник силуэт мужчины… Одного из тех, кто похитил ее отца. Она сразу же определила это по условному букетику цветов, который Сергей держал в руках.

— Подвиньтесь, пожалуйста. Дальше я сам поведу машину.

— Куда вы собираетесь меня везти? — Ее голос прерывался от страха, а на бледном лбу, обрамленном кудряшками, выступили предательские капли пота.

— Туда, где вы сможете увидеть своего отца. И не бойтесь, я не сделаю вам ничего плохого.

Она, больше не возражая, подвинулась…

Что-то было не так внутри кабины… Он чувствовал, что упускает нечто очень важное, увлеченный разглядыванием ее точеного профиля. И лишь значительно позже Сергей вспомнил об этом моменте и понял, что его тогда насторожило. В машине не чувствовалось запаха табака, следовательно, она не курила, и ей незачем было выбрасывать сигарету…

Но сейчас, внутри кабины, отгороженной от окружающего мира затененными стеклами, Сергей думал совершенно о другом. Он впервые получил возможность как следует рассмотреть девушку. Он сидел с ней рядом, и казалось, никого, кроме них двоих, не осталось во всем этом огромном, насквозь пронизанном дождем городе. «Охотник и жертва встретились!» — с иронией подумал он о себе, стараясь вернуть утраченное самообладание.

Жанна совершенно не была похожа на своего отца. Казалось, их разделяют целые эпохи. Что-то утонченное, аристократически гордое и давно утраченное в лицах знакомых ему женщин чувствовалось в этой девушке.

Она уже сумела подавить свой страх и теперь безотчетным жестом вскинула подбородок, словно бросая вызов судьбе и готовя себя к самому худшему.

— Вы знали, чем занимался ваш отец?

— Кое-что знала. Я должна вам об этом рассказывать?

— Разумеется, нет. Вы мне вообще ничего не должны, и наша с вами беседа не имеет никакого отношения ни к вашему отцу, ни к вашему свиданию с ним.

— Тогда я лучше помолчу.

Некоторое время Сергей не находил повода прервать это затянувшееся ледяное молчание и лишь сосредоточенно вел машину по мокрым московским улицам, стараясь не смотреть в ее сторону, до тех пор, пока она не спросила:

— Зачем вы его похитили? Вам нужен выкуп?

— Нас не интересуют ваши деньги, — ответил он, не удержавшись от презрительной гримасы и чувствуя, как нарастает в нем раздражение, вызванное ее высокомерием и явно выраженным стремлением держать между ними официальную дистанцию.

— Тогда зачем? И кто вы такие? Что собой представляют люди, на которых вы работаете?

— Я ни на кого не работаю.

— Уж не хотите ли вы сказать, что вы в этом деле главный?

— А почему бы и нет?

— Потому, что настоящие боссы не ездят по ночам на сомнительные встречи.

— Значит, я плохой босс.

Она впервые внимательно посмотрела на него, словно старалась оценить, насколько искренним может быть его замечание.

— Если это действительно так, если вам ни перед кем не надо отчитываться, почему бы вам не объяснить, зачем вы похитили моего отца и что вы собираетесь делать с ним дальше?

— Я думаю, он сам вам все объяснит. Боюсь только, он не до конца понимает то, что произошло, или, по крайней мере, в это не верит.

— Так расскажите мне. Может быть, я поверю?

— Он рассказывал вам об официальном предупреждении, подписанном Чистильщиком?

— Конечно, рассказывал! Но это же бред, инсценировка, придуманная его врагами! Уж не хотите ли вы сказать… — она прервалась, пораженная внезапной догадкой, — что вы и есть тот самый чистильщик?

— А если это действительно так?

— Тогда тем более вы должны объяснить, зачем вам это понадобилось? Зачем вы затеяли всю эту странную и грязную игру? Может, вы просто набиваете цену?

— Вы ведь не верите в простые объяснения. Вы даже не верите в то, что ваш отец руководит бандой наемных убийц, терроризирующих Москву все последнее время.

Реакция Жанны на это сообщение осталась для него непонятной. Она замолчала, то ли обдумывая что-то, то ли решив, что он намеренно старается очернить отца в ее глазах, преследуя какие-то свои, тайные цели.

За всю оставшуюся дорогу до московской резиденции «Стройинвеста» Жанна так и не произнесла больше ни одного слова.

После того как Сергей остановил машину в небольшом, хорошо охраняемом дворе, он попытался предложить руку своей спутнице, чтобы помочь ей выйти из машины, но она отвергла эту услугу резким презрительным жестом и, очутившись снаружи, обвела двор молниеносным цепким взглядом.

Сергей внутренне усмехнулся. Девушка могла запоминать все, что угодно. Если она решится отправиться вслед за отцом, вся собранная ею информация теряла значение. Если же она останется, точно отрегулированный выстрел парализатора, направленный в височную область, сотрет из ее хорошенькой головки память о сегодняшнем дне.

Он показал ей дорогу к кабине телепортационного лифта. Этот лифт в свое время помог им выбраться из подземных катакомб, а затем его приемно-передаточная кабина была перенесена из подмосковного леса в подвальный этаж их городской резиденции. Назначение кабины было одним из наиболее оберегаемых секретов чистильщиков.

Ключ от этого необычного механизма, внешне ничем не отличавшегося от тысяч обшарпанных московских лифтов, имелся только у трех человек из всей его команды…

Этажей в здании было пять, но на лифте имелась и шестая кнопка, та самая, после нажатия на которую на секунду показалось, что вселенная вокруг них перевернулась.

Но даже в эту секунду мгновенной слабости Жанна не взглянула на своего спутника и не ухватилась за его руку, как поступило бы на ее месте большинство женщин.

Лифт остановился, дверь открылась, и они оказались в гроте подземной базы. Сергей поймал себя на мысли о том, что хотел произвести впечатление на свою спутницу этим неожиданным переходом в совершенно иной мир, не имеющий ничего общего с миром Москвы, в котором они находились всего секунду назад.

Но даже если Жанна и удивилась внезапному переходу в подземный мир, она ничем этого не показала. Лишь спросила:

— Здесь находится мой отец?

— Да. Сейчас вы сможете его увидеть.

— А потом вы его убьете?

— Мы никого не убиваем. Мы отправим его в другое место. В такое место, откуда он никогда не сможет вернуться. Это будет похоже на тот переход, которым мы только что воспользовались в лифте.

— Или это будет похоже на смерть… Но об этом, разумеется, вы мне не скажете. — Казалось, она не слышит его, по-прежнему о чем-то мучительно раздумывая. Все его усилия успокоить ее и что-то объяснить, подготовить к разговору с отцом пропадали впустую. Она не верила ни одному слову Сергея…

— Послушайте… — Девушка резко остановилась и взглянула ему прямо в глаза: — Я ведь вам нравлюсь, я вижу. Если бы я вас очень попросила отпустить отца, вы могли бы это сделать ради меня?

— Нет. Я не могу это сделать.

— Но почему? Ведь вы же сказали, что вы в этом деле главный?

— Потому что он снова начнет убивать людей.

— Он никого не убивал! Это ложь!

Наконец Сергей почувствовал гнев, который принес ему облегчение в этом тяжком разговоре, и спрятался за него, словно за ширму.

— И вы хотите меня уверить в том, что, прожив бок о бок с этим человеком столько лет, вы ничего не подозревали, не догадывались, чем он занимается?!

— Меня это не касалось! У него был свой мир, у меня свой, но он всегда был добр ко мне!

— Это очень удобная позиция. К тому же вы можете сохранить ее и в дальнейшем, отправившись вслед за ним в место его изгнания. За вами всегда было право выбора. Есть оно и сейчас.

Она ничего не ответила, но ему показалось, что теперь его слова хотя бы дошли до ее сознания.

Оставшееся расстояние до камеры дальнего телепортатора, смонтированного в соседнем гроте, они прошли молча. Он все никак не мог оторвать взгляд от ее классического профиля, белокурых растрепанных волос, от ее фигуры, похожей на фигуру греческой богини, отчетливо обрисовавшейся под тонким платьем. И каждую секунду он помнил о ее предложении, не мог не помнить.

С удивлением, почти со страхом, он вдруг подумал, что при других обстоятельствах, если бы решал только он сам и если бы от этой первой настоящей акции по очистке Москвы от криминальной накипи и от баз тех, кто пытался ее захватить, не зависело так много, он мог бы согласиться…

Даже несмотря на то, что это предложение она буквально вырвала из себя и бросила ему в лицо, он готов был согласиться. Так желанна была для него эта незнакомая женщина. Всю дорогу до кабины дальнего лифта он пытался понять, вспыхнуло это страстное желание сразу же после того, как он ее увидел, или лишь тогда, когда неожиданно получило поддержку в ее предложении… «Вы могли бы это сделать ради меня?..»

«Ну как, Сергей Николаевич, готовы вы пожертвовать своей миссией ради этой красавицы? Дочери бандита и убийцы?» Все дело было в том, что он не знал ответа на этот кардинальный вопрос и продолжал сомневаться в себе и в правильности своего решения довести дело до конца, чего бы это ни стоило… Но ни один человек никогда не узнает о его сомнениях, о его внутренней борьбе, о том, что он почти готов был согласиться…

Только сейчас, перешагнув вместе с Жанной порог металлической тюрьмы, в которой стояло кресло Митрохина, он вдруг увидел все ее глазами и ужаснулся. Пыточная камера? Электрический стул?

И пока она с рыданием висела на шее у отца, Сергей, испытывая совершенно неуместную ревность, думал о том, что здесь все придется изменить, поставить вазы с цветами… Повесить картины с пейзажами далекой планеты…

Здесь все должно напоминать о путешествии, а не о смерти. И еще он подумал, что те, кто будет сидеть в этом кресле, вряд ли заметят эти изменения и вряд ли оценят его благие намерения.

Неожиданно он поймал себя на том, что испытывает страх за эту прекрасную девушку. «А ведь она действительно может согласиться уйти вместе с ним, — эта мысль обожгла его, словно вспышка пламени. Не мог он этого допустить. — Мир без нее опустеет… — подумал Сергей и сразу же попытался себя урезонить: — Ты видишь ее в первый раз, ты о ней ничего не знаешь, уймись! Она дочь бандита, помогавшая ему в его делах!» Но он ничего не мог с собой поделать. Он стоял неподвижно и молча, прислонясь к косяку входной двери и стараясь стать незаметнее, пока эти чужие ему люди изливали друг на друга свои чувства.

Они почти ничего не говорили. Им и не нужны были слова, до тех пор, пока Митрохин неожиданно не спросил дочь:

— Ты позвонила Ликонину?

— Я сделала все, что нужно, отец. Все, о чем ты меня просил.

Только эта последняя фраза заставила Сергея наконец насторожиться и почувствовать холодок близкой опасности. Хотя что могло угрожать ему здесь, в подземной цитадели, защищенной недоступной людям техникой? Разве что он сам…

И тут наконец он вспомнил о том, что есть еще и верхняя база… Та самая, на которой только что побывала Жанна… И если ее путь по каналу телепортации никто не мог проследить, то это вовсе не означало, что он учел все возможные способы наблюдения, пока вез ее по затаившемуся ночному городу… Нераскуренная сигарета, выброшенная из окна! Что это было? Знак? Сигнал? Сообщение?

Сергей торопливо достал телефон, не тот, который получил от Павла, а самый обычный — сотовый, для него пришлось прокладывать специальную антенну сквозь толщу породы, но зато сейчас он почти мгновенно сумел связаться с Алексеем.

— У вас все в порядке? Почему тебя до сих пор нет?

— Тут какое-то подозрительное движение. Слишком много машин вокруг. Я, пожалуй, еще задержусь до выяснения обстановки.

ГЛАВА 26

Атака на городскую базу чистильщиков началась ровно через пять минут после того, как Алексей выключил свой телефон, закончив разговор с Сергеем.

Первая волна автоматчиков, используя тросы и кошки, хлынула через забор и была почти вся обездвижена излучением парализаторов, лишь несколько человек, успевших спрыгнуть с забора обратно на улицу, уцелели.

Но противник, выступивший против них, оказался достаточно опытным в локальных уличных боях, и он не повторял ошибок.

Укрывшись за машинами, бандиты начали массированный обстрел базы. Огонь автоматов, отсекаемый высоким каменным забором, практически не наносил вреда и доставал только до верхних этажей здания, где давно никого не было. Но непрекращавшиеся разрывы гранатометных мин, следовавшие через равные промежутки времени, заполняли весь двор визгом осколков, летевших так густо, что укрыться от них казалось невозможным. К счастью, у противника было всего два гранатомета, и это давало оборонявшимся некоторый шанс. После каждого выстрела гранатометчики меняли прицел, и по команде командира своего подразделения все находившиеся во дворе чистильщики бросками передвигались на места только что разорвавшихся мин, укрываясь в еще теплых воронках.

Далеко в стороне от дома, в переулке, завыла сирена милицейской машины и почти сразу же смолкла — милиция предпочитала не вмешиваться в разборки такого масштаба… Но даже этот короткий вой сирены отвлек внимание противника, позволив обоим Никам благополучно отползти к зданию и укрыться в подвале, узкие оконца которого можно было использовать как бойницы. Без их непосредственного участия оборона во дворе значительно ослабла, и все, кто еще уцелел под минометным обстрелом, стали отползать к зданию.

Выбив оборонявшихся со двора, противник повторил атаку…

— Четко действуют. Похоже на воинское подразделение, — подытожил Ник Маленький свои наблюдения. — Сейчас они преодолеют забор, но вперед не пойдут, будут окапываться, а из подвала мы их там не достанем.

— Что будем делать? — осведомился Большой Ник, всегда воспринимавший указания меньшего как аксиому и никогда не пытавшийся оспорить его решения во время боя.

— Будем ждать. Рано или поздно им придется продолжить штурм.

— К тому времени они все здесь размолотят!

— Это уж точно. Но после того как бандюги займут позицию во дворе и прекратят свой бессмысленный, неприцельный огонь, можно будет попробовать к ним подобраться для ближнего боя.

— Генераторы?

— Можно и без генераторов обойтись, хватит с нас плащей. Надо посчитаться с теми, кто положил наших людей, да и двор нужно очистить, чтобы вынести раненых. Поработаем ножами.

— Я попробую! — сразу же согласился Ник Большой.

— Попробуем вместе.

Спустя какое-то время после того, как бандиты укрепились на новой позиции внутри двора, две неразличимые тени выскользнули из подвала и очутились в расположении окопавшегося противника.

Возникавшие из пустоты лезвия сверкали в лучах фонарей, с помощью которых уцелевшие бандиты пытались понять, что происходит. Но видели только эти летающие в воздухе ножи и фонтаны крови. Дикие вопли смертельно раненных людей внесли свою лепту в общую панику, и ужас охватил всех, кто оказался во внутреннем дворе. Вскоре от второй волны, проникшей на территорию базы, никого не осталось.

Но увлеченные рукопашной Ники не заметили, что одновременно с атакой на центральные ворота противник предпринял обходной маневр и небольшая группа нападавших с заднего двора уже просочилась в хозяйственные постройки и короткими перебежками двинулась к зданию с тыльной стороны, не привлекая к себе внимания оборонявшихся.

Алексей во время атаки оставался в другом отделении подвала, прикрывая самое ценное, что было на городской базе, — телепортационную установку лифта… Лишившись этого единственного пути отхода, им уже не на что было бы надеяться. Ведя огонь из трофейного автомата короткими очередями по мелькавшим в глубине двора фигурам, Алексей не мог отвлечься даже на телефонный звонок, все свое внимание, без остатка, переключив на то, чтобы не дать противнику ворваться в здание. К сожалению, он не мог действовать на два фронта одновременно, а на задний двор из подвала не выходило ни одного окна…

Он понял свою ошибку лишь тогда, когда из окон над его головой застучали автоматные очереди бандитов. Вначале он не понял, куда они стреляют, но уже через мгновение увидел в приборе ночного видения, укрепленном на стволе автомата, две странные фигуры, бежавшие к зданию из глубины двора.

Генераторы невидимости не могли нейтрализовать тепловые лучи, и если противник располагал приборами ночного видения, то обе эти фигуры были видны ему так же хорошо, как и самому Алексею…

Он закричал, пытаясь предупредить товарищей об опасности, но было уже поздно. Срезанные прицельными автоматными очередями, оба Ника упали на землю…

Когда началась атака, Наташа находилась в мониторной на пятом этаже здания. Здесь она и должна была оставаться — по тревожному расписанию, для того, чтобы корректировать действия своих товарищей, используя камеры наружного наблюдения, установленные по всему периметру здания.

Вот только тревожное расписание не учитывало одного обстоятельства — того, что именно пятый этаж может оказаться самой опасной зоной и основной мишенью для огня автоматчиков…

В начале атаки она еще пыталась наладить связь, но в горячке боя никто не ответил на ее вызовы, а когда автоматчики перенесли огонь на светящиеся окна пятого этажа, ей пришлось лечь на пол, и она не заметила опасности, угрожавшей ей самой.

Трое одетых в защитные комбинезоны людей в черных масках появились в мониторной одновременно. Двигались они так стремительно, что молодая женщина не успела даже подняться с пола.

Разгоряченные боем бандиты, убедившись в том, что на верхних этажах здания больше никого нет, и отдав по рации короткий приказ автоматчикам, немедленно прекратившим огонь по верхнему этажу, решили воспользоваться молодой женщиной как своим законным трофеем.

Борьба была короткой и проходила в полном молчании, ни нападавшие, ни сама Наташа не издали ни звука. Бандитам следовало бы знать, что подобное самообладание жертвы не сулит им ничего хорошего. Но награда казалась такой опьяняюще близкой, а жертва такой беспомощной, что они забыли об осторожности.

Не прошло и пары минут, как с Наташи сорвали одежду и, повалив на стол, грубо раздвинули ей ноги Стиснув зубы, она терпела ровно столько, сколько было необходимо для того, чтобы все трое увлеклись ее телом и полностью забыли обо всем остальном. Один лежал на ней. Он не снял даже пояса, на котором висел спецназовский, широкий кинжал — и это сейчас было единственное, на что она могла рассчитывать. Второй бандит пытался открыть ей рот, надавив на скулы, и она не стала сопротивляться даже этой гнусности.

Наибольшую опасность представлял третий, ожидавший своей очереди. Он стоял сбоку и, фиксируя ее за руку, жадно пожирал глазами беспомощное женское тело. Через какое-то время, решив, что жертва полностью находится в их власти, он отпустил ее беспомощную, расслабленную руку и перенес свою на ее грудь.

Только тогда Наташа позволила себе перевести правую руку на рукоятку кинжала.

Как только кинжал выскользнул из ножен и оказался у нее в руке, она, упершись в стол свободной рукой, изо всех сил рванулась вперед, к третьему, которой представлял наибольшую опасность именно потому, что оставался до сих пор наблюдателем.

Она ударила снизу, из неудобного положения, но все же сумела попасть куда-то выше солнечного сплетения. Широкое лезвие вошло в тело бандита почти наполовину и остановилось, зацепившись зазубренным лезвием за кость, она рванула его обратно, но освободить нож ей так и не удалось.

Одновременно с ударом ножа она резко стиснула челюсти и ощутила, как в горло ей хлынул отвратительный соленый фонтан крови.

Ей удалось вывести из строя сразу двоих Вопль второго, лишившегося своего главного оружия, можно было услышать даже у ворот здания

Но оставался еще третий, прижимавший ее к поверхности стола своим грузным, отвратительно пахнувшим телом, и на него у нее уже не осталось времени. Возможно, она бы успела разобраться и с этим, если бы ее не подвел нож. Пока она пыталась освободить застрявшее в ребрах оружие, последний из насильников, разобравшись наконец в том, что происходит, нанес ей страшный удар в лицо, а затем, вырвав нож из тела своего товарища, начал изо всех сил, раз за разом, наносить удары ей в грудь. Лишь после этого она первый раз закричала, уже захлебываясь собственной кровью.

И этот крик заставил Алексея броситься к лифту, забыв обо всем остальном.

На пятом этаже, распахнув дверь мониторной, он увидел картину, врезавшуюся в его память на всю оставшуюся жизнь. Он почувствовал, как багровое пламя ненависти и отчаяния затопило его сознание.

Он плохо помнил, что делал потом, когда бросился на огромного двухметрового бандита с голыми руками, забыв об оружии. Он словно превратился в дикого зверя и, прыгнув, вцепился ему в горло зубами, в то место, где проходила яремная вена. Он рвал это ненавистное горло до тех пор, пока противник не потерял сознание от потери крови и не рухнул на пол. Левый глаз почему-то заплыл, но Сергей даже не заметил встречного удара, направленного ему в лицо.

Второй из еще живых бандитов катался по полу и дико орал, прижимая руки к окровавленным брюкам. Сергей заставил его замолчать ударом ботинка в висок. И лишь тогда медленно подошел к своей Наташке и укрыл ее тело плащом.

Даже похоронить он ее не сможет, проклятый телепортатор не способен переносить за раз больше одного человека без специального прибора, который был только у Сергея, а кнопка, направляющая лифт на подземную базу, включается только изнутри. Но он все же устроит ей достойное погребение… Эти сволочи надолго запомнят его.

Сейчас, когда страшные раны на груди Наташи скрыл плащ, она казалась уснувшей. Неестественное спокойствие и несвойственное живым умиротворение разлились по ее лицу. Осторожно, словно боясь ее разбудить, он подошел к ней, нагнулся и поцеловал в ледяные губы.

— Прости, девочка, что я не смог тебя уберечь…

Снизу по лестнице донесся топот многих ног — стрельба в подвале и во дворе прекратилась. У него оставалось всего несколько секунд. Но, прежде чем осуществить задуманное, он внимательно осмотрел двор и подвал, в последний раз воспользовавшись наружными камерами наблюдения. Лишь убедившись, что ни во дворе, ни в самом здании не осталось в живых никого из его товарищей, он медленно, словно спешить теперь уже было незачем, направился к кабине лифта и, прежде чем захлопнуть дверцу, еще раз взглянул на Наташу, стараясь запомнить ее навсегда. Как будто он мог ее забыть.

Лишь в это мгновение он до конца понял, что видит ее в последний раз и никто никогда больше не сможет ее увидеть… Затем он прикрыл дверь и разбил стекло над красной кнопкой самоликвидации.

Первые пули уже ударили в металлическую дверь кабины, когда Алексей одновременно нажал кнопку несуществующего шестого этажа и большую, красную, ту самую, которую можно было нажать всего один раз…

Через несколько секунд после того, как он, шатаясь, вышел из приемной кабины транспортатора на подземной базе, над зданием «Стройинвеста» на окраине Москвы прогремел чудовищный взрыв, навсегда похоронив в своем пламени всех участников разыгравшейся здесь трагедии.

Сергей, ожидавший, когда закончится затянувшееся прощание Митрохина с дочерью, услышал за своей спиной шаги и резко обернулся.

Вид Алексея был страшен. Правый рукав комбинезона разорван, левая половина лица представляла собой сплошной кровоподтек. Волна запахов — крови, дыма и пороха — ворвалась вместе с ним в помещение. Но самым страшным на этом избитом и почти нечеловеческом лице были глаза. Они горели изнутри темной ненавистью и болью, которых никогда раньше не замечал в своем друге Сергей.

— Что случилось? — Вопрос сорвался сам собой, прежде чем у него перехватило дыхание от внезапного понимания, и до того, как ответил Алексей, он высказал свою догадку вслух: — Погибли Ники? Оба?

— Не только они… Наташку убили… Она пыталась сопротивляться, и ее зарезали… А ребята нарвались на прицельный огонь из дома, когда возвращались. У нападавших были приборы ночного видения… Они знали, где нас искать и как нас уничтожить. И они это сделали.

На несколько минут в металлической комнате повисло тяжелое, неестественное молчание. Сергей понимал, что уже никакие слова не помогут Алексею и не исправят положение, — все рухнуло в одночасье…

И вдруг в неестественной гробовой тишине, повисшей в телепортационной кабине, прорезался голос Митрохина:

— Я вас предупреждал. И это только начало. За меня будут мстить долго. Все ваши родственники погибнут. Все до одного.

Казалось, лишь один человек в этой комнате не понял значения произнесенных только что фраз. Жанна, сидящая на подлокотнике кресла и обнимавшая отчима, вдруг вскинулась и, отстранившись от него, спросила:

— О чем ты говоришь, отец? О чем?!

Ее вопрос повис в воздухе, не затронув сознания главного действующего лица начавшейся новой трагедии.

— Так вы все еще здесь, сволочи?!

И прежде чем Сергей успел что-нибудь сделать, даже прежде, чем он успел понять, что происходит, Алексей рванулся к рубильнику. Словно вихрь, он мгновенно пересек комнату, и отчаянный крик Сергея «Не на-а-до!» был прерван ослепительной вспышкой, в которой на секунду исчезло красное кресло.

Когда облако энергии рассеялось, в комнате остались лишь они двое.

ГЛАВА 27

После таинственного исчезновения министра энергетики и трагических событий на городской базе чистильщиков в других городах Российской Федерации стали появляться небольшие биомеханические модули внеземного происхождения, замаскированные под детские игрушки. Кто их туда доставлял, во что они затем превращались, так и осталось неустановленным.

Достоверно удалось выяснить лишь одно: именно после этих событий в разных городах с интервалом в одну неделю стали бесследно исчезать люди…

Время в пустой колонии тянулось медленно, и иногда, особенно по вечерам, Копылова охватывала глухая тоска. Настал момент, когда эта тоска заставила его пройти в телепортационную, сесть в кресло и нажать на рубильник. Но возвращения не произошло. Вообще ничего не произошло. Телепортатор работал только в одну сторону. Теперь Копылова утешала лишь мысль о том, что подобное положение вещей не могло продолжаться бесконечно. Никто не станет строить поселок в другом мире и оснащать его всем необходимым ради одного человека. Копылов не сомневался, что рано или поздно произойдет прибытие новых колонистов. У него было достаточно времени, чтобы обдумать все, что за этим может последовать. Раз уж он не может вернуться на родную планету, следовало выработать линию поведения, которая помогла бы ему сохранить за собой все привилегии руководителя и отца-основателя этого нового и пока еще девственного человеческого поселения.

Прежде всего он позаботился о том, чтобы из комнаты, где стояло «кресло для перемещений», невозможно было выбраться без его разрешения. Он соорудил мощную дверь с запором, открывавшимся только снаружи, и теперь спал по ночам спокойней. Вскоре выяснилось, что его ожидания и приготовления не оказались напрасными.

Первое «прибытие» произошло в четверг утром, когда Копылов занимался ненавистным ему приготовлением пищи. То есть поесть-то он, конечно, любил, не брезговал никакими деликатесами, особенно на презентациях и приемах, когда его положение столичного журналиста позволяло вволю полакомиться на дармовщинку… Но вот возиться на кухне он считал унизительным. Всю свою жизнь он получал пищу в готовом к употреблению виде. В супермаркетах, в кафе и ресторанах, у семейных друзей.

К ведению натурального хозяйства, к бесконечным, связанным с этим хлопотам и тяжелому физическому труду он был совершенно не подготовлен, и долгое ожидание прибытия новых колонистов превратилось для него в настоящую пытку.

Но, услышав наконец, как кто-то забарабанил в дверь комнаты, где стояло телепортационное кресло, он понял, что его затянувшемуся одиночеству пришел конец, и радостно улыбнулся, предвкушая процедуру встречи дорогих гостей, заранее детально отрепетированную.

Копылов отодвинул засов, широко распахнул дверь и предстал перед новыми поселенцами, еще не успевшими прийти в себя после перемещения, во всей своей комендантской красе.

На нем была его бывшая журналистская кожаная куртка, переделанная таким образом, чтобы разнообразное оружие, висевшее на ней в нескольких местах, невозможно было не заметить.

В руках Копылов держал нечто вроде большой амбарной книги, в которую долгими одинокими вечерами вписывал все новые пункты «Устава жителей свободной общины». Там был еще и листок стандартного договора, составлявший особую изюминку его проекта встречи новых поселенцев.

Усевшись за небольшой, грубо сколоченный деревянный столик, изготовленный им лично специально для этого момента, он раскрыл книгу в нужном месте и только после этого окинул вновь прибывших пристальным суровым взглядом.

Две женщины. Видимо, мать и дочь. Обе достаточно молоды и миловидны. Это хорошо. Это просто прекрасно. В колонии должно быть много женщин, и он заранее отвел им в своем уставе немало интересных пунктов.

Глава семейства. Лет сорока, сухощав, жилист, похоже, привык к работе, глаза смотрят настороженно, он сильно испуган происшедшим, но уже сумел взять себя в руки. А вот это плохо. С таким человеком придется держать ухо востро, и не стоит ему, пожалуй, сразу зачитывать все пункты устава. Позже, когда у него появятся помощники, он успеет это сделать.

Копылов снова перевел свой взор на женщин, которых не видел слишком уж долго. И отметил, что не отказался бы от любой из них, но с этим, пожалуй, придется повременить. Не стоит так сразу обострять обстановку. Сначала власть нужно укрепить и лишь затем пользоваться ее плодами.

Молчание слишком затянулось, гости начинали проявлять заметное нетерпение, дергаться и задавать ненужные вопросы, вроде того: «Куда мы попали?» и «Кто вы такой?» Выдержав театральную паузу, Копылов откашлялся и произнес первую из заранее заготовленных фраз:

— Приветствую вас в новом мире, где отныне вы будете жить и трудиться.

Я комендант этой колонии, осуществляю надзор и распределение. Вашей семье в аренду будет выделена отдельная усадьба, в том случае, если вы решите остаться в колонии и пользоваться ее благами, в чем я, впрочем, не сомневаюсь.

— А у нас есть выбор? И вообще, что это за место? О какой колонии идет речь? Мы что, заключенные?

Этим потоком вопросов его прервал глава семейства. Глаза вновь прибывшего недобро сверкнули и остановились на переносице коменданта, словно он изучал, достаточно ли прочно держатся на этом месте комендантские очки, надетые скорее для солидности, чем по необходимости.

— Отвечаю по порядку, — стараясь не изменять тона и не показать тем самым, как сильно его уязвило столь непочтительное поведение новоприбывших, размеренно продолжил Копылов. — И впредь, прошу, не прерывайте меня, пока я не закончу официальную часть приема каждого из вас.

Да, у вас есть выбор. Вы можете остаться в колонии или уйти в чужой лес и влачить там жалкое, голодное существование, до тех пор, пока вас не сожрут здешние звери. — Он подождал с минуту, чтобы смысл сказанного хорошенько дошел до каждого, в особенности до женщин, и лишь затем перешел к ответу на следующий вопрос:

— Это место пока не имеет названия. Позже мы придумаем его вместе. Оно находится на чужой планете, совершенно непохожей на Землю.

И, наконец, последнее. Вы, разумеется, не заключенные. Вы можете стать членами моей колонии, если согласитесь выполнять установленные здесь правила. Или, как я уже сказал, вы можете покинуть ее. Единственное, что вы должны сразу же усвоить, — обратной дороги на Землю отсюда нет. Жить вам придется либо в моей колонии, либо в пещерах и на деревьях дикой зоны никем не изученной планеты.

Я понимаю, что сейчас вам в это трудно поверить и большинство моих слов пропадает впустую. Поэтому я отведу вас в предназначенный для вас коттедж. Вы сможете отдохнуть с дороги, прийти в себя, поужинать, наконец. Продукты для ужина будут вам предоставлены мною бесплатно, но в дальнейшем… Впрочем, все это есть в договоре.

Завтра, когда вы примете решение о месте своего дальнейшего пребывания, я объясню вам, каким образом можно покинуть поселок. Если вы решите остаться в колонии, вам придется подписать соответствующий договор, бланк которого я вам оставлю для изучения…

Он поднялся, широко распахнул входную дверь и остановился возле нее, дожидаясь, пока новоприбывшие первыми покинут помещение.

Рука Копылова непроизвольно коснулась рукоятки пистолета. Это не было преднамеренным жестом, потрясенные всем свалившимся на них новоприбывшие даже не заметили его жеста. Но от рукоятки оружия шел ток уверенности, и, ощутив его, Копылов вновь улыбнулся.

На улице ему пришлось ждать несколько минут, пока у гостей прошел первый ступор от вида двух солнц и притаившегося за изгородью поселка леса.

Копылов терпеливо ждал. Обозрение окрестностей превратилось в очень полезную процедуру. Теперь они станут сговорчивее. Получив столь весомую поддержку, все его слова станут восприниматься без предубеждения.

Пока будущие колонисты пялились на ярко пылавшие на фиолетовом небе солнца, Копылов вернулся в коттедж и захватил три стандартных завтрака. Он уже давно понял, что пища представляет здесь величайшую ценность, и не собирался ею разбрасываться без необходимости, ведь в будущем именно она станет его главным рычагом власти над этими людьми.

Когда наконец к гостям возвратилась способность двигаться, он проводил их к самому дальнему коттеджу поселка, расположенному совсем рядом с чужим, враждебным человеку лесом. Отсюда хорошо были слышны звуки всхрапываний, визгов и хруста костей, перемалываемых зубами хищников. Копылов надеялся, что ночь, проведенная здесь, пойдет строптивому главе семейства на пользу. Кстати, его фамилия была Игнатенко, и в бытность на Земле он выполнял работу деревенского кузнеца. Это было пока все, что ему удалось выяснить о новоприбывших, но и этого было достаточно, чтобы убедиться в том, какого ценного работника послала ему судьба, и, скорее всего, неслучайно… Если так будет продолжаться, ему ни о чем не придется беспокоиться.

Однако в том, что с этим излишне самостоятельным человеком у него возникнет немало проблем в дальнейшем, он нисколько не сомневался. Достаточно было заметить его ненавидящий взгляд, то и дело сверкавший из-под густых бровей в сторону Копылова, словно это он был виноват в том, что кузнеца вырвали из привычной среды обитания и перенесли сюда, не спросив на то его согласия…

А может, все же спрашивали? Позже он постарается выяснить у женщин, каким образом произошел переход, а пока пусть думают, что ему все о них известно. Роль представителя могущественных сил, способных мгновенно перебросить человека из одного мира в другой, ему вовсе не повредит. Именно поэтому Копылов не спешил со своими вопросами.

Когда они поравнялись с последним коттеджем, он передал одной из женщин пакеты с продуктами и уже заполненный бланк договора, на котором не хватало только подписи. От главы семейства он предпочитал держаться на некотором расстоянии, чтобы, в случае необходимости, иметь возможность воспользоваться оружием. ^

Разумеется, эти меры предосторожности сейчас были совершенно излишни. Люди выглядели слишком подавленными видом чужой планеты и всем, что с ними произошло, но излишняя осторожность еще никому не вредила.

Вежливо простившись с новыми поселенцами и пожелав им спокойной ночи, Копылов вернулся в свой дом. Здесь он тщательно проверил систему безопасности и лишь после этого позволил себе навестить комнату с дисплеями, которую он окрестил про себя коротким и емким словом: «наблюдалка».

Развалившись в удобном кресле, он предвкушал долгий, интересный вечер, намного более интересный, чем вечер в лучшем земном кинотеатре. Но был глубоко разочарован, когда Игнатенко, почти сразу же обнаружив камеру наблюдения, не раздумывая, прикрыл ее своей курткой.

Раздосадованный Копылов несколько раз прошелся от стены к стене, обдумывая, как предотвратить подобные инциденты в будущем. Правило, запрещающее мешать работе камер, уже было введено в устав колонии, но нужно подумать о том, чтобы в некоторых домах сделать наблюдение не столь явным и каким-то образом замаскировать эти камеры, словно нарочно установленные в самых заметных местах.

В эту ночь Копылов так и не смог заснуть, раз за разом прокручивая в голове обстоятельства своей новой жизни, неожиданности и опасности, поджидающие его на нелегкой стезе руководителя и всевластного диктатора этой маленькой человеческой общины.

Хотя он почти не сомневался в том, что договор к утру будет подписан, выбора у новых поселенцев практически нет (кто же станет в здравом уме и памяти менять обеспеченное и защищенное место жизни на дикий лес?), какие-то сомнения у него все-таки оставались…

Особенное беспокойство вызывал у Копылова десятый пункт договора, из которого следовало, что одна из женщин семьи Игнатенко обязана раз в неделю выполнять общественные работы в доме коменданта.

Вначале он хотел потребовать, чтобы обе женщины дежурили в его доме по очереди, но потом решил не перегибать палку и предоставить выбор самому Игнатенко. В конце концов, это только начало, появятся и другие поселенцы… Теперь у него будет кому поручить заботу о кухне, а также убирать комнаты и делать много других, весьма полезных, а со временем и приятных дел…

С трудом дождавшись момента, когда первое солнце окрасило в розовый цвет верхушки деревьев чужого леса, бывший журналист Копылов, ныне комендант свободной колонии, торопливо выпил кофе и, тщательно проверив оружие, направился к дому Игнатенко.

Разговор предстоял нелегкий, но от этого первого разговора, от того, сумеет ли он все расставить по своим местам, зависела вся дальнейшая жизнь колонии и его собственное место в этой жизни.

Хозяин встретил его мрачнее тучи. Пустой стол выглядел неприветливо, но это вполне естественно, поскольку продуктов он им выдал ровно на один ужин, желая подчеркнуть их полную зависимость от его доброй воли.

В договоре указывалось, что комендант обязуется снабжать их всем необходимым до получения первого урожая, то есть до той поры, когда они станут способны прокормить себя сами.

Запас продуктов в морозильных камерах «комендантского» коттеджа позволял ему не ставить слишком жесткие условия их выдачи, но он понимал, что для дальнейшего развития колонии, заглядывая вперед на несколько лет, просто необходимо заставить всех вновь прибывающих интенсивно заниматься натуральным хозяйством. Чтобы постепенно перейти на полное самообеспечение, не растрачивая попусту драгоценный запас консервированных продуктов и концентратов, хранившихся в его доме. Для этого не было лучшего аргумента, чем жизнь впроголодь, в условиях жесткой экономии продуктов… Ведь именно тогда эти самые продукты превратятся в самое действенное орудие его комендантской воли.

Но мрачное настроение хозяина было вызвано, разумеется, не отсутствием завтрака. И даже не теми двадцатью пятью процентами будущего урожая, которые, после подписания договора, Игнатенко будет обязан поставлять коменданту каждой осенью в качестве платы за аренду коттеджа и предоставленное в долг питание.

Неприязнь Игнатенко и его мрачное настроение, как и предвидел Копылов, вызывал десятый пункт договора. Не зря же ни одной из женщин не было видно. И, подтверждая опасения Копылова, кузнец сразу взял быка за рога.

— Что именно должны будут делать женщины в вашем доме? Какие такие «общественные работы» имеются в виду?

Мгновенно оценив ситуацию, Копылов решил ее не обострять. Хотя и передвинул демонстративным жестом свой пистолет в удобное положение, из которого им можно было быстро воспользоваться.

Он сидел напротив хозяина за пустым столом, на достаточном расстоянии, и не особенно опасался силовой акции с его стороны. Желательно было избегать прямой конфронтации, следовало беречь каждую пару рабочих рук, особенно сейчас, пока их еще так мало. Но, с другой стороны, он понимал и то, что, если его к этому вынудят, он, не задумываясь, выхватит оружие и уложит этого упрямца одним выстрелом. Это казалось ему не таким уж плохим выходом, позволявшим просто, а главное, сразу решить многие проблемы…

Почему-то, обдумывая этот вариант, Копылов не испытывал особых угрызений совести. Обстоятельства его жизни кардинально переменились, и наносная шелуха цивилизации легко отваливалась с его души, обнажая долгие годы скрывавшуюся под ней суть. Наконец, выдержав достойную паузу, Копылов ответил:

— Там будет много разных работ. Вы один из первых поселенцев, но вскоре появятся и другие. (В этом Копылов не был уверен полностью, но всем своим видом старался продемонстрировать уверенность и некое особое знание обстановки, полностью доступное лишь коменданту). Каждая семья будет обязана выполнять часть общественных работ. Шить одежду для тех семей, в которых не окажется женщин, консервировать продукты для общественного неприкосновенного запаса, да мало ли что еще понадобится. Сейчас я даже и не представляю всего, просто знаю, что в этих работах возникнет необходимость и кто-то должен будет их выполнять.

— Почему бы в таком случае мне самому этим не заняться?

— Ну, видите ли… Это будут в основном те работы, с которыми лучше справляются женщины. — Копылов не к месту улыбнулся, о чем сразу же пожалел, поскольку вызвал этим совершенно неадекватную, неуместную и неожиданную вспышку ярости у Игнатенко.

— Вы можете подтереться своим договором! Я не стану его подписывать!

Оба они мгновенно вскочили на ноги. И прежде чем Игнатенко успел двинуться с места, темный зрачок пистолета, смотрящий ему в лицо, заставил его замереть.

— Вы можете не подписывать договор и убираться из поселка! Это ваше право! — процедил Копылов, побелев от волнения. Впервые в жизни он всерьез держал человека на мушке и знал, что, если тот сделает еще хотя бы один угрожающий жест, он его убьет. Молчание затянулось. Слишком затянулось.

— Так показать вам дорогу из поселка? — наконец спросил Копылов, уже не надеясь на то, что конфликт удастся разрешить миром. Сегодня десятый пункт. Завтра ему не понравится еще что-нибудь! Пусть убирается. Женщин он ему все равно не позволит увести за собой в лес.

