Глава 38

Как только поезд выскочил с противоположной стороны туннеля, железнодорожная колея кончилась, словно отрезанная ножом.

Скорость, почти погашенная усилиями Лосева Суркова, была, однако, достаточной для того, что бы колеса передней платформы достигли конца рельсов, соскользнули с них и врезались в сухой песок.

— Что произошло?! Мы во что бы то ни стало должны были проехать этот туннель! В нем слишком опасно, я предполагаю, что на его стенах образовалась ядовитая слизь…

Лосев едва сдержался, чтобы не сказать все, что он думает об ученых в роли машинистов, но вместо этого лишь произнес:

— Посмотри вокруг!

Здесь было на что посмотреть. Солнце стояло в зените. Вместо вечерних сумерек они очутились в середине жаркого знойного дня.

Вокруг скалы, подступая вплотную к остаткам полотна, теснились заросли никогда не виданных на Земле гигантских хвощей.

И уже через несколько секунд на них обрушилась безжалостная жара этого мира.

— Здесь не меньше пятидесяти, может быть, даже больше, — прохрипел Сурков. Раскаленный воздух перехватывал ему дыхание.

Вдоль состава, из прохладной глубины туннеля, бежал Зуров, но его бег сразу же сменился на ходьбу, как только он попал в освещенное солнцем пространство.

Пот лил с него градом, когда он очутился рядом с ними.

— Что произошло?

— Мы прошли через ворота и попали в другой мир.

— Какие ворота?! Никто из нас не ел этих проклятых грибов!

— Верно. Есть два типа ворот — одни ведут в только что построенные на основании наркотического бреда миры, в них может пройти только тот, кто находится под действием наркотика, содержащегося в них.

Но есть другие ворота… Они соединяют реально существующие в нашей Вселенной миры.

Всеми этими пространственными переходами управляет Гифрон. Но второй тип ворот соединяет лишь небольшое количество миров, только те, куда была занесена его спора…

— В таком случае у нас остается надежда вернуться… — Секунду Лосев не понимал, что Сурков имеет в виду, и долго смотрел на него вопрошающим взглядом, прежде чем до него дошло. Если миров немного, то шанс попасть после перехода обратно в свой мир достаточно велик. Даже если выбор конкретного мира происходит случайно.

Конечно, если Гифрон захочет специально закрыть для них дорогу в родной мир, они не попадут на Землю. Но зачем ему это?

— Мы должны попробовать… Если понадобится, мы будем пробовать много раз, пока не вернемся обратно.

— Ворота остались внутри туннеля, за нами. Как ты думаешь, они действуют в обратную сторону?

— Это совсем не обязательно. В мире, где мы теперь очутились, другие пространственные координаты, и ворота могут находиться в другом месте.

— Тогда давай проверим те, что остались в туннеле. Вдруг нам повезет?

— Ты прав, — согласился Лосев и, обращаясь уже к Суркову, сказал: — Мы вернемся в туннель, а ты следи за давлением пара в котле и глаз не спускай с этих зарослей. Если увидишь там какое-то движение, сразу стреляй ракетой. Неважно, попадешь ты куда-нибудь или нет. Это будет для нас сигналом. Ты все понял?

— В общем, да, вот только давление в котле…

— Ну, так что с ним?

— Слишком много дыр… И слишком мало осталось топлива. Еще минут тридцать, и мне нечем будет его поддерживать.

— Мы постараемся вернуться раньше.

Проходя мимо пассажирского вагона, они увидели в окнах испуганные лица женщин.

«И все же они остались на месте, не побежали выяснять, что случилось, при первых признаках опасности. Если так будет продолжаться и дальше, из нас получится неплохой отряд», — подумал Лосев.

Коротко объяснив, что произошло, он посоветовал женщинам перебраться в заднюю часть вагона, оставшуюся внутри туннеля и защищенную от прямых солнечных лучей.

Оба сразу же почувствовали разницу температур, как только ступили под своды туннеля, словно с плеч сняли раскаленную каменную плиту.

Пространство между колеёй и стеной туннеля было совсем узким — тридцать-сорок сантиметров, не больше. Им приходилось пробираться очень осторожно, чтобы не задеть натеки светящейся слизи, покрывавшей большую часть стены, вдоль которой они шли.

