6

Глеб лежал на широких полатях в гостевой опочивальне княжеского терема. От пола приятно пахло недавно вымытым дубом, а над головой у него летела диковинная птица-феникс, расписанная красными и голубыми красками. Крылья птицы охватывали весь потолок и спускались по бокам оштукатуренных стен. Если долго всматриваться в сложные узоры ее перьев, то можно было увидеть в их призрачном кружеве и светлый березовый лес Подмосковья, и забытые лица давно умерших родных…

За окнами, с парадной стороны украшенными цветными стеклами, а с черного двора затянутыми сушеным бычьим пузырем, слышались шаги часовых, снизу, от внешних стен города, иногда долетала перекличка дозорных.

За дверью в коридоре время от времени тоже слышались шаги стражи и звон оружия.

Кажется, князь сделал все необходимое, чтобы не лишиться общества своего драгоценного гостя.

Владислав оказался намного умнее того уровня, которым, в представлении Глеба, должен был обладать человек, родившийся в тринадцатом веке. Похоже, он загнал себя в ловушку собственной откровенностью.

С другой стороны, не вечно же он будет пользоваться княжеским хлебосольством. Необходимо было как-то определиться, найти собственное место в этом мире. Аркадий Димитриевич во время той странной вербовки в Москве сказал, что он должен будет пройти обучение на базе космодесантников. Если Владислав не ошибся, то база, скорее всего, находится в Анаварском лесу, однако его никто не встретил и он не получал никакого специального предписания. Пока что он был полностью предоставлен сам себе и, честно говоря, не слишком представлял, что ему с этой свободой делать.

В тереме было тепло, спокойно и уютно. Никогда он не любил и не знал уюта, а покой считал уделом стариков и таких, как он, инвалидов… Он тут же оборвал себя. Трудно сразу привыкнуть к столь стремительно изменившейся жизни, к возвращенному здоровью.

«Вот возьму и останусь здесь навсегда», — проворчал Глеб, ни к кому, собственно, не обращаясь. Но чей-то голос, весьма похожий на тот, что он слышал в пещере, неожиданно произнес прямо в его голове:

«Ну, ну — а татары между тем уже переправились через Калку…»

Секунду он лежал нахмурившись. С этим голосом не мешало бы разобраться… Почему он появляется только в минуты расслабленности, предшествующие сну? Может быть, потому что в этот момент его мозг как бы раскрывается, становится беззащитнее и больше подвержен постороннему воздействию?

Хотелось бы ему знать, откуда идет этот голос…

Он нащупал свою невидимую ладанку, и она показалась ему несколько теплее обычного, но полной уверенности в этом не было. В конце концов мысли вновь вернулись к насущным проблемам.

Татары… Трудно поверить, что сказочному миру, окружавшему его в эти минуты, отпущен такой короткий срок, но, похоже, никуда от этого не деться, если бы он мог это изменить…

На долю мгновения шальная мысль родилась в его голове: исправить историческую несправедливость, вооружить дружину князя если не современным, то хотя бы старинным пороховым оружием — наверно, это было бы под силу местной технологии. Кузницы у них неплохие, есть железо, значит, найдутся и селитра, и сера… Вооружить и противопоставить диким степным ордам современный стрелковый батальон…

И, наверно, не последнюю роль в этих шальных мыслях сыграл мелькнувший на галерее девичий силуэт… Если бы Глеб решился на это, он стал бы первым человеком у князя, и княжеская дочь…

— Глеб! — настойчиво произнес все тот же голос. Он не выпустил образок из своей руки и на этот раз определенно почувствовал, что в момент появления голоса дощечка стала теплее. — Главная проблема совсем не в татарах. Не забывай о Манфрейме и о том, что ты решил помочь Брониславе.

— Да кто он такой, этот Манфрейм? — спросил он в пустоту, не надеясь на ответ. Но ответ пришел.

— Манфрейм — магистр очень древнего ордена, объединившего в себе все злые силы. Сегодня он является фактическим, хотя и тайным властителем этого мира. Это именно он управляет нашествием татар. Его эмиссары снабжают их золотом и оружием, указывают наиболее доступные пути проникновения в глубь страны, разобщают дружины русичей, ссорят между собой князей.

— Для чего ему это нужно?

— Во время кровавого хаоса всегда легче грабить, а золото единственная страсть этого могущественного демона.

— Что же я могу с этим сделать?