Но в это время распахнулась дверь, ведущая во внутренние комнаты коттеджа, и одна из женщин, та, что была помоложе, повисла на шее у кузнеца.

— Успокойся, отец! Что ты делаешь? Ты хочешь, чтобы мы остались здесь одни?

И благодаря этому неожиданному вмешательству (впрочем, Копылов всегда считал, что женщины в вопросах безопасности намного мудрее мужчин), договор, к полному удовлетворению Копылова, был в конце концов подписан.

Теперь коменданту оставалось лишь детально продумать меры, которые обеспечат его полное и беспрекословное соблюдение.

ГЛАВА 28

А в подземном зале под Москвой, казалось, остановилось само время. Даже звуки капающей со сталактитов воды не могли разрушить мертвую тишину, установившуюся здесь с момента последних трагических событий. Первые два дня после возвращения Алексея с трагическим известием Сергей не нарушал его уединения.

На третий день он решил, что настала пора поговорить, но ничего хорошего из этого разговора не получилось.

— Чего ты от меня хочешь? — Вопрос был задан совершенно равнодушным тоном, в нем не чувствовалось ни прежнего гнева, ни горечи потери. И это не понравилось Сергею больше всего.

— Давай поговорим, Алексей. Остались только мы с тобой, но мы живы — и должны отомстить за тех, кто погиб.

— Кому отомстить? Боевикам Митрохина?

— Они — простые исполнители. Надо мстить тем, кто все это затеял, кто создал в нашем городе центры вторжения. Они продолжают действовать и вербуют для захвата нашей планеты новых рекрутов. Только мы с тобой знаем, насколько серьезна ситуация. Надо возвращаться.

— Меня не интересуют твои планы. Однажды я позволил втянуть меня во все это. Теперь с меня довольно. Оставь меня в покое.

Тяжелое молчание, повисшее за этими грубыми словами, едва не вынудило Сергея прекратить разговор, но он все же пересилил себя.

— Сколько ты еще собираешься здесь сидеть? Неделю, месяц? До тех пор, пока не кончится энергия в аккумуляторах? Сколько?

— Столько, сколько потребуется. Тебя это не касается. Ты своего добился. Поиграл в вершителя судеб, спасителя планеты! А теперь убирайся и оставь меня в покое.

И Сергею не осталось ничего другого, как подавить обиду и заняться устройством собственного быта, в стороне от лагеря, чтобы можно было не натыкаться каждую минуту на Алексея. В конце концов время должно было все расставить на свои места, вот только он прекрасно понимал, что как раз лишнего времени у них не было…

Он решил подождать еще неделю и, если в на: строении Алексея ничего не изменится, действовать дальше самостоятельно. Он понимал, что и ему самому необходимо разобраться в собственном состоянии и в тех смутных, едва различимых сигналах, которые пытались пробиться в его сознание.

В конце концов он вернулся в главную рубку доставившего их сюда корабля иновремян, на пульте которой, с тех пор как Алексей взорвал городскую базу, более не светился ни один огонек. Здесь Сергей расчистил от ненужного теперь оборудования небольшую кладовку и приспособил ее под временное жилье.

Каморка понравилась ему своим замкнутым, строго функциональным пространством, в котором не помещалось ничего, кроме койки. Здесь Сергей чувствовал себя полностью изолированным от внешнего мира, в котором, правда, в ближайшем обозримом пространстве находился всего один-единственный человек.

Друг и недавний соратник Сергея, ныне не желавший его видеть. Они переговаривались только по внутренней селекторной линии и лишь в случае крайней необходимости, чтобы определить, кому сегодня идти за водой или передать упаковки пищевых концентратов.

Хорошо хоть эта линия связи пока еще продолжала действовать.

Сергей отметил непонятную избирательность в волне отказов различных систем и технических устройств их бывшей подземной крепости, постепенно и необратимо превращавшейся в тюрьму… А время неумолимо шло вперед, оставляя их обоих за бортом всех главных событий…

Фермера Игната Мирошкина начали преследовать дьяволы, и случилось это некстати, в день, когда наконец после долгой борьбы с председателем сельского совета Каржановским ему удалось оформить купчую на землю и он вступил во владение десятью гектарами.

Начиналась совершенно другая жизнь, о которой он мечтал все последнее время, к которой тщательно готовился, изучая прессу и новые правительственные постановления о правах собственности на землю — и вот, в тот момент, когда он сам стал наконец собственником, появились дьяволы.

Они поджидали его вечером около недостроенного коровника. Мирошкин возвращался домой с долгожданной купчей в кармане и тут увидел дьяволов.

Первый из дьяволов, похожий на дородного мужчину в длинном, до земли плаще, отделился от стены сарая, где только что никого не было, и обратился к Игнату с приветственной речью, которая звучала примерно так:

— Не пугайтесь! Я не сделаю вам ничего плохого! — Как будто всем не было известно, что любой дьявол начинает свою речь именно с такого обещания. — Вас избрали для ответственной миссии! — А вот это уже была прямая ложь. Никто его никуда не избирал, да и баллотироваться в районный совет, несмотря на страстное желание поквитаться с его председателем Каржановским, он не собирался.

— Вам предлагают участвовать в захватывающем эксперименте! — Словно он с самого начала перестройки в нем не участвовал. — Вы можете отправиться на освоение земель в совершенно новом мире!

Он и в старом-то не успел десяти гектаров освоить и потому, во избежание недоразумений, поспешил заявить:

— Никуда я не отправлюсь! — Ему было прекрасно известно, куда именно отправляют людей дьяволы. Совсем недавно в вечерней проповеди их новый пастор, прибывший почему-то из Америки, подробно просветил прихожан на этот счет.

Но сразу же после того, как Игнат выразил свой решительный отказ последовать за первым дьяволом в его «новый» мир, появился второй. Этот был посуше и ростом поменьше, хотя вылез из той же самой стены сарая. Коверкая слова, словно изучал русский язык у сельского пастора, второй дьявол с ходу вступил в беседу:

— Послушайте, мистер Мирошкин! Вы не понимаете всей важности возложенной на вас миссии! Любой человек мечтает о том, чтобы продвигать демократию как можно дальше и глубже! А вас избрали именно для этого! Как вы можете отказываться? В случае согласия вам будет выплачена значительная компенсация за землю и за все, что вы здесь оставите! — сообщил ему, заговорщицки подмигнув, второй дьявол.

Так вот в чем дело! Наконец-то они проговорились! Им понадобилась его земля! Правда, он не мог сообразить, для чего дьяволам может понадобиться этот жалкий, запущенный клочок земли, наполовину утонувший в болотах, но это дела не меняло, и не ему разбираться в дьявольских кознях. Пусть этим занимается новый пастор. В конце концов, это его прямая обязанность.

— Изыди! Иначе реинкарнирую! — Это модное словечко он подцепил из старого американского фильма, который совсем недавно прошел в сельском клубе под грифом «Премьера». Однако волшебное слово, вопреки ожиданиям Мирошкина, не произвело на дьяволов ни малейшего впечатления. Возможно, оттого, что он перепутал его значение.

— Сколько вам лет, товарищ Игнат? — поинтересовался первый дьявол, видимо, по старой партийной привычке решивший обращаться к нему с этим устаревшим и изрядно обруганным словом «товарищ».

— А вам что за дело, сколько мне лет?! — Мирошкин вместо страха почему-то чувствовал только возмущение, возможно, оттого, что дьяволов на своем не таком уж длинном веку он повидал немало, и двумя больше, в сущности, ничего не меняло.

— Вам тридцать два года, мистер Мирошкин! — произнес второй дьявол, заглядывая в какой-то свой гроссбух, похожий на модный ноутбук. — За все это время вы не смогли обзавестись семьей! — В тоне дьявола появились осуждающие нотки. — У вас даже детей нет! Да и где их тут рожать, а главное, что с ними будет, какая судьба их ждет на вашей искалеченной земле?

— Наша земля — не ваше дело! Проваливайте! — закончил разговор Мирошкин и решительно двинулся к дому, обогнув стоявших у него на дороге дьяволов. Те, однако, немедленно последовали за ним и, взяв его с двух сторон в плотную спортивную «коробочку», продолжали увещевать.

— Подумайте, какие возможности вы потеряете! Такое предложение может повстречаться лишь раз в жизни! Упустишь удачу и все оставшиеся годы будешь жалеть о несбывшейся мечте, гоняясь за воздушными шариками! — Первый дьявол определенно пробовал себя на лирической стезе и наверняка добился на ней значительных успехов.

— Хорошо, — неожиданно произнес Мирошкин, которому уже начала надоедать вся эта дурацкая история. — В чем заключается это ваше предложение?

— Вот это деловой разговор! — сразу же обрадовался второй дьявол. — Будем соблюдать консенсус.

— Так в чем дело, любезнейшие, что вам от меня на самом деле нужно?

— Нам нужно, чтобы вы согласились участвовать в грандиозном эксперименте по освоению новых миров, — терпеливо повторил первый дьявол.

— Это мне понятно. Что, кроме этого? — спросил Мирошкин, иезуитски глядя на дьявола, словно просвечивая его на детекторе лжи.

— Кроме этого, вы станете переселенцем первой волны, солдатом нашего великого легиона!

— Ну так бы сразу и сказали, что речь идет об иностранном легионе! — «Вроде я вчера у Силушкина практически не пил, откуда же они взялись?» — тихо произнес Мирошкин в сторону, удрученно качая головой. — А почему вы, уважаемые, обратились с этим предложением именно ко мне? У нас есть для вашей миссии гораздо более достойные люди. Вот, к примеру, председатель сельсовета, гражданин Каржановский, светлая, избранная народом личность! Он буквально родился для вашего легиона!

— Пригодность кандидатов определяем не мы, — грустно произнес первый дьявол. — Наше дело их подготавливать и отправлять в назначенное место.

Только теперь Мирошкин наконец ощутил липкий холодок страха. Получалось, что касающееся его дело было уже твердо и окончательно решено.

— Понимаешь, дорогой, времени нам на уговаривание каждого кандидата отпущено совсем немного, — почти с искренним сожалением сообщил второй дьявол и решительно взял Мирошкина под руку. По этому жесту и особенно по обращению «дорогой» Мирошкин понял, что дело совсем плохо.

Он попытался вырваться, но из этого ничего не вышло — сухощавый и щупленький с виду дьявол обладал нечеловеческой силой. Неожиданно и как-то незаметно он развернул Мирошкина, и тот вдруг понял, что идет уже не к дому, а обратно, к сараю. Вся его самоуверенность мгновенно улетучилась.

— А компенсацию мы выплатим твоим родственникам, можешь не сомневаться. Сам укажешь, кому именно следует ее выплачивать, — продолжал увещевать его второй дьявол, на ходу ласково поглаживая по плечу, словно уже считая фермера своей законной добычей.

После этого Мирошкин отчаянно заорал и стал всерьез вырываться. Но услышал его разве что пес Разгон, некормленный со вчерашнего дня из-за мытарств со справками, необходимыми для земельного отдела, и потому не поддержавший воплей хозяина. Он лишь демонстративно зевнул и стал выкапывать из-под своей будки высохшую кость, припрятанную там на такой вот черный день.

Не задерживаясь ни на секунду, один из дьяволов прыснул Игнату чем-то в лицо, после чего ноги у Мирошкина подкосились и возможность сопротивляться напрочь исчезла, хотя он по-прежнему оставался в здравом уме и твердой памяти.

Дьяволы, подхватив его под обе руки, поволокли в сарай, где уже было развернуто переносное дьявольское кресло, в которое Мирошкин и был немедленно усажен без всяких помех с его стороны.

— Ты еще будешь нам за это благодарен, товарищ! — Дьявол достал лист бумаги, на котором было написано, что это акт добровольного согласия на перемещение с упоминанием суммы компенсации. Где он и проставил какую-то фамилию в графе «получатель», скорее всего, свою собственную.

Затем в качестве печати был использован большой палец на правой руке Мирошкина, предварительно измазанный пастой из черного фломастера.

— Ну вот. Все готово. Зачитывать будем?

— Вот еще! И так обойдется. Какая ему теперь разница?

— И то правда, — согласился первый дьявол, нажимая на своем переносном пульте большую красную кнопку.

Первое дежурство дочери Игнатенко в доме коменданта прошло без всяких происшествий. Копылов не стал форсировать событий, решив, что свободных мужчин в поселке, кроме него, все равно нет, а молодой женщине рано или поздно надоест быть одной. Тогда он сможет добиться своей цели, не прибегая к насилию и не накаляя обстановку в поселке. К тому же в этот четверг, по его расчетам, могло состояться следующее прибытие, если в работе телепортатора будет соблюдаться какая-то периодичность, и он все свободное время уделял подготовке этого значительного события. Но на этот раз его ожиданиям не суждено было сбыться — вместо новой женщины в колонии появился молодой и совершенно свободный мужчина…

К концу второго месяца колония «Путь», так коротко и просто назвал свое детище комендант Копылов, была практически сформирована. Несмотря на первоначальные трения с каждым вновь прибывшим, коменданту удавалось упрочить свое влияние и постепенно внедрить в жизнь устав, заставляя колонистов выполнять простые правила, направленные на их же благо.

Подбор людей для колонии производился весьма разумно, и Копылов был искренне благодарен этому неизвестному вербовщику. После кузнеца в «Пути» появились фермер, охотник, мастеровой, повар, лекарь, скотовод. Скотина, правда, почему-то задерживалась, возможно, предполагалось, что они должны обзавестись ею из местной фауны. Но Копылов никого не выпускал за силовое ограждение, даже охотника, которому, ввиду этого обстоятельства, так и не удалось ни разу поохотиться, что, естественно, отражалось на запасах продовольствия не лучшим образом, однако вот-вот должен был подоспеть первый урожай зелени, за нею последуют бобовые, картофель, а там, глядишь, придет пора убирать и зерновые.

На подготовленной и удобренной местной почве все росло как на дрожжах.

Копылов испытывал к миру за изгородью стойкую неприязнь и не желал иметь с ним ничего общего, навязывая свое отрицательное отношение к опасным экспедициям и всем остальным колонистам. Сделать это оказалось нетрудно, поскольку цифровой пароль для прохода в силовом поле, окружавшем поселение, был известен только ему одному.

Кардинально упрочить свое положение в поселке и ввести в действие все, даже самые неприемлемые для остальных, пункты устава ему удалось после прибытия семьи механизатора, притащившего за собой двух оболтусов, сыновей-одногодков, которые добровольно последовали за отцом с одной-единственной целью — скрыться от призыва в армию, а очутившись в «Пути», почувствовали себя как рыба в воде, особенно когда узнали, что, исправно служа коменданту, могут рассчитывать на любую женщину поселка, по собственному выбору, не слишком заботясь о ее согласии.

Первоначально Копылов доверял им только холодное оружие, но постепенно, когда они усвоили простую истину, что их вольготная жизнь в колонии в качестве «стражей порядка» полностью зависит от коменданта, он вручил им даже пистолеты.

Любой серьезный заговор практически исключался благодаря постоянному скрытому наблюдению за коттеджами поселенцев, которому Копылов посвящал все свободное время. Он даже завел досье на каждого колониста, куда заносил наиболее подозрительные поступки и высказывания персонажей своего любительского театра, в котором судьбой, или минутой собственной храбрости, когда он не побоялся броситься под гусеницы чудовищного инопланетного танка, ему была отведена роль режиссера.

Со временем он стал замечать, что наблюдение за постельными делами своих подопечных доставляет ему большее удовольствие, чем непосредственное общение с женщинами. Хотя женщины его небольшой колонии, после того как он провел публичное судилище над наиболее строптивыми мужьями и на неделю отправил их в холодный подвал, а затем лишил провинившиеся семьи продовольственного пайка, уже не смели отказать ему ни в чем.

Все складывалось замечательно. «Путь» шел по предначертанному его рукой пути до той самой поры, пока в один прекрасный день на подлокотнике красного телепортационного кресла он не увидел женщину, прекрасней которой никогда раньше не встречал…

ГЛАВА 29

Проснувшись от сигнала будильника, Сергей с отвращением приоткрыл глаза. Его окружала опостылевшая темнота. И такая же тишина подземелья давила на плечи, словно могильная плита. Пора было вставать и начинать новый день с десятка мелких незначительных и опостылевших действий. Одеваться, готовить холодный растворимый кофе, поскольку микроволновка не действовала, а разводить костер с утра было лень.

Покончив с этим, он совершил ставший уже привычным утренний ритуал — прошел в кабинку местного телепортатора, сел в кресло и повернул рычаг выключателя. Разумеется — ничего не произошло. Приемный портал был разрушен взрывом, но надежда оставалась. В тот первый раз, когда они открыли это подземелье, а внешней базы у них еще не было, этот телепортатор перенес их всех, одного за другим, в подмосковный лес, вот только теперь сюда не поступала энергия, и было совершенно необъяснимо с точки зрения нормальной логики, зачем Сергей совершал эти бессмысленные действия.

Видимо, давящее на психику, мрачное и темное подземелье постепенно изменяло само понятие «нормального».

Самым странным было то, что у Сергея все реже возникало желание что-то изменить в сложившейся критической ситуации. А может быть, такое желание все-таки было, наличествовало в глубине его души, но он старался избегать даже мыслей, связанных с конкретной деятельностью.

Он ждал от Алексея хоть какого-то знака, для того чтобы предпринять новую попытку к примирению, но такого знака не последовало, а рисковать своим драгоценным самолюбием еще раз ему не хотелось. Хотя он отлично понимал, что помириться с Алексеем придется.

Алексей, лишившись любимой женщины, возненавидел весь мир, а заодно и Сергея, которого, без особых на то оснований, считал чуть ли не главным виновником трагических событий, приведших к уничтожению городской базы.

А, впрочем, так ли уж необоснованны претензии его друга? Долгими ледяными ночами, глядя в потолок постепенно умиравшего подземного корабля, Сергей думал об этом и, в свою очередь, не мог простить Алексею телепортации дочери Митрохина, которая, как выяснилось лишь теперь, занимала в его мыслях неожиданно большое место.

Похожие до отвращения дни тянулись один за другим.

У них было достаточно воды и пищи в концентратах и консервах, хуже всего дело обстояло с энергией. Как только отключились энергетические установки «танка», им оставалось надеяться только на аварийные аккумуляторы, зарядить которые было уже негде.

Каждую ночь холод подземелья пробирался в их металлическое убежище, от него не спасала никакая одежда, используемая вместо одеял. Хуже всего было то, что в подземелье не было привычной смены дня и ночи. Ночь царила здесь постоянно и лишь ждала своего часа, той минуты, когда в аккумуляторах кончится последний заряд, чтобы окончательно сомкнуть над невольными узниками свои мягкие лапы. Сергей знал, что человеческая психика не способна выдержать долгое подземное безмолвие и полную темноту. Если он собирался что-то предпринимать, то делать это надо было немедленно, без фонарей они и шагу не смогут ступить в этих катакомбах, где неосторожному путнику ежеминутно грозило неожиданное падение в пропасть.

После первой попытки поговорить с другом он выждал целую неделю, предоставляя Алексею возможность прийти в себя. И все это время помнил о том, что Алексей, замкнув рубильник дальнего теле-портатора, совершил насилие над ни в чем не повинной женщиной, отправив ее в неизвестность.

Если бы знать, куда вел этот канал… Впрочем, это-то как раз он мог выяснить… Сесть в то самое кресло, в котором сидел Митрохин… В него-то энергия поступала… Единственное устройство во всем многочисленном оборудовании подземной базы, которое еще действовало.

Начиная операцию по ликвидации Митрохина, он надеялся получить доказательства того, что цель иновремян не имеет ничего общего с теми мотивами, о которых ему говорил Павел. Ну вот он их получил, заплатив за это страшную цену. И даже это открытие не имело теперь никакого значения. В подземной тюрьме, где, казалось, остановилось само время, он был лишен возможности участвовать в дальнейших событиях.

Ночь была похожа на день, в аккумуляторах оставалось все меньше энергии, и недалек тот час, когда подземная тьма полностью сомкнет над ними свои мягкие смертоносные крылья…

Сергей понимал — нужно что-то предпринимать, но не было ни желания, ни воли разорвать порочную цепь обстоятельств и собственных мыслей, лишившую его возможности активных действий.

Совершенно равнодушно, словно это его совсем не касалось, Сергей думал о главной причине своего странного состояния.

Медленно, по каплям, из него выкачивали жизненную энергию, и он даже не противился этому процессу. Оборвать его было довольно просто, надо было лишь снять с шеи ладанку с каменным яйцом, найденным в сейфе Митрохина.

Но именно это он не собирался делать. Не мог или не хотел? Мысленными разглагольствованиями он теперь подменял любые конкретные действия, даже самые простые, не требующие для своего воплощения в жизнь никаких особых усилий.

Что-то там происходило внутри этого яйца, что-то очень важное, и пока он не узнает, чем закончится процесс, прерывать его не следовало. По крайней мере, эта мысль показалась ему убедительной, полностью оправдывавшей его бездействие.

Если бы кто-нибудь, находившийся вне его замкнутого на себя мирка, спросил Сергея о причинах такого странного решения, он бы, возможно, сумел оценить свое положение со стороны и прийти к определенным выводам. Но в том-то и дело, что спрашивать было некому…

Казалось, их ссора, подкрепленная ледяным молчанием, полностью устраивала Алексея, и Сергею пришлось с этим смириться. В конце концов его все более редкие попытки прекратить размолвку сменились ответным равнодушием.

Раньше, в минуты просветления, он еще предпринимал небольшие экспедиции внутри корабля, стараясь определить запас энергии, оставшийся в аккумуляторах, и работоспособность отдельных систем, но такие вылазки случались все реже.

Ничего нового он уже не мог выяснить. Из всех механизмов только телепортационное кресло все еще оставалось включенным, о чем свидетельствовал зеленый индикатор, горевший под его рубильником. Но проверить, работает ли канал, они могли одним-единственным способом — усадив в него очередную жертву.

Желающих пока не находилось. Возможно, позже, когда полностью израсходуется энергия аккумуляторов, кто-то из них решит воспользоваться каналом. У Сергея не было уверенности в том, что канал доставит его в то самое место, куда отправился Митрохин с дочерью. Путешествие вполне могло закончиться в мире, населенном смертоносными тварями, подобными тем, что прорвались в дом Чургина, когда тот производил какие-то манипуляции с порталом.

Шанс найти Жанну был невелик. Да и память о ней постепенно тускнела в тисках охватившего его равнодушия ко всему миру.

Если уж быть до конца честным с самим собой, выбор у них все-таки оставался. Можно было попытаться пробиться наверх по подземным туннелям. Но это требовало слишком больших усилий. Никчемных и невозможных в его теперешнем положении.

Силовое ограждение, еще совсем недавно прикрывавшее все выходы с базы, сейчас не работало. Шесть или семь туннелей обрывались в подземном зале, где они находились, и каждый из них вел в неизвестность.

Не было ни плана, ни возможности восстановить маршрут движения подземного корабля от подмосковных катакомб к его теперешнему местонахождению.

Тысячи поворотов, десятки различных уровней, никто не смог бы их запомнить. Да они и не пытались это делать, полностью положившись на технику иновремян, которая, казалось, обладала безграничными возможностями. Они были слишком самонадеянны, слишком увлеклись предложенной им ролью «спасителей человечества» и теперь расплачивались за это.

Вновь наступившая ночь была похожа на десятки предыдущих, о ее приходе свидетельствовал лишь светящийся циферблат наручных часов. Сергей долго ворочался с боку на бок, тяжело дышал, пытался считать несуществующих овец. Раньше это дурацкое упражнение помогало ему уснуть, но сегодня все было бесполезно.

Лишь в середине ночи ему удалось ненадолго задремать, но почти сразу же он дернулся от резкой боли и окончательно проснулся.

Ладанка жгла ему грудь. Когда он прикоснулся к ней, то сразу почувствовал, что ее поверхность необычно горяча.

Пришлось впервые за все время снять с себя кожаный мешочек, распространявший резкий запах перегретой кожи. Брошенная на пол ладанка в темноте продолжала светиться.

Тогда он открыл мешочек и выкатил яйцо наружу, пытаясь сообразить, насколько опасен исходивший из него яркий свет.

Это умственное усилие окончательно его разбудило, и, сев на кровати, Сергей уставился на полыхавшее голубым светом яйцо. Оно стало намного больше и продолжало увеличиваться у него на глазах. Этот процесс теперь продолжался слишком быстро, настолько быстро, что он не успел ничего предпринять. Через считаные секунды яйцо достигло размеров футбольного мяча и лопнуло с оглушительным треском. Из развалившейся светящейся скорлупы показалось странное создание, внешне похожее на огненного цыпленка. Впрочем, походило оно на цыпленка весьма условно, только общими очертаниями, а не размерами и уж никак не поведением.

Цыпленок прошелся по полу вдоль его кровати, затем сложил свои куцые, поросшие курчавыми огненными завитками крылышки за спиной и, уставившись на Сергея пылающими бусинками глаз, спросил недовольным писклявым голосом:

— Долго еще собираешься здесь валяться?

— Что?! — не понял Сергей, не привыкший общаться с говорящими огненными цыплятами.

— Вставать пора, вот что!

— Ты кто такой?

— Я твой птенец.

— Какой такой птенец?! Нет у меня никакого птенца! Убирайся!

— Ты меня высидел, и теперь я никуда не уберусь.

— Что за чушь?!

— Хватит препираться! Вставай. Ты меня напоил своей жизненной энергией, помог избавиться от скорлупы, и теперь я обязан о тебе заботиться, хотя мне самому это не слишком нравится. Для начала ты должен сменить свою телесную оболочку, эта уже пришла в полную негодность, износилась, пропиталась ленью и энтропией.

— Перестань морочить мне голову научными терминами. Ты мне снишься, и этот сон мне совершенно не по душе. Убирайся!

— Обожженная во сне кожа не болит. Хоть это ты знаешь?

Сергей ощупал грудь, сморщился от резкой боли и вновь уставился на своего неожиданного собеседника.

— Ну что, убедился?

— Кто ты такой? — во второй раз спросил Сергей, не слишком надеясь на вразумительный ответ.

— Твой птенец, — безапелляционно и нагло заявил огненный цыпленок, продолжавший, хоть и значительно медленней, чем это делало яйцо, увеличиваться в размерах.

— У людей не бывает никаких птенцов! — заорал Сергей и запустил в птенца подушкой.

Подушка пронеслась сквозь тело цыпленка, не причинив ему ни малейшего вреда, чего нельзя было сказать о самой подушке — в ее центре отчетливо обозначились выжженные контуры его невероятного гостя.

— Веди себя прилично. Разумеется, это не ты снес яйцо, из которого я вылупился. Но ты согрел его, наделил энергией своего тела, и теперь я обязан вернуть тебе долг.

— Не нужно мне никакого долга! Я ничего не знал! — Происходящее с ним все меньше походило на сон и все меньше нравилось Сергею.

— Вы, люди, слишком часто делаете вещи, не задумываясь о последствиях, к которым они могут привести.

Что-то подобное Сергей уже слышал, и воспоминание об этом неприятно кольнуло его.

— Может, разойдемся по-хорошему? — протянул он, прекрасно понимая, что из его предложения ничего дельного не получится.

— Сначала верну долг, потом можем и разойтись. Вставай, или мне придется сделать тебе больно.

После того как Сергей ощупал полыхавшую болью кожу на своей груди, он в этом нисколько не сомневался. Еще раз взглянув на обожженную подушку, он спросил, пытаясь потянуть время:

— Куда ты собираешься идти, и почему сейчас? Не лучше ли дождаться утра?

— Не хитри со мной! Здесь не бывает утра.

— Но ты ведь только вылупился! Разве ты не должен еще немного подрасти, прежде чем отправляться в поход?

Вместо ответа цыпленок вспрыгнул к нему на кровать, и, ощутив полыхнувший от него жар, Сергей счел за лучшее больше не препираться и быстренько покинул свою уютную постель.

ГЛАВА 30

То и дело натыкаясь на каменные выступы, Сергей брел в полумраке за своим провожатым, пытаясь самому себе хоть как-то объяснить происходящее. Но никакие объяснения не помогали. Больше всего появление Птица (так назвал его про себя Сергей) походило на кошмарный сон. Однако тысячи мельчайших деталей и ощущений не подтверждали этого простейшего объяснения.

«Не бывает огненных цыплят, которые следят за каждым твоим шагом, поднимают тебя с постели среди ночи, а потом ведут неизвестно куда! А разве живые модели яхт бывают? А танки, превращающиеся в подземные корабли, бывают?» — возразил он сам себе, ударившись головой об очередной сталактит. С этим доводом Сергей спорить не мог и потому угрюмо продолжал плестись за огненным цыпленком, все дальше углубляясь в неизвестный проход и обреченно думая о том, что если вдруг цыпленку придет в голову блажь покинуть его здесь, то обратной дороги ему ни за что не найти.

— Зачем вообще я за ним иду? Ведь можно остановиться и заставить себя проснуться!

Так нет же, он позволил втянуть себя в этот сон, который с каждой минутой все больше и больше походил на реальность.

На тот случай, если происходящее все-таки не было сном, он пытался запоминать бесконечные повороты и ответвления туннеля, но очень скоро потерял даже общее направление. Единственное, что не вызывало сомнений, — постепенно они поднимались все выше к поверхности, пол туннеля у него под ногами довольно круто уходил вверх.

Любой сон алогичен, сюжет его время от времени неожиданно меняется, переходя в совершенно иную плоскость, но этот все длился, накапливая в памяти Сергея многочисленные неопровержимые доказательства того, что все происходит с ним на самом деле.

Пытаясь хотя бы частично вернуть ускользнувшую от него инициативу, Сергей решил передохнуть и опустился на наплыв какого-то сталагмита, похожего на ступеньку лестницы. Вокруг было холодно, сыро и безнадежно. Цыпленок не позволил ему взять рюкзак со снаряжением, сославшись на то, что с грузом идти труднее, а снаряжение ему не понадобится. Почему оно не понадобится, Птиц не соизволил объяснить. Теперь у Сергея не было даже фонаря, и он попал в полную зависимость от своего спутника. Возможно, именно эту цель тот и преследовал, когда убеждал его не брать рюкзак.

До этой остановки они шли около часа, и за это время цыпленок заметно подрос. Теперь своими размерами он уже походил на страуса, и Сергей вновь и вновь спрашивал себя, не является ли его гость порождением того самого мира, борьбе с которым он решил посвятить все свои силы?

Откуда ему знать, какие виды существ имеются в распоряжении иновремян? Он успел прикоснуться лишь к самому краю тайны, окружавшей всю их деятельность. И тем не менее в нем жила уверенность, что Птиц не имеет к ним отношения. Он многое чувствовал интуитивно и привык доверять своим ощущениям.

Огненный Птиц, заметив наконец, что Сергей больше не следует за ним, вернулся и остановился в метре от него, касаясь головой потолка туннеля. В туннеле сразу же стало светло, как днем, а жар, исходивший от Птица, легко прогнал холод, до этого продиравший Сергея до самых костей.

— И долго ты собираешься здесь сидеть? — спросил Птиц. Теперь Сергей иначе и не называл своего спутника, отдавая дань его внушительным размерам и, несомненно, мужскому роду, выражавшемуся в решительном поведении и в интонациях голоса.

На цыпленка это огромное существо походило все меньше. Даже форма тела у него изменилась, пропорции стали стройнее, оформились крылья, удлинился хвост.

Бросив на Птица затравленный взгляд, Сергей наконец ответил:

— Я буду здесь сидеть, пока не отдохну. Я не вижу причины для спешки. Ты даже не соизволил сообщить, куда мы идем!

— Сообщил. Мы идем изменять твой статус. Он слишком низок для того, чтобы выполнить возложенную на тебя задачу.

— Какую еще задачу? Нет у меня никаких задач! Были, да все сплыли!

— У каждого человека есть предназначение. Если его не выполнить, плохим будет посмертье.

— Плевать мне на мое посмертье! Я в этой жизни не сумел сделать ничего стоящего! Растерял друзей, взялся за невыполнимую задачу и вот теперь расплачиваюсь за все. Огненные птицы мне, видите ли, мерещатся!

— Никто тебе не мерещится. Я существую на самом деле, и у меня тоже есть свое предназначение.

Несколько секунд Сергей сдерживался, не задавая ожидаемого от него вопроса. Но и Птиц молчал и даже не смотрел в сторону Сергея. Казалось, он может стоять так целую вечность. В конце концов Сергей не выдержал:

— Давай выкладывай! Какое отношение ко мне имеет твое «предназначение»?

— Я должен подготовить тебя.

— К чему?

— К тому, чтобы ты смог выполнить свое предназначение.

— Перестань молоть чепуху и говорить загадками! Что я должен сделать?

— После того как друг твоего детства построил машину времени, провел ее испытание и прорвал мировой континуум, он перешел в другой временной слой и попал в плен к Дейлам.

Пока действует случайно созданный им «дикий» туннель, Дейлы могут проникать на Землю.

— Кто такие «Дейлы»?

— Те, кого вы называете «иновремянами». Те, что помогли тебе устроить аферу с очисткой Москвы от скверны.

— Зачем им это понадобилось?

— Прежде всего им надо было привлечь тебя на свою сторону, чтобы создавать опорные точки для будущего вторжения. Ты частично расстроил их планы, после того как предпринял неожиданную атаку на Чургина. Им пришлось срочно ликвидировать твою организацию и изолировать тебя самого.

— Значит, это были они… Я догадывался, но доказательств не было.

— Они хорошо умеют заметать следы, они мастера интриг и различных афер. Помнишь историю с ваучерами? Разве это не гениальная идея заставить все население страны носиться с фальшивыми бумажками, в то время как под руководством их эмиссаров разворовывалось все национальное достояние некогда великой державы?

— Значит, уже тогда…

— Конечно. Они готовили вторжение много лет. Они могут предвидеть основные события в будущем и сумели подготовиться к тому моменту, когда континуум был прорван и открылась дорога для прямого вторжения на вашу планету.

— Что я должен сделать, что я могу сделать?

— Сидя здесь — ничего. Но если ты пройдешь через реинкарнацию, я смогу направить тебя на планету, где сейчас находится профессор Северцев. Найди его, помоги вернуться и исправить ошибку.

— Что ты подразумеваешь под реинкарнацией?

— То же, что и ты. Реинкарнация — это смерть и новое рождение. Твое нынешнее тело слишком тяжело для перемещения. Тебе придется заменить свою изношенную, побитую жизненными невзгодами и неудачами шкуру.

— Оставь мою шкуру в покое! Она меня вполне устраивает.

— Тебя, может, и устраивает, а меня — нет. Тебе предстоит кое-что совершить. Хотя бы для того, чтобы исправить свои ошибки и помочь собственному народу выбраться из той ямы, куда его столкнули.

— Подобные задачи один человек решить не в состоянии! В этом я уже убедился.

— Помнишь вашего ученого Архимеда? Помнишь его знаменитую фразу: «Дайте мне точку опоры, и я переверну мир»? Так вот — это не пустые слова. Во времени существуют такие опорные точки, когда усилие одного человека способно сдвинуть чашу весов с места и направить мир по другой дороге.

— С чего ты взял, что я собираюсь что-то там совершать? Я простой ученый перестроечного периода.

— Ты уже дворник, а не ученый. Дальше будет еще хуже.

— Может, тебе лучше оставить меня в покое и обратиться к кому-нибудь другому, более достойному?

— Но ведь это ты нашел яйцо, в котором я родился, ты снабдил его необходимой энергией. Теперь и я обязан кое-что для тебя сделать!

— Спасибо! Огромное спасибо! Это простая случайность! Кто угодно мог оказаться на моем месте! Кто угодно мог найти это проклятое яйцо! Я освобождаю тебя от всех обязанностей! Ты мне ничего не должен! — Сергей почти кричал, его голос срывался, и только Птиц оставался совершенно спокоен.

— Случайностей не бывает. Все в этом мире взаимосвязано. До тебя яйцо побывало в руках у нескольких человек. Чургин мечтал о нем, надеялся обрести во время перевоплощения небывалую силу, но у него ничего не вышло. Жадные не способны делиться. Только ты сумел отдать мне часть своей жизненной энергии.

— Я этого не хотел. Мне пришла в голову дурацкая идея — сделать это яйцо моим талисманом, и теперь я расплачиваюсь за собственную глупость!

Птиц посмотрел на него задумчиво, оценивающим взглядом.

— А кто отправил Митрохина в иновременье? Кто заставил Чургина сделать свой последний шаг в водоворот? Знаешь, почему Дейлам удалось так легко добиться от тебя согласия участвовать в их планах, направленных против твоей расы? Потому что ты был к этому внутренне готов.

— К чему это я был готов?! — вскинулся Сергей, чувствуя в словах Птица какой-то подвох, но все еще не понимая, куда тот клонит.

— К тому, чтобы управлять чужими судьбами. К тому, чтобы взять на себя роль мессии.

— Ты преувеличиваешь, передергиваешь факты! Все это не более чем недоразумение. Уверяю тебя. Если я изложу историю своей жизни, ты поймешь, что ошибаешься!

— Как-нибудь в другой раз. По-моему, ты просто боишься расстаться со своей старой шкурой и тянешь время.

На этот раз Сергей разозлился по-настоящему. Он резко вскочил, больно ударившись макушкой о нависавший над ним сталактит, и прошипел сквозь зубы:

— Черт с тобой, пошли дальше! Надеюсь, этот поход когда-нибудь закончится! Так или иначе, мне удастся от тебя избавиться, когда я проснусь!

Дальше они шли молча. И Сергей с возмущением думал о том, с какой стати он должен избавляться от своей старой шкуры? Если отбросить всю словесную шелуху, ведь это означает смерть! Будет реинкарнация, не будет — это еще бабушка надвое сказала. Откуда ему знать, что будет потом? И кто в здравом уме способен добровольно согласиться на собственную смерть? Доводы казались безупречными, но, несмотря на это, он продолжал плестись за красноватым свечением, маячившим впереди.

Чтобы не обжигать Сергея своим огненным дыханием, Птиц опередил его шагов на десять. Теперь Сергею все время приходилось ускорять темп движения. В противном случае он мог отстать от поводыря и заблудиться в бесконечных поворотах туннеля.

Километров пять ход, то сужаясь, то расширяясь, шел на подъем, постепенно приближаясь к поверхности, но неожиданно закончился глубоким, почти вертикальным колодцем, по стенкам которого сочилась ледяная вода.

Птиц прыгнул в колодец и теперь поджидал его на дне. Сергею ничего не оставалось, как лезть вслед за ним.

Вскоре его защитный комбинезон промок насквозь, он едва не сорвался со скользкой стены, но в конце концов сумел благополучно добраться до дна.

— У меня нет крыльев, чтобы сигать за тобой во всякие колодцы! — заявил он Птицу, но тот, скорее всего, его вообще не услышал. Голос Сергея потонул в величественном реве подземной реки.

Она пробила туннель, наискось пересекавший пещеру, в которую упиралось жерло колодца, и теперь нашла себе другой путь, уходя в неведомые глубины подземного мира. Перед ними было только это узкое отверстие старого русла и никакого другого хода. Сергей содрогнулся, представив, что ему придется продираться сквозь этот лаз, и с надеждой посмотрел на еще больше подросшего за время их пути Птица.

— Тебе здесь не пролезть! Пора возвращаться!

Ему приходилось кричать, чтобы перекрыть рев подземного водопада.

— И не надейся. Мое тело способно легко изменять свою форму.

После этого заявления Птиц без всякого усилия нырнул в узкий проход, мгновенно вытянувшись и становясь похожим на какую-то огненную ящерицу.

Сергей, к сожалению, вытягиваться не умел, и ему пришлось ползком протискиваться между острыми клыками камней, еще не остывших от прикосновений огненного Птица. Изрыгая проклятия, он медленно продолжал двигаться по проходу.

Трудно было представить, что ждет их за следующим поворотом этого лаза, и оставалось только надеяться, что его провожатый выбирает дорогу не наугад. Надежда на то, что этот бесконечный, переходящий в реальность сон завершится благополучно, давно оставила Сергея.

В конце концов, узкий лаз закончился довольно обширным пустым пространством, перегороженным, как показалось Сергею в неверном красноватом свете, исходившем от Птица, какой-то бетонной стеной.

До спуска в колодец они поднялись настолько высоко, что это сооружение вполне могло оказаться фундаментом одного из московских домов, но, как выяснилось позже, здесь был совсем не фундамент.

— Вот мы и пришли… — в голосе Птица чувствовалось непонятное сожаление. — Настала пора проститься. Возможно, мы еще увидимся, возможно, нет.

Это зависит не от меня. Конец пути ты обязан проделать самостоятельно, без моей помощи.

— Какой конец? — спросил Сергей почему-то охрипшим голосом. Неожиданно предупреждения Птица о его расставании со своей телесной оболочкой приобрели угрожающий и вполне реальный смысл. — Ты хочешь меня оставить? Бросить одного в этом подземелье?

— Я же говорю, мы пришли. Вон там, в бетоне, есть трещина. Достаточно широкая, чтобы в ее верхней части ты мог просунуть сквозь нее свое хилое тело.

— И что там меня ждет?

— Скоро ты это узнаешь, — голос Птица стал подозрительно печальным. — Главное, ничего не бойся. Помни о том, что тот, кто повстречал Феникса в конце своего жизненного пути, никогда не умрет настоящей смертью.

