9

Тысячи вопросов оставались без ответа, и Глеб понимал, что ответы ему придется искать самому, возможно, всю оставшуюся жизнь.

Из-за спины Страбора, сквозь медленно сужавшийся проем пандуса, Глеб видел огромную неуклюжую голову Нелады с ее печальными, уставившимися в его сторону глазами. Даже сейчас, про себя, он не решался произнести ее настоящее имя.

Вспомнился их последний ночной разговор. Безмолвный разговор, которому не мешали слова, произносимые вслух.

— Тебе придется уехать с этим чужим человеком, он обещает помочь тебе.

— Помочь мне? Разве мне можно помочь?

На секунду ему показалось, что в ее огромных глазах мелькнула искра неожиданного интереса, что где-то в глубине своего искалеченного сознания она понимает все и все помнит.

— Однажды его друзья помогли мне. У меня был поврежден позвоночник, не действовали обе ноги, осколочное ранение в Афгане.

— Что такое Афган? — спросила она, словно поняла все остальное.

— Это место… Место, в котором люди убивали друг друга. Хирурги из мира Страбора способны творить настоящие чудеса. Ты хочешь, чтобы они тебе помогли?

Она долго молчала, и, когда он уже начал думать, что так и не получит ответа на свой вопрос, в его сознании вновь возник ее бесцветный и четкий голос:

— Мне очень страшно, Глеб, только рядом с тобой мне кажется, что мир перестает падать. Но ведь ты хочешь, чтобы я согласилась, я чувствую твое желание…

— Я хочу, чтобы ты снова…

Он не договорил, не рискуя переступить ту роковую черту, за которую оба старались не заглядывать.

Поняла ли она все, что он ей сказал? Наверняка она понимала гораздо больше того, в чем решалась признаться самой себе…

Человеческий разум, помещенный в такое тело, не может не исказиться, а специальная психогенная обработка должна была превратить ее в послушное орудие своего хозяина, но этого не случилось, не могло случиться. Существовало нечто, не укладывающееся в арифметические формулы современной психологии, рассчитанные манфреймовскими подручными.

Страбор обещал очистить ее разум от всех посторонних наслоений, но даже лучшие хирурга Аромета не смогут вернуть ее прежнего облика.

— Мы не будем и пытаться — все равно получилась бы лишь жалкая подделка, к тому же ей пришлось перенести за свою короткую жизнь так много, что она сама не хочет возврата в свое прежнее тело. На Землю вернется совершенно другая женщина — вы оба должны понимать это, и только от нее будет зависеть, захочет ли она увидеть тебя снова…

Теперь, глядя на закрывающуюся шлюпку Страбора, Глеб чувствовал печаль и то самое облегчение, которое заставило Неладу сразу же согласиться на это путешествие в неизвестность.

Огромный груз ответственности свалился с его плеч. Он снова сам хозяин своей судьбы. Рядом с ним стояли два верных друга, важнейший перекресток остался позади, и сейчас лишь одно имя как рефрен звучало у него в голове: «Манфрейм». Он должен заплатить за все свои черные дела, за страдания и кровь, за искалеченные судьбы, поруганную любовь. «Я скоро приду, Манфрейм, теперь уже совсем скоро», — шептали его губы, а пандус все поднимался, превращаясь в узкую щель. Наконец, исчезла даже эта щель.

Фыркнули двигатели шлюпки, и она мгновенно растворилась в пространстве. Лишь ураганный ветер, пригнувший ближайшие вершины деревьев, напоминал о том, какие силы бушевали над этой поляной, но и он вскоре стих.

— Ты уверен, что корабль арометян существует на самом деле?

— Уверен.

— Но отчего тогда его не засекли радары базы?

— Цивилизация Аромета насчитывает миллионы лет. Они обладают технологиями, которые и не снились мудрецам с базы.

— Почему ты ему поверил?

— Потому что его зовут Страбор.

— Не понимаю.

— Я тоже понял не сразу, но, похоже, цивилизация Асилов стояла у истоков нашей. И хотя мы сознательно оттолкнули их от себя, привязанность к своему детищу осталась. К тому же сегодня они нуждаются в нас — их влияние на нашу эпоху с момента принятия христианства весьма ограничено. Манфрейм стал нашим общим врагом — вот почему я ему поверил.

— А он выполнил свое обещание, рассказал, как проникнуть в замок Манфрейма?