Сурков сказал, что она может быть ядовита. Вряд ли у него были для этого какие-то конкретные основания, но приходилось соблюдать осторожность, особенно в тех случаях, когда сталкиваешься с чем-то неизвестным. Это правило сохранило жизнь не одному сотруднику Управления внешней безопасности.

Они миновали заднюю пулеметную платформу и теперь могли идти посредине колеи. Ослепительный солнечный свет едва пробивался вслед за ними. Чем дальше они удалялись от поезда, тем плотней становился голубоватый мрак туннеля, окружавший их со всех сторон.

Они медленно продвигались вперед, каждую минуту ожидая новой опасности. Далеко впереди, почти не отличаясь от остальных стен, появилось овальное пятно, перегораживавшее железнодорожную колею.

— Кажется, переход сохранился, зря ты опасался… — с надеждой проговорил Зуров.

— Это может быть тупик. Часть стены, покрытая светящейся слизью. Мы должны подойти ближе. — Лосев ни на минуту не давал себе возможности расслабиться.

— Во всех наших бедах виноват этот проклятый стрелочник!

— О чем ты? — не понял Зуров.

— Ты не заметил на путях человека в красной фуражке?

— Нет.

— Значит, мне показалось… Но все равно… «„Во всем виноват стрелочник“. Раньше в эту пословицу наши предки вкладывали простой и понятный смысл. За ошибки начальства должен отвечать тот, кто последним стоит на социальной лестнице. Но я имел в виду другого стрелочника, того, что переводит колею событий в новое русло и изменяет нашу судьбу. Вот он действительно отвечает за все, что с нами происходит».

Им пришлось пройти еще метров двести, прежде чем стало окончательно ясно, что ворота перехода сохранились. Спутать их плывущую, похожую на светящуюся жидкость поверхность было невозможно ни с чем. Лосев совсем уж было поверил в то, что им наконец-то повезло, когда за их спинами глухо ударил ракетный взрыв.

Молча переглянувшись, оба побежали обратно.

Сурков сидел в паровозной будке, без сил прислонившись к стене и равнодушно глядя сквозь щель в дверце топки на угасающий огонь. Стрелка манометра давно упала ниже зеленой черты, обозначавшей рабочее давление, и он знал, что теперь, для того чтобы стронуть с места их поезд, понадобится не меньше получаса.

Казалось совершенно невозможным в чудовищную жару, придавившую его безвольное тело, открывать раскаленное жерло топки и бросать туда лопатой уголь. Даже сама мысль об этом причиняла невыносимые страдания.

«Надо было остаться в Южноуральске!» — думал Сурков. Сейчас, по сравнению с окружавшим его сюрреалистическим миром, «бубновые» казались милыми ребятами. «Нам никогда отсюда не выбраться, — шептали его губы. — Мы все поджаримся, в этом чертовом пекле…»

Он глянул на солнце, надеясь на то, что этот бесконечный день когда-нибудь кончится, но оно ни на йоту не изменило своего положения на небосклоне с тех пор, как ушли Лосев с Зуровым, хотя ему казалось, что с этого момента прошло уже часа два.

В это время его затуманенное жарой сознание отметило какое-то движение в зарослях, за которыми ему было поручено следить.:

Равнодушным взглядом он следил за колышущимися под ветром верхушками хвощей. Вот только ветра никакого не было и в помине.

Нечеловеческим усилием воли он заставил себя подняться на ноги и высунуться в окно будки.

Три или четыре прыгающих ящера неслись к паровозу огромными скачками. Их головы на тонких шеях, увенчанные зубастыми полуметровыми пастями, раскачивались значительно выше кабины, и Сурков подумал, что им не составит ни малейшего труда добраться до него.

Эта мысль отрезвила его и заставила наконец действовать. Совершенно механически, даже не задумавшись о том, что он делает, он развернул плечом расположенную на крыше паровозной будки турель с установками безоткатных пушек и направил их жерла в сторону ящеров.

Прицеливаться времени уже не было. Вместо этого он рванул сразу все четыре спуска.

С ядовитым шипением, оставляя за собой дымные хвосты, ракеты вырвались из направляющих труб и унеслись в заросли.

На пути бегущих ящеров неожиданно встала стена огня, и грохот четырех разрывов слился в один.