Затем Птиц протянул к его груди тоненький лучик света. Сергей, почувствовав болезненный укол, от неожиданности вскрикнул. Ощущение было такое, словно к его груди прикоснулись раскаленным железом. Он начал было говорить все, что думает об этой последней шуточке Птица, но слова замерли у него на губах, потому что Птиц растаял, ненадолго превратившись в огненное облако, постепенно исчезнувшее в верхних горизонтах пещеры. Сергей остался один.

Но темнота не сомкнулась вокруг него полностью после исчезновения источника света, сопровождавшего его всю длинную дорогу через катакомбы. Сквозь трещину в бетоне пробивался мертвенный синеватый свет.

Весь этот сумасшедший поход Сергей желал избавиться от своего невероятного спутника, но после его исчезновения не испытал ни облегчения, ни радости.

В его ушах звучали последние слова Птица о конце жизненного пути, а грудь жгла боль от полученного прощального ожога. Холодок настоящего страха проснулся наконец в его сознании. Происходящее с ним больше не походило на сон…

ГЛАВА 31

После исчезновения Птица путь у Сергея был только один — вперед, в ту самую трещину, о которой говорил Феникс. Но он все не решался сдвинуться с места, пытаясь вспомнить, что ему известно о мифической огненной птице. Нехорошее предчувствие не оставляло его ни на секунду. Предупреждения Птица обрели реальный и зловещий смысл.

Легенду о Фениксе первыми придумали египтяне. О ней встречались упоминания еще у Геродота. Феникс символизировал собой солнце, умиравшее и возрождавшееся каждое утро. Эта птица была посвящена богу Ра и прилетала каждую тысячу лет, чтобы умереть в жертвенном пламени храма и возродиться вновь…

Ее предсказания, если верить древним грекам, переводившим египетские папирусы, имели нехорошее свойство сбываться…

Из всего происшедшего единственное обстоятельство не вызывало у Сергея сомнений — рано или поздно ему все равно придется пролезть сквозь трещину в стене, что бы ни ожидало его на той стороне. Обратного пути без провожатого для него практически не существовало, там, в бесконечных коридорах и коварных ловушках, притаившихся в полной темноте, он мог найти только верную гибель.

У самого пола трещина была недостаточно широкой, чтобы в нее мог пролезть человек. Но выше она вроде бы расширялась… Уцепившись за скользкий бетонный край разрыва, Сергей вставил ногу в пролом и полез вверх. Фонаря у него не было, так что выяснить, есть ли наверху достаточно широкий проход, он мог одним-единственным способом: исследовав всю трещину, что называется, на ощупь.

Поднявшись на несколько метров над полом, он лишний раз убедился в том, что его огненный провожатый не ошибался… В своей верхней части трещина расширялась настолько, что он смог протиснуться внутрь ее без особого труда. Его поразила толщина бетонной стены, расколотой этой трещиной. Непонятно, какая сила смогла разорвать бетон. Тектонических подвижек в Москве вроде бы не наблюдалось, скорее всего, подземная река, изменившая с годами свое русло, подмыла основание стены, она просела в своей центральной части и не выдержала собственного веса, но сколько же лег должно было пройти, чтобы все это произошло? Стена не могла быть слишком старой. Железобетон изобрели не так уж давно, а это был именно железобетон. Сергей едва не напоролся на острый конец разорванной железной арматуры. Кому могло прийти в голову сооружать под Москвой подобную крепость со стенами двухметровой толщины, способными выдержать прямое попадание тысячекилограммовой авиабомбы?

Но дело было в том, что он знал ответ на этот вопрос и этот ответ отнюдь не прибавлял ему мужества…

Продвинуться внутрь стены ему удалось всего на полметра, дальше бетон опять сужался, но выше, над головой Сергея, трещина вновь расширялась, и он полез вверх, постепенно все больше протискиваясь в глубь стены.

Сырость в пещере пропитала все, и поэтому бетон был скользким, к тому же его покрывала какая-то слизь, и двигаться вверх в мокром комбинезоне, рискуя каждую минуту сорваться, оказалось намного труднее, чем это представлялось снизу, но теперь уж возвращаться не было никакого смысла.

Наконец, на высоте примерно десяти метров от пола пещеры, трещина расширилась настолько, что можно было попытаться пробраться внутрь помещения, которое скрывалось за стеной. Если это и в самом деле сталинский бункер — у него должен быть выход наружу. Хотя, если бы этот выход оставили открытым, бункер давно бы обнаружили…

Кто-то отдал приказ законсервировать и запечатать подземное сооружение. Так что, вполне возможно, Сергея не ждало впереди ничего, кроме новой подземной ловушки или чего-нибудь похуже…

Свет, пробивавшийся из помещения, отгороженного стеной, постепенно усиливался и желтел, сейчас он стал похож на огни обычных электрических ламп, и Сергей, почувствовав прилив надежды, ускорил движение. Раз там горит свет, значит, за стеной находятся люди. А это означало, что его сумасшедшее путешествие может завершиться благополучно.

Наконец он сумел просунуть голову за внутренний край стены и увидеть помещение, которое за ней скрывалось.

Перед ним лежал туннель метрополитена, заканчивавшийся тупиком.

Внизу, у ржавых стальных балок, перегородивших путь, стоял один-единственный покореженный вагон метро с выбитыми стеклами. Но внутри его почему-то продолжала светиться тусклым желтоватым светом уцелевшая лампочка. Откуда-то поступала электроэнергия, хотя на рельсах валялись обломки камня, и ничто, кроме этого освещенного вагона, не напоминало о том, что здесь когда-то были люди.

Слишком заброшенным, оставленным много лет назад выглядело здесь все. И если бы не лампочка, Сергей бы, наверно, повернул обратно. Однако свет лампочки производил довольно странное впечатление. Стоило отвернуться, и он менял свой желтый оттенок на мертвенный синий, но это все же был свет — пусть даже такой, едва справлявшийся с темнотой и не суливший ему ничего хорошего.

Спуск вниз, в заброшенный туннель метрополитена, оказался опасным. Ему пришлось спускаться по отвесной скользкой стене из-под самого потолка, не имея даже страховочной веревки. Но, благополучно преодолев это последнее препятствие, минут через пятнадцать Сергей уже стоял на каменных плитах платформы перед искореженным вагоном.

Проржавевшее насквозь железо свисало клочьями. Чудовищная сила, которая расколола стену, не пощадила и вагон, так что теперь трудно было определить, что он собой представлял раньше… Выбитые стекла, распахнутые настежь двери… Прогнившая насквозь кожаная обивка сидений…

«Кожаные сиденья? Когда это в вагонах московского метрополитена на сиденьях использовали обивку из натуральной кожи?» Эта мысль оживила и подкрепила тайные страхи, поселившиеся в его душе после разговора с Фениксом. Ничего хорошего не ждало его здесь, но раз уж человек сделал шаг навстречу своей судьбе, обратно поворачивать поздно… Но если отмежеваться от этих полумистических страхов, если заставить себя вернуться к реальности и ее насущным проблемам, то прежде всего необходимо выяснить, почему горит лампочка в этом проржавевшем скелете вагона.

Странное ощущение вошло в его ладонь, едва он прикоснулся к изогнутому поручню с внутренней стороны двери… Ощущение мертвящего тепла, которое исходит от еще не остывшего трупа… Другому теплу неоткуда было взяться в этом насквозь продрогшем от холода и давно умершем подземном мире. Где-то он уже сталкивался с чем-то подобным… Может быть, в другом вагоне метро? В том самом, который унес его на свидание с Павлом?

Но даже эта мысль не могла остановить Сергея. Он шагнул внутрь вагона, и в тот же миг с отвратительным визгом двери за его спиной закрылись. Этого не могло быть, но это случилось.

Он рванулся обратно, уже понимая, что произошло, но все еще пытаясь вырваться на свободу — поздно. Двери ловушки захлопнулись, а стены, минуту назад рассыпавшиеся от ржавчины, теперь у него на глазах восстанавливали былой вид и прочность.

Внизу, под полом, загудели, пробуя свою утраченную былую силу, электромоторы. Сергей бросился к разбитому окну. Но прочное бронестекло уже оказалось на своем месте.

Медленно раскачиваясь и словно перебирая отросшими вместо колес лапами, вагон двинулся вперед, через завалы щебня, преграждавшие ему путь.

Вскоре он уже несся по темному туннелю, постепенно набирая скорость и все сильнее раскачиваясь. Сергею ничего другого не осталось, как опуститься в уютное кожаное кресло, полностью восстановившее свой былой облик.

— И куда теперь? — спросил Сергей у пустого вагона, понимая, что вопрос прозвучал глупо. Но ответ все-таки пришел в виде однообразного гула колес, упорно выстукивающих на стыках рельсов издевательское: «Туда! Туда! Туда!»

Примерно через полчаса сумасшедшей гонки сквозь темный туннель, на стенах которого не видно было даже немногочисленных лампочек, освещающих привычный мир московской подземки, впереди показались огни.

Вагон резко замедлил скорость и остановился посреди платформы небольшой станции, отделанной мрамором и напоминающей станцию «Маяковская» в миниатюре. Платформа была короткой, рассчитанной всего на один вагон, и вдоль нее у каждой колонны, расположенной напротив дверей вагона, стояли солдаты с автоматами на груди.

Но с какими автоматами! Это были «Калашниковы» образца сорок второго года, с круглыми дисками магазинов, столь непривычными взгляду современного человека.

И если у Сергея еще оставались сомнения по поводу того, что произошло, то они развеялись после того, как двери вагона распахнулись и внутрь вошел капитан с клоком седых волос, выглядывавших из-под фуражки синего цвета, с зеленым околышем и скрещенными мечами на эмблеме. «Особый отряд „Смерш“! Только этого мне сейчас и не хватало», — обреченно подумал Сергей.

— Пропуск, пожалуйста! — вежливым тоном произнес капитан, протягивая руку за документом и всем своим видом показывая, что находится при исполнении даже сейчас, во время этой пустой формальности.

— Простите, но у меня нет пропуска… — растерянно произнес Сергей, инстинктивно хватаясь за нагрудный карман, словно там совсем еще недавно лежала вожделенная бумажка.

— Документы! — уже совершенно другим, официальным тоном рявкнул капитан, расстегивая кобуру своего «Макарова».

Дрожащей рукой Сергей протянул ему паспорт гражданина Российской Федерации, с которым не расставался из-за частых проверок документов в столице.

Капитан смерил Сергея уничтожающим взглядом, развернул паспорт и, глянув на него всего один раз, вновь уставился на Сергея.

— Это что еще за липа?! Как вы попали в вагон?

— Сел, на конечной станции… Там, где тупик и такая большая трещина.

— Все ясно. Пройдемте со мной.

Время здесь было тяжелое. Военное время. Хоть и шел уже сорок третий год и победа была не за горами, но с предателями и шпионами некогда им было церемониться, и лучше отправить под топор десяток невиновных, чем пропустить одного настоящего шпиона, проникшего в святая святых столицы. Человеческая жизнь в те годы стоила дешево. Этим принципом и руководствовались. Особенно хорошо он действовал, когда встречались с чем-то непонятным.

Объяснять ничего не нужно. А думать положено начальству. Подлый враг идет на любые выкрутасы, лишь бы усыпить бдительность, озадачить, заставить думать…

— Откуда у вас этот паспорт?

Следователь, который допрашивал Сергея, задавал этот вопрос в десятый раз, то вскользь, как бы походя, то вот так, как сейчас, в упор, со сверканием глаз и направленным в лицо ярким светом.

— Я же вам объяснял… Мне его выдали в паспортном отделе московской милиции…

— В каком году вам его выдали?

Все возвращалось на круги своя — разговор не имел никакого смысла. Они не верят ни одному его слову, да и кто бы на их месте поверил?

— В каком году вы родились? — Ну вот, опять… Война, которую они вели, уже кончилась, когда он родился… А их потомки разворовали победу, которую они завоевали ценой такой крови, этого они не поймут и не смогут простить…

— Так что это за государство, Российская Федерация? Гражданином какой страны вы являетесь?

И опять точно рассчитанные удары в лицо и в почки, пока не упадет на пол, не потеряет сознание, затем вода в лицо, и снова все те же вопросы… Вопросы — на которые не было вразумительных ответов, а в награду за это — боль.

Хорошо хоть он не чувствовал времени. Спроси его, когда начался допрос, год или месяц назад, он бы не смог ответить. И давно бы ответил на любые вопросы своих палачей, если бы знал, что им на них отвечать…

Но они спешили. То ли в силу военного времени, то ли по какой другой причине. Тройка собралась быстро…

«…За вражескую пропаганду и клевету на Советское государство (эту статью удружил ему российский паспорт с двуглавым орлом на обложке), за незаконное проникновение на секретный объект ноль—один… (А этой он добился своими собственными стараниями… Нужен был тебе этот бункер? Так получи его по высшей мере…) Трофимов Сергей Николаевич приговаривается к расстрелу. Ввиду военного времени приговор привести в исполнение немедленно».

Потом были два угрюмых конвоира с автоматами и бетонная стена подвала. Из бункера его не выводили, это он точно помнил, и почему-то колпак с головы сняли перед расстрелом, хотя он твердо помнил, что полагалось это делать наоборот…

И вот он снова стоял, прижавшись спиной к бетонной стене. Эта стена была небольшим пятиметровым квадратом, заляпанным чем-то темным, со следами пуль на ней… И наступили те самые, последние секунды, когда вся жизнь человека сжимается до немыслимо тонкого листочка — и он вдруг, в одночасье, понимает все, что было ему непонятно. Только вот поздно, поздно… Ничего уже не исправишь, ничего не изменишь… Мгновенно Сергей осознал среди тысяч разных вещей, что Алексей был прав, считая его виновным в гибели своей Наташи. А он до сих пор оправдывал себя в глубине души, объясняя все нелепой случайностью и собственной, Алексея, непредусмотрительностью. Зря, выходит, оправдывал… Если судить по большому счету… Вот только дыхания для этого не хватало и даже страха смерти, от которого люди падали на пол, выли, катались, умоляли их простить, — ничего этого в нем не осталось.

И тогда, в эту самую последнюю секунду, он понял, почему оказался у этой стенки… Не без его участия, пусть даже неосознанного, Павел изготовил машину времени и провел ее испытание. Удар по временному континууму перемешал его слои, разорвал равномерную структуру времени, и время теперь повернулось к нему своей оборотной стороной — прошлое стало будущим.

То самое прошлое, что, затаившись в подземельях и бункерах, ждало своего часа, теперь вырывалось наружу…

А потом пришла запредельная боль, и последний вопль перечеркнутого автоматными очередями тела утонул в грохоте выстрелов…

ГЛАВА 32

С большим трудом Копылову удалось оторвать взгляд от сказочного видения, возникшего на подлокотнике телепортационного кресла, и перевести его на того, кто сидел в самом кресле, на спутника этой женщины, за которую, как он предвидел, вскоре разгорится жестокая борьба, если он не сумеет сразу же, в эту первую минуту, поставить все на свои места.

Копылову очень не понравились глаза сидевшего в кресле человека. Словно два стальных холодных дула уперлись ему в лицо, и никакой растерянности не было в них, как будто он только что перенесся не через немыслимые бездны пространства, а просто перешел из одного дома в другой… Но, возможно, этот тип не понял, что с ним произошло? В любом случае права и обязанности новому колонисту следовало разъяснить немедленно. Со звонким щелчком захваты на подлокотниках разомкнулись, освобождая вновь прибывшего. Это происходило каждый раз, и каждый раз ошарашенный переходом человек еще долго не мог покинуть свое транспортное средство.

Однако на этот раз, едва Копылов успел раскрыть свой гроссбух со сводом правил и произнести хотя бы слово, его голова оказалась повернутой на девяносто градусов влево и прижата к стальной стенке кабины с такой силой, что он едва не потерял сознание, а правая рука вместе с гроссбухом была заведена за спину и вывернута настолько, что еще пару сантиметров, и захрустят сломанные суставы.

Но самым ужасным, самым непонятным во всем происшедшем было то, что у него уже не было никакого оружия, все оно совершенно непостижимым образом успело перекочевать в руки вновь прибывшего. Хриплый голос за спиной Копылова спросил с ледяным спокойствием:

— Ты кто?

— Я комендант этой колонии! — с искренним возмущением, все еще не понимая, что ситуация изменилась коренным образом, проблеял Копылов, стараясь хоть немного отстраниться от стены и все еще надеясь, что с минуты на минуту здесь появятся его стражи порядка, вооруженные карабинами, и все расставят на свои места. Но сразу же последовал следующий вопрос, и, секунду промедлив с ответом, он понял по стремительно возраставшей боли в вывернутом суставе, что отвечать все равно придется, причем отвечать правду.

— Сколько здесь еще вооруженных людей?

— Их двое! Всего двое! Не давите на мою руку! Мне больно!

— Конечно, тебе больно, и будет еще больней, если начнешь врать. Кто тебя назначил комендантом?

— Я сам! Сам себя назначил! Я прибыл первым, и потому…

— Сколько здесь людей?

— С вами четырнадцать семей! Все коттеджи уже заполнены, но я могу потесниться…

— Да уж, тебе придется потесниться, и ты даже не подозреваешь, насколько сильно.

Потом ему связали за спиной руки и грубо бросили на железный пол. И самым унизительным оказались слова, произнесенные нежным женским голоском:

— Не нужно его бить, дорогой. Этот человек уже не представляет опасности.

И, не заботясь больше о Копылове, вновь прибывший оставил его на попечении женщины, а сам, с пистолетом в руке, отправился «регулировать», как он выразился, обстановку.

Жанна склонилась над Копыловым и стала осторожно вытирать своим кружевным платочком кровоподтек у него на лбу, немало не заботясь о веревках, впившихся ему в руки.

— Вам не слишком больно?

— Лучше бы ослабили веревки!

— Отчим рассердится, а его не стоит сердить. Расскажите мне, пока его нет, как вы тут живете? Чем занимаетесь и когда мы сможем вернуться домой?

— Домой вы уже не вернетесь. Для тех, кто попал сюда, — это навсегда. Здесь другая планета — не Земля.

— Я читала о подобном в фантастических романах, но на самом деле этого не может быть. — Ее уверенность в том, что жизнь устроена именно так, как ей представляется, обескураживала. Было в этой девушке что-то наивное и жестокое одновременно. Вдалеке грохотнул карабин, и сразу же ему ответили два пистолетных выстрела. После чего стрельба прекратилась.

— Ваш отчим не слишком церемонится с людьми?

— Он суровый человек, но справедливый. Вы еще в этом убедитесь. Ему приходилось управлять на Земле огромной деловой империей, и очень скоро он наведет здесь порядок.

— В этом я нисколько не сомневаюсь. — Смотреть на Жанну, лежа на полу со связанными руками, казалось Копылову слишком унизительным. Он прекратил разговор и молчал до тех пор, пока не вернулся Митрохин, неся в руках два карабина.

— Вы их убили? — поинтересовалась девушка.

— В этом не было необходимости. Каждая лишняя пара рабочих рук в этом месте должна цениться на вес золота. — Небрежно бросив оружие в угол и не обращая на лежащего Копылова никакого внимания, Митрохин отправил Жанну, как он выразился, «принимать хозяйство». Затем подобрал с пола отлетевший в сторону свод правил Копылова и стал внимательно его изучать.

— Здесь есть ценные мысли, но не учтена местная обстановка.

— Откуда вы знаете, какая здесь обстановка! Вы только что прибыли! Развяжите меня! — Копылов чувствовал, что еще немного, и истерика возьмет верх над его здравым смыслом.

— Не сейчас. Во-первых, мы не закончили беседу, а во-вторых, я еще не решил, стоит ли вас оставлять в живых.

— Вы хотите сказать, что можете вот так, запросто, убить беспомощного, связанного человека? — проблеял Копылов неожиданно изменившимся голосом.

— Мне приходилось это проделывать много раз, и знаете, что в этом деле самое неприятное? — Не дождавшись ответа на свой риторический вопрос, он закончил: — Уборка трупа.

После этого Копылов начисто забыл о своих правах и не требовал больше, чтобы его развязали. Теперь он лежал тихо, стараясь не обращать на себя внимания, как будто это могло ему помочь избавиться от присутствия этого ужасного человека.

— Нет. Здесь все нужно переделать! — заявил Митрохин, закончив перелистывать свод правил. — Прежде всего необходимо ввести телесные наказания. — И он задумчиво посмотрел на Копылова, как будто примеряя его к новой роли, отчего журналист дернулся так, словно экзекуция уже началась.

— Вас когда-нибудь пороли в детстве? — Замерев, словно заяц, попавший в зубы к волку, Копылов молчал. — Уверен, что нет. Эта процедура воспитывает в человеке жесткость, целеустремленность, умение сопротивляться обстоятельствам. В вас эти качества отсутствуют. Пожалуй, я введу здесь несколько видоизмененное мусульманство. Суд шариата, знаете ли, публичные порки, многоженство… В этом что-то есть. Хотите стать муфтием?

— Но я же… Я же православный!

— Это не имеет значения, да и часто ли вы вспоминаете о том, что вы православный? Мы обратим вас в новую веру. Построим для вас мечеть.

— И что я буду в ней делать?

— Жить, разумеется, и читать по утрам молитвы!

— Мусульмане совершают намазы!

— Ну, вот видите! Вы разбираетесь в этом лучше меня. Ну, так что, по рукам?

— Вы беспринципный человек!

— Вовсе нет. У меня есть свои принципы. Если вы не согласны быть муфтием, я предложу вам другую должность.

— Какую? — со стоном спросил Копылов, пытаясь занять на полу более удобное положение.

— Ну, кто-то же должен охранять двор, запасы в доме и все прочее. Вы будете моим сторожевым псом.

— Вы хотите сказать… В переносном смысле?

— Зачем же в переносном? Я сделаю вам ошейник, построю будку, поскольку других псов здесь не предвидится, будете выполнять свой долг в прямом смысле.

— Почему вы издеваетесь надо мной? Что я вам сделал?

— Вы маленький, глупый человечек, который воспользовался ситуацией и вообразил себя комендантом. А я не люблю комендантов. Всю жизнь ненавидел комендантов, какие бы ипостаси они ни принимали. Я понятно объясняю? — Страдальчески сморщившись, Копылов кивнул.

— Ну, так что, будете принимать мусульманство?

Выполняя поручение отчима, Жанна спустилась в подвал, туда, где стояли затянутые инеем холодильные установки.

Что-то она должна была сделать, что-то подсчитать, выполнить очередной приказ отчима… Но вместо этого молодая женщина остановилась, прислонилась к полке и задумалась.

Мысли ей в голову лезли какие-то странные, незнакомые в прежней земной жизни. Почему-то она сразу же приняла как факт то обстоятельство, что они оказались в совершенно другом мире.

Может быть, в этом сыграли свою роль объяснения черноглазого парня, который смотрел на нее с таким восхищением, когда вез на свидание с отчимом… Она привыкла к восхищенным мужским взглядам, но здесь было что-то иное, не связанное прямо с ее внешностью. Если бы черноглазый знал побольше о ее жизни под опекой отчима, он бы не восхищался, и вместо того огонька, что она приметила в его глазах, она бы прочла в них одно презрение.

И хотя Жанна знала, что достойна презрения за ту роль салонной, высокопробной шлюхи, которую навязал ей отчим, она не чувствовала за собой особой вины. Выбора у нее не было. От этого человека, контролировавшего половину столицы и распоряжавшегося жизнями тысяч людей, невозможно было сбежать, его невозможно было ослушаться…

Но это было верно там, в Москве, где за спиной отчима стояла целая криминальная империя… А здесь? Здесь его власть кончилась. Он сделает все, чтобы как можно скорее обрести ее вновь. И поэтому, если она собиралась что-то изменить в своей жизни, надо было спешить и действовать немедленно.

Можно, конечно, и дальше играть роль беспомощной куклы в.руках этого страшного человека, сломавшего ее молодость, а можно попробовать изменить все в одночасье. Если не сейчас, то когда же? Именно сейчас, пока старый волк не набрал на новом месте прежней силы, надо от него бежать.

Сейчас у нее еще есть шанс — пусть небольшой, но есть. Новое место, новые люди, которые пока еще не знают, что собой представляет ее отчим… Кто-то наверняка ей поможет… Отбросив в сторону блокнот с хозяйственными записями Копылова, тихими легкими шажками она прокралась по лестнице наверх. Проскользнула неслышной тенью сквозь приоткрытую дверь коттеджа, и пока Митрохин упивался своей идеей создания великого каганата в отдельно взятой колонии, Жанна, никем не замеченная, очутилась на улице поселка и, прижимаясь к заборам, от одного дома к другому, направилась к самой дальней усадьбе, к своей новой судьбе…

Лишь через какое-то время, не сразу обратила она внимание на то, как сильно отличается этот мир от того, к которому она привыкла. Два солнца и лесные испарения, свободно проникавшие через силовой барьер, наполняли поселок влажной духотой тропиков. Странная форма деревьев не испугала ее, только удивила, заставив подумать о том, как разнообразна вселенная вокруг нас и как мало мы о ней знаем. Но почти сразу же ее мысли перешли на другие, более насущные проблемы.

Где, собственно, она вознамерилась спрятаться от отчима? Поселок слишком маленький, здесь он найдет ее очень быстро и накажет… Жанна слишком хорошо знала, каким может быть подобное наказание… Шрамы на ее спине возобновлялись с завидным постоянством. Сейчас, как никогда, ей нужна была помощь человека, знакомого с этим местом. Но на кого она могла рассчитывать?

Женщины при виде ее настораживались, сразу же безошибочно угадывая в ней возможную соперницу. Оставались мужчины… Но она не была уверена, что в их обществе, в этом изолированном мире будет чувствовать себя в безопасности. Раньше ее защищал пугающий ореол, окружавший отчима, — где бы она ни появлялась, в любом, самом непредсказуемом ночном заведении Москвы, осторожный шепоток «Дочь Митрохина…» сопровождал ее повсюду. Перед ней расступались, и страх перед отчимом всегда преобладал в поведении мужчин, избегавших ее общества.

Проходя мимо последнего дома поселка и стараясь не выходить на открытую часть улицы, она с удивлением заметила, что ближайшие ветви деревьев изогнуты в сторону от поселка какой-то неведомой силой. Создавалось впечатление, что они наталкивались на невидимую стеклянную стену.

Но прежде чем она успела понять, что это такое, калитка, около которой она остановилась, приоткрылась, и пожилой, измазанный сажей мужчина в рабочем комбинезоне поманил ее, предлагая войти. Она колебалась недолго. Любой ее поступок был теперь связан с опасностью, но Жанна хорошо понимала, что сейчас важнее всего как можно скорее найти укрытие, пусть даже ненадежное и временное. Чтобы осмотреться и решить, что делать дальше.

Нельзя сказать, чтобы побег Жанны остался совсем незамеченным. Митрохин, развязав наконец будущего муфтия, усадил его за пульт в мониторной и заставил объяснять назначение каждой кнопки, каждого рычажка и переключателя.

Не все ему объяснил Копылов, кое-что скрыл, ссылаясь на несовершенное знание инопланетной техники. Например, не показал он того, как открыть проход в силовом барьере одному ему известным кодом. И ничего не сказал о том, что заметил угловым зрением на одном из боковых мониторов легкую и стремительную фигурку девушки, покидавшей коттедж.

Лишь незаметным касанием отключил этот монитор, чтобы не выдать беглянку. Далеко убежать она все равно не могла. До самого дальнего коттеджа всего каких-то четыреста метров дороги, а за этой усадьбой, принадлежавшей мастеру Ивлеву, недавно сменившему там прежнего хозяина Игнатенко, семья которого была переведена в более удобную усадьбу, девушка упрется в силовой барьер, открывать который Копылов не собирался для ее же пользы.

Но пока суд да дело, пока Митрохин будет укреплять свою власть в поселке, пока организует поиски, Копылов надеялся что-нибудь придумать, чтобы обратить бегство его дочери себе на пользу.

Но ничего придумывать ему не пришлось. Мастер Ивлев, тот, что поманил Жанну пальцем в свою калитку, уже все придумал.

В свои сорок лет, показавшихся Жанне, с вершины ее девятнадцати, чуть ли не старческим возрастом, он так и не встретил настоящую женщину.

На московском автозаводе женщину в комбинезоне было почти невозможно отличить от мужчины, а те, что проносились мимо него, когда он спешил со смены к ближайшей станции метро, не обращали внимания на Ивлева. В поезде случайные попутчицы даже в давке московского метро стремились отодвинуться подальше. Как ни отмывайся после смены, вся его кожа насквозь пропиталась запахами металла и масла.

Так и оставался он одиноким, пока двое незнакомцев не уволокли его в свой трейлер и не усадили в красное кресло…

На новом месте жилось ему немного получше, вот только с женщинами и здесь был полный прокол. Не было здесь лишних женщин, а те, что были, ценились на вес золота, и все как одна безропотно выполняли прихоти местного коменданта.

И вдруг он увидел ее… Глаза синие, на пол-лица, походка легкая, словно у балерины… Откуда только такая красота взялась? И кто же такую обидеть осмелится? Однако осмелились. Бежала она от кого-то, пугливо оглядываясь, вжимаясь в забор. Не комендант ли решил и на эту наложить свои грязные лапы? Ну, уж нет, этого он не допустит!

И Роман решительно направился к калитке. Была у него одна тайная вещь в доме, про которую коменданту до сих пор разузнать не удалось, и как тут разузнаешь, если на первый взгляд эта вещь походила на старый поношенный плащ, какие носили десантники еще в Великую Отечественную? Да вот только во внутреннем кармане этого плаща была крохотная потайная кнопочка, нажмешь ее, и плащ становится невидимым. И все, что под ним находится, тоже мгновенно исчезает из глаз.

Роман много с тем плащом экспериментировал — развлекался. Однажды даже присутствовал на тайной оргии коменданта, когда тот свою власть над чужими женами устанавливал. Да и потом не однажды Игнат плащом пользовался, убеждался в его надежности. А теперь, увидев эту девушку, сам не зная, почему эта нелепая, глупая мысль пришла ему в голову, решился отдать плащ ей. Понял своим защемившим сердцем, что не для глупого развлечения будет она использовать его подарок. И о награде он не думал, когда ей плащ отдавал и объяснял, как им пользоваться. А когда Жанна неожиданно исчезла из виду, вдруг почувствовал, как тонкие, невидимые руки обвились вокруг его плеч и что-то нежное, как вздох ласточки, коснулось его огрубевших губ.

ГЛАВА 33

Сергей очнулся от собственного крика. Он захлебнулся этим криком, как захлебываются кровью. Он вскочил на своей жесткой постели в кромешной тьме ледяного железного дома, дома, который раньше был живым, но теперь умер.

Несколько секунд Сергей сидел на кровати, бессмысленно глядя в темноту и пытаясь вспомнить, что с ним произошло во время последнего страшного сна, слишком похожего на реальность.

Грудь болела, и если закрыть глаза, можно было увидеть желтоватые вспышки автоматных очередей. В ушах до сих пор стоял грохот недавних выстрелов.

Шатаясь, он встал и, накинув куртку, пробрался к выходу. Ему нужно было проверить одну вещь, чтобы убедиться в том, что все происшедшее с ним было ночным кошмаром, не имеющим отношения к реальности.

Он отыскал нашлемный фонарь и направился к тому штреку, по которому шел во сне. И лишь сейчас вспомнил, что шел по этому проходу не один… Видимо, он еще не до конца пришел в себя, мысли путались, и воспоминания недавнего сна причудливо вплетались в реальность. Его рабочая куртка оказалась мокрой, но это его ни в чем не убедило. Здесь слишком сыро, и вещи, не убранные в помещение, пропитываются влагой.

Штрек он нашел сразу — вход в него был отмечен сталактитом причудливой формы, похожим на голову ящера. Этот сталактит он запомнил во сне и теперь нашел наяву, но и это еще ничего не доказывало. Он мог видеть его и раньше, в то время, когда база была жива, когда они проводили здесь исследования и пытались составить схему ближайших проходов. Так что вид этого знакомого камня ровным счетом ничего не доказывал. Человеческая память часто подсовывает сознанию такие вот неосознанные явно детали.

В одном из научных трудов, который он штудировал, когда собирал материал для своей несостоявшейся диссертации, утверждалось, что даже мельком увиденные предметы навсегда сохраняются в глубинах человеческой памяти.

Но какие-то следы должны были остаться в проходе, по которому впереди него шла огненная птица… Сейчас он вспомнил, как шел Феникс — гордо приподняв голову и не замечая препятствий. Ничего другого и не следовало ожидать от сына солнечного бога Ра. Но в таком случае на камнях должен был остаться след — хотя бы один, — и за очередным поворотом Сергей его обнаружил…

Словно кто-то протащил сквозь узкий проход раскаленный ерш, и оплавленная поверхность камней навсегда запомнила жар огненной птицы…

Сомнений уже не осталось, но Сергей все же остановился, расстегнул куртку, потом рубаху… В том месте, где билось сердце, он увидел круглый розовый шрам. Такие шрамы бывают после пулевых ранений… Но не бывает подобных шрамов в области сердца, — люди с такими ранами не выживают…

Так что же это было? Очередное предупреждение иновремян? Или сама реальность, в которой он находился, постепенно растворялась в пластах измененного времени? Сергей погасил фонарь и долго сидел в темноте на холодном камне, испытывая ужас от всего, что с ним произошло.

Едва он перестал двигаться, как его придавило молчание подземного зала, царившая здесь невероятная, «лунная» тишина. Размеренная капель воды, срывавшаяся со сталактитов, лишь подчеркивала эту тишину и делала ее еще более непереносимой, напоминая водяные китайские пытки.

Начало прохода, в котором он теперь сидел, обозначилось в темноте узкой, едва различимой аркой.

Лишенный яркого света прожекторов, освещаемый лишь убогими лучами аварийных аккумуляторных фонарей, зал производил подавляющее впечатление. Казалось, его размеры уменьшились, а стены сдвинулись в темноте почти вплотную, лишь ожидая момента, чтобы сжать в своих каменных объятиях очередную жертву…

Очередную, потому что задолго до невероятного, не поддающегося объяснению его ночного «похода» они обнаружили в одном из боковых штреков целое захоронение человеческих костей, в беспорядке перемешанных под обвалом. Кто были люди, погибшие здесь? Неудавшиеся кладоискатели, проходчики метро, Диггеры, много раз пытавшиеся составить карту подмосковных туннелей, или это были те, кого расстреливали в сталинском бункере?

Теперь этого не узнает никто.

Механически, как делал это много раз, когда ему становилось плохо, Сергей поднес руку к тому месту, где все последнее время висела ладанка с каменным яйцом, иногда холодным, почти ледяным, но в те минуты, когда ему было по-настоящему трудно, яйцо всегда было теплым.

Сейчас там не было ничего. И вдруг он понял, что у него все-таки есть шанс разобраться в ночном кошмаре. Ладанку он мог снять во сне, если она ему мешала, но яйцо не могло исчезнуть бесследно!

Он торопливо вернулся к кораблю, грохоча по железной лестнице, рискуя разбудить спящего внизу Алексея, и, уже не думая о подобных мелочах, поднялся в рубку.

Умирая, корабль изменялся. Его податливые мягкие плоскости превращались в обычный металл, но сейчас это новое печальное открытие лишь на секунду привлекло внимание Сергея.

Он добрался до распахнутой двери своей каморки, и луч нашлемного фонаря уперся в разбросанные на тумбочке остатки каменной скорлупы, оплавленные родившимся внутри ее огнем. Сомнений не осталось. Ночью он видел Феникса. Божественную птицу, чьи предсказания всегда сбывались. Он ничего не понял и вел себя со своим гостем довольно фамильярно, вместо того чтобы попросить его выполнить желание, любое желание… Он покорно шел за ним, влез на стену, к которой они пришли, и попал под расстрел…

Медленно, заледенев от этого открытия, Сергей стал дюйм за дюймом исследовать собственное тело, словно увидел его впервые. Внешне тело осталось прежним, если не считать странного трехпалого знака, появившегося на левом плече и напоминавшего отпечаток птичьей лапы.

Казалось, что он выжжен раскаленным клеймом, но, прикоснувшись к нему, Сергей не ощутил боли. Да и выглядел шрам так, словно плечо ему прижгли давным-давно…

Были и другие открытия — перестала болеть сломанная пару лет назад нога. Исчезла тяжесть в печени, мучившая его с тех пор, как в одной из поликлиник, где он сдавал кровь в голодное время, его заразили вирусным гепатитом. Организм тогда справился с болезнью, но память о ней осталась. Теперь он этого не чувствовал. Он вообще ничего не чувствовал, даже усталости, которая должна была стянуть ему голову железным обручем после бессонной ночи и всего, что с ним приключилось.

Он поднялся, медленно исследуя в подобии утренней зарядки свое новое тело и прислушиваясь к тому, что в нем происходит. Но ничего не почувствовал, как это всегда и бывает с абсолютно здоровым телом.

Что-то все же изменилось. Он больше не мог оставаться один. Забыв о собственном самолюбии, обо всем, что ему мешало подойти к Алексею, Сергей отыскал в кладовке заветную бутылку вина и отправился к коллекторскому домику, в котором обосновался Алексей.

Тот как раз собрался вскрыть очередную банку консервов, когда Сергей возник рядом с бутылкой вина в руке.

— Что-то надо делать, Алексей. У нас остается немного времени.

— Я знаю, — мрачно подтвердил Алексей, продолжая вскрывать банку и делая вид, что не замечает бутылки в руках Сергея.

— Сегодня как раз сорок дней. Давай помянем ушедших от нас друзей и не будем терять тех, кто еще остается рядом. — Алексей посмотрел на него долгим взглядом. Им никогда не требовалось много слов, чтобы понять друг друга. И по тому, что Алексей не отстранился, когда Сергей поставил перед ним алюминиевый стаканчик, наполненный вином, а залпом выпил, покосившись на тот, третий, предназначавшийся тем, кого уже никогда не будет с ними, Сергей понял, что их ссора, первая настоящая ссора за все время дружбы, наконец-то забыта.

Сергей хотел ее окончания, сам его добивался, но сейчас не испытывал ни радости, ни удовлетворения. И не знал, откуда взялся охвативший его непонятный душевный холод.

Он давно простил Алексею его справедливый гнев. И понимал друга гораздо лучше, чем себя самого. Страшное слово — безнадежность. Когда остается хотя бы проблеск даже призрачной надежды, жить с нею намного легче. А Наташу никто ему не вернет…

Сергей разлил остатки вина и во второй раз прервал затянувшееся молчание, такое же холодное, как воздух этой ледяной пещеры, ставшей похожей на могилу, после того как погасли прожектора и исчезло сверкание тысяч кристаллов.

— У нас есть выбор. Пытаться найти выход наверх, пока фонари не сели окончательно, либо… — Он замолчал, поскольку это «либо» не нуждалось в пояснениях. Алексей тоже молчал, и Сергей дал себе слово на этот раз дождаться ответа, как бы долго ни пришлось его ждать. Но уже через минуту Алексей заговорил. Как всегда, лаконично и точно оценивая ситуацию:

— Ну, допустим, нам повезет, и мы найдем выход, хотя шансов на это немного. Чтобы пройти сифоны, а их было не меньше десяти на пути сюда, понадобится специальное снаряжение, акваланги, гидрокостюмы. Вода здесь очень холодная.

А что нас ждет в городе, ты представляешь? Вся банда Митрохина выйдет на охоту за нами. Это просто счастье, что ни у тебя, ни у меня в городе не осталось родственников.

Но даже если нам еще раз невероятно повезет и мы сумеем ускользнуть из города, что потом? После всего, что было, мы с тобой не сможем жить прежней жизнью. Она уже не для нас.

Сергей пропускал через себя последние слова друга, постепенно сживаясь с ними. Но у него оставалась надежда, которой не было у Алексея… Образ синеглазой красавицы, словно пришедшей к нему на мгновение из какого-то нереального сна, все еще оставался в его сердце, и сделать с этим он ничего не смог.

— Значит, остается «либо»?

— Вот именно, — подтвердил Алексей, и уточнять то, что они оба имели в виду, не было уже никакой необходимости.

Первым в кресло дальнего телепортатора, на котором недавно сидел Митрохин, опустился Алексей.

По его собственному предложению, они бросили жребий — и первому отправляться выпало ему. Сергей старался подготовить друга к тому, что его ждет, он мог помочь ему лишь советом, ни оружия, ни каких-либо запасов телепортатор не переносил.

Оставалось нажать рубильник, но Сергей никак не мог решиться на этот прощальный жест, снова и снова возвращаясь к своим напутствиям. Почему-то ему казалось, что он видит друга в последний раз. Вовсе не факт, что, отправившись вслед за ним, он попадет в то же самое место…

— Сгруппируйся. Постарайся как можно быстрее вернуть контроль над собственным телом, и если рядом окажется Митрохин, первым делом постарайся вырубить его. Я уверен, что он уже занял в колонии соответствующее место и подмял под себя остальных, если там есть остальные…

— Слушай, Серега, кончай трепаться! Ты сам там окажешься через минуту после меня.

Но Сергей не верил и в это. Наконец он отвернулся от Алексея и взялся за рубильник обеими руками, как будто для того, чтобы замкнуть контакты, требовалось невероятное усилие.