— Один ты ничего не сделаешь, ты должен найти здесь силу, способную противостоять Манфрейму. Только на космической базе есть оружие, способное пробиться сквозь защиту его Черного замка.

Вдруг Глеб почувствовал, как холодеет от страха. Кто он такой, чтобы брать на себя чудовищную ответственность, откуда ему было знать, чем обернется подобное вмешательство для сотен тысяч людей здесь живущих?

И откуда ему, в конце концов, знать, кто на самом деле управляет этим таинственным голосом?

— Вот и начни со сбора информации. Ее ты тоже найдешь в компьютерах космической базы. Лежа на этих теплых полатях, ты ничего не узнаешь и ничего не сможешь изменить.

Последняя мысль показалась ему бесспорной. Глеб относился к той редкой породе людей, у которых принятое решение вызывает почти мгновенное воплощение в действии.

Он бесшумно поднялся, подошел к окну и осторожно выглянул наружу.

Бронислава не могла заснуть с той самой минуты, как ушли служанки. Внизу во дворе пропели первые петухи, масло в светильнике выгорело, и голубоватый огонек на его фитиле, мигнув пару раз, погас, наполнив горницу едким запахом гари.

Странный дар, переданный ей от матери, никогда еще не проявлялся с такой силой, как в эту ночь. Она предчувствовала беду, она видела ее в образе северного океана, в котором однажды чуть не утонул их струг, слишком далеко забравшийся за пределы родного края. Тогда кормчему удалось спасти их, но теперь спасения не было…

Ледяные волны шли с востока, из далеких степей, в которых никто не жил с тех пор, как дружины Святослава выбили оттуда хазар. Волны смывали целые города и, окрашиваясь кровью русичей, подбирались все ближе к ее родному дому.

Каким-то образом с этой невиданной доселе бедой был связан их вчерашний гость. Она никак не могла понять, в чем состояла его роль. Он бежал впереди несущихся по степи волн, то ли убегая от них, то ли, наоборот, прокладывая путь беде…

Видение тускнело, размывалось, затем вновь обретало четкость. И каждый раз она оказывалась рядом с ним, в бессмысленной, изматывающей попытке убежать от разгневанного океана…

Что же все это значило? Как могла она оказаться рядом с этим чужеземцем, возможно, принадлежавшим к таинственным магам из Анаварских лесов, относящихся к русичам как к низшим существам?

Она встала, подошла к окну. Через кусочки цветных византийских стекол предрассветный лес на берегу Светлояр-озера казался ненастоящим. Мысли Брониславы упорно возвращались к необычному гостю, появившемуся в их доме. За те несколько мгновений на галерее, когда он поймал ее взгляд, она многое успела понять — это тоже было частью необычного материнского дара мгновенное безошибочное ощущение внутренней человеческой сущности.

Говорили, что даром предвидения обладают лишь ведьмы — ее мать не была ведьмой… Хотя толком никто не знал, что собой представляют ведьмы.

Их гость не походил на мужчин ее племени. В нем скопилось много горечи, тоски и какой-то неприкаянной заброшенности, но совершенно не было зла. Безграничное изумление заметила она в его взгляде. Он словно заблудился в чужом лесу и смотрел на нее с восхищением и радостью, как на нежданный огонек на темной дороге… Неосознанно и неодолимо в ней зарождалось желание помочь ему.

Его опочивальня — на другой половине терема, возможно, он сейчас не спит, стоит только позвать Шагару… Шагару даже не обязательно звать. Иногда он угадывает ее желания без всякого зова… Она с гневом оборвала себя. Какие только мысли ни приходят в голову ночной порой, когда сон бежит от глаз и кажется, вообще не наступит рассвет… Но что это?

На галерее послышался звон оружия и крики дозорных. Вспыхнули факелы. Дом, всегда готовый к отражению врага, мгновенно проснулся. Двор наполнился мечущимися вооруженными людьми, и в этой суматохе уже невозможно было определить, что, собственно, произошло.

Решение покинуть гостеприимный княжеский терем и разыскать в Анаварском лесу базу космических десантников оказалось не так-то просто воплотить в жизнь.

Глеб ни на секунду не сомневался, что страже приказано следить за каждым его шагом, и потому проявлял максимальную осторожность.