— Конечно. Я думаю, он ради этого и прилетал. Все остальное, даже Книга, было для него второстепенно.

— Может быть, просветишь? — Крушинскому не удалось скрыть обиду за легкой насмешкой.

— Тут нет никакого секрета. Чем больше людей об этом узнают, тем лучше. Если не удастся нам, попробует кто-нибудь еще. Мы пытались проникнуть в замок не с того конца, вот и потерпели неудачу.

— Ты хочешь сказать, не с той стороны?

— Да нет, пожалуй, именно с конца. Мы пытались найти подземный ход, ведущий к замку снизу, но снизу он совершенно неприступен. И все же каждая крепость имеет свое слабое место. Первоначальную самую мощную защиту над этим замком построили задолго до Манфрейма, ее поле питается от магнитного поля Земли.

— Но в таком случае у нее неограниченный источник энергии и она практически непреодолима.

— Я тоже так подумал, но весь фокус в том, что силовые линии этого поля сходятся в узкий пучок, сконцентрированный над шпилем центральной башни замка. По форме они напоминают неплотно завязанный мешок…

— Ты хочешь сказать, что в защитном поле есть отверстие?

— Похоже на то, во всяком случае, Страбор в этом не сомневается. А так как эта узкая горловина расположена довольно высоко над замком, человек, не знающий о ней, никогда не попадет внутрь.

Мы пытались атаковать замок снизу, теперь нужно попробовать с другого конца.

— Но для этого нам понадобится соответствующее транспортное средство.

— Точно. Боевая десантная ракета подойдет лучше всего.

Вечером, никому не сказав ни слова, Глеб тихо встал, скатал свой спальник и ушел в сторону болот.

С самого начала этого похода, с момента, когда он узнал, где должна состояться встреча со Страбором, он ждал подходящего случая, чтобы проверить свое предположение.

В последний миг погибающий электронный мозг Меконга передал ему ослепительно яркую картину местности, последнее, что он видел, и она навсегда запечатлелась в памяти Глеба.

Много позже, перевернув ворох географических карт, доставленных Крушинским из библиотеки базы, он нашел это место — оно называлось Оленьей топью…

Луна светила как бешеная, но Глеб тем не менее то и дело проваливался в грязь. Не помогал ни его опыт, ни предварительное изучение подробных карт Оленьей топи. Болота коварны, они живут своей скрытой и малопонятной людям жизнью. Они растут, меняют свои очертания, образуют новые топи и затягивают старые провалы.

Глеб пошел в этот маршрут один, потому что не хотел объясняться с Крушинским. Пришлось бы рассказать все, а он немного стыдился того, что за все это время так и не удосужился выяснить судьбу своего механического друга.

И теперь, словно наказывая себя за душевную черствость, он пошел в болота один, твердо решив хотя бы удостовериться в том, что переданная Меконгом картина поляны с двумя сломанными березами действительно существует и действительно находится в Оленьей топи.

Он шел уже около часа и продвинулся за это время не больше чем на километр к отмеченному крестиком на его планшетке месту.

Почва становилась все ненадежней, а тут еще он попал в район прошлогоднего пожара. Обуглившиеся черные деревья в лунном свете производили тягостное впечатление.

Пожарище успело зарасти свежими кустами и травой, запах гари выветрился, и он не стал его обходить, о чем и пожалел теперь, поскольку вокруг исчезла ненадежная опора древесных веток, за которые он то и дело цеплялся, по колено проваливаясь в топь.

Он успел уже раскаяться в том, что затеял этот нелепый поход в одиночку сквозь незнакомое ночное болото, но отступать не хотелось.

Звук он услышал в конце второго часа. Звук, похожий на легкое чавканье или жеванье. «Чвак-чвак», — раздавалось у него за спиной. Когда он останавливался, стараясь прислушаться, звук сразу же пропадал. Это выглядело подозрительным — похоже, кто-то за ним следил.

Глеб достал лазер, проверил заряд.

Тот, кто крался вслед за ним, обладал удивительным терпением. Однажды Глеб простоял совершенно неподвижно целых пятнадцать минут, и звук не раздался ни разу.

Наконец попалось удобное для засады место. Глеб нырнул в густую заросль кустов и, распластавшись на мокрой земле, стал поджидать своего преследователя.

Неизвестно, сколько прошло времени, даже руку с часами не хотелось передвигать, чтобы ненароком не сломать напряженной тишины ночного болота.