Для него оно было именно таким. Но вот рубильник сдвинулся с места, между контактами проскочила искра, и железная камера телепортатора наполнилась знакомым гулом.

Когда он обернулся, Алексея в кресле уже не было.

Теперь оставалось привязать к рубильнику веревку и самому сесть в кресло. Это заняло не больше минуты.

Но вдруг выяснилось, что замкнуть контакты в последний раз совсем не так просто, как ему представлялось вначале.

Лишь теперь пришло окончательное понимание того, что это было прощанием. Прощанием со всем этим миром, со всей его прежней жизнью, с неосуществленными мечтами и несбывшимися желаниями…

Каким будет новый мир, в который он переместится после рокового контакта рубильника? Найдется ли там для него место? И что случится здесь, в его родном городе, после того, как последний из чистильщиков бесславно покинет поле боя…

Сергей встал с кресла, вышел из кабины телепортатора и в последний раз осмотрел базу, убедив себя в том, что обязан это сделать. Мало ли кто сумеет проникнуть в подземелье?

Но здесь не было ничего ценного, ничего такого, что можно использовать для серьезного дела. Если не считать самого телепортатора, все оборудование иновремян превратилось в бесполезные железки…

И снова, в который уж раз, встал вопрос, мучивший его с того самого момента, как только стало ясно, что их обманули…. Почему все это произошло? Разрыв времени? Да, именно он послужил формальной причиной вторжения, но была и другая, не столь явная. Люди, все люди на этой планете, избалованные своей любимой игрушкой — научным прогрессом, стали слишком подходящим материалом для воздействия. Изнеженные, не готовые к борьбе, опустившиеся, потерявшие веру, а многие еще и алкоголики или наркоманы — все они стали прекрасным готовым материалом для посредников иновремян…

Минуты утекали вместе с водой подземной реки, туда же, куда задолго до этого утекли семь десятилетий российской истории… И в каждую из этих потерянных минут что-то происходило. Что-то такое, в чем он не сумел принять участия, предотвратить, помочь или хотя бы сделать еще один шаг вперед…

Вздохнув, он вернулся на свое место в красном кресле. Что бы его ни ждало в далеком и неизвестном мире — он вернется! Чего бы это ни стоило, он вернется и отомстит тем, кто не оставил ему другого выбора, кроме телепортатора, ведущего в неизвестность. Стиснув зубы, Сергей дернул за веревку. Рубильник сдвинулся с места и замкнул контакты.

Через мгновение лишь голубое облако плазмы осталось на том месте, где только что сидел человек.

ГЛАВА 34

Копылов, в обязанности которого входило теперь каждое утро орать с минарета, недавно построенного посреди поселка, призывая вновь обращенных мусульман к утренней молитве, выполнив свой священный долг, мирно дремал в телепортационной.

Один раз в неделю, в течение нескольких часов, он мог позволить себе короткий отдых, во время которого никто его не беспокоил.

Вот уже второй месяц новых прибытий не было, и дежурство у телепортационного кресла превратилось в традицию, позволявшую бывшему журналисту хотя бы пару часов побыть наедине с самим собой и забыть обо всех унижениях, которым он подвергался последнее время.

Вначале сместивший его с должности коменданта «верховный муфтий» Митрохин сам дежурил около кресла в те дни, когда ожидалось новое прибытие, но вскоре ему это бессмысленное занятие наскучило, и он перепоручил его Копылову, посвятив все свое время перевоспитанию и искоренению вредных привычек у жителей «Верхнего каганата» — как теперь именовалась колония.

Странные дела творились в поселке. Прежде всего никто так и не сумел объяснить, куда исчезла дочь Митрохина. В маленьком закрытом поселке невозможно спрятаться, и никто не смог бы укрывать беглянку так, чтобы об этом не прознали соседи. Исчезновение дочери повлияло на Митрохина самым негативным образом. Он буквально озверел, пытаясь выколотить из поселенцев признание, где прячется его исчезнувшая падчерица.

А тут еще начались кражи… Время от времени стали исчезать продовольственные запасы из домов, и соседи грешили друг на друга. Потом начало пропадать оружие, и это окончательно вывело Митрохина из себя. Но никакие репрессии, еженедельные порки подозреваемых в хищениях прихожан и еще более изощренные пытки, которые он практиковал в подвалах бывшего комендантского дома, не помогли установить личность таинственного, неуловимого вора.

Даже женщины, легко ломавшиеся перед угрозой телесных наказаний, на этот раз безропотно раздевались, ложились на топчан и начинали, захлебываясь, визжать, едва розга в руках Митрохина опускалась на их спину, так и не произнеся ни одного членораздельного слова.

Любовь нового коменданта к телесным наказаниям снискала ему лютую ненависть среди поселенцев. Такое положение дел не могло продолжаться бесконечно, и Копылов терпеливо ждал удобного случая, надеясь все вернуть на прежние места.

Счастье улыбнулось ему в день дежурства в телепортационной. Правда, понял он это далеко не сразу.

Неожиданно налетел знакомый и уже почти забытый трансформаторный вой телепортации, а затем в кресле появился человек, глянувший на Копы-лова привычным затуманенным взором. Но, прежде чем «минаретный муфтий» успел осознать значение этого события, прежде чем он успел собраться и принять необходимые предохранительные меры, он вновь оказался повернутым лицом к железной стене, а его рука снова была вывернута и заведена за спину.

— Это становится плохой традицией! — пробормотал Копылов, пытаясь расслабиться и хоть немного уменьшить боль в вывернутой руке.

— Кто ты такой? И почему здесь нет Митрохина? — услышал он.

— Я бывший комендант этого поселения, смещенный вашим знакомым! Да отпустите вы мою руку! У меня давно уже отобрали все оружие!

— Где сейчас Митрохин?

— Где-то в поселке. Если хотите, это можно уточнить в мониторной.

— Он вооружен? — спросил вновь прибывший, отпуская наконец руку несчастного журналиста.

— Разумеется, он вооружен! Он у нас теперь Верховный муфтий. А для обращения в мусульманство требуется оружие.

— Сколько у него людей?

— Вы имеете в виду уже обращенных?

— Я имею в виду вооруженных и готовых его поддержать.

— Ну, таких всего двое, да и те побросают оружие, если вам удастся обезвредить их главаря. Его здесь все ненавидят и боятся.

Алексей внимательно посмотрел на Копылова. В напряженных ситуациях он привык доверять своей интуиции, а в отношении находившихся рядом людей она его редко подводила. Сейчас ему показалось, что на Копылова он может положиться. В любом случае ему был нужен кто-то, кто мог бы дать хотя бы самую общую информацию о месте, в котором он оказался, и о том, что здесь происходит.

— Мне кажется, вы готовы мне помочь избавиться от Митрохина, я не ошибся?

— Нет, нет! Вы не ошиблись! Я буду рад помочь вам!

— В таком случае постарайтесь кратко и точно ответить на мои вопросы. У нас очень мало времени, в любую минуту здесь может появиться кто-нибудь из подручных Митрохина или он сам. Я прав?

— Да, это так… Я должен был сообщить ему о том, что прибытие не состоялось, минут пять назад…

— Так что же вы стоите? Сделайте это сейчас!

Оба почти бегом бросились в мониторную, и Копылов, произведя ряд манипуляций с тумблерами, вытер вспотевший лоб.

— Я совершенно забыл об этом… Теперь на камере наблюдения должен загореться зеленый сигнал.

— Митрохина может насторожить ваше долгое молчание. Он даст вам знать, что сигнал получен?

— Нет.

— В таком случае нам остается только ждать. Хорошо. Теперь коротко расскажите, что собой представляет это место.

— Небольшой поселок. Четырнадцать коттеджей, каждый с дополнительными хозяйственными постройками и двадцатью сотками земли. Территория поселка площадью примерно в четыре гектара, обнесена силовой изгородью, и покинуть его невозможно.

— То есть вы полностью отрезаны от внешнего мира?

— По крайней мере, так было до сих пор. Вообще-то выход отсюда есть, вот только никто не знает, как открывается проход в силовом ограждении. — Копылов чуть было не сказал: «Кроме меня», но вовремя прикусил язык. Эту тайну он не собирался доверять никому. — Пару недель назад у Митрохина пропала дочь, и никто до сих пор не знает, куда она подевалась, — продолжал свой рассказ Копылов, заметив огонек интереса в глазах своего собеседника после этого известия.

— С этим разберемся позже. Есть здесь оружие, кроме того, которое находится у Митрохина?

— Целый арсенал. Но Митрохин сделал все возможное, чтобы никто не смог туда проникнуть без его разрешения.

— И как это ему удалось?

— Двойные двери, замки, я думаю, там есть что-то еще, мины, или что-нибудь вроде. Он долго возился, когда устанавливал защиту, и предупредил всех, что туда лучше не соваться. Однако часть оружия у него все-таки пропала.

— Ладно, показывайте, где это. Голыми руками нам с ним не справиться.

Помещение арсенала было забаррикадировано и укреплено на совесть. Алексей прикинул, что для того, чтобы справиться со всеми ловушками и запорами, потребуется несколько часов. Столько времени у него не было.

— Когда здесь появится Митрохин, он сможет установить факт телепортации?

— Несомненно! Там есть специальный индикатор, кроме того, температура генератора понижается очень медленно.

— Час от часу не легче… Есть здесь какое-нибудь укрытие, место, где можно держать оборону?

— Лучше этого дома нет ничего.

— Здесь он нас будет искать в первую очередь. Ладно. Пошли на кухню.

— На кухню? Но у нас нет времени для приготовления пищи…

— Мне нужны ножи для разделки мяса, топоры, все, что может послужить для защиты.

Вскоре в распоряжении Алексея оказался набор предметов, который с грехом пополам можно было считать холодным оружием. В его положении привередничать не приходилось.

Устроив из мебели нечто вроде невысокой баррикады за второй дверью, ведущей из коридора во внутренние помещения коттеджа, Алексей решил, что в предстоящей схватке от Копылова будет мало пользы. Недолго думая, он отправил журналиста в мониторную и велел ему сообщать обо всех перемещениях Митрохина, если тот появится на мониторах.

Уже сам факт, что тот до сих пор не попал в поле зрения наблюдательных камер, говорил о том, что этот опытный мерзавец что-то заподозрил и избегает хорошо ему известных, просматриваемых зон. Получалось, что он может появиться с минуты на минуту с совершенно неожиданной стороны.

Так и случилось. От выстрела дробовика с грохотом разлетелось окно коттеджа, выходящее на задний двор, после чего раздался яростный рык Митрохина:

— Копылов! Немедленно выходи, сын шакала, иначе я спущу с тебя всю твою поганую шкуру!

— Слушаю и повинуюсь, мой господин! — проблеял Копылов, в точности выполняя указания, полученные от Алексея. Он перешагнул через завал, за которым лежал Алексей, и направился к входной двери с заранее поднятыми руками. Не ожидавший от него столь смелого поступка, бывший десантник одобрительно усмехнулся.

Едва наружная дверь коттеджа распахнулась от толчка Копылова, как вновь послышался рев Митрохина:

— Что здесь происходит, ты, моченый хрен, почему не сообщаешь о телепортации?!

— Не было никакой телепортации! Все спокойно, мой господин, я немного задремал и задержался с сообщением, я виноват и заслужил наказания!

— За этим дело не станет! Отойди в сторону, осел!

Но прежде чем Копылов успел выполнить последнее требование Митрохина, Алексей, понимая, что это его единственный шанс, бросился вперед. Он должен был успеть до того, как его противник обнаружит завал за спиной Копылова, но уже на ходу понял, что не успевает.

С самого начала он проигрывал этот поединок по всем статьям. Вместо того чтобы затаиться в глубине здания или в подвале с продовольствием, он стал городить эту дурацкую баррикаду, недооценил противника и теперь был вынужден расплачиваться за это…

Едва Копылов отодвинулся, как последовал новый выстрел из дробовика, и только обостренное чутье, швырнувшее Алексея на пол за долю секунды до выстрела, спасло его. Впрочем, не совсем. Жгучая боль в спине от полоснувшей по ней картечины заставила его заскрипеть зубами. Однако он не выпустил из рук тяжелый разделочный нож и, приподнявшись, почти не целясь, метнул его в проем двери, ориентируясь по звуку выстрела.

Сразу вслед за этим последовал новый выстрел, на этот раз из пистолета. Это означало, что у его противника двуствольное ружье, требующее перезарядки, а стрельба из пистолета по невидимой цели — дело бесперспективное. Но это означало также и то, что Алексей без всякой пользы лишился ножа, составлявшего основную часть его арсенала, и не мог продвинуться ни на дюйм вперед, не рискуя превратиться в хорошо видимую мишень.

Копылов, заведя руки за голову и согнувшись, медленно пересекал двор, уже не представляя никакого интереса ни для одной из противоборствующих сторон.

Теперь из-за собственной глупости Алексей утратил свое единственное преимущество — внезапность. С каждой минутой его положение ухудшалось. Длинная, прочерченная вдоль спины рана горела огнем. Ему оставалось надеяться лишь на то, что рана не слишком глубока. Но крови вытекало достаточно, он чувствовал, как липкая горячая жидкость постепенно пропитывает одежду, и знал, что, если так будет продолжаться, вскоре он потеряет сознание, а самому ему с этим кровотечением не справиться.

Но он был здесь совершенно один и напрасно ждал второго импульса телепортации. Сергей не появился. Что-то случилось. Ему не хотелось думать, что в последний момент друг изменил свое решение.

Срочно нужно что-то придумать! Мысли лихорадочно метались в поисках выхода — и не находили его. Он загнал себя в ловушку. Без огнестрельного оружия, внутри помещения, против вооруженного противника, поджидавшего снаружи… У него не было ни одного шанса. Сдаться? Нет, только не это… Он знал, что его ждет. Митрохин наверняка запомнил лицо того, кто нажал рубильник и вырвал его из привычной среды обитания…

Стиснув зубы, Алексей пополз к окну, затем, превозмогая боль, осторожно выглянул наружу. Митрохин уже перезарядил ружье и теперь, небрежно зажав его под мышкой, ждал. По выражению его лица было понятно, что он будет ждать так сколько угодно долго. Пока Алексей не подставит себя под выстрел. И у него имелось верное средство этого добиться. Время было на его стороне.

Неожиданным, быстрым движением Митрохин вскинул дробовик к плечу и нажал на спуск. Алексей едва успел пригнуться, осколки стекол и разбитой рамы хлестнули по его переполненному болью телу.

Рано или поздно Митрохин его прикончит. Картечь летит широким веером, рикошетит от железных стен мониторной и с визгом разносится по всему помещению.

Алексей чувствовал, как жизнь медленно покидает его. Не сейчас, так через минуту—другую, может быть, через пять минут или десять, он сначала потеряет сознание, а затем распрощается с жизнью.

И оставалась ему единственная возможность — встретить смерть так, как подобает мужчине. Он подобрался, готовясь к последнему броску.

До Митрохина было не меньше десяти метров, а картечь движется в сотни раз быстрее человеческого тела… Подумав об этом, Алексей все же рванулся вперед и остановился лишь потому, что его рука, упиравшаяся в пол и готовая подтолкнуть его тело через подоконник, навстречу смерти, наткнулась на предмет, которого здесь раньше не было.

Секунду он тупо смотрел на раструб парализатора, валявшегося на полу, и, все еще ничего не понимая, боялся поверить в чудо. И тогда, из пустоты, над самым его ухом раздался тихий женский голос:

— Я надеюсь, что вы сохраните ему жизнь в обмен на то, что я спасаю вашу.

— Кто вы?

— Я та девушка, которую вы отправили в далекое путешествие вместе с отчимом, не спросив, хочет ли она этого. Помните меня?

— Почему вы помогаете мне?

— Потому, что ненавижу того, кто собирается вас убить.

— Зачем же в таком случае вы требуете сохранить ему жизнь?

— Потому, что он сделал для меня много хорошего.

— И за это вы его ненавидите?

— И за это тоже. Это слишком долго объяснять, а у нас нет времени на философские разговоры. Может быть, позже, когда вы выполните свою задачу, мы еще поговорим.

— Будьте осторожны со своим плащом. В самый неожиданный момент он может подвести, — предупредил Алексей.

— Вы первый, кто вообще о нем догадался.

— Совсем недавно у меня был такой же.

И, сказав это, он вновь приподнялся над подоконником, чтобы нажать на спуск парализатора всего один раз.

У этого оружия практически не было промахов.

ГЛАВА 35

Митрохин неподвижно лежал посреди двора, беспомощно раскинув руки. Дробовик и пистолет, подобранные Алексеем, разместились на подоконнике, а оба сторонника уже бывшего Верховного муфтия, разоруженные, стояли за изгородью, понуро опустив головы. Здесь же толпилось и все население поселка, привлеченное к месту событий прекращением стрельбы.

Лишь теперь Алексей осознал, что разоружить Митрохина было половиной дела — причем не самой трудной. Сохранить ему жизнь, вопреки воле разъяренной, жаждавшей мести толпы, оказалось гораздо труднее. Он понимал, что даже если ему удастся выполнить эту непростую задачу, Митрохин превратится для него в постоянную проблему. Рано или поздно, улучив момент, он сбежит — как делал это не раз из самых укрепленных тюрем — и рассчитается с ним.

Положительного решения проблемы попросту не существовало. Любое действие заводило Алексея в тупик. Он не мог нарушить слова, данного женщине, спасшей ему жизнь, и потому, превозмогая боль от наспех перевязанной раны на спине, шагнул к воротам, навстречу расшумевшейся толпе. Некоторые из поселенцев сжимали в руках свои сельскохозяйственные инструменты, которые, как не раз уже было доказано историей, вполне могли использоваться в качестве оружия.

— Успокойтесь и выслушайте меня! — крикнул он, распахивая калитку и предусмотрительно не открывая ворот, чтобы иметь прямо перед собой не более одного разбушевавшегося поселенца. — Я не допущу самосуда и расправы. Мы будем судить этого человека, дадим ему возможность высказаться в свою защиту.

— Да кто ты такой, чтобы нам указывать! Откуда ты взялся?!

Впереди толпы, прямо напротив калитки, находился высокий, мускулистый мужчина, сжимавший в руках нечто, напоминавшее кованую острогу с двумя стальными остриями по полметра длинной.

«Они что тут, на медведя собирались охотиться?» — отрешенно подумал Алексей. Он не взял с собой оружие, оставшееся на подоконнике, потому что не собирался начинать знакомство с местными жителями с перестрелки, и, кажется, здорово просчитался.

— Я тот, кто избавил вас от вашего Верховного муфтия. Надеюсь, это вы понимаете?

— А мы тебя не просили об этом! — нагло заявил рослый молодой парень, явно надеявшийся разом избавиться от всех представителей власти.

— Выходит, опять нам нового коменданта прислали? — осведомился из-за спины высокого низкий и худой конопатый человек лет сорока, с бегавшими глазками, из тех, что находятся в каждой разбушевавшейся толпе и, прячась за спинами, подстрекают остальных к непредсказуемым действиям.

— Никто его не присылал! — раздался из-за спины Алексея голос Копылова, про которого Алексей начисто забыл в пылу схватки и лишь сейчас вспомнил, что его фигура маячила поблизости от того окна, на подоконнике которого он оставил оружие…

Отступив на шаг от калитки, Алексей попытался оценить изменившуюся обстановку. Копылов стоял, гордо выпятив грудь, небрежно зажав под мышкой, на манер Митрохина, его двустволку. В руках он держал блокнот и карандашом делал в нем какие-то пометки. Почему-то это вполне безобидное занятие произвело на толпу магическое действие. Шум мгновенно стих, и в наступившей тишине далеко разносились слова Копылова:

— Тимохин Степан, доставлен семнадцатого августа нынешнего года, по специальности металлург, зачислен подмастерьем кузнеца, имеет два замечания. Сегодня получает третье.

— За что?! — взревел парень с рогатиной, и Алексей подумал, что он немедленно бросится на Копылова, но этого почему-то не произошло.

— За угрозу применения холодного оружия против представителей власти.

— Я же его не применял!

— Угрожали применить. Этого достаточно для третьего замечания. — И не обращая больше внимания на сникшего Тимохина, продолжил чтение: — Пеньков Николай, прибыл первого сентября нынешнего года, по специальности электрик, зачислен в колонию ремонтником, получает второе замечание.

— Я же ничего не делал! У меня нет никакого оружия! — завопил конопатый, протягивая к Копылову пустые руки.

— Подстрекательство к неправовым действиям, нарушение седьмого пункта устава, — равнодушным размеренным голосом произнес Копылов, перелистывая блокнот. Толпа еще пыталась протестовать, но начала рассасываться.

— Как вам это удалось? — спросил Алексей, когда за оградой никого не осталось. Он все еще стоял в напряженной позе, каждую секунду готовый к схватке и не зная, что ему следует ожидать от Копылова. Ему очень не нравилось заряженное ружье под мышкой бывшего коменданта и муфтия.

— Все очень просто. Советская власть научила их жить в рамках определенных постановлений и параграфов, мне оставалось лишь реанимировать эту безотказную систему. Если бы у нас не появился этот бандит, — он кивнул в сторону Митрохина, — мне удалось бы создать здесь образцовую коммуну. Но, как видите, даже несмотря на его деструктивное вмешательство, страх перед бумагой сохранился в их душах.

— Мне кажется, гораздо большее впечатление произвело на них ружье, которое вы взяли, между прочим, без моего разрешения, — забросил первый пробный камень Алексей, стараясь не упустить из виду черные отверстия стволов, мотавшиеся из стороны в сторону.

— Ружье всего лишь символ власти, а бумага ее официальное выражение. С вашего разрешения, я бы хотел оставить у себя это оружие. Вместе мы быстро восстановим здесь порядок.

— Я не уверен, что наше понимание «порядка» во всем совпадает. Кстати, что это за «три замечания»? Какое наказание они предусматривают?

— Ничего особенного. Всего лишь лишение расширенного продовольственного пайка, включающего столь редкие здесь деликатесы. Копченую колбаску, консервированную икру, бутылку коньяка — все это здесь чрезвычайно ценится.

— Позже, когда вы меня подробно познакомите с вашим уставом, я, возможно, доверю вам оружие, а пока что будьте любезны вернуть его мне.

— А что вы сделаете, если я с этим не соглашусь?

— Наверно, убедительней всего будет показать это. — И прежде чем Копылов успел вскинуть ружье и нащупать его курок, оно почему-то вылетело у него из рук, а сам он вновь оказался повернутым лицом к стене. На этот раз, правда, это была наружная стена дома, но сути это не меняло, поскольку его правая рука вновь была зажата в железной хватке нового хозяина «свободной колонии».

— Надеюсь, в дальнейшем мы лучше научимся понимать друг друга. И если вы не хотите занять место Митрохина на предстоящем судилище, вам придется мне помогать. — Алексей отпустил руку Копы-лова и небрежно перебросил ружье через подоконник. — Для начала мне нужен ваш совет. Что делать с этим? — Он кивнул в сторону Митрохина. — Если устроить суд, местные жители потребуют его смерти.

— Наверняка потребуют.

— Я не собираюсь начинать с казни. Здесь никого не будут убивать. Я не знаю, как долго нам придется тут жить, какие-то правила, обязательные для всех, придется поддерживать. И одним из главных станет неприкосновенность человеческой жизни.

— В таком случае вы должны быть готовы к тому, что эти правила не будут соблюдаться.

— Почему?

— Потому, что главной сдерживающей силой во всех обществах и во все времена был страх — не будет страха, каждый начнет делать все, что ему заблагорассудится.

— Хорошенького вы, однако, мнения о своих соотечественниках. Ладно, поговорим об этом на общем сборе завтра. Соберите его с утра, тогда и решим, что делать с Митрохиным.

Первая ночь на новом месте прошла для Алексея тревожно. Он долго не мог уснуть, мешала боль от раны, но еще больше повторявшиеся раз за разом воспоминания: последний разговор с Сергеем, решение воспользоваться каналом телепортации, вспышку, затмившую его сознание и перенесшую в неизвестный и враждебный мир, в котором он почему-то оказался без своего друга.

Сергей никогда не нарушал данного слова, не изменял раз принятому решению. Значит, что-то случилось, не сработало какое-то техническое устройство, или изменился адрес назначения. Возможно, он никогда не узнает, что произошло на самом деле.

Горечь от новой потери не заслонила в Алексее постоянную и уже ставшую привычной боль от гибели Наташи. Теперь он лишился и друга, оказавшись в одиночестве в этом месте со всеми его проблемами, которые так или иначе ему придется решать самому. И лучше не утешаться иллюзиями на скорое возвращение в родной мир. Нужно исходить из предположения, что он останется в «свободной колонии» до конца своих дней и от его действий будет во многом зависеть, станет ли она на самом деле свободной.

Коттедж бывшего коменданта, в котором он поселился, был великоват для одного человека. Дом был слишком новым, слишком чужим, полным непривычных запахов и звуков. Если хорошенько прислушаться, можно было услышать, как на нижнем этаже вздыхает и ворочается Копылов. Он наотрез отказался жить с кем-нибудь из старых колонистов и не стал объяснять причины, впрочем, все и так было ясно. В свою бытность комендантом он нажил среди колонистов слишком много врагов. Чтобы убедиться в этом, достаточно было внимательно прочитать написанный его рукой так называемый устав колонии, особенно ту его часть, где говорилось о праве коменданта назначать «для работ в своем доме» любую из женщин поселка. Не составляло труда догадаться, что это были за работы…

Женщины останутся для колонии постоянной проблемой, если только не произойдет новых перебросок. Их слишком мало — всего восемь на четырнадцать молодых мужчин, включая его самого, и это обстоятельство будет порождать постоянные конфликты.

Вдруг он вспомнил о девятой… О той, что спасла ему жизнь и помогла в самый страшный момент, о падчерице Митрохина. Она не сможет постоянно прятаться, а жители колонии могут перенести свою ненависть с отца на дочь, точно так же, как это сделал не так давно он сам, — одним движением стартового рубильника отправив их обоих в неизвестность.

Теперь он обязан загладить свою вину и сделать нормальной жизнь девушки в колонии, как будто жизнь здесь могла быть нормальной…

Эта проблема была прочно завязана с той, которую ему придется решать завтра, и Алексей до сих пор не решил, как спасти жизнь ее отца на всеобщем сборе. Слишком много мерзостей успел натворить Митрохин за тот короткий срок, пока колония находилась в его подчинении.

Положение было настолько сложным, что Алексей не смог никому доверить охрану Митрохина даже на одну ночь. Пришлось поместить его в подвальную камеру со стальными дверями, в которой до этого хранились продукты.

Копылов тоже не вызывал у Алексея особого доверия, и этот человек останется для него источником постоянных проблем, но им, по крайней мере, можно управлять. В этом он убедился, когда, лишившись ружья, бывший комендант мгновенно утратил весь свой апломб и беспрекословно выполнял все его распоряжения.

Так и не придумав ничего стоящего к предстоящему сбору, Алексей заметил, что бледная полоска лунного света, падавшего из окна неподалеку от его кровати, постепенно сменяется розоватым светом восхода от первого из двух солнц — мрачного красного гиганта, почти не дававшего тепла, за что его можно было только благодарить, поскольку тепла с избытком хватало от второго солнца.

Переведя взгляд от полоски света на полу к ее источнику, Алексей, забыв про рану, вскочил на кровати, словно подброшенный пружиной, и невольно застонал от резкой боли.

Переплет окна напротив его кровати был перечеркнут фигурой сидящего на подоконнике человека. Но прежде чем рука успела нащупать рукоять спрятанного под подушкой оружия, он узнал Жанну.

— Ваши появления становятся с каждым разом все неожиданней!

— А что мне остается делать? Мне здесь даже поговорить не с кем! Болит спина? Давайте я посмотрю. Я закончила курсы медсестер.

Не дожидаясь согласия, она решительно направилась к его кровати. Плащ, скрывавший девушку от посторонних глаз, остался на подоконнике бесформенной серой грудой. На ней была лишь легкая кофточка, хорошо подчеркивавшая безупречную фигурку, и юбка, оставлявшая открытыми выше колен стройные загорелые ноги. Прежде чем Алексей успел придумать подходящие слова возражения, ее руки уже завернули майку на его спине и осторожно прикоснулись к бинтам.

— Где тут у вас аптечка? Впрочем, я сама знаю.

Она пересекла комнату, нашла на верхней полочке шкафа аптечку и принялась перебинтовывать его рану ловкими, почти не причинявшими боли движениями. Алексей сидел молча, истукан истуканом, почти полностью обнаженный перед этой прекрасной молодой женщиной, которой так восхищался Сергей…

Старые связи теряют здесь всякое значение. Здесь другой мир, другие люди, совершенно другая жизнь… С прошлым покончено навсегда. Эти мысли успокоили его, помогли преодолеть смущение и нерешительность в тот момент, когда ее губы, в темноте, словно бы невзначай, коснулись его сухих и горячих губ…

Проснулся Алексей от звуков колокола и долго не мог понять, где он находится и что, собственно, происходит. Лишь увидев рассыпавшиеся на его плече золотистые волосы Жанны, он вспомнил прошедшую ночь, но это никак не объясняло, откуда здесь взялся колокол. Алексею казалось, что он заснул всего минуту назад, но теперь за окном ярко светило второе солнце, и равномерные звонкие удары назойливо лезли в уши, внушая тревогу и желание избавиться от этих звуков.

— Что происходит? — пробормотал он и, приподнявшись на постели, попытался натянуть штаны.

— Так они созывают совет. Это идея моего отца. Тебе пора вставать и идти к ним. — Жанна ничего больше не добавила, только взглянула на него полными слез глазами.

— Все настолько плохо?

— Они никогда не простят его. И ты ничего не сможешь с этим поделать.

— Ладно. Посмотрим. Никому не говори, что ты его дочь. Я скажу, что ты прибыла вместе со мной.

— Поздно. Они уже знают. Этот плащ… мне подарил его Ивлев, местный мастер.

— Видишь, не все так плохо. Некоторые из них понимают, что ты не можешь отвечать за поступки своего отчима.

— Я беспокоюсь не за себя! — Ее глаза гневно сверкнули, и от этого гнева, вызвавшего яркие пятна румянца на ее щеках, она стала еще прекраснее, хотя казалось, что это невозможно.

— Я сделаю все, что в моих силах. Все, что от меня будет зависеть. Не выходи из дома. И приготовь на всякий случай оружие. Не сомневаюсь, ты умеешь с ним обращаться.

— Ты собираешься идти на совет безоружным?

— Здесь слишком долго держали людей под дулами автоматов. Я собираюсь это изменить.

— Не делай этого! Они расправятся и с тобой! — Жанна попыталась удержать Алексея, но он мягко отстранил ее и решительно направился к двери.

— Со мной ничего не случится. Никому не открывай, пока я не вернусь.

Центральная улица поселка в середине расширялась, превращаясь в небольшую площадь. В центре ее росло единственное здесь земное дерево — раскидистая сосна, под которой стоял звонарь, с отрешенным видом продолжавший выбивать из висевшего на ветке металлического котла заунывные звуки. Звонарь был похож на механическую куклу, у которой никак не кончался завод. Рядом с «колоколом» красовалось возвышение для выступавших и выкрашенная в яркий желтый цвет небольшая скамья для «особо избранных лиц» — ныне пустая. На ней, согласно описаниям Копылова, сидели члены совета колонии или те, кого подвергали общественному суду, смотря по обстоятельствам.

Все мужское население поселка собралось на площади и молча стояло вокруг сосны глухой неподвижной массой. Чувствовалось, что за прошедшую ночь колонисты успели обсудить все последние события и пришли к какому-то единому мнению.

Алексей сразу же почувствовал себя инородным телом, чужаком, пришельцем, едва вплотную подошел к этой толпе, которая не шелохнулась и не расступилась перед ним. Тогда он в первый раз пожалел, что не взял с собой оружия, и подумал, что Копылов был прав. Без применения силы ему вряд ли удастся чего-нибудь добиться от этих людей.

Лишь когда Алексея нагнал отставший Копылов, стоявшие к ним вполоборота люди нехотя расступились, скорее следуя старой традиции, чем уважению к вновь прибывшим.

Добравшись до центрального возвышения под сосной, Алексей попросил звонаря остановиться, поскольку из-за издаваемого им ритмичного грохота нельзя было бы разобрать ни одного слова.

Звонарь нехотя и далеко не сразу подчинился. Когда наконец на площади установилась относительная тишина, Алексей, прежде чем начать заранее подготовленную речь, обвел всю эту небольшую толпу внимательным взглядом, отмечая тех, кого уже знал, и пытаясь угадать в незнакомых лицах, какое положение в общине они занимают и может ли он надеяться в будущем, когда дело дойдет до голосования, на их поддержку.

Вывод был совершенно неутешительным. Похоже, он проиграл еще до начала, и, бросив на уютно устроившегося на желтой скамейке Копылова сердитый взгляд, — словно тот был виноват в настроении поселенцев, — Алексей начал говорить:

— Уважаемые сограждане! По различным обстоятельствам, вопреки желанию большинства из вас, мы оказались в этой иноземной колонии, или поселении, называйте его как хотите. Я не сомневаюсь, что все мы оказались здесь не случайно.

Те, кто построил этот поселок, снабдил его энергией и запасами продовольствия, преследовали свои, определенные цели, о которых мы можем пока только догадываться. Лишь одно сегодня не вызывает сомнения. За нами наблюдают.

— Конечно, за нами наблюдают! Из комендантского коттеджа! А то мы этого не знали! — с торжеством прокричал конопатый подстрекатель, обернувшись к остальным за поддержкой.

— Это правда! — воскликнул Алексей, стараясь перекричать поднявшийся шум. — Но это не вся правда! Линии камер наблюдения, находящихся в каждом коттедже, сдублированы и передают свои сигналы куда-то за пределы поселка. Я проверил. Можете сами в этом убедиться!

— Я тоже это заметил! — неожиданно поддержал его электрик Пеньков.

— А какие выводы из этого можно сделать? — продолжил Алексей, едва установилась относительная тишина. — Чего от нас ждут эти инопланетные наблюдатели? И что они уже успели увидеть? Раздоры, беспредельную жестокость, кровь и страдания жителей поселка. Свары из-за оборудования, из-за женщин, из-за лишнего пайка… И что случится после того, как эти чужаки полностью разочаруются в нас и сочтут затраченные на нас усилия напрасными? Вы думаете, они озаботятся тем, что отправят нас обратно на Землю? Я в этом сильно сомневаюсь! Скорее всего, они избавятся от нас, как избавляется от крыс, непригодных к дальнейшим исследованиям, любая земная лаборатория.

— Мы не крысы! — донесся из толпы чей-то возглас.

— Это еще следует доказать… — устало проговорил Алексей, покидая трибуну под многоголосый недовольный рев десятка глоток. Он бросил в бурлящую толпу хорошую затравку, и теперь следовало подождать, пока она проявит свое действие.

ГЛАВА 36

Обсуждение судьбы Митрохина продолжалось, и конца спорам не было видно.

К концу второго часа про Митрохина вообще забыли. Внимание собравшихся колонистов перешло на более насущные проблемы.

Алексею противостояла группа из восьми человек, сколоченная Ривазовым, которому даже Копылов не смог определить подходящей специальности и занес его в свои списки под индексом «интеллигент, без определенных занятий». Ривазов, очевидно, пронюхал про готовившиеся изменения в основных правилах жизни колонистов и заранее, еще до собрания, сколотил себе железное большинство. Как только Алексей объявил о том, что все основные законы и правила колонии отныне будут устанавливаться на общем собрании, путем простого голосования, Ривазов взял слово и долго рассыпался в любезностях и выражениях благодарности «от имени всех колонистов человеку, подарившему им желанную свободу». Кивок в сторону Алексея и бурные аплодисменты восьми сторонников Ривазова.

Но как только дошло до конкретных дел, по первому же голосованию о судьбе Митрохина, Ривазов захватил инициативу и, закусив удила, потребовал смертной казни «негодяя, силой захватившего власть в колонии и жестоко истязавшего колонистов». Последнее, впрочем, было правдой, и это очень сильно осложнило Алексею борьбу за жизнь Митрохина.

Он спорил до хрипоты и в конце концов предложил отложить решение этого вопроса до избрания «демократического суда», который впредь и будет решать судьбу провинившихся членов колонии.

Этим предложением он сам загнал себя в ловушку, потому что Ривазов с ним согласился и потребовал немедленно избрать судей. Они тут же и были избраны из сторонников Ривазова. Ни одна кандидатура, предложенная Алексеем, не прошла. Будущее решение этого суда не оставляло повода для сомнений. И все, чего удалось Алексею добиться, так это постановления об отделении заседаний суда от общего собрания. Таким образом, он отодвинул вынесение приговора Митрохину, по крайней мере, на одни сутки.

Вслед за этим Ривазов потребовал перейти к обсуждению основных, «жизненно важных» вопросов колонии.

Он полностью захватил инициативу в свои руки и теперь уже не слезал с возвышения для выступающих, взяв на себя никем не установленную роль председателя собрания. Алексей вместе с Копыловым и двумя своими сторонниками, прежде исполнявшими обязанности местных полицейских, оказались как бы не у дел. Они сидели на скамейке для почетных гостей, но Алексей подозревал, что очень скоро они окажутся на этой скамье в совершенно другой роли…

Внешность Ривазова, высокого человека с всклокоченной шевелюрой редких волос, можно было бы считать привлекательной, если бы не странная полнота, захватившая область нижней части щек и шеи, делавшая его похожим на хомяка. Он был патологически ленив и отлынивал от любых общественных работ, с готовностью участвуя лишь в распределении пайков. Огород в его коттедже был совершенно запущен, а остальное хозяйство еще кое-как держалось только за счет жены, высохшей, молчаливой женщины, ни в чем не смевшей перечить мужу.

Зато в ораторском искусстве, полностью состоявшем из набора штампов времен советской «демократии», ему не было равных, и Алексей лишь теперь начинал понимать, какую глупость совершил, предложив все вопросы решать путем голосования на общем собрании.

Но даже в этот момент он все еще не понял, что самая главная его ошибка заключалась в том, что он пришел на собрание безоружным Именно этот факт развязал Ривазову язык и руки.

Первым вопросом, который Ривазов поставил на голосование, был, естественно, вопрос о распределении.

«Никакого постоянного распределения в свободном обществе не должно быть в принципе. Все запасы и вообще все материальные ценности следует распределить один раз поровну между колонистами. Это особенно важно в свете того обстоятельства, на которое указал почетный член нашей общины Алексей Поливанов. Раз уж за нами наблюдают инопланетяне и поскольку от нашего поведения может зависеть наша дальнейшая судьба, все принятые здесь решения должны быть абсолютно справедливы!»

И только после утверждения большинством, в восемь голосов против пяти, решения о распределении, когда Ривазов приступил к составлению списка подлежавших разделу ценностей, Алексей окончательно понял, какую непоправимую ошибку он допустил. Под первым номером в списках распределения стояло, разумеется, оружие.

Жанна Маркус, по документам Жанна Митрохина, свою настоящую фамилию узнала совсем недавно. Отчим сделал все от него зависящее, чтобы лишить девушку самостоятельности и полностью подчинить себе. Их незатихающая борьба началась с шестнадцати лет, после того как Митрохин первый раз уложил падчерицу в свою постель. Если бы он ограничился только этим, возможно, она бы не испытывала к нему такого сложного чувства, больше всего похожего на ненависть.

Но он заставил ее проделывать это со своими боссами, от которых зависело благосостояние его разрастающейся криминальной империи, превратив, по существу, в хорошо оплачиваемую проститутку.

Жанна рано поняла, каким серьезным оружием в борьбе с отчимом может стать ее тело. Если бы не воспоминания детства, она бы давно убила своего благодетеля. Но, подобрав ее на вокзале в пятилетнем возрасте, где ее бросила мать, Митрохин окружил девочку заботой и вниманием. Он сделал все от него зависящее, чтобы приемная дочь росла счастливой. Лишь позже Жанна поняла, какую немаловажную роль в этом сыграло то, что уже ребенком она была необыкновенно красивой, и Митрохин воспитывал ее для себя, терпеливо дожидаясь своего часа.

Юношеские мечты о принце, который освободит ее из заколдованной башни, развеялись довольно быстро. Она так и не узнала настоящей любви, и, как ей казалось, эта сторона жизни потеряна для нее навсегда. Она слишком рано стала циничной и расчетливой и отлично понимала, что, взяв с нее столь дорогую плату, отчим постарался отплатить ей защищенностью от враждебного и жестокого мира.

Как бы там ни было, с Митрохиным ее связывало слишком многое. Немаловажную роль в этом играл секс и та самая психологическая борьба, которую она вела против него, стараясь сломить стальную волю этого человека и заставить его самого играть подчиненную роль в их сложных взаимоотношениях.

Это ей так и не удалось — но тем не менее она не могла позволить ему погибнуть от чужих рук, дав себе слово, что как только наступит подходящее время, она убьет его собственными руками — вот только это время почему-то все не наступало…

И сейчас, в тех необычных обстоятельствах, в которых они теперь очутились, она продолжала служить своему господину верой и правдой. Алексей стал для нее ничего не значащим, проходным эпизодом, средством для защиты отчима, — по крайней мере, ей так казалось после первой ночи, проведенной в его постели.

Сейчас ситуация обострилась до предела. Решался вопрос не только жизни отчима, но и того положения, которое занимал в колонии ее очередной любовник, а следовательно, и ее собственного.