Когда Лосев и Зуров выбежали из туннеля, положение Суркова было критическим. Два уцелевших после разрывов ящера рвали зубами железную Дверцу кабины, и, судя по свисавшим с нее клочьям металла, сопротивляться бешеному натиску ей осталось немного.

На боку одного ящера виднелись темные полосы от осколков, второй почти не пострадал и громко ревел, сокрушая преграду, отделявшую его от желанной добычи.

Единственным положительным моментом в сложившейся ситуации было то, что ящеры напали на Суркова с противоположной от Лосева и Зурова стороны, и те, не сговариваясь, бросились вперед, к пулеметной платформе, застрявшей в песке.

В тот момент, когда самый активный ящер оторвал верхнюю часть дверцы и отшвырнул ее в сторону, Лосев развернул установку, поймал в перекрестье бронированное костяными пластинами брюхо и нажал гашетку.

Очередь скорострельного зенитного пулемета, ленты которого были начинены вперемежку разрывными и бронебойными пулями, способна разрезать даже танковую броню. Ящера она развалила почти пополам. Второй, увидев, какая участь постигла его сородича, развернулся и бросился к зарослям. Следующая очередь настигла его уже среди хвощей. И череп хищника раскололся, как яичная скорлупа.

Лосева не слишком обрадовала эта победа. В любую секунду из зарослей могли показаться новые хищники — а запас патронов не бесконечен.

На такой жаре запах крови и трупов будет усиливаться с каждой минутой, и скоро здесь соберутся все стервятники этого мира. Следовало немедленно убираться из раскаленного бешеным солнцем ада.

— Подними давление пара до максимального и дай рывком задний ход! — крикнул он Суркову. — Мы попробуем утопить концы рельсов и направлять колеса платформы так, чтобы они попали обратно на колею.

— Интересно, как ты собираешься это сделать?

— С помощью боковых подпорок. Если их наискось подкладывать под колеса…

— Я не могу поднять давление! — донесся до них голос Суркова.

— Почему?

— Котел сдох. Топливо кончается, и воды почти не осталось.

— Проклятье! Посмотри, что там у него. Придется бросить платформу. У нас нет времени с ней возиться. Ворота перехода нестабильны. В любую минуту они могут закрыться.

Лосев, задыхаясь от раскаленного воздуха, преодолевая головокружение, поспешил к сцепному крюку. Ему жаль было расставаться с пулеметной установкой, но другого выхода не было.

Едва он закончил возиться со сцепками и отделил застрявшую в песке платформу от остального поезда, небо потемнело от огромной стаи летящих к ним со всех сторон птиц.

Теперь вся надежда оставалась на застрявшую в песке платформу. Ей придется сослужить им последнюю службу.

Лосев прыжком взобрался на платформу, сел в металлическое кресло наводчика и, приподняв прицел навстречу новой опасности, вдруг понял, что никакие это не птицы…

— Уводи поезд в туннель! — крикнул он Зурову. — Я задержу их!

— Мы будем ждать тебя у перехода! — долетел до него ответ. Лосев хотел возразить, хотел сказать, что у него не останется ни единого шанса, чтобы Догнать их, — но даже на это уже не осталось времени.

Чудовища, похожие на помесь птеродактиля с обезьяной, волосатые, с длинными и острыми, как бритва, клювами, бросились на него со всех сторон одновременно.

Изо всех сил нажимая на педали, Лосев вращал зенитную установку по кругу, поливая небо над собой смертельным дождем пуль. Песок потемнел от крови и искалеченных тел этих милых «птичек». Но интенсивность их атак не ослабевала. Они летали кругами и время от времени бросались на пулемет, сложив крылья и устремившись вниз в смертельном пике.

Краем глаза Лосев отметил, что Зурову удалось стронуть поезд с места, и, окутавшись облаками дыма, паровоз исчез в жерле туннеля.

Значит, не зря он остался в этом раскаленном аду. Хоть кто-то из них спасется… Ни о чем другом Лосев не позволял себе думать, повторяя эту мысль как заклинание.

Для того, чтобы стронуть состав с места и заставить его двигаться, Зурову пришлось истратить весь запас пара, и давление в котле упало почти до нуля. Теперь поезд шел по инерции и скорость оставалась достаточно высокой, а до ворот перехода было не больше двадцати метров. Нужно было немедленно останавливать поезд и ждать Лосева, но Зуров знал, что вторично стронуть состав с места им уже не удастся.