В конце концов его терпение было вознаграждено. Шарообразная лохматая фигура, почти неразличимая в свете луны, осторожно выглянула из прогалины в кустах на краю поляны.

Медведь? — подумалось Глебу. Нет, слишком большие уши…

Что же это такое? После встречи с огромной лягушкой ничто уже не могло удивить его в этом болоте.

Наконец существо поравнялось с кустом, где спрятался Глеб.

— Стой на месте и не двигайся! — громко и отчетливо произнес он, нарочно щелкая переключателем мощности своего лазера, хотя в этом не было ни малейшей необходимости.

— Двинешься — размажу по кустам! — пообещал Глеб.

— Да стою, чего уж там… — промямлил какой-то гундосый, с придыханием голос.

— Подойди ближе и встань так, чтобы луна светила на твою поганую рожу!

Существо повиновалось, и рожа оказалась гораздо хуже, чем Глеб мог себе вообразить. Слюнявые толстые губы, вывернутые и свисавшие до самого подбородка, глаза, полностью утонувшие в густых бровях, и рыжая бородища по пояс дополняли картину.

— Ты кто? — спросил Глеб, опуская лазер и приподнимаясь с земли.

— Да леший я — кто же еще в такую пору может шастать по болоту. Ты-то чего тут забыл?

— Э нет, так не пойдет, это я тебя поймал, и я первый буду задавать вопросы.

— Подумаешь, поймал! Вот заморочу сейчас голову, так и маму родную не найдешь в этом болоте.

— Маму, может, и не найду, а тебя вот нашел. Ты зачем за мной шел?

— Родственник попросил проследить, вот и приходится нарываться на неприятности…

— За мной просил следить?

— Да нет! Ты ему ни к чему! За лягушкой этой залетной, чтоб ее неладная залатала!

Глеб почувствовал, как у него от волнения перехватило дыхание.

— Кто таков? Зовут как твоего родственника?

— Шагарой зовут! Нешто знаешь его?

— Жив, значит… Где же его нелегкая носит, сам почему не пришел?

— Не может он. В манфреймовский замок попал, обратного хода оттуда нашему брату нету. Вот и попросил меня присмотреть, значит, за этой лягушкой, а тут ты шастаешь, дай, думаю, подойду, может, узнаю, куда она подевалась…

— Далеко лягушка наша улетела. Обещала вернуться, да не скоро это случится.

— Вот, значит, как…

— Да так уж, сам ее жду.

— А по ночам чего по болоту шастаешь?

— Штуку одну ищу, железную, которая тут не так давно свалилась.

— С неба, штоль, свалилась?

— Может, и с неба, неужто про нее знаешь? — встрепенулся Глеб.

— Как не знать! Когда этот железный дракон тут в листвене гробанулся, шуму-то было! А уж пожарище, почитай, весь месяц потом полыхал.

— В листвене говоришь? Точно, это в апреле было… Покажешь поляну с двумя березами переломленными?

— А чего не показать? Покажу, только сгорели твои березы, сам-то ты мимо них, почитай, прошел…

— А не заморочишь?

— Чего тебя морочить? Ты и так мороченный, мертвой водой моченный, мы с тобой теперча одной крови. От тебя и человечиной-то не пахнет — думаешь, я почему к тебе подошел?

— Ну так пошли…

Вернулся Глеб под утро, когда развеялся ночной туман, и сразу же увидел костер и встревожено всматривавшегося в болото Крушинского.

— Ну и где тебя черти носили?

— Да уж носили… Ракету искал.

— Чего? — не понял Крушинский.

— Нам транспорт нужен для атаки замка, вот мне и захотелось узнать, что стало с моим Меконгом…

— Меконг? Чего его искать? Он же полностью разрушен, его даже с реестра базы списали.

— Это один из тех эпизодов, воспоминание о которых не доставляет удовольствия. Судя по тому, как себя вела ракета в последнем бою, у нее большой запас живучести. Мне удалось обнаружить место, где она упала, но самой ракеты там нет.

— Естественно. Она наверняка утонула в болоте, и извлечь ее оттуда будет достаточно сложно. Но даже если это удастся, повреждения могут оказаться такими большими, что ремонт будет нецелесообразен. Не проще ли увести с базы новую ракету?