В отличие от Алексея, она знала, что на этом совете будет решаться не столько судьба Митрохина, сколько судьба самого Алексея. Немаловажную роль в ее осведомленности играла женская интуиция, а также информация, которую она невольно собирала, появляясь в домах колонистов под защитой своего плаща невидимости.

Она пыталась предупредить Алексея, пыталась объяснить, какую опасность представляет собой Ривазов — этот демагог и бездельник, обладавший острым умом и способностью объединять вокруг себя людей. Но Алексей был слишком самонадеян и слишком мало ее знал, чтобы прислушиваться к советам девушки. Он проигнорировал просьбу Жанны и отправился на сбор колонии безоружным. Теперь она ожидала самого худшего развития событий и не сидела сложа руки. Карабин, с которым отчим научил ее обращаться, лежал на подоконнике, заряженный, с правильно установленным оптическим прицелом, и даже предохранитель находился в нужном положении.

Митрохин не раз заставлял падчерицу присутствовать на кровавых сценах своей любимой охоты на кабанов, справедливо полагая, что рано или поздно положение, которое она занимала в его криминальной империи, заставит ее воспользоваться оружием, и она должна знать, как им пользоваться.

Жанна проверила и плащ, но на него нельзя было полагаться, батарея почти полностью разрядилась в самый неподходящий момент, считая себя невидимой, она могла стать отличной мишенью. Так что от использования плаща в возникшей сложной ситуации пришлось отказаться. Это не особенно ее огорчило. Хороший стрелок способен остановить толпу невооруженных людей без всякого плаща. Теперь оставалось лишь ждать конца пресловутого собрания и того, что за этим последует.

А под сосной, где третий час продолжались словопрения, Ривазов приступил к осуществлению последней фазы своего заранее подготовленного плана.

Ему нужно было сделать совсем немного: заключить под арест наиболее опасного противника, «почетного члена общины» Алексея Поливанова. Сделать это, воспользовавшись тем, что у Алексея в данный момент не было оружия, казалось проще простого…

Ривазов, до того как его завербовали в колонисты, занимался разведением кур в Тверской области и довольно успешно торговал ими на московских рынках. Собственно, разведением кур занималась его жена — женщина бессловесная и тихая, взявшая на себя все тяготы по содержанию их домашней птицефермы и теперь, в колонии, заменявшая мужа на всех общественных работах.

Из-за своей патологической лени Ривазов не раз получал замечания от бывшего муфтия и во времена каганата по решению шариатского суда, возглавляемого Митрохиным, был подвергнут публичной порке. После чего затаил злобу на Митрохина, да и на всех остальных колонистов, с энтузиазмом поддержавших решение суда.

Однако у него хватило ума не демонстрировать этого, и постепенно, исподволь, он стал готовить смену власти, объединяя вокруг себя всех недовольных. А как только в колонии появился Алексей со своими либеральными идеями, Ривазов понял, что его время пришло. Оставалось произвести последний аккорд.

По его заранее оговоренной с дружками фразе: «Время свободы пришло!» на Сергея с двух сторон бросились сразу четыре колониста, еще в начале собрания поставленных Ривазовым позади скамейки «почетных членов общины».

Однако новый комендант оказался слишком быстрым. Он успел вскочить и, словно угорь, выскользнув из протянутых к нему рук, нанес несколько молниеносных ударов по болевым точкам нападавших. После чего вокруг скамейки началась настоящая свалка, поскольку все остальные колонисты, воодушевленные обещанным разделом всего имущества, тоже бросились на Алексея.

Не прошло и пары минут, как он вместе с Копыловым и двумя своими сторонниками был скручен и поставлен в связанном виде перед Ривазовым.

После чего, по команде оного, был «сопровожден» к своему коттеджу для снятия охранных ловушек, открывания замков и справедливого раздела имевшегося там имущества. Что делать с Алексеем после этого, Ривазов пока не решил. Но чувствовалось, что ему не терпится избавиться от всех возможных противников одним махом.

Однако войти в коттедж, где находилось такое желанное и, как полагал Ривазов, никем не охраняемое оружие, им не удалось. Совершенно неожиданно из окна этого совершенно пустого здания хлопнул гулкий выстрел, и пуля выбила облачко пыли у самых ног Ривазова.

— Еще шаг, и я начну стрелять на поражение! — раздался из коттеджа звонкий женский голос, подкрепленный вторым выстрелом, выбившим из рук Мирошкина рогатину.

— Отпустите арестованных!

В ответ на это требование разъяренный Ривазов приказал окружить дом и забросать его факелами. Казалось, всегдашнее благоразумие изменило ему. Он не желал подчиняться какой-то бабе, неизвестно откуда взявшейся, пусть даже вооруженной карабином и только что показавшей, что она неплохо умеет с ним обращаться. Слишком близким казалось осуществление всех его заветных желаний.

Возможно, причиной не слишком разумного решения Ривазова было воспоминание о беспрерывно преследовавших его неудачах, о бесчисленных отрубленных куриных головах, о публичной унизительной порке… Впервые он вознамерился получить компенсацию за все свои невзгоды и теперь не собирался так просто расставаться с заветной мечтой.

Главным связующим центром в сколоченной им группе единомышленников, кроме самого Ривазова, был кузнец Игнатенко. Он выделялся среди всех остальных необыкновенной силой и все возникавшие споры моментально пресекал своими пудовыми кулаками. Теперь, однако, он придвинулся к самому Ривазову и спросил:

— Ты в своем уме, Юрий? Там все наши запасы! Ты что, собираешься их спалить?

— Они не наши!

— Наши, не наши, пока нам всем оттуда регулярно раздают пайки, я этот дом жечь не позволю! — Остальные одобрительно зашумели, и Ривазов, сразу же осознав, что остался в меньшинстве, пошел на попятную.

— Да ладно, ребята, я только попугать хотел. Пленников я этой бабе не собираюсь отдавать, вот и хотел припугнуть.

— А отпустить их все же придется, — подтвердил Силантий. — Карабин далеко достает, и стрелок там неплохой, несмотря что девка.

— В этом он прав, — спокойно заметил Алексей. — Развяжите мне руки, и забудем о том, что произошло. Неизвестно, сколько придется нам жить вместе, не стоит перегрызать друг другу глотки с самого начала.

— Щас! Дождешься! — крикнул Ривазов, стараясь увести пленников с линии огня и спрятаться вместе с ними за спинами других колонистов.

Выдернув из рук Ривазова конец веревки, связывавшей пленников, Силантий без лишних слов, не обращая внимания на громкие протесты своего дружка, развязал узел и назидательно заметил:

— Я за тебя голосовать обещался, а не голову под пули подставлять.

После этого инцидента, закончившегося освобождением пленников, мир в колонии был восстановлен. Однако перемирие продолжалось недолго. Уже на следующую ночь Ривазов предпринял попытку пробраться в комендантский коттедж, и только благодаря исправно работавшим охранным системам Алексею удалось отбить это нападение без кровопролития.

Стало совершенно ясно, что теперь им всем шестерым, включая запертого в подвале Митрохина, придется жить в постоянной осаде и нести ночные дежурства у мониторов. Долго это неустойчивое положение не могло продолжаться. Необходимо было каким-то образом восстановить в колонии нормальную жизнь, вот только Алексей не представлял, как это можно сделать, не возвращаясь к полицейскому режиму, установленному первым комендантом колонии.

Митрохин привычными шагами мерил свою новую камеру, на первый взгляд казавшуюся такой непрочной. Здесь не было сидевшей за дверью наружной охраны, не было автоматических устройств постоянного слежения. Тех самых, что располагались во всех остальных местах коттеджа. Но кто же в здравом уме станет отслеживать бывшую продовольственную кладовку? Не было на нем даже наручников.

Его арестовали дилетанты, и с этим позором он не мог примириться, не мог простить себе допущенных оплошностей, приведших к аресту.

Откуда, спрашивается, у его безоружного противника в решительный момент схватки под рукой оказался парализатор? Он почти догадался — откуда и постарался подальше отогнать эту мысль.

Сейчас требовалось нечто иное. Прежде всего он должен вернуть себе свободу, а месть и все прочее, это придет потом, само собой. Он был невысокого мнения о людях и ждал от них только самого худшего. Всю жизнь его сопровождало предательство.

Союз, основанный на дележе добычи, не мог быть прочным, — он прекрасно это понимал. Но предательство женщины, которую он воспитал, которой дал все, оказалось для него тяжелым ударом.

Тем хуже для нее, тем безжалостней будет расплата, когда придет срок. Усилием воли он отогнал эти, мешавшие сосредоточиться на главном, мысли. Прежде всего — свобода. Итак, что мы имеем? Необорудованная камера. Нет даже параши. Следовательно, его будут выводить отсюда в туалет, а для того, чтобы передать ему пищу, придется открыть дверь. Они его явно недооценивали или не знали до конца, с кем имеют дело.

Когда дверь приоткрылась, оставаясь зафиксированной накидной цепочкой, в образовавшуюся щель Копылов попытался просунуть котелок с ужином. Однако его никто не взял. Несколько удивленный, но не встревоженный этим обстоятельством, Копылов окликнул заключенного и, не получив ответа, сняв цепочку, приоткрыл дверь пошире.

Митрохин неподвижно лежал на железном полу, спиной к нему, и не подавал признаков жизни.

Митрохин не ожидал, что этот идиот, бывший комендант, купится на такую простую уловку, и проделал весь этот фортель скорей для проверки обстановки. Но Копылов распахнул дверь и вошел в камеру с занятыми котелком руками. За его спиной в коридоре никого не было видно. Да в этом и не было особой необходимости. Наружные сигнальные системы делали побег отсюда намного сложней, чем из обычной тюрьмы, и Митрохин догадывался об этом обстоятельстве, иначе его бы здесь не было уже в первую ночь. Теперь же он дождался, пока Копылов поставил котелок на стул и нагнулся к нему.

Лишь тогда железная рука Митрохина схватила журналиста за горло и одним движением уложила его тощее тело на холодный железный пол. А затем Митрохин зашептал ему в самое ухо, едва шевеля губами, с таким расчетом, чтобы чуткие микрофоны, возможно, спрятанные в стены, не могли уловить ни звука. Здесь не было даже этих микрофонов, но Митрохин всегда предпочитал оставлять резерв безопасности в своих действиях.

— Ночью. Сегодня. Когда все уснут. Ты отключишь сигнальные системы и придешь снова.

— Нет!

— Ты придешь. Ты помнишь порку на площади? Тогда я пощадил тебя. Но если ты ослушаешься, ты умрешь. Ты будешь умирать долго и очень болезненно.

— Отсюда невозможно бежать! Поселок просматривается, каждый коттедж…

— Я знаю. Это не твое дело. Твое дело вывести меня из камеры. Ты все понял?

Рука чуть сильнее сжалась на его горле, так что в ответ Копылов мог только энергично закивать.

Митрохин лежал на матрасе, в углу своей железной шестиметровой каморки, совершенно неподвижно. Он ждал, как затаившийся в засаде зверь. Ночь ползла медленно, невыносимо медленно, и мысли по кругу возвращались к одному и тому же.

Главное — выйти. Потом он убьет их всех. Первым будет этот подлый трус и предатель Копылов. Потом, завладев оружием, он проберется в комнату нового коменданта, отправившего его в этот мир. Он не будет убивать его сразу. Этот человек не заслуживает быстрой смерти. Два хороших удара в почки — это все, что потребуется, здесь нет аппаратуры для диализа, и нет настоящих врачей…

Потом он поговорит с ней… Представить смерть Жанны ему почему-то не удавалось. Вместо этого он видел ее обнаженной, стоящей перед ним на коленях и умоляющей о пощаде…

Время от времени поток сладостных мыслей прерывался сомнением. Что, если Копылов не придет? Митрохин тут же успокаивал себя: «У меня сколько угодно времени. Не сегодня, так завтра я прижму его снова… Но он придет сегодня. Еще есть время, много времени…»

Узник не знал о том, что времени у него уже не осталось. Его «освободитель» крался по коридору к его камере с заряженным картечью дробовиком в руках и бормотал сквозь зубы:

— Один выстрел! Всего один выстрел, и с этой проблемой будет покончено. Я убью эту тварь при попытке к бегству. Никто не будет возражать, все только обрадуются избавлению от этой гадины! И я не стану стрелять ему в голову. Ну уж нет. Я выстрелю ему в живот, и, пока Митрохин будет корчиться на полу в луже крови, я напомню ему про порку на площади…

Митрохин не заметил, как задремал, и мгновенно проснулся от того, что в его абсолютно темной камере появилась искра света. Она висела в метре от пола, прямо напротив его матраса, и постепенно увеличивалась в размерах.

«Что за дурацкий сон? Но я не должен спать! Мне нельзя спать в эту ночь!» Он решительно приподнялся и сел на своем матрасе, но искра не исчезла. Вместо этого она превратилась в голубоватый шар метрового диаметра и лопнула с тихим треском, на секунду ослепив глаза Митрохина яркой вспышкой.

Когда он снова обрел способность видеть окружающее, на стуле напротив его койки сидел человек, а в камере почему-то стало светло. Казалось, железные стены впитали в себя часть света от вспышки и теперь отдавали его обратно.

— Кто вы такой? — спросил Митрохин почему-то мгновенно севшим голосом. Он уже стоял на ногах, и рука привычно шарила по поясу в поисках оружия. Вот только не было у него ни оружия, ни самого пояса.

— Я Лакон Диран Зет. Что вы знаете об иновремянах?

Только теперь Митрохин понял, что сидящее на стуле существо не похоже на человека. Его лицо, непропорционально огромное, занимало почти половину туловища, а чудовищные губы кривились в издевательской усмешке.

— Что вам от меня нужно?

— Только вы сами. Вы прошли все тесты, вы слишком ценный для нас материал, и я не могу допустить, чтобы вас убили этой ночью.

Когда Копылов распахнул дверь, держа в руках взведенное ружье, Митрохина в камере уже не было.

ГЛАВА 37

Сергей много раз пользовался телепортационным каналом, соединявшим подземную базу чистильщиков с ее московским филиалом, мгновенное ощущение тошноты и легкое головокружение, сопровождавшие переход, были ему хорошо знакомы.

Но на этот раз он на какое-то время потерял сознание и не сразу сообразил, что с ним произошло. Муть перед глазами постепенно рассеивалась, но голова все еще гудела, как после хорошего удара.

Он лежал в низкой, распластанной по земле траве. Толстые подушки ее листьев производили неприятное впечатление своими ржавыми пятнами и волосками, делавшими ее похожей на земную росянку. Слова «неземная трава» встали перед ним во всей своей значительности. Он был уже не на Земле. Переход завершился.

Он попытался вернуть себе ощущение времени. Сколько его прошло с момента перехода? И где он, в конце концов, оказался? Лес вокруг него совсем не походил на телепортационную кабину.

Он приподнялся на локте и осмотрелся. Недалеко от того места, где он теперь находился, очевидно, скатившись по крутому склону холма, медленно таял огненный след портала.

Вид висевшего в воздухе огненного квадрата заставил его озабоченно нахмуриться. Он потратил много времени, изучая инструкции, которыми иновремяне снабжали все свои устройства и механизмы. Сейчас эти знания ему пригодились. Они помогли ему понять, что переход прошел неправильно. Висевший в воздухе портал образовывался тогда, когда в зоне выхода не было приемного устройства…

Если туннель не попал в приемное устройство, значит, на него подействовали очень серьезные космические флуктуации, сам по себе телепортационный канал не теряет ориентировку, и уж коли это случилось — переправляемый может оказаться где угодно… Вряд ли теперь он увидит Алексея… Еще важнее было отсутствие следов всякой человеческой деятельности в окружавшем его лесу. Встреча с дочерью Митрохина тоже откладывалась на неопределенное время.

По борозде на вершине холма Сергей понял, что падение произошло с довольно большой высоты, и только благодаря наклонной поверхности склона он не получил серьезных повреждений. В притаившемся вокруг чужом лесу, обступившем его плотной стеной незнакомых деревьев, напоминавших своей формой украшенные новогодние елки, наступало раннее утро.

Сквозь облака над вершинами деревьев выглянуло солнце, заставив Сергея зажмуриться от непривычно яркого света. За время, проведенное на подземной базе, он отвык от солнечных лучей.

Мир, в который он попал, несмотря на странную форму деревьев и травы, был похож на его собственный, тот же воздух, напоенный резкими запахами леса, голубое небо над головой, свет солнца, — все могло быть гораздо хуже.

Неожиданный шорох заставил Сергея мгновенно вскочить на ноги.

Метрах в десяти от него, прячась за стволами деревьев, стоял человек. Можно было разглядеть лишь общие очертания его одежды какого-то военного покроя, и странный раструб, направленный в сторону Сергея. Но то, что это был самый обыкновенный человек, а не какой-то инопланетный монстр, наполнило его радостью, несмотря на направленное в его сторону оружие.

— Ты, кажется, взволнован? — Вопрос был задан по-русски и оказался слишком неожиданным для Сергея, он продолжал стоять молча и неподвижно, стараясь не делать резких движений, чтобы не спровоцировать незнакомца на случайный выстрел. Видимо, удовлетворенный реакцией Сергея, человек вышел из-за прикрывавшего его ствола дерева, не опуская, однако, своего оружия, которое несколько напоминало знакомый Сергею парализатор, только ствол у него был гораздо длиннее. Форма на незнакомце была, несомненно, военная, хотя и отличалась от всего известного Сергею. Но, несмотря на различия, в любой стране сразу же можно по форме определить принадлежность человека к вооруженным силам.

Солдат был несколько ниже Сергея и выглядел усталым. В его волосах явственно пробивалась седина, но глаза смотрели строго из-под нависших бровей. «Лет сорок-пятьдесят, — прикинул Сергей, — для кадрового военного многовато…»

— Так ты волнуешься или нет? — повторил свой странный вопрос незнакомец, делая еще один шаг по направлению к Сергею.

— С чего ты взял, что я волнуюсь, и кто ты такой, черт подери?!

— Сразу два вопроса. Все прибывающие любят задавать вопросы. А что ты волнуешься, видно по тебе. Ты не умеешь сдерживать эмоций, а это очень плохо. У нас здесь не любят нервных.

Сергея начал раздражать самоуверенный тон незнакомца, он, в свою очередь, не любил самоуверенных людей с оружием в руках, задающих идиотские вопросы. Голос незнакомца звучал глухо, и было трудно определить, с какой именно стороны он доносится. Позже Сергей заметил, что во время речи губы солдата оставались неподвижными, а слова звучали у него непосредственно в голове. Но сейчас ему было не до этих тонкостей.

— Ты так и не ответил на мой главный вопрос. Кто ты такой и что тебе от меня нужно?

— Встречающий я, неужели непонятно? Новобранцев встречаю и провожаю их на место дислокации. Только ты появился в неположенном месте, и полковник будет недоволен, еще и наряд ни за что влепит.

— Ну, насчет этого мы могли бы договориться… Совсем необязательно докладывать полковнику о том, где именно я появился. Небольшой сбой в доставке, никто в нем не виноват.

Кажется, ему удалось нащупать верный тон в этом странном разговоре и не показать с первых слов своего полного непонимания происходящего. Во всяком случае, собеседник Сергея проникся к нему доверием и наконец-то расслабился. Теперь он подошел достаточно близко для того, чтобы Сергей мог попытаться завладеть его оружием. Но до выяснения ситуации не следовало предпринимать никаких активных действий, и он рискнул задать вопрос, который мог ему стоить только что обретенного доверия собеседника.

— Ты-то как здесь очутился?

Сергею снова повезло. Незнакомца не удивил вопрос. Он закинул свою трубу за плечо и ответил совершенно буднично:

— Завербовали меня, дьяволы!

— Дьяволы?

— Кто же еще! Платят, правда, исправно, как было договорено. Каждый месяц мой личный счет показывают, и цифры там прибавляются. Через два года обещают домой отпустить, тогда и заживу. Здесь деньги вроде как ни к чему — харчи справные, форму выдают бесплатно, а девок вообще нет, так что и тратиться не на что. Раньше-то я в кооперативе работал. Не знаю, чем я этим дьяволам приглянулся.

Кое-что начинало проясняться. Видимо, здесь находилась та самая база для подготовки посредников иновремян, о существовании которой он впервые узнал из бумаг Чургина.

— А как выглядели твои дьяволы?

— Обыкновенно выглядели. Настоящие дьяволы, они завсегда обыкновенно выглядят.

За разговором оба отдалились от прогалины, на которую так удачно приземлился Сергей. Лес вокруг стал гуще. Узкая тропинка со следами солдатских ботинок свидетельствовала о том, что по этой дороге ходят довольно часто. Неожиданно идущий рядом с Сергеем солдат, назвавшийся Ипатом, остановился.

— Не нравится мне этот запах…

Сергей никакого необычного запаха не чувствовал, но зато услышал нарастающий треск, словно кто-то напролом ломился через кустарник.

— Бежать, однако, придется. В этом лесу много всякой пакости. Похоже, бешеные собаки близко. — Солдат произнес это буднично и, пожалуй, даже равнодушно, словно ему каждый день приходилось бегать от местных бешеных собак.

Прежде чем Сергей успел расспросить о том, какую опасность представляют собой собаки, на опушке леса появилось шесть взлохмаченных тварей.

На собак они были мало похожи. Они вообще ни на что не были похожи — эти несущиеся к добыче хищники, гнавшие перед собой удушающую волну страха, замешанного на вони. То ли эта волна, захлестнув Сергея, парализовала его, то ли он просто еще не пришел в себя окончательно и не до конца поверил в реальность происходящего, но только он не двинулся с места. А его новый знакомый, не теряя ни секунды, с завидной скоростью рванул по тропе в противоположную от хищных тварей сторону.

Сергей, оставшись один, вдруг понял, что никуда не побежит, и не страх был тому причиной и даже не слабость после тяжелого перехода. Скорее злость на то, что все последнее время он был вынужден подчиняться правилам чужой игры, которые устанавливал невидимый и могущественный противник.

Оружия у него не было — только об этом и жалел, решившись подороже продать свою жизнь.

Резкий звук, напоминавший щелчок бича, подхлестнул замешкавшихся тварей.

Собака, опередившая остальных, прыгнула, норовя вцепиться ему в горло своими мелкими, но острыми и, возможно, ядовитыми зубами. Не зря же их назвали «бешеными». Сергей успел уклониться, затем ударил обеими, сведенными вместе руками по хребту промахнувшегося хищника.

Собака взвыла и покатилась по земле. На какое-то время ее неудачный бросок отвлек внимание остальных, это позволило Сергею, отступив на шаг, приготовиться к новому нападению. Оно не заставило себя ждать.

Вторая тварь, обманув его ожидания, прыгать не стала. Извернувшись у самой земли, она вцепилась ему в ногу чуть повыше щиколотки.

Выручил добротный армейский ботинок. Мелкие зубы собаки не смогли прокусить толстую кожу. Не теряя ни секунды, Сергей ударил в голову хищника носком второго ботинка и услышал, как хрустнули кости черепа.

Однако это было все, что он успел сделать. Отразить прыжок третьей собаки казалось уже невозможным.

Мир замер. Сергей видел летящую к нему смерть вполоборота. Не было времени даже на то, чтобы повернуться к ней лицом. Узкая, похожая на клюв доисторического птеродактиля пасть была нацелена ему в шею, и он без всякого страха подумал, что на этот раз увернуться уже не удастся.

И в этот самый миг из-за его спины рванулся навстречу летевшей в прыжке твари длинный фиолетовый язык пламени. Грохот выстрела заложил на мгновение уши.

Сергей, поглощенный схваткой, не видел, когда его сбежавший провожатый вернулся обратно. Да и не имело это теперь никакого значения. Они встали плечом к плечу против трех оставшихся в живых собак, и тех явно не устроило такое соотношение сил. Было видно, что они хорошо знакомы с огнеметным оружием солдата и предпочли не рисковать. Разочарованно подвывая, все три твари повернули к лесу, не решившись повторить атаку.

Ипат вытер пот со лба. Достал кисет с табаком и закрутил самокрутку, словно только что закончил в поле тяжелую работу, после чего, явно смущаясь, произнес:

— Ты извини, что я того… Не сразу присоединился. Никому из наших еще не удавалось справиться с бешеными собаками, только ноги от них и спасали, слишком они быстрые и подкрадываются всегда незаметно. Сегодня нам, однако, повезло. Закурить не хочешь? — Он дружески протянул ему кисет, и Сергей не стал отказываться, хотя курить бросил много лет назад.

— Стреляешь ты отменно. А за помощь спасибо. У вас тут все такие меткие?

— Разные попадаются, но те, кто стрелять хорошо не научился, давно ушли к праотцам.

— Так что это за место? Ты мне не успел толком объяснить.

— А чего объяснять? Место как место, не хуже иного. Живем на хуторе, вон там, за дорогой, видишь, дымок над лесом поднимается? Там и живем. Ну вообще-то это не хутор, а вроде как казармы учебные. Тут нас и стрельбе обучают, и кое-чему похлеще.

— Давно ты здесь?

— Да уж год исполнился, еще один остался.

— Казармы-то большие? Много вас здесь? — словно невзначай спросил Сергей.

— А вот когда придем, сам увидишь. С тобой еще полковник собеседование проводить будет, определять пригодность. И пока в волонтеры не примут, все, что касается нашей базы, для тебя военная тайна.

— Понял. Умолкаю.

Затянувшись своей самокруткой и благодушно подмигнув Сергею, как бы подтверждая некую негласную поруку и тайну, уже связавшую их, Ипат продолжил:

— Дворов сорок всего в лагере, но укрепленных. Дьяволы не поленились, изгородь непроницаемую построили вокруг казарм, так что теперь ни собаки, ни какая иная нечисть из леса нас достать не может. Мы здесь неплохо живем. У каждого волонтера отдельная комната, а у офицеров собственные дома, — вот только баб нету, даже у офицеров. Но полковник обещал этим летом положение исправить.

— Откуда он баб достанет в этом лесу? Или надеется, что дьяволы их ему вышлют?

— Нет, полковник на дьяволов не надеется. Он только на себя надеется.

Где-то здесь, в лесу, есть другое поселение, не военное. Там и бабы имеются, и много чего другого полезного. Мы готовимся их навестить. Так что ты очень вовремя прибыл. Но нам, однако, нельзя долгие разговоры разговаривать. Собаки могут вернуться. Соберут стаю и вернутся. Они часто возвращаются.

— Ты мне жизнь спас, Ипат, так что теперь я твой должник.

— Ну, жизнь здесь не много стоит. Скоро сам это поймешь. Особенно когда поговоришь с Иными.

— Иные? Что за иные?

— Те, что всем здесь заправляют. Правители, значит. Я их, для простоты, дьяволами называю. Да они и есть дьяволы, поскольку дьявольским богатством и силой обладают. Они самому полковнику приказы отдают, и всех нас сюда с Земли отправили тоже они.

Теперь Ипат скупо и неохотно ронял слова, явно чего-то недоговаривая и словно уже пожалев о начатом разговоре.

Они вышли на опушку, лес остался позади, справа появилась довольно широкая, наезженная и усыпанная гравием дорога. Вскоре из-за ближайших холмов, поросших все той же мясистой травой, показалось человеческое поселение, обнесенное прозрачной стеной, хорошо заметной в струящемся воздухе.

Времени на расспросы оставалось мало. Сергей предвидел, что в казармах вытянуть из Ипата новые сведения станет намного труднее.

— Так мы договорились? Полковнику о том, что нашел меня не на положенном месте, ни слова.

— Какая тебе разница? В том, что тебя в сторону занесло, твоей вины нет.

— Ты прямо скажи — договорились мы или нет? Я ведь должен знать, что говорить полковнику. Если я одно расскажу, а ты другое, нам обоим не поздоровится.

— Да ладно. Считай, что договорились. С меня не убудет, здесь лучше держаться вместе. Глядишь, подвернется случай, долг вернешь. — Ипат лукаво усмехнулся, и Сергею совсем не понравилась эта его усмешка. Хотя он и признал в душе, что обязан Ипату жизнью. Если бы не своевременный выстрел солдата, — не шагал бы он сейчас к воротам этого казарменного поселения.

ГЛАВА 38

Вблизи лагеря Сергей не заметил ни патрулей, ни каких-нибудь серьезных укреплений. Либо здесь людям ничего не угрожало из внешнего мира, либо в лагере использовалась техника иновремян, которую совсем необязательно выставлять напоказ.

Вид прозрачной силовой стены, окружавшей городок, подтверждал это предположение. У проходной маялись бездельем двое дневальных, одетых в такую же камуфляжную форму, как и у его спутника, без всяких знаков различия. Оба, заметив их, проявили к появлению Сергея неподдельный интерес. Судя по всему, новобранцы здесь появлялись не так уж часто. Да и по виду лагеря можно было предположить, что людей здесь немного.

Двадцать небольших домиков, расположенных в форме буквы «П», охватывали с трех сторон плац для построений, в глубине располагалось большое здание, похожее на штаб.

Туда и направили Сергея, без всяких проволочек, для представления полковнику. Это ему совсем не понравилось, он надеялся, что у него будет хотя бы пара часов для того, чтобы подготовиться к встрече с командиром этого подразделения и разработать более-менее правдоподобную легенду своего появления на ее территории. Если его сразу же разоблачат, если будет установлено, что его появление в лагере не связано с земной вербовкой, начнется расследование, а его до выяснения всех обстоятельств посадят под замок. Такая перспектива ему совсем не улыбалась.

Он подозревал, что случайно попал на одну из важнейших внешних баз иновремян. Возможно, и не так уж случайно… Что-то подобное обещал ему огненный Птиц.

Похоже, здесь иновремяне втайне готовили кадры для будущего вторжения на Землю, иначе зачем бы им понадобилось сооружать на дикой планете учебный военный лагерь? И раз уж он здесь оказался, раз судьба предоставила ему шанс отомстить за погибших товарищей, он собирался этим шансом воспользоваться. Но прежде нужно было найти Алексея.

Сергея не покидало ощущение, что телепортационный канал выбросил его не слишком далеко от места предыдущего перехода.

Но, чтобы начинать поиски, необходимо сохранить свободу. Если его арестуют сразу после встречи с полковником, он ничего не сможет сделать.

Проходя по двору в сопровождении дневального, который присоединился к Ипату, как только они миновали проходную, Сергей лихорадочно вспоминал, что ему известно о методах вербовки иновремян, но, к сожалению, ни ему, ни его людям впрямую сталкиваться с этим не приходилось, и он мог опираться лишь на отрывочные сведения, полученные от Ипата.

Если полковник поймет, что Сергей не является обычным завербованным рекрутом, наверное, его не выпустят отсюда живым.

«Может, это и к лучшему», — подумалось ему. Кончатся сразу все непосильные задачи, которые он на себя взвалил. Но, как бы ни сложилась беседа с полковником, времени у него немного, только до первого сеанса связи с иновремянами, и значит, действовать нужно быстро.

Ближайшая цель — узнать как можно больше об этой базе иновремян и выбраться отсюда живым.

Ипат говорил о том, что где-то здесь недалеко есть другое, мирное поселение людей, на которое рекруты готовят нападение. Нужно освободиться и отыскать этих людей. Любая информация о противнике окажется для них весьма ценной.

Но если его разоблачат, выбраться отсюда, скорее всего, не удастся. В наличии имелся лишь один-единственный проход в непробиваемой силовой стене, и он хорошо охранялся.

Шагая по двору, Сергей отмечал все мелочи, не зная наперед, какая из них может оказаться полезной.

Оружие у маршировавших на плацу людей не представляло собой ничего особенного. Легкие автоматические винтовки. Не было ни парализаторов, ни плащей невидимости. Такое же оружие было и у наряда, охранявшего проходную. А вот «огнемет» (как про себя он назвал оружие Ипата), стрелявший небольшими плазменными зарядами, растекавшимися после выстрела в длинную огненную струю, на вооружении земных армий не значился и был совершенно неизвестен Сергею, значит, будут и другие сюрпризы…

Пересекая двор, они миновали десяток новых домиков, предназначенных, как пояснил дневальный, для офицерского состава. Казармы для рядовых размещались в двух длинных бараках, расположенных сразу за проходной и занимавших почти половину огороженного силовой стеной двора.

Еще на подходе к казармам Сергей заметил одно необычное строение, скрытое за зданием штаба. Собственно, это было не строение, а лишь верхушка подземного бетонного бункера, скрывавшего что-то важное, если судить по второй силовой стене, окружавшей бункер, и по бойницам, ощетинившимся оружейными стволами.

Возможно, там находится арсенал, силовая установка или что-то еще более важное. Это следует уточнить в первую очередь, если ему представится такая возможность.

Двор наконец кончился. Они поднялись на высокое крыльцо центрального здания. Здесь за дверью в приемной находился дежурный офицер, не проявивший к появлению Сергея особого интереса. Он велел ему ждать и отпустил сопровождавших солдат.

Сергей внимательно и незаметно оглядел небольшую приемную, готовясь к возможному отступлению. Без боя он им не сдастся… Если его разоблачат, придется прорываться во двор… У него останется преимущество во внезапности, здесь, внутри своей крепости, они не ожидают нападения. Незначительное, впрочем, преимущество при таком неравенстве сил.

В первую очередь нужно обзавестись оружием. Его внимание привлек пистолет на поясе дежурного офицера. Других вооруженных людей сейчас здесь нет. Прежде чем вызовут наряд, прежде чем он прибудет, пара минут у него останется.

Неожиданно Сергей понял, что завладеть оружием и справиться с дежурным было бы несложно, вот только делать это раньше времени не следовало. Даже вырвавшись во двор, он не сумеет пробиться к проходной. Весь двор как на ладони… Достаточно одного хорошего стрелка… Ипат говорил, что их здесь много…

На столе офицера пискнул селектор, и, не снимая трубки, дежурный кивнул ему на закрытую дверь кабинета, разрешая войти.

Шок, который испытал Сергей, переступив порог этой двери, заставил его замереть у входа. За столом, вольготно развалясь в кожаном кресле, в форме полковника бывшей Советской армии сидел Митрохин… Секунды рушились обвалом, а Сергей все стоял, автоматически вытянувшись по стойке «смирно». «Броситься на него? Воспользоваться ничтожной возможностью, пока этот „полковник“ не оторвал глаз от бумаги, лежавшей на столе?» Он уже был готов это сделать, когда Митрохин, скользнув по нему равнодушным взглядом, произнес:

— Вольно, рядовой!

Мысли мелькали, сменяя друг друга в бешеном темпе, а Сергей все стоял неподвижно, обливаясь холодным потом.

«Не узнал меня? После расстрела у бетонной стены моя внешность изменилась, но не до такой же степени!» До сих пор ему не представилось случая как следует рассмотреть себя в зеркале. Тот осколок, с помощью которого он выскабливал по утрам свою жесткую щетину, не давал целого представления о лице, да и наплевать ему на это было, произошли вещи, намного более важные, чем его изменившаяся внешность, и лишь встреча с Митрохиным показала, насколько серьезны эти изменения.

Конечно, если новоявленный полковник не притворяется, не играет с ним в кошки-мышки…

Может быть, сейчас он усмехнется, нажмет кнопку селектора, вызывая охрану, и скажет что-нибудь о том, как долго он ждал этой встречи… Но ничего подобного Митрохин не сделал.

Оторвавшись наконец от своих бумаг, он уставился на Сергея тусклым, ничего не выражающим взглядом и спросил:

— Какая специальность была у вас на гражданке?

— Вообще-то последнее время я работал дворником… — Сергей давно понял, что в любой сложной ситуации лучше всего говорить правду, если обстоятельства позволяют это сделать. Но сейчас у него не было времени обдумать ответ, и он произнес эту фразу механически, все еще пытаясь понять, какую игру ведет Митрохин.

— Хорошая специальность, нужная. Здесь она пригодится. Почему согласились на вербовку? — В этом вопросе скрывался подводный камень. Сергей не знал, не успел выяснить, спрашивают ли у нового волонтера его согласия. Рассказ Ипата о «демонах» не внес ясности в этот вопрос, и Сергею не оставалось ничего другого, как ответить двусмысленностью, сразу же переключив внимание ведущего опрос на обстоятельство, для него более важное…

— Вообще-то меня не очень спрашивали, да и деньги предложили такие, что отказаться было невозможно. Вы в самом деле будете платить каждый месяц по две тысячи в валюте? — Эту сумму он узнал от Ипата и использовал теперь свои скудные сведения, отвлекая внимание Митрохина от обстоятельств своей вербовки.

— Не сразу, первое время, пока не пройдете испытательный срок, будете получать по пятьсот монет. Затем, если проявите рвение в подготовке, сумма будет постепенно повышаться.

— Но мне сказали, она будет назначена с первого дня…

— Мало ли что вам сказали. Теперь вы будете слушать только то, что говорю вам я. Вам все понятно, рядовой Трофимов?

Свою фамилию Сергей вписал в анкету еще до встречи с полковником, и теперь она прозвучала как выстрел. Лишь через секунду он сообразил, что Митрохин не мог знать его настоящей фамилии. И, вытянувшись в струнку, решив до конца, до последней возможности выдерживать принятую на себя роль, он рявкнул:

— Так точно, товарищ полковник!

Митрохин поморщился.

— Никакой я тебе не товарищ, волк… Впрочем, в этом мы еще разберемся, кто кому здесь товарищ. А теперь можешь идти! И не забудь захватить у дежурного свой личный устав. Он станет здесь твоей библией и расписанием всей твоей жизни. Сегодня ты еще можешь ему не подчиняться. Сегодня у тебя свободный день, но с завтрашней побудки каждый твой шаг будет подчинен уставу. За его нарушение у нас серьезно наказывают, особенно дворников! — Митрохин нехорошо усмехнулся, обнажив ряд правильных искусственных зубов. И рявкнул неожиданно густым басом: — Свободен!

Обосновавшись в отведенной ему отдельной комнатке в углу казармы, где, по словам дневального, размещали всех новобранцев, Сергей отыскал в коридоре общий туалет и, обнаружив зеркало на положенном ему месте над умывальником, занялся тщательным изучением собственного лица.

Как это ни странно, мы не слишком хорошо знаем, как выглядим со стороны. Пожалуй, только фотографии помогают нам запечатлеть в памяти свой собственный внешний облик, который мы предоставляем на обозрение окружающим. Ничего особенно примечательного он так и не обнаружил.

Суше и острее стали скулы, изменилась форма носа, цвет глаз, цвет волос. Из зеркала на него смотрело лицо почти незнакомого человека, и все равно Сергей не мог поверить в то, что Митрохин его не узнал. Он, наверно, уделил бы изучению собственного лица гораздо больше времени, если бы не увидел, что за ним наблюдают.

Он не заметил, когда в туалет вошли эти трое волонтеров. Здесь знаки различия носили только офицеры, и эти трое, одетые в одинаковые камуфляжные комбинезоны, с первого взгляда мало чем отличались друг от друга, разве что ростом и шириной плеч один из них резко выделялся среди остальных.

— Смотрите, какая примадонна к нам пожаловала! Ты дома помаду не забыл? А то здесь с этим туго!

Разумеется, это сказал один из подпевал. Главный до поры до времени держался в тени. Сергей ничего не ответил, лишь спокойно и внимательно осмотрел своих неожиданных противников. Он знал, что именно спокойное поведение действует на подобных заводил отрезвляюще.

В любом изолированном мужском коллективе возникают такие вот группировки, объединяющиеся вокруг лидера и утверждающие свое право на унижение окружающих с помощью силы. Это обстоятельство отмечено зоологами и в изолированном стаде обезьян, но только в человеческом сообществе эти извращения проявляются с особой жестокостью.

Сергей понимал, что сейчас должен будет определиться его «социальный» статус в местном обезьяннике, и от того, какое место он займет, будет зависеть очень многое.

Пока что он молчал, пытаясь по возможности избежать конфликта.

— Да ты нас не бойся! Мы тебя обижать не станем! Все новички у нас проходят проверку! Так что готовься, после отбоя мы тебя навестим! — И нехорошо засмеявшись, они пошли к выходу.

— А можно узнать, кто вы такие? Я здесь человек новый, хотелось бы знать, с кем предстоит иметь дело.

Его неожиданный вопрос заставил всех троих остановиться в дверях.

— Полковнику хочешь доложить? — спросил тот, что первым завел разговор о помаде.

— Не станет он докладывать полковнику. Он хорошо знает, чем кончают доносчики. Человек хочет знать мою фамилию, — густым басом произнес высокий. — Завидов моя фамилия. Спроси здесь у любого, кто такой Завидов. Тебе объяснят.

После этого они ушли. Набрав полную пригоршню воды, Сергей плеснул себе в лицо, насухо вытерся и отправился в свою комнатушку.

Первый день тянулся бесконечно, и не потому, что Сергей опасался ночного визита. Он понял, что изменилась не только его внешность, но и сила мышц, скорость его реакции — все стало другим. До сих пор у него не было случая проверить степень этих изменений, теперь такая возможность представится.

Не хотелось начинать свое пребывание здесь с драки, но он понимал, что этого не избежать.

Завидов, как сообщил ему Ипат, которого он отловил после ужина в столовой, был «теневым командиром», правой рукой полковника Митрохина, насаждавшего здесь привычные для него тюремные порядки. Об этом Ипат рассказал немало интересного. Неудобные, не вписавшиеся в быт военно-учебного центра люди бесследно исчезали, и некому было заинтересоваться их судьбой.