«Мы все останемся здесь навсегда… — думал он, слушая далекое стаккато пулеметных очередей. — В бою особая арифметика, одна жизнь за несколько спасенных вполне приемлемая плата. Но существует и другой расчет.

В бою не бросают товарищей. И если нам суждено погибнуть, мы погибнем все вместе.

Он резко опустил вниз тормозную рукоятку и услышал заунывный визг, напомнивший ему звон похоронных колоколов. Поезд замедлил движение и остановился перед самым переходом.

Радужные круги плыли перед глазами Лосева. Сказалась нечеловеческая жара и напряжение последних часов. Он сидел на платформе, под открытыми лучами солнца, стоявшего в зените, а вокруг летала смерть… Сколько прошло времени? Час? Сутки? Он не знал. Ощущение времени исчезло.

Куда девался поезд? Он должен был быть здесь, рядом с платформой, но его не было… И Лосев уже не помнил своего последнего приказа. Что-то он должен был сделать… Куда-то уйти. Наверно, в этот туннель. Там прохладно, там не будет этого безжалостного солнца… Но для этого надо оторвать руки от пулеметной турели, и тогда демоны, кружащиеся вокруг него, раздерут его тело на части, у него не останется ни малейшего шанса. Да и сил на то, чтобы встать, уже не было. Он будет сидеть здесь, сжимая рукоятки наведения и утапливая до отказа гашетки. Он будет сидеть до тех пор, пока не кончатся патроны.

Он видел ящик, из которого выползали остатки пулеметной ленты, и знал, что этот миг совсем близко…

Он в последний раз нажал на гашетку, вкладывая в эту очередь всю свою ярость и боль. Но прежде, чем небо обрушилось на него, Лосеву показалось, что звуку его пулемета ответил другой. Он знал, что этого не может быть, и повторил это про себя еще раз, теряя сознание.

Очнулся Лосев в паровозной будке. В лицо ему лили воду из фляги. Его окружала почти забытая, сказочная прохлада. Кожа горела, малейшее движение причиняло резкую боль. Полумрак, перечеркнутый знакомыми синими полосами слизи, заставил его отстранить руку Зурова и приподняться.

— Где мы?

— В туннеле. Гарпии, с которыми ты сражался, остались снаружи. Сюда они не залетают, слишком узкое пространство. Состав, как пробкой, закупорил туннель.

— Почему вы не воспользовались переходом?

— Мы ждали тебя. И в котле не осталось пара. Мы не можем тронуться с места.

— Отпусти тормоза… — прошептал Лосев.

— Что? — не понял Зуров. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Отпусти тормоза. Здесь уклон в сторону ворот…

Теперь он понял и, схватившись за рукоятку, рванул ее вверх. Колодки скрипнули, но поезд не тронулся с места.

— Подтолкните его. Нужно преодолеть… Это казалось безумием, но безумным было все, что произошло с ними за последние сутки. Упершись в буфер паровоза, двое мужчин и две женщины пытались сдвинуть с места тяжеленный состав. Неожиданно Суркову пришла в голову более здравая мысль. Этого не приспособленного для простейших жизненных ситуаций человека довольно часто посещали ценные мысли.

— Мы должны использовать ракеты! — заявил он, прекращая бессмысленные попытки сдвинуть с места стальной паровоз.

— Каким образом?

— Надо снять с них боевые заряды, привязать к паровозу хвостами назад и поджечь запалы. Реактивная струя сдвинет поезд!

— Что-то вроде реактивного двигателя… — восхищенно произнес Зуров. — Это должно получиться! Ты здорово соображаешь, парень!

Рев пороховых ракетных двигателей в замкнутом пространстве туннеля был таким сильным, что начали вибрировать стены. Казалось, порода не выдержит и не выдержат легкие, в которые вместо кислорода теперь попадал лишь дым отработанных пороховых газов.

Люди все стояли на боковой площадке паровоза, рядом с потухшим котлом, уже не веря ни во что. Они не заметили даже, как поезд медленно стронулся с места, прополз, постепенно разгоняясь, отделявшие его от пространственных ворот метры и навсегда исчез из этого мира.

Глава 39

Огненный вихрь перехода на какое-то время выключает сознание. Когда они пришли в себя, полумрак туннеля сменили мягкие вечерние сумерки.

