3

Нет ничего более изматывающего, чем длительное ожидание штурма в осажденном городе. Но именно в такие моменты в людях проявляются те скрытые от постороннего взгляда черты, которые составляют суть каждой личности, а слагаясь вместе, и суть целых наций.

В любом народе в периоды больших потрясений или бедствий на поверхность всплывает различный мусор. Воспользовавшись благоприятными условиями, по ночам на улице Китежа появились шайки мародеров и грабителей, но просуществовали они недолго, княжеской дружине не пришлось даже увеличивать ночную стражу — горожане сами разобрались с этими любителями поживиться за чужой счет.

Общее несчастье сплотило горожан. Почти никто из них не надеялся остаться в живых, и люди перестали ценить вещи, которые создавались тяжким трудом. Город превратился в большую общественную коммуну.

В одном из купеческих теремов, ставших городской собственностью после гибели хозяина, сделали общественный продовольственный склад. Туда жители сносили оставшиеся у них ценности. Каравай хлеба равнялся нескольким дням человеческой жизни. И тем не менее никто не отказывался делиться последними жалкими крохами съестного с ранеными и воинами дружины. Впрочем, теперь весь город превратился в одну большую дружину. Даже женщины и дети несли на стенах ежедневные дежурства.

После первой успешной экспедиции за серой Бронислава создала свой собственный подвижный отряд по доставке продовольствия и почти все время проводила в походах вне города. Припасы, которые ей удавалось доставлять, помогли им продержаться в самые суровые дни. К сожалению, вьючные животные не могли пройти сквозь подземный ход, а на себе много не принесешь, к тому же Бронислава могла провести рядом с собой незаметно лишь небольшую группу людей.

Тем не менее через две недели после начала этих регулярных походов за продовольствием им удалось даже создать небольшой неприкосновенный запас.

К счастью, с водой в городе все обстояло благополучно, его стены с северной стороны шли по самому берегу, и сейчас, в период поздних осенних дождей, воды озера обильно наполняли колодцы и подземные ключи свежей чистой водой.

Ежедневно разведка доносила о подходе новых крупных татарских орд. Со дня на день нужно было ожидать штурма, а от Васлава не поступало никаких известий, даже Крушинский молчал, хотя от базы до города всего несколько километров.

Видимо, не все гладко прошло с его возвращением после самовольной отлучки. Глеб хорошо знал, каким непреклонным, а порой и жестоким может быть полковник, когда дело касалось неугодных ему людей. Малейший повод использовался для того, чтобы избавиться от них, и самым простым способом был перевод в штурмовую группу.

Постепенно Глеб погружался в трясину второстепенных дел и незначительных событий, все больше заслонявших собой нечто важное. Недаром Книга молчала с тех пор, как он вернулся в Китеж. Что-то он сделал не так, ошибся в чем-то очень важном, и теперь приходилось рассчитывать лишь на собственные силы. С каждым днем он ощущал, как нарастает сопротивление в причинно-следственном потоке событий.

Совершенно неожиданно возникла проблема с батарейной прислугой. Никто из русичей не желал иметь дело с огненными демонами. Эти мужественные, закаленные в боях воины становились испуганными детьми, как только слышали о чародействе или волховстве. Кто-то упорно распространял по городу слухи о дьявольских машинах и неизбежной божественной каре. Глеб подозревал в этом церковников, не простивших ему насильственного изъятия колоколов, но доказать ничего не мог.

В конце концов он решил продемонстрировать мортиры в действии, у него просто не оставалось другого выхода. Если сейчас ему не удастся приобрести сторонников и помощников из числа княжеских воинов, к началу решающих боев некому будет стрелять.

После долгих размышлений Глеб пришел к выводу, что подобная демонстрация перед близким штурмом может оказаться даже полезной, показав татарам, с какой страшной силой им придется иметь дело. Если его план удастся, звука выстрелов будет достаточно, чтобы посеять среди атакующих панику.

Одну из мортир по его приказу подняли на стену и установили на виду у татарского войска. Осаждающие не обратили на нее никакого внимания, видимо, приняв это металлическое сооружение за обычный котел для смолы.

В день решающего испытания Глеб потребовал от князя послать на стены все резервное войско. Он не пытался объяснить дружинникам сути происходящего, лишь сказал, что перед ними машина для бросания греческого огня. Похоже, ему никто не поверил. Вся дружина русичей, укрывшись за широкими зубцами стен от татарских стрел, ожидала вызова демона.

Глебу пришлось самому выполнять роль заряжающего, наводчика и даже подносчика зарядов. Никто не желал приближаться к дьявольской машине.

Наконец все было готово. Для первого выстрела Глеб выбрал цель, по которой невозможно промахнуться, — атакующую кавалерийскую лаву. Каждый день с утра до вечера татарская конница демонстрировала один и тот же прием: с дикими воплями сотни две всадников во весь опор неслись к городским стенам. Когда до них оставалось несколько метров, татары выпускали тучу стрел и поворачивали обратно.

С виду малоэффективная, эта тактика, используемая в течение длительного времени, приводила к положительному результату, психологически изматывая противника. Кроме того, стреляя залпами из луков с близкого расстояния, татары, пусть ненамного, но зато почти каждый раз уменьшали число защитников города.

Попадая под ответный обстрел лучников, укрытых за каменными стенами, они несли ощутимые потери, но, имея огромное численное превосходство, совершенно с ними не считались. Теперь кое-что должно было измениться.

Глеб решил использовать мортиру в качестве обычного орудия для стрельбы прямой наводкой. С расстояния в несколько десятков метров это должно было получиться вполне эффективно.

Как только вдалеке показалась очередная волна атакующих всадников, Глеб запалил пеньковый, заранее пропитанный селитрой фитиль и неожиданно почувствовал, как холодные мурашки забегали по спине.

Когда отливали ствол мортиры, его толщину определил набросок, сделанный без серьезных расчетов. Глеб руководствовался лишь здравым смыслом и тем немногим, что помнил о музейных бронзовых пушках Земли. Он не знал точных характеристик сплава, добытого из церковных колоколов, он не знал, есть ли в этом конкретном стволе, в метре от которого он стоял, скрытые раковины и другие дефекты.

У него не было никакой возможности провести предварительные испытания.

На секунду мелькнула мысль, что первый выстрел следовало произвести, пользуясь дистанционным фитилем. Он тут же отбросил ее — он должен был показать княжеским дружинникам, что демона вполне можно приручить и направить против врага. Он не мог проявить сейчас даже ничтожной толики страха, он не имел права даже на разумную осторожность. И, стиснув зубы, с тлеющим фитилем в руке Глеб ждал приближения татарской конницы, как ждали ее до него сотни русских воинов, не вернувшихся с городских стен.

Когда пришло нужное время, он почувствовал на секунду странную общность со всеми павшими под татарскими стрелами, изрубленными на куски, пронзенными пиками — со всеми теми, кто навсегда остался на берегу Калки. Он увидел лица зверски замученных женщин, детей, которых, как поленья, бросали в огонь татарские всадники. Эти видения пронеслись в его памяти в какую-то долю секунды перед тем, как он поднес к горстке пороха, насыпанной поверх запального отверстия, дымящийся фитиль.

И сразу же мир вокруг него потонул в огненном грохоте. Лишь через несколько секунд, после того как ветер отнес в сторону едкие облака дыма, он понял, что все-таки остался жив.

Мортиру швырнуло назад намного дальше того, на что он рассчитывал. Ее лафет ударился о зубец стены и раскололся, но это не имело ни малейшего значения, потому что ствол выдержал давление газов и заряд картечи попал точно в середину беспорядочно несущейся к стенам города татарской орды.

Для первого выстрела он не пожалел с таким трудом нарубленной из жалких остатков драгоценного металла картечи. И результат превзошел все его ожидания.

Картечь прорубила в рядах всадников широкую просеку. Но сам по себе удачный выстрел ничего не значил по сравнению с тем воем ужаса, который вырвался из тысячи татарских глоток.

Через несколько минут перед северной стеной Китежа не осталось ни одного татарского всадника. Глеб знал, что скоро они опомнятся и вернутся, но ему не хотелось омрачать восторг и радость русичей, решивших, что над безжалостным врагом наконец одержана победа.

В одном он убедился почти сразу же — недостатка в орудийной прислуге у него больше не будет. В одну секунду пушка из дьявольского орудия превратилась в надежного помощника, способного остановить ненавистного врага.

В тот день лишь поздно ночью, закончив подбор и обучение батарейных расчетов, ему удалось вернуться в княжеский терем. Добравшись наконец до своей постели, он заснул глубоким, все поглощающим сном, но ближе к рассвету его сон перешел в пограничную область, в те загадочные темные страны, где между случайными видениями, навеянными прошедшим днем, тренированный мозг может разглядеть легкие, едва намеченные контуры будущего…

Ему снилась крылатая звезда, летящая из неведомых глубин космоса. Она приближалась, увеличивалась в размерах и превращалась в корабль. В обычный земной парусник, который он встречал на морском берегу. Единственный человек управлял этим кораблем, и его лица Глеб никак не мог разглядеть.

Потом Глеб попал в огромный зал, заполненный картинами. Картины оживали, красавицы и чудовища сходили с полотен и постепенно заполняли помещение. Он должен был отыскать среди них ту, которую любил.

Он искал долго, искал и не находил. Ему казалось, нужно лишь сделать усилие, сосредоточиться, и он узнает ее в одном из чудовищ, чьи морды превращались у пего на глазах в карнавальные маски. Но видения ускользали, не желая подчиниться его воле.

— Глеб! Глеб, проснись! — кто-то настойчиво звал его. Наконец Глеб вскочил на постели весь в холодном поту. Масло в светильнике почти выгорело.

Он трещал и наполнял светлицу душным смрадом, но проснулся Глеб не от этого и теперь мучительно старался вспомнить, что же его разбудило? Голос. Голос, произносивший его имя. Он был чужим, незнакомым.

Глеб не сомневался, что на этот раз Книга тут ни при чем. Она была совершенно холодной под его рукой, а в те моменты, когда Книга пыталась говорить с ним, от нее исходило живое тепло…

Что-то было не так… Тишина в покоях терема казалась слишком плотной, почти нарочитой, даже сверчки не трещали, а он, слава Богу, не лишился еще своего обостренного чувства опасности. Что-то было не так в княжеском тереме и во всем притаившемся в ночи городе…

Он бесшумно поднялся и невидимой тенью скользнул к стене, туда где висело оружие. Лишь нащупав рукоятку своего меча и чуть тепловатый приклад бластера, Глеб почувствовал себя уверенней. Теперь нужно было выяснить, что заставило его подняться с постели. Скорее всего, это все-таки был звук… И тут он услышал снова удаляющееся стрекотание металлической стрекозы, звук двигателя десантного вертолета — вот что прервало его сон!

Глеб, прижавшись к стене, осторожно двинулся к окну, стараясь не попасть в зону обзора приборов ночного видения — теперь он не сомневался, что ночные гости вооружены современным оружием, а его бластер почти разряжен.

Глеб осторожно выглянул во двор. Легкие силуэты в маскировочных накидках из синтерелла, почти не заметные в свете ущербной луны, подтвердили его худшие опасения. Глеб насчитал пятерых, и еще один был на башне, там, где обычно находился княжеский часовой… У этого наверняка что-нибудь помощнее простого лазера, а двор перед ним как на ладони…

Судя по тому, что тишину до сих пор не нарушил ни единый звук, если не считать вертолетного двигателя, работали профессионалы высокого класса.

База космодесантников, как он и предполагал, не оставила его своим вниманием. И теперь ему предстояло решить, где лучше принимать бой.

Внутри помещения он очень скоро окажется в ловушке, стены не смогут его защитить от волновых сканеров. Незаметно пробраться во двор?.. Нет, это не годится. За двором они внимательно следят и не позволят ему сделать ни единого шага.

Оставался подвал. Подвал с его многочисленными помещениями, кладовыми и переходами располагался на большой площади и представлял собой настоящий лабиринт. Если он туда доберется до того, как десантники откроют огонь, шансы хоть немного уравняются. Хотя Глеб прекрасно понимал, что в одиночку он и там продержится не больше часа, а найдут его с помощью приборов биологического поиска в считанные минуты.

Тем не менее в его положении каждая выигранная минута имела решающее значение. До рассвета оставалось не больше часа, и вряд ли они захотят привлекать к своей операции внимание всего города. Группа должна вернуться на базу до рассвета. Зная устав космодесантников, он в этом почти не сомневался.

Узкий коридор за дверью он изучил заранее, как и все остальные помещения княжеского терема, и теперь безошибочно и бесшумно продвигался к намеченной цели в полной темноте.

Приборы ночного видения сквозь стены не действуют, — на экране биологического поиска при таком расстоянии будет лишь размытое пятно, означавшее, что объект находится в зоне локатора. Более точного направления они не получат, и у него был вполне реальный шанс добраться до подвала незамеченным.

Глеб еще раз поблагодарил удачу, или что там его так вовремя разбудило. Может быть, Шагара?

Сейчас ему очень не хватало поддержки, хотя бы моральной, он был совершенно один.

Лестница, ведущая в нижний этаж, благополучно кончилась. Половицы не скрипнули, и снаружи по-прежнему не доносилось ни звука.

Не слишком-то они спешат… Возможно, уверены, что жертве некуда деться. Все наружные двери давно находятся у них под контролем, а биолокатор сообщает, что объект находится внутри помещения.

Первый выстрел сканера настиг его, когда он закрывал за собой дубовую дверь подвала. Сканер стреляет почти беззвучно, только характерный свист выдает тренированному слуху его выстрел да еще вибрация двери под его рукой.

Однако этот вид излучения не способен проходить сквозь материальные преграды, и толщины двери оказалось вполне достаточно, чтобы полностью нейтрализовать выстрел.

Сканер, установленный на половину мощности, не способен убить человека. Его волновое излучение лишь парализует жертву, но Глебу от этого было нисколько не легче. Слишком хорошо он понимал, что его ждет, если он попадет в лапы наемников Манфрейма, — сначала допрос под изощренной пыткой, затем… Затем они найдут способ заставить его добровольно расстаться с Книгой, а уж тогда…

Нет, сейчас убивать его им нет никакого резона, ведь после этого Книга будет для них практически недоступна.

Но сканер не может пробить каменные стены подвала, им придется применить что-нибудь помощнее, чтобы до него добраться, — и грохот взрыва у входной двери подтвердил его худшие опасения.

Все-таки дверь задержала их на несколько секунд. Пока они с ней возились, он миновал поварскую и, дважды свернув по извилистому коридору, оказался в огромной кладовой, заваленной глыбами подтаявшего за лето льда.

Продовольствия здесь больше не было, все дочиста вымела татарская осада. Это позволяло ему продвигаться достаточно быстро. Глеб побежал, легко ступая на носки и минуя одно за другим многочисленные помещения кладовки.

Приобретенная в походе по подземельям Манфрейма способность видеть в темноте обострялась во время опасности, и сейчас, сосредоточившись, он мог легко представить себе весь путь впереди, со всеми поворотами и дверьми даже каменные стены не были помехой для этого необычного зрения.

Предметы представлялись ему бесцветными, но четкими и объемными. Новое зрение позволяло ориентироваться в полной темноте гораздо лучше, чем его противникам, использовавшим приборы ночного видения.

Уверенные в своем преимуществе, они, очевидно, рассчитывали загнать его, как слепое животное, в какой-нибудь тупик и не зажигали света. Это с каждой выигранной минутой увеличивало шансы добраться до заветной коптильни, в печи которой он совсем недавно варил порох. Там оставалось в укромном месте целых два бочонка, он не знал еще, что будет делать с ними, если все-таки доберется до места, но постепенно у него в голове складывался определенный план.

Теперь все зависело от удачи и от быстроты его передвижения в темном подвале. Однако на одном из поворотов кто-то из десантников сумел-таки выйти ему наперерез.

Вынырнув из бокового коридора, пересекавшегося с тем, по которому бежал Глеб, десантник оказался сзади, и Глеб заметил его слишком поздно, когда сильные тренированные руки уже сомкнулись у него на шее в стальном захвате, прерывая дыхание.

Противник был намного тяжелее Глеба, и это давало ему дополнительное преимущество в короткой яростной схватке.

Резко нагнувшись вперед и одновременно падая на колени, Глеб сумел высвободить левую руку и вслепую послать в темноту за собой широкую полосу своего меча. Как всегда, он даже не почувствовал момента, когда меч вошел в живое тело, рассекая его легко, как бумагу. Короткий вскрик за спиной известил о том, что удар достиг цели. Руки на шее Глеба тотчас разжались, и он смог протолкнуть в свои измученные легкие порцию желанного воздуха.