ГЛАВА 39

Сергей лежал в своей крохотной комнатке и смотрел, как из окна на плохо выбеленный потолок медленно наползают вечерние тени. Его первый день в военно-учебном центре иновремян закончился благополучно, если не считать инцидента с Завидовым и обещанного ночного визита. Митрохин его не узнал или сделал вид, что не узнал… В этом случае неплохо было бы понять, для чего ему это понадобилось. Так или иначе — скоро это выяснится.

После того как его школьный друг, ныне знаменитый и безвременно исчезнувший профессор Северцев, проломил временную постоянную, водоворот времени, образовавшийся в месте пролома, захватил его, как щепку, и унес в неведомые миры… Будет ли конец его путешествию? Удастся ли вернуться, и что он застанет на своей родной планете после возвращения? Сколько таких лагерей уже создано? Скольких бандитов, уголовников, жуликов всех мастей готовят для того, чтобы поручить им управление нашей жизнью?

И что сможет он в этом изменить? Крохотная щепка, попавшая в водоворот, может всего лишь плыть по течению, но даже песчинка, попавшая внутрь сложного, хорошо отлаженного механизма, способна изменить его ход и даже остановить.

От этой внезапной мысли Сергей приподнялся на своей койке. «Необходимое воздействие», — то самое, о котором писал Азимов в своем романе «Конец вечности». Правда, там такое воздействие рассчитывали сложнейшие компьютерные устройства, а герои имели возможность прослеживать результат своих изменений в будущем и, в случае необходимости, корректировать их. У него нет и десятой доли таких возможностей. Его величество случай — это все, что у него есть.

Подумав об этом, Сергей вновь улегся на койку. Нужно было решать более насущные проблемы. Глобальные могут подождать.

Свет от фонарей нарисовал на окне двойные тени местных деревьев, непохожих на земные… Судьба забросила в этот мир несколько десятков людей. Очень разных людей… Но их объединило одно обстоятельство — то, что произошло с ними, полностью изменило их образ жизни, всю их судьбу. Казалось, такие события должны были изменить и их образ мыслей. Но этого не произошло. Они принесли на чужую планету свои маленькие, обезьяньи амбиции, свое желание унизить более слабого, показать свою власть и упиться ощущением собственного превосходства, которого они так и не смогли добиться в обыденной жизни.

Сергей почувствовал, как в нем поднимается гнев. И не только на этих подонков, которые собрались навестить его в ближайшие часы. На тех, кто их использует в своих интересах, на тех, кто создает для них особо благоприятные условия, чтобы они могли безнаказанно грабить, спаивать, нести людям короткое наркотическое забвение и смерть…

Благодаря их деятельности постепенно загнивает изнутри государство, разваливается армия, смертность превышает рождаемость, трещит по швам экономика некогда великой державы. Теперь уже все готово, осталось прийти и взять нас голыми руками, без всяких усилий, без войны… Вот они и приходят…

Отчего-то вспомнилось история с Саяно-Шушенской ГЭС, о которой он прочитал в газетах незадолго до своего ухода.

Гигантское сооружение, стоившее миллиарды долларов и сотни человеческих жизней, строившееся всей страной, было отдано в частные руки. Советники, подготовленные в подобных лагерях, убедили правительство в том, что только так и можно управлять этим объектом.

Государственные чиновники никак не справились с задачей подсчитать доходы от гидроэлектростанции, которая даже в ремонте не будет нуждаться еще десятки лет. И отдали… А когда местные власти подняли вопрос о деприватизации, о возвращении государству его законной собственности, их заставили умолкнуть, им сказали, что это может повредить нашему международному престижу, уменьшить поток зарубежных инвестиций, тех самых «инвестиций», на проценты за которые предстоит горбатиться всему народу бессчетное количество лет…

Недаром общая сумма государственного долга является тайной за семью печатями, ведь эту цифру страшно даже произнести вслух…

Скрип половиц в коридоре прервал поток его невеселых мыслей. Он уже давно услышал осторожные, крадущиеся шаги вдоль коридора и не шевельнулся, не счел нужным даже встать с кровати.

Дверь открылась бесшумно. Им и ключ не пришлось поворачивать, все было подготовлено заранее, лишь одного они не учли, что он ждал их визита с нетерпением, с тем самым яростным желанием, которое способно разрушить и уничтожить даже хорошо подготовленные планы, если это желание подкреплено силой… Но в том-то и дело, что после расстрела и последнего перехода эта сила у Сергея появилась.

После того как все трое вошли в его комнату, события начали развиваться стремительно. Настолько стремительно, что дежурный у мониторов, с интересом следивший за процедурой воспитания строптивого новичка, вообще не понял, что произошло.

Только что Трофимов лежал на кровати, и вот он уже стоит у порога, а двое из троих вошедших людей неподвижно лежат на полу.

Сергей и сам удивился реакции своего тела. Скопившийся гнев нашел себе выход в необычном выбросе энергии, а может быть, его новое тело таило в себе неизвестные ему самому способности, но только, прежде чем «гости» успели сделать хотя бы шаг, какая-то неведомая сила рывком подняла его с постели и мгновенно перебросила через всю комнату.

Двое шестерок Завидова успели схватить его за руки с двух сторон, но это было все, что они смогли сделать. Мышцы Сергея превратились в стальные пружины. Ему не потребовалось почти никакого усилия, чтобы свести вместе руки, на которых повисли два человека. Их головы ударились одна о другую, и оба рухнули на пол. Теперь они стояли лицом к лицу — Трофимов и Завидов. Но Завидов даже не успел понять, что произошло с его помощниками. Он и не старался это сделать, привычка человека — это его вторая натура. А Завидов по любому пустяку привык пользоваться своей бычьей силой, привык к тому, что его боялись и покорно склоняли голову перед его пудовыми кулаками. Поэтому сейчас, не задерживаясь ни на секунду, он попер дальше на Трофимова и попытался нанести свой коронный удар табуреткой по голове. Этот свой любимый инструмент он прихватил заранее из каптерки. Безотказный, надежный инструмент, после знакомства с которым жертва обычно корчилась на полу, обливаясь кровью, и по первому требованию лизала его ботинки. Так было всегда, но не в этот раз.

Табурет просвистел в воздухе в том месте, где мгновение назад находилась голова Трофимова, и, не встретив препятствия, продолжал свое безостановочное движение, потянув за собой сначала руку Завидова, а затем весь его корпус, заставив великана согнуться на какую-то долю мгновения. Но этой доли оказалось достаточно для того, чтобы новичок каким-то необъяснимым образом оказался у него за спиной, успел схватить вторую, свободную руку Завидова и завести ее за спину амбалу с такой силой, что хрустнули выворачиваемые суставы. Завидов издал короткий вопль, похожий на рев раненого зверя, и был вынужден опуститься на колени, чтобы уменьшить нестерпимую боль.

— Больно, да? — участливо осведомился Сергей.

— Отпусти мою руку, сволочь!

— А зачем? Зачем ее отпускать? Я ведь могу сделать совсем наоборот, это так приятно опускать на голову табурет или выворачивать руку!

Завидов вновь заревел от боли.

— Вот теперь ты сам чувствуешь то, что по ночам испытывали несчастные ребята, которых ты обрабатывал своей табуреткой. Чего тебе не хватало? Денег? Их здесь некуда тратить и платят достаточно. Голубым тебя тоже не считают, тогда что тебе от людей надо? Отвечай, когда с тобой говорят!

— Отпусти руку, гад, ничего мне от них не надо! Отпусти руку, или я тебя убью!

— Этого я тебе не позволю. Убить меня ты не сможешь. — Сергей несколько ослабил хватку. — А вот объяснить придется.

И в этот момент гнев и ярость, дающие ему силу, отпустили его, и вместо них пришло понимание.

На одно короткое мгновение Сергей сам вдруг стал этим несчастным парнем, заводилой и шалопаем, так и не сумевшим ничего путного слепить из своей жизни. Несущим через все юношеские годы обиду на спившихся родителей, бросивших его на произвол судьбы. На девчонку, которую любил и которая предпочла ему другого парня. На заводские ночные смены, пропитанные машинным маслом и усталостью, от которой мутится в голове. На возвращение в общежитие через весь просыпающийся город, когда чувствуешь себя отщепенцем, изгнанным из жизни, которая не принадлежит тебе и проносится мимо в шикарных автомобилях, отражаясь в сверкающих витринах дорогих магазинов…

А когда представился случай, он взял в руки табуретку, чтобы силой утвердить свое превосходство в крохотном замкнутом мирке, чтобы почувствовать себя значительным человеком, которого если и не уважают, то хотя бы боятся…

Иные берут в руки бутылку, забываются и уходят из реальной жизни, — этот предпочел табуретку, пока только табуретку. А может быть, уже и не только ее. До ножа или пистолета, до работы наемного убийцы, исполняющего чужую волю, от этой табуретки оставался всего один шаг, а возможно, уже не было и этого, единственного, шага.

И в последний раз заглянув в замутненные болью глаза своего противника, Сергей отпустил Завидова.

— Я тебя убью, гнида! На первом же выходе, на первом марше, я тебя убью! — прорычал тот.

— Ты можешь это сделать. И хорошо, что ты это сказал. Мне твои слова пригодятся. Подумай о том, сколько стоит доставить сюда одного волонтера, обучить его, одеть, вооружить и накормить? И вдруг здесь начали исчезать люди. Дорогостоящие люди. На нас с тобой хозяевам наплевать, как ты понимаешь, но они не захотят плевать на свои деньги.

Сергей импровизировал на ходу и, кажется, попал в точку. Завидов побледнел и отшатнулся от него, словно увидел привидение. Главную роль сыграли, конечно, не слова, а неожиданное и невозможное только что пережитое унижение.

Простой новобранец не мог одним движением уложить двух хорошо обученных волонтеров и не мог играючи провести прием, которому он сам обучал новичков. И главное было даже не в том, мог или не мог Трофимов все это проделать, а в том, что Завидову легче было поверить, что новичок послан хозяевами, чем в то, что его смог поставить на колени обыкновенный человек.

— Теперь за тобой будут следить. За каждым твоим шагом, пока не узнают, чьи приказы ты выполняешь! Забирай своих подельников и убирайся.

Сергей понимал, что каждое его слово, каждое движение зафиксировано скрытыми камерами наблюдения. Но теперь, когда он смог проанализировать происшедшую схватку, ему стало ясно, что это происшествие может оказаться для него полезным и в любом случае поможет ему выиграть время. Теперь Митрохин десять раз подумает, прежде чем отдаст приказ своим шакалам броситься на него еще раз.

Но ночь на этом не кончалась. Она вообще не желала кончаться. Впитав в себя всю боль и безысходность, которые вместе с воспоминаниями о Земле навалились на Сергея, она не давала ему уснуть, вползая через окно шевелящимися тенями и боем далеких барабанов…

Осознав невозможность этого звука, Сергей вновь вскочил со своей постели, потому что не могло здесь быть барабанов… Горны — это, пожалуйста, сколько угодно, но где-то далеко за лагерем, в чужом и враждебном людям лесу заходились ритмичной дробью тамтамы… И почти сразу же вслед за этими звуками во дворе завыла сирена тревоги.

Сергей выскочил во двор, чтобы выяснить, что происходит. В подразделение его еще не успели зачислить и даже форму не выдали. В серой камуфляжной массе волонтеров он выделялся своей гражданской курткой.

Впрочем, ни особой паники, ни какого-то специального построения во дворе не наблюдалось. Солдаты стояли небольшими группками и с интересом следили сквозь прозрачную силовую стену за лучами прожекторов, освещавшими опушку леса.

Отыскав в толпе Ипата, Сергей спросил его, что происходит.

— Туземцы. Они часто по ночам нападают. Сейчас полезут.

И действительно на ближайшей поляне, метрах в семи от силовой стены, появился небольшой человечек в набедренной повязке, увешанный ожерельями из костей и вооруженный одним барабаном.

Исполняя какой-то немыслимый танец, он выбил из своего инструмента четкую ритмичную дробь, которую из лесу сразу же поддержал целый барабанный оркестр.

— Сейчас стену гнуть начнут!

— Каким образом? — не понял Сергей.

— Колдовством. Они всегда колдовством на нас давят, своим хитрым шаманством. И ничего с этим не поделаешь. Ни пули, ни энергетические снаряды их не берут. Каким-то образом они их отводят. Только стена и спасает нас. Она хоть и гнется от ихнего колдовства, но до сих пор выдерживала.

Один из прожекторов уперся в ту часть стены, которая находилась напротив танцующего карлика, и в его луче стали заметны концентрические радужные разводы, образовавшиеся в стене от неведомой, навалившейся на нее силы. Несколько минут все молчали, ожидая, чем это кончится. Нервы у наблюдателя на вышке не выдержали, и он шарахнул по карлику из плазмомета. Струя пламени выжгла в лесу просеку, точно на том самом месте, где вертелся неуязвимый танцор. Карлик продолжал свой танец в том же темпе, словно вообще не заметил выстрела, способного свалить и поджарить слона.

— Ты, говорят, Завидова уделал? — неожиданно спросил Ипат, поворачиваясь к Трофимову. Не ожидавший подобного вопроса, Сергей растерялся.

— Быстро у вас тут новости распространяются. Интересно, откуда ты об этом узнал?

— Ты что, не знаешь про камеры?

— Про камеры я знаю, но тебе-то откуда известно, что на них видно?

— Здесь новостей немного, а те, что появляются, мигом доходят до всех. Дневальный шепнул дружку, тот своему. Теперь уже весь лагерь про это знает. Ты все же будь осторожней, когда в следующий раз соберешься намылить морду любимцу полковника. У нас тут такие, как ты, долго не задерживаются… Исчезают куда-то бесследно.

Сергей осмотрелся, Завидова нигде не было видно. Внутри лагеря все было спокойно, никто не хватался за оружие, не бежал к укреплениям. Те, кому это было положено по тревоге третьей степени, уже давно заняли свои места на боевых постах. Остальные не спеша ходили по двору, курили. Небольшая группа собралась у той части стены, где танцевал карлик. Заметив в руках у волонтеров бинокли, Сергей решил к ним присоединиться.

Бинокль ему выделили сразу же. Он заметил, что после ночного происшествия отношение к нему резко изменилось. Солдаты разговаривали с ним уважительно, многие подходили специально, чтобы познакомиться с человеком, не побоявшимся бросить вызов самому Завидову.

А карлик продолжал свой танец. Несмотря на бешеный ритм, никаких следов усталости не было заметно на его лице, даже в бинокль. Это было лицо пожилого, сосредоточившегося на своем деле человека. Каких-либо отличительных особенностей, выдающих его неземное происхождение, кроме, пожалуй, невысокого роста, в туземном шамане Сергей не заметил. Обыкновенный гуманоид, похожий на уроженца африканского племени пигмеев, только он не был черным.

Его кожа в тех местах, где не была покрыта ритуальной краской, в свете прожектора казалась мучнисто-белой.

Шаман между тем все ускорял и ускорял ритм танца, кругами приближаясь к стене. Ускорявшийся ритм немедленно поддерживали невидимые лесные барабаны.

Часть силовой стены, находившаяся напротив неутомимого танцора, выгнулась вовнутрь двора метра на четыре, и теперь шаман находился уже, по сути, на территории базы.

— Вы уверены, что стена выдержит? — спросил Сергей у офицера, одолжившего ему бинокль.

— До сих пор выдерживала, но они с каждым разом усиливают давление.

— Как все-таки они это делают? Вы не пробовали установить характер воздействия?

— Приборы его не улавливают. У туземцев нет никаких энергетических установок. Они ведут примитивный образ жизни, питаются за счет охоты, кочуют, не знают даже земледелия.

— Чем вы им так не понравились? И что происходит, когда вам приходится покидать базу, они нападают на ваши отряды?

— Было время, когда полковник хотел захватить несколько пленных из числа туземцев, чтобы разобраться в природе их силы. До этого они нас не трогали. Но экспедиция окончилась неудачей. Наш отряд не нашел никого, только брошенное поселение из шалашей да какие-то шаманские вещицы. Наши люди имели неосторожность прихватить их с собой, и с тех пор спокойная жизнь здесь кончилась. Хорошо хоть, по-настоящему активны они только ночью. Днем спят, и если их в это время не тревожить, можно беспрепятственно передвигаться по лесу.

— А вы не пробовали вернуть захваченные у туземцев вещи?

— Скажите об этом полковнику. Он тут организовал целый отдел по изучению местного шаманства.

Солдаты постепенно расходились. Ничего нового не происходило, и Сергей отправился в свою комнату. Уснуть ему удалось далеко не сразу. Мешал назойливый угнетающий ритм барабанов. Звук словно тисками сдавливал голову, лез в уши. Складывался в непонятные слова…

Казалось, что, если хорошенько прислушаться, можно будет понять, что именно хотели поведать ему туземные барабаны. За этим занятием он и уснул, не заметив, как это случилось.

ГЛАВА 40

Алексей не верил в бесследное исчезновение Митрохина. И хотя без него в поселке стало намного спокойней, а жизнь постепенно входила в мирную колею, тревожил сам факт этого таинственного исчезновения. За границами поселка творились вещи непонятные и настолько значительные, что разобраться с ними нужно было обязательно и хорошо бы побыстрей.

Взять хоть эти проклятые барабаны, мешавшие ему спать по ночам. Их звук становился все ближе и все громче, но ни разу никому еще не удавалось увидеть самих барабанщиков. Все же где-то они барабанили и каждую ночь напоминали ему о существовании в этом мире третьей силы — возможно, независимой от хозяев колонии, которые, как ни крути, были гостями на этой планете, причем наверняка не самыми желанными гостями…

Первое время после прибытия в поселок у него не оставалось времени для того, чтобы задумываться о будущем. Все силы уходили на борьбу за существование и наведение порядка, на решение насущных проблем. Но шли дни, жизнь в колонии налаживалась, входила в однообразную колею, и Алексей все чаще задумывался о будущем, о том, что ждет их всех впереди.

Слишком далеко он не рисковал заглядывать, но даже планы на ближайший год-два нельзя было грамотно составить без данных об окружающей их среде. Постепенно все члены колонии привыкли к мысли о том, что вернуться обратно на Землю им уже не удастся, и строили свою жизнь здесь так, словно собирались остаться в этом замкнутом, крохотном человеческом поселении до самой смерти. Алексей не мог с этим смириться.

Не дождавшись прибытия Сергея и потеряв на это всякую надежду, он почувствовал, что вся ответственность за их провалившуюся миссию и за погибших товарищей лежит теперь на нем одном. И не мог он, позабыв об этом, заниматься хозяйством, отдавая все время текущим делам, которых вообще-то у нового администратора хватало.

Если бы не помощь Жанны, ставшей его заместителем и правой рукой, взвалившей на себя львиную долю его обязанностей, он бы полностью утонул в повседневной текучке, в разборе споров между соседями, в распределении общественных работ, инструмента и урожая. Но благодаря ей он мог себе позволить хотя бы час свободного времени, ежедневно используя его для чтения той немногочисленной литературы, которая оказалась в поселке. Ее подбирали те, кто построил поселок, и она была в основном техническая, предназначенная для того, чтобы поселенцы могли освоить управление новыми устройствами. Но в библиотеку компьютерной памяти, возможно, чисто случайно, при массовой закачке информации, попала и другая литература.

После прибытия Алексея в колонию телепортационный канал перестал работать. Может быть, что-то сломалось в самом устройстве во время последнего перехода, и это казалось ему наиболее вероятным, поскольку объясняло причину, по которой Сергей не смог за ним последовать.

Но нельзя было исключать и того, что в работу устройства вмешались сами иновремяне, не планировавшие появление в колонии Алексея и, возможно, потерявшие к ней всякий интерес после установления здесь демократического правления, исключавшего насилие и несправедливость в отношениях между колонистами.

Алексей предполагал, что иновремяне хотели создать внутри этого небольшого человеческого поселения совсем иную среду, — она нужна была им для выявления лидеров типа Митрохина и для дальнейшего их использования в своих планах вторжения.

Возможно, колония представляла собой что-то вроде своеобразного отборочного лагеря. Возможно, таких лагерей было несколько. И тогда, потеряв интерес к одному конкретному лагерю, как говорится, поставив на нем крест, иновремяне почти ничего не теряли.

Одновременно с прекращением действия телепортационного канала прекратились и все поставки продовольствия, запасных частей, инструмента, оружия и медикаментов. Поселение, заброшенное в чужой враждебный мир, оказалось полностью предоставлено само себе. Это не было бы катастрофой, если бы не существовала силовая стена, изолировавшая ее от окружающего мира, о котором колонисты не знали почти ничего. После того как прекратились поставки, стало совершенно ясно, что такое положение вещей долго продолжаться не может.

Дело было даже не в продовольствии. Его-то как раз худо-бедно хватало на всех, особенно после того, как фермер Мирошкин обнаружил, что законсервированные в вакуумной установке яйца вполне пригодны для выведения цыплят. Этот предприимчивый и работящий человек сам соорудил инкубатор и доказал верность своего предположения. К осени по всему поселку уже важно расхаживали белые бройлеры.

Но что делать, если кончится энергия и перестанет подаваться вода по трубам внешнего водопровода, уходившим куда-то далеко за пределы поселка? Сколько еще они могут зависеть от милости иновремян? И чему они станут учить детей, которые уже начали рождаться в прибывших ранее семейных парах? Этот вопрос стал для Алексея особенно актуален, после того как он заподозрил, что Жанна беременна, хотя она сама почему-то скрывала этот факт и не желала признавать очевидных вещей, все списывая на плохое здоровье, расстройство пищеварения и прочую ерунду.

Врача в поселке не было, и надеяться на то, что он появится, не приходилось.

Существовал еще и социальный закон Болевского, который вывел пока еще не доказанную на практике формулу. Алексей вычитал его теорию в одном из компьютерных трактатов и сразу же поверил в выводы, сделанные ученым. Из них следовало, что замкнутое человеческое сообщество, ограниченное в пространстве, не может существовать слишком долго, если число его членов меньше определенной величины, в свою очередь зависящей от жизненного пространства, однородности и социального статуса поселенцев.

Чем выше однородность общества, тем короче срок существования колонии. Это положение не требовало специальных разъяснений, в однородном обществе, состоящем, к примеру, из одних учителей или какой-то одной нации, скорее наступала психологическая усталость. Колонии в этом смысле повезло. Видимо, при отборе фактор однородности учитывался одним из первых.

Исследования проводились на Земле в объединении «Энергия» еще тогда, когда там могли планировать экспедиции на Марс и на Луну, и вот теперь они пригодились Алексею, чтобы прийти к окончательному выводу — настало время предпринять решительные шаги и попытаться разорвать заколдованный круг, внутри которого они оказались.

Необходимо было найти способ преодолеть или отключить силовую стену, какие бы опасности ни ожидали их снаружи и чем бы это ни грозило поселку в дальнейшем. Сделать это следовало именно сейчас, пока колония еще находилась в расцвете сил. После того как стена исчезнет, колония лишится всякой защиты перед внешним миром и может погибнуть еще быстрее от внешних причин. Но в этом случае у них, по крайней мере, появится шанс выжить, да и сами эти «причины» наверняка окажутся своеобразным стимулом, заставят людей встряхнуться, разбудят в них дремлющие таланты и способности. Нет лучшего учителя, чем борьба за собственное выживание.

Покончив к вечеру с очередной текучкой, Алексей вызвал Копылова в административный коттедж, который упрямо именовал именно так, желая подчеркнуть его общественное предназначение, хотя он постоянно жил в нем вместе с Жанной. Копылов постепенно стал полноправным начальником охраны и взял на себя, кроме этого, нелегкие обязанности организатора всех общественных работ, распределение и выдачу продуктов. Вскоре он стал в поселке незаменимым человеком, но так и не сумел обзавестись собственной женой.

Женщины не забыли его разнузданного поведения в период недолгого комендантства.

Копылов пришел небритый и грустный, весь перемазанный в машинном масле.

— Ты бы хоть помылся, что ли! От тебя за версту разит, ты же все-таки не ассенизатором работаешь! — возмутился Алексей.

— Как раз ассенизатором я и работаю. Выгребаю человеческие нечистоты. Три часа пришлось успокаивать Ивлева, он напился и пытался разобрать на части общественный трактор, еле угомонили.

— Слишком часто он стал напиваться!

— И не только он. Жизнь у нас в поселке тоскливая, телевизора нет, кинотеатра нет, даже борделя приличного нет.

— А «неприличный» бордель у нас что, есть? — поинтересовался Алексей.

— А это как посмотреть. Может, и есть.

— Что ты имеешь в виду? Давай выкладывай!

— Да есть у нас две девки Колосковские! К ним каждый желающий может заскочить.

— Ну и пусть себе заскакивают, мужиков у нас больше, надо иметь какой-то предохранительный клапан.

— Да я что, я не против…

— Что-то ты очень расстроен, тебя, что ли, они не хотят принимать?

— Мстят они мне, стервы, за прошлое, сговорились, и ничего не сделаешь, — у нас ведь теперь демократия, каждая девка может из мужика веревки вить. Тут поневоле сопьешься, многие так и делают. Не так явно, как Ивлев, но самогон каждый умеет варить…

— Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить. Не о борделе, разумеется, а о том, что нам пора выбираться наружу.

И хотя от самого Копылова ощутимо несло сивухой, услышав последнее сообщение, он встрепенулся, а в глазах бывшего коменданта появился осмысленный, хотя и несколько лихорадочный блеск.

— Стена нерушима! Ее нельзя трогать!

— Это еще почему?

— Можем повредить основной энергетический канал подпитки, и тогда все наши устройства полетят к чертовой матери!

— Ты тут дольше всех нас находишься, тебе, конечно, видней. Но люди больше не могут жить, как в тюрьме. Мы не будем отключать питание стены, раз уж никто толком не знает, как это сделать. Попробуем сделать подкоп. Стена не может слишком глубоко уходить в землю.

— А если может? — поинтересовался Копылов, и в глазах у него появились насмешливые искорки, словно он знал нечто, неизвестное Алексею, об этой самой стене.

— Тогда попробуем выяснить, насколько она высока. Можно и верхом перебраться.

— Не получится верхом, пробовали уже.

— Это когда же?

— А еще в Выселках, я ведь там раньше вас побывал и помню, как армейские вертолеты пытались сверху пробиться в село. Две машины разбились вдребезги о невидимый купол. Его даже радары не замечают.

На какое-то время они замолчали, Алексей чувствовал, что Копылов сказал далеко не все, что собирался, и не хотел ему мешать набираться решительности. Молча сидел и ждал. Но в конце концов его терпение лопнуло.

— Что же вы молчите, «господин комендант», я ведь чувствую, вам есть что сказать!

Копылов не принял его иронического тона и ответил неожиданно серьезно:

— С того момента, как я попал сюда, я стараюсь понять, почему это произошло. Это старая журналистская привычка докапываться до сути. Пытаться понять причину.

— Причину чего?

— Я хотел понять, что объединяет людей, попавших в нашу колонию, каков главный принцип отбора кандидатов на поселение. Не сомневаюсь, что у иновремян существовал какой-то критерий отбора. Я не верю, что, построив такую сложную, самодостаточную систему замкнутого цикла, наши хозяева доверились слепому случаю. Должен существовать принцип. Основополагающий принцип отбора.

— И, по-вашему, это так важно?

— Это очень важно!

— И вам удалось его установить?

— Не совсем, но зато я уверен, что вы этому принципу не соответствуете. Вы человек случайный, человек, которого здесь не должно быть.

— Что же из этого следует и чему я обязан таким глубоким выводом?

— Наблюдая за вами все время, пока вы здесь, я заметил, как вы относитесь к людям. Вы умеете прощать их мелкие недостатки и отыскивать среди хлама, который засоряет душу каждого из нас, нечто ценное, иногда даже не замеченное самим обладателем этой ценности. Вы извлекаете это наружу, делаете видимым. В нашей колонии под вашим руководством люди начинают себя уважать. Даже те, кто считал себя неудачником или совсем конченым человеком.

— С чего это ты решил петь мне дифирамбы?

— Это не дифирамбы, это так, пилюля для самоуспокоения. Я всегда считал, что в сложных ситуациях лучше иметь при себе какой-то скрытый резерв, преимущество, которым можно воспользоваться, если уж совсем припечет…

Копылов вновь замолчал, словно взвешивая на невидимых весах уже принятое решение, но на этот раз Алексей не стал его перебивать.

— Не нужно делать никаких подкопов под силовую стену. Вы правы, я появился в этом поселке первым, и мне известен код, который надо набрать на центральном компьютере, чтобы в стене открылся проход. Записка с этим кодом лежала на главном пульте управления. Я выучил код наизусть, а записку уничтожил.

— Что же ты молчал об этом до сих пор?!

— Именно это я и пытаюсь вам объяснить весь вечер.

ГЛАВА 41

Через неделю Сергей почти поверил в то, что Митрохин его не узнал, а не ломает какую-то изощренную комедию. Его схватка с Завидовым прошла без видимых последствий. Постепенно он становился полноправным членом этого внеземного иностранного легиона, собравшего в свои ряды преступников и выбитых из колеи людей со всех уголков России.

Но за внешним спокойствием что-то назревало. После расстрела изменилось не только его тело. Интуиция и способность мгновенно понимать скрытые мотивы, которыми руководствовались люди в своих поступках, обострились до такой степени, что не доверять своим предчувствиям он уже не мог и вскоре получил этому еще одно подтверждение.

Неожиданно среди дня состоялось внеплановое построение, на котором Митрохин объявил, что на следующее утро специально сформированный отряд предпримет рейд в поселок аборигенов.

— До сих пор подобные дневные рейды успеха не имели, поэтому отряд займет оборону в поселке аборигенов и будет ждать наступления ночи, — закончил полковник свою короткую речь. Услышав недовольный ропот среди волонтеров, Митрохин досадливо поморщился и соизволил пояснить свой приказ:

— В результате последней атаки шаманов стена сдвинулась еще на полметра, если так будет продолжаться дальше, нам скоро негде будет повернуться. С колдунами пора кончать.

— Разрешите вопрос, господин полковник! — раздался из рядов голос Ипата, первого из волонтеров, которого Сергей увидел на планете после прибытия, и единственного человека, с которым у него сложились здесь нормальные, почти дружеские отношения.

— Спрашивайте! — недовольно проворчал полковник, по тону было понятно, что дерзкому солдату за свою смелость придется расплачиваться. Задавать вопросы начальству здесь было не принято.

— Каким образом мы сможем разделаться с неуязвимым противником? Не известно ни одного случая уничтожения аборигена! Они умеют отклонять в сторону любые направленные в них снаряды!

— До сих пор приходилось стрелять из-за силовой стены, значительно ослаблявшей мощность нашего огня. На этот раз вам поручено дождаться противника на его собственной территории и разделаться с ним огнем в упор! Все! Можете разойтись!

Одним из первых в списках отряда значился, разумеется, Трофимов. Сергей и не сомневался в том, что ему придется участвовать в ближайшем же опасном задании. Насторожило его другое… Командовать операцией поручили Завидову. Скорее всего, Завидов знал о предстоящем рейде и, затаив ненависть, ждал своего часа. Не пытаясь до нужного момента осуществить свою угрозу, он делал вид, что Трофимов перестал для него существовать.

Но такие люди, как Завидов, никогда не прощают ущемление своего авторитета, особенно если это произошло в присутствии членов его команды.

Вся деятельность Завидова и его жизненное благополучие внутри колонии строились на устрашении окружающих, и доказать, что посмевший публично оскорбить его новичок будет жестоко наказан, стало для него делом чести.

Сергей хорошо представлял, что ждет его в этом рейде, но изменить ничего не мог. Приказы полковника обсуждению не подлежали.

Единственное, что еще можно было сделать, это заблаговременно позаботиться о подходящем оружии. Боеприпасы ко всем штатным карабинам выдавались только начальнику группы и раздавались лишь на месте предполагаемой операции. Неизвестно, чего в таком положении вещей было больше — обыкновенной глупости или перестраховки.

Бунт в условиях изолированного военного лагеря полностью исключался. Слишком хорошо здесь контролировался каждый шаг волонтеров. А вот в лесу, на чужой планете, необходимость в оружии может возникнуть совершенно неожиданно, и отсутствие патронов может сыграть роковую роль.

Но не внезапное нападение аборигенов беспокоило Сергея, он должен был противопоставить хоть что-то до зубов вооруженному Завидову.

По счастливому стечению обстоятельств, у арсенала в последнюю перед походом ночь дежурил Ипат, получивший таки от полковника несколько нарядов вне очереди. Сергей предупредил его во время ужина о том, что собирается ночью посетить арсенал.

Далеко не сразу Ипат согласился пропустить Трофимова через свой пост и наотрез отказался участвовать в этой акции. Это было очень плохо, потому что Сергей не до конца доверял своему новоявленному другу и предпочел бы иметь в качестве гарантии одинаковую с ним ответственность за совершенную кражу оружия.

Но делать было нечего, приходилось использовать даже такой неверный и грозящий большими неприятностями шанс. Сергей был абсолютно уверен, что из этого похода ему не позволят вернуться, и для того, чтобы иметь возможность защитить свою жизнь, он готов был нарушить любую статью устава полковника Митрохина.

В полночь Сергей успешно миновал пост Ипата и проник в арсенала.

Он заранее начертил схему работы всех известных камер наблюдения. И только заучив ее наизусть, отметив все мертвые, непросматриваемые зоны, он решился осуществить задуманное. У него не было полной уверенности, что он знает все камеры наблюдения. Но если его заметят, ничего изменить он уже не сможет. В подобных случаях огонь на поражение открывался без всякого предупреждения.

Пока все шло по плану. Он подобрал ключ из связки, висевшей на доске проходной, в которой дежурил Ипат, и оказался внутри склада номер один.

Здесь хранилось легкое офицерское оружие — только такое и можно было незаметно спрятать в походном снаряжении.

Надписей на ящиках не было — лишь номера. Пришлось их взламывать, хорошо хоть пластиковые крышки держались не слишком прочно.

Обнаружив в третьем ящике ультразвуковые излучатели, Сергей содрал с одного из них предохранительную упаковку и сунул оружие в карман. Теперь нужно было ликвидировать следы своего пребывания в этом помещении. Но это было еще полдела. Специальные аккумуляторы к украденному излучателю хранились в другом помещении вместе с патронами, и Сергею пришлось открывать очередные замки…

В поисках аккумуляторов он случайно вскрыл ящик с непонятными металлическими шариками размером с грецкий орех. У них была ребристая поверхность в мелкую клеточку и одна-единственная кнопка с фиксатором.

Предположив, что это неизвестный ему тип гранат, он на всякий случай прихватил пяток этих металлических орехов. Они занимали немного места, хоть и оказались неожиданно тяжелыми.

Было далеко за полночь, когда Сергей сумел зарядить свой излучатель и вернулся к внешнему посту, на котором сидел впавший в тихую панику Ипат.

— Что ты там делал столько времени? До смены осталось всего полчаса! Нас обоих расстреляют!

— Сначала нужно нас поймать! На складе не осталось никаких следов, поэтому я и пробыл так долго.

— А камеры? Откуда ты знаешь, что твоя проделка не заснята на карту памяти и утром не ляжет на стол полковнику?

— Я бы заметил наблюдение, его не было. — Сергей не стал объяснять причину своей уверенности и привел более убедительный для Ипата довод: — Даже если это случится, прежде чем полковник во всем разберется, мы будем уже далеко от лагеря.

— Ты ничего не говорил о том, что не собираешься возвращаться обратно!

— А это уж как получится. Обстоятельства подскажут, как нам поступить. Зато теперь у нас есть оружие. Я и для тебя прихватил излучатель, если передумаешь, можешь его забрать.

— Я говорил тебе, что не желаю в этом участвовать!

— Но ты уже участвуешь. Или ты считаешь, что, пропустив меня на склад, ты совершил меньшее преступление? Не будь наивным! Полковник разделается с нами обоими, если узнает об этом.

Эта ободряющая новость заставила Ипата задуматься о том, в какую историю он влип, и, несколько неожиданно для Трофимова, парень согласился забрать второй ультразвуковик. Когда Сергей уже был в дверях проходной, Ипат остановил его вопросом:

— Ты проверил свой излучатель?

— Его нужно проверять?

— Да нет, оружие совершенно новое, но там было несколько ящиков с отработанными аккумуляторами, давай я проверю. — Ипат достал небольшой прибор и, вставив в его рукоятку аккумулятор, который извлек из пистолета Трофимова, нажал кнопку. Вспыхнул зеленый огонек, и в окошечке появилась цифра 90.

Вернув аккумулятор на место и не выпуская оружия из рук, Сергей наконец покинул склад.

Он знал, что, если его теперь попытаются остановить, он начнет стрелять на поражение. Эта готовность убивать оказалась для него несколько неожиданной. Хотя впервые она появилась у него гораздо раньше, после визита в резиденцию Чургина. Но там был особый случай — для тех, кто открыл канал в чудовищный мир, и для тех, кто им помогал, не было прощения.

Но сейчас ему могли встретиться люди, не имеющие отношения к тем событиям, виноватые лишь в том, что собственная жадность привела их в лагерь иновремянников.

И все же он был готов без всякого сожаления прикончить их ультразвуковым импульсом.

Что-то с ним происходило после схватки с Завидовым. Внутри его сознания формировался сплав отчаяния и жестокости.

Ему везло последнее время — что-то уж слишком везло. Никто ему не повстречался до казарменного барака, в котором находилась его комната. Наряды, обычно патрулировавшие вдоль силовой стены, в эту ночь куда-то исчезли. Говорили, что полковник отменил их перед предстоявшей операцией, чтобы люди могли отдохнуть. Но Сергей слишком хорошо знал Митрохина, чтобы в это поверить. В любом случае обратного пути для него уже не было.

Добравшись до своей койки, Сергей, не раздеваясь, повалился на нее и усмехнулся в темноте своей комнаты. Митрохину не понравилась бы эта усмешка, если бы он мог ее видеть. Впрочем, возможно, и увидит. В комнате Трофимова были установлены сразу две камеры наблюдения, способные снимать в инфракрасном свете, но их записи проверят не сразу, не сразу доложат полковнику, и когда это случится, отряд, который покинет базу за час до подъема, будет уже далеко. Обратно Сергей возвращаться не собирался.

Потом придется пробираться сквозь чужой лес и разыскивать земное поселение, о котором рассказал Ипат и на которое головорезы Митрохина готовились совершить нападение.

Сергею почти ничего не удалось узнать ни о характере этого поселения, ни о его расположении. Оно находилось вроде бы не слишком далеко, километрах в сорока от лагеря, и теперь, обладая оружием, он надеялся до него добраться, если только сумеет отыскать поселение в непролазных дебрях чужого леса.

Ультразвуковой пистолет был намного слабее парализатора по мощности, но зато его излучение было более жестким и узконаправленным. Ультразвуковой импульс мог разрушать ткани любого биологического объекта на расстоянии десятка метров, если попадал в цель.

Но самое главное — пистолет был максимально компактным, и Сергею без особого труда удалось спрятать его за подкладкой куртки. Туда же отправились и похожие на гранаты металлические шарики. Он собирался расспросить Ипата об этих странных гранатах, но в последний момент что-то его удержало, а может, просто не решился терять на это драгоценное время.

Куртка была подбита синтепоном, и ее толщина полностью скрадывала любые неровности. Когда со всеми приготовлениями было покончено, до побудки оставалось всего полчаса. Уснуть уже не удалось, и, после того как дневальный объявил подъем для группы Завидова, Сергей, помятый, злой и заранее ко всему готовый, одним из первых встал в строй.

Рейд начался с марш-броска по просеке, ведущей от лагеря к Черному холму, на котором, за месяц до появления здесь Трофимова, тренировали водителей тяжелой бронетехники, потом куда-то таинственно исчезнувшей.

О том, куда именно девались четыре тяжелых биотанка, на базе ходили легенды, передаваемые только шепотом. В них рассказывалось, что во время очередного тренировочного рейда машины, задержавшиеся с выполнением задания до темноты, повстречались с отрядом аборигенов.

Дальше рассказ становился совсем уж невразумительным. Очевидцев этого боя не осталось в живых, а машины бесследно исчезли вместе с водителями. Скорее всего, отряду Завидова теперь предстояло выяснить, как много правды было в этих легендах.

До поселка аборигенов они добрались без всяких проблем. Кроки этого маршрута хранились в памяти штатного навигатора, размещавшегося в браслете наручных часов у каждого из солдат.

Как и раньше, во время подобных дневных рейдов, их встретили пустые шалаши поселения. Впрочем, еще теплые, пахнущие живым духом только что ушедших людей. В центре поляны горел непогашенный костер и кипело какое-то варево в огромном глиняном чане.

— Занять позицию по периферии поселка! Будем ждать вечера! — проорал Завидов, и в его тоне отчетливо проступили истерические нотки. Любитель ночных расправ определенно чувствовал себя в этом месте не в своей тарелке.

Трофимову в качестве позиции достался один из шалашей, стоявший несколько обособленно от остальных и расположенный ближе всех к лесу. Сергею очень не понравилось то, что Завидов до сих пор не выдал ему патроны, в то время как остальные участники рейда их уже получили.