Рев ракетных двигателей смолк, но поезд еще катился некоторое время по инерции, постукивая на стыках рельсов. Наконец он остановился, и наступила та мирная, земная тишина, которая бывает в лесу или в поле. Заквакали лягушки в далеком пруду, заухала сова, рано вылетевшая на охоту, на небе зажглись первые звезды, и взгляд Лосева жадно скользил по ним, изучая рисунок знакомых созвездий.

— Вас не беспокоят эти звуки? — спросил Сурков, и, когда все с недоумением, написанным на их лицах, повернулись в его сторону, пояснил: — Раньше в зоне захвата не было никаких живых звуков…

— Он прав. Впечатление такое, словно мы уже не в зоне.

— Или не в том мире… Бывают миры, похожие как две капли воды, их отличия настолько незначительны… Но, наверно, это не относится к настоящим мирам, соединенным пространственными туннелями второго типа.

Лосев надолго задумался, наслаждаясь прохладой и этой мирной, полной лесных шорохов, тишиной.

Он думал о стрелочнике и о том новом повороте, который им подготовила судьба. Он не верил в ее подарки. И в легкие пути он тоже не верил. На его поясе, словно отвечая тревожным мыслям, охватившим Лосева, вспыхнул зеленый огонек. Универсальный анализатор и лингвист снова были готовы к работе, и это, возможно, лишь подтверждало, что они оказались в другом мире, лишь внешне похожем на Землю. Во всяком случае, в этом мире не существовало энергетической блокады.

— Давайте спать. Мы все измотаны до последней степени. Оставим сегодня только один пост на уцелевшей платформе. Завтра будем чинить паровоз и решать, что делать дальше.

Он все время помнил о развилке и о стрелке на ней и не мог не думать о том, куда ведет вторая дорога…

Ночь прошла без происшествий. Утром они занялись ремонтом паровоза. И хотя уголь кончился, благодаря предусмотрительности Лосева, погрузившего в товарный вагон среди прочего инструмента топоры и пилы, они смогли заготавливать дрова. Разумеется, это топливо было не таким энергоемким, как уголь, и его требовалось гораздо больше. Найти сухие дрова в лесу было не так-то просто. Но проблему топлива, так или иначе, это решало. Сложнее было с водой.

Поезд остановился посреди лесостепи, вокруг не было видно никакого жилья, и уж тем более не было ни водокачки, ни водопровода.

Воду пришлось носить из ближайшего ручья — а до него оказалось не меньше трехсот метров. Раньше никому из них не приходилось наполнять паровозный котел ведрами из ближайшего ручья, и они плохо представляли себе объем этой работы. К вечеру выяснилось, что котел наполнился едва ли на четверть, хотя воду носили все, включая женщин.

Наспех заделанные дыры в котле не ликвидировали всех течей, и ремонт пришлось повторить.

Лосева раздражала и беспокоила еще одна непредвиденная задержка, но его спутники были ей рады, хотя и старались этого не показывать. Он хорошо понимал их. После мира смерти, из которого они только что вырвались, физическая работа воспринималась как отдых. И еще они были благодарны судьбе за то, что им удалось вернуться в свой родной мир. Лишь один Лосев продолжал в этом сомневаться. Слишком свежи еще были его воспоминания о Земле-два, где он встретил своего двойника. Отличия могут быть едва уловимы, и, возможно, неприятные сюрпризы поджидают их где-то за следующим поворотом колеи.

Однако он держал свои сомнения при себе, не желая ухудшать настроения своим спутникам.

Поднося к паровозу очередное ведро с водой, Лосев с опаской поглядывал в сторону темного жерла туннеля, из которого они вырвались с таким трудом. До него было всего метров триста, и в любую минуту оттуда мог пожаловать какой-нибудь незваный гость, а они даже постов не выставили. Пренебрегая своей обычной осторожностью, он не стал на этом настаивать, поскольку понимал, что этим замедлит ход работ и испортит всем остальным праздник. Кто же выставляет посты у себя дома…

В конце концов, к вечеру третьего дня им удалось развести пары и поднять давление в котле до приемлемого уровня.

Издав победный гудок, их небольшой паровозик дернулся и, с шумом раскручивая колеса, двинул состав задним ходом, прочь от туннеля.