До нижней галереи, опоясывавшей терем князя с восточной стороны, было метра четыре. Глеб понял, что ему понадобится веревка. Если опуститься от оконного переплета на руках, а затем прыгнуть — шум удара о деревянный настил наверняка привлечет внимание дозорных. Расстояние между патрулями невелико, но все же минуты четыре у него будет. Этого достаточно, чтобы спуститься вниз. Если он найдет веревку.

Нужно было что-то придумать. Скамейки, идущие вдоль стен, накрывали медвежьи шкуры. Одной хватило бы для изготовления прочной стропы, но шкуру нечем разрезать…

Глеб внимательно осмотрел комнату. Если здесь когда-то и висело оружие, украшавшее стены, то к появлению гостя его убрали. В конце концов ему удалось использовать вместо ножа острый край одного из светильников, и через несколько минут он уже висел над стеной дома.

Бревенчатые клади давали неплохую опору для ног, а толстая лента медвежьей шкуры не скользила в руках. Это позволило ему пропустить под собой очередной патруль и при этом остаться незамеченным.

Через несколько минуту он уже стоял на деревянном настиле. Дверь, выходившая на галерею, оказалась незапертой. Наверно, ею только что воспользовался дозорный.

Глеб плохо представлял себе расположение комнат, но решил, что спускаться на нижний этаж лучше всего по внутренним лестницам — так у него было больше шансов выбраться из дома незамеченным.

Тихо и темно было в княжеском доме в этот предрассветный час. Из коридора нижнего этажа едва пробивался отсвет масляных фонарей, и в его неверных бликах по стенам двигались странные тени, живущие собственной жизнью. Вот одна из них, оторвавшись от стены, бросилась Глебу под ноги. Мягкий удар, и тень тут же исчезла. Ему с трудом удалось сохранить равновесие, но в следующую минуту удар повторился с другой стороны.

Раскатистый скрипучий смех, словно надтреснутый колокольчик, прокатился вдоль коридора, и кто-то маленький, ростом чуть больше кошки, шмыгнул в приоткрытую дверь, прошамкав перед тем, как скрыться:

— Удрать надумал, герой? Нехорошо, однако!

Глеб был уверен, что дверь, за которой скрылся человечек в красных штанах, приоткрыта, пока в ярости не рванул ее на себя и не убедился в прочности засова.

Дом между тем проснулся, во дворе послышались крики, звон оружия, по коридору за поворотом топали десятки ног, его хватились раньше, чем он успел выбраться наружу.

Возможно, потому, что за дверью ему почудился знакомый скрипучий смешок, а может, оттого, что с минуты на минуту в коридоре должны были появиться вооруженные люди и нужно было куда-то скрыться, Глеб снова рванул закрытую дверь. На этот раз засов не выдержал. Отлетела щеколда, дверь распахнулась.

Прямо перед ним стояла босая девушка с распущенной косой, окутавшей ее до самых пят светлым облаком волос. Толстая холщовая рубашка, такая же длинная, как ее волосы, полностью скрывала фигуру.

Он мгновенно узнал ее, как только синие глаза, в которых теперь плясали льдинки, обдали его волной холода.

— У нас гости не шастают ночами по дому! Тебя убьют, если застанут в этот час в моей опочивальне! — Словно он знал, что она стоит за этой дверью, словно нарочно вломился в ее комнату.

В ответ он лишь беспомощно пожал плечами, по-прежнему не двигаясь с места. Шум приближался теперь с обеих сторон коридора, и Глебу почему-то стало все равно, что с ним будет через минуту, лишь бы длилось и длилось это немыслимое мгновение, полное странного очарования.

— Да войди же ты наконец, раз уж сломал мою дверь!

И, с неожиданной силой схватив его за руку, она буквально втащила Глеба в комнату.

Щелкнул засов, и только теперь Глеб сообразил, что он вовсе не сломан, кто-то невидимый снова нагло хихикнул в углу, хотя в комнате, кроме них двоих, определенно никого не было и княжна, похоже, ничего не услышала, хотя почему-то не удивилась целому засову.

— Подожди, я оденусь.

Она прошла к алькову, задернула плотную занавеску. И пока шуршала невидимая ткань, словно лилась вода в ручье, он стоял столбом, подпирая дверь, не решаясь даже сдвинуться с места. И одновременно совершенно механически отмечая про себя десятки мелочей, лишний раз напоминавших ему о месте, в котором он очутился.

Серебряный гребень на скамейке, украшенный изумрудами такой величины, каких ему не приходилось видеть даже в кино. Надкушенное яблоко на золотом подносе, одеяло из драгоценного куньего меха, небрежно брошенное на лавку, и горьковатый аромат астр, долетавший из приоткрытого окна вместе с шумом осеннего дождя.

Это были те самые мелочи, которые потом, много лет спустя, вплетутся в картину воспоминаний, оживляя и поддерживая их в памяти. Рука, к которой за минуту до этого она прикоснулась, все еще хранила жар ее руки и память о неожиданной силе… Наверно, девушка умела обращаться не только со спицами для плетения кружев.

Наконец она показалась из-за занавески. Косу Бронислава заплетать не стала, а лишь скрепила волосы серебряным кованым обручем. В ее глазах, днем синих, а сейчас глубоких и темных, как два колодца, отражалось пламя свечей. Голубой сарафан, небрежно перетянутый поясом, был выткан лучшими византийскими мастерами, но Глебу он почему-то напомнил спецовку, в которой молодая девчонка, приехавшая из подмосковной деревни, убирала улицу под его окном.

— Мне показалось, засов на двери был сломан?

Все мужчины одинаковые. Они всегда задают глупые вопросы. Им почему-то очень важно все расставить по своим местам. Однако она тоже хотела ясности, для того и воспользовалась услугами Шагары, а потому, в свою очередь, спросила:

— Ты в самом деле пришел из Анаварского леса?

— Нет. Я объяснял твоему отцу… Кажется, он меня понял. Может быть, и ты поймешь? Я не знаю, кто живет в Анаварском лесу, о котором вы все время говорите. Но где-то здесь должна быть космическая база… База из другого времени. Время относительно, это у нас давно установили, ну вот я и…

— Заблудился? — попыталась она подсказать нужное слово.

— Пожалуй, можно и так сказать. Во всяком случае, я не собирался в ваш город, даже не предполагал, что он существует.

— В твоем мире не слышали о нас?

— Не то чтобы совсем не слышали, про вас даже сложили красивую легенду. Но за тысячу лет мало что сохранилось…

— Тысяча лет? Так далеко?

Почему она не удивилась, почему не спросила: «Так долго?»

В коридоре напротив их двери в который уж раз прозвенели доспехи дружинников, и снова все стихло.

— Они не успокоятся, пока не найдут тебя. Они знают, что ты здесь, в доме. По мосту, мимо заставы, даже мышь не пробежит незамеченной. Ты хочешь уйти?

— Я хотел бы помочь вам. Я знаю, какое огромное бедствие обрушится на твой город, на весь твой народ… Я хотел бы помочь вам, но пока не знаю, как это. сделать. Возможно, на базе я узнаю больше, тогда я вернусь.

Он говорил искренне. Она вновь остро ощутила его одиночество и растерянность. И еще непонятную силу, исходившую от него.

— Хочешь, я помогу тебе выйти за стены?

— Там стража, не женское это дело. И что будет потом, когда они узнают?

— Они не узнают. У меня есть своя лодка. И я умею отводить взгляд.

— Как это?

— Посмотри на меня.

И она вдруг исчезла, чтобы через секунду появиться у него за спиной.

— Видишь, как просто.

— У нас так не умеют…

Впервые она улыбнулась, и улыбка преобразила ее лицо. На секунду исчезла постоянная глубокая печаль во взгляде, словно изнутри ее глаза отразили звездный свет.

— Ну, у нас тоже это умеют не все, и если отец узнает, мне не поздоровится.

Подземный ход шел от княжеского терема до самой пристани. Дважды они проходили сторожевые посты, и Глеб весь напрягался, готовясь отразить атаку и защитить беззаботно шагающую впереди девушку. Но, как и обещала Бронислава, стражники не заметили их.

Шел долгий северный дождь. Осень, словно большая нахохлившаяся птица, присела на землю Китежа. Но до настоящих холодов было еще далеко.

Они стояли у маленькой лодочки. Пора было прощаться, но у Глеба все не находилось для этого слов. Сказать: «Я вернусь, я хочу тебя видеть снова…»

Какое он имел право на эти слова, хотя они и были правдой? Он не распоряжался собой. Он был чужим в этом мире. По большому счету, он вообще не имел права здесь находиться. И он не знал, удастся ли ему выполнить обещание вернуться сюда, но понимал, что сделает все от него зависящее, чтобы отвести беду от этого города, от этой девушки…

— Я постараюсь вернуться, — проговорил он так тихо, что и сам почти не услышал собственных слов.