Выделенный ему изолированный шалаш как нельзя лучше подходил для расправы. Нападение должно было произойти еще до наступления темноты, чтобы никакие внешние обстоятельства не помешали осуществить этому подонку задуманное.

Отложив в сторону незаряженный карабин, Сергей достал из-под подкладки ультразвуковой излучатель и установил его боевой взвод на максимальное поражение. Теперь оставалось только ждать, но нет ничего хуже подобного ожидания, когда кажется, что стрелка часов прилипла к циферблату, а минуты превратились в часы.

Лес, раскинувшийся за шалашом, тоже чего-то ждал, и Сергей чувствовал это нарастающее ожидание всей своей кожей. Словно электрические иголочки пробегали по спине, передавая ему ощущение сотен глаз аборигенов, разместившихся среди ветвей деревьев. Они раньше его увидели две крадущиеся тени, ползком подбиравшиеся к его шалашу из середины поселка, где разместились основные силы завидовского отряда.

При всем желании Сергей не мог бы их увидеть. Ему было поручено наблюдать за лесом, а этих нежданных визитеров скрывала плотная стена шалаша.

Но сейчас, получив неожиданное предупреждение от самого леса, он развернулся на сто восемьдесят градусов, улегся поудобней, чтобы можно было стрелять с упора лежа. Из короткоствольного ультразвукового пистолета не так-то просто вести прицельный огонь, да и боевого опыта обращения с этим оружием у него не было.

На уровне глаз Сергей раздвинул ветви, из которых была сплетена задняя стена шалаша, и, проделав в ней основательную дыру, просунул наружу ствол пистолета. Теперь он мог видеть обоих нападавших, и, узнав одного из них, Сергей похолодел. Сжимая в руках широкий раструб полевого парализатора, первым полз его старый знакомый Ипат… Вот, значит, почему он так легко согласился пропустить его на склад… Выполнял приказ Завидова, а может, и самого Митрохина, сейчас это уже не имело значения.

Нельзя было подпускать их ближе ста метров. Парализатор бил широким лучом, промахнуться из него невозможно, и если он позволит им первыми сделать выстрел, о дальнейшем сопротивлении можно будет забыть.

Сергей старательно, как на учениях, поймал на мушку голову Ипата, совместил мушку с задней рамочкой прицела и плавно надавил на спуск.

Пистолет кашлянул, и вместо вибрирующего гула, сопровождающего ультразвуковой импульс, из его ствола вырвался яркий сноп безобидного белого пламени, в случае необходимости заменявшего сигнальную ракету. Чтобы это произошло, нужно было сделать совсем немного, всего лишь заменить боевой аккумулятор на сигнальный…

— Предатель… — Это было последнее, что успели произнести губы Сергея, прежде чем в ответ на эту вспышку рявкнул излучатель в руках Ипата. Все тело Сергея опутал невидимый стальной канат, в который превратились его собственные мышцы. Боль, сопровождавшая паралич, была такой сильной, что потерю сознания Сергей воспринял как милость.

ГЛАВА 42

Кап! Кап! Кап! Звук, слишком сильный, назойливо лез в голову. Капало где-то совсем рядом, у самого его уха, и брызги от этих капель обдавали лицо холодным дождем. Наверно, это и помогло Сергею прийти в себя раньше, чем рассчитывали его палачи. Впрочем, по большому счету, для них это уже не имело никакого значения. Сделав свое дело, они поспешили уйти до наступления темноты, прежде чем аборигены смогли отомстить им за вторжение в свои жилища. Операция «Ночной рейд» была придумана Митрохиным с одной-единственной целью — без всяких проблем, не привлекая внимания подлинных хозяев лагеря, избавиться от своего давнего врага. Он узнал его сразу, как только Трофимов появился в кабинете. Железная выдержка, приобретенная за долгие годы тюремного заключения, помогла ему не выдать себя. Митрохин не знал, почему Трофимов появился в его лагере. Зато он знал, что его давний враг напрямую связан с иновремянами, и не хотел рисковать. В его лагере существовал простой и неоднократно опробованный способ избавления от неугодных личностей. К этому способу и было приказано прибегнуть Завидову. Сергей ошибался, считая, что происшедшее с ним — результат мести Завидова. Этот человек и шага не мог сделать без приказа того, кто прикрывал все его бесчинства.

Прямо перед Сергеем, метрах в десяти, виднелся высокий вход в пещеру. Он висел над ее полом, от которого его отделяло метра два пространства, притянутый за руки к ржавым железным кольцам, вбитым в отвесную стену. Ею заканчивалась неглубокая пещера.

Онемение мышц после выстрела парализатора еще не прошло, и он не чувствовал боли в растянутых между железными кольцами руках, на которые приходился весь вес его тела. Само тело казалось деревянной болванкой. Сергей не мог привести в движение ни один мускул.

«Почему в лицо все время капает эта вода?» — пронесся в его голове беззвучный вопрос. Ответа, разумеется, не было, но постепенно в памяти восстановилась картина последних событий. Предательство Ипата, подменившего зарядник в его пистолете, и выстрел парализатора, сваливший его на землю… Все это случилось в поселке аборигенов.

До заката оставалось еще часа два, когда в него выстрелили. Сейчас он не мог видеть солнца, но по освещенности той части леса, которую можно было разглядеть из пещеры, понял, что без сознания провел не меньше часа.

Следующая его мысль была более актуальной. «Почему они меня не убили и для чего привязали здесь? Что это за место?» И когда очередная капля обдала его лицо ледяным веером брызг, он вспомнил. Вспомнил легенду о жертвенном камне аборигенов. В ночных нарядах ее рассказывали новичкам с леденящими душу подробностями.

Где-то высоко в горах, в лабиринте причудливых скал, есть белая кварцевая плита с выдолбленным в ней желобком для стока крови и вот такими ржавыми кольцами, к которым привязывают жертву и оставляют там на ночь. Никто не режет пленников, не совершает над ними никаких обрядов, все происходит само собой. Естественным путем. Утром шаман возвращается, достает из-под камня глиняную чашу, из того места, куда ведет желобок. Она полна крови, а пленник, бледный как смерть, заканчивает свой путь до восхода солнца.

Никто не знает, что там происходит ночью, то ли сам камень высасывает из несчастной жертвы всю кровь, то ли под камнем живут какие-то неведомые существа, помогающие жертве отправиться на тот свет… Но при чем здесь пещера? О пещере в этой легенде не говорилось ни слова. И никто не видел самого камня. Никому не удалось пройти через лес, забраться в горы и вернуться обратно, чтобы рассказать о том, что происходит вдали от лагеря землян. Возможно, все это лишь досужие выдумки, а может быть, нет никакого белого камня, а есть вот такая пещера, где пленника оставляют на растерзание летучим ночным вампирам…

Скорее всего, в эту ночь ему предстоит лично убедиться в том, как много правды в этих легендах…

К мышцам шеи начала возвращаться подвижность, и это позволило Сергею слегка повернуть голову и увидеть, что он привязан к самой обычной стене из необработанного темного гранита.

Никакого белого камня здесь определенно не было. Но это открытие не придало ему бодрости. Он не первый из числа тех несчастных, кто, уйдя в очередной поход из митрохинского лагеря, никогда уже не вернулся обратно.

Сумерки за пределами пещеры между тем сгустились, и сиреневая дымка вечернего тумана закрыла от него наружный пейзаж. И как только это произошло, далеко в лесу проснулись барабаны.

Теперь к мучительному звуку капель добавился еще и этот, постепенно нарастающий грохот. В дополнение ко всем прелестям мышцы начали оживать, и сразу же во все его большое тело вернулась боль.

Звук барабанной дроби оборвался перед входом в пещеру, и перед глазами Сергея предстал шаман аборигенов. Он появился неожиданно, словно соткавшись из уплотнившейся дымки вечернего тумана.

Если бы Сергей стоял на земле, то этот человечек едва ли достал ему до пояса.

На шее у дикаря висел несоразмерно большой барабан, почти волочившийся по земле. Шаман был грязен, худ и измазан разводами какой-то краски. «Почему все дикари так любят краску? Наверно, они пытаются компенсировать ею недостаток одежды», — подумал Сергей отвлеченно, словно все происходящее не имело к нему никакого отношения. Окружающее после парализующего шока все еще воспринималось не совсем реально.

На шамане действительно почти не было одежды. Повязка из каких-то листьев, а на шее сверкающее ожерелье.

Это ожерелье не вязалось с остальным обликом шамана, и Сергей подумал, что обознался, принял за ожерелье из драгоценных камней до блеска начищенную полоску металла.

Но вслед за шаманом у входа в пещеру появилась группа аборигенов с факелами в руках. Они почтительно держались за спиной своего предводителя. В пещере стало светло, и это позволило Сергею подробно рассмотреть визитеров. На шее у шамана действительно висело сверкающее ожерелье из драгоценных камней, оправленных в филигранную, тончайшей работы золотую скань. Этот предмет настолько не вязался с грязными телами карликов, с барабаном и длинными тонкими костями, заменявшими шаману палочки, что невольно снова и снова притягивал к себе взгляд.

Откуда здесь взялось ювелирное изделие необыкновенной красоты и фантастической стоимости? Кто его создал? Из каких глубин времени перенесли сюда эту необычную вещь? И лишь теперь он понял, почему появились мысли, никак не связанные с его собственной судьбой. Вместе с последним ударом барабанов боль в перекрученных мышцах полностью покинула его.

Тело стало легким и воздушным. Теперь он не висел на впившихся в тело веревках, а словно бы парил под потолком пещеры. И оттуда, сверху, он мог себе позволить безучастно наблюдать за копошившимися внизу карликами.

Отвлеченное эстетическое настроение Сергея было грубо прервано, когда перерезали веревки, связывавшие его руки. Сразу же вернулась резкая боль, и он понял, что не в силах стоять на собственных ногах. Он даже не знал, есть ли у него ноги. Откуда-то появились носилки.

Его посадили на них, и шаман сдернул с него куртку, собираясь примерить ее на себя. Это было плохо, очень плохо, потому что, несмотря на свое эйфорическое состояние, Сергей хорошо помнил, что в подкладке куртки осталось его единственное оружие, шариковые гранаты, так и не замеченные его палачами. Теперь он их лишился.

Торжественный процесс одевания на шамана трофейной куртки был неожиданно прерван возгласом одного из аборигенов. Все они разом отшатнулись от пленного и уставились на него. Собственно, даже не на самого Сергея, а на его обнаженную грудь, где сквозь разорванную рубаху отчетливо виднелся выжженный на его коже трехпалый знак огненного Феникса.

Словно не поверив собственным глазам, шаман сделал шаг по направлению к сидящему на носилках Сергею. Карлику даже не пришлось нагибаться, он лишь протянул руку, оказавшуюся на одном уровне с его плечом, и осторожно прикоснулся к клейму на груди Сергея.

— Откуда у тебя этот знак, иновремянник? — спросил шаман, не разжимая губ. Голос прозвучал отчетливо и сухо, лишенный всякой интонации и обертонов.

Сергей попытался ответить, но губы плохо слушались его, вместо слов раздалось лишь нечленораздельное мычание.

— Не пытайся говорить! Думай! — приказал шаман, и тогда Сергей спросил, стараясь мысленно как можно отчетливее выговаривать слова:

— Вы знаете об огненной птице?

— Я знаю об огненной птице. А что ты о ней знаешь?

— Я знаю о ней немного. Она вывелась из каменного яйца, которое я носил на груди. Расставаясь со мной, она оставила этот знак.

Рассказ Сергея почему-то усилил сомнение шамана. Он положил свою ладонь на знак Феникса, долго ощупывал его и наконец спросил:

— Зачем ты придумал всю эту ложь, иновремянник?

— Я ничего не придумывал!

— Это ненастоящий знак!

— Я что, продаю вам его? Чего вы от меня хотите?

— Правды. У нас есть способ узнать настоящую правду. — Повернувшись к своим спутникам, шаман отдал резко прозвучавшую команду: — Несите его к скале истины!

Носилки с Сергеем подхватили четверо самых рослых аборигенов, но было видно, что даже этим четверым огромное, по их меркам, тело Сергея показалось неподъемным.

Заметив, что они еле плетутся и вот-вот уронят носилки, шаман пробормотал какое-то ругательство, а затем отбил на барабане короткую, ритмичную трель, совершенно непривычную для человеческого уха.

Носилки дрогнули в руках аборигенов и словно потеряли весь свой вес. Носильщики сразу же припустились бегом по тропе, идущей круто в гору.

Поляна с шалашами осталась далеко внизу. Туда, где находилась пещера, его подняли люди Завидова, но теперь носилки понесли еще выше, и перед Сергеем открылось широкое пространство.

Воздух был прозрачен, а ночные тени еще не успели полностью закрыть горизонт. Сергей видел опушку леса, квадратики коттеджей военного городка, похожие отсюда на игрушечные детские кубики. Среди бескрайнего, украшенного желтоватыми разводами леса они смотрелись чем-то инородным, почти оскорбительным для пейзажа этой планеты, чью тихую ненавязчивую красоту невозможно было заметить с первого взгляда.

А перед самым закатом, когда последние лучи солнца на минуту осветили вершины деревьев, расположенных с противоположной стороны долины, широким клином рассекавшей лес, ему показалось, что он увидел в глубине леса домики другого человеческого поселения.

Возможно, там жили те, кому солдаты Митрохина собирались нанести визит в ближайшее время, он так и не сможет предупредить их о грозящей опасности. Завершив круг, мысли вновь вернулись к его собственной судьбе. Нормальная подвижность мышц вернулась к нему вместе с болью, и он старался не показать этого своим носильщикам и охранникам, выжидая подходящий момент для того, чтобы попытаться вернуть себе свободу.

Шаман, облаченный в куртку Сергея, шествовал впереди процессии. Выглядел он нелепо. Куртка волочилась по земле, а рукава, закинутые за спину, хлопали от ветра, словно два крыла. Сергей снова вспомнил о гранатах и с сожалением подумал, что времени вернуть куртку у него не будет даже при самом благоприятном раскладе.

Тропа резко свернула, огибая перегородивший дорогу утес, и за поворотом открылся вид на плоскую вершину горы.

То, что Сергей там увидел, потрясло его до глубины души.

На вершине, господствуя над всем окружающим пейзажем, величественно возвышалось скульптурное изображение огненной птицы.

Прежде всего поражали ее размеры. Птица была высечена из цельного куска белого мрамора размером с двухэтажный дом. Творения Церетели рядом с этой скульптурой выглядели бы жалкими поделками, впрочем, они всегда такими и были. Развернутые крылья птицы, украшенные золотой фольгой, полыхали в лучах заходящего солнца первозданным пламенем. Но самым странным и необъяснимым казалось совершенство и тщательность, с каким была выполнена эта гигантская скульптура, производившая неизгладимое впечатление на человека, увидевшего ее впервые.

Подобный шедевр не могли создать жалкие дикари, строившие древесные шалаши и развлекавшиеся танцами под барабанный бой… Или все же могли? «Не такие уж простые у них барабаны…» — подумал Сергей, вспомнив неожиданно исчезнувший вес носилок.

Тропа сузилась, и теперь вся группа вынуждена была идти в затылок друг другу. Левая половина носилок висела над пропастью, появление скульптуры подействовало на Сергея так сильно, что он упустил благоприятный момент, и теперь предпринять что-либо стало уже невозможно. Он боялся даже шевельнуться, чтобы не потерять равновесия.

Впереди и сзади носилок плотной цепочкой шествовали аборигены, вооруженные короткими копьями. Оставалось только ждать, когда они достигнут конечной точки маршрута.

Через полчаса весь отряд очутился на широкой площадке вершины, прямо под раскрытым клювом скульптуры. Оказалось, что между огромными каменными лапами птицы находилась дверь, ведущая куда-то в глубь скалы.

Шаман извлек из своего барабана короткий утробный рокот, и дверь немедленно распахнулась.

Из украшенных золотой резьбой дверей показалась величественная процессия.

Первой шла женщина в оранжевых одеждах, с золотым обручем на голове и легкой вуалью, скрывавшей ее лицо. Шлейф ее оранжевого плаща струился на ветру, как пламя. За предводительницей, по двое в ряд, шествовали вооруженные стражи. Мужчины, в отличие от дикарей, оказались на голову выше Сергея. Когда процессия остановилась в нескольких метрах от висевших в воздухе носилок, у Сергея уже не осталось сомнений в том, что перед ним нормальные представители человеческой расы.

Возможно, их отделяли от него тысячелетия во времени, но это, безусловно, были люди. Трофимов не знал, из прошлого или из далекого будущего явились они на эту дикую планету, но это сейчас казалось несущественным, — главное, перед ним были нормальные люди, и у него появилось гораздо больше шансов найти с ними общий язык, чем с колдунами-карликами.

Шаман что-то резко произнес на гортанном и незнакомом наречии, — и хотя губы шамана не двигались, а слова по-прежнему звучали у Сергея в голове, он не понял из этой фразы ни одного слова.

Женщина ответила обычной звуковой речью на том же непонятном языке. Ее слова были мелодичны, а тон казался легким и непринужденным, словно визит дикарей с пленником на передвигавшихся по воздуху носилках был для нее обычным делом.

Шаман снова ответил, теперь он почти кричал, и по его исказившемуся от ярости лицу Сергей понял, что переговоры идут совсем не так, как этого хотелось карлику. Женщина ответила длинной фразой, в которой на этот раз прозвучали повелительные нотки.

Шаман топнул ногой и в ярости приподнял свой барабан. Очевидно забыв во время спора о необходимости скрывать содержание своей речи или просто посчитав это больше нецелесообразным, женщина ответила на том языке, на котором шаман разговаривал с Сергеем в пещере.

— Ты мне угрожаешь, Шарако? Ты, наверно, забыл, кто я, и совсем потерял разум. Может быть, тебе напомнить о том, что случилось с твоим предшественником?

— Времена изменились, Илия, а твои друзья далеко! Мне надоели ваши поучения. Этого иновремянника ты не получишь. Мы принесем его в жертву богу огня сегодня, на восходе солнца!

— А как быть со знаком птицы, который украшает его грудь?

— Это фальшивый знак, я проверял!

— Может быть, лучше проверю я? — И, не дожидаясь ответа, она протянула руку по направлению к Сергею. Он ощутил мгновенный укол боли и волну жара, распространявшуюся от отметины на его груди.

Неожиданно из клейма на груди Сергея вырвался красноватый луч, осветивший вытянутую вперед руку женщины.

— Он настоящий, Шарако. Теперь, надеюсь, ты в этом убедился?

ГЛАВА 43

Шаман, не обращая внимания на предупреждение женщины в оранжевом плаще, поднял свои палочки-кости и резко опустил их вниз. Барабан взревел на одной ноте, удары слились в единый звук, внутри которого невозможно было различить никакого ритма.

Резко и неожиданно налетел ветер, через мгновение он наполнился такой силой, что швырнул носилки Трофимова на землю, а женщину и ее спутников отбросил к дверям, из которых за несколько минут до этого они вышли.

Воспользовавшись секундным замешательством своих стражей и тем обстоятельством, что никто не ожидал от него активных действий, Сергей вскочил с носилок, сорвал с пояса ближайшего дикаря широкий топор с бронзовым лезвием и со всего размаху опустил его на барабан жреца.

Барабан лопнул, как пустая тыква, ветер мгновенно стих. Шаман издал какой-то нечеловеческий вопль, в котором смешались отчаяние и ярость, а затем бросился на дерзкого пленника. Несмотря на небольшой рост, он оказался слишком быстр и силен для Сергея со всеми его обновленными возможностями. Даже после утраты магического оружия колдовская сила не оставила шамана полностью. И он свалил Сергея на землю ошеломляющим ударом невидимого воздушного кома, похожим на удар футбольного мяча, вылетевшего из-под ноги лучшего российского футболиста.

— Убейте его! — прокричал шаман, и его спутники, выхватив оружие, бросились на Сергея сразу со всех сторон. Но в это время стоявшая на пороге женщина громко и коротко произнесла на своем певучем гортанном наречии какие-то непонятные слова. Сергей не понял, было ли это какое-то заклинание или команда, но каменная птица, возвышавшаяся над всей площадкой, на которой развертывалось действие, неожиданно приподняла голову.

Похоже, аборигены хорошо знали, что может последовать вслед за этим, потому что они мгновенно обратились в бегство. Лишь один шаман не тронулся с места.

И тогда из приоткрытого клюва птицы вырвался поток пламени. Ударив шамана в грудь, он сбросил его охваченное огнем тело со скалы.

Далеко внизу, в ущелье прогремел мощный взрыв, и облако черного дыма, в которое превратилась куртка Сергея, вместе со спрятанными в ее подкладке гранатами, возвестило о бесславном конце жреца. Теперь бронзовый топор, оставшийся у Сергея в руках, стал его единственным оружием в непонятной ситуации, в которой он оказался. Струя пламени, покончившая со жрецом, обдала его таким жаром, что он и сам едва устоял на ногах.

Женщина в оранжевом плаще, мановением руки оставив своих спутников у дверей, направилась к Сергею.

— «Несущий знак птицы», в трудную минуту ты выручил нас. Так будь же нашим гостем, и пусть порог нашего дома будет и твоим порогом.

— Кто вы?

— Такие же путешественники во времени, как и ты сам. Здесь не лучшее место для разговора. Наши враги могут опомниться и вернуться. Они неплохо владеют отравленными стрелами и наверняка захотят отомстить за смерть своего шамана.

Не возражая, Сергей последовал за незнакомкой, на ходу отмечая, как прекрасно ее тело и как совершенны движения. Казалось, она плыла над каменистым утесом, лишь слегка касаясь его поверхности.

Но настоящее потрясение ожидало его чуть позже, когда они вошли под своды пещеры, охраняемой каменной птицей, и Илия небрежным движением сбросила свой плащ вместе с вуалью и драгоценным обручем на руки одного из охранников.

В помещении было светло, а внутренне убранство покоев, в которых очутился Сергей, даже отдаленно не напоминало пещеру.

Скорее уж современные апартаменты, созданные слегка свихнувшимся дизайнером… Мягкие плафоны, упрятанные в стены, расстеленные по всему полу синтетические ковры, в которых нога утопала по щиколотку, а пыль и грязь, едва коснувшись их поверхности, бесследно исчезали.

Странное впечатление производило обилие белого металла и стекла. Мебель можно было рассмотреть, только приблизившись к ней вплотную. Множество дверей, ведущих из этой центральной залы в другие помещения, и многочисленные предметы роскоши, скульптуры непривычных для Сергея форм, изящные вазы, украшения из золота и драгоценных камней, с нарочитой небрежностью разбросанные по всему интерьеру, свидетельствовали о том, что живущие здесь не привыкли отказывать себе ни в чем.

Но все это было мгновенно забыто Сергеем, едва его спутница повернулась к нему без вуали, до сих пор скрывавшей ее лицо.

Сказать об этой женщине, что она красива, — значит, ничего не сказать. За этим лицом стояли столетия генной инженерии, косметики и медицины, которая еще и не снилась Земле. Едва взглянув на лицо незнакомки, Сергей понял, какая бездна времени отделяет его от этих людей.

В первые минуты он смотрел на нее, как смотрят на картину в музее, его мужской взгляд отказывался распознать в ней женщину. Слишком далека, слишком прекрасна, слишком недосягаема была она для него.

— Сколько вам лет?.. — охрипшим от волнения голосом спросил он, не сразу сообразив, что его вопрос может быть неправильно истолкован и показаться бестактным.

Илия лишь улыбнулась, никак не отреагировав на его промах.

— Я имею в виду, какая эпоха? Сколько тысячелетий отделяет ваш народ от моего? — попытался Сергей исправить свою неловкость.

— Не так уж много. Десять, может быть, двенадцать. Ваша планета находится вне нашего сектора, и точнее определить сложно. Сегодня вы уничтожили главное оружие ширванов, их магический барабан. Для того, чтобы сделать новый, потребуется несколько дней и еще столько же, чтобы зарядить его энергией. Новый жрец будет слабее старого. Мы должны использовать это уникальное стечение обстоятельств и попытаться прорваться… Но простите. Мне надо переодеться. Этот маскарадный костюм мешает мне. Лован ответит на все ваши вопросы. — Ничего больше не объяснив, она исчезла в одной из боковых дверей, и Сергей, испытав некоторое разочарование, остался наедине с одним из ее спутников, светловолосым молодым человеком, одетым в комбинезон серебристого цвета.

— Илия руководит нашей экспедицией, а я заведую здесь техническими устройствами. Мы плохо знаем этические правила вашего сектора, у вас принято знакомиться?

— Разумеется… — несколько растерянно ответил Сергей. — Но мы вроде бы уже познакомились?

— А официальный ритуал? Разве его не существует?

— Ну, можно, например, пожать руку и вслух произнести свое имя, но это скорее формальность, чем ритуал.

— Тогда оставим это. У нас очень мало времени до того момента, когда здесь начнется настоящая заварушка. Мне поручено ввести вас в курс дела. Наверняка у вас возникло множество вопросов, я попытаюсь кратко ответить на них доступным вам языком.

Внутренне Сергей поморщился от его слов, он терпеть не мог высокомерия, даже в тех случаях, когда у собеседника имелись для этого все основания.

— Что вы здесь делаете, Лован? Я не заметил признаков развитой цивилизации в этом мире, значит, вы тоже гости здесь?

— Не совсем… Мы осваиваем эту планету на протяжении многих столетий. Ее расположение уникально. Здесь сходятся… как бы это понятнее выразить… сразу несколько временных плоскостей. Их наличие дает возможность с наименьшими затратами энергии прокладывать каналы в различные временные слои.

— Зачем? Для чего вам это нужно?

— Хороший вопрос. Вначале нами двигало стремление к познанию, накопление научных данных, на основе которых наши историки вывели безошибочные теоремы общественного развития, учитывающие огромное количество факторов. Опираясь на эти теоремы, можно предсказать будущее с очень высокой степенью вероятности. Уже ради этого стоило попробовать, не так ли?

— Разумеется. А затем вы, очевидно, поняли, какую уникальную выгоду может получить ваша цивилизация, научившись управлять временем.

— Управлять временем невозможно. Мы всего лишь наблюдатели, — довольно сухо ответил Лован, он не скрывал, что замечание Сергея ему не понравилось.

«Так я тебе и поверил», — подумал Сергей и продолжил, не обращая внимания на неудовольствие своего собеседника.

— Видите ли, Лован, как вы, наверно, уже знаете, моя судьба сложилась несколько необычно для простого обитателя Земли. Мне пришлось встретиться с расой иновремян, которая считает, что временем можно управлять, и довольно успешно пытается это делать.

— Это отщепенцы, нарушившие мировую конвенцию! Любое вмешательство в исторический ход событий чревато непредсказуемыми и почти всегда негативными последствиями. Позже мы поняли, что даже простое наблюдение не всегда безопасно. Прокладка любого нового временного канала чревата… Впрочем, мы слишком увлеклись научными теориями! — неожиданно оборвал себя Лован. — Мне поручено познакомить вас с вполне конкретной ситуацией, сложившейся на этой планете. Времени на теоретические дискуссии у нас просто нет. Поэтому изложу вам самую суть и постараюсь ответить на существенные вопросы.

Пару тысячелетий назад на этой планете нами был создана центральная станция… Своеобразный распределительный вокзал, с которого наши экспедиции получали возможность отправляться в различные временные слои. Как я уже говорил, положение этой планеты во временном потоке уникально, и именно поэтому она была выбрана в качестве объекта для строительства распределительной станции. В то время цивилизация на Дорсане, так мы назвали эту планету, находилась в зачаточном состоянии. До сих пор мы не знаем, наше появление здесь подтолкнуло ее бурное развитие, или она обладала неким, не учтенным нашими учеными потенциалом развития, но факт остается фактом.

— А как же ваши безошибочные формулы общественного развития? Здесь они не сработали?

Проигнорировав его вопрос, Лован продолжил так, словно его не прерывали:

— Совершенно неожиданно для нас, развитие аборигенов изменило направление, и вместо обычного техногенного пути дорсанцы выбрали магию — путь, который наши ученые считали совершенно бесперспективным. Но дорсанцам удалось достичь здесь неожиданных успехов. Вы имели возможность убедиться в этом. С помощью магии звуков они научились управлять воздухом до такой степени, что стали представлять собой серьезную опасность.

Вначале каждое наше появление на их планете воспринималось как некое божественное явление, но позже возникли неприятности. Какое-то время мы пустили развитие дорсанской цивилизации на самотек, у нас не хватало ресурсов, чтобы заниматься каждой второстепенной цивилизацией. Наши экспедиции не появлялись на Дорсане до тех пор, пока обстоятельства не вынудили нас срочно выслать сюда аварийную команду.

— Какие именно обстоятельства?

— Сбой в работе центральной распределительной станции.

— И в этом были повинны дорсанцы?

— Что вы! Конечно, нет! Проникнуть на станцию извне невозможно. Произошло нечто, совершенно уникальное и неожиданное для нас. Какая-то иная цивилизация, находившаяся вне сектора нашего контроля, самостоятельно изобрела генератор временного пробоя и сумела его запустить. Скорее всего, они даже не ведали, что творят. Эксперименты со временем весьма опасны. Создавая «дикий» временной канал, как мы его называем, без приемной станции на противоположном конце, невозможно предсказать, в какой временной слой он выведет своих создателей и какую «дорогу» откроет…

— Я знаю, чем это кончилось для нашей планеты…

— К сожалению, все, что вы знаете, только начало. Мы хотели исправить возникшую опасную ситуацию.

— Исключительно из альтруистических побуждений?

— Перестаньте иронизировать, господин Трофимов! Так, кажется, у вас принято обращаться к собеседнику, забывшему о правилах вежливости? Тем не менее я отвечу на ваш вопрос. Нет. Мы не альтруисты. Канал, созданный на вашей планете, пробил несколько наших каналов, нарушил работу центральной станции и открыл дорогу на нашу собственную планету тем самым «милым» существам, с которыми вы уже успели познакомиться.

— Вы неплохо осведомлены… — несколько растерянно заметил Сергей. — Даже знаете мою фамилию.

— Разумеется, я хорошо осведомлен. Прежде чем была предпринята наша экспедиция, нам предоставили возможность ознакомиться со всеми записями. Любое событие, любой факт фиксируется во временном потоке самой природой и может быть восстановлен.

— Могу я взглянуть на вашу уникальную аппаратуру?

— Увы. Мы сами хотели бы это сделать… Во время строительства станции жилые, подсобные и прочие помещения были вынесены в безопасную зону. Туда, где мы с вами теперь находимся. Сама станция расположена в двадцати километрах отсюда.

— Для чего это понадобилось? Вряд ли подобное разделение удобно.

— Конечно, оно неудобно. Но во время работы временного генератора пробоя возникают нежелательные флуктуации, люди, не защищенные полями генератора, не должны находиться в районе его работы. Из соображений безопасности все вспомогательные помещения были построены в стороне.

— Я попробую догадаться, что произошло дальше. Прибыв на станцию, вы сразу же отправились на ее технический центр.

— Разумеется. Масса оборудования, которое мы смогли с собой захватить, строго ограничена. Ознакомившись с масштабами аварии, мы поняли, что без запасенных на складах станции материалов нам не обойтись.

— А дорога обратно была отрезана дорсанцами.

— И это самое удивительное. Никакие уговоры не помогли. Обещание вознаграждения не имело успеха, когда же мы попытались применить силу…

— Их магия оказалась сильнее вашей?

— У нас вообще нет никакой магии! Наша цивилизация выбрала техногенный путь развития.

— А как же огнедышащая птица?

— Обыкновенный напалм. Именно поэтому я не мог произвести выстрел, пока вы не уничтожили барабан. Давление воздуха, созданное шаманом, было настолько сильным, что отбросило бы пламя на моих товарищей.

— Вы оказались в сложном положении… Но в чем причина такого поведения аборигенов? Вы вроде бы говорили, что они относились к вам как к божествам?

— Так и было. Мы сами не до конца понимаем, что здесь произошло. Слишком долго на Дорсане не было наших экспедиций. Может быть, на их развитие повлияли те самые временные флуктуации, о которых я говорил. Их шаманы постоянно устраивали свои ритуальные действа на скале, внутри которой находится наш генератор. Возможно и вмешательство каких-то внешних, неизвестных нам сил. Но все это теперь уже не имеет значения. Мы должны пробиться к генератору и восстановить канал. Пойдете ли вы с нами?

— А у меня есть выбор? — Сергей заметил, что Лован старательно избегает всякого упоминания об иновремянах и об их лагере, расположенном совсем рядом, и это ему не нравилось.

— Выбор всегда есть. Мы никого не принуждаем. Вы можете вернуться туда, откуда пришли. Или присоединиться к нам. Условия вашего сотрудничества обсудите с Илией, она наш руководитель, как вы уже, наверно, догадались.

— Прежде чем мы будем говорить о деталях, я хотел бы знать, для чего я вам понадобился и какое отношение ко всему этому имеет знак огненной птицы на моей груди?

— Это очень древняя легенда… Предсказание, если хотите. Прежде чем явиться в наш мир, Феникс посылает своего стража. Это существо должно обладать уникальными возможностями, к примеру, посланник Феникса совершенно не боится огня. Именно поэтому я спокойно произвел выстрел, когда вы стояли в двух шагах от жреца. Но пламя все-таки обожгло вас. Все это, как я уже сказал, не более чем легенда.

— Не так уж сильно меня обожгло ваше пламя, и огненный Феникс существует на самом деле. Уж в этом-то я уверен.

— В мире много удивительных вещей. Например, наши ученые считали бесперспективной магию и не уделяли ей должного внимания. — Сергею показалось, что, несмотря на это признание, Лован недоволен его ответом. На его языке вертелись тысячи вопросов, но их беседу прервало появление Илии.

И снова, как только Сергей увидел эту женщину, он забыл обо всем.

В простой рабочей одежде она выглядела еще прекраснее. Комбинезон из легкой ткани подчеркивал линии ее безупречной фигуры. Она жестом отпустила Лована, который немедленно исчез, и обратилась к Трофимову подчеркнуто вежливо, как к равному.

— Если вы не слишком устали после всех этих событий… Кстати, как туземцам удалось вас пленить? Я считала, что им не под силу справиться с посланцем Феникса.

— Лован считает историю с огненной птицей легендой. Может быть, он прав? — проронил Сергей.

Она никак не отреагировала на его слова, стояла рядом молча и смотрела чуть насмешливо своими огромными золотистыми глазами.

— А что касается вашего вопроса, — продолжал он, — здесь не обошлось без предательства. Аборигенам помогли волонтеры из военного лагеря землян. Вы знаете о его существовании?

— Мы знаем все, что происходит на этой планете, — холодно ответила Илия, и Сергей сразу же почувствовал, что существует некий порог отчужденности, за который его не собираются пускать.

Вряд ли она стала бы так разговаривать с тем, кого действительно считала себе равным. Например, с Лованом ей хватает простого жеста… «Что-то я слишком много значения придаю подобным мелочам! — с раздражением подумал Сергей. — Не хватало только приобрести в обществе этих полубогов комплекс неполноценности».

Нужно разобраться в том, что скрывает за собой их безупречная вежливость, чрезмерно правильные черты лиц и в чем состоят их собственные цели на этой планете».

Однако эти трезвые мысли мгновенно улетучились, едва он случайно коснулся руки Илии.

Сергея словно током пронзило, и ему стоило большого усилия, чтобы вовремя отстраниться и не показаться полным невеждой.

Она провела его через весь холл к дверям своего кабинета, усадила в невидимое стеклянное кресло, оказавшееся неожиданно удобным, и продолжила беседу:

— Садитесь, мистер Трофимов. Как мне к вам обращаться? У нашего народа много способов вежливого обращения к собеседнику.

— Ну, вы могли бы обращаться ко мне не слишком вежливо, гораздо важнее, что вы при этом думаете.

— Вот как? Я это учту. — Она ответила совершенно механически, думая о чем-то своем, и, похоже, не слишком внимательно слушала его. — Если вы решите с нами сотрудничать, я могу вам предложить временную должность «обеспечивающего охрану», — так она называется на нашем бюрократическом языке. К сожалению, совершенно необходимо соблюдать формальности, чтобы я могла осуществить для вас возвращение на родину, после того как задача нашей экспедиции на Дорсане будет выполнена. Вы ведь собираетесь возвращаться?

Когда до Сергея дошел смысл этой фразы, он почувствовал, как сердце рванулось в груди и остановилось на секунду. За время своего пребывания в лагере Митрохина он успел смириться с мыслью о том, что возвращение невозможно, и сейчас испытал нечто вроде шока, не сразу поверив в серьезность ее предложения.

— Вы хотите сказать, что ваш генератор способен на обратную транспортировку во временную зону моей планеты?

— Конечно. Он работает в обе стороны. Правда, обратное перемещение требует значительно больше энергии. Для того, чтобы оправдать ее расход, я должна официально оформить вас на должность, пусть даже временную. Всех таких сотрудников мы обязаны, по существующим у нас правилам, отправлять на родину, после того как в их услугах отпадет необходимость. С вами все обстоит несколько сложнее, поскольку мы не доставляли вас на Дорсан, но это уже мои сложности.

— А что вы знаете о тех, кто это сделал? — Сергей задал этот весьма важный для себя вопрос вскользь, неожиданно для себя самого, и заметил, как по лицу собеседницы скользнула мгновенная тень неудовольствия.

— Как вы себе представляете вселенную, мистер Трофимов? Ведь даже в астрономическом аспекте она не имеет видимых границ для тех устройств, которыми располагает ваша цивилизация.

Если вы добавите к ее видимой части миллионы временных параллелей и миллиарды вселенных, существующих в разных временных плоскостях, вы поймете, что задача следить за всем этим невыполнима.

Мы в состоянии наблюдать только за теми секторами времени и пространства, которые представляют для нас практический интерес…

С этим невозможно было спорить, и все же Сергея не покидала уверенность, что за всеми этими неоспоримыми истинами кроется что-то такое, что от него упорно скрывают.

— Я должен подписать какие-то официальные бумаги, подтверждающие мое согласие?

— Разумеется. Они будут составлены на вашем языке и на привычном для вас носителе информации.

«Бюрократия бессмертна», — подумал Сергей, доставая из нагрудного кармана шариковую ручку, которая, скорее всего, была для Илии таким же артефактом, как и лист бумаги, появившийся из ее настольного синтезатора.

ГЛАВА 44

Отряд нельфов (так называли себя воины Илии) выступил поздним вечером, после того как все приготовления и сборы были закончены. Не самое благоприятное время — сгущающаяся темнота давала аборигенам дополнительное преимущество. Но еще хуже было ждать, пока ширваны восстановят свое магическое оружие.

Сергею пришлось натянуть на себя защитный полевой комбинезон нельфов, внешне похожий на плащ из непромокаемой полиэтиленовой пленки, но способный, по словам Лована, выдержать удар крупнокалиберной пули. Оружие, которое ему вручили перед самым выходом, внешне напоминало игрушечный пистолетик. Разобравшись в его устройстве, Сергей понял, что плазменные заряды, вылетающие из этого ствола, ничем не отличаются от тех, которыми стреляли плазмометы митрохинского отряда. Даже зарядный генератор выглядел точно так же.

Он хорошо запомнил случай, когда Ипат заменил этот генератор на сигнальный, и теперь тщательно проверил боевые способности устройства, воспользовавшись моментом, когда отряд двигался по узкому ущелью и вспышки выстрелов невозможно было заметить издали.

Сергей не стал спрашивать у нельфов, откуда у них взялось оружие, аналогичное оружию иновремян. Слишком много неприятных совпадений и странностей в действиях нельфов заставляли его держаться настороже.

Покидая свою техническую базу под скалой с изображением Феникса, нельфы не оставили на ней ни одного человека, Илия лично проверила надежность силового щита, наглухо отгородившего скалу от внешнего мира.

— Вы собираетесь сюда возвращаться? — спросил он Илию, не слишком надеясь на правдивый ответ.

— Не в этот раз. Наша миссия закончится, как только мы восстановим механизмы туннельной станции. Но кто знает, что еще может случиться. Теперь техническая база законсервирована и в таком виде может находиться сотни лет в ожидании следующей экспедиции.

Сергей давно усвоил, что нельфы охотно делятся с ним теми сведениями, которые не касались запретной темы иновремян. И каждый раз, когда ему представлялся случай обратиться непосредственно к Илии, он испытывал странное волнение…

Отряд миновал ущелье, в котором Сергею представилась возможность испытать свое оружие, и вышел на крутой открытый склон. Отсюда вновь стало видно скульптуру огненной птицы, гордо застывшей на вершине горы. Сергей так и не смог толком выспросить, какое значение имела она для нельфов. Рассказ о древней легенде его не удовлетворил. Он слишком мало успел выяснить, до того как оказался в цепочке небольшого отряда чужой ему расы людей. Они были здесь все — десять человек, включая Илию и его самого. Вся их небольшая экспедиция. Нельфы молча спускались друг за другом, тяжело нагруженные снаряжением. Последнее больше всего не нравилось Сергею, потому что огромный рюкзак, висевший у него за плечами, сковывал движения и ограничивал обзор.

После очередного поворота горной тропы внизу, в темноте, стали отчетливо заметны огни митрохинского лагеря, и Сергей решился еще раз коснуться темы, которая так не нравилась нельфам. Протиснувшись вперед и поравнявшись с Лованом, он указал ему на огни:

— Вы знаете, что там такое?