«Одной заботой меньше», — думал Лосев, внимательно разглядывая в бинокль приближавшуюся развилку. Он боялся увидеть там знакомую зловещую фигуру стрелочника. Но колея была пуста в обоих направлениях.

— Будешь переводить стрелку? — спросил Зу ров.

— А что еще остается? Не ехать же обратно к Южноуральску.

«Есть ли он вообще на этой планете?»

— Мы будем осторожны. На этот раз мы не позволим себя заманить в очередной переход.

«Возможно, этого и не понадобится… Возможно, мы уже прошли через него…» Лосев никак не мог отделаться от ощущения неправильности, неоднозначности мира, окружавшего их. Конечно, исчезновение поля, вызывавшего коллапс энергии, можно объяснить естественными причинами. Оно, в принципе, нестабильно, летели же они из Южноуральска на флаттере…

И все же… Все вокруг казалось расплывчатым, неопределенным. Не было у Лосева привычной уверенности. Не знал он, где они находятся и чего ждать за следующим поворотом дороги.

Лосев остановил паровоз сразу же за развилкой, соскочил с подножки будки и осторожно, словно шел по минному полю, направился к стрелке.

Внешне в ней не было ничего особенного — стрелка как стрелка. Рычаг, противовес, колпак для фонаря… Все дело было в том, что подобные устройства исчезли на Земле лет пятьсот назад. Их заменила автоматика, которая, в свою очередь, отслужила свой срок вместе с железными дорогами. Основные железнодорожные магистрали не стали демонтировать в память о прошлом, а возможно, потому что опасались: может наступить время, когда они еще пригодятся. И вот теперь такое время, кажется, настало.

Наконец Лосев взялся за рычаг этого древнего устройства, каждую секунду ожидая какого-нибудь подвоха. Совсем недавно на этом рычаге лежала рука существа, отправившего их туда, откуда не было возврата. Но, наперекор судьбе, они вернулись. Стиснув зубы, Лосев навалился на рычаг. Механизм заскрипел, и подвижный сектор рельсов изменил свое положение.

Теперь они могли двигаться в другую сторону. Знать бы еще, куда приведет эта новая колея… Выбор слишком ограничен. Всего два направления. Плохо, когда приходится выбирать одну из двух дорог, если заранее знаешь, что одна из них ведет в гибельный мир, а вторая в неизвестность. «Вообще-то, любая дорога ведет в неизвестность», — утешил себя Лосев, возвращаясь к паровозу.

После того, как они миновали развилку, километров сорок местность почти не менялась. Но затем среди хвойных деревьев стали попадаться Дубы и ясени, совершенно не свойственные для климата западного Приуралья.

С каждым километром лиственных деревьев становилось все больше. И у Лосева усилилось ощущение тревоги. Подтверждались его худшие опасения. Этот мир не походил на Землю. Проявилась и еще одна странная особенность.

Лес стоял с обеих сторон полотна слишком ухоженный. Вычищен подлесок, деревья расположены живописными группами, между ними протекали прозрачные ручейки и встречались поляны, полные ярких цветов.

— Не нравится мне этот лес! — наконец Лосев решил поделиться своими сомнениями с остальными.

— Хороший лес, красивый! — возразила Ксения.

— Вот именно. «Красивый». Он похож на парк. Словно кто-то специально планировал здесь все посадки.

— Ну, ты преувеличиваешь! — не согласился Зуров. — В любом лесу встречаются подобные уголки.

— Только не в приуральской тайге! И потом, мы едем по нему уже второй час. Великоват получается «уголок».

Сурков, кажется, начал разделять озабоченность Лосева. Оживление и беспечность исчезли с лиц остальных его спутников. Именно этого Лосев и добивался, потому что хотел подготовить их к новым неожиданностям, особенно опасным в таком красивом и мирном месте.

Через час уже ни у кого не осталось сомнений. Железнодорожная колея была проложена через искусственно созданный парк. Время от времени в зеленой куще деревьев мелькали мраморные фонтаны с причудливыми статуями, даже отдаленно не похожими на людей. Появились дорожки, над ручьями изгибались каменные мостики.

Но среди всего этого великолепия не было и намека на присутствие обитателей этого райского места.

— Кто-то же за ним ухаживает, за этим парком! — возразил Зуров собственным мыслям. — Даже дорожки подметены!