В предрассветной тишине озеро мерно дышало у их ног как живое существо. Невидимое, оно угадывалось в пространстве по редким всплескам волн и запаху прелой древесной листвы, принесенному ветром с далекого берега западной стороны.

— Тебе пора, — сказала она просто и вдруг сама поцеловала его в сухие растрескавшиеся губы, словно были сказаны все сокровенные слова, словно она знала о них еще до того, как они успевали оформиться в нем в осязаемые образы. Да, собственно, так оно и было.

Лодка долго плыла в холодном пространстве озера, и все это время он видел девичий силуэт у темной крепостной стены, разрезавшей светлеющий горизонт на востоке. Точно таким, каким видел его в своей московской квартире на деревянной дощечке последней страницы Влесовой книги.

7

Полковник Лев Коноплянников, невысокий лысоватый мужчина лет сорока, выглядел усталым и раздраженным. Он руководил учебной базой космических десантников на Земле-2 четвертый год. И все это время дела шли все хуже и хуже. Начать с того, что транспорт с новыми образцами вооружений так и не прибыл. Да и новобранцы появлялись все реже. В конце концов, центр вообще может закрыть базу. Земля-2 располагалась в стороне от звездных трасс.

Командование не ликвидировало базу до сих пор лишь потому, что не желало окончательно утратить контроль над этим участком космоса.

В его возрасте перспектива уйти в отставку означала конец карьере и жалкое прозябание на нищенскую военную пенсию в каком-нибудь из окраинных миров.

Коноплянников раздраженно отбросил папку с очередным отчетом, отослал адъютант-андроида и повернулся к ненавистному компьютерному селектору, на котором зажглась кнопка очередного вызова.

— Ну, что там еще?

— Яровцев час назад покинул Китеж.

— Это новобранец с Земли-1?

— Так точно, сэр.

Коноплянникова доводили до бешенства бесконечные «сэр», вставляемые машиной после каждой фразы, но он ничего не мог с этим поделать — изменить программу компьютера, составленную каким-то свихнувшимся англичанином, было не в его компетенции.

— Хорошо. Введите в защитное поле данные Яровцева. Пусть его примет сержант Викс. В шестнадцать тридцать — ко мне.

— Слушаюсь, сэр!

— Когда-нибудь я найду того, кто сделал эту программу! — проворчал полковник, отключаясь.

Город постепенно отдалялся, и вскоре предутренняя полоса тумана скрыла от Глеба маленькое светлое пятнышко на берегу. Только губы все еще хранили вкус ее поцелуя…

Он греб как во сне. Китеж, возвышавшийся над озерной полосой тумана, казался парящим в воздухе. Все стало нереально, зыбко, как часто бывает перед новым поворотом дороги, когда очередной пласт нашей жизни, отделившись, как сухая чешуя, уносится прочь порывом встречного ветра.

Наконец лодка уткнулась в прибрежный плес Светлояр-озера. Рассвет уже наступил. Погони за ним не было, и Глеб постепенно смирился с тем, что вновь остался один; в конце концов, к этому ему не привыкать.

В Китеже он все время чувствовал себя чужим и сейчас испытывал даже некоторое облегчение. Все было бы совсем просто, если бы не Бронислава.

Влево, почти до самого перешейка, ведущего к Китежу, тянулась священная дубрава, примыкавшая к Анаварскому лесному массиву. В эти ранние часы лес уже наполнился щебетом птиц и возней каких-то мелких животных.

Ничего похожего на учебную базу Глеб по-прежнему не видел, хотя до крестика на его карте, составленной по описаниям Владислава, оставалось всего метров пятьсот.

Лес почти сразу же сомкнулся за спиной, как только Глеб отошел от берега. Возделанные поля, отдельные хутора и дороги, соединявшие их, остались с противоположной стороны озера. Русичи старались избегать священной рощи, с тех пор как появились маги, хотя раньше здесь находилось урочище Дажбога.

Солнце наконец поднялось над вершинами деревьев, и его лучи, пробившись сквозь листву, заставили ее вспыхнуть сотнями хрустальных огоньков, наполнив каждую капельку утренней росы внутренним жидким огнем.

Дерево, которое привлекло внимание Глеба, одиноко стояло посреди солнечной поляны, усеянной цветами, поросшей некошеными травами, способными укрыть человека и напоить его своим дурманящим ароматом.