— Мы не исследовали планету. У нас другие задачи. Здесь может быть все, что угодно.

— И даже база пришельцев из другого времени?

— Систему транспортных туннелей, созданную нами, используют многие цивилизации.

— И вы не считаете нужным контролировать, в каких целях они ее используют?

— Это не входит в наши задачи. Мы всего лишь строители. Разве те, кто строит шоссе в ваших городах, задумываются над тем, какие машины по ним проедут?

— Вы не простые строители!

— Верно. Наши туннели в десятки раз ускоряют развитие человеческих цивилизаций в различных временных секторах. Люди получают возможность обмениваться технологиями, научными данными, торговать, наконец, и восполнять дефицит материалов, которыми обделила природа их собственные планеты.

— Но, к несчастью, не только это. Вы не можете не знать, что ваши туннели используют для захвата чужих территорий!

— Мы стараемся не вмешиваться в естественный ход событий. Слабые уступают дорогу более сильным. Так было всегда, и эта аксиома не зависит от состояния дорог, по которым передвигаются армии!

У Сергея имелось свое мнение на этот счет, но, увидев как сильно раздражен Лован его вопросами, он счел за лучшее прекратить разговор и вернуться на свое место в строю. Через какое-то время Лован сам дождался, пока Сергей поравнялся с ним, и продолжил мини-дискуссию.

— Вы многого не понимаете. Потерпите немного. Думаю, после того как вы попадете на нашу «пересадочную станцию», ваш взгляд на многие вещи сильно изменится. — Не дождавшись возражений на свою реплику, Лован занялся рюкзаком Трофимова и вскоре развеял одно из его заблуждений.

Сергей не понимал, почему при таком высоком уровне развития нельфы передвигаются по дикой планете без всякого транспорта. Выяснилось, что роль транспорта может выполнять тот самый рюкзак, который вызывал наибольшее неудовольствие Сергея.

Лован открыл боковые карманы рюкзака и объяснил, как пользоваться двумя гибкими ручками с набором кнопок, управлявшим скрытым в рюкзаке механизмом.

Принцип действия механизма остался неясен Сергею, но, несмотря на это, рюкзак благополучно приподнял его над поверхностью скалы, и после нескольких не слишком удачных упражнений в пилотировании он сумел даже пристроиться к летевшему на небольшой высоте отряду.

Вскоре выяснилось, что выше подняться не удается. Слишком большой груз, кроме самих движков, находился в рюкзаках. Но и нескольких метров над поверхностью скалы оказалось достаточно для того, чтобы плавно скользить вниз, вдоль склона, не обращая внимания на разломы, трещины и колючие кусты, преграждавшие им путь до начала полета и вынуждавшие к утомительным обходам Сейчас уже не было необходимости выбирать дорогу, и это странное ночное путешествие, когда только небольшие сигнальные огоньки впереди летевших нельфов указывали направление, понравилось Сергею своей нереальностью. Таким способом летают только во сне, и он, стараясь угадать, какой из огоньков принадлежит Илии, совершенно забыл, что под ними притаился ночной враждебный лес.

Вскоре его грезы прервал рокот барабанов, а из густых зарослей, расположенных у подножья скалы, навстречу им взвилась целая стая огненных стрел.

После того как одна из них отскочила от его комбинезона, он решил, что это самые обычные стрелы, с привязанными к их наконечникам тряпками, пропитанными горючей смесью.

Но как только он поверил в то, что оружие аборигенов не способно нанести серьезного вреда, одна из таких стрел ударила в рюкзак с неожиданной силой.

От этого удара Сергей на некоторое время потерял равновесие, а когда с трудом восстановил его, то понял, что медленно падает прямо на заросли, в которых затаились невидимые стрелки.

Какое-то время он боролся с потерявшим управление механизмом. Перепробовав различные комбинации кнопок на рукоятках, ему удалось ненадолго выровняться и перейти в планирующий полет.

Однако резкое снижение продолжалось. Теперь он находился метров на десять ниже остального отряда, но никто из нельфов не изменил своего полета и не поспешил ему на помощь.

Не заметили, что с ним произошло? Правда, он летел последним, и в темноте, окружавшей отряд, такое предположение казалось оправданным.

Набрав полную грудь воздуха, Сергей крикнул. Но Лован, оказавшийся теперь замыкающим в цепочке отряда, не откликнулся и не изменил направление своего полета, хотя Сергей не сомневался, что до него долетел его призыв.

Мелькнув цепочкой огней над кромкой леса, отряд скрылся за плотной стеной деревьев, и Сергей остался один. Снижение продолжалось так же, как и его медленное скольжение вперед. Ему все никак не удавалось уйти из опасной зоны, из которой густо летели огненные стрелы. Но едва он приблизился, стрельба полностью прекратилась.

Он нужен аборигенам живым? Или они не сомневаются в том, что теперь он никуда от них не денется? Вопросы теснились в его голове, но ответов не было. Оставалось надеяться на везение. Залп из самострелов с близкого расстояния его защитный костюм не выдержит. Да и не такие уж простые стрелы использовали дикари, если судить по силе удара, повредившего его летательный аппарат.

К счастью, падение замедлилось, и он благополучно миновал опасное место. Поврежденный двигатель, видимо, продолжал работать. Но, поскольку его работа не сопровождалась ни малейшим шумом, Сергей не мог с уверенностью выяснить это.

Теперь до вершин самых высоких деревьев оставалось не больше нескольких метров. Сергей медленно продолжал лететь вперед, хотя определить направление движения стало совершенно невозможно. Аппарат двигался рывками, закладывая неожиданные виражи, и макушки ближайших деревьев давно скрыли горизонт.

Наконец этот мучительный полет в неизвестность закончился. Зацепившись за вершину очередного дерева, Сергей, проламываясь сквозь ветви, рухнул вниз. Комбинезон защитил его от острых обломков веток и колючек, так что упал он удачно, не повредив даже ног, на которые сумел приземлиться в конце падения, слегка подогнув их в коленях, как его когда-то учил инструктор парашютного спорта.

Освободившись от тяжелого рюкзака, он стал торопливо исследовать его содержимое, надеясь найти дополнительное оружие, пакет с НЗ или хотя бы запас профильтрованной и обеззараженной воды. Но ничего полезного в рюкзаке не оказалось.

Только запчасти неизвестных ему механизмов. Без всякого сожаления расставшись с этой поклажей, он спрятал рюкзак в куче мха возле приметного дерева с обожженной молнией вершиной и, отойдя от места схрона метров на двадцать, прислушался.

Лес, готовясь к встрече еще не наступившего рассвета, настороженно молчал. Барабаны смолкли, вообще ничего, кроме непонятных мокрых шлепков, не было слышно.

Впечатление от звука было такое, словно какой-то великан с размаху лупил по болоту огромной мокрой ладонью. Шлепок — затем, секунд пять, полная тишина, и снова шлепок.

Больше всего Сергею не нравилась тишина, которая наступала в лесу в перерыве между этими шлепками. Словно все живое замирало, прислушиваясь вместе с ним к надвигавшейся неведомой опасности.

Шлепки постепенно приближались к тому месту в лесу, где он находился. С каждым шлепком расстояние между ним и таинственным источником звуков сокращалось.

Когда недалеко от Сергея с грохотом упало дерево, он решил укрыться за поваленным бурей полусгнившим стволом. Он еще раз проверил свой плазменный пистолет, установил максимум мощности и приготовился к ожиданию, полному неопределенности и дурных предчувствий.

Казалось, в этом вымершем лесу, кроме него, не осталось ни одного живого существа. Но так продолжалось недолго. Что-то большое, возвышавшееся над вершинами деревьев на добрый десяток метров, медленно двигалось по направлению прогалины, в центре которой он лежал. Вскоре скрывавшие от него непонятную громадину деревья раздвинулись в стороны, словно были всего лишь стебельками сухой травы — и он увидел… Дом? Панцирь гигантского краба? Это не было ни тем и ни другим. Огромная, закрученная толстой спиралью раковина, светившаяся всей своей поверхностью неярким фосфорическим светом, покоилась на спине гигантского существа, внешне неотличимого от земной улитки.

Передняя часть тела этой гигантской улитки было приподнята, и глаза, находившиеся на концах длинных, метра в два, стеблей, то и дело меняли направление обзора, словно локаторные сенсоры. В какой-то момент один из этих, почти метровых в диаметре глаз прекратил движение, зафиксировавшись на стволе дерева, за которым лежал Трофимов.

Сергей почувствовал, как его тело холодеет от неприятного предчувствия. Он знал, что этот глаз его видит, знал, что сейчас должен последовать совершенно невозможный для такой громадины прыжок — и не мог сдвинуться с места, словно его парализовал, пригвоздил к месту этот черный как смоль, лишенный зрачка и бездонный, как ночное небо, глаз.

Наконец запредельным усилием воли он заставил себя рвануться в сторону. Времени на то, чтобы подняться на ноги, уже не оставалось — Сергей едва успел перекатиться подальше от того места, на котором лежал.

Поджав под себя хвост, сжавшийся, будто гигантская живая пружина, улитка прыгнула. Словно издеваясь над всеми известными законами физики, она взлетела в воздух и, пролетев разделявшее их расстояние, шлепнулась на ствол, за которым Трофимов лежал секунду назад.

Распластавшееся в широкое полотнище тело мягко приняло на себя удар о землю, и голова улитки на гибкой толстой шее немедленно повернулась в его сторону.

Сомнений больше не оставалось, улитка знала о его местонахождении и охотилась именно на него. Плотоядная улитка? Разумеется, это была не улитка. На конце ее закругленной морды он лишь сейчас рассмотрел пасть, способную заглотнуть легковой автомобиль, и свешивавшийся из нее язык, весь покрытый липкой слизью.

Теперь их разделяло всего несколько метров. Видимо, для прыжка это расстояние показалось улитке недостаточным. Неуклюже повернувшись, она поползла к Сергею, медленно, переваливаясь, словно и в самом деле была обыкновенной земной улиткой.

Вся эта картина, высвеченная нереальным синеватым светом, исходившим от раковины, казалась кошмаром.

Воспользовавшись замедлившимся движением монстра, Сергей вскочил на ноги и выстрелил из плазмомета в мягкое, ничем не защищенное тело, стараясь не зацепить края раковины, чтобы острые осколки не задели его самого.

Заряд вошел глубоко в эту гору живой плоти и разорвался внутри с утробным хлюпающим звуком. Какие-то кровавые ошметки полетели с противоположной стороны тела чудовища, заляпав все вокруг светящимися в темноте зеленоватыми пятнами крови. Однако этого оказалось недостаточно, чтобы остановить гигантского хищника.

То ли боль до его крошечного мозга доходила с запозданием, то ли сработали какие-то неведомые Сергею защитные механизмы, но улитка как ни в чем не бывало продолжала движение в его сторону.

Тогда он побежал, не разбирая дороги, каждую секунду останавливаясь и стреляя, уже не целясь, в эту груду мягких мышц.

Один из его слепых выстрелов угодил-таки в раковину и прожег в ее центре внушительную дыру. Но даже это не остановило монстра. К счастью, теперь улитка не пыталась прыгать, и это позволило Сергею постепенно увеличить расстояние между собой и преследователем.

Он уже решил, что успеет добежать до крутых скал, видневшихся на краю леса, и укрыться среди камней. Но в это время ударили барабаны туземцев.

Сейчас среди их ровного назойливого гула не слышно было главного барабана шамана, но это мало чем помогло Сергею. Барабаны давили его своей массой.

Казалось, звук шел сразу со всех сторон, наваливался на плечи непосильным грузом, пригибал к земле. Сергей заметался вслепую, как дикое животное, попавшее в западню, и вскоре потерял направление к спасительным скалам. За его спиной, в опасной близости, с грохотом рухнуло дерево, встретившееся на пути гигантского хищника, по-прежнему следовавшего за ним по пятам.

ГЛАВА 45

Алексей в последний раз прошелся перед строем своего отряда, проверяя снаряжение, оружие и собственную решимость покинуть безопасный и привычный мирок колонии.

Он отобрал пятнадцать наиболее сильных колонистов и потратил целую неделю на их подготовку. Теперь у него был более-менее боеспособный отряд, с которым он надеялся осуществить предварительную разведку местности и благополучно вернуться обратно.

Экспедиция планировалась всего на один день, но он был готов к любым неожиданностям и прежде всего к тому, что вернуться вовремя не удастся, поэтому они взяли с собой недельный запас воды и пищи, лучшее оружие из арсенала поселка и боеприпасы.

Собственно, необходимости в серьезном вооружении в этом первом разведывательном походе Алексей не видел. Оно значительно уменьшало подвижность отряда. Но он не решился оставить в поселке серьезное оружие. Слишком свежи были в памяти недавние схватки за власть.

Жанна, которую ему с трудом удалось уговорить остаться, одна могла и не справиться. В поселке кроме женщин и детей оставались все те, кого он не решился взять с собой.

Жанне он оставил парализатор и доверил код, позволявший управлять проходом в силовой стене. Все вроде бы было предусмотрено, но ничто не могло уменьшить его тревогу в последние минуты.

Словно он навсегда прощался с этим местом и с дорогим ему человеком… Тревога казалась совершено необоснованной и поэтому вызывала еще большее беспокойство. Экспедицию он готовил со всей тщательностью и, казалось, все предусмотрел. В планы этой первой вылазки входило составление хотя бы приблизительной схемы окружавшей поселок местности, и, самое главное, Алексей намеревался найти источник питьевой воды, чтобы ликвидировать их полную зависимость от водопровода иновремян, который с каждым днем работал все хуже.

Наконец были произнесены последние напутственные слова, и в силовой стене образовался светящийся квадрат выхода.

Трудно описать чувство, которое охватывало человека, впервые вступившего под полог чужого, враждебного леса. Промозглая сырость, непривычный запах, похожий на запах прокисшей горчицы, и звуки — едва слышные, но совершенно непривычные человеческому уху. Не то скрежет, не то скрип.

Не слышно ни знакомых голосов птиц, ни стрекота насекомых, ни раздражающего звона вездесущих на Земле комариных крыльев. Этот лес был чужд человеку от вершин своих колючих полупрозрачных деревьев до огромных, скрученных узлами корней, вонзавшихся в плотную подушку мха, словно пики сказочных воинов.

Первый километр они прошли в молчании, строго соблюдая строй, установленный Алексеем еще в поселке. Впереди, метрах в двадцати от основного отряда, так, чтобы их можно было не терять из виду, шли двое разведчиков с парализатором и карабинами. Отряд, разбитый на две шеренги, двигался медленно, защищая от возможного нападения фланги и осматривая каждый метр пространства в кронах деревьев.

Алексей замыкал колонну и ничего не мог поделать с чувством беспомощности и полного растворения в давящей громаде чужого леса. Собственно говоря, у него не было оснований считать этот лес опасным для человека. За все время никто из жителей колонии ни разу не видел, чтобы с противоположной стороны к силовой стене подошло хотя бы одно животное, но и это казалось непонятным, потому что вечерами они слышали вой и рев хищников и почти никогда не смолкавший по ночам барабанный бой. Источники этих звуков то приближались к поселку, то отдалялись от него. Вот и сейчас звуки барабанов, вначале едва слышные, постепенно усилились. Хотя днем барабаны обычно молчали, сегодня таинственные барабанщики почему-то решили изменить это правило, как будто знали, что в лесу появились чужаки. Казалось, барабанная дробь доносится теперь и со стороны поселка, из той части леса, которую они успели пройти, словно невидимые барабанщики окружили их со всех сторон и отрезали путь к отступлению…

Один из идущих в авангарде разведчиков остановился, прислушался к чему-то, а затем стремительно побежал назад, к Алексею. Случилось что-то такое, что заставило его нарушить установленный порядок движения…

Запыхавшийся Арсеньев, один из наиболее способных его бойцов, приблизился и попытался отдать рапорт по всей форме, Алексей нетерпеливо отмахнулся.

— Короче, что случилось?

— Впереди слышны звуки выстрелов!

— Какое оружие?

— По звуку похоже на наши плазмометы, но я мог ошибиться…

Характерное шипение плазмомета трудно спутать с чем-нибудь иным, и Арсеньев не ошибся. Уже через пятнадцать минут стремительного продвижения к источнику этих звуков перед ними открылась картина схватки.

Человек в блестящем комбинезоне незнакомого вида отбивался от окружившей его стаи небольших хищников размером с земную собаку. И хотя каждый из них по отдельности не представлял серьезной угрозы, все вместе они нападали слаженно, и было очевидно, что схватка вот-вот закончится не в пользу незнакомца. Пять или шесть сраженных хищников устилали поляну вокруг незнакомца, но это не останавливало остальных и лишь усиливало их ярость. Пока что человека спасал только комбинезон, сделанный из какого-то весьма прочного материала. Несмотря на повисших на его спине и плечах хищников, на одежде не было заметно следов разрывов, и, значит, не было и серьезных ран… Помощь подоспела вовремя. Эта встреча могла оказаться бесценной для отряда… Человек из леса, возможно, представитель местной цивилизации, кто бы он ни был, его знания об окружающей обстановке окажутся для них бесценными… Но, к чести Алексея, об этом он подумал значительно позже, первой его реакцией было лишь желание спасти попавшего в беду человека. И он отдал приказ атаковать хищников.

Те немедленно повернули в сторону новых противников, но теперь соотношение сил изменилось не в их пользу. Дружные залпы из автоматических винтовок и плазмомета произвели в их рядах настоящее опустошение, и, не добежав до отряда нескольких метров, хищники бросились врассыпную, тоскливым воем выдавая свое разочарование от потери добычи.

Лишь теперь Алексей заметил, что хищники были не единственными персонажами этой отчаянной схватки. Чуть в стороне возвышался огромный холм… Вернее, то, что он принял за холм. На самом деле это была бесформенная груда мяса, еще совсем недавно живая, о чем свидетельствовали судороги гигантского тела, проходившие от основания расколотой раковины, с несколькими дырами, прожженными в ее поверхности, до беспомощно распахнутой пасти, усеянной острыми зубами.

Вид этого поверженного монстра лишний раз доказал Алексею, что его опасения, связанные с чужим лесом, имели все основания.

Человек, которому они помогли справиться с хищниками, откинул с головы забрызганный кровью капюшон своего странного комбинезона. И застыл, уставившись на Алексея. Прошла, наверно, целая минута, прежде чем тот, в свою очередь, понял, что лицо этого человека ему знакомо…

Наконец они шагнули друг к другу и как-то нерешительно, словно сомневаясь, следует ли это делать, обнялись.

— Я уже перестал тебя ждать, думал, портал не сработал.

— Да нет, он сработал, правда, не туда, куда направил тебя. Я попал в лагерь к Митрохину.

— К Митрохину? Разве у него есть лагерь?

— А как же! Он теперь крутой командир, у него целый батальон новобранцев. Готовятся к рейду, сволочи, ждут команды от своих хозяев. На этой планете столкнулись интересы сразу нескольких цивилизаций. Мне довелось познакомиться с нельфами… — И Сергей торопливо, перебивая сам себя, рассказал Алексею о своем пленении, о схватке у скульптуры огненной птицы и о воздушном путешествии, так неожиданно и некстати закончившемся на земле.

— Что будем делать теперь? Возвращаемся в наш лагерь?

— Не то время. Сейчас нельфы пытаются пробиться к своему транспортному порталу и ведут бой с аборигенами.

— С теми дикарями, что по ночам лупят в свои барабаны?

— Не такие уж они дикари, как может показаться. Они неплохо владеют магией и в бою представляют серьезную угрозу. Если мы сейчас поможем нельфам, то и сами сможем рассчитывать на их помощь.

Алексей отдал короткую команду, и отряд в мрачном молчании двинулся за своим командиром. Не было никакого обсуждения, никаких вопросов — и это не понравилось Сергею.

— Я смотрю, тебе удалось подобрать хорошую команду и сделать из них неплохих бойцов.

— Здесь от этого зависит выживание.

— Что вы знаете о местном лесе? Какие еще твари, кроме прыгающих улиток, которая едва меня не сожрала, здесь обитают?

— Это наша первая вылазка. До сих пор мы отсиживались за силовой стеной.

— Не слишком ли долго?

— А это ты у него спроси! — Алексей кивнул в сторону Копылова. — Только он знал код, открывающий проход, и только вчера соизволил поделиться со мной своим секретом.

— Мне кажется знакомым лицо этого человека… Кто он?

— Наш бывший комендант, в прошлом довольно известный журналист, ты мог видеть по телевидению его репортажи. В нашей колонии он пытался установить нечто вроде диктатуры, но продержался недолго. Только до появления Митрохина.

— Понятно… А затем появился ты. Не понимаю только, каким образом Митрохину удалось создать свою собственную военизированную базу? И как вообще он оказался в этом лагере? Не сам же он его строил?

— Этого я не знаю. Мы собирались его судить, но в ночь перед судом он исчез.

— Может, ему помог этот бывший комендант, этот Копылов?

— Не думаю. Они стали лютыми врагами.

Подробный рассказ обо всем, что произошло с каждым из них, пришлось отложить до более благоприятного времени.

Отряд продвигался в сторону звуков далекого боя со всей скоростью, на которую были способны утомленные недавней схваткой люди. Сергею казалось, что они движутся слишком медленно и драгоценные секунды одна за другой бесследно исчезают, унося с собой остатки надежды. Слишком много времени уходило на пеший переход по диким зарослям, в которых не было даже звериных троп.

Нельфы опережали их на несколько часов, и Сергей опасался, что они опоздают, никого не застанут на месте схватки и не смогут проникнуть сквозь силовую защитную стену, если нельфы успеют закрыть за собой проход.

Сергей шел впереди колонны. После того как его полетный механизм был поврежден стрелой туземцев, он потерял ориентировку в ночном лесу, но сейчас солнце уже встало, они оказались на открытой местности, и ему удалось восстановить в памяти направление, по которому двигался отряд нельфов. Кроме того, им помогали ориентироваться звуки непрекращающегося боя, грохот туземных барабанов и разрывы энергетических зарядов нельфов. Алексей замыкал цепочку.

Вершина белой скалы наконец показалась над деревьями. Под этой заметной издали вершиной, если верить рассказу Лована, и располагалась передаточная станция нельфов. Скала и в самом деле оказалась белой как снег, хотя высота ее, в несколько сотен метров, была недостаточна для вечных снегов. До подножья скалы оставалось не больше километра, когда на них вновь обрушился затихший на время звук туземных барабанов. Теперь он шел сверху, со стороны скалы.

Отряд перестроился в компактную группу, ощетинился оружием во все стороны и резко сбавил темп продвижения, каждую секунду ожидая засады. Сергей хорошо знал, как коварны и неожиданны бывают засады местных дикарей и как ловко умеют они обращаться со стрелами, подкрепленными воздушной магией.

Какое-то время спустя звук барабанов изменился, он стал глуше и словно раздавался теперь внутри головы каждого из них.

Идти сразу стало труднее, словно им навстречу задул сильный ветер. Впрочем, ветер и в самом деле появился, однако не настолько сильный, чтобы мешать движению.

— Что происходит? — спросил Алексей, стараясь перекричать равномерный и постепенно усиливающийся грохот.

— Колдовство. Мне удалось уничтожить их главный магический барабан, боюсь, что они мне этого не простили, и, кажется, им удалось заменить качество количеством. Они знают о нашем приближении.

— У меня голова раскалывается, и люди постепенно слабеют. Нужно возвращаться или немедленно атаковать!

— Атаковать? Кого? Мы даже не видим противника!

— Судя по звуку, туземцы где-то рядом! Если и дальше будем двигаться так же медленно, к началу атаки отряд вообще станет небоеспособным!

— Тогда командуй! До скалы осталось совсем немного, наши противники находятся там!

И они бросились вперед, не разбирая дороги, перепрыгивая через поваленные стволы, пни и кусты колючек-, разбрызгивая болотную жижу, то и дело оступаясь на скользком мхе.

Этот рывок вперед помог им мобилизоваться и изменить воздействие звуковой атаки на их психику. Теперь барабанная дробь вызывала в них вспышки ярости и лишь ускоряла продвижение вперед.

Минут через двадцать они вырвались из леса и, не задерживаясь, начали карабкаться по голому крутому склону. Противника по-прежнему нигде не было видно, но до вершины скалы оставалось уже совсем немного. Видимо, характер боя, который шел на вершине, отвлек внимание туземцев от их отряда, потому что звуковое воздействие на них совершенно прекратилось.

И в самом деле, туземцы уже не могли себе позволить действовать на два фронта, бой на вершине вступил в завершающую фазу. Он начался несколько часов назад, когда отряд нельфов наткнулся на засаду ширванов, устроенную у самого входа в помещение ретранслятора. Туземцы сумели замаскироваться среди голых камней настолько хорошо, что остались незамеченными до того момента, когда стрелы могли бить наверняка.

Первый же залп, усиленный магической барабанной дробью, свалил на землю половину отряда нельфов.

В ответ засвистели парализаторы, плазмометы выбросили из своих жерл фонтаны огня, способного расплавить камень. Вся вершина скалы стала похожа на огненное море. Десятки горящих человеческих тел катились по склону вниз, но им на смену из каждой расселины вставали новые дикари.

Отравленные жала наконечников стрел рано или поздно находили цель и пробивали ткань защитных комбинезонов, если перед этим стреле удавалось зацепиться за вершину звуковой волны. Барабанный ритм усиливал удар наконечника в несколько раз.

Нельфов подвела их излишняя самоуверенность и безоглядная вера в надежность своей защиты. Неожиданно вспыхнувший бой постепенно и неуклонно приближался к трагической развязке.

К этому моменту Сергея отделяла от места схватки всего сотня метров крутого склона, закрывавшего от него картину происходящего на вершине.

ГЛАВА 46

Вершина Белой скалы считалась священным местом для племени Громового Ветра. Это произошло много тысяч лет назад, и теперь никто не помнил о том, что причиной возникновения священного места стало пришествие тех самых «бывших богов», с которыми теперь так успешно сражались воины племени.

Для ширванов нельфы давно перестали быть богами. Слишком редко появлялись они на планете и уже сотни лет ничем не подтверждали свое могущество. Когда же «боги», ставшие простыми пришельцами, чужаками, убили шамана и позволили разрушить священный барабан, они стали врагами, против которых обратился справедливый закон мести.

Сражение закончилось. Двух оставшихся в живых пришельцев — мужчину и женщину — подвели к жертвенному камню, испокон веков располагавшемуся на вершине Белой скалы.

Новый, недавно избранный сходкой колдунов племени главный шаман воспользовался случаем и произнес зажигательную речь, стремясь изо всех сил поднять свой невысокий пока авторитет у соплеменников. Но одной речи для этого было маловато, даже вместе со священным танцем. Чтобы окончательно утвердиться в своей новой должности, Бун Буму нужно было вызвать Громовой Ветер.

Вот только сил для этого у него было недостаточно, и он прекрасно об этом знал, да и новый, наспех сделанный священный барабан был не чета старому. Но Бун Бум старался изо всех сил и пошел уже на четвертый круг священного танца, несмотря на риск свалиться посреди ритуала замертво.

Пленники, смирившиеся со своей участью, терпеливо ждали. Женщина, еще недавно, по традиции, считавшаяся жрицей огненной птицы, теперь стояла перед жертвенным камнем, поддерживаемая под руки подручными шамана, и Бун Бум в те редкие минуты, когда в священном танце наступал короткий ритуальный перерыв, боялся взглянуть в ее сторону.

Рано или поздно старые традиции умирают, но те, на чью долю выпадала нелегкая участь отменять устоявшиеся правила и свергать давних богов, знают, как тонок лед под ногами ступившего на эту тропу. Один неверный шаг, одна ошибка — и все будет кончено. Именно они окажутся виновны во всех последующих бедах племени, которых хватало во все времена. Вот только при смене любых декораций беды почему-то имели неприятную привычку увеличивать свое количество. Требовалось большое мужество, чтобы объявить о кончине старых богов и доказать, что их кровь такого же красного цвета, как у простых людей.

Это Бун Бум уже доказал. Вот они лежат — мертвые боги у подножья жертвенного камня. Их семеро, и они унесли с собой сотни жизней его соплеменников — такова цена. И если он сумеет до конца довести начатый ритуал, никто не станет считать погибших. Победителей не судят… Пора завершать начатое… Но что-то мешает Бун Буму произнести заключительные слова и занести над бывшей жрицей жертвенный нож. Предчувствие? Может быть…

Сделав над собой нечеловеческое усилие, Бун Бум останавливается перед жертвой и все-таки поднимает нож, превратившийся для него, если судить по весу, в огромный обломок скалы. Поднимает его так высоко, как того требует ритуал, чтобы все могли увидеть пока еще чистое, не умытое кровью жертвы лезвие.

И сразу же вслед за этим действием звучит щелкающий карабинный выстрел, похожий на удар бича. Бун Бум, с перебитым позвоночником, складывается пополам и сам падает на жертвенный камень. Волна Громового Ветра, не успев родиться, стихает.

Вопль ужаса и ярости, вырвавшийся из глоток ширванов, сотрясает окрестности.

Неожиданность на какое-то время помогла нападавшим. Не высовываясь из-за широкого вала камней, окружавшего жертвенную площадку, они вели непрерывный прицельный огонь из всех видов оружия. Плазмомет расчистил дорогу к центру площадки, но вокруг жертвенного камня все еще толпились туземцы. Алексей запретил применять тяжелое оружие в этой части площадки, боясь зацепить пленницу. И тогда Сергей решился на отчаянный поступок.

В эти минуты чаша весов все еще колебалась, жизнь пленницы висела на волоске, — каждую секунду кто-нибудь из туземцев мог воспользоваться жертвенным ножом, валявшимся на земле, и отомстить за смерть еще одного своего шамана. А снизу, под вопли и бой новых барабанов, поднималась целая толпа туземцев, уже заполнившая весь склон горы и единственную тропу, ведущую вниз. Но здесь, на вершине, на короткое время у землян образовалось преимущество, и Сергей воспользовался им сполна. Набросив на плечи плащ невидимости, единственный в отряде, он включил генератор и, несмотря на протесты Алексея, бросился к жертвенному камню. Батарея генератора невидимости уже почти израсходовала свой заряд, и остолбеневшие туземцы смогли наблюдать странную картину. Фигура бегущего к ним человека то появлялась, то полностью исчезала в невидимости. Впечатление было такое, словно Сергей совершал гигантские скачки и каждый раз оказывался не в том месте, куда летели отравленные стрелы туземцев.

Добравшись до жертвенного камня, он стал в упор стрелять из пистолета в преграждавших ему путь туземцев. С такого расстояния невозможно было промахнуться. Последний из оставшихся в живых туземцев успел вскинуть свой короткий лук и выпустить стрелу.

Сергею не приходилось целиться, но и туземец находился в таком же положении, враг был всего в двух шагах от него. Плащ, израсходовав остатки энергии в батарее, полностью отключился, и стрела нашла свою цель… Она вонзилась в незащищенное запястье Сергея, навылет пробив ладонь, сжимавшую пистолет. Закричав от боли, Сергей упал на одно колено и выронил оружие. Темп атаки был потерян, и казалось, ничто уже не могло спасти его от следующей смертоносной стрелы, но в этот момент за его спиной коротко и грозно рявкнул карабин Алексея, пуля свистнула у Сергея над головой, и последний остававшийся в живых туземец упал с развороченной грудью.

Дальнейшее воспринималось Сергеем словно в тумане — яд действовал слишком быстро, несмотря на принятые Алексеем меры. Наконечник стрелы был отломлен, а древко выдернуто из руки. В походной аптечке отряда нашелся жгут и обезболивающее. На какое-то время Сергей справился с болью и самостоятельно завершил то, ради чего только что рисковал жизнью… Он поднял валявшийся на камнях жертвенный нож и левой рукой перерезал сыромятные веревки на руках и ногах Илии.

Даже сейчас, сквозь ядовитый туман, наползавший на его сознание, он не мог не отметить, как прекрасна эта женщина… Каким-то образом туземцам удалось снять с нее защитный комбинезон, и в тонком трико, плотно облегавшем ее фигуру, она показалась ему ожившей статуей богини, слишком поздно вошедшей в его жизнь…

Все, что происходило потом, он помнил урывками. Вопли туземцев и непрерывная мучительная дробь барабанов раздавались уже у самой кромки скалы. Оставались считаные минуты до того момента, кргда вопящая орда дикарей затопит площадку на вершине и сметет их в пропасть…

Освобожденная Сергеем Илия решительно взяла бразды правления в свои руки. Она достала из рюкзака одного из ее убитых товарищей прибор, похожий на пульт дистанционного управления электронного устройства.

Навела его на сплошной белый монолит скалы и набрала лишь ей одной известную комбинацию кнопок.

Послышался гул невидимых моторов, в скале образовалась ровная трещина, а затем два каменных блока разъехались в стороны, открывая вход в помещение ретрансляционной станции…

Они едва успели втащили внутрь последнего из убитых нельфов, когда туча стрел, выпущенная с края площадки, понеслась к распахнутым настежь дверям станции… Но каменные челюсти сомкнулись прежде, чем смертоносный град успел проникнуть внутрь.

Вспыхнувший свет выхватил из темноты огромный зал, заполненный пультами управления и кабинами ретрансляторов. Но этого Сергей уже не видел, сломленное ядом сознание окончательно оставило его.

Очнулся он оттого, что кто-то осторожно массировал его руку. Илия сидела рядом с его постелью и втирала в рану какую-то мазь из маленькой золотой баночки. Сейчас на ней вновь был рабочий комбинезон, скрадывавший детали фигуры, и, вспомнив, как выглядела она в тонком, разорванном шаманом трико, Сергей почему-то улыбнулся.

Заметив, что он очнулся, Илия нахмурилась. Ей было совсем не до улыбок. Действие яда удалось приостановить, и беспокойство за жизнь этого нужного ей землянина отошло на второй план. Он спас ей жизнь, рискуя собственной, а в этической системе нельфов такой поступок означал многое, слишком многое… Она старалась не думать о том, что ее ждет в будущем, представлявшемся безрадостным и мрачным.

Круг не примет ее отчет о неудачной экспедиции, а глава круга, Лакон, лишившийся сына по ее вине, никогда не простит его гибели. Теперь, после полного провала плана «Альфа» по вине этих проклятых туземцев, ей придется переходить на более низкий уровень.

Ее сознание прошло специальную обработку перед экспедицией на Дорсан, но глубина воздействия оказалась недостаточной. Больше всего Илию раздражали женские эмоции, слишком часто разрушавшие стройное течение ее мыслей и подменявшие логические построения ничего не значившими сентенциями типа: «Какие красивые руки у этого землянина», или «Он ко мне явно неравнодушен…» Пока она занималась лечением иновремянина, его соотечественники по-хозяйски расположились в главном пультовом зале станции и, даже не спросив разрешения, начали обследовать устройства, доступ к которым посторонним был строжайше запрещен. А она, лишившись всех своих помощников и убедившись, что канал связи с ее родной планетой разрушен, так же, как большинство устройств центра, ничего не могла с этим поделать… Вот один из землян, занимавший, по ее наблюдениям, второе место в отряде, решительно направился к ней.

— Ну как, он очнулся наконец? — Вопрос был обращен к Илии, но ответил на него Сергей:

— А ты сам не видишь?

— Ты провалялся без сознания целые сутки, я уж начал терять… — Он остановился, подыскивая нужное слово, и Сергей с усмешкой спросил:

— Надежду или терпение?

— Кажется, и то, и другое. Надо принимать какое-то решение. Мы здесь долго не продержимся. Запасов продовольствия и воды хватит всего на несколько дней, а наружный выход прочно блокирован аборигенами. Их там тысячи, и не похоже, чтобы они собирались снимать осаду.

Присев на койку, несмотря на возражение Илии, он обратился к ней:

— Насколько серьезны повреждения ваших транспортных устройств? Они способны переправить нас в другое место?

— Повреждения очень серьезны. Но работоспособность отдельных каналов может быть восстановлена. Все зависит от того, куда вы хотите отправиться.

— Для начала неплохо было бы узнать, какие именно каналы можно восстановить, — вступил в разговор Сергей. Было заметно, что его самочувствие улучшается с каждой минутой. Илия пожертвовала для него своим главным сокровищем — «Золотой мазью», способной вернуть к жизни умирающего человека, а он даже не понял этого.

— Проще всего задействовать тот самый дикий канал, который был создан на вашей планете и разрушил большинство механизмов нашей станции. Но он работает только в одну сторону.

— Что это значит? Поясните, пожалуйста.

— Это значит, что вы можете отправиться на вашу планету, но не сможете вернуться сюда.

— Это уже неплохо.

— Есть еще одно обстоятельство… Канал доставит вас в ту самую временную точку, из которой был запущен.

— Объясните подробней. Мы с моим другом не слишком разбираемся в ваших фокусах со временем.

— Это означает, что вы вернетесь в прошлое, в тот самый момент, когда возник дикий канал. — Илия вовремя остановилась, едва не подсказав землянину решение, прийти к которому он не должен был ни в коем случае. К счастью, его внимание отвлекло совсем другое обстоятельство…

— Не такое уж далекое прошлое, каких-то пять-шесть лет, именно тогда было произведено первое испытание машины времени. Это не так страшно. Пожалуй, мы сможем воспользоваться этим каналом.

И тут, неожиданно для Сергея, в разговор вмешался Алексей:

— Решай, пожалуйста, за себя.

— Что ты хочешь этим сказать? Ты не собираешься возвращаться домой?

— А что я там буду делать? Опять ловить гнилую рыбу и жить в канализационных коллекторах? Нет уж, спасибо! Здесь у меня нормальный дом и семья, здесь я уважаемый человек!

— Но ты не сможешь вернуться в свой поселок! Туземцы уничтожат весь твой отряд! Они только и ждут, чтобы кто-нибудь высунул нос из этой крепости!

— А вот это как раз можно устроить, — сказала Илия, улыбаясь и прекрасно понимая, какие последствия будут иметь ее слова. — Местные каналы продолжают работать, в поселке есть телепортационный приемник, я смогу туда переправить весь ваш отряд. Но есть одно условие…

— Какое именно? — сразу же насторожился Сергей.

— Если ты решил вернуться на Землю, я отправлюсь вместе с тобой.

— Зачем? Ты уверена, что сможешь жить на нашей варварской планете?

— Мне некуда возвращаться. Разве что к дикарям, на их жертвенный камень… Дорога к моему времени закрыта, и если даже удастся починить механизмы и разблокировать телепортатор — ничего хорошего дома меня не ждет. Так что на какое-то время, пока я освоюсь на новом месте, тебе придется мириться с моим присутствием.

— Разве я возражаю? Я буду рад, если ты отправишься вместе со мной.

Сергей говорил искренне, и все же она не чувствовала в его словах особой радости, что-то он заподозрил… Этот землянин обладал обостренным чувством интуиции, близкой к телепатии. Но в сложившейся ситуации ей необходимо было попасть на планету, сумевшую каким-то непонятным для ее народа способом перевернуть само время. Это было сейчас самым главным, и именно этому, подавив собственное самолюбие и гордость, она подчинила все.

ЭПИЛОГ

Испытание машины времени закончилось неудачей, собственно, это был полный провал. Северцев прошелся по пустому залу, затем его внимание привлек пульт, на котором неожиданно заметались разноцветные огоньки. Этого не должно было быть, но это случилось. Энергия, выброшенная им в пространство, возвращалась обратно.

Здание вздрогнуло от невидимого удара, на мгновение все стало зыбким, нечетким, а затем он увидел на площадке своей машины две человеческие фигуры — мужчину и женщину.

Вначале фигуры были почти прозрачны, но постепенно они приобретали все более четкие очертания.

Женщина казалась прекрасной, слишком прекрасной для этой планеты. Огромные глаза, непривычная одежда и кожа, слишком белая, с легким голубоватым оттенком, говорили о том, что она явилась сюда из какого-то иного мира…

Мужчина, лицо которого показалось Северцеву странно знакомым, первым обрел способность двигаться. Не обращая на профессора никакого внимания, словно того вообще не было в комнате, он решительно направился к пульту машины.

— Не делай этого! Не смей! — вскрикнула женщина. Ее крик был похож на крик раненой птицы. Но было уже слишком поздно.

Сергей беспорядочно менял положение переключателей на пульте, а затем, дотянувшись до красного рубильника, рванул его вниз.

— Вы понимаете, что вы делаете?! — прошептал профессор побелевшими губами. Его слова потонули в нарастающем реве накопителей. Вернувшийся поток энергии хлынул в них и, не находя выхода, в считаные доли секунды переполнил резервуары, вырвался на волю и разметал в беззвучном взрыве детище профессора Северцева.

Несколько мгновений казалось, что временной взрыв уничтожил все живое в радиусе нескольких километров, но затем облако взрыва стянулось к крохотной темной точке, образовавшейся в его центре, и исчезло.

Вместе с ним исчезли все предметы и механизмы экспериментального зала. На их месте появились ковры и трибуна для выступлений ораторов. Теперь это был зал для собраний. С большим портретом нового президента над трибуной.

В течение одного энзима времени мир изменился и стал таким, каким мы его знаем сегодня.

Три человека стояли в пустом зале наедине со своей новой судьбой. Им еще предстоял долгий и нелегкий путь борьбы с теми, кто пытался завоевать нашу цветущую зеленую планету, и друг с другом…

Но это уже совершенно иная история.