— Может, и проще, но тогда у нас возникнут сразу две проблемы. Во-первых, кража такого масштаба не останется незамеченной, и мы раньше времени привлечем внимание к своей операции, во-вторых, Меконг может иметь одного-единственного пилота, и мы попадем в серьезную зависимость от непроверенного человека. Нет, Юрий, это не годится. Поручи своим специалистам провести магнитную съемку района Оленьей пади. Если им удастся обнаружить магнитную аномалию, мы все же попытаемся установить, в каком состоянии находится ракета.

Главную причину своего решения он так и не назвал Крушинскому. Он все время испытывал чувство вины, вспоминая о Меконге, и сейчас, когда представилась наконец реальная возможность найти останки своего механического друга, Глеб твердо решил сделать это.

— А где князь?

— Тебя пошел искать. Ты мог бы и предупредить о своей экскурсии…

— А не заплутает он? — встревожено спросил Глеб, вспомнив о ночной встрече.

— Он эти места с детства знает. — Крушинский снял с костра закопченный покореженный чайник, в котором всегда заваривал душистый клюквенный чай, игнорируя все новомодные походные приспособления для готовки пищи, плеснул ароматной жидкости в кружку и протянул Глебу.

— Не слишком ли это просто?

— Что именно? — не понял Глеб.

— Да твой план проникнуть в манфреймовский замок?

Он ведь веками достраивался теми, кто изгнал отсюда самих Асилов. Манфрейм пришел на готовенькое, но и он немало сделал, чтобы превратить замок в совершенно неприступную крепость. Уверен, он учел и такой вариант, как чей-то неожиданный визит в единственный незащищенный канал. Там должно быть полно сюрпризов для непрошеных гостей.

— Тут я с тобой согласен. Я просил Страбора оставить нам оружие Асилов, но он наотрез отказался, сказал, что и так сделал все, что мог, самим фактом своего появления в нашем мире, нарушив целый ряд их законов. Мы должны выкручиваться сами, и тебе придется глубоко запустить обе руки в арсеналы базы.

— В этом мне помогут. Если понадобится сформировать хороший десантный отряд, то и здесь проблемы нет.

— Проникнуть в замок смогут лишь те, кто будет находиться внутри Меконга, но снаружи… Да, пожалуй, поддержка Ваславу не помешает.

— Ты планируешь одновременный штурм снаружи?

— Конечно, без этого нам не обойтись, тем более что князь недолюбливает железных драконов и Меконг ему явно не придется по вкусу.

Глеб сосредоточенно обдумывал только что пришедшую в голову мысль, потом он встал и несколько раз прошелся по палатке, старательно обходя в беспорядке разбросанные Крушинским вещи, — тот уже начал составлять список того, что может понадобиться им для штурма.

— Князю придется снова собирать дружину.

— Скажи ему об этом сам. Его это не слишком обрадует.

— Ну, я думаю, он сможет использовать часть войска, пришедшего из-под Китежа.

— Кстати, о Китеже. Ходят какие-то невероятные слухи о его исчезновении. Ты что-нибудь знаешь об этом?

— С Китежем все будет в порядке. Страбор помог мне поставить вокруг него невидимую силовую стену, примерно такую, как та, что стоит вокруг базы.

Он не стал вдаваться в длительное объяснение подробностей, не слишком понятных ему самому. Да и какое это имело значение, если они не вернутся? А если вернутся…

— Если удастся наш штурм, многое изменится в этом мире, да и не только в этом…

— Глобальные задачи не для меня, я человек дела, я не люблю слишком долго рассуждать, но, поверив тебе однажды, я пойду с тобой до конца.

Ночь давно рассеялась. Над болотом наступило серое утро, потянул предрассветный ветерок и унес последние клочья тумана.

На дальней поляне появилась фигура изрядно промокшего Васлава. Глеб представил, как он искал его всю ночь, и вместе с угрызениями совести от того, что ушел тайком, никого не предупредив, он почувствовал то самое тепло, какое только и можно почувствовать, имея таких друзей.

Наверно, именно в эту самую минуту он окончательно поверил в то, что даже их безумное предприятие с атакой манфреймовского замка имеет шанс закончиться удачей.

Даже бессмертные рано или поздно находят свой конец, а проигрывать битвы приходилось и самим богам.

10

Второй день отряд из восьми человек трудился в болотах Оленьей пади это были все люди, отсутствие которых на базе можно было объяснить подходящими причинами.

Зато у них появился небольшой, но мощный землеройный снаряд. Под предлогом ремонта ночью его перегнали из ангара базы к котловану.

И все равно рабочих рук не хватало. Работа осложнялась жидкой грязью, уничтожавшей почти сразу все результаты их труда. Лишь после того, как подошла из-под исчезнувшего Китежа часть дружины Васлава, охранявшая продовольственный обоз за пределами городских стен, стало немного легче.

Глеб с интересом выслушивал потрясающие новости, стараясь в меру своих артистических способностей изображать удивление. Татары, не обнаружив утром городских стен, тем не менее с диким воем понеслись по привычному маршруту в атаку и вскоре оказались с противоположной стороны города в лагере другой орды. Только тогда паника охватила их ряды. Ушли они на следующий день.

Вечером каждый желающий мог увидеть в неподвижной глади озера отражение златоглавых китежских соборов. Наверно, именно это отражение невидимого града окончательно доконало татарских всадников. К обеду их кавалерийские лавы одна за другой стали покидать места стоянок, разнося по всей Руси весть о неслыханном чуде.

Дружинникам Васлава, потрясенным только что пережитым, пришлось сразу же после прибытия столкнуться с огромным металлическим драконом, глотающим в котловане жидкую грязь.

Не выдержав этого зрелища, воины, не устрашившиеся десятикратно превосходящей их татарской конницы, в панике разбежались, как только над поляной появилась металлическая рука землечерпалки. Глебу пришлось собирать их по всему болоту и организовывать специальную лекцию с осмотром робота.

В конце концов, наиболее храбрые из воинов согласились даже осмотреть кабину, после чего дело пошло на лад. Через несколько дней русичи привыкли к этому механическому помощнику и работы пошли значительно быстрее.

Возничие рубили гати и волоком свозили их к заметно углубившемуся котловану. С помощью двойного крепления стен им наконец удалось остановить плывун.

На пятый день работ на дне показался металлический купол ракеты…

Глеб очень спешил. Он прекрасно понимал, что работы такого масштаба не могут долго оставаться незамеченными. Не Манфрейм, так руководство базы, имевшее в своем распоряжении все необходимые технические средства, рано или поздно обнаружат этот котлован и как только поймут, что здесь происходит, от них не останется мокрого места…

Их могла выручить лишь скорость да еще удача… Самым неприятным для Глеба оставалось ощущение полной беззащитности. Все меры предосторожности, которые они принимали, ничего не значили для современных боевых машин, каждую секунду на них с неба могли обрушиться тонны взрывчатки.

Оставалась надежда лишь на помощь организации ветеранов Крушинского, уже дважды перехватившей опасную информацию о подозрительной активности русичей, да еще, пожалуй, на маскировку — особенно с воздуха.

Нельзя было оставлять не укрытым ни одного предмета, ни одного человека. Котлован затянули специальной маскировочной сетью, способной отражать и рассеивать даже волны радаров.

Странное чувство овладело им, когда Глеб вновь очутился в рубке своего Меконга. Здесь все давно умерло.

Поскольку компьютерный анализатор, как и все остальное, не функционировал, Глеб не смог получить данных о размерах повреждений, а беглый осмотр ничего не дал.

Он думал о том, что, вероятнее всего, ремонт придется начинать с самого начала и восстанавливать одну главную линию — энергетическую установку, посадочные двигатели и ручное управление.

— Ну, как там? — набросился на него Крушинский, с нетерпением ожидавший снаружи.

Хмурый Глеб постучал по корпусу, словно проверяя прочность обшивки, и, наконец, ответил:

— Автоматика, похоже, сгорела вся. Основные агрегаты, я думаю, целы. Понадобится чистка, профилактика и перевод почти всех ее механизмов на ручное управление. Это самая сложная задача, времени может не хватить, так что давай начинать работать.

Полковник Коноплянников почувствовал приступ раздражения сразу же, как только включился дисплей его внешнего фона. На экране появилось бледное, вытянутое, с плотно сжатыми губами лицо Мориновского.

Коноплянников терпеть не мог казначея Манфрейма за его непомерную жадность и за то, что этот человек всегда объявлялся в самый неподходящий момент. Полковник с трудом переносил общение с Мориновским еще и потому, что его господин никогда не удостаивал Коноплянникова личной беседы, словно он не командовал здесь космической базой и не являлся полномочным представителем Федерации на этой планете.

— Слушаю вас, — ледяным тоном произнес полковник, сразу же давая понять, что для долгой беседы он временем не